– Играйте, маэстро, мы пришли послушать сказку. Её будут петь белые и чёрные клавиши, самые подходящие для сказки. Именно в сказке жизнь делится на чёрное и белое.
Темноволосый Ангел с бледным личиком бредёт по тёмному лесу, он ищет избушку местной ведуньи. У Ангела с собой волшебная трава, которая растёт только на Небе. А какая же ведунья не хочет заполучить в свои руки – чудесные, мягкие, тёплые колдовские руки – новое снадобье, помогающее от всех болезней? Название этой травы звучит как птичий посвист – «веристе'нь». И вот Ангел добирается до избушки и, приподнявшись на цыпочки (он совсем небольшого роста), заглядывает в окно. В комнате горит очаг, у очага сидит девушка (оказывается, она совсем ещё молода, эта ведунья) и перетирает в ладонях длинные стебли какого-то растения. Ангелу это напоминает человеческие поступки (добрые, разумеется), которые Господь так же свивает в одну нить, для того чтобы впоследствии много-много таких нитей сплести в одну крепкую, прочную верёвку. Эту верёвку иной раз приходится бросать тому, кто находится на самом дне глубокого одиночества и не может подняться сам. Тому, кому не хватает поступков других людей, а в своих он вязнет. У девушки тонкие белые пальцы. Она кладёт измочаленные стебли на широкий стол и начинает прочёсывать их на пару с большим костяным гребнем. Чёрные зубья гребня ползут с одного края стола, пальцы девушки движутся с другого. Иногда они переплетаются, чёрные и белые клавиши, рождающие божественную музыку – чьё-то исцеление. Ангел заворожённо смотрит и слушает. Ему чудится, будто девушка поёт песню:
Травы и струны,
Струны и травы,
Звёздный и лунный
Взгляды лукавы.
Ангела прядки,
Ведьмы забавы.
Сердце в порядке –
Глазки лукавы.
Ангел стучит в окно, и ведунья, подняв голову, несколько мгновений вглядывается в темноту, а потом с лёгким вскриком бросается отодвигать засов двери. Она знает, что это Ангел, хотя ни разу его не видела. Просто... ну, у кого ещё может быть такое лицо?
– Я принёс тебе траву, исцеляющую любой недуг, – говорит Ангел, – но ты должна пойти со мной.
– Хорошо, – легко соглашается ведунья. – Я пойду с тобой. Но подожди, пока я вытку до конца плащ. Мне кажется, я смогла наконец создать такое плетение, в котором травы не связывают и не заглушают друг друга. Голос каждого стебля свободен и чист. Если люди будут носить такие плащи, их сердца и помыслы будут такими же чистыми и свободными от всякого зла.
– Отчего вы остановились, маэстро? Разве вы не верите в то, что люди могут быть такими?
– Я не верю в то, что кто-то или что-то сделает их такими.
– Зачем же тогда вы рассказываете эту сказку?
– Чтобы люди знали, чего желать.
Была уже глубокая ночь. Лес спал. Ангел легко и бесшумно просачивался сквозь густые заросли орешника и безбоязненно проходил через полчища крапивы.
– Куда ты меня ведёшь? – спросила девушка спустя полчаса их пути.
Ангел словно улыбнулся – вокруг его головы разлилось сияние.
– Куда обычно ведут Ангелы? – спросил он в ответ.
– К Богу, – тихо сказала девушка.
– Почти, – кивнул Ангел.
– Почти к Богу?
– Почти пришли.
В этом месте полагалось быть поляне. Все идущие по ночному лесу путники рано или поздно выходят на поляну, к костру или хижине. Девушка огляделась. Не было поляны. Были всё те же заросли. И было тёмное бесформенное пятно на земле – чьё-то распростёртое тело.
– Ему нужна помощь, – прошептал Ангел. – Поэтому я пришёл к тебе и принёс самое чудесное исцеляющее средство – веристень. Если ты спасёшь жизнь этому человеку, Господь расселит веристень по Земле.
Ведунья покачала головой:
– Прежде чем лечить, я должна узнать, кто он и что с ним случилось.
– Этот человек ехал к тебе, потому что слышал о твоём чудесном плаще. Он надеялся, что плащ исцелит больное сердце его сына. В пути на него напали разбойники.
Ведунья стала растирать траву пальцами, затем ладонями. Запела, глядя в небо, в такт пению покачиваясь и раскатывая травяные шарики между ладоней. Поплыл горьковатый аромат. Девушка опустилась на колени перед бесчувственным путником и приподняла в ладонях его лицо. Аромат небесной травы сделал своё дело: человек зашевелился и приоткрыл глаза.
– Маэстро, вам словно кажется скучной эта сказка.
– Да, она ничем не отличается от других: раненый воин, прекрасная целительница и посланец Неба, призванный соединить их.
– Для чего же тогда вообще рассказывать её?
– Чтобы люди могли убедиться, что сказка не обманывает их. Всё происходит так, как и должно быть.
Вскоре человек уже смог сидеть, прислонясь к дереву. Ведунья обмывала его раны, самими движениями своими, лёгкими движениями рук, окуривая воздух вокруг ароматом и целительной силой веристеня.
– Я искал вас на своём пути, – проговорил человек. – Я слышал, что в лесу живёт колдунья, которая исцеляет якобы любой недуг. Я хотел просить вас поехать к моему маленькому сыну, но... в пути меня настигла весть о его смерти.
Человек замолчал, потому что девушка стала обмывать ему губы.
– Твой сын болел не от зла в своём сердце, – произнёс Ангел, – и плащ не помог бы ему. Его сердце страдало от слабости, ему нужна была вера в то, что отец любит его и способен защитить. А ты... ты оставил его в последний миг жизни.
Человек зло дёрнулся.
– Я был у его постели во время самых тяжёлых приступов. Я, подобно Богу, научился возвращать ему дыхание. Разве это не любовь и не защита? Кто ещё был у моего сына, кроме меня? Даже сейчас, опустошённый потерей и истерзанный разбойниками, я не чувствую себя ни слабым, ни поверженным.
Девушка посмотрела на Ангела.
– Мне кажется, ты должен забрать его с собой. К его сыну. Я избавила человека от телесных страданий, но он страдает душой.
– Мы можем забрать, если последнее деяние человека – добро, – тихо проговорил Ангел.
Он помолчал, а потом опять обратился к путнику:
– Почему ты не вернулся домой, услышав о смерти сына? Ты избежал бы встречи с разбойниками.
– Потому что... – человек опустил голову. Переглотнул, собираясь с мыслями, вскинул взгляд на ведунью. Прошептал почти умоляюще:
– Я хотел попросить у вас плащ, чтобы моё сердце хранило любовь моего сына. Зло, которое я испытываю при мысли о том, что его больше нет со мной, способно уничтожить её.
– Маэстро, значит, Ангел заберёт этого человека? Ведь его последнее деяние – порыв к любви.
– Его последнее деяние – неусмирённая гордыня.
– Ну, в жизни не всё так однозначно. В его гордыне – горе, а в его горе – любовь к сыну.
– Да, жизнь не делится на чёрное и белое. Именно поэтому надо слишком яростно, слишком одержимо выбирать белое, чтобы для кого-то оно не оказалось чёрным.
Темноволосый Ангел молчит. Он не знает, как поступить. Он пришёл сегодня за девушкой-ведуньей. Её последнее деяние – спасение человека. Но этот человек останется в одиночестве и увязнет в своих поступках. Ангел ощупывает скользящую вдоль руки спускающуюся с Неба верёвку. Она очень тонкая, непрочная, её надо плести ещё вечность, чтобы она могла выдержать горе и тоску отца, только-только потерявшего сына. Ангел не знает, что ему делать. Заплакать бы.
– Я отдам свой плащ, – говорит девушка. – Я принесу его из дома. Ты побудешь с этим человеком? – обращается она к Ангелу.
– Нет, этот человек пойдёт с тобой, – одними губами произносит Ангел.
– А ты?
– Мне пора.
– Куда?!!
– Куда обычно идут Ангелы?
– К Богу, – одними губами произносит девушка.
– Вы закончили сказку, маэстро?
– Нет, она сама закончилась.
– А что было в жизни?
– Прошла вечность.
– И Бог сплёл верёвку покрепче?
– Да нет, верёвка-то осталась на Земле. Ангел протянул её от места прощания к избушке ведуньи, чтобы раненый мог опираться на неё.
– Влетело ему, наверно, за верёвку? Ангелу-то?
– Не думаю. Человек ведь перестал быть одиноким, значит, и вытаскивать его не понадобилось.
– Ну, а что было спустя вечность?
– Ты хочешь сказать, что будет спустя вечность?
Будут лунные струны, две тонкие тени,
Горьковатый ночной аромат веристеня,
Будут россыпи рос – жемчуга и рубины,
Будут травы, проросшие в сердце мужчины.
Будут женские чары и очарованье,
Клавиш чёрных и белых борьба и слиянье,
Будет час удивительный с Богом за чаем,
Будет путь через вечность – туда, где прощаем.
Будут глазки лукавые – смех и веселье,
Будут руки сплетённые – словно качели.
И, как сила огня в выстужающих зимах,
Будет вера в защиту и силу любимых.
