Паровозом ездит кто-то,
Кто-то ездит на такси.
Я летаю самолётом
- «Ежеси на небеси…»…

Кто таскает чемоданы,
Кто баулы и мешки.
У меня – одни карманы,
Да с овсянкою кишки.

Кто-то тратит на дорогу
Сутки – трое, может боль
ше. Но мне теперь, ей Богу,
Времени так жалко столь

ко тратить бесполезно.
Лишь одно грызёт, грызёт:
Самолёт – то, он – железный,
А по воздуху везёт…

18.03.2015

Лёг туман на Бейкер Стрит,
Влажен, будничен и сер…
Если мучает гастрит –
По утрам: - «Овсянка, Сэр!»

Греет ноги толстый плед,
Влагой морщится стекло.
Виски с содовой - в обед,
Трубка, чай – at five o’clock.

Поздний ужин при свечах,
Стопка лондонских газет…
Тот же плед, но на плечах.
Мистер Холмс - сомнений нет!

Ночь рекламами пестрит,
До утра закрыт музей…
Я иду по Бейкер Стрит –
Ни знакомых, ни друзей.

Тот же в сполохах туман,
Как и сотню лет тому…
Неоконченный роман:
Лондон, Темза, скрипка, му…

Лёг туман на плечи тополей,
Сад в тумане,
Жизнь в тумане…
Ты меня люби, а не жалей,
Жалостью ведь сердце не обманешь!

Лишь луна мерцает в вышине,
Да из окон,
Свет из окон.
Ты, родная, вспомни обо мне,
Мне сегодня очень одиноко!

И ещё так долго до утра -
Мне б забыться,
Мне б забыться!
Рядом ты была ещё вчера,
А сегодня будешь только сниться…

В сентябре все краски свежи,
Соки терпки и пьяны,
Только солнце - реже, реже…
Чаще тучи – валуны

Небосвод загромождают,
Влажный глянец льют дожди
На червлёные медали,
Что у клёнов на груди.

Листья стали восковыми
И духмяными, как мёд.
Работяги – мостовые
Ветер – труженик метёт.

Беспокоится, хлопочет,
Словно дворник поутру.
Оборвать с деревьев хочет
Листвяную мишуру.

От бессилья часто злится
Младший братец зимних вьюг,
Только осень-чаровница
Нынче властвует вокруг.

Кружит в вальсе листопадом
С юным принцем Сентябрём.
- Осень?
- Что ж!
Грустить не надо:
Живы будем – не помрём…

Лист осины – жёлто рыжий,
Листья клёна – шоколад.
А дубы, себя напыжив,
Медно-красные стоят.
У берёз – поблекли косы,
У платанов – голый торс.
Листьев умерших наносы
Вдоль тропинок.
Жёсткий ворс
Ковыля поник уныло…
Травы выцвели, как ткань,
Что при стирке тёрли мылом,
Превратив наряды в рвань…
Шестипалые ладони
У каштанов съела ржа.
Стаи шумные вороньи
Над деревьями кружат.
В лужах ржавая водица –
На листве настой густой.
Осень рыжей кобылицей
Попросилась на постой…
Хочет (зря) из луж напиться:
Горек вкус, да тяжек хмель.
Лишь напьётся – превратится
В ведьму старую…
Поверь!
Ей вплетает ветер в гриву
Паутинок седину.
А она шумит игриво:
- Не шали, с листвой стряхну!
Тянут сеть по небосклону
Два гусиных косяка.
В тёмных лужах солнце тонет.
Стынь предзимья в облаках…

18 - 25.10.2014

Есть лист сухой, горит как порох –
Лишь только спичку поднеси,
И жаркой топкой вспыхнет ворох,
И отразится этот всполох
Аж где-то там, на небеси…

Деревья в парке пахнут мёдом
И терпкой горечью утрат.
А под печальным небосводом
Кружат прощальным хороводом
Две стаи птичьи, и кричат,

Кричат, зовут меня сорваться
С креста, на коем я распят…
Зовут крылатые собратья,
Встать на крыло. Но плен распятья
Сильней их зова во сто крат!

А крест – семья, дела, квартира,
Где нет тепла который год…
Осенний сплин царит над миром.
И липнут листья старым сыром
К подошвам.
Вот, так бутерброд…

15.10.2014

Раскраснелись клёны вдоль дороги.
Их румянец виден за версту.
А берёзки, девы-недотроги,
Примеряют жёлтую фату.
Это осень лес принаряжает:
Время свадеб – как же без фаты?
И опять как летом солнце жарит –
Двадцать два в тени.
Горят кусты
Бересклета пламенем багряным.
Полдень.
Середина октября.
Мну листвы ковёр медвяно-пряный
И топчу осколки янтаря…

15.10.2014

Вот и осень, вот и осень
Свой раскрасила наряд –
На осинках, между сосен,
Сарафанчики горят.

Расписные, озорные,
В жёлто-розовом цвету
Листья-платьица резные
Просквозило на ветру.

Рвёт развратник сарафаны,
Залезает под подол…
Ах, бесстыжий! Ах, незваный!
Поиграл, и вон пошёл.

А в сторонке, а в сторонке
Два дородных молодца –
Клёны в яркой одежонке
С медью в пятнах багреца.

Расхрабрились, поклонились –
Дескать, можно ль пригласить?
В хороводе закружились,
Как бывало на Руси…

Хороводы, посиделки,
Вечеринки у сосны…
А потом - скорей под грелку
Снеговую, до весны…

10.10.2014

Жили-были три народа,
И братьЯ, да не в миру:
Их святое братство Рода –
Во Христе – не ко двору…

И веками воевали
То за веру, то за власть,
То землицы отрывали,
Чтоб в неё сынов покласть.

И никто не смотрит в корень,
И никто не смог понять:
Нас враги извечно ссорят,
Чтобы свой кусок урвать!

«Jeszcze Polska nie zginela»*,
Да в Українi раздор,
А в России то и дело
Власть берут, то плут, то вор…

Эй, братЫ, протрите очи!
Да, сойдясь спина к спине,
Дайте в рыло всем охочим
Поживиться на войне…

Я наивен, пусть, быть может,
Но, болит душа, болит!
И тревога сердце гложет:
Что ж грядущее сулит?
Жить ли детям нашим, внукам,
Или сгинет всё в огне?
……..
Протяни брат брату руку,
И сломай хребет войне!

09.10.2014

*- первая строка «Гимна Домбровского», означающая («Ещё Польша не погибла»)…

Что знаем мы о музыке стиха?
Есть бурные и мощные аккорды,
Что словно бы грохочут с небосвода.
И звуки, вырываясь на свободу,
Как конница, что яростно лиха.

В бой поднимает музыка стиха,
Когда звучит солдатскою трубою,
Когда вскипает кровь от ритмов боя,
И, расставаясь с жизнью и судьбою,
Идут бойцы без страха на врага.

Есть и такая музыка стиха,
Что наплывает ласково и нежно,
Как океан, могучий и безбрежный,
Скрывая вмиг под пеной белоснежной
Песок души, спокойна и тиха.

Слезу рождает музыка стиха,
Что запоёт скрипичною струною,
Пронзительной, надрывной и больною,
Пронзая сердце спицею стальною,
След оставляя жгучего штриха.

Нас окрыляет музыка стиха,
Что бабочкой прозрачно-невесомой
Порхает, чудо - крыльями несома.
И, откликаясь каждой хромосомой,
Готовы вслед мы птицами порхать…

Бывает разной музыка стиха,
Как песня, что никем ещё не спета…
Нет в этом однозначного ответа:
Поэзия для истого поэта –
Как тайна первородного греха!

И только там поэзия глуха,
Где без сомнений скажут графоманы,
Любови прославляя и туманы,
Из слов нагромождая вороха,
Что знают всё о музыке стиха!

07 - 08.10.2014

Маврикий и Тортуга – пиратский знойный рай.
Коль со здоровьем туго – ложись и помирай!
А коль с удачей дружен, пока ты жив, пират,
Гуляй, люби подружек, и чёрт тебе не брат.
И мы гуляли, братцы, и дням теряли счёт.
Но вот, призыв собраться на шхуну нас зовёт.
Я еле брёл по трапу, ругая всех чертей,
(ведь пили ром и граппу, и виски всех мастей…)
Башка гудела рындой*, но гаркнул капитан:
- Стонать пирату стыдно, коль честь не пропита!
Зовёт Весёлый Роджер швартовы отдавать,
С флагштока корчит рожи, но нам на них плевать.
Взлетаем мы на реи. В порядке такелаж,
Готова батарея, в азарте экипаж,
Полны до верху трюмы, семь футов под килём...
До схватки мы угрюмы, и даже ром не пьём.
Но вот замечен парус, команда входит в раж,
Вот пару миль осталось – идём на абордаж!
По леерам я лезу, держа кинжал в зубах.
Скрипит в зубах железо – «Эх, вынеси, судьба!»

Была короткой схватка, торговца спущен флаг…
Дождись меня, пиратка, ведь скоро оверштаг*!

* Рында – медный корабельный колокол для подачи сигналов;
* Оверштаг – манёвр поворота парусного корабля путём пересечения линии ветра носом.

(По мотивам 3-й части киноромана «Пираты Карибского моря: На краю света»)



Пишу тебе, моя Элизабет!
Я, капитан «Летучего голландца»,
Тот, кто ушёл в безвременье болтаться
На долгих десять выстраданных лет.

Я, как Харон, вожу свой скорбный груз
Через моря на самый край рассвета,
Где есть река мифическая – Лета,
Чьих вод холодных жадно я напьюсь

И вспомню всё. Будь проклят, Дейви Джонс,
И сталь клинка, пронзившего мне сердце!
Мне никуда с посудины не деться,
И трап последний к берегу сожжён.

Но есть наш мир, наш остров на двоих,
И целый день, подаренный богами,
И тот песок жемчужный под ногами,
И наша близость, краткая как миг...

И есть сундук. В нем сердце ты хранишь.
Его тебе доверил я без страха.
Готов сложить и голову на плаху,
За день, тому, прожитому сродни…

Дождись меня, моя Элизабет!
Настанет день, когда в волнах прибоя
Мы непременно встретимся с тобою,
И пусть на час задержится рассвет…

А после вновь замкнётся вечный круг.
Но будет сын утехою пирату.
Письмо в бутылке ты найдёшь когда-то.
Уилли Тёрнер, верный муж и друг…

Написали: «Поезд скорый»,
А на самом деле он
Перед каждым светофором
Тормозит: - «О, Mille pardons»*!
Хоть толкай – не будет толку,
Хоть ругайся – всё одно:
Знай свою, приятель, полку,
Пей чаёк, смотри в окно.
Он идёт по расписанью,
Наверстает – верь, не верь…
За окошко взгляд бросаю –
Где стоим: Воронеж, Тверь?
В хлам заезжена дорожка
Кисловодск – Санкт-Петербург…
Дребезжит в стакане ложка: -
«Будешь с-скор-ро дома, др-руг!»

*- Mille pardons –(фр. Тысяча извинений…)

Поэта муза посетила,
Когда лилось в бокал вино…
Но, будь то ром, коньяк, текила –
Она пришла бы всё равно!
К вину ни музы, ни поэты
Не равнодушны. Пьём до дна!
С ним задушевнее сонеты,
В нём даже истина видна*

*- истина в вине – «In vino veritas, in aqua sanitas». (лат. «Истина — в вине, здоровье — в воде») — латинское выражение. Авторство приписывается Плинию Старшему.

***
В Петербурге туманно с утра –
Мутно- серая, злая палитра.
Но влечёт меня путь со двора,
Как пьянчугу с похмелья поллитра…

***
Как переменчива осенняя погода –
То солнце лаву выплеснет в Неву,
То, омрачая неба синеву,
Набухнут тучи, впитывая воду.
Вот катерок вдоль берега Фонтанки
Бежит, мотором стареньким стуча.
Искрит вода от каждого луча,
Как бриллиант изысканной огранки.
Вдоль берегов старинные дома
Стоят в лесах и в сетках камуфляжа.
И в сотый раз усталый гид расскажет,
Что Петербург – музей, а не тюрьма…

Отпускная пора,
Мне ж – на дачу с утра:
Денег нет на Египет с Антальей.
Здесь рыбалка в пруду,
Десять грядок в саду,
И сосед - вечно пьяный, каналья.

Я трудился, потел.
Быстро день пролетел,
И обмыть полагалось мой отпуск.
Мы обмыли слегка:
Было две коньяка,
Дальше в памятной записи пропуск...

Может, спал на ходу,
Но попал на беду
Я в колодец соседский с водицей.
Глянул вверх – о-го-го!
Не видать ничего,
Только звёздочка в небе искрится.

В общем, лезу назад,
Протираю глаза:
- Вот так дело! Неужто Канада?
Вон - индеец в пере,
Вон - лососи в ведре,
Башня Мира темнеет громадой…

И Лаврентий святой,
И газон под пятой –
Всё похоже: попал я в Оттаву!
Вот не знал, не гадал,
Ни к чему мне скандал.
В летний отпуск такая подстава…

Только плюнул в сердцах,
Сразу в ухо - бабах!
Это - явно ковбойские штуки.
Срочно нужно назад!
Приключенью не рад,
Поскорей беру ноги я в руки

И к колодцу опять:
Вновь придётся нырять.
- Просто так не возьмёте, иуды!
Лишь мыслишка сверлит:
- Мне бы пляжный прикид,
Вдруг теперь попаду на Бермуды…

Поезд скорый едет споро. Полустанки, города...
На окне раздвину шторы - что там снова? Ерунда!
Проводницы – словно птицы, что гусыни на пруду,
В белых форменных рубашках предлагают ерунду:
Сувениры, цацки-пецки, и конечно – кофе, чай.
Пристают ко всем по-детски: мол, - «Купи, брат, выручай!»
По проходу ходят тяжко, вперевалку, не спеша.
Юбки серые внатяжку, груди пышные – душа!
Пассажирам не до жиру: всё подъели за три дня.
А вагон – почти квартира, коммуналка для меня!
Только тесно в этом мире, душно, шумно, как в толпе:
От титана до сортира – девять заспанных купе…

02 - 12.07.2014

«Тр-рах», да «тр-рах» - дубасит дятел,
Крошит крепкую кору.
Он, бедняга, словно спятил,
Лес тревожа поутру.
Любопытные синицы
Сели стайкой на кусты.
Не понять досужим птицам,
Кто стучит там с высоты.
Сизый голубь ходит важно
И кивает хохолком,
Да косится глазом влажным,
Норовя стащить тайком
Хоть кусочек бутерброда –
Скромный завтрак на траве.
Лечит душу мне природа,
Вольно мыслям в голове,
И ровнее сердце бьётся,
Глубже вдох и шире шаг!

Жаль, что редко удаётся
Выйти так вот, утром в парк…

12.07. 2014

От жары московского разлива
Плавятся и мысли и мозги.
Мне б сейчас холодненького пива,
Но, в душе сомненье – «Не моги!»

В недрах Белорусского вокзала
Ожиданьем тягостным объят,
Бутерброд жуя со шматом сала,
Чувствую, как все меня едят…

И охранник боровоподобный,
И у касс толпящийся народ.
Только я, ребята, не съедобный,
А как раз совсем наоборот.

Я в дороге долгой пропылился,
Сто потов сошло с меня в метро.
Я бы с удовольствием напился…
Кружечкой холодного ситро!

Блеснуло звездой Рождество,
И снега подсыпало малость.
С природой проснулось родство –
Долой маету и усталость!

С одеждою зимней рюкзак
Уже наготове в прихожей.
Сынишка – разбойник, казак
Весёлые санки стреножит.

И вот - позади перевал,
Река Теберда вдоль дороги.
Мороз в серебро заковал
Её берега и пороги.

Здесь собранным будь, не лихач –
У гор ведь характер не райский.
По курсу ледник Эль-Таркач,
Ну, точно медведь гималайский.

Здесь колкое солнце в глаза,
Не кружит позёмка слепая…
Ну, что вам ещё рассказать
О гордых красотах Домбая?

Кольцо недоступных вершин
Замкнуло долину в объятья.
И здесь на равнинный аршин
Не мерят ни души, ни платья.

Вчера здесь лавины сошли,
Сметая столетние сосны.
И речка в алмазной пыли –
Горянка в одеждах морозных.

В стаканах курится глинтвейн,
Шашлычный дымок над долиной.
Канатка - сплетеньями вен
Опутала склоны.
Путь длинный

С подножий до царства орлов...
А воздух хмельной и пьянящий.
Восторг и усталость…
Нет слов.
Пора по канатам звенящим

Всем вниз.
Погуляли – домой!
Жаль, день световой здесь короток.
Вагончик скользнёт по прямой,
И скоро Домбая ворота

Закроет шлагбаума плеть.
Да, здесь не Париж и не Лондон:
Увидеть – и не умереть,
Пожив хоть немного свободным...

07.01.2010

1. "Il servigio delle muse non soffre frivolezza…"

«…Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво…»
Из стихотворения «19 октября 1827» А. С. Пушкин

«Служенье муз не терпит суеты» -
Писал Поэт собратьям по Лицею.
Не чаял он: коварная Цирцея
Уже плетёт тенёта красоты,

Готовя чар изысканный букет,
И яд обманов подлых, и измены.
И скоро плач печальный Мельпомены
Всех известит: «Ушёл к богам Поэт…»

В последний раз рванёт он удила,
И вздыбив белоснежного Пегаса,
Умчит к вершине дымчатой Парнаса,
Лишь прошептав: «Воздастся по делам…».

Ничто, увы, не вечно под луной -
Крылатых фраз избитая банальность
Меня опять затянет в инфернальность
И мчит Пегас, теперь уж вороной…

И горек нам истёртых истин мёд:
Напрасно ждём, когда ж оно «воздастся».
И так порой за Фаустом податься
В объятья зла желание толкнёт!

2."На Чёрной речке"

«Погиб поэт! — невольник чести, —
Пал, оклеветанный молвой…»
М.Ю. Лермонтов. «Смерть поэта».

На Черной речке белый снег
Хранит безмолвие и святость.
Берёз печальная распятость
Взывает к памяти.
Для всех -

Здесь на дуэли пал Поэт,
Сражённый пулей пистолетной.
Деревьев скрип – как скрип каретный,
Через долину дней и лет.

До смерти – несколько шагов…
Взлетает хриплое: «Сходитесь!»
Дантес настроен не к защите,
И в мыслях видятся его

Расчет холодный и кураж:
- Сейчас умрёт заложник чести!
Они шагнули в вечность вместе:
Стреляет «Ульбрих»!*
В снег - «Ле Паж»!...

Застыли строем фонари,
Как гренадёры в карауле.
Мне слышен свист дуэльной пули…
Как пятна крови – снегири.

******************************

Доныне споры: чья вина –
Жены, завистников придворных…
А мне среди деревьев чёрных
Душа мятежная видна.

Чуть розоват гранита цвет -
Все обелиски словно братья.
Закрыв глаза, прочту опять я
В стихах тропарь – «Погиб поэт».

* - Роковой поединок Александра Пушкина
и Жоржа Дантеса хорошо исследован историками,
но не все едины в том, из каких пистолетов
стреляли на дуэли поэт и его противник.
Одни утверждают, что они пользовались оружием
немецкого мастера Карла Ульбриха, другие -
француза Ле Пажа.
- Дуэльный набор Дантеса действительно
был произведён в ателье оружейника Карла Ульбриха
при арсенале немецкого Дрездена.
- Пара дуэльных пистолетов с личным клеймом
знаменитого парижского оружейника Ле Пажа,
из которых, как предполагают, стрелял 175
лет назад на Черной речке Александр Пушкин,
выставлена во Львовском историческом музее.

3. "Закован в лёд февральской стужей..."

Закован в лёд февральской стужей
Екатерининский канал.
И город словно занедужил,
Как будто снова вспоминал

Ту ночь на Мойке, дом двенадцать,
Тот поминальный треск свечей,
И тех, кто с Пушкиным прощаться
Пришёл без пафосных речей.

Метель читала отпеванье,
И белым саваном мосты
Перестилала на прощанье
Перед дорогой в монастырь.

Пуста Конюшенная площадь,
И мнится: дробный стук подков,
И тащит в ночь гнедая лошадь
В санях печальных седоков...

«As I stand by the cross on the lone mountain`s crest,
Looking over the ultimate sea,
In the gloom of the mountain a ship lies at rest,
And one sails away from the lea:…»
(Фр. Брет Гарт "Два корабля")

Лишь встал я, радуясь простору, на гребне горного креста -
Пахнуло Англией - и морем, сдавила горло высота.
Два корабля я вижу: грешный - мой путь земной, и - в небо путь.
Один уходит вдаль неспешно, второй причалил отдохнуть…
Один – под вымпелом свободным, под сводом белых парусов,
Второй в тени, на глади водной. Он ждёт меня, небес посол…
Но вот, в далёком поднебесье портал открылся в облаках!
Сияет он! Я слышу песню, и радость ту, что на века…
Поют матросы, и, хмелея, я жду сигнала с высоты:
Из тёмных сводов в Галилеи укажут тропку мне персты.
И я, познав знаменье света, и душу светлую храня,
Пойду на зов туда, к корвету, что в тёмной бухте ждёт меня…

Для меня полон мудрости славный Восток:
Здесь науки и мысли древнейший исток!
Ну, а Запад погряз в болтовне и обжорстве,
И похож на цветущий в отбросах цветок.

Потому мне и ближе восточный халат,
Что он проще «кутюрных» одежд во сто крат.
В нём не спрячусь, увы, от кинжала и ветра,
Но теплее душе за рядами заплат.

Я живу - как дышу, как умеет Восток...
Пусть кричат мудрецы: - «Не надышишься впрок!»
Я люблю и любим. И наивно надеюсь
Обмануть свой слепой и безжалостный рок.

***
Люди смертны и жаждут как хлеба чудес,
Им все тайны вселенной нужны позарез.
Но, познанья взвалив непосильную ношу,
Всё подсказок и помощи ждут от небес.

Где-то там, в поднебесье, в отчаянье Бог:
Он понять до конца человека не смог –
Сам лепил, сам учил, сам страданий отмерил,
А потом позабыл. И ослеп, и оглох…

Для небес наша жизнь, как игра «Сто забот»*:
Неизвестно, когда завершающий ход…
Лишь бы в гневе с доски Бог не сбросил фигуры
И продолжил игру хоть на век, хоть на год!

* - Одно из названий шахмат на средневековом Востоке.

«День придет, решительным ударом
В бой пойдет народ в последний раз.
И тогда мы скажем, что недаром
Мы стояли насмерть за Кавказ…»
(альпинистская песня времён Великой отечественной войны)

***
Мы уходим в разведку
По вражьим тылам,
Да минует нас пуля шальная.
В небо тусклой монеткой
Упала луна,
Но орлом, или решкой – кто знает?

А на войне, мой друг, как на войне:
Сегодня жив, а завтра – похоронка…
А дома фото в рамке на стене,
А здесь могилой ржавая воронка!

Полчаса нам на сборы –
Приказ выступать!
Треугольники писем к наградам…
Ждут нас хмурые горы,
Да козья тропа,
Да шрапнельный огонь камнепадов.

А на войне, мой друг, как на войне:
Пока ты жив – с врагом проклятым бейся!
А в кружке с водкой звёздочка на дне,
А где-то там, на скалах «эдельвейсы»*.

Пулемётным пунктиром
Прошит небосвод.
Множит выстрелы горное эхо.
К белоснежным вершинам
Уходит наш взвод
В царство льда и слепящего снега.

А на войне, мой друг, как на войне:
Догонит пуля – что ж, судьба такая…
Искрится снег на ранней седине
И пулемёт трещит, не умолкая…

А внизу, как пожар
Догорает заря.
Скоро выстелит мгла перевалы.
Остывая, лежат
На снегу егеря –
На последнем и вечном привале…

А на войне, мой друг, как на войне:
Не тот герой, кто страха не изведал.
В горах страховка ценится вдвойне,
А с перевалов видится Победа!

10 — 17 мая 2013 года

•Дивизия «Эдельвейс» — 1-я горнострелковая дивизия вермахта, укомплектованная коренными жителями горных районов Южной
Германии, Баварии и Австрии, с опытом ведения боевых действий выше снеговой линии.Участвовала в боях за Кавказ
в 1942—1943 годах.

Тринадцатая рота Землянского полка* -
Останки от пехоты, проросшие в века
В траншеях, в вязкой глине, под грудами камней.
Сто лет земля над ними.
Плотней, плотней, плотней…
Столетье – ровным счётом.
Погибших кто сочтёт?
Тринадцатая рота - одна из славных рот…
Отвага, честь, иль вера – что в бой вело солдат?
Сойдясь в штыки с ландвером, в чужой земле лежат
России офицеры и нижние чины,
Смешавшись с пеплом серым под жерновом войны.
Снаряды «Берт»* германских крошили в пыль бетон,
И от разрывов адских, вверх, в небо рвался стон
От стен и от окопов, из недр самой земли,
Из обожжённых глоток героев, что смогли,
Сдержать врагов атаку, глотая едкий хлор…
И впору небу плакать, и горький слать укор
Всем тем нечеловекам, кто смерть посеял вновь…
По обожженным векам - не слёзоньки, а кровь…
Солдат - в лохмотьях кожа, безглазое лицо -
Он встал в атаку всё же, в «атаку мертвецов»*!
Как сель, что катит слепо, без дна и берегов,
Сметала вражьи цепи.
И ужас гнал врагов…

Той штыковой короткой прославлена в веках
Тринадцатая рота Землянского полка!

03 - 07.05.2014

Историческая справка:

*- «…В начале июля 1915 г. под командованием фельдмаршала фон Гинденбурга германские войска начали широкомасштабное наступление на восточном фронте. Его частью был и новый штурм крепости Осовец, для которого было сосредоточено: 13 — 14 батальонов пехоты,1 батальон саперов,24 — 30 тяжелых осадных орудий,30 батарей отравляющего газа. Со стороны русских передовую позицию занимали пять рот 226-го пехотного Землянского полка и четыре роты ополченцев, всего девять рот пехоты…»
*- «Большая Берта» или «Толстушка Берта» — немецкая 420-мм мортира. Предназначалась для разрушения особо прочных фортификационных сооружений. Скорострельность «Берты» составляла 1 выстрел в 8 минут, а дальность полета 900-кг снаряда −14 км. Фугасный снаряд при взрыве образовывал воронку глубиной 4,25 метра и диаметром 10,5 метра. Осколочный имел 15 тыс. кусков смертоносного металла, сохранявших убойную силу на расстоянии до двух километров. Защитники крепостей считали самыми ужасными бронебойные снаряды, от которых не спасали двухметровые перекрытия из стали и бетона…».
*- «…Дождавшись нужного направления ветра, 6 августа 1915 года в 4 часа утра, одновременно с открытием артиллерийского огня, германские части применили против защитников крепости Осовец отравляющие газы. Считая, что оборонявший позиции крепости гарнизон мертв, немецкие части перешли в наступление. В атаку пошли 14 батальонов 18-го полка ландвера — не менее семи тысяч пехотинцев. Когда немецкая пехота подошла к передовым укреплениям крепости, навстречу им в контратаку поднялись оставшиеся защитники первой линии — остатки 13-й роты 226-го пехотного Землянского полка, чуть больше 60 человек. Неожиданная атака и вид атакующих повергли немецкие подразделения в ужас и обратили в бегство. Позже участники событий с немецкой стороны и европейские журналисты окрестили эту контратаку «атакой мертвецов»…».

(Картинка и историческая справка из интернета.)

(фото из интернета)

О, времена – сыпучие барханы!
Меняют мир мгновенья и века.
Мой караван пришёл издалека -
Не оскудей, дающего рука,
Стели кошму, мой друг, у дастархана*!

Окончен путь и мы уже у цели -
Баха ад-Дин* в предместье Бухары.
В густой росе зелёные ковры,
Прохладны стены цвета девзиры*
В Саккахане* вода сочится в щели,

Стекая плавно в нишу водоёма.
Здесь древний тут лежит на берегу.
И пред своими предками в долгу
Я загадать желание могу
Одно, от сердца.
Здесь, вдали от дома

Я без сомнений лишних пожелаю:
Пусть будет мир в родимой стороне,
Пусть навсегда забудут о войне,
Как о кошмарном и бредовом сне.
А всех, кто против – небо покарает!

Теперь прощай, восточная святыня!
Обет исполнен. Завтра путь назад.
Готовь верблюдов, верный мой Азат*,
Нас ждут опять свобода и пустыня…
======================

*- Дастарха;н (перс.) — в Средней Азии, а также у некоторых других народов Востока: скатерть, или низкий столик, используемые во время трапез...
*- Баха ад-Дин - Комплекс Баха ад-Дин — культовый ансамбль, находящийся в пригородной зоне Бухары.
*- Девзира - особый вид риса красно-бурого цвета, выращиваемый преимущественно в Ферганской долине.
*- Саккахана – буквально, «место, дающее воду».
*- Азат – (тюрк.) Свобода, воля; свободный, вольный.

Ты военлёт, и я, брат, военлёт -
Очки и шлем, и кожаные краги…
Не занимать нам воинской отваги,
«НьюпОр» - простой, но славный самолёт.

Что ж, господа, простимся: «"C'est la vie"!
Прощай, родная Гатчинская школа*!
Надежда мы державы и престола,
Великий князь* нас в бой благословил.

Горит на солнце золото погон.
На фронт, на фронт уводит нас дорога
Идёт война, германец у порога.
Нужна победа – больше ничего.

Взревел мотор: – «Механик, от винта!»
Не ищем мы ни подвигов, ни славы:
Война – работа. Только, Боже правый,
Какая всё же в небе красота!

Вот из-за тучи парочка врагов:
На фюзеляжах головы драконьи.
Зажали в клещи Fokker и Caproni,
Нужна удача – больше ничего.

Строчит в упор немецкий пулемёт.
Мотор чихнул, и винт на всхлипе замер.
А мой стрелок с безумными глазами,
Пробитый пулей, на гашетку жмёт…

Отстала смерть – мне нынче рано к ней!
Я дотянул, я спас свою машину.
Солдатский крест* мне вроде не по чину,
Но нет награды воину важней.

Ты военлёт, и я, брат, военлёт,
И оба мы воздушные бродяги.
Не занимать нам чести и отваги.
Храни же, Бог, наш верный самолёт!

01.05.2014

* - Первая российская лётная школа была открыта в Гатчине летом 1910 года.
*- Одним из первых руководителей русской авиации был великий князь Александр Михайлович, который стал инициатором создания второй офицерской авиационной школы под Севастополем, а впоследствии шефом Императорского ВВФ.
*- Знак отличия Военного ордена (Гео́ргиевский крест), являлся высшей наградой для солдат и унтер-офицеров с 1807 по 1917 годы за боевые заслуги и за храбрость, проявленную против неприятеля. С 24 июня 1917 года мог вручаться также офицерам за подвиги личной храбрости по удостоению общего собрания солдат части…

На снимке из интернета: Русский ас Алекса́ндр Алекса́ндрович Казако́в (Козако́в) (2 января 1889 — 1 августа 1919) — окончил гатчинскую лётную школу в январе 1914 года, наиболее результативный русский ас-истребитель Императорского военно-воздушного флота в период Первой мировой войны, второй лётчик в истории, применивший воздушный таран, и первый, оставшийся после тарана в живых.

(авторское фото)

На дворе январь - Крещенье,
А как будто бы весна:
Снег растаял, ощущенье
Пробужденья ото сна!

Солнце ярко, дни погожи,
К речке тянутся ручьи.
Вот и кошка наша тоже
Песни вспомнила свои.

Кошка вышла прогуляться –
Благо, высох тротуар.
- «Посмотри, какая цаца», -
Возмутился пёс Мухтар!

-«Здесь котам совсем не место:
Здесь – собачий променад.
Этот дворик наш с невестой.
Брысь! Спасай свой тощий зад!»

Трое псов с Мухтаром рядом –
Явно, свадебный кортеж…
Со своим собачьим прайдом -
Жучка с шерстью цвета беж.

Пять собак для кошки – слишком.
И она, махнув хвостом,
Забралась на дуб вприпрыжку:
- «Мяу! Встретимся потом…»

У Машуни кот не спит,
Хоть приласкан он и сыт.
На диване Машин кот
Вместе с куклами живёт.
Маша с ним гулять идёт,
С ней везде и всюду кот.
И совсем не виноват он,
Что из тряпочек и ваты.
Только знают все вокруг –
Он для Маши лучший друг!

(Навеяно одноимённой повестью Владимира Кунина...)

Дети сумерек и полночи –
Беспризорная братва.
Захлебнулся крик о помощи:
На «охоту» вышли «Сволочи»,
Им опасность – трын-трава!

Кровь прожгла в снегу проталины –
Сорок третьего весна…
Но за Родину и Сталина -
Им авансом жизнь оставлена:
Вместо стеночки – война!

Эх, прощай блатная вольница,
Финский ножик и наган!
А пожить ещё так хочется,
И дрожит вагон, колотится…
А вокруг – снега, снега.

У шпаны - статья расстрельная,
Ни отец не ждёт, ни мать.
Им взамен – работа сдельная
Воевать! Ребята смелые,
Трудно гнуть, легко сломать…

На груди звезда наколота,
А на пальцах перстеньки.
И трясёт их не от холода:
И поминки им, и проводы -
В бой уходят пареньки.

О наждак клинок заточится,
И получит враг сполна!
Дети, дети…
Плакать хочется!
Не без них война закончится,
Не без них!
А, на хрена…?

Грани зла и добродетели
Как найти и отличать?
Нет давно в живых свидетелей
Тех времён...
Давно не дети мы
И горазды обличать.

Дети сумерек и полночи
Как и встарь, из века в век
Ждут от нас,
от сытых, помощи!
И готовы всякой сволочи
Доказать: «Я – человек!»

Каждый сам выбирает дорогу в ад.
Кто ходил к Саркофагу – тому всё пофиг.
Под руинами корчится Графбург-град,
И вздымается пепел на каждом вздохе.

Из живого в округе – лишь мы с тобой,
Ты - легенда из прошлого, Чёрный Сталкер.
А вокруг – Механоиды…
Будет бой!
Это дело привычное в нашей спарке.

А железные вОроны – «карр», да «карр»…
Это тоже мутанты: исчадья Зоны.
Не пугают ни пули их, ни копья фар,
Ни кислотная морось, ни яд озонный.

Мы идём подземельями.
Выше – смерть:
Сухо щёлкает счётчик рентген и жизни…
Одичавшие роботы рушат твердь:
Прогремят ступоходы, да привод взвизгнет…

Но, мы всё же вернулись, пришли назад!
Злобно скалятся здания арматурой:
Это нас послеядерный, новый ад,
Из похода последнего встретил хмуро.

Только зря пропахали мы сотню вёрст:
Там, за Мёртвым Туманом, сплошная свалка.
Мы идём с Чёрным Сталкером в полный рост,
Мы своё отбоялись!
Гражданских жалко…

В кафе с названием «Му-Му»,
Не будет скучно одному:
Возьми пирожное и чай,
Сиди, глазей и не скучай!
Вон, впереди сидит мужик –
Узбек, киргиз, или таджик:
Чайком упился допьяна,
Хоть здесь совсем не чайхана.
А слева, там за мужиком,
Девицу тискает тайком
Прыщавый юноша в очках,
А девка только «Ах», да «Ах»!
У входа дальнего, в углу
Цыганка прячет под полу
Солонку, перец, вилку, нож…
Её, трефовую, не трожь!
Направо дружная семья:
Папаша, мать и сыновья.
Отец пьёт пиво, мать компот,
А детки пиццу тянут в рот.
А рядом, где-то за спиной,
Язык терзают заливной
И дядька, злой на поваров,
Клянёт «Му-Му» и всех коров.
Я чай допил. Прощай, «Му-Му»!
А сахарок с собой возьму…

Москва.
08.01.2014

Я - джин. И мне пять тысяч лет от сотворенья мира.
Сижу во тьме. Просвета нет, как нету в лампе жира.
Волшебной лампы вечный раб, служить тому обязан,
Кто, получив её, хотя б, потрёт слегка три раза.
А где-то братец мой - близнец сидит в бутылке...
Точно!
Однажды проклял нас Творец и наказал бессрочно.
Служили с братом мы тогда в охране райских Пэри.
Пришла негаданно беда: Иблис попутал.
Веришь?
И я, и бедный брат Хоттаб, в гарем забрались божий...
И вот с тех пор я лампы раб. Он - раб бутылки тоже.
И несмываема вина, и наш обет без срока:
Ведь опозорена жена у самого пророка!
Хоттабыч - он же, ибн Хоттаб, на дне морском в бутылке.
А я - проклятой лампы раб, пылюсь в пустыне в ссылке.
Эх, не бывать уж больше нам в густых садах Эдема:
Ведь не смываема вина.
Ну, всё: закрыта тема!
Хотели знать, кто я такой? Исполнено желанье!
Пойду-ка в лампу, на покой.
Устал я.
До свиданья...

18.04.2014

Здесь в ночи горят Стожары*,
И широк Чумацкий шлях*,
И минувших войн пожары
Горькой пылью на зубах.

Здесь в курганах дремлют мифы:
Только в травы упади –
Чу! По склонам скачут скифы -
Крик гортанный из груди.

Не дождём земля полита –
Больше кровушкой людской.
Кони Речи Посполитой
Разливались тут рекой.

Но, как паводок весенний
Уходила прочь река:
Не придумано спасенья
От казацкого клинка.

Я шагаю пыльным шляхом,
Сквозь видений горький дым -
Ни сомнения, ни страха,
Ни предчувствия беды…

Открываются страницы
Тех, укрытых мраком лет.
Вижу хаты, вижу лица,
Вижу, как кровав рассвет…

Оросилась пашня потом,
Обновилась степь травой,
Но не римляне, не готы
Мчат в повозке боевой:

В чёрной рясе поп-расстрига,
Крест, наган и пулемёт.
Анархистская квадрига
По степи несёт вразлёт.

В алых маках Дико Поле –
Буйство крови по весне.
За анархию и волю
Вождь в папахе и пенсне.

Злобно рвут постромки кони.
Белый, красный – всё равно!
Ухожу я от погони
Вместе с Батькою Махно…

Встану в поле на колени -
Неба синь над головой.
И полынью – дым сражений
Той последней, Мировой.

Здесь сходились в рукопашной,
Защищая рубежи.
И врастали танков башни
Ржаво, пятнами по ржи.

А теперь – опять надолбы,
Вдоль границы Поля – рвы…
Нужно снова гибнуть, чтобы
Осознать, что мы правы?

И взрывает сердце болью
В осознании вины:
Разделило Дико Поле
Две славянские страны.

Что ж мы, люди, натворили?
Смерть и горе, стыд и срам:
Землю Мати Украiны
Топчет вновь нацистский хам.

И, не ведая позора,
Тянет власть родной народ
В хаос смуты и разора
И в войны водоворот.

Запад вновь в хмельном разгуле,
Беспощаден и жесток.
Разум с совестью уснули,
И в кровавой мгле Восток…

Два народа, две судьбины
Ссорит кто-то не спьяна.
Ты мне, Поле, не чужбина,
А родная сторона!

Кровь и слёзы станут солью,
И врагом не будет брат.
Верю, будет мирным Поле,
Как и много лет назад!

13.04.214

* – Стожары или Волосожары, старинное русское название рассеянного скопления Плеяды в созвездии Тельца;
* – Чумацкий шлях; — украинское название астрономического явления и галактики Млечный Путь.

© Copyright: Сергей Черкесский, 2014

Берег янтарный, янтарные сосны.
В ярких витринах - янтарные слёзы.
Белые ночи, чёрные тучи -
Дождь бесконечный залил и измучил.
Старую крепость накрыла прохлада,
Мокнут окрестности Калининграда,
Кануло солнце в свинцовое море -
И настроение в жутком миноре.
Стёкла машин в дождевом перекосе…
Вроде бы лето, а кажется – осень!

01.07.2013

Пью я только с друзьями – имейте в виду,
Даже если вино я водой разведу.
Благородна и праведна цель возлиянья:
Может, новых друзей я сегодня найду.

Мой кувшин охладился в арыке в саду.
Пью я только с друзьями – имейте в виду.
Хоть от гурий прелестных сильней наслажденье –
Я сегодня, пожалуй, друзей приведу.

Не залить из кувшина ни боль, ни беду.
Я для пиршества радостный повод найду.
Пусть идут стороной забулдыги и злюки:
Пью я только с друзьями – имейте в виду.

После суток перелёта –
Долгожданный Тель-Авив.
Что в реале, что на фото –
Город призрачно красив.
По земле обетовАнной
Путь мой дальше, в Нацерет.
Гость залётный, хоть и званный,
Я улыбками согрет.
Мы в кофейне без кокетства
За кошерным, за столом
Выпьем чаю с другом детства,
Посудачим о былом…
Солнце крупным апельсином,
Жёлтый жар, как липкий сок.
Шлейф песка, что плащ Хамсина*
Лег вдоль улиц и дорог.
Здесь богаты урожаи:
Но даётся всё – трудом.
Здесь ты всеми уважаем,
Коль войдёшь с улыбкой в дом.
И пожнёшь – лишь то, что сеешь:
Мир – так мир,войну – войну...
На скрижали Моисея
Я с надеждою взгляну
И коснусь камней священных:
Путь прозренья - тяжкий путь!
Искра Божья в наших генах –
Только б вспомнить,
И шагнуть…

13. – 16.02.2014
Израиль.

*- Хамсин - сухой, изнуряюще жаркий местный ветер южных направлений на северо-востоке Африки (Египет, Судан) и в странах Ближнего Востока (т.ч. в Израиле). Температура воздуха нередко превышает +40 °С, при штормовой силе ветра.

(Валентину Саввичу Пикулю – моряку, патриоту российского флота и замечательному писателю, а также всем морякам североморцам посвящается…)

Суров, студён полярный океан.
На узком рейде трубы миноносцев:
Идёт война. Здесь раз в полгода солнце
Кровавым оком смотрит сквозь туман.

По борту слева – Новая Земля
Своими льдами вечными встречает.
Сегодня в бой! А ветер всё крепчает,
Валов тяжёлых глыбы шевеля.

Лишь раз в неделю пресная вода –
Горячий душ теплом далёкой суши.
А соль на всём! Чисты лишь только души…
В мечтах и снах – горячая еда.

Сверкает жёстким инеем металл,
И хлещут в лица брызги, как осколки.
Мы все одной закалки и засолки:
Нас русский флот такими воспитал…

Забили громкий бой колокола -
Идут в прорыв сегодня миноносцы.
А там, внизу, бесшумно смерть крадётся -
Подлодок вражьих хищные тела.

А в них – матросы в чёрных свитерах
Пьют кофеёк, жуют свои галеты,
И ждут тот миг последний, тот, воспетый,
Глотая чёрный, словно кофе, страх.

Но вот, акустик – пензенский пацан,
Поймал шумы от вражеской подлодки!
И, в поворот уйдя, легко и чётко
Обманем мы фашиста - хитреца.

Торпедный пуск мы примем на винты* -
Хорош манёвр, и слава командиру!
Плюётся пушка огненным пунктиром,
Вонзая в ночь разящие персты.

А за корму по жёлобу пошли
Глубинных бомб тяжёлые бочонки,
От чьих разрывов – колики в печёнках,
И на бортах заклёпки отошли.

Предсмертный хрип с соляровым пятном
Пошлёт подлодка пузырём воздушным.
И крик «Ура-а-а!» летит из глоток дружно,
Уже не слышный, тем, кто лёг на дно…

А встречный ветер солон и калён,
Он плотной ватой горло забивает.
По борту справа призраком всплывает
Подранок наш... И враг ещё силён,

Он не ушёл. Команда: - «На таран!»
И рулевой, ругаясь не по чину,
Ещё мальчишка, но уже мужчина,
Кладёт рули на зюйд, за сектора.*

И субмарина точно, не ушла:
Таран в надстройку страшен и смертелен.
А неба свод весь звёздами устелен –
Там наши души, а в воде – тела…

Суров, студён полярный океан.
Кромсали лёд форштевни миноносцев,
Была война. Вставало робко солнце
И свет Победы реял сквозь туман…

• Принять торпеды на винты – тактический приём ухода от торпедной атаки путём отбрасывания торпед кильватерной струёй… Описан В. Пикулем в исторической миниатюре «Миноносцы», лёгшей в основу данного произведения.
• Критический угол перекладки руля судна равен максимум 30-35 градусов. Его превышение чревато резким креном и уходом в циркуляцию. Этот сектор обозначен на Кренометре. Кренометр - прибор для измерения угла крена судна. Кренометр устанавливается в ходовой рубке. Простейший кренометр представляет собой отвес, перемещающийся по сектору, разбитому на градусы.