Она приходит утром в первый раз.
Спросонья хороша на удивленье
в атласном пеньюаре в тон костра.
Венера – кисти Рубенса творенье.
Чуть позже, через час, во всей красе
напудрена, надушена, румяна,
подмигивает: «Глянь! Я лучше всех!»
И юбкой синей взмахивает рьяно.
Бросая напоследок властный взгляд,
как пава, исчезает – мягко, тихо.
Такому взгляду точно был бы рад
Кустодиев, рисующий купчиху.
И ждёшь её весь нудный, долгий день –
луч света в мрачном царстве, луч надежды.
Но дзынькнула ключами в темноте,
вплыла на миг сменить свои одежды.
Стыдливо светит бра, смущён паркет,
а мне от волшебства не оторваться:
зелёное манто и декольте
нескромного, кокетливого платья
влекут грешить… Она уходит прочь,
воздушный поцелуй даря в задоре,
встречая лунный шар в седую ночь
походкой Донны Розы Д’Альвадорец.
Порою на заре я слышу плач
да нервное конфетное шуршанье.
Душа болит – опять жених-трюкач
испортил долгожданное свиданье.
Под утро вновь бодра и весела.
С улыбкой Моны Лизы варит кофе.
«Прорвёмся! – говорит. – И все дела!
Живём лишь раз и словно на Голгофе».

Но в чём секрет? В судьбе ведь чёрти чё,
и мир глядит вослед ей с укоризной.
…В ней веры больше многих, а ещё
сто десять килограммов оптимизма.

-----
Монолог зеркала.

У осени много малюсеньких осенят.
Один – словно рыжий лисёнок, смешной, игривый,
шуршит желтопёрой листвой под плакучей ивой
и верит, что жизнь – это праздничный листопад.

Другой – бука-букой, он любит фокстрот дождя,
мохнатый туман с темнотой депрессивной ночи,
которая в мысли вольётся и не захочет
обратно уйти восвояси – хандрит, зудя.

А третий – обманщик, пронырливый вечный шут,
меняющий лица и маски, не очень милый.
Он знает дорогу в опасное междумирье,
в котором ушедшие души уставших ждут.

Четвёртый, как соня, ленив. Не тревожьте! Тсс!
Ни солнце, ни ливень ему нипочём. Философ
лежит на боку и не мучает жизнь вопросом:
зачем? Только слушает песни затейниц-птиц.

Какого ты видишь в своих очумелых снах?
Не спят осенята, пока не хрипят морозы.
Я раньше их видела часто, но в эту осень –
ни звука, ни шороха,
тишь…
пустота…
война.

-------
Беспредел-6,
картинка

Говорил мне один: вот богатства земли –
для тебя эти горные дали,
быстроходные сказочные корабли,
уплывающие за мечтами;
небосвода густеющий ультрамарин,
рек бурлящих живые сапфиры.
И любовь, не задумываясь, подарил –
растранжирил.

А другой лишь молчал, по субботам носил
гиацинты да пачку печенья.
Раз в неделю в театр возил на такси,
покупал цитрамон от мигрени.
Провожал до дверей, не звонил по ночам,
изнывая от страсти бездонной.
соглашался, не ссорившись по мелочам –
был тихоней.

Но однажды под вечер явился с котом,
рыжеухим, с пушистою шёрсткой.
Попросил, чуть смутясь: позаботься о нём,
не давай только много селёдки.
А в глазах – все богатства блаженной земли
и бескрайний безбашенный космос.
Так, прощаясь навек, говорят о любви…
очень просто.

---
Лап-10, блиц

Не утверждай ничего… может, осенью
мир поменяет настройки и полюсы:
чёрные земли покроются проседью
и размагнитятся стрелки у компасов.

Что же ты, девочка, с глупостью детскою
строишь иллюзии о милосердии?
Мальчикам – смелость, открытия дерзкие,
сложные тропы судьбой предначертаны.
Кая спасать? А хотел он спасения?
С вечностью снежной тягаться рискованно.
Стал бы он грозным правителем севера
и утешеньем для той, что прикована
к белому замку под стылыми звёздами,
столь нелюдимому, столь бесприютному.
Ты же, как дурочка, с верой несносною
мчишься в края ледяные разутая.
Только, сбежав далеко, не подумала,
с кем нынче бабушка дома останется:
плачет без внуков ночами угрюмыми,
варит простую похлёбку безрадостно,
утром с рассветом удушливо-бежевым
варежки вяжет в немом ожидании.
Ты же несёшься по берегу снежному,
жизни других изменяя, а вправе ли?

Не возвеличивай… шатки мгновения,
мир поменяет настройки и стороны:
дьяволу – Богово, слабым – смирение,
лишь отболевшее –
воронам.

---
Белый Кролик, сказкотерапия

Каждый вечер она улыбается с хитрецой,
долго машет рукой, предлагает мне кофе лунный,
иногда с карамельками. Морщит смешно лицо,
протирая от пыли небо и звёздные дюны.

— Прогуляйся со мной! – говорит. – Ты грустней, чем день,
монотонный, дождливый, попавший случайно в лапы
одичавших, рассерженных туч. У меня сирень
на Луне, золотые озёра и баобабы.
Водопады из света (купайся, не жмурься, пей),
через край – чтобы сердце заёкало сладко-сладко,
потеплело (а то колючее, как репей,
да ершистое).

— Нет, не хочу! – отвечаю кратко. –
Это глупости. Слишком несносен твой лунный шар!
Невозможно холодный свет весь пропитан фальшью,
чужеродной, неоновой, с вкрадчивостью мыша.
Так рождаются войны, безумие, страх. А дальше? –
лицемерие: ныне Луна для поэта – друг,
вдохновитель, а завтра – злодей (не из сказки), жёстче –
из реальности, ночью миражной начнёт игру:
растревожит больное, зажившее вновь растопчет.
Что, не так ли?..

Притихла девчоночка-егоза,
просто взглядом упрямым и дерзким занозит душу:
— Потому что у взрослых обманываются глаза,
настоящность – она между строчек: не жжёт, не душит.
А когда вдруг устанешь от страхов и темноты,
вечно скользкой да нагло шныряющей по соседству,
приходи, будем гладить лунных котов. И ты
вспомнишь девочку Лёлю, себя,
из дальнего детства.

----
Беспредел

Пришла на днях в малиновом пальто
и рыжей шляпке осень к нам в деревню.
Капризничает дама – всё не то:
все птицы улетели, а деревья
поскидывали листья прямо в грязь,
дома, скривившись, вдруг лишились веры.

– Поэт! – велит мне осень. – Приукрась
приход мой и воспой в своих шедеврах!
Пиши: златые локоны берёз
блестят в хрустальных каплях-бриллиантах.
Шутливо отвечаю:
– Ты всерьёз?
Я вижу только паданцы на грядках.
Они повсюду преют от дождя.
– Не спорь, добавь: янтарные закаты
встречали диву-осень не шутя,
сам ветер-воздыхатель пел кантату.
– Ну где ж ты увидала сей пейзаж?
Здесь небо – бомж в лохмотьях, и без красок.
Забор прогнивший рухнул на гараж,
а ветер нынче крышу сбил, зараза.
Нахмурилась:
– Есть польза от клише,
коль в жизни не хватает доброй сказки.
– Поэзия о том, что на душе...
Стихи не сочиняют по указке.
Стихи пугливы, зайцы-русаки,
слезливы, как царевна Несмеяна,
воздушны (мотыльки), порой резки:
придуманы в аффекте, будто спьяну.
Душа сегодня кутается в сплин,
мечтая о рябиновой настойке
(без томных взглядов вычурных рябин),
ей надо человечности, и только.

...Не стала осень спорить, приняла
на грудь, присев со мною на крылечке.
А я от чувств увидел (вот дела!)
берёзовые локоны в колечках.

---
ЛАП 6, стихи о стихах

...ну, здравствуй, плакса, охровая птица:
то ластишься, с руки клюя зерно,
то с ветром бестолковым заодно
поёшь о горьком счастье (впору спиться);
под гонг дождя и танец ритуальный
кровавых ягод ведьминских рябин
ты любишь мрачно-дикий древний сплин,
а мне дороже сны о странах дальних,
где мирный воздух в рощах изумрудных
и шёпот непоседливой реки;
ярки домов знакомых маяки,
как в детстве (огоньки любые – чудо);
там спеют абрикосы на деревьях
и пчёлки солнца дремлют на окне.
…я слишком долго пробыл на войне
и больше, осень, в слёзы я не верю.

…это в детстве мечтается так, что жар-цвет – луна,
сине море – бескрайняя сказочная страна,
и болтают леса на чудно́м языке разлаписто,
а на небе мурлычут вовсю облака-коты,
ращлеглись на горах и макают свои хвосты
в разноцветные реки, в которых зимуют августы;

но тебе повторяют: фантазии – сущий бред,
есть луна (это спутник), есть дождь, и кота в нём нет,
если кот, то зверюга, ну максимум у Булгакова
был котище, Матроскин – в мультфильмах и прочий вздор,
потому что у жизни несказочный приговор:
точит когти реальность – она изувечит всякого.

…а потом ты взрослеешь, черствея насквозь, и вот
появляется вдруг на пороге нежданный кот,
уверяет, что он для тепла и уюта послан был
духом счастья, а может быть, Богом котов; в ночи
серенады орёт под балконом – красноречив,
умилённо с работы встречает под лунным золотом;

и, улыбкой чеширской сияя, мурлычет, гад:
«…я могу вышивать и готовить борщи, салат;
кроток нравом, коль грустно – согрею своей пушистостью».
«...не бывает таких!» – закрываешь под носом дверь,
беспокойно на кухне заваривая пуэр,
только звёзды сверкают настойчиво аметистово.

…дни, как мыши, снуют – сумасшедшие грызуны,
вечера чёрно-белые нагло воруют сны,
вроде всё как всегда, лишь вселенское одиночество,
потому что уныло, бескотно и нет борща,
накричать! – на кого? – в пустоту тяжело кричать,
да не хочется (даже пуэра совсем не хочется);

и опять появляется он, будто новость в СМИ,
ангелочек с глазами бесёнка, но в них – весь мир,
обнимает, Баюн, а соседи пускай судачат и
моют кости; мы вместе нескучных пятнадцать лет,
смотрим в небо, где тучи-коты говорят «привет».
…я-то знаю: у каждого счастья душа кошачья.

-----
Белый кролик, укротитель духов, картинка

Мы всего лишь фрагмент, эпизод, кадр на кинопленке — в этом вечно длящемся, древнем кино. Лишь тени чего-то более глобального.
Птицелов

Мы тени и пыль – да, с таким не поспоришь:
рождаемся вновь, чтобы вновь умирать.
Как замкнутый круг... погляди, и над морем
текут облака, подчиняясь ветрам;
закат за рассветом, приливы, цунами,
спиральное время – так хочет Земля.

А где-то за выдуманными мирами,
за отблеском звёздного хрусталя
есть что-то иное в безвременье вечном,
там свет многомерен и души не спят.
Легко в невесомости нечеловечьей
парить над системами координат,
быть солнечным ветром, осколком кометы
в космическом радужном море, где Ом,
Ньютон, Архимед или Гук – не помеха;
понять, что мы дети Вселенной. Наш дом –
повсюду: когда ни конца и ни края
пространств и пределов – вселенская ширь.
Горит, извиваясь, сверкает, сияя,
квазарное пламя межзвёздной души.

Но видишь пшеничный закат над рекою,
леса, уходящие за небосклон,
лиловое поле, до боли родное.
…И чувствуешь: прав был великий Ньютон.

------

Блиц-квест, цитата

…Наполняйся жизнью, когда ты пуст.
Помнишь, в звёздном море созвездье Рыб?
И молочно-белой реки изгиб,
и ветра туда пролагали путь.
По плечу далёкие города,
лабиринты гор под хребтом небес,
нам казалось, времени дерзкий бес
приручён, а главное – навсегда.

…А теперь в окне горизонт в пыли,
корабли, ржавея, кряхтят в порту,
на уставших улицах там и тут
бродят псы, потухший закат безлик.
Пахнет всюду кислым грибным рагу
да мечтой прогорклой в плену жары.
Здесь глотает воздух созвездье Рыб
на покрытом ржавчиной берегу.

----
Антиподы-22

Читаешь про Зевса, про сумрак Аида
и «гнев Ахиллеса, Пелеева сына»? –
роскошна богов олимпийских элита,
воинственны греки, красавцы-мужчины.
Но ты оглянись – васильковое небо,
творенье Сварога. Он Зевса не хуже,
роднее и ближе, совсем не свирепый.
Похож на соседского деда Илюшу.
А солнце в медовом закате жар-птичьем
лучи рассыпает – жемчужные капли.
Дажьбог – это свет, не титан в колеснице,
не Гелиос, вечный любовник-искатель.
У Геи циклопов полно и чудовищ
(Тифоны, Ехидны), но так далеко ей
до матушки нашей Земли, что с любовью
рождает, лелея, вокруг всё живое.
Текут под горами в творожистой дымке
молочные реки с кисель-берегами.
Леса-великаны с чертинкой-лешинкой
искрятся купальничными огоньками.
Моё Беловодье – ветров перезвоны
под шутки русалок с луной круглолицей,
бескрайние степи и в росах студёных
руно золотисто-усатой пшеницы.
…Когда ты устанешь от гидр пресноводных,
кентавров и битв кровожадных героев,
тогда приходи. Здесь моё Беловодье –
душа нараспашку да чудь с ворожбою.

****
ЛАП-22 (мифологическая поэзия)

Я молчу, смотрю спокойно и молчу,
Понимаю, ужасаюсь и молчу.
Неуёмность и проказы чересчур –
Море света, дерзкий ветер и лазурь.
Задыхаюсь в круговерти будних дней...
Неужели всё сойдёт безумцам с рук?

Автор surra

"Молчу"____________________________

– Тань, алло! Ты слышишь? Нынче поутру
пёс-барбос ваш подавил всю алычу,
снёс две клумбы, неуёмный кенгуру.

…Да, я слышу, ужасаюсь и молчу.

– А вчера твой «паганини» пал без чувств.
Музыкант на грядках – хуже саранчи,
перепутал с сорняками он бахчу.

…Я молчу (хотя и жалко той бахчи).

– Сашка тоже отличился, сорванец,
в цветнике играл в пиратов – прятал клад.
Нет петуний больше… лилий тоже нет.

…Я молчу, смеясь (сыночек – ну, пират!).

– Лишь Алёнка не доставила хлопот.
Только скатерть, куклы, простыни и плед
в пятнах вишни. А ребёнку третий год.

…Я молчу (ведь в соке лучше, чем в золе).

– Неужели всё сойдёт безумцам с рук?
Городские… но имущество при чём?
Робинзонам всё же уши надеру.

…Я молчу и умиляюсь (вот дурдом).
Это милые проказы, что шуметь?
Философски зрю на шум житейских бурь
на свободе, вдалеке от сельских мест.
Здесь лишь море, дерзкий ветер и лазурь.

------
К 11-летию "Конкурсов Пародий"

...потому что деревья здесь – древние духи скал,
а в опаловых омутах тайны времён иных:
первобытные дикость и святость, луны оскал –
окунуться не страшно, но страшно остаться в них;

здесь камлает потомственный ветер – лесной шаман –
и змеятся туманы межмирья – они не спят.
...потому что душа – это озеро Мичиган
у тебя.

-----
Топонимы

Солнце моё, мы на пасмурном берегу,
там, где обломки созвездий да навьи сети
лунной тоски, только сбросить нельзя тоску,
в ней все ключи – в запылённых, немых рассветах.

Сколько любви у небесного маяка,
ныне он скуп на дары, молчалив. Ну что же:
время затишья – лишь в дымчатых облаках
вороны с мёртвой водой тишину тревожат.

Если поблёкшие звёзды ещё не лгут –
можно увидеть их свет и со дна колодца.
...Робко восходит на сумрачном берегу,
крылья расправив, жар-птичье, живое солнце.

Юное солнце, бисквитные облака,
хрупкие птенчики-почки да птичья трель –
в нашем дворе верховодит чудак-апрель.
Робко теплеет проснувшаяся река.
Скоро покажутся бархатцы, а пока
Анна Михайловна (ей девяносто лет)
их поливает. Мне машет рукой: «Привет!»

"Мурзик, кис-кис! Вот тарелочка молока", –
кличу кота. Приблудился дней пять назад.
Знаю, что кто-то возьмёт его всё равно.
Голуби важно клюют из руки пшено.
Шарику тоже достанутся колбаса,
кости и каша (доволен дворовый пёс,
видевший много на свете недобрых душ).

— Здравствуйте, Нина Петровна! Ну как ваш муж?
— Память подводит... провалы, ещё фиброз.
Помнишь, когда-то он яблони мог сажать,
ныне скворечник берёзовый смастерил
(вместе с внучатами) – еле хватило сил.
Он говорит: «Поскрипим, коль жива душа».
Шутит, бодрится и с нежностью по утрам
кормит у нас на балконе смешных синиц.

…Многоэтажки зажгли маяки-огни,
лишь не торопится к ужину детвора.
Дочь на асфальте рисует колосья ржи,
я помогаю: вношу бирюзу небес.
Господи, если повсюду война, но здесь,
в нашем районном мирке, пусть не смолкнет жизнь.

…Беззащитный, болезненный, мартовский, нудный снег,
было время его, но отныне вся жизнь – весне.
И дожди чёрт-те как, и ветра, и резва капель –
у весенней язычницы блажь в голове да хмель.
Нет покоя и ленной, размеренной полутьмы
(между бредом и явью), привычной для снов зимы.
Снег не знает, что солнечный гонг для него не враг,
потому что всегда, раскисая, спешил во мрак,
ненавидел упрямые травы и птичий гам,
то, что молодо, то, что перечит покорным дням.

…Наливаются соком деревья, земля. Смотри:
будто огненный дух пробуждается изнутри.
Лунный ветер зовёт, переменчивый и шальной.
Снег не помнит, когда был водой, а потом – рекой,
плавным облаком, лёгким, как белые мотыльки.
Не кончаются реки и звёздные огоньки.

…Ты не веришь мне, да? Не гляди на прогорклый лёд,
на сгустившийся север. Теперь он безмолвен, мёртв.
У замёрзшего неба нет прав во владеньях вьюг,
захлебнувшихся холодом. Просто иди на юг,
чтобы, выиграв битву с собой, победить в войне.
А ещё не жалей неуютный вчерашний снег.

Седьмая пятница, мартовский снег

Я всегда мечтал увидеть в её глазах ту любовь, которая есть в моих.
И сегодня, наконец, я ее увидел. Но она – не для меня…

Драгоценная Ли, – нет! – булатная, смелая Ли.
Здесь не лунный, другой – непонятный, безликий лимб,
это мир между бредом и явью, лишённый прочности.
Время – Бог, но поскольку обидел его – не жди
ни прощенья, ни жалости. Ветер болотный дик.
Я застрял без тебя в безысходных тисках пророчества.

Одурачены сны, обезглавлены скукой дни –
то ли март, то ли мартоноябрь шумит: «Махни,
не вернётся она. Вы мирами да горизонтами
не сойдётесь». Я письма пустые кладу в конверт
и рисую твой профиль чаинками на столе.
Из таких мелочей паутины-минуты сотканы.

День сурка или сони – какая мне разница, Ли,
если длится он вечность, тревожит, першит, болит,
журавли не летают на юг, маргаритки блёклые.
Здесь само ожидание ожило, стало тем,
кто ревёт по-драконьи в разлапистой темноте,
говорит за тебя, заполняет смолою лёгкие.

Белый кролик давно потерял неприметный след,
и Чешир говорил, что ваш город сошёл на нет:
почерневшее солнце, беззвучие, апокалипсис,
только пепел опавший, как мёртвые мотыльки.
Я не верю: надежда – маяк для моей тоски
в нереальной, застывшей на месте больной реальности.

Но вчера Брандашмыг, прибежав, растрезвонил весть.
Он увидел тебя на поляне в стране чудес,
в жутком замке, где розы острее мечей со стрелами.
Окружённая стражей, в накидке из соболей,
улыбалась, когда беззаботно шутил валет.

…А сегодня ты стала червонною королевою.

*****
Зимний бал-маскарад Кто ты?
Письмо Шляпника Алисе

И опять собирает осень всех в городах:
мерно – капля за каплей –
дождём,
расписными закатами.
Снова толпы народа в метро и машины гудят,
бедолаги-ребята мучаются
за партами.

Я иду по району, ложатся на плечи мне
бело-сизым туманом небо с листвой
взъерошенной.
Счастье – падать и падать в безвременье сонных дней
вне миражного завтра и вязко-терпкого
прошлого.

Всюду шумно маячит будничная кутерьма –
вон старушка с писклявой собачкой,
детишки кучами.
А с «Пятёрочкой» рядом сочная шаурма –
кайфучая.

Перемешаны запахи мяса, фруктовых лотков,
терпко-сладких каштанов, –
дыши, наслаждаясь минутами.
Мой сосед (он индус) к храму Кришны несёт молоко,
говорит, что сегодня праздник
Ганеши мудрого.

Только дворник Саид продолжает мести да мести,
но улыбка не сходит с лица:
– Как дела, красавица?
Ничего, что заутреня будит его с пяти
колокольными звонами –
где-то внутри отзывается.

Отзываются и у меня купола церквей,
отливающих золотом в тон желтолапых клёнов и
ярко-русых берёз.
Эта нежность веков древней,
легкокрылая,
хрупкая,
светлая,
вознесённая.

И без разницы, кто нас всех вместе сейчас собрал:
Будда, Брахма, Мухаммед, Христос
или осень-язычница?

… А над городом нимб из космического серебра
светит каждому и как будто бы
увеличивается.

Свершилось! Бренный мир сошёл с ума:
одни читают мантры, славят Будду,
другие ждут Христа, молясь о чуде,
сектанты запираются в домах,
не веря никому. Но жизнь течёт –
кипит, бурлит, рекой впадая в вечность.
Ей дела нет до страхов человечьих.
Мне тоже… Я сегодня сонный кот.
Гляжу в окно, там вечер – танзанит,
а ты мне борщ наваристый готовишь.
Как сладок запах жареной моркови –
закат пускает слюнки и дрожит.
Присядь со мной. Не скиснет – подождёт,
подольше настоится сытный ужин.
Лиловый небосвод ленив, завьюжен,
зима – Обломов, дремлет без забот.
Замрём на миг, смакуя колорит
и танец тишины снегопаденья.
Вот так бы век сидеть, смотря бесцельно
на зимний пух, на свечки-фонари.
Весь город в спячке, сник да побледнел,
ноябрь собрал в котомку дни и смыслы,
январь-баюн укачивает мысли.
Мы – снег, пока в берлоге спит апрель.
Пусть спорят оккультисты: жизнь – момент,
играй, твори великие сюжеты.
Зачем? Всё суета… пройдёт и это.
И снегу фиолетово, и мне.
Был прав Экклесиаст, когда вещал:
циклична жизнь в ловушке у Вселенной.
…Что делать? – дегустировать мгновенья
и кайф ловить от вкусного борща.

Жизнь – это то, что с тобой происходит, пока ты строишь планы.
..........................Джон Леннон

Мальчишка строит песчаный замок,
находит камешки и ракушки.
Он рад вихрастому солнцу, маме…
Мой замок легче – цветной, воздушный:
хочу свой дом и, конечно, сына
(но отчим пьющий да мать в больнице).
А жизнь – чужак, проходящий мимо,
не различает людские лица.
Родятся дети – познаю счастье,
ещё чуть-чуть потерпеть мне нужно
(но врач сказал, что рожать опасно,
когда за сорок, когда без мужа).
Судьба кривится в больной гримасе:
поведай Богу о планах чётко,
он будет век над тобой смеяться…
Да ну их в пекло к шальному чёрту!

Не трогай «завтра» – ты рыба в море:
плыви, течению доверяя.
Я ныне буду плотвы покорней,
возможно, так доберусь до рая,
земного, с солнечным пульсом жизни,
где неба синь в золотых прожилках,
где свет без грязно-свинцовых ливней.
Пускай считают меня с чудинкой.
Вчера домой принесла котёнка,
кормлю пшеном голубей несносных.
По будням дочку друзей Алёнку
вожу на танцы. Врастаю в осень,
смакуя жизнь, как горячий пончик,
покрытый сахарной свежей пудрой.
Бывает хмарь и дела не очень –
«по шерсти» глажу любое утро.

Когда-то мальчик, смешной и мудрый,
построив замок, раскрыл секреты:
для счастья надо крупинку чуда –
листать мгновенья
и слушать ветер.

___________
Беспредел-5, эпиграф

Я не хотел, не желал его приручать…
Здания-горы средь моря бетонных плит
были суровы. Лишь солнечная свеча
чуть согревала просторы чужой земли.
Он мне подмигивал тысячами огней
лампочек-звёзд, приглашая в безумный мир:
«Думаешь, в городе время бежит быстрей?
Это иллюзия, созданная людьми.
Если вглядишься в спокойные вечера –
улицы ленно растают в закатной мгле.
В искрах фонарных, похожих на свет костра,
многоэтажки – как спящий еловый лес».
Часто я видел над крышами лунный шар,
(словно айва золотая в родных краях).
Город учил, что у неба одна душа –
соединяет равнины, луга, моря.
Значит, неважно, где дом – он всегда внутри,
нет расстояний, когда существует связь.
…Я начинал понимать непрерывный ритм
жизни другой, незнакомой, бурлящей всласть,
и привыкал не спеша к пестроте реклам,
многоголосью проспектов, порханью дней.
Чувствовал волны приветливого тепла
в каждом светящемся ярко чужом окне.
…Время дорог, ты невовремя всякий раз!
Он на прощанье не стал говорить, как Лис
(коль приручил, то в ответе) – молчал с утра.
«Небо – одно на двоих», – прошептал. Вдали
в сумраке вспыхнула солнечная свеча.
Город, откуда, скажи, эта боль-змея?
Я не хотел, чтобы кто-то по мне скучал,
но получилось, что ты приручил меня.

-----
Записки Белого кролика, Литгвардс, 3 тур, ассоциация

Когда-то жил да был... нет-нет, не так.
Он просто был. У старого сельмага.
В деревне жизнь пресна, порою – в тягость.
Философ местный, эдакий чудак,
ценил лесные песни бойких птах,
беседовал с хромой дворнягой Лушей
о хлебе ароматном и насущном,
терпел фальцет несносного кота.
Под вечер он, галантный кавалер,
старушек сердобольно провожая,
ухабы освещал, где грязь густая.
В такую темень мир чертовски сер –
так сложно не споткнуться, не брюзжать...
Его любили дети-фантазёры
за сказки о чудовищах и море –
распахивалась ржавая душа,
мигающая лунным маяком.
А ночью превращался он в маньяка:
жёг бедных мотыльков и мушек всяких
и снежных пчёл приманивал легко,
его считавших Богом. Чья вина,
что свет не панацея, а привычка?
Но все округе знали, он – обычный
годами искорёженный фонарь,
покрытый пылью, – только и всего,
да пьяницам служивший местом встречи
(ну где поговорить по-человечьи?).
…Как много правд и сплетен – целый воз.
А истина? А истину луне
доверил тайно, что рождён на небе
в созвездии с чудным названьем "Лебедь"
звездой Денеб.

******
Беспредел-5

Звёздное небо – загадочный космопарк.
Мишка сегодня счастливый, узнал случайно
самую-самую главную в мире тайну.
Мама сказала: «Однако, известный факт,
папка твой – первопроходец и космонавт».
Как же уснуть! Целый день был длиннее лета,
ёкало где-то внутри. Но во тьме конфетной
к вечеру, будто фонарик, зажглась Луна.
Смотрит – выводит мальчишка слова рукой:
«Здравствуй, я – Мишка! Твой сын, Михаил Синицын.
Знаю, ты в космосе дальнем, паришь, как птица,
мчишь на ракете серебряно-голубой.
Может, Земля для тебя – что для нас Луна.
Видишь, вон дом деревянный, где слева груша,
а на заборе рисунок мой – шар воздушный.
Мамка ругалась, хотела задать ремня.
Знаешь, я плавать умею, как Ромкин пёс.
Помню, крутились на озере рядом с дедом,
щуку поймали, мальков покормили хлебом.
Рыбы светились – подвижные стайки звёзд.
Вот бы к тебе! Где сто тысяч горящих солнц.
Инопланетный язык – он такой смешливый.
Завтра слеплю динозавра из пластилина,
чтобы на Марсе сидел, охранял твой сон.
Ты возвращайся скорее! Придёт зима,
снег захрустит, и тогда мы поедем к Лене –
будем играть со щенками и есть варенье.
Крепко целую. Пока».
…За окном туман,
полночь воркует над городом в белой мгле,
Мишку баюкая. Спят вдалеке Плеяды.
Снится ему: в разноцветье квазарных радуг
папка летит на космическом корабле.

_____
Белый кролик,Литгвардс, 2 тур, картинка

Эризн
Чудовище
Тень Белого Кролика - "Знаток Душ-3"

Твой рухнувший мир утопает в зыбучем песке,
И дымом горящей надежды твой страх пропитан,
Ведь ангел сейчас опечален: сидит в уголке,
Опущены крылья, в бездонных глазах - обида.
Опять, виновато потупясь, сидишь перед ним
И, слушая отповедь, давишься крепким чаем,
А он говорит, поправляя сияющий нимб:
"Ты снова мне делаешь больно, но я прощаю."
Он знает, что ты не нарочно, что ты не хотел:
Природа чудовищ дика и несовершенна.
Терпению ангелов не установлен предел,
Он верит в тебя: ты изменишься непременно.
А ты соглашаешься с ним (или делаешь вид),
Растерян, унижен и всё-таки благодарен...
Но прежде, чем рьяно меняться во имя любви,
Подумай: а ты ли чудовище в вашей паре?
----------------------
Пародия
Кто чудовище?

Наш рухнувший мир утопает в золе и песке,
и дымом тяжёлым пропитан весь дом кирпичный.
Небритый мой ангел печально сидит в уголке,
весь в саже да мокрый (но всё-таки эротичный).
Оставила только на час – приготовить обед,
и здрасте: обуглена лучшая сковородка,
на скатерти дырка и восемь засохших котлет
с картошечкой чёрненькой – смотрятся по-сиротски.
«Я очень старался, но так получилось, прости», –
глаза голубые – как райские незабудки.
Ты давишься чаем чифирным (забыл развести)
и знаешь, что он не нарочно, а руки-крюки.
Лишь демоны скачут внутри от бесстыжих нулей,
считают убытки. Квартиры соседей целы.
Да ну их!.. Растерян, но жив мой заботливый Фей.
Я верю: научится делать ещё эклеры.
В семейном союзе всегда разношёрстным двоим
живётся труднее, ведь ангел и чёрт скандалят.
Я, видимо, ангел: прощаю (не ярок ли нимб?).
…А кто же чудовище в нашей безгрешной паре?

----
Доп. задание для капитанов, "Школа магических искусств Литгвардс"

Всё обман, всё мечта, всё не то, чем кажется.
Н. Гоголь[/i]

Говорят: никогда не оглядывайся назад,
потому что вчерашнее – сон… но не в этой сказке.
Ты не помнишь? Здесь пахнет конфетами, перцем, ряской,
на деревьях висят разноцветные чудеса.
Помагичим, зайдя в междумирье? Заварим чай,
поболтаем о всякой бессмыслице между делом:
нет конца у мгновений, у времени нет предела,
можно тратить как хочешь и вовсе не замечать.
Всё как прежде – у Сони растерянно сонный вид,
по-чеширски смеётся луна и толкает звёзды.
Волшебство здесь всегда настоящее, без гипноза.
Улыбаясь, чарует, шаманит, миры творит.

…Скользко-синий туман – к непогоде да забытью,
обескрыленный ветер расфыркался – «кто ты, кто ты»?
Словно лапы чудовищ – деревья в глуши болотной.
Я смотрю: никого, ничего тут не узнаю.
Одичавшие звери забытой страны чудес –
свет из детства поблёк. Одному научили сказки:
уходить по-английски, менять, как перчатки, маски,
притворяться нормальной, чтоб в душу никто не лез.
Вязок морок астрала, абсурдна игра с судьбой.
Время – пёс, что сорвался с цепи, он кусает, воет.
Перепутано белое с чёрным, с больным – пустое
в перевёрнутом мире людском. Есть ли кто живой?
Этот взрослый обман заставляет рубить с плеча,
и чеширский оскал снится ночью уже давно мне.

Я не помню ту девочку больше… а Шляпник помнит.
Он по-прежнему в пять разливает по чашкам чай.

---
Осенний бал-маскарад 2, Алиса, цитата

Слишком часто мне стал отзываться осенний лес:
уходящее солнце, попавшее в когти лип,
предпоследние бабочки – белые журавли.
Это рыжая ведьма колдует в смолистой мгле.
«Посмотри, – говорит, – изменяется всё и вся:
небо старше на лето, осунулось дно реки.
Осень – время искать неприметные уголки,
замечать, как желтеют разлапистые леса;
смаковать золотистых мгновений тепло, пока
суетливые дни-паучки не зарылись в снег».

…Снова снится мне дом с сухоцветами на стене,
колдовская тропа, затерявшаяся в веках.
Смотрит ведьма враждебно, ершисты слова ветров,
говорящих: «Пора опасаться смертельных зим.
Ныне время – секунды, как бусины из калин,
научиться на нитку нанизывать до снегов
да искать предрассветный огонь, что давно остыл».
И опять водит осень по кругу, где чёртов дом,
воронёные ночи и в горле застрявший ком
заставляют бояться минут, словно тёмных сил.

Я попала в ловушку предательской темноты
и спешащих часов – затянулся безумный сон.
Но однажды тот проклятый дом на краю времён
оказался заброшенным, выцветшим и пустым.
Никого. Только луч, зацепившийся за ветлу,
будто всё – колдовство да иллюзия. Посмотри:
мрачный замкнутый круг размыкается изнутри,
распадаясь на мелкие страхи, песок, золу.
Больше нет рыжей ведьмы и времени тоже нет,
я придумала их, погрузившись в осенний сплин.
…Желтоглазое солнце подмигивает вдали
и лукаво смеётся, зовя за собой
на свет.

--------
Картинка-ассоциация (замкнутый круг, колдовство)
Белый кролик

И чего вам неймётся?
…Да, осень уже спешит,
будет вновь задавать неудобные для души,
непростые, больные вопросы,
по-чеховски философствуя.
На моря от неё убегаете, на пески? –
с перелётными птицами, вырвавшись из городских
кабинетов и офисных джунглей на волю
с путёвкою.

Загорать на югах – очевидна людская блажь:
надоел за июль однотипный дачный пейзаж
(с кабачками, клубникой, –
сочнее, чем у Поленова).
Только Пушкин писал, что морозный багрец в октябре
лучше пыли и мух с комарьём
(расплодившихся как на грех),
«русский холод» для тела намного жары
полезнее.

…Я-то знаю, что осень тянется из души,
предпоследним лучом разрастаясь в хрустальной ранней тиши,
на санскрите рождает сутры
дождей сентябрьских.
И, безумствуя красочно, будто гений Ван Гог,
ало-рыжие листья разбрасывает вдоль дорог,
обнимает меня листопадами
по-ренуарски.

Как же нравятся эти семь пятниц на дню:
то игривая ветреность в стиле ню,
то плаксивость ершисто-дождливая
в одиночестве.
Депрессует – оставьте!И снова мила, легко
зазывает мгновенья ловить
паутинным сачком.

…А ещё мне так нравится
с нею
............. мета-
.................. мор-
........................... фозничать.

****
ЛАП-8, неформатный

А небо – как море – в оранжевых бликах
манящих густых желтопёрых лучей.
Тунец там, скворец? – догадайся поди-ка.
Ещё на моём притаились плече
отцветшие бабочки – рыжие листья –
в себе сохранившие цвет и тепло.
Сентябрь подобрался с повадкою лисьей
так быстро, что август застигнут врасплох.
Но солнце спелей самой приторной дыни –
висит на ветвях медноствольной сосны.
Не веришь? А ночью дул ветер всесильный –
качал абажур пучеглазой луны.
Мне кажется, время живёт как захочет
(а коль показалось – так, значит, и есть).
Пойми, во Вселенной моей, между прочим,
взаправду и небыль, и лавка чудес.
Бывает, что снег мягче сахарной ваты.
Давай о сегодняшнем дне – не спеши!
Я рада такой августябрьской прохладе,
дождями забрызганной ранней тиши.
Скажи – красотень! Ну замри же, мгновенье!
Я лирик в душе и пинаю, как мяч,
тоску. Ведь в моей гармоничной Вселенной
нет места унынью – хоть смейся, хоть плачь.
Раскрашивай мир самым дерзким рассветом,
твори, вытворяй – ты у жизни один,
как будто чудесишь последнее лето,
осу отгоняя – назойливый сплин.
...А если устанешь от вязкой рутины,
от слов и себя, приходи в светопад:
мы солнце разрежем на части, как дыню,
а после – китами умчимся в закат.

7ЛАП-21, лето

– Солнечный ветер слишком силён и дик –
снова в груди зажёгся лихой квазар.
Я ухожу к чужим берегам, прости,
Сириус, и нескоро вернусь назад.
Дальних галактик знаю любой маршрут,
только Земной неведом и незнаком.
Там, говорят, поля и леса вокруг
дарят такую нежность, что в горле ком.

– Не забывай о доме, когда тоска
ночи и дни смешает в размытой мгле.
Без маяков рассветных и лунных карт
трудно найти пристанище на Земле.
Если свобода будет совсем горька,
путь перестанет жарко гореть и звать
за горизонт, где сполохи-облака,
вспомни родные звёздные острова.

– Я не забуду!
…Ярок небесный нимб.
В брызгах костров, в мерцанье воды речной
чудятся мне космические огни.
Боги созвездий древних всегда со мной.

*****
Хит сезона-17
Напутствие

Там, где я странствую, бродит упрямый ветер,
хищник, не спящий в скалах – акульих зубьях.
Там недовольно небо морскою глубью,
прячущей в дымчатых водах свои скелеты.

Не привезу ни кораллов тебе, ни бусин,
даже себя – не смогу. Высоки утёсы
в цепких драконьих лапах прибрежных сосен.
…Море – Левиафан. И назад не пустит.

........
ЛАП-6, лаконичный

Мальчик, живущий по лунному календарю,
слушает песни ветров и далёких рек.
Он собирает подснежники на заре,
разные стёклышки, камушки и кору,
рыжие листья, обласканные дождём,
радуясь им, как богатству. Такой чудак!
Я удивляюсь, что счастлив он просто так –
мне бы скопить хоть чуть-чуть на просторный дом,
отремонтировать старенький BMW,
дачу в Мытищах (совсем проржавел забор),
Деньги – в кубышку. А время – бесстыжий чёрт,
смотрит в глаза, усмехается в голове.
…Время как ветер. Однажды в седой июль
понял я: дом не построен, жена ушла,
всё, что скопил, то пустой да обычный хлам.
Мальчик, живущий по лунному календарю,
что ты принёс мне? Ракушки, колосья ржи,
домик из веточек, фантиков, перьев птиц,
сад нарисованный, яркий кленовый лист.
Он улыбается: «Это мой мир, держи!».
И просыпается (чувствую) там, внутри,
солнечный зайчик приветливый, шебутной.
Город, который был скучным, теперь живой:
нежно – «фью-фью» – распеваются снегири,
пахнет весною, сверкает капель, звеня.
Где же так долго бродил мой уставший Бог?
…Что это? – слышу биенье и каждый вздох
нового дня.
_____
ЧХА, Хит сезона-17,
Переход количества в качество

Апрельское небо – фиалковый иолит,
дремотные волны пока не тревожит ветер.
На палубе танцы с оркестром, толпа шумит.
А ты восхитительна в розовых бликах света
и шляпке из жёлтого фетра – звезда во мгле.
Юна и легка, словно птица в небесном флёре.
Спешишь за мечтой к незнакомой Большой Земле,
лихому Нью-Йорку. Он лучший на свете город.
Колечками дым, и гудит, и поёт внутри
турбинное сердце: «Мы вместе сейчас, мы вместе!».
...Но время качнулось, нарушился лунный ритм,
оскалились пасти холодных немых созвездий.
Наверное, боги, увлёкшись своей игрой,
фатальную ночь проглядели. Взбесились черти,
и айсберг – сам дьявол из нижних глухих миров –
решил показать, как сплетаются жизнь со смертью.
Впиваются в рёбра стальные осколки льдин,
заполнились трюмы ворвавшимся океаном –
дышать невозможно! Так сумрачен зов глубин,
идущий со дна, доносящийся постоянно.
Но знаю: в безумной, мучительной кутерьме
ты в шлюпке спаслась, добралась до земли – живая
(случается чудо, как май в январе), а мне
уже никогда не доплыть до святого края,
где с каждого рейса на суше в кругу семьи
меня ты ждала бы, заметив в цветном тумане.
...Я – море, ракушечник, ржавый зелёный ил.
Лишь чайки над бездной летают, крича:
«Титаник».
________
Хит-17, монолог машины

Солнечный мальчик, ласковый, озорной,
любит листать страницы старинных книжек,
где над лесами отблеск смолисто-рыжий,
лунное утро, мятно-медовый зной.
Верит, что город – сказочный лабиринт,
любит бродить вдоль улочек, тротуаров.
Тополь-дракон могуч, но разрушит чары
и победит всех чудищ бесстрашный принц.
Помню, принёс вчера стрекозу в ведре,
синие крылья гладил, был тих, задумчив
(вот бы у неба выкрасть волшебный ключик,
чтобы постичь индиговый цвет морей).
Утром ворвался в комнату, егоза.
Обнял, откинул шторы, сказав: «Гляди-ка!
Лес-великан проснулся, ручной, не дикий;
тучи раскрыли алые паруса,
тайны зовут – не это ли добрый знак?»
И полетел, зовя за собой, на речку.
В маковом поле луч – озорной кузнечик –
звонкий, шальной, такой же смешной чудак.
...Солнечный мальчик, ветер, всегда со мной,
смелый, как море. Южный и очень тёплый.
Он не грустит, не плачет, не бьётся в стёкла,
даже когда феврально в душе зимой
или нет сладу с выцветшим ноябрём.
Знаешь, он так похож на тебя! Когда-то,
в детстве, на свете не было лучше брата.
...Каждую ночь мне снится наш старый
дом.

----
ЛАП-весна, 21

Мой старый город – форменный ворчун.
Скрипит резными ставнями, вздыхая,
устав от песен ветра-шалопая,
от грохота машин и пьяных лун.
Простуженно кряхтя, глядит на снег,
окидывает скверы мутным взглядом –
противным, стариковским (что, мол, надо?).
...А мне бы не видать его вовек.
Так хочется нырнуть в простор дорог,
умчаться, прикарманив звёздный атлас,
туда, где льётся музыка пространства,
где море – тёплый ласковый щенок;
разбавив солнцем пасмурную тишь,
сложить в рюкзак мечту и пару джинсов.
Заманчив мир – ну как тут не влюбиться.
«Куда ты? Выше крыши не взлетишь! –
бурчит занудный город каждый миг. –
Безумство – блажь, опасна неизвестность.
Зачем бежать с насиженного места,
когда обут, накормлен и привык
к знакомой и обыденной глуши?».
Стекает скучный вечер монотонно
в пустую ночь с отдушкой самогонной.
Но мне не по душе такая жизнь.
...А время вьётся бабочкой легко.
Воркует Синей птицей новый город,
меня привлёкший магией простора
и небом южным в пене облаков.
Дыши, люби свободно! Лишь порой
приснятся тополя под старой трёшкой,
глазастые герани на окошках
и скрип качелей – ржавый, но живой.

_____
ЧХА, Хит сезона-17,
аллюзия

............................................. Птицы быстрые, птицы вольные,
..............................................и не страшно вам, и не больно вам.

Кате шестнадцать (верит пока в добро),
рыжие косы, солнечная улыбка.
Катя живёт у бабки в домишке хлипком.
Мир деревенский прочен да мал – с горох.
Летом – картошка, вечное комарьё,
святы привычки с детства: хозяйство, куры.
Парни вокруг считают девчонку дурой.
Шутят, язвя, уставившись на неё:
«Что как монашка? Юность тебе на кой?
Брось! Загуляем, выпьем на лавке пива».
Катя глядит с опаскою, боязливо –
снова расплёскан в синих глазах покой.
...Бабка ворчливо крестится: «Отче наш».
В церковь по воскресеньям с собою тащит,
учит псалмам, считая совсем пропащей:
коль неумеха – следует начинать?
«Вот, – говорит, – молись! Тяжелы грехи.
Бог завещал страдать, а в смиренье – благость.
Запоминай!». Но Катя молчит, не каясь.
Смотрят фальшиво мёртвые лепестки
белых засохших роз у больших икон.
Сойке-душе так тесно в холодном храме.
Чудятся ей волнистые океаны,
ветер, поющий с чайками в унисон.
Бог далеко – как будто за кромкой сна,
где облака-барашки в медовых бликах.
Там не бывает матерных, пьяных криков,
свечек и слов кадящих – лишь тишина.
...Крылья бы – легче ангельских – а ещё
чистое, без дождливых изломов небо.
Просит она у птиц перелётных: «Мне бы
с вами». И сразу сладко и хорошо.

______________
Хит сезона-17
«Между двух огней», составные рифмы, авторский эпиграф.

Весна – богиня, солнце – яркий Ра.
Пичужки за окном щебечут сладко,
Коты гуляют нагло во дворах,
Уж «травка зеленеет» на площадках.
Возьму и напишу сама стихи
С улыбкой, с наслажденьем, с придыханьем,
Отбросив сор ненужной чепухи.
...Мой Муз (не Муза) бледен утром ранним,
Хандрит, дерзит – не хочет пылких од.
С онегинскою ленью смотрит хмуро.
Луна бледна, невесел небосвод,
Дороги тонут в лужах, спят амуры.
Какие там стихи? Какой полёт?
Душа его как лёд в плену метелей.
Мужчина очень нежный – Чайльд-Гарольд,
Романтик, вдохновенья ждёт неделю.
Гляди (шепчу) – воркуют ручейки,
Овечки-облака чуть легче пуха.
А жизнь сама – волшебные стихи.
Вздыхает Муз, насупясь: «Скука, скука...»
О вечном размышляет, о любви –
Илья Ильич Обломов на диване.
Рифмует «не зови» и «соловьи»,
Надеясь на дары небесной манны.
На цыпочках хожу, чтоб не мешать –
Спугну вдруг томных бабочек фантазий.
Когда не в духе тонкая душа,
Миры стоят в сторонке – все и разом.
Мой Муз капризен – часто любит ныть.
Приходится самой рождать шедевры:
...«Такая страсть у царственной весны –
Как взгляд у синеокой Гвиневеры».
__________
«Как живётся вам, стихи?»
стихотворение-оборотень (читается сверху вниз и снизу вверх)

Эти звёзды как птицы, что падают в тишину,
в тишину первобытных веков, невозможно дальних.
Там ветра-альбатросы в сиянии диких лун
над равнинами кружат, а воды озёр хрустальны.
Расскажите мне, птицы, о том, как менялся лик
распалённого солнца, как время крошило горы,
заточая их души в песчаные корабли.
Вы смотрели с небес на пустыни и на просторы:
уходили эпохи, сменялись цари, волхвы,
Боги разных религий, лишь таинство демиурга
оставалось пространством, неведомым для живых,
где иные рассветные блики, иные звуки.
Вы вобрали в себя необъятную тишину.
Расскажите о том одиночестве несусветном,
заставляющем знать, как нисходят миры во тьму.
…Может быть, и моё одиночество
станет эхом.

Блиц-80, птицы

Мой астероид белых душистых мальв,
ягодных вин и терпких цветных магнолий,
каждую зиму хочется с ветром вдаль
мчаться быстрей от цепких снегов – на волю:
к лунным полям, ромашковым берегам,
в край, где река любя обнимает горы.
Ты для меня – особенный светлый храм,
где из религий – солнце, трава и море,
где расправляет плечи былинный лес,
мятные сны легки и неспешны мысли.
Каждую ночь в заснеженном феврале
я вспоминаю лето – кусочек жизни,
жизни, не знавшей горечи и дорог,
только мгновений долгих слепое счастье.
Я не страдал и не был там одинок,
жаль, не сумел навечно таким остаться.
Сколько меж нами вёрст и зигзагов дней,
старый мой город – мир, где иное время.
В дальней разлуке сердце ещё быстрей
бьётся и никогда не бывает немо.
Память уносит к дому, где воздух чист.
Нет баобабам места на тех просторах.
Мой астероид, я приручён, как лис, –
маленький принц, постигший взросленья горе,
долго блуждавший с множеством птичьих стай
там, где душа спала, покрываясь пылью.
…Ты возвращаешь детства цветущий рай,
каждой весной дающий мне свет
и крылья.

______
Астероид Б-612 - планета Маленького Принца

Эра Водолея-2. Гармонизация чакр

Шкатулка драгоценная, дворец – роскошная корона Бога Кришны.
Он светится рубином на заре, наряден, как мехенди.

…только слышишь? –
здесь ветер, не обласканный никем, – глухой старик, блуждает между комнат.
Он помнит махараджей и гарем, но горы вдалеке уже не помнит.
Он смотрит на кафешек суету сквозь кружево решёток – так однажды
затворницы князей, что были тут, базаром любовались, видом каждым
торжественных процессий. Узок мир, зажатый между ставнями, безжизнен.
И небо – яркий царственный сапфир – глядит на город сверху с укоризной.

«Мой старый друг, засушливый Джайпур! –
доносится из окон голос ветра. –
Мне больше непонятны мудрость сутр
и песни пробуждённого рассвета.
Весь мир – дворец, вся жизнь моя – дворец
из розового камня – не покинуть.
Так шавка привыкает к конуре,
и я привык, песчаником став ныне.
Когда душа – сама себе тюрьма –
не мучают вселенские вопросы:
где истина?».

…В ответ лишь тишина,
беззубо ухмыляясь, смотрит косо
на стон и причитанья чудака.
Да эхо, одичав, вздыхает тише,
безумно повторяя все века:
«Я здесь,
я здесь!» –
но звук его не слышен.

******
Эра Водолея 1, Таро священных мест
Дворец ветров, Джайпур, Индия

– Сколько тайн ни разгадывай – всех не раскроешь, нет.
Отчуждённые камни забыли, что лава жжётся.
…За моими плечами не пламя – неброский свет:
слюдяное, туманное, просто другое солнце.

– У Неё* – ярко-русый восход и живой огонь:
тронь слегка – разлетятся медовые брызги всюду,
по-жар-птичьи лучи опускаются на ладонь,
превращая земные часы и минуты в чудо.

– У меня на просторах нефритовых много трав,
диким ветром обласканных, мягких, но очень терпких.
Первобытные горы как Боги – их дерзок нрав.

– У Неё на окне сухоцветы и занавески,
запекается каша пшеничная в чугунке,
земляника цветёт, распухает в кадушке тесто.

– Изумрудная нежность есть в каждом моём цветке.
Невесома, хрустальна.

– Она, а не ты – невеста.

– У меня тот, кто дорог ей – слишком упряма явь.
Лишь для смелых змеиные тропы всегда открыты:
не покоя искал в запредельных чужих краях –
откровение вечности с отблеском хризолита.
И нашёл, приручив неподатливый монолит.
Отчего же тоскующий взгляд невозможно колкий?

– Он пока что с тобой (колдовская душа – магнит,
колдовская душа глубже омута).
…Но надолго?

________________
*Катя – невеста Данилы из сказов П.Бажова («Каменный цветок»,«Горный Мастер»)

*******
Маска, я тебя знаю
(Хозяйка Медной горы)

Морозен вечер безумно синий, притихли в небе снежинки-звёзды.
…Декабрь становится слишком грозным, когда своё забываешь имя.
Ворчит: пора подводить итоги. И год крылатый взмывает в вечность.
Но путь тебя не обманет млечный – за звёздным кроликом по дороге,
по тропкам горным беги, не слушай нытьё метелей и крики ветра.
(ты можешь вспомнить о самом светлом, пока они не внутри – снаружи).
Пока на море похоже небо и снег – как сахар, а месяц гибкий
всегда с чеширской смешной улыбкой, которой даже подвластна небыль, –
любая ночь – в новогодних красках, любая мелочь – волшебный оникс.
Мгновенья – бабочки на ладонях, они ручные и так прекрасны,
они свободны. Беги, Алиса, от стен назойливых, дней сугробных –
в стране чудес не бывает скорби и день обыденный не расписан
ни по секундам, ни по минутам. Спеши за рыжим безумным солнцем,
когда отчаянье в сердце бьётся, когда нет веры в живое чудо.
...Пускай лютует мороз декабрьский – там каждый вечер сапфирно-синий,
там счастье – с запахом спелой дыни, а звёзды –
искры огней бенгальских.

*******
Блиц 79 шампанистый, бенгальский

…Такое время: унынье душит,
безлики дни, вечера беззвёздны.
В тиши ссутулившейся, морозной
хрустит игольчатый иней – слушай:
уходит осень, не обернувшись,
сложили крылья сухие листья.
Они не птицы уже без выси,
дающей сладкий полёт воздушный,
они – земля. Отсырело небо,
упав на плечи седой рябины.
Но первый снег не такой невинный
и первый лёд невозможно крепкий –
не хватит солнечных оберегов,
ответов летних, что были прежде.
Настало время иллюзий снежных.
Скажи, откуда так много снега? –
на крышах, в парке, в душе. Мой город
футлярным стал да ушёл в затишье,
ворча там «кабы чего не вышло»,
боясь ветров, на расправу скорых,
зажёг огни фонарей и окон.
…Пойми, искусственный свет не сможет
спасти тебя от предзимней дрожи,
когда паршиво и одиноко.
Повсюду снег, от него не скрыться –
кричи, бунтуй – за метелью сила.
Взгляни иначе – за скукой стылой
видна краса ледяного ситца,
белёсой вязью узор ложится
на тротуары, дома, церквушки.
…А я для птиц мастерю кормушку.
Гляди, летят на пшено синицы.

********
Седьмая пятнница-375, унылая пора

Давным-давно — кажется, в прошлую пятницу…
.................................А.А. Милн

Так получается – время во власти птиц,
ввысь уносящихся к синим небесным водам.
…Осень моя златорунная, не лети
с птицами за горизонт к неземным восходам.
Осень моя беспокойная, не спеши
к мёрзлым немым берегам декабря. Послушай,
ветер ещё не морозен и не ершист.
Мы принесём золотого пшена, горбушек,
ягод рябины и станем кормить из рук
птиц быстрокрылых, касаясь их нежных перьев.
Чувствуешь, как затихают ветра вокруг,
день замирает, лучам ярко-рыжим веря.
Время становится шире, яснеет миг,
пятница не за субботой спешит, а просто
дарит минуты, часы, чтобы стать детьми,
радуясь солнечным зайчикам на берёзке,
мягким лучам на шуршащей сухой траве,
зыбкому облаку в дымке и всем прохожим.
Льётся повсюду незримый и тёплый свет.
Птицы ручными становятся, видишь. Сложно
их отпустить – прижимаются, льнут к груди.
С каждой минутой острей и больней затишье.
…Помни – над нами полно приручённых птиц,
в каждом мгновенье так много тепла и жизни.

ЛАП 10, блиц, цитата

Баю-баю, красавица, засыпай, лунный свет – словно звёздное молоко.
Пусть сегодня старуха-луна с клюкой нам поведает много древнейших тайн.
…Ночь в объятиях Мары опасней зла, если войны, привычка и смерть – одно.
У души колдовской не бывает снов, в сердце – затхлый сквозняк, а в крови – смола.
Но откуда бесовской душе, скажи, взять румяный рассвет, коль в лесу пустом
только гиблая тишь над гнилым ручьём? Говорят,есть другая судьба и жизнь,
а вернее, их девять… но сто веков, или больше,я чую людскую кровь,
этот приторный запах дурманней слов. Баю-баю, поверь, умирать – легко.
…Не ходи вдоль болот в запредельный лес и паслёновый цвет не ищи в траве,
здесь у солнца холодный могильный свет и отчаянье стелется по земле.
Красно-розовой клюквой кровит река, обнажая клыки ледяных камней.
Здесь не видно ни птиц, ни следов зверей, время – вечность, её глубина дика.
Тридесятое царство – для дураков, это выдумки, сказки, благой обман,
здесь кишащая страхами ведьма-тьма заставляет понять: убивать – легко.
Я бы отдал все жизни, все девять, знай, за медовое солнце, служенье дню,
да нутро и звериный коварный нюх не обманешь… Красавица, баю-бай.
Лунный зов громче крика – в сырой ночи темнота растянула немой оскал.
Как наточены цепкие когти-сталь.
…И меня не получится приручить.

________
Кот Баюн ( кот бахарь) — персонаж русских волшебных сказок, огромный кот-людоед, обладающий волшебным голосом. Он заговаривает и усыпляет своими разговорами и пением подошедших путников и тех из них, у кого недостаточно сил противостоять его волшебству и кто не подготовился к бою с ним, кот-колдун убивает железными когтями. Но тот, кто сможет поймать кота и приручить, найдёт спасение от всех болезней и недугов — сказки Баюна целебны

Ловцы сказочных существ

Однажды сельский пьяница РылОв,
случайно отравившись старым пивом,
сознание расширил до краёв –
в бреду увидел Кришну (или Шиву).
Все разом воплощения узрев,
познал сей бренной жизни смысл и цену.
Подсев на тета-волны на заре,
вещать стал у сельмага, как блаженный.
Рассказывал он всем кому не лень
о Боге темнооком с синей кожей,
о том, что даже нудный трезвый день
прекрасен и на прежний непохожий.

«Гляди: вон кустик, ветка – в них душа.
У камня есть она и у крапивы.
Нельзя любой траве расти мешать
и рвать сорняк – разгневается Шива.
А мясо – фу ты! – мёртвая еда.
Зверушки – наши братья. Баста салу!»

– Бездельник! Ни ума и ни стыда! –
кричит жена (похлеще генерала).
Где шлялся, а? Воды бы натаскал,
напился вновь и чешешь небылицы.
– Упайи делал – Сурья-намаскар,
вздремнул слегка и вовсе не упился!
«Ом Сурья», «Харе Кришна» и «Сат Нам» –
не ругань, Маня, – мантры. Харе Рама!
Коль послан я в мужья тебе, жена,
терпи, ведь по-индусски – это карма.
Да что орать, весь мир вокруг – обман.
Премудрость, знаешь, в чём? – отвечу, Маня:
и ты, и я, и даже таракан,
и курица – мы части мирозданья.
А в следующей жизни, хоть какой,
ты в жабу превратиться можешь. Правда,
и в этой, как змея, шипишь порой.
Такой реинкарнации не надо.
Уж лучше бы в козу…
– Проспись, дурак!
Совсем с ума сошёл, ты в стельку пьяный.
– Не пьяный – просветлённый! Это факт.
Достигну мокши – будет мне нирвана.

…Живёт Рылов, любуясь каждый миг
Вселенной (только местного разлива),
бухает в позе лотоса старик,
решив, что самогон надёжней пива.
И ждёт нирваны горе-теософ –
мол, Шива обещал такое благо.
Но крутится сансары колесо
вокруг знакомых улиц и сельмага.

_____
9 ЛАП, юмор

Вечер-паук изловил золотое солнце.
Бьётся оно, словно бабочка в паутине.
…Август – не боль, не отчаянье, не унынье,
просто взросленье. А с медного неба льётся
свет бледно-рыжий, неброский, почти холодный,
тонко звенят на ветру дождевые капли,
словно поющие чаши. Скажи, не так ли? –
звук неземной их как будто глубоководный.
Это спокойствие с ноткой осенней грусти,
с нежной кислинкой, не горькое. Крыть тут нечем:
всё изменяется, веришь? Мохнатый вечер
солнце оплёл облаками уже. Не пустит,
спрячет в траве до утра и опасной хваткой,
хищно вцепившись, присвоит себе… Но искры
звёзд голубых разлетятся в ночи, как брызги,
блеск отдавая космический без остатка.
Будет луна золотиться, гореть, сияя
мягче, чем солнечный диск, и откроет знаки,
смыслы другие, таящиеся во мраке,
те, что при свете дневном не увидеть… Знаешь,
прошлое в норах паучьих с гнилой отдушкой.
Всё изменяется: время, душа и мысли.
…Осень-арахна сетями из мёртвых листьев
август поймала. Но я не в её ловушке.

............
Седьмая пятница-361(восьминогие охотники)

Влечёт ночного неба чёрный фон
с огнями звёзд несчётных, неизвестных.
Захватывает дух от этой бездны,
копытом бьёт игриво Малый Конь,
зовёт к другим, таинственным мирам,
за лунный берег, к водам Эридана,
светящимся заманчиво-янтарно.
Магнитит, будто Чёрная дыра,
бескрайняя космическая высь.
Она всегда заведомо опасна:
тревожен взгляд разгневанного Марса,
шипит Дракон, в прыжке застыла Рысь,
готовая издать свирепый рык.
А ты один – песчинка во Вселенной,
застрял в тугих сетях земного плена,
где жизнь так коротка – банальный миг.

Но рядом есть знакомый мир, живой –
созвездие, что с виду небольшое.
Здесь сад. Он пахнет яблоком и хвоей,
порою – свежескошенной травой.
Не жжётся солнце – светится чудно,
дрозды поют на ветках ежевики.
У Гончих Псов в глазах и злость, и дикость,
а здесь домашний пёс – совсем ручной.
И каждый новый день согрет теплом,
румяны зимы, долговечны вёсны.
Милее мне всех далей чужезвёздных
созвездие особенное – Дом.
____________
Хит сезона-16
«Новое созвездие на небе Земли»

…Так бутон наливается, так рассвет,
растекаясь неспешно по кромке гор,
первым нежным лучом на земле Богов
тайно пишет священные мантры Вед.
Так в душе зарождается новый день,
тишина обретает звучанье – Ом,
в каждом слове осознанность, космос в нём.
Неделимы и время, и свет, и тень –
лунный диск не исчез после тьмы ночной,
но уже поднимается солнца лик.
Постигает Вселенная тайны сиддх,
излучая гармонию и покой,
где священны вода и огонь, эфир
чист, наполненный смыслом. Нет карм и мокш.
…проплывает на лотосе Брахма-Бог,
и в ладонях Он держит сейчас весь мир.

____
Антиподы-10, нежность-диск

Солнце моё – тягучий горячий мёд
с запахом детства призрачным и далёким.
Я не могу дышать без тебя. Метёт
в северных землях. Пасмурно, одиноко.
Каждое утро манкий рассветный луч
тонок, порой невидим. Так мало света.
Каждым бесцветным днём сквозь густую мглу
в небе пустом ищу отголоски лета,
лета, когда весь мир говорлив, пригож.
Память уносит к морю, где жил когда-то,
к полю, где вдалеке колосилась рожь.
Воздух тогда был приторно-горьковатым.
И защемит, заноет внутри. Унять
грусть невозможно… Солнце моё живое,
вызрей янтарной дыней к осенним дням,
жёлтой листвой с каштановой рыжиною,
чтобы зимой, лишённой твоих костров,
снился мне яркий ласковый цвет медовый.
В тусклом сиянье лампы и блеске льдов –
вижу повсюду охровый след. И снова
выстудит душу холодом ведьма-ночь –
всё отболит, забудется, станет снегом.
Только во тьме зимы, обнажившей дно,
чудятся мне лучистые обереги.
Выйдет весна безумствовать, пировать,
мир оживёт и вылезет из скорлупки.
Буду смотреть на синего неба гладь,
чтоб любоваться светом неясным, хрупким,
тёплых лучей касаться – ещё, ещё!
В окна закат искристый жар-птицей бьётся.
…Это не кровь по венам моим течёт –
южное золотисто-хмельное солнце.

-----------
ЧХА, Хит сезона-16
«Питать слабость к… Подпитывать её»
(повтор начального и конечного слов)