Весна-весна, прëт кашей из котла
нагретого до точки закипанья
врёт бодрый телевизор ( бла-бла-бла),
поёт апрельский кот и погибает
кощщëнка подчинившись чужаку,
свирепому бродяге из подвала.
Чуть в стороне - витрина кружит ум
навязчивым товарным маргиналом.

А что внутри? Безлюдно, ни души.
В торговом зале тихо, стыдным кадром
в кабинке - девушка...Спокойно, не дыши,
но бди охранник! Девушка бюстгальтер
то снимет, то наденет, - тяжкий труд
не подглядеть и удержаться, замер
фасетный глаз ТиВи: бюстгальтер, грудь, -
кому возможно спрятаться от камер?!

Чуть в сторону шагнуть - сырой подвал,
над дверью, добрый знак, висит подкова.
Стол, тЕла лёд. Под лампой в триста ватт -
мороженный кристалл:
в руке винтовка.
Прозектор льёт не глядя кипяток
и приступает: хлад идёт на убыль,
винтовку, словно пса за поводок,
вытягивает вежливо, не грубо. ..

...на стороне родной топор цветёт
и гопака отплясывают грабли:
- Патологоанатом, за цевьё
бери винтовку, ну-ка, - крибле-крабле!, -

сощурившись выходит за порог:
весна, газоны, зелень, - дико? Дико!, -
заполнить строй - не глупость, не порок
но путь-дорога, стряхивает льдинки
с приклада ЭсВэДэ военкомат
встречает суетой, сиренью, пылью.
"Славянка" точно страждущая мать
мобилизованного гладит по затылку,
то Родины любовный уговор -
с младых ногтей понятные заветы...

Провинциальный мусорный декор,
шлепки собак, окурки и пакеты,
сверкающих колясок детский строй,
мамаши, БОМЖ с украденным металлом, -
крикливо суетливо и пестро
на Родине и, пахнет снегом талым,
долдонит телевизор "бла-бла-бла" .
- Был найден воин, с декабря искали.

Спеши солдат не каша из котла, -
девчоночка бежит и васильками
тревожных глаз лавирует в толпе,
бери её пока тебя не ищут,
веди в сирень люби, глотками пей,
а это - не в кабинке скинуть лифчик.

Весна-весна я выстрадал до дна
призыв, любовь, прощанье, вдовьи слëзы
соседей и друзей на всех одна
родная сторона Воронеж, Грозный

на всё-про-всё Ульяновск, Минск, Саранск
и рядом Тот Кто Есть верхом на белом
легчайшем облаке, весна - не пара фраз,
но то, что надо - очень надо сделать

Вестникам скорби носиться, метать горы грома.
Чёрным, посмертным крепом солнца им не обвить.
Армагеддон, рагнарёк - это ли суть, на кромке
волн и ракушек нежится остров простой любви.

Где-то там - больной и страдающий от безумства,
нищий на Веру, тягу к свету летит с горы -
мир, кнопку жмёт, что скорлупка куриная хрустнув,
катится огненным колесом в тартарары, -
чур,чур меня!...ловят солнце как мячик пальмы,
боком бежит приливной волной шустрый краб, -
время атолла застыло - полëт нормальный:
дети, коляски, влюблённые - стоп, - пора!
В час последний,
приготовленный нам скорбной долей,
в миг, когда кажется - амба и весь мир погиб.
Верю, я и ты живы - нежимся на атолле.
Вне доступа протянутой нам мёртвой руки.

Рука, браслет, лицо часов
мигает цифрами вприщурку,
злым комаром кружится сон,
сознанием визжит, - ещё бы!

я виноват перед собой
и мерзок, низок перед ними:
тот, кто вчера был высоко
пал низко, в грязь и не отнимешь,

и не прибавишь ничего,
мне жарко, горько, стыдно слышу -
во тьме кружится речевой
мой совестливый комаришко.

Он побуждает не ко сну,
конечно нет, под образами, -
бессонница и двое слуг
Того Кто Есть. Ждём наказанья:

безумства жалкого укор
глядит из тьмы подслеповато,
стою, шепчу, прошу ЕГО.
О, как тревожно сознаваться!

ей ли желать золотых карет,
той, у которой безлюдно в доме?
Вере Ивановне столько лет,
сколько о жизни никто не помнит, -

знает периоды лет, минут:
дед воевал и погиб под бугом,
бабушка Надя была в плену, -
лагерь - Голгофа "верфлютке-юде!" -

память фальцетом кричит, звеня
тонко-посудно, тревожно, бранно...
Надя и Вера, была семья, -
дети и внуки - по разным странам.

Вера Ивановна, старый кот
и попугай - одинокий Рикки...
пол бы домыть и домой, бегом:
- смены спокойной!, - охране крикнуть...

- надо ж как вышло! и что - итог?!
жуть!, - лихорадочно эсэмэсит:
- ключ у тебя, подружись с котом,
детям - потом, их Россия бесит, -

свет впереди.
коридор.
в золе
кончилась жизнь - будто яркий фокус.
Верочке словно бы ...надцать лет,
жить бы да жить, - догорает "крокус".

------------------------

Заказчикам, организаторам, -
"Се, гряду скоро, и возмездие Моё со Мною, чтобы воздать каждому по делам его.... "
Откровение И. Б. (Апокалипсис)
22:12

Апрельским светилом с утра болей, пусть светит сквозь шторы на небе чистом,
домушником лезет - зашторить лень, ты видишь его - пусть оно случится:
кружит, неподвластное ПэДэДэ, движением тел пустотой парящих,
танцует изящное па-де-де, серебряный танец не спрятать в ящик

апрельского утра... Сейчас и здесь вставать не спеши, навсегда запомни:
погожее утро, пылинок взвесь резвится просторами тёмных комнат;
терзает углами лежачий бок руками захватанный томик Блока...
Не всякое утро дарует Бог, а если - случилось - ленись, до срока.

"...Особых подвигов он как будто не совершал, да и наградами не богат: только две потертые медали украшали его широкую грудь — «За отвагу» да «За оборону Сталинграда».., - М. Алексеев солдаты, роман, кн. перв. " Грозное лето"

КэПэПэ, вертушка, развлекательный комплекс
в каморке ЧОПа тепло, чего ещё надо?!
Не на улице же в холод морозить сопли?!
Монитор, очки, чайник, Алексеев "Солдаты"...

Между делом вполуха слушая о Газе,
"отбивая" кнопки сработавших объектов,
обмирает узнав о прилëтах в Донбассе.
Она оч. и оч. бдительна, а - зайдëт некто

к ней, так есть палка, наручники. Задремала, -
Мнится бой кровавый без прикрас и цензуры,
Марья Петровна взгрустнула о внучке малой,
и легла без раздумий на падь амбразуры...

Подошла на чай Клава, в домашнем халате.
После смены моет пол за четверть оклада.
Пенсионерка-охранник, в прошлом гл.бухгалтер,
взяла с собой на работу книгу "солдаты".

Мой персиковый лабрадор Петя празднует, с моей помощью, свой двенадцатый день рождения,
лежит у входной двери уши свесив...
Перед гостями открываю броуновское движение:

в ванной мою собаку, затем - сушка,
обвожу феном жужжащим, бодрю полотенцем вафельным,
и говорю Пете "ты самый лучший",
даю сушку, чавкает, уходит прочь по мокрому кафелю.

Кружит над головой попугай Рикки,
верещит, пятнает гумусом белую бежь свежевымытую,
кричу: - Тварь безмозглая, поори-ка!
чрево бездумное опорожнил хотя бы перед вылетом!

Чуть позже за дверью мяучит Клава,
открываю, друзья ограничены узкой клеткой лестничной...
Шелест крыл Рикки: "Ррррреклама-рррреклама!", -
Орёт взахлёб, несёт пр.дурную теле-байду-околесицу...

последним поездом эпоху
увозит прочь, не ночь - перрон.
поВолжье, лето, дача, раки, смирновская, белуга, чай...

Волжане любят чай горячий, веранду, полночь, самовар
и разговор двоих неспешный, когда на стол "шлёп-шлëп, шлёп-шлëп"

хитино-тонкий ор упившись потоком жара от стекла
подвешенной чуть выше лампы,
шагает дерзко, напролом.

на миг, на "клоцк" и, будь что будет...
держащим старенький фарфор
неспящим, говорящим тихо предчувствие войны - что соль:

кусает рафинад блестящий очерченный губами рот, слова роятся, подгорают, в ладони чашка, чертит ночь,
сарделькой, светлый горб мизинца;
прихлëб и выдох, взгляд во тьму, отнюдь не тени по деревьям, но строй солдат, хотящий штык

и вновь прихлëб: горячим вкусом,
и смыслом подошедших слов Волжанин полночь наполняет, а собеседник ест икру

и заедает огурцами,
электро-лампа бьёт по дых (шеренги бьются и сгорают метя крылами пол веранды)

не спят лишь двое, предвкушают:
"вот бодро заорёт петух и Волгой наползëт с востока мозжаще-алое на свод"

но, тени,тени, тени, тени
и ветерок и лампы пляс.
"чу", - паровоз гудит протяжно. зовёт: - вперёд, примкните штык!

ты помнишь плетение тёмных цветов
на древнем, усталом металле?
ворота открыл нам служитель седой,
в обители святость витала

и, был словно шёпот, сквозняк у виска,
натруженный нерв дёргал глазом.
там был человек, он грехи отпускал
раздумчиво, строго, не сразу.

ты молча стояла у тёмных икон
была отрешëнной, усердной,
я каялся тяжко, скакали бегом
что две кобылицы предсердья.

священник дослушав негромкий рассказ
шепнул отрешенно: - порадуй
и, вдруг улыбнулся, крутнул - у виска:
- любовь это - Он, в этом правда...

я вышел из храма и март осветил
дорогу к торговому месту,
там впрок закупив у старушки цветы,
вручил аргументищем веским:

- возьми мартом данная, солнцем пылай,
будь всем для того, кто - обещан.
бери и доверься (была не была!)
будь самой желанной из - женщин!

Воспоминания:
живу в (э)ССС(э)Р,
по радио с утра звучит зарядка,
вещает диктор: "В море лунном сел
наш луноход", и дале - по порядку:

"Вьетнам, - сбит эф шестнадцать,
Мир и Труд!,
бедняжкой Дэвис день тюремный прожит"...
Жужжат колёса, режут жёлтый грунт,
по впадине Луны чертя дорожки,
одолевая кратеры.
Вулкан
радиоволн антенных
вести гонит
по звëздным переулкам и углам:
" эСэСэСэР первопроходец, воин."

Пыхчу, киплю так, словно я - котёл,
убит Союз, рукоплещите янки.
Плююсь огнём за выходцев из сёл
и городов, постыдный, лживый, пьяный,

то - наш удел?
Я - лава, я - гранит
в беспамятстве разбитых обелисков,
я - пепел войн.
Не время хоронить,
но повод бросить камни.
Веселимся?

Не забывая то число и год,
бурлю, взрываюсь, точно я - Везувий.
Я ненавидел и любил, был горд
эСэСэСэР, великим до безумья.

Там мир,
все живы, ты и я в родстве,
там Тот Кто Есть,
он с нами, это точно!
Я вижу наступающий рассвет
в начертанной на карте неба точке.

В палатке тихо: стол, над ним фонарь - слепящим соглядатаем над картой;
уОки-ток твердит - что пономарь,
- Амиго Комендантэ, в джунглях жарко!

Лишь я и он - не рай, не ад, не блеф
(я весь в поту - несладко от Боливий)
он говорит: - Товарищам в кремле
напомните, мы были терпеливы -
солдаты непроигранной войны,
кровавая волна заполнит берег,
смывая города, умы полны
индейской революцией Америк.
Неважно кто и где, - мы все умрём:
с улыбкой мы, они оскалясь злобно.
Нам будет рай, а богатеям - гром.
Где Ваши самолёты, танки, бомбы?!
В Москве желают мира?!
Ну и ну!
Нет,
возражаю - нет!, у Вас упадок!
Без Сталина безвольным ждать войну,
и это не из области догадок!
Что до меня, - я верю в Божий суд,
Эрнесто уважает Гиппократа,
и суд вершу.
Пусть пленного несут, Эрнесто врач, а раненный - каратель...

В уОки-ток шипит пустой эфир
(сгорают джунгли, корчась от пожара),
окончен сон, его не оживить
Эрнесто Че Гевара?! - славный малый...
Я вижу бородатого врача,
он закурил, накинул френч на плечи...
Я не любитель думать по ночам,
напротив, - засыпаю, стоит лечь мне.

Лагерь повстанцев в джунглях Боливии разгромлен правительственным спецназом, подготовленным к антипартизанской войне зелёными беретами при содействии спецслужб США. Эрнесто Че Гевара тайно захоронен около столичного аэропорта.

Эрнесто лидер повстанческих отрядов Латинский Америки, Африки, дерзкий проситель сверхоружия у СССР, отец, любящий сын, образованный Человек, врач работавший в лепрозориях государств Америки, государственный деятель, марксист, сторонник Фиделя К. и удачливый командир отряда повстанцев вошедших некогда в столицу Кубы
(по сведениям из общедоступных открытых источников)

"Смотри внимательнее – нет меня нигде.
Я растворился в буднях невесомых.
Коварный ум, желая стать сверхновой,
уносит мысли рябью по воде", - Ш. " Смотри".

вся нищета разбросанных волос
и пятна на испачканных обоях
не возвратят назад, а как звалось
хотелось и дурачилось рябое,

стекло, не сохранило амальгам,
соединяющих разбитое былое.
я подхожу к барьеру: тут и там
виденья сквозняками тонко ноют

и, жадной пастью хищного зверька,
вгрызаясь в недра пыльного портала.
я исчезаю в тысячах зеркал
и возвращаюсь в март; к,ичит ка,тавый

на заднем плане птичий балаган.
передний план, - чертог любви недавней,
диван, и двое, каждый полагал
случайным приключением, забавой,

свечение лежащих голых тел
и солнце безрассудное, и тени.
и сбоку холодильник тарахтел.
и рядом ком одежды, джинсов деним.

я возвратился, вижу старый дом:
квартира, ключ, трюмо подслеповато
пытается напомнить мне о том,
чем был я столь безнравственно богат и...

Под солнцем майским лядащий кот
в конец экзамена верит слабо,
ещё пожить бы, да - нелегко:
свербит в спине, шатко ходят лапы,

учитель время тревожит бок
неровным хлюпаньем двух предсердий.
Хозяйка гладит тугой живот.
С малышкой тихо ведёт беседу:
- У мамы в осень родится дочь.
Придёт черёд кушать, спать и хныкать,
гулять и спать...

Чем бы им помочь?!
Прилечь под ноги и помурлыкать?..

Уснули крепко и мать, и дочь.
он привстаёт: жутко, слабо, зябко,
Экзаменатор уводит в ночь,
прочь от ребёнка и от хозяйки

туда, где девять седых котов
по крыше неба неспешно водят
луну за ручку и, на потом,
грустят немного (как там без коти?)

я смотрел - как пингвины летели на юг, - *
ковырялась
в февральских сугробах
рать воронья, "как-кар" подмигнула: - спою,
для тебя человек посторонний!

и запела раскрыв сизый клюв кошельком,
ноты сыпались словно купюры.
мне подумалось: "эту, унять нелегко
но в минфине есть резвые дуры,

не имея ни перьев, ни клюва в лице,
не умея обгадить машину;
что там конь на скаку, им под силу - процент,
портят жизнь без сомненья вражины!

разгоняет Эльвира инфляцию так,
что во льдах раздавила "Челюскин",
в край берёз улетела пингвин-лимита
в шоколаде им жить бы и в плюсе"...

я послушал "кар-кар" про весну, про любовь
и поддавшись желанью, что шарик,
убежал от минфина по ветру, - любой
вверх взлетел бы, когда не мешают.

* - я смотрел, как..., - Д. К-ич

Ты вот спросил, что такое экзамены?
Мой милый друг, путь не выберешь заново,
Годы прошли, ударенья расставлены:

Помню поездку на "бэтре" под знаменем
(то был скандал помогать Югославии)
Красным
Полотнищем площади залиты,
Порт аэро сербский -
Запросто заняли.

Кто были прежде мы?
Были вассалами.
Это экзамен
На право, восстания.

Если ты Русский - тебе почёт, сам по себе ты - особой темой:
чукча, татарин ли - не при чëм, Русскому - русское! Будь чеченец,
хант по рождению ты, удмурт, шокша ли мокша, тебя родили -
Русским. Будь весел, спокоен, мудр, памятью славной, ты - Муром, Киев,

Минск, Севастополь. Мужайся,, брат, слышишь, грохочет над древней Волгой?
Семипалатинск и
Сталинград
помнят: шагали дорогой
долгой.

Путь до Победы для русских то, что зачастую велит остаться
Здесь и сейчас.Только мы - никто не оставлял за собой солдатских
Звёзд не на небе, но вдоль дорог...Весело?
Жутко!
Спокойно?
Грустно!
Дело святое - вот Бог, порог, смело вперёд, называйся - Русским,
если ты брат мне...
Расти детей, сей да паши и ещё в нагрузку
Не уставай гнать врагов взашей...Не забывай, ты родился Русским!

феврали не кончаются, место -
отличное:
тихо плыть, вереницей, над полем заснеженным
могут те из немногих, имеющих личное
отношение к нам сострадательно-
нежное.

облака это то, что нам сверху отпущено
для нечастого-детского, тихо-доступного:
снег да солнце и, птицами,
светлые сущности,
терпеливого неба февральские путники
аналогии образов
чертят податливо

лица мамы и бабушки, деда погибшего,
захоронен - под западным бугом Солдатами
до Победы в мешках не носившими лишнего.
облака, это память, на встречи богатая.

ты житель пустоши: буран ,
скрипучий снег, мороз и санки,
несись с горы в Чинги Тура, -
по новому Тюмень, ты Хант и...

тебе сугроб собой сшибать,
и детским телом зарываться
в снега Сибири, жив шаман -
что обещал тебе богатства

но, не сейчас, нет, через жизнь.
забудь вчерашний чум и, грубый
напев скрипучий, встань, держи
в охапку горизонт, пусть курит

далëким небом над тайгой,
шайтан, дымит пузатой тучей,
пусть цифры крутятся тайком,
камлают выигрыш.
не лучше, -
но хуже,
ближе всяким днём,
из года в год и с каждым шагом
никчёмный миллиард, огнём
горит он, проклят будь, - мешает

по-детски тонко звать лису,
метущую хвостом бураны,
разгорячëнным снег лизнуть
и, лезть на горку утром ранним.

Для меня Ленин - не мороженое сладкое.
Для меня Ленин,
что сухарь чёрствый.
Между разными политическими взглядами
"Власть народу!" смотрится
ещё вполне сносно.

Крестьянам - земли, рабочим -
станки и прочее:
он не пустой мечтатель из Кремлёвской башни.
Ленин знаком мне по кличке,
без имени отчества.
Он, как старший из соседней многоэтажки.

Если х...(оч плохо) живётся, зарплата
скудная,
он, беломориной пыхтя, выдохнет:
- Мелкий,
ты не жди, не надейся, не бойся!
Паскудники
умоются кровушкой.
Забей-ка им стрелку.

Ночь, окоп, наше время -
Богом данность
хрупкая
("Мир народам!" - это не "Извольте обедать").
Думаю о бренности мира, сухарём хрумкая.
Верю,
я Ленина не зря взял
под опеку.

Врут, неподкупнее сумасшедших на паперти он!
А что до меня, так с ним жить веселее. Пусть нас обоих толпа костерит
по матери.
От вагона с печатью до стен Мавзолея.

Приёмная морга: сегодня воскресный день,
дежурный прозектор да Шарик -
живая псина,
болезным до смены двенадцать часов сидеть,
но то по регламенту, выпимши оба сильно.

Терзает дежурный гармошку ему хана
(четырнадцать новеньких ждут в холодильном зале),
поёт, подвывает собака (кругом война,
ни денег, ни мира, ша! Женька-прозектор занят!),

орут про мороз,
в горлах сиплых ждёт сто идей,
меха инструмента что рёбра, не кнопки - раны,
а вновь привезённым неважно - они в беде,
но как промолчать им? И, актом полночной драмы

лежат в холодильнике люди и там, и тут,
вповалку и так, как придётся - до скорых вскрытий...
Им скучно, им грустно, за дверью чудно поют
в три пасти гармошка и пьяницы, как - не крикнуть?!

В четырнадцать глоток. О, чудо! И, верь не верь,
живое - живым, как - иначе понять возможно?
"Скрип -скрип", - отворилась не сразу стальная дверь,
заходят три друга - дежурный, собак, гармошка...

Четырнадцать трупов вновь живы (ура !ура!)
по кругу - стакан, дым столбом,"ха-ха-ха", окурки...
Мотор за мотором - из морга (домой пора),
а Женьку и Шарика тащит бригада в дурку.
.

А. Ю-ву посвящается

сложения Иван скорее крепкого,
не то чтоб - здоровяк, но сила - есть,
жена, детишек двое кушать требуют,
прокорм семье - на всё про всё - БелгЭС...

бывало выйдет ранним утром, затемно,
трамвай нутро пустое щерит: - ну?!
скорей, рассвета нет, айда спасать его!
электриком работая,
войну
не ждал, не ведал, правдами неправдами
по воле звёзд и призрачных планет
был вскоре призван, тем её порадовал,
и всё бы хорошо, да света нет...

жена грустит, сынишка ночью мечется,
кричит и плачет; дочку не видать,
живёт тихоней, ждёт прилётов, нечего, -
сказать,
утешить, вдруг...пришла беда:

его убило миной под Авдеевкой.
мы шли на штурм под реденький обстрел...
полмесяца до места, неотпетого,
я вёз его. он тот, кто дарит свет.

БелгЭС - городские электрические сети (Белгородская область)

Раньше не было ни времени,
Ни земли, ни пыли - ничего.
Забыли все.
Было небылью, да стало былью,
И река остыла и вода застыла в ничто.
Время быстрая река,
Никого не обойдёт..."

Женя Любич "Он-дракон"

Время быстрой рекой омывает нас...
На колене под Богом стою и слышу
то, как в глотке старшОго мозжит приказ,
вещмешок ворошит полевая мышка.

Задремал под "помилуй" — сюжет иной:
здесь могучий старик с бородою белой
не торопит на штурм, ждëт, шагнëм стеной
и задавим — исполним святое дело.

На коленях. Очнулся. Шепчу: — Спаси
и меня, и рабов твоих, мудрый Боже!
Прëт метель на шеренгу, охрип, осип
наш священник, что может — всяк сделать должен: догрызает сухарь серый зверь "хрум-хрум"(под святую молитву едва ли тронут); голос стих, встали други, пора, на штурм! Помогаю старшОму поправить "броник".

Время — быстрая штука, пришла пора:
вверх-вперë(ООО!)д, до конца! В страхе мышка смолкла.
... Нам секунды остались стрелять, орать.
А тебе добрый Бог отпускает — сколько?

Морозным полднем тут и там,
по прихоти толпы волшебниц
кружил, слепил, глаза пытал
светила бур зубоврачебный.

Холодный свет небесных ватт,
снежинками озвеньзвеневший,
сверлил, пронзал, но я скрывал
свой орган зрения от женщин,

их было много: сто на сто.
Впришур я ждал, был наготове...
Благословенно волшебство
сверкающее наготою:

январский полдень в небе луч
под солнцем-к-солнцу яркой вспышкой,
и звень-да-звень из белых туч
звучит, сверкает тут, и выше.

на завалинке птичья звонница,
чуть с постели - на свет иду:
из угла глядит Богородица
(загостился ты на беду!

в самый раз будет зорька ранняя,
уходи, человек плохой!
допустила?!но ты то занятый!
всё как водится - "мыла пол")

вот ведь горе! придумка книжная...
заходил-то на пять минут!
чих да пых, - дыми тракторишечка
зорькой росной, чу?! свет мигнул.

встала, наспех халат накинула
троекратно вонзив щепоть
в душу, в слякоть её, за милого,
за меня, за дурную плоть.

что теперь-то? семейный вроде бы.
возвратился бы (гладь уют... )
у любимой под грудью родинка
и пичуги с утра поют.

Он принял на грудь после суток,
постелено
ему на диване -
вина мерзко колется:
прилечь не даёт, оживляет пастелями
ушедшую до...Мажет лист сердобольная.

До времени жившая голыми лампами
прижата, захвачена в плен, смотрит холодно.
Зажим край надреза внатяг хрустко лапает
(О Боже! Почто он не стал рентгенологом?!)

Крутил бы живые прозрачные сущности,
работал банальным успешным счастливчиком,
и память дарила пикантные случаи, -
для похоти сладко от дЕвичьих лифчиков...

Добавил на бёдра цвет мраморной лилии.
Прозектор. Мелки. Три шажка к невозможному -
всего-то: дать мëртвому тёплые линии,
пусть синие губы круглятся для "Боже мой! "

Пастель - наименование группы художественных материалов и техники рисунка, применяемых в графике и живописи .Пастель чаще всего выпускается в виде мелков или карандашей без оправы, имеющих форму брусков с круглым или квадратным сечением

Прозектор мед. врач патологоанатомического отделения

У неё такие хрупкие пальчики,
И причёска гаврош с открытой шеей,
В свитере вязаном - выглядит мальчиком,
Не говорю это, она - движение

Стрелок часов и Луны желтокожей,
Звёздное озеро штрихами клеит
На листок ватмана. Я, и художница,
Слова нельзя сказать, я точно - пленник.

Дотронусь, и станет потешно злиться и,
Дубасить меня кулачками острыми.
Подобно двум брачующимся птицам Будем кружиться, издавая возгласы,

По небу снятой до времени комнаты.
Сетка кроватная, лязгая хрустко,
Из под матраса попросит:
- Опомнитесь,
И не сшибите хозяйскую люстру...

Она пишет ночь, на двоих постелено:
Кровать, настольная лампа - неистова...
Смешная, чудная, водит пастелями
По листу ватмана язычок высунув.

О, непридуманный не генерал,
сколько я пЕрежил Ваших отставок?!
Выпавший чëт Вам навряд ли соврал:
- В нЕчет, - шепнул, - Не убьют, так посадят,
в импортный джет-самолёт...
Умирать,
вправе ли
мастер интриг и харизм?
Непозволительно, друг мой, я в бешенстве.
Стряпчий от Бога Вы - боль, натиск, риск,
Вам ли бояться толпой быть повешенным?!
Толпы - для власти - падение вниз,
но не для Вас. Курс берëте на юг,
но супер-джет станет кубиком брошенным:
чëт или нЕчет? На штурм! Группы бъют
насмерть противника. Прочь нехорошие
предположения.
Не предают
мы, вы, они. Возвращайтесь "на край"!
Да! На передний, смертельный, не кукольный,
в город у моря, там пушки - что грай
птиц цвета ада и копоти угольной.
* * *
Не возвратившийся не генерал!
Игры закончены, тема забыта но...
Чëт или нЕчет - для нас выбирать
вправе лишь Тот, Кто такими нас выдумал.

Декабрями мороз -  не шалость,
В межокОнном скупом мирке
Солнцеветру являет жадность
Тот, что инеем омертвел.

Он, по осени был захвачен,
Унесён, вмëрз  стеклом  в стекло.
Оживает, а как иначе?
Между рамами припекло.

Боль корёжит, ему несладко,
От усов до прозрачных крыл
Бродит жар,  бьют чечётку лапки,
Дрожь - по тельцу - глаза открыл.

Он, примëрзший к зиме когда-то,
Встрепенулся взорвав хитин,
Стал  подобен тому солдату,
Что скалой в поле встал один.

Энтропия лишилась слова
Мой солдатик, чудной мотыль,
Лишь на миг возрождённый сломан,
Он до жизни охочий, в пыль,

Светлым инеем в межоконье
Был расплëскан, исчах, издох.
Он  растрогал меня я вспомнил
Насекомого жадный  вздох

Голышом, на столе   под рампой,
Пусть колодец небес глубок,
Я и он, он и я - на равных
Воздух пьëм до нытья зубов.

До конца, до последней жатвы
Презирая её косу.
Не смертельная штука - жадность,
Жди, надейся и в этом суть.

“Господь, отпусти мой народ...”, - из песни Let My People Gо, (вольный перевод
автора)
Люди спросили бы меня там, что не так с моей страной. Что я бы мог им
ответить?” (Луи Армстронг)

Жил ли ты в Гарлеме? Жил?! Значит отбыл срок.
Срок за побег от достатка, за то, что - чёрный,
Срок за беспутную мать, что - пусть даже с чёртом,
лишь бы за деньги. Не Гарлем тебе - острог.

Нет-нет, не Гарлем. Тюрьма для иных - мила:
Стоит ли бедным во всём безоглядно верить?!
Кое-кто мог бы купить и пятьсот Америк,
Тысячу “чёрных” в придачу, - что им желать?!

Если ты вырос в трущобах, твой злейший враг -
Мир, и порядок - воруй и вливайся в банду.
Крал и стрелял, но мальчишке от жизни надо,
Как оказалось, высокую ноту брать.

Хочешь успешным быть, ухо держи востро,
Если хрипатость мила - шаг всего до премий:
Мальчик из Гарлема куплен страной за Грэмми...
- Господи, дай нам свободу, - хрипит АрмстрОнг.

Памяти бойцов 31-й отдельной гвардейской десантно-штурмовой бригады

Красный флаг не спешите сдавать в музей,
В час смертельный его не заменишь орденом,
Для отцов и ушедших в закат друзей
Это - путь до Победы, "не всуе" пройденный.

Сине-белая стужа и чёрный дым,
Темноту будят трассеры, спит разгромленный,
B сером инее, мёртвый... Ни я, ни ты
Не увидим иным "порт небес" Гостомеля.

Помнишь, гавань воздушную брали в лоб?
Винтокрылые птицы "клевали" с воздуха,
Поле боя не терпит высоких слов:
Зацепились - и баста! Подмога поздняя

Подошла, мы отбились - атаку ждём.
Красный стяг (перед боем на штык пристёгнут-был)
Истекает кровавым живым дождём.
Мы теперь - буквы золотом, полустëртые.

На дорожку - тревожного неба цвет,
И зарницы - по алому - жизнью прерванной.
Там незримо шагают, громя рассвет,
Победители - Гвардии тридцать первая.

Ты веришь в чудо? То - первый снег.
Он, словно бы ниоткуда, по светлому коридору
Идёт ребёнком, он всех честней,
Босой, не проснувшийся светло-русый и белобровый.

Он чище, он лучше чем я и ты
И, славным предчувствием,
Точно - ожиданием танца,
Дитя: "скрип-скрип", сквозь морозный дым,
Идёт на слабое, вялое солнце. Спешу. Собраться.

Сейчас, немедленно, сей момент, Рубашку - под брюки, ремень,
Под воротник - свежий галстук,
Ботинки,
Дверь:
- Эй, послушай, снег!
Стой, погоди, я люблю тебя!
Если можешь, - останься!

Ты веришь в чудо, оно пресней
Мяса под эНГэ в одиночестве, запИтого красным.
Руки навстречу? К нам - первый снег,
В гости, долгожданным ребёнком неба,
Бел и прекрасен.

Для искупления - ей бы напиться,
Ванну принять, бритвой вену искать.
Скинула туфли и, встав на копытца,
Вдруг рассмеялась (такая тоска!).
Ей щёлкнуть пальцами - Рим или Ницца,
Ездила, ездит - да в этом ли сласть?!
Слава, карьера? Взлетев не разбиться!
Шаг за окно, договор это власть.
Замер столбом постовой на Арбате -
Видел начальство и дьявол бы с ним:
Ведьма взлетала смеясь, кувыркаясь,
Под козырёк (доброй ночи, Минфин!)

Девочка учит английский, французский,
Школа в Уфе - очень скромно - не Йель,
Брак не ракета - команда для пуска.
Вуз, ВэШэЭ ближе, близится цель.
В трубке гудки, баритон - благосклонно:
- Здравствуйте, слушаю Вас, Вашингтон...
Вверх шпингалет, шаг шагнуть - подоконник:
- Ставка повышена, сэр, решено!

Он объявился тогда ниоткуда
Щедрый, разумный она несла вздор,
Рожки, бородка, пунцовые губы
Деньги, карьера - взамен договор.
Грех и она, документ не листала,
Мерзость деталей приходит потом.
Голая женщина, ванна из стали
Полная рыжей горячей водой.

Октябрьским полднем - словно бы окликнули,
Так журавли на юг свой крик несут.
Я оглянулся: ветер мëл листву,
На встречных лицах виден был испуг
От слышанного сверху. Поликлиника

Стояла на пути не для лечения,
Не для живых, наивных простаков,
Глазницы окон зрели пустотой,
Пружина проскрипела: - Эй, постой,
Зайди, и ошарашу вусмерть чем-нибудь!
меня несло в распахнутые двери, - стоял охранник с биркой Алигьери, он
прошептал чуть слышно: - Марш на круг, - первоначальный коридор, что труп,

Смердел, но приходилось дальше следовать,
И, в силу адских следствий и причин,
Туда-сюда бродили не врачи,
Но тени их, тут некого лечить.
На лошади сидела дева бледная,

С ребёнком от скитаний обессиленным.
Младенец был прижат к груди, одет
В седую паутину. Не отпет -
Ни он,
Ни мать, куда их было деть?
На круг второй - нет хода волей Миноса.

Смерть находилась рядом, возле, около,
По кругу вверх и вниз до девяти
Больничных этажей. Куда пойти?
Навстречу нам под траурный мотив
Подземных труб плыл облик гинеколога:

Он воплощал убийственное, мерзкое,
И в то же время - кроток, молод, мил,
Объятый чёрным пламенем, дымил,
За ним младенцы, - ну-ка отними?!
Рискни, попробуй! Адский свод разверзнулся...

Раздался звон и ангельское пение.
Я - за порог, пружина дверью “хлоп”,
И ТотКтоЕсть торжественно, тепло
Шепнул, как в детстве мать: - Тебя влекло,
Ко мне всегда, иди, живи - до времени.

Смерть отступила, стоит ли тревожиться?
А мне тревожно - слышу журавлей,
И вижу над квадратами полей,
В неистовой, сочащейся заре,
Костями громыхающую конницу.

17. Жулик

Рождение — не начало; смерть — не конец. Существует безграничное бытие; существует продолжение без начала. Бытие вне пространства. Непрерывность без начала во времени.»
Чжуан-цзы

этот ворон дворовый был страшный плут,
Бог сполна отпустил для него смекалки:
водосточные трубы навряд ли врут,
хитрован гулким эхом над ними каркал,
не ленился, всегда был шутить готов,
на парковке машинам ронял на морды
капли гумуса, злил шерстяных котов,
драл за хвост бедолаг, щёлкал клювом гордо.

чудный жулик не прост — есть один секрет,
кто-то бросил в помойку военный орден.
подобрал, красным пламенем станет греть
завсегдатая крыши в укромной норке.

злым осадкам по крышам кнутом стегать,
и на цыпочках красться морозом колким,
пусть их злятся, весной изойдут снега,
покраснеет светило, жар будет долгим...

- грязный ворон, что в мусорке, ищет смак,
вот к нему и несите, - велел риелтор.
жалкий скарб уплывает, во всём честна,
губы сжала уволенная сиделка.

шляпа, туфли, трюмо, старый, пыльный шкаф,
орден, фото: военный мальчишка важен...
смотрит ворон — красиво, взял в два прыжка
ветеранскую памятку, это - кража?!

6. что-то начинается, чтобы прийти к концу: приключение не терпит длительности, его смысл - в его погибели.
Жан-Поль Сартр

Глядя в костер мне старик поведал,
Так рассказал о чужих грехах,
Словно он грешник:
— По воле неба
В царстве восточном жил старый хан,

Не вызывали его восторга
Нежные девушки, путь в гарем —
Не для него, а гарем в истоме
Нежности ждал и костром горел.

Быть бы тому, девам тихо плакать,
Жить не тужить, пить щербет есть рис...
Грязный ифрит давний враг Аллаха
Ночью явился под вой и свист.

Словно бы кто-то на свечи дунул:
Шапка — лисица, халат — кызыл.
Тихо в чертоги спустился юный,
Полный желаний наследник-сын.

Каждую девушку он отведал,
Выпил и выжал, ифрит бы с ним,
Важен был хану щербет к обеду,
Что до наложниц — он всех казнил.

Но не теперь. В час судьбы недобрый
Евнухи, он и наследник-сын
Ели рахат, джин играл на домбре
И колдовал подводя часы (общеизвестно, что век отмерен,—страстным желаниям угодить я Вам советую— шаг до смерти, женская кровь не страшней воды...)

Что, у злодея сгорела шапка?!
В яме под звёздами, в тишине,
Старый рассказчик взревел, заплакал
И зашипел (я убил, их нет!)

----
Кызыл - тюрк. -
красныйкрасныкрасный (халат кр. )
Ифри́т عفريت мифическое существо, могущественный демон, относим к джиннам

19.1 Чудесатое

«Имеет смысл начинать день с улыбки и легкомысленных поступков. Все это благотворно сказывается на его продолжении.»
Рафаэлла Джордано

Она варит кофе с утра голышом,
вдев в тапочки ноги худые без мускулов,
кот сонный, ленивый пожалуй смешон,
не смотрит на женские прелести, пусть бы он

шагнул, и прижался нос к носу, боднул
урчащей башкой, пусть в глазах гаснут сумерки.
Живёт однолюбом, и знает одну.
Её. Престарелые мальчики умерли.

Не пишут на мейл и не пьют крепкий чай,
не курят, стихи не бросают в ночь глотками,
они так покорны, привычка молчать
настолько сильна, что давнишними фотками

повисли по стенам - по ходу всем:
- Чмок!
Прощайте, до вечера! - стала невидимой,
ушла, растворилась в рабочем ничто,
покинув жильцов чудесатой обители.

...Она обессилена - шаг за порог.
Одежду - под ноги, погода осенняя
добила её, кот дворовых пород
порадовал мышью, добычей не съеденной.

Что делать? Поймала за лапы кота,
кружится по комнате:
- Вы не танцуете?!
Изволите "мур" что есть - сил клокотать.
В квартирке полночной смешливо и суетно.

Я засыпаю в башне из бетона ,
Шумлю нутром не в силах храп убавить,
Дом слушает и ждёт, он изготовлен,
Ночными окнами, что жаждущий губами:

Ловить не влагу - Лямбды, Тау, Беты
Альдебараны, Лиры, Бетельгейзе.
Я просыпаюсь малый, незаметный
Иду к окну и говорю: - Напейся

Вибрируй арматурой в теле хрупком
И не дремли, антеннами поникнув, -
Поосторожней - может сверху стукнуть
Свалившимся на счастье леонидом.

Не спится, положительно - не спится!
Не осень - возраст лысины с отливом,
Что делать? Неодетый, прямо к лифту
Иду невразумительно счастливый...

Вхожу в кабину кнопку нажимаю:
- Вези туда, где столь давно я не был, -
Жужжит ракета лифта, по желанью
Несёт сквозь чрево башни в яму неба.

Через созвездья, годы и пристрастья,
Сквозь крышу и, в окно усталой башни,
Случится же такое? Окна здрасьте!
Тут я проснулся, - ночь многоэтажна.

Не спит, трясëтся старый холодильник,
В шкафу на кухне звякнули стаканы,
Вот если бы не тикали ходилки,
То не было ночного звездопада, -

Не жрал бы таракан остатки пищи,
Луны в достатке было - хоть залейся,
Не пел в ногах мур-мур домашний хищник,
И не глазела в окна Бетельгейзе.

Зимним, солнечным демиургом -
Словно каменный медальон,
Город вывешен мëрзлым утром,

Напитать неокрепший лёд.
Отраженьем в зеркалье тонком.
Вдоль по наледи - словно пёс,

Осторожничая, сквозь позëмку
Еле-еле ползёт обоз.
Где на брюхе, а где таится

От воронок что близит враг.
Умоляю, прошу молитвой:
- Мимо, мимо! Мне сложно врать.

Доберётся обоз, оставив
Часть себя в бездне Невских вод.
Воет юнкерсов волчья стая.

Оборона. Голодный год.

Был
Ты
Сяча
Де
Вятьсот
Сорок,
День августа двадцать второй,
Избитому в мясо,
Босому,
Не мерзок бетон ли сырой?!

Претит ли дрожащему в тюрьмах
Лежать, ждать подков.
- Чу?! Цок-цок?!
Страшна ли рука маникюра
Истерзанного о лицо?!

Его волокут для допроса,
Подковы, запоры:
- Звяк-звяк!
Звяк-звяк?!
Внутри-камерный космос
Наружу не сложно изъять.

Всего-то:
Быть сломанной птицей,
Открыть, рассказать о своём,
Вдохнуть октябрями столицу
И...Сдать ЭСЭСЭР за паёк?!

Сегодня не будет расправы
Сегодня - убийственый приз.
Читают Советскую "Правду"...
Ночь,
Камера,
Полчища крыс

Снуют по избитому телу,
Он спит, не мешайте, он храбр.
У стойки, в кубинском отеле -
Разведчик ,
Шпион,
Минотавр?

И вновь за спиной. Вертит шеей
Убитый отступник. Крик груб.
В столице спасали Бронштейна,
Охраной. Упал ледоруб.

Ха́йме Рамо́н Меркаде́р дель Ри́о убийца Льва Троцкого, за что был удостоен звания Героя Советского Союза.

Вот сядешь покурить на рельсах брошенных
В Сахарах, Андах, возле горных пик
Нет ни-че-го, хотя один бы - тощенький
Окурочек измятый - нет же! Фик!

Над камнем ли - песком? Светило древнее
Висит и жжёт, ни Мальборо, ни Прим,
Ни связи для мобильника, Каренина
Привидится и надпись "не кури".

Пиннуть что - сил кощунственную вывеску,
И Анну бережно на рельсы усадить
С собой плечом в плечо:
- Мир выбесил,
Тебя родная? Полно, позади.

Ждать-дожидаться утреннего поезда.
Приедет не приедет? Не простой
Узнать ответ, и вспомнив, брякнуть:
- Помнится,
скончался сотню лет назад Толстой

Коллеги!
На портале "графская пристань" до октября месяца сего года имеет место быть регистрация команд (4 человека, как - думается) на очередной седьмой конкурс, - Б Е С П Р Е Д Е Л ( см. по ссылке - под объявлением).

П. С.

В связи с этим объявляется набор команды на поэтический конкурс.

Предположительное название команды - ОкДебрята, капитан имеется. Обращения в личку.

не могу от себя убежать,
не умею деревню забросить.
сел в автобус, забрал урожай
и уехал в дождливую осень.

по мешкам растолкав огород,
еду в город обиженным гостем.
получил от земли отворот,
от берёзок, крестов - на погосте:

телогрейка от пара горит,
от дождя проливного отходит.
до побега вечерней зари
я работал, а много дохода?!
да и то бы, - в худых городах
вам богатства судьбы захолустной
не найти, не купить, не продать,
я же их по мешкам (с Богом! пусть их),

сигарета в руке - ("не курить!")
растрясло, развезло, судно, жалко.
дико мявчит в корзине мурлык,
пахнет курица свежей зажаркой.

закусил, дал котейке мясца.
- здесь сойду, -
пересëкшимся горлом
попросил.
тюк сгрузил. небеса.
ниже - я - распростецкий, не гордый.

настоящие мы, - не апчхи.
нам деревня - судьба - не копейка...
тяжелеют в мешке кабачки,
наперёд забегает котейко.

Был тощий сон, на третий стол - омлет,
Три яблока, где пиво и где водка?!
Не смена - утомительный балет,
Ну что за день без хищников, где волки?

Медведей нет, не стало комаров.
Нет тигров, - не желают подкрепиться.
Зашли баран с овцой и пять коров,
Аквариумных гуппий вереница,

И заказали булку и червя,
Мешок овса, капусту, зубочистки.
Овца с бараном бекнули: - Бе-рня!
И сгинули, рысцой, не расплатившись.

Что остаётся? В рюмки лить циан,
И подавать орущим песни рыбам,
Устав, уснул в такси официант,
Был хлебный день, шуршит в карманах прибыль.

Семь пятниц, оплыл что свеча февраль,
В роддоме рождаются водолеи:
Девчонки, мальчишки, мой сын, ваш брат,
Сестрёнки, соседки, на всё - неделя.

Родиться, заплакать, устать и спать,
В раю убаюканным жить нетрудно,
Кормящую сытно родную мать
Рукой безногтëвой хватать за груди

И требовать зычно:
- Пора гулять, -
И словно - на крейсере - капитаном
В коляске лежать, направляя взгляд
Наружу, из пластика и металла.

Неделя всего-то, и всë не так.
Уходят из дома другие дети.
На клумбе роддома сгоревший танк
Амбициям чьим-то собой ответил.

Ушедшие дети - особый торг,
С войной и судьбой, каждый был обещан
И небом дарован, а вышло - в морг
Немалым числом, или чуть поменьше.

Семь пятниц недельных и вот он - враг,
Стучится, впустить ли? Пошёл он к чёрту!
Два года проходит, канун, февраль.
Вторая декада. Был день. Четвёртый.

Зашёл я на днях к Петровичу, а он после баньки за столом сидит. На сто­ле сковорода картошечки жареной на сале, зелёный лук, огурцы, поми­доры, соль крупная в солонке и она, - пол-трëхлитровая стеклянная банка самогона, на стене телевизор, а в телевизоре гладкощëкая, холë­ная физиономия болтает, обещает не разбери-пойми зачем - что, лишь бы - обмануть.

Петрович бренчальник выключил и (ааа! Для фона я его, так один я - три года уже, а если с ним, то вроде бы есть в доме ещё кто-то), налил по второму разу.

Натааааашааааааа!
От крика невсамделишной,звериной силы я вздрогнул, не донëс до рта гранёный стакан ( не пу­гайся, Жор, это старый петух с молодым воюют, за нового курицы прого­лосовали, а старого в котёл бы, да вот соседку мою зазывает по имени, чудной он, а что до неё, так она, Наташа-то тоже одна. Иногда заходит, посидим, пого­ворим, то-сё, бывает споём).

Петрович бывший сторож сгоревшего сельского клуба ( Эх, Жора, Вы городские всегда что-то ждёте, боитесь, думаете наперёд, а мы здесь живём как Бог даст. Работаем,день кончился к вечеру и слав-те Господи.

Вот я, как есть, - царских кровей, мой род ровня Ивану Грозному, Марфа Собаки­на - жена царская это моя прапрапрабабка. Так вот, в Красногорске жили мы до революции, а после переехали сюда, в Зеленец, мой дед пропадал - до смерти Лени­на, а потом вернулся, хромой, прострелянный и в селе его записали не­мым по контузии, а война 41 года как настала, так он в военкомат с мо­лодыми и сподобился, а там твёрдым ясным голосом попросился на фронт. Взяли ко­нечно, и с ним ещё полсела забрали и боле их никто не видел. Сгинули.

Тут, в Зеленце, я жил с женой и детьми, до пенсии на леспромхозе ра­ботал вальщиком, а жена в детском саду няней. Дети разъехались кто куда и носа не кажут. Из внуков в городе только один, здесь иногда бы­вает, - наведывается. А я, дворянин, пошёл сторожем в бывшую усадьбу Дубровина дяди Саши, там клуб устроили. Старики помнили барина, уважали, он деньги на мост через Волгу давал, крестьян не обижал. Добрый, хороший был человек А клуб сгорел в одночасье. Как произошло-то?


У нас бабушка жила, возле усадьбы-клуба. Учительствовала здесь рань­ше. Сорокина её фамилия. И вот ругала она молодёжь, в перестройку те и в самом деле бузили лишнего в клубе: музыка мол громкая, пьяных много. И вот она как-то на людях в магазине сказала, вот я помру, и клуб Ваш сгорит синим пламенем. И точно!

Сгорел, все сбежались, а тушить то и нечего уже. Одни стены кирпичные остались. А над входом на кирпиче и сейчас ещё можно увидеть зако­птелось - чёрное по красному. В виде птицы с длинным хвостом. Точно бы сорока, а сама сорока-училка померла, на утро её соседи хватились.

Приезжал сюда наследник барина из Питера.Нашли его, говорим - бери мол усадьбу, а на дворе - девяностые, он говорит я мол сам бомбилой­-таксистом в Питере, звоните если што.и телефон оставил.Он у меня если поискать и сейчас найдётся. Номер есть и фамилия, - Дубровин)

Монолог прервал внезапно влетевший в не закрытую на щеколду дверь (а кто бы её и когда закрывал-то? Разве что в ночь, если што) Доброволец, - пёс Петровича.

Он вообще-то изначально - Стëпка, но в связи с весёлым нравом (вечно под ноги лезет, везде бы ему успеть, с ним только говно хлебать наперегонки, как Петрович не скажет, так и норовит поспеть первым!) и случившейся войной переименован был Петровичем в Добровольца.

Вслед за собакой в двери зашла, закрестилась на телевизор, не найдя иконки, заходившая иногда по соседству на огонёк Ольга- Вертолёт.

По­чему она вертолёт точно никто бы и не сказал, якобы, когда её в пионеры принимали она сбежала прямо из строя торжественной линей­ки, собранной по такому случаю, ловить стрекозу севшую на загажен­ную голубями гипсовую голову лысого вождя мирового пролетариата.

Ольга привычно присела за стол, молча взяла левой рукой предложенный хозяином стакан и разжала над столом ладонь правой руки. На старень­кую клеëнку выпал большой рогатый жук размером с пол-ладони ( вот! По дороге нашла, сдох наверное)

Ольга выдохнула и выплеснула из стака­на остатки, - пахучую каплю на жука.

Я, Петрович и Доброволец молчали и ждали того, что будет дальше. А дальше жук заплясал, затрещал и заходил хо­дуном, мы отпрянули, а Доброволец залаял, завертелся вьюном и, клацкнул зубами, схватил жука ухмыляющейся зубастой пастью и замер. Из пасти торчали рога и пара двигающихся ног.

Не обращая внимание на, случившееся Ольга изрекла (вчера вышла в огород, смотрю, из под досок-ходилок червяк торчит, прямо под тропкой что вдоль грядок. Я его вытащила, чёрный такой, с медным отливом, с полторы ладони длиной. Так он в глаза мне глянул и как... Зашипит...)

Ольга как- то вызвалась проводить меня до останков разрушенного спиртзавода. Мы шли с ней песчано-глинистым жëлобом улицы, по сто­ронам в садах брошеных домов зеленели сквозь заросли клёнов и виш­ни яблоки, а Ольга что-то однообразно-монотонно напевала себе под нос.






Прошли километра два по смешанному лесу низом песчаного жёло­ба, что есть продолжение улицы села, весной тут с горушки к селу, вниз, и дальше через село и в овраги и в поля бегут потоки воды. Это ещё не овраг, но по сторонам есть заросшие травой и мелким кустарником откосы метра по два с половиной. Такие, что сразу наверх и не выберешься.

Солнце над го­ловой, провожатая что-то напевает, как плачет. Тут это и случилось.

Выше, метрах в пятидесяти, из леса вышел чёрный крупный бык. Увидел нас. Застыл. Потом сорвался и, в облаке пыли, устремился к нам и на нас сверху-вниз по песчано-глиняному желобу. Я схватил женщину за руку, тащил её по откосу вверх. Она выдернула руку, я стоял выше на склоне, потерял равновесие и упал. С опаской я поднял голову и погля­дел вверх-вперёд. Там Ольга-Вертолёт гладила быка, прижималась к морде лицом, в холке бык был ей по макушку, стоял смирно и словно бы дремал.

Потом Ольга мне говорила, что бык ходит в заброшенные сады ла­комиться яблоками, а коровы у них тоже, как и он, сами по себе, - пастушить неко­му. А ещё свиньи тоже очень самостоятельные, весной убегут, а под осень возвращается нагулявшиееся большим стадом, с приплодом.

Позже, по дороге от заброшенного спиртзавода, Ольга показала мне коттедж без оконных рам и входных дверей, но с черепичной крышей и абсолютно с виду целый ( пойдём посмотришь, тут «крутой» с женой жил, отстроил всё, но в грозу в пруд полез и его молнией убило. Пруд сам вы­копал, водой залил и рыбу запустил, только из рыбы тут остался сом. Это было двадцать лет тому назад и сому столько же. Жена списалась с кем-то и уехала за границу, там теперь живёт, а дом мы не трогаем, бо­имся, говорят кто что тут возьмёт — смерть тому)



В дом я не пошёл. Мы проходили мимо пруда, в небе пел жаворонок, стрижи отчаянно орали и метались туда-сюда обещая близкий дождь и действительно: подул свежий ветер, над вершинами сосен в полуто­ра-двух километрах по направлению к нам и близкому селу стремительно вырастала сизая злая туча. И тут, совершенно бесшумно сбоку от нас из воды что-то тёмное порснуло вверх, смахнуло низко скользящего стрижа и, с пушечным грохотом, в брызгах воды возвратилось в родную стихию.


Вот так и живём, Жорушко, морщится Петрович от заходящего солнца. Ты куда теперь, поливать? Конечно! Ты ж сегодня приехал. А я уж сутра с четырёх часов на ногах: на мотоблоке в лес сгонял пару сосёнок свалил, прита­щил, траву подëргал, жуков собрал, полил что надо и вот в баньку. Здесь время не движется, застыло. Глядишь и день окончен.

Возвращался от Петровича нога за ногу, задумался и, лоб в лоб столк­нулся с дружками: Болек и Лëлек.

Идут, разглядывают что-то спрятан­ное у Лëлека за пазухой. Вообще то он Алексей, а Болек - Вовка, но уж так их все издавна зовут.

Лелек дыша в лицо перегаром предложил акустическую колонку, выта­щил её из за пазухи. - Жора, за полтора литра уступлю. Чисто из уваже­ния. Получив отказ Лелек не обиделся.

- Зря, Жора, не краденое, Афга­нец задарил вчера. Мимо проходили, он нас позвал, - мы от него бежать, а он поймал, обнял и говорит, - забирайте. Я мол туда поехал, зачем мол оно мне там?

Афганец приехал в село не так давно, купил старенький дом, привёл его в порядок, огородил и, как у него выдавался банный день, стрелял по горшкам и бутылкам около забора из обреза. Ружья, официально, у него не было.

Общеизвестен конфликт Болека-Лëлека с Афганцем, тот вскоре по - при­езду обнаружил у себя во дворе, остановил, побил и посадил в сарай двух друзей. После короткого дознания, а состоялось оно утром, поймал-то ночью, до полудня они копали ему огород. После приезжал участковый, по чьей то наводке искал обрез. Не нашёл и в тот же вечер у Афганца была очередная баня и стрельба)

Так вот, - , возвращался я от Петровича, снизу белел рябой песчано гли­нистый фас улицы, сверху были крупные звезды, на близкую заросшую сосной гору влез крупный месяц а мне было хо-ро-шо. Какие же они веселые, наши зе­ленецкие чудики! Про таких фильмы не снимают и по тиви не показыва­ют. И шут с ними, где они и где мы? Отсюда не видно далеких оспаривающих друг у друга величие властных башен кремля, огней далеких городов, и ничего не слышно кроме яростного гомона цикад и редкого взлая собак. Тишина. Провинция. Зеленец.

Список использованных материалов
1. БСЭ - ЗЕЛЕНЕЦ
433371, Ульяновской, Тереньгульского
2. Симбирская губерния по сведениям 1859 года. - 1863.
3. Электронная библиотека ГПИБ Книжные издания Списки населенных мест Российской империи. - СПб., 1861-1885. Вып. 39 : Симбирская губерния : ... по сведениям 1859 года. - 1863.
http://elib.shpl.ru/nodes/16870#mode/inspect/page/113/zoom/7
4. Краеведение
https://ulbibl.ru/history/
5.Собакино, интересные факты
Л. Коншина
https://proza.ru/2016/07/24/1191
6. Красноборск
https://worldgonesour.ru/stati/29256-krasnoborsk-ulyanovskaya-oblast.html
7. «Ансамбль загородной помещичьей усадьбы дворян Дубровиных»/ с. Зеленец Ульяновская область/
https://hautiev-sh.livejournal.com/301173.html
8. Вик-ия Царица Ма́рфа Васи́льевна, урождённая Соба́кина[1] (ум. 13 ноября 1571) — третья жена Ивана Грозного, бывшая его супругой 15 дней, дочь коломенского дворянина.
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BE%D0%B1%D0%B0%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%B0,_%D0%9C%D0%B0%D1%80%D1%84%D0%B0_%D0%92%D0%B0%D1%81%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B0
9. Потомок дворян отказался от усадьбы. Olga82ul
https://ulpressa.ru/2010/11/16/article137511/
10. Старая помещичья усадьба требует защиты
https://www.8422city.ru/news/1449565/staraa-pomesica-usadba-trebuet-zasity-foto
11. Акт Осмотр объекта культурного наследия «Ансамбль загородной помещичьей усадьбы дворян Дубровиных», с. Зеленец http://www.nasledie73.ulgov.ru/217/1921/367.html
12. В Ульяновской области полностью сгорел дом помещика Дубровина
https://mosaica.ru/ru/ul/news/2017/03/20/v-ulyanovskoi-oblasti-polnostyu-sgorel-dom-pomeshchika-dubrovina-foto
13. приложение к Симбирским епархиальным ведомостям за 1903 год / Н. Баженов
14. ПУТЕВОДИТЕЛЬ - АРХИВЫ УЛЬЯНОВСКОЙ ОБЛАСТИ
15. Исполнительный комитет Тереньгульского районного Совета ... Скугареевский спиртзавод образован в 1934 году и находился в ведомственном подчинении до 1944 ...Архив У.О
16-17. Книги памяти memo.ru Зеленец (Тереньгульский район), сторож церкви, 27.12.37 тройкой при УНКВД по ... Ульяновска, работник спиртзавода, 09.09.49 Ульяновским областным судом посмертно реабилитирован ...
Зеленец (Тереньгульский район), служитель религиозного культа, ... Ульяновска, конюх спиртзавода, 14.08.44 Ульяновским облсудом по ст.ст. 58-10 ч.
ttp://old.memo.ru › memory › simbirsk › ulja24
http://old.memo.ru › memory › simbirsk › ulja6
18. краеведческие записки uokm.ru
https://uokm.ru › text › kraevedzap
19. ульяновская правда
https://ulpravda.ru/pdf/1/%D0%A3%D0%BB%D1%8C%D1%8F%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%B4%D0%B0_107_30.08.2016.pdf
20. Усадьба Перси-ФренчтВ чьих руках судьба тереньгульской усадьбы Перси-Френч?
https://media73.ru/1970/v-chikh-rukakh-sudba-terengulskoy-usadby-persi-french
21. село Архангельское (Кункино) Буинский уезд
https://nashipredki.com/location/arkhangelskoe-kunkino-selo-19377
22. НЕБОЛЬШОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ТЕРЕНЬГУЛЬСКОМУ РАЙОНУ
https://uldelo.ru/2016/04/19/nebolshoe-puteshestvie-po-terengulskomu-raionu
23. . Репьев «Симбирский край». — Париж, 1935. — С. 137 (Михаил Иванович Репьев (1865—1937) — русский военачальник, герой Первой мировой войны, командующий 18-м армейским корпусом. Участник Белого движения, инспектор артиллерии 1-го армейского корпуса Русской армии, генерал-лейтенант. Первый председатель Общества галлиполийцев)
24. ПРАВИТЕЛЬСТВО УЛЬЯНОВСКОЙ ОБЛАСТИ МИНИСТЕРСТВО ИСКУССТВА И КУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ
УЛЬЯНОВСКОЙ ОБЛАСТИ ОГБУ «ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ УЛЬЯНОВСКОЙ ОБЛАСТИ»ПУТЕВОДИТЕЛЬПО ФОНДАМ
ГОСУДАРСТВЕННОГО АРХИВАУЛЬЯНОВСКОЙ ОБЛАСТИ

Нет сновидениям! Утренний сон растревожил петух,
Ранний горластый пастух подзабытых, никчемных традиций
Утро брюхатое вызвал, оно на глазах, без потуг,
Вызрело солнцем, светило за низкий забор зацепилось.

Село, нахохлилось, в патлах короны лучи ворошит,
Вниз поглядело, - людишкам случившимся этого надо?
Вряд ли кто с ним колесом да по небу уйти бы решил, -
Лишь для того, чтобы позже себя называть релокантом.

Августом жарким деревня усталая хмуро больна,
Дырами окон глядит слеповато, вприщур, что поделать?
С вечера пела, плясала и водку хлестала, сполна
Власти бранила, к чему и почто кукарек ей с похмелья?

Вышла на улицу влажной тропинкой, спросонья - тиха,
Изредко мыкает, тихо бредущей, сисястой коровой.
Вторит, как может, Петрович хрипатый поэт бард и хам.
Тот, что гармошку рвал с вечера перхает сорванной глоткой,

Шустро шагает. Росисто, трясёт - словно лист на ветру,
С пугала снял драный, старый, линялый, репьястый плащишко,
За ногу солнце схватил, не гони мол, бери - я не трус,
Где бы взять лучше? В краях этих светочей ты не отыщешь.

Лают собаки на новое пугало, кто мол такой?
Ветер уносит вдоль берега речки туманое эхо.
Всё - как всегда, - по традициям диких провинций - итог:
Вышли - кто жив, день работать зовёт, солнцебарин приехал.

Из-под ладони мама и отец
глядят, вслед машут, пригородный поезд
забрал меня, районный Зеленец
скрыт горизонтом, облачные горы

кочуют небом, путь по ветру прост, -
так может показаться из окошка.
Сижу и наблюдаю: тянет воз
полей, лесов, посёлков солнце-лошадь,

чуть ниже - путь глубинкой между сёл;
окном дождит, гром мокро рвёт простынку;
стучит, скрипит, рокочет и трясёт,
и вот она - раскинулась бесстыдно.

Вагоннный коридор, тэдэ-тэпэ,
студент, студентка, радуги окраску
приветствуют, вот мол - элгэ-бэтэ,
смеются, обсуждают.
Педерасты!

Сосед-афганец одинокий сыч
сказал бы, повторив вслух троекратно.
Он долг и Родину не ставил на весы,
начальников хлестал словесной правдой

За то, что мол тебя не посылал,
за то, что мол разграбили Россию,
а после, по военным пацанам,
он спьяну выл от ноши непосильной.

Завыл гудок, знакомые места.
Для смены направлений слишком поздно.
Одна дорога выпала из ста,
от Зеленца - на ветер - до погоста.

Катился, вертелся, подпрыгнул, был твёрд
Участок шоссейный, - случилось ужасное:
Авто раскололся, не выжил он - мёртв.
Представили? Что ж! Есть работа для ластика.

Пусть я не волшебник, плевать, я смогу.
Я донор, плюс резус, плюс группа, мы первые.
В печëнке рождается резвый табун,
Готовый для встречи с давнишним соперником.

Что смертной побелкой окрасил лицо, -
Девчоночку высосал, выжал - как в пыточной.
- Нет-нет! Подождëшь! ! Мне ли быть подлецом?!
Рукав закатал, вену конскую вытащил.

Заходит игла: тыща жарких коняг
Потоками потными, сердцем гонимые
Несутся к бедняжке, катэтрэм звеня,
Напором неистовым, телом малиновым.

Простынка, грудь голая, первое:
- Ой!
К дрожащей руке жеребятами ластится
Вниз посланный утренний, нежный конвой,
Что пот сушит бережным, солнечным ластиком

Монету посылая ввысь,
как аппарат в далёкий космос, -
прошу:
- Слетай, узнай, вернись,
сейчас, а завтра будет поздно.

На затянувшейся войне
никто из нас не посторонний,
ни Вас, ни наших сыновей, -
пусть никого - не похоронят.

Я верю в Божью благодать
для тех, кто вызвался и призван.
Домой вернётся наш солдат,
и будет мир на век, и присно.

Увы, желанья не спасут.
Летит монеты быстрый спутник.
Что остаётся? Верить в суд
Того Кто Есть, и завтра будет.

Каждое утро жара, жара, -
Словно бы кто-то включил духовку
Не для того, чтобы жечь, карать,
Но для того, чтобы выпечь снова:

Утро июльское, тихий пруд,
Выводок уток скользя сереет,
Клином живым, завершая круг,
Словно танцует под звук свирели,

Что выдувает ночной свистун,
Он, - нагулявшись, растратил силы.
Порослью берега брёл, уснул
И отдыхает под дрожь тростинок.

Слышится треск стрекозиных крыл,
Тут они, там, замирают сверху.
Режут поверхность тощи, бодры,
Вëрткие шустрые водомерки.

Раннее утро, придëт жара,
Но не сейчас, чуть попозже, нынче.
Небо, деревня, петух, - пора
Мир захолустья любовно выпечь.