Чёрные, голые, гнутся под ветром деревья.
Лижет их спины ленивый ноябрьский снег.
Эта пора тяжелее любого похмелья.
Сон – забытьё, пробужденье – бессмысленный бег.

Вязкие будни. Пощёчины мокрого ветра.
Серый туман, поглотивший и звуки, и цвет.
Ночь без заката и завтрашний день без рассвета.
Призрачный, тающий и умирающий свет.

Низкого неба размытые, блёклые своды.
Прошлое – ложная память, обманчивый бред.
Время тоски и сомнений. Чистилище года.
Господи, не приведи умирать в ноябре…

Неси меня, свободный ветер,
Над морем в пене облаков
Навстречу пламени заката,
Взорвавшему покой простора,
Туда, где день уйдёт в былое,
Забрав надежды и печали,
К тому, что теплилось вначале,
К тому, что изгнано долою
И, может быть, вернётся скоро,
Придёт как сладкая расплата,
Избавит разум от оков
И душу вызволит из сети.

Небо тучами спелёнуто.
В горле горечи першат.
Кто-то шастает по комнатам,
То вздыхая, то шурша.

Лбом уткнусь в стекло холодное,
Вперюсь в ночь – хоть глаз коли.
От тебя уже свободна я
Для бессмысленных молитв.

И шепчу я что ни попадя,
Чтоб тобой переболеть.
Приговариваю: господи, –
И рисую на стекле.

Уползают капли в прошлое.
Тихо шаркают часы.
Перевесило хорошее,
Да поломаны весы.

Лунный серп по небу чёрному
Полоснул. Кровит рассвет.
И от шёпота никчёмного
На стекле туманный след…

Эй, бортмех, чёрт возьми, может, хватит впустую пылить?
Мы за сотни парсеков от дома, займись-ка ты делом.
Помолись, если можешь, чтоб нам долететь до Земли,
Не упав где-нибудь на Алтае дерьмом обгорелым.

Капитан отдыхает, так вам только лясы точить.
Навигатор сбоит, гравицапа выходит из строя.
Собирай-ка, бортмех, ты свои разводные ключи.
Медсестра обойдётся без секса, раз дело такое.

Что за треск? Астероид, похоже, ударил нам в борт.
Расползётся обшивка — придётся забыть нам о доме.
И проверь-ка, приятель, там что-то затих наш пилот,
А технический спирт, я смотрю, поубавил в объёме.

Что, напился бродяга? Буди! И давай веселей!
Там по курсу дыра и какие-то бурые солнца.
Пусть рулит. Ставлю пиво в любом кабаке на Земле
Или, может, у чёрта в аду – это как доведётся.

Ты смотри! Протрезвел! Отключай-ка свой автопилот.
Наши жизни – и в руки пропойце… Да что за издёвка!
Будешь списан к чертям на поганый земной самолёт,
Что в колхозных полях химикатами сыпет в морковку!

На хвосте снова капер, он дышит в затылок, пират.
Увеличь обороты, уже не до шуток, ты слышишь?
За дорогой смотри и не лезь медсестре под халат.
Астероид по курсу. Возьми чуть правее и выше.

Ты трясёшь и вихляешь корабль, прицел ни к чертям.
Ты допился до тремора, тысяча грязных мутантов!
Подержи звездолёт хоть минуту ровнее, лентяй,
А не то разнесут нас в пылищу из грёбаных квантов!

Уходи-ка ты в гиперпространство! Сестра, за… пристегнись!
Я там парочку вывел из строя, но их слишком много.
Нам ещё пригодится, наверно, никчёмная жизнь…
Добрый день, капитан! На борту полный штиль, слава богу.

Вверх. Крошечными шагами.
Цепляясь за рёбра. За лёгкие. За сосуды.
Угловатый. Белый. Как оригами.
Отчаянный. Как под осиной Иуда.
И жалкий. И безобразный. И гадкий.
Испуганный. От испуга – грубый.
Беспомощный. Как эпилептик в припадке.
Ложку заранее – сунуть в зубы.
Вверх. Судорогой. По спирали.
И хрипом силы пробуя точно.
Ну, где же ты?! Тишина в зале!
Давай уже рви этот мир в клочья!
Вверх. Горла достиг.
Крик.

Как я боюсь холодных этих глаз,
Таких внимательных, настолько равнодушных.
Они следят за мною каждый раз,
Когда мне плохо и когда я трушу.

В них жёсткий смех - колючий, с хрипотцой,
Который не услышу никогда я.
Они бросают вызов мне в лицо:
А ну, давай, посмотрим, ты какая!

С презрением: ты, кажется, слабак?!
Не справишься? Кишка тонка, подруга?
А это - не трагедия, пустяк.
Ещё не знаешь, как бывает туго.

Давай, поплачь! Я чую в горле ком.
Кисейная ты барышня, похоже?
Прошу на сцену, зал уже битком.
А я в лорнетку погляжу из ложи.

С брезгливой жалостью: ты, как обычно, пас?
Сдавайся, всё останется меж нами!..

Я вызов принимаю каждый раз
Из страха перед этими глазами.

Неоновое время. Полгода фонарей.
Вот так живут, наверно, в Заполярье.
Ложусь – темно, встаю – еще темней.
И солнце – только пять минут в солярии.

Простуженная темень. Дымки от сигарет.
Полгода жизнь упрятана в кавычки.
Азарта нет. Охоты выпить нет,
И тратишься на пиво по привычке.

И хочется смотаться от этого всего
И оказаться где-нибудь не близко.
Поехали в Германию опять на Рождество?
Допьем глювайн и доедим сосиски…

Взлететь. Упасть. И снова на крыло.
А этот шёпот за спиной... Ну что ж?
Поверь, тебе ужасно повезло,
Что ты другим покоя не даёшь.

Когда б ты был ничто и звать никак,
Никто б не стал шипеть тебе вослед,
Исподтишка показывать кулак
И проклинать вперёд на много лет.

Взлететь. Упасть. И выжить всем назло.
И снова делать первые шаги.
Поверь, тебе ужасно повезло,
Что за спиной злорадствуют враги.

Капель летит, дырявя талый снег,
Сугробы в оспинах безвременной весны.
И время будто ускоряет бег,
Быстрей мои прокручивая сны.

Остановиться? Нет, я не могу.
Лечу, лечу неведомо куда.
Я видела вас где-то на бегу.
Вы случаем не помните, когда?

Те фрезии… Волшебный аромат.
Ведь это вы дарили мне их. Нет?..
А дождь? Под липами? Я помню этот взгляд.
И помню, что сказала вам в ответ…

А снег, зима, мороз, Тверской бульвар?
Мы за руки держались… Не с тобой?
А в Гаграх? Мы ходили на базар.
Как пахло пряностями. Помнишь? Боже мой…

А те пирожные? Как было вкусно – ад!
Аэропорт… Куда летела я?
А помнишь – это сколько ж лет назад? –
Ты с клумбы срезал розы для меня…

Не ты? Не вы? Не может быть! Да нет…
Я обозналась? Ах, мне очень жаль…
Капель звенит на целый белый свет,
А на дворе по-прежнему февраль.

Пускай сожгут закатные костры
Мою весну, мою немую песню.
Разбились и рассыпались миры.
Я умерла. Как жаль. Я не воскресну.

Я хлопьями тумана над рекой
Растаяла. Искать меня нет толка.
Я - тень полуденная. Тронь меня рукой!
Нет ничего. Лишь пустота - и только.

В пыли давно забытых богом троп
Я след, что вечность замела когда-то.
И я из тех, кто встретил свой потоп
У самого подножья Арарата.

Я та надежда, что легла росой
Цветам в ладони в середине лета.
Когда пришла та женщина с косой,
Давно была я выпита рассветом.

Я веток тех беспомощный излом,
Что ты в огонь подкинул между делом.
И я тебе дарила то тепло,
В котором так красиво догорела.

И ты, лелея пламя прошлых лет,
Грусти. Я та, которой больше нет.

Мой поезд не ушёл.
Гудит он там, вдали.
Прожектор в клочья рвёт
Кромешной тьмы завесу.
Я жду. В руках билет
На самый край земли.
И, может, у окна
Достанется мне место.
Там, на краю земли,
Ждёт парусник меня.
Стоит на рейде он,
И бриз полощет флаги.
Когда взойду на борт,
Поднимут якоря,
А там… Да ладно! Мне
Не занимать отваги…
Я на платформе жду.
Безлюдно. Ни огня.
Вот слышу – провода
Запели грустно-грустно.
Но расписанье врёт.
Ему не до меня.
И поезд пролетел,
В лицо швыряя мусор.
Попутные ветра
Мой парусник зовут.
На лавочке сижу
В другом конце планеты.
Мой поезд не ушёл.
Прибудет как-нибудь.
Но пустят ли меня
С просроченным билетом?..

У фонарей оранжевые нимбы.
Они работать звёздами могли бы.

Но только вот одна у них беда –
Их в небо не пускают провода.

Один фонарь – я видела сама –
Сошёл, наверно, всё-таки с ума.

Он вырвался, взлететь хотел, но – раз! –
Свалился вниз, разбился и погас.

А утром, убирая стёкла, дворник
И знать не знал, что тут случился подвиг...

Ах ты мой мальчик, синие глазки,
Кто тебе на ночь сказывал сказки,
Сидя на краешке тёплой постели?
Ах, ну зачем же ты в это поверил?
Думаешь, жизнь – это долгая лета,
Нега заката и нежность рассвета?
Нет. Это жалкий кораблик бумажный.
Это возможность не выжить однажды.
Помнишь того одноногого дурня?
Чем там романчик закончился бурный?
Жалкий урод, полюбил балерину.
Оба достались на ужин камину.
Чушь! Нет подснежников в чаще зимою.
Парус краснеть может только от крови.
Друг, улетевший в окно, разобьётся.
Холод Икара убьёт, а не солнце.
Семеро гномов – добрейшие души.
И ни один оказался не нужен:
Гном не заменит героя, нет речи,
Хоть к шестерым еще влезет на плечи.
Хочешь добыть себе спящую деву?
Не для неё ли забросишь ты невод?
И не она ли к последней странице
Вздорною бабою оборотится?..
Правда – лишь полночь. С последним ударом
Ты убедишься – жизнь прожита даром.
И ничего уж не переиначить.
Тыква и горстка мышей.
Тьфу, мой мальчик…

***
В комнате пляшут полночные тени.
Шаркая, ведьма ушлёпала в темень.

Я боюсь тебя разлюбить.
Прикоснуться – и не услышать,
Как толкается в горло пульс,
Зацветая внутри огнём.

Я боюсь, разорвётся нить,
И пойму – ничего не вышло.
И подумаю: ну и пусть,
Да не клином же свет на нём…

Отвернусь и уйду. А ты?
Перемоешь, наверно, кружки.
А в окно будет биться дождь:
Если плохо – всегда дожди…

И, домаясь до темноты,
Будешь спать на моей подушке.
И собаке своей шепнёшь:
Вот и всё, не придёт, не жди…

Я боюсь тебя разлюбить…

…А горечь обид вызывает спазмы.
Ты знаешь, как это лечить?
Когда на душе не затянуты язвы,
Когда веселы палачи, –
Рассмейся! Пусть брови ползут выше крыши
У тех, кто хранит лицо.
На шапке твоей бубенцов не слышно –
Нашей на нее бубенцов!
И если другие брезгливо спросят:
По ком это там звонит? –
Ты сможешь в лицо им спокойно бросить:
Трезвонят по вам они.

Призрак моей зимы.
Белый холодный свет.
Прошлое - это мы.
Прошлого больше нет.

Старой бумаги хлам.
Выпал один листок.
Я написала вам
Пару нелепых строк.

Что-то о той весне.
Вашей, мол, нет вины.
Что-то о том, что мне
Вы навсегда нужны.

А между строчек - тьма.
Горечь тоски глухой.
Как не сошла с ума?
Или была другой?

Целая жизнь, а вы...
Даже не знали, нет...
Призрак моей зимы.
Белый холодный свет.

Ах ты мой ангел, девочка,
Тихо угас закат.
Звёзды звенящей мелочью
Сыплются в облака.

Где-то с весёлой песнею
К лету ручьи спешат,
И молоко небесное
Вылилось из ковша.

Месяц лимонной корочкой
Виснет на тополях.
Где-то в дремучей полночи
Спать завалился страх.

Ах ты мой ангел, девочка,
Мы заплетём косу.
Лунного света ленточки
Нам мотыльки несут.

Ангел, пока летаешь ты
Ночью в цветастых снах,
Синего неба краешек
Спит у тебя в глазах...

Нет меня. Заколочены окна и двери закрыты.
И пудовый амбарный замок проржавел от дождей.
У крыльца развалилось на две половинки корыто.
И в округе совсем ни души. Ни собак, ни людей.

Битых стёкол мозаика. Плачет от ветра калитка.
И в прореху в заборе прорвался малиновый куст.
И ползёт по листу, оставляя дорожку, улитка.
Вот чей домик не будет ни утром, ни вечером пуст.

Я сюда возвращалась однажды. Пустая затея.
Треснул ящик почтовый. В нём с осени листья гниют.
Да и как-то не очень хотела бы видеть людей я.
А собаки и писем не пишут, и мало живут.

Я ушла так давно, что забыла дорогу обратно.
Время бьётся, как рыба об лёд, в бесконечном кругу.
Лишь во сне я бегу на ногах, как положено, ватных.
И до старого дома никак добежать не могу.

Я устала. Замучили будни.
Столько дел – просто некогда жить.
Что же быт этот, круглый, как бубен,
Ни на миг не закончит бубнить?

Мне б сбежать от него без боязни,
Чтоб, пронзительной трелью звеня,
По будильнику в шесть утро казни
Начиналось, но не для меня.

Я б в мирах параллельных летала,
Я б меняла портал на портал,
Мотыльком по астралу порхала,
Как в астрале никто не порхал;

Над лужайкой махрово-зелёной
Я б висела себе в гамаке,
Чтобы рядом – мужчина влюблённый,
Чтобы пиво стояло в теньке...

Я устала. Встаю очень рано.
Дни мелькают, как титры в кино.
А судьба диковатым шаманом
Лупит в бубен – и ей всё равно.

Бросишь меня – я прорасту цветком,
Маком багряным, пылающей каплей заката,
В полях, где туман проливается молоком,
В пыли у дороги, что на перекрёстке распята.

Может быть, я не проживу и дня,
Но гибель моя тебя бесконечно тронет.
Ведь, если другая со смехом сорвёт меня,
Я раной кровавой останусь на бледной ладони.

Пахнет осенью раннею
В этот год до поры.
Расцвели на прощание
Золотые шары.

День как будто короче стал.
Время - в пальцах песок.
Апогей одиночества -
Вечер. Пруд. Поплавок.

Зябко. Туманами сумерки лягут
В сонную зелень травы.
Мне бы в ладони малиновых ягод.
Дымчатых. Тёплых. Живых.
Может быть, лета прервётся агония,
Веток уляжется дрожь,
Ягоды снова губами с ладони
Ты у меня соберёшь...

Вздрогнув, забились под каплями листья.
Пусто в промокшем саду.
Только рябины красные кисти
С горечью холода ждут...

Остановись. Заговори водоворот
Полуночный, бессовестный, губительный.
Перелистай календари наоборот
И выпусти суккуба из обители.

Перевернётся Соломонова звезда.
Проклятое исподнее увижу я.
Но отрекись – и не услышишь никогда
Ты нечисти признание бесстыжее.

А в тишине, что зазвенит, поговорим.
Молитвами измучаю колени я...
Перечеркни, пересчитай календари.
В неведомом упрятано забвение.

Я вернусь в тепло твоих ладоней.
Ты меня, пожалуйста, согрей.
Помолчим? Снаружи ветер стонет,
Снег летит на свет от фонарей.
Ночь сама поспать была бы рада,
Но куда! Такая круговерть...
Убаюкай. Мне с тобою рядом
Сонной кошкой хочется сопеть.
Чтобы хоть сейчас всё было просто.
Чтобы долго-долго спать ещё
И во сне своим тереться носом
О твоё любимое плечо...

Эй, город!
Прими в свою ночь меня –
В огней переливы и блики в лужах,
В тени, что сотнями чертенят
Крадутся, ползут, нападают и кружат.

Я выдохну душу тебе свою
Облаком пара – и холод под кожу.
Сколько за душу сегодня дают
Эти, которых всуе негоже?

Хранители топота тысячи ног,
Гула и шёпота, скрежета, визга,
Возьмите вы душу мою в залог,
Сегодня я пасть собираюсь низко –

Любить не того, выпивать не с тем
И драной кошкой по крышам шмыгать,
В дворах полночных средь гулких стен
Кричать и множить ничтожность мига.

И, наглотавшись сырых ветров,
Упасть, уснуть и проснуться цацей –
Такой же, каких до черта в метро.
Знакомы? Ну что вы. Легко обознаться…

Может быть, если я захочу, я останусь с тобой.
Я свернусь на окне настороженной вредною кошкой.
И глаза будут разного цвета: один голубой
И янтарный второй. Я его приоткрою немножко,

Чтоб лениво подглядывать, томно играя хвостом,
Как мерцают пылинки, заложницы света и тени.
И подслушивать, как ты мечтаешь. И думать о том,
Как за чаем вечерним улягусь к тебе на колени.

Может быть, если я захочу, я однажды уйду.
Изогнусь и зевну, потянусь и исчезну неслышно.
Ну а ты… Как все люди, придумаешь ты ерунду,
Что я скоро вернусь, что совсем ненадолго я вышла…

Александр Старших
Всем любителям борща и не только...
http://litset.ru/publ/19-1-0-4240

Я ждал свой борщ, и в уголке
Сидел под мухой –
Она на белом потолке
Чесала брюхо!

Порой осенней мухи злей
Моя Наташка –
И я рискнул, спросив: « Налей
Ещё рюмашку?!!»

Но обошла жена вопрос
Путём окольным,
И, молча, сунула под нос
Мне борщ свекольный.

Подумал я: «Не повезло-
Опять непруха...»
И тут же в борщ мой, как назло,
Упала муха!

И богу душу отдала
В борще горячем;
И я на все свои дела
Взглянул иначе.

Не так уж жизнь моя плоха...
И жаль Наташку,
Что терпит пьяного лоха,
Как муху в чашке.

И вынув муху, был готов
Я к перемене...
Но как не выпить мне под плов,
И под пельмени?!!

___________________________________

Нас много было. На ногах
По номерочку.
Патологоанатом – ах! –
Поставил точку

На жизни конченой моей.
А я не помер.
Допился просто до чертей.
Такой вот номер.

Ему я пробовал мигать
Закрытым глазом.
А он не понял ни фига
Меня, зараза.

И вот теперь лежу в мертвецкой
Против воли
И сомневаюсь не по-детски:
Я живой ли?

А может, я уже давно
В полураспаде?
Вон вьётся муха надо мной –
Чего бы ради?

Прогнать? Махнул, что было сил,
Рукой. И что же?
Патолог на пол уронил
Со страху ножик…

Эх, жизнь! Не жизнь, а карусель…
Не верьте слухам:
Нет, не под богом ходим все
Мы, а под мухой.

Nikolet "Цветок и..."

В горячечном бреду реальности,
Как будто чудо средь руин,
Цветочек аленький один
Сиял от несказанной радости.
О стену смачно ветки шлёпали,
Автомобиль визжал,как мог,
Прохожие ногами топали.
А что ему? Сиял цветок!
Вот притащился старый пьяница,
На четвереньки гордо встал.
Видать, цветок ему понравился,
Его он "миленьким" назвал.
И, радуя мир ароматом,
Ловя блик солнца золотой,
Они качались мирно рядом -
Цветок и пьяница седой.
__________________________________

...Потом пришла старушка-бомжик.
По сердцу пьяница ей был.
Она присела рядом тоже -
Вспорхнула и опала пыль.
Профессии раба древнейшей,
Уже руина без чудес,
Явилась барышня: милейший,
Присяду-ка я тоже здесь.
Блохастый пес, дворняга - жалость! -
На четвереньках, как алкаш,
Пришел, цветок понюхал алый -
Нет, несъедобен! Плачет аж...
Явилась кошка с мышкой в пасти
И тоже села в ряд скорбеть.
Чужда флористики, к несчастью,
Но отчего ж не посидеть.
И так они, обнявшись крепко,
Качались доооолго вкруг цветка.
И он им представлялся репкой,
Пусть не созревшею пока...

Ты мешаешь мне жить. Ты мешаешь мне думать.
Я порву эту цепь и сбегу в никуда.
Неудачный расклад. Перевёрнуты руны.
Это значит, опять я останусь одна.

Я останусь одна, перечёркнута ветром,
И наотмашь дожди будут бить по лицу.
Я отправлюсь бродягой по белому свету,
На ходу из цветов выбивая пыльцу.

Я найду своё лето на севере где-то.
Яркой вспышкой метнётся брусничный рассвет.
И останется сон мой на ягеле этом,
Потому что с собой даже спальника нет.

Все песчаные отмели будут моими.
И запахнет костром, и застелится дым.
И тогда на песке напишу твоё имя,
Если только оно будет, правда, твоим.

allegro

Я дурацкая, дура адская!
Про любовь я смотрела сны.
Все в Печорина или в Чацкого
Были девочки влюблены.

А мне Федю бы, только Федю бы.
Он стихи мне читал год назад.
Я смотрела потом в Википедии:
У Есенина стырил, гад.

Типа волосы цветом в осень...
В первый раз про любовь запел...
А назавтра меня он бросил
И на физике с Анькой сел.

Я, конечно, ему ни слова.
Ну, там гордость и все дела...
А потом он позвал – я снова
С ним из школы домой пошла.

Чуть меня не довёл до кондрашки –
У подъезда поцеловал.
А назавтра подсел к Наташке
И диктант у неё списал!

Я рыдала потом полночи.
Да причём тут любовь?! Ерунда.
Ты скажи лучше мне... Короче:
Что я – хуже Наташки, да?!

Нет, Артём, он, конечно, скучен.
Пашка – друг, ну о чём ты там...
Мне и Федя не очень нужен.
Но ведь так же нечестно, мам!

Ты, конечно, уж там как хочешь,
Только после таких вещей
Я решила теперь, короче:
Замуж я не пойду вообще!!!

Эти руки и губы.
Поцелуев укусы.
Как же властны и грубы.
До чего же искусны.

И острее, чем бритва,
И опасней желанье.
Эти стоны – молитва.
Этот шёпот – признанье.

Этот шёпот сжигает.
Отпусти меня в бездну.
Я у самого края,
Помоги мне исчезнуть.

Я тобою болею
До звериного крика.
Ни о чём не жалею.
Ни единого мига.

Помру в четверг, пожалуй,
Часов в двенадцать дня.
Ну, что такие пасмурные лица?
Зато в субботу сможет
Напиться вся родня,
А в воскресенье – в хлам опохмелиться.

Я к старости усохну
Ну раза в два. А чтоб
Потомки сэкономили прилично.
Чем меньше будет бабка,
Тем меньше будет гроб.
Мне всё равно, а им небезразлично.

Ещё я не желаю
Страданья наблюдать,
И потому (из принципа, заметьте!)
Как раз к тому моменту,
Когда мне помирать,
Я надоем вам хуже горькой редьки!

Но! Вас предупреждаю:
Я вылечу в трубу
Лет в сто – сто десять, даже с половинкой.
Поэтому не стоит
Раскатывать губу:
Вы вряд ли попадёте на поминки!

Ах, какою была наша ночь! Брызги звёзд на лиловом.
Тени шарили, словно слепцы, по твоим простыням,
И, бледнея, луна с любопытством своим нездоровым
Тонкой белой рукою касалась тебя и меня.

Ветер бился к нам в окна и рвал паруса занавесок,
Ледяной пятернёй проводил он по влажной спине.
Мне мерещилось: лики с давно облупившихся фресок
Проступают в рисунке обоев на тёмной стене.

Ах, какою была эта ночь! Сколько плавных изгибов,
Сколько ломаных линий углём рисовала она...
Вырываясь во тьму, звуки бились о стены и гибли.
И пушистыми хлопьями падала вниз тишина.

А когда заглянул к нам рассвет глазом сонным и мутным,
Ночь рисунки свои отняла у тебя и меня.
Но какие же сны разноцветные снились мне утром!
Брызги красок на светлом холсте наступившего дня...

Я заблудилась в сентябре,
Он притащил меня за город,
Накапал дождику за ворот,
Развесил тучки на горе.

Ехидно скалятся грибы,
Качая шляпками-сомбреро
И рот раззявила пещера,
И машут ветками дубы,
Моё "ау" бредёт в лесу,
Как путник, путая тропинки,
А лето спит в моей корзинке
И я домой его несу.

Марина Старчевская
http://litset.ru/publ/21-1-0-3767
_______________________

Стоит на улице февраль.
Ну где же ты, любимый город?
Давно пальто оторван ворот.
А было новое. Как жаль.

По насту тянутся следы -
Не просто тянутся, с издёвкой:
Скакал здесь заинька с морковкой.
А мне бы где добыть еды?
Я червячков найду в коре.
Бывают вкусные личинки.
Прорвались когти сквозь ботинки...
Я заблудилась в сентябре.

...Ехидно скалятся грибы,
Качая шляпками-сомбреро
И рот раззявила пещера,
И машут ветками дубы,
Моё "ау" бредёт в лесу...

Марина Старчевская "Заблудилась"
http://litset.ru/publ/21-1-0-3767
__________________________________

Эй, мексиканцы, напяльте сомбреры
И нечего морщить лбы!
Ваш Лос Муэртос – чушь, кабальеро!
Завтра идем по грибы!
Сколько валяться вам под агавой?
Сколько курить траву?
Лучше в лесах, что вокруг Златоглавой,
Гаркнуть по-русски ау!

А если на вас донесут доброхоты,
И станет ловушкой лес,
И цепью за вами пойдут по болотам
Сотрудники УФМС, -

Не зявьте вы пасти свои, как пещеры,
Не ждите небесных манн:
Замрите на пне и качайте сомбрерой.
И помните: но пасаран!

Небо кончилось. Крылья сломаны…
Ну, какой же ты ангел, раз пеший.
Ты об этом жалеешь словно бы?
Без тебя обойдутся, распевшись

В облаках голосами нежными…
А напьёмся давай, чтоб тошно бы.
Нам пора становиться грешными.
Крылья сломаны. Дело прошлое.

Крылья сломаны. Крылья сброшены.
А без крыльев жизнь, знаешь, та ещё.
Ты никто теперь, по-хорошему.
На краю постой нелетающим.

И пройди босиком по развалинам.
По осколкам, обломкам, плесени…
Если б боги крылья раздали нам,
Как же стало на небе тесно бы.

Ну, а я в небесной обители
Заскучаю от сладкого гомона.
Я останусь с тобой, хранителем.
Кто-то ж должен. Раз крылья сломаны...

Есть тот, кого со мною рядом нет.
А тот, что есть, - не тот, что был бы нужен.
Я пью на завтрак чай и ем омлет.
Я ем омлет и чай я пью на ужин.

Разнообразить хочется порой
Своё меню хотя бы сортом чая.
Но тот, кто есть, тот любит чай такой.
А с тем другим я утро не встречаю.

А вечером он вечно весь в делах.
Каких-то. Если честно, я не в курсе.
Такой он занятой, что просто ах.
Ну, в общем, не до чая. Очень грустно.

Однажды я спустила в унитаз
Остатки чая и куски омлета.
И - вон из сердца и долою с глаз
Того, кто каждый день готовил это.

И тот, другой, пришёл ко мне с цветком
И коньяком в таком богатом штофе.
А утром попросил глазунью он.
И чтоб ему в постель подали кофе...

Вот комедия в драме!
Больше руки не жгут эти тридцать монет.
На пол брошены в Храме.
Что мне деньги? Удачный гешефт!
Нет, конечно, неловко.
Да ещё поцелуй этот, словно печать.
Что, верёвка?
Тоже знаешь, кого суждено обнимать?
Неприятно?
Что-то вам, чистоплюям, никак невдомёк:
Без меня-то
Он бы умер в маразме в положенный срок.
Нарожал бы без счёта.
Что? На бабу залезть – это вам не на крест.
И для вас, идиотов,
Придержал бы одиннадцать тёпленьких мест.
Жил бы долго на свете -
Полоумный старик, сумасшедший пророк, –
Их по сотне в столетье.
А теперь он не кто-нибудь – бог…
Вы всю жизнь были стадом.
А толпе… Всё сожрут, что ни кинь.
Я ж – навечно с ним рядом.
Ну, бывайте. Аминь.

Выйди из долгого дрейфа.
Жизнь – не молитва, а грех.
Мальчик с ушами эльфа
Робко глядит снизу вверх.

Можно ли верить немножко?
Хватит тогда на всех.
Мальчик с глазами кошки.
Кошкам неведом смех.

Можно залечь на полку
В пыльную тишину.
Мальчик с тоскою волка
Любит свою луну.

Хочешь поверить слухам?
Лезвие приготовь.
Мальчик жалеет шлюху.
Это его любовь.

Хочешь из-за портьеры
В жизнь заглянуть тайком?
Мальчик без чувства меры.
Больно же босиком.

Мальчик с лицом мужчины.
Мальчик совсем дитя.
Можно найти причины.
Можно винить. Хотя…

Отняв монисты у берёз
И ссыпав с клёнов медь в карманы,
Сентябрь ушёл. С собой унёс
И серебристые туманы,
И жемчуг запоздалых рос.
Оставил в щедрости своей
В траве осколки малахита,
Янтарь зари, дождём размытой,
И небо – фрескою оббитой
В хитросплетении ветвей,
В холодной сырости ночей
Набросок прошлого нечёткий
И эбонитовые чётки
Моих бессмысленных «зачем».

Отпусти! Не твоя и твоей не была.
Я плохая, лихая, распутная.
Я играла с тобой, я тебя провела.
Что мне жизнь? Одеяло лоскутное.

Из кусочков смешных, из цветных лоскутов.
Ни рисунка, ни смысла, ни вымысла.
Сострочила его, чтоб укрыться. А снов,
Что под ним увидала, не вынесла.

И бессонница-жизнь, вся из ярких заплат,
Будто вспышки зарниц суматошные.
Никогда, ни к кому не вернулась назад,
В лоскуты разрывала я прошлое.

Сострочила из них одеяло. И что ж?
Абы как сострочила, как хочется.
Но другого такого вовек не найдёшь -
Беспардонная чересполосица...

Уходи! Не твоя и твоей не была.
Я плохая, лихая, беспутная.
Я на память себе лоскуток забрала.
Что мне жизнь? Одеяло лоскутное.

Вон та дорога, видишь?
Она могла быть нашей.
Там далеко на крыше
От ветра флюгер пляшет.
Подсолнух в огороде
Башкой вращает жёлтой.
Там модное не в моде,
А всё, что было, – к чёрту!
Там узкая тропинка
К реке, по речке – с бреднем.
Луны там половинка.
Тепло. Плюс тридцать в среднем.
Там в чай чабрец заварен,
Немножко зверобоя.
Там время разбазарить
Могли бы мы с тобою
С полудня до полночи,
С полуночи до полдня,
А если вдруг захочешь –
Весь день проспать сегодня.
На травке и в шезлонге,
На солнце и в тенёчке,
То рядом, то в сторонке,
И пива чтобы – бочка!..
А у тебя, ей-богу,
Семь пятниц на неделе.
Вон, видишь ту дорогу?
Ну что ты, в самом деле?..

Я подожду. Пристроюсь за столом,
Налью горячий чай в большую кружку
И буду просто слушать тишину.

Она, по небу чиркая крылом,
Снимает звёзды с неба, словно стружку,
И облака, толкая в бок друг дружку,
Клюют взаглот на лунную блесну.

Я подожду. Не всё же будет тьма.
И в окнах запотевших забелеет.
И бисером просыпется роса.

Глаза откроют сонные дома.
Цветы навстречу солнцу длинношее
Потянутся, иллюзию лелея,
Что светлая надолго полоса.

Я подожду. И эта пустота,
Что вместо сердца бухает набатом,
Заполнится отрывками из сна,

Где всё почти, но всё-таки не так,
Где я тебя целую, как когда-то,
В плечо, в ладонь… Где нету виноватых…
А чай остыл. Какая тишина…

Однажды я сойду на нет.
Вдали исчезнет силуэт.
Засыплет листьями мой след.
Гасите свет.

Пришла одна. Ушла одна.
Душа мне больше не нужна.
Пускай летит себе она,
Раз не грешна.

А мне - покой. Упасть. Уснуть.
Я оболочка, а не суть.
Я и жила-то как-нибудь.
Мне не вспорхнуть.

Да нам вообще не по пути.
Давай, душа, в свой рай лети.
А мне цветком в полях цвести.
Прощай. Прости.

Она играла роль
На струнах настроенья.
Она писала боль,
Уйдя за грани спектра.

Её манил мотив
И мучили виденья:
Он был её Эдип,
Она - его Электра.

Она искала суть
В бессвязных рассужденьях
И находила путь,
Ведущий к чьей-то двери.

И, позвонив в звонок,
Сгорала в нетерпеньи.
А на неё в глазок
Бессмысленно глядели.

Она жила мечтой,
Разбитой о сомненья,
Избитой и простой,
А без неё - что толку?

Но бешеный зигзаг
Её сердцебиенья
Вытягивался так,
Что хоть вставляй в иголку.

А возвращаясь вновь,
Она опять искала.
Как водится - любовь.
А значит - всё сначала.

Четыре бокала «вельвета»,
Креветки в беконе, рибай.
И знаю я точно, что это
И носит название «рай».

Соседи вдыхают сигарный
Дразнящий рецепторы дым,
И мальчик за стойкою барной
Красив татуажем своим.

Тебе он мерещится геем,
А мне он что гей, что не гей.
Мне б выяснить с жизнью своею,
Что мне за печаль до твоей?

И фраз параллельны прямые.
Но мыслей отрывочных спам
Друг другу доверили мы, и
Куда уж интимнее там…

Ты сверишь себя с зеркалами,
Поправишь капризную прядь.
И те, за другими столами,
Тотчас перестанут дышать.

Фантазий изгибы напрасны –
Скучаешь уже наперёд…
Четыре бокала «ньюкасла».
И дайте, пожалуйста, счёт.

Есть тот, кого со мною рядом нет.
А тот, что есть, - не тот, что был бы нужен.
Я пью на завтрак чай и ем омлет.
Я ем омлет и чай я пью на ужин.

Разнообразить хочется порой
Своё меню хотя бы сортом чая.
Но тот, кто есть, тот любит чай такой.
А с тем другим я утро не встречаю.

А вечером он вечно весь в делах.
Каких-то. Если честно, я не в курсе.
Такой он занятой, что просто ах.
Ну, в общем, не до чая. Очень грустно.

Однажды я спустила в унитаз
Остатки чая и куски омлета.
И - вон из сердца и долою с глаз
Того, кто каждый день готовил это.

И тот, другой, пришёл ко мне с цветком
И коньяком в таком богатом штофе.
А утром попросил глазунью он.
И чтоб ему в постель подали кофе...

Бурным потоком, бешеным ливнем,
Летней грозою я в твоей жизни,
Каплей прозрачною. Хочешь напиться?
Нежным ручьём по лесному оврагу
Буду навстречу тебе торопиться.
Черпай ладонями светлую влагу!
Я родником из-под камня на волю.
Выпей! К губам прикоснуться позволь мне.
Тёмный колодец с пугающим эхом,
Омут, звенящий русалочьим смехом,
Я твой потоп без ковчега и Ноя,
Виски и водка с холодной слезою,
Солнечный луч, напоённый волнами,
Сила, поднявшая к небу цунами.
Я океан изначальной планеты,
Бездна и тьма, где несутся кометы.
Ключ я целебный, врачующий душу.
Что же ты ждёшь?
Пригуби меня.
Ну же!..

Несётся в небе вороных табун.
Цыганка-ночь бренчит монистом звёздным.
Теней изломы – знаки древних рун.
Ты погадай мне, ночь, пока не поздно.

Ты в ступе растолки кусок луны,
Добавь росу, рождённую туманом.
И, выпив зелье, я увижу сны,
В них будет жизнь неведомой и странной.

И я шагну – сомнения долой! –
Из яви в навь. Пустите, больше сил нет!
Там боль стечёт расплавленной смолой.
Зелёный мох янтарь в ладони примет.

Моей тоски унылый лабиринт
Тропою шустрой меж корней метнётся.
Там дом. И стол давно уже накрыт.
Клубникой пахнет. В окнах пляшет солнце.

А на крыльце нагретом дремлет пёс,
Прикрыв глаза нечёсанною лапой…
Я плохо вижу – может быть, от слёз,
Там, наяву, непролитых когда-то?..

Светает. Утро льётся молоком.
Туман редеет, в травы оседая.
Взмахнул рассвет оранжевым платком.
Мне нагадала ночь, а что – не знаю…

Я ангел с душою демона,
Я птица с глазами женскими.
Я странной мечтой беременна,
Такой же, как прежде, дерзкою.

Меня ты молил, слышала,
О сказочном наслаждении —
Любви, что дается свыше вам,
Любви, что бессмертней времени?

Ах, как ты просил!.. Ну, ладно же.
Мне солнце с луной наскучили.
Пусть крылья белее ландыша,
Но зябко одной за тучами.

Ты слышал, как крылья хлопали?
Сегодня я их сбросила.
Пойду я к тебе по полю,
Пойду по стерне, босая.

Смотри же: я всё исправила.
Бери, что тебе обещано:
Была я твоим ангелом,
Теперь я твоя женщина.

Никто на земле не нужен нам.
Я рядом, ты обними меня!..
Ну, что же грустишь ты, суженый,
И смотришь на небо синее?..