По свидетельству очевидцев, поздней осенью Питер практически непригоден для жизни. Так, для существования разве (Ольга Лукас. Поребрик из бордюрного камня)


...
расколюченный город, стесненный гранитным кашне,
здесь поэтикой слова пропитана даже канавка.
город-плоть. он во мне, этот чертов Исакий во мне,
окончание-город, основа и город-приставка.

молчаливо-стыдливой нимфеткой застыл Летний сад;
куртизанкой, манерно-свободной, прикинулся Катькин.
город серых ночей, обеленных зазря, невпопад,
иллюзорных рассветов… туманов, дворцово-сенатских.

обновленных голландий, из пены воскресших пальмир,
приземленных венеций, трамваев-столиц, амстердамов -
город пышных цитат, оголенных, затертых до дыр,
где дома как
абзацы, отрывки из школьной программы.

город-осень, точнее – ноябрь, преддверье зимы,
понедельник. начало шестого. пустая квартира.
многоточие-город, продрогший, ослепший от тьмы,
черновой вариант красоты,
одиночества…

сырость.

Первый зимний дождь.
Обезьянка - и та не против
соломенный плащик надеть...
М. Басё
___________________________


суша над небом, над сушей - полоска васаби:
изнемогая, уставшее солнце уходит.
брызги оливковых волн, одинокие крабы,
вечер. и воздух – насыщен, загадочен, йодист…

скалы скончались, как будто они скалозавры -
в позе застывшие, в бозе почившие звери…
рай нерожденных стихов, умерщвлённых метафор,
шум тишины, понимание смыслов и меры.

блажь облаков, облака – шаловливые дети,
путают воды и выси, вплетая картинно
легкость давлений морских и лазурные клети.
еле заметное солнце – уже паутинка…
............................................
медленно движется странник, седой, но не старый
(словно несолнечный склон голубой Фудзиямы).
посох и сверток в руках – мемуары в муарах,
шаг - неритмичен, дыханье и время – местами…

истина там - за пределами слов и изъянов,
восемь и сто человеческих жизней – до срока…
падает свиток – «Соломенный плащ обезьяны» -
и умирает создатель последнего
хокку…

в начале было «да!». и тьма возможных версий, и суета мает, и маета сует. остекленевший взгляд, за-носчивость отверзших немую благодать и очевидный свет. но дольше тучных слов запрятались мгновенья, минуты-и-часы, недели-и-года, кричали времена, и накрывались ленью идеи не любить, не верить, не страдать…
в начале было «нет!». и боль, звонок «нольТРИшний» - рождалась чья-то жизнь, рождался чей-то смысл. зарплата – кот-пруди, но врач, почти всевышний, в субботу после двух - пришел, помог, простыл… и рос, да бросьте вы! каким к чертям поэтом! ходил-вредил-будил-бесил-любил-чернил - ну, пил, конечно же - весной, зимой и летом, но наступила осень, умер хлорофилл… он откопал свой крест на чердаке забытом, он плакал и рыдал (он мог… он был поэт) и дальше – тишина разбитого корыта,
а может – просто крик?
а может – просто свет?
поэты любят тьму, поэтам свет – до фени, им фиолетов свет, до лампочки им свет!
но чувствуя слова, тоннели и туннели, меняют «о» на «у»:
меняют «да» на «нет»…

ну вас к черту, надоело...
К.То-то

ЕСЛИ
вы с утра проснулись в/не расправленной постели, обнимаете при этом не супругу, а словарь. вместо кошки – томик Даля нежно гладит вам ланиты, на стене, в пыли чернильной, прошлогодний календарь;
на работе – неприятность: появилась в личном деле злая рецка-нахлобучка, и ее не удалить. сверхурочную работу зря назвали вы спондеем, ни к чему заумным словом руководство материть;
если вы в мужском салоне, покупая свитер зимний, на вопрос красивой тети: «назовите ваш размер?», отвечаете: «анапест. а еще хорей трехстопный, а еще пеон четвертый». и приводите пример;
если ваш сынишка-Лешка вместо букв рисует это: «/-/-/-/-», разбирается в цезурах, морду бьет за «калидор». а дочурка ваша, Маша, вместо «тезки и медведей» перечитывает Босха, расширяет кругозор;
если вы смотреть не стали фильм «Любовь-морковь» за то, что грамматические рифмы не приемлете ваще… в «Аватаре» – мутный смысл, в «Адмирале» - лишний пафос, а «Малхоланд-драйв» назвали настоящим эМГаТэ;
если вы свою соседку, скандалистку тетку Иру, обзываете «стихирой», обзываете любя. потому, что раз в неделю открываете ей двери (ну, короче, адюльтером завершается строка);
ТО
бессовестную музу сбросьте с шеи и в три шеи прочь гоните из квартиры, пусть ревет себе навзрыд! а затем, не глядя, в зубы двиньте жирному Пегасу: чтобы больше не тревожил стуком собственных копыт.
p.s.
уважаемый читатель! я ужасно извиняюсь: белый стих – краснею сразу. просто рифмы, паразитки, дербалызнули пивка. и конечно, понимаю: Босх – художник, не писатель, но дочурка – пусть читает… что вам, жалко, в самом деле…
ну, короче, все,
пока.

весна – готический собор,
но перевернуто-пригожий:
сосульки-шпили, бездорожье,
седое тучное жабо.
воскресший лес умножил тень,
из веток тянутся химеры.
и даже солнце – темно-серо,
и даже звезды – набекрень.
где черный цвет, там бьется жизнь,
непробуждение – цвет белый,
проталины - как колыбели
для начинающих богинь...
последний снег, как первый внук,
преддверье старости, но счастья.
и наслаждение отчасти,
и горечь от побед, заслуг.

такая странная капель,
сращенье запахов, фальцетов.
но мир еще не разноцветен -
он - чёрен, бел и чёрно-бел …