Говорят, где-то здесь собутыльники старого Флинта
Закопали сокровища гордых испанских идальго.
И пески зашуршали над кладом довольно и сыто,
А песчаные бури уйти флибустьерам не дали.

Здесь хребтины китов и останки могучих фрегатов
Между рёбер своих приютили саму безысходность.
И старуха с косой, подвывая пескам хрипловато,
Урожай собрала. Кто сказал, что пустыня бесплодна?

Здесь песчаные дали покойны и странноприимны.
Что, морские бродяги, наверно, устали с дороги?
Отдыхайте, скитальцы. Наутро далёко в пустыне
Ваш корабль пришвартуют навеки коварные боги.

Их заклятьями движутся дюны, и в блеске алмазов
Прожигает года беззаботное белое солнце.
Жадность ест изнутри человека страшнее проказы.
Наслаждайся, покуда хоть капля воды остаётся.

И шипит океан, к раскалённым пескам прикасаясь:
Не спеши... здесь тебе уготовано вечное лето...

А потом ты умрёшь, вызывая у выживших зависть...
Эта тихая гавань – таинственный Берег Скелетов.

Отпусти эту боль расцветать
Алыми вспышками пульса.
Кровь понесётся вспять.
Вена на шее вздуется.

Будет биться, жечь и болеть
Вакуум в межреберье,
Птицей, попавшей в сеть,
Рваться и в пух, и в перья.

Криком, тоской и бедой
Жилы плести мне в косы
И выдыхать седой
Стон в синеву мороза.

Не держи эту боль. Пускай
Маками плещет в белое.
Ветер будет ласкать
Лепестки леденелые…

*«Катти Сарк» («Cutty Sark») – знаменитый чайный клипер. Название его
в переводе с шотландского означает «короткая рубашка»


Наш капитан Уиллис Джон
Был в ведьму юную влюблён,
И чёрт те что задумал Джон
По кличке Джока.

Она красавицей была,
Но не слезала с помела
И, верно, душу забрала
Морского волка.

И он сказал: «Раз так люблю,
Её дам имя кораблю,
И ни за что не потерплю
Противоречий».

Но суеверны моряки,
Им с ведьмой знаться не с руки.
Сказали: «Мы не дураки,
Не сброд овечий.

На этом судне чай везти,
Мы будем двести дней в пути,
Из-за неё на дно уйти?!
Ты дал промашку!»

И Джон решил тогда: «Ах, так!»
И выбрал имя – Катти Сарк,
И вспоминал
Её короткую рубашку.

Мы чай возили в те года.
Работы прибыльней тогда
В порту не сыщешь, чёрта с два –
Большие деньги!

Кто первым чай доставить смог,
Тот был богат, как царь и бог,
А бог от шторма не сберёг –
Спускайте стеньги!

Старик наш Джон отважен был.
Поспорил с кэпом «Фермопил»,
Что обойдёт его и первым
Будет в Глазго.

Сказал, что – сто чертей! – придёт
Быстрей него в родимый порт.
Сказал, а вышло-то, что вот –
Сказал и сглазил.

…Остался за кормой Шанхай,
И был загружен в трюмы чай,
И быстроходней «Катти Сарк»
Не знало море.

Но руль в пути поломан был,
Пришли мы позже «Фермопил»
И проиграли спор, и пил
Наш Джока с горя…

Да… Вот такие, брат, дела,
Вот так нас ведьма подвела!
Сама же до сих пор жива,
Хоть лет ей – вечность...

Ей, видно, чёрт ее помог,
Пристроил в Гринвич, в старый док.
Так и стоит. А что ей будет?
Знамо, нечисть…

Был август ветреным –
сентябрьский клон.
И раньше времени
разделся клён.
Скрипел надтреснуто –
видать, простыл.
Оплакал лето он,
но не простил.
Худыми пальцами
грозил на юг.
В ветвях за пяльцами
сидел паук.
Соткал серебряный
ковёр – и в путь…
Был август ветреным,
и небо – ртуть…

*Конкурсное. Абсолютная рифма: клон-клён, простыл-простил, пальцами-пяльцами.

Когда я уйду на пенсию,
Мне будет под сотню лет.
Закрутятся хитрым вензелем
Конечности и хребет.

Но утром по понедельникам,
Закинувшись сотней грамм,
Я буду бродить бездельником
По улицам и дворам.

А летом, всегда по вторникам,
Как птичий утихнет свист,
Я буду небесным дворником,
Сметающим звёзды вниз.

Когда же дыхнёт прохладцею
Сентябрьская среда,
Отправлюсь пешком на станцию
Подсчитывать поезда.

Потом, насчитав достаточно
И даже немножко сверх,
Куплю я билет (до дачи мне),
И будет в тот день четверг.

А в пятницу между травами –
Увижу издалека –
Кувшинками златоглавыми
Навстречу сверкнёт река.

Субботу просплю бездарно я.
Назавтра с тобой вдвоём
Мы сядем за стойку барную,
По пиву себе нальём.

И, если позволят зубы мне,
Я к пиву добавлю стейк.
А после опять придумаю,
Что делать в ближайший век.

...просто девочка-ночь. На стекле запотевшем узор
Тонким пальцем она выводила, мурлыкая песню.
Синий дым сигарет. И какой-то хмельной разговор,
О котором с утра и не вспомнишь, хоть тресни.

Что-то важное. Было. А может, приснилось потом,
После нежного топота пальцев, бегущих по коже.
И досада: а ведь говорили совсем не о том.
А о том никогда не услышать, похоже.

...Просто девочка-день. По стеклу разбежался узор.
В каплях спрятался мир. Непонятный набор траекторий.
Пожалеть? Не жалеть? Априори проигранный спор.
Просто ночь. Просто день. Просто хлопнула дверь в коридоре.

Я, помните, любила вас когда-то,
Наивно и по-детски, но увы!
Когда я девочкой ещё была в десятом,
Уже давно женатым
Были вы.

Прошло лет двадцать. Много или мало?
И как-то между делом я (а что ж?)
Об этой страсти дочке рассказала:
Как вы входили в класс – я умирала,
И весь урок меня бросало в дрожь…

Она на фотку посмотрела и сказала:
– Какой он страшный, мам, ну ты даёшь!

Нет музыки. Ноты осыпались с нотного стана.
Взлетели воронами, сели на крыши домов.
И то, что звучало в моей голове непрестанно,
Гортанными криками вырвалось в небо из снов.

Смешалось с дождями, сгорело с пожухлой листвою,
Подхвачено ветром и снова прибито к земле,
Несётся над полночью, вторя собачьему вою
И скрипу калитки, висящей на ржавой петле.

Нет ритма – бессмысленный топот и шарканье тапок.
Нет красок – осыпался хлопьями пыли пейзаж.
Всё снова исчезло. Остался, как прежде, задаток:
Два чистых листа, алфавит и простой карандаш.

...И выльется время в ладони ко мне
Песком с тех дорог, где теперь буреломы,
Где контуры серых печальных камней
Похожи на профили давних знакомых.

В затерянном мире, где памяти боль
Стернёю легла под босыми ногами,
Ветра иссушили мне слёзы, а соль
Мы съели с друзьями и стали врагами, –

Там, в этом краю, пахнет дымом. Сквозняк
Гоняет по комнатам пух тополиный.
И старые фото наперекосяк
Висят и глядят с укоризною в спину.

Выхожу на лыжню. Солнце рыже.
Хорошо-то как, господи боже!
У меня деревянные лыжи.
Я на бабу-на-чайник похожа:

Шарфом я замоталась по брови,
На глаза капюшоном мне парка.
Спортом я завсегда и с любовью.
Ничего, что мучительно жарко.

Как же воздух хрустально-прозрачен,
Как загадочны леса сюжеты.
По лыжне я упорно фигачу
И себя проклинаю за это.

Управляюсь я с лыжами ловко,
Только вот притомилась мгновенно.
Если б в лыжах была стометровка,
Я была бы заядлым спортсменом.

*Конкурсное. Седьмая пятница. Тема: спорт.

Начать с нуля. Из этого колодца
Бездонного, из чёрного провала,
Где шёпот диким визгом отдаётся,
Где тьма-арахна болью спеленала

И сны, и явь; и в коконе осклизлом
Хрипишь, боясь сорваться в децибелы;
И страх ещё до бабочки не вызрел,
А контур твой уже обводят мелом… –

Рвануть оттуда с первыми лучами
За ось координат в плюс неизвестность,
Споить свой страх бессоными ночами
И выйти в неизведанную местность.

Достать свои нелепые запчасти
За ниточки – подарок кукловода.
Что было путеводного в их власти?
Беспомощным неведома свобода.

Раскрасить всё детсадовской гуашью.
Полутона и тени – мне ли это?!
Мир стал другим. Каким – уже неважно,
Когда сюда с того вернулся света.

О, как тщательно брила я ноги
Перед первым свиданьем с тобой!
Но расходятся наши дороги,
Зарастаю опять, милый мой…

Снежинки сыплются ажурным конфетти.
Сквозь горечь слёз фонарь плывёт в морозном мраке.
За всё приходится однажды заплатить.
Как стены призрачны в любом воздушном замке...

Огромных комнат бесконечный лабиринт.
Гоняет ветер тени прошлого с карнизов.
И ни одна со мною не заговорит,
И ни одна не бросит мне упрёк и вызов.

Когда б винить – но виновата я сама...
А снег летит на фонари безумной стаей.
Нет, я напрасно не сошла тогда с ума,
В моём безумии – моя свобода, знаю.

Его касания прохладны и легки,
И новый год оно шутя заменит старым –
И я услышу, как знакомые шаги
Скрипят по снегом занесённым тротуарам...

*Конкурсное. "Старый Новый год": конфетти - горькое - воздушное - огромное - сюрприз.

Так просто – пустить по венам солнца лучи.
Зажать в зубах травинку и слушать, как
Огромное сердце земли поездами стучит
И чащи лесной трепещет зелёный флаг.

Так просто – потрогать шкуру седого мха
И против шерсти погладить траву в лугах.
И пса-лежебоку лениво ногой пихать
И думать: а есть ли у космоса берега?..

Сколько жизней прошло с последней встречи,
Сколько мыслей издумано в пух и прах,
Сколько раз наступали утро и вечер,
Сколько снега насыпало – просто ах!

Слышу: стучит молотком по рёбрам.
Наверное, сердце рвётся с цепи.
Сколько строчек и лиц позабыто, стёрто.
Так звала, что голос ещё хрипит.

Из метельных снов, из сугробов по пояс
Выйдет солнце на небо, зажжёт огонь.
И тогда я услышу забытый голос,
И возьму в ладони твою ладонь.

Куда один ты поскакал?
Возьми меня с собой на бал!
Слуги ты преданней не знал,
Чем твой покорный паж.

Доверься мне. Я молод? Пусть!
Зато я на тебя молюсь
И смерти вовсе не боюсь.
Она — пустая блажь.

Что вижу я в твоих глазах?
Тень недоверия и страх?
Да я ничтожество и прах,
Забудь! Быстрее в путь.

Меня не можешь ты узнать,
Я — смерд, а ты, мой рыцарь, знать.
И под камзолом не видать
Мою девичью грудь.

Я все поставила на кон.
Да что мне честь? Да что закон?
Ты в ту красавицу влюблён.
А я?! А как же я?!

Возьми меня с собой на бал,
Я той, что ночью ты ласкал,
Подам отравленный бокал
Чудесного питья!

Ах, мой прекрасный феодал,
Ты стольких девушек узнал,
Но никогда не замечал
Меня среди других.

Но вот сейчас, когда она
Пригубит смертного вина,
Я отомщу тебе сполна
За боль ночей моих.

И перси мёртвые её
Склюёт лихое вороньё.
Я сердце разобью твоё,
А дальше что — бог весть!

Куда один ты поскакал?
Возьми меня с собой на бал!

***
Он мне кивнул. С собой позвал!
Прекрасна будет месть!

Странные танцы наши.
Масса нелепых па.
Шаг. И ещё. Не страшно?
Страшно по льду ступать –
Тонкой, искристой, хрупкой
Кромке мечты моей.
Ты протяни мне руку,
Пальцы мои согрей!
Холод уйдёт вчерашний...

Так и иду, скользя.
Сколько шагов – не важно.
Мне без тебя так страшно,
Что не дойти нельзя...

*Конкурсное. Странные танцы. Тема: Странные танцы на льду.

Ты дал мне немного надежды – щепотку семян.
Я их посадила в цветочный горшок мечты.
И знала, что выпустит стрелы ростков земля,
И знала, что вырастут в доме моём цветы.

Когда за окном листопады сменила пурга,
И солнце надолго забыло обычный маршрут,
А северный ветер молился своим богам, –
Я знала, что скоро мои семена взойдут.

А день становился короче и ночь длинней.
И тонкие руки тянула в окно луна.
Но я не считала ни этих ночей, ни дней.
Я знала, что просто чуть-чуть подождать должна.

Давно свою партию первая спела капель.
Влюблённым весна притащила кота в мешке,
И солнцу в цветущих лугах постелили постель.
А я до сих пор поливаю землю в горшке...

Спряталось небо
За облака.
Знать только мне бы
Наверняка,
Где моё солнце?

За геометрией
Окон и крыш
В тёплом безветрии
Плещется тишь
В синем колодце.

В дальнем краю том,
В той тишине –
Снилось мне будто
Это во сне –
Солнце таится.

Брошу дела
И отправлюсь за ним.
Кем я была?
А теперь – пилигрим,
Вольная птица.

Пыль на дорогах
Нежная – шёлк!
Спать лягу в стог – ах,
Как хорошо!
И как-то в полдень

Вытряхну прошлое
Из рюкзака.
Что в нём хорошего?
Грусть и тоска...
И на свободе

Выпью, как браги,
Воздуха я.
Что для бродяги
И дикаря
Города башни!

Выйду на луг –
А на нём в синеве
Солнце-паук
Паутиной своей
Ловит ромашки...

Я как микстуру принимаю
Усмешки горькие судьбы.
Она ведёт меня по краю
И не взирает на мольбы.

Мне б оказаться там, где надо –
В иных, достойных временах,
И я б, в седло кавалергардом
Взлетев, привстал на стременах.

Но жизнь моя подобна кукле –
Моргает глупо без конца,
И поролоновые букли
Вокруг облезлого лица...

Город ползёт, растекается грязью улиц.
Серым осклизлым небом сочится вниз.
Мерно гудит, растревоженный утром улей.
Дым сигаретный. И выхлоп машинный сиз.

Лестницы стонут. Их крошит стоногий топот.
Грохот и свет в тоннеле (неужто – так?..)
Бьёт в перепонки: ну кто ты, ну кто ты, кто ты?!..
Город, в тебе каждый первый из нас чужак.

К ночи насыплет огней, как дешёвых стразов.
Ветром натянет нервов тугую нить…
Мне этот город не снился вообще ни разу.
Очень давно я пытаюсь его любить.

Обо мне напишут враки
На листах янтарно-жарких
Капли дождика-зануды,
Утомившего слегка.

Обо мне и о собаке,
Что со мной гуляет в парке.
Только я читать не буду,
Я не знаю языка.

Я не вижу даже строчек.
Капля – клякса – всё размазал.
Пёс понюхал эти листья
И на листьях ерунду.

Дождь лопочет и лопочет,
Пишет и читает сразу.
Иностранец этот мистер.
Мистер, хау ду ю ду?

Но в ответ мне только ветер
Хаудуюдует в спину.
Уши сдул моей собаке,
Стали уши кое-как.

Пёс бежит и листья метит,
Что с деревьев ветер скинул.
По земле несутся враки –
Много ярко-жёлтых врак.

Вдруг прочесть их кто-то сможет?
Да читайте, мне не жалко!
Я другой уже не буду,
А оправдываться лень.

Ну и ладно, ну и что же!
Мы гуляем – я, собака
И противный дождь-зануда
В мокрой туче набекрень.

Зима отнимает надежду.
Зима забирает силы.
И маешься где-то между
Снами и явью стылой.

На землю упало небо,
Рассыпало звёзд осколки.
Мир будто другим и не был,
Таким ледяным только.

Нас сорвало с орбиты.
Мы провалились в космос.
Так и летим, забыты,
В чёрную эту пропасть.

Все атрибуты вечности –
Холод и одиночество.
Тьма навалилась на плечи. И
Как же в тепло хочется!

Можно умом тронуться.
И леденеет сердце.
Ты так далеко, солнце.
Я не могу согреться…

Мы могли бы быть вместе. Сейчас и потом.
Мы могли бы быть вместе. А там, за окном,
Этот холод собачий.
От тебя до меня мир до нитки продрог.
Километры бессмысленных тёмных дорог.
Ну а как же иначе…

Снег устал и улёгся на крыши домов.
Что оставил ты мне, кроме путаных снов?
Но об этом ни слова.
Рвётся тонким пунктиром из прошлого след,
Полусна-полуяви затейливый бред,
Накрывающий снова.

Он звенит, будто ложечка в чае твоём.
И сидим мы на кухне с тобою вдвоём,
И в окно бьётся ветер…
Ничего, что давно ни тебя нет, ни нас.
Я придумала столько себе про запас
Сказок этих…

Солнце в рваные тучи одето,
Сонно катится за горизонт.
Паутина берёзовых веток
Наловила горластых ворон.

Ветер вылизал снежное поле
И, голодный, завыл, завизжал,
Рвётся, мечется, словно неволен
Убежать, хоть и цепь оборвал.

Небо тронь – и осыплется небо,
Будто всё из осколков стекла.
Этот мир, привидение в белом,
Окаянная снежная мгла.

Холод. И – тишина неживая.
Ледяной апокалипсис. Ад.
И несётся позёмка, петляя,
На оранжевый зимний закат...

Ратри
Может быть

Может быть, эта чёрная птица - к тебе,
сквозь террариум с грязными стёклами...
Люди-призраки шли по пустыне к воде..
Нет, тебя не убили. Но что выло за окнами?
Может быть, это черная птица - лишь смерть,
И по траурным водам ты к себе уплывёшь.
Будет ливень стеной бить по тёмной реке...
Кто сказал, что не может вечным быть этот дождь?
Может быть, эта чёрная птица - лишь кровь?
Твои имя напишут языки факелов...
Будет пламя лизать окна тёмных домов,
будет бешено биться сердце диких костров...
Может быть, эта чёрная птица - лишь связь...
Надо мной - взмах крыла, и - растая в дожде...
Ты однажды уйдёшь, но я знаю: смеясь,
палачом и убийцей, ты вернёшься ко мне....
Чёрной птицей сквозь дождь - ты вернёшься ко мне...
______________________________

Сижу в террариуме. Стёкла не помытые.
Вдруг – чёрное с размаху о стекло.
Когда б змеёй была я ядовитою,
Я б не боялась. Но – не повезло.
Орёл, видать, охотится. Как страшно-то!
Уже в последний собираюсь путь.
Потом смотрю – а это ж баба Маша-то!
По стёклам! Тряпкой! Моет!.. Ну и жуть...

Не оплакивай моё одиночество.
В нём не так уж всё и плохо, как кажется.
В нём луна, когда к утру обесточится,
На бумагу с новой строчкой уляжется.

Станет плавать серебристою рыбою,
Заплывая за поля опрометчиво.
Нет, вдвоём с тобой, конечно, могли бы мы...
А одной мне тут ловить, в общем, нечего.

Потому на эти звёзды алмазные
Не клюёт, они уже еле теплятся.
Рыба плавает себе безнаказанно,
Бьёт хвостом по носу толстой Медведице.

Вот такое одиночество странное.
И в аквариуме этом наядою
Не сегодня - завтра, видимо, стану я.
Ты на небо в полнолунье поглядывай...

Порою спор, каким бы ни был важным,
Бывает пуст, как из яиц отвар.

Случилось так, что в комнате однажды
Собрались муха, бабочка, комар.
И стали крыльями друг другу похваляться.
Жужжала муха:
– Честно вам скажжу,
Что ваши крылья – извините, братцы —
Я жжалкими ужжасно нахожжу!
И – бабочке:
— Смотри, подружжка, ты жжж
Как будто ковыляешь – не летишь.
И эта жживопись, безвкусный эпатажж…
Как погляжжу, так неприятно ажж!
Мои жже крылья – это не мечта ли?
Их – ангелам! Ах, как бы те летали!

Пищал комар:
– Пи-пи-рестаньте!
Вы на мои-то крылья гляньте!
Зудел:
– Беззумно иззумительные! Сказзка!
Безззвучные! От вазззз же шум и тряска.

Тут бабочка вступила:
– Господа!
Всё, что вы говорите, ерунда.
Красива я. Я мир спасу. А вы…
Вы – просто насекомые. Увы.
И ваши крылья – не грублю вам вроде я –
На крылья просто жалкая пародия.

И бабочка, красуясь в пятнах света,
Презрительно крутила пируэты.
А муха:
– Только я летаю так, как должжжно! –
И потирала лапками тревожно.
Зудел комар:
– Какое ззаблужденье!
Летать, как я, – вот это ззагляденье!

Вот так и препирались день-деньской,
Летая по квартире городской.

Но в тот же миг исчерпан был вопрос,
Как распылил хозяин дихлофос.

А таракан под плинтусом сидел,
И дихлофос к нему не долетел.
Не наломал ни копий он, ни дров:
И крылья есть, и сам он жив-здоров.

***
Мораль проста. Проста, как снежный ком.
Летать решил? Летай в горах орлом.
А если быть орлом не входит в планы,
Эволюционируй в таракана.

Что-то стало сниться прошлое.
То ли возраст, то ли клиника.
Будь так дальше – по-хорошему,
Я свихнусь уже к полтиннику.

Вроде всё давно забытое,
Всё крестами перечёркнуто.
И разбитыми корытами
Не богата я, о чём ты там.

Сожалений вроде минимум,
И не жажду повторения.
А как сон – с тоски там гибну я,
Как под поездом Каренина.

И сжигала всё в золу не я,
И не маюсь одиночеством,
И ещё не полнолуние,
А чего-то выть так хочется…



Музыка и исполнение Михаила Рубина

Звери приходят из параллельной реальности
На поводу паранойи, фобии, мании.
Тащат их люди сюда на аркане зависти,
Злобы и ревности, не уделяя внимания
Их ненасытному чреву, клыкам и голоду,
Их агрессивности и узколобой тупости.
Думают, если они в поводу, то повода
Для беспокойства, конечно, не будет. Глупости!
И заблуждаются так очевидно, что жаль мне их.
Думают: ух ты, держу на верёвке зверюгу я!
Счастлив, кто верует. Зверь неразборчив в питании:
Первыми их и сожрёт, отвратительно хрюкая.

*Конкурсное. Седьмая пятница. Картина 3D.

Мелодия дождя.
Неясные слова,
Положенные ветром на неё…
Куда глаза глядят,
Идём. Шуршит трава –
На прошлом пробивается быльё.

Петляет между луж
Тропинка в прежний день.
Там звёзды не прибиты к небесам.
Ты ночи чёрный плюш,
Пожалуйста, надень –
Прохладно, скоро выпадет роса.

Мне нравится рукой
Твоих касаться губ.
Надеяться, и верить, и скучать…
Я за руку с тобой
Лишь в прошлое могу.
Туда пускают только по ночам…

Подморозило. Небо синее
Облака пузырили-нежили.
Двухэтажки мои любимые,
Охрой крашены или бежевым.

Кирпичи на углах оббитые,
На карнизах коты нахальные…
Благоденствие позабытое.
Столько лет на одном дыхании.

Палисадник. Земли окалина.
Окна рыжим в морозной темени.
Это города Б. окраина,
Заповедник другого времени...

*Конкурсное. Город N

Утро
Начинается
С серых клочков
Неба, асфальта и стен.
Утро
Начинается
С громких толчков
Сердца и гула вен.
Вот
Прорывается
Солнца свет
И намечает тень.
Так
Зарождается
Сотни лет
День. День. День.
День
Начинается
С разных лиц.
Будет богат улов
Лиц
Созидателей
И убийц
Иллюзий и сладких снов.
Вечер
Врывается
Топотом ног.
Тащит с собой толпа.
Не
Выбирается
Та из дорог,
Что для других не та.
Ночь
Закрывает
Тысячи глаз,
Чтобы все мысли прочь.
Так
Защищает
Нас от нас
Ночь.
Ночь.
Ночь.

Бездарности талант всегда упрёка вроде.
И, лишь бездарность получает власть,
Таланты тот же час становятся не в моде.

***
Вот раз средь птиц в лесу ворона завелась.
На ветку села, певчих птиц прогнав, и каркает:
– Меня, козявки, слушай!
Теперь ввожу в лесу я свой устав,
И вам его придерживаться лучше!
Вы все тут вразнобой, кто в лес, кто по дрова,
То свист, то писк, то трели... Без разбора!
Один галдёж! И буду я права,
Коль всех вас научу я громко каркать хором.

– Но я так не могу! – ей соловей в ответ.
И жаворонок вторит:
– Это глупо!
Я песнею своей приветствую рассвет,
Без трелей нежных не наступит утро!

И птицы певчие, кто как умел, запели:
– Зачем всё это нужно, в самом деле?
Мы разные, и этим мы прекрасны!
Ворона глазом зыркнула:
– Всё ясно!
А ну-ка, милые, мне ваше до-ре-ми
Не слишком важно, не ласкает слуха.
Скажу по правде, в детстве, чёрт возьми,
Один медведь мне наступил на ухо.
С тех пор нюансов я не различу.
По мне бы, лучше б все вы передохли.
Я больше и сильней. Мне будет по плечу
Вас задолбать, пока я не оглохла.
А чтобы неповадно стало вам,
Сейчас урок отменный преподам!

И – клювом жаворонка, клювом соловья:
– Пошли-ка вон из леса, балабоны!
Что ваши песни! Здесь хозяйка я!..

С тех пор в лесу не слышно ни... чего,
Лишь щебет воробьёв да карканье вороны.

***
Мораль сей басни без труда поймёте:
Пока в лесу ворона – это власть,
Будь ты хоть соловей, хоть Паваротти, –
Захлопни пасть!

Я влюблена. Прекрасно. Вот беда.
И что мне делать с этим состояньем?
Сойти с ума от счастья навсегда?
Иль умереть, не приходя в сознанье?

Ещё податься можно в монастырь.
Суровый быт любой лишает блажи.
Там, соблюдая строгие посты,
Своё-то имя позабуду даже.

Неплох ещё вот этот вариант:
Сменить свой пол. Совсем. Категорично.
Отправиться в какой-нибудь Тайланд
И мальчиком вернуться симпатичным.

Ещё - завербоваться на Таймыр.
Вот где мечты найдут свою кончину:
Там находясь, разлюбишь целый мир,
А с ним - отдельно взятого мужчину.

Психолог может прекратить кошмар,
Фрейдизмом приведя в негодность душу.
Каренина - прекрасный экземпляр...
Нет. Тьфу-тьфу-тьфу. Такого мне не нужно.

Стать космонавтом - выход хоть куда.
Рвануть к звезде, одной из самых ярких.
Там инопланетяне навсегда
Меня поселят в местном зоопарке...

И способов таких не сосчитать,
Какой-нибудь уж точно мне поможет.
Но как бы перед этим мне узнать:
А вдруг и ты в меня влюбился тоже?..

Ты выбросишь меня на белые пески
Безвременья, когда уйдёшь с рассветом.
От горечи моей, отчаянной тоски
Спасут меня, как прежде, амулеты.

Один – хрустальный шар, в нём будущего жар,
Он прошлого растопит белый иней.
Второй – из бирюзы, и камень очень стар,
Но боль мою безропотно он примет.

И третий амулет – из птичьего пера –
Дарует сон, воздушный, бестревожный,
Который унесёт из горького вчера
Туда, где всё и просто, и возможно.

Но ни один из них меня не исцелит
От памяти – уродливого спрута.
И стану я другой. Совсем. Хотя на вид
Останусь я собою, прежней будто…

*Конкурсное. Странные танцы. По картине Рея Сезара "Отлив"

Засну. Проснусь. А мир всё так же сер.
Зима сочится тихо меж портьер.
Сощурив свой подслеповатый глаз,
Слезится солнце. И в который раз
Бреду по тонкой грани в полубред,
Где теплится мой сон. А яви нет.

Мне снится обжигающий глинтвейн.
Гвоздикой и корицей пахнет день.
А колба времени белёса и слепа,
В ней не песок, а снежная крупа.
И на снегу отчаянно кровит
Рябина, что клевали воробьи.
В прихожей слышно звяканье ключей.
И поцелуй прохладой на плече.
А дом натоплен. Можно босиком…

Проснусь, жалея.
А зачем?
О ком?..

Время не лечит. Оно размывает контуры,
Ставит заборы и вешает шторы и шоры.
Бродишь и бродишь по этим задворкам до одури,
Тыкаясь в стены и путая коридоры.

Время не лечит, а подменяет понятия.
Помнишь, была паутина? А кажется – кружево!
По ощущениям – вроде висел на распятии,
А вспоминаешь, что неудачно поужинал.

Время не лечит. Оно забавляется с прошлым.
Правду меняет на разные безделушки.
Память раскрошит – и носит в кармане крошки.
Время не доктор, оно пациент психушки.

Когда не приходят письма,
В подъезде шаги – чужие,
И кажутся артефактом
Бесхозные тапки твои,

Когда не сумею втиснуть
В молчание боль, скажи мне:
Смогли же с тобою как-то
Мы надвое всё раскроить?

Полнеба. Обломок лета.
Все радуги об коленку.
Весну пополам, да с треском,
Как ветошь ненужную – р-раз!

А помнишь, мы до рассвета...
Соседи стучали в стенку…

***
А тапки стоят в отместку.
Два тапка остались от нас.

Я привезу волшебные стихи
Тебе из-за морей и океанов.
Рождённые безумием стихий,
Питомцы ураганов и вулканов,
Написаны на пальмовых листах
И переплетены тиснёной кожей;
В них сельвы амазонской влажный страх,
Они на вязь арабскую похожи.
В них степь цветёт, и маки топчет конь,
Лоснясь боками в зареве заката;
В них мотыльки стремятся на огонь,
Пока река ворчит на перекатах.
В них берег дальний в белых бурунах,
Размах гигантских крыльев альбатроса.
И ты. Тебя я видела во снах,
Бейдвиндом проходя Галапагосы.
А ночью в незнакомых городах,
Где фонари ковры свои стелили,
Писала я на пальмовых листах
Стихи. Тебе. Нектаром белых лилий…

Моя тишина – это дым костра.
Маками красных огней
Цветёт тишина моя до утра.
Клубится туман над ней.

В моей тишине серебрится мох,
Я глажу его рукой.
И древний, давно позабытый бог
В сейдах находит покой.

Вылизан, выбелен череп волной.
Рыжеет янтарь сосны.
Мою тишину окружают стеной
Камни, заклятья и сны.

В мою тишину ведёт лабиринт –
Прежних времён виток.
И руны вспоровшей туман зари
Тенями лежат у ног.

Но тайные знаки мне не прочесть,
И мне не подпеть камням.
Дикие боги придумали месть:
Нет тишины у меня…

Татьяна Аверина
Она любовь не сберегла

В бокале терпкое вино
С фруктовым соком.
Луны овал глядит в окно
Унылым оком.
И у неё сейчас в груди
Осадок стылый.
Осталось счастье позади,
А было, было…

Когда-то в духоте ночей
Пылало тело.
В объятьях пламенных речей
Она горела.
Мечтала с ним всю жизнь прожить
Без сожаленья!
Но проросла от быта сныть
Сквозь отношенья.

Не жизнь – унылое жнивьё,
Игра в молчанку.
Его вина, что у неё
Судьба насмарку.
О чём мечталось – не сбылось,
От счастья – брызги…
И может, легче было врозь
Пройти по жизни?

В бокал плеснёт ещё вина –
Удобный повод:
Она любовь не сберегла.
И в сердце холод.
__________________________

Разбавил бармен мне вино
Водой из крана.
Решил, что я пьяна давно.
Да сам он пьяный!
Я просто в этой духоте
Уже сопрела.
Но всё равно сижу в пальте,
Такое дело...

Не жизнь - пожухлая трава.
Душа крапивой,
Как тот пустырь, позаросла,
Мне всё не мило.
На сердце вырос борщевик,
Гроза колхоза,
И лютик счастия поник.
Увяли розы

Моей любви. А между прочим,
Было, было.
Но он давно меня не хочет,
Чёрт постылый...
Луна уставилась в окно -
Овал в квадрате.
Добавил бармен мне вино -
Теперь на платье...

Полно тебе, мой милый,
Разве ты был несчастен?
Осени горький воздух,
Пряной весны закат…
Ангел мой белокрылый,
Демон поганой масти,
Или ещё не поздно
Жизнь отмотать назад?
Полно тебе, хороший,
Радость всегда случайна.
Остановить не сможешь.
Память – нелёгкий груз…
Ангел мой, жребий брошен.
Долго по мне скучай, но
Омут – не море всё же…
…Может, ещё вернусь.

Когда закрываются двери,
И обрываются связи,
И сразу так тихо, что слышится шум холодильника,
А чьи-то шаги под окном добивают и дразнят, –
Падаешь в сон, ограничив бездонность будильником.

Потерянный мир остается
Там, за чертою обрыва.
А здесь акварель размывает дурацкие контуры
И глупой, и жалкой, за гранью нелепого срыва
Женщины – той, что за счастьем вслепую до одури.

Всё – ложь? Ну и что, и ладно.
Кажется – истина где-то...
Из снов-лабиринтов выходишь счастливой юродивой
И думаешь: беды – они догорают с рассветом.
Там, впереди, настоящее… Вот оно, вроде бы.

И – вот же дура блаженная! –
Срываешься с коновязи…
Несёшься – отдаться, отдать, а иначе и жить – никак…
Но хлопают двери, и рвутся и сердце, и связи…
И сразу из кухни доносится шум холодильника.

Ласковы любимого ладони.
Лепестки любви ломают лёд.
Льдистый ломтик лунного лимона
Липкие лучи лениво льёт.

Лёгкий лепет листьев: любит, любит...
Локоны летящие лови
Лентами... Лет лабиринты людны.
Ломаная линия любви.

Мир уснул. И со всех концов
Тишина обступает нас.
Ненавижу твоё лицо.
Синеву у запавших глаз.

Приоткрытый нелепо рот.
Слабоумный изгиб бровей.
Этот глухонемой упрёк.
И наклон головы твоей.

Эту горечь и эту боль.
И покорность тому, что есть.
И желание исподволь
На задворки души пролезть

И оставить меня без сна...
Ненавижу тебя, луна.

…Та, во мне, цинична и нахальна.
Я как плачу – ей смешно всегда.
Ей родиться б шлюхой привокзальной,
Чьи грехи увозят поезда.

Горько мне, обиды вспоминаю –
Цыкает сквозь зубы, матерясь.
Тяжело мне. Я совсем иная.
Я чиста! А тут такая грязь.

Я влюблюсь, а ей плевать на чудо.
Щурит глаз, пускает дым в окно
И бубнит: «Да брось ты, сука буду,
Но любви на свете нет давно.

Что ж ты вечно курицей да в ощип?
Всё мечтаешь? Ты вокруг-то глянь!..»
И ни разу не ошиблась, в общем,
Грубая, бесчувственная дрянь…

Я пою – она вздыхает тяжко,
Я реву – ей горе нипочём…
Так и уживаемся – ромашка
С неприлично тёртым калачом.

Ах, как много красивых, манящих, волнующих Слов,
Непонятных, влекуще-тревожащих, сочных, как манго,
Под которым упрятанной тайны надёжный покров
И которые вальсом уносят, похожим на танго.

В вихре звучных метафор, надёжно утративших смысл,
Крик Души замурован в кафтанчик прекрасного слога.
И несёт на плечах разнопёстрый набор коромысл,
Где в Ведёрках беснуются мысли, в которых так Много.

Они плещут, несутся в сознанье безумной волной.
Захлебнись, мой читатель, восторгом, впитай мою лиру!
Ничего не понятно? Да кто ты, приятель, такой?
Сапогом ты мне в душу, излитую целому миру.

Ты читай, не вникая. Я складно и страстно Пишу.
И путям всех дорог на тропинках души одиноко.
Я источник поэзии слогом своим иссушу.
А дожди, намокая, наполнят его влагой мокрой...

Наталья Бугаре
Мне бы наглядеться на тебя

Мне бы наглядеться на тебя,
в желтых струях долгого дождя,
в жгучую недельную метель,
в раннюю жемчужную капель.
Мне бы наглядеться на тебя...

Прикоснуться к сердцу твоему,
и когда ночами не усну,
и когда грохочут поезда,
у которых нет пути назад...
Прикоснуться к сердцу твоему...

Мне б напиться сласти нежных губ,
и когда неистов ты и груб,
и когда откажут тормоза,
и плывут в дыму твои глаза...
Мне б напиться сласти нежных губ...

Мне б впечататься в тебя клеймом,
слиться телом, сердцем и умом.
И подкожно глубоко врасти,
так, чтоб не посмел сказать:"Прости..."
Чтоб не смог меня ты отпустить...
И в меня впечатался клеймом.
_______________________________

Отчего мне так тревожно
Наяву, да и во сне?
Ты залез в меня подкожно
И шевелишься во мне.

Что ж, теперь тебе не страшен
Дождь кислотный и мороз,
Потому что с тельцем нашим
Приключился симбиоз.

Жду теперь и днём, и ночью,
Чтоб, как в фильме про Чужих,
Ты пророс. А ты не хочешь!
Ишь, пристроился мужик!

Хоть бы голову наружу
Показал ты, паразит!
Оторву её, не струшу…
Нет, под кожей егозит!

Что ж тут… Бейся иль не бейся,
Видно, нет пути назад…
Может, лягу я на рельсы –
Нас разделят поезда.

Принеси мне, Новый год, удачу.
Я свою куда-то задевала.
Может быть, оставила на даче,
А в рюкзак другое напихала?

Может, потеряла в электричке?
Вышла, позабыв её на лавке.
Радовалась жизни по привычке,
А хватилась – нет её, мерзавки!

Может быть, с осенними дождями
Утекла она по гулким трубам?
Расплескалась лужей под ногами,
На неё ругались люди грубо…

Или – дырка вот в моём кармане.
Может, за подкладку провалилась?
Может быть, я с ней валялась в ванне,
А она взяла и растворилась?..

Если, Новый год, тебе не жалко,
Мне нужна огромная удача!
Я не то чтоб жадная нахалка,
Но ведь потеряется иначе…