Представляем вашему вниманию подборку произведений членов жюри серии "Лучший автор ПКП 2020 года"


Логиня
В начале было слово

В начале, как обычно, было слово.
Оно влекло в прекрасное «потом»,
И в нём ничто не предвещало злого –
Ни смысл, ни тон.

Потом из слова вызрели тирады,
Гремевшие со сцен и баррикад, –
И становилось в нём всё меньше правды,
Всё больше – правд.

Бежали дни... Уже немногим позже,
Неся потоки грязи и воды,
В борьбе за правды слово стало – ложью,
Слугой вражды.

Звучало слово яростно, набатно,
Зовя на смертный бой добра со злом, –
И шли – толпа на стаю, брат на брата
И мир – на слом.

В огне войны сгорали, как солома,
Надежды, человечность, хлеб и кров...
В начале, как обычно, было слово.
А после – кровь...

Спит снова чей-то брат под крышкой гроба,
И ненавистью полнится эфир.
Неужто нет такого слова, чтобы
Вернулся мир?


Елена Шилова
Я написал бы...

                    И глаза мои вроде ясные,
                    Но в мозгу царит чернокнижие.
                                            (с) К. Арбенин

Кровать пустует, на часах почти полтретьего.
Мигрень скребется в голове чумною крысою.
Я написал бы о любви, большой и трепетной,
О верной дружбе, доброте и бескорыстии,
О горизонтах, золотистой дымкой сотканных,
О белокаменных дворцах с резными башнями,
Да только дар мой не желает знать высокого,
Ему милей моей души застенки страшные.

Силки бессонницы верней любого карцера.
Сквозь муть реальности – иных созвездий сполохи.
Весна в разгаре, под окном цветут акации,
Но мне все чудится, что в доме пахнет порохом.
О чем ни силюсь рассказать, о чем ни думаю,
Из-под пера опять выходит злая исповедь.
И в однокомнатном прокуренном аду моем
Мечты становятся чудовищами исподволь.

Рассвет туманным молоком на стекла выльется.
Всю ночь ворочается бес в моей чернильнице.


Murrgarita
Стихи

не выучка, не лоск, не мастерство…
как нож из-за угла в руке убийцы –
изысканно болезненный восторг,
которого не хочется стыдиться, –
читать твоих стихов цветную вязь,
за каждым словом ощущая вечность…
осколки снов, сверкая и искрясь,
сквозь клочья туч бесцельно и беспечно
обрушатся на душу, плоть и кров
дождём навылет бьющих капель-лезвий,
и нерв, и кровь, и радуги миров,
тычинки звёзд в цветах чужих созвездий,
и злого солнца воспалённый глаз,
и трепет крыльев стрекозы, застывшей
в палящем хрустале в полдневный час,
и острый топоток бегущей мыши –
пусть сами чудом разлетятся в строки,
и ты позволишь, ты умеешь сметь,
играть, глумиться над неверным роком,
ты, знающий: порядок – это смерть.


Александр Оберемок
Монолог вагоновожатого

Шел я по улице незнакомой...
Н. Гумилёв

Век колесницы в былое канул –
Мне предложили, мол, выбирай.
Автомобилю, аэроплану
Я предпочёл городской трамвай.

Просто мне нравится шум и грохот,
Гром, столкновение острых льдин.
Туго, со скрипом ушла эпоха.
Я навсегда остаюсь один.

Сколько мне люди имён давали –
Локи, Харон, Азраил, Гермес...
Кто оказался в моём трамвае –
Тот растворился во тьме, исчез.

Стелется след – световые косы,
Пишет узорную вязь времён.
Лязгнут на стыках пространств колёса –
Звук отстаёт и летит вдогон.

Пыль вековую колёса взвили
С дремлющих в прошлом дремучих лет.
В мареве мельком – миры и мили...
Вдруг на подножку вскочил поэт.

Он различает в дыре проёма – чёрной, как жизнь, и как смерть, глухой – взгляд старика и газон у дома, ящик с отрезанной головой. Где-то во мраке всплывают лица, тянутся к миру его слова. И шелестят в темноте страницы: маленький мальчик на шкуре льва, здесь – конквистадор, а в блузе серой – старый рабочий, что пули льёт, чёрные карлики жарят Пьера, Ромул и Рем... и расстрельный взвод. Взгляд опустив от иллюзий Майи, где по-дикарски поёт зурна, шепчет поэт, кулаки сжимая: «Остановите вагон, не на...»

Смерти не бойся. Не чувствуй злобы.
Всё здесь рассчитано наперёд.
Смерть как Медея. Рождает, чтобы
Вырастить нас. А потом убьёт.

Как ни петляла бы, ни кружила,
Как бы дорога нас ни вела,
Но после Сены, Невы и Нила –
Снова Исакия купола.

Значит, пленила нас кольцевая,
И мириадами чёрных глаз
Через глухое окно трамвая
Вечность устало глядит на нас.


Женя (Гнедой)
как добрые люди зло победили...

ты не собьешься с истинного пути –
вера в добро прочна и крепка, как сталь.
если ты добрый, хочется победить...
зло проклятое, взять... и вкатать в асфальт.
сердце твое не тронут мольбы ничуть,
было бы тут тебе горевать о ком.
должен ответить кто-то за все, и пусть
хрустнет костями зло под твоим катком...

выйдет на площадь радостная толпа,
чепчики в небо бросят…. ты - их герой.
"зла больше нет" на стенку прибьют плакат,
труп закопают,
смоют с асфальта кровь...


Ирина Суворова
Революционное

Готовились Нечистого повесить...
Курировал перфоманс сам Префект. Привлёк войска, лоббистов, церковь, прессу, украсил ритуальный табурет. Граффити стёр с помоста эшафота, детально вник в анкету палача, переписал доклады патриотов – тех в неформат заносит сгоряча.
Рассвет прополз на лобное гадюкой. Взгляд узника безрадостен, но твёрд. Префект тайком пожал мессиру руку – так светел был и симпатичен чёрт.
Но лязгнули затворы, взвыли трубы, поймал шлею под хвост честной народ: "Кончать подлюку, вздёрнуть душегуба!" "Распять!" – традиционно гнул Синод.

Чёрт всё признал с покорством страстотерпца:
войну, чуму, обоссаный подъезд, Deep Purple, флешмоб, дантистов, жаб на сердце, Овечку Долли, внутренний протест. Молчал бы лучше, чем серпом по ране. Префект кивнул, палач ответил: "Есть!"
Зачистив зло, спешили горожане кто на войну, кто по нужде в подъезд.


Neihardt
Читая Тынянова

…Бесконечная дорога.
Разговоры
Увязают в мерной поступи подков.
За глухие сарацинские заборы
Время заперто на тридевять замков.
Под шаги мне впору думать о загадках
Азиатской неизученной души,
На привалах тешить ум беседой сладкой,
Словно томным,
Горьким дымом анаши.

В мутном небе,
Словно высохшем от жажды,
Умирает солнце –
Желтый волчий глаз.
В этом городе
Меня уже однажды
Зарубил, бранясь,
Оборванный сарбаз.
Сколько лет тому прошло?
На самом деле,
Больше часа кровь на пыли не видна,
А в державе,
Где от лени отупели,
Не заметили, что кончилась война.

Век сменился.
Все по-прежнему осталось.
Голова – горючий камень-алатырь.
Что опала,
Что фавор –
Такая малость,
И далече ли от Персии Сибирь?
Под казенным
Неснимаемым мундиром
Стынет кровь,
А голос обретает медь…
Круг замкнулся:
Я опять приехал с миром,
Совершенно не готовый умереть.


Аэль
Мой мир

"Мир реально такой,
угрюм-безрадостен-уныл."
(с) Чак Паланик

Мой мир угрюм-безрадостен-уныл...
Увяз по шею в душной селявилье,
И вижу, как архангел Бытоил
Готовится вонзить мне в сердце вилы
И вынуть душу, как ненужный скарб...
Хандра со мной срослась и нет лекарств.

Мой дом – уютный, маленький... капкан,
В котором я живу несчастной крысой,
А жизнь ужалась в вечный день сурка,
Где сонной пылью все мечты покрылись,
Где стали наркоманами друзья
И чувство гложет, что родился зря.

Мой пёс Плутон завалит и коня
И будет грызть потом трофеи-кости,
Но он не в силах защитить меня
От грусти и тоски, что словно осы
Всё жалят, не жалея и жужжа:
«Тебе от нас не скрыться, не сбежать!»

Моя любовь – химеры хмурой тень,
Мираж пустыни, пышущей под кожей...
Меня как будто жарят на плите
И в грудь вонзают когти сотни кошек,
А по ночам ещё кошмарят сны...
Мой мир угрюм-безрадостен-уныл.


Пелагея
Тётя Валя

В ней центнер, никак не меньше. Она до сих пор кокетка,
Она из породы женщин с особым, внутренним светом.
И стопочку выпить может, и песню сыграть задорно,
Не числит себя в святошах – всегда была непокорной.
Накинув платок на плечи, она вспоминает холод,
Бомбёжки и бесконечный изматывающий голод.
Она говорит: «Казалось, что если бы съесть однажды
Хлеб и шматочек сала, и умереть не страшно».
А после, когда по дорогам, разбитым недавней бомбёжкой,
Пленных вели убогих, она им несла картошку,
Ругалась на них, проклятых, сквозь злые ненужные слёзы,
Но папы погибшего ватник им отдала в морозы.
В ней центнер. Какое ей дело до модных осиных талий?
Шутит: «Что не доела, я до сих пор доедаю».


Danish
Реквием городу

Он был наполнен теплом и светом,
Рекламой спамил билбордов строй,
И пахло дымно-ванильно лето,
И город этот, такой родной,
Был крепким домом. Благополучным.
Спасал от зноя, от ветра зим.
И каждый верил, что будет лучше,
И каждый с детства гордился им.

Никто не понял, когда так стало?
Нелепо-страшных событий ряд –
Зловещим фатумом. У вокзала
Июльским утром упал снаряд.
А дальше – больше: ракеты, мины
Рвались, бетон и стекло круша,
И замер город. На поиск мира
Текла по капле его душа:

Бежал – не выдержал – каждый третий.
Пугал спонтанностью гнев людской.
В разбитых улицах воет ветер,
И пахнет порохом и тоской.
Не город – "зона": холодный, жалкий,
Он обнажил подреберья крыш,
И каждый житель – невольный сталкер,
Заложник чьей-то большой игры.

В ночной туман, в пустоглазье улиц
Улыбки, радость и доброта
Ушли однажды и не вернулись.
А их следы потерялись там.
Теперь незваные смерть и голод
Берут один за другим квартал.
Вот так, безвременно, умер город,
Который жить и цвести мечтал.


Елена Лерак Маркелова
Три утра

Старичок просыпается затемно, в три утра.
Неприкаянным призраком, маясь, по дому бродит,
дверцей шкафа скрипит, открывает на кухне кран.
И чего-то бурчит непрерывно. Молитвы, вроде.

То уронит тарелку. То выглянет на балкон.
Будто знает и ждёт.
Молодым неприятна старость.
Хуже редьки да хрена родным опостылел он.
Утешают себя, что недолго терпеть осталось...

Заалел горизонт, обрамляя земную твердь.
И неведомо правнучке спящей и внучке с мужем –
На заре по домам милосердная ходит смерть,
забирая себе стариков, никому не нужных.


Ксенон
Первый удар

Законы улиц – крепкая наука,
И с детства постигается сполна.
Они смотрели молча друг на друга:
Бродяги и дворовая шпана.

И зверь косматый – дикий, неизвестный,
Сквозь каменное крошево веков
Щербатый рот тянул из тёмной бездны
На запах страха, запах чужаков.

И мир путей, широких и просторных,
Сомкнулся вдруг на узком рубеже;
И дети улиц бросили в бездомных
Те камни, что копились на душе;

Гоня бродяг от бедного квартала,
Как будто мстя за горести свои,
Познав права неправого удара
Быстрей и крепче дружбы и любви.

Навеки покидая это место,
Бежало вслед, не чувствуя земли,
Барачное коротенькое детство;
И падало, и корчилось в пыли…


Эризн
Антишут

...................................– … Такова жизнь. Понятно тебе, мой юный друг?
...................................– Нет. Непонятно.

..................................................(м/ф «Котёнок по имени Гав»)
.

Когда я разучилась быть смешной и задавать неловкие вопросы, я это называла «повзрослеть», гордилась… до конца не понимая, что мир не чёрно-белый – он цветной, неоднозначный и разноголосый; что убеждённость – это та же смерть: такая же холодная, прямая, жестокая ко мне и к остальным, кого мои слова случайно ранят… Всезнайство вырождается в снобизм, негибкость мыслей, скованность эмоций; и если кредо сделалось стальным, а мудрость стала схемой на экране – из внутреннего «я» уходит жизнь, одна лишь оболочка остаётся.

Так страшно выдать эту пустоту, признать, как далека от идеала моя нефилософия гвоздя, себя воображающего кистью, – что, облачившись в блажь и суету, иду вперёд с опущенным забралом, в защиту самолюбия твердя заученный канон избитых истин.

Как я мечтаю бросить этот щит и скинуть тяготящий душу панцирь, огромный мир с восторгом открывать, вопросами лечить слепые пятна!

Но юный шут внутри меня молчит, и детство не желает просыпаться…

Вздыхаю: жизнь и вправду такова, и всё опять до горечи понятно, и снова, как вагон по рельсам дней, бегу куда-то времени навстречу; и мир – давно знакомое кино, заезженная напрочь киноплёнка.

Гадаю, жив ли где-то в глубине тот странный и прекрасный человечек, которым я была давным-давно... Как снова научиться быть ребёнком?


Black programmer
когда рассвет разбудит тебя




Жиль де Брюн
таёжное безнадёжное

утопив в болоте сапоги
белыми грибами затоварившись
в комариной пропасти тайги
жалобно кричу ау товарищи
только нет ответа на призыв
третий час ни отзыва ни помощи
лишь медведь пришёл сказал что сыт
намекнул позвать его потом ещё
на айфон из банка не звонят
не сулят кредит по ставке выгодной
антиспам-тайга заслон броня
вечна сберегательна безвыходна
скоро сядет встроенный аккум
недоступны станут приложения
гороскоп и хостелы в баку
счётчики калорий и движения
напишу в заметки хокку что ль
типа самурай готов к погибели
точит меч и тешится мечтой
чтобы с уважухой и по имени
а ещё жене черкну прощай
мол прости что не свозил в эстонию
странно что не помер от борща
у тебя он вечно пересоленный


Татьяна Вл Демина
Света и ёж

Ботинки вязнут в снежном супе,
А я с букетом прибежал.
Ты в этой нутриевой шубе
Похожа, Света, на ежа.

Чудесный мех, слегка колючий,
И вечер мартовский хорош.
Пойдём гулять, не хмурься тучей
И не пыхти, как будто ёж.

Забудем возраст – нам шестнадцать,
Скатаем рыхлый снежный ком,
В беседке будем целоваться
Под нарисованным ежом.

Пускай толкает ветер грубо,
И я негожий кавалер,
Нежны податливые губы,
Как брюшко ёжиковое.

От бархатистой мягкой кожи
Туманом пахнет и весной.
Ты аппетитна, словно ёжик
Душистый рисово-мясной.

Фонарь зажёгся – снег искрится
И настроение моё.
Целую длинные ресницы.
Ты восхитительна, как ё...

Поверь, совсем не думал, Света,
Тебя обидеть, ей-же-ей!
За что ты бьёшь меня букетом?
Ну просто я люблю ежей.


Граф Тимофеев ТТ
Delirium

…А ты сидишь, уставившись в себя,
выкуривая мысли до окурков...
Коронками уткнулись в потолок
им трепетно взращённые нарциссы…
© Тень Ветра. Superbia

Выкуривал я мысли как-то раз –
Из головы, гашишной сигаретой.
И взгляд моих слегка туманных глаз
Блуждал, как блудный сын, впотьмах при этом...
… А я сидел, уставившись в себя,
Хотя глаза блуждали где-то рядом.
Мой демон, хвост облезлый теребя,
Явился мне в ночи библейским гадом.
И этот гад, эдемский старожил,
В мозги мне влез – как будто хряк, с ногами.
Он яблоко погрызть мне предложил,
Сменив его в последний миг на камень.
А я был глуп, поэтому взалкал
Вкусить, залив округу хрустом звонким…
От боли взвился я до потолка,
Роняя на пол все свои коронки.
Туман в глазах снесли потоки слез,
Когда на слой коронок рухнул ниц я.
И встал ребром шекспировский вопрос:
Куда звонить – ментам или в больницу?


Алекер
Как я провёл лето

Этим летом родители отправили меня на первую смену в пионерский лагерь.
Ребята в нашем отряде попались весёлые, дружные, заботливые. Петька Задорнов даже взял надо мной шефство. Так и сказал: "К концу лета сделаю из тебя настоящего мужчину. Все девчонки будут в очереди стоять, чтобы тебя поцеловать".

На следующее утро он меня разбудил в 6 утра и повёл закаляться к морю. А вода в начале июня ещё холодная была. Я даже поначалу не мог ногой к воде прикоснуться! Но Петька – парень решительный. Раз что-то решил, то обязательно сделает. Затолкал он меня в воду и целых 10 минут, показавшихся мне вечностью, не выпускал на берег. Закалиться у меня не получилось, но в лазарет с простудой я всё-таки попал. Молоденькая докторица Аня называла меня "моржом-неудачником" и приговаривала, что мозгов у меня, как у ракушки. А Петька приходил навещать меня и говорил, что у меня, оказывается, невосприимчивый к закалке организм.

Когда я вернулся в лагерь, Петька сказал, что моё здоровье надо укреплять другим способом. Он где-то вычитал, что парное молоко невероятно полезно для таких как я. Петька разбудил меня пораньше и потащил в соседнюю деревню, на поле, где паслись коровы. Там он сказал, что нужно лечь под корову и пить прямо из вымени. Я так и сделал. Но корова, наверное, была ещё сонная, её словно качало из стороны в сторону. И раз так качнуло, что она не устояла на ногах, а наступила прямо мне на ногу. На этот раз я был в лазарете не долго... Докторица Аня почему-то назвала меня "Пржевальским" и посоветовала в следующий раз слоновое молоко попить... Но откуда в наших краях слоны?! Петька сказал, что это мне просто неправильная корова попалась и пообещал, что назавтра мы другую возьмём. Но я отказался.

Два дня я спокойно ходил по лагерю, знакомился с другими ребятами и осматривал окрестности. Потом ко мне подошёл Петька и сказал, что он нашёл карту сокровищ и без меня ему всё не вытащить. Мы перелезли через ограду, и пошли к холму, поросшему густым репейником. Петька показал мне большую дыру и сказал, что именно здесь нужно копать. А поскольку лопата всего одна, и он, Петька, до сих пор чувствует свою вину за корову, то он даёт мне возможность собственноручно выкопать клад. Я копал долго – часа два. Наконец, наткнулся на какую-то деревянную крышку. Вместе мы приподняли её и заглянули внутрь. Мы так толкались у открывшегося нам люка, что я не удержался, а упал вниз. А это был старый высохший колодец.

Как меня оттуда вытащили я не помню. А когда очнулся, увидел белый потолок и почувствовал такой знакомый приятный запах. Я посмотрел по сторонам, и увидел докторицу Аню. Она гладила меня по голове, и даже совсем не сердилась. Называла меня "глупышкой". А потом наклонилась надо мной так низко, что её распущенные волосы защекотали мне лицо, и поцеловала в лоб. Я снова закрыл глаза и подумал: "А ведь Петька всё-таки сделал из меня настоящего мужчину"...

Это было самое лучшее лето в моей жизни!


Юлия Мигита
Миниатюры длиной в 55 слов

Не повезло
Лето нынче – на заказ: солнечное, весёлое. Только сегодняшний день как не родной: промозглый холод, ветрище лютый. В деревенских избах даже печки подтопили. Улицы вымерли: собак – и тех не слышно. Но все знают: солнце было вчера и будет завтра. Надо лишь переждать это мрачное, неуютное «сегодня».
...
Ты бабочка. Ты жила один день. Именно этот ненастный день.
====================

Уродец
Две курицы повстречали лебедя.
– Посмотри, – поморщилась одна, – экой уродец: шея как верёвка.
– Да-да, – закивала подружка, – и перо слишком белое, непрактичное: в такой одёжке в пыли не искупаешься.
– Опять же, лапы перепончатые: неудобно мусорные кучи разгребать…

Лебедь горестно курлыкнул, замахал крыльями и полетел искать лучшего общества.
– Ишь, летит!
– Да он просто ходить не умеет! Полный уродец.
======================

Звуки
Ухо кольнул новорожденный крик далёкого поезда. Звук приближался, набирал мощь, и, наконец, навалился на перепонки всей своей силищей, задрожал в груди… И вот уже пролетел мимо, ослаб, потерял высокие ноты… Теперь он звучит издали стариковским хриплым басом, к которому, несмотря на грозное звучание, уже никто не прислушивается…
Кроме меня. Звуки – единственное, что у меня есть.



Еще раз спасибо всем судьям за помощь в определении лучших авторов ПКП 2020 года) Удачи вам и вдохновения))