Первый день после праздника - никакой:
в новогодье нашаривая рукой,
вылезает на улицу слепо в слякоть.
Был бы дождик, но тучам лениво плакать -
скучно дремлют над крышами их бока,
помещая весь город в пушистый шкаф.

Невидима натянутая нить -
От сердца к сердцу, тонкая, не рвётся.
Привязанное нитью странно бьётся,
Так неумело пробуя любить.

А на дворе - кончина декабря
В агонии предновогодней масти:
На дальний план задвинутое, счастье,
Незримо дремлет, память теребя,

Подводится очередной итог,
Скупаются к веселью мандарины,
Бог пишет нами чудные картины -
Кто б в суете их разглядеть помог...

Как выразить Вселенную в словах?
Кусочки пазла выглядят нелепо:
В них вся реальность - странный грубый слепок
С чудесного иного Существа.

Слова кромсают мысли поперёк
И вдоль, и как угодно - всё им мало,
И выкупая смыслы по безналу,
Меняют их на суетный паёк.

А за пределом мысли - Пустота,
И Тайна, и Великое в Былинке...
Я завтра справлю по словам поминки
И пропаду неведомо куда.

У тебя чувствительные пальцы,
У меня - мечтательная кожа...
Если прикоснешься осторожно -
Жар вопьётся в кожу, словно жальца.

Хлопьями летит громоздкий снег,
Пышными ресницами смыкаясь
На бедре асфальта, влипши, тает,
Словно моль на черной простыне.

Словно отставные херувимы,
Устилая перьями бездонность,
Падают с небес мечты так томно
На земное ложе - пантомима...

Не подумай, это не любовь,
Просто крепко сжат капкан объятья -
Крепко так, что силы нет для снятия -
Только таять, таять без следов...

Я не устану думать о тебе,
Когда январь на землю снегом ляжет,
Накрыв её, похожую на сажу,
Самим собой, немного ошалев
От пылкой страсти неба и земли -
Далёких, руки тянущих друг к другу
Навстречу: та - деревья, небо - вьюгу,
Сплетая пальцы в муке о любви.

Я вспомню нас, упавших с простыни
В пучину ощущений так глубоко...
Январь закрутит в пальцах чёрный локон,
И томно ветер в ветках зазвенит.
Земля застынет (в сне или мольбе?).
А если ты окажешься вдруг близко?
Ты - мой январь, я, словно одалиска,
Забывшись, вдруг найду тебя... в себе.

Тараканы, бегущие по канату
последней мысли, множатся,
шевелятся всё быстрее:
- шнеля,шнеля...
- Ахтунг! -
Понимаю: не смогу удержать -
они упадут в пропасть.

Падая с ними, чувствую,
что лечу, скорость растёт.
- Тараканы капут! А-а-а... -
И тут моск, разбившись,
как сырое куриное яйцо,
растекается по асфальту реальности,
которую можно описать
очень просто:
скучаю.

Построю для тараканов клетку
из прутьев несгибаемой воли,
спаянную великой ответственностью
за общее дело продвижения
по пути к светлому будущему.
Тараканы будут ходить
строем точно по периметру
и считать секунды: раз,
два, три - вальс -
Ура! Победа близка:
- шнеля,шнеля...
- Ахтунг! -
Буйная энергия тараканов
вливается в нужное коллективу
правильное русло движения
нетворческой мысли о труде.

Яйцо лежит на асфальте,
забытое мной во имя
победы над толпой тараканов.
Оно морщится, плавится
и скоро испарится в пустоту,
из которой вышло всё -
я перестану
думать
о тебе.

Когда на небе много-много звёзд,
Так хочется плечом к тебе прижаться,
И долго-долго вместе их считать...
И все снежинки, что летят, кружась...
Ты помнишь их причудливые танцы,
Когда мы повстречались не всерьёз?

А нынче рядом - только пустота,
Промозглый холод, мёрзнущий ноябрь,
И много-много молчаливых дум.
Я жду-ищу падучую звезду,
Чтоб загадать желание... Огня бы -
На дне надежды искру отыскать,
Что путеводно выведет к тебе:
Из мрака "никогда" - на свет улыбки,
К теплу души и ласке милых глаз,
К вплетеньям пальцев в музыкальность фраз -
Пространственных, чарующих и зыбких,
Изящно стойких с тишиной в борьбе -

Там, в музыкальном небе - столько звёзд -
Что хочется душой к душе прижаться
И долго-долго вместе их считать...

Чернеет перепачканный ноябрь.
Он гол, ему не скрыться от простуд.
Последние взамен цветов цветут
И радуются, что ноябрь озяб.

А он - в мечтах о нежной белизне,
О снежной мелькотне безмолвных мух.
Пускай нет света - день совсем потух,
Но тлеет грёза о морозном сне.

В тревожную печаль с собой маня,
Ноябрь молчит, надеется и ждёт -
Войдёт зима, и тёплый плед её
Укроет плечи мёрзнущего дня.

Засмотрелся многоглазо
исподлобья темный вечер.
Завалилась в сумрак фраза.
Путь сквозь дождь едва намечен
размышленьем о дороге,
о заботах и утратах.
Стук трамваев - будто слоги бьются в рельсах резко, сжато.

Увези меня, трамвайчик,
в край мечты, где нет печалей!
Еду, еду на удачу.
Многоглазый мрак отчаян.
А удача - может, рядом,
может, канула и нету...
Ждёшь ли, чтобы теплым взглядом отворить на вечер лето?

Я задохнусь в зудящей суете,
В крикливых буднях, в ворохах теорий,
Уйду в бега: впаду в ноябрь, как в горе,
Где всё не то, и все, увы, не те.

Среди промозглых каменных оков,
Зарывшихся в осенних непогодах,
Найду тебя,
В твой мир шагну, как в воду
Невы слетают листики легко.

Сорвёт порывом ветра сон с души,
Твой голос воскресит меня: "дыши"

Мой мозг просверлен в десяти местах!
Ты делал это с пеной на губах:
сверлил сверлом, потом пилил пилой...
И все твердил: "не пой! Не пой! Не пой!"

Но я почти не слышала слова!
Вздыхала, и была едва жива...
И думала: "к чему весь этот сон?
Быть может, ты в меня слегка влюблен?"

А сон разлился в утренний туман.
Я умерла от тех кровавых ран
В тот миг, когда будильник зазвенел.
Ты был жесток в моем последнем сне!

Теперь не говори: "Не виноват!" -
Во сне ты создавал кромешный ад!
Всю жизнь мою испортил ты один -
И не вали вину на бигуди!

Выносимый с работы моск -
горькая,
тщательно выжатая корочка лимона;
нервы - обугленные оголённые проводочки;
душа,
погружённая в формалин -
почивает, отмахиваясь от мыслей,
нарезающих жжжуткие круги,
подобно оводам,
чтобы впиваться
и впиваться,
и впиваться
в обескровленный интеллект.
Мир вокруг - чёрно-бел.

Но на фоне лилового лоскутка неба
появляется
жёлтая ветка клёна,
подсвеченная снизу оранжевым фонарем -
мир обретает цвет.

Остаётся около получаса:
окуклившись,
гусеница смысла
отрастит живые крылья -
и (о чудо!) взлетит
над обыденностью
в пространство Пегасов
и прекрасно далёких звёзд -
в безграничную
глубину
реальности...

Все то, что затевалось, снова зря,
День вывернут изнанкой серых туч
Наружу - тихо бредит, морося.
Я снова - странник, я к тебе бреду.

Ты близко. Только путь к тебе далек...
Тропинка извивается впотьмах.
Жжет сердце неуёмный уголек.
А счастье тихо тает на словах.

Но разгорится день - прогонит сон,
И шестерёнки мыслей застучат,
Закрутит белка злое колесо,
Слова вольются в выверенный чат.

А путь к тебе туманом скрыт от глаз.
Я б босиком бежала по росе,
Когда б лет двадцать скинуть про запас,
И с ними все заботы - все-все-все...

Но что-то есть в печали серых дней -
Глубинный свет, прозрачный и простой.
Он есть, я знаю, и в твоём окне,
Что так чудесно названо душой.

Мерцает путеводная звезда,
Ведя слепых по свету в "навсегда".

Из брандспойтов осени - сплин
Заливает пожар души.
А пожар, похожий на птицу,
Машет крыльями и взлетает...
Разгораясь, пасть не спешит,
Окунается в мир нагим,
Отражается в чьих-то лицах,
Заигравшись, искоркой тайны.

Канул первый снег, отчаян.
Но второй - не за горами.
Мне бы - чаю.

Непоседливый орнамент
Ткут дождинки, докучая,
На рекламе.

Все узнать хочу о встрече:
Осень - яблочком по блюдцу,
Блюдце - вечер.

Но, гадая, не сойдутся
Мысли с ветром. Только резче
Струйки шьют все.

"Лично я не хотел бы,
чтобы кто-либо безгранично
"лез" в мой "лес"..."
(Из сетевой переписки)

Лес насторожен. В нем - медведи
И бортевой душистый мед.
Вам захотелось меду, леди?
Охранник леса вскачь бредёт:
Несёт в горсти малину, дарит...
Но под малиной - коготок.
Не бойтесь! Разве что чуток.
Взлетайте на воздушном шаре -
И не достанет Вас медведь:
Ворчать возьмется и глазеть,
Пока не скроетесь за хмари.
И загрустит: увы, опять
Ему в чащобе спать-молчать.

Мириады звёзд на небе...
Сколько их в стихах?
"В пальцах" дум - изящный стебель
чувства. Ночь тиха.

Тише ночи не бывает.
Только жёлтый лист
о туман ушибся краем
близко от земли.

Слышишь, как мечты танцуют
в зыбкой тишине?
Как октябрь, леса целуя,
Предвещает снег?

Тучный кот крадётся дико
к млечному пути:
звёзды жадно слижет. Лихо!
Мне их не спасти...

Спрятать в строчки, даже в почерк,
в кисею из слов,
точки-звёзды - в многоточья:
Как бы ни мело,
пусть мерцает и искрится
в центре непогод,
не на небе - на страницах -
ясный хоровод!

Думы бродят, мне не спится.
Тихо в небесах.
Духи ночи сквозь ресницы
вносят чудеса,

звёзды, с неба свесив ножки,
смотрятся в слова,
сердце пилит понемножку
тайны на дрова.

Четыре лапы, конечно, хвост,
Глаза, нос, ушки - в байдарке утлой...
- Плывём, хозяин?! Да, не вопрос! -
За все походы привык как будто
В карельских шхерах ловить мышей,
Лизать остатки в консервных банках...
На новом месте, как атташе,
Представлю львиных на всех полянках,
Пометив стебли пахучих трав,
На ствол махну - посидеть на ветке
(Как ты - на пенсии), и стремглав
Слечу в пампасы легко и метко!
Вперёд, хозяин! Давай, смелей
Греби веслом, я махну усами -
Оставим вирусы той земле,
Где вместо жизни царит регламент.

Рыже-желтый лист кружился, танцевал -
в танец вжился... Так красив был, хоть и мал.
Утомившись, опустился на траву.
Слушай.
Слышишь, как ветра его зовут?

Воет западный: "Подброшу, покажись!"
Вторит северный: "Вонжу в тебя ножи!"
Шепчет нежить: "Не дадим тебе житья..."
Скрип, да скрежет - сосны стонут, не шутя.

Жёлто-рыжий не ответил.
- Что, оглох?
- Онемел?
- Не вник, не понял - может, лох?
И кусты, над ним кривясь, шептали зло:
- Ты не листик, а цветное НЛО!

Мне подумалось: неужто он - с луны
и хранит на черенке мечты?!
Не ныть,
стать букашкой и отправиться в полёт -
пусть на небо НЛО меня возьмёт!
На луне мечтать легко - не то, что здесь,
где унылый мир, рехнувшись, вышел весь.

Я на листике влетела в никуда,
нам навстречу тихо падала звезда...

"Не поймаю?" - и подставила ладонь,
Принимая удивительный огонь.

Вдруг проснулась, а огонь ещё горит,
отражаясь в тихом пламени зари...
Мир очнулся, но немного не такой:
освещённый тихой маленькой звездой.

У августа ладони - как байдарки,
и камни, и поляны мягких мхов;
изменчивы: прохладны или жарки,
дождливы, загорелы. Как легко
колени вод при штиле слитны с небом -
так, будто бы взлетели острова...
И кажется, нам юность дарит Геба:
вкус радости, похожий на кумкват,
с кислинкой терпкий, смешанный с брусникой,
с багульником и дымом от костра,
пусть малое затеряно в великом,
но поиск истин - вечная игра:
мечты с грибами прорастают тесно,
а вечерами падает звезда,
и где-то в глубине любимой песни
отыщется, что было в нас всегда...

Он скрылся за сентябрьским поворотом -
как кот за мышью, проскочив, исчез.
Сентябрь поёт нам будни, как по нотам,
для повышений выставив диез.
А я смотрю туда, где август канул,
и трудно оторвать тяжёлый взгляд
от омута, что растревожил рану
и льёт в неё по капле горький яд.

Пройдут дожди, потом снега нагрянут,
уйдёт декабрь, начнёт игру январь...

А вот и он. Вскричу: "Привет смутьяну!", -
и оживу на месяц, как бунтарь.

* * *

Не думай о рыбешке свысока -
Гордыня превращает ум в труху.
Пусть мысль о рыбе будет глубока,
А то придёт нахал и съест уху!

Страшилка для детей на ночь

Не ходи-ка тёмной ночью
В край туманов и болот,
Где гримасы леший корчит,
И пыхтит кикимор взвод -

Там блуждают огоньками
Души умерших детей:
Канешь к донышку, что камень -
Поминай, как звать, ей-ей.

Не ходи. Там много жути
Собирается в ночи.
Страхи ум канатом скрутят,
Хоть кричи, а хоть молчи.

Я прошел однажды мимо...
Сердце - в пятки, бил озноб:
За кустом сидел кот Сима
И глазами сделал "хлоп".

Говоришь, всё это сказки?
Хочешь верь, а хочешь - нет.
Только дело шло к развязке:
Очень мертвенным был свет,

Страх ужался до микроба
И прибился к камышам,
И с шипеньем, словно кобры,
Огоньки-и ползли к усам...

(Не)друг, давай поговорим

"Есть многое в природе, друг Горацио,
Что и не снилось нашим мудрецам". (с)

К примеру, рыба - та, что в этот миг
метнулась в глубине озерной влаги
и уплыла, чуть серебрясь спиной -
её и на укус бы не хватило - увы, мала.

А переливы флейт, смешавшиеся с россказнями ветра,
Пропавшие за миг до появления -
они взошли в хозяйской голове,
и после утонули в шуме слов.

Про банки мы не будем говорить:
Давно пусты, к тому же обгорели.
А про уху нам совестно сказать...

Да, да, (не) друг, то мудрецам не снилось -
их мысли, верь мне, плещутся в ином
обширно-сложном мире. Наш мир прост
и мал для мудрецов.
..................................То и прекрасно!
Ведь хорошо, что ни один из них
Не шкрябнет тайну, вытянув клешню
Скептически настроенных сомнений.

А рыбе всё равно - она ушла...

На камни ложится ветер,
мелодия - на слова...

Но будни порой - как вертел,
а время в них - жернова.
Вы душу мою поджарьте,
сотрите её в муку,
пеките пирог, в азарте
вскричите:
- Душа, ликуй!
Она возликует, веря,
что где-то великий свет
однажды откроет двери
и примет её обет.

Но ветер поет, на камни,
играя, стекает звук,
И слышится:
- Амен. Амен.
И радуга - будто лук,
На нём - золотые стрелы,
Они улетают вдаль,
И помнится: ведь хотелось,
А всё не сбылось - так жаль...
Ужалит оса пребольно:
В несбывшемся не прожить.
Но песня о лучшем молит,
Надежды растут, как сныть.

На камни ложится ветер,
мелодия - на слова.
Где разница между смертью
и тем, что душа жива?

Меж вирусов черных,
В умах заключённых
В толпе удрученной, шагнем, не спеша -
Под ёлки и сосны,
Осины и клены,
Где песнями дышит живая душа.

Изящные лодки
Проследуют ходко,
Качаясь, взрезая лихую волну,
Поманят вдруг дали, к каким не пристанешь,
И рыба-находка уйдет в глубину.

Пусть дождь или ветер
За нас не в ответе:
Они - за свободу, а мы - с костерком.
Бог даст - красоту удивленно заметим -
Насытимся тем, как дитя молоком... :)

Бело-коричнева грязь под копытами дней.
Скачут тоскливо, но близится года кончина.
Хлопья порой опускаются медленно чинно
С неба на мокрую землю и тают на ней.

Здравствуй, мой день торопливый, не хмурься. Увы,
Я, как и ты, рождена в эту смутную пору
В мире сует, что душе удивительно дорог,
Хоть не от мира она. С ней идут рядом львы:

Лев, сотворяющий радости из ничего,
С гривой сверкающе белой и радужной тут же.
Лев, понимающий, слышащий, в таинстве кружев
Слов и молчаний себя отдающий всего.

Этот декабрь... Впрочем, сколько их было, и впредь
Сколько ещё их отмеряно мудрой ладонью...
Сколько? Пока в седине мысль, дрожа, не утонет.
Только я лучше не буду на это смотреть.

Будет январь - будет праздник и новый этап -
Радость придёт с Рождеством, загорится морозец,
Много снежинок приедет в огромном обозе,
Небо опустит надежды спасительный трап.

У чудно'й собаки – уши-полотенца –
Смахивают с листьев пасмурную грусть,
По носам прохожих скачет инфлюэнца
Ловкими прыжками, будто кенгуру,

Лужи стали глубже, долгим пируэтом
На цветных пуантах закружилась даль -
Это лето в спешке рухнуло кометой
И с шипеньем гаснет в мокрых проводах.

Ржавая собака затерялась в листьях,
Но глазищи умным взглядом выдают.
Ветер носит письма, читанные высью
В листопадной спешке сорванных минут.

Ты придёшь не скоро - после листопадов -
Зимний холод стянет луж следы бронёй,
А собачьи уши будут жутко рады
Вместе с громким лаем прыгать озорно.

То, что будет после - скроет тихий вечер,
Опускаясь шалью мягкой тишины.
Уши-полотенца и глазищ сердечность
Слижет сонный коврик до забот иных.

Рассказ не будет долог,
Как куцый хвост собаки,
Бегущей вдоль прибоя
Событий - быстро вдаль,
Легко сжимаясь в точку.
Скуленье одиночки,
Неслышное - как жаль -
О том, что мы с тобою
И счастье - это враки,
Следы неровных сколов

Скалы одной вселенной,
Следы на жёстком камне -
Друг к другу не приложишь,
Направлены вразброд:
На юг - один, на север -
Другой. Ты помнишь клевер
Медовый? Cеребро
Луны? И трепет кожи?
Дана одна строка мне
Сказать проникновенно

О боли быть любимым
Вчера, но не сегодня...

Осень, затянувшись сигаретой,
Пускает колечками дым.
Он взлетает, сгущается облаками, заглатывает секреты -
их ветер уносит цветными листьями в сны

о зиме. Она преходяща -
это факт, но верится с трудом,
когда по утрам вползает тихий белый холодный ящер,
окружая предчувствиями дом.

Гасит последние листья
замерзающий к утру туман -
так почтальон теряет мои к тебе бестолковые письма,
ведь сны о весне - обман,

существующий, пока глаза не откроешь,
не увидишь, что зимний сон
целует двери молчаливо звенящим огромным чудовищем
и ходит по двору колесом.

Я прощаюсь с тобой всего лишь
за два сна до зимы,
прикрывая память - резную шкатулку, полную сокровищ,
где хранятся лето и мы.

С утра весь в белое одет,
Под шаль упрятав силуэт
Знакомой тайны,
Под берет -
Листок отчаянный -

Последний, жёлтый, как свеча,
Остаток осени, печать
Лихих метаний
По плечам
Ветров брутальных,

Встречает первый шаг зимы,
Прикрыв палитру хохломы
Мечтой о гжели,
Под кошмы
Заныкав шелест.

Если любишь взахлёб, не заметив, что свергнут апрель,
Если, вжавшись под плинтус, теплеет обломок надежды,
Пусть грядут холода, наступает на песню метель,
Но воспрянет душа, очищаясь от грубой одежды,
Вдруг услышав любимой души золотую свирель.
И потянет мелодия выше - прильнуть к небесам:
Единение в вечном - чудесно! Неужто возможно?
И волшебная радость внедрится до боли подкожно,
Прорастая, как два невесомых, но сильных крыла -

Понесёт над Невой, через Днепр, через весь океан -
К Антарктиде, где антитепло обитает безбедно -
Растопить навсегда ледяную, как глупый обман!
Но реальность мечты разбивает, жестоко, ответно:
Что поделать - на свадебный пир, фантазёр, ты не зван.
И под плинтусом плачет надежды избитый клочок:
В выси музыка тает, по бренной земле бродит тело...
Так тоскливо все уши бездонная тишь прозвенела,
А любовь - уголёк - от него лишь тебе горячо.

Ты возьмёшь уголёк и подаришь его невзначай
Вислоухой собаке, ребёнку, соседке, кому-то...
И тепло разрастётся в неспешное доброе утро
И, даст бог, будет лето и вновь зацветёт иван-чай.

.......Нет ничего более печального, чем сожаления. Все мы хотели бы обойтись без них. Однако, когда ты очень
.......счастлив и воодушевлен, ты обычно поступаешь опрометчиво. Потом ты расстраиваешься. Чаще всего мы ничего
.......не обдумываем наперед, а впоследствии жалеем об этом.
.......Из книги «Хагакурэ. Сокрытое в листве. Кодекс чести самурая» Ямамото Цунэтомо

Старый ботинок
Клянчил овсянки - сняла.
Новый - сгрыз ногу.
Прибаскервилив пластырь,
В гримпенской грусти тону.

Тебе, железная птица,
Я оды кодом* пишу,
Чтоб грозно с тучей сродниться,
Неся утробную жуть,
Смогла - противника злого
Суровой мощью страшить,
Храня последнее слово
В поспешном споре за жизнь.

Зажатый в капсуле ужас
Наполнит птицы нутро.
Моим ли детям он нужен?
На чей обрушится кров?
Взревут моторы свирепо,
Верша веленье судьбы:
Добавить сильному хлеба,
Не слыша слабых мольбы...

Бледнеет шрам Хиросимы -
Кошмарный след "Малыша"*.
Взмахнёт ли новый незримый
Серп Божий* - жито пожать?
Но гордость творческой мысли
Взметнётся под облака...
Мы верой служим Отчизне
И правдой, живы пока.

*код - имеются в виду системы сигналов и языки программирования
*Малыш — кодовое имя урановой бомбы, сброшенной США на японский город Хиросима.
*"И поверг Ангел серп свой на землю..." Откровение Иоанна 14:19

Зависшие осенние дожди
Который час подряд штампуют лужи.
Всхлип города печален, парк простужен.
Спешу домой. Темнеет господин
В тяжёлой шляпе, с бронзовым лицом,
На пьедестале тет-а-тет с дворцом.

Молчать с дождём не скучно ль? Были дни -
Гулял в любимом парке, и с охотой
Сам муштровал гвардейскую пехоту,
Писал указы... Злобный рок сменил
Труды на муки странствия в ночи -
Сквозь сотни лет мундир легенд влачить.

Вдруг холодок по коже, и шаги...
Застыть? Бежать?! Не в силах обернуться.
В прорехе туч - луны пустое блюдце.
Пульс - где-то в пятках, губы шепчут: "Сгинь!"
Зависли капли в воздухе легко,
А липа машет веткой, как рукой.

Зачем, бесплотный дух, идёшь ко мне?
Ужель расслышал сумрачную ноту
В попытке глубже спрятаться в работу
От помыслов, сковавших ум в огне?
Не чуя ног - к пятну от фонаря!
Исчез?! Но знаю - приходил не зря.

Между нами - птицы -
Посмотри, как много...
Пары птиц и стаи -
Вся неловкость тает,
Только их не трогай,
Дай им порезвиться!

Раньше было небо
Глубоко, но пусто,
Одинокой синью -
Всё б глазеть разиней.
А у птиц - искусство:
Разгадай мой ребус!

На краю разлуки
Каждое мгновенье -
Радостью на крыльях.
Кто их кормит: ты, я?
Это ль не везение?
Только не вспугнуть бы!

Между нами вечность,
Между нами птицы...
Только их не трогай -
Пусть их будет много!
Им чужды границы
И летят навстречу.

На сырость осень не скупая:
Внедряя насморк и хандру,
Мечты задёшево скупает,
Обменивает смех на грусть,
Марает небо серой хмарью,
Фальшивым золотом дарит.
Душа по осени хромает,
В суставах пестуя артрит.

Но встрепенусь в цветной ладони
И рыжей белкой прошмыгну
Сквозь головеточность агоний
К небесной просини - окну
В последний замысел надежды
На лучик солнца и тепло.
И так застыну где-то между
И стану думать: "повезло..." -

Там журавли летят и машут -
Курсивом письма пишет даль,
И ветер душу, как ромашку -
Последнюю, зовёт на вальс.

Дочке Анечке - первоклашке :)

Я - морская черепашка,
Для Анюты-первоклашки
На себе тащу удобный
И вместительный портфель:
Посмотри, какой красивый!
При нагрузке - терпеливый,
Он послужит Ане, чтобы
Переплыть учёбы шельф:
Знаний - много - океан,
Шельф - начальная программа.
Плыть в учении упрямо
Приглашаю!
....................Талисман

Я бежала от любви...
Как меня носили ноги?
По какой-то безнадёге,
Бездороге, селяви...
Я бежала кто куда:
Ноги вправо, сердце - влево,
Шла метель, как королева,
И была она - беда.
Шла метель по мыслепням,
По кустам моей обиды -
Всё сметала: "будем квиты!" -
Всю сожгла она меня,
Ледяная ледяным -
Опаляла сны дыханьем.
Я лелеяла страданье,
Смех рассеивая в дым.
Я бежала от любви -
Ты мне это напророчил
Отрешённым многоточьем.
По спирали, от земли
Оттолкнувшись, пронеслась
И упала. Что, не вышло?
Отцвела-опала вишня,
Лепестки тревожат грязь.
В них нескладно образ лёг -
Твой - на раны тёплой мазью,
Затянув края боязни
Ловко, словно мумиё.

Призрак весны обнажает секреты и сны,
Массы добра вынося из-под грязного снега
К серому свету. А я принимаюсь за LEGO -
Строю кибитку желаний в степях новизны:
Снова поманит в дорогу надежда уйти -
Выскользнуть, выпасть из крепкого бункера будней,
Чтобы не чувствовать, как превращается в студень
Странный моторчик, тихонько стучащий в груди.
Где-то любовь затерялась на дне бытия -
Так, что возможности выискать след я не верю.
Грустный февраль отпевает потерю капелью,
Не узнавая меня, но зато не коря.

Тают обманы, и правды выходят на свет,
Чтобы с весенними водами в землю вернуться.
Знаешь, любовь - это просто разбитое блюдце,
Только вот клея такого, чтоб вылечил, нет.
Но не печалься - за мартом наступит апрель,
Колокол неба как будто бы звоны уронит.
Веришь ли, даже хлопок одинокой ладони
Будет волшебно звучать в пустоте, как свирель.

Подкинуло взлётное поле
Концом ВПП самолёт.
Воздушная дикая воля
Игрушку в ладонях несёт.

Набросок теней, фиолетов,
На горы и долы упал.
Кончается отпуском лето,
Гася своенравный запал.

Сентябрь конвертирует листья,
Положит на землю, как в банк,
Их ветер потратит, неистов -
Намечена листьев судьба.

И тихо слетит самолётик
К юдоли привычных забот.
Я память раскрою, как зонтик,
Чуть осень грустинку прольёт.

Растрёпаны ветром, на склоне толпятся оливы,
Домишко прижух, невелик, возле мощных стволов.
Отшельник-монах пред образом нижет молитвы,
Как жемчуг, на нитку любви. Подвиг тих и суров.

В прозрениях веры о немощных душах рыдая,
Он просит склониться к несчастным Саму Благодать,
Как в чрево пещеры - луч солнца сквозь щёлочку с края,
Дарить им надежду и ясность. За годом года -

Теснятся периоды жизни, что бусины чёток,
Смещаясь в былое, то холод внося, то весну.
И только старик неизменно и ласково кроток:
Спроси - и колодцы-глаза, словно звёзды, блеснут.

Здесь в сумраке кельи так пусто: лежанка, иконы,
Шит воздух молитвой - застыть и остаться б навек,
Сбежав от сует, от мирского, где зло и препоны...
Но вязнет душа, наступая в привычки, что в снег.

И я "по снежку" ухожу налегке, без печалей -
Сняло как рукой маяту в этой светлой глуши.
Толпятся оливы, прощаясь, качают плечами.
Я сердцу шепчу: "Оставайся, за мной не спеши..."

Не пилится сук, на котором сижу,
Сукна не найти на наряд сногсшибательный,
Тем более шёлка - кирдык куражу.
А вечер-факир? Дык, и он нестарательно
Сегодня огни уронил в кучи туч.
Но время мгновения пучит участливо,
И дышит призывом: "Маэстро, озвучь:
Призы вам - мелодии! Дайте им властвовать!"
Вдруг стынь простонала: "Жива ль, нежива,
Налаживай вёсла до парка им. Горького,
Где рядом нет девы, не машет молва
Снарядом для гребли из гипса нестойкого,
Не сдавшего нормы при смене эпох,
Чей гонор пустили в былое повёсельно."
И память въезжает трамваем в депо:
Чужая - в мой мозг, задевая за косинус
Угла погружения в тающий смысл,
Махнув мило лапой мимишного пуделя,
Шепча: "ты, пойми и распробуй - душист,
Чуть прян аромат миражей, что почудились"
Сучок не отпилен, но ум пополам,
А сердце, ласкаемо музыкой Леннона,
Нацелено плыть к золотым куполам.
Дымку над костром подражая, наверное...

Ступила полночь пяткой на часы,
Выдавливая точку невозврата:
Любовь свята - ничуть не виновата,
Разбив на раз неверный монастырь.

Прошедшее завяло за стеклом -
На память, настоящее - взлетело...
Легко-легко неся по жизни тело,
Мечта проворно встала на крыло,

Взвилась и села, трепетно шурша,
На облако, плывущее над рощей,
Ей пятки ветер бережно лоскочет,
Дождём чудит дырявых туч ушат.

Сентябрь заварит зелье колдовски,
Бросая позолоту в редколесье,
Гадает, ободрав поля в поместье,
Как будто у ромашки лепестки,

Колышится, аукает, зовёт,
Драконом жёлтым канет в сумрак трюмный
Театра жизни - в мыслей неразумных,
Взрывающийся танцем хоровод.

Но вспомнив взгляд весёлых милых глаз,
Вдруг разлетится прахом блеск драконий.
И день поднимет радость на ладони,
Не требуя велеречивых фраз.

И где-то тот, кто нужен навсегда,
Внезапно ощутит касанье взгляда,
Проникшего сквозь призму листопада,
И шёпот ветра: "да"...

Нрав милой - пагубно упрямый,
Упругой тетивой натянут,
Сарказм, нацеленный в изъяны,
Остёр: не дева - арбалет!

К ней и на шаг не подступиться -
Подранив душу, как синицу,
Ощиплет, да сварганит пиццу
Досужим толкам на обед.

В её глазах тоскует осень,
Полуулыбка небо просит
Открыть, зачем же столь несносен,
Несправедлив и скучен мир.

Хотел согреть её ладони,
Но не могу - ведь только тронь и
Вмиг окажусь в расстрельной зоне,
Где я - мишень. Нелепый тир.

Дождит, купая осень в луже,
Ненастный день. А я простужен
И с этим днём печально дружен -
Мы оба с ним не любы ей.

Душа взлетает серой птицей -
Для журавля тесны границы!
Стреле с отравой так не взвиться -
Язвительность влечёт к земле...

Хвост по креслу не стукнет, не дрогнет ус...
Зной тяжёл, навалился, мне в темя давит.
Мысль, скакавшая ранее, как мангуст,
Превратилась в ленивца, обмякла, плавясь,
Вытекает в подушечный мягкий пух,
Увлекая эмоции, чувства, память.
Зной прозрачен, как призрак, висит, распух.
Хвост по креслу не стукнет - ты тоже занят,
Мой дружище, нахлынувшей тишиной.
Может, я - это ты? Я теперь не знаю,
Кто в кого заколдован - волшебник зной
Заклинает в бездумье свалиться с края
Осознания смысла пустого я,
Возлежащего в чреве кита-дивана.
Хвост не дрогнет, сонливая полынья,
Как воронка - затягивает нирвана.

- Чёрта с два! - cовершаю лихой прыжок, -
Так легко, хитрый зной, я тебе не сдамся!
Кофе чёрен, как негр.
- Посмотри, я смог!
Дрогнул хвост, глаз сверкнул недовольно: "хлам всё"

Пришёл ко мне однажды бес -
Поискушал и в душу влез.
Я, позабыв диеты суть,
Объелся так, что не вздохнуть,
И стал велик, как шар воздушный.
Толкать нельзя, чихать не нужно.

Антракт. Пора домой и вот
Так бережно несу живот,
Как керамический кувшин,
В котором дремлет страшный джин.
Ступаю мелкими шажками,
Боясь споткнуться вдруг о камень.

Вновь ощутить не буду рад
Колбас копчёных аромат.
Медовый торт зовёт икоту -
Готов уcтроить злую рвоту,
Коль вспоминать о нём детально.
И вся еда теперь летальна...

Ненастная осень, негодная осень,
Зачем для тебя открывала окно?
Играющий ветер листочки приносит -
Цветные лоскутики парковых снов.
Влетает промозглая сырость мятежно,
Замёрз сарафанчик - пора убирать
Открытую летнюю тёплую нежность
В шкафы до весны. Дождевая пора
Настала, вступила в права и танцует
Красивый порывистый медленный вальс.
Холодного ветра резки поцелуи.
Проносится время неслышно, а жаль...
Я чувствую кожей движенье минуток -
Скользят, исчезая в сгустившейся тьме.
Я осень впускаю и чувствую, будто
С ней вместе ступаю всё ближе к зиме.
Не мне ли пророчит печали и стужи -
Холодными пальцами к зеркалу льнёт -
Боюсь, в нём однажды её обнаружу,
И сердце предательски больно кольнёт.
И осень внесёт без системы и цели
Пожухлость травы и последних цветов
В минуты, что вместе со мной постарели.
А ветер провоет безжалостный зов.
Ненастная осень, негодная осень -
Тревожит, плотнее сливаясь с окном.
Сжимается сердце и тихо так просит
Остаток надежды окутать теплом.

Снег искрится, летит лыжня,
Пропасть хочет обнять меня.
- Не поймаешь! - вираж изящен,
Хрипы снега, прыжок блестящий,
Как с трамплина - с пригорка вниз -
Лыжи сдюжат горы каприз!

Отказавшись от зрелищ, "хлеба",
Самолётом прорезав небо,
Игнорируя Амстердам,
Рим, Мальдивы, на белый храм
Возвратился - промчаться снова,
Слушать ветра лихие зовы -
Полонил все мечты Чегет,
Крепко держит немало лет.

Пьян от скорости. Прочь покой!
Кружит мир под моей рукой.

Маленький зал на несколько столиков. Живой джаз. Гитара, клавишные и барабан поют о любви. Куда-то уносит меня эта музыка… Не знаю, куда уносит, но возвращает всё к одному и тому же – к мучительному одиночеству без тебя. Странноватое название композиции «Женщина-дыня» проплывает игривыми переливами мелодии. Могу ли не думать о тебе? Хотя бы ненадолго вернуться из тумана воспоминаний? Оказывается, немного могу. Но тогда возникает пустота, гулкая и бездонная, которую нечем заполнить. Боль пустоты или пустота боли. Что-то со мной не так. Джаз мягок, как мёд, лечит душу, оживляет – пробуждает к движению и соучастию с музыкой в упоительном танце. Но я хочу танцевать с тобой, а тебя здесь нет.

Музыка закончилась. Проспект обнимает прохладой, растворяя далёкие очертания в сумерках. В просвете над крышами домов – высокие серые облака. Внизу – в домах, в уличных фонарях – уютно горят огни. Хочется взлететь над этим симпатичным проспектом, над неспешно бредущими людьми – ближе к неспокойным, как мятущаяся душа, облакам. Но провода… Они не позволят набрать высоту. Золотые купола тоже перечёркнуты проводами – как близость перечёркнута расстояниями и длинными узкими проблемами, провисающими над вяло текущей будничностью.

Закрою глаза - и снова зазвучит джаз, и твоя улыбка, вдруг появившись, начинает таять, как улыбка чеширского кота, и сквозь тающую улыбку всё чётче просвечивают бесконечные чёрные линии проводов.

Узкий проспект по питерскому обыкновению лишён зелени и ширины пространства. И от этого пространство растёт в вышину, тревожно врастая в серое облачное небо. Но внизу этого пространства - тёплый вечерний свет и успокаивающая суета маленьких магазинчиков. Бутик. Парфюм. Парикмахерская. Интересно, о чём бы ты говорил, если бы сейчас шёл рядом? А впрочем, это не важно, потому что – это уже просто фантазия, лишённая надежды, подкрашенная тушью мечты, как ресницы юных смешливых барышень, весело проскакавших мимо меня.

В памяти плавают строчки Башлачёва:

- Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
Если хочешь - стихами грехи замолю,
Но объясни - я люблю оттого, что болит,
Или это болит, оттого, что люблю?

Что это всё? Любовь или причуда? Странное мучительное чувство, от которого не хочется избавиться, потому что оно оживляет сердце. Или это просто джаз – музыка, не имеющая начала и конца. Не знаю.

Когда с беды опадёт листва,
От мудрости сморщится грусть, как кожа
Стволов, чернёных дождём - едва
Вся память мне переплыть поможет
Мгновений сладостный океан,
Что был рождён неземной стихией,
В котором мы без оглядки были,
Вдыхая чувства густой дурман.

Не испытали? Не отгадать! (с)
Но и не видеть разверстой бездну -
Когда остались одни слова
В молчанье ночи бесцельно звездной:
В ней, как ни падала бы звезда,
Как ни сжимала бы я ладони -
Не ей стараться, не ей исполнить,
Не мне промолвить чудное: "да".

Ты, поглотившая океан,
Одета в чёрное, вся худая,
Произрастая из наших ран,
Мольбы и жалобы изрыгая,
Каким беспамятством создана?
Неужто нами в земных растратах?
Неужто это мой счёт - расплата
За все сгоревшие имена

Богов, кому поклонялась впрок,
Желая бренного и пустого,
Кому, не глядя, сдала добро
Беспечных лет и надежд? Не ново
Ветрами пажити ворошить,
Горька медово судьбы банальность:
Мы будем счастливы самопально
Всегда - на донце моей души.

Если долго ехать, я куда-нибудь приеду,
Если долго плыть, то непременно приплыву.
Вот бы прогуляться босиком по небу -
Вдруг дерзнуть широким шагом прямо в синеву.

Там, за облаками, умываясь снегом,
Звёзды ждут, зовут на чашку чая с молоком.
Я тебя возьму с собой - бродить по небу... (хочешь?)
Но запомни: в небо можно только босиком.

К вечеру, синея, вырастают тени,
Искорки огня, тускнея, падают во тьму.
Я прошлась бы по небу, но мальчик Время
Снова укусил за бок ущербную луну.

Расправляя пальцами края укуса,
Дорисую угольком весёлый рот.
В озере лежит, волнуясь, жёлтая медуза,
Ту медузу отражает ясный небосвод.

2010 г.