Вчера хозяин мой приполз
Домой буквально «на карачках»!
Он запах леденцами «Холс»
Отбить пытался… О собачках
Вёл задушевный разговор
И обнимал меня за холку:
«Скажи, как на духу, Трезор,
Хоть раз ходил ты в самоволку?
Сидим с тобою «на цепи»…
А жизнь – того…проходит! Тошно…
Эх, бабы… Ты хоть не глупи!
И с ними – это…. Осторожно!
Расслабься, я, брат, не всерьёз,
Не оценил ты, пёсик, шутку!» -
Тут он себе пощупал нос
И влез по пояс прямо в будку!
Хозяйка вышла и глядит:
Торчат из будки зад и ноги!
Она - на фотик этот вид
И сразу разместила в блоге!
Подружки дали ей совет:
«Пусть в конуре живёт, бездельник!
Неделю!!!» Дайте псу ответ:
А что сегодня? Понедельник?!!!

(Что? Я брешу?!! Какие шутки?!! –
Я ни за что лишился будки!!!)

Собиралась Золушка в танц-зал, -
К вечеру, бедняжка, так устала,
Что, не глядя, выбрала для бала
Тапки вместо туфель (цвет – "коралл"):

«Мягонькие… - Ноги не натру!
Кто под длинным платьем их заметит?
Главное, чтоб в тыквенной карете
Мыши не проделали дыру,

Чтобы крыса-кучер не сбежал,
Сыра где-нибудь учуяв запах…»
…Ночь крадется прочь на мягких лапах…
Бьют часы! Пора покинуть бал!!!

Лестница крутая! – Просто жесть!
И, к себе испытывая жалость,
Золушка летела, спотыкалась…
А ступенек сколько!!! – И не счесть!

Где-то между сотой и седьмой
Тапочка с ноги её слетела…
Золушка была бледнее мела,
Но вернулась вовремя домой.

Дальше – дело техники (О, да!) –
Золушку нашли по красным пяткам.
Мой респект китайским красным тапкам! –
Краска въелась в кожу навсегда!

… Согласно мифу, Афродита появилась из моря, встряхнула головой и
падающие капли из ее прекрасных золотых волос превратились в
драгоценные жемчужины …

Я боли не ищу – она повсюду.
Не жду от окружающих подвоха.
…В распахнутые створки малой крохой
Песчинка проскользнёт, и я забуду

Все прошлые тревоги и обиды,
Ниспосланную боль в душе лелея.
Не стану я циничнее и злее,
Когда припишут чудо Афродите,

Когда услышу глупые легенды
О том, как брызги стали жемчугами…
Пусть всё вокруг придумано богами –
Моря и океаны, континенты,

И всё, что есть живого в этом свете…
Но эта боль – моя. Моя и только!
И ни одна душа не знает толком
Как нити перламутровые эти

Из слабой и больной рождались плоти…
Как в муках зарождалось совершенство.
Короткий миг покоя и блаженства.
За этот жемчуг вы меня убьёте...

На балконе шум, как на перроне, -
Не смолкает резкий птичий гам.
Местный Казанова – Митя Пронин
Крошит хлеб нахальным голубям.

Он - когда-то юный, дерзкий, пылкий, -
Стал сентиментален - не грешит.
И рука на горлышке бутылки
У него по -старчески дрожит.

Из простых житейских развлечений
Только и осталось у него -
Напиваться к ночи до чертей и...
Биться с ними после: кто кого?

А ведь было время - матка боска! -
Скольких женщин он тогда любил...
Не успеет бросить папироску,
Как уже кого-то соблазнил.

Приходили шалые, хмельные,
Платья - ну почти дезабилье.
Он дарил им цацки золотые,
А одной - жемчужное колье.

Где теперь они? Какое дело
Пронину до тех бездушных баб.
От земных утех устало тело,
Вспомнить о душе давно пора б...

Что-то он как видно перепутал,
Не успел, не сделал, проглядел,
Если подошла душе остуда,
Нет ни бед, ни радостей, ни дел.

…На балконе шум, как на перроне,
Хлеб с пометом птичьим пополам…
И летит с балкона Митя Пронин,
Руки распахнув, как два крыла…

В древних книгах заветные скрыты слова,
Словно жемчуг среди шелухи.
Малахитом ложится трава-мурава,
Нежным бархатом стелятся мхи.
Над заваренным зельем колышется дым,
Неказистая печка чадит…
Если верить устанешь приметам пустым,
Вспомни трещины каменных плит
И травинки, растущие смерти назло,
И проклятья, слетевшие с губ…
Заповедное слово в тиши проросло,
В том краю, что на радости скуп.
Осторожно губами к нему прикоснись,
Недоверием не погуби.
Всё по кругу. В слова превращается жизнь,
Черной кошкой уйдя по цепи…

Так получилось, я не виновата,
Что всю неделю праздники в семье:
Во вторник отмечали дембель брата –
В фонтане и, пардон, в одном белье.
На память нацарапала татушку
О том, что братик мой из ВДВ,
И с панками на полную катушку
Тусили мы, с кредитки сняв «лавэ».
А в среду у племянника Кирюши
Мы праздновали днюху – парню шесть!
Пиратский супер-праздник. Крабы, суши…
Одной икры ведро успела съесть!
Кирюша был пиратом. Я – русалкой.
Рассыпала кудряшки по плечам.
Пришла соседка с маленькой нахалкой -
А дети пристают по мелочам –
«Русалочки зеленые! Я знаю!»
И сразу – бац! Зеленкой облила.
Чем смыть её? Всё голову ломаю –
Так въелась! Не зелёнка, а смола!
В четверг я поздравляла юбиляра –
Родному дяде ровно пятьдесят!
В деталях не запомнила кошмара,
Но дядя, однозначно, редкий гад!
Играли в фанты. Дядя разошелся.
И мне досталось выдумок сполна -
Запив стаканом виски кубик «холса»,
Ушла я в зоопарк ловить слона.
Что было дальше – помню как-то смутно.
Проснулась совесть? Или же инстинкт?
Свернула в офис, зверя взяв попутно,
И сам собой случился этот финт…
Стоим теперь в приемной со слоненком
И пишем объяснительную Вам.
И в крике директрисы – нервном, тонком –
Не слышим бурной радости гостям.

Когда Стрелец ступил на место Скорпиона,
Сжимая сильными руками звездный лук,
Ты в этот мир пришла – светло и удивленно
Смотрела, словно узнавала все вокруг.

Родильный корпус огласила звонким криком
И всех и вся, оповещая о себе –
Не затеряешься в пространстве многоликом
И не доверишь свой маршрут слепой судьбе.

Хвала Стрельцу – ты «рвешься в бой» неутомимо,
И есть в тебе от Скорпиона яд и злость…
Но ты моя. От плоти – плоть. Всегда любима,
Пусть мне скучать с подарком «звездным» не пришлось!

Зачем пытаешься меня переупрямить –
Зороастрийский гороскоп читала я!
И сообщает мне услужливая память,
Что я – баран, а ты, прости мой друг, свинья!

Я ни за что не уступлю – упрусь рогами,
Хоть ты свиньей (точнее – вепрем) рвешься в бой…
Не гороскопы нас с тобой столкнули лбами –
Я неправа. Проси прощения! Отбой.

В предчувствии дождя притих поблекший город,
Деревья чуть дрожат в тревожном полусне,
В осколки мутных луж ушел недавний холод,
И, кажется, ничто не помнит о весне.

И кажется, что я в весну уже не верю,
Но в зыбкой тишине рождается строка,
Но слово я ищу, как давнюю потерю,
Пусть знаю, что весна как прежде далека.

В предчувствии дождя зима ступает тише,
Изменчивый февраль весенних ждет чудес…
Стемнеет, и зима беспомощно услышит
Шум капель дождевых, сорвавшихся с небес.

Еще февральский ветер ворошит
Опавших листьев выцветшую груду,
Еще мороз минувший не забыт,
А первая трава уже повсюду…

Куда спешит? Бесстрашно рвется вверх…
Неласковое солнце греет скупо,
И вымок «после дождика в четверг»
Заплаканного неба серый купол.

Так ярко зеленеют островки
Бунтующей, весенней, юной жизни!
Как будто зимней скуке вопреки
Устроил это чудо сам Всевышний.

В фарфоровом чайнике тесно и душно…
Одно хорошо – до поры не тревожат.
Я сплю. Не будите! Мне чаю не нужно.
Мой день в полудрёме, как водится, прожит.

Зачем просыпаться, скажите на милость,
Для этого скучного серого мира?
Мне столько чудес зазеркальных приснилось –
Такого не видел ни Кролик-проныра,

Ни Мартовский Заяц, ни Чокнутый Шляпник,
Ни даже видавшая виды Алиса.
…Я в чайнике сплю. Надо мною не каплет.
Мне служат постелью чабрец и мелисса,

И листики мяты неплохо бы тоже…
Душистые сны – что бывает прекрасней?
Моё зазеркалье на сказку похоже…
Я рыжая Соня, я сонное счастье…

У нее бесстыжие глаза кошки
И копна роскошная волос рыжих,
Сердце - отшлифованный металл брошки, -
Как насмешка бога или сил высших.

Кто-то мог бы звать ее своей милой…
Как-то не сложилось… Ну и пусть. Поздно.
…Ветер гонит листья по земле стылой,
Гаснут в небе утром, как мечты звёзды…

Позабыты платья, веера, шляпки,
Стал мужской костюм ее второй кожей.
Кукушонок - сын. И встречи с ним – кратки.
Стыд клеймом пылает… Ну за что, боже?!!

К чёрту сантименты, - не к лицу слабость,
Если не дрожит в руках флакон с ядом.
Глупенькая жертва… И почти жалость
К ней, что так доверчиво сидит рядом.

Жизнь – игра без правил. Проиграл – сдохни!
И сама попалась… Вот и всё, крошка.
Страх вонзает в сердце глубоко когти.
Ей бы девять жизней! - Ведь в душе – кошка.

Что ж вы, мушкетеры, палача звали?
Руки замарать боитесь вы, что ли?
…Меч коснется шеи… Только блеск стали
И короткий миг её немой боли…

Ужас пробирает до костей, -
И в ночИ такое не приснится:
От людей я слышал, что детей
Надо брать в "ежовы рукавицы"!
Чтобы в темном море бытия
Взрослым плыть паршивцы не мешали...
И, как наяву, представил я,
Что меня, пардон, освежевали.
Как теперь покой мне обрести?
Будущее мрачно и туманно…
Чтобы шкурку как-нибудь спасти,
Выйду я из дому утром рано.
Соберу в дорогу узелок
И в тумане утреннем исчезну…
Жизнь мою подмял жестокий рок,
Путь лежит в неведомую бездну…
…Ночью, в безопасности уже,
Буду петь медведю под гитару:
«…Сколько полегло, мой друг, ежей,
Чтобы рукавиц состряпать пару…»

"Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман..."
(Н.Гумилёв)

Я прожил полжизни и горестей вроде не знал,
И сны о несбывшемся ночью меня не тревожат…
Но я неустанно высокий искал идеал,
Пока не увидел в тумане прекрасную лошадь.

Замёрзла, бедняжка? Здесь сыро… Я вытряс карман,
Купил тебе новую шляпку, пальто и галоши,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
И что-то случилось с тобой, моя белая лошадь…

Ты так безучастно стоишь на зелёном лугу
И травку не щиплешь, а только вздыхаешь протяжно…
Я сделал бы всё, что попросишь, но я не могу
Ночами гулять по туману - мне попросту страшно!

Наполнен кошмарами этот молочный кисель,
Летают беззвучно враги – пучеглазые совы…
И спинку колючую мне не упрятать под ель…
Нет! Я не достоин ноги твоей! (Даже подковы!)

Все в белом, будто кто пролил с небес сметану,
Укутан серый день в туман такой сырой,
Что я почти плыву по этому туману,
Что я уже дышу как воздухом - водой.

И город в пелене - он как корабль-призрак
Маячит сквозь туман гирляндой огоньков,
И тень забытых снов колеблется на лицах
людей, бредущих вдоль размытых берегов.

Когда под французом стонала держава,
Сгорела Москва, а не пара котлет!
Кутузов – герой. Я – «овца и раззява».
Похоже, совсем справедливости нет…

Зажиревшему депутату
Я хочу рубануть с плеча:
«Чтоб ты жил на одну зарплату! -
Педагога или врача…»

Душный запах боли и тоски
До сих пор живёт в твоём дому…
Словно монастырский строгий скит,
Дом слепым окном глядит во тьму.

Ночь приносит долгий, вязкий сон:
Та, которой рядом больше нет,
Вновь и вновь выходит на балкон
И глядит на темный парапет.

Ты кричишь беззвучно, ты летишь,
Раздвигая воздух, как траву.
И звенит вокруг такая тишь,
Словно ты контужен наяву.

В памяти она еще жива,
И ночной туман соткать готов
Невесомый образ божества,
Призрака на стыке двух миров.

Ты бессонно смотришь в никуда,
Желтым маяком трепещет свет,
И скользит по тонкой кромке льда
Та, которой рядом больше нет…

Гуляю в темноте. Невидимый, бесплотный…
Уже не слишком жив, еще не слишком мертв.
Я всюду и нигде. «Людишки беззаботны…» -
Вздыхаю, пригубив горячий, алый мёд.
Слабеет чей-то пульс… Две точки от укуса.
Чужую выпью жизнь, чтоб голод утолить.
У крови терпкий вкус… Бедняга сбился с курса.
Такой вот фатализм. Здесь – «быть или не быть» -
Такой смешной вопрос для вечности и мрака.
Увы… необратим событий маховик.
Я мог уйти всерьез и сдохнуть, как собака…
Я мог бы дать другим надежды краткий миг.
Но я не из таких. Он сразу понял это –
Мой друг, мой господин, мой ласковый палач.
Мы делим на двоих боязнь тепла и света...
Лелею черный сплин, укутываясь в плащ.
Пусть дьяволу душа досталась за бесценок –
Всего-то получил бессмертие взамен,
У прочих – ни шиша. А мне - густой оттенок
Вскипающих чернил в желанных руслах вен.

Сталкер, отпусти меня домой…
На границе сумеречной зоны
Спящего до времени дракона
Трудно удержать моей тюрьмой.

Эта тварь клубком в душе свилась,
Въелась красной ржавчиной в ключицы,
Чую: что-то страшное случится,
Если надо мной возьмет он власть.

Мне бы навсегда забыть о нем,
Запереть внутри семью замками…
Мой двойник ощерился клыками,
Дышит черной злобой и гнильем.

Он – мое проклятие и страх.
Чем живет? Чего от зоны хочет?
Я упрячу душу между строчек
От манящей цели в двух шагах…

Меня ожидает обитель зла –
Я выбрал свою судьбу.
Там черти, вампиры – им нет числа…
Молчу, прикусив губу.

Молчу, а в душе созревает крик,
И ярость встает волной.
Спокойно. Нельзя. Я почти привык.
Пусть бесятся за спиной!

Война, так война. Получайте! Ну!
Не рады? Смотреть в глаза!
Немедленно сделайте тишину!
Немедленно, я сказал!

Шестерка – число сатаны… Звонок!
Свобода! Домой! Ура!
Я выдержал битву! Я дал урок
Родному шестому «А»!

Нас двое: я – дитя тепла и света,
Она – во злобе черной родилась.
Я материнской нежностью согрета,
А ей шипели в спину злобно: «мразь!»
Я знала о её предназначенье,
Мне кажется, с рождения… И вот
Она пришла ко мне во искупленье
Моих грехов… Настал её черед:
Проникла в сон дыханием кошмара,
Мерещилась повсюду… И тогда
Я убежала, словно от пожара
В забытый, не оставивший следа
Ни в прессе, ни на картах, ни в архивах,
(Осталась только пара строк в «сети»)
Пустынный город. Здесь, как на могилах, -
Торчащих прутьев ржавые кресты,
Обугленные здания и пепел…
Он всюду… И куда ни бросишь взгляд –
Скрипели двери, сорванные с петель,
Глазницы окон выстроились в ряд…
И выбитые стёкла под ногами,
Взрывая тишину, крошились в пыль…
Она пришла. Полметра между нами
И ни души вокруг – на сотни миль.
…Стояли мы, боясь любого звука,
Еще не смея волю дать словам,
Похожие настолько друг на друга,
Что страшно на мгновенье стало нам…
И болью мысль меня пронзила эта,
Когда возникло Зло из пустоты:
Мы были единеньем тьмы и света.
Мы были целым. Вместе – я и ты.

Когда опять растут дела незавершенные,
Как снежный ком,
И воровато прячет споры заоконные
Уставший дом,
Когда и думать мне о будущем не хочется –
Темно, хоть плачь –
Меня спасти могло бы только одиночество –
Лукавый врач.

Оно способно вырвать с корнем все волнения,
Тревоги снять,
Больной душе, не находящей исцеления,
Микстуры дать.
И пусть они на равнодушии настояны –
Не пить нельзя.
Благословляю вас на все четыре стороны,
Мои друзья…

Все телефоны новый день стирает буднично –
Так тишина
Вползает в дом и, словно кошка, ищет блюдечко
И крохи сна.
Давно обиды в темный угол замурованы
И все долги…
Благословляю вас на все четыре стороны,
Мои враги.

Не хватит жизни, чтобы сделать что-то важное.
Всегда ловчей
Придумать «завтра» разлиновано-бумажное
Из мелочей.
Мои любимые, мы были крепко скованы –
Замок, порог…
Благословляю вас на все четыре стороны,
Храни вас Бог!

Я серый, да. Но голубых кровей!
И в кресле под прицелом фотокамер
В который раз безропотно я замер
Под крики: «Морду вправо! Хвост левей!»

Все эти фото-сессии уже
Достали. Но зато есть чем гордиться:
Моё потомство даже «за границей»!
И ценят, словно яйца Фаберже

Мою способность к таинству любви
И улучшенью, так сказать, породы,
И с кошками по веянию моды
Я остаюсь в квартире визави.

Я выставок кошачьих фаворит:
Призы, награды, титулы и фото…
…Но, говорят, есть мыши и охота,
И на любовь полнейший безлимит!

По слухам, - есть луна и есть чердак,
Деревья есть и мусорные баки,
Кто кошку уведёт – решают драки, -
И это всё - без денег! Просто так!

Впадаю в меланхолию и транс…
Я одинок! Пожалуй, даже слишком… -
Понять не может тряпочная мышка
Моей кошачьей жизни диссонанс…

Осенняя хандра – из года в год.
Тоннелем в никуда зовёт аллея -
Сбежать, о прожитом не сожалея,
Ведь в Болдино никто меня не ждет.
Ни мрачный шестикрылый Серафим,
Ни старенькая няня с кружкой водки…
И если нам не врут метеосводки,
Нас ждут одни дожди. И чёрт бы с ним!
Но как-то надоела эта грязь,
Раскисшие обочины и лужи –
Прелюдия зимы и скорой стужи,
Депрессий и тоски глухая вязь.
И потому, наверное, листва -
Багряная, червонно-золотая -
Тревожит душу, с дерева слетая,
Неясным ощущением родства.

Горький и едкий запах,
Запах костров осенних -
Дышит зима в затылок
Слышимей день за днем.

Падают, как на плаху,
Листья прозрачной тенью,
Тает луны обмылок
Ночью в окне моем.

К зимней готовлюсь спячке,
Стрелки сдвигаю сонно,
Может на час, а может,
Просто на жизнь назад.

Огненный лист в горячке
К раме прилип оконной,
Душу мне растревожит,
Этому сам не рад...

«Осень. Обсыпается весь наш бедный сад…»
Алексей Толстой»


Осень. Осыпается весь наш бедный сад.
Полуобнаженными деревца стоят…
Наготу беспомощных тоненьких ветвей
Молодые яблоньки спрятать от людей
Даже не пытаются… Всё, «до нитки» - прочь!
Их тела дразнящие мелом чертит ночь.
Белых клавиш музыка в темноте звучит, -
Осень дарит зрителям свой прощальный хит…
Притворившись листьями, тихих нот минор
Кружится аккордами… Ветер-дирижер
Их роняет бережно. И звучит весь сад
В ночь – стволами тонкими, клавишами - в ряд…

Отчаянный полёт куда-то вниз.
Всё ближе, ближе камни тротуара…
Лоскутик неба, узенький карниз
И зарево осеннего пожара.

Порывы ветра встречного резки,
Качается земля огромной чашей…
И ветка, потерявшая листки,
Вослед ему дрожит, как будто машет.

Он падает, теряя высоту,
Трепещет, словно раненая птица…
…Прохожего коснувшись на лету,
Кленовый лист к ногам моим ложится.

Сквозит осенней пустотой...-
В таком пространстве
Нелепо тешиться мечтой
О постоянстве.
И, не желая перемен,
В кругу сомнений,
Искать себя в константе стен
И повторений.
Достаточно созвучья нот
Для расстояний.
Один сюжет из года в год -
Пора скитаний.
Пора прощаний настает,
Лишенных смысла.
А осень ранам счет ведет -
Сжигает письма,
Что не отправились в полет
К своим любимым,
Где терпкий ветер листья рвет,
И пахнет дымом...

Вдыхаю горьковатый запах дыма
И прелых листьев… Дождик моросит,
И осень, словно женщина без грима,
Имеет беззащитный, бледный вид.

Облезлый кот ступает осторожно,
В перину рыхлой, выцветшей листвы
Проваливаясь лапами… Возможно,
Оставить всё как есть решили Вы…

Сердито процарапывает в листьях
Метла тропинку. Прилипает грязь
К орудию уборки. В наших жизнях
Колдует дождь, на влагу не скупясь…

Бормочет заунывно, монотонно
Слова какой-то древней ворожбы,
И ветер рвёт из рук бесцеремонно
Письмо с тоскливой строчкой «...если бы…»

Моих сестёр сжигали на кострах
Фанатиков озлобленные толпы.
Средневековье. Ненависть и страх.
Дремучее невежество Европы.

… Я вижу это явственно сама:
Тяжелый дым на площади клубится…
И окружили серые дома
Закованную в цепи «дьяволицу».

Прости, сестра… Мне легче, чем тебе –
Я ведьма, но со мною ищут встречи,
Спешат моей довериться волшбе,
Никто волшебниц юных не калечит.

Я знаю, кровно связаны с тобой -
Одной проклятой силой обладаем.
Но я жива, обласкана судьбой.
Когда б не сон, где пеплом мы взлетаем…

И чувствую неслыханную боль,
И слышу умерщвленной плоти запах…
Покинувшие горькую юдоль,
Оставившие молодость на плахах…

Я помню вас. В заоблачных мирах
Мы встретимся, как родственные души.
…Пройду, не отражаясь в зеркалах,
В страну, где нет ни пламени, ни стужи.

Лорелея зовет – ты увидишь её
На волнах полноводного Рейна.
А любовь Лорелеи - хмельное питье,
Что пьянее и слаще глинтвейна.

Для речной королевы – ракушечный трон,
Свет луны, завывание ветра…
Но беда, если ты в Лорелею влюблен –
Страсть губительна и безответна.

Ты не слушай её – пропадешь не за грош,
Одержим смертоносной идеей.
Обнимая ундину, покой обретешь –
Он обещан тебе Лорелеей.

В золотистых глазах Лорелеи твоей
Обещание вечного счастья.
Ты не чувствуешь? Черная тина смертей
Как змея обвивает запястья…

Хорошо бы на камне сидеть большом
И мечтать о далеких странах…
А еще – расчудесно и хорошо
Шум прибоя хранить в карманах.

Это просто. И главное – так легко!
Я ракушку умею слушать:
Море в ней умещается целиком!
И шумит, и рокочет в уши.

Ну, а если вернуться к себе домой
В шумный город вдали от моря,
Там, в ракушке и осенью и зимой –
Волны с ветром соленым спорят.

Ты прячешь под улыбкой накипь лет,
Усталое лицо – под слоем пудры.
Хозяйка замороженных котлет,
И синих птиц… Смотри, какое утро!

Сегодня вопреки любой фигне –
Законам бытия или Ньютона –
Цветок герани спляшет на окне
И в руки сиганет тебе с балкона,

Из тесной пачки вырвется пельмень –
На волю! Вздрогнет птица голубая…
Сегодня, ты поверь, особый день
И сбудется фантазия любая.

Взметнутся над прилавком паруса –
Ну чем ты не Ассоль? И к черту годы!
Не тротуар – песчаная коса,
Не ропот Сплит-системы – шум свободы!

Замученные тушки синих кур –
Над городом поднимутся в полете…
Плыви за ними следом – в Сингапур.
Бананово-лимонный снова в моде.

Не думай ни о чем. Дыши, живи,
Иди вперед тропой канатоходца.
И, может быть, дыхание любви
Души твоей растерянной коснется.

Качели, пруд, бетонный парапет… -
Немногое от прошлого осталось.
Для парковой скамьи семнадцать лет –
Солидные года. Седая старость.

Как шумно было нынешней весной! –
Цветы сажали, обрезали ветки,
Скамейки заменили… Мне одной
Остаться удалось в тени беседки.

А скольких стариков, детишек, мам
Я вспомнить бы могла! Истерлись доски
И надписи я помню: тут и там
Оставили влюбленные подростки

Сердечек процарапанных тату
И строчки нерешаемых примеров:
«Алёна плюс Сергей» опять прочту,
- Равно «любовь»… - у юных кавалеров

Всегда с собой был ножик или гвоздь.
Но я люблю, поверьте, эти шрамы!
А сколько слёз увидеть мне пришлось!
Какие здесь разыгрывались драмы!

Сегодня тоже парочка сидит –
Уже который час… Стемнеет скоро.
У этих голубков счастливый вид.
Ах, эти мне влюбленные! Умора…

Они уйдут, похожие вдвоем
На двух тигрят. Помчатся к электричке.
И расплывется кляксой под дождем:
«Окрашено»… - на маленькой табличке.

Если ты ждешь, а к тебе не приходит Чудо,
Значит ты просто привык чудесам не верить,
Кануло Чудо твое где-то там в Бермудах -
«Бульк!» в треугольном пространстве, теряя перья.

И, погружаясь в четвертое измеренье,
Куксится Чудо, уткнувшись лицом в коленки…
Скучные дни расфасованы, как варенье
В тесные банки… А кто-то снимает пенки,

Громко хохочет, друзей угощая вишней,
Так, словно счастья, как вишен - уже в избытке.
И на него, улыбаясь, глядит Всевышний,
Пестрое чудо спуская на тонкой нитке.

Сплетение томительных минут,
Закатные малиновые тени...
В моих воспоминаниях живут
Цветки каких-то комнатных растений,

До шелеста заигранный фокстрот, -
Репертуар старинный, довоенный...
Ты пела «Рио-Риту» мимо нот
Старательно и так проникновенно,

Шептала мне признания слова,
Немного от смущения краснея...
Сегодня мне приснилось – ты жива
И снова танцевал с тобой во сне я...

...На фото мы по-прежнему вдвоем,
А здесь – лишь одиночество и старость.
Ты помнишь, как гуляли под дождем? –
Нам бесконечной жизнь тогда казалась...

И дождь тогда был теплым, и звенел
Восторг в моей душе высокой нотой...
...Как странно – патефон старинный цел,
А от тебя осталось только фото...

Уезжаешь домой... Так безжалостны строчки в билете...
Скорый поезд. Вагон и рассеянный взгляд из окна…
Постарайся забыть о безумно растраченном лете, -
Случай свёл нас шутя… Ненадолго. Не наша вина,
Что пора расставаться…Где силы мне взять, чтоб держаться?
Не заплакать, как в детстве, - ведь падать – уже не впервой…
Провожаю тебя. И застывшей улыбкой паяца
Светит вслед уходящему поезду месяц кривой...

Без тебя и дни – как года.
Где ты был? На каких планетах?
Где пылает жарко звезда,
Круглый год не проходит лето?

В тех краях, где тысячи роз,
И меня позабыть несложно?
Если боль – надолго, всерьез –
Не вливает свой яд подкожно…

Без тебя – ни жить, ни дышать,
Мир враждебный сплетает корни.
Лепестки теряет душа –
Подметает безвестный дворник.

Пролетев сквозь холод ночной,
Воротился полночью звездной.
А разлуки встали стеной –
Слишком поздно, принц, слишком поздно…

Ну что за напАсть! Неудача какая! –
Напрасно весь день я учу попугая.
Твердит, бестолковый, мол, Кешка - дурак,
«Пиастры» не выучит слово никак.

Мне снятся ночами далёкие страны -
Великие странствия ждут капитана!
Я взрослый! Вчера мне исполнилось шесть!
Для плаванья шхуна пиратская есть!

Она надувная, большая, в горошек –
В ней есть всё, что нужно для лодки хорошей.
Команда готова: собака и кот!
К экватору шхуна моя поплывет!

Из маминой юбки чернильного цвета
Я флаг смастерю и отправлюсь по свету.
А «Роджера» я нарисую мелком –
Прекрасно смывается мел порошком!

Но мама с работы вернулась пораньше –
Я даже доплыть не успел до Ла-Манша!
Теперь попугай не уймется никак, -
Хохочет и дразнится: «Кешка – дурак!»

Призрак бедного Сильвера бродит в ночи, -
Молодёжь раздражает пирата.
«Неумёхи!» - старик недовольно ворчит, -
«Не такими мы были когда-то…

Мы опасные рифы, как пальцы руки
Знали наперечёт, поимённо, -
«Эти» лезут на ощупь (слепые щенки!)
Что им карта!» - твердит обреченно.

«Сколько плавает вас на моём корабле!
Хоть один помнит Сильвера …. Или?
Ведь останки мои не достались земле,
Не гниют мои кости в могиле.

По морскому обычаю: к богу морей,
Посейдону плывёт мое тело,
Потому и душе неспокойно моей,
Потому и твержу то и дело:

- Эй! На мостике! Что же вы? Лево руля! -
Сбились с курса, кормёжка для спрута!
Ждут пирата не клады, и цель – не земля!
Мы – само отрицанье уюта!

У пирата нет дома, семьи и жены,
Мы повенчаны с морем навеки.
И, наверное, морю мы тоже нужны –
Потерявшие твердь человеки…

Ситцевое платьице в цветочек, допотопные очки-линзы…
Я смотрю на тебя со смиреньем церковной мыши, с обожанием бедной Лизы.
Ты слова-кружева сплетаешь, я в них трепыхаюсь рыбкой,
Как в сетях – задыхаюсь… А ты… заставляешь своей улыбкой
Позабыть о взращенных комплексах, скобках, разбитых коленках,
Вообразить себя роковой красавицей, Мата Хари, сползшей по стенке.
Проникаешь в мой сон, спускаешься за мной на ракете
С высоты, где ветром срывает звезды, где мы, как дети,
Наблюдаем сосредоточенно за движениями протоплазмы,
Где свет новорожденный впитывают клеточки-хлоропласты…
И мое блёкло-серое платье в сиянии этого света
Становится ярче радуги, прекрасней спелого лета.

В ночном депо трамвай листает сны –
Страницу за страницей, как романы.
Железных «лат» объятия тесны,
Ведь сны трамвая ночью этой странны
И спящему герою не ясны…
Звенит стекло разбитое на рельсах,
Нарушен ход обыденного рейса –
Трамвай не верит собственным глазам.
Он вынужден «идти по головам» -
Такая ерунда на постном масле!
Рывок. Дворы московские погасли…

Он видит ошалевшую толпу
И слышит тормозов ужасный скрежет –
За турникетом скользкую тропу
Тяжелый стук колес на части режет.
…Ныряет в ночь, как будто в скорлупу,
Пытаясь от кошмаров откреститься –
Не улететь! Трамвай – увы! – не птица.
Но для кого-то рельсы – эшафот.
Мурлычет на подножке черный кот:
«Мессиррр…. Сегодня будем веселиться!»
И вздрагивает сонная столица,
И чуда ждёт.

…А завтра с утра у меня запланирован подвиг….
Подъем ровно в шесть (что уже, согласитесь, сурово),
Несчастное чадо (ей школа, по-моему, пофиг)
Пытаться поднять, тормоша ее снова и снова…

Мы учимся вместе, я только не лезу за парту,
Но тоже штурмую иксы и проклятые дроби!
Скорей бы каникулы! Сдохну, наверное, к марту…
Живем от «звонка до звонка», очумевшие обе.

…Я даже сквозь сон бормочу падежи и склоненья,
Названия, даты и что-то из греческих мифов…
О, господи! Дай же мне сил и побольше терпенья –
Катить и катить этот чертов булыжник Сизифов.

Каждый вечер, вот уже три года…
Из ушей буквально валит пар!
Ждет меня, как клячу ждет подвода,
Мой арифметический кошмар.

Я с тоской в ярмо впрягаюсь это
И пишу в тетрадке лабуду,
Но опять не сходятся ответы,
Икс и игрек снова не в ладу.

Я звоню приятелю Андрюше:
- Помоги! Прошу, не будь свиньёй!
Ты же математик! Вот, послушай:
Бла.. бла…бла.. Не знаешь? Боже мой!

Изуверы! Не было мороки!
Помню: в наше время… А сейчас?!!
…Мы с ребенком делаем уроки.
Школа номер девять. Третий класс.

…Он двойки ни одной не получил,
Не бегал, не шумел, не дрался в школе,
Старался позабыть что было сил
О роликах, «стрелялках» и футболе.

Уроки сделал все! Сложил в рюкзак
Учебники, линейки и тетради,
За вечер ликвидировал бардак
На полках, на столе и на кровати.

Полил цветы, замешкавшись чуток,
(Стер пот, стекавший струйками по шее -
Всему виною был культурный шок,
Испытанный в картинной галерее).

Помыл посуду, майку постирал
И даже плед поправил на диване…
…Отец вчера картину показал -
«Царь Грозный убивает сына Ваню».

Цыганка-осень мне бессовестно врала,
Дрожащей веткой по руке моей водила,
Последним крохам уходящего тепла
Хотелось верить. Я готовила чернила,
Ждала зимы, чтоб сладко плакать в феврале,
И чтоб пророчества осенние оспорить…
Я поселила ветки клена в хрустале,
Встречать туманы выходила в старый дворик,
Я вспоминала жадный шепот: «Всё пройдет,
И ты смиришься с неизбежностью потери…»
Звенели листья, проступал на сердце лёд,
Струилась ткань метафизических материй.
В пустынном парке я под куполом зонта, –
Ждала дождя, а дождь играл со мною в прятки.
Цыганка-осень – оборванка, сирота –
В червонном платье убегала без оглядки…

У маленькой тучки зареваны щеки –
Учитель ее отругал на уроке.
Сердитый Гром Громыч велел отвечать
Закон каплеведенья только на «пять»!

А тучка потом перепутала вовсе
Весеннюю слякоть и мокрую осень.
И так неожиданно солнечным днем
Расплакалась шумным июльским дождем!

Дождь не смолкает… В окна стучится.
Ночь опустилась сумрачной птицей –
что-то тоскливое снова приснится -
душит предчувствие горьких бед.

Засветло встану, пройду, вздыхая,
к зеркалу в ванной, а там – чужая.
Это не я! Разве я – такая?!
Время состарило мой портрет.

В этих глазах – пустота, усталость…
Прошлое лучиками осталось
прямо на коже – какая жалость!
Видно, у зеркала – кривизна.

К черту – разбить! Объявить врагами
все помещения с зеркалами,
сделать из паспорта оригами,
срочно на волю! Ведь там – весна.

Прыгнуть в машину, куда-то мчаться
и сквозь потоки дождя – смеяться!
День, словно книгу, начать с абзаца:
«нужно для счастья совсем чуть-чуть!»

Это неправда, что грусть проходит?
Мой негатив, как чернила пролит.
Я, словно маленький пароходик,
в волны – с размаху. И – в добрый путь!

"Шоколадом лечить печаль..."
(М.Цветаева)

Шоколадом лечить печаль -
Так по-женски и так наивно.
Мне помогут потоки ливня,
Мягкий плед и горячий чай.

Там, за шторой – стена воды.
Опустели дворы, скамейки…
Из бесформенной пухлой лейки
Хлещут струи на все лады.

И мне кажется, на часах
Стрелки дрогнули и уснули.
Дом притих, как вечерний улей,
Шоколадом уют пропах.

Сладкий чай и мохнатый плед,
Ну, а большего мне не надо.
…И плывет облаков армада
Сквозь туманную толщу лет…