Нина Новикова "Коромысло"
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/265299

Да что ж это такое?
Только прилепишь заплату, снова пробоина!
Вода потоком хлещет,
а воду носить - работа для женщин.
Повесила на плечо коромысло -
а смысл?
Ношу воду вёдрами,
покачивая бёдрами,
а в голове серой мышкой
скребется мыслишка -
вот бы какого-нибудь мужичишку
с анжинерным умишком,
да с чертежом на тему -
как соорудить водотаскающую систему.
Да только где ж его возьмешь?
Этот неказист,
тот нехорош,
а другой так и вовсе такой-сякой.
И куда деваться?
Хотя всего-то "чуть-чуть за двадцать",
а мужик обходит сторонкой -
ему бы за молоденькой девчонкой.
А я чо?
Коромысло на плечо и ношу воду вёдрами,
покачивая бёдрами.

Алексей Журавлев

Надысь собрались за столом мужики,
Работали в двадцать четыре руки,
Рассматривая все аспекты темы
"Создание водотаскающей системы".
Были проекты весьма приличные,
Да что там приличные -
просто отличные!
На конной, электро и прочей тяге,
И в прототипах, и на бумаге,
На лампах, тиристорах,
прочих транзисторах,
И на бензине, и на овсе -
запарились все!
И все бы ладно, да больно накладно:
Тот мегаваттами кушает ток,
Другой медлителен как каток
Этот сложен, куда его на поток,
Да и будет ли толк?
Судили-рядили, в итоге родили
Проект отличный, очень экономичный,
Не сложен, не велик и не мал,
И эстетически выше похвал:
Вместо чтоб изобресть машину,
Берем и используем Новикову Нину,
Которая носит воду ведрами,
покачивая бедрами.

Нина Новикова

Йэээххх, мужикииии...
Как же ж вы от решения проблем расейкой женщины далеки.
А мне вот давеча прислал письмо римский друг,
обещается вскорости возвести акведук -
прямохонько к самой избе от реки.
Правда, говорить,
что надо бы погодить -
нонеча, толкует, не с руки,
вначале погасить бы кое-какие долги.
Ну дык - мужик он и в Риме мужик...
А я ему верю
(где еще видали такую тетерю!)
вот-вот возведет - не сейчас, так через год.
Рано или поздно, так или иначе.
А пока - на те, говорит, коромысло от версаче!
Ну, а я чо?
Новое коромысло на плечо,
и ношу воду вёдрами,
покачивая бёдрами.

Алексей Журавлев

С акведуком, Нин, у тебя облом,
мужики его сдали на металлолом:
наследственность, блин, недостаток духовной пищи -
а тут такие халявные тыщи!
Не утерпели, понимаешь, и весь как есть
сдали барыгам тысяч за шесть.
А мужик твой греческий прибегал,
требовал акведук - получил фингал.
И поделом
ему этакий облом:
не умеешь построить специфический оборот -
не лезь, морда греческая, на наш огород!
А, мне тут мужики подсказали и
Рим, типа того, стоит вроде в Италии...
Один фиг, не лезь с акведуком,
и тем паче -
с гламурными коромыслами от Версаче.
Так что, Нин, терпи свое бремя,
придется тебе какое-то время
таскать-таки воду ведрами,
покачивая бедрами.

Нина Новикова

Жаль, накрылся ведром акведук...
А на всех натаскать - ни ног не хватит, ни рук.
Да куда денешься?
Тружусь ить не за денешки -
а по собственной воле
(такая уж наша женщинская доля!).
Не стони, Нина, не плачь -
коромысло оно, конечно, не калач
но бывает и хужее - например, ярмо на шее.
А я чо? Раз дело приняло такой оборот,
левое бедро вперёд и - ать-ать -
воду таскать...

Алексей Журавлев

Акведук - не самая больная тема,
тут ведь, как и во всем, важна система -
не просто так, хаотически, от бедра - и вперед!
К процессу надобно привлекать народ.
Не абы как под коромыслом париться,
жажда - ничто, главное - пиариться!
Создать партию али какое движение,
снимающее у людей напряжение
и не вызывающее раздражения.
Кое-какие мыслишки есть в запасе:
забудь про воду, думай о квасе!
Коли коромысло от Гуччи, а в ведрах квас,
ни одну заразу не пропустим ни разу,
ни один завалящий прохожий,
хоть с лицом благородным, хоть с рожей,
не смогёт просочиться, минуя нас.
Как тебе такая идея?
(Заметь, друзей не оставляю в беде я!)

Нина Новикова

Идея богаааатая...
А если еще рядом пустить мужика с лопатою,
да со слоганом:
"Глядь как могу - гребу деньгу!
И ты смогёшь - тащи свой грош!",
и никакие эм-мэ-эмы не сравнятся с нашей,
таперича не водо-, а квасотаскающей системой.
И электорат поддержит -
ежели смогем возродить надежду
в многострадальном народе.
Да уже почти смогли вроде -
коромысла повсюду встают частоколом -
квас форева, маздай - кола!
Эт вам не на подиуме походкой от бедра,
малая помощь Родине -
кваса по два ведра
на каждое коромысло.
А там, глядишь, и появится смысл!...

Алексей Журавлев

Не-е, мужик - он субъект поддатый,
не поверит народ в мужика с лопатой.
К тому ж у мужчин походки не те,
а народ - он же тянется к красоте.
Хотя... если взять брутального мачо,
к мачам народ отнесется иначе.
Есть, есть в твоем предложеньи резон:
Мачо, лопата, прикольный музон...
Ей-богу, потащит народец грош,
да что там грош - потащит что хошь!
Тут, главное, не прозевать струю,
сомкнем коромысла в едином строю!
А смысел... Нин, на фига нам смысел,
когда над страною лес коромысел?!
Как только массы поддержат нас,
так тут же подорожает квас
и станем мы чисто - монополисты,
только так, и никак иначе!
Теперь прикинем по поводу мачо.
Вот Басков, к примеру, чем не герой?
Народ за Баскова Колю горой.
Думаю, озолотимся в течение лета,
не сумлевайся, Нинок.
Жду ответа.

Нина Новикова

Басков? Боюсь, не потянет смета -
ведь Коля Басков, по сути, это
не столько золотой рот и гланды,
там главное блескучий спинжак, а на нем бриллианты.
Нам бы чего поскромней -
не напасесси на Колю камней.
Ты, Леш, главно не спеши -
звезду не заманить за гроши.
А нам легких путей и не нать -
сами звезд начнем зажигать.
Соберем местные таланты -
покаместь звездные места вакантны
и потихоньку раскрутим -
пущай не за лето, так к осенней распутице.
Верно тебе говорю - где-нибудь к ноябрю
наши акции
наверх покатятся.
Вот такая мЫсля!
...Поправила коромысло:
- Ой, чейта я заболталась, аж из вёдер всё расплескалось!
А в вёдрах-та квас - не водица! -
разливать не годица,
скоро стоить будет бааальшие деньжищи
- может даже целые тыщи!...

Алексей Журавлев

Да, ты ведрами-то не шибко махай,
будут пустые, тогда нехай,
а то как пропеллером машешь ведром,
поаккуратней с народным добром
квас - он еще не раз пригодится,
кому напиться, кому умыться...
Пожалуй, Нин, права про брильянты.
Что мы, не сыщем свои таланты?
Взять хотя б тракториста Колю:
первый мачо на сельском танцполе,
правда, тюфайка слегка в солидоле,
так это ж почти не играет роли.
Ежель его отмыть, приодеть -
любо-дорого будет глядеть,
еще кирзачи наблестить скипидаром -
готовый мачо, почти задаром!
Кстати, тут разговор про смету,
так надо бы приготовить к лету,
а то народец вокруг верткий,
вместо конфетки получим обертки.
Ну что, берем Николая в игру?
Жду резолюцию прямо к утру.

Нина Новикова

Кто ж Колю не знает? Вах!
Известная личность в узких кругах.
Берем, берем непременно -
на тракторе пашет в две смены,
а по субботам, опосля бани
в клубе девкам играет на баяне.
А еще надо бы решить заранее
кто будет лицом кампании.
Есть на примете скотница Нюра -
широкая натура, грудь, фигура -
вопчем, все при ней.
А она - при стаде свиней.
Рази ж это дело?
А она бы за наше дело всей душой радела.
Да на таких лицах,
спокон веков держится расейская землица.
Опять же, наша красавица и с коромыслом справится.
Пройдет у нас мастер-класс
и вперёд - с вёдрами,
покачивая бёдрами...

Алексей Журавлев

Это какая такая Нюра?
Никак, емельяновская кандидатура?
Ну как же, помню. Но ежели это она,
девица годится, но все ж таки не сполна.
(В запрошлом годе, помню, - ой, не могу! -
лежим мы, стало быть, с ей в стогу...
Пардон, увлекся, ставлю себе на вид,
время летит, а дело досель стоит.)
Не, ставить Нюру под коромысло
совсем не имеет смысла,
она же как только закончила пятый,
так, почитай, всю жизнь с лопатой,
тоннами перекидала навоз,
к тому ж "Беломором" дымит что твой паровоз.
Её логично на помощь Коле
с лопатой в поле.
А что по мне, так твое лицо годится вполне!
Полный хайвей, как говорится,
от штиблет до бровей,
к тому же своих красноярских кровей.
Рядиться можно до темноты,
но, сама посуди, кто же еще, коли не ты?
А посему есть у меня предложение:
входи сама в свое положение -
и полный вперед пропагандировать народ!
Коромысло наперевес - и в лес,
бодро позвякивая ведрами,
на оттачивание покачивания бедрами.

Нина Новикова

Скромность послав незнамо куда,
хотя, само-собой, не без труда -
скромность это же наше всё,
как говаривал старина Басё
(по некоторым источникам - Ба'сё).
Но тут, хошь не хошь - улыбайся!
На билбордах улыбка от уха до уха:
"Мы выбираем квас!".
Да-с, а как тебе медовуха?
Тоже, кстати неплохая тема -
медовухотаскающая система.
Но это на будущее развитие,
сейчас внедряем повсеместное квасопитие.
И поелико все текущие вопросы решили,
предлагаю в пятницу, часиков в пять,
рекламную кампания начинать
слоганом "Жили-были..." -
и поехали, покатили.
Или, лучшей сказать "пошагали".
А с чего началось-то вспомним едва ли...

Алексей Журавлев

Думаешь, нонче скромность нужна?
А для какого такого рожна?
Сейчас ведь как: зазевался малёхо -
и всем хорошо, а тебе уже плохо,
чуть отвлекся поимкой мухи -
и все, ни кваса тебе, ни медовухи.
Да, про медовуху пиши потише,
там желающих выше крыши,
с нашими ведрами там невпротык,
братве на клык - и кирдык!
Так што самое направленье для нас - квас.
А в пятницу в пять мне надыть слинять,
есть кое-какие вопросы
про жито и просо,
а то население смотрит косо.
Так что в субботу с утра - ура! -
и выдаем на гора.
Ты с билбордами и коромыслом,
я тоже подъеду,
А Коля с Нюрой подтянутся после обеду.
И поскольку в субботу пахать -
всем отдыхать!

Подъём, господа бандиты, уже рассвет.
Прошу извинить, что сервис убогий малость:
В моём заведении ванны и душа нет.
Удобство снаружи. Было. Сейчас сломалось.

Да ладно вам злиться, парни, таков расклад,
Куда побежишь со связанными руками?
А я не любому-каждому гостю рад,
Связал, признаю. Так вы виноваты сами,

Зачем завалили копа? Заказ, заказ…
Мой внук, между прочим, служит шерифом Плано.
Вот я не терплю ублюдков навроде вас,
А внук ненавидит. Так что привет, болваны.

Мой скромный отель открыт даже ночь-полночь,
Залечь, затаиться в этой дыре треклятой…
Но тут появляюсь я и надёжный скотч,
Внучку повышение, мне – по куску за брата.

Такой вот гешефт. Но это еще не всё.
Второй непутёвый внук – наказанье божье:
Садист, изувер, подонок, тупой осёл…
В кого уродился?.. Он навещает тоже.

А как отказать? Родня, хоть бывает груб…
Дня два куролесит, душит, калечит, режет.
Потом под кустом в саду закопает труп,
Пять штук отслюнит… Но он заезжает реже,

Один к четырём примерно, таков профит.
Не вам, душегубам, я о своём профите.
Пора помолиться - слышу, мотор гудит.
Шериф, не шериф?.. Кричите, сынки, кричите…

Над городом летели утюги,
Железным клином, словно на параде,
Вычерчивая странные круги,
Крупняк во фрунте, что помельче - сзади.

Скользили с грациозностью коров,
Индифферентные ко всем на свете,
И перья электрических шнуров
Ерошил клину одуревший ветер.

По стогнам вился суетливый люд,
Упорно к небу глаз не поднимая,
Их подгонял обогащенья зуд,
Гнала их зависть, черная, немая.

Лишь я один стоял, разинув рот
(Палата представлялась мне шестая),
И наблюдал бараном у ворот
За левитацией утюжьей стаи.

Растаял в небе утюжиный клин.
И ветер стих, грустя о жизни бренной.
И я стоял, на всей земле один...
Да если бы! - один во всей вселенной...

Там, где седые Анды дружат с народом кечуа*,
Где на туманных склонах призрачны миражи,
Дети Кетцалькоатля* чтили закон извечный,
Ложь не приемля, кражи, - и не ленились жить.

Если взывает Инти*, беспрекословны дети.
Инти позвал. Раскрылись гулко врата небес -
И опустели горы, некому было встретить
Кучку конкистадоров - и победил Кортес.

По городам великих, в доме былых титанов
Шастает мелкий, жалкий, но победивший враг.
Мимо зловещей тени спящего Кукулькана*
Бродят беспечно толпы праздных пустых зевак.

Но на вселенском пульте кнопки уже нажаты,
Скоро разверзнет Инти створки межзвёздных врат,
И на знакомый берег строем сойдут солдаты,
Воины бога Солнца - и воцарится ад!

Взвоют сыны Эрнандо, тщетно к богам взывая,
Горло цивилизаций вспорет обсидиан,
И по дороге мертвых хлынет река живая,
Гордо расправит стены Теотиуакан*.

Золото инков костью станет в солощем горле -
И поперхнется ею, немощен, зол и хил,
Мир записных пигмеев, гадостен и прожорлив.
Бойтесь, сыны Кортеса, я вас предупредил.

* кечуа (исп. Quechua, встречается вариант "кечва") - самоназвание инков, крупнейшего индейского народа
Южной Америки.
* Кетцалькоатль - Пернатый змей, божество коренных народов Южной Америки.
* Инти - бог Солнца, верховное божество инков.
* Кукулькан - здесь речь о пирамиде в храмовом комплексе в Чичен-Ице, древнем городе в Мексике, где в дни
солнцестояния можно увидеть как бы тень ползущего змея.
* Теотиуакан - один из крупнейших, возможно, самый крупный древний город в Южной Америке.

Где с фактами не густо
И можно встрять нехило,
Моё шестое чувство
Меня не подводило.

Когда вещают спично,
А интерес - бубновый,
Я чую шестерично,
Что грабли это снова.

Когда клянутся мамой,
Женой и сыном-крохой,
Я чую... этим самым,
Что разведут как лоха.

Ведь чую же, зараза,
Кидалово неплохо,
Так почему ни разу
Не помогла мне шоха?

А всё мой гонор клятый,
Да часто душит жаба,
Да что ни день - поддатый,
Да на "слабо" я слабый...

Хоть не ходи из дому,
На лбу на шишке шишка...
Эх, к чувству бы шестому
Еще чуть-чуть умишка...

Понтов - на два вагона,
А в головёнке пусто.
Таким, как я, воронам,
Не в масть шестое чувство.

...

Ох, вижу, мой читатель,
Себя в ЛГ-иной шкуре
И чую... тем же, кстати, -
Уроют в этом туре.

Мы были близки... да и дальше могли бы,
Хоть взглядов она дожидалась не вдруг,
Ведь все её зоны, татушки, изгибы
Я помнил на ощупь, касанием рук.

Она не любила любые напитки -
И кофе послушно я пил в стороне,
Как, впрочем, и чай, потому как он жидкий...
Причуд и капризов каких только нет!

Друзья говорили: "Вам надо расстаться.
Подумай, зачем тебе это старьё?"
А я улыбался:"Вы знаете, братцы,
Привык, прикипел. Хоть старьё, но моё."

И вдруг, среди ночи, нежданно, некстати,
Погасли сигналы ответной любви.
Я гладил её, тормошил, колошматил...
Напрасно. Она умерла. Се ля ви.

Касаясь её, ощущал я свободу,
Я был приобщенным, допущенным в храм,
Но канули в лету изгибы, обводы
И кругло-фигурный пиэс-пополам*.

Я был обесклавлен коварно, безвинно,
Фортуну в сердцах костерил до утра.
А утром покорно побрёл на смотрины:
Куда мне без Клавдии... Видно, пора...

...

Под пальцами только углы да изломы:
Чужак USB-ишный, холодный, немой...
Отныне ты - Клавдия. Будем знакомы.
Заскочим на кассу - и едем домой.

PS/2 - порт и разъём для подключения клавиатуры.
В настоящее время вытесняется разъёмом USB.

Чужие мы и богу, и врачам,
И ждет нас разве что земля сырая.
Обычно смерть приходит по ночам,
По одному счастливцев выбирая.

Рассвет унылый в перекрестье рам
Наполнен безысходностью до края.
Не святы больше ни кабак, ни храм
Покорно ждущим ада или рая.

Проснуться утром и увидеть свет,
Глядеть в себя, не помня ни о чем,
Молчать - слова бессмысленны и лживы.

Здесь нет покоя, воли тоже нет,
Лишь ангел тихо плачет за плечом:
Никто не умер, все зачем-то живы.

Бывают дни, что хочется завыть
Бездомным псом, забытым даже богом,
Когда все чувства прочие мертвы,
Лишь безнадёга давит, безнадёга.

Когда вокруг ни зги, ни огонька,
И черный морок разъедает душу,
И к пистолету тянется рука,
И вал девятый накрывает сушу,

Смывает всё, крушит, проносит мимо…
Невыносимо всё, не-вы-но-си-мо!

Никто не слышит, не спешит помочь,
Мольбы всё глуше, словно через вату.
И все отчетливей маячит ночь,
А день фатально катится к закату.

Бессонница – жестокий, жуткий враг,
Подушки жёсткий леденящий камень.
И сон предательски нейдёт никак,
И бредишь, стиснув голову руками –

Уснуть, заснуть… Но сон крадётся мимо…
Невыносимо всё, не-вы-но-си-мо!

И не вмещает скрюченную плоть
Прокрустом изготовленная койка.
Не одолеть тоску, не побороть.
Невыносимо всё, не-вы… Постой-ка!

Так вот же, рядом, самое оно!
Четыре слога, в тему стопудово...
Спасительной соломинки бревно -
Единственное, правильное слово!

Ну, где тоска, хандра и прочий сплин?
Я молодец, я гений, сукин сын!

И хочется скакать до потолка:
Придумал. Сам. Чужого не ворую.
Гип-гип ура! – закончена строка,
И можно приниматься за вторую.

Я здесь живу уже не первый год,
А ведь забрёл на пару дней когда-то.
Грибы, рыбалка, скромный огород...
Встаю с восходом и ложусь с закатом.

Не тянет никого в такую глушь,
Из года в год вокруг одно и то же:
Десяток изб да два десятка душ,
Да раз в три дня привозят хлеб и дрожжи.

Зато какие здесь покой и тишь,
Как дышится, как пишется порою.
И здешних стариков не удивишь
Ни орденами, ни Звездой Героя.

Они могли бы сами рассказать...
Да не привыкли хвастаться собою.
И, глядя в эти мудрые глаза,
Я постепенно выхожу из боя:

Всё реже сны о прошлом, о войне,
Стихает боль под бормотанье вьюги...
Я здесь живу. И эта жизнь - по мне.
И я не рвусь зазимовать на юге.

Писать о феврале навзрыд…
Б. Пастернак

Нелёгкая нам выпала работа...
Пинают. Все. Кто "шведкой", кто с мыска.
Пеняют, если не летим в ворота.
Мазилы. Зафутболят в облака -
И ну гнобить безвинный Adidas,
А сами - Кержаковы через раз.

Гоняют, оземь лупят, с левой, с правой,
А ты хоть лопни - людям нужен гол...
Конечно, спорт - не детские забавы,
Кому легко? К примеру, волейбол:
Тех снобов тоже начали пинать -
Игра ногой теперь разрешена.

Один коллега, древний, со шнуровкой,
Свистел мальцам: играл-де в "Спартаке",
Запанибрата звал Боброва Вовкой,
Поскольку был на дружеской ноге.
Нам столько не прожить, старик не прав.
Офсайд! - Боброва звали Вячеслав.

Но, чёрт возьми, красивая побаска!
Фантазия сильна у старика.
Везёт кому-то, лигами обласкан,
Пусть не "Реал", пусть дубль "Спартака",
А я «дворняга», лиги не по мне,
Служу забавой местной ребятне.

Ночами снятся игры корифеев,
Как стадион восторженно ревёт.
Меня целует Игорь Акинфеев -
И я лечу Дзагоеву на ход…

Походу, сдулся… Чёртова зима!
Вот так и сходят мячики с ума…

Будьте осторожны со своими желаниями -
они имеют свойство сбываться.
М.А. Булгаков

Усталый день готовился ко сну,
Подрезав солнца край зубчатой кромкой,
Когда она приблизилась к окну
И постучала. Вежливо. Но громко.

Он дверь открыл - и замер, не дыша,
Глазам не веря, не моргая даже:
Она была безумно хороша,
Собой затмив привычные пейзажи.

- Ну, здравствуй, что ли. Вижу, удивлён.
Но ты ведь сам позвал меня когда-то,
А я послушна века испокон.
Не веришь? Зря. Ведь я не виновата,

Что так не расположена к ходьбе.
Ленива? Нет! Нетороплива просто.
Ну, что молчишь, не люба я тебе,
Не подхожу по весу и по росту?

Текли минуты, месяцы, года,
И несть им краю, и конца не видно -
Меня не звал никто и никогда.
Никто, представь! И никогда. Обидно......

Все замечали - и не звал никто.
А ты позвал, ты повелел явиться.
И я гадала, может, ты святой,
А может быть, придурок и тупица.

И вот я здесь, стою перед тобой,
А ты молчишь. Опять молчишь. И снова.
И вижу я, хозяин дорогой:
Ты, извини, не тянешь на святого.

...

Она, вздохнув, финалом всех начал
Над ним нависла, ласково, но грозно.
- Эх, Магомет, ну что же ты молчал?
- Постой! Скажу! Спроси, что хочешь!..
- Поздно...

«…я тебе представлюсь. Я, Джорджи, Боб Грей,
также известный как Пеннивайз, Танцующий клоун.
Пеннивайз, познакомься с Джорджем Денбро. Джордж Денбро,
познакомься с Пеннивайзом. И теперь мы знаем друг друга."
«Оно», Стивен Кинг

Почтенная публика, где ваши руки?
Встречайте, внимайте! Проездом из Канн
Для вас на арене любимец округи,
Паяц Пеннивайз - балагур и болван.

Полно у меня всевозможных запасов:
Пластмассовых чувств, погремушечных слов,
Картонного секса, стеклянных алмазов...
Ну как не порадовать местных ослов -

Берите, хватайте подарочки эти
И смейтесь хитро над наивным шутом,
Забыв объяснить одураченным детям,
Что все это – фальшь, бутафория, лом.

Когда надо мной вы натешитесь вволю,
Я брошу кривляться и маску сниму.
И вы задохнетесь бессильем и болью,
Увидев за маской бездонную тьму.

Ах, как я вас сделал! Легко, по науке
Обул, объегорил, развел дурачьё.
Побить бы меня, так ведь заняты руки,
А выбросить жалко, поскольку - своё.

Фортуна вам нынче - старуха глухая…
Любуйтесь, глупцы, как на ваших глазах
Всё то, что цвело, на корню засыхает,
А то, что засохнет, рассыплется в прах.

Надменно и глупо вы пялились в бездну -
И бездна зловеще взглянула на вас.
Ну, что же вы? Смейтесь!.. смеяться полезно…
Я – Клоун танцующий, я – Пеннивайз.

* Пеннивайз – злодей в обличье клоуна из романа «Оно» Стивена Кинга

Раззудись, перо, разгоняя мрак,
Раскались, глагол, уподобься плазме.
Пробил час, камрады, взметнулся стяг,
Трепещи, читатель, поэт в экстазме.

Оседлав рассохшийся табурет,
Воспарю на зависть скептичным бякам.
Табурету по фиг, что крыльев нет,
Вон, Пегас порхает, хоть конь, однако.

Над землей начну нарезать круги,
Не синичкой скромной, но грозным стерхом,
Воспою одних, дам пинка другим,
А на всяких критиков плюну сверху.

Нынче новый тренд охватил людей,
В кабаках бармЭны, в борделях гЭйши...
Умудрились же обозвать бл@дей…
Гой еси, славяне, куды грядеши?

Беспощадней слова оружья нет,
Это помним мы со времен Союза.
Выбирай по вкусу – верлибр, сонет –
Расчехляй перо и пали от пуза.

Пусть не канет зря ни один заряд,
Пусть ответит каждый за то и это.
А что стиль коряв – извини, камрад,
Как могу пишу, не пинай поэта.

Напустив тумана со всех сторон,
Врезав правду-матку про всех и сразу,
Я покину свой табуретный трон.
От греха подальше. Писать рассказы.

А хотелось, чтобы анфас в анфас,
Коньячок по рюмочкам, розы, свечи…
Но пора смываться. Не в этот раз.
Будь здоров, читатель, до новой встречи.

Она была другим не чета,
Любила кантри, грозу и ветер.
Еще она любила читать
Про все на свете и все на свете.

Она могла распознать стихи
По многоточью дождя по стеклам.
Читая бурный роман стихий,
Она промокла, совсем промокла.

Она читала псалтырь свечей,
И шорох ветра в ветвях сантала,
Слагал сонет озорной ручей -
Она читала, взахлеб читала!

Она мечтала прочесть рассвет,
Стрижиный росчерк в заре весенней...
Как жаль, что чуда на свете нет.
А Брайль - не бог, он всего лишь гений.

Столкнувшись с Вами, я ужасно трушу,
Мечусь в тисках придуманных оков,
Я запираю вздрогнувшую душу
На сто щеколд и тысячу замков.

Броню накинув, опустив забрало,
Укрывшись за щитом дежурных фраз,
Я так страшусь позора и провала,
Что, если мог бы, ненавидел Вас.

Здоровый лоб, давно уже за тридцать,
На радость злопыхательным врагам,
Я трушу так, что впору материться,
Но тоже не умею. Стыд и срам!

Отмаявшись в незначащей беседе,
Сумев три слова выдавить в ответ,
Бреду домой - зарыться в теплом пледе,
Страдать, вздыхать и ненавидеть плед.

Для Вас я ноль без палочки, босота,
Невзрачен, нерешителен и сер.
Вы где-то там, в неведомых высотах,
А я простой очкарик-инженер.

Но день придет. Столкнувшись с Вами снова,
Забрало подниму для куражу,
И вспомню наконец три нужных слова -
"Добавьте мне зарплату" - и скажу!

Ну, слава мне, все в сборе, наконец.
Эк ломанулись, словно в анекдоте.
Какого ляда должен я, Творец,
Сидеть и ждать, пока вы снизойдете?

Забронзовели, потеряли страх...
Соскучились по молнии, клевреты?
Ползете, как Церера на сносях,
По форме не обуты, не одеты.

Устроили мне тут ползучий бунт!
Ну что ж, напомню средство против лени:
Не уложились в сорок пять секунд -
Всем отжиматься! Женщинам - с коленей.

Допрыгаетесь! Вышлю за Урал,
В Биробиджан - и откажу в защите.
Вулкан, дымить завязывай, достал!
Да Аполлона в чувство приведите.

Нептун, ты что, совсем офонарел:
Трезубцем тычешь бедолаге в рожу?
Возьми стило, Диана, вместо стрел -
И всех на карандаш!! Юнону - тоже.

Ужо я вас! Бездельники! Сачки!
Не пантеон - калека на калеке!
И всё у них коряво, по-людски...
Работаем! Я - дома, в Баальбеке.

Когда я вчера уходил от тебя,
Ты тихо сказала: «Прости, не любила...»
Небесные хляби разверзлись уныло
И ринулись вниз пеленою дождя.
Хотелось заплакать, но не было сил,
Когда я вчера от тебя уходил.

Когда я вчера уходил от тебя,
Растерянный, жалкий, промокший до нитки,
Твой Шарик меня проводил до калитки,
За полы плаща не всерьёз теребя,
И, что-то почуяв, тоскливо завыл,
Когда я вчера от тебя уходил.

Когда я вчера уходил навсегда,
Терзая размокший мундштук папиросы,
Был месяц июль. Было много вопросов,
Но мало ответов, и все — ерунда!
Какой же был год-то? Не помню. Забыл.
Давно я вчера от тебя уходил...

Обычные люди, как я, например, или ты,
Коптят себе небо согласно размерам коптильни,
И в ад не спешат, и не рвутся на роли святых,
В общении с граблями на удивленье стабильны.

И вдруг нарушением следствий и первопричин,
Сбивая конвейер, чудят своевольные гены -
И миру является некий иной господин,
Пугающе странный, но умный при том офигенно.

Он чувствует фибрами координаты светил,
И бреет усы исключительно бритвой Оккама.
Его не застанешь в пивной, не висит он в сети,
Он чужд совершенно равно и борделю, и храму.

Его увлекают гипотезы Пуанкаре -
И по барабану призывные жесты Амура.
Он весь с головою в глобальной вселенской игре,
В которой добрался уже до финального тура.

А суетный мир, что коварно его окружил,
Восторженно хвалит, от самых столиц до окраин,
Картины, сонаты, гипотезы и чертежи –
Все то, что иной создает, со Вселенной играя,

Поскольку – прогресс, а цена на него высока!
Прорыв и сенсация! Аплодисменты и браво!
И пальцем при этом двусмысленно так… у виска…
Не то салютуя, не то намекая лукаво,

Мол, гений-то гений, а сбоку посмотришь – дурак:
Бирюк, ни жены, ни детей, ни приличной работы.
Помочь бы ему, поддержать бедолагу, но как?
Ему же плевать… да на всё наплевать, идиоту!

Иному комфортен лишь им же придуманный мир,
А то, что вокруг – миражи, декорации, тени…
Он гений, любимец народа, герой и кумир -
А не было б этих гипотез да изобретений?..

Мой сын рассуждает: энергия, космос, парсек,
Как рыба в воде в непонятных ученых беседах.
Оно бы и славно, но лучше… пусть будет как все,
А двигать дурацкий прогресс будут дети соседа.

Нас больше, мы норма, мы все – а не этот иной,
Нам в радость любовь, удовольствия, даже работа…

…У господа бога сегодня опять выходной -
И вздорные гены опять отчебучат кого-то.

С утра на взводе нервные нейроны,
В квартире катастрофа, шум и ор.
И даже обалдевшие вороны
Убрались от греха в соседний двор.

Ору на всех, на всё и на погоду:
На диктора, за то, что так пригож,
На глупых рыбок - ишь ты, взяли моду
Молчать в ответ, когда на них орёшь;

На ребятню за разные вопросы,
На мужа, что нажрался как свинья,
И на кота, за то, что мявкнул косо -
Досталось всем, которые не я.

В одном лице Чапаев и Будённый,
И на себя из зеркала кричу.
Мне в этом состоянии взведённом
Любое безрассудство по плечу:

Схлестнуться с АСом, надерзить ВоваНу,
Порвать как грелку тузиков из Вест,
Послать в туда графьёв и графоманов,
А на стихах поставить жирный крест.

Спалить бы все от паспорта до СНИЛСа,
Швырнуть в помойку тряпки от кутюр...
нет, вот же гадство: ноготь обломился,
Накрылся трехрублёвый маникюр.

- Ну, здравствуй, что ли. Вот ты и пришёл.
Присядешь, выпьешь?
- Да, конечно. Здравствуй.
- А помнишь, как нам было хорошо
В кафешке этой?
- Помню, да. Прекрасно.

- Ты целый год не заходил сюда.
- А ты откуда знаешь?
- Просто знаю.
Но ты пришёл, и у тебя беда.
Так расскажи, я всё же не чужая.

Хватило года, чтобы наконец
Признать ее разнеженной и хлипкой?
А как же "единение сердец"
И "друг для друга созданы"?.. Ошибка?

Ушёл, признайся?
- Нет, она ушла.
- Забавно. Ждёшь?
- Оттуда не приходят...
- Прости, не знала. Это не со зла.
- Я знаю. И не надо о погоде,

О пустяках. Уж лучше помолчим.
- Давно?
- Семь дней.
- Сочувствую.
- Спасибо.
Да, я забыл отдать тебе ключи.
Вернуть?
- Оставь. Достаточно ошибок.

Ответишь честно - ты был счастлив с ней?
- Отвечу. Да. Была тяжёлой осень:
Врачи сказали - тридцать-сорок дней,
А мы сумели триста сорок восемь.

И каждый день был праздником для нас,
Я все их помню, каждый, поминутно.
Она была как свет. И свет погас...
- А наши годы помнишь?
- Помню. Смутно.

- Ты стал жестоким.
- Видимо, устал.
Обычно я людей не обижаю.
Ты извини, мне надо на вокзал.
- Встречаешь, провожаешь?
- Уезжаю.

И он ушёл, ступая как по льду.
Под траурные, плачущие тучи,
Поникший, уносил свою беду,
Несчастный, одинокий... самый лучший...

Оставив ей кафе и поваров,
И эти опостылевшие скидки,
И триста сорок восемь вечеров
Надежды, ожидания и пытки.

Всё как-то пошло, глупо, хоть кричи,
И нет ведь никого родней и ближе.
И снова ждать - он не вернул ключи.
Уютная кафешка... Ненавижу!

Так меркнут краски - печально, кротко -
Где чёрный крест на земле людей,
Где хлещет серость свинцовой плёткой
По спинам сгорбленных площадей.

Так меркнут звуки – внезапно, ватно -
Где «локхид»* валится на крыло,
И бездна манит волной злорадно,
А небо предало, не спасло.

Винты бессильно кромсают волны,
И грохот взрыва рванулся ввысь.
Весь мир отчаяньем переполнен…
Спокойно, лётчик. Ты жив. Очнись.

Вот дверь. Здесь воздух ветрами вспорот,
Но ты же свой, заходи смелей,
Иди за ветром. Ты видишь город?
Он мирно дремлет в тени аллей.

Вон там – ты помнишь? – в приволье сада
Живёт один приручённый лис.
А розы видишь? И лейка рядом.
Ты вспомнил, лётчик? Пора. Очнись.

Ведь ты услышал не все вопросы,
А ремешок для барашка – где?
Так мало здесь настоящих взрослых -
На той планете, на той звезде.

Там ждёт усталый фонарщик смены,
И засорилась вулкан-гора.
А кто накосит барашку сена?
И баобабы полоть пора.

Пока ты нужен, нельзя иначе -
Открыта дверь, заходи скорей!
Там ждёт тебя белокурый мальчик
С планеты уличных фонарей.

*Локхид – самолёт, на котором летал и предположительно погиб Антуан де Сент-Экзюпери.

На глади Стикса не найти следа,
В реке забвенья тяжела вода.
Цвета и звуки, слезы и молитвы
В холодных водах канут навсегда.

Торжественно-печален скорбный путь
Туда, где мыслям суждено уснуть.
Харон молчит, он не дает ответов.
На веслах капли тяжелы как ртуть.

Не плещут волны, не журчит поток...
Ладья скользит как будто на восток,
Подвластная единственно Харону,
Чей взгляд печален, понимающ, строг.

Искусной ложью не спастись лжецу,
Коварство не поможет подлецу,
Слова пусты, теряет силу злато,
А страх неведом вечному гребцу.

Ему ни стул не нужен, ни кровать, —
Он просто не умеет уставать.
Он знает что-то, что не знают боги,
Но на богов Харону наплевать.

Последний враг наш и последний друг,
Неясным жестом неустанных рук
Он дарит нам последнюю надежду
На то, что лодка развернется вдруг.

На берегу у призрачной реки
Никто не встретит, не подаст руки:
Последний путь проходят в одиночку
На равных мудрецы и дураки.

Но гений, дурень, просто имярек,
В конце концов сойдя на этот брег,
Харону благодарны за надежду,
Хоть сбыться ей не суждено вовек.

В который раз пришла весна
В мои забытые тетради,
Не просто так, не хохмы ради, —
Ведь есть желанье, цель ясна.

С остервенением курю,
Весну рифмую с чем попало...
Желанья много — мыслей мало!
Всего лишь тлею, не горю.

Верлибр, баллада, гимн, сонет...
За формой нету содержанья,
Лишь глупости да подражанье,
Лишь техника, а смысла нет.

И снова — побоку тетрадь!
Чтоб суетиться бестолково,
Чтоб все забыть — и чтобы снова
Весну очередную ждать.

Найдется полчаса для разговора?
Прошу простить за некий моветон.
Имею честь представиться, сеньоры:
Мюнхаузен. Карл Фридрих. Фон барон.

Тот самый, да. Эпоха за эпохой
Летели вскачь, не трогая меня -
Вот, жив-здоров, и выгляжу неплохо.
Не умирал. Наветы и брехня.

Я, между прочим, не отсюда родом.
Пришелец типа. Со звезды Сварог.
От нас до вас лететь почти полгода,
В анабиоз - и дрыхнешь как сурок.

Я на Земле частенько зависаю.
Прикольно здесь. Скажу вам не тая:
Да Винчи, Калиостро и Исайя -
Да-да, сеньоры, это тоже я.

Ловил драконов и дурил маркизов,
Ковчег завета свистнул, в бочке жил,
В автопортрет засунул Мону Лизу -
Чудил, короче... Эх, как я чудил!..

А ваши нынче носом землю роют:
Ах, пирамиды, кто, зачем, когда?..
Мне скучно было, вот я их и строил.
Какой Хеопс, о чем вы, господа?

Вот наш мирок не сдвинуть ни на йоту,
Ни черту крест, ни дышло кораблю...
Там хорошо, но скучно до зевоты,
А я, сеньоры, скуку не люблю.

Устал, хочу развеяться немного,
В галактике полно забавных мест.
Сейчас багаж доставят - и в дорогу,
Не выдаст бог - так и свинья не съест.

Пора прощаться. Пять минут на сборы.
Я, Карл Да Винчи Шива фон барон,
Имею честь откланяться, сеньоры.
Пойду ловить попутный "Аполлон".

Я рос балбесом, а случалось - вором,
Из вредности по мелочи украв.
Отец ремень снимал без разговоров
И объяснял мне, как я был неправ.

В меня вбивал он правило простое -
Не сына он лупил, а подлеца.
А я потом три дня учился стоя
И, если честно, не любил отца.

Я убегал. Скитался по вокзалам.
Меня ловили. Снова порка. Ад.
А мама только горестно вздыхала:
- Терпи, сынок, ведь сам же виноват.

Катилось время, падало снегами,
Дождями утекало в никуда,
Листвой опавшей жухло под ногами...
Я повзрослел - и выпал из гнезда.

В былом пора осталась холостая,
Сынок подрос - и просит он ремня...
И вдруг похолодел я, понимая -
Что пережил отец из-за меня!

Я вспомнил ложь, поджиги и рогатки,
Как он курил, как он уснуть не мог,
И слёзы - слёзы! - смахивал украдкой,
Когда шептал: - Ты все поймешь, сынок.

Вернуться бы, обнять, забыть обиды,
Чтоб он простил балбеса-стервеца...
Сегодня мне невыносимо стыдно,
Что я, поганец, не любил отца.

Тишина на импульсы разъята,
Зябко ёжится промокший лес.
Дождь идет по лезвию заката,
Горизонт держа наперевес.

Нам ниспосланный зачем-то свыше,
Колобродит сутки напролет,
И его нисколько не колышет,
Что он падает, а не идет.

В своём служенье строгой Мельпомене
С теченьем лет растрачивая прыть,
Я в сотый раз стою на авансцене
И размышляю: - Быть или не быть?

Вопрос не нов... Но что, скажите, ново
В наш сумасшедший электронный век,
Когда стремительно тускнеет слово
И вместе с ним мельчает человек?

"Уснуть и видеть сны", достигнув Леты,
Ведь далее не будет ничего...
Но зритель честно оплатил билеты -
И я обязан убедить его,

Что "тот придурок с черепом и шпагой" -
Наследный принц и будущий король,
Что честь в чести, и верность, и отвага,
Что мы живем, а не играем роль..

Такая уж работа у актёра...
Поверит зритель - значит, ты Артист.
А если не поверит - приговором
Из зала донесутся смех и свист.

"Ах, бедный Йорик..." Я прикрою двери,
Не злясь ни на кого и не виня...
Как только зритель перестанет верить,
Сто первый раз случится без меня.

Ведь шоу, как мы знаем, must go on,
А престарелый принц, увы, смешон.

Сгущаются черные тучи над миром,
И тьма наступает, и пятится свет.
Взывает о помощи рог Боромира,
Злорадствует нечисть — а помощи нет.

Неслышен и легок полет Светозара,
Но горбится маг от напастей и бед
И скалится Враг из хрустального шара.
Торопится Фродо — а помощи нет.

Кромсает на полосы небо пустое
Эльфийской стрелы угасающий след.
Не стоит надеяться, верить не стоит:
Ортханк неприступен, а помощи нет.

Кончаются стрелы, кончаются силы...
Но в схватке извечной Добра против Зла
Добро победило, опять победило.
Выходит, была эта помощь, была!

И пусть на мольбу не откликнутся боги,
Пусть трижды силен и коварен твой враг,
Но если ты прав — и повержен в итоге,
То, значит, ты сам что-то сделал не так.

Покуда континенты мирно спали,
Вулканами посапывая глухо,
Я оказался у судьбы в опале,
Словив очередную оплеуху.

Не ведая ни страха, ни печали,
Лишившись вдруг и зрения, и слуха,
Плыву над миром, различим едва ли,
Незримым пеплом, невесомым пухом.

Несет меня в неведомые дали,
А дьявол мне ехидно шепчет в ухо:
«Не стоило курить на сеновале,
Тем более не стоило — под мухой!»

В шелестящий дождь распахни окно,
Темноту на плечи плащом накинь,
Позови забытых тобой давно
Ненаглядных, солнышек и богинь.

Прогонял и царственно отпускал,
Не в ответе был ты и ни при чем,
А теперь в глубинах немых зеркал
Тщетно ищешь их за своим плечом.

Что не сделал раньше, не досказал,
Не вернуть, конечно, ни там, ни тут,
Но задуй свечу и зажмурь глаза,
Позови, поверь - и они придут.

Оживут их лицами зеркала
Их дыханья нежно согреют ночь,
И с зардевших углей спадет зола,
И тоска тягучая сгинет прочь.

Ты ведь сам когда-то давным-давно
Рисковал вселенной за миг любви.
Те же ночь и дождь за твоим окном...
Да не стой же, господи, позови!

Когда уставшая метель
Прогонит прочь снежинок стаю
И в белоснежную постель
Укутается, засыпая.

Когда запляшет на поленьях
Огонь, привыкший к их слезам,
Я, обратившись к образам,
Смиренно встану на колени.

Начну замаливать грехи,
А может, проклинать судьбину.
И декламировать стихи,
Забытые наполовину.

Потом отрежу невпопад:
— Ты не по правилам играешь!
Скажи мне, в чем я виноват?
Скажи, за что меня караешь?

Но не прочесть ответ в глазах
Видений призрачных и странных.
Лишь образы — не образа! —
В углу пустом на стенах драных.

Лишь печь гудит неутомимо
Да от свечи неяркий свет,
А все мольбы и просьбы — мимо...
Какая подлость — бога нет!

Если хляби разверзлись
И ринулись вниз небеса,
Если бездна оскалила волны
Под хлопьями пены,
Наше место - на рее...
Кому-то - крепить паруса,
А кому-то - язык на плечо -
Остывать постепенно.

Есть порядок вещей,
От которого не убежать,
Ни забившись в трюма,
Ни забравшись на марс или ванты.
Неизбежно любой
Достигает того рубежа,
Где - никак в одиночку,
Где не обойтись без команды.

И тогда свою сущность
Деньгами и славой не мерь,
Ни богатством, ни чином
Не сделать команду добрее.
Лишь тогда понимаешь,
Чего ты достоин теперь:
Поднимать паруса -
Или глупо болтаться на рее.

Мы расстаемся не прощенные,
Уходим, так и не простившие,
Когда-то искренне влюбленные
И даже вроде бы любившие,

В необустроенность кварталов,
Под недоверчивые взгляды,
В тоску пустых холодных залов,
Где нас не ждут и нам не рады.

И, преданные утонченно,
Обманутые многократно,
Без капли веры, обреченно,
Мы возвращаемся обратно,

Чтоб не завыть от унижения,
Чтоб не свихнуться, не запить,
Мы, не достойные прощения
И не сумевшие простить.