Пахнуло Англией - и морем...
М. Цветаева

Пахнуло Англией - и морем -
и флаги вздыбились крестами...
И юный капитан пред строем -
красив и статен, как пристало.
Его судьбы холсты косые
опять целует ветер странствий,
и вновь закатов парусина
влечёт в края непостоянства.

Мой капитан уйдёт с рассветом,
схлестнувшись с бурей в рукопашной -
на золотые эполеты
прольётся свет звезды упавшей.
Но белой костью благородства
не лечь ему и не сломаться,
пока в глаза штормам смеётся
от Гибралтара до Ла-Манша.
Мой капитан навеки верен
ветрам, острей холодной стали...

Он где-нибудь сойдёт на берег
последним, как тому пристало.
И там, за рваным горизонтом,
хмельной просоленным туманом
его фрегат шершавым бортом
прильнёт к земле обетованной,
в седые небеса молчанья
мачт погружая основанья...

... Мы повстречаемся случайно
на нулевом меридиане.
Он подойдёт походкой шаткой
волной крещёного героя...
И снова
дерзко,
нежно,
сладко
повеет Англией - и морем...

26.05.14.

Изображение: Роб Гонсалвес. Корабли и облака.
____________________________

Для конкурса: Седьмая пятница - 62: по следам "Посиделок с классиками" (ПКП)
http://litset.ru/publ/15-1-0-10644

Время собирать слова.
Время строить предложенья.
По крупицам возводя
Эфемерные строенья.

И разрушить в один миг
Неуклюжие ваянья.
Чтобы навсегда уйти.
Без прощенья.
Без прощанья.

Качая Землю как младенца,
Подуют с севера ветра
И ты мне скажешь,что пора
Покинуть нежилое сердце.

Ты будешь прав,покуда мгла
Несется вихрем над планетой
В миражно-призрачное лето,
В спокойно спящие дома.

И одиночества венец
Бесстрастно примеряя снова,
Я соглашусь - не будет крова
Во мгле разрушенных сердец.

Из опавшей листвы разгорится заря.
Возродятся из пепла идущие следом.
Пусть их встретит рассвет у ворот декабря.
Пусть им станет отрадой горящее небо.

Как безжалостно жгуч переплавленный лёд!
Из осколков его соберут саркофаги.
С догоревших свечей начинается год,
Из казненных деревьев родится бумага,

Та, которой так долго терпеть и гореть
В крематории имени проб и ошибок.
Пусть им станет наградой остывшая твердь
В патологиях рытвин, руин, перегибов.

Нарисуй ты мне зиму на этом
Грязно-сером размытом холсте,
Чтоб зажглось незапятнанным светом
Ярко-снежное зарево дней.

В легком вальсе кружились снежинки,
Танцевала бы с ветром метель,
Чтоб осколками зеркала льдинки
Отразили зимы канитель.

Чтоб растаяла серость незримо,
Чтоб исчезли усталость и старь,
Нарисуй ты мне белую зиму.
Нарисуй же мне зиму, январь!

1989

Я устал от бессонниц и снов...
И.Анненский

Убежав от бессонниц и снов,
от постылых звонков телефонных,
променяв на признанье любовь,
мы укроемся в маленьком доме.

Будут литься вино и мечты,
и гитары тревожные трели.
Пусть сегодня герой мой не ты,
да и я не твоя королева.

И пытаясь уйти от себя,
прорываясь из прошлого плена,
я почти обожаю тебя,
да и ты очарован наверно.

И срываясь с холодных высот
в бездну пламенных слов и объятий,
завершится судьбы поворот.
Новым счастьем. И новым проклятьем.

26.05.2003.

Как тесен мир.
Так страшно тесен мир,
что жмут уже вчерашние надежды -
в промозглом межсезоньи, в сплине снежном
эпоха износилась
в хлам, до дыр.

И замер мир в предчувствии весны,
и лопается на ветвях терпенье...
Ещё железных птиц не слышно пенье,
ещё сердец разрывы не слышны.
Ещё не виден журавлиный клин
с высокой самой точки Аю-Дага...
Но клином вышибается отвага
и нежность из просоленных глубин.

Ах, мама, пробежаться б по росе
пьянящим майским днём в степных покосах,
найдя один ответ на все вопросы,
одним клинком прикончив беды все.
Чтоб праведною точкою над "i",
хранимою в горстях меридианов,
сошлись все плазы, площади, майданы...

Ведь с каждым днём теснее ветхий мир.

16.03.14

Слова потерялись в тревожной глухой тишине,
и в горле застрял окровавленный крик первородный.
Из сталью крещённых бойцов на негласной войне
сегодня Господь формирует Небесную Сотню.

Небесный трубач созывает земные полки,
и звон колокольный над миром всё дальше, всё выше...
История пишется набело с красной строки,
и тот, кто нажмёт на курок, уже целится с крыши.

Свинцовое небо стекает прогорклой слезой
на кровью захарканный снег, почерневший от боли.
- Не плачьте, родные! Мы все возвратимся домой,
весеннее небо покрыв жёлто-синим покоем.

Ведь кто-то был должен (ну кто тогда, если не мы?)
принять на себя этот вихрь из огня и металла...
Февральское небо глотает густые дымы.
Не плачьте, родные. Оно нас сегодня призвало.

26.02.14.

Икар берёт разбег. Утрачен ключ от рая.
Все прошлые грехи поставлены на вид.
Но тот, кто был распят - уже не умирает,
а тот, кто был прощён - да тот и сам простит.
Ну а ему плевать на взлёты и паденья -
Икар берёт разбег, Икар летит, летит...
Ведь тот, кто преступил законы притяженья
уже на небесах. Иль всё ещё в пути.

И кто они теперь - свидетели и судьи,
почтенные мужи, вершители планид?
Весомый шар земной лежит нетленной сутью
на худеньких плечах своих кариатид.

Вновь дерзкий мотылёк летит в огонь стратегий,
вновь опыт вековой сгорает вмиг вдали,
вновь пристально следят за бешеным разбегом
усталые глаза скорбящих Магдалин.
Гори же всё огнём! В горячечных терзаньях
сгорают мастера, да дело не горит.
Вновь застилает взор горючими слезами
со дна тревожных снов печальных Маргарит.

...Икар берёт разбег. Оплачен труд Иуды.
Дописана глава. И вынесен вердикт.
Икар берёт разбег. Она его не судит.
Икар берёт разбег... Пусть он его простит!..

27.03.12

Изображение: Слезкина Ольга. Икар

Моя страна не спит. Моя страна в онлайне,
на линии огня, у роковой черты.
Моя страна душой в дозоре на Майдане.
И нет пути назад, когда горят мосты.

Мы брошены на жизнь под беркутовским берцем,
мы проданы за грош, мы преданы в пути.
Уже дурная сталь в чужом остыла сердце,
но что же до сих пор болит в моей груди?

Продажные лжецы, трусливые тираны,
герои, что навек здесь обрели покой...
Не плачь, моя страна! Разорванные раны
Крещенские снега бинтуют белизной.

Мы под прицелом все. В нас смотрят, не мигая,
готовые в момент отдать команду псам...
Держись, моя страна! Свобода пахнет гарью,
где языки огня слизали небеса.

24.01.14

Сто шагов до весны. Время вьется с ветвей серпантином.
В низком старте как спринтер уже истомилась душа.
Загрунтую холсты и пронзительным ультрамарином
Нарисую апрель, небеса ледяные круша.

Время сбилось с пути и застряло в январских метелях,
Время зябнет ночами и видит тревожные сны.
Я открою тетрадь и для всех адресантов апреля
Сообщу от него, что всего сто шагов до весны.

Сто шагов до весны. Всяк торопится к финишу первым.
Пальцы - в кровь, сердце - вон, прочь из плена седой тишины!
Полосну по струне - обнаженному звонкому нерву
И спою об апреле и сотне шагов до весны.

**************************************
Седьмая пятница - 105: АПРЕЛЬ (ПКП) - 2 место
http://litset.ru/publ/15-1-0-17202

Осень. Неприкаянная даль опадает рыжими листами.
Проржавела средь стекла и стали времени упругая спираль.
Осень - время пожелтевших книг, время грога, время старых песен -
Ностальгии бархатная плесень спорами вонзится в каждый миг.
Осень - время скошенных надежд и упавших ниц плодов запретных,
Перелётных охладевших ветров, зябких снов и шерстяных одежд.
Осень - время слякотных дорог, безответных писем-оригами -
Откровений вычурный орнамент - время изъясняться между строк.
Осень - время собирать слова и бросать на ветер их бесстрастно,
Жечь мосты и тлеть в тоске напрасной, и внимать, как шелестит молва.
Осень - время скорых поездов, голубых прокуренных вагонов,
Городов, увязнувших в шансоне, телефонных сброшенных звонков.
Время воспаления обид, время осложнений отношений,
Время необдуманных решений, время, что под рёбрами болит...
Осень. Стебли выцветших зонтов под раскисшим скудным небосводом.
Жизнеутверждение восходов и закатов брызнувшая кровь...

Голова имеет форму ада...

И глядя на неё утратившую суть мы совершили таинство ошибки
И время треснуло
И полетели щепки...
Н. Искренко

Вслушиваясь в пульс земного шара,
по пятидесятой параллели
вдаль уходят детство и трамваи,
уплывают в небеса апрели.

Ворожит над белыми цветами
фея утончённого обмана...
Голова плывёт тяжёлым шаром,
стиснутым в ветвях меридианов.

В голове вовек не будет лада -
кровью отплатив ладам избитым,
время принимает форму ада
с видом на Эдемскую обитель.

Фея изощрённого соблазна
довершает таинство ошибки,
райских яблок наливная сладость
зреет в уголках её улыбки.

Фея безбилетного пространства
трогает струну трамвайных линий
в голове гуляет ветер странствий
с пыльным вкусом горечи полынной.

Фея заоконных бутафорий
смотрит вслед ушедшему вагону...
Проплывает мир, теряя форму,
по седьмому кругу,
по седьмому...

Для конкурса "Эпиграф. Нина Искренко" (ПКП)

******************************************
Конкурс "Эпиграф. Нина Искренко" (ПКП) - 1 место
http://litset.ru/publ/15-1-0-1520

Когда методично опять досчитаешь до ста
по новому кругу, простынные пустоши скомкав,
останется только холодные ночи листать,
сжимая пространство в тисках переплётов оконных.
Сжимая мгновенья в фантомы утраченных снов,
набросив туманную морось на хрупкие плечи,
глазами Брассая* глядит чёрно-белая ночь,
бросая на ветер в стоп-кадре застывшую вечность.

Останется только лететь на мерцающий свет,
скользить осторожным лучом по карнизам и сливам.
- Скажите, маэстро, возможно, вам виден ответ
сквозь хрупкие веки оптических линз объектива?
Вы знаете, мастер, как целится время в упор?
Как памяти вспышки слепят в тишине аутичной,
меж тенью и светом? Покуда не щёлкнул затвор,
скорей покажите, фотограф, как вылетит птичка!

Останется только на ветер бросать серебро,
блуждать неприкаянным фатом в сомнамбульном мире,
где проданы спящие души за ломаный грош
увязшей на небе луны, как соната в виниле.
Как солнце в бокале с мускатным осадком вины
за пролитый свет на порядок вещей неказистый...
- Простите, mon cher, но мы все безнадёжно пьяны
палёною сутью вчера обесцененных истин.

А вечность беспечно над миром притихшим парит
обрывком газетным, обломком фанерного хлама...
- Скажите, monsieur, а ведь так же прекрасен Париж,
как видится птахе ночной со стрелы Нотр-Дама?..

...Когда-нибудь время сотрёт нас с оконных страниц,
и с красной строки день начнётся. Останутся только
хрустальные тени повенчанных с вечностью птиц,
когда разлетится сомнамбульный мир на осколки.

__________________________________________________
*Брассай (фр. Brassai, собственно Дьюла Халас, венг. Gyula Halаsz, 1899 — 1984) — венгерский и французский фотограф, художник и скульптор.

Изображение: Брассай. Из альбома "Ночной Париж", 1933.

*************************************************
Апрель 2013 - Лучшее (ПКП) - 1 место
http://litset.ru/publ/68-1-0-1411

Седьмая пятница - 153: ночная (ПКП) - 1 место
http://litset.ru/publ/15-1-0-26160

А в том краю, где сакуры в цвету,
где вынимает солнце сталь из ножен,
в фарфоровый бутон на хрупкой ножке
льёт небо голубую высоту.

И может быть, на том конце земли,
купая взор в проливе Лаперуза,
какой-нибудь задумчивый якудза
рассеянно прикурит от Курил.

На склонах Фудзи серебрится снег,
и тает перьевыми облаками,
укутывая скользкими шелками
всех тех, кто заблудился в этом сне.

А ночь нежна. И так каваен мир,
что видит небо цвета Куросиво,
как в Первомайском расцветают сливы,
и этот вид уже затёрт до дыр.

Я снова, завернувшись в кимоно,
смотрю, как полночь местного разлива
по абрисам родного жилмассива
в моё окно льёт сладкое вино...

...На склонах Фудзи расцветают сливы.

********************************
Седьмая пятница - 66: сливовый конкурс (ПКП) - 1 место
http://litset.ru/publ/15-1-0-11137

Летят позывные в объятья парабол
сквозь мачты антенн в волновом беспределе,
и город качает, как старый корабль,
всем днищем засевший на звёздные мели.
Под трубные звуки апрельского марша
весна поднимает зелёные флаги,
и с мутных проталин студёного марта
пьют майские ливни жемчужную влагу.

Весна напоит приворотом душистым,
ковшом бередя мглу астрального круга,
и Гончему Псу вновь приснится Каллисто,
и небо, где им не прожить друг без друга.
И небо, что будет разорвано в клочья
рассветными криками птичьих дивизий,
а чёрная плоть набухающих строчек
бледнеющий сумрак навылет пронижет...

Летят позывные весны свиристельно
на крыльях ветров, возвратившихся с юга,
туда, где капели поют акапелльно,
и где дирижирует старенький флюгер.
Туда, где блуждают по глади подушек
дремотных улыбок лучи золотые...
Летят позывные в озябшие души.
Летят позывные...
Летят позывные...

Поэтам серебряного века посвящается

Генералы развенчанных мрачной эпохой судЕб,
Менестрели минувших времён, утончённые барды...
Превращаясь в безумный и страшный кровавый вертеп,
Жизнь свивала на шее петлю кумачового банта.

Вдаль железным путём ваш прошествовал век - в серебре
Недосказанных слов, никого не жалея, не плача,
Проглотив рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Запивая разлуки глоткАми славянского марша.

Моль изъела полотна тех тёмных тревожных ночей
И несла поутру передачу в "Кресты" донна Анна.
Кто-то пули разящую точку поставил в конце,
Кто-то всё ж не увидел рассвета за далью туманной,

Кто-то рухнул строкою оборванной в лагерный снег -
Под атласною кожей навылет прострелены стансы...
...А у нас - те же ночь и аптека, и призрачный свет,
И пьянящий нектар - грезофарс ананасов в шампанском*.

_____________________________________
*В тексте использованы фрагменты произведений Марины Цветаевой, Евгения Баратынского, Сергея Есенина, Осипа Мандельштама, Владимира Маяковского, Николая Гумилёва, Александра Блока, Игоря-Северянина.

Закончится год. Напоследок надеждой одарит,
мерцающей робко в густом полумраке еловом,
что мир, замедляя движенье, как радужный шарик,
с последним ударом часов станет девственно новым.
Поверится вдруг, что сумбурным желаниям внемля,
две тонких стрелы на лету повстречаются снова,
означив момент, когда ангелы сходят на землю
по шатким ступеням заветного тихого слова.

Ещё тишина не грозит абстинентным синдромом,
души абсолютом наполнен хрусталь запотелый...
Но мается сердце, сжимаясь по ангелу в чёрном,
пока пишут мелом судьбу мою демоны в белом.
По старой дороге ночь тянется в млечную вечность,
по первому снегу, своих сторонясь отражений...
Держи меня крепче, мой ангел, держи меня крепче,
когда обрываются нити земных притяжений!..

И вновь возрождаясь из пепла немого бессилья -
кого не убили, те стали упрямее стали -
Ведь были же крылья... Я помню! Ведь были же крылья...
А значит, мой ангел, ещё мы с тобой полетаем.
А значит нас примет ещё первозданное небо,
склоняясь к земле, раскрывая буранно объятья...
Держи меня, ангел, на контуре первого следа,
у самой черты, где тебя не смогла удержать я.

Рассвет кумачовый заходит с восточного фланга.
Две тонких стрелы - мы всё время у них под прицелом...
И чёрным крылом рассечёт поднебесье мой ангел,
когда за спиной свяжут руки мне демоны в белом.

...В эпицентре гитарного боя
словно поле стоит силовое:
"Я еще постою на краю..."
А.Ерёменко "В.Высоцкому"

...Я ещё постою на краю. Хоть немного, хоть самую малость -
Пусть отряд, одолевший усталость, не заметит потери в строю.
Пусть с ветвей вероломный июль отряхнёт недозревшую душу,
Но когда по-предательски трушу - я ведь тоже себя не люблю.
Пусть разорваны в хлам паруса, но - не каюсь! Ни капли не каюсь!
За чертой - ополчившийся хаос, но ничейная здесь полоса.
Пусть махнут безнадёжно все те, не читавшие книг нужных в детстве -
Не страшась ни причин, ни последствий, я щекою прижмусь к высоте.
Я ещё постою... В небеса упираясь с размаху руками -
Из-под ног пусть срываются камни, в бездну эхом летят голоса.
ПОлно!..Рано рыдать обо мне: "Он вчера не вернулся из боя..." -
Знаешь, небо держать голубое над обрывом гораздо важней.
Я уйду - под флажки, напролом, ощетинившись целью заветной,
Догмы все перекрыв и запреты - поделом, егеря, поделом!..
Я, конечно, вернусь... С полпути... Не пройдёт и полгода... Короче -
В эти вздорные чёрные очи я вернусь, чтоб из них не уйти!
Я ещё поиграю! В руке - серебро неразменной надежды.
Всё на кон! Безрассудно, небрежно... Я уже выхожу из пике!
И я буду сто первым в строю рядовым недописанных песен.
Без гитарного боя мир пресен! Я ещё постою... Постою!

Перечёркнуто время чернилами красных костров,
переписано набело вязью морозных сказаний.
С пресвятого плеча принимая смиренно Покров,
венценосная осень склонилась в последней осанне.
Колокольную высь рассекая сусальным крылом,
птичьим криком поманит с крестов упорхнувшее небо,
и пойдёт листопадное золото спешно на лом
под кредит декабря, под проценты ноябрьского снега.
Это вечный удел - оставаться к зиме не у дел,
на избитом крыльце, средь разбитых корыт, и не шибко
горевать, что растаяло солнце в холодной воде
золотой чешуёй ускользнувшей от невода рыбки.

Научи меня, осень, молиться седой тишине,
отпусти мне грехи на четыре размашистых ветра...
Несказанны пути твои, ветры шальней и шальней...
Научи меня верить, и знать дай, зачем эта вера?
Научи выносить болевые приёмы судьбы,
и года исчислять золотыми мгновеньями счастья...
Ведь потребность любить соразмерна потребности быть.
Даже если вдруг быть стало всё тяжелей получаться.
От себя не уйти, даже пробуя прочность виска,
многоточьем свинцовым слова объявив вне закона.
От себя не уйти, даже если из бездны зеркал
на тебя глянет пристально кто-то чужой, незнакомый.

Мотыльковое лето застынет в янтарной смоле,
неубитому зверю спокойней за шкуру в берлоге...
Научи меня жить. И уж если идти по земле,
то по самому краю высокого самого слога.

****************************************
Седьмая пятница - 83: маэстро листопад))) - 1 место
http://litset.ru/publ/68-1-0-13271

Сердце бьется все чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
— Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад.
С.Есенин

Белгородские ветры метут по безлюдной Сумской*,
собирают билеты прошедшего лета в охапки.
Свет исходит на нет. Ну а если и светит покой,
то царапает взгляд концентратом сухого остатка.
Отозвались Клочки* разухабистым стуком колёс.
Растревожила тень барельефы Бурсацкого спуска*
и растаяла робко. Лишь группка косматых берёз
изучает забытый конспект во дворе институтском.
Заплутал в небесах колокольный заутренний звон.
Мимо храма дорога петляет стежками к вокзалу.
На углу Маяковского* дремлет раскидистый клён,
золотой головой по-есенински свесясь устало.

В сером мареве улиц, похоже, сам чёрт не поймёт,
что тебя занесло в эту зыбкую даль спозаранку?..
А в пивной за углом разливаются солод и мёд,
и в бокале заблещет души болевая огранка.
Позывными прорвётся в хмельной замутнённый эфир
время утренних зорек и вусмерть прокуренных кухонь -
то, где юность межстрочно пускала ростки в новый мир,
ну а мир благосклонно её принимал на поруки.
Прорастёт меж камней непокорным залётным зерном
сорняковое время форосов, манежей, майданов -
время выбора между родной оскудевшей землёй
или горстью её в белом шёлке на дне чемодана.
Время выборов жёстких и время сердечных реформ,
перемены престолов и бурных застолий гламурных,
время глянцевых дней... Не мигая, скептичным глазком
дотлевает окурок на дне белокаменной урны...

И рукой до Сокольников** можно отсюда подать,
и рукой - до Госпрома***, хотя здесь давно не столица.
Только мрачно глядят, лицемерному веку под стать,
из-под мраморных век у парадных застывшие лица.
Этот город пустил в тебя корни - уже не уйти.
Из сетей этих улиц уже никуда не подеться.
И по руслам артерий проложены к центру пути,
и пульсирует эхо шагов в его каменном сердце.
Пылью стелется время уже на другом рубеже,
азиатская тьма наползает на город с востока...
И отсюда - рукой до небес. Но заблудшей душе
очень нужно, на цыпочки встав, заглянуть в его окна.

_________________________________________________________
*Сумская, Клочковская (сленг: Клочки), Бурсацкий спуск, Маяковского - улицы Харькова
**Сокольники - историческая местность и ботанический памятник природы местного значения в Харькове
***Госпром - дом государственной промышленности, построенный в 1928 г., когда Харьков был столицей УССР.

Изображение: Харьков. Дом с химерами.

Холодное время - доктрина с чужого листа.
Здесь северный ветер диктует законы. Ты слышишь?..
И снежные шапки надвинули хмурые крыши.
А может быть, просто они разучились летать?

А может быть, просто ещё далеко до весны -
до хрупких капелей, до облачных дерзких раздолий?
А может быть, просто стоят у судьбы на приколе
тяжёлыми льдами затёртые лёгкие сны?

Холодный январь за тепло предъявляет счета,
рисует цветы на асфальте крошащимся мелом...
Всё самое светлое пишется белым на белом.
А может быть, просто достаточно лишь прочитать?

А может быть, просто так важно себе доказать,
что жизнь измеряется только мгновеньями счастья?
А может быть, звёзды в глазах зажигались бы чаще,
когда бы почаще мы небу смотрели в глаза?

А может быть это - не сизая вьюжная мгла,
а просто оборваны звёздного неба афиши?
А может быть, завтра ты просто хоть слово напишешь...
И я вдруг пойму, что осталось чуть-чуть до тепла.

Колдунья-осень предана костру,
и скорбно клёны заломили ветви.
Не стой, король мой милый, на ветру -
ведь обжигают северные ветры.

Был сдан без боя город холодам.
Но и в плену горячечного бреда,
о, мой король, тебя я не предам,
хотя уже не раз меня ты предал.

Прощай, король! Пускай горят огнём
страницы пожелтевшего романа,
и взмоет чёрным пеплом вороньё
в седеющее небо Орлеана.

Играют дети книжные в войну,
разламывая шоколад гранаты,
и высоту небес берут солдаты,
штыками раздирая тишину.

Они на вечный бой обречены
за огневые рубежи иллюзий...
Здесь от разрывов глохнут даже музы,
и корчатся в воронках тишины.

В том храме, где молитвы не нужны,
в том месте, где слова давно не святы,
кладёт художник на углы квадрата
виниловую вязкость тишины.

На золотом сечении струны
распято всё, чего мы не сказали,
пока холодное нутро Грааля
переполняла капля тишины.

Последний воин павшей стороны
ласкает нёбом дуло пистолета -
ещё один герой уходит к свету
по винтовой насечке тишины.

Последние мгновенья сочтены
в прицеле неозвученного стона -
падёт боец у стен Армагеддона
краеугольным камнем тишины.

...Играют дети книжные в войну,
и до последней крови сводят счёты...
Они, попав в тисненье переплётов,
почтят последним словом тишину.

Уже улетает февраль високосным
листом календарным, сорвавшись со скрепок,
но зреют ещё непроросшие вёсны
в засохших чернильницах прошлого века.
Всё напрочь смешалось в безвременьи странном...
Скользя по косому линейному стану,
где мама сто лет напролёт мыла раму,
уходит строка в направлении к Свану.

Спит город, на зябкие плечи накинув
пуховый платок ледяного молчанья.
Горбатым мостом изогнула даль спину,
два берега Свечкой Успенской венчая.
Но чище листа белизны несказанность,
и хрупким пунктиром свет сходится клином
в ещё не зажжённых рассветах Сезанна,
в ещё не отснятых закатах Феллини.

А неба краюха надломлена ветром,
и тает ванильная крошка на коже...
В поношенной шляпе из чёрного фетра
спешит из столетья в столетье прохожий.
Как тёртый калач самых грубых помолов,
отброшенный сытой эпохой багетной...
А месяц на небе пронзительно молод,
как сплющенный молотом серп минаретный.
Распроданы счастья подковы на Конном,
и всадники мчат, от земли отрываясь,
железных веков завершая стыковку,
по Пушкинской в вечность уходят трамваи.

А время озимые снимет посевы,
блеснув остриём освящённого сплава -
ведь жизнь, что качнулась неистово влево,
уже поступательно двинулась вправо.

Художник Эдуард Яшин