*Когда меня отправят на планету,
где все деревья выросли без слёз,
где все вопросы гнутся без ответов -
я замахаю ветками берёз.
Я не боюсь безлиственности леса
и пустоты в начале всех начал.
Когда спадёт туманная завеса,
и надоест молчанию молчать -
мне всё откроет дымная планета
и проведёт по нотам и ключам,
сыграет блюз, рассыпанный по свету,
и вновь капризно бросится молчать.*

*В поношенном костюмчике октябрь
играет на органе ре-минор..,
а листья - не прощённые - в ноябрь
сдуваются, как ведьмы, на костёр.

Влюблённые теперь - наперечёт.
Все близкие - отброшены в туман.
Синица желтобокая прочтёт,
что осень нам дается как обман...*

*Маски Египта - лицо Сарьяна.
Рыжие кисти живут в руках...
Магия цвета. С полотен странных
Падает шёлком с горы река.

Жадно на холст налетают кисти.
Скоро вишнёвый придёт закат.
Август бросает на волны листья.
Рыжий купается звездопад...

Молодость, зрелость, и сеть морщин.
Маски художника. Лица бога.
Хочешь увидеть - тогда ищи
Звёзды Сарьяна, его дорогу...*

*Задёрну полог хвойных веток,
шалаш еловый станет домом...
Моя душа тебе знакома -
колючий, дикий вятский ветер.

Я тоже дикий, тоже колкий,
я тоже холодом прошитый...
Мы раньше, ветер, славно жили,
теперь вонзай в меня иголки.

...Задёрнут полог хвойных веток,
под толстым снегом грезит Вятка.
Мне спится, ветер, дома сладко.
Над Предуральем звёзды светят.*

*Полосатый вечер на краю земли...
Я лепил свой замок из седой золы.
А прибой шептал мне, что идут шторма -
и золу размоет... и взойдёт тюрьма:
из камней раздора и осколков встреч,
из того, что сердце не смогло сберечь.
Закричали чайки, улетая прочь...
По песку седому шла седая ночь...

Я в кармане спрятал серебристый шпиль
и шагнул из шторма в молчаливый штиль.*

*Стою на мосту... Долго.
Уйти не могу. Страшно...
Рассыпался день вчерашний.
В сегодняшний - бьют волны.

Стою на мосту... Верю -
приходит всегда нежность.
Фигурой стою снежной.
...Мимозы горят в сером.

Ты веришь? - играет в сказки
на этом мосту вечность.
Нева... Ты идёшь... Ветер
несёт мне твоё "Здравствуй..."*

*Горит звезда в окошке мутном.
В моём окне горит звезда.
Её теряю ранним утром:
когда грохочут поезда,
когда роняю маслом книзу,
когда из турки... на плиту,
когда в портфель бросаю книгу,
хоть знаю, что не ту... не ту...
Заезжен день. Впускаю вечер
в окошко мутное... Тогда
ложится светом мне на плечи
моя последняя звезда.*

*Ты хотела в горохи купить сарафан,
каблучками по городу гордо стучать,
но кружилась винтовка, вертелся наган,
поджидая "товарищей" в цвет кумача.

По Днепру уходила шальная вода
с именами своих, и чужих, и ничьих.
Я, наверно, чужой. Ты хотела всегда
убежать, где цвели кумачи... кумачи...

Я тебя пронесу по мосту через Днепр.
Впрочем, милая Маша, тебе всё равно.
Я тебя пронесу над жестокостью дней,
а навеки к звезде донесёт Вороной.

И не будешь стрелять в "беляков" и Махно.
И забудешь, как можно девчонкой седеть.
Я богиней тебя пронесу... А за мной
над мостом разольётся рассветная медь.*

*Слушать песок...
Потом
стать для пустыни другом.
Выбросить жёлтый ком,
где затанцуют руки...
Мальчик сегодня бог:
будет родник в пустыне,
чтоб бледнолицый мог
снова грустить о сыне,
слушать песок...
Судан.
Место на чёрном свете.
Ты не придёшь сюда.
Звёзды,
песок
и ветер...*

*Чудо сопело. Ползало,
звёзды сбивая пятками.
Где-то на Южном полюсе
чудо решило спрятаться.

Мама шарлотку тыкала...
Папа завис у телика...
Время привычным тиканьем
жизнь неизменной делало.

Вдруг, поначалу кукольно,
руки раскинув ластами,
чудо пришло на кухоньку -
за пирогом и сказками.*

*В рамке окна - полотно Ван Гога...
Кофе с пузырчатой пенкой - в турке.
-Ты собираешься в церковь, к богу?
-Можешь подать мне платок и куртку?

Катится, катится день на вечер...
Разум слабеет, а вера крепнет.
Я выхожу на январский ветер,
в небо бросаю на счастье кепку.

Жду... Не идёшь ты. Ревную глупо
к жёлтым свечам, что сияют где-то.
Дом превратится вот-вот в халупу,
падают с ёлки шары и конфеты...*

***
Правда в твоём дне.
Истина прячет в ночи
гроздья печали.

***
На исходе дня
карамельные слова
горчат и вяжут.

***
О чём говорить,
когда подойдёт старость?
Тишина в саду.

Вместе тесно, а врозь - хоть брось

*Они - не пара,
но врозь не могут,
и ждёт их, старых,
единый омут...
Ах, годы, годы!
Пока решился -
он ей не годен,
он ей не милый.
Она мечтала
о принце датском,
ей было мало
погон солдатских.
Когда вернулся
с горячей точки -
рассыпал пули...
Стал милым очень.
Потом тарелки
и вазы била,
легла на рельсы,
кричала "милый".
Потом искала,
искала мужа...
Узнали скалы,
как он ей нужен!
Они - не пара,
но врозь не могут.
Журавлик старый
и цапля. Омут...*

*...и наполнится время земной благодатью,
ты пойдёшь по бескрайнему полю одна...
твои ступни дурманящий клевер погладит...
Ты поймёшь, что закончилась эта война.
Твою голову ливень живительный смочит -
он стечёт по иссохшим рукам и спине...
Ты забудешь про эти свинцовые ночи
и вздохнёшь в наступившей для всех тишине.
Ты пройдёшь свежевспаханным краешком поля,
заполощется солнце в зеркальности луж...
Будет можно любимое трогать и холить.
Ты простишь озлоблённость израненных душ.
Ты пойдёшь по цветущим пахучим просторам
и забудешь от крови пылающий снег...
Твоё сердце, очистившись, станет покорным -
ты пойдёшь как счастливый живой человек.*

*Побег из ледяной тюрьмы.
Торчали из ногтей осколки...
Я прятал на руках наколки,
что вырезал мне лютый мир.
Там сталью отдавала стынь,
и ветки покромсали нежность.
Там съёжилась в комок надежда,
и выросли до звёзд посты.
Побег из ледяной... И вдруг
всё стало оседать и таять.
Метнулась за туманы стая...
Весенний очертился круг.
Побегами росла весна -
по-детски: и легко, и просто.
Шарами раскатились росы.
А лёд я отбываю в снах...*

*Река несла и звёзды, и кресты -
от золота кипела и бурлила...
Глядела сверху ангельская стынь,
серебряными делались могилы.
Река, река - не хочется туда,
где вечное молчание клубится.
Река, река - я мог бы всё отдать,
чтоб видеть желтобокую синицу,
чтоб слышать даже дрель над потолком,
валяться куклой в тёмном переулье,
сидеть не с той за праздничным столом,
ковать себе серебряную пулю...*

*Ты белишь дом из старого картона,
приладив шпиль, балконы и мансарду.
Спрошу: "Ампир?.." -
и сыплются с фронтонов
куски побелки гримом маскарадным.
"Тогда барокко?.." -
вся архитектура
лежит в руинах, сморщенно-бумажна.
Нельзя шутить над творческой натурой!
Теперь меня под статую замажешь...*

*Ветер гоняет горшок как мяч
в нашем дворе одичалом.
Дом всё расскажет, а ты не плачь -
это, быть может, начало...
Будет и ливень цветной. И йод
сетками ляжет на души.
Будет и ядерный Новый год...
Мальчик, ты лучше не слушай.
Кремовый пудинг устал дрожать.
Ешь. И беги за желанным.
Я остаюсь... Доедает ржа
дом на лиловой поляне...*

*Я запру себя в квартире-судьбе -
и тряпичной куклой стану сидеть.
Всё равно мне не доехать к тебе,
а доеду - будем баба да дед...

И дворец твой далеко-высоко,
и дороги в край отрезаны все...
Я к стеклу примёрзну скоро виском
(как-то стыдно мятой тряпкой висеть).

Я запру себя в квартирке худой,
ну а ты узнаешь праздность и лень.
На тебе повиснет старый "удод",
разбирая в косах тысячи лент...

Я запру себя на сотни замков,
ожидая - ты взломаешь здесь все.
Но грызёт мне душу сотня волков -
и не стало стыдно куклой висеть.*

*Там, за квадратом окна,
белая круговерть...
Падает в форточку к нам
снежный конверт.
Есть за кулисами туч
первоапрельский свет.
Лёг на вечернюю тушь
снежный конверт.
Мы, как чужие, стоим -
пережидаем метель,
сводим-разводим мосты
в робкий апрель...*

*...остатки пенопласта падают в апрель,
а роли привязались к старым реквизитам,
наивные твердят, что сделана метель,
а циники на год повесили "закрыто"...*

*В изголовье - свеча.
Я не верю, не верю...
Но не заперты двери,
все так громко молчат.
И сугробы в окне -
сплошь могильные горки.
Не давайте вы мне
ни сердечных, ни горькой.
Пусть чернильная кровь
подтолкнёт к парапету -
и конечно же, это
я пройду вновь и вновь.
В снегопаде чисты
и деревья, и лица...
А январская стынь
возле гроба садится.*

*В Зеравшанских горах жил когда-то бедняк Сабирджан
и была у него черноглазая дочь Форстерьяна.
Как-то ветер распутал ей косы, а старый чабан
не заметил, как смотрит на кудри хозяин баранов.

В Зеравшанском ущелье прощаются с жизнью легко.
На горбатых вершинах застыли седые легенды...
Здесь косматая ведьма стучит костяною клюкой
и вплетает в траву вековую кровавые ленты.

На заснеженных склонах не рвите горящих цветов,
заплутавшие путники, шедшие в дальние страны.
Зеравшанские горы от вас и от буйных ветров
берегут Форстерьяну...*

Форстериана/форстерьяна – узбекский дикий тюльпан.

*Я обижаюсь на вчерашний день
за быстротечность, череду вопросов,
за то, что память, не смолкая, просит
найти отвеченное в этой череде.

Я обижаюсь в настоящем дне
на толчею, и на мещанства запах,
на то, что двигаюсь легко на запад,
а на восток - не поклониться мне.

Я обижаюсь на грядущий день
за неизвестность, алчущую разум,
за незвучание любимой фразы,
за то, что нас - нам не найти нигде.*

*Старость по лужам чавкает
в чёрном костюме-троечке.
Сыро. Ему бы в чайную...
Скользко. Ему бы тросточку...

Звёзды танцуют парами
в мокрых очках профессора.
Жаль, что не видно парты той -
с общими интересами.

"Чао!", частили туфельки...
Там, на парижских улицах,
Лида влюбилась в трюфели,
и в пармезан, и в устрицы.

...Треплется шляпка алая
в этой извечной пьесе, и
жизни двоих растаяли -
разными интересами.*

***
Будёновку я никогда не отдам,
и знамя рука держит.
Из красного детства
несу вам
коммунистический стержень.

***
Мы жили будто в разных странах...
На демонстрацию я шёл
не за отгул,
и красный шёлк
горел в душе, а не в стаканах.

***
Я гордился людьми и народами,
а страну украшал, как свой дом,
и заводы расписывал одами
под чугунным плавильным дождём.

***
Память флажками машет -
и не отпустит нас
праздник октябрьских маршей,
праздник сплочённых масс.

Вспыхивали золотые глаза тиснёных заглавий, падали, гасли...
Открытая страница мелькнула, словно белоснежное перо...
Рэй Брэдбери

*Вы падали на этот шумный мир -
в полёте расставаясь с чьей-то мыслью.
Вы тихо отдавали даты... числа...
Вот выпал и последний ваш кумир.

Вас больше не держал ни переплёт,
ни целостность идей, ни клей бумажный.
Вам было ничего уже не важно -
вы перья потеряли... в тот полёт.*

*Вечность немного колется.
Дело привычки.
Выпали за околицей
глупые спички.
Раз... Королева снежная
руку дала мне.
Два... И остаток нежности
льдинкой раздавлен.
Три. А паркет похрустывал...
Время разбилось.
Раз-два-три... Я, бесчувственный,
чувствую силу!
В танце кружусь я с вечностью:
белом?.. не белом?..
Наши шаги отмечены
призрачным мелом.
Спит городок заснеженный.
Пахнет морозом.
И сберегают нежность мне
алые розы...*

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд...
Н. Гумилёв

*Она не верила во что-нибудь кроме дождя. И у нас шли дожди... Я любил её - и не мог сказать дождям "убирайтесь".
Мы плавали на кровати, обхватив спасательные подушки, пили кофе с пузырьками, а в наших чашках было всё меньше кофе и больше дождя...
В один, как вы понимаете, дождливый вечер я решился на разговор - впрочем, мало надеясь быть услышанным из-за чечётки по карнизу.
- Ну, хорошо, можешь ни во что не верить, даже в чудеса, ведьм, драконов, принцев, джинов и волшебников. Они будут лезть в окна, хихикать и дописывать за тобой стихи, они станут заплетать твои золотистые волосы в колдовские косы, а вечерами - дурачиться у камина...
Не верь! Правда, от неверия появляются морщины, по которым часто текут солёные дожди... Не верь. Я буду любить тебя и с морщинами...
Не верь... Но ты должна, ты обязательно должна поверить в жирафа с озера Чад. Не бойся, я нарисую его так, что ты легко сможешь залезть на его апельсиновую спину и обхватить лимонную шею. Лимонов будет очень много, до самого неба. Если ты рискнёшь взобраться по лимонам, тебе удастся достучаться до небес. Главное - поверить в жирафа с озера Чад.
- ???
- Да-да-да! Далеко-далеко, на озере Чад бродят странные существа, которые любят облизывать молочные облака. Когда ты поверишь мне, то увидишь, как жирафы играют со звёздами. Ты, наконец, увидишь небо. И жизнь...*

*Пора потерь. И снова сиплым голосом
косильщик вечный начинает пение...
Земля - "под ноль". И травяные волосы
метут уборщики с противным рвением.

Идите к чёрту, механизмы ржавые,
колёса времени, педали скорости -
как много нежного уже сожрали вы,
как много важного спихнули в пропасти!

Ещё листва не покорилась... Держится.
Но краска брошена - смертельно-красная!
Я каждой осенью слетаю с дерева
на землю грязную.*

посвящается тем, кто видит дождь раз в году

*Скатилась капля по губам...
ещё... ещё...
За этот ливневый бальзам
дадут мне счёт:
я буду год перебирать
песок времён -
и позабуду, чей я брат,
в кого влюблён.
Во мне песочные часы
отсыплют год,
и я наслушаюсь грозы
на век вперёд...
И я на струнах дождевых
сыграю жизнь -
для заблудившихся, одних
в песках души.*

Чёрный замок Ольшанский. Месяц ныряет в тучах.
Башни во мраке туманные видят сны о былом дремучем.
Слушают ветер промозглый, волчий вой на далёких равнинах,
Слушают, как на зубцах трепещут от страха осины.

У, как мертво и тихо! Тьма, как в тысяче хлябей болотных.
Тихо! Ты слышишь вдали в аркадах шаги бесплотные?
Полночью каждой такою в замке, что стынет от страха,
По галереям проходят дама с черным монахом.

пер. с польск. Вл. Короткевича

Чёрным его прозвали...
Род здесь продажный канул.
Въелись ночей печали
в тёмно-бордовый камень.
Саженых тканей, денег
ты не упустишь, знатник!
Будут влюблённых тени
вечно бродить у Кладно...
Плач Гориславы ветром
в небо с тех пор уносит.
Нет, не дадут ответа
той, что качает кости...
Чёрным его прозвали.
Тёмно-бордовый камень
взял у ночей печали...
Род здесь Ольшанских канул.

-------------------------------------
Саженый (древн. бел. яз.) – вышитый драгоценными камнями.
Знатник (древн. бел. яз.) – богатый, влиятельный.

*Послать бы всё к чертям,
залезть в стерильный куб,
забыть свои следы,
зависнуть в позе птицы.
И мир остался там...
А мир сегодня груб -
и хочет он беды,
читая фальшь на лицах.

Теряет куб углы...
Расплющилось окно...
Но я почти лечу
в прекрасное далёко.
Вот только сотни глыб
срослись одной стеной -
и мне не по плечу
взять журавлиный клёкот.

А мир всё так же груб -
осколками стекла
кромсает белый дом
на лоскуты и доски.
Не слышно гордых труб -
их вечность истолкла.
И проливным дождём
смываются вопросы...*

— Мне за линию фронта надо.
— Нет ни линии, ни фронта.

Александр Белов, "Щит и меч"

*В больничном халате, в бинтах
он шёл по дороге на запад...
Кружил ему голову запах
сирени, а виделся - танк.

Бежала за ним медсестра...
Кричали из пятой палаты...
Он шёл на Берлин. А солдаты
лежали, смеясь, у костра.

И вдруг, очень тихо: "Сынок...
вернись, всё закончилось, Шура..."
На солнце улыбчиво щурясь,
слезы удержать он не смог.*

*Я ухожу, но ты не догоняй.
Я улечу, а ты забудешь крылья.
Испили мы давно любовь до дна...
Бродяга-ветер, как же это было?

Я ухожу. И пусть покроет пылью
билеты, фотокарточки, цветы...
Я улечу. А вдруг ты крикнешь "милый"?
Но мне уже не сбросить высоты.

И где-то там, у призрачной черты,
я стану камнем - колким и холодным.
А ты почувствуешь, как могут быть пусты
кровать, балкон. И годы, годы, годы...

Танцуют тени в отблеске огней...
Ушёл мужчина... думая о Ней.*

*Изрёк один политик "А" -
и замолчал надолго.
Все ждали "Б", а провода
ловили толки...
Политики иных держав
играли с тенью.
А май победный, зубы сжав,
считал мгновенья...
Ещё гудит Хатынь, а мрак -
в домах и в душах.
Расцвёл один лишь красный мак
на славной суше.
А ветераны мира ждут,
от слов хмелея.
...Осталось несколько минут
до юбилея.*

*Мне чьё-то солнце вручено -
и я несу его в портфеле.
А март пресытился капелью
и пьёт игристое вино...
В цветном бокале отражён
весенний луч. И так он бьётся
(недавно выпорхнув из солнца),
как будто лезет на рожон.
Дивлюсь лучу... А у меня
портфель раздулся от светила,
и хоть чужая это сила -
но мне доверена она!
Мне чьё-то солнце вручено.
А я, ну вроде бы - избранник...
И ничего почти не ранит.
И стало многое дано.*

*В моём стакане отражён,
быть может, лучший день...
Я утром спел с грибным дождём
"ди-лин, ди-линь, ди-лей".

Катилась радуга-дуга,
а я на ней сидел...
И места не было врагам,
и грела важность дел.

Друзья к обеду собрались -
и каждый поднял тост!
В окно влетел кленовый лист
как запоздавший гость...

В моих стаканах - и полынь,
и мёд, и пустота...
В них часто пеной плавал сплин.
...Мой лучший день устал.*

*Мне чьё-то солнце вручено.
Вчера... Под вечер...
Но было тяжкое оно:
легло на плечи.
Его донёс я до пивной -
и сбросил в бочку!
А повернувшись к ней спиной,
столкнулся с дочкой:
луны - в нарезку! - пожелав,
на мне повисла...
Я представлял, что не женат...
А солнце - скисло!*