Представляем вашему вниманию подборку произведений членов жюри серии "Лучший автор ПКП 2022 года"
Эризн Клетка Как муторно писать на список тем —
Писать, как ты уверен, лишь затем,
Чтоб в чью-то пользу складывались числа.
Склоняешься уныло над столом,
Где в клетке упорядоченных слов
Ютится призрак смысла,
Пытаешься поймать свою волну,
Сдаёшься, пишешь глупости. Заснув,
Находишь вместо светлого Парнаса
Казармы грубо вышколенных муз,
Где каждый образ пробуют на вкус:
Ни рыба, мол, ни мясо.
А после слышишь: кто-то говорит,
Что у него проклюнулись внутри
Твоим стихом зароненные зёрна...
И затихает внутренний протест:
Ведь эти всходы — главное и есть,
А клетка иллюзорна.
Пустота внутри ..........................I want my tears back. ...............................Nightwish Пустота внутри распускается как цветок
И за каждой мелочью исподтишка следит.
Говорит, пора наконец подводить итог.
Говорит, я много эмоций брала в кредит.
Выцветает небо, ночами всё меньше звёзд -
А когда упали и кто загадал на них?..
Пустота ехидствует: "Что у нас не сбылось?"
Фонари качаются, как на ветру тростник.
В невесенний май устремляется ход часов.
Киноленту дней, как корова траву, жуя,
Пустота внутри обретает моё лицо,
Говорит моими словами, молчит как я.
И не знаю, чем бы заполнить "сейчас и здесь":
Утекают месяцы - дни суетой полны.
Из того, что было, не слепишь того, что есть,
А тому, что есть, не назначишь другой цены...
И невольно вновь обращаюсь к "тогда и там":
Втихомолку веря, что в силах судьбу творить,
Я ищу забытые тропы к своим мечтам -
Но они всё время ведут в пустоту внутри.
Talya Na Не читайте газет Яблок дым, дачный грушевый морс, перспективы на лето...
Все накрылось хрустящим, до углей прожаренным тостом.
Прививаются фобии нынче на скрюченных ветках —
Чем ужасней, тем лучше, тотально и грубо, без ГОСТов.
Из подъеденных паникой полугнилых семядолей
Лезет зло, канонадой взрывая набухшие почки,
Зреют страхи и ложь, наливаясь слезами и болью,
В каждом знаке печатном от А до поставленной точки.
Белый цвет залихватски, в секунды становится чёрным,
Вверх ногами так просто, на раз развернуть плодоножки:
Черта — грамотно в ангела, ангела — мастерски в чёрта —
Это нимб? Заштрихуем немного — теперь это рожки.
Очень хочется плакать от этого, чисто по-женски,
Забивая колонки эфира то всхлипом, то воем.
Прав был мудрый профессор, булгаковский Преображенский:
"Не читайте советских газет".
Да и прочих не стоит.
Как Тайсон Самый страшный удар тот, которого не видишь (Майк Тайсон) Во что не веришь и чего не ждёшь,
Приходит неожиданно, как возраст,
Как притаившийся за дверью дождь,
Грозой внезапно разорвавший воздух,
Как в зеркале чужая седина,
Как эхо стен оставленного дома,
Как рухнувшие планы, как война,
Врастающая повседневно в норму,
Как пропасти воронок в поле ржи,
Как рвущаяся нить багровой ткани,
Как привыкание, вхождение в режим,
Как истощение от частых привыканий.
Все то, что не случится ни за что,
Ни под каким предлогом, априори
Ворвется в мир как ошалевший шторм -
В идиллию безропотного моря.
И ты несчастный, жалкий, сбитый с ног,
Едва готовый к жестким переменам,
Поднимешься и сам, вдруг став войной,
Узнаёшь и себе, и жизни цену,
Научишься терпеть и рисковать,
Объешься пудом соли, фунтом лиха,
И, смерив чувством локтя вес словам,
Оглохнешь, если снова станет тихо.
Маруся Ореховый Ра Мир когда-то был кругл и твёрд, как лесной орех.
Расколи его - доберись до ядра.
Не было ещё ни мостов, ни границ, ни вех.
Не было даже кареглазого Ра.
Млечный путь растекался живительным молоком.
Пустота сгущалась. В тишине зарождался слог.
И по белой реке поплыла, словно жёлтый ком,
Золотая скорлупка, а в ней задремавший бог.
Первый берег вздыбившись, врезался в вечный Нил.
Первая рыбина всколыхнула тугую гладь.
И ореховый Ра, как ребёнок, творил, делил...
И не знал, что начинает медленно умирать.
Татьяна Вл Демина Добрый доктор Добрый доктор Иванов
Лучше всех из докторов.
У него хотят лечиться,
Не боясь щипцов и шприцев,
И дедок, и педагог,
И бухгалтерша.
Будешь крепок и здоров,
Если примет Иванов.
Белый ангел в кабинете —
К взрослым чу́ток, словно к детям,
Правда, было так вчера,
А сегодня доктора
Тут сместились, там поджались.
Вы больны? Какая жалость...
От хвороб излечит оп-
тимизация!
Иванов с утра сердит:
Смену с таймером сидит,
Пациенту три минуты —
Не дай боже, пять кому-то.
В бронхе хрип, но таймер — пип —
До свидания!
Боли, чихи, шум предсердий...
Таймер пикает усердно...
И зарезать всех готов
Добрый доктор Иванов.
Мотыльковое завтра Можно мне остаться в двадцать втором,
Раз нельзя в двадцать первом, тем более — в тринадцатом?
Что за порядки — тащить в будущее багром,
Даже если станешь брыкаться-пинаться ты,
Поймают, фейерверками оглушат,
Напоют про мотыльковое завтра, паучье прошлое,
Водки нальют, макнут лицом в ушат
С салатом: жри, примета хорошая!
Очнёшься — худо, черно, разгром —
Якобы от петард (слово какое нелепое!)...
Можно я останусь в двадцать втором?
А лучше — в семидесятом, когда меня не было.
Murrgarita Сказка о наивной душе уходит каждый миг – и каждый миг мне жаль,
но вспоминать о них я не смогу, не буду.
ложится через жизнь широкая межа,
заросшая враньём, усталостью и флудом,
который никому не стоил ни гроша,
слова летели прочь как шелуха и крошки,
но корчится в слезах наивная душа,
ей всё нужны слова – ещё-ещё немножко,
ещё – и время вдруг шагнёт несмело вспять,
как будто всё путём, и жизнь не раскололась,
и можно быть собой, и не бояться спать...
и чтобы был всегда не мой немой ваш голос.
Ирина МелNik Алкотерапия Давай сопьёмся, город, в унисон,
не в рифму, не в строку – а в хвост и в гриву!
Случайностью в болота занесён,
туманы, чаек терпишь молчаливо,
дворцами оквадратился, потух,
попал на курсы по шитью и кройке -
твой ангел нынче гамбургский петух,
под сенью крыльев прячет новостройки.
Обиделся – дворы-колодцы сжал,
скрипишь железом. Что, съезжают крыши?
Наткни сырок небес на свой кинжал
Адмиралтейской башни ржаво-рыжей.
Мой «Чижик убежалый» от тоски,
прими на грудь коктейль дождя со снегом.
Я здесь, в тебе, до гробовой доски,
Как ты во мне лубочным альтер-эго.
Закусывай, а то уйдёшь в себя,
ищи потом в аптеках и каналах.
А утром все газеты протрубят,
что город был в подпитии немалом:
запутался в названьях островов,
когда мы за Фонтанку с Охтой пили,
шары забрал у всех знакомых львов -
сорвав кресты, привинчивал на шпили.
Ну вот, ты улыбнулся... ладно, спи,
баюкай в глубине себя кварталы,
устал, поди, от алкотерапий,
мой собутыльник тристагодовалый.
Бессмысленно кривится диск Луны,
стихи фантомной болью вены режут,
февральский мир за окнами уныл.
«Достать чернил» и плакать...
...плакать реже.
Дана Верис снег не идёт Снег опять не случился.
Скупы облака —
им бы слякотный суп с горизонта лакать
и, насытившись, разом в медлительный дрейф
косяком неуклюжих пушистых зверей
отплывать, заполняя глубины небес,
рассыпать ледяную туманную взвесь.
Голый город скукожился, мелко дрожа.
Одноногие, в латах стальных сторожа —
фонари — тускло щерятся в ночь за спиной.
В этой мгле беспокойно и зябко одной:
свору мыслей, закрытых в чулан на засов,
бестебяшная тьма, будто бешеных псов
отпускает вершить мародёрский набег.
Их бы мог задержать свежевыпавший снег —
в белизне первозданной боясь утонуть,
без добычи утратят коварную суть,
припадая на лапы,
виляя хвостом,
перестанут, рыча, вырывать поводок.
А продрогшие в грёзах бессонных дома
в шубах, сшитых метелью, согревшись, дремать
и смотреть ностальгически-светлые сны,
беззаботные, будут до ранней весны.
Но дождит и дождит.
Предрассветный мороз
демонстрирует нрав — пусть пришёл не всерьёз —
на асфальте вода превращается в лёд.
Только снег не идёт,
не идёт,
не идёт…
surra Усталая доска О чём молчит усталая доска?
Так долго мыли, но разводы мела
Проступят снова, скрытые пока
Усердием ручонок неумелых.
Стара ты, но встречаешь новый класс,
Заманивая в мир просторов дальних,
Здесь приглашая в тайну и сейчас,
Заворожив и скромных, и отчаянных.
Ошибки снова те же, так же вновь
Порою слышишь тот же самый лепет,
Но и в повторе комбинаций слов
Иная суть. Ну, как не стать поэтом,
Внимая ритму ровного бруска,
Который льётся белым на зелёный?
И отзвук рифм в звенящих голосах,
Небрежный штрих в косичках заплетённых.
Хранитель дум – привычная доска
В цветах магнитов и под боем тряпок.
Коснусь её, шершавую слегка:
Спи, верный друг, и я домой – и на бок.
И музы ошалевшие молчат Когда у человека разум спит,
Надменность важно расправляет плечи.
Предложат миг — отдаст, не глядя, вечность,
Способна в гневе на любой кульбит.
Где правит спесь — раздолье палачам
И жадность во главе угла привычна.
Сметаются табу святых обычаев,
И музы ошалевшие молчат.
Любовь, мечты, свобода и простор —
Наивны и покорно канут в Лету.
Безумие всегда в приоритетах,
Когда за власть идёт жестокий спор.
В итоге — онкология Земли.
Повсюду глупость множит метастазы
И род людской сжигает как заразу,
Войной спеша агонию продлить.
Что дальше будет? И Творец завис —
Эксперимент давно за рамки вышел.
Когда "божкам" в бреду срывает крыши,
Приходит под шумок полярный лис.
Елена Шилова И молчать... Перезревшим, тягучим молчанием полнится вечер,
но в остатке ни слова, ни смысла – одна немота.
Я отшельник, забывший звучание собственной речи.
Я Иона, теряющий разум во чреве кита.
Бормотание рыб, белокрылые сны пеликаньи,
немигающий взгляд, изучающий мир свысока...
Мой поросший ракушками дом шевелит плавниками
и лениво дрейфует в заливший полнеба закат.
И не вспомнить, не выловить голос, плывущий оттуда,
где кончается мир, где живая вода горяча.
Где у самого края бездонной свободы я буду
просыпаться в холодном поту и молчать, и молчать.
Незолушка От серости дождей осоловев,
Февраль туманно стелется повсюду.
Дурные мысли киснут в голове,
Как в раковине грязная посуда.
Не видно серебра – сплошная жесть
Венчает гору плошек и тарелок.
Я выросла из золушек уже,
А сказка до сих пор не подобрела:
Работай над собой, авось к утру
Поверишь в чудо. Но сюжет обманчив.
Оглядываюсь хмуро, а вокруг
Ни принцев, ни сестёр, ни злобных мачех,
Ни праздничных балов, ни верных слуг:
Лишь скучный путь от кухни до кровати.
И некому пожаловаться вслух,
Что мир не отмывается от пятен.
Ворочается сумрак за окном,
Сырые облака, как тесто, месит.
Уныние таскается за мной
Весь этот високосно-долгий месяц.
Закончив насаждать везде уют,
Заветный башмачок достану с полки,
Примерю – и с размаху разобью
На мелкие хрустальные осколки.
Лариса Логинова Диванные гуру С дивана виднее куда прилетело и что,
и кто идиот с ягодичной позицией рук.
Святоши в сияющих, кипенно белых пальто,
эксперты во всех областях всевозможных наук
диагнозы ставят по фото и знают всегда
как лучше сражаться/лечиться/вложиться/любить.
Восходит с дивана инетного гуру звезда,
прядёт неустанно незыблемой мудрости нить.
Ковид побеждает, бросает в атаку полки,
покажет врагам всемогущую кузькину мать.
Намелет из бед и проблем виртуальной муки —
в Мессию, Вождя и Учителя круто играть!
Диван безопасен, как бункер, надёжен, как танк,
ему не страшны ураганы и огненный смерч,
а гуру плевать, что внимавший советам дурак
нашёл не спасение, а настоящую… смерть.
Ксенон Последний сонет Как лист увядший падает на душу*
Последний день и час: прости – прощай!
Безмолвный крик не вырвется наружу,
Покинет порт кораблик в Тёплый Край.
Как трещины судьбы – легли морщины
И память чёрной желчью стынет в них…
А там – живут беспечные мужчины
И женщины в одеждах золотых.
Сегодня в ночь от старого причала
Уходит мой кораблик в Тёплый Край.
Стою на мерзлозёме одичалом
И тихо говорю: прости – прощай!
И в общем, бесполезно объясняться,
Зачем и почему решил остаться.
*
Прощальный сонет Цурэ́на, А.Стругацкий, Б. Стругацкий, "Трудно быть богом". Спасибо всем судьям за помощь в определении лучших авторов ПКП 2022 года) Удачи вам и вдохновения))
