Два года назад скончался Александр Борисович Градский.

Слава, сцена - не только софиты,
А еще и терновый венец.
Уходя за земные орбиты,
Оглянись, одинокий певец!

Там, внизу - все отыграны таймы.
Дополнительный будет - не здесь.
Только в воздухе медленно тает
Со снежинками - лучшая песнь.

Даже бледные телеэкраны -
В кой-то миг - захлебнутся от слез.
Скажет диктор: "Уходят титаны"...
И добавит: "Он пел на износ"...

Все, как водится - речи, концерты,
Обрамленный цветами портрет...
На Земле не бывает бессмертья,
Но и смерти - для Призванных - нет.

До свидания, Мученик Песни!
Ты уходишь туда, за черту,
Чтобы встретиться в Граде Небесном
С тем, взлетевшим давно - в Высоту.

Фонарь. Луна. Фонарно-лунный свет
И темно-фиолетовое небо,
И голубь, утащивший корку хлеба,
И тополя высокий силуэт,

И блеск витрины...
Просто вечер городской...
И запах трав лимонно-лунно-винный.
Путь впереди извилистый и длинный...
А до луны, мне кажется, рукой

Подать - и взять в прохладную ладонь,
Пока ее в листве не спрятал тополь...
И фонарей сияющий акрополь

Заменит городу лимонно-лунный свет.
И день, которого сегодня больше нет,
Отдаст последний призрачный огонь.

Вечер августа. Свет фонарей.
Ветерок освежает прохладой.
Позабудь о печали и пей
Летних сумерек пина-коладу.

Знает, знает густая листва -
Впереди желтизна и круженье.
Но пока ещё власти осенней
Не сдаёт гордый август права.

В небе - всем лунам луна.
Город в вечерней тиши.
Улица света полна
От фонарей и машин.

Скоро замрет Таганрог
В мягких ладонях луны.
Стелются травы у ног,
Кружат лунатики-сны.

На горе Митридат — свежий ветер античного мира.
Спят забытые камни меж зарослей скромных цветов.
На горе Митридат воскресают легенды и мифы,
Пробуждается дух героических древних веков.

Вот легко и свободно взлетаю по лестнице в гору,
Словно Зевс помогает мне смелой и твердой рукой.
А на самом верху, на траве, дремлет эллинский город.
Два недвижных грифона хранят его гордый покой.

Здесь сверкали мечи. Здесь закончился бой безысходный.
Вероломство, блокада, измена — спасения нет.
Помнит эта земля — здесь погиб Митридат Благородный.
Враг могучего Рима ушел в ослепительный свет.

На горе Митридат явно слышится поступь Эллады.
И руины дворца помнят гордую гибель царя.
Эти храмы богам, эти статуи и колоннады
О далеких веках, о великих делах говорят.

Непреклонность, величие, пафос — все было когда-то.
А сегодняшний мир слишком сер — и поэтому плох!
Пусть пройдут через сердце, как острый клинок Митридата,
Нестерпимые муки столетий, боль прошлых эпох.

Мчат года за годами… И Хронос являет коварство.
И теперь озаряют закатного солнца лучи
Не волшебные башни столицы Боспорского Царства,
А унылый железобетон современной Керчи.

Но настанет пора — и Былое восстанет из гроба
(Неизвестно, как время направит свой вечный полет).
На горе Митридат вновь поднимется мощный Акрополь
И в Грядущей Античности новое солнце взойдет!

Где ты, время гранитных колонн, время глиняных амфор?
По ушедшей Элладе — мой горький, тоскующий вздох…
Пусть вернется на бледную Землю утраченный пафос!
Пусть вернутся отвага столетий и гордость эпох!

Это близость весны… Это близость печали…
Это близость безумных, мучительных снов.
Это темная высь в окровавленной шали
И прозрачные капли на стенах домов.

Это близость весны… Это боль… Это слезы…
Это вечер, звенящий осколками льда…
А на шумных базарах торгуют мимозой,
А на тихом асфальте проснулась вода.

Эта близость весны забирается в душу,
Как пронзающий ветер с далеких полей.
Вот кристаллики звезд растворяются в луже,
Вот завяла мимоза на пыльном столе.

Где-то светит во тьме из-под сетки тумана
Золотая улыбка февральской луны.
Едкой солью посыпаны страшные раны…
Ничего… Все пройдет… Просто — близость весны…

Соль на губах, вкус морской на губах.
Соль на туфлях. Соль на одежде. Город
Весь в южных розах. Чайки на мокрых камнях
Спорят с прибоем, крыльями машут гордо.

Жизнь, ты горька, словно трава-полынь.
Но и полынь иногда сладка...
У моря во власти
Выпить бокал холодного брюта. Взглянуть на синь
И на часок почувствовать странное счастье.

Мой внутренний город сегодня гирлянды зажжёт,
Справляя свой юбилей.
По праздничным улицам скромно пройдет пешеход,
Смотря на море огней.
Он вдруг остановится, тихо и грустно вздохнёт:
"Зачем я пришёл, зачем?"
А все потому, что печальный прохожий - тот,
Кто был для меня - всем-всем.

Предновогодняя морозная Москва…
От света яркого кружится голова.
Иллюминации среди ночных витрин.
Метро…
Кафе…
Машины…
Книжный магазин.

И будет Новый год.
И будет жить Москва….
Весной в Москве опять прорежется трава.
Ну а пока — огни…
гирлянды…
звезды…
снег…
Куда идешь ты, одинокий человек?

Я пришла на поле брани
С опозданьем, с опозданьем.
И застала на покосе только мертвые тела.
Видно — бились здесь титаны,
Бились пламенно и рьяно,
Бились так, что даже солнце раскалилось добела.

Средь убитых я узнала
Тех, с кем вместе пировала.
С окровавленной землицы поднимаю чей-то меч
И не знаю, чья здесь правда,
Чья победа, чья отрада,
И кому за павших братьев надо голову отсечь!

Мною принято решенье —
В бой смертельный, за отмщенье!
Нахожу на мертвом поле одинокого коня
И скачу на дело мести
Ради правды, ради чести.
Вы, зеленые былинки, помолитесь за меня!

Любуйся огнями… Гирлянды, гирлянды…
Идет Новый год.
Купи в магазине бутылку «Массандры».
Гуляет народ.

Во тьме и во свете летают снежинки.
Декабрьский мороз.
С лица соскреби непослушные льдинки
Непрошенных слез.

А время идет, отворяются двери,
Как в Космос, в январь…
И светит, в грядущее утро не веря,
Озябший фонарь.

В карманах спасай побелевшие пальцы,
Вдыхай кислород.
Врывайся в толпу и в веселье вливайся —
Идет Новый год.

Загадаю желание: возвратись, моя жизнь!
Через город дождливый и темный - вернись!
В сапожищах по лужам, по неровным путям -
Сквозь мое бездорожье - звездою светя.

Возвращайтесь - все те, кого Жизнью звала...
Только дождь... Но кусочек былого тепла,
Как нагретый осколок - согревает во мгле,
Хоть и ранит. Ну, что же...
Это - жизнь на Земле.

Холодное купанье ноября.
Студеный ветер — северный, могучий…
В тот серый день не родилась заря,
Не в силах просочиться через тучи.

И падали увядшие листы
На море, на песок и на одежду…
Зачем оно, купанье без надежды?
Когда померкли краски и цветы,

Когда пустынным стал осенний пляж,
Кафе позакрывались и палатки.
Когда растаял солнечный мираж,
А на деревьях — жалкие облатки…

Давным-давно закончился сезон
И разошлись-разъехались туристы.
Но были волны изумрудно-чисты.
И не хотелось прятаться под зонт,

Пусть даже временами капал дождь.
Но под зонтом — согреешься едва ли…
И на сыром песке — следы подошв
Прохожие порою оставляли.

И кто-то молвил: «Зря полезла, зря,
Ведь можно ненароком простудиться».
Но так свежа была холодная водица
Под Севастополем, в гостях у ноября!

На ковре-самолете - в тревожный закат,
Где ветра и шторма, где вороны кружат.
На ковре-самолете - в прохладный восход,
Где лучи озаряют спокойствие вод.

Всё лететь и лететь - сквозь закат и рассвет,
Вместе с резвыми стайками белых комет...
Отыскать, что в сем мире хотела найти -
Хоть бы малый кусочек - Прямого пути.

И, когда не сумели помочь корабли,
На ковре-самолете - от темной земли,
Несмотря на вороний неистовый грай -
Обрести мой утраченный рай!

Я ли тебе не впору,
Мне ль ты не по судьбе...
Ласковый-ласковый город,
Как я хочу к тебе!

Как Одиссей к Итаке -
К башне знакомой рвусь.
В вечном, бескрайнем мраке
С волнами жизни бьюсь.

Город, где олеандры
Тянут цветки к лучу...
Снова шепчу, как мантру:
"Как я к тебе хочу!"

Сквозь леденящий холод -
К ласковым берегам
Я доплыву, мой город -
Солнечный Зурбаган.

Алый дождь над золотыми кораблями
Отражается в расцвеченной воде.
Грациозное танцующее пламя
Над домами и над бухтами - везде.

Словно чайки в предвкушении полета,
Машут крыльями на мачтах паруса.
Нынче - праздник, нынче - День морского флота.
Блещет огненная буря в небесах.

Звезды, радуясь, нисходят с небосклона,
Дарят городу волшебные цветы.
Алый дождь уже сменяется зеленым,
А еще через минуту - золотым.

Как орнаменты в глазке калейдоскопа,
Изменяются узоры на волнах.
Город славы - величавый Севастополь -
Тонет в праздничных восторженных огнях.

Предновогодняя Ялта. Плюс десять и дождь.
То ли купаешься, то ли идешь — не поймешь.
Лужи блестят серебристо.
Вечер… Играют симфонию дождь и прибой.
В Ялту скорей приезжай, мы станцуем с тобой
Танго среди кипарисов.

Море волнуется раз… и второй… и еще…
Хочется чувствовать рядом — титана плечо.
Небо закуталось в ризу.
Море и небо… Меж ними — сплошная вода.
Вечнозеленая Ялта танцует всегда
Танго среди кипарисов.

Кажется, счастья иного и в космосе нет.
…Может быть, завтра на пальмы посыплется снег
Мелким сверкающим рисом.
Рано темнеет. Полощутся в море огни.

…Снова видение — предновогодние дни,
Танго среди кипарисов…

Южный город дурманит и манит,
Пышной-пышной листвой шелестя.
Он меня непременно обманет —
Я ему не родное дитя.

Только память, упрямая память
Будет спрашивать: «Где же они —
Кипарисы, платаны и пальмы
И дрожащие в море огни?

Где причал и портовая башня?
Где буксиры, где два маяка?»
Тише, память, не плачь о вчерашнем.
Лучше просто глядеть в облака.

Как же здесь хорошо! Горный зеленый ветер,
Пташек веселый клич, запах крымской земли.
Где-то внизу видны в нежно-лазурном свете
Маленький белый город, море и корабли.

Птиц мечты запустить... С горных вершин спуститься
К набережной. В кафе роллы и суши взять,
Как простой отпускник, прибывший из столицы.
Разве чайке побыть средь голубей — нельзя?

Вот и она — кричит, гулу прибоя вторя.
Ей суждено лететь — к звездам. К рассветам. Ввысь.
Рыбам и кораблям тоже нельзя без моря...
Это не отпуск, а жизнь. Много больше, чем жизнь.

Бродить в зеленом платье по горам,
Прилечь на камень, солнцем обогретый,
И наслаждаться тишиной и летом,
Отдав печаль бумажным журавлям.

Лети, журавлик, встреть иной рассвет!
Туда, где даль морская неизменна.
Пускай ты не спасешь моей Вселенной,
Но белой чайке передашь привет.

Туманный город. Городской туман
Деревья заключил в свои объятья.
У осени теперь духовный сан -
Она не носит больше ярких платьев.

Все алые и желтые цвета
Остались там, в утраченных неделях.
Не надо плакать, девочка-мечта,
О том, что птицы-листья улетели.

Нам - пить туманный антидепрессант,
Идя на остановку или рынок.
...А с неба скоро спустится десант
Красивых, но безжизненных снежинок.

Волны о вечности спорят с холодным ветром.
Стой на ветру и влагу тяжелую пей.
Белый туман окутывает километры
Чуть желтоватых степей.

Зябко и грустно...
Словно собравшись на вече,
Чайки над серым заливом кричат, кричат.
Солнце - пойми и смирись - вовсе не вечно.
Лето покинуло чат.

Мгновение - и дождь
Бренчит по желтым листьям.
Как, осень, ты идешь
Решительно и быстро!

Мгновенье - и тепло
Уносит сильным ветром.
В оконное стекло
Стучит бомжиха-ветка.

И холоден закат,
И парк почти раздетый.
Пуст ржавый банкомат
Банкрота-лета.

Теплый дождь. Цветущий жасмин.
Чуть прохладная ночь июня.
Шепот лип, берез и осин —
Словно тайный совет колдуний.

Дует ветер, вокруг кадя
Ароматом травно-цветочным.
Черно-синий салют дождя
Расцветает над летней ночью.

Это лучше любых картин,
Это надо навек запомнить —
Синий дождь. И белый жасмин.
И колючий красный шиповник.

Запомнить всё — сентябрьский шиповник,
Забытой лодки сиротливый скрип,
Хмельные травы… Навсегда запомнить
Затерянный в столетьях Казантип,

Гекзаметры торжественного гимна,
Звучащие бессчетные века,
Азов в сиянье солнечного нимба,
В оправе золотистого песка.

Запомнить — и покинуть этот берег!
И, может, — разлучиться навсегда…
Лишь улыбнется, в худшее не веря,
Слегка голубоватая вода.

Сослав меня с блистательной Тавриды,
Не радуйся, тюремщица-судьба!
Ведь предосенний берег Меотиды
Я все же отыграла у тебя!

Я здесь — всего лишь призрачная гостья…
Не для меня волшебные края.
Но мы, судьба, еще сыграем в кости,
И, может статься, — выиграю я!

И может, обрету святое право —
Прильнуть к земле, что сердцу дорога.
И упаду в желтеющие травы,
И поцелую эти берега…

А день сегодня хмурый и туманный.
Власть осени - надолго и всерьез.
Она приходит, как всегда, нежданно
И листики ворует у берез.

Не надо, холод... Погоди немного.
Ведь память о тепле еще жива.
Но над домами, школой и дорогой
Кружит, кружит осенняя листва.

Пусти, Парис! Останови войну!
Смертоубийства — больше не желаю!
Отважному спартанцу Менелаю
Верни, Парис, законную жену!

Зачем тебе поверила? Зачем
Я поддалась на чары Афродиты?
А там, у стен — алеет кровь убитых
И не смолкает вечный звон мечей!

Зачем, поправ супружеский закон,
Бежав с тобой, оставила Элладу?
О, Олимпийцы! Так ли было надо
Мне Спарту променять на Илион?

Горит наш стан! Пронзает вышину
Кровавая заря над полем ратным!
Мой Менелай! Возьми меня обратно!
Прости, прости изменницу-жену!

Хочу к тебе — чтоб живы были все,
Чтоб други о погибших не грустили!
Пускай Ахилл воротится во Фтию,
Обнимет Пенелопу Одиссей…

Все воины хотят в родимый край!
Уж десять лет — бессмысленная драма!
Пусти меня, ничтожный сын Приама!
Прими меня обратно, Менелай!

Березы, милые березы
Печально мокнут под дождем.
Смотрю в окно, и льются слезы
О невозвратном, о былом.

Зачем ты, осень, наступила,
Зачем ты на порог пришла
И все, что было сердцу мило,
Ты, как воровка, забрала?

И ничего мне не осталось,
И не осталось никого,
Лишь только смертная усталость
И голос ветра одного.

Лишь мокрая от слез подушка
Да бледно-желтый абажур.
Подушка, милая подружка,
Тебе одной про все скажу.

Березы, клены и осины
Стучатся странниками в дом.
И вдаль глядит моя Россия,
Рыдая снегом и дождем.

Прислониться к подушке... Забыться...
И скорее отчалить - туда,
Где мне море ночное приснится,
А у моря - мои города.
Где на воду ложится янтарный
И серебряный свет фонарей,
Где луна освещает платаны
И становится сразу светлей.

А проснусь - будет снова подушка.
И, бледнея, большая звезда
Тихо глянет в мою комнатушку,
Позовет - в города, в города.

Я — Ассоль — прихожу на могилу творца моего.
Неземной старокрымский покой растворяет печали.
Вам от Грэя — привет. Вы создали для нас волшебство
И под шелковым алым рассветом навек повенчали.

Я на камни седые кладу полевые цветы.
В неподвижной истоме застыли кресты и могилы.
О, спасибо, создатель, за трепетный парус Мечты
И за то, что позволили верить, что дали мне силы.

Мы с моим капитаном отчаянно к счастью рвались,
Шли сквозь злобу людскую, как будто сквозь заросли терний.
Где-то там, за горами, стоит Феодосия-Лисс,
Дует ветер далеких морей с Коктебеля-Каперны.

Как Вам спится, творец, от любимого моря вдали?
И достаточно ль ярко Вам светит багрянец закатов
Над зелеными кущами древней, дремотной земли,
По которой давно отошли караваны Солхата?

Самый лучший ресторан — в вагоне,
Только не в вагоне-ресторане,
А вот здесь — простая боковушка,
Столик и широкое окно.

Скромные — из пластика — тарелки,
Но запас в дорогу собран с толком
И с заботой — мамочка, спасибо! -
Яйца, бутерброды, пирожки.

Главное, конечно — это виды.
Мчатся, мчатся белые домишки,
Желтые весенние поляны
Нежными сменяются лесами
В кружевной, нарядной дымке мая.
Станции, платформы, полустанки.

Дай мне, Боже, так прожить свой век,
Чтобы дома — грезить о вагонах,
А в вагоне, за горячим чаем,
Милый дом с улыбкой вспоминать.

Мама, мне страшно в лесу одиноких слепых новостроек
(Много их высится тут, только каждая — так одинока....)
В городе этом чужом.
Даже звезды — и те не родные.
Мне бы примчаться домой, где знакома любая рябина
В нашем зеленом дворе, где привычные пятиэтажки,
Тихо качели скрипят, напевая про лучшие годы,
Кошки мяучат, прося аппетитных котлет у хозяек.
Мама, хочу я с тобой вечерком прогуляться к каналу,
К берегу детства и трав, там смотреть на рыбацкие лодки.
А в огороде твоем — звезды пахнут созревшей клубникой...

Стены больницы серого цвета.
Стрелки часов показали восемь.
Где-то здесь умирало лето,
Где-то здесь умирает осень.

Сильные ветры. Дождь и ненастье.
В парке больничном гнутся березы.
Где-то здесь умирало счастье
В дымке прозрачной, туберкулезной.

Здесь умирали белые звезды…
Здесь умирали черные ночи…
Духом лекарства пропитан воздух.
Фельдшер зима вату спиртом мочит.

В белой палате — словно в неволе…
Пусть же подходит к моей кровати,
Даст умереть без мучительной боли
Доктор Смерть в белоснежном халате.

Черная-черная-черная пятница…
Сделаться, что ли, немножечко пьяницей,
Выпив вина, посмотрев за окно,
Где безнадежно бело и черно,
Где по декабрьской скользкой дорожке
Шествует черная-черная кошка.
Иль на балкон — и зубами поклацать:
Месяц — не май, а декабрь студеный.
Где-то на улице каркнет ворона.
А календарь тихо молвит: «Тринадцать»…

Давным-давно, эпохи три назад,
Стояли мы у Гавани заката
И ждали корабля на Валинор.

Потом решили: рай — где мы живем,
И отошли от берега надежды
И поселились в сумрачных лесах.

Шли годы за годами. И звезда
Нам не всегда приветливо светила.
Мрачнее становились небеса.

Нас измотали войны и нужда,
Мы тосковали о стране далекой,
Жалея об ушедшем корабле.

И бурей, смертоносной и лихой,
Нас разметало, разнесло по свету.
И вот — одна в заброшенном порту

Стою, смотрю на мелкую волну
И жду закатный парус — но напрасно.
Туда не ходят больше корабли.

Пишу тебе из сумрачных кругов
Не Дантова - совсем иного - ада,
Где скользкий путь - Голгофа из Голгоф,
Где небо затмевают снегопады,
Где ни любви, ни вдохновенья нет -
Лишь вечный шум торгашеского гвалта.
И где спасеньем - только Интернет
Да в памяти живущий образ Ялты...
Я в светлых снах - на белом корабле
Через моря плыву к тебе, любимый,
А наяву, на каторге-Земле,
Опять во мгле - горда и нелюдима,
Опять во мгле... Мне б только устоять!
Сберечь в себе твое святое имя!
И мир - наш мир заветный - не отдать
Ни под какими пытками земными!
Терпеть и помнить - в адовых кругах,
В глухих застенках сумрачной квартиры...
Я выстою. До встречи на лугах
Неотданного Истинного мира!

Зачем я с легендой спорю
И вглядываюсь в туман?
Что скажешь мне, море, море,
Седой капитан-титан?

Где парус тюльпанно-алый?
Где сказочник тот лесной?
Я вечно сижу на скалах.
Ты, море, всегда со мной.

Спасибо за синь, за вольность,
За то, что поёшь всегда…
Но только моя ассольность —
Нелепость в мои года.

Была я железно-верной,
Я долго его ждала.
Каперна моя, Каперна
Сгорает в огне дотла.

За мной не пришел корабль,
И парус уже не ал.
И близится мой ноябрь —
Пора уходить со скал.

1.

Южная ночь. Коктебель. Золотая звезда.
Волны поют. Дует ветер, легендами вея.
Нет, в моих жилах - не кровь, а морская вода.
Я - киммерийка, русалка, дочь бога Нерея.

Выйду из пенной волны в окружающий мрак.
Легкой походкой пройду сквозь полынные стебли.
Как вороного коня, оседлав Карадаг,
Вмиг унесусь в коктебельские вольные степи!

Ветер в лицо - и свобода! Пьянящий простор!
Шелест листвы. Аромат киммерийского лета.
Ночь подарила горам золотистый убор,
Сшитый из самого тонкого лунного света.

Край, где над степью горит золотая звезда,
Где черноморские волны играются в салки -
Я не забуду тебя! Никогда! Никогда!
Зря, что ль, дана мне душа коктебельской русалки?

2.

Здесь бывал Одиссей. Поднимался по выжженным склонам
Или, может, бродил мимо этих чернеющих скал.
Победивший войну и гонимый самим Посейдоном,
Нисходящий в Аид - о любимой Итаке мечтал.

Над потухшим вулканом - прохлада соленого бриза.
У подножия гор - прокаленная жаром земля.
Здесь бывал Одиссей - где Античностью воздух пронизан,
Здесь же, в Доме Поэта - обломок его корабля.

Как вернуться из огненной бездны подземного бога?
Наш герой возвратился - он был хитроумен и смел.
Эти горькие травы его провожали в дорогу,
И стелился туман. И прибой по-гомеровски пел.

Он из пламени вырвался. Путь его был не закончен.
Впереди - еще много морей, островов, городов...
Вновь разбрызганы в воздухе волн разлетевшихся клочья,
Как соленые слезы отвергнутых нами богов.

Я сейчас поняла, размышляя в тени Карадага,
У чернеющих скал, у полоски морского песка:
Полуостров Мечты - вот моя дорогая Итака!
А другую Итаку уже и не стоит искать.

Мне здесь жить не дано. Я покину и море, и солнце.
Не помогут мне боги. Утонут мои корабли.
Что ж, прощай, Киммерия, прощай! Мне, наверно, придется
Умирать на снегу, под метелью, от Крыма вдали.

Вспомню край Киммерийский - далекой Античности слепок,
Край, воспетый поэтами с древних времен и досель.
И закрою глаза. И согреет меня напоследок
Промелькнувшая мысль - там когда-то бывал Одиссей.

3.

Коктебель! Коктебель! Ты опять меня в гости позвал,
Написал пару строк и отправил с письмом альбатроса.
Я прочла то письмо на морском языке - и лечу на вокзал!
Вот и ветер вдогонку, и пляшут по рельсам колеса.

Мой таинственный солнечный край! Не к тебе ль
От родимых осин я примчалась сквозь версты и мили?
Так прижми же меня к своей мощной груди, Коктебель!
Дай заснуть на кремнистом плече! Сохрани и помилуй!

Коктебель! Коктебель! Задыхаясь, шепчу,
Словно формулу счастья, серебряно-синее имя.
Я в античных сандалиях крымские степи топчу,
Легким бризом дышу, восхищаюсь дарами твоими.

Вот кончается ночь. Встрепенулась, проснувшись, гора.
Ярко-огненный шар, осветив голубые вершины,
Заалел на востоке. С ним волны хотят поиграть,
Так похожие на серебристо-зеленых дельфинов.

В Киммерии - тепло. В Подмосковье - дожди и дожди.
Там желала я смерти, сгибаясь от ноши жестокой.
Но пока я в Крыму - подожди, Ахерон, подожди.
Волны Черного Моря милей твоих черных потоков!

Здесь меня Коктебель защищает от всяких невзгод,
Великан Карадага - у жизни моей на дозоре.
Здесь друзья у меня - древний сумрак и юный восход,
Красноглазое небо и зеленоглазое море!

Еще сто раз изменится прогноз,
еще сто раз синоптики наврут,
А я поглажу листики берез,
Букетик майских ландышей нарву.

Пускай себе твердит телеэкран,
Что будут дни дождей и холодов,
А я все куртки запихну в чулан
Пылиться до ноябрьских снегов.

И юбка затрепещет на ветру,
И жизнью будут улицы полны…
А если серой осенью умру —
Воскресну с первым ландышем весны.

Виноградники в темноте.
По дороге мелькают шины.
И луна горит в высоте,
Словно фара большой машины.

Едем, едем… Гляжу в окно.
Разве что-то бывает лучше,
Чем уснувших долин кино?
…Показались огни Алушты.

Дальше, дальше… В горах покой,
Там объяты леса дремотой.
Буки, грабы стоят стеной,
Вековые храня оплоты.

Где-то светится огонек —
Вероятно, чьего-то дома.
Он в кромешней тьме — одинок.
Дует ветер в окно… Истома…

Вот приехали в Партенит.
Кипарисы в ночном просторе.
А луна в высоте блестит
И кокетливо смотрит в море.

Выхожу… Хорошо мечте
В сонной мгле бродить втихомолку.
Виноградники в темноте,
Золотые огни поселка…