Растревожило душу нежданное позднее чувство.
По осеннему лесу весенний промчал ветерок.
Лес стоял неподвижен, немного задумчиво-грустный.
И в деревьях тягуче и нехотя двигался сок.

Лес пытался уснуть, но внезапно его разбудили.
Посреди листопада призывно запел соловей,
В тишине зазвучали аккорды забытой кадрили,
И янтарные слёзы души побежали быстрей.

Для чего разбудили вы это лесное молчанье?
Пожелтевший листок уж не станет зелёным опять.
Он своё отслужил, и уже началось увяданье... –
Разве только вдвоём веселей и теплей отцветать...

Кто это там, за седьмым поворотом?
В пыльных лаптях, рядом в туфельках кто-то,
в чистых, хрустальных, с серебряной пряжкой.
...Третьим крадётся вздыхающий тяжко.

"Как это так? В каблучках по болоту?" –
тихо бормочет невидимый кто-то.
Тиной покрылась хрустальная пара –
грязно-зелёное кажется старым.

Дальше по лесу, сосновым иголкам,
жёлтому полю, колосикам колким,
лугу цветному, по белым ромашкам.
Нежно росинки сверкают на пряжках.

"Как это так? Вверх по радуге – к солнцу?
Выдержит? Нет? Разлетится? Прогнётся?" –
третий остался внизу, притаился,
словно плащом-невидимкой прикрылся.

Кто это там по цветным переливам
в липовых светлых лаптях и в красивых
маленьких туфельках яркой раскраски –
выше и выше, вдвоём, без опаски?

Подсвечивался рыжим небосклон.
В лениво наползающем тумане
качалось облако. Закатом опалён,
один конец его спускался над волнами,
пытаясь окунуться, остудить
сожжённую вечерним солнцем кожу.
Мне не хватало смелости уйти.
И было неуютно и тревожно.

Я простояла, верно, пять веков.
Ползли минуты, вечность наполняя.
Погас светильник, потемнел альков,
и облако ушло в родную стаю
зализывать ожоги, молча тлеть,
к заре оставшись лишь воспоминаньем.
Притих в засаде огненный Стрелец
средь ярких звёзд, следя за облаками.

И были стрелы меткие тонки,
и эта смерть казалась неизбежной.
Плескались в чёрном цвете огоньки,
и чёрное казалось мне безбрежным.
Границы стерлись, низ и верх сошлись,
и времени исчезли единицы.
Не верилось, что в чёрном тоже жизнь.
Не верилось, что солнце возвратится.

*картинка из Интернета

Ластоногости мне не хватает немножко:
по холодному миру скользить, как по льду,
по покрытым твоим равнодушьем дорожкам,
по которым с трудом, спотыкаясь, бреду.

Мне б упругие ласты и сала под кожей,
чтобы падать не больно, быстрее ползти,
чтобы, в прорубь нырнув, не замёрзнуть до дрожи
и зализывать раны, не роясь в шерсти,

чтобы, в море плескаясь, холодном и грозном,
не мечтать о ласкающем летнем тепле,
о зелёных лугах и раскидистых грозах
и о любящем, нежном, любимом тебе.

Я пыталась построить прекрасное завтра
Из осколков прошедших чудесных минут,
Из блестящих сосулек холодного марта,
Из седых облаков, что над лесом плывут,
Из опавшей листвы и из лунного света,
Из лучей заходящего солнца, волны,
Крика чайки и песни, когда-то не спетой,
И из лопнувшей старой гитарной струны.
Я хотела построить прекрасное что-то
Из разбитого сердца и пролитых слёз.
Получилось прекрасное, в кочках, болото,
И для цапли скучающей место нашлось.

"Будучи кошкой, землю и небо
Ночью я вижу гораздо лучше."
(Инна Лиснянская)

Тянется к солнцу побег молодой сосны,
горький, смолистый запах тревожит ум.
Память исчерчена сотней дорог лесных.
Сколько в пути насчитала я полных лун?
Сколько за жизнь наловила я звёздных стай?..
Будучи кошкой, царапая бархат крыш,
к небу взбиралась, на самый заветный край:
сядешь у кромки – и словно уже летишь.
Слушала ветер и шёпот листвы ночной,
с тайной надеждой вцепиться комете в хвост...
Будучи мышью летучей, рвала покой,
резала воздух на сотни косых полос.
Жадно пытаясь достать до луны крылом –
чёрным по жёлтому, – круто срывалась вниз,
сквозь облака полусонные кувырком,
снова рискуя задеть головой карниз...
Будучи мамой, я твой охраняла сон,
в сказки вплетала белёсый прозрачный дым.
Мир миллионами звёздных лучей пронзён,
тысячи лет я мечтаю пройти по ним.

*картинка из интернета

Пыльный город пленил огнями
Ярких улиц и площадей.
Где-то звёзды горят над нами...
А в деревне они видней!
А в деревне – луга да пашни,
Шёлк небес, облаков атлас.
Поле пахнет дождём вчерашним,
Поле помнит вчерашних нас...

Без меня подрастал осинник,
Пробегала по листьям дрожь.
В снах тревожных, лилово-синих
Много лет колосилась рожь,
Звали травы, манили чащи.
Храп коней по ночам будил.
Годы лучшие – детство наше –
Позабыть не хватало сил.

Я вернулась. Всё те же дали,
По дворам петухи кричат.
Здесь, конечно, меня не ждали –
Вновь ловлю любопытный взгляд.
Я вернулась сюда за прошлым,
Только нет его больше, нет.
Пеплом времени припорошен
В ностальгию ушедший след.

Сядешь на шарик-Землю – и так легко...
Греет весеннее солнце, стекая с плеч.
Тихо ныряют в небесное молоко
пёстрые рыбы.

Руку протянешь, в ладошке зажав мечту,
и улыбнёшься: в мире случайных встреч,
в космосе звуков, где пальмы души растут,
плещутся рыбы.

Дашь им водицы, синей живой воды –
сколько доверия в рыбьих больших глазах! –
вдруг удивленно услышишь: меж звёзд седых
шепчутся рыбы.

Плавают стаи, ищут планету-кров,
где изумрудно море, легка гроза,
где понимают друг друга без лишних слов,
как любят рыбы.

Ты ещё можешь рыбам надежду дать,
солнечный свет и тепло разделить на всех.
Радужной лентой сверкают вдали опять
добрые рыбы.

Вертится шар-надежда среди планет,
манит на Землю весёлый ребячий смех.
Знаешь, малыш? Невозможного в детстве нет.
Знают и рыбы.

*по картине Джима Уоррена

Куплю зелёный парус летних снов,
шуршащий на ночных волнах мечты,
ныряющий отважно с высоты
дневных забот, метаний и звонков
в уютный и беспечный мир планет,
где правят тишина и лунный свет.

Продам всегда спешащие часы,
будильник озорной, холодный душ,
огромные глаза лиловых луж,
глядящие с дорожной полосы
на сизых туч клубящийся дымок.

Ах, если б кто купить всё это мог...

*написано для конкурса "Странные танцы"

Пойти лосиною тропой
сквозь сумрак леса
в летний зной,
дышать сосною.
Считать кукушкины года,
сбиваясь в счёте иногда
из-за того, что нас опять
сегодня двое.
Из-за того, что так малы,
прозрачны капельки смолы
и на сухой верхушке дятел
бьёт морзянку,
летает память меж ветвей,
и очень хочется за ней
бежать - догнать
и увести с собой беглянку.
Вернуться в юность,
в хвойный рай
и заблудиться невзначай
среди трёх сосен.
Замедлить бег календаря.
Понять, что жизнь
промчалась зря,
осталась в прошлом.

Солнце. Трава желта.
Воздух искрист и сух.
Топот – степей тамтам –
Режет привычно слух.
Мчатся, несутся вдаль
С ветром горячим в такт.
Спины блестят, как сталь,
Грозен поспешный шаг.
Скачут ноздря в ноздрю,
Ужас звенит в ушах.
Бронзов закат, угрюм –
Гонит животный страх.
Ниже и ниже диск
Льнёт к золотой земле.
Топот копыт повис
В вязкой, зловещей тьме.
Скрылись из глаз. Исчез
В воздухе стук копыт.
Смотрит тарпан с небес –
Память над степью спит.

*тарпан – вымерший предок современной лошади
**картинка из Интернета

Чёрно-белой любви финал
ожидает ли белый цвет?
На поверхности луж-зеркал,
к сожаленью, ответа нет.
Обернулась печаль-тоска
тихим голубем. Кроток взгляд.
Кто-то главного не сказал.
В небе чудится листопад…
Облетят лепестки надежд,
словно с клёна осенний лист.
Ветер с моря сегодня свеж.
Повнимательней присмотрись:
иллюзорен стеклянный свет,
и бокалы порой пусты.
В чёрно-белый твой мир одет –
от неверия до мечты.

*по картине Светланы Валуевой

Опускается лист осенний
на заре на сырую землю,
освещённый неярким солнцем,
потерявший цветов экстаз,
провожаемый криком галок,
забывая о том, что ценно
и любимо всем сердцем было –
что утеряно им сейчас.

Опускается лист неспешно,
проигравший в бою со смертью,
не сумевший на юг умчаться,
вслед за аистом улететь.
Изменился пейзаж внезапно:
тучи грозные цвета перца,
всюду птичьи пустые гнёзда,
замерзающих листьев медь.

Опускается лист устало,
подгоняемый сонным ветром,
неумело взлететь пытаясь
на родной, поредевший клён,
вспоминая рассвет весенний,
ветерок шаловливый летний,
спелых ягод на вишне грозди –
и не веря, что обречён.

По Африке сонной при свете луны
уверенно, чинно шагали слоны.
Шло грозное стадо вперёд не спеша,
скользил лунный луч по огромным ушам,
качался на хоботах свет золотой.
Быть может, искали слоны водопой?
Быть может, мечтали о дивных краях,
где воздух дождём благодатным пропах?

Слонята держались за чьи-то хвосты –
немножко боялись они темноты.
За стадом следила – слонам не видна –
из синей саванной травы тишина.
Испуганно тени мелькали в кустах,
скрывая в глазах любопытство и страх.
Слегка шевелилась под ветром трава,
да изредка ухала гулко сова.

По Африке сонной при свете луны
всё дальше и дальше уходят слоны
туда, где ногой не ступал человек.
Дойдут ли? Найдут ли желанный ковчег?

*По данным Фонда Чарльза Линдберга, при нынешних темпах браконьерства африканские слоны и носороги могут исчезнуть с лица земли в течение десяти лет
**картинка из Интернета

Подойди, Иванушка, сокол ясный, –
Заждалась тебя средь болот бескрайних.
Много лет гляжу на тропу напрасно –
не явился ни конный, ни пеший странник.
Проходи, Иванушка, в свет-избушку,
да сперва прими мою чудо-баню.
Про твою беду я готова слушать –
говори же, Ваня.

Знай, Ванюша: непросто с Кощеем биться –
кладенец тебе не поможет, Ваня.
Полететь бы с тобой, обернувшись птицей,
да нога мешает мне костяная.
Всё болит спина, поясницу ломит...
А ведь было время: взмывала в небо,
не страшась летала меж ярких молний.
И любила слепо.

В русы косы вплетала вороньи перья,
по ночам гадала на звёздных картах.
Только кто мне, старой, теперь поверит?..
Ты ложись, Иван, отдохни до завтра.
Утро, знаешь, вечера мудренее.
Поутру тебе укажу дорожку
к золотому дубу, где смерть Кощея.
Подсоблю немножко.

Подарю заветные три вещицы:
меткий лук, чтоб утку сразить на взлёте,
шерстяной клубок, чтоб с пути не сбиться,
и косынку-мост – не пропасть в болоте.
А в ответ, Ванюша, меня ты вспомни
добрым словом кротким на ясной зорьке.
Неспокойно Яге в её тёплом доме.
Одиноко. Горько.

*картинка из Интернета
...
А такой она была в молодости:
My WebPage

Повернув на запад, к истоку дня
(в неуютном мире зеркально время),
вдруг поймёшь: захлопнулась западня.
Ты отныне заперт – внутрисистемен.
В лабиринте жизни цвета скупы,
светотени жмутся неловко к стенам.
Стрелка «выход» вновь привела в тупик,
так недавно бывший твоей Вселенной.

Временами снится любви оскал.
Опостылел рай, потускнело счастье.
Добрый мир безликим и горьким стал –
дом, жена и дочь. И нелепый бассет.
Ты им вечно должен. Двоим. Троим.
Пролетает жизнь быстроногой ланью.
А снаружи веет свободы дым,
флюгера скрипят, неизвестность манит.

Изнутри сжигает мечту тоска.
Скалишь молча зубы, как зверь в загоне,
и запасный выход бежишь искать –
не уйдёшь опять: лабиринт бездонен,
как бездонен мир, бесконечен свет...

А подумать – всё в лабиринте смерти.
Ничего, я верю, ценнее нет
своего гнезда, где смеются дети.

Ухмыльнёшься тепло своему отражению сонному –
пробежит по зеркальной поверхности тень сомнения.
Вспоминаешь: вчера собиралась ты жить по-новому,
а сегодня с рассветом вернулась мечта кофейная.

На секунду зажмуришь глаза и увидишь прошлое:
улыбнётся смешная девчонка в лиловом топике...
Зазеркалье мигнёт и рассыплется сизым крошевом:
заповедная цель – сорок восемь кило – утопия!

На диеты надеешься: стрелка весов подвинется,
поползёт неуверенно влево к победной чёрточке.
Но однажды в тебе непременно проснётся хищница
и, оскалившись, скажет: «Шпинат надоел до чёртиков!»

Привередливый зверь целый день только ест и ленится
на уютном, просторном диване, под нос мурлыкая.
Килограммы победно взбираются вверх по лестнице,
остаётся заманчивый топик твоей реликвией.

Позабытым богами Сизифом себя почувствуешь.
И не знаешь, проклятье за что на тебя наложено.
Неподъёмен твой камень, толкаешь его над кручами
до лиловой вершины – и падаешь вновь к подножию...

А ты видел того, кто сидит в пруду
и негромко смеётся в рябой воде?
Я сегодня опять в поздний час пойду
на него взглянуть.
Будет глухо осока шептать в тиши,
будет солнце закатное в небе рдеть,
проливая на тёмные камыши
золотую грусть.

Пробираясь украдкой в густой траве
средь упавших соломенных птичьих гнёзд,
слыша благовест спящих вдали церквей,
буду звать его.
Загляну в маслянистую глубь воды
и увижу: мелькнёт серебристый хвост,
пузырьками закружит белёсый дым
в толще чёрных волн.

Развлекается нежить на склоне дня,
зазывает прохожих в свой странный мир –
только звон колокольный спасёт меня
от подводных лир.

.....
*написано на блиц-конкурс (со словами: солома, благовест, нежить)
**картинка из Интернета
.....
А вдохновение здесь: Марго "У пруда"
My WebPage

Такого мая ты ещё не знал:
студёный день сменялся зябкой ночью.
В моей стране – Стране Кривых Зеркал –
дрожали в небе сотни многоточий.

А месяц тучам вспарывал бока,
белёсый пух на землю рассыпая.
Из бурых луж бездомный пёс лакал
коктейль осенних дней больного мая.

Тоска стучалась в окна всё сильней,
горчила в кофе привкусом разлуки,
глазурью покрывала сумрак дней
и комнатой утраченные звуки...

Серебряный, мерцающий рассвет
плеснёт на недодуманные мысли
пустой надеждой. Запах сигарет
бессонницей под лампочкой повиснет.

Рука замрёт: тебе не нужно знать,
что жизнь моя почти остановилась, –
ныряют буквы в синюю тетрадь:
«Цветущий май унёс мою бескрылость...»

Притягивал наивный белый лист
наполненные вешним соком строки.
Обман мой был по-майски травянист –
я прятала в травинках холод горький,

бросала в землю тучное зерно,
пыталась сделать быт на жизнь похожим.
Немой бумаге было всё равно.
А впрочем, и тебе, любимый, тоже.

...На лист ложилась ранняя заря,
надежда на нечаянные встречи –
как видно, правду люди говорят:
бумага стерпит всё.
А время – лечит?

Пробегусь вдруг по краешку памяти, как по веточке
удивлённо склонённой к окну молодой черёмухи,
загляну сквозь стеклянную дымку в своё беспечное
и ещё не совсем позабытое детство... Шорохи
раздаются в моей голове: это детства фантики
от конфет, что с соседом Серёжкой делили поровну.
Это шёпот лихих самолётов бумажных, мастерски
из обычных тетрадных листочков Серёжкой свёрнутых.
Это наши, порою беспечные, ниочёмные,
разговоры у ныне заброшенной волжской пристани –
тихо вторит река, шелестит золотыми волнами,
тёплый вечер лукаво глядит рыжим взглядом пристальным.

Пробегусь вдруг по краешку памяти, как по берегу, –
может быть, доберётся волна, смоет наледь взрослости,
и Серёжка вернётся, забыв про свою Америку,
и с мостков, как когда-то давно, без раздумий бросится...

Вы видели, как Муза по ночам
в лиловом платье, тонком ожерелье,
скользя по следу лунного луча,
приоткрывает запертые двери,
привносит в дом незримый аромат
цветов, шального ветра, звёздной тайны?
И быстрые шаги её звучат
по спящим коридорам...
Тихо к спальне
она подходит – и бегут в тетрадь
слова с пера взгрустнувшего поэта...
И начинал огонь свечи дрожать,
и становился ярко-фиолетов.
Вы видели, как стрелка на часах
от лёгкого дыханья трепетала?

Был счастлив тот, кто видел это сам.
Но та счастливее, что чьей-то Музой стала.

*по картине Татьяны Марковцевой

Время свернулось в ракушке на дне морском.
В царстве подводном давно календарь не нужен.
Хронос лениво играет сырым песком,
миру даря перламутровый блеск жемчужин.

Царство морское притихло. Вода чиста
и солона, как слеза водяного Бога.
Прячутся пёстрые рыбки в густых кустах,
в каждом серебряном листике спит тревога.

Празднично светел янтарный дворец, но царь
мрачен, задумчив, трезубец берёт всё реже.
Чьей-то рукою положенный на алтарь,
гребень Русалочки девственно белоснежен.

Медные косы русалок-сестёр длинны,
и голоса их звенят мелодично-нежно,
но из привычной коралловой глубины
к солнцу теперь не стремятся они, как прежде.

Знают русалки: на суше беда и боль,
а за любовь и мечту непомерна плата.
Там, где кончается море, – не быть собой.
Сказка становится пеной, седой, косматой...

В зелёном флаконе на маминой полке
живёт, несомненно, таинственный джинн.
С ним вечером мама болтает подолгу,
у зеркала сидя, один на один.

Вчера я пытался у двери послушать.
Я слов не расслышал. Но что за дела?
Джинн маме закрасил зачем-то веснушки...
А мама такая смешная была...

Сегодня в замочную скважину глянул,
но джинн очень хитрый – исчез в тот же час!
Пойду попрошу потихонечку маму,
чтоб завтра она познакомила нас.

Надеюсь, мы станем большими друзьями –
свою канарейку ему покажу,
конструктор, оранжевый поезд и маме
скорее веснушки вернуть попрошу.

*на конкурс "Антиподы" (канарейка, веснушки, флакон)

А вчера ходила вокруг болота,
собирала травы для чудо-зелья.
Водяной сердито ругал кого-то,
да скрипели под ветром тугим деревья.
Проползла гадюка – быстра подружка! –
только хвост мелькнул средь густой осоки.
"Вечерком зашла б – запеку лягушек
в потрошках сорочьих".

...Приползала, по-девичьи поболтали
(похваляется новой блестящей кожей).
А потом старый леший пришёл с цветами.
Да за старого замуж идти негоже.
А вот помню, в прошлом году парнишка
на Кощея шёл – заблудился в дебрях.
Отпустила... Полгода читала книжку
колдовских рецептов.

А сегодня варю приворот-настойку
(вдруг обратно поедет мой тайный рыцарь).
Эх, медку бы сюда... получилась горькой.
Да платок сменить: за год сильно выцвел.
Русы косы грязны и пропахли тиной –
не помыть ли отваром лесной крапивы?
Приберусь в избе, на хвостах мышиных
погадаю: жив ли?

*картинка из Интернета
...
А такой она стала в старости
My WebPage

По весне на вербе цветут коты,
С белой мягкой шёрсткой. Тепло мурчат.
Подари мне веточку доброты
С парой не подросших ещё котят.

Пусть весну мурлычут, хвосты пушат,
Точат коготки о диванный флок.
Подари мне пару смешных котят,
Если уж любовь подарить не смог.

*блиц-конкурс "Странные танцы"
**картинка из интернета

Понедельник сырой и холодный, немного скорченный –
ветер ходит по улицам, в лица людей впивается.
Недосмотренный сон под подушку припрятан до ночи,
время вписано в день, разлинованный, словно матрица.

Из кофейно-уютного мира – окно в расхристанный.
Просыпается город. Сегодня он сер и сумрачен.
Мелкий дождь на асфальте неровном чеканит истины,
мысли города ветром, как ветви деревьев, скручены.

На прочерченных узких дорогах машины маются,
подгоняя друг друга и громко крича недоброе,
привнося в будний день неспокойствие и сумятицу.
Горожанам нет дела до мёрзнущих зданий города.

Из квадратных коробок своих переходят в общие,
закрываясь от жизни на восемь часов как минимум.
Согревается город как может: по лужам шлёпает,
завывает в парадных, пытаясь прогнать уныние.

Он мечтает на крыльях гранитных взлететь над плоскостью
и полмира спустя приземлиться в просторной гавани,
греть гудронные рёбра, забыв о былой неловкости,
и узнать с удивлением: люди совсем не главное...

За пургою – метель, за метелью – опять пурга.
И куда ни посмотришь – кругом лишь снега, снега.
Этот северный край безнадёжно уныл и бел.
Человек не сдаётся. Как выжить он здесь посмел?!
Снег стирает границы событий, вещей, умов,
Засыпает могилы друзей и следы врагов.
Здесь сомнения крошатся и отступает боль.
Снег свивается в кольца, метёт поперёк и вдоль.
Здесь сияют зарницы и длится полгода ночь.
Синий парусник снится, и хочется мчаться прочь
Сквозь ветра и туманы – к пескам, голубым морям,
Чтобы, выйдя на берег, увидеть уютный храм,
Помолиться за тех, кто остался в краю снегов.

Просыпаешься утром: лишь вьюга – и ничего…

Взорваться – и кровью забрызгать буфет,
и синюю скатерть, и белый кувшин.
Понять, что конец – продолжения нет,
со смертью теперь ты один на один.

Товарищ ничем не поможет – увы!
До капли последней тебе истекать,
терять драгоценные зёрна свои
и знать: не дано им в земле прорастать.

Растерзано тело, страдает душа,
часы и секунды твои сочтены.
Да, жизнь твоя стоила больше гроша,
и снились когда-то чудесные сны.

Но вот он – твой красочный, сладкий конец!
Рубиново-алый целебный бальзам
из сотен разбитых невинных сердец
стекает по белым холёным зубам.

*По картине Зиновия Сыдорива «Гранатики»

Туда, где в степях аравийской земли
три гордые пальмы когда-то росли*,
по знойной пустыне идёт караван...
Он помнил оазис, а вышло – обман:
верблюды пришли, а оазис исчез,
и солнце нещадно пылает с небес.
Растаял оазис, как сахар в реке, –
лишь тина осталась на жёлтом песке
да белая накипь от пресной воды.

Не ждали верблюды подобной беды.
...
*аллюзия к стихотворению М.Ю.Лермонтова "Три пальмы"
*картинка из Интернета
.
.
Написано на конкурс "Антиподы" (верблюд, тина, накипь)

Маленький спутник летел за большой планетой
сто восемнадцать веков и двенадцать лет.
Маленький спутник мечтал, как и все поэты,
выкрасить небо в оранжево-жёлтый цвет,
нарисовать на песке голубые дали,
радостных чаек и свежего ветра шум.
Звёзды мелькали, кометы с собою звали,
только по-прежнему чёрен был мир, угрюм.
Краски сползли, посерела душа, застыла,
каменным стал его частый сердечный пульс.
И астероидом грозным, уже бескрылым,
он продолжал свой бессмысленный вечный путь.

*написано на блиц-конкурс "Странные танцы"

Разбудите во мне весну
разноцветной капелью строчек,
в стих стекающих поздней ночью,
в лунном свете на миг блеснув,
прихватив темноту углов,
тихий лепет часов старинных,
разделяя на половины
мир: на после любви и до.

Разбудите во мне весну,
чтобы вновь я могла смеяться,
чтобы в снежном прощальном танце
закружило мою вину,
закружило и унесло
вместе с талым весенним снегом
в те края, где покой неведом,
жизнь – ключом и всегда тепло.

Разбудите во мне весну
залетевшим лучом в окошко,
чтоб поверить: все беды – в прошлом...

Разбудите во мне весну...

Убегать от будничных, скучных дней,
лабиринта сонных, невзрачных мыслей
в те края, где небо на тон синей,
календарь быстрее меняет числа.

Убегать из города детских лет,
где почти зима и совсем не жарко,
чтоб увидеть вновь абрикосов цвет
в кисловодском, солнцем согретом, парке.

Убегать от ветреных дней сырых,
от промозглой слякоти серых улиц –
на цветущий город смотреть с горы,
и увидеть: бабочки здесь проснулись.

Убегать от шума и суеты
и весну кавказскую пить глотками.
Ровно десять дней только я и ты –
а потом весь год говорить стихами.

Опять песком испачкана рука.
Умыться. Отдохнуть. Начать сначала.
Весь год лепила замки из песка –
потом их целый месяц разрушала.

Натягивала тихую волну
на башни, словно грозное цунами –
и расползались жемчугом по дну
слова, так и не сказанные нами.

Терялись формы, рушился фасад,
стекал песок остывшими слезами.
Начать сначала. Не смотреть назад.
Забыть навек основы мирозданья.

И за собой умело сжечь мосты,
плотней засыпать в прошлое тоннели,
чтобы остаться жить,
как только ты
поймёшь,
что наши чувства охладели.

А завтра – весна. Подобреет природа,
согреет луч солнца бездомного пса,
отрадно и сладко запахнет свободой,
и станут намного синей небеса.

А завтра – весна. И, разбуженный солнцем,
взъерошенный зайчик в окошко нырнёт,
и в плюшевом кресле мгновенно проснётся
зимой загрустивший, отъевшийся кот.

А завтра – весна. Удивлённые тени,
зажмурившись, глубже под дом уползут.
Кому-то пленительным утром весенним
мечтою пропахшие строки придут.

А завтра – весна. Улыбнётся прохожий,
улыбка растопит на сердце ледок –
влюбиться захочется ярко, до дрожи,
до звонкой капелью стекающих строк.

Заря в тишину вливалась. Он весь дрожал
от сна золотого, красного, слишком сочного:
он видел горящий дом. Бушевал пожар –
беснуясь, плясало пламя, взлетало клочьями.
Метался безумный страх. Нет пути назад!
Свивались в спираль полотна и гулко падали:
срывался за кругом круг, за крестом – квадрат,
квадрат превращался в крест, треугольник – в радугу.

Вскочил, подошёл к мольберту: привычный холст,
но словно плывут по серому морю всполохи –
огонь, прожигая нити, беззвучно полз,
стелился белёсый дым. Не хватало воздуха...
Он кистью пытался сбить огневой поток
и угольно-чёрным пламя гасил старательно.

В то утро ещё подумать никто не мог
о «Чёрном квадрате» и славе его создателя.

*написано на 1 тур 3 межпортального конкурса (тема "Цветной сон, или утро Малевича")

Здравствуй, мир! Мне гореть!
Воплотилась мечта:
чиркнуть, вспыхнуть, светить над толпой.
Дом – картонная клеть,
жизнь скучна и пуста:
темнота, тишина и покой...

Было нас тридцать пять –
друг за другом ушли
сёстры-спички в свободную жизнь.
Я пыталась сбежать,
я томилась в глуши,
только мне говорили: "Дождись!
Скоро время придёт,
и откроется дверь
в неизвестный, загадочный свет".
Вот настал мой черёд –
я свободна! Теперь
для меня невозможного нет.

Здравствуй, мир! Мне гореть!
Воплотилась мечта:
чиркнуть, вспыхнуть, светить над толпой.
Это жизнь! Или смерть?
Вмиг сгорела дотла –
темнота, тишина и покой...

*картинка из Интернета

Вернуться и забыть про всё,
нырнуть в волну привычных будней,
домашней белкой в колесо
безропотно вскочить.
И знать, что будет без тебя
невероятно трудно.
Но это после.
А сейчас
мечтать,
желать,
любить.

Играть с судьбою в домино,
надеясь на удачу,
и точно знать, что всё равно
не мне джекпот сорвать,
что завтра жизнь перекроЮ,
весь мир переиначу.
Но это завтра.
А сейчас
любить,
желать,
мечтать.

Качать в туманной зыбке ночь,
отлавливать рассветы,
менять остатки сладких снов
на прихоти судьбы.
И знать, что скоро всё пройдёт,
отступит вместе с летом.
Но это позже.
А сейчас
прижаться,
верить,
быть.

Колется, жжётся горчичная память.
Больно и горячо.
Время широкие метки ставить
розовым кирпичом,
смело раскрашивать путь-дорожки
карандашом простым,
звёздной, немного колючей крошкой
пересыпать мосты,
чтобы сжигать их, взрывать петарды
в память о нас с тобой.
Чтобы за восемь минут до старта
стать наконец другой.

Чтобы за восемь минут до старта
законопатить течь,
вычерпать воду, забрать канаты,
быстро запал извлечь,
шёлковой нитью заштопать рану
и раздобыть огонь,
чтоб осветить океан туманный,
чтобы морозным днём
синий февраль показался мартом
и отступила мгла.
Чтобы за восемь секунд до старта
память меня сожгла.

Небо взглядом окинешь: затянуто злыми тучами.
Да мрачнее тех грозных туч стая галок кружится.
И почувствуешь вдруг, что мысли в спираль закручены,
Приглядишься: ледок блестит по утрам на лужицах,
Изумрудные капли застыли в хрустальном айсберге.
И на глиняный берег теперь наступаешь смело ты.
И пытаешься в луже увидеть сияние радуги,
И пытаешься в жизни найти хоть немножко белого.

*на конкурс "Антиподы" (спираль, изумруд, глина)

Стеклянно-парусный финал…
Хрустальный звон волны застывшей
На полуноте оборвал
Мой слабый крик. Ты не услышал
Моей печали и тоски,
Моей разрушенной надежды.
В часах зажатые пески
Не ощутят прибой, как прежде.
В стекле зажатая любовь
Хрустальной радуги лучистой.
И неподвижность облаков
Под звон блестящего мониста.

Стеклянно-парусный финал…
Хрустальный звон волны застывшей
На полуноте оборвал
Предсмертный писк несчастной мыши.

Ты ошибёшься в своём суматошном дне,
ты не решишься в последний момент остаться.
Станет ошибка при свете луны видней
и обернётся горохом в твоём матраце.

Хоть не принцесса, но вряд ли ты сможешь спать
в эту апрельскую ночь в тишине привычной,
зная: ушедший экспресс не вернётся вспять...
Утром заглянет рассвет и вздохнёт цинично.

Очень холодный и колкий враждебный душ.
Очень горячий и крепкий бразильский кофе.
Бусы, помада неяркого цвета, тушь –
взгляд твой сегодня нуждается в апострофе.

А за порогом обычный весенний день,
солнце играет, купается в лужах талых.
Там, среди многих десятков чужих людей,
ты осознаешь острей, что мечты не стало.

Взвесишь осколки надежды, обрывки фраз
и пустоту непростых, несуразных мыслей.
Жизнь – не урок математики. И подчас,
чтобы исправить просчёт, не хватает жизни.

Я по ошибке попала в судьбу твою.
Просто случайно пошла не по той тропе.
Просто нас слишком согрел молодой июнь.
Просто ты дверцу к душе запереть не смел.

Был непомерно горяч золотой песок –
Быстро бежала, боялась обжечь ступни.
Сильно, безудержно билась тоска в висок.
Просто остались в пустыне людской одни.

Солнце раскинуло сеть из своих лучей,
Нитями, словно коконом, оплело.
Просто ты был один в этот день. Ничей.
Может, меня впустил всем чертям назло.

Не было крыльев при мне, чтобы ввысь взлететь.
Воздуха не хватало, вздохнуть сильней.
Ярко горел закат – в позолоте медь.
Просто мне так не хватало в пути огней.

Может, ты нёс несусветную чепуху,
Только мой разум на время был отключён.
Просто мой ангел спал высоко вверху,
Видел красивый и добрый небесный сон.

Осторожно раздвину лапы
терпко пахнущей лесом ели –
соскользнёт незаметно на пол,
чешуёю блестя своею,
и свернётся клубком колючим
на ковре мишура седая...
Вдруг сверкнёт, словно солнца лучик,
в ней улыбка, меня пленяя,
и появится пара ушек
и зрачки цвета спелой вишни.

Там, на ёлке, среди игрушек
много лет он сидит неслышно.
Не читает пустых нотаций,
не болтает с соседом-мишкой –
ждёт, когда простучит двенадцать,
чтобы снова исчезнуть в книжке.
Нам улыбку свою оставив,
растворяется Кот Чеширский –
где-то ходит тропинкой тайной,
всюду ищет свою Алису...

Через год он опять найдётся,
вместе с мишкой, в коробке красной,
зимне-радостно ухмыльнётся,
предвещая еловый праздник.
У Алисы – свои заботы,
в Зазеркалье другие планы.
А у нас Новый год сегодня –
и чеширский бродяга с нами:
притаился в ветвях неслышно
в ожиданье чеширской мыши...

Через треснутые линзы очков
я смотрю на этот мир голубой.
Неужели он и вправду такой:
состоящий из тоски и снегов
и не пахнущий зелёной травой?

На обоях серебрится листва,
словно иней пробирается в дом, –
кофе стынет, покрывается льдом
и становится слегка кисловат,
будто в чашку положили лимон.

Подскажите, где найти ледокол,
чтобы вскрыть закостенелые льды?
Отраженья чтобы стали видны
в чёрной глади расходящихся волн.
Чтобы мысли – тяжелы и тверды –
отступили.

*на конкурс Антиподы (линза, обои, ледокол)

Этот день был немножко вторником
и немножечко сентябрём.
Безуспешно старались "дворники"
рисовать на стекле рябом:
грунтовали, ровняли линии,
в акварель окуная кисть.
Выводили узоры синие,
но пытались они сплестись,
перепутаться, перекраситься –
размывал их настырный дождь.
И узор, словно стёртый ластиком,
становился на жизнь похож.
Становился таким же скомканным,
нелинейным и непростым.
Этот мир был немножко вторником
и немножечко Водяным.

Замкнулся круг, скосив углы, –
мир стал похож на сковородку.
"Пи-эр-квадрат" – я помню чётко.
Но "пи" и "эр" теперь малы.

Надежду возвести в квадрат,
умножить на три целых... с чем же?..
Десятые мы помним реже,
а тысячных забылся ряд.

"Пи-эр-квадрат". Квадрат окна.
Блином, поджаренным богиней,
висит луна на тёмно-синем,
сама собой освещена.

И разбежались по углам,
оставшись за границей жизни,
мечты, похожие на призмы.
И вьётся кольцами обман.

Очерчен мир: любим, женат,
квадратный быт. Малевич в чёрном.
Любовь порой меняет формы.
Замкнулся круг. Кто виноват? –

"Пи-эр-квадрат".

*картинка из Интернета

Промчался год, и снег из-под копыт
взметнулся. Отступить. Уйти с дороги.
Перевернуть привычный серый быт,
рутинный и невзрачный, как у многих.
Расчистить потайные закрома,
из памяти тебя жестоко выгнав
и письма нераскрытые порвав.
Впустить рассвет, чтоб лучше было видно,
как притаились тени по углам
давно забытых грёз и ожиданий.
Убрать из жизни весь ненужный хлам –
достаточно судьбе платила дань я.
Зажать любовь разбитую в горсти
и растереть осколки до крупинок.
Достать альбом, традицию ввести,
чтоб каждый новый год один наш снимок
сжигать в дрожащем пламени свечи,
как старую, ненужную страницу.
И слушать, как в ответ душа молчит,
и знать, что боль теперь не возвратится.

Косые лучи зaходящее солнце
мaкнёт в океaн.
Лиловой мечтой в облaкaх рaзольётся
звенящий зaкaт,
светящейся лентой до берегa ляжет
по синим волнaм.
И всё, что вчерa было нужно и вaжно,
отбросит нaзaд
огромные, длинные тени.
Коснутся они
верхушек темнеющих пaльм,
голубого пескa.
Уйдут зa черту горизонтa
мятежные дни,
вернутся глубокие ночи
спокойного снa.
Уйдёт вместе с волнaми пaмять
о тaйских ночaх.
Вернувшись в обыденный мир,
мы опять зaгрустим.
Я стaну безропотно слушaть,
кaк звёзды молчaт.
И скоро зaбуду, кaков он нa вкус,
мaнгостин.
Зaкрутит метель, зaнесёт
золотые мечты.
Ленивый феврaль поползёт
по сугробaм к весне.
A я буду помнить твой смех,
белый пляж. Только ты,
нaверно, зaбудешь сегодня уже
обо мне.

Закрыть глаза и в памяти с трудом
средь сотен знаменитых репродукций
найти одну, забытую давно,
и ненадолго снова окунуться
в осенний день, где тихая печаль
желтела на уставших листьях клёна.
Глубокой балкой обрывалась даль,
и каждая тропа была знакома.
Журчала в речке тёмная вода,
в ней отражались кроны сосен, небо,
косые балки старого моста
и мы с тобой, спешащие к обеду
с корзинкой крепко пахнущих опят,
с надеждой на уютный тёплый вечер...
Вернуться бы на много лет назад –
жаль, не был день в календаре отмечен.

*на конкурс омонимов "Тёмная лошадка" (тема: балка)

Просыпаюсь: пустая жизнь, злополучный фатум.
И кофейная гуща свернулась в клубок змеиный.
В тридевятое царство за счастьем ушёл вчера ты,
и теперь семь столетий твоё забывать мне имя.

Просыпаешься бодрый, обходишь свой новый замок,
пьёшь гранатовый сок, наслаждаешься терпким вкусом.
И не знаешь, что ангелы строго следят за нами,
и не знаешь, что ангелам горько теперь и грустно.

А давно ли под плеск волны засыпали вместе?
Август жал серебристым серпом урожай обильный,
тихо падали звёзды, им вслед улыбался месяц.
Просыпаясь, с тобой по утрам звёздный кофе пили.

Ты не думал, что счастье нужно искать за морем.
Я не думала, что разлучит нас август поздний.
Я не знала, что кофе быть может настолько горек
оттого, что в него не упали сегодня звёзды.