*Он проснулся без четверти семь и пошёл на восток,
где цветущее небо ложилось на снежные шапки,
где не страшно ветрам подставлять седоватый висок,
где на мирной дороге не скользко, не стыдно, не шатко,
где минуты в часы собираться совсем не спешат,
где забыты моторов протяжные алчные крики...

А без четверти восемь его увезли на закат -
и надели военной судьбы опалённые крылья.*

На снегу кувыркаются волки,
превратившись в живую мишень...
В. Высоцкий

Волк с давних пор является врагом человека.
Мудрость

*Погасла, Серый, твоя луна,
лежишь ты тряпкой в седой траве,
не надо больше дышать, линять,
скулить о чём-то, во сне реветь,
тобой не будут пугать детей,
доярок с фермы... Такой расклад:
тебя не пустят на сочный стейк,
но в область точно пошлют доклад;
там кто-то важный поднимет бровь,
погладит папку с приказом "5" -
в седые травы ударит кровь:
команда будет в твоих стрелять.
Такой вот, волчий, у вас билет,
такой вот, волчий, у нас закон -
и месяц, годы, десятки лет
идёт охота, идёт загон...*

Край пронзительно любимый...
А. Вознесенский

*Этой нежностью ранимый,
он других пробил до слёз:
"...гениальная равнина
в белых клавишах берёз".

У кого-то степи в маках,
у кого-то липы всласть...
Я тебя не сдал во мраке,
ты - судьба моя, не власть.

Скрип летающих качелей
над тобой... С тобой. К тебе.
Гениальные капели
спеты детством на трубе.*

*В старой розовой коробке
жил паук - большой, но робкий.
Он боялся даже... мухи!
У него болело ухо
от шагов и скрипа дверцы,
у него кололо сердце
без физической зарядки.
Он загадывал загадки
сам себе... Но вот однажды
влез в коробку жук отважный.

И тогда сказал паук:
"Ты - мой друг, и я - твой друг!"*

*На ноябрьском полу
умирали листы,
превращаясь в золу...
На меня с высоты
ночь фатально глядела
в хороводе минут,
и дремотное тело
было тут и не тут,
и дрожали колени,
и тоска разбирала...
Красноватые тени
осень в окна бросала
мне бедой пережитой
на чужой стороне
и строкой не убитой -
постаревшему, мне.*

*Косматые, рваные, перьями -
скользят налегке облака:
синоптики видят их первыми,
земля обрастает поверьями,
а синь им полощет бока.
Плывут облака над Атлантикой,
скрывают индейский приют,
садятся на Альпы галантные -
заштопаны небом талантливо,
под ветром о вечном поют,
в берёзах звенят балалаисто,
над Домским органно басят...
Торжественно-мирно, как аисты,
как некое белое таинство -
проносится облачный сад.*

*Память о солнце в сердце слабеет,
липнет к окошку чёрная гать.
Ветер снежинками ранними веет.
Листьям последним шуршать...
Мыслям последним томиться...
Мысль убивающий страх,
камни запрятав, таится,
голову держит в тисках.
Несколько слов поневоле
всё повторяешь подряд...
Место, побитое молью,
меркнет, устало горя.
Гаснут в минутном покое
длинные тени вдали,
в жёлтом и красном - на что ей? -
дикие вьются хмели.
Вьются седые туманы,
с чёрною дрожью плывут...
Осень... На что ей? - в стаканах
холодно розы цветут.*

А.Ахматова - С.Есенин - А.Ахматова - А.Ахматова - А.Ахматова - Н.Некрасов - В.Маяковский - Н.Некрасов - М.Цветаева - М.Цветаева -
И.Бродский - И.Бунин - В.Брюсов - А.Фет - А.Тарковский - В.Иванов - Н.Карамзин - С.Есенин - А.Ирреальный - А. Дементьев

***
Шелестят в саду
Жёлтые дожди с утра.
Шаги осени...
Слова срываются с губ:
Отлетевшие смыслы.

***
Такая осень...
Мохнатый ветер злится,
Кусает клёны.
Время прикроет раны
Свежими бинтами. Снег...

***
Холодный хрусталь
Не согреть на закате...
Осенний букет
Горит на моём столе.
Жертвоприношение.

*люди летние легки.
луны летние лукавы.
липы лыками легли,
ливни лубьями лакая.

клевер крошится косой.
камни катятся куда-то.
кто-то крутит колесо,
кружит корковые карты.

даты дороги двоим.
двери дёргает дорога.
дня дурманящего дым
дому дорог.*

*Седая кожа старого двора
ещё дышала и ловила звёзды.
Фонарь качался на ветру, и воздух
кружил медали света до утра.

А ты спала, умаявшись от дел.
Без истин, смыслов и вопросов вечных.
Чуть-чуть дрожали голубые веки.
В окошко май снежинками летел...*

*А снег как будто не лежал
на зеленеющих квадратах...
Ещё завьюживало в марте,
но брызнул солнечный пожар! .

Встряхнули кроною деревья.
Котяры спрятались от псов.
Малявкам высыпан песок...
Десант пронёсся по деревням.

А я сижу... и понимаю,
что где-то вырастет любовь,
и в путь пойти бы надо вновь,
но я решил,что выйду в мае.*

*Череда ночей и дней...
Я не верю зимним суткам.
Жизнь морозит по минутам,
а потом гореть, гореть...
Но пока, пока, пока
в коробке́ улыбке видно,
как смешливость ненавидят
в замерзающих веках.
Говорит кукушка "ку".
Сглаз, наверно, кукушиный.
А по бару бродят вина,
разливаясь "жизнь смакуй".
Кукуй... Кукуй... Кукуй...*

*Наиграется ветер войны,
полетав по дворам тишины...
Не прикрыла глазище луна
там, где шла на деревню война.
А на чёрные руки берёз
скоро выльется озеро слёз.
Колокольный мне слышится звон
как беда и помноженный стон.
Тишина - как неслышимый крик.

Отгоняет телегу старик -
а на ней никого, ничего...
Только вечная память его.*

*Когда меня отправят на планету,
где все деревья выросли без слёз,
где все вопросы гнутся без ответов -
я замахаю ветками берёз.
Я не боюсь безлиственности леса
и пустоты в начале всех начал.
Когда спадёт туманная завеса,
и надоест молчанию молчать -
мне всё откроет дымная планета
и проведёт по нотам и ключам,
сыграет блюз, рассыпанный по свету,
и вновь капризно бросится молчать.*

*В поношенном костюмчике октябрь
играет на органе ре-минор..,
а листья - не прощённые - в ноябрь
сдуваются, как ведьмы, на костёр.

Влюблённые теперь - наперечёт.
Все близкие - отброшены в туман.
Синица желтобокая прочтёт,
что осень нам дается как обман...*

*Маски Египта - лицо Сарьяна.
Рыжие кисти живут в руках...
Магия цвета. С полотен странных
Падает шёлком с горы река.

Жадно на холст налетают кисти.
Скоро вишнёвый придёт закат.
Август бросает на волны листья.
Рыжий купается звездопад...

Молодость, зрелость, и сеть морщин.
Маски художника. Лица бога.
Хочешь увидеть - тогда ищи
Звёзды Сарьяна, его дорогу...*

*Задёрну полог хвойных веток,
шалаш еловый станет домом...
Моя душа тебе знакома -
колючий, дикий вятский ветер.

Я тоже дикий, тоже колкий,
я тоже холодом прошитый...
Мы раньше, ветер, славно жили,
теперь вонзай в меня иголки.

...Задёрнут полог хвойных веток,
под толстым снегом грезит Вятка.
Мне спится, ветер, дома сладко.
Над Предуральем звёзды светят.*

*Полосатый вечер на краю земли...
Я лепил свой замок из седой золы.
А прибой шептал мне, что идут шторма -
и золу размоет... и взойдёт тюрьма:
из камней раздора и осколков встреч,
из того, что сердце не смогло сберечь.
Закричали чайки, улетая прочь...
По песку седому шла седая ночь...

Я в кармане спрятал серебристый шпиль
и шагнул из шторма в молчаливый штиль.*

*Стою на мосту... Долго.
Уйти не могу. Страшно...
Рассыпался день вчерашний.
В сегодняшний - бьют волны.

Стою на мосту... Верю -
приходит всегда нежность.
Фигурой стою снежной.
...Мимозы горят в сером.

Ты веришь? - играет в сказки
на этом мосту вечность.
Нева... Ты идёшь... Ветер
несёт мне твоё "Здравствуй..."*

*Горит звезда в окошке мутном.
В моём окне горит звезда.
Её теряю ранним утром:
когда грохочут поезда,
когда роняю маслом книзу,
когда из турки... на плиту,
когда в портфель бросаю книгу,
хоть знаю, что не ту... не ту...
Заезжен день. Впускаю вечер
в окошко мутное... Тогда
ложится светом мне на плечи
моя последняя звезда.*

*Ты хотела в горохи купить сарафан,
каблучками по городу гордо стучать,
но кружилась винтовка, вертелся наган,
поджидая "товарищей" в цвет кумача.

По Днепру уходила шальная вода
с именами своих, и чужих, и ничьих.
Я, наверно, чужой. Ты хотела всегда
убежать, где цвели кумачи... кумачи...

Я тебя пронесу по мосту через Днепр.
Впрочем, милая Маша, тебе всё равно.
Я тебя пронесу над жестокостью дней,
а навеки к звезде донесёт Вороной.

И не будешь стрелять в "беляков" и Махно.
И забудешь, как можно девчонкой седеть.
Я богиней тебя пронесу... А за мной
над мостом разольётся рассветная медь.*

*Слушать песок...
Потом
стать для пустыни другом.
Выбросить жёлтый ком,
где затанцуют руки...
Мальчик сегодня бог:
будет родник в пустыне,
чтоб бледнолицый мог
снова грустить о сыне,
слушать песок...
Судан.
Место на чёрном свете.
Ты не придёшь сюда.
Звёзды,
песок
и ветер...*

*Чудо сопело. Ползало,
звёзды сбивая пятками.
Где-то на Южном полюсе
чудо решило спрятаться.

Мама шарлотку тыкала...
Папа завис у телика...
Время привычным тиканьем
жизнь неизменной делало.

Вдруг, поначалу кукольно,
руки раскинув ластами,
чудо пришло на кухоньку -
за пирогом и сказками.*

*В рамке окна - полотно Ван Гога...
Кофе с пузырчатой пенкой - в турке.
-Ты собираешься в церковь, к богу?
-Можешь подать мне платок и куртку?

Катится, катится день на вечер...
Разум слабеет, а вера крепнет.
Я выхожу на январский ветер,
в небо бросаю на счастье кепку.

Жду... Не идёшь ты. Ревную глупо
к жёлтым свечам, что сияют где-то.
Дом превратится вот-вот в халупу,
падают с ёлки шары и конфеты...*

***
Правда в твоём дне.
Истина прячет в ночи
гроздья печали.

***
На исходе дня
карамельные слова
горчат и вяжут.

***
О чём говорить,
когда подойдёт старость?
Тишина в саду.

Вместе тесно, а врозь - хоть брось

*Они - не пара,
но врозь не могут,
и ждёт их, старых,
единый омут...
Ах, годы, годы!
Пока решился -
он ей не годен,
он ей не милый.
Она мечтала
о принце датском,
ей было мало
погон солдатских.
Когда вернулся
с горячей точки -
рассыпал пули...
Стал милым очень.
Потом тарелки
и вазы била,
легла на рельсы,
кричала "милый".
Потом искала,
искала мужа...
Узнали скалы,
как он ей нужен!
Они - не пара,
но врозь не могут.
Журавлик старый
и цапля. Омут...*

*...и наполнится время земной благодатью,
ты пойдёшь по бескрайнему полю одна...
твои ступни дурманящий клевер погладит...
Ты поймёшь, что закончилась эта война.
Твою голову ливень живительный смочит -
он стечёт по иссохшим рукам и спине...
Ты забудешь про эти свинцовые ночи
и вздохнёшь в наступившей для всех тишине.
Ты пройдёшь свежевспаханным краешком поля,
заполощется солнце в зеркальности луж...
Будет можно любимое трогать и холить.
Ты простишь озлоблённость израненных душ.
Ты пойдёшь по цветущим пахучим просторам
и забудешь от крови пылающий снег...
Твоё сердце, очистившись, станет покорным -
ты пойдёшь как счастливый живой человек.*

*Побег из ледяной тюрьмы.
Торчали из ногтей осколки...
Я прятал на руках наколки,
что вырезал мне лютый мир.
Там сталью отдавала стынь,
и ветки покромсали нежность.
Там съёжилась в комок надежда,
и выросли до звёзд посты.
Побег из ледяной... И вдруг
всё стало оседать и таять.
Метнулась за туманы стая...
Весенний очертился круг.
Побегами росла весна -
по-детски: и легко, и просто.
Шарами раскатились росы.
А лёд я отбываю в снах...*

*Река несла и звёзды, и кресты -
от золота кипела и бурлила...
Глядела сверху ангельская стынь,
серебряными делались могилы.
Река, река - не хочется туда,
где вечное молчание клубится.
Река, река - я мог бы всё отдать,
чтоб видеть желтобокую синицу,
чтоб слышать даже дрель над потолком,
валяться куклой в тёмном переулье,
сидеть не с той за праздничным столом,
ковать себе серебряную пулю...*

*Ты белишь дом из старого картона,
приладив шпиль, балконы и мансарду.
Спрошу: "Ампир?.." -
и сыплются с фронтонов
куски побелки гримом маскарадным.
"Тогда барокко?.." -
вся архитектура
лежит в руинах, сморщенно-бумажна.
Нельзя шутить над творческой натурой!
Теперь меня под статую замажешь...*

*Ветер гоняет горшок как мяч
в нашем дворе одичалом.
Дом всё расскажет, а ты не плачь -
это, быть может, начало...
Будет и ливень цветной. И йод
сетками ляжет на души.
Будет и ядерный Новый год...
Мальчик, ты лучше не слушай.
Кремовый пудинг устал дрожать.
Ешь. И беги за желанным.
Я остаюсь... Доедает ржа
дом на лиловой поляне...*

*Я запру себя в квартире-судьбе -
и тряпичной куклой стану сидеть.
Всё равно мне не доехать к тебе,
а доеду - будем баба да дед...

И дворец твой далеко-высоко,
и дороги в край отрезаны все...
Я к стеклу примёрзну скоро виском
(как-то стыдно мятой тряпкой висеть).

Я запру себя в квартирке худой,
ну а ты узнаешь праздность и лень.
На тебе повиснет старый "удод",
разбирая в косах тысячи лент...

Я запру себя на сотни замков,
ожидая - ты взломаешь здесь все.
Но грызёт мне душу сотня волков -
и не стало стыдно куклой висеть.*

*Там, за квадратом окна,
белая круговерть...
Падает в форточку к нам
снежный конверт.
Есть за кулисами туч
первоапрельский свет.
Лёг на вечернюю тушь
снежный конверт.
Мы, как чужие, стоим -
пережидаем метель,
сводим-разводим мосты
в робкий апрель...*

*...остатки пенопласта падают в апрель,
а роли привязались к старым реквизитам,
наивные твердят, что сделана метель,
а циники на год повесили "закрыто"...*

*В изголовье - свеча.
Я не верю, не верю...
Но не заперты двери,
все так громко молчат.
И сугробы в окне -
сплошь могильные горки.
Не давайте вы мне
ни сердечных, ни горькой.
Пусть чернильная кровь
подтолкнёт к парапету -
и конечно же, это
я пройду вновь и вновь.
В снегопаде чисты
и деревья, и лица...
А январская стынь
возле гроба садится.*

*В Зеравшанских горах жил когда-то бедняк Сабирджан
и была у него черноглазая дочь Форстерьяна.
Как-то ветер распутал ей косы, а старый чабан
не заметил, как смотрит на кудри хозяин баранов.

В Зеравшанском ущелье прощаются с жизнью легко.
На горбатых вершинах застыли седые легенды...
Здесь косматая ведьма стучит костяною клюкой
и вплетает в траву вековую кровавые ленты.

На заснеженных склонах не рвите горящих цветов,
заплутавшие путники, шедшие в дальние страны.
Зеравшанские горы от вас и от буйных ветров
берегут Форстерьяну...*

Форстериана/форстерьяна – узбекский дикий тюльпан.

*Я обижаюсь на вчерашний день
за быстротечность, череду вопросов,
за то, что память, не смолкая, просит
найти отвеченное в этой череде.

Я обижаюсь в настоящем дне
на толчею, и на мещанства запах,
на то, что двигаюсь легко на запад,
а на восток - не поклониться мне.

Я обижаюсь на грядущий день
за неизвестность, алчущую разум,
за незвучание любимой фразы,
за то, что нас - нам не найти нигде.*

*Старость по лужам чавкает
в чёрном костюме-троечке.
Сыро. Ему бы в чайную...
Скользко. Ему бы тросточку...

Звёзды танцуют парами
в мокрых очках профессора.
Жаль, что не видно парты той -
с общими интересами.

"Чао!", частили туфельки...
Там, на парижских улицах,
Лида влюбилась в трюфели,
и в пармезан, и в устрицы.

...Треплется шляпка алая
в этой извечной пьесе, и
жизни двоих растаяли -
разными интересами.*

***
Будёновку я никогда не отдам,
и знамя рука держит.
Из красного детства
несу вам
коммунистический стержень.

***
Мы жили будто в разных странах...
На демонстрацию я шёл
не за отгул,
и красный шёлк
горел в душе, а не в стаканах.

***
Я гордился людьми и народами,
а страну украшал, как свой дом,
и заводы расписывал одами
под чугунным плавильным дождём.

***
Память флажками машет -
и не отпустит нас
праздник октябрьских маршей,
праздник сплочённых масс.

Вспыхивали золотые глаза тиснёных заглавий, падали, гасли...
Открытая страница мелькнула, словно белоснежное перо...
Рэй Брэдбери

*Вы падали на этот шумный мир -
в полёте расставаясь с чьей-то мыслью.
Вы тихо отдавали даты... числа...
Вот выпал и последний ваш кумир.

Вас больше не держал ни переплёт,
ни целостность идей, ни клей бумажный.
Вам было ничего уже не важно -
вы перья потеряли... в тот полёт.*

*Вечность немного колется.
Дело привычки.
Выпали за околицей
глупые спички.
Раз... Королева снежная
руку дала мне.
Два... И остаток нежности
льдинкой раздавлен.
Три. А паркет похрустывал...
Время разбилось.
Раз-два-три... Я, бесчувственный,
чувствую силу!
В танце кружусь я с вечностью:
белом?.. не белом?..
Наши шаги отмечены
призрачным мелом.
Спит городок заснеженный.
Пахнет морозом.
И сберегают нежность мне
алые розы...*