Если б я была совой... Если б я была совой, Приласкав усталый ветер, Ясной ночью в лунном свете, Я бы полночь раскрывала Как большое одеяло - В нём укрыться с головой, но Чтобы всем спалось спокойно. Только сны играли б в прятки И летали, как совятки.
Если б я была совой С большеглазой головой, Я бы видела в полёте, Что пешком вы не найдёте, Прогулялась не во сне бы, Где никто из вас и не был. Хоть проси о том, хоть требуй: От звезды к звезде по небу - Путь мечты. И только совам В темень вылет уготован.
Разрешается полёт В звёздно-снежный переплёт В полночь совам и ракетам В небе угольном дуэтом. Может, это всё и небыль. Я храню кусочек неба В тайне сердца и секрете, И никто-никто на свете Это небо не обманет. Друга в путь оно поманит.
С другом к звёздам полечу - В край летательных причуд! Если б я была совой... С очень мудрой головой Я бы знала много сказок, Я б в дупло умела лазать, Я бы небо сберегала От военных генералов. А под утро, засыпая, Мне приснилась бы сама я.
Я слушал тихое падение листа. Казалось мне, я слышал дрожь, удар Его о ветку. Он падал метко: Сравнив с собой и плача, я познал, Что бренное несёт в себе печаль - Иное редко. Возникнув в вышине, гусиный вскрик Приподнял мысль-вуаль, И я воспрял, поняв, что мир велик, Сгоревшее не жаль, Как лист, летящий вдаль, Как от свечи нагар.
Я слушал тихое падение листа. Казалось мне, я слышал дрожь, удар Его о ветку. Он падал метко: Сравнив с собой и плача, я познал, Что бренное всегда несёт в себе печаль, Цветенье кратко, редко. Гусей внезапный вскрик Возникнув в вышине, приподнял мысль-вуаль, И я воспрял, поняв, что сущий мир велик, Сгоревшее не жаль, Как лист, летящий вдаль, Как от свечи нагар.
Такса цвета осени. А ворона - прыг. Мелкий дождик косит дни. В луже тонет бриг: Красно-жёлтый с дырочкой Бриг без парусов. Я приду на выручку - Дам ему весло.
У глазищ, у таксиных, Очень грустный взгляд. Но она не плакса - в них Отразился ад Серых снов непрошенных О былой любви. Им, конечно, грош цена. Такса, не реви!
Не твоё, собачкино, Дело - всё понять, Что давно утрачено, Словно буква "ять". Сырость рыже-серая, Душу пожалей - Ты подай на веру мне В лужах пузырей.
Кажется, я - рыжая Такса с поводком. А ворона, прыгая, Думает о ком? Листопадно кружатся Дни календаря. Сжала сердце стужа, но... Знаю, всё не зря.
Февраль. Достать чернил и плакать! Писать о феврале навзрыд, Пока грохочущая слякоть Весною черною горит. Б.Пастернак
Бессмысленно рыдать без февраля, Оплакивать, пока не вырыт череп. На дубе - кот, но цепь начав с нуля, Сказитель нем, и шаг чудес неверен.
Оставив в прошлом каверзность чернил, Я кофе пью, в сердцах терзая клаву. Борис в дверном проёме закурил И отошёл, смутясь, в былую славу.
С обложки А.С. велит открыть тетрадь По-дружески: поэт, пиши, мол, слово О том, как чудно вечность восхвалять, Ловя мгновенья красочно и ново!
Но мне смешно: мгновенья - сто чертей - Их не поймать ни клавой, ни чернильно... Здесь - осень, бессердечность журавлей Рождает слёзы, солоны, обильно,
Не дожидаясь тем и февраля, В муку кусочки вечности меля.
Ко мне вчера рогатый подвалил - На краешек скамьи присел, сутулясь, Заныл, завыл про тяготы и дым: Про смрад и шум в многомашинье улиц, Про всё, что показалось непростым. И предлагал шабли.
Я встрепенулась: "ну тебя к чертям!" Надела свитер, понеслась по парку. А он за мной болонкой потрусил. Мы покормили голубей у арки Комар кусал меня, что было сил. И дождь стучался к нам.
Потом, спеша, припомнились дела, Старательно я прибиралась в доме, Он, сидя на окне, играл хвостом. И был тот хвост, как полумрак, огромен. Лучи луны и лампочки крестом Легли на край стола.
Я грусть души стихами заплела. Они прошили белый тонкий лист, Освоились и начали шептать. Рогатый, став Пегасом, выдал твист, Копытцем со стола смахнув тетрадь, Вспорхнув, пропал стремглав.
Суетливо спешат вереницы машин. Многоглазые здания спят, равнодушны. Надхрущёвно торчат отголоском души Тополя, шевелясь - как рога из ракушек.
Тыча кранами в небо, цветёт урбанизм, Раздвигая границы бетонного ига. Одуванчик в щели - небольшой аттавизм - Покорённой природы последняя фига.
Я уеду... Цветные квадратики дач За заборами спрячут подробности судеб В вечера комариные, солнышко-врач По лучу потихоньку за ёлки убудет.
Но приляжет на травы и мхи колея - След машины, имея в виду человека, Привносящего в мир "царь-природное Я", Словно тыкая пальцами в реку, как Грека.
Шёлк травы: "вспомни детство", - разбудит ладонь, Подарив позабытый букет ощущений. Замерев, словно ящерка: "нет и не тронь", - Под шуршанье букашек разленится "гений".
Застывая, пригревшись под тёплым лучом, Обрету на мгновение вечность, как чудо - В виде синего-синего-синего блюда, Не задумавшись всласть ни о чём, ни о чём...
В пруду плавали карпы. Их было не видно. Но большие взрослые дяди доставали из вёдер коричневый корм, с виду похожий на фарш, и, слегка размахнувшись, бросали его в воду. Вода была коричневая и непрозрачная. По ступенькам разгуливала девочка пяти лет с мамой и мальчик 2-х с половиной лет с дедушкой. - Вот же он, смотри! – воскликнула мама. И девочка, вытянув шейку, стала разглядывать коричневую воду. Никого видно не было. - Ты не туда смотришь, смотри дальше – недалеко от утки! Девочка посмотрела на серую утку, потихоньку гребущую оранжевыми лапами. Рядом с ней никого не было. Взгляд скользнул влево. И вдруг в тёмной воде показались толстые розовые губы большущей рыбины, которые медленно двигались, забирая кусочки корма. - Вот она! – закричала девочка и ткнула пальчиком в направлении рыбины, - Смотри! Смотри! Дедушка взял мальчика на руки, чтобы показать ему рыбину. Но мальчик был маленький и, отвлекаясь, смотрел по сторонам. Потом рыбина уплыла. Приплыла другая. Мальчик смотрел на девочку большими, немного удивлёнными глазами и широко улыбался, а девочка тянула пальчик к рыбе и уговаривала: «Смотри! Смотри! Вон там она плавает!»
Когда рыбы надоели, все поднялись по ступенькам на парковую дорожку. - Смотри, - сказала девочка – табличка! Ты знаешь, что на ней написано? Вот ты станешь ходить по газону, раз тут написано, что ходить по газону нельзя?! – строго спросила девочка. Мальчик ничего не понял, но на всякий случай послушно шагнул туда, куда девочка указала пальчиком. - Мама, девочка по газону ходит, а тут же написано, что нельзя! – возмущённо удивилась девочка. - Это не девочка, это – мальчик, - подсказала мама. Девочка удивлённо посмотрела на мальчика. Впрочем, мама, возможно, была права: косичек на малыше не было. - Давай бегать, кто быстрее! Вон до того куста! – и девочка быстро побежала, а мальчик, всё так же широко улыбаясь, побежал за ней. - Я первая! – обрадовалась девочка, когда мальчик её догнал. А мальчик улыбался – ему нравилось, что девочка радуется и играет с ним.
Потом они рвали одуванчики и дули на их белые головки, а те разлетались маленькими прозрачными парашютиками. - Смотри, какие красивые цветы! – показала девочка на разноцветную клумбу. Мальчик тут же шагнул, ухватил ближайший цветок за стебель и успел рвануть до того, как к нему подскочил молниеносный дедушка. - На! – мальчик радостно протянул цветок девочке. - Какое безобразие! – прошебуршала, проходящая мимо пожилая пара, - Совсем детей не воспитывают! И никто им не указ! А дети уже катились друг за другом дальше по дорожке: «Я первая!», «Нет, я пелвый!», «Нет, мы вместе прибежали – значит, мы оба первые!» - а за ними трусили мама и молниеносный дедушка, успевавший вовремя поймать мальчика в те моменты, когда тот направлялся падать в озеро.
Если по дороге встречались другие девочки, мальчик застревал для знакомства. Тогда девочка обиженно поджимала губки и шла дальше. Но мальчик снова догонял её, и марафон продолжался. Опять на дороге клумба. Молниеносный дедушка отгоняет от неё мальчика. Девочка строго грозит пальчиком: - Это же клумба! На клумбах рвать цветы нельзя! Но мальчик упирается и тянется к большому тюльпану – так интересно почувствовать, как толстый стебель, ломаясь, захрустит в ладошке! - Идём туда! – и они бегут дальше.
Подступает время обеда. Мама уводит девочку, машущую на прощанье ручкой. Мальчик капризничает – ему хочется побежать следом. - Вот как он прилип ко мне! – говорит маме девочка, - Это потому что я ему понравилась! Ведь девочки красивые – поэтому нравятся мальчикам.
Заплачет хмарь, и небо упадёт. Отмолится ли грех экуменизма? Нам в страхе предлагают то ли клизму, А то ли маршем радостно под гнёт: Все вместе против злого терроризма, С еретиком под ручку - в рай земной. И совесть давит горней глубиной, А СМИ проникновенно лгут трюизмом.
И будет миг: уляжется в ладонь Всё то, что было Небом. Свирепей - Поддай всем верным тысячи скорбей, Святое жгущий страстностью, огонь! Случится ль? В алтари земных церквей Проникнет зло и ляжет господином - И будет зло великим и единым... Любовь моя, спаси: мой страх развей!
Чудесна жизнь! В ней каждый миг - впервые... Как не растратить времени обрывок, Что выдан только раз? Легко и живо Лови мгновенье, друг мой! Carpe diem!
Порывы чувств от горечи до неги, Гармонией обласкано искусство, Мы, не вмещаясь в ложа всех Прокрустов, Стяжаем тайны Альфы и Омеги!
Но час придёт: исхожены дороги, Изучены точнейшие науки, Построены надёжные фелуки, А как ни глянь - не близятся итоги.
Остановись, послушай бесконечность - Симфонию не выраженной бездны... Её постичь - попытки бесполезны: Жизнь коротка в горении беспечном,
А тайна запечатана, сокрыта. Был крепок ум, луща орехи знаний, Мечтая вскрыть шкатулку мирозданья, Но не собрать разросшееся жито.
И на пороге ты очнёшься нищим: Всё, что трудами вызрело - не важно. Шагнуть вперёд - быть может, и не страшно. Но ждёт ли Тот, Кого всегда мы ищем?
Зачем ты пришёл, человече, сюда? Ты крошек принёс? Молодец! Ну-ка, дай! Мы станем клевать, только сыпь, не смущай – Кроши на дорожку большой каравай. О чём ты подумал, взирая на нас? О том ли, что мелок наш мир, без прикрас? О том ли, что серы, всегда голодны? О том, что смелы и не-много умны? Ты грустен с тех пор, как покинул простор, Где тайны туманов в расщелинах гор Скрывают журчащую свежесть воды, Где снег хорошо сохраняет следы, Где в душу впечатался танец стихий, Где лёд притулился на скалах, как мхи, Где эхо и ветер томили мечту, Где знал: "непременно к вершине дойду". Ты, в сердце-музее стихию храня, Тоскуешь острее о нескольких днях, Что были, что будут... Затем ты угрюм, Что горы зовут, занимая твой ум. А нам только крошек насыпь, не зевай - Мы, голуби, любим и ценим свой край.
Зачем ты пришёл, человече, сюда? Ты крошек принёс? Молодец! Ну-ка, дай! Мы станем клевать, только сыпь, не смущай – Кроши на дорожку большой каравай. О чём ты подумал, взирая на нас? О том ли, что виден один только глаз? О том ли, что серы, всегда голодны? О том, что смелы и не-много умны? Ты грустен с тех пор, как покинул простор, Где тайны туманов в расщелинах гор Скрывают журчащую свежесть воды, Где снег хорошо сохраняет следы, Где в душу впечатался танец стихий, Где лёд притулился на скалах, как мхи, Где эхо и ветер томили мечту, Где знал: "непременно к вершине дойду". Ты, в сердце-музее стихию храня, Тоскуешь острее о нескольких днях, Что были, что будут... Затем ты угрюм, Что горы зовут, занимая твой ум. А нам только крошек насыпь, не зевай - Мы, голуби, любим и ценим свой край.
На ладонях волн понесёт стихия За кордон сует серо-белых дней. Невесом челнок. Небеса темней, Мы замрём вдвоём на краю морей, На слова скупые.
Чёрен неба свод, охраняя тайну, Хороводы звёзд, говоря, молчат: В их речах - вино, а в молчанье - яд. У начала дней звёздный облик снят - Кадр не случайный.
Вот ладонь. И вот. Переплёты линий. Пряный воздух свеж на семи ветрах. Задрожит душа, точно малый птах: Не бывало так ни в мечтах, ни в снах Тех, кто слаб и глинян.
Уноси, волна, не давай покоя! Нам ли знать, куда полетят ветра - В парусах надежд им вольно играть. А во мне, из глин сотворённой - мрак И цветы левкоя.
От листьев клёна отделилась тьма И потихоньку села на траву. Чуть подросла: обволокла дома, Цветок зари и неба синеву. Вступила кошка-ночь. Неслышен шаг Пушистых лап. Транзитом - скаты крыш, Подмяв их блеск. Расширился дуршлаг, И проползла в него, блистая, мышь - понюхать звёзды-дырки. Помолчи. Погладь рукой кошачий длинный хвост. Вольно друг дружке грезиться в ночи, Ведь догорел до тла последний мост... Вспорхнул июнь и вылетел стремглав. Но эта ночь... И памяти кальян... И я вдыхаю свежий запах трав Того вчера, где слитны инь и янь.
Вспышки фар пролетают навстречу и прочь. Замени мысле-дни на меня. Пусть за окнами бесится мёртвая ночь, Дребезжа в близоруких огнях... На меня посмотри - я живее, чем свет Над дорогой искрящихся фар. Брось - пусть в луже размокнет ненужный билет На сеанс славословий, фанфар... Сбавив скорость, покинем смешение трасс, Преступая кордон темноты, Звёзды в небе включая мгновенно на раз, И луны полусвет на два. "Ты..." - Прозвучит незнакомо, легко и свежо, Чистый воздух тревожа слегка. Это выход прямой до июля межой, Как бы кто ни крутил у виска. Лабиринт долгих трасс для шуршащих авто - За спиной - потеряет свой блеск В час рассвета, скрывая в туманном манто Золотого стремления вес. В час рассвета так зябко, но солнце лучом Покоряет прохладу и тень: Мы с тобой новый мир незаметно начнём, Как предвестница лета - сирень.
В лабиринте мысли - строгость и кристальность: Стены важных планов, переходы дел. Вспышки чувств излишни (пафос, маргинальность) - Вам не нужен вовсе нервный беспредел.
Но она такая милая простушка, А посмотрит - тонешь в ласковых глазах: Уплыла неслышно Минотавра тушка, Что убит улыбкой под ресничный взмах.
Отражая звёзды, взгляды загорелись: В призрачном сиянье - чувственный разряд Проникает в сердце, чудно запределен... Стены лабиринта, падая, горят.
Зрела молодость, целясь камнями идей в неприкрытые головы. Каждый миг нам казалось: вот к истине тропка - бежим! И неслись табунами к мечте из фарфора тяжёлого. И дрались (к чёрту жалость!), сдирая с обидчиков лживости грим.
Птах фарфоровый (феникс) летал к небесам - мы несли его весело! С перьев стёрли дождинки, подкрасили краской: "ура!" Улыбалась звезда кузнецам чудо-счастья, кудесила. И плевать бы на тех, кто завистливо прочил успешности край.
- Ты лети, чудный птах! - не смотри, что на пёрышках трещинки вызрели - Подлатаем легко: мы теперь не мальцы - мастера! Обученье тугой тетивой распрямилось - разбрызгались Наши судьбы по разным концам голубого фарфора (пера).
Где-то там, где ослабнут труды, ожидает момент откровения: Разобьётся ли Феникс, от нас улетит в облака? И тогда не признаю, что слепо моё дерзновение, Хоть и стану смиренен, чтоб камни былого собрать, отыскав.
"Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда," А. Ахматова
Опять на выходе - стихи... Ловя умом в эфире мысли, Скорее, чтобы не прокисли, Из них укатывать комки, Как бабу снежную, до пят Из свежевыпавшего снега - Слепить строку, деталькой лего К другой строке её крепя,
Плести, сучить из ничего Цветные ниточки сюжета... А память вносит запах лета, Дожди ли, зимнее манто - Изящно, на подносе снов, Мечтательности, ощущений. Твердит мне сердце: "ты - не гений...", А я ему: "ты - пустослов!"
Откуда только ни возьмись Растут... из сора, из отбросов - Так развивается философ, Художнику вручая кисть. Они живут во мне вдвоём И, жемчуг слов перебирая, Считают: доля их такая - Ловить чудесное живьём.
Движением привычно неудачен, Бреду, простак, по мокрой мостовой. Опять дождями Питер озадачен. Привычная напасть парит со мной. Я чётко слышу: "нет", - опять же, - "нет", И, вслушиваясь, будто привыкаю, Судьбой гонимый прочь, стоять у края Великих битв, держа нейтралитет.
А дождик: "кап", - как чует - льёт и льёт Кипучей влагой брызг из водостоков, Лаская раны тех, в ком одиноко Свирель печали песенку поёт. Эльф-мим на лепесточке трын-травы Сидит и вяжет сказки: рвутся нитки, И петли убегают по ошибке, Увы, мой друг, увы, увы, увы...
А я стихи, как семечки кладу В карман на память, щёлкая без меры, И бродит призрак странной новой эры, Но он меня обходит за версту. Мне хочется словами описать Всё то, что видит взгляд, и слышит ухо, Чтоб искра узнаванья не потухла, Упав на мысли сумрачную гладь.
Воды зеркальное отрешение... Всплеск нарушает. Закат в малиновом отражении смугл, тихо тает. Сурьма струится по многоветочкам ив и осин, Слепив до слитности силуэтное. Сом надкусил Луны печальность от одиночества - вор, но суда нет.
Плывёт по озеру плоскодоночка. Тишь. Блик туманен. Почти не движется штрих-судёнышко - хлеб по сметане Чернел бы корочкой на тарелочке так. Левый лес Стал рыж подпалинами, что белочка. Жнёт хитрый бес Тревог предвестия мимолётные - дух думой ранен.
Воды спокойное одиночество тьму принимает. Бутон закатного розотворчества вял, скомкан с краю. Туман всем щупальцем, пробирающе, влез в рукава. Сурьму повыдай-ка на-гора еще, ночь. Ты - права: Конец отшельническому странствию. Ждёт быль иная.
"Мама, не умирай!" Ужаса плотный кокон Выпустит мотылька знания: "мамы нет". Чёрная тишина шока. Разбитость окон. Выходы из метро не открывают свет.
С ласковой добротой глазки изящных кукол Тропку в волшебность дней дарят легко за так. Тропка, не пропадай! Мастеру чужда скука. Чудо рождает жизнь в чутких твоих руках,
Мама... Не уходи. Небо снаружи смугло. Искренности слова смогут облегчить боль? В чистеньком фраке мим обнял подружку-куклу И от дождя укрыл: "другом побыть позволь"
Розочки, башмачки, милый жучок на шляпке... Чудо нельзя взорвать - нет для него границ: Чудо летит в сердцах, дарит цветов охапки, Чудо рождает жизнь светом любимых лиц.
Трудами наполняя дни, Я препарировал стихии*, Врачуя, размышлял. К Софии* Стремил надежды, прост и нищ.
И вот - бессмертен (О, Гермес!) - Вмиг стал великим и счастливым: Всё меркнувшее - чудно живо, Столь ощутимо! Шаг стал резв.
Нет устали от чувств - готов Любить, как юный, восхищаться: В груди - уверенность пульсаций, Пьянят мечты - нектар богов!
Вот мотыльком в луче зари Скончался день - столь краток, жалок... А мне теперь и века мало! Повержен враг: судьба, умри!
Но вдруг на пике торжества Укол пронзительной ошибки: Прощальный жест - оскал улыбки В зерцале... - я взглянул едва.
Судьба застыла - не жива: Лик старика был столь уродлив, Что и зари последний отблеск Надежды в клочья изорвал.
Года текут - песок песком... Века - цепочкою верблюдов. Я смерть ищу, зову, как чудо, А та сбегает прочь тайком.
---------------------------------------------------------- * Стихии или элементы — в античной и средневековой натурфилософии четыре первоначальных вещества, к которым также добавлялся «пятый элемент». В средневековье учение о первоэлементах было одной из теоретических основ алхимии и астрологии. * София, Премудрость — понятие в античной и средневековой философии, иудаизме и христианстве, выражающее особое представление о мудрости или олицетворённая (воплощённая) мудрость.
........... Не помещаясь внутри, задевая рёбра, Храбрые бабочки рвутся на белый свет… ........... Всё ведь не сложно прочесть по его глазам, ........... …Бабочкам нравится запах живой надежды…
Автор: Ира_Сон
-------------------------------------------
Бабочки-ниндзя - страшнее в природе нет: Внутрь организма вползая, кромсают рёбра - Выходы ищут наружу. Кровавый след Вьётся легко, довершая ужасный образ.
Любит - не любит... Любови уже не жить: Бабочки-ниндзя добили вчера калеку - Бедная мёртвая тётка Любовь лежит. Но оживает вдруг Вера (спасибо, лекарь!) -
Ищет рецепты спасенья от злых убийц, Взгляды прохожих листая, как будто книги. Наденька только спокойна, без истерий: Ниндзей пугает духами "Экстракт интриги"…
Пора готовить пути отхода, пора подыскивать новый тыл. Таков обычай: от года к году бросать приюты, сжигать мосты, Давить смертельно живые чувства, а память сбрасывать, как балласт. На сердце тягостно, в трюме пусто. И якорь в руки! И Бог подаст.
Ответь, нечестный несчастный странник: зачем сбегаешь, кому ты мстишь? Какой неведомой болью ранен? Кому во славу горят мосты? ...И в горечь правды нырнёшь, как в омут, прорвётся стоном ничья вина.
Приют вовеки не станет домом — родным, который тебя изгнал.
Ира_Сон
----------------------------------------
На сердце тягостно, в трюме пусто: душа страдает, что выпит ром. Заря по курсу лежит лангустом, мяучит Якорь в руках - дурдом. Во взгляде - ненависть, чёрт - на мачте: старпом сам-лично глядит вперёд. Корабль в море - кусочек смачный, к нам прямо в руки, дурак, плывёт.
Добудем рома - заполним трюмы, и будет весело на душе! Купец не знает, что стал изюмом в уме пиратского атташе. В брюшину - сабля: встречай посольство! Телами устлан чужой ботдек. В душе - сомнение, беспокойство: на мачте кончу недолгий век?
Я был хорошим, я верил в сказки, но стал пиратом, каких не счесть... Но стоном рву я вину, как связки, всю совесть - в клочья - вот это жесть! Я в горечь правды ныряю снова - меня толкает туда запой. В груди - истома, их мачты тонут, я в трюме - дома, и ром со мной.
В каждом царстве (факт доказан) На лугах пасутся СМИ, Поедая сочный разум Предоставленный людьми - Погружённых головою В политический конфликт, Обгрызает, сытно воя, Спрут, силён и многолик. Он всегда узнать поможет, Кто был прав, кто виноват, Он врагам свинью подложит, Пастве - новенький салат Из несчастных жертв разбоя, Войн, аварий и стихий - Возмущение парное Поджирнить до истерий. Собирая инфо-войско На борьбу с вселенским злом, Мозг выносит на помойку И ведёт его путём.
Позабыв весны напевы, Мы сигаем за моря, Чтобы в чуждые пределы Привнести по три рубля. А оно туземцам надо? Мега-помощь слов ли, бомб Обустроит вмиг порядок В их борьбе с вселенским злом?
Ползущая скалами тень - нелепа, Порою комична в туманном гриме. Гляди-ка: на палле её из крепа - Горошки армерий. А страх мой вымер, Как мамонты - бивнями вмёрз в былое, Осколками прошлого мир усыпав: По острым краям прохожу босою - Вот мой Шаолинь (что ни шаг - то выпад).
Уныло рокочет людское море, Барашками - ярость в слепой корриде. Захочешь, утонем в безумном споре С иллюзией мрака. Но спор обыден. Чудесно другое: внезапно целым Творением света внутри друг друга Мы стали - преграда меж нас истлела, Рассыпался морока тёмный угол.
И Кто-то хранит этот миг от фальши, В глазах растопив золотые льдинки. Мы вместе с тобою продлимся дальше На зависть скончавшимся древним инкам. Пусть песни и мысли, и даже скалы Сотрутся пестом тётки Кали в небыль, Но вечна травинок цветная малость - Затёртая в память подпорка неба...
А ветер, неся аромат и вести, Болтает игриво комки армерий, Как странно прожить эту малость вместе - От взгляда до взгляда пространство мерить...
Счастье кануло в покой, как хлопок одной рукой - Облетело шелухой. Уши взрежет тишина - я замру, оглушена, На груди змеёй - вина. Молча скомкаю: "постой...", - став испитой пиалой, Вмиг расколотой тобой. Ты обрящешь сто дорог, станешь лить на раны грог - Нагуляешься ли впрок? Бог надышит связь времён: душ поток овеществлён - Им откупится закон. Мы останемся нигде. В суете ли, красоте? Но, увы, уже не те. Так и слышу: рвётся нить. Безрассудно ли просить Этот ход остановить? Вспомни: ............... лодочкой ладонь, не затянута супонь, На душе поёт гармонь...
Видишь, сбегает вода меж камней, Как ни поставь ладонь - вокруг струится. Жизни теченье, резвей ли, скромней - Чистый ручей, Рождён в душе-кринице.
Дни - будто камни, а русло - судьба. Стоит иных желать? Упругой льдинкой Тает мечта над стремниной, слаба Поколебать Ландшафт - тверды суглинки.
Что-то притоки приносят извне: Тину забот, печаль, тоску веселья... Давит обвал опостылевших дней: Жить бы честней, Но лень ложится мелью.
Чувства уходят всё глубже (напасть!) - Русло тому виной иль Божья кара? Камни оближет ветрище, как тать, Ставя печать Тоски щедрей и даром.
Был ли, и правда, для счастья рождён? - Эхом вопрос шумит во мгле протяжно. Канул под землю ручей, как в полон. Жалок, смешон - Пижон, а мыслит важно.
--- Бывши в горах, помню, видел: поток, Пав под обвал, исчез в земле бесследно. Позже он вырваться всё-таки смог - Жив и широк, Бурлив, шумя победно...
Над топью суеты за сказками след в след В тоннеле странных дней, пробитом сквозь рутину, Мостками светлых снов, я долго шла во мгле, Тая живой мечты пружину.
Кто сумрак разложил на множество цветов - Раскрыл (как самурай - тэссэн, готовясь к бою), Улыбкой пробудил игру полутонов - Чей взгляд задел в душе живое?
Таинственности сад, одетый в кимоно Туманности, блестел жемчужно в брызгах лунных... Как в зеркало, в него смотрелась я давно, Но нынче в глубине - руны -
На свитке нежных чувств расколота печать, Проявлено всё то, что было скрыто пылью, Пульсирует приказ: "Ристалище начать - Подрезать гордецу крылья!"
Пуская ласку в ход, не выбьешь меч из рук, Тепло лукавых глаз ускорит пораженье - Ты жаждешь торжества над жертвой, как паук, Но сладких мук исход - мщенье.
Играя, ты разбил, как вазочку - покой, Я ощутила боль, беспомощность и холод, Приём бы применить за то, бесценный мой, Из стиля самки богомола*:
Смогу - сведу с ума, и ты, ведомый в ЗАГС, Чтоб счастье испытать, прослушав Мендельсона - Навеки пропадёшь... Не отпущу, простак - Умрёшь для всех других девчонок!
Взлетели воробьи, чирикая смешно. За шиворот проник весенний ветерочек. Для мыслей "леденец" - гонконгское кино, А в сердце - милых глаз почерк.
* Стиль "самки богомола" вымышлен (с намёком на склонность самок этих насекомых съедать самцов)
Тоскливо жить, как все - надеяться и ждать, Обидно: каждый день похож на все другие. Кто может изменить реальность? Где мессия - Кто вылечит твой ад, подарит благодать?
Внутри - какой-то ком, снаружи - ничего, Что может разрешить коллизии желаний, И ежедневный труд - постыл, ложится данью На сумрачный алтарь асфальтовых лугов.
Огромный синий кит* подарит шанс лететь И думать в этот миг, что взлёт направлен к небу - Решением проблем считая эту небыль, Так просто променять любовь и долг на смерть.
В родительских глазах почиет нудный Бог, Который не велит являть непослушанье. Так просто и легко оставить страх за гранью, И пепел всех надежд, и душ чадящий смог.
Но лишь один вопрос растает без следа: "Зачем?" Ведь ты могла дарить тепло и нежность, Ведь ты могла любви позволить быть безбрежной - И был бы мир цветным и радостным... тогда...
* образ синего кита используется в качестве символа в виртуальной игре, склоняющей подростков к самоубийству
Мадам, Ваших пальчиков танец прелестен: За гранью морали пикантное па Оставило след очень явный... Вот здесь вот. Смотрите, подвластна мне Ваша судьба (Мадам не глупа!)
Ах, письма - медлительны, будто улитки - Томим ожиданием их адресат. Но в цепких руках эти письма - улики, И скоро, продав их, я стану богат! Мадам, это - мат.
Не спорьте, не плачьте - несите купюры: Они, словно письма, порой шелестят, Но ими возможно прикрыть авантюры, Которыми город незримо объят (Любовь - сущий яд!)
Потомки, быть может, сравнят с паутиной Интриги, сплетённые хитрым умом. О, да, я - паук! И ни в чём не повинный, Заметьте, а Вы - в переплёте большом. Спешите! Бегом!
Дрожат, словно крылышки, Ваши ресницы: Слепой мотылёк - Вы летите в огонь! А мне Вас не жаль. Обзовёте убийцей? Но мной не нарушен суровый закон. Я выиграл кон.
Со звёздами беседуют поэты, С собаками - хозяева собак, С котами - те, кто любит полумрак И сериалы длинные при этом. А ты, мой друг, беседуешь со мной: Доверив мысли, поверяешь тайны! И этот выбор вовсе не случайный: Мы - сослуживцы, словно Бог и Ной. Ты помнишь, Ною Бог сказал: "Возьми Прикольных разных тварей для ковчега!", - И Ной послушно сладил плот к побегу - Отплыть водой потопа в новый мир. А ты велел: "бери, глотай руду!", - Мне радостно исполнить ту работу И в будний день, и в праздник, и в субботу, Как говорят - "дудеть в одну дуду"! Что грустен? Сердце девы - суть металл - То холодна, как сталь, то горячится? Позволь его расплавить - пусть смягчится, Усиливая ярких чувств накал! Поверь, дружок: любовь - как будто я - Способна твёрдость вмиг переиначить, Добавив сердцу новых лучших качеств... Наполни чувством строки: как струя Прекрасной стали - в кокиль, сделав план - Прольются на листы твои поэмы. И в них чудесно вдруг предстанем все мы: Она и ты, мартен, любовь - роман.
Со звёздами беседуют поэты, С собаками - хозяева собак, С котами - те, кто любит полумрак И сериалы длинные при этом. А ты, мой друг, беседуешь со мной: Доверив мысли, поверяешь тайны! И этот выбор вовсе не случайный: Мы - сослуживцы, словно Бог и Ной. Ты помнишь, Ною Бог сказал: "Возьми Прикольных всяких тварей для ковчега!", - И тот собрал послушно плот к побегу - Отплыть водой потопа в новый мир. А ты сказал: "бери и ешь руду!", - Мне радостно исполнить ту работу И в будний день, и в праздник, и в субботу, Как говорят - "дудеть в одну дуду"! Ты грустен: сердце девы - суть металл (То холодна, как сталь, то горячится...) Могу помочь: расплавить - пусть смягчится, Тепла любви почувствует накал! Ведь ты сравнил: любовь - как будто я - Способна твёрдость вмиг переиначить, Добавив сердцу новых лучших качеств... Так вылей чувства в строки: как струя Прекрасной стали - в кокиль, сделав план - Пусть лягут на листы твоей поэмы. И там чудесно вдруг предстанем все мы: Она и ты, мартен, любовь - роман.
Солнышко утром пускает зайчат на дорожку ведущую к паперти, Варенька "дрёму" сгоняет, свечной огонёк прислонив к фитильку - Я освещаю багряный хитон, обрамляющий лик Божьей Матери - Чтобы ясней различать красоту, тихим светом служу.
Звуки молитвы размеренно полнят пространство, и дым от кадильницы, Вьются под куполом ангелы - к Богу возносят неслышны хвалы. Кто-то к Тебе подступает, просить о заветном с усердием силится: Милостью Божией помощь дарящая, щедрая, малых услышь!
Губы шевелятся словом молитвы, и пламя в глазах отражается, Тонко сливаются запахи роз и каждений густой фимиам. Ангелы светлы опять хороводом к старушке забавной слетаются - Так же как прежде голубки у храма за крошками жались к ногам.
Льётся мой видимый свет отражением радости чистой духовности - Будто зовущий маяк в непроглядной ночи у родных берегов: Ждёт Пресвятая всех чад в том прекрасном саду, где не правят условности. Кто-то увидит, услышит, допустит до сердца спасительный зов?
Лучик вечерний оранжевый скрылся, слегка оттолкнувшись от купола. Свечи погасли, и двери закрыты, и я отдохну до утра. Ангелы сон прихожан берегут. Темнота закоулки нащупала. Тихо, светло от луны, что прозрачным лучом задевает витраж.
Вы мне не поверите, не так ли? В полутьме пустых бесснежных зим Белый гусь в любви признался цапле Серой, принесённой в магазин. Падал дождь на лужи за витриной, Каблуки топтали грязь, спеша, Гусь был бел и в общем-то резинов, А внутри - ранимая душа. Цапля - велика и горделива, Гуся разглядеть могла с трудом, Натуральна внешностью, фальшива Изнутри (опилок с паклей ком). Гусь любил свистеть однообразно, Цапля - молча пялиться в стекло: Каждый размышлял о чём-то разном, Но бок о бок думалось светло. Загорелись ёлки и гирлянды, Застучали чаще каблучки, Кот сказал: когда пробьют куранты (По ТВ) - желанья, что крепки, Будут исполняться непременно - Только, загадав, хвостом махни! Гусь и цапля ждали миг смиренно, Не смущаясь шустрой толкотни У прилавка - детские игрушки Покупали многие теперь. Вот и гусь был куплен вместе с кружкой, На которой - парочка тетерь. В Новый Год под ёлкой серебристой Он грустил, курантов слыша бой, И желал вернуться к неказистой Цапле, молчаливой и прямой. Жизнь пошла по-своему успешно: Гусь плескался в ванне с малышом Тот смеялся весело, потешно, Гусь пищал задорно: "поплывём!" Цапля наблюдала по привычке Суету людскую за окном, Кот читал газеты и таблички, А любовь казалась странным сном.
"Под ёлкой были кубики и лев, и счастье, пропитавшее насквозь часы, окно и даже пятна солнца. Здесь всё сбылось, всё сбудется, начнётся, что в этот миг ещё не началось." Елена_Тютина
Начнётся, что ещё не началось... Выкрадывая сумрак из-под ёлки, Ежонок-время, фыркающий, колкий, Затопав, вдруг промчится, будто лось. Я удивлённо посмотрю вослед - Туда, где снег упал, качнувшись, с ветки, Задетой лосем. Вспомню: малолетки, Едим конфеты, и конца им нет...
Вдруг лось вернулся, фыркнул, подмигнул Огромным глазом, превратился в белку. Махнув метелью, ветер взял сопелку, И нежно-нежно ноту потянул. И снова ёлка, праздник, смех ребят Купает радость. Льва кладу под ёлку, Воспоминаний вытряхнув иголки, Целую счастье. И глаза блестят.
Мягкие-мягкие http://litset.ru/publ/16-1-0-32232 ........... Мягкие-мягкие белые киски Хлопьями падают с неба на землю. Искрами – искренность ............ Нежные-нежные кошкины вирши…
Автор: Елена -----------------------------------------
Шёл я. На голову кошки валились: Мягкие, тихие - туча рожала. Мех на ушанке был искренно стилен - Кошки искрились, их было немало.
Кошки - и ладно, зато не слонята (Те б натоптали: в лепёшку - умишко). Сделать из кошек бы сладкую вату! Только хвосты у них длинные слишком.
Хвост, если сладкий - налипнет на пальчик, Пальчик оближешь - откусишь немного... Нет уж, пусть вирши слагают в журнальчик Мягко-безумным чудаческим слогом.
Каков он, пролив Магеллана? Целующий волны ледник, Шторма, да седые туманы, Пингвинов особенный крик... Рекламой газетно-журнальной Заброшен на архипелаг - Запомни напев обручальный Окраины света, чудак: Как свадебный лёгкий замочек - На стыке меж явью и сном - Скрепит ваш союз одиночек Лихих путешествий звеном. Вылавливай счастье, как рыбу, Исследуя дни-острова В любимой улыбке, изгибах: Начало любви - пахлава.
Написано на конкурс "Антиподы-150" (газета - архипелаг - замок)
Мне б на острове зелёном Поселиться Робинзоном - Строить хижину под пальмой, не заботясь ни о чём, Засевать поля пшеницей, Печь лепёшки, веселиться - Лишь бы в школе не учиться! Друг, а хочешь - поплывём?!
Загоришь и станешь чёрным... Будь туземцем, наречённым Чёрной Пятницей! Помощник нужен мне везде во всём: Свой язык нам пригодится - Чтоб болтать не разучиться, Каждодневные зарубки календарно нанесём!
Дан приказ: отплыть не позже, Чем до вечера! Мы сможем До прихода пап с работы сняться с якоря успеть? Чтобы буря не застала, Отплываем до скандала (В дневнике, как лебедь - пара). Раздобудь в дорогу снедь!
Ах, мечты! А вечер ближе. Море мельче, меньше, жиже... Холодок спины пониже бродит - близится финал: Где-то там на горизонте - Чёрный парус (папин зонтик). Пальма в иву превратилась. Всё погибло, я пропал.
