Заснеженный, завьюженный, как сон
Мой сад стоит навьюченный и сонный,
Залепленный снегами - невесом,
Нежнее фрески гипсовой мадонны,

Безумней слепка - белизны зубов -
У каждого из окон - гребни веток
И лепый  и нелепый  часослов -
Слои снежинок наложивших вето,

На все, что было раньше не бело.
Мой сад и сон, и брег обетованный,
Бунтуя ночью, города и страны
Бинтует белым, помня о былом...

О том, что все мы вышли из садов
Садов цветущих - памяти нетленной.
Пожалуйста, сейчас не прекословь:
Я буду вспоминать сады Эдема.

Был неуютным
В черной голытьбе
Ветвей промокших, зябких и блестящих.
Но  здесь бывал волшебник - настоящий,
И что-то изменил в  твоей судьбе.
...
Он так старался: ты откроешь дверь -
На миг замрешь и затаишь дыхание.
И нет на свете вещи первозданнее,
Чем этот сад, что возрожден
теперь.
...
Вот сад волшебный -
Зимний неофит,
И в вышине завьюженной виднее:
Несорванное яблоко висит
В твоем саду.
Заснеженна
аллея.

Инскрипты с долей шутки;)
1
Коль ничего здесь не поймёте,
То не обижусь я на Вас:
Писала на высокой ноте,
Но не окончив пятый класс.
2
Пейзаж, пейзаж, — уже на грани,
Как Шишкин я живопишу:
Ведь никого пейзаж не ранит,
А если ранил — то грущу...
3
Сей сборник я дарю поэтке,
Почти такой же, как сама:
Хоть пишем мы толково редко,
Бывает, с проблеском ума!
4
Дарю сии стихи в расчёте,
Что их читая перед сном,
Бессонниц череду прервёте,
Не пожалев, что взяли том.



О ЛЮБВИ

"ЛЮБВИ все возрасты покорны:
И стар и млад" - считают люди.
Да, зачастую - благосклонна,
Но крайностей ОНА не любит.

***
"Никогда не спрашивай за что
Любит он тебя" - твердила мама.
Я спросила - был ответ: " за то,
Что люблю комедии и драмы!"

***
Жил-был господин Афродитов,
И был он весьма знаменитым:
Его Афродита,
Бывая сердитой,
Бивала его знаменито.



ГАСТРОНОМИЧЕСКОЕ
***
Прикрывшись булочкой с кунжутом,
Я спал. Огромный бутерброд
Жевал меня. И было жутко,
Что все во сне наоборот.
***
Есть бутерброды вполне допустимо,
В этом не вижу ни капли экстрима.
Но экстремален судьбы поворот,
Если кого-то жует бутерброд!

ПОЭТИЧЕСКОЕ

"навеяло":

Однажды в студеную пору
Он из лесу вышел, а в гору...
Прочли сей куплет?
Навеял поэт
Некрасов зовется который.

Экспресс метод

Чтоб стать поэтессой известной,
Влюбитесь в поэта-повесу:
Он быстро забудет,
Но повод вам будет
Осваивать метод экспрессо.

***
Одна голубая акула
За местным поэтом нырнула,
И долго жалела,
когда ее ела
Усиленная клаузула.

Коммент в сети

Профессор словесности Клеринге
Жил в лучшей из лучших Америке,
Но был даже он
Комментом сражен,
На ли'мерик свой  - до истерики.

ОКОЛО МУЗЫКАЛЬНОЕ

Взлом

Одна музыкантша приличная
Рыдая, тянула "столичную",
Когда обесчестил
Ей хакер винчестер
И слово вписал непубличное.

В оркестре

Две скрипки судачили вздорное:
Что если сойтись им с валторнами?
"А если кларнет,
То этому - нет!" -
Решили на соло повторное.

Коты

Однажды видел я картинку:
Коты сидели под сардинку,
Один  - во флейту дул старательно,
(Я испытал культурный шок!)
Другой, расправившись со шпротами,
Держал ему листочек с нотами.
И я подумал: ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!
Проводят время,
ХОРОШО!

О ДЕТЯХ

Тихоня для Сони

Есть такая зверушка, зовут ее соня.
Говорят, эта соня  –  большая тихоня.
А вот девочка Соня – та громкая очень,
Эта Соня кричит и шумит днем и ночью.

Вот бы девочке Соне - тихоню зверушку,
Чтоб тихонько сидела, чесала за ушком,
Чтобы так не кричала, мычала, стучала,
Чтобы Соня тихоньчатость поизучала.

***
Крошка сын к отцу пришел и спросила кроха:
"Где вы взяли моего братика Тимоху?"
Говорит ему отец: "В магазине "Дети"
"Ты - дремучий индивид!" - сын ему ответил.



Наша елка наряжается

Наша елка наряжается: вот висит грузовичок,
Чебурашка, мишка с зайцем; вот трансформер и сачок.
Все любимые игрушки ей Тимоша подарил:
От души дарил Тимоша, когда шарики разбил.
------------------------------------------------------

ОБ... О... О чём это?
О законах интернета?
ОХОТА

Каждый охотник желает знать,
Где сидят фазаны.

Старый охотник идет за фазаном, -
Он чистит ружьишко с вечера.
Каждый охотник идет за фазаном, -
если делать – нечего…

Старый охотник идет за фазаном, -
И ружьишко старое.
Старый фанатик идет за фазаном,
И лицо усталое.

И то, что фазанов нет в Подмосковье –
Всем известно, стало быть,
Старый охотник – слегка маразматик,
И я с ним шутить – не стала бы.

Старый охотник играет в Джуманджи
Со своими фазанами,
Долго бродя, со спиною влажной, -
Уже обзавелся фанами…

Фаны создали сайт в Интернете
Где фазанья мафия – кланами!!!
Этот маньяк здесь за все ответит!
И сразится с фазанами.

О СВОЁМ ТВОРЧЕСТВЕ
(Шуточное)

Моим стихам,
Со штампом и водою
Напополам,
Моим стихам, что с рифмою глагольной
И все не к Вам,
Моим стихам, рождённым по-неволе
И в забытьи,
Про умирания да про любови,
Да всё свои,
Моим стихам, где каждый третий лишний,
И про пейзаж,
Моим стихам, снискавшим образ нищий
И эпатаж,
Моим стихам, то трепетным, то резким,
Как я сама
И от которых можно - (довод веский!) -
Сойти с ума,
В которых запятые расставляю
Всё наобум,
В который раз божусь и объявляю:
Возьмусь за ум!

ВСЯКАЯ ДИЧЬ

Может быть, это чуть-чуть чересчур,
Если назвали тебя - Байконур,
Хорошо, что не Трактор, -
вмешался Времени Фактор:)

Театр Dr***
Учусь я жить под маленьким дождём
давно идущем,
И потому мне в городе моём
Намного лучше!
Он так давно и долго моросил
Что я привыкла.
Но иногда не остаётся сил
И смысла.
Вам хочется театров, господа?:)
Держите маски,
И проходите все ко мне сюда,
Не без опаски.
А впрочем, никого не узнаю-
Не знаю даже,
Я просто здесь сейчас для вас пою
Без эпотажа.
А если заскучаете - увы!
Мой долг обяжет:
Дождитесь только бешеной луны
Для антуражу:)

Письмо с вложением

Собачка собачке - съестную заначку, -
припас прикопала, засунула в снег.
Письмо написала: емэйл и собачку,
вложив сообщенье, красивее всех
Она выводила, чтоб вышло как надо,
писа́ла неспешно. С рулеткой в руке,
Вздыхала хозяйка с тоскующим взглядом,
пока её зверь заходил на пике.
Волненья напрасны, всё вышло прекрасно:
то был, однозначно, собачий успех!
А люди ходили, ворчали, следили,
Они находили лишь жёлтенький снех.

ПОЗДРАВЛЯЛКИ

Перед рассветом в голове витают
Все мысли, обретая невесомость
И тая до листа не долетают,
Таясь, как не написанная повесть,

В неясной дымке в  голове покоясь,
По темным закоулочкам сознания.
Ложится спать, клубком завившись, - совесть,
Устав корить мое непонимание.

Ложатся спать сомнения, печали
И беспокойство, выпив чашку с мятой,
Моргает, от бессонной ночи  с чаем
Глядит и виновато и помято.

Последними - как бабочки порхают -
Мои мечты - на грани сновидения.
Рассвет приходит розовый, как тайна,
Для сомкнутых очей ночного бдения.

Однажды в Шир пришла зима:
Был белый цвет таким безбрежным:
Поля, заборы и дома -
Все стало бело-бело снежным.
Покрылись инеем кусты,
Покрылись двери и колодцы.
И если кто-то засмеется,
То белый смех увидишь ты!
...
И если кто напишет стих,
Тот непременно побелеет,
Но ты пиши стихи смелее:
Бывают белые стихи.

* * *
Зима пришла однажды в Шир,
И побелила ширий мир:
Был даже след в долине Шира
Белей, чем усик от кефира.

* * *
Когда прокралась в Шир зима,
Вот хобитятам веселуха!
И сказки слушали вполуха,
И кашу ели не весьма...

Но им сказали, как съедят
Всю кашу до последней ложки,
То могут, сняв носы с окошка,
Все наконец-то прыснуть в сад.

И кашу - будто кто украл!
Они недолго одевались:
Все нацепивши, не стараясь,
В миг испарились, в сад удрав.

А там в саду,
А там в саду,
Все было белым, белым, белым...
И хобитятам обалделым,
Снег говорил:
.....................  "...еще приду..."

* * *
Зима пришла однажды в Шир,
И побелила ширий мир:
Был даже след в долине Шира
Белей, чем усик от кефира.

Рано утром, когда поднимается солнце, рыбы устремляются к побережью, чтобы лакомиться неосторожными насекомыми, летающими в сумерках над морем, и гибнущими в воде.
Дельфины тоже на рассвете плывут к берегу, чтобы загонять рыбу в мелкие бухточки, где ее удобно ловить.
Сегодня два дельфина плавали в такой бухте. Один был побольше, и держался в стороне, а второй резвился почти у самого берега. Он то вставал на хвост и падал на спину, то разгонялся в воде и прыгал так высоко, что слышал крики существ, которые,  пришли к морю с рассветом. Иногда среди них вспыхивали небольшие огоньки, такие же, как вдали на берегу, откуда существа приходят.
- Мама, а кто такие, эти двуногие рыбы? Они светятся, издают много звуков, а днем толкаются и мельтешат как сотни поплавков у самого берега.
- Это сухопуты, сынок, или сухопутные рыбы.
- Смотри, они так же, как ты, заботятся о своих детенышах, и учат их плавать. Смешные, смешные сухопуты! Разве можно научить тому, чего сам не умеешь? - дельфиненок фыркнул и опять нырнул, чтобы выскочить над водой. Он кувыркнулся, и на берегу снова восторженно закричали.
- Я вижу, что они нравятся тебе, сынок, но будь с ними осторожнее.
- Разве тебе они не нравятся, мама?
- И да и нет: они такие разные, как воды одного и того же моря.
- Но разве можно не любить их? В воде они беспомощны и забавны, кожа у них нежная, а прикосновения ласковые и мягкие. А еще они очень пугливые!
Слышишь, как смешно они кричат, когда я выныриваю рядом! А потом смеются, так волшебно и заразительно. Эти звуки - единственное, что доступно им из дельфиньего. Как я ни старался научить их хоть немного говорить - куда там!
Дельфинчик опять нырнул, и мать, тревожась, высматривала его плавник, мелькающий между сухопутными существами, и слыша, как он застрекотал совсем рядом, с облегчением выпустила воздух из дышла.
- Видишь, - тараторил малыш, - у них совсем другое устройство рта и головы, резонаторы недоразвиты. Но знаешь, иногда мне кажется, что они разумны, что у них, как и у нас, есть свой язык и речь. Слишком уж умные у них глаза!
- А как же сети? - с сомнением посмотрела на него мать. -  Крюки, гарпуны? Вожак рассказывал о железных чудовищах, уничтожающих все,  о разрывающихся огненных бакенах. Они были давно, но стоит ли забывать об этом? И помни о смертоносные винтах на их кораблях. Нет, сынок, они не разумны в нашем понимании.
И ничего тут не поделаешь.
Единственное место, где сухопуты почти безопасны - это морские побережья, куда каждый год являются их толпы, чтобы полоскаться в море на отлогих отмелях. Здесь они становятся довольными, веселыми и добродушными.
- Бедняги! Наверно только тут они могут, хотя бы ненадолго, ощущать себя дельфинами...
- Наверно. Но бойся рыболовных посудин и небольших шумливых компаний на берегу: они могут быть опасны!
- О, мама! Кажется я понял: у них коллективный разум, недоступный единичным особям?
- И да и нет, сынок. Среди них есть Настоящие Дельфины, хоть они и двуногие. Их  трудно отличить от других, чуждых нам сухопутных.
Но ради них, мы даем клятву всегда спасать всех тонущих сухопутов.
И знаешь, если делать так, то Дельфинов в мире становится все больше
и больше.
Солнце уже поднялось высоко, существ на берегу становилось больше, а рыбы на мели все меньше, и дельфины поплыли в открытое море. Дельфиненок разогнался, встал на хвост, последний раз обернулся и бросился догонять свою маму.  Далеко на берегу кричали и махали длинными плавниками.
Странные они все-таки, эти сухопуты.

Есть такая зверушка, зовут ее соня.
Говорят, эта соня  –  большая тихоня.
А вот девочка Соня – та громкая очень,
Эта Соня кричит и шумит днем и ночью.

Вот бы девочке Соне - тихоню зверушку,
Чтоб тихонько сидела, чесала за ушком,
Чтобы так не кричала-мычала-стучала,
Чтобы Соня тихоньчатость поизучала.

На улице такая звень! Такая маковость и капость!
Проволгла сивая свистень,  и  кляксы -  буровости вляпость.
Апрелевость и мартабрясь, и синеватость и кружавность -
Весны заливчатость сбылась! Какая сбывчатая славность!
И солнечность! И в полынью росая лучеударенность
Я матимачихость ловлю, и в прорастанность окрыленность.
Заливистость и соловьинь, курлыкость, тиньканье и трельность
И эта выкинутость  - в синь! – сырая первоакварельность.
Я каждый миг благодарю, когда куржавность и курьезность…
…
А кто не понял ничего, - тот, значит слишком  уж серьезный.

Я пробую писать по плану,
Строка срывается и скачет,
Как будто яркий детский мячик
(взяла из детства, на удачу),
Как будто бабочка летает, -
(а это мне привет из лета),
Вспорхнет веселой птичьей стаей -
И растворится в брызгах света.
Мне говорят, что я влюбилась.
В том смысле - нет, но есть примета,
Что птицей-феникс - возродилась
та радость, что скрылась где-то.
...
А если радость вновь с тобою -
Птенцом, щебечущим для жизни -
И ты, кусочек счастья вызнав, -
Ты обнимаешь мир с любовью.

Я нахожу на улице стишат,
Я нахожу их слухом или взглядом:
То в облаке над городом летят,
То вьют гнездо из листьев листопадных,
То роют норки в свеженьком снегу,
И оставляют по нему следочки...
И потому, с утра всегда бегу
Искать еще не найденные строчки.

На это стихотворение есть пародии
с конкурса пародий: http://litset.ru/publ/15-1-0-40535

Автор Сергей_Кодес "А Пушкин находил поэмов..."
http://litset.ru/publ/13-1-0-40730

Автор Мари_Гардэ "Сплошной урон"
http://litset.ru/publ/13-1-0-40717

Фима прекрасно осознавал, что все его истерики воздействовали только на человечных, или вовсе мягкотелых учителей.
Настоящую женщину-истеричку, ему бы никогда не удалось переиграть.
На самом деле, он терпеть не мог настоящие истерики. Здесь он менял тактику на сугубо противоположную. Фима долго выжидал, и на пике эмоционального учительского выплеска, вызывал огонь на себя, проявляя хладнокровие, граничащее с безумием.
Самой ненавистной для всех была химичка, с вечными истошными криками, истязающая класс командами "сели - встали!". Иногда, она оставляла весь класс стоять по целому  уроку.
Сначала все было хорошо, а потом произошло какое-то недоразумение: то ли она забыла задать нашему классу домашку, то ли мы все сговорились, что она якобы "забыла", - теперь уже не упомнить. Но тот факт, что повела она себя, мягко говоря, не очень дальновидно, - неоспорим. Класс стал ее уроки практически бойкотировать. Домашние работы не делались, самостоятельные запарывались целым классом, листы из дневника с записями для родителей - исчезали: не удивлюсь, если их съедали, точно партизаны.
У всех в классе было уже по 6 - 8 двоек, когда пропал журнал.
Вот тогда и случилась самая грандиозная и самая безобразная из истерик, которую мне доводилось видеть. Химичка, (моя память не сохранила ни имени ее, ни отчества), визжала, стучала книгами и кулаками по столу, обзывала нас всяческими, довольно грязными словами, и когда ее визг достиг своего апогея, и она на мгновение сделала паузу, чтобы перевести дух, или просто набрать воздух, Фима встал, и ясно произнес в повисшей тишине:
-Я, майн фюрер, яволь!  - и выбросил вверх одну руку.
Химичка, набравшая полные мехи, заорала: -  " Вон! Вон из класса! К директору! И чтобы без родителей не приходил!!!...
Разрешите идти? - переходит Фима на чистый немецкий, и чеканя шаг подходит к ее столу, глядя прямо в лицо. Химичка не выдерживает, дает ему пощечину, Фима краснеет, опускает глаза, (в этот миг, ему, наверно, реально страшно, что она их выцарапает), и повторяет вопрос: - "Разрешите идти?" Озверевшая от его поведения дама не находит ничего лучше, чем собственноручно, взашей вытолкать его из класса, и захлопнуть двери.
Всего несколько секунд требуется ей, чтобы  взять реванш и придумать кару: "Открыли тетради и написали: проверочная работа. Тема: ..."
В тот день весь класс, за редким исключением, получил сразу по две двойки: за несделанную домашку и за проверочную срезовую.
И Фима получил две двойки: за срезовую работу и за неудовлетворительное поведение.  Химичка хотела ему влепить три двойки, но оказалось, что домашнюю работу он сделал.  На вопрос, "откуда же ты знал, что нужно делать дома, если я, якобы, ничего не задавала?!", Фима похлопал глазками, и сказал, что спросил у друга из параллельного класса. Он просто с ним дружит и живет в одном подъезде.
После урока мы обнаружили Фиму в пустой рекриации, невозмутимо поедающим пирожок. Увидев нас, он торопливо засунул в рот оставшуюся половину, с трудом прожевал, и вопросительно уставился на нас: ну что? Узнав об исходе дела, он изрек: - "Ну, что ж, сделал все, что мог..."
На вопрос, где взял пирожок, он беспечно ответил: в столовой.
На другой ожидаемый вопрос, "а деньги где взял?", сказал, что помогал готовить поварихе тете Гале, и за это она его угостила.
И пошел Фима к химичке собирать свои вещи и давать объяснения, почему же он сделал домашнюю работу.
Было это неправильно, решительно ненормально, вверх тормашками, черти-что: нет бы оправдывался, что не сделал!
Как только наши учителя  не сошли от нас с ума?
Повариха же больше не знала нужды в помощниках, аж до конца своих дней работы на кухне в школьной столовой. Более того, к ней выстраивалась очередь из мальчиков, кои ревностно следили за тем, чтобы она не нарушалась.
Вот истоки студенческой психологии, с ее выкриками в окошко: "Халяв-а-а! Приди-и-и!"
Хотя, если подумать, не такая уж это и халява.  Бартер? Натуральный обмен? Скорее уж добровольное рабство вечно-голодного растущего организма, и бог весть что еще.
А провокатором безобразия, как всегда был Фима.
Он, кстати, в столовке больше не работал, ему пирожки доставались обходными путями: найдет у кого списать, и со всеми нуждающимися поделится. Ну как его после такого не облагодетельствовать?

Почему, Фима впоследствии выбрал стезю физика, а не лирика - никто не знал. Все знали только, что он с детства был катастрофическим болтуном и артистом.
Этим даже пользовались, и не раз, в экстремальных случаях: когда нужно было отложить контрольную или сорвать обещанную в конце урока самостоятельную.
Начиналось все как внезапный приступ тупости, который Фима симулировал столь блестяще, что его начинали ненавидеть все, включая тех, ради кого он старался.
Учителя, зная эту особенность, старались отложить объяснения на "после урока", или торопились все растолковать ему, пока не разошелся. Но все было напрасно. После того, как ему отказывали в этой "элементарной и такой естественной просьбе: разъяснить непонятное", Фима уходил в себя и вел себя глубоко неадекватно. Он мог подойти, как лунатик, и сесть перед учителем на его стол, заглядывая в глаза, или начинал с возмущенными причитаниями бродить по классу.
Даже отчаянный учительский крик "ВОН ИЗ КЛАССА!!!", истолковывался им непредсказуемо: однажды он чуть не вышел в окно! Надо было видеть всю глубину постигшей его трагедии, отразившейся на лице, чтобы понять непоследовательность учительницы. Вместо того, чтобы как все отправить школьника к директору, который имел на него влияние, она послала кого-то за нашатырем, потому, что мальчику сделалось дурно. Лежа на полу, головой на ее коленях, он все твердил: " А если бы я шагнул?! Если бы я сделал еще один шаг?!" Молодая учительница при этом чуть не плакала, а дети были в некотором замешательстве от силы и глубины его таланта: да он не играл - он жил на сцене!
Конечно, самая тяжелая сценическая артиллерия, использовалась в крайних случаях, и только по великому вдохновению, так, как имела слишком большой радиус поражения.
После мизансцены он ходил томный, и тихим голосом просил что-нибудь купить в буфете. Мы скидывались без лишних слов, и приносили ему пирожки или бутерброды, на которые он набрасывался с огромным воодушевлением.
Нет, ей богу, если бы не перестройка - быть бы нашему Ефиму великим артистом.
Однажды его, все-таки отправили проверить психику, но это уже совсем другая история, которая умалчивает о каких-либо подробностях и последствиях для Фимы. Но то, что он нарвался-таки на беседу со специалистом - это, да. И видимо, им было обоюдно интересно.
Он даже заговаривал о том, не стать ли ему психиатром, но с введением в нашей стране рыночной экономики, все прочие перспективы для него померкли. Новое и неизведанное всегда привлекало его как яркая звезда.
Таков наш змей-Фимочка. Его можно любить, можно ненавидеть, но относиться к нему безразлично или равнодушно - никак нельзя.
Скоро вечер встречи выпускников, и мы опять увидим Ефима. Что за истории он поведает нам на этот раз? Уже не терпится послушать.

Помни о море: у моря сияющий свет,
Зеленоватые волны - спина - золотая;
Блеск изумрудный и яркий мерцающий след:
В утренних волнах дельфинов веселых стая.

Помни о море - не смей унывать от забот,
Чтобы смеяться и чаще бывать беззаботной.
Море с тобой, оно встретит тебя через год,
И Айвазовским, его восхитишься полотнам.

Встретишься с морем, расскажешь ему о снегах,
Белых забвениях, пламенно белых, безбрежных.
Море ответит, отхлынув испуганно: "Ах!..."
И рассмеявшись, обрызгает пеною свежей.

Вдаль, разбежавшись, коснется далеких судов,
Весточку им передаст: "Здесь такая смешная:
Верит в заклятья зимы, в дикий холод ветров,
И, словно в рай, все к моим берегам убегает."

Ну а потом, мне, целуя, тихонько шепнет:
"Не обижайся, и вновь приезжай
Через год."

Мой одноклассник Фима был мальчик неординарный.  Но как заявить о своем праве на всеобщее уважение, если сверстники видели перед собой длинного, не в меру щуплого, прыщавого тогда очкарика с жидкой, хоть и кудрявой шевелюрой?
Эпатаж - лучший друг человека.
Два школяра, куривших в туалете, и пойманные с поличным, утверждали, что они жертвы любознательности и неудачного эксперимента.  В умывалке странно пахло, а мальчишки так истерично хихикали, что учителя невольно подумали, что застукали их за нехорошим. Травкой тогда в школе баловались, увы.
На вопрос, что они курили, был ответ:
- Школьный журнал.
Учителя с ног сбились, выясняя, чей журнал они скурили, попутно пытая школьников доступными методами. Так ничего и не выяснив, вызвали родителей этих оболтусов к директору.
Надо ли пояснять, что одним из мальчиков был Фима?
Так вот, его папаша не пришел. Он только и передал через Фиму: "Стоит ли беспокоить родителя по таким пустякам, когда он сам смолит с третьего класса?!"
При таком подходе к воспитанию, Фима вовсе не был тупым или запущенным; он был не в меру независимым и самостоятельным.
Признаться, кое в чем, мы ему даже завидовали. Ему спускалось с рук такое, что никому другому бы не простили.
Неаккуратный Фима, во всех вещах немного избыточный, тихо презираемый мальчиками, и набивший оскомину у девочек, этот Фима стал-таки большим человеком. Понятливые и совестливые послушные мальчики вышли из школы и понавесили себе на шею не одно ярмо: семья, институт, работа. А Фима потихоньку закончил университет, выучился на какого-то там технолога, организовал фирмочку и зажил, вполне недурно.
На вечерах встречи в школе он теперь непременно целовал руки классным дамам и угощал одноклассников на банкетах в снятых им кафешках.
Кто бы сомневался, что выросшие девчонки не стали гнушаться Фиминым вниманием, а даже напротив, имела место некоторая борьба за его расположение. Особенно добивалась этого Светка, которая недавно развелась, едва успев выскочить замуж.
Сидим  мы как-то в кафе "Белоснежка", Светка подсела к нему, и давай жаловаться на судьбу.
-  И как, говоришь, теперь твоя фамилия? - задумчиво спрашивает Фима, щурясь сквозь дым.
- Корягина, -  поежилась Светка. - Не стала менять, чтобы остаться на одной фамилии с сыном: так проще при оформлении разных бумажек.
И ее крест теперь, добавила она, "всю жись носить фамилию этой скотины, его папаши..."
Фима курил, слушал, молчал. Изрек наконец:
- Да, Светка, потрепала тебя жизнь.
- В смысле? - Светка вскинула бровку скептически и выжидательно, будто хотела услышать что-нибудь другое.
Он откинулся на стуле, пожал плечами, мол, и сам знаю, как это банально звучит. И опять за свое:
- Потрепала, говорю, тебя жизнь: была  - Палкина, стала - Корягина.
Потом сидел и глубокомысленно курил, рядом с ошалевшей Светкой.
И в этом весь Фима.  Тяга, видишь, у него к философии и филологии, так и осталась, наверно еще со школы.

Как холодно уже! И ярких листьев
Почти что нет на убранных газонах,
Но дышит все предзимьем и озоном,
И год ползет по склону альпинистом
К вершинам снежным.
.................. И проходят мимо
Вагонов караваны - мрачных, шатких -
Для репетиции зимы, украдкой,
Из тучи снег немного опрокинув.

Как хорошо, прозрачно, ясно, чисто.
Деревья, в вышине раскинув сети,
Улавливают снега мимолетье -
Меж серых туч мелькающие искры.

http://litset.ru/publ/15-1-0-13524
Картинка

И. Б.

Я танцующий дом,
И я не
Подчиняюсь канонам.
В этом городе сонном
Я ночью танцую вальсоны,
Одинокий и дерзкий,
И если я что-то нарушил -
Только штампы подвинул,
Смущая несмелые души.

Сумасшедший и дерзкий,
Не смею назвать я проклятием
Эти стены -
Как будто подброшено в воздухе
платье.

Если кто-то задумает
Здесь расшибиться об угол,
Может, с ним не встречаясь,
Отделаться легким испугом.

Вдохновенный вполне,
Ибо верю, что раз воплотившись,
Удивлением полню
умов прозябающих
Ниши.

У других же,
Приверженных скепсису
Больше, чем Богу,
Только негодованиие вызову
Или изжогу.

Я танцующий
дом, я танцующий дом,
Я танцующий дом.

На это стихотворение есть пародия
с конкурса пародий: http://litset.ru/publ/15-1-0-40535
Автор Анна_Лисицина: "Грозные танцы"
http://litset.ru/publ/13-1-0-40714

Посвящается детям
Советского Союза

Хоругвеносики вы, паданцы державные,
Сложились судьбы ваши в пику величавости:
Флажочки красные, да звездочки - всё ржавые;
Панамки белые, взрослеть до ста - до ста расти.
...
В эпоху призрачных побед гуманистических
И "развитЫх» годов с харизмой баллистической,
Все ваши галстучки, сандалики и ленточки
Ах, как гляделись беззащитно, как доверчиво!
Но если будет то, о чем вы пожалеете, -
Не день, когда с отцом на Красной "мавзолеете",
А лишь о том, что во хмелю коммунистическом
Душонка маленькая вспыхивала спичечкой.
А рядом тлели-дотлевали "головешечки",
И хоть глядели вы не так уже доверчиво
На поиск истины-цитаты в ветхом  пленуме -
И целой жизни не хватало
На безвременье…

Белый свет фонаря в окно -
Мне привиделось: выпал снег.
Я взглянула - черным-черно,
Только ветер  берет разбег:
Те же ветки и облака,
Непечатный, размыт винтаж,
Словно шельфовых волн откат
Вдруг уходит в крутой вираж.
Бьется ветка в твоем окне,
В декорациях тусклый свет,
Будто действия там, во вне,
Основного - все нет и нет.
Нужно только немного сна,
Так бывает: вот новый век.
Так сменяются времена.
Мне приснилось,
что выпал снег
...

Мой предок монгол и потомок - китаец,
Примите последнее, что я умею:
Мой страстный и огненно-бешенный танец,
Свивающий кольца от рыбы, до змея!
Я в нем бесподобен, я  - вечный скиталец,
Мифический вестник я монозиготный,
Я ветра посланник в индейском квартале,
Туземец, идущий в поля на работы.
Я в поле катался - в песках Кара-Кумов
Искал кумовства, чтоб надежнее корни
Врастали в пески берегов Иссык-Куля,
И в беге столетий я стал лишь проворней.
Я все и ничто, но бывал я воспетым,
Я будущий воин, поэт и мыслитель,
Свернувшейся змейкой скитался по свету
В твоем генокоде в молекульной свите.
Но буду рожден ли когда-нибудь снова?
Иллюзии тают рассеянным светом...
Я мог бы родиться однажды поэтом.
Я в нем потерялся.
Я первое слово.

Алиса, в дорогу, скорее! А впрочем,
Собраться есть сущий пустяк:
Пять выдумок, сказок и шесть заморочин, -
Легка на подъем ты и так.
У взрослых, как водится, много забот и
Совсем не до сказок твоих.
Но ты в них поверишь однажды в субботу,
Остался до них только миг.
И скоро, ты скоро, уже очень скоро
Чеширского встретишь кота.
К нему в Зазеркалье лишь кроличьи норы
Ведут, и твоя высота
Равна глубине погружения в смыслы
Что очень разнятся для всех.
И дразнится полог театра атласный,
Рождающий тени и смех.
Дитя, ты не будешь уже пробуждаться
До самой развязки в конце,
Ты будешь идти и все время встречаться
С героями в новом лице.
И только чеширский котище премудрый,
Что прячет улыбку в усы,
Невидимый будет летать в это утро,
Кружиться с улыбочкой: "сы-ы-р"!
Знакомься, Алиса, вот Мартовский заяц,
Вот Шляпник, Графиня, часы...
Ты будешь одной из известных скиталиц,
Чьи не повисают носы.

Мы думали, вертепы - зла удел -
Погасших душ и сборище пороков.
А на заре вертеп благоговел
К звезде - недостижимой и высокой.

В кануны Рождества такой театр
На площадях и ярмарках народных
(Где б с "Тошнотой" из экзистенций, Сартр,
Не выглядел хоть сколько благородным),

Играл простые пьески о любви,
И нежности, в младенце воплощенной,
Ведь в этой ипостаси - се ля ви -
Чуть постижимей счастье обреченных

На быт простой, на немудреный скарб,
На маленькую пасторальность счастья,
(И если это так, -  то я едва б,
Смогла  отвергнуть это в одночасье!)
...
Пусть - сохранять традиции - удел
Потомков саркастических и мудрых,
Но вновь - как в детство - кто-то захотел
В наивное вертеповое утро:

Когда отдернут занавес, когда
Живые куклы движутся и плачут,
Когда чета под Вифлиемом, (да!),
Скрывается во хлеве - на удачу,

Когда прошли все сроки-сорока,
Когда овец дыханием согрета,
Вздыхает мать и держит на руках,
Того, кто стал спасением ...