В нашем отечестве сплетники сраму не имут,
в русском злословии кроется свой колорит.
Слева пикейный жилетик смакует Цусиму,
справа - о скорой победе взахлёб говорит.

Дьявол детали и хитрости мелкого шрифта
прячет от света, но в мире главенствует свет.
Если в отсутствие правды рождается кривда,
сразу же правда рождается кривде в ответ.

Слева жилетик витийствует - это цветочки,
горькие ягодки скоро придётся жевать!
Справа радетель пикейный проблемные точки
ложными слухами пробует разогревать.

Ради потомков проходит сейчас референдум,
вы же, пикейных жилетиков сумрачный сброд,
либо возьмите у Господа совесть в аренду,
либо оставьте в покое страну и народ.

Сварил на ужин кашу из пшена,
приполз отец с работы на карачках,
его одежду выстирала прачка
подённая по имени жена.

Науки я оставил на потом,
поскольку мир устроен очень просто:
супруг, супруга, дедушка, подросток,
собака и многоквартирный дом.

Сгорело детство в пламени костра
скандалов и сопутствующих жалоб.
Взросления, по счастью, избежала
моя мертворождённая сестра.

В начале было слово. Дона Анна,
невольница убийства командора,
провдовствует недолго, и - осанна! -
умрёт мгновенно. Яблоко раздора

найдёт прислуга ночью возле тела,
помазанного миром поцелуя,
когда любви мужчины плоть хотела.
В начале было слово. Аллилуйя!

*Художник Василий Пукирев. Неравный брак

Лектор читает блестяще. С трибуны
камни и бабочки радуют кворум,
паузы ждут осаждённые пуны,
плещут озёра за шиворот вору

чудо воды глухомани селений,
где укрываются в нишах подбрюший
звёзды и боги, и демоны лени,
и облаков серебристые рюши.

Сын академика Бонавентура
пломбу срывает с моей Даздрапермы.
Слесарь-сантехник и внук штукатура,
как Афродита, выходит из спермы.

Бабочки слов остаются снаружи,
камни - за пазухой памяти стынут,
кружат в прицелах охотничьих ружей
страхи пустот возвращения. К тыну

строгих запретов седого Гавроша
дочь приучает дитя инженера.
Знает хитином покрытая рожа,
что разбухает от влаги фанера.

И всё же, брат, трудна у нас дорога.
Эх, бедолага, ну, спи, Серёга!
Владимир Высоцкий. Милицейский протокол

Это ж сколько хлопот и возни!
Ты, Серёга, сродни поросёнку.
Под грибочками в сквере усни
и послушай мою побасёнку.

Как иссякнет в предгорьях "Агдам",
реформаторы вынут саркому
ленинизма из граждан. Тогда
мы посмотрим на всё по-другому

и поймём, что кричащих "ура!"
рядовых демократии дама
гологрудая Делакруа
изничтожит быстрее "Агдама";

что пока за редутом редут
мы очистим от ворогов лютых,
либералы страну низведут
до прыжков и ужимок валюты;

что поверим лихим временам,
сиганём в дикий рынок с тарзанки,
но спецы не поведают нам
о его дарвинистской изнанке;

что Карнеги обставит Перро;
что итог перемен будет ясен -
мы ударим Свободу пером
прямо в зад и уйдём восвояси.

*Художник Эжен Делакруа. Свобода, ведущая народ

Это что - стоять за правду!
Ты за правду посиди!
Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ

Стирает признаки ай-кью
креплёное с лица.
Портвейн за правду нынче пью
из черепа отца,

пока мутирует геном
искателя в корме.
За правду лучше пить с умом,
чем волком выть в тюрьме.

Резать лазером сосули
я уеду в Комарово
на недельку, а косуле,
ставшей к пенсии коровой,

проворкую, что ванили
там добуду и хамона,
потому что мы сроднились
как простата с аденомой.

Говорил апостолу апостол:
«Злой был пес, и смерть его нага,
мерзостна...»
Христос же молвил просто:
«Зубы у него — как жемчуга...»
Владимир Набоков. "Садом шел Христос с учениками..."

Голодный пёс обиды околеет,
когда иссякнут воды и еда.
В сосудистых аллеях бакалеи
застынет сжатый воздух навсегда,

язычник взрежет мясо ледяное,
вопьётся агнец в жреческую плоть,
слова пророков станут перегноем,
начнут моральность грешники полоть,

гудящими в миноре проводами
исчерпан будет каждый электрон,
дензнаки опротивеют путане,
лисицы сыр достанут для ворон,

планеты перепутают орбиты,
сойдёт с ума последний троглодит.
Издохший пёс хозяина обиды
навеки во вселенной засмердит.

Смотрят белофинны,
Ошеломлены:
Мчит на них машина
С нашей стороны.
Александр Твардовский. Шофёр Артюх

В Пенсионном фонде ладаном
пахнут локоны девчат.
Назовут тебя бен Ладеном,
кулачками постучат,

если скажешь, что распилено
достояние страны.
Впрочем, ангелы Топилина*
тоже с нашей стороны.

Я пою молодкам песни и
хорохорюсь: не болей,
ведь прибавил Путин к пенсии
сразу тысячу рублей!

*Председатель правления
Пенсионного фонда РФ.

Дошутился. Взяли тело
протестанты. В скромной келье
не подденешь Бога. Сделал
выбор остров Сан-Микеле

на венетском. Правда, это
мало значит. Хоть в Китае
схоронили б - дух поэта
над Васильевским витает.

Дорогу крылатому Эросу!
Александра Коллонтай

Несмотря на седые духовные скрепы
и агрессию оргий гонителей блуда,
интернет потребителю пареной репы
предлагает такое горячее блюдо,

что в паху суверена кровати
пробуждается сила джедая,
потрясает мечом обыватель,
от конца до конца поедая

силиконовый студень
порностудий.

Когда щебечет коноплянка,
не стоит юность ни гроша.
В шестнадцать барышня-крестьянка
во всех нарядах хороша.

Река, межени, половодья -
прошло полвека по селу.
Забудет Душенька сегодня
весну и первый поцелуй.

Отпускай хлеб твой по водам...
Екклесиаст

Пусть она далека от побега,
не считай эту реку рабой,
если заводь покажется пегой,
гладь воспетого стрежня - рябой.

Положи тёплый хлеб на ладони
зазеркалья отчизны. Давно
здесь добро бескорыстное тонет,
и плывёт под фанфары говно.

КПСС отменный фортель
к седьмому мая* припасла.
Сидим в кафешке на курорте
и запиваем с второсортной
грудастой девой без весла

грузинским чаем хачапури.
Официант приносит счёт,
пока мятежный парус бури
в тумане моря снова ждёт.

*7 мая 1985 года были приняты Постановление ЦК КПСС
«О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма».

Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
Николай Гумилёв. Я и Вы

Случается, под схимой штукатура
поэзия играет на зурне,
судьбине вопреки. Литература
приемлет одинаково вполне

таланты принцев крови или нищих.
За равенство приходится платить
чудачеством. Когда душа говнищем
рутины и мещанства во плоти

марается, когда она в трясине
прагматиков пускает пузыри,
шепчу тревожно, как листва осины:
зурна, с моим дикарством говори!

*Художник Юдель Пэн. Еврей-штукатур

С ума схожу. Иль восхожу
к высокой степени безумства.
Белла Ахмадулина. Прощание

Прокралась в сердце боль, зане
на древнегреческом оболе,
который ты вручила мне,
был отчеканен профиль боли.

Прокрался в сердце страх, едва
твоя заласканная птаха,
узнав меня, из озорства
прощебетала звуки страха.

Вот обвилась ты, как лоза,
поцеловала в область сердца,
но посчастливилось в глаза
твои особенно всмотреться,

и сердцу стало ясно: там,
помимо моего занудства,
не боль, не страх, а пустота
высокой степени безумства.

Я помню их наперечёт:
Зима подходит к середине,
Дороги мокнут, с крыш течёт
И солнце греется на льдине.
Борис Пастернак. Единственные дни

Сегодня солнца ярок свет,
и ветер веет из Европы.
Встречает оттепель поэт,
в снегах прокладывая тропы.

Покуда с куманьком кума
провидцу вслед злословят вяло,
узреет он: дрожит зима
под обветшалым одеялом;

капель услышит и ручей;
издалека заметив кроны
деревьев, вспомнит, что грачей
боятся серые вороны,

что укорачивает тень
наветов правда человека.
Всего один погожий день
поэта длится дольше века.

Имеет казнь различные оттенки,
сорта и ароматы, словно мёд.
Поставит нас чатланин возле стенки,
в грудину транклюкатором толкнёт,

затенькают по-птичьи наши цаки,
достигнет память девственного дна.
Помолимся, пацаки, Богу паки...
Галактик много - смерть всего одна;

псалмами неизбежное оттянем,
избавим от схоластики уста,
ведь тайну, что Вселенная проста,
знал босоногий инопланетянин
в обносках, так похожий на Христа.

И снова всё бело и тихо,
Лишь волки проходят как сон.
Валерий Брюсов. Век за веком

Часовой бросает пост. Постмодернизма
караульных служб смущается устав,
и целует Карацупу он в уста
по-индусски, а Изра* стремится в Сызрань
вместе с криком муэдзина. Ночь пуста;

нет, пустеет из-за натиска террора.
Иса смотрит, как колючки и власы -
борода, венец терновый и усы -
окормляют век за веком, да Аврора
Люциферу подаёт кувшин росы.

*Город в Сирии.

Союз сплочённых накрепко республик
на деле стал озоновой дырой,
поэтому, съедая свежий бублик,
его дыру исследует герой

лирический, кому попортил молот
взрезавший лоскуты гименов* серп.
Живёт с тобой надежда, если молод;
живёт в тебе надежда, если сед.

*Девственная плева.

Когда трибун бранится грубо,
приходит грустная пора.
Изнанка слова правдоруба
куда страшнее топора.

Сомнений черви вечно гложут
категоричность мудрецов,
ведь правда правд подобна ложу
Прокруста - бога всех лжецов.

Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Александр Блок. Незнакомка

И пролетарской скромной лире
приелась тема кетменя,
когда испытанный делирий
сострил при дамах, что меня

Зелёной феи* ждёт лачуга,
где черти с выводком бельчат,
подобно Блоку и пьянчугам,
«In vino Veritas!» кричат.

*Одно из прозвищ абсента.

И Андрей доставал из воды пескарей,
А Спаситель - погибших людей.
Илья Кормильцев. Прогулки по воде

Реки и неба до отвала!
Пичуги пели тропари.
Однако рыба не клевала,
и приуныли рыбари,

и перекусывали крилем,
глотали тёплое саке*,
покуда рыбы говорили
на арамейском языке.

*Главное правило: «Хорошее саке пьют холодным.
Плохое саке — тёплым».

И молодая не узнает,
Каков танкиста был конец.
Народная песня

Ждёт коронавирус
жертву за окном.
Майню криптовиру,
берегу геном.

Роутера кабель
оптоволокнист.
Не вернётся к бабе
инфекционист.