Не лечит крем - "поехало" лицо
Куда- то вниз, туда, где дремлет старость.
И взгляд её туманен и свинцов,
Он вопрошает - что тебе осталось?
Дремли, листай Вк, вяжи носки,
Читай журнал,
Разгадывай кроссворды.
А я живу советам вопреки
Её усталой
Недовольной морды.
Хочу в кино - ну что ж -
Иду в кино.
Сменив каблук на модные кроссовки,
Да, "не шешнадцать" мне
Но всё равно
Не смею отказать себе в обновке.
Сапожки, платья, майки свитера
Да те, что покрасивей помоднее-
Я отказать могла себе вчера
То, в чём сейчас отказывать не смею.
Года летят. Невечен их полёт,
Придёт однажды время приземлиться.
И как же быть, когда во мне живёт
Живая, незастреленная птица.
Не курица, скорей всего сова
(От мудрости мозги отяжелели)
И слышит, от
любви дыша едва,
Чудные, неземные песни Леля.
Давно замолкла звонкая свирель,
И не под силу ей развеять старость.
Ты только чаще пой,
Пригожий Лель,
Пускай свирели нет -
Возьми гитару.
И пой своей недремлющей сове,
Гони печальной старости оковы.
Прошу - ты только пой, пригожий Лель!
От светлых песен молодеют совы.

Жизнь - она запутанный клубок,
В ней внезапно многое бывает.
Катится по тропке Колобок,
Катится и песню напевает.
Огибая смятую траву,
Прыгая по кочкам, словно мячик.
С Колобком случилось
"Дежавю"
Кто бы объяснил,
Что это значит?
Всё привычно, Заяц, Волк, Медведь,
Где-то там Лиса на горизонте.
Вдруг Кабан навстречу -
Вот те смерть.
Не готов к такому я,
Пардоньте.
Был бы Заяц - я ему бы спел,
А потом умчал в лесную чащу.
Но Кабан - какой-то беспредел.
Он не Волк, и не Медведь рычащий.
В сущности, он даже не Лиса.
Бестолковый, жирный,
Травоядный.
Что мне делать,
Я не знаю сам,
Покачусь - ка дальше,
Ну и ладно.
Так подумал, и в сторонку прыг,
Покатил под горку монотонно,
А Кабан подставив белый клык,
Съел кусок несвежего батона.
Вот теперь раздумывай дружок,
Над судьбой своей печально всхлипнув.
Каждый сам собой остаться мог...
Был Лисой бы съеден Колобок,
Посмотрев на мир стереотипно.

Мне часто сон один и тот же снится.
Или не сон? Я что-то не пойму,
Когда иду походкою тигрицы
В домашних мягких тапочках к нему,

Снимаю всё. Снимаю то и это,
Что изначально может помешать,
Когда летит без страха и запретов
В любимые объятия душа.

И этот миг, секундный и бессрочный -
Продлить его! Немыслимо продлить,
Когда легко, светло и непорочно
Связует нас невидимая нить,

И улетает, в синей дымке тая,
Подобная большому кораблю.
Ты засыпаешь. Я не сплю.
Светает.
И видит Бог -
Я так тебя люблю!

Белая, белая, белая пыль
Лезет в лицо, и в глаза, и за ворот.
Старая сказка? Далёкая быль?
Знаю одно - мы увидимся скоро.

Сядем за столик в уютном кафе.
Кофе? Коньяк?
Или лучше шампанским
Отполируем случившийся снег,
И оживим потусневшие краски?

Не было может?
Какая нужда
Нам вспоминать отболевшее " было"
Горечь? Измена? Прощенье? Вражда?
Я это начисто просто забыла.

Это немодно -прости и пойми.
Цивилизованно - будем друзьями.
Но почему же так сильно болит,
И почему разгорается пламя?

Это немодно, когда за спиной
Четверти века
Нависшая глыба.
"Всё хорошо. Попрощайся со мной...
А ведь могли бы...
Могли бы...
Могли бы...

Снег ли, дождь несут облака,
Ждет ли поле седого инея,
А меня земная тоска
Загрузила по ватерлинию.

Так и топит, как есть
К ногам
Камень бел - горюч приторочила
До поры, где споёт пурга,
И на землю снежком раскрошится,

И постелет белым- бело
Чисто поле платком ангоровым,
Чтобы на се'рдце отлегло,
И в душе не сквозило холодом.

×××
Накуёт Зима серебра,
И постелет снег к ноябрю.
Осень, как ты ко мне добра!
Осень, как я тебя люблю!

Синий взгляд, и холодный нос,
Юбку рыжую до колен.
Ты без боя меня берёшь
В свой задумчивый, нежный плен.

Рада, что пленена тобой.
Ты права, ты собой горда!
Мне тепло - надо мной любовь.
Ты грустишь - под тобой вода.

Льют дожди, но однажды в срок
Серебра накуёт Зима.
И шагнёшь ты за мой порог.
Осень, ты, как всегда, права.

А октябрь этой осенью выдался удивительный - ни снежинки на мокрой земле, только лист лежалый.По тропинке замшелой шагаю к избушке Митрича,
Не пойму он лесник, или Леший, но очень старый. У него над избушкой волшебный какой-то охлупень - здесь садятся Жар - птицы и лебеди пролетают. Под застрехой по зимам живут воробьи и голуби, а в избе сам хозяин крыло журавлю латает.
Вот и я - так случилось, несу снегиря за пазухой,
Кошка выдрала крылья пернатому - вот досада!
Митрич крякнет сердито: "Ведь надо же, испохабила!", исподобья посмотрит, затянется самосадом. Вденет яркую тонкую нитку в ушко игольное - непростая в руке иголка - перо Жар - птицы, да неспешно рассказ заведёт - ночь зимою долгая, да и дедова сказка похожа на небылицу: "Пролетали над лесом весенние гуси - лебеди,
Подстрелил на излёте самца молодой охотник,
Подхватила лиса лебединое тело белое,
Да к избушке его принесла, как вот ты сегодня. А я стар да немощен, и глаз помутнел от возраста,
Как бедняге помочь - пополам крыло распластало. И взмолился кому - сам не знаю , наверно Господу : "Помоги хоть чуток, дай мне зоркости - залатаю.
И тотчас опустилась на крышу Жар - птица рыжая, распустила перо, да в трубу опустила прямо, намотался клубок, нить живая, как будто выжжена, а латает крыло, ни следа ни видать, ни шрама.И иголка чудная - пера остриё, как бритвою, прошивает живое горячее птичье тело. Вот ведь, девонька, как получилось - своей молитвою я на старости лет научился благому делу".
А снегирь отряхнулся, толкнулся о руки дедовы, и взлетел к потолку, и вернулся опять обратно. Что же Митрич, спасибо, спасибо родной!
С победою! А на душу больную сумеешь пришить заплату? Крякнул дед, затянувшись табачной дымящей смолкою и промолвил смущённо в ответ, помолчав немного: " Птице крылья латать - это, милая, дело тонкое,
А вот душу чинить - это, девонька, дело Бога.

Хулиганка, шалунья, бездельница,
И суровая старая дева,
Разукрасила каждое деревце,
И сама же бесстыдно раздела,
Танцевала лихою цыганкою,
Развевался подол и монисто,
И плечами трясла куртизанкою,
Обнажаясь надменно и быстро.
А позднее дождями заплакала,
Получив безнадёжные вести,
И с ветрами в надрыв одинаково
Завела похоронные песни.
И ушла, так как будто и не было,
По седой разлохмаченной взвеси.
В облака, где в тумане сиреневом
Октябрёвые звёзды воскресли

Ты пришла поздней гостьей подвыпившей,
Знать хлебнула настойки рябиновой.
В ярком платье, лохматая, рыжая,
В дорогом ожерелье рубиновом.
Говорила слезливо и сбивчиво,
Обещала - надолго останешься,
Я тебе бы поверила,
Тихая,
Неуёмная, жалкая пьяница.
Знаю нрав твой фальшиво - притворчивый -
Всё пропьёшь, и рубины и золото.
Будет утро холодное, горькое,
Словно зеркало льдинкой расколото.
Над живыми нагими деревьями
Лист последний закружит отчаянно.
И уйдёшь ты, немая, похмельная,
Неживая, пустая, печальная.

Сказка

Из глубин бытия
Я туманом тебя стреножил.
Обманул, заморочил в историю непростую.
Ты Лошадка моя,
Я твой преданный, верный Ёжик.
Если б только ты знала, как я по тебе тоскую.

У меня в узелке небогато: варенье в банке,
Козинаки, засохший батон и коробка спичек.
Если б только ты знала,
Туман - он не лечит ранки,
Ёжик стал для Ежихи
Давно уже безразличен.

Ёжик жутко замёрз, и его донимает тремор.
Он по речке холодной проплыл на спине полмили.
Ёжик не был плохим,
Просто всё изменило время.
Он любил, и старался, как мог, но его забыли.

Приходи же, Лошадка,
Тебя я ищу в тумане.
Может многие скажут, мол Ёж ж не родня кобыле.
Разве можно явиться туда, где тебя не звали?
Разве можно вернуться туда, где тебя забыли?

А Лошадка молчит. Ей давно надоели вожжи.
Разве в мире отыщется тот, кто её стреножит?
И Лошадка кричит: "Я люблю тебя, слышишь, Ёжик!"
Но проклятый туман ей сомнением душу гложет.

И над грешной землёю плывёт, и дурманит сладко.
Может в этом тумане найдёшь ты своё спасенье?
Приходи же, мой Ёжик,
В тумане грустит Лошадка.
Можешь завтра... сегодня...
В ближайшее воскресенье...

Всё больше листьев на дорожках,
Всё гуще утренний туман,
Деревьев пёстрая одёжка
Всё ближе к цвету "пахлава",

И всё плотней и ниже тучи,
И всё черней и раньше мгла.
Ещё чуть-чуть, и снег колючий
Засыплет землю добела.

А сердце трепетно томится
И ждёт холодных зимних вьюг...
Ну а пока уносят птицы
Тепло последнее на юг.

(Дочке)

Как бы ни было больно, любимая, будь счастливой. Твой сегодняшний день драгоценнее всех подарков. В нашем старом саду фиолетово зреет слива, и осенние поздние астры пылают ярко. Ты гуляешь по саду, где только что ночь сквозила, собираешь корзину душистых медовых яблок. Ты пока что ещё в свою жизнь не пустила зиму, и наверное рано, а в общем-то и не надо.
На подоле роса, и прилипший осенний листик, ты срываешь три астры и бережно ставишь в вазу. Осень маркером красит, рисует горячей кистью,
На остывшем окне пишет нежно стихи и фразы. Не грусти, дорогая, налей себе лучше чаю, в нём весеннее солнце оранжевым апельсином. Это осень стучится - она по тебе скучает, и она тебя, милая, делает снова сильной.

Подожди меня, дождь.
Я жару прогоню на задворки,
Пусть растает она, и растаяв, оставит лишь дым.
Подожги меня, дождь,
Словно синее пламя конфорки.
Оставайся в гостях, посидим, подождём,
Подождим.

Подожди, вот листок
С нерождёнными мною стихами,
Я разглажу его, был он смят от несносной жары.
Подожди, дай мне срок,
И пока разгорается пламя,
Я сменяю на зонтик
Горячее платье жары.

Тон рябины и беж неизменен в осенних моделях,
Сонный серый к лицу
Тяжелеющей влаге с небес.
Подожди меня, дождь,
Мы за лето слегка поседели,
Правда стали мудрее,
И искренне рады тебе.

Простучи мне морзянку
Холодной дождинкой по крыше,
Серым голубем к небу
Легко и свободно взлети.
"Я люблю тебя дождь!"-
Прокричу, и твой голос услышу:
"Подожди меня здесь.
Посидим, подождём, подождим".

Светотени. Профиль тонкий.
Марта синий манускрипт.
На безлюдной остановке
Проезжающий транзит.

Взгляд случайный, отрешённый
Из- под солнечных очков,
Словно кадр запечатлённый:
Человек, рассвет, любовь,

Проезжающий транзитом
Переполненный "ЛиАЗ"
Неожиданным визитом
Мимо, мимо, мимо нас...

Светотени, профиль тонкий,
Сквозь стекло в окне рука,
Кадр на старой фотоплёнке,
Душу держит за рукав.

Поезд летит. За окном мелькают
Дни, полустанки, берёзы, сосны.
Все мы попутчики, и бывает
С кем - то однажды пересечёмся.
Поезд летит, глухо стонут рельсы.
Звуком баюкая монотонным.
Чай, проводница, бельё и песни
В тесном плацкарте
Больших вагонов.
В тамбуре курят, а в ресторане
Кто- то налёг на коньяк от скуки.
Поезд летит. И кого - то ранит
Горькое слово, чужие руки.
Носятся дети в проходах тесных,
Спят старики и галдят соседи.
Все мы - попутчики как известно,
Но неизвестно, когда доедем.
Кто - то проследует до конечной,
Кто - то на следующей выходит.
Видишь, в вагоне пустует место -
Значит прибавка на небосводе.
Юный солдат с вещмешком заплечным,
В рыжих ресницах играет солнце,
вот он сошёл на разъезде Вечность
И никогда уже не вернётся.
Поезд несётся, летит к закату,
Празднуют люди, лютуют черти.
Без остановок, и нет возврата -
В бездну, в пучину, навстречу смерти.
В чёрных мешках не увидеть света,
Цинковый гроб навсегда запаян.
Поезд несётся. Летит планета
Старая, выжатая, слепая.

Спой, моё нежное чудо,
"Песню распахнутых окон".
Я хоть немного побуду
В детстве смешном и далёком.

Спой мне про "дом на колёсах"
И про " второго гарсона"
Голосом солнечных сосен
Тихим, как треск патефона.

Спой мне про боль и про раны,
Что на душе остывают,
Спой про далёкие страны,
Где мы ещё не бывали.

Спой про беспечных полжизни
В беге за призрачным "нечто".
Солнца слепящие блики,
Доброе тихое место -

Наша с тобою обитель,
Как колыбель от рожденья.
Утро. И ангел - хранитель
Славит твоё пробужденье

Знающим горечь потери,
Нам ли грустить одиноко,
Если звучит из - за двери
Песня распахнутых окон.

А если бы вы хоть немного знали,
Читали о войнах в разумных книгах.
История движется по спирали,
И это же истина, не интрига.

А если бы вы рассказали детям
И внукам своим рассказали тоже,
Что май был победный
Красив и светел,
А сколько погибло - мороз по коже.

А люди живут, ничего не зная,
Не помнят, как мир насадил на вертел
Фашизм,
Где мы стали передним краем -
Заложники мира, любви и смерти.

Но мы не пустили к столице зверя,
Стояли мы насмерть и гнали, гнали...
Страна уставала считать потери
И не успевала ковать медали.

Да, мы победили, сломили, свергли.
Потомок, ты знаешь победы цену,
Когда ты сажаешь шашлык на вертел
И пиво глотаешь, сдувая пену?

Прочёл бы хоть пару военных книжек,
О том как любили, сражались, ждали
И может поймёшь, что они нам ближе...
История движется по спирали.

(Анне. К)

К чёрту всё! О тебе беспокоясь,
Я, как ластиком, жизнь подотру.
Лейте масло, я брошусь под поезд,
Если мир не придёт по нутру.

Розы я ненавижу. Мимозу
Мне тотчас же в горсти подавай.
Как дурную башку Берлиоза,
И тебя переедет трамвай,

Или поезд. Без разницы вовсе,
Если сломит любовью судьбу.
Я таких кавалеров, как Вронский,
Ненадёжных, видала в гробу.

Мне бы к Мастеру, ты оставайся,
Не ходи на вокзал, не проси.
Если нет ни единого шанса -
Есть квартира, где правит Мессир,

Бегемот, и крылатая Гелла,
Есть камин, полный грешных, как мы,
И тебя проведёт Азазелло
В гости к князю неистовой тьмы.

Не сдавайся, хотя бы сегодня,
Оставайся, твой поезд ушёл.
Слышишь, лязгнули сталью поводья,
Видишь чёрный трепещущий шёлк.

Дай мне руку. Не надо бояться,
Видишь, кони? Ты с нами? Давай!
Если нет ни единого шанса,
Пусть других переедет трамвай.

Жили - были

Этой сказке старой - старой
Не поверить нелегко
"Жили- были дед да баба,
Ели кашу с молоком".

Что же дальше было - спросим?
Время ходики стучат.
Бабке было сорок восемь,
Деду было пятьдесят.

И вот тут война настала.
Немец Родину бомбил.
Бабка сеяла, пахала,
Дед врага на фронте бил.

Нет ни хлеба, нет ни каши,
Нет в помине молока.
Всё на фронт, солдатам нашим,
Для победного рывка.

Все четыре долгих года
Бабка дедушку ждала.
Шли бои и шла пехота
От Москвы и до Орла,

Деда ранили под Брянском,
Спал в лесу, бруснику ел,
Был в отряде партизанском,
Поседел и постарел.

Бабка очи проглядела,
Нет ни писем, ни вестей.
Как там дед? Не ранен, целый?
Или скорбных ждать гостей?

Шла война, и тяжким грузом
Горе шло на плечи вдов.
Дед врага лупил по пузу
И лопаткой и штыком.

Были дни и ночи длинны,
Светел был победный май.
Дед встречал его в Берлине,
Баба с бабами сама.

Ох, долги же были вёрсты
До победной до весны.
Дед спешил домой. Непросто
В дом вернуться из войны.

А намёк поймёте сами,
Раз пришла беда- иди!
Дед вернулся с орденами,
Баба плачет на груди.

Будет хлеб и будет каша,
Будет в доме молоко.
Всё сумеет баба наша
Вместе с нашим мужиком.

Ты идёшь незнакомой дорогой -
Перекрёстки, ухабы, дворы
До тебе неизвестного срока,
До назначенной сверху поры.

И тебе не отмерена квота
В долгий путь неизвестно куда,
И уносят тебя самолёты, И увозят тебя поезда.

Но когда - то, сегодня иль завтра,
Мудрый взгляд устремив на Восток,
Ты уже без былого азарта
Свой последний сорвёшь лепесток.

И поймёшь, что потратил напрасно,
И поймёшь, что уйти не готов.
Сколько было в дороге прекрасных,
Самых ярких и пышных цветов.

Ты же мчался, дорог не считая,
Тратил время беспечно, легко,
И не знал, что придётся оставить
Все надежды с одним лепестком.

Он в руках твоих трепетно, нежно
Согревает последним теплом.
А конец - он, увы, неизбежен,
Может там, вот за этим углом

Поджидает костлявая. Смейся,
Обнимай и не думай "за что"
Видишь, бьётся в ладонях, как сердце,
Твой последний живой лепесток.

Что с тобой происходит, Весна?
Ни травы, ни листвы, ни цветов.
Просыпайся от зимнего сна,
Отодвинь почерневший покров.

Оглядись, обнови зеленя,
И реку ото льда распакуй,
Пусть скворец, новой песней звеня,
Разгоняет земную тоску,

Что обманешь, совсем не придёшь.
Глянь, блестит меж полей и лесов
Под твоим благосклонным дождём
Солнца вымытое колесо,

И куда - то бегут облака
В небесах, что синей синевы.
Разорви оболочку листка
Под дыханье растущей травы,

Мать - и мачехи смелый огонь
Раскидай, словно солнца лучи.
Что, Весна, приключилось с тобой?
Ну, очнись , просыпайся, журчи!

Март ушёл, и подкрался апрель,
Встань, засоня! Будильник включён-
Для тебя голубая капель
Распевает скрипичным ключом.

День поэзии,
Или о чём говорят выпившие мужчины

Горит костёр. Приветлив лес весенний.
Сегодня День поэзии
Внесён
В реестры празденств.
Здесь Крылов, Есенин,
И Александр Сергеич - наше всё,

Здесь Маяковский щедро режет сало,
И чёрный хлеб ломает
На куски.
Сергей Есенин льёт вино в бокалы,
Крылов хохочет,
Пьяный Пушкин спит.

Готов шашлык, вскипает жир на мясе,
И золотится духовитый лук
Как наловчился Миша на Кавказе.
Эх, жаль, что сгинул у горы Машук.

Иван Андреич сыплет шутки, басни,
Поэты ржут, как будто пацаны,
Проснулся Пушкин, со вчера " без башни",
Свалился в лужу - вымочил штаны.

Ему бокал вина: "Сергеич, выпей!
И сразу будешь, словно огурец".
И Пушкин выпил, сделался как вымпел.
Ну, ай да Пушкин!
Ай да молодец!

Завечерело. Пили и читали,
Разговорились, вспомнили быльё.
О будущем поэзии мечтали,
И каждый чувство выразил своё:

Сказал Есенин : "Скоро Русь сопьётся.
Мужик у нас до водки духом слаб!"
А Лермонтов промолвил:" Кровь прольётся еще не раз
Во славу русских баб".

"Мне женщина нужна!
Любые бабы
В подмётки не годны одной из них.
Они просты, неряшливы и слабы,
А для меня богиня - Лиля Брик".

Крылов сказал, нахмурив бровь седую,
"Какой ты, Вова, всё - таки дурак!
Она живёт с другим,
И в ус не дует,
А ты при них, как стоптанный башмак.

Тряхнул Есенин русый чуб с пробором,
И по - рязански растянув слова,
Сказал: "Была б хотя бы Айседора... А эта Лиля - сорная трава".

А Пушкин хмыкнул:
" От такой подружки
Всё пьянство, смерть и беды на Руси".
И все вздохнули дружно:
"Ай, да Пушкин!
И прав ведь, как обычно,
Сукин сын!"

Судьба поэта - жуткая издёвка
Над всем, о чем писал, просил, творил.
Есть в "Англетере" мыло и верёвка,
Но, как назло, там не было чернил.

И под пятою проклятой обета
Быть верным ей до гробовых досок
Поэт направил дуло пистолета
В свой, сединою траченный, висок.

Сходила ночь. Летели искры в небо
От навсегда потухшего костра.
Желающая зрелищ, а не хлеба,
Из душ людских поэзия ушла.

Дуэльной кровью харкала и прела,
Когда иссяк живительный родник,
И ветер ныл, как проклятое тело
Страдающей шалавы Лили Брик.

Мне б весной отогреться
От печали и лжи.
По судьбе, как по рельсам
Паровозик бежит.

По заброшенным шпалам
Вдоль полей и лесов.
Мне бы душу ,пожалуй,
Запереть на засов,

Отвернуться от окон,
Нос в подушку уткнуть,
Долгим сном одиноким
По дороге заснуть.

Машут ветками ивы
Вдоль железных путей.
Поутру не забыть бы
В поездной суете

Заказать проводнице
В подстаканнике чай,
Не сердиться, не злиться,
Не ворчать, не скучать.

Ветер высушит слёзы,
И титан закипит,
Может мой паровозик
Не заедет в тупик?

Отмеряя отрезки,
Полустанки будя
Юным посвистом дерзким,
Перестуком дождя.

Скоро станция, скоро.
Паровозик, держись!
За лесным косогором
Будет новая жизнь,

Пусть перрон без оркестра,
Встречный долгим гудком
Посигналит " С приездом! "
И мигнёт огоньком.

Ты никого не ждал.
Была весна.
От солнца в тучи прятался мороз.
По тротуару молча шла она
С букетом отвратительных мимоз.
Тревожно - жёлтых,
Словно жёг пожар
Её нутро, промёрзшее насквозь.
Любовь остра, как "финка", как кинжал
Ты взгляд её поймал - и понеслось!...
Ты мимо мог пройти, но не прошёл,
И в низкий и сырой полуподвал
Ты женщину любимую привёл.
Она ждала тебя -
Ты это знал.
Ты пил вино, любил, писал роман,
Рассудок потерял и сжёг листы
А сатана ехидно наблюдал
Людскую суть, несущую кресты.
И ты не смог, не вынес, убежал,
В безумный мир, где тихо и темно.
Ты плакал по ночам, и молча звал
Одну её, стучащую в окно.
Ты лишь о ней, единственной мечтал
Благословлял её, боготворил,
Когда она безмолвно шла на бал
Пропащих душ, а в зале ждал Мессир.
Ты душу продала, и поклялась
Забрать тебя с собой и отомстить
Ты поняла - людские души - грязь
Бог - есть любовь, а люди чтут кресты.

Подожди, я сейчас соберусь,
Ты позвал - я иду за тобой.
Надоевшая зимняя грусть
Разливается вешней
водой,

Утекает, ручьями звеня,
Из под зимних заплаканных век.
Мне казался до этого дня
Ненадёжным подтаявший снег,

Навевала позёмка тоску,
И сомнения следом звала,
И стучала зима по виску,
Отражая метель в зеркала.

Подожди, я уже собралась.
Мне осталось в котомку сложить
Цепь сомнений, неверия вязь
И остывшую прошлую жизнь,

И бессонниц твоих непокой, и осеннюю злую хандру
Соберу осмелевшей рукой,
словно пыль с полировки сотру.

Развяжу над весенней водой
Узелок и закину в реку
Пусть они, охраняя покой,
Вместе с талой водой утекут.

И в весенних оттаявших днях,
Мы друг друга поймём и простим,
Чтоб любовь, что топталась в дверях,
Наконец-то решилась войти.

Да, тяжёлая была ноша,
Много лет ты груз тащил верно.
Ты поставил не на ту лошадь -
Ждал когда она придёт первой.

Ты любовно ей чесал гриву,
Сахарком кормил с руки часто
Но пошла она вразнос, криво
От тебя и твоего счастья.

Был наездник молодой, резвый,
И в седле держался он круче,
А тебе теперь лететь в бездну,
Да навоза выгребать кучи.

Если в силах - пожелай счастья,
Если можешь - отнестись проще.
Так бывает в жизни, друг, часто
Если ставишь не на ту лошадь.

Догорают февральские свечи,
Покидает позёмка дворы
Замерзает оттаявший вечер
До весенней поющей поры.

Завтра снова капель растрезвонит,
Что явилась весна на порог,
Ей достанутся главные роли
И волнительный первый звонок.

Солнце вспыхнет светящейся рампой,
Дрогнет занавес неба седой
Встанет прима - Весна на пуанты
И расплещется вешней водой,

На неровной подтаявшей сцене
Закружится в цветном фуэте,
Под симфонию птичьего пения,
Под тромбон водосточных путей.

Оттанцует, откружится прима,
И с улыбкой придёт на поклон,
И деревья листвой торопливой
Ей захлопают с разных сторон,

Ей зашепчут растущие травы,
Загудят молодые шмели,
И нарциссы взойдут и тюльпаны
От проснувшейся щедрой земли.

- Ты любишь меня!
- Люблю.
Простужен зимой, болею
От осени к февралю
И от февраля к апрелю
Я шёл до тебя, как мог,
Устал, простудился, слёг.

- А ты?
- Я тебя люблю
Гораздо сильней, чем раньше
От осени к декабрю
Без ложных обид и фальши,
Как чудо, любовь храню.
- Ты любишь меня?
- Люблю.

Любимый всегда храним.
Ну разве не чудо это -
Средь долгих и снежных зим
Вращает любовь планету
От августа к февралю...
- Ты любишь меня?
- Люблю.

Зерно взойдет, ты только верно сей,
Не нарушая древних технологий...
Опять бредут по травяной росе
Босые и обветренные ноги,
Опять душа, что много лет спала,
Проснулась, встрепенулась, полетела,
И отразилась в тёмных зеркалах,
На время отошедшая от тела,
Напитанная словом и весной,
Кружит под сводом неба
Птицей певчей.
Прольётся дождь, и прорастёт зерно
Живым ростком,
Разумным, добрым, вечным.

Звон капели застынет,
И посыплется снег.
Как ты там, в Аргентине,
Дорогой человек?

Стынут в дымке берёзы,
Да искрится куржак,
Нет в России морозов,
Только просит душа

По колено сугробов,
Да метелей сильней,
Чтоб скрипел по дорогам
Полоз русских саней,

Чтобы тройка лихая
Молода и смела
За границы взлетая
Мой привет привезла,

Нет зимы в Аргентине,
Нет в России зимы.
С ностальгическим сплином
Вместе справимся мы.

Не грусти, не печалься,
Что сегодня вдали -
Пахнет тихое счастье
Снегом русской земли.

И тоска улетает -
Снег идёт - посмотри!
И, как слёзы, стекает
С аргентинских витрин.

Моя не чёрно - белая зима
Настала, будто сон,
Светло, внезапно.
И я не помню было ли вчера.
Но знаю точно - завтра
Будет завтра.

И будет снега заметь по земле,
Укроет речку лёд щитом стеклянным,
А мы всё помним лиственную медь,
Небес аквамарин, и лес багряный.

Моей зиме подвластен голубой, сиреневый,
И нежно-розоватый ...
Художница по имени Любовь -
Она творит, она не виновата,

Наскучила ей графика зимы,
Ей чёрно - белый мир неинтересен.
Возьмёт у вёсен будущих взаймы
И счастья, и цветов, и новых песен.

Пришла строка... Навеялась, нашлась,
Засела в голове, проникла в душу,
Ну это ли не чудо, раз не чужда
Ему с твоей душой прямая связь?
Рука привычно тянет карандаш,
Или строчит в смартфон - смотря что ближе.
Смотрю на лист, или в экран и вижу
Размытый, неуверенный пейзаж.
Или лицо, а лучше два лица,
Два сердца в унисон с твоим стучащих,
И в них, как и в тебе, творится счастье,
Оставшись от начала до конца,
Или прервавшись... Знать бы, что их ждёт,
И долго ли любовь наградой будет.
Ты в силах изменить границы судеб,
И всё, что дальше - знаешь наперёд.
Пришла строка. Опять пришла строка.
Ах, до чего же Муза расторопна.
Ты пишешь неразборчиво, подробно
Как будто конспектирует рука,
Ты считываешь мысли и сердца,
Тебя ведёт заботливая Муза,
И нет счастливей этого союза,
И нет больней тернового венца...

Без божества, без вдохновенья...
И всё не там, и не о том
Во мне беснуется сомненье
Стерилизованным котом.
Доверье - бич и страх не вечен.
Однажды он уйдёт совсем
В стерилизованную вечность
Без бед, ошибок и проблем.
Ну а пока земные звёзды
В моём окне блистают, но
Морозых зим стерильный воздух
Стучится в лёгкие давно,
А где зима - вопрос бесцелный.
Она нам нынче не звонит,
Гуляет где - то совершенно
Раскрепощённая на вид.
То улыбается, то плачет,
Одета в лужицы и грязь,
Влюбилась видно, не иначе,
И заблудилась, заждалась,
Кого - молчит, и слёзы точит
Из - под ресниц сухих ветвей.
И лишь однажды тёмной ночью
От горя станет холодней.

Февраль, и ничего не достаётся,
Ни слов, ни слёз, ни мыслей, ни чернил,
Зима над нами плачет и смеётся,
А Пастернак когда - то сочинил,

В февральскую метель, (не в дождь и слякоть,
Где снега и в помине не найти)
Его " Февраль. Достать чернил и плакать"
Сегодня он уместней... Но почти,

Почти двенадцать в ночь - стабильный минус.
Зима не уходила, так, спала,
А мы уже сдались. Сдались на милость
Нежданного февральского тепла.

На мировой температурной карте
Нам полюс не найти холодовой.
Но не уйдёт зима, и в снежном марте
В неё мы окунёмся с головой.

С Парнаса ( то изжога, то понос!)
Поэта неспокойного изгнали,
И он несёт, как клоун - альбинос,
Фальшивые дурацкие медали

"За смелость", "За открытость", "За слезу"
(И на слезу читателя прошибло!)
Но критику давно " бревно в глазу" -
Искусство неизвестного пошиба.

Не " ширпотреб "- а только "индпошив".
Пусть он для всех, как белая ворона,
И пусть кого-то этим насмешит,
Непонято не значит
Незаконно.

Над стаей одинаковых ворон
Летает одиноко белый ворон
Непонят, обесчещен, посрамлён
Суровым критиканским приговором.

Он не трубит, что не такой как все,
Не требует награды и регалий...
Он выше нас на тысячи парсек
Парит один - и этим уникален.

Пластилиновый день
Начинается вовсе не с кофе.
Хрупкий мир за окном не вмещается в женскую горсть.
И я даже не жду,
Что вот- вот на знакомом пороге
Вдруг появится он -
Мой ночной пластилиновый гость.

Он не пахнет мужчиной, он пахнет и краской и нефтью,
Он сжимает в руке пластилиновый вечный смартфон,
И ,внезапно вздохнув,
Он меня напугает до смерти.
Я же знаю - его уже нет с очень давних времён.

Тих и пуст его взгляд,
И молчание станет неловким,
Жаркий воздух холодной испариной ляжет на лбу.
Он не двинется с места,
Когда я стыдливо и робко
Теплым пальцем коснусь
Неживых пластилиновых губ.

В пластилиновом небе
Палящее солнце утонет,
Пластилиновый день, как всегда,
Понесёт в суету
Я ладонь протяну, и почувствую холод ладони.
Пара долгих секунд -
И рука ощутит пустоту...

Всё на свете будет как всегда -
Холода уйдут, придут дожди.
Зажурчит замёрзшая вода,
Если луч весенний победит.

Расставаний боль и радость встреч -
Без сомнений, всё как есть, прими.
Знаешь, а любить -
И есть беречь...
Даже если от себя самих.

А нет такой профессии - поэт,
И нет такой профессии - писатель.
Ты - падший ангел, грешник
и спасатель,
Как мотылёк, стремящийся на свет.

Ты видишь мир другим,
Не так, как все,
И пропуская слово через душу,
Ты суету обыденности рушишь,
Крутящуюся белкой в колесе

Забот, проблем...
Ты видишь мир иным:
Как над лугами бабочка порхает,
Как снег летит, и звёздная кривая
В ночи струной натянутой звенит.

А ты идёшь - небесный часовой,
По грани неизведанной границы,
Ночной звезды полёт
И пенье птицы
Пронзают душу
Тонкою иглой,

Игла тупа и толку ни на грош,
Когда слова и мысли на распятье,
И до мозолей стоптанные пятки
Непониманья режет ржавый нож...

Придут стихи, и праздная тоска
Восторженную душу не измажет...
"Какой он странный" - кто- то рядом скажет,
И вновь покрутит пальцем у виска...

Ты ,как прежде, с утра отхлебнёшь изумрудный чай.
Знаешь, Элли, а жизнь ведь совсем не медовый пряник.
Словно пыль отряхнёшь
Ты остатки воспоминаний,
И пойдёшь по дороге из жёлтого кирпича,

Лев конечно же мачо, ты помнишь - он был хорош!
Лапой бил себя в грудь,
Гордо тряс безупречной гривой,
Но напрасно не тешь себя, девочка - он трусливый!
И поверь мне, ничем он не сможет тебе помочь.

Дровосек из железа,
С железным же топором,
Он характером твёрд,
А тебе бы сейчас согреться.
Но, пойми, моя девочка,
Он не имеет сердца,
Обласкает, поманит, обманет, исчезнет прочь.

Развесёлый Страшила
Смеялся и пел, как бог,
Он ромашки дарил, и твой путь устилал соломой,
Чтобы ты не ушиблась, упав,
Но промашка снова:
Он беспечен и лёгок,
Но нет у него мозгов.

Ошибаться устала, но
тяжесть судьбы влача,
Для себя ты решила однажды:"А будь что будет!"
В Изумрудной халупе
Рыдает волшебник Гудвин,
В зеркалах отражается время, горит свеча.

Он немолод уже, и устал от земных невзгод,
Он волшебник по сути, но сам в чудеса не верит.
По дороге кирпичной отважно шагает Элли,
Вопреки неизменным потерям, судьбе назло.

А над городом тает во тьме изумрудный свет,
И рождается солнце,
Былые укрыв потери.
И в воротах потрёпанный Гудвин встречает Элли,
Зацветает акация -
Стало быть - быть весне!

Волшебство

Однажды будет завтра, А пока осенний дождь идёт, листву полощет,
Густой туман затягивает рощу, и ведьминскую шляпу облака
Натягивают. Ступа и метла грустят в тиши,
Полны осенним сплином, а Ведьма спит,
Ей что- то сиротливо, да и спешить ей некуда пока. Над картой мира дремлет старый кот, вздыхает, мягкой лапой курс наметил, с гнилого юго - запада на север осенний ветер сделал поворот.
Спит ведьма. Бабье лето позади. Отмаялась, отпела, отлетала. Горит огонь волшебного кристалла, свеча дымком в подсвечнике чадит. Кот знает план - он в тайну посвящён,
Проснётся ведьма, и пойдёт потеха - он вечно удивлён её успеху,
Хоть лично знал и Канта и Басё. Проснулась Ведьма, кофе закипел.
В окно взглянула как - то между делом, и буркнула: "Мне это надоело! Но есть же этой осени предел!"
Глотнула горький кофе натощак, и прыгнув в ступу, весело взлетела
За облачные серые пределы,
Метлой взмахнув, и дико хохоча, пощекотала тучные бока, расшевелила их, распотрошила. Здесь тучи только местного пошива - непрочны нитки, и игла тупа...
И хлынуло седое волшебство на голую, обветренную землю:
Белее и прекрасней, и свежее на свете не бывало ничего.
Лавина снега падала с небес,
Снежинки танцевали и кружились, и танцевала ведьма вместе с ними
Смеясь и аплодируя себе.
Из года в год и кажется не зря, проснувшись, Ведьма медленно взлетает, взбивает тучи,
И снежинок стая спускается на землю декабря.
Развешивает пух и кружева, раскидывает снежные тулупы,
А без неё зима и не наступит в привычный срок - она и есть Зима.

Старые качели в старом парке
Заскрипят от пасмурного ветра,
И качнутся вдруг, и дрогнет память
Больно, неожиданно, запретно...

Полетит на старой ржавой лодке,
К небесам, туда где свет и детство
Сделав полукруг, опять вернётся
В юности влюблённое кокетство,

Полукруг - а вот и наша свадьба,
Радостное доброе застолье.
Полукруг - и наш кудрявый Ванька
Мне навстречу топает по полю...

Полукруг - женили сына. Внуки
В выходные в гости забегают.
Наша жизнь в качельном полукруге
Долгая, счастливая, другая.

Старые качели отлетали,
Заржавели, заскрипели, смолкли.
И листва с деревьев облетает,
Словно жизнь, казавшаяся долгой.

День придёт - мы у открытой двери
Молча попрощаемся друг с другом,
И качнутся старые качели
В полукруг который станет кругом.

Погнулась старая трава под весом выпавшего снега.
Верхушки сосен смотрят в небо: куда пропала синева?
Свинцовый цвет и тусклый вид мешают, давят, угнетают.
Идёт Зима. Она крутая
И быть хозяйкой норовит над всей поверхностью земли -
Пруды, озёра льдом сковала, река бежит, ей горя мало, и от истока до стрежи петляет вниз под тонким льдом - замёрз, но рано первопутке. На полынье резвятся утки - зима, но здесь любимый дом.
Старушка принесёт зерно, каких - то семечек и крошек, и тонкой, сухонькой ладошкой по льду рассыплется оно.
И закипит утиный пир под ветра вой и снега шелест. Последней осени неделя завершена. Зима спешит.

Ты скучаешь. В Измайловском дождь.
Жёлтый листик сжимаешь рукой.
Прилетай, мы разделим с тобой
Этой осени злой непокой.

Я же тоже скучаю, поверь
По скамейке в осеннем саду -
Чай поставлен, не заперта дверь.
Прилетай, поболтаем,
Я жду.

Принеси вдохновенья глоток,
Воздух Питера в крыльях сырых,
Может лета тугой кровоток
На мгновенье ударит под дых,

Разнесёт пластилиновый сплин
Меж на юг улетающих стай...
Отдохни, отогрейся, смирись.
Ну давай же, рискни!
Прилетай!

Она пришла неслышно на рассвете,
Нарушив нежность утреннего сна,
И прошептала : "Я сегодня третья,
Двух первых ты зачем-то прогнала..."

Что ей сказать?
Скажу:" Прости, родная,
Ночную несговорчивость мою,
Не потому, что нужно, прогнала их,
А потому, что тот, кого люблю

Спокойно спит и ровно дышит рядом,
Я сон его тревожить не могла..."
А Муза прошептала:"И не надо"-
Вздохнула и тихонечко ушла.

Осенний бал закончен.
Гаснут клёны,
Берёзовое золото волос
Осыпалось,
И скрипки и валторны
Утихли,
Лужи вымерзли насквозь.

Лёд на стволах лежит блестящей коркой,
На ветках иней блёстками оброс.
Увозит Осень старая двуколка,
И слышен в полумраке стук колёс.

Бал был прекрасен,
Шелестели платья
Под оркестровый ветреный вальсок,
Сжимали веток тонкие запястья
Тугие кольца солнечных часов,

Менялся вальс азартным пасадоблем,
Вздыхали дамы:"Где же верный паж?"
Швейцар в расшитым золотом камзоле
Усаживал их в чёрный экипаж.

Окончен бал. В двуколку превратится
Карета.... Поздно, Золушка, пора!
И туфелькой хрустальной в луже льдинка,
Осталась ненадолго... До утра.

Осенний луч рассветом
Лёд растопит.
Не ждите, принц, невесту не сыскать...
И тянется в дорожной грязной топи
Тяжёлая осенняя тоска.

Горбушка хлеба сохнет на столе,
Стакан воды наполовину полон...
Звенит тоска земная о зиме,
Мечтающей взорваться рок-н-роллом.

Тоска одна из лучших,
Племенных,
Тоска, что только осени присуща.
Она в окне обветренном звенит,
Как колокол церковный в райских кущах.

Бьёт в голове, гудит в ушах набат,
Набат дождя и пасмурного ветра.
Уходит осень, плача и скорбя,
И машет нам рябиновою веткой.

Звала её цветная красота
В лесные золочёные хоромы,
Горел венец кленового листа
На голове оранжевой короной.

Теперь уходит. Зимний рок-н-ролл
Очистит мысли от седого сплина.
И засияет мир,
Что грязи полн,
Сверкающей рождественской витриной.

Разбавляю оранжевым чаем земную тоску.
Осень, осень - разлучница, что же ты сделала с нами.
И, как иней, полоска седая прошла по виску,
И горит вечерами в печи беспокойное пламя.

Время мчится на тройке
Тревожных, усталых гнедых,
Время лихо считает недели и годы, как вёрсты...
Никому не удастся остаться навек молодым,
Быть счастливым всегда - это тоже довольно непросто.

Но пылает огонь, и в ночи догорает свеча,
Скоро новый рассвет,
Это значит, что всё повторится.
Я тебя приглашу на оранжевый солнечный чай.
И пойму - этим чаем ни мне, ни тебе не напиться.

Ах, Осень!
Холодны твои объятья,
А грусть твоя угрюма и тиха.
А я её разбавлю ярким платьем,
Что вынула из шкафа впопыхах,

Разбавлю красным шарфом и беретом,
Горячим чаем отогрею грусть,
И будто бы в малиновое лето,
Как в озеро, с разбегу окунусь,

И буду плыть, твой аромат вдыхая,
И наблюдать в тягучей тишине,
Как за бугром рябины полыхают,
Как клён багряный веткой машет мне.

Разбавлю осень безупречной ленью -
Она сейчас особенно нужна,
Разглажу лист, упавший на колени,
И отыщу немые письмена.

Их не прочесть, они почти незримы,
Их видит только чуткая душа.
Их пишет Осень веточкой рябины,
Прощаясь, тихо листьями шурша.

У тебя в голове зима,
У меня на душе туман.
Я тебя отпущу сама,
Лишь бы мне не сойти с ума

От бессильной своей тоски,
От своих неуёмных дум.
Боль сжимает виски в тиски,
Ночь приходит, а я всё жду,

Что не выдержишь, позвонишь,
И услышу я голос твой.
Я пойму, что и ты не спишь,
Тоже думаешь: Боже мой!

От тюрьмы уйти, от сумы
Не вопрос - от любви никак.
Как же долго хранили мы
Эту жгучую боль в висках,

Как обиды в себе несли,
Распаляя ненужный гнев,
Но не спрятались от любви -
Это чувство сильнее всех.

Четыре сна

Они приходят, и садятся в круг,
И смотрят на тебя поочерёдно,
И самый старший начинает вдруг
Киносюжет раскручивать немодный:
Немой и чёрно - белый кинофильм,
Трещащий звук на старой киноплёнке,
Тапёр играет, он неумолим,
И вторит сам себе фальцетом тонким.

Второй мой сон - он холоден, суров,
Он из зимы, из ледяного плена,
Там тёмная завеса облаков
И снеговые пористые стены.
Я там бегу куда- то от себя,
Скользят снежинки, и метель дымится,
И стынут руки, шарфик теребя,
И потеряла где- то рукавицы...

Заходит третьий сон,
Он жёлт, он жжёт,
Огни костров осенних разжигая.
Течёт река, а над рекою мост.
И я на нём нездешняя, другая,
Потерянно иду туда, где край -
Резные деревянные перила,
Облокотясь стою, и вижу май,
В воде, где ржавых листьев пелерина...

Вот так приходит мой четвёртый сон.
Кипит весна, цветёт, и льды исчезли,
А под ногами ручеёк течёт,
И что- то шепчет ласково и нежно.
Я верю - мой четвёртый, лучше всех:
Там яблони купаются в рассвете,
Туман над лугом розов, а не сер,
И хочется мечтать о новом лете.

Что наша жизнь? - Всего четыре сна
Ведёт весна к зовущему началу,
Где шепчет нежно хрупкая волна
Слова любви забытому причалу.
А я молчу, мне истина ясна,
И за пределом сна родные губы,
Целую вопреки осенним снам.
И знаю, живы мы, пока мы любим.