*ноябрь немного старше, чем тогда,
и стали наши мега-города
немного громче.

а снег всё так же целится в окно,
мы нервно смотрим старое кино
о нежной ночи.

молчит зловеще тёмный коридор,
слетают тени с выгоревших штор,
пропасть готовы.

минуты с треском рвутся на клочки,
ты ищешь в сумке стёртые ключи
и хмуришь брови.

на спинке стула галстук как удав.
предчувствие, что близится беда.
- ты хочешь чаю?

а снег летит на тёплое стекло...
прости, что время память истолкло,
и ты прощаешь.*

*Трижды звёзды упали в реку этого дня
цвета аспидной стали,
больно падать до дна...
Время выбрало флаги - не кресты - у могил,
память мёрзнет в гулаге,
время клятв - не молитв.
Время выбрало время, время выбрало нас,
каждый третий не дремлет,
каждый пятый погас.
С детским всхлипом хохочут чайки этого дня,
пахнут дизелем ночи,
страшно падать до дна...*

Масаи - воины дождя

Я создан иначе, чем кто-либо из виденных мною... Если я не лучше других, то по крайней мере не такой, как они.
Жан-Жак Руссо

...........................................................................................

*И дождь смывает все следы
босых, усталых ног,
и чья-то жизнь в навоз слетит,
моргнёт кенийский бог.

Ругнётся старый рыжий лев,
припомнив запах ран,
и смоет дождь кровавый след,
и дождь уйдёт в Судан.

Ты будешь часто вспоминать
наивный тот народ,
читать смешные имена
маа - наоборот.

Ты будешь пить кенийский ром
как будто бычью кровь,
а мне приснится дальний гром,
тоска в глазах коров,

и чья-то жизнь в песок летит,
моргает дикий бог,
и дождь смывает все следы
босых, усталых ног...*

*саамское солнце смотрело
сквозь старые сосенки-спицы

как крутятся косы карелки,
которой кайфово кружиться.

звезда заалела закатно,
залив заповедную землю,

да дрогнули, двинулись даты...
...деревья дурманные дремлют.

ты тоже таинственно-томна:
танцуя туземские танцы,

сбивая секундные сонмы,
слагая саамские стансы.*

*Вдыхает ночь вселенский аромат
больших страстей и мизерных желаний...
Уйдёшь из города; в кармане "Арарат",
немного денег, связка ожиданий.

Шепнёт молитву старая сосна,
метнув вдогонку блики-медальоны...
Уйдёшь из города, в котором феи сна
ковры видений вяжут миллионам.

Зачем уходишь в смутные места?
Зачем оставил минские рассветы?
...Позёмка стелется от дома до моста
как снежный дым, как пепел сигаретный.*

или Лоскутное покрывало из названий

*На том мосту, где чёрная волна,
в последний день: и дом, и тишина.
В песках души - последняя звезда -
опять по Канту. Космос... и вода...

До лета шаг. Мы едем далеко.
Мой лучший день под ноль, а за стеклом
бумажный вечер, тени... И солдат
в седьмое небо, тютчевское - град.*

- Я вызываю тебя на бой в третий раз, слышишь ты, звероящер?!
.................................................................из к/ф "Убить дракона"

*Каждый день убиваю в себе дракона...
Ранним утром он больше похож на чайку,
что кружит и хихикает над балконом,
там, где ставлю на кухне пузатый чайник.

Убиваю дракона по чайной ложке -
каждый час, но под вечер он скалит зубы!
А когда мой драконище был моложе,
уверял, что хороших людей не губит...

Он цитировал мудрых: "Коль был ты хорош,
то пшеницу на жизненном поле пожнёшь!"

Я не сеял плохое, да зольник вышел:
ноги колет и кожу дерёт со всхлипом.
Я считаю овечек, копейки, вышки...
Шит не лыком, но часто влетаю в липу.

Каждый день убиваю в себе дракона...
Поздним утром он больше похож на крысу,
что пищит над готовящимся беконом,
там, где запахи мяса текут с карниза.

Я цитирую мудрых:"Стареет и он -
мой трёхглавый чешуйчатый горе-дракон!"*

*В небе скрылся ночной дилижанс,
время смыло военный сплин.

Элис любит взрывной кокаин,
Элис любит улётный джаз.

Встал трущобами Нью Орлеан -
в танце месяцы жечь и жечь...

Элис любит корнетную жесть,
Элис любит людской океан.

Ветер северный бросил соль -
где-то стонет не тихий Дон...

Эл не хочет упасть на дно,
Эл не хочет пойти на слом.

Элис любит коробки конфет,
деньги, виски, дорогу вверх.

Катит в топи "ревущий век" -
с блюзом Армстронга в джаз-кафе.*

*Ветер сегодня свеж, месяц сегодня острый.
Я выбираю свет, ты выбираешь остров.

Станут твои следы общим гигантским следом.
Мне же - растить сады, тихо прощаться с летом.

Ты раскрываешь нож, ты поднимаешь знамя.
Я выбираю ночь - с лёгкими чудо-снами.

Рвёшься в смертельный бой, топчешь чужие тайны,
ты не прощаешь боль, ты никогда не таешь.

Все мы умрём. Кресты... вырастут в каждом миге.
Я возвожу мосты - в проклятом кем-то мире.*

*Катилась Псовая звезда
в корзину яблочного лета...
Плодились яркие билеты
и мчались в мыслях поезда.

Срывались форточки с петель,
горячий ветер пах кишмишем,
стекали масляные крыши,
ведь город истово потел.

Грейпфруты, водка, монпансье
взбивались в фирменном коктейле...
В июль каникулы летели,
а звёзды двигались в лансье.*

Потеют сварщики, дымятся домны,
Все высчитано — поле и полет,
То век, как карлик с челюстью огромной
Огнем плюется и чугун жует.
(Илья Эренбург)

*Наступает сезон дождей:
неуёмных, пахучих, жарких...
Инженер на КВЖД
проверяет электросварку.

На металле шипит вода,
на ресницах искрятся мысли.
Поднебесные провода
изгибаются коромыслом.

Над харбинским депо звезда
призывает народы к миру.
Заполошные поезда
не намолятся на кумирни.

За долиной лежат снега,
паровозами пахнут дали...
Возвращается на Хинган
повелитель электростали.*

_______
Кумирня - небольшая языческая или буддийская молельня с кумирами, идолами

*Серое неуместно
в праздничной кутерьме.
Синие занавески -
я подарю - примерь:
к утреннему туману
и на гравюру дня,
к ночи чернильно-пряной,
выстеленной не нам.
...Кактусы и алоэ -
на подоконнике в ряд.
Руки над головою
синее теребят...*

*Есть тёплая река в заснеженной долине:
там дивные цветы пасутся у воды,
там нет тупых углов, смертельно острых линий,
там хочется и миг, и вечность проводить.

Мы выросли в дыму плюющихся драконов,
на выжженной земле, на пыльных площадях,
мы выросли в плену двусмысленных законов,
где близких, как врагов, нисколько не щадят.

Мне снятся иногда нетронутые дали,
сиреневый закат купается в реке,
и "призрачное всё", оставленное Далем,
зажатое на миг в ослабленной руке.

Есть тёплая река, цветные берега...*

*В тумане плавает фонарь,
мигая слепо...
Костёльный сгорбленный звонарь
идёт из склепа.
Давно ушедших дней дела,
обиды, страсти,
часовню, стёртую дотла
в саду несчастий -
он видит в этом молоке
седого утра.
Гуляет тень на маяке
Святого Урта...
В тумане плавают мостки
щербатой веры,
пищит кладбищенский москит,
и пахнет серой.*

Все на свете истории - про волков... Остальное - сентиментальная чепуха...
(Маргарет Этвуд)

*Он видит свинцовое солнце,
я вижу серебряный луч.
Он - раб ненасытных бессонниц,
я - дочь переливчатых лун.

Он слышит загонщиков трубы,
я слышу пастушью свирель.
Он - серый, лохматый и грубый,
во мне расцветает сирень.

Мы ходим по волчьему краю:
не пара, одиннадцать лет.
Осенний закат догорает,
и гаснет в лесу бересклет...*

Война - амбиции единиц, безумие масс.
(Г. Ратнер)

*Я живу на границе амбиций.
Небо - серое, сизое, чёрное...
Вечер дизельной ночи боится,
мир застыл в ожидании чёртовом.

А во сне я любил безгранично.
С неба влажного, синего-синего
в реку падали звёздочки-знички...
Мир не знал ни войны, ни насилия.*

*Не хочу забывать "вчера":
ты мне снишься всё реже, реже,
и стеклянной метели скрежет
рвёт бумажные вечера.

Спотыкаясь, бредёт звезда
по окну и бокалу брюта...
Не хочу пропускать на утро
многотонные поезда.

А они всё идут, идут,
разгоняя солёный ветер...
Догорает бумажный вечер:
как ты думаешь - на беду?*

*Бумажные кораблики уплыли, улетели...
Надкусанное яблоко ржавеет на постели.
Не хочется, что можется. Что хочется - не снится.
В нас радужные рожицы ушли за тучи-лица.

Бумажные кораблики разбились, потонули...
Взъерошенные зяблики прощаются с июлем.
Не греет то, что светится. Что дорого нам - хрупко.
Расписаны советами телесные скорлупки.

Мечты и ожидания, и звонкие капели,
И сказочные дании почти что с колыбели,
Любовные каракули в заштопанном кармане...
Бумажные кораблики растаяли в тумане.*

*Чайки кричали: "Море,
будем с тобой мы в ссоре!"
Море шептало чайкам:
"Это - не чрезвычайно...
Я не подам вам рыбу -
будете вы счастливы?"
Чайки клевали пену,
делаясь постепенно
серым песком зыбучим
у безымянной кручи...*

*А я такой - географ Паганель -
в очках шагаю пятнами земель,
а бабочки меня сопровождают..,
трубят слоны и зебры полосатят,
а я хожу, рассеян, полюсами...
Учёный, почитаемый вождями.
Меня так часто счастье разрывало
в чудесный миг научного начала,
и стёкла то искрились, то потели...
Но я, известный миру Паганель,
горжусь, что добрым смехом обогрел
друзей на всех известных параллелях.*

*На другом берегу - оцепление,
и надежды нам нет на спасение.
Там "горелое" оперение,
хищный взгляд...
Я в волшебных цветах зверобоя
нас на время от ведьмы укрою,
а как будешь готова в герои -
мы в отряд...
Наступаем фигурами белыми:
ты, конечно, принцесса Амелия,
конь в пальто геометрию делает
буквой "Г"...
На другом берегу, что опасен,
дроны кружат как асы из асов,
а закат над рекою так красен
в серой мгле...*

*Карл надел розе-виво кораллы,
выбрал фрак по дресс-коду и стильности.
Клара с грустью из шкафа достала
кейс одёжный, заряд для мобильника.
Муси-Пуси.., мимозы и розы...
Муть, дешёвка для сердца вороньего.
В Кларе копятся длинные слёзы,
хоть цветы запоздалые сорваны...

...Карл забыл про кларнет и кораллы:
вдруг балтийские волны привиделись,
Клара - в иглах закатных, на алом...
Нет ни роскоши, ни обидного.*

*Я по-мартовски пьян и живу взахлёб,
я немного буян, и зову - в полёт,
я любитель историй плакучих ив.
И я слушаю, слушаю
Криса Ри...
Я по марту шагаю - несу тюльпан
для одной из живущих весной Светлан.
Пусть для Светы и девушек всех земель
вновь хрустальная будет звенеть
капель...*

*Светит луна лимонно,
ночь подбирает фрак,
лижет жираф влюблённый
сладко-кофейный мрак.
Листья летят на шкуры
улиц уснувших, но
пёстрый жираф закурит...
выбросит линзы снов.
Осень - жирафоманка:
время писать роман...
Слева лежат туманы,
справа - подмёрзший кран.
Что ж ты, жираф влюблённый
(Camel и кофе друг),
к дому с цветным балконом
счастья не бросишь круг?
Ты же, жирафный, знаешь -
осень колдует вас...
Светит луна цветная
в твой поднебесный глаз.*

*Тюльпаны на грязном снегу у реки
бросала ты грубо, презрительно...
Возможно, слова шоколадно-горьки.
Возможно, поступок - решительный.
Цветы-первоцветы в сиреневом сне
катились на серые отмели...
А мне не забыть тот тюльпановый снег,
прощание в мартовском Гомеле.*

В феврале далеко до весны,
ибо там, у него на пределе,
бродит поле такой белизны,
что темнеет в глазах у метели.
И. Бродский

*Феврали теперь другие. Не могу
написать картину маслом, на бегу...
На сирени - ленты в косах, но она
не поймёт, что с этим делать-то должна.
Феврали гуляют в лужах расписных,
расписные чтоб кому-то видеть сны...
Не понятен нам характер февраля,
но проклюнулись подснежники в полях.
Феврали теперь другие... Поделом.
Нам идти под небом Канта? Под столом?
Луноход к двуликой спутнице послать
или просто лечь в привычную кровать?*

В полночь вселенная пахнет звёздами
Эрих Мария Ремарк

*Перламутровые звезды - на маренговом сукне...
Вдруг подумал, ведь не поздно их улавливать в окне!
Мы кружились и кружились в комнатушке ноября,
как ненужное отбросив перламутровое бра.

Перламутровые стены превращались в моветон...
Сладкозвучная сирена под душевный камертон
прошептала листопадом... просвистела ветерком...
посчитала "всё в порядке" - и на небо светлячком.*

Есть горы — под небосводом
они завидуют водам,
и как отраженье неба
придумали звёзды снега.
И есть иные горы,
но та же у них тоска.
и горы в тоске по крыльям
придумали облака.

Федерико Гарсия Лорка

*Свободы хотят облака,
но ветер грызёт им бока,
бросает в опасные дали...

Свободы хотят корабли,
но держит их сила земли,
а порты к себе привязали.

На волю хотят города -
но им ни туда, ни сюда...
Дома в них: ловушки, и слуги

для тех, кто мечтает о том,
как в море рулить кораблём,
на облаке плавать над лугом.*

*Какая честь, какая честь
в меня - каретотыкву - сесть!
Пусть эта нищенка заметит,
что мне комфортно в высшем свете.

Её заботит - только (!) бал,
а зря: король беднее стал,
глупее принц, завяли тыквы,
вжиматься в обувь все привыкли.

Какая всё же суета:
туда-сюда, туда-сюда...

Ну, это к слову... Я - поеду:
во мне всегда цвела беседа,
полезно семечкам менять
мещанский быт на спесь и знать.*

* Хочу весны в звенящем платье,
хочу любви, но без проклятий,
хочу друзей - с того же теста,
моей звезды увидеть место,
хочу спасти любую птицу,
да мне одна всё снится, снится...
Хочу под ёлкой видеть в тапках
подарки всем в блестящих лапках.
Хочу пропеть такую песню,
чтоб мир под небом не заплеснел,
хочу узнать так много, много...
Хочу уйти прямой дорогой.*

*Вода, вода - иллюзия свободы,
иллюзия мечты... А вдалеке -
буйки (как мины), каменные броды,
пингвин в манишке "служит" как лакей.
Нырнёшь...
и долго вынырнуть не сможешь...
Пока у бездны будешь на крючке -
смотри в глаза таинственному морю,
но помни первый ласковый ручей.
И знай - свобода близко не подходит,
за ней идти к священному костру.
...Скользят в коронах-тучах пароходы
по водному, лазурному ковру.
Вода, вода - субстанция обмана,
и ты плывёшь к загадочным мирам,
а кто-то слева вспомнил об Омане,
увидев знойный, с пальмами мираж...*

*Ты сама до конца не знаешь...
Может, тихий болотный дух
заблудился в тайге - и с нами
захотел пообщаться вдруг,
может, дух очарован синим
и зеркальным отливом глаз -
а ресницы роняют иней
на руины великих фраз...

Ты сама до конца не знаешь,
где живёшь, приоткрыв врата...
Ты давно далеко, не с нами,
и наверно, чуть-чуть стара.
Я сдружился с болотным духом,
мы гоняем вовсю стрекоз.
У меня тяжело со слухом,
но я слушаю сказки... Оз.

Иногда я сижу в болоте,
в можжевельнике спрятав крест,
ну а ты - в золотом Олоте -
отвязалась от милых мест.*

В мостах войны нам нет нужды
Михаил Дудин

*На том мосту, где чёрная волна,
Алесь и Янка молча расходились...
Кричала выпь - и падала ветла
на берег левый, выстеленный илом.
Смешливый Янка, сдержанный Алесь,
один с Будённым, с белыми братушка;
а в детстве рядом - в праздник и в болезнь,
одни на братьев санки и подушка.
На берег правый капала смола...
Алесь и Ян расстреливали жалость.
Луна слепая путалась в стволах,
пока от хаты матушка бежала...*

Море - это вечная жизнь...
Жюль Верн

*Девочка любила море, море любило девочку. Берег их не разделял.
Поглубже засунуть маленькие ступни во влажный песок - и заигрывать с морем, подзывать его к себе... Иногда ловить пальцами ног рыбёшек...
Девочка приходила всегда в одно место, к старой кривой сосне, и всегда одна. Это было Её море.
Заходить в воду можно было далеко-далеко - здесь, в заливе, было мелко. Чайки знали девочку и брали крошки с её маленьких ладоней, стреляя, впрочем, вокруг хищными глазами.
Море... Когда ты не знаешь океана, море для тебя - океан. А ещё - свобода, тайна и ответ на главный вопрос...
Девочка любила все моря, с которыми так или иначе была связана судьба, но Её морем было - Балтийское, а точнее - Рижский залив.
Когда в нём купалось закатное солнце, а с Домского собора тянулись органные фуги (музыка рождения, смерти, а может быть, вечности...) девочка вдруг вспоминала, что ей уже за сорок.
Впрочем, в эти минуты это не имело никакого значения.*

Мы выпали из природы и висим в пустоте
Герман Гессе

*Мы жили так давно под выжженной землёй,
что стали принимать удобства заточенья:
горячая постель - пронзительной зимой,
в июле от неврозов - ветреные тени,
безлюдность площадей (раз тишь, то благодать),
"разумные дома", и бункеры-кварталы,
на глянцевой стене - танцующий Багдад...
(Веснушек вот твоих мне, помню, не хватало.)
Цензура и диктат - безе и курага...
На клятвах расцвели дурмановые цели...

А где-то в островах рождался ураган,
и мерили его не в баллах-децибелах.
Тряслись на виражах и бункеры, и ценз,
цунами размывало лозунги-обои...
Подземный люд из нор всё лез, и лез, и лез
туда, где скоро жизнь сломает и размоет...
Земные божества не вступятся за тех,
кто долго затыкал наушниками мысли,
а звёзды задрожат, удерживая смех...
В безвременье с тобой, похоже, мы зависли.*

*Вишнёвый омут утробно воет, качает ряску, взбивает муть... Его всё глубже волнуют войны, вражда людская не даст вздремнуть.
Обходят звёзды гнилое место, - лишь только лунный холодный мяч, лишь только призрак слепой невесты, да старый, толстый невежда-грач...
Вишнёвый омут не пахнет вишней - осины встали вокруг стеной, но омут сердцем подводным слышит, что стало с доброй его страной.
Бывало, ведьмы шалили малость, бывало, бесы кому в ребро - сгорели ведьмы, а зло осталось, стекает в воду не сок, а кровь.
Вишнёвый омут, конечно, знает, что есть и сказки, и дивный край, вот только рана кричит сквозная о том, что людям... не нужен рай.*

Вся материя - вечно движущийся поток, цепь вечных превращений...
Марк Аврелий

*Вечное превращение...
Метаморфозы возраста.
Ты уходил растением
без суеты и возгласов.
Тихо гитара плакала,
пальцев твоих не трогая.
Время сбивало палками
пазлы того, что дорого.
Орден холодный в тумбочке.
Кресло скрипит-качается.
Внучка в цветастой юбочке
тянет тебя отчаянно...
Вечное превращение.
А человек - создание!
Ты уходил растением
в лучшее мироздание...*

*На седьмом небе жила девочка-принцесса (или принцесса-девочка) - вполне возможно, что кое-кто из читателей увидит здесь разницу.
Родители девочки были людьми занятыми, что вполне естественно для взрослых людей во все времена. Часто бывая в длительных космических
путешествиях (таких, например, как в описываемый период), они посылали дочери удивительные подарки-находки из разных уголков и других
геометрических мест Вселенной. Девочку опекала робот-няня Маня; она же учила принцессу хорошим манерам и ряду наук. Девочка любила
насекомых, но на седьмом небе водились лишь божьи коровки, которые, как известно, необщительны. Как-то на седьмую планету (ой, простите,
небо...) залетел яркий, что-то бормочущий, улыбчивый шмель, и тут принцесса поняла, чего же ей не хватало для полного счастья. Она соорудила
шмелю дворец, который совсем не напоминал клетку - у лохматого существа была полная свобода, ограниченная, если так можно выразиться,
рамками комфорта. Завязалась дружба... Как-то раз шмель, жужжа от волнения, поведал девочке-принцессе про шестое, пятое и другие небеса.
Да, вот это было настоящим научным открытием! Тут она вспомнила, как иногда видела на своей планете гуляющие пары (Маня объясняла всё
влиянием космического поля), один раз мимо неё пробежала лохматая собака с большой костью в зубах, позавчера (да, пожалуй, это было позавчера)
ей встретился странный, задумчивый человек с большой энциклопедией по химии. Они - теперь девочка точно это знала - были здесь, но как и
откуда они попали сюда? - вот вопрос. Теорию небес можно было попытаться узнать у Мани, но без практики - решила принцесса - здесь не обойтись,
а для этого необходимо попасть на нижние этажи, а значит, потерять хотя бы немного счастья...

...Этот день был солнечным и обещал только радостные события. На круглом столе большой горкой лежали румяные сырники, пахло молоком и
клубникой. Девочка-принцесса пошла угощать друга-шмеля, подошла к его домику, но... его там не оказалось. Никто так и не узнал причину его
исчезновения, но в тот же день исчезла и сама принцесса. Маня подключила к поискам всех домашних и соседских роботов, но всё безрезультатно.
Говорят, что принцесса упала с седьмого неба.*

*Цветущий май - для праздников и будней.
Под вишней старой прятаться мы будем
от глаз пустых, холодных и бесцветных
до лета - слышишь? - пряничного лета.
Но так случилось - многие остались
с апрелем этим в мраморе и в стали,
в стеклянных колбах, в хлопковых квадратах,
и нет как будто в этом виноватых...
Идут по краю медики - как тени,
сплетая судьбы... Тысячи сцеплений...
Цветущий май секундами им снится,
а в жизни страх на лицах, лицах, лицах...
Чернила ночи капают на кожу,
весна всё так же юностью тревожит,
и нам с тобой всё видится беспечным.
До лета шаг... и маленькая вечность.*

*По вечернему небу скакали
золотые и красные кони..,
огибали Орлиные скалы,
исчезали в закатной погоне...

Я следов не нашёл на рассвете,
лошадиного стэпа на слышал -
только ветер насвистывал, ветер,
да скрипели кавказские крыши.

Золотые и красные кони
улетели в закатной попоне...*

*...По рыхлому рыжему снегу - босая, в лёгком платьице - шла девочка лет пяти-шести. За Марусей (так её звали) тащилась большая лохматая собака, Мишка.
Двигались они, похоже, к лесу - заболоченному, дикому, а за ними горела деревня, где в большом, недавно построенном доме навсегда остались бабушка,
дед и мама Маруси. По щекам девочки катились большие шары-слёзы, в которых отражались страшные костры. Мишка скулила и скулила...
Где-то в этом диком лесу жил своей партизанской жизнью большой лагерь, но путь к нему лежал через Вишнёвый омут и Ведьмины топи.
Вряд ли Маруся с Мишкой нашли бы здесь спасение, добрались до лагеря, но к счастью, дорогой читатель, это была не реальность - шли съёмки кинофильма
о войне. По сценарию партизаны готовили спасательную операцию, они и подобрали ребёнка в лесу.
В кинофильме девочка нашла своего отца, который оказался командиром партизанского отряда, Мишка стал всеобщим любимцем и выполнил много разных
"собачьих заданий". Фильм с предварительным названием "Путь через Ведьмины топи" ждал своего счастливого финала...
И только я один знал (и не важно - откуда), как всё было на самом деле (а история эта - реальная).
Маруся, изголодавшись, потянулась на болотах за спелой клюквой и утонула в топи, а Мишка ещё долго ждал в тех гиблых местах свою хозяйку.
И это правда, злая правда войны...
А кинофильмы принято, по крайней мере в последнее время, заканчивать на позитивной ноте. Наверное, это правильно...*

моему близкому человеку, ветерану

*На вишни снова ляжет седина.
Твои друзья уходят, и уходят...
А ты наденешь галстук, ордена,
глотнёшь немного лёгкого вина,
уйдёшь до срока в памятные годы.

Победный май по улицам идёт -
и ветер носит красные бутоны,
а ты идёшь, израненный, на ДОТ
(в тяжёлый этот, сорок пятый год),
смотря в окно фашистского бетона.

Поднимет ветер белую метель,
погонит прочь с насиженного места,
чтоб нам увидеть раненый апрель...
и вдруг поймать заливистую трель -
с тобой услышать радостные вести.*

*По Замку летали сказки...
Я ловил их сачком, накалывал на папиросную бумагу и слушал, слушал их волшебное щебетание...

- Жители города Кашино едят на завтрак овсяную кашу с маслом задора, на обед - гречку, очищенную от мусора повседневности, на полдник - манное суфле "Наслаждение", а на ужин - рис мудрости по китайскому рецепту. Горожане здоровы и счастливы, вот только по ночам им видятся барашки на вертеле и пекинские утки...

- Жители города Ясный живут во дворах и на площадях, а гулять ходят по квартирам и лестничным пролётам, впрочем, иногда забредая на балконы и крыши. Спят они на скамейках, в беседках и на спортивных площадках, еду готовят в песочницах и на костре. Как вы поняли, эти люди - романтики, а потому город Ясный тучи обходят стороной.

- Жители города Полярный целыми днями вяжут гетры для северных оленей; те катают в больших санях белых медведей, а снеговики бегают за ними, чтобы сделать сэлфи.

- У жителей города Пятницкий каждую неделю - праздник. По пятницам им раздают торжественные обещания, которые накапливаются, и с каждой последующей пятницей праздник становится весомей. В конце года все обещания регистрируются, закладываются в огромный шар, перевязываются радужной ленточкой - и отправляются в полёт...

- Жители города Капустино не ломают голову, откуда они появились. Мальчики со временем привыкают к обращению "голубчик", девочкам всё меньше нравятся костюмы бабочек. В городе принято тщательно варить день, долго настаивать ночь, а на рассвете идти за сметанными облаками.*

- ...

*Потолочно небо, облака - картинны,
говорю с апрелем под стеклом витрины.

На меня надели и колпак, и маску;
минусуют время, разобщают массы.

На полу весеннем - хлорамина плёнка,
почему-то рвётся, где не только тонко.

Не спасают стены королевских башен,
и смешон в витрине арлекин вчерашний.

За стеклом гуляет голубая птица,
а в меня до боли синева стучится.*

*Пишет вьюга белый стих
(у поэта - свежий стиль)
на стене большого дома:
"Ты бы, март, меня простил..."

Марту хочется тепла! -
строчка буквами стекла,
стала точкой в зимней теме.
Вот такие, брат, дела.

Белый стих не завершён,
где-то в тучах бродит он...
Ну а мы с тобой напишем
майский праздничный центон.*

*Ты любишь камни, а я - песок,
ты любишь солнце, а я - прохладу.
Ты любишь тени - наискосок,
а я люблю - параллельно, рядом.

Ты чтишь, как бога, крутой реал,
а я в компе зависаю вечно...
Тебе весь день нестерпимо мал,
а мне порой длинноват и вечер.

Ты любишь зелень и хризолит,
а я - сирень и цвета заката...
Ты вложишь в исповедь, что болит,
а я оставлю интим за кадром.

Когда ты снова уйдёшь в отрыв -
я буду тенью, в песках, с прохладой...
недели две, ну, быть может, три.
А больше, милая, нам не надо!*