Я стих писал! А критик думал - хрень.
Я душу вклал! Ему казалось - воду.
Я выстрадал в поэзии свободу!
А он решил, что пил я целый день...

С трудом и потом вкладена душа,
Её обратно выкласть очень сложно!
Ворчит мой критик, стонет односложно:
"Не так, не так, опять не те стиша!

Не так ты в строфы вложиваешь их,
Да и на сайт не вложивай их вовсе!
Душой не порти плавный ритм строк всех,
Раз не в размер намазан слог на стих!"

Но как же мне не вложивать её,
Коль просит?! Вновь душой, терзаясь, вложен,
Рифмую стих, горяч, неосторожен...
А критик снова стонет: "ой-ой-ё!"

Но стих, не спорьте (!) - всё-таки хорош!
Там все на месте - запятые, точки,
И мысль, прекрасно вкладенная в строчки,
Хромает рифмой. Ты её не трожь!!!

На Венере, Меркурии - жарко:
Право, лучше попариться в бане.
Тур на Марс - прохладным подарком!

В красном сумраке - как в тюльпане
Посреди лепестков, у вымени
Чёрной тёлочки в звёздочку частую,
Поселиться внутри бого-имени*
И глядеться в бездонность прекрасную:
По ночам - видеть Землю воочию,
Погрузившись во тьму одиночества,
Днём - в пустынности пылью заведовать,
С марсианами теле-беседовать.

Вихри вскружатся ветра шалого:
Приезжайте - добро пожаловать!

*Марс — один из древнейших богов Италии и Рима

Шаг сумерек - призраки ночи тревожно крадутся, незваны;
Одев длиннополые тени, сок тайны во времени тело вливают.
А месяц прозрачен и тонок. Быть может, всё это - картина эмалью
На блюдце фарфоровых будней среди маяты океана...

Вечер, сумрачным пиджаком городские скверы укрыв,
По пустынной аллее брёл. Как разрезанная папайя,
Был он чёрен и ярко рыж. Выжимая давний нарыв -
Саксофоном ветвей пустых в вышине тишину вскрывая,
Тени в памяти расправлял: на мелодию натянув,
Будто кожи на барабан. Он лупил во всю мочь ладонью
Безответной былой любви, до конца не пропавшей в клюфт
Всезабвения, углубив отпечатки былых агоний.
Как фламинго: печаль сочней, в тине будней ища улов -
Чувств терзания, в ходе лет выцветает (светлея к смерти).
Входит ночь, не несёт вестей, уплотняясь вокруг кустов:
Папуас всю папайю съел, саксофон обратился в ветер.

Небо дремлет на ладони океана,
Как малыш, прижавшись розовой щекой.
Тихий сон хранит от бед - пресветлый Ангел.
Отоспаться б малышу перед грозой,

Отыграться бы в лучах весёлых солнца,
Нарядиться в облака и в тишину.
- Мама, мама! Наше небо не проснётся,
Чтобы снова объявить земле войну?

Засмеялось небо грохотом весенним,
Пролилось в поля слезами - вот каприз!
Зелень бурная ловила капли - ценен
Для неё, растущей, ливневый сюрприз.

Снова мальчики наладят самолёты,
Сотворив макеты неба на столе...
- Мама, небо, я надеюсь, помнит ноты
Милых песен, что ты пела на земле.

Суетимся чемоданно - на курорты манит Марс.
Солнце, море, галька, пальмы, пляжный зонт в чудной раскрас:
Серый фон, на нём - пустыня красным цветом в свете звёзд,
Ветер крутит вихри пыльно, важно едет марсовоз.

Вот скафандр для экскурсий - буду славный космонавт!
За стеною пляжа - пустошь: осыпь, пыль, конгломерат.
Отыщу вкрапленье кварца - проведу эксперимент,
Чтоб узнать про жизнь на Марсе в неосвоенный момент.

Говорят, когда-то море, пляжи - были на Земле,
А в полёт на Марс герои стартовали в корабле.
Нынче пару дней всего-то - в подпространственном метро,
Чтоб кокосы на курорте грызть - спасибо ГОМЭСКРО*!

*ГОМЭСКРО - головная организация межпланетной электронной системы курортного развития отпуска

Усталости шарфик напыщен,
Обвил мои плечи котищем
Тяжёлым, уютным - глазища
Закрыты, и спит он, мурча.
Меня ты уже не отыщешь:
Я спряталась в миг - в эти тыщи
Снующих мурашек-мыслишек.
Рефренно в мозгу топоча,
Не выйти им прочь без ключа.

Но помню: цветочны, дурманны,
Длиннющие висли лианы,
Скакали по ним обезьяны,
Фантом лепестками творя -
Я строила разные планы,
Рождая в них самообманы;
Гляделась, как в зеркало, канув
В малюсенькой капле дождя,
Бросая мечты - якоря.

Дремлю, в полусне колокольчик
Залился поэзией строчек -
Быть может шершавости ночи
Затеяли нежный трезвон.
И кажутся светлые очи
Среди полутьмы многоточий -
Фантазии таинства почерк.
Но скоро проглотит питон
Луну в серебрённости крон.

Куда, тараканы и бабочки
Толпою весёлой, не в тапочках -
В сапожках направились сказочных -
К весёленькой мухе на чай?
В стаканах и маленьких чашечках
С вареньем вкушали, не чавкая,
Чаёк. Вечерок замечателен,
Ещё не закралась печаль...

Начало сложилось чудесное:
По полю брела мушка с песнею,
И вдруг увидала небрежный штрих:
Оброненный рублик в траве.
Схватила и радостно затемно
Снесла на базар, чтоб отдать его
За тот самовар примечательный,
Позвав всех букашек к себе.

- Ах, бабочка, милая, кушайте!
Варенье такое воздушное -
Лекарство от хворей с простудами,
Варила его с сахарком!
Но кто-то на краешек скатерти
Пролез: "Почему разбегаетесь,
Испуганно, прячась старательно
От встречи с большим пауком?!"

На муху злодей зуб затачивал,
Но лётчик отчаян кусачий был,
Оставив для гусениц вкрадчивость,
Срубил негодяя в утиль.
А после за лапку взяв нежно так,
Он муху к окошечку бережно
Подвёл и, признавшись, навечно ей
Сердечко и руку вручил.

Куда вы, лугов косных жители,
Весёлой толпою бежите все?
Какое вас гонит событие
В мушиный лесной уголок?
Пенёк там, заросший крапивою,
Где свадьбу справляют счастливую
Комарик и муха красивые,
Оркестр играет вальсок.

Жил-был в Индии павлин.
Гордо он ходил один,
Раскрывая пышный хвост,
Доставая им до звёзд.
Как-то раз гулял павлин
Не спеша среди маслин.
Над цветами у дорожки
Увидал пичугу-крошку:
Порождая ветерок,
Трепет крыльев взгляд привлёк.
Птица напилась нектара
На лету, причём недаром -
Ей цветок сказал: "Спасибо!
Вы мне очень помогли так -
Клювом принесли пыльцу,
А пыльца цветку - к лицу!"

"Как Вас звать?" - спросил павлин, -
"Я гуляю здесь один,
У меня красивый хвост,
Достаю я им до звёзд!,
Как Вас всё-таки зовут?"
Птаха спела: "Чив-чив-чьют!
Опыляю я цветочки -
Вся в трудах с утра до ночи.
Лепестки манят и ждут,
И нектарницей зовут!"
Полетела, замелькала
Крыльев трепетом, пропала.
Тут павлин подумал: "Странно...
Так мала, но долгожданна
Для цветов. А мой-то хвост,
Достаёт почти до звёзд!"

Чудится шорох. Блик лунный прилиП
Ёлочным шариком к сумрачной веткЕ,
Робко роняя монетки в сто лиР
Нашим следам на тропинке-виньеткЕ.
Алой страницей эскиз дальних крыШ
Явью пролистнут, вдруг сумрак закрыЛ

Книгу. Темно. Промелькнула, спешА,
Образом тёмным... Мурашки за вороТ...
Шустрая кошка, нырнув в кулуаР
Ельника лапищ, растаяла спорО.
Чиркнул мгновенно, как карточный краП,
Каплей смятенья налип в душу мраК -

Аспидным страхом, не веря уму моемУ.

Тройка рифмой мысль вбивает в каменистость троп.
Рысь коренника - широка, пристяжных - галоп*.

Автор, пародист и критик скачут на Олимп:
Воз стихов растёт, взбухая на дрожжах любви.

От неё до отвращенья - только постромки,
От везенья до крушенья - крен одной строки.

Взрывам чувств от стихотворной скачки - равных нет,
Пародист поржёт, а критик тычет мордой в бред.

Ты лети с дороги птица, убегай, зверьё:
Вдохновение клубится, колет слов жнивьё...

-------
*русская тройка скачет особым образом: коренник широкой рысью, а пристяжные галопом

Положив на стол тетрадь,
Начинаем рисовать.

Яркой зеленью - листок,
Чтоб играл им ветерок.

Изумрудным - глаз кота,
Смелый штрих - изгиб хвоста.

Держим кисточку вдвоём:
Контур спинки обведём.

В центре легче - рыжий бок,
Справа - неба уголок.

Слева - солнце, как всегда,
Гладит лучиком кота.

Постарались хоть куда,
Получилась красота!

- Ты на ручки посмотри:
Пятен сколько? - Целых три!

Отмываем. - Чисто? - Да!
- Отдыхаем? - Никогда!

Взялись пальчики за кисть:
- Чистый листик, берегись!

Беда вышивала висков убелённость стежками войны...

Ряды фотографий, иные знамёна, но взгляды ясны.
Боль судеб, осыпавших землю, как росы - траву по утру,
Понять молодым нелегко - годы вносят забвенье, хандру.
В булыжнике дней русла судеб неровны: молва, суета...
Витком возвращается время к былому, но память не та,
Что стала покровом Великой Победы над миром сердец -
Война, словно шашки, расставила беды в пылу людоедств.

Вздымайся же, память, над нашей землёю - истерзанный стяг!
Чтоб враг не решался палить жизнь войною, как глупый пустяк.

Доченьке Анютушке

Пухлая щёчка лапушки дочки -
Мягкого, тёплого смеха комочка.
Полуприкрыта в горошек платочком,
С ямкой улыбки, от грифеля точкой.

То помидоркой смазана густо,
То от варенья сладкое чувство.
Чмок - поцелую в милую щёчку
Кусю-хитрулю - лапушку-дочку.

Стежок, ещё один:
Я шью,
Я - госпожа,
Иль всё же - господин
(поэт, творец)? Межа
От льда к огню
Меж льдин -

Угрём промеж мужчин,
Как бот
По воле волн
Легко, покуда штиль,
И парус грёзой полн -
Пегасик ржёт!
Трамплин -

Вдруг всколыхнёт волна
Чуть вверх -
К чудным ветрам,
Взрыхляя облака -
К возвышенным мечтам...
Теперь - я стерх!
Игра:

Вот - сто солёных брызг,
Перо -
Лежит в руках.
Чарующий каприз,
Пропавший в облаках...
Вдохнув вино,
Грустишь?

Чёрт играл на кифаре*, страдая от боли, и песню скрипел.
Инструмент Аполлона все пальцы обжёг до тумана в зрачках.
Кто сказал, что у чёрта нет сердца - провидел, но чёртов удел -
Возжелать беспредельно, безмерно, да так, чтобы свет горем чах.

Так кокетлива дева, играя златыми кудрями, поёт.
Бесподобной волною колышим при шаге изящнейший стан -
Тут любой занеможет до смерти, хоть ангел, хоть смертный, хоть чёрт!
И рогатый присел под окошко, прехитрый свершая обман:

- "Аполлон, лучезарный, сияющий, слышишь, музЫку вершу!
Будь ты проклят мной трижды (иль я тобой проклят, но это не суть).
Подари мне частицу прелестной - сомнений её анашу!
Только вечер один скоротать, будоража мечтанием грудь.

Пусть томлением полнится: страстным желанием только задень -
Запылает огнём, распустив на ланитах розарий зари!
Она свет только любит - я ради неё жгу кифарою тень
Моего вожделения, громче богов я играю - смотри!"

Запылала в закате холодном кифара, стеная во мгле,
Пела дева печаль, так прекрасно, что сам Аполлон ей внимал.
И сгорел под окном бедный чёрт - до землицы, несчастный, истлел:
С Лучезарным поспорив в музЫке, узнал его гнева финал.

*кифара - инструмент Аполлона. Аполлон жестоко наказывает тех, кто пытается состязаться с ним в музыке.

Весна. Дорога в ухабах. Ползу до "Октана",
Где стая грачиная гнёзда сваяла по плану.
"Очки" сомнений "лучистость" расчётов рассеют.
Шуршит ветерок. Я ныряю в стоп-лотерею.

Печаль - что линза (навскидку диоптрий немало):
Доеду колёсно ли? Трактор повытянет с бала
Раскисшей грЯзи? Унылость (диоптрий сто десять)
Пирует безвылазно: крепко на мель вклеен здесь я.

"Октан", расцветкой прельщающий взор, неуместен:
Уныло мечтаю взлететь - хоть бы метров на двести.

Чернеют строки. Слепое зверство
Печатью боли клеймило память.
Отважный взмах неумелых крыльев
Порывом долга за грань надежды
Отнёс, страданием жизнь свивая,
Что лист бумаги в сгоревший свиток.

Как серый пепел - немые души;
Пестрят призывно, рычат экраны
Плакатно ярость: "Кто прав - тот честный!
Свобода сильных сегодня в топе!
Мы всё расскажем - ты слушай молча,
Скандируй с нами: долой свободу
Презренной мысли! В ней нету прозы
И правды жизни - она не наша,
А наша правда права бесспорно!"

Чернеют строки, вбирая память
Сгоревших жизней, роняя слёзы
О верных долгу, шагнувших в небо,
На стук больного от горя сердца,
На цвет безоблачных майских красок,
На след улыбки, и след от пули,
На грудь без сердца, на взгляд без света,
На соль и камни, на серый пепел...

Бывает: сказанное слово
(случайно сказанное слово)
стучит по чувствам, как по шляпке
гвоздя, тяжёлым молотком.
Сей факт звучит совсем не ново.
Что больно вдарить может слово -
мы дружно все прекрасно знаем.
Но верим - это не про нас.

Завяжем голову бинтами,
завесим травами, цветами,
и на шелках напишем: "баста!
не говорите ничего!"
И больше ничего не скажем.
И не подумаем впредь даже,
чтоб нам случайно не растаять,
рассыпав по кусочкам лёд.

Ну что с того что ледяное,
зато - красивое и злое.
Мы в зеркала смотрелись долго
(смотрелись в профиль и в анфас).
Мы плыли в зеркалах - как рыбы.
Вы так, конечно, не смогли бы:
в молчаньи быть прекрасной льдинкой.
Молчанье - это хорошо!

Я огнь черпаю, и отливаю стих,
ковш мысли погружая в омут тайны.
Миг - на почерпнутом сверкает блик,
как отсвет истины...
.............................Сюжет, порой банальный -
пустая форма - принимает страсть
огня творения. Следя, чтобы пустоты
ненужных слов, игриво пузырясь,
внедряясь в цельное, не портили работы,
пылающий расплав я постепенно лью
струёй уверенной - не дать ему остыть бы.
И странно: форма неизменная - "люблю",
а стих рождается особенный - как зыби...

Я с мыслью химичил - её изучал в свете вечности,
Строкою стиха преломляя в весне интригующе:
С одной стороны - про любовь (две диоптрии); встречная
Строка пародиста вела себя нейтрализующе -
Вогнулась до минус двух, в ноль низводя силу разума.
Октаном проверил я угол: прибор - без амбиции -
Навряд ли солжёт для пиитоприкрытия праздного.
Но мысль разложилась мгновенно, минуя традиции,
На фразы и колкости. Тщательно ректифицировал.
Добившись чистейшего нечто, вобрал его запахи -
Их примесью разум, как прочная сталь, стал легирован;
Но выпал в осадок сомнений и взвился до радуги,
Поскольку реальность дождями до блеска умыта вся.
И чувства, как линзы, как стайки дождинок весенние,
Тростиночку-мысль преломили: частями забытая,
Она улетела, сверкнув, как разряд - оперением.

Ах, ти-лили-дили, ди-лили-дон.
Весна заглянула вновь в Хоббитон,
Шагнула лучом ко мне на ладонь.
(Ах, ди-лали, ди-ли-да)
Пичуг пересвист с теплом заплетён,
Вокруг изумруды трав, резеда.
Я - дома, здесь всё - почти, как всегда.
Ах, ди-лали, ди-ли-дон.

Ах, ти-лили-дили ди-лили-ни.
Со зла Саруман живое губил,
Леса покосил, как травы, а пни -
(Ах, ди-лали, ди-ли-ла)
Печалью-тоской безмолвны они.
Но я - Сэм-садовник, буду сажать:
Деревья листвой зашепчут опять.
Ах, ди-лали, ди-ли-ни.

Ах, ти-лили-дили, ди-лили-ды.
Галадриэль - утро ясной звезды,
Я помню глаза и кудри златы,
(Ах, ди-лали, ди-ли-ла)
Бесценный твой дар спасёт целый Шир -
Рост саженцев станет быстр, когда
Волшебной земли коснётся кора!
Ах, ди-лали, ди-ли-ды.

Ах, ти-лили-дили, ди-лили-лом.
Дороги свернулись к Ширу кольцом,
Где каждый пригорок с дества знаком.
(Ах, ди-лали, ди-ли-ла)
Земельки родной в руке тёплый ком,
А мэллорн растёт стволом серебрист:
- Цветами златыми радуй-гори!
Ах, ди-лали, ди-ли-лом.

Холодным ветром бредила весна,
роняя снег, которого не ждали.
Головками подснежники в печали
качали, как старушки: "ах, бледна..."
Спешили хлопья, падали на плечи
подросшей травки, тая в тот же миг.
Страдая от бессонницы, старик
по тучам брёл, ища подушку-вечер.

Зло неизбежно, добро - милосердия плод:
Вырастет, даже созреет, но нужен полив.
Мысль подниму на ладонях - сквозь будничность брод,
Чтобы любимой душе скрасить сумрачный миф.

Воют волками... Прощенье сильней во сто крат!
Кровью оно истечёт, но оставит следы
В чёрствости душ, возглашающих силу и ад.
Кто-то незримый начертит распутья судьбы,
Кто-то поддержит за локоть и вытянет боль,
Силу улыбки подарит в последний виток.
Кто-то откроет калитку (покинуть юдоль)...
Что ожидает за гранью: ничто иль итог?

Сколько не пыжься, а тленное тает, как снег...
Кто-то всё видит: мостками над пропастью - взгляд.
Там, где потока событий замедлился бег -
В чутких мгновениях нежности - тайны сквозят.

Подражание В. Маяковскому


Своему товарищу
......................в брёвна глядя,
из зрачка торчащие
......................нелепо,
скажу ему:
....................- Знаешь, дядя,
это всего лишь -
......................времени слепок

в твоей черепушке, СМИ перепаханной,
(в моей того добра - ещё больше).
А знаешь, давай его выкинем
...........................завтра -
......не сделавшись мудрыми,
..................станем тоньше,

легче взвихрённых порывов ветра,
гибче малейшей из этих травок
шагнём широким из интернета
.....шагом -
.............то-то пойдёт забава!

К чёрту - на гвоздик -
....................плащ убеждений,
кепку скепсиса
..................набекрень сладив,
раскрутим юмор в колесе времени,
как в солнцеворотной свастике!

И грОзы голосом грохотно-одичалым
грянут: "бах!", -
..................гимном главное кредо.
Вот оно, погляди -
..................начало
надсовременностного бреда.

Сам Маяковский огромным облаком
Покажет фигу
..............небесной масти,
Узрев, как шагает,
....................робко отколото,
По жнивью
...........безвременья
.....................выжатое
............................счастье

Отступление - снова надежды изломаны в крошево.
Прикрывая отход наших войск, стрекотал пулемёт,
И заглох. Оккупация. Смертью-прислужницей скошено
Много тысяч людей: в небеса - сквозь мучения вброд.

Боже, дай им покой. Пусть земля будет - пух с незабудками.
Каждый метр полей полон гильз, был от крови багрян.
По весне краснотал расцветает цветочками-шубками
Возле страшных воронок, траншей - незатянутых ран.

Прикрывали леса партизан до геройства последнего.
Самолёты ныряли с небес - выжечь злого врага,
И взрывали собой, приближая другим день победного
Окончанья войны, что мела, как слепой ураган.

Не забыты. Пусть вечно горят в огоньках нашей памяти,
Охраняя от злобы. Цветы со слезами смешав,
Вновь приходим туда, где частицей в огромном орнаменте
Скорбный памятник, списки имён в обрамлении трав.

Вы, Отчизне вернувшие жизнь, геройством устлавшие
Чёрный выжженный остов горевших войною времён,
Сквозь страданье несли свет надежды. Простите нас, павшие.
Вашей кровью к любви неземной наш народ причащён.

Я вижу: облако скользит. О чём оно
Безмолвным образом твердит - знать не дано.
Меняет облик: то кочевник, то верблюд.
А мне стихи покоя нынче не дают.

Они - воздушные: не строфы - пузыри,
Но смысл не ловится, как ты ни посмотри.
Глядел я справа, слева - нету головы -
Одни копыта, и рога среди травы.

Как сон разгадывал, спрямляя строк руно.
Но звёзды, молча заглянув в моё окно,
Мне не раскрыли гороскопно-сонных тайн -
Не вняли просьбам, что твердил, как попугай...

Я закричал: "О чём твой стих? Ответь, поэт!"
Но улыбнулся, словно кот, он мне в ответ
Чеширски хитро, исчезая по чуть-чуть,
В стихов своих неразбираемую муть.

А облака летят. Смахнув с чела покой,
Ловлю с холма их смысл протянутой рукой -
Он расплывается то в буквы, то в слова.
Тачая думой мысль, кружится голова...

Ну вот, кончается перрон.
На нём оставлена тревога
Оторванности от порога.
Целует ветерок лицо,

Закружит в стуке круговерть -
Земля вращением колёсным
Промеж откосов, утром росных,
Вовсю пытается взлететь.

Кузнечик мысли в проводах
Запутался, желая скрыться,
Оставив в полумраке лица,
Стремясь за птицей в облаках...

Так хочется опять, в который раз
Зарифмовать апрель с безудержной капелью,
И к ним - свирель порывистою трелью
Весенних певчих птиц. Пусть солнца жёлтый таз

"Жжёт" бубном: об лазурный небосвод
Он гулко звякнется в порывах ветерковых -
Весенний шум, поэзии основой,
Пусть и надуманно, но весел - колоброд!

Весна близка! Весна пришла обновой!

Но тих апрель. Капели выел март,
Оставив пустоту бесснежных зябких улиц.
Травинки робко кое-где проснулись,
И матом снега небеса их крыть спешат.

Но снег водой течёт, ещё летя.
Земля газонов - чёрный брошенный окурок
(Март сигаретой выкурен). Прехмуро:
Небесный глаз заплыл, лиловый туч синяк.

Весна пришла! Унынием надула....

Зимой дорожки в парке не песочны -
Они снежком присыпаны с лихвой,
Притоптаны спешащими - воочию
Плоды трудов увидеть. Здесь не сто,

Но триста лет прошли, в былое канув,
Причуд разновеликих вызвав рост.
Со всех широт земного шара гаммы
Растений: трав, деревьев, их цветов -

Под крышею одной собрались кучно.
Кто молод - "чуть за двадцать", "чуть за сто" -
Постарше и повыше. Листик-лучик,
Иголочки, ладошки, помело,

Огромное у пальмы - опахало.
Столь дивны нежность красок, аромат
Цветов, каким зимою не пристало
В краях, где снег, цвести так наугад,

Распространяя привкус лета сочно,
Дразня суровость вьюги за окном,
Надежду на весну даря заочно,
Покрытую снаружи крепким льдом.

Среди лесов шумливых, ветренных равнин
Сон кошки в скальности навеки недвижим.
Пушиста соснами. Величествен покой
Запечатлён туристом бодрым день деньской...


Любовь подобилась горе, даря тепло.
Богиню радости поили молоком.
Был благосклонен даже пылкий летний гром -
Её мурчанием взрывался. Как костром

Жгло солнце горы и равнины жёстко. Нам
Оно дарило ласки негу. Фимиам
Струили травы воскурениями снов.
О, помнишь - пламенной мечтой бурлила кровь!

А ты был смел, ты воевать хотел всегда,
Твой красноглазый бог войны желал добра -
Силён, готов в защиту Солнца яро встать.
Отвоевав сердца, он их украл, как тать!

Спалил все нивы, плодородье исчерпав.
Богиня Бастет показала новый нрав:
Оборотилась в Схемет-львицу, злобный рык
Врывался в души, разрывая тени их.

У самой крайней - у отчаянной черты
Мы были странно и случайно спасены:
Обман разлился, усыпляя львицу - вмиг
Она застыла, стал кошачьим сонный лик.

Мы нынче живы, но остыли под горой -
Навеки в скальный сон закована любовь.
Глаза богини крепко сомкнуты в тиши,
Пустынный ветер кошке шубку ворошит.

К вечеру мыслеппрозрачности губка вберёт холодок и туман.
Небо зарю разливает по кубкам проходов от улиц к дворам.
Город, кипящий в бульоне суетном, не чуял коварный приход
Сумрака: тихо сиреневым кедом нащупав смятения брод,
Влился размеренно, килем тревожности мыслей дробя камыши.
Я растворяюсь в нём до невозможности, до испаренья души
В лёгкость паров предвечерней поэзии, до заклубленья в углах
Тёмной фиалковой бархатной прелести тайны, что явится в снах.

В хризолитовой тайне дремучих джунглей
Позабыт голубой распрекрасный сапфир
В окаймлении трав изумрудных,
Вправлен в злато лиан: сувенир -

Озерцо, драгоценная тайна - чашка.
В малахитовой шапке под зеркалом вод,
В ожидании вкусной бедняжки
Великан в ней зубастый живёт.

Жадеитовый глаз его прячет в недрах
Бриллиант чёрный - бархат глубокой ночи,
Неподвижно, как камень, ждёт жертву
Кахолонга кувшинок среди.

.

Серебристой луной освещён брусок -
Выползает чернущий агат животом
(Перламутр) на янтарный песок:
Антилопу в миг "цап", уволок
В круглый ониксовый водоём.

.

Утро цвета рубина. Лохматой ватой
Порасплылся тумана жемчужного пух,
Турмалина озёрного чернью гладкой
Прикрывая голодного слух.

Не далёко - давно, ювелирным изыском
Призадумалась сказка, родилась не вдруг,
Крокодиловым стихо-огрызком
Занырнула в сапфирову глубь.

- Смотри: пронзило сумрачность ненастья -
Волос прекрасных свет-очарованье...
Корабль мечты влеком волнами страсти.
Горячее нелепое желанье -

Последняя причуда Камелота -
Двоим пророчит поиски легенды.
Внутри ещё в живых осталось что-то,
Что, кажется, не требует замены,

Но перебои в ритме иноходны:
Сердца стучат порой попеременно,
Предчувствий скалы кажутся, и гроты,
Раскрывши пасти, алчут чувств неверных.

- Скажи, куда во тьме путём безумства?
Но поздно: закипает бурунами
Слепое, почерневшее, с прихрустом
Давящееся мачтами и снами,

Готовясь бросить берегу цунами,
Как жертвенное варево ведьмачки.
Неужто пообедать хочет нами
Бог скал прозренья, суп мешая качкой?

Сцепили посиневшие фаланги,
Что кажутся теперь мне пауками.
На щепке. Лижет соль все швы и ранки.
И гром гремит. И молнии, клоками

Взрывая небо, пляшут и смеются,
И нам твердят: "Не правы! Вы виновны!"
Кто первый в их поверит лизоблюдство?
Кто будет горькой правдой околдован?

Маяк в ночи. Он грезится ли, снится?
Прекрасной девы лик во тьме сияет,
И кажется: нас ждёт терпенья пристань.
И прядь надежд струится голубая.

Ты видела? Почки -
На веточке строчкой
Чуть-чуть зеленеют
Мечтой об апреле...

Валенки ножонкам стали тяжелы:
Хочется ребёнку радостной игры,
Чтобы разрезвиться, да по лужам вскачь,
Прыгать и беситься, как весёлый мяч!

Но на небе серость, под ногами лёд,
Шаркая, неспешно в валенках бредёт
Маленькое чудо. "В лужу не ступи!
На кусты, смотри-ка, сели снегири"

Ну вот, и влюбилась... А ноги, как грабли,
А руки - ну хоть оторви.
Он мимо проходит - не взглянет. Хана мне,
Коль всё же увидит мой вид:

Растрёпа - растрёпой, а нос - как оглобля -
Разбила бы все зеркала
Вот хоть за одну эту вредную чёлку,
Что чёрти-куда отросла.

Подружка-кокетка смеётся, щебечет -
Мила как подснежник весной.
А парень, шутя, с ней дерётся портфелем,
И дёргает косы порой.

Глаголы, сравненья - сплошные мученья,
А рядом - большое окно,
В котором расплылись мечтами деревья,
И грезится в них всё одно:

Он рядом идёт, не замечены лужи -
С них брызги взлетают искрясь...
Контрольная снова. Мозги мои, ну же,
Кончайте в окошке гулять.

Ну вот, и влюбилась... А ноги, как грабли,
А руки - ну хоть оторви.
А там за окошком весенние капли,
Алеют в кустах снегири.

Уходя под гладь воды,
Мягкое "кувырк".
Устремление ко дну,
С камнем - в глубину.

На верёвке - словно шар
С ёлки иль щенок.
Ты меня так не ласкал,
Как солёный бог:
Грудь сдавило, не шутя,
Не позволен вдох.
Вот она - его земля -
Кладезь жемчугов.
Наберу скорей, скорей
Водорослей впрок,
И царевны всех морей
Отыщу домок:
Перламутром окаймлён
Царствен сувенир.
Если ама повезло -
Нынче будет пир.
А теперь наверх, пока
Нет вблизи акул,
Успевай на вдох, чтоб скат
Боком не "лизнул".
Я - utsukushi daiba.
Полуголость - бренд
Покоряющей моря
Ама. Вольный плен:
Тайну ценных жемчугов,
Вызнать в глубине -
Тяжко, вредно ремесло,
Но подвластно мне.

*женщина ама — «женщина моря» (яп.) - ныряльщица за водорослями, молюсками и жемчугом;
традиционно женщины ныряли голыми или в одной набедренной повязке.
*utsukushi daiba - красивая ныряльщица (яп.)

Я взойду на корабль капитаном попутных ветров.
Поднимай паруса! Адмиралы дырявых калош
Сплюнут с завистью смачно. И взглядом превыше голов
Провожают в отплытие. С важностью гордых вельмож

Оторвавшись от мира причала, подняв паруса,
Выйдем смело, срезая усмешку суровой волне.
Дай мне силы доплыть и увидеть вдали чудеса,
Дай удачи - акул подразнить, что нас ждут в глубине!

Дует нынче норд-вест - нам попутно, искрит за кормой
Бирюзовыми брызгами - дразнит солёный гигант.
Словно брат, он душою до капли, до дна - неземной,
К силе ветра готов, и всегда сам себе - капитан.