Из всех командных видов спорта волейбол, пожалуй, наименее травмоопасный. Почему? Да потому что всю игру команды играют каждая на своей половине площадки и с противником непосредственно не соприкасаются. Разыгрывают себе мячик, потом – раз! – перекинули на другую половину поля и любуются, как теперь с ним играется соперник. Самое милое дело – не заходи на чужую территорию и со здоровьем все будет в полном порядке.
А к чему это я про волейбол? А к тому, что в коммунистической Албании, в самой отсталой стране Европы, с волейболом был порядок. С остальным тяжко было, прямо сказать, очень тяжко, и это еще мягко говоря, а с волейболом – супер. Почему? Ну вот так бывает. Появились хорошие тренеры-энтузиасты, стали ездить по стране, выискивать способных мальчишек и девчонок, и на тебе: мужская и женская команды «Динамо» из Тираны в 60-х и 70-х годах прошлого века стали заметной силой на континенте, а за их лучшими игроками гонялись наипервейшие европейские клубы. И даже команды «Динамо» пару раз выходили в финал Кубка европейских чемпионов, шутка ли. Ну, естественно, все их игроки были в тогдашней Албании звездами, считали их за героев, следили за их жизнью, общественной и личной, и все о них знали.
Жених и невеста
В один прекрасный день 1980 года по столичной улице шла девушка. Девушке было 19, она была привлекательна, и нет ничего удивительного, что к ней подошел тоже вполне себе симпатичный молодой человек и предложил познакомиться. Девушка ответила, что на улице не знакомится и ушла. Молодой человек оказался настойчивым и повторил свою попытку еще несколько раз, однако тоже безуспешно.
Девушка эта была Сильва Турдиу. Она считалась, как это принято говорить, лучшей невестой Албании. Она окончила элитную школу, поступила на экономический факультет университета Тираны, где считалась лучшей студенткой, а с 14 лет начала играть в волейбол в команде «Динамо». “Отличница, спортсменка, комсомолка, наконец, просто красавица”. Профессорская дочка, между прочим. Отец – выходец из старинного албанского рода, сам Чазим Турдиу, второй албанец, получивший высшее образование в области математики! Чазим вернулся на родину после окончания университета Монпелье в 1940 году, аккурат во время итальянской оккупации, работал учителем, открыто выступал против итальянцев, но, когда его пригласили стать членом Фронта Национального освобождения, отказался – коммунистов не любил. Тем не менее, когда итальянцы арестовали коммунистов, работавших в одном из институтов, обратился к итальянскому генерал-губернатору Албании Джакомони с требованием их освободить. После войны профессор, можно смело сказать, стал создателем системы высшего и среднего образования в Албании, в частности, при его активном участии был открыт Тиранский университет. В 1957 году он учился в Москве в аспирантуре под руководством прославленного математика Андрея Колмогорова. Всю жизнь Чазим Турдиу, насколько это было возможно в расплющенной местными коммунистами-ходжаистами стране, боролся против политизации образования. Почему его не трогали? Нет, за ним следили, составляли на него доносы, где отмечали его неблестящее отношение к режиму, но то, за что обычного человека покарали бы в два счета, ему сходило с рук.
Его авторитет как «отца албанского образования» был высок и в народе и в среде партийного руководства, кроме того, многие «партийные дети» были его студентами. Профессор был неустрашим. Однажды ему не смог сдать экзамен сын третьего человека в Албании, члена политбюро, всемогущего Хюсни Капо!
Мама Сильвы, Асме Пипа, тоже происходила из консервативной интеллигентной семьи, подарившей Албании несколько совершенно замечательных людей.
Теперь нам немного более понятно, кто такая Сильва Турдиу. Но кто же был молодой человек?
Его звали Скендер Шеху, ему было 32 года, и он был сыном председателя правительства Албании Мехмета Шеху, человека, наиболее приближенного к трону диктатора Энвера Ходжи. Скендер окончил университет, поработал на заводе в Тиране и поступил в аспирантуру Королевского технологического университета Стокгольма. Наверно, это странно слышать, что в стране, наглухо запечатанной от остального мира, в стране, где клеймили почем зря вражеский капитализм, кто-то поехал учиться в буржуазную Европу, но детям партийной верхушки это вполне позволялось. Папа его родился в семье консервативного, воинствующего имама, выступавшего за возврат Албании в состав Османской империи. Видимо, воинственность была унаследована Мехметом, который немного поработал агротехником после окончания сельхозучилища, проучился некоторое время в военном училище, впрочем, не окончив его, а потом увлекся коммунизмом в его сталинском варианте. Он проявил себя хорошим командиром во время борьбы с итальянцами и немцами в 40-х годах. Беда была в том, что он лил реки крови не только вражеской, но и албанской. Можно смело сказать, что Мехмет действовал целиком в русле партийных указаний и успешно совмещал войну освободительную с гражданской. Он с одинаковой жестокостью воевал с итальянцами и немцами и с вроде бы союзниками коммунистов по освободительной борьбе бойцами Национального фронта, который придерживался антикоммунистических взглядов. Он истреблял села, в которых Национальный фронт пользовался поддержкой, не щадя никого. Он беспощадно убивал пленных. Один раз поняв, что переборщил, он направил в ЦК партии письмо, в котором извинялся за то, что расстрелял 65 пленных бойцов Национального фронта, в то время как, по его словам, для достижения нужного эффекта, достаточно было бы убить всего 20-25. После войны его наследственная воинственность обрушивалась на все, что стояло на пути пришедших к власти коммунистов – на националистов, на коммунистов с иными взглядами, интеллигенцию, священников. Беспримерным был случай, когда после взрыва у советского посольства, от которого никто не пострадал, Шеху потребовал без лишней волокиты арестовать и расстрелять несколько десятков видных представителей и без того немногочисленной албанской интеллигенции, которые заведомо не могли быть причастны к этому взрыву. Эта экзекуция получила название Албанской резни 1951 года и вызвала протест даже среди партийных работников, которые считали, что, хотя бы формально, но закон соблюдать необходимо. Кстати, в ходе одного из допросов по этому делу, в которых Мехмет любил участвовать лично, на него набросился и избил арестованный коммерсант Йонуз Кацели. Мехмет сильно пострадал и спасся только с помощью присутствовавших агентов спецслужбы «Сигурими». Мехмет с удовольствием рассказывал, как саморучно повесил соратника вождя Энвера Кочи Дзодзе, разошедшегося с руководителем и, следовательно, вставшего на антипартийную дорожку. Мехмет всегда был рядом с Энвером, колеблясь с линией партии. Когда в конце 40-х Ходжа решил разорвать с Югославией, он организовал чистку тех, кто выступал против этого, когда в 1961 году пришел черед рвать отношения с СССР, расстреливал людей, получивших образование в Москве, после разрыва отношений с Китаем в начале 70-х настал черед новой группе стать жертвами казней. Шеху действовал умело и решительно. На многих важных позициях в руководстве, в частности в «Сигурими» и министерстве обороны и иностранных дел находились его родственники и друзья.
Жена Мехмета Фичрет была опытной боевой подругой, в разное время занимавшей посты директора высшей партийной школы и первого секретаря горкома партии Тираны. Она, кстати, со школьных лет дружила с «первой леди» Албании Неджмие Ходжей.
И вот представьте себе: Скендер, сын таких «правильных» родителей, стал ухаживать за Сильвой. Наверно, по происхождению невозможно представить себе более полярную пару, чем Сильва и Скендер. Но сердцу не прикажешь. Они полюбили друг друга.
Отвергнутый на первых порах Сильвой Скендер в феврале 1981 года приехал из Стокгольма в немецкий Шверин, куда с волейбольной командой «Динамо» на матч прилетела Сильва. На девушку это произвело впечатление. А летом во время каникул Скендер вернулся в Албанию и сразу отправился в Дуррес, где тренировалось «Динамо». Там он сделал Сильве предложение. Девушка думала долго. Наконец, она пригласила Скендера к себе домой.
Профессора Чазима Турдиу эта история взволновала и напугала. Он любезно принял Скендера и сказал, что не против его женитьбы на Сильве, если, конечно, она не возражает, но Скендер должен учесть, что в биографии его семьи есть немало «пятен» (так он и сказал, не вдаваясь в подробности). Скендер ответил, что это не должно волновать профессора, что он знает обо всех «пятнах» и что папа - Мехмет Шеху - одобрил их будущую женитьбу. Скендер сообщил, что ждет Сильву у себя дома для помолвки.
После его ухода профессор высказал дочери свое беспокойство. И дело было не только в «пятнах» в биографии. Чазима Турдиу мучило кровавое прошлое и настоящее свата. В патриархальной Албании слово главы семьи значило много. Но, придерживаясь достаточно свободных взглядов, он предоставил дочери право решения, согласившись с ней, что сын не должен отвечать за отца.
На чужой половине площадки
В выходной Сильва пришла к жениху в дом семьи Шеху, расположенный в квартале Блоку. Это был очень необычный квартал албанской столицы. От остальной Тираны он был отгорожен стенами, шлагбаумами и тысячами солдат и агентов «Сигурими». Попасть туда обычному «строителю коммунизма-ходжаизма было невозможно. И действительно, в квартале можно было найти все, от чего предостерегали свой народ его руководители – магазины с западными товарами, аптеки с импортными лекарствами, одежду от ведущих французских и итальянских производителей, кинотеатры, в которых демонстрировали капиталистические фильмы. Сами дома и квартиры в них для того времени были шикарными для полунищей страны. Понятно, что жить в таких тяжелых условиях и не разложиться морально и физически мог только передовой отряд албанских ходжаистов. Из каждого дома тайные ходы вели в разные бункеры, расположенные по всей Албании.
Ох эти бункеры, и по сей день «украшающие» маленькую прекрасную горную страну, ядовитыми бетонными грибами выросшие в горах, на морском побережье, на центральных улицах больших и малых городов и деревень. Их было построено несколько сотен тысяч на два миллиона восемьсот тысяч жителей Албании. Одни из них были рассчитаны на 1-2 человек, другие на 4-5. Там по приказу партии албанцы должны были прятаться и отстреливаться от всевозможных агрессоров. Самый большой бункер в пригороде Тираны представлял собой пятиэтажное подземное здание с отсеком для обеззараживания и залом для заседаний политбюро. Эти бетонные уродцы изготавливало единственное такого рода предприятие в мире, находившееся в городе Круя. Когда коммунизм пал, оказалось, что для разрушения всех бункеров требуются такие гигантские финансовые затраты, что было решено убрать только те из них, которые уж совсем безобразно уродовали пляжи на курортах Албании, а остальные украсили рекламой, превратили в своеобразные клумбы или просто оставили как есть.
Сильву приняли очень ласково. Мехмет Шеху был искренне рад, что сын, наконец, решил жениться. Девушка понравилась и братьям жениха – Владимиру и Башкиму. Тепло отнеслась к ней и Фичрет. Это был хороший день.
Соло баяна
«Какая песня без баяна»? Я к тому, что какая помолвка без благословения вождя, если женится сын его ближайшего друга и помощника? Через несколько дней после помолвки семья Шеху пригласила в гости Энвера Ходжу и Неджмие. И снова все было хорошо. Энвер дружески поговорил с Сильвой, сказал, что очень уважает профессора Чазима Турдиу. После обеда беседовали. Сильва сидела между Энвером и Мехметом. Понятное дело, когда в доме присутствуют такие «ах, какие люди», все остальные молчат. Вожди обсудили ситуацию в Польше, сошлись на том, что ревизионизм приходит к власти там, где его своевременно не придушили, и Энвер с Неджмие собрались домой. Их вышла провожать вся семья Шеху. Помахали ручками и расстались. Благословил! На следующий день Сильва и Скендер уехали в Грецию. Сильва на международный матч по волейболу, жених – решил ехать в Стокгольм через Афины, чтобы перед расставанием посмотреть, как играет Сильва. Свадьбу назначили на зиму.
Через день Мехмет Шеху пришел домой в плохом настроении. Он долго ходил по комнатам, а потом позвал младшего сына Башкима и попросил его вызвать из Греции Скендера.
На вопрос Башкима зачем, Мехмет ответил, что в связи с усложняющейся международной обстановкой ему надо дать указания Скендеру, как вести себя в Швеции. Башким сразу почувствовал, что дело в другом. Он обсудил ситуацию с Владимиром, и они подошли к отцу с просьбой откровенно сказать, что случилось. Мехмет сказал, что товарищ Энвер Ходжа страшно рассержен, что ему рассказали о «плохой» биографии Чазима Турдиу и Асме Пипы и он возмущен, как это Мехмет не поставил его в известность заранее и как он допустил помолвку своего сына с девушкой из реакционной семьи. Члены политбюро тоже недовольны, и ожидается чрезвычайное заседание политбюро по поводу помолвки Скендера. Владимир и Башким настаивали, что Сильва фактически является членом их семьи, и их долг защищать ее. Беса!
Что такое Беса (Besa)? На албанском это означает «вера» или «слово» или «верность слову». Это целая система обычаев и взглядов, в основе которой лежит верность слову, данному родственнику или другу, сюда же относится защита пришедшего в дом гостя. В течение долгих лет албанские кланы боролись против Османской империи и центрального правительства, давая друг другу клятву верности, которая фактически выступала как закон. В годы второй мировой войны, придерживаясь концепции «беса», албанцы не выдавали немцам евреев, живших на территории страны, равно как и евреев, бежавших сюда из других европейских стран, в частности, Сербии. В результате Албания стала единственной европейской страной, в которой к концу войны оказалось больше евреев, чем было в ее начале. Известны случаи, когда албанцы специально посылали своих детей в подвалы или сараи к прятавшимся там от облав, и дети подвергались такой же опасности, как и гости.
Мехмет наотрез отказался защищать Сильву. Он твердо заявил, что партия лучше разбирается в таких вопросах, и если она сказала «надо», следует ответить «есть». Скорее всего, как опытный член партии, он уже все понял и знал, что будет дальше.
Что же случилось? Надо сказать, что хотя руководящая верхушка была полностью едина в деле строительства ходжаизма в Албании, между собой высшие партийные деятели враждовали как пауки в банке. Опасаясь попасть под очередную волну репрессий, которые так любил устраивать вождь, они с удовольствием собирали и хранили компрометирующий материал друг на друга с тем, чтобы при необходимости подставить под удар кого-нибудь другого, или просто в карьерных целях. На стол вождю легла записка, в которой говорилось, что Мехмет Шеху согласился на помолвку своего сына с девушкой из неблагонадежной семьи, в которой было множество врагов народа. Не исключено, что инициатором доноса был набирающий силу член политбюро Рамиз Алия, метивший на место уже больного Ходжи и видевший в Шеху преграду на пути к власти.
Ходжа пришел в ярость. Первым делом он вызвал на ковер племянника Мехмета Фечора Шеху, который был, между прочим, министром внутренних дел и главой «Сигурими». За страсть к массовым репрессиям и крайнюю жестокость Фечора звали мясником. Разговор шел в уничижительном тоне со стороны диктатора. Ходжа поинтересовался, знал ли Фечор о наличии врагов народа в семье Турдиу и, если знал, почему не сообщил об этом ему лично. Фечор, явно чувствовавший себя неуютно, ответил: он думал, что Мехмет сам доложит об этом товарищу Энверу. Понятно, что такое объяснение никак не могло удовлетворить Ходжу. Он спросил, советовался ли Мехмет с Фечором и если да, то что посоветовал Фечор своему дяде. Фечор сказал, что советовался, и что он рекомендовал Мехмету обратиться к партийному руководству.
- А как бы ты сам поступил, если бы твой сын собирался жениться на девушке из такой семьи? – спросил Энвер. – Ты бы дал согласие?
- Нет, товарищ Энвер.
- Значит, ты бы согласие не дал, а Мехмету ты посоветовал обратиться к партии? Как тебя понять?
Разговор и дальше продолжался в том же духе. Особое негодование Ходжи вызвал тот факт, что во время визита к Шеху его сфотографировали. Это значит, что фотографии с наследницей семейства врагов народа могли попасть в западную прессу. Фечор как мог пытался выгородить родственника, но только еще больше разозлил вождя. Вот после этой беседы товарищ Энвер и вызвал к себе товарища Мехмета…
И все же, почему Мехмет заранее не подумал, к чему приведет знакомство его сына с Сильвой? Имея под контролем все силовые службы Албании, он не мог не знать о родственниках девушки. Может, более разумным было прервать эту связь в самом начале? Но он, во-первых, действительно волновался, что его сын долго не может выбрать себе невесту, а во-вторых, не исключено, считал себя всемогущим и решил, что для него закон не писан.
Мехмет сказал детям, что помолвка должна быть расторгнута несмотря ни на что. Все уговоры были напрасны. Скендер был в отчаянии, он грозился уйти из семьи и жить с Сильвой отдельно, но Мехмет на это заявил: «Тогда я тебе больше не отец». В живущей старыми традициями Албании это была страшная угроза. Мехмет сообщил, что в ближайший час он должен позвонить товарищу Энверу и доложить о расторжении помолвки. Других вариантов не было.
Оставалось сообщить обо всем Сильве. Собравшись с силами, Скендер пригласил ее в дом к телохранителю и доверенному лицу отца. В дом Шеху позвать ее он уже не мог. Разговор между бывшими женихом и невестой длился сорок минут. Сильва плакала и говорила, что Скендер сам уверял, что ее биография никак не помешает женитьбе, а Скендер, в свою очередь, отвечал, что «пятна» в биографии оказались слишком темными и что в то время он знал не все. Он твердил, что если помолвка не будет расторгнута, то его исключат из партии, а этого как сын Мехмета Шеху, да и вообще преданный партии албанец, он допустить не может. Скорее всего, Скендер понимал, что в случае отказа рискует жизнью отца и членов семьи, в том числе и жизнью самой Сильвы. Он попросил девушку подождать до января, когда он приедет на каникулы – возможно, ситуация разрядится.
Но она не разрядилась.
«Пятна»
Фаик Турдиу – брат Чазима Турдиу, учился в туринском медицинском университете. Не закончив университет, вернулся в Тирану, где работал ассистентом известнейшего албанского хирурга Широки. Во время войны лечил подпольно переправляемых в госпиталь партизан. Когда война кончилась, ему предоставили право завершить медицинское образование в университете Загреба. Однако, когда Албания разорвала отношения с Югославией, всем обучающимся там студентам приказали вернуться. Фаик отказался выполнить приказ партии. Он остался в Загребе, получил высшее образование, проработал в местном госпитале 35 лет до конца жизни и стал прославленным ортопедом, заслужив уважение загребчан. Там он и умер в 1982 году так и не увидев родину. На его похороны пришли тысячи жителей. Его труд высоко оценил первый президент Хорватии Туджман.
Рамазан Турдиу – брат Чазима Турдиу, был настоящим врагом коммунистического режима в Албании. Он был убежденным националистом, во время войны возглавлял один из батальонов Национального фронта, воевавшего с фашистами. В ноябре 1944, после прихода коммунистов к власти, вместе с рядом других видных националистов на лодке бежал в Италию. Там он окончил институт, стал фармацевтом и переехал в США, где поступил в университет. Рамазан стал крупным ученым-фармацевтом, опубликовал большое число научных работ. Не оставлял и политическую деятельность. Был одним из руководителей эмигрантской антикоммунистической оппозиции. Даже выступал по «Голосу Америки», клеймя правящий режим.
Мюзафер Пипа – двоюродный брат матери Сильвы Асме Пипа. Его отец был юристом в первом после обретения независимости министерстве юстиции Албании. Посещал высшую школу в Саранде. В 1940 подговорил студентов спеть патриотическую песню в одном из тиранских кафе, после чего был отправлен итальянцами на остров Вентотене, где находился вместе с албанскими и итальянскими антифашистами, среди которых, в частности, был впоследствии президент Италии Алессандро Пертини. После не понравившейся немцам статьи в открытом им в 1943 году журнале был заключен в нацистский концлагерь в Приштине. Мюзафер выступал за правовую систему, основанную на традициях Албании.
В 1946 в Албании судили группу антикоммунистов. Адвокатом на процессе выступал Мюзафер Пипа. Собранная в зале кинотеатра, где шел суд, аудитория постоянно выкрикивала в адрес подсудимых: «Изменники! Пулю им в лоб! Расстрелять! Повесить!» Мюзафер потребовал у генерального прокурора Аранита Чели, условий для нормального проведения процесса. В ответ Челя с издевкой сказал: «Что мы можем поделать? Это глас народа!» В своей речи Мюзафер заявил, что невозможно выиграть в суде, председатель которого - бывший жестянщик, а генеральный прокурор – работник кофейни судят цвет албанской культуры. Эти слова были переданы по радио в ходе прямой трансляции и вызвали бурную реакцию в Албании. Мюзафера отстранили от суда, причем генеральный прокурор отметил, что скоро и он получит по заслугам. Через полгода Мюзафера арестовали, пытали раскаленным железом и казнили.
Арши Пипа – брат Асме Пипа, знаменитый албанский философ, поэт, критик, переводчик. Окончил университет во Флоренции и вернулся в Албанию в 1941 году, преподавал в тиранском лицее. Редактировал журнал, издаваемый Мюзафером Пипой. После прихода к власти коммунистов входил в руководство созданного союза писателей. В 1947 году был арестован за издание во время войны журналов «с фашистской идеологией» и за то, что в беседах со студентами называл коммунистов террористами. Был приговорен к 20 годам заключения. Его перебрасывали из тюрьмы в тюрьму, из лагеря в лагеря. По амнистии освобожден через 10 лет, после чего не стал ждать, а вместе с сестрой бежал в Югославию, а оттуда переехал в США. Арши Пипа работал во многих американских университетах, преподавал итальянский язык и литературу, философию и албанскую литературу. Писал стихи, лингвистические и философские работы. Занимался политической деятельностью. Постоянно обращался к американским политикам, привлекая их внимание к репрессиям в Албании.
Конец партии
Миновали солнечные дни, длинными нитями полилась с неба осень. Намокли прославленные композитором Кристо Коно еловые рощи Дреновы, заструились потоки по улицам Тираны. Помолвка была расторгнута, но легче не становилось. В доме Шеху повисло мрачное ожидание. Было ясно, что так просто дело не закончится. Ходжа и его окружение решили воспользоваться ситуацией и организовать очередную большую чистку. Всю осень шла подготовка к заседанию политбюро по поводу поведения товарища Мехмета Шеху. Впрочем, уже вряд ли товарища. !7 декабря 1981 года через день после этого мероприятия по телевидению сообщили о самоубийстве Шеху. Зрителям предъявили фотографию Шеху в его постели с отверстием от выстрела. Сообщили, что бывший председатель правительства Албании покончил с собой в состоянии нервного расстройства.
До сих пор точно неизвестно, как расстался с жизнью второй человек в Албании. Многие не верят в самоубийство Шеху. Он был достаточно хладнокровный человек, не склонный к резким телодвижениям. Утверждают, что министр здравоохранения и по совместительству личный доктор семьи Шеху Ламби Зичишти, который первым увидел мертвого патрона, сказал: «Вне всякого сомнения, это убийство» и, хотя в дальнейшем он нигде не заявлял об этом официально, его слово оказалось не воробьем. Говорят, что Шеху застрелили прямо на заседании политбюро, сторонники экстрима настаивают, что его убил лично Ходжа. Последнее вряд ли. Вождь был уже совсем болен и стрелять в боевого друга самому у него не было никакой необходимости.
Начало следующего года партия провела в подготовке большого политического процесса, целью которого было отстранение родственников и друзей Шеху и прочих неугодных членов от руководства партией. Это было не таким уж простым делом. Во всех школах Албании, во всех книгах по истории Албании Шеху выступал как ближайший сподвижник Ходжи, их совместные фотографии печатались в книгах и газетах, они стояли рядом на главных трибунах страны под прицелами телекамер. Шеху был «ликвидатором» всех многочисленных «контрреволюционых групп», истребленных в Албании с момента прихода к власти ходжаистов, он без устали уничтожал священников, внеся огромный вклад в дело превращения страны в первое в мире атеистическое государство, что было зафиксировано в конституции, он эффективно насаждал в обществе атмосферу тотального страха. Предстояло полностью переосмыслить албанскую историю в свете произошедшего. Делу очень помогла загадочная высадка на албанском побережье летом 1982 года группы Джевдета Мустафы.
О том, кто такой этот Мустафа точно неизвестно до сих пор. Он был богатый человек, поговаривали о его связях с албанской мафией в США, но, несомненно одно - он был ярый противник правящего албанского режима. Мустафа договорился с четырьмя другими эмигрантами, жившими в разных странах, высадиться в Албании и убить Энвера Ходжу или другого лидера албанских коммунистов. Сама идея была совершенно нереалистична и даже смехотворна. Осуществить такую задумку в напичканной агентами спецслужб и военными стране было невозможно. К моменту высадки группы, члены которой прибыли в страну из разных мест, режим уже знал все. В районе места высадки находилось десять тысяч военных с бронетранспортерами. Заговорщики убегали по одному, но были или убиты или схвачены. Джевдет Мустафа сопротивлялся до последнего, он убил милиционера и спрятался в доме своей матери, откуда крикнул предлагавшим ему сдаться агентам «Сигурими», что не ведет переговоров с коммунистами, и был убит. Дальше начался странный суд, на котором один из потенциальных террористов Халит Байрами рассказал о том, что задание группа получила от югославской, китайской и американской разведок. Самое непонятное, что после своего признания Халита Байрами отпустили домой в Новую Зеландию. И это в Албании, где за преступления на несколько порядков менее страшные, ставили к стенке! Отсюда многие сделали вывод, что именно Халит был внедренным в группу информатором «Сигурими». Существует версия, что высадка группы Мустафы была спровоцирована все тем же хитроумным и неутомимым врагом Шеху, рвущимся к власти Рамизом Алией.
Как бы то ни было, но теперь все стало легче. Мехмета Шеху связали с планом Мустафы. Министра внутренних дел Фечора Шеху и друга семьи Шеху министра обороны Кадри Хазбиу сняли с должностей и отдали под суд за то, что они «проморгали» заговор.
Осенью 1982 года состоялся суд. Фичрет Шеху призналась, что ее муж постоянно вредил партии и готовился свергнуть товарища Энвера. Смело выглядел Фечор Шеху, открыто утверждавший, что его пытали и что это полное беззаконие. Это выглядит интересно, поскольку сам он на своей бывшей должности занимался тем же, и еще как занимался.
Приговор был таким: Фечора Шеху, Кадри Хазбиу, Ламби Зичишти (возможно, аукнулись его слова об «убийстве» Шеху) и министра иностранных дел Нести Насе приговорили к смерти. Героя нашего повествования Скендера и его брата Башкима приговорили к 25 и 23 годам тюрьмы соответственно, а Владимир, не желая давать показания против своего отца, покончил с собой. Фичрет дали 15 лет заключения. С семьей Шеху было покончено. Прошли чистки и на более низких уровнях. Переписывались учебники, по-новому трактовались события албанской истории, уничтожались «ненужные» фотографии.
А что семья Турдиу? С профессором Чазимом серьезно поговорили «Сигурими» и руководство университета, после чего он был уволен. Он скончался в 1989 году от рака легких. На его похороны пришли тысячи жителей Тираны, что выглядело как протест против правителей, поскольку такое собрание масс в стране не допускалось без высшего одобрения. Но в 1989 году ходжаизм в Албании уже шатался, как старый зубной протез.
Все родственники семьи, учившиеся в институтах, были исключены, все работавшие уволены. Многих выслали из Тираны.
Сильву исключили из университета и выгнали из волейбольной команды «Динамо». Долгое время она не могла устроиться ни на какую работу, после чего ей разрешили шить носки на одной из фабрик за мизерную зарплату. Через два года девушка, переступившая черту, познакомилась с Агимом Кубати, сыном преподавателя французского языка, репрессированного за политические взгляды. В 1987 году у них родилась дочь Реа. Кстати, за два года до этого скончался товарищ Энвер. К власти пришел Рамиз Алия. Он добился своей цели, но править ему оставалось недолго.
В 1991 году Албанию охватили антиправительственные выступления. В закрытой отсталой стране стало совсем плохо с продуктами. Власти не могли больше сдерживать недовольство людей. Летом несколько тысяч человек ворвались на территорию посольства Италии в Тиране и потребовали, чтобы им разрешили выезд из страны. Правительство дало согласие, Италия согласилась их принять. В числе этих людей был Агим Кубати. Вскоре после этого Сильва с матерью и ребенком на лодке нелегально пересекла албанскую границу в Адриатическом море и воссоединилась с мужем в Италии. Оттуда они переехали в США. Сильва кончила курсы медсестер и работала по специальности. В 1995 году у них родилась вторая дочь – Франческа. Сильве удалось построить достойную жизнь в Америке, она несколько раз приезжала на свою родину и была исключительно тепло встречена и людьми и прессой. Символически ей присвоили звание мастера спорта по волейболу. Многие албанцы считают ее олицетворением судьбы всего народа в коммунистический период.
Фичрет Шеху скончалась в тюрьме в 1988 году. Говорят, узнав о смерти в 1985 году разрушившего ее семью диктатора Ходжи, она очень горевала.
Скендер Шеху после падения режима вышел из заключения. Он доучился в аспирантуре в Стокгольме, стал видным специалистом в области механики твердого тела, работал в крупных западных компаниях.
Башким Шеху стал известным писателем и сценаристом, проживает в Испании. Занят поисками места захоронения своего отца.
