1. 80-е

Приближался школьный утренник. Мы пришли к папе.
- Нужно подготовить номер, - сказали мы.
- Какой же это будет номер? - спросил папа.
- Мы не знаем, - ответил Миша.
- А что будут делать другие дети?
- Федя выступит с юмореской, ведь он умеет рассказывать смешно. Эльмира будет играть на гитаре. Петя - читать стихи. Он посещает кружок чтецов… Один только Ваня не будет выступать.
Ваня был из нашего дома, сосед снизу. Он был из неблагополучной семьи.
- Соня может сыграть на пианино, - жалобно сказал Миша, - а что делать мне?
- Хм, - задумался папа. – Думаю, вы можете выступить дуэтом. Соня сыграет, а ты будешь петь.
- Я не умею петь.
- Но ты ведь поёшь в ванной…
- Это совсем другое!
- Ничего, мы порепетируем. И у тебя всё получится.
- А какую песню мы будем играть? - спросила я.
- Дайте мне немного времени, - сказал папа. - Я что-нибудь придумаю.
Он ушёл в свой кабинет и принялся за дело. Наш папа был выдумщик.
На следующий вечер он показал нам листок со стихотворением. Начиналось оно так:
«Несясь по течению лужиц весенних
бумажный кораблик плывёт…».
Жаль, дальше не помню.
- Нравится? - спросил папа.
- Да! - ответили мы.
- Теперь нам с Соней нужно посидеть за пианино и подобрать мелодию. А ты, - сказал он Мише, - пока выучи текст.
Папа не умел играть и не знал нот, но очень любил музыку. Мы сели с ним вместе, рядышком. Он негромко напевал мне текст, на ходу изобретая мотив, подсказывая голосом, где нужно акцентировать звучание:
- неСЯсь по теЧЕнию ЛУжиц веСЕнних…
В этих местах я прилежно брала громкий аккорд.
Вскоре мелодия была подобрана. А Миша выучил текст. Началась наша первая репетиция.
Я играла, громко ударяя по клавишам. Миша орал, стараясь перекричать пианино. Папа смотрел на нас со стороны округлившимися глазами.
- Хватит, хватит, хватит! - не выдержав, закричал он. - Это никуда не годится. Соня, играй тише. Миша, кричать - не значит петь. Прислушивайся к тому, как играет Соня, и старайся попадать в ноты.
- Как это?
- Для начала, - не спеши. Не обгоняй мелодию.
Мы попробовали ещё раз.
- Да, ребята, - сказал папа, - с вами придётся повозиться.
Мы репетировали несколько дней. Но выходило не очень хорошо. Мишин голос был неровен и невыразителен. Выступление оказалось под угрозой срыва. Папа крепко задумался.
- Послушайте, - сказал он нам. - Помните, вы мне рассказывали про Ваню? Может быть, нам пригласить и его? Тогда Миша с Ваней споют дуэтом, скрасят, таким образом, недостатки своих голосов. А что, есть шанс, что получится!.. Сумеете уговорить его?
Я же говорю, - папа большой выдумщик. Мы привели Ваню.
Мальчишки баловались, боролись и играли, кричали, стараясь перепеть друг друга. Было весело. Пение в два голоса действительно звучало лучше, чем в один. Папа оказался прав.
Через несколько дней, у нас действительно стало кое-что получаться.

Незадолго до утренника, Марья Ивановна, наш классный руководитель, позвала всех родителей на собрание. Пришёл даже дядя Федя, отец Вани. Правда, мне показалось, что он был немного пьян. Впрочем, он всегда выглядел выпившим.
Родители засели в классе, с открытой дверью. Детей отправили в актовый зал, где тут же началась беготня, игры в салочки, и прочие чудачества. Утомившись бегать, я вышла в коридор. Из класса донёсся шум разговоров. Я чётко услышала папин голос:
- Ведь я не ребёнок, - довольно громко сказал он, - побить меня будет сложнее!
Все остальные голоса в классе тут же затихли.
- Я не хочу, чтобы мой сын ходил к вам! - как отрезал отец Вани, - не хочу, чтобы он выступал с вашими детьми.
- Простите меня, но вы дурак, - ответил папа. - Сами своим ребёнком вы не занимаетесь. И другим запрещаете. Лично мне жаль парня. Ничего больше в жизни не видеть, кроме вашей вечно пьяной физиономии? Никому не пожелаешь такого детства.
- Пойдите к чёрту, - огрызнулся тот. - Вы как хотите, а я своего ребёнка забираю.
Немного испугавшись, что меня подловят на подслушивании, я забежала в зал. Дядя Федя резко открыл дверь, практически вслед за мной, и крикнул:
- Ваня! Собирайся. Мы уходим.
Впрочем, собрание тоже вскоре закончилось.
- Марья Ивановна, - перед уходом, сказал папа. - Вся надежда на вас… Никак нельзя отрывать парня от коллектива.
- Постараюсь повлиять на отца, - мягким голосом сказала Марья Ивановна. - Придётся посетить их на дому.
Я почувствовала, как она содрогнулась при этих словах. Голос её прозвучал неуверенно:
- Ради мальчика…

Однажды, после репетиции, когда Ваня уже ушёл домой, Миша в слезах вбежал в комнату.
- Пропали! Марки пропали!
- Тише Мишенька, - сказала мама. - Куда же они могли пропасть? Может быть, ты их куда-то положил и забыл?
- Нет! Я в прошлый раз их показывал Ване, а потом положил на место. Я точно помню.
Как бы озарённые внезапной догадкой, мы все переглянулись между собой. Миша вдруг перестал плакать.
- Что же, кажется всё ясно, - решительно сказал папа.
- Ты обвинишь его?.. - несмело спросила мама.
Папа задумчиво покачал головой.
- То, что он взял, - не подлежит никакому сомнению. Но я боюсь, если прямо сказать ему, он замкнётся в себе и станет всё отрицать. И тогда то дело, которое мы делаем уже три недели, пропадёт. Нет. Тут нужно пойти на хитрость. Я думаю, Сонечка нам в этом поможет.
Папа подмигнул мне.
- Пойдём, поговорим, - сказал он, улыбаясь собственным мыслям. - Ты же, кажется, мечтаешь стать актрисой? Вот и потренируешься заодно.
Папа быстро объяснил мне свой план. Под конец он заявил:
- Мы простые люди и от нас немногое зависит в этой жизни. Однако случай дал нам возможность спасти одного юного человека. И для этого нужно сделать всё, что в наших силах. Ну как, ты согласна?
- Конечно!

Когда пришёл Ваня, мы были в зале. Каждый был готов играть отведённую ему роль. Папа сосредоточенно мерял комнату ногами.
А вот и Ваня, - радушно сказал он. - Заходи, будешь свидетелем.
- Итак, - сказал он, точно продолжая прерванную речь, - мы стали свидетелями небывалого случая в нашей семье. Кражи. У Миши пропали марки. Ни мама, ни я понятное дело не могли их взять.
Миша понуро покачал головой.
- Сам он естественно тоже ни при чем. Остаётся один человек. Папа грозным взглядом оглядел всех нас. Ваня весь сжался.
- Соня! - резко сказал папа, выдержав драматическую паузу. - Зачем ты взяла Мишины марки?
У Вани, кажется, глаза округлились.
- Извини Ваня, - сказал папа, разводя руками, - видишь тут какое дело. Репетиций больше не будет. Соня нынче будет строго наказана. Её участие в выступлении отменяется.
Пришёл мой черёд действовать - я упала на колени и протянула руки к папе точно в мольбе.
- Папа, папочка, миленький, - изо всех сил зарыдала я, - это не я!
Папа заметно удивился, ведь я должна была лишь слегка поплакать, а не бухаться ему прямо в ноги, но от волнения меня немного понесло.
- Нет, ты видишь, - воскликнул папа, обращаясь к побледневшей маме, как только справился с коротким замешательством. - Какая наглость! Украла и всё отрицает.
- Дядя Валера, дядя Валера! - раздался вдруг задыхающийся Ванин голос.
Все, как один, посмотрели на него, несколько ошарашенные. Дело в том, что стараясь как можно достовернее отыграть распределённые ранее роли, мы попросту позабыли о главной цели нашего театра.
- Это не она. Это я взял.
Папа на мгновение остановился, задержавшись на каблуках. Удивлённо обернулся к Ване. Он, вероятно, сам не ожидал, что всё получится так просто:
- Зачем же ты её покрываешь? Ведь все понимают, что это она взяла.
- Да нет же, это я! - горячо воскликнул Ваня. - Честное слово! Я докажу, я принесу.
Он убежал.
Я поднялась с колен. Папа поцеловал меня.
- Молодец, Сонечка, - сказал он. - Вышло очень убедительно. Я сам слегка опешил.
Когда Ваня прибежал с марками, папа пригласил его в свой кабинет.
Потом я узнала, что он пожал ему руку и сказал:
- Спасибо. Конечно, плохо, что ты украл, ведь мы тебе доверяли, но… каждый в своей жизни может сделать ошибку. Однако не у каждого найдётся смелость, чтобы признаться в своём проступке. Ты поступил сейчас как настоящий мужчина. И, кстати, защитил невиновного. Если бы я был твоим отцом - я бы сейчас гордился тобой. Если ты не против, мы продолжим репетиции.
- Конечно!
Папа с Ваней вернулись в зал. Оба улыбались. Ваня подошёл к Мише и сказал:
- Прости. Ведь у меня ничего подобного никогда не было. Вот я и не сдержался…
- Ла-адно, - сказал Миша.
Ну а мне нужно было доиграть свою роль до конца. Я подошла к Ване и тихо сказала, потупив глаза:
- Спасибо.
- За что?
- За то, что защитил меня.
- Ну хорошо, - прерывая возникшую минутную неловкость, спросил папа. - Приступим?

На следующей неделе, вместо последней репетиции, произошёл довольно неприятный курьёз. Миша ещё с утра за что-то обиделся на папу, весь день ходил хмурый и недовольный. Когда пришёл Ваня, мальчики повздорили.
- И откуда он такой взялся? Такой правильный. Такой хороший, - язвительно бормотал Миша, по поводу папы.
- Не смей так говорить о своём отце! - неожиданно воскликнул Ваня.
Мишу это задело:
- Э-э так ты за него! Что б ты знал, он тебя тогда просто обманул. Надул и все. А ты и повёлся! Он отлично знал - что это ты взял марки!
- Миша! - испуганно воскликнула я.
- Пусть даже обманул - задыхался Ваня, - я ему благодарен... за этот обман! А ты просто дурак!
- Сам дурак!
Ребята схватились за шкирки и принять тягать друг друга по комнате. Наконец, Миша ухитрился опрокинуть Ваню на пол. Но тот сразу вывернулся и насел на Мишу сверху.
Из кухни в комнату вбежала мама и хлопнула обоих веником. Ребята разлетелись в стороны.
- А ну по углам, вы оба, вот петушки! - воскликнула она.
- Повезло тебе, что мамка вмешалась, - огрызнулся Миша из своего угла.
- Это тебе повезло, - спокойно возразил Ваня.
- Ребята - закричал, входя в зал из кабинета, папа. - И чего вы сцепились?
Миша посмотрел угрюмо:
- Папа, это все он! Он наговаривал на тебя. Он сказал, что, ты мол, слишком правильный и хороший. Мол, так не бывает, всё это обман. Я заступился за тебя! Видишь, я же предупреждал, - ему нельзя верить.
Ваня кинул на Мишу презрительный взор и промолчал. Он только стоял, потупив глаза. Губы его искривились.
У меня круги пошли перед глазами от такой наглой лжи.
- Папа, это не правда, Мишка врёт, - словно чужим голосом, сказала я. - Всё было как раз наоборот.
Миша посмотрел на меня затравленным взглядом.
- И ты тоже... И ты за него?!
Он выбежал из зала и бросился в свою комнату. Громко щёлкнул замок. Миша закрылся изнутри.
Папа так и застыл на пороге кабинета, весь бледный. Ваня смотрел на меня горящим взглядом. Папа снял очки и лихорадочно протёр их. Было видно, что он растерян. Мама взяла его за руку и отвела на кухню. Ваня подошёл ко мне. Взгляд его был какой-то чудной.
- Спасибо - просто сказал он. - И-и… я, наверное, пойду. Ещё увидимся.
Я провела его к выходу. И потихоньку пошла по коридору, пока не услышала голоса родителей.
- Это я виноват, - огорчённо говорил папа. - Пока пытался перевоспитать чужого ребёнка, проворонил своего.
- Не волнуйся, - успокаивала его мама. - Миша просто приревновал тебя. Ведь в последнее время ты уделял этому мальчику слишком много внимания. Он мог подумать, что ты любишь его больше, чем Мишу. С детьми так бывает. Ничего ужасного не произошло. Мы всё исправим.
- Мне надо поговорить с ним, - начал было папа, взволнованно.
- Не сейчас, - терпеливо сказала мама, - Сначала я поговорю с ним. Хорошо?
- Да, наверное, так будет лучше.
- Тогда побудь здесь.
Я вышла к ним.
- Доченька, - сказала мама мне на встречу. - Посиди немного с папой, я пока поговорю с Мишей.
И пошла к его комнате. Тут же мы с папой услышали, как она негромко произнесла:
- Миша, открой, пожалуйста, это мама.
Тихо щёлкнул замок. Мама вошла и плотно прикрыла за собою дверь. Через некоторое время Миша с мамой вместе вышли из комнаты.
Миша смотрел в сторону. Казалось, он еле сдерживался, чтобы не разрыдаться.
- Прости меня па... - только и смог выговорить он.
Папа крепко обнял Мишку, и они оба всплакнули.
- Мишенька, я тебя очень, очень люблю, - сказал папа. - И тебя и Сонечку. Ведь вы мои детки.
- Я тебя тоже, па. Очень, правда. Прости, что я наговорил на тебя. Я не хотел.
Мы все обнялись. Потом мы с мамой вышли, оставив их вдвоём. Папа с Мишей ещё немного пошептались наедине.
Вернувшись в зал, Миша слегка нахмурился при виде меня:
- А-а, это ты… - недовольно сказал он. - Ладно, давай мириться.
Как в раннем детстве, мы схватились мизинцами и покачали руками.
Тот блаженный день мне запомнился на всю жизнь. Целый вечер мы всей семьёй играли в Триктрак, забавлялись и веселились напропалую. Когда ближе к одиннадцати расходились по комнатам, Мишка толкнул меня в бок и посмотрел ехидным взглядом.
- Влюбилась, да?
Я вся вспыхнула:
- Мишка, не говори глупостей…
- А чего такая красная стала?
- Ну, тебя!
Он злорадно расхохотался.
Я долго лежала без сна.
Мишка конечно дурак. С чего он взял? И выдумал же такую глупость. И в кого, в Ваньку? Что за чепуха! Ха-ха-ха.
Мысли, много всяких мыслей всё кружились в голове. Потом, где-то в области сердца вспыхнуло неожиданное тепло и сладкой волной разбежалось по всему телу. Да, это было новое, необычное, волнующее ощущение: «я влюбилась!».
Уснуть в ту ночь удалось уже только на рассвете.

2. 90-е
В то время, мне часто снились кошмары. Наутро я обычно всё забывала, но один сон навсегда отложился в памяти:
Папа стоит на подоконнике. Окно распахнуто. Он смотрит на меня, хитро так подмигивает и сигает вниз.
Я тогда проснулась в поту. Сердце неистово билось в груди. Оказывается, уже давно рассвело.
«О, Господи, - вспомнила я, - ведь мы живём на втором этаже. Даже если бы он вправду выпрыгнул. Тут просто невозможно убиться».
Немного успокоившись, я прислушалась. В квартире была полнейшая тишина. Спит ли он? Надеюсь да. Иногда я боюсь жить с ним под одной крышей. Иногда мне кажется, что ведь он может чего-нибудь натворить ужасного. Прирезать во сне, например. Но потом я вспоминаю, что он мой отец, вспоминаю, каким он был ещё совсем недавно и страх проходит. Но всё-таки… ведь он не в себе… Я запирала дверь по ночам.
Накинула халат и вышла на кухню. Он был там. Похоже, просидел так всю ночь. Не спал. Когда я вошла, он даже не пошевелился. Просто продолжил сидеть, с виду настороженный, со стеклянным взглядом, головой вжатой в плечи, и как бы к чему-то прислушивался. Будто отчаянно пытался расслышать что-то в непроницаемой тишине.
- Папа. Папа!
Чёрт, до него не докричаться. Я схватила его за грудки и крепко потормошила.
Он перевёл взгляд на меня и как бы опомнился. Совсем чуть-чуть.
- Почему ты не спишь? Пойдём, я уложу тебя.
Он вёл себя как маленький ребёнок. Я увела его в спальню. Мне пришлось убаюкивать его. Положила голову себе на колени и покачивала, пока не уснул.
Господи, как долго я ещё смогу выдержать это?
Вернулась на кухню, заварила крепкий чай. Открыла холодильник. Там было пусто. Тройка куриных яиц и кусок маргарина на блюдечке.
Что делать дальше? Денег нет. Зарплата моя закончилась ещё два дня назад, до следующей - больше недели. Моего заработка ни на что не хватает. Отца приходиться кормить с ложечки. Мишка где-то вечно носится, стараясь раздобыть хоть копейку. Это же ужас, ужас.
По столу пополз таракан. О, теперь у нас появились тараканы. Раньше их не было. Раньше у нас было чисто. Давно.
Внезапно входная дверь отворилась. Вбежал Мишка. Он был в каком-то лихорадочном состоянии.
- Мать где?
Я отвела взгляд.
- Где всегда.
- Давно?
- Позавчера вечером как ушла, так и не было.
- Этот где?
Это он отца теперь так называл.
- В комнате.
- Всё такой же?
- Да.
- Понятно… Я сегодня знаешь, кого видел? Марью Ивановну. Классную нашу. Преподавателя, чёрт её побери, литературы. Знаешь что делала? Бутылки собирала. Почётное звание заслуженный учитель имеет! - он скривился в ухмылке. - Тоже вот прокормиться не может. Да, вот она ваша литература! - закричал он. - Пошли, кстати, поглядим на этого деятеля!
- Погоди, он спит!
- Хрена два он спит! - воскликнул Мишка открывая двери. - Ну вот, видишь, я ж говорил?
Папа действительно просто лежал, глядя стеклянными глазами в потолок.
- Педагогическая деятельность, - громко продекламировал Миша, прохаживаясь вдоль кровати и меряя комнату ногами, как это раньше делал папа. - Это целенаправленное, мотивированное воздействие педагога, ориентированное на всестороннее развитие личности ребёнка и подготовку его к жизни в современных социокультурных условиях. В современных, чёрт возьми, социокультурных условиях!
Папа оставался бездвижен.
- Нет? - поинтересовался у него Миша, - ни о чём не говорит? А как же - формирование личности!? Педагог, это звучит гордо!? Мимо, да?
Мишка, кажется, раздражался всё больше.
- Ты только посмотри на него! - обратился он ко мне. - А ведь какие лекции нам в детстве читал! О влиянии литературы на личность. О нравственности! Что такое хорошо и что такое плохо, блин. И где твоя литература, теперь? Идиот! Ничтожество!
Он побежал в зал. Следом послышался сумасшедший грохот. Я бросилась за ним.
Миша опрокинул этажерку с книгами. Глаза его были совсем безумны.
- Вот она ваша литература, - заорал он. - Вот её влияние и плоды! Чему вы все нас учили? Чему научили? Тому, что я теперь работы найти никакой не могу, прокормится, не могу, ни черта не могу и не умею, кроме никому не нужной педагогики?! Лучше бы меня гвозди забивать научили!
- Что ты делаешь!?
- Сдаю макулатуру, не видишь что ли!? - деловито ответил он. - Жрать же надо чего-то.
Миша нашёл в чулане какие-то старые мешки и стал распихивать в них книги. Потом потащил мешки к выходу.
Я вернулась к отцу. Он уже не лежал, а сидел. Внезапно странно оживился, начал дёргаться, точно его к креслу приковали:
- А у Федьки-то опять гуляют! - сказал он вдруг, и подморгнул мне. - Весело у них там, небось.
Я прислушалась. И в самом деле, с первого этажа донеслись звуки баяна.
Папа ещё немного подёргал головой, из стороны в сторону, всем видом напоминая растерянную курицу и опять завис.
- О, эта подлая, интеллигентская натура, - продолжил тараторить Миша, уже из коридора. - Чужого не возьми, не дай бог! Будь последним среди людей, но первым по нравственности. Бабушке через дорогу помоги перейти! Вы вот мне теперь одно скажите, умники. Как избавиться, переделать себя теперь? Как вырвать всё это из головы? Чтобы жить как все?! А вырвать надо, обязательно, иначе скоро с голодухи все передохнем.
Я попросту не знала, куда себя девать в этом дурдоме. Папа сидит, уставившись в одну точку. Мишка сходит с ума по-своему. Вернулась в зал и упала в кресло, прикрыв глаза.
Миша забежал в зал вслед за мной и принялся лазить по тумбочкам. Нашёл мою старую, детскую кофточку, ещё довольно приличную на вид:
- Это старухам на рынке, - пробормотал он, - перепродадут.
Среди других вещей нашлись вдруг и наши пионерские галстуки. Мишка расхохотался.
- Время красных галстуков ушло, пришло время красных пиджаков! - глаза его горели, - Это в огонь! Интеллект, культура, - о какие высокие слова, всё, всё к чертям, в огонь!
Мишка, сунув барахло за пазуху и прихватив мешки с книгами, удалился. Ещё несколько раз он шумно возвращался, наполнял мешки книгами и утаскивал их за собой, с каждым посещением всё тяжелее переставляя ноги. Когда он, наконец, ушёл с концами, стало полегче. По крайней мере - никто не бегал и не орал. Долгое время я сидела одна, просто глядя в пустой квадрат окна, потом испуганно поднялась, с осознанием, что ведь я уже начинаю вести себя как папа!
В дверь позвонили. Неужели мама? Я отворила и остолбенела.
- Ваня! - завопила я и упала в его объятия. - О, Господи, Ванечка, где же ты был родненький, так долго? Как я по тебе истосковалась.
Он подержал меня в объятиях, потом потихоньку отстранил от себя. В глазах его стояло удивление. Видимо настолько тёплого приёма он всё-таки не ожидал.
- А у нас здесь столько всего случилось…
- Да, я слышал кой чего, краем уха
- Где ты, что ты, как ты?
- У меня всё хорошо. Я теперь сам себе хозяин. У меня теперь две точки на рынке. Продавцы работают. Машина. Есть некоторые сбережения…
Он немного помолчал:
- Я вообще за тобой вернулся.
Однажды в детстве Ваня сбежал из дому. Его скоро нашли и воротили обратно. Но в шестнадцать лет, жутко повздорив с отцом (весь дом был тому свидетелем), он ушёл уже навсегда. Уезжал на какие-то заработки, потом работал грузчиком на рынке… Иногда объявлялся на день-два, в очередной раз ссорился с отцом и опять надолго исчезал.
- Кстати, у вас во дворе кто-то книги палит, - сказал он.
Меня всю передёрнуло.
- Это Мишка. Что смог дотащить - то понёс сдавать, остальное, наверное, спалил.
Ваня пожал плечами.
- Макулатура - копейки стоит.
- Макулатура это что! Он на днях люк притащил!
- А где твой отец? - перескочил Ваня.
- В спальне.
- Отдыхает?
- Мне кажется, он уже вообще не отдыхает.
- Мне что-то говорили, но как-то неопределённо. Что с ним вообще?
- Кто его знает? Врачей ведь не вызывали. Всё сидит себе.
- И?!.
- Всё что-то думает. Наверное, свой проклятый тараканий вопрос решает.
- А-а, понятно. О справедливом мировом устройстве озаботился. Не вовремя. Он, похоже, так и не понял, - жизнь изменилась, чтобы выбраться из этого чистилища, нужно вначале о себе подумать. И что, очень плох?
- Очень, - горько сказала я. - Практически невменяемый.
- Давно это с ним?
- Месяца три уже. Но мне кажется, это раньше зародилось. Сначала он потерял работу, главный инженер всё-таки… Подрабатывал, где мог… потом эти скандалы из-за денег, из-за… из-за всего. Мама ещё тут кричала, мол, что он за мужик такой и вообще. Потом она стала ходить… ну ты знаешь… а он, он вот…
Ваня кивнул в сторону спальной комнаты:
- А ты думаешь, почему он до ручки дошёл? Знает, про них, наверное?
- Думаю, да.
- Ну, пойдём, поздороваемся.
Мы вошли в комнату. Папа, действительно, как я и сказала, всё сидел. Глаза его по-прежнему смотрели стеклянно.
- Валерий Николаевич, Валерий Николаевич! - позвал Ваня и вздохнул. - Нет, не узнает меня.
Какое-то время он ещё пытался привлечь папино внимание, но вскоре понял, что бесполезно.
- Да-а, вот так дела, - растерянно протянул он. Потом добавил решительно. - А ведь надо ещё к своему отцу зайти.
У меня перед глазами так и встало их последнее скандальное расставание.
- Может не стоит, Ваня?
- Мне самому не очень-то хочется. Но сходить надо. Два года его не видел. Твоя - там?
- Да, - вздохнула я.
- Пойдём со мной тогда. Вместе поглядим.
- Ой, нет, я не хочу!
- Пойдём, пойдём. Может ещё что-то можно сделать, - убедительно сказал Ваня.
Я сдуру и пошла. Перед самой дверью притормозила всё-таки, со страху.
- Вань, может, ты один сходишь?
Но он уже нажал на звонок. Баян стих. Дверь вскоре отворилась. Федька был, конечно, пьян.
- Оп-па, что за гости, что за гости! Ну, заходите, заходите!
Федька провёл нас на кухню. Мать, сидевшая у стола с рюмкой в руке, вскинула на меня глаза и точно омертвела. За столом сидел ещё какой-то пьянчужка. На столе стоял наполненный штоф, было несколько рюмок и нехитрая закуска.
- Присаживайтесь, чем бог послал! А ну-ка Манька, распорядись, по хозяйству!
Но мама с места не двинулась. Всё не сводила с меня взгляд.
- Хороша хозяйка, придётся самому, - недовольно проворчал он.
Поставил перед нами по рюмке, наполнил их.
- Выпьем!
Мы зачем-то выпили. Я, с перепугу, до дна. Ваня, впрочем, только чуть пригубил.
Федьку стопка взбодрила. Он схватил баян:
- Ну-ка Манька, спляши! - крикнул он.
Мама не двинулась с места. Федька поднял на неё кулак:
- Эй, чего это ты! Видела? А ну давай!
Он с силой толкнул её, пытаясь расшевелить, потом ещё раз. Я зажмурила глаза. Только по шуму поняла, что Ваня поднялся со стула и перехватил кулак отца.
Тот попытался было вырваться, но Ваня присадил его на место:
- Прошло твоё время, папаня, - процедил он.
- Ну что силен, силен, - похвалил Федька и внезапно перестав рыпаться, прокричал. - Ну и к чёрту! обойдёмся без плясок. Мы песни петь будем, вот что!
И с рёвом растянул баян.
- Ведь нынче всё позволено, - продолжал кричать он, - а раз все позволено, то!..
- Пойдём, - негромко сказал Ваня. - Нам здесь делать нечего.
Я была точно оглушённая. Ваня помог мне встать и вывел на лестницу. Только там я немного пришла в себя.
- Господи, господи, - бормотала я в беспамятстве.
- Короче, собирай вещи, - сказал Ваня, когда мы вернулись в квартиру. - Поедешь со мной.
- Как же… А как же они все? Как же папа, Миша…
Ваня был недоволен:
- Послушай меня! Ты уезжаешь.
Увидев страх в моих глазах, он немного сбавил тон:
- Прости.
Помолчал, что-то обдумывая. Начал, спокойным голосом:
- Отца твоего всё равно держать так бесполезно. Лучше ему не станет. Его надо отдать на лечение. Давно пора было. Мишка не маленький. Сам разберётся, как ему дальше жить. Эти… - он кивнул в сторону первого этажа, помолчал. - В общем, если останешься с ними, только себя угробишь. Долго ещё так выдержишь?
Я всё же сомневалась.
- Прошу тебя, Софья, поедем со мной, - попросил он. - Кроме тебя здесь спасать уже некого. И потом… - он помедлил. - Я ведь люблю тебя.
- Ох, Ванечка!
Он обнял меня, крепко прижал к себе и поцеловал.
Вскоре мы вынесли вещи, их было не так уж много. Положили в грузовичок, на котором приехал Ваня. Машина сильно провонялась подсолнечным маслом.
- Сейчас тебя отвезу к нам домой, потом вернусь, - подробно, точно маленькой, объяснял он. - Отца твоего пристрою куда надо. И не плачь, не плачь. Всё образуется.
Мы отъехали, а я всё смотрела назад, на отчий дом и молила: «Простите меня папа, мама и Мишенька. Я вас всех люблю. Очень люблю. Но я жить хочу!».

3. 00-е
Позвонила бывшая соседка. Я ей когда-то давно ещё оставила свой номер, на всякий случай. Она сообщила:
- Умерла мама.
Нужно было ехать. Было, конечно, страшно. Я боялась, что сердце не выдержит этого зрелища. Когда я была там последний раз, несколько лет назад, то просто ужаснулась, как они там живут. Хотела забрать маму к себе. Но она наотрез отказалась.
- Мама, мама, что случилось? - спросила Дарина, увидев выражение моего лица.
- Бабушка умерла, - необдуманно ответила я.
Дочка поразилась:
- А разве у меня есть бабушка? Почему же я никогда её не видела? Даже и не слышала о ней?
- Потому что… - я запнулась. Да и что было ответить ребёнку? Соврать? - Когда-нибудь потом я тебе обязательно всё объясню.
Этими куцыми записками видимо и пытаюсь объяснить. Дочке своей, уже в новом времени живущей. Людям, которые тяжёлых времён, к счастью, уже верно и не помнят. Самой себе.
А иногда вот другое думаю, - зачем я записываю всё это? Неужели только чтоб оправдаться? И правда, как же так вышло, что я мать, собственную свою мать, оставила? Совсем оставила. На верную погибель! Ладно, отец, он хоть болен был, ничем не могла ему помочь. Но мать?
Пока вела машину, вся жизнь пробежала перед глазами. Вспомнила всех по очереди, нашу старую жизнь вспомнила. И, конечно, Мишку… Какой он был всегда, - нервный, неспокойный, темпераментный. И не скажешь, что мы с ним двойня.
Мишка исчез бесследно в том же году, когда заболел папа. Одни говорили, что он, в целях заработка, прибился к каким-то уголовникам и был попросту убит. Другие рассказывали истории куда похуже, будто перед смертью его к тому же жестоко пытали… А один малознакомый человек, однажды объяснил мне, что всё это чепуха, а Мишка попросту взял в долг у нехороших людей крупную сумму денег, и скрылся.
Я всё же надеюсь, что он жив. Надеюсь, что он и правда сбежал с чьими-то деньгами и тихонько обитает себе в сопредельном государстве, одном из многих, образовавшихся после развала Союза.
Первое, что поразило меня, когда подъехала к дому, - в квартире не оказалось стёкол. Три года назад они ещё были. Теперь окна были попросту забиты какой-то фанерой.
Соседка ждала меня около парадного. Мы пошли в дом.
У входа в квартиру нас встретила раскуроченная щитовая. Счётчик отсутствовал.
- Как же они без счётчика? - наивно спросила я.
- А на кой он им нужен? Ведь за квартиру много лет не плочено. Свет-то уже им давно обрубили. В темноте живут.
Дверь была закрыта, но замка на двери не было, только дырка от него.
- В метал сдали, - пояснила соседка. - Всё в метал сдали, даже и замок.
- А как же?..
- Так ведь и красть нечего голубушка, на что им тот замок? Ведь всё что было, давно снесли в утиль. Да у них там ад, ад! Вы уж простите, я туда не пойду, - сказала она и перекрестилась. - Но если что, я здесь у дверей вас жду. Кричите.
Я коснулась двери. Она тут же отворилась с пронзительным скрипом, разрезав темноту коридора полоской света. Осторожно двинулась вперёд, держась за стенку. Обо что-то вдруг споткнулась, чертыхнулась, нашла рукой стену, на ощупь пошла дальше. Толкнула дверь комнаты, остановилась на пороге. Холодок побежал по спине.
Это было что-то невероятное. Комната оказалась довольно ярко освещена. Десятки, сотни бутылок, банок и других сосудов всевозможных видов и расцветок, стояли сплошными рядами на полу, на шкафу, на столе, и вокруг кровати. Короче, повсюду. Десяток горящих свечей, расположенных как в банках, так и отдельно, многократно отражаясь от всех этих разнообразных прозрачных ёмкостей, озаряли комнату невероятным, переливчатым, искажённым сиянием. Эдаким неверным потусторонним светом. Всё это могло бы выглядеть сказочно, если бы не было так горько.
Окружённый светящейся тарой, у стола сидел, не двигаясь, Федька. Был он весь заросший, с окладистой седой бородой да подслеповатыми глазами, и напоминал монаха в скиту. Довершали картину тяжёлый, сбитый запах и неузнаваемая покойница на голой кровати.
Старик поднял глаза, спросил несколько меланхоличным тоном:
- Кто здесь?
- Это я, Софья!
- А-а! - как-то отрешённо протянул он. – Заходи, доченька.
Передо мной был спившийся, рано постаревший, совсем слабый человек. От былой бравады не осталось и следа. Был он странно мягкий, спокойный, задумчивый, вовсе не похожий на себя прежнего.
Я подошла поближе, уставилась на мать.
Какое-то время было тихо, потом фантасмагория продолжилась. Бесшумно, словно тени, пришли ещё какие-то люди, принесли водку. Места для всех не было, расселись на полу, среди стеклянных рядов. Налили и мне. Сунули чарку в руки.
- За упокой души, - сказали они.
Так мы вместе просидели на полу минут тридцать, выпивали и о чём-то говорили. Впрочем, я толком ничего не помню. Всё было как в тумане. Потом меня неожиданно затошнило и я с трудом выбралась из квартиры, по прежнему бесконечному чёрному коридору, постоянно обо что-то спотыкаясь в темноте. Взволнованная соседка всё поджидала меня у двери. Спасибо ей, хоть и за это. Смотрела она на меня так, словно я только что вернулась с того света.
Опершись спиной о стену, заливаясь слезами, на ощупь нашла телефон и лихорадочно набрала Ванин номер:
- Приедь, пожалуйста. Я ничего не умею тут сделать.
К счастью, Ваня всё устроил. Он у меня всегда всё устраивает. Слава богу, похоронили.

1.
Проносившиеся мимо встречные поезда врывались в распахнутое окно с грохотом, воем и резкими порывами горячего ветра.
Жующие, на короткое мгновение прекращали жевать и остолбенело глядели на мерцающие отблески пролетавших мимо вагонов. Со временем, впрочем, они попривыкнули и уже не отвлекались на такие пустяки. Пили тёплое пиво, закусывали колбасой и жареной курицей; о чём-то горячо спорили, рассказывали анекдоты, болтали о пустяках... в общем, демонстрировали обычное поведение обывателей в плацкартном вагоне поезда дальнего следования.
Горячёв не принимал участия в нескончаемых застольях. Он лежал на верхней полке, уперев подбородок в маленькую смятую подушку, и с детским любопытством смотрел в опущенное окно.
Там, одно за другим, возникали всевозможные непривычные явления: вот какая-то маленькая птица отбивает в сторону другую, крупную хищную птицу, мешая наброситься на что-то в траве.
«Видимо отгоняет от гнезда» - подумал Горячёв.
А вот на несколько сотен метров вдоль железнодорожного полотна растянулся степной пожар, и низкие алые огоньки причудливо пляшут под насыпью.
Затем появляется озеро, скованное крепчайшим льдом. Лёд изыскано блестит, переливается на солнце, а безоблачное небо над озером, отражая эту кварцево-белую, с лёгким серым оттенком, поверхность, приобретает угрожающий стальной цвет, точно перед грозой.
«Что за черт, какой ещё лёд в такую жару?» - очнулся Горячёв, и тут же его осенило, что это всего лишь насквозь солёное озеро, и он успокоился, и продолжил глядеть в окно, с трепетом ожидая новых интересностей.
На секундочку отвлёкшись от зрелища, скосил глаза в сторону лежавшей на соседней верхней полке молодой дамы в дымчатых очках, углублённо читавшей книгу. Мысленно пожал плечами: почему она не интересуется живой настоящей жизнью за окном поезда, а читает выдуманные истории о выдуманных происшествиях, происходящих с выдуманными людьми в выдуманном мире? Сам он давно что-либо перестал читать, неудовлетворённый теми ответами на беспокоившие его вопросы, которые предлагала вся эта макулатура.
«А может она права, - поник он вдруг, - может быть она проезжает здесь не в первый раз и всё это уже видела, и на её взгляд нет здесь ничего необычного, и достойного внимания».
Он обвёл глазами унылую бескрайнюю равнину. И в самом деле, на что тут смотреть?
Приступ давешней хандры вновь охватил Горячёва. Происходящее на открытом воздухе неожиданно потеряло для него всяческий интерес. Он перевернулся на спину и уставился в низкий потолок.
Солнце клонилось к закату. За окном вскоре стемнело. Неожиданно погас большой свет, раздался чей-то храп и чьё-то полуночное перешёптывание, но Горячёв не мог уснуть, ночная лампа общего вагона мешала ему, раздражала, не позволяя расслабиться. Прошло ужасно много времени, прежде чем он забылся беспокойным, некрепким сном.
Посреди ночи Горячёв вдруг проснулся, не понимая причины пробуждения. Чуть позже сообразил, - поезд стоит на станции, не движется. Он попытался отбросить нежелательные мысли, но погодя недовольно понял, что уже долгое время лежит с открытыми глазами и напряжённо ждёт, когда же поезд поедет.
Наконец вагон легонько тронулся и мягко набирая скорость, покатил по рельсам. Горячёв облегчённо вздохнул, закрыл глаза и моментально отключился.
Утром была вокзальная суета под непривычным, необычайно чистым небом и отчаянно жарящим солнцем. Длинная очередь за билетами на автобус. Быстрый перекус в захудалой кафешке... и, наконец, продолжение пути в душной маршрутке, переполненной людьми и снизу-доверху набитой их сумками.
После долгого выезда из серого города, поехали по узкой автотрассе вдоль сухих равнин, мимо однотипных посёлков. Ничто не предвещало уже довольно близкого побережья.
Внезапно ландшафт изменился. Вначале показались небольшие, но цепкие горные кряжи, затем неявно проявились крутые горы и острые скалы.
Со временем, окружающий дорогу жёсткий рельеф стал всё больше поражать воображение. Тому способствовали и резкие очертания недостижимых диких вершин, украшенные доисторическим лесом, и огромные беспорядочные валуны у их подножий, будто разбросанные сказочным великаном, и каменные столбы на склонах зубчатых гор, возвышавшиеся один над другим, словно истуканы острова Пасха.
Дорога принялась вилять серпантином, и неожиданно автобус оказался на взгорье, перед обрывом. Взглядам туристов открылось беспредельное сияющее пространство, озарённое слепяще-ярким солнцем, исчезающее в затуманенной дали...
Народ в маршрутке заметно оживился. У Горячёва перехватило дух. Впервые за несколько дней на лице его появилась улыбка. Хотя он был измучен дорогой, ощутил непосредственную, почти младенческую радость.
«Разве это не то, о чём ты так долго мечтал?» - размышлял он.
Миг счастья длился недолго - море скрылось за отрогом скалы, видение прекрасного далёко исчезло.
- Ещё тридцать километров!.. - ни с того ни с сего сказал водитель, будто отвечая на мысли Горячёва.
«Что же, потерпим» - стиснув зубы, подумал Горячёв, но отблеск улыбки так и остался на его лице.
Впрочем, водитель наверняка назвал расстояние до ближайшего прибрежного посёлка, Горячёву нужно было потерпеть подольше, ведь цель его пути находилась гораздо дальше.
Хотя он более двадцати лет не был на море, с семилетнего, кажется, возраста, но нужный посёлок с необычным чужеродным названием запомнил навсегда. Именно там он прожил, вместе с родителями, несколько счастливых, ничем не омрачённых месяцев, перед тем как всё неожиданно рухнуло. А так как больше всего ему хотелось вернуться именно в утерянное состояние чистой, незамутнённой, уравновешенной жизни, то он даже не колебался с выбором места. Правда, поездку откладывал годами - что сделало недостижимую цель ещё более желанной.
По приезду, толпа зазывал сразу обступила Горячёва. Он наобум выбрал первого попавшегося и сходу попросил найти самый дешёвый вариант из всех возможных.
Дело решилось в пятнадцать минут. Комнатушка, которую он снял, оказалась на первом этаже трёхэтажного домика и представляла собой то ли бывший гараж, то ли летнюю кухню. Там была кровать, маленький холодильник, да квадратное окошко в углу. Было ещё радио, ловившее единственную волну. Больше ничего в ней поместиться просто не могло. А больше Горячёву ничего и не надо было.

2.
Солнце только недавно отделилось от горизонта, но пляж уже был порядочно заполнен. Горячёв не без труда нашёл свободное местечко поближе к воде. Расстелил маленький коврик. Снял шорты с футболкой и, оказавшись в узких плавках, смущённо присел. Некоторое время растерянно глядел по сторонам, но обнаружив, что никто не обращает на его тщедушную фигуру абсолютно никакого внимания - спокойно разлёгся на подстилке.
Некоторое время просто лежал на животе, вслушиваясь в мерный шум прибоя, наслаждаясь редкими криками чаек и непривычным, но приятным, нереально живым запахом - помесью солёной морской воды и хвои.
Вскоре спину припекло, и Горячёв отправился в воду. Волны ласково остудили его прижжённое тело. Он лениво, с полным чувством, поплавал вдоль берега и вернулся к подстилке. Упоенный негой, погрузился в сладкий сон. Пока что отдых абсолютно соответствовал его ожиданиям.
Через какое-то время Горячёв пробудился от дрёмы. Солнце висело в зените. Пляж был забит до отказа, действительно яблоку негде было упасть, а меж шумных рядов отдыхающих, топчась им по ногам, бродили торговцы. Прямо над головой Горячёва какая-то зрелая парочка разгадывала кроссворд. Он мимовольно прислушался.
- Значится... город на юге Франции? - спросила женщина. - Семь букв.
- Чёрт его знает, - лениво ответил мужчина.
- Лодка. Две буквы.
- Ого, забавно! Лодка из двух букв...
- То, что ест мед...
- Пахлава, сладкая кукуруза! - грубо прервал женщину другой, визгливый голос.
- Сладкие трубочки, пирожные, мороженное! - вклинился ещё один, низкий и грубый.
- Шахматная фигура. Пять букв, - не унывая, продолжила ровным голосом читать вопросы женщина.
- Конь.
- Пять букв!
- Конь, - упрямо настаивал мужчина.
- Почему конь?
- Так мне нравится.
- Сам ты...
- Чебуреки! Чебуреки с сыром, мясом!
- Город в Турции. Семь букв.
- Пахлава, - сказал мужчина.
- А что, есть такой город? - оживилась женщина. - В самом деле?
- А я знаю? - сказал мужчина.
- Дурак!.. И к борщу, и к блинчикам...
- Водка, конечно!
- Сметана... - отгадала женщина.
- Пахлава, пахлава!..
… Чебуреки!..
… Сладкие трубочки!..
- Вождь семинолов... шесть букв. Первая - о.
- Атаман! - рявкнул мужчина.
«Оцеола!» мысленно простонал Горячёв.
- Наказание рублём. Пять букв.
- Порка!
- Штраф, - сдерживая поднимавшуюся в душе ярость, пробурчал Горячёв. То ли от жары, то ли от всего этого человеческого шума у него разболелась голова. Он приподнял голову - разноцветные пятна закружились перед глазами.
- Приспособление для наказания преступников во Франции.
- Чёрт его знает...
- Гильотина, - прорычал Горячёв, резко поднимаясь на ноги и быстро справляясь с внезапным головокружением.
Любители кроссвордов посмотрели на него с ужасом. Горячёв в свою очередь мрачно поглядел на них.
Веснушчатая тётушка уткнулась в журнал. Её довольный собою муженёк молча потянул пиво из бокала.
- Людишки, - бормотал про себя Горячёв, собирая вещи, - и тут покоя не дадут.
- Город на юге Франции, - не унимаясь, пошла женщина по второму кругу. - Семь...
- Марсель, - сказал Горячёв, свёртывая подстилку и неожиданно для самого себя мягко посоветовал. - Вы если хотите узнать ответ, сразу посмотрите в конце журнала, там всё написано.
Наткнувшись на укоризненные взоры парочки, он ретировался. Быстро пробрался между покрывал, тряпочек, ковриков и матрасов, спеша к выходу. Вслед ему всё доносилось:
- Пахлава, кукуруза, малина!..
А на самом выходе, Горячёву послышалось даже:
- Шахматная фигура... пять букв...
Он споткнулся на ровном месте и едва не упал.
- Чёрт! - Выругался Горячёв и, напялив обратно на ноги слетевшие было тапочки, в отчаянии выскочил с пляжа.
Он спешил по дорожкам вверх и вверх, желая поскорее скрыться от людей в своей комнате, пока, утомившись, не остановился отдышаться на смотровой площадке. Оттуда открывался вид на весь пляж - где кишела, варилась и кипела куча человеческих тел.
- Когда же, о Боже, когда же... поднимется высокая волна и смоет всю эту нечисть с лица земли! - В отчаянии вскричал он и бросился домой.

3.
На улицу Горячёв вышел к вечеру, когда немного спала жара. Ещё утром его внимание привлекла красивая чёрная скала, возвышавшаяся над морем и пляжем. На пике скалы периодически возникали люди, а значит, на неё можно было взобраться. Любопытство гнало его туда.
Вообще-то Горячёв боялся высоты, но страх этот был каким-то странным. Когда он долго смотрел с какой-нибудь высокой точки на землю, у него появлялось огромное, непреодолимое желание броситься вниз. Сердце замирало от ужаса, предчувствуя, что он, в самом деле, может не сдержаться и сигануть.
Побродив немного среди низких сосен, Горячёв нашёл тропу, спускавшуюся к подножию утёса. На вершину вела выдолбленная в камне лесенка, состоявшая из множества маленьких, скользких ступеней. Не было ни поручня, ни другой страховки. Каждый шаг давался с трудом. Осторожно поднимаясь вверх, он периодически спрашивал себя, зачем так корячится, но не находил ответа.
Темнело. Солнце спряталось за отроги гор, поднялся ветер. Горячёв, погруженный в собственные мысли, остановился передохнуть, не замечая надвигающейся темноты. Очнулся лишь тогда, когда вроде бы совсем близко, а на самом деле далеко внизу, в ущелье у основания скалы, чей-то девичий голос неуверенно произнёс:
- До темноты не успеем подняться, может, перенесём на завтра?
И рассудительный мужской, ответил, после короткой паузы:
- Да, пожалуй.
Этот диалог придал ему дополнительных сил. Он поспешил продолжить подъём.
Вершина встретила его порывистым ветром и безграничным звёздным небом.
Конечно, ещё предстоял тяжёлый спуск, но Горячёв сразу увидел, что с лихвой вознаграждён за старания. Его взору открылась чудная панорама ночного посёлка: яркие, разноцветные огни набережной; тусклые, беспорядочные огни домов; медленно движущаяся огненная цепочка горной дороги. Целый калейдоскоп огней.
Горячёв перевёл взгляд на море. То была живая, колыхающаяся масса - чёрная, необъятная, завораживающая.
Ветер внезапно стих. Сгущавшиеся было тучи уже рассеялись. Серебристая сеть звёзд всё чётче проступала на небе, и вдруг из ничего, прямо из ночной пустоты, возникла луна - полная, огромная, влекущая. Звезды отступили, ушли выше, притаились. Широкая мерцающая лунная дорога протянулась в бесконечность.
То был прекрасный миг истинного одиночества. Только чужеродный мир и он, Горячёв.
Волнения как не бывало, страха тоже, хотя он понимал - возникла крайне удачная возможность произвести окончательный расчёт. Но спешить, естественно, было некуда. Ведь закончился только первый день отпуска. В конце концов, думал он, ещё, возможно, случится чудо.
Чудо, на которое уповал Горячёв, не имело точного образа. Это было что-то размытое, аморфное, что должно было навсегда изменить его жизнь, сделать её совсем иной. Цельной, наполненной смыслом, осознанной.
Может быть, то будут новые чувства, любовь... Но чудо не обязательно должно было быть любовью. Даже точно не ею, разве что в виде сопутствующих обстоятельств. Он скорее ожидал некоего интуитивного познания, которое могло произойти, по его мыслям, в особом месте.
Собственно, за этим чудом, которое конечно никак не могло случиться в шумном, вечно спешащем куда-то, переполненном стрессами городе, он и приехал в приморский посёлок, который запомнился ему ещё с детства, как некое средоточие счастья. Конечно, он понимал, что чудесам нет места в реальной жизни, но, тем не менее...
Впрочем, он уже осознал, что его личная шамбала не находится в самом посёлке. Отнюдь. Слишком уж тот был переполнен отдыхающими. Слишком напоминал базарную площадь. Взяв свою первую вершину, сполна почувствовал - надо двигаться в горы. Горячёв кинул взор туда, где темнели далёкие пологие гребни. Наверняка там есть походные тропы и людей там, конечно же, гораздо меньше, чем на побережье. Возможно, именно в горах его поджидает долгожданное прозрение.
Завтра и послезавтра он обязательно опять выйдет на пляж, в конце концов, так приятно понежиться на солнышке и покупаться в тёплой воде. Кроме того, у него всё-таки есть плеер и наушники, не обязательно терпеть шум, исходящий от всей этой безумной толпы. А немного отдохнув, набравшись сил и морально подготовившись к встрече с неизведанным, он отправится покорять вершины.
Горячёв нагнулся к скале, порылся в темноте под ногами, собрал горсть чёрных камушков, чтобы потом выбрать из них лучший, на память, и потихоньку отправился в сложный обратный путь.

4.
Если верить карте, нанесённой на щит у подножья горы, а Горячёв ей верил всецело - подъем выглядел относительно лёгким: где-то полкилометра по широкой тропе налево, полкилометра направо, мимо родничка и скалы, потом ещё одно небольшое усилие и вот уже вершина. Раз плюнуть. Он аккуратно перенёс карту в блокнот.
«Отлично! - размышлял он, делая глоток воды из фляги, - часа полтора, и я буду на месте».
Поправил лямки рюкзака и уверенно двинулся в путь.
Дорога хоть и вела вверх, но оказалась довольно лёгкой. Горячёв подобрал по пути крепкую сосновую палку, используя её как посох. Важно и неспешно пошёл по дороге.
«Посторонитесь, - самодовольно думал он. - Патриарх идёт!».
Под ноги попалась маленькая зелёная шишка. Горячёв потыкал её палкой, поднял, чтобы разглядеть получше и положил в нагрудный карман. Тут же залюбовался кустом синего чертополоха. Достал перочинный ножик, срезал веточку, пристроив её в кармашек рюкзака.
Побрёл дальше, думая о своём, лениво разбрасывая посохом шишки из-под ног.
Дорога вначале тянулась в гору и влево, потом почему-то повела обратно вниз, а минут через тридцать она превратилась в еле видную «козью» тропку.
Горячёв остановился в недоумении. Сверился с маршрутом в блокноте.
«Кажется, я по рассеянности свернул куда-то не туда, - решил он. - Нужно возвращаться».
Горячёв отправился назад, теперь внимательнее присматриваясь к местности. Остановился у какой-то развилки: две дороги расходились в гору, две вели вниз. Задумчиво поглядел по сторонам.
«Разве я здесь был? Кажется, нет», - по спине пробежал холодок.
«Карта не врала, - думал он, - карта не могла врать. Просто на ней не обозначена развилка. Так куда идти?».
- Эники-Беники-ели-вареники, - начал он считалочку и осёкся.
«Нет, так не годится!.. Вероятно, всё-таки сюда».
И пошёл по той тропе, которая, как ему показалось, должна была вывести его на вершину.
Вскоре Горячёву стало очень жарко, он снял футболку и набросил её на голову, словно тюрбан. Посох только мешал при ходьбе, пришлось выбросить.
Окружающий пейзаж постепенно менялся. Кустарники да лиственные деревья поредели, а потом совсем перестали попадаться. Горячёва окружили толстые, неохватные и очень высокие сосны с белёсыми, издали напоминавшими берёзовые, стволами. Сосны выглядели такими же мощными и неподвижными, как былинные тысячелетние дубы. Даже ураганный ветер не мог, казалось, поколебать их вершины.
Горячёв остановился, изучая необыкновенные деревья. Вдруг что-то насторожило его. Он прислушался и обмер.
Вокруг была такая тишина, какой он никогда в жизни не слышал. Полная, абсолютная, мёртвая. «Вакуумная». Не раздавалось ни звука, ни шороха. Не было ни посвиста ветра, ни шума листвы, ни птичьего крика. Ни-че-го. Только крупный паучок, двигался перед глазами, хозяйственно заделывая плеши в паутине.
«Я заблудился», - осознал Горячёв.
Надо было как-то выбираться.
«А ведь человек тот же паук, - думал он, одновременно прикидывая обратный путь, - тянет свои ниточки от одного к другому, налаживает крепкую паутину. Он чувствует, что родители, друзья, семья, прочие привязанности - те необходимые звенья, без которых ему не прожить. И чем больше таких звеньев, чем больше друзей, общения, тем меньше остаётся времени на бесплодные мысли. Что же бывает, когда звенья рвутся, одно за другим? Отчаяние, пропасть, смерть. В таком случае нужно поскорее вернуться к общению с людьми, наладить новые связи. Даже через боль, через отвращение.
А как быть тому, кто за долгие годы жизни, так и не сумел протянуть свою паутину? Без близких, которые окружают, сопереживают, поддерживают, он и не человек вовсе, а так, кукла, подвешенная в пустоте. Одиночка не жилец на этом свете, делать ему здесь нечего».
Солнце, прощально блеснув, спряталось за горным хребтом. Воздух в лесу сразу потускнел, краски выцвели. Неожиданно зойкнула какая-то птица.
Утомлённый Горячёв решил спускаться вниз не разбирая дороги, напрямик.
Уже окончательно стемнело, когда он, вспотевший и обессиленный, выломился из леса на автостраду. Прошёл немного вдоль шоссе, пока не увидел знакомый указатель - оказывается он спустился совсем неподалёку от того места, с которого начинал подъём.
Отерев пот со лба, стал ждать автобус.
«Что если бы я в самом деле заблудился, или скажем, пропал? Как скоро меня стали бы искать? - размышлял он, спокойно осознавая, - нескоро!».

5.
Отпуск заканчивался. Сколько тропок было исхожено, сколько всего увидено и услышано, сколько солнца впитано: волосы выгорели, а кожа незаметно успела принять бронзовый оттенок. Прожитые у моря малочисленные сутки слились в памяти Горячёва, в один длинный предлинный день, подошедший теперь к концу.
Он собрал и тщательно уложил вещи, не желая оставлять после себя беспорядок. Нашёл на холодильнике ранее собранные маленькие талисманы - кусочек чёрной гальки, зелёную шишку и сухую веточку чертополоха. Пожав плечами, отправил их к остальным вещам.
В последний раз отправился на пляж. Какое-то время, на прощание, просто понежился на солнышке. Затем, решив, что пора, уверенно двинулся к воде.
Горячёв умел плавать, но не чувствовал себя хорошим пловцом. Из предосторожности он обычно купался только около берега, во всяком случае - никогда не заплывал за буйки. Но, конечно, не в этот раз.
Он быстро вошёл в воду, глубоко нырнул и, выбравшись на поверхность, сразу поплыл в сторону открытого моря, по пути указанному луной одиннадцать дней назад. Поплыл так, как когда-то учили его в университетском бассейне - голова опущена вниз, тело вытянуто в струнку, ноги проворно порхают, руки делают мощные гребки. И конечно ритмичные вдохи-выдохи с поворотом головы под крыло руки. Плыл без остановки, лишь иногда приподнимая голову, чтобы подправить направление. Плыл долго, а потом, превозмогая самого себя, ещё дольше, пока не ощутил усталость в руках и ногах.
Перевернувшись на спину, продолжил потихоньку двигаться в избранном направлении, легонько перебирая ногами и делая редкие взмахи руками - такая манера позволяла ему немного передохнуть.
Интересно, размышлял Горячёв, сколько он сможет так проплыть? Два километра? Три? Больше? Жаль этого ему никак не подсчитать, и он никогда не узнает истинного предела своих возможностей, выраженного в цифрах.
Эта мысль слегка повеселила его. Он перевернулся на живот и продолжил стремительный заплыв.
На сей раз почувствовал утомление гораздо скорее, пришлось опять переворачиваться на спину, чтобы немного передохнуть. Даже изредка двигать конечностями стало очень нелегко.
Горячёв раскинул руки и ноги, и звёздочкой лежал на поверхности воды, набираясь сил. Жаль он тогда просто не прыгнул со скалы. Очень уж изнурительным оказался заплыв. Сколько раз ещё предстоит отдыхать, прежде чем силы окончательно покинут его, и он ничего не сможет поделать для собственного спасения? А ведь он уже устал безмерно, но при этом прекрасно понимал, что организм будет долго бороться и нынешняя тяжесть пока что далека от окончательной, которая, в конце концов, потянет его на дно.
Он прислушался к себе - сердце остро билось в груди, но потихоньку утихомиривалось. А вот руки и ноги заметно дрожали.
«Ещё немного передохну - и продолжим», - решил он.
Когда прекратило пульсировать в ушах, Горячёв перестал концентрироваться только на собственных ощущениях и смог явственнее воспринять окружающий мир.
Море было необычайно спокойным, кружило вокруг него очень мелкой рябью. Казалось странным, что на пляже оно неистовствует мощными волнами.
Солнце мягко светило, ласково пригревая влажную кожу. Морская поверхность была густой и приятной, словно тёплый кисель. Но чуть ниже, под неглубоким верхним слоем, толща воды была леденящей и враждебной; морозила низко опущенные щиколотки.
Горячёв посмотрел в сторону земли и несказанно удивился. Он действительно прилично заплыл, давно покинул залив. Раньше он мог наблюдать лишь какие-то кусочки, осколки суши, был зажат в обозрении, теперь мир предстал перед ним в первозданной ширине. Ему открылся далёкий берег, подёрнутый лёгким туманом нереальности. Огромный кусок изрезанной линии побережья, вместе с соседним посёлком, в котором кипела жизнь, похожая на все прочие, но в тоже время своя, уникальная.
Однако больше всего Горячёва поразили горы. Если раньше он смотрел на них снизу-вверх, задрав голову, или, в лучшем случае, муравьём медленно ползал у подножий, надеясь когда-нибудь выбраться на вершину, то теперь лицезрел их в полный рост, во всём великолепии.
Ощущение новизны впечатлений неожиданно посетило Горячёва. Он понял, как близоруко прежде смотрел на многие вещи. В нём оформилась мысль, что он в этой жизни так ничего собственно и не повидал, так ничем и не поинтересовался. Узрел, как на самом деле незначительно его я, на фоне громадности природы.
Прежний максимализм моментально испарился. На душу снизошло внезапное смирение. Он осознал себя, как маленькую частичку, просто песчинку этого мира.
«Что ж, пусть чуда, на которое была надежда, не произошло, - рассуждал Горячёв. - Так что с того?».
И вообще, с чего он решил, что именно здесь оно произойдёт, откуда такая глупая мысль? Зачем было тащиться за этим сюда, из самого дома? Почему вообще в нём родилась странная концепция «чуда»? Интересно, когда именно, в какой миг, прельщённый невразумительными надеждами, он свернул от обычной жизни в сторону? С каких пор он уже мучится? Сколько длится зацикленность на собственном недовольстве и неприятии окружающего мира? Где исток постоянных, навязчивых мыслей о том, что ему плохо, тесно, смрадно и неудобно жить? Как вышло, что он сам себя загнал в клетку вечных сомнений и вечного неудовольствия, вечной неудовлетворённости никем, ничем? Почему не заметил, когда с ним произошло превращение? А ведь получается, он давно нацепил на себя тараканий панцирь. Вполне самостоятельно, но явно недостаточно осознанно.
Да, молодое, горячее сердце, конечно, виновато. Ведь оно постоянно требовало остроты первой любви от каждого мгновения жизни. Что само по себе, конечно же, невозможно, перебор! Но ещё час назад он почему-то не понимал этой простой истины и взыскивал невероятного.
Весь прежний поток мыслей Горячёва внезапно переменился. Продолжать плыть в открытое море казалось теперь несусветной глупостью. Ему для начала следовало хорошенько разобраться в себе.
«И правда, к чему такая поспешность? - как-то даже лениво подумал он. - В самом деле, ещё успеется...».
Перевернулся на живот, тяжело задвигал отмирающими ногами и, с трудом выбрасывая из воды одеревеневшие руки, медленно погрёб обратно к земле.
«Вот будет смешно, - внезапно подумал он. - Если именно теперь мне не хватит сил, чтобы добраться до берега».

Вечер выдался скучным. Лена уже собиралась ложиться спать, когда прозвучал телефонный звонок.
- Привет! Ты как? - спросил Илья.
- Привет, так себе, - она немного воодушевилась. - А что, есть идеи?
- Нет, просто позвонил, хотел услышать твой голос.
- Может, встретимся?
- Прости, не сегодня. Мы с ребятами договорились о закрытии сезона.
- Как так, черт возьми?! - разочарованно протянула она в трубку. - А я? Не мог взять меня с собой?
- Эй-эй, полегче! Пойми, сегодня мы собираемся хорошенько погонять, а не просто таскаться по городу. Так что, покатаемся как-нибудь в другой раз.
- Ага, в следующем году!
- Почему? Погода пока хорошая держится, думаю, ещё поездим.
- Ну и ладно. Скоро уже я куплю себе собственный байк, и пошлю тебя подальше. Вот тогда посмотрим, что ты запоёшь!
- Ну не обижайся, малышка, - проворковал он. - Обещаю, на днях покатаемся. Ладно, пока, ребята подъезжают.
И действительно, в трубке раздался нарастающий звук мотоциклетных моторов.
- Пока! - раздражённо сказала она и повесила трубку.
Окинула взглядом разостланную постель:
«Что ж, собиралась ложиться спать, придётся-таки ложиться спать».
Илья, закончив разговор, поприветствовал подъехавших к нему с обеих сторон товарищей. Ребята заглушили моторы. Подняли забрала шлемов.
- Заедем сначала в Мак или как? - неуверенно спросил тот из них, что был пополнее.
- Какой, нафиг, Мак! Поехали уже! - раздражённо возразил его худощавый товарищ.
Клички друзей соответствовали их комплекции: одного все называли Толстый, второго - Худой. И спор о бургерах возник у них не впервые. И кто-то сторонний должен был обязательно этот спор развести.
- Илья, что скажешь?
- Что я скажу? Какой, нафиг, Мак, дружище! Поехали!
- Ладно, - недовольно проворчал Толстый.
Илья откатил мотоцикл на шаг назад.
- Раз, два, три, четыре, пять, - начал он считалочку поочерёдно тыкая пальцем в каждого из троицы. - Смерть вышла погулять...
- Да пошёл ты... со своими дурацкими шуточками... - сказал толстяк, перехватывая палец и заламывая его к верху. - Давай без этих!..
- Полетели! - нетерпеливо потребовал Худой.
Опустив визоры, ребята завели мотоциклы. На трёх Хондах практически одновременно взревели четырёхцилиндровые моторы. Поддержав несколько секунд обороты двигателя, Илья крутанул ручку газа, и первым сорвался с места. Товарищи, отпустив его на несколько десятков метров вперёд, разом двинули свои машины и понеслись за Ильёй, быстро нагоняя его.
Пока ребята мчали по проспекту плотной группой, периодически обгоняя друг друга, Лена ворочалась в постели. Ускользнувшая возможность погонять на байке не на шутку взбудоражила её, и она никак не могла уснуть.
Девушка ещё отлично помнила те относительно недавние деньки, когда словно огня боялась мотоциклов. Да, что-то в байках, кожаных куртках, шлемах, ночных гонках и прочем было особенное, присутствовал какой-то флёр своеобразной романтики, однако она понимала, что это всё не для неё, ибо страх сильнее.
Но познав однажды скорость, Лена не могла больше избавиться от стремления вновь ощутить это восторженное состояние. Причём вскоре осознала, что вполне насладиться скоростью, как и сексом, совершенно нереально. Можно лишь на какое-то время утолить жажду, но рано или поздно начинаешь опять изнывать от желания.
Со временем зависимость только росла, девушка стала интересоваться разновидностями байкерской субкультуры, поглядывать в сторону байкерских слётов, и смотреть разнообразные передачи по ТВ, особенно гонки, так что вскоре имена Валентино Росси и Хорхе Лоренсо, больше не были для неё пустым звуком. В конце концов, интерес вылился в довольно чёткую потребность - покупка мотоцикла.
А так как она быстро поняла, что все эти чопперы, косухи, тату, хеви-метал-группы, и прочие наносные моменты, ей совершенно безразличны, а первична именно скорость - то решила, что нужна спортивная модель, которая позволит не только иногда гонять по треку, но и с комфортом перемещаться по городу. Банально, ездить на работу.
Предаваясь подобным размышлениям и мечтая о недалёком будущем, девушка не заметила, как уснула.
Пробудилась посреди ночи, от чувства безотчётного страха. Сердце гулко стучало в груди. Вслушалась в тишину. На улице, где-то вдали от дома, раздался то ли короткий гудок скорой помощи, то ли взвыла и тут же умолкла автомобильная сигнализация. И снова всё стихло.
Немного успокоившись, девушка вскоре опять уснула.
О том, что Илья ночью разбился насмерть, узнала утром из телефонного звонка.
Пока слушала чей-то знакомый, но неузнаваемый голос в трубке, слёзы просто бежали по её лицу, а когда звонок прервался, то зарыдала в голос.
- Нет. Я не хочу, чтобы так было! - воскликнула она.
Но так было.

Похороны оказались пышными и многолюдными. Лимузин с гробом неторопливо двигался впереди. Два ряда байкеров, на всевозможных мотоциклах, следовали за процессией, периодически оповещая мир о гибели товарища общим продолжительным звуковым сигналом. Четыре забитых людьми, в основном молодёжью, катафальных автобуса, плелись сзади.
Гроб в помещение крематория занесли ближайшие друзья. Прощание было долгим, мучительным и проходило в большом зале, поместившем огромную толпу.
Тут, кстати, выяснилось неприятное. Лена узнала, что она у Ильи была не одна. На середину зала, остановившись неподалёку от открытого гроба, вышла очень красивая, эффектная блондинка, и став попой к сидевшим позади неё, скорбящим родителям парня, отчаянно заголосила. Она так выла и причитала, что сконцентрировала на себе всеобщее внимание.
Лене эта безудержная мелодекламация была неприятна, действовала на расшатанные нервы. На душе и без этого воя, лежала невероятная тяжесть. Сама она потерянно стояла в стороне ото всех и беззвучно плакала в платок.
Когда пришло её время попрощаться с покойником, то не смогла ступить и шагу. Какой-то незнакомый юноша подхватил её под руку и помог сдвинуться с места. Чувствуя, что близка к потере сознания, Лена легко коснулась губами остывшие губы Ильи и дважды дёрнула за воротник подведшего её к гробу парня, как бы умоляя поскорее вернуть на место.
Но самым тяжёлым выдался момент, когда крышку гроба закрыли, в полу потихоньку разверзся проём, и Илью торжественно опустили вниз, туда, где его тело ждал последний огонь. Когда створки проёма медленно закрылись за ним, Лена всё-таки потеряла сознание.

Прошло уже достаточно много времени с момента гибели Ильи, но она по-прежнему думала о нём постоянно. Ведь именно он стал для неё проводником в мир скоростей и технологий. И незаметно для неё самой, оставался таковым до сих пор.
Первое время девушка считала, что сложнее всего будет заручиться поддержкой родителей, но, как ни странно, они недолго протестовали, по-видимому, смирившись с неизбежным. Только очень просили её быть внимательной и осторожной. Отец даже нашёл подходящий гараж неподалёку от дома и сразу арендовал его.
Пока откладывались деньги, пришлось подумать о документах. Девушка записалась на курсы, получила права, а для обкатки умений (не хотелось ведь в первый же день разложиться на новом мотоцикле) взяла в двухнедельный прокат дерьмовенький трещащий Джеон, на котором, правда, было немного стыдно выезжать со двора.
Наконец день Х наступил. Начитавшись массу отзывов и в целом определившись с моделью, она отправилась в салон Ямаха.
Помещение оказалось безлюдным. Неполный модельный ряд был установлен в небольшом зале на некотором расстоянии друг от друга. Продавец скучал в уголочке за столиком. Рядом с ним, за отдельным рабочим местом, витала в облаках девушка кредитор. Ещё один столик, между ними, пустовал. При виде Лены все немного оживились.
Одна в большом зале, под целеустремлёнными взглядами работников, девушка почувствовала себя неуютно, ей сразу захотелось сбежать.
Пройдя вдоль расставленных мотоциклов, неуверенно остановилась около одного из них, самого недорогого и принялась его разглядывать. Не смотря на приличную сумму денег, находившуюся в сумке, Лена ощущала себя очень глупо. Ей показалось, что она так и уйдёт отсюда, ничего в итоге не купив. Стараясь преодолеть малодушие, присела около мотоцикла, внимательно рассматривая двигатель.
К счастью, продавец всё-таки пришёл ей на помощь. Он незаметно возник за спиной и внезапно сказал:
- Дорожная модель, лучшее предложение на рынке за свои деньги. Недорогой, но надёжный, отлично подходит для езды по городу, особенно когда пробки.
Она встала и повернулась к нему.
- Здравствуйте, - поприветствовал он девушку.
- Да, здравствуйте. Дорожный, значит, не очень мощный, да?
- Объём двигателя сто двадцать пять кубиков. Комфортная скорость поездки - километров восемьдесят в час.
- То есть особо не погоняешь? - она рукой показала вираж. - Можно на нём быстро разогнаться до сотни?
- Ну как быстро... Секунд за двадцать-двадцать пять...
- А максимальная скорость?
- На трассе вытянет сто десять, сто двадцать, - продавец скривился, - Но...
- Хм, ясно. А вон та модель?
Продавец немного оживился:
- О, это уже спортивный вариант. Новинка серии. Новое шасси, новая рама и система впрыска. Двухцилиндровый двигатель. Объём триста двадцать кубиков. Шесть передач. Разгон до ста за семь и семь секунды. Но и ценник, конечно, совсем другой.
- Я попробую?..
- Да, конечно.
Она перекинула ногу через сидение, поудобнее расположилась в седле, немного на нём попружинив. Несмело положила руки на руль. Сжала ручки, легонько покрутила газ. Видя в воображении свободный трек, слегка наклонилась к ветрозащите, предощущая скорость и поток ветра в лицо.
- Как для спортивной машины - очень лёгкий, хорошо ведёт себя в поворотах. На трассах великолепен, но и в городе удобен, за счёт повышенной манёвренности.
Лена выровняла мотоцикл, отрывая откидную подставку от пола, чтобы ощутить тяжесть машины. Сердце забилось от волнения - вещь очень мощная. Может, конечно, не такая как была у Ильи, но ни в какое сравнение не идёт с теми драндулетами, на которых она училась ездить. Тут же поняла, что поначалу будет передвигаться на нём чрезвычайно медленно. Ни о каких ста километрах в час и речи быть пока не могло.
В зал, из подсобного помещения, вышла ещё одна девушка, с любопытством оглянула покупательницу и отправилась за свободный столик.
- Показатели надёжности превосходные. Отличное сцепление с дорогой и плавная работа во всём диапазоне хода. Два дисковых тормоза и система ABS. Короче говоря, тормозная часть работает безотказно. Ну и дизайн, конечно, роскошный.
В этом он был прав. Агрессивная внешность мотоцикла ей сразу пришлась по душе. Заострённая носовая часть, с торчащими в стороны ушками зеркал; аккуратная панель, с круглыми аналоговыми приборами; укрупнённый, многосоставной, обтекаемый корпус, который оказалось так удобно обхватывать коленями; приподнятое над задним колесом сиденье и расположенный параллельно ему, под углом, глушитель выхлопной трубы, увеличенного объёма. Плавные, окрашенные в белый, изгибы, гофрированные по бокам ярко-красными огненными всполохами.
- В общем, модель отличается чрезвычайно сбалансированными характеристиками. Вероятно лучший спорт байк за свою цену.
- Беру, - сказала Лена, когда парень закончил монолог.
- Ту модель?.. - на всякий случай уточнил он.
- Нет, эту.
Продавец как будто всё ещё не мог поверить.
- Будете пробовать оформлять кредит?
- Нет. Наличка.
Он быстро окинул её недоверчивым взглядом.
«Парень, по-видимому, засиделся, - решила Лена, - и тут кризис сказался, вероятно, давно ничего не покупали».
- Куда платить? - грубо вернула она его к реальности.
Тут-таки он понял, что всё всерьёз.
- Вам ещё понадобится экипировка, - не спросил даже, а скорее настоял он.
- Да, - согласилась она, - давайте посмотрим...
Выбор куртки, защиты, шлема, да мелочей вроде подшлемника и перчаток, занял ещё какое-то время. Вскоре выяснилось, зачем нужна была вторая девушка. Она предложила сразу, на месте, оформить страховку.
Потом был более тщательный осмотр мотоцикла, первый пуск и прогрев двигателя, неторопливая поездка в инспекцию, нудное ожидание, быстрый техосмотр, постановка на учёт, небольшая волокита с бумажками да оплатами и, наконец, получение номера. До дома Лена добралась под вечер утомлённая, но счастливая.
Перед нею открывалась новая страница жизни.

Та ночь сразу не задалась. Только Лена выехала немного покататься, как неожиданно пошёл снег. Она не стала сбрасывать скорость, о чём тут же пожалела - внезапно машину занесло, развернуло, девушку чудом не выбросило из седла. Сердце готово было выскочить из груди.
- Черт возьми! - воскликнула она в голос, - какой дурак ездит по снежной дороге на спортивном мотоцикле? Чуть не угробила себя на ровном месте!
Лена поехала очень, очень медленно. Впрочем, вскоре снег прекратился, причём так же внезапно, как начался. То, что прежде засыпало асфальт, уже стремительно таяло.
Неожиданно вдали показался огонёк. Подъехав ближе, девушка разглядела, что у обочины стоит жёлтая маршрутка. Дверь водителя распахнута, из неё вырывается пламя. Маршрутка горела!
Лена не могла поверить своим глазам. Поравнявшись с микроавтобусом, на мгновение притормозила, оставаясь чуть в стороне от огня. Никто не пытался погасить пламя. Самого водителя нигде не было видно.
«Что за чертовщина?», - подумала она, наблюдая картину, словно изъятую из какого-то постапокалипсиса, и перенесённую на улицу родного города. Неуверенно посмотрела в обе стороны магистрали - нет ли где поблизости банды отморозков? Но вокруг была тишь, да гладь.
Тронула мотоцикл с места, и всё так же медленно поехала дальше. Разум настойчиво требовал прекратить поездку и вернуться домой, но волнение в груди наоборот подталкивало девушку продолжать путь.
Двинулась дальше по пустой улице, тишину которой разрывал только хрип двигателя её мотоцикла. Внезапно, когда только выехала на мост, среди этого комфортного однообразного убаюкивающего тарахтения, раздался громкий однократный хлопок, так что Лена даже голову пригнула от неожиданности. Затем, спустя несколько секунд тишины, до девушки донёсся удар о землю явно металлической детали, по звуку точно свалившейся откуда-то с неба, а за ним, шум дождя осколков по асфальту.
Сердце встрепенулось. Лене мгновенно стало ясно, что произошло. «Может быть нужна помощь» пронеслось в голове. Она сбросила скорость, свернула на съезд с моста. Медленно поехала под мостом, высматривая, где и что произошло.
Искать пришлось недолго.
Одного взгляда на авто было достаточно, чтобы осознать, - тут никакой помощи уже никому не могло потребоваться. Смятый автомобиль как бы застрял в бетонном столбе. Передок сплющен, место водителя полностью сдавленно, от машины осталась относительно целой только задняя часть. Двигатель, казалось, отбросило в багажник. Всё выглядело так, будто водитель не въехал, а влетел в столб.
Лена медленно проехала мимо, и ускорилась, только отдалившись от места аварии метров на сто.
Притормозила у первой попавшейся заправки, не столько для того, чтобы наполнить бак, а чтобы выпить крепкого кофе и немного отойти от неприятного впечатления.
Волнение её только усилилось. Она словно чувствовала, что это ещё не конец приключениям, и лучше всё-таки поскорее вернуться домой.
Некоторое время Лена колебалась, ведь игнорировать сильный приступ страха было невозможно. Но быстро осознала, что подчиниться трусости - пагубный путь. Не затем она купила мотоцикл, чтобы так сразу сдаться. Так что выбора, по сути, не оставалось.
Преодолев короткую паническую атаку, она неспешно вывела мотоцикл обратно на дорогу, прокладывая слепой маршрут по лабиринтам незнакомых ночных улиц.
Следующую аварию поймала где-то через час.
Позади неё внезапно раздался визг тормозов, затем уже знакомый звук удара, и снова звон рассыпающихся осколков. Она сразу широко развернулась через двойную осевую, благо встречка была пустой, и прибавила газу. Снизила скорость, когда увидела в темноте перед собой белый разбитый Мерседес, разваленный мотоцикл под ним и, немного в стороне от места столкновения, тело пилота, в мотоциклетном костюме, с неестественно раскинутыми руками.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Парень шевелился - значит жив! С противоположной стороны дороги, от красного Ауди, к телу бежал какой-то мужчина, на ходу крича что-то в телефон. Лена подкатила поближе, заранее откидывая ножку. Спрыгнув чуть ли не с движущегося мотоцикла, стягивая на ходу шлем, поспешила к лежавшему человеку. Туда же как раз подоспел мужчина в костюме.
Он склонился над парнем и откинул тонированный визор.
Их взглядам предстало молодое, практически мальчишеское лицо. Лёгкий светлый пушок на щёках...
Открытые затуманенные глаза ещё двигались, прежде чем остановиться навсегда и замереть, глядя в пустое ночное небо.
«Нет, это не он, не Илюша... - неожиданно подумала Лена и тут же, словно опомнившись, мысленно обругала себя. - Конечно не он! Что за чепуха в голове? Как это мог быть он?».
Мужчина поднялся с колен. В лице его отразилось сожаление.
- Вы с ним? - спросил он у девушки.
Лена отрицательно покачала головой.
- Вызвал скорую, - пояснил он. - Но, похоже, это уже не имеет значения.
- Вы видели... как всё случилось? - спросила она.
- Этот - он махнул в направлении Мерседеса, - повернул... А парнишка... то ли не заметил его, то ли не успел увернуться, скорость-то была приличная. Всё произошло в одну секунду... и... черт возьми... прямо у меня на глазах.
Лена внимательно посмотрела в сторону Мерседеса. Водительская дверь оказалась открыта. Сам водитель сидел боком, высунувшись из кабины, и держался за голову. Видно было, что ему очень плохо. Возможно сотрясение.
Девушка понимающе кивнула.
- Будете ждать, пока приедут менты со скорой? - спросила она.
- Придётся, - ответил мужчина. - В конце концов, похоже, я единственный... свидетель.
- Я тогда поеду, - неуверенно сказала она.
Он устало кивнул:
- Езжай... только это... будь осторожнее!
- Ага.
Лена натянула шлем на голову, завела двигатель, осторожно объехала тело. Медленно удаляясь от места аварии, бросила последний взгляд на трагическую, освещённую фонарями мизансцену, будто скопированную из какого-то кинофильма: разбитый Мерс, с держащимся за голову водителем, мёртвый парень в мотоциклетном костюме, усталый человек с сигаретой в губах и взглядом, обращённым в ночь. Прибавила газку.
«Вот так всё и было, - размышляла девушка, катясь по городу с превышением скорости, обвеиваемая холодным ветром, объезжая редкие медленные авто. - Так всё и произошло. Они просто поехали покататься. Как обычно, как делали множество раз до этого. Автомобиль просто неожиданно развернулся и оказался у них на пути. Их было трое, и двоим из них, некуда было свернуть. Вероятно, они даже испугаться не успели. Один погиб сразу, на месте, другой умер попозже, в реанимации. Вот так вот всё просто. Интересно, Толстый ещё катается, или бросил это дело?».
На этой мысли, она резко затормозила.
Наконец-то, спустя целый год после аварии до неё вполне дошло, что произошло. И ещё, она внезапно осознала, что у Ильи всё-таки не было ни малейшего шанса повзрослеть. Ведь повзрослеть для него, означало однажды преодолеть незримую, но определяющую его характер, тягу к саморазрушению. У него всё было чересчур - если девушка, то не одна, если выпивка, то до потери памяти, а если скорость, то, конечно, максимальная. А ещё он обладал слишком неуёмной жизнерадостностью. То была самая заметная его черта, которая крепко привлекала и притягивала к нему других. Да, так он и останется навсегда весёлым дерзким юношей в памяти знавших его людей. Верстовым столбом их жизней. А заодно предостережением, острасткой для менее смелых. Такова его судьба.
Преодолев короткий тормозной путь, мотоцикл стал как вкопанный.
Но даже теперь, когда всё окончательно прояснилось, что-то по-прежнему не давало Лене покоя. Какой-то червячок продолжал подтачивать сердце. Ну, что ж, по крайней мере, теперь она вполне осознавала, что ждёт всех, и, конечно, её в том числе.
Прежнее волнение, накатывающие волны паники, - всё прошло разом. Девушку словно отпустило, на неё снизошёл внезапный покой.
Как только страх полностью отступил, Лена ощутила в высвобожденной душе тонкую пульсацию жизни. Пульсация усиливалась, даря приятное, восторженное ощущение существования.
Раскрепощённо накрутив педаль газа, насладившись рёвом мотора, Лена резко стартанула с места. Стрелка спидометра рывками прыгала с цифры на цифру: десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят... «Разгон до ста километров в час за семь и семь секунды», - вспомнила она хвастливый голос продавца. Что ж посмотрим... Раз, два, три, четыре, пять... - пронёсся в голове зачин детской считалочки.
Встречный ветер теперь вовсю противодействовал ей, так что пришлось пригнуться пониже к рулю, отставив локти назад. Колени словно слились с обводами корпуса, ощущая малейшую дрожь мотоцикла. В девушке росло чувство скорости, оно не было чем-то внешним, а настойчивым ростком пробивалось из тёмных глубин естества и мурашками разливалось по всему телу. Ощущение это росло параллельно ускорению мотоцикла и становилось настолько пронзительным, что, казалось, могло вот-вот разорвать её изнутри. Стрелка спидометра уже давно пересекла знак 100, затем 160, затем 200, а девушка, объятая пламенем нарастающего кайфа и, словно пребывая в состоянии помрачённого сознания, всё дожимала и дожимала ручку скорости, мчась по чёрному пустому тоннелю пригородного шоссе, навстречу неизвестности.

Как здравомыслящий, хотя и недостаточно уверенный в себе, молодой человек, Саша прекрасно понимал, что в комитете он засиделся. По окончанию института идея устроиться туда выглядела вполне здраво - нужно было всего-то годика два поработать на государство, для получения необходимого опыта и полезной записи в трудовой. Сущие пустяки. Но что-то неуловимое задержало его на одном месте, и вот уже приближался седьмой год, как он затесался в эту пропащую, заполненную однообразной каждодневной рутиной, контору, с небольшой, пусть и стабильной зарплатой, периодическими надбавками за неумолимо растущий стаж, и абсолютно невнятными перспективами на будущее.
В тот день, на работу Саша опаздывал, но при этом отнюдь не спешил, мысленно бравируя: вдруг большой начальник заметит его отсутствие, строго отчитает, и тогда он вот так вот, запросто, всем объявит - мне надоело, я увольняюсь.
Впрочем, опоздания никто не заметил. Павел Иванович на месте отсутствовал, а Зинаида Михайловна, молодая дама в очках, разделявшая с двумя мужчинами кабинет… не то чтобы серая мышка… ну и не мымра, конечно… хотя, в принципе так, ничего особенного… короче говоря, на неё вполне можно было в таких делах положиться.
- Саша, опаздываете, - с лёгкой улыбкой пожурила она.
- Пробки... в метро, - скупо пояснил он, прикрывая за собою дверь - Павла Ивановича не было ещё?..
- Он у начальника. Вызвали. Что-то там…
- Ясно.
Обстановка в кабинете была чрезвычайно аскетичная: белые голые стены и потолок, паркетный пол. Три стола с допотопными компьютерами и принтерами, два из них - у двери и дальней стены, друг напротив друга; стол Зинаиды Михайловны посерёдке, в пролёте между не зашторенными окнами. Рядом с каждым столом располагался узкий стеллаж, напичканный тугими папками документов. Под столами темнели корзинки для мусора. На ближнем к двери подоконнике, лежал поднос, где находилась баночка сахара и пачка пакетированного чая. Рядом с подносом - доживающий своё электрочайник. На другом подоконнике стояла заброшенная и засохшая герань в треснувшем горшке. Она настолько примелькалась, что даже уборщицы перестали замечать давно погибшее растение.
Саша проследовал на место, отметив про себя, что в облике Зинаиды Михайловны что-то изменилось… что-то на первый взгляд несущественное, но для её внешности значительное. Замечая на себе ответные рассеянные взгляды девушки, он открыл папочку с делом, которым нынче занимался и погрузился в чтение.
Дело было элементарным. Он ещё вчера вечером, после распределения, нашёл пару зацепок… Небольшие отклонения от нормативов… Осталось составить докладную и вместе с сопутствующими материалами передать Павлу Ивановичу на сверку. Докладная, среди прочих, пойдёт начальнику отдела. Начальник, рассмотрев все докладные, поставит свою резолюцию и передоверит бумаги начальнику другого отдела, который занимается процессуальным производством. Тот распределит докладные между своими заместителями, в зависимости от важности поступивших к нему дел. Заместитель, дополнительно перепроверит полноту материалов и установит наличие прав на предъявление претензий и, если дело незначительное, как в данном случае, перепоручит его, по цепочке, одному из младших сотрудников. Безымянный сотрудник подготовит претензию, которая будет перенаправлена в отдел рассылки корреспонденции, где также есть свой начальник и свои подчинённые... и так далее, и тому подобное, всё по давно выверенной схеме.
Составляя докладную, что вовсе не требовало особого участия серого вещества, ведь бумага компоновалась по давно заведённому образцу, Саша неожиданно понял, что не так с Зинаидой. Он окинул девушку ещё раз быстрым, но внимательным взглядом, чтобы подтвердить собственную догадку. Всё верно - она попросту покрасила волосы. От чего они теперь выглядели темнее и гуще обычного, лучше оттеняя её, в целом не лишённое миловидности, лицо.
- Вам очень идёт, - сказал он.
Она приветливо улыбнулась, тут же сообразив о чём он говорит, словно только и ожидала, всё это время, его реакции:
- Правда?.. - и добавила с сомнением, в котором сложно было распознать затаённое кокетство. - А мне кажется, раньше было лучше...
Такой оборот на секунду поставил Сашу в тупик. Нужно было как-то исхитриться ненароком не обидеть девушку, и в тоже время подтвердить, что сейчас точно лучше. Он произнёс, тщательно подбирая слова:
- Раньше было тоже хорошо, но, по-моему, тёмный цвет вам больше к лицу.
Она задержала на нём взгляд, как бы проверяя, не льстит ли он, не шутит ли?.. Только осознав, что нет - довольно улыбнулась.
Правда, улыбаться ей пришлось не долго. В кабинет внезапно ворвался плешивый Павел Иванович и был он явно не в настроении, точнее даже в бешенстве.
- Зинаида Михайловна, Зинаида Михайловна!.. - прямо с порога закричал он, размахивая какой-то бумажкой. - Как же вы могли, как же вы могли так жестоко меня подставить!..
Лицо девушки окаменело, улыбающиеся губы стали кривиться, кривится книзу, подбородок обиженно поджался:
- Что… что такое?..
- Что такое!? А то, что вы в деле Домостроя, сослались не на те нормы! Я же вас умолял быть особенно внимательной, ведь это архиважное дело!
Зинаида Михайловна побледнела так, что цветом лица слилась с цветом стены позади неё.
Саша поглядел на неё с участием. Он с горечью осознавал, что все шишки сейчас посыпятся на девушку, хотя, в данном случае, явно виновата не только она одна. Ведь проблема гораздо шире, потому что давно прогнила вся эта устоявшаяся и выверенная система, целиком и полностью, сверху-донизу, со всей её круговой порукой, разгильдяйством отдельных членов, личной безответственностью и обязательными вечными поисками крайних-виноватых, приводившими, периодически, вот к таким вот неприятным сценам.
Да, Зина, похоже, где-то зазевалась и допустила ошибку, подведя под дело не ту норму. Но! Затем Павел Иванович, в силу природной ограниченности и отсутствия явных аналитических способностей, даже несмотря на весь свой огромный опыт работы в комитете, ошибку эту не заметил. Затем начальник отдела, вполне понимавший всю важность данной конкретной задачи, попросту подмахнул резолюцию не глядя. В процессуальном отделе, также, никто не соизволил хотя бы перепроверить материалы, и случайный сотрудник, попросту накалякал, на основе ошибочной докладной, самую обычную стандартную претензию. Компания-адресат, естественно, эту смехотворную претензию проигнорировала. Тот же самый сотрудник процессуального отдела, или его не менее ленивый коллега из соседнего кабинета, опять-таки, абсолютно не вникая в материалы дела, наваял, уже на основе липовой претензии, не менее стандартное исковое заявление.
А толковый (наверняка!) юрист Домостроя, ошибку естественно сразу заметил, ведь за это ему платят и платят, вероятно, очень даже немалые деньги, и с лёгкостью опрокинул миллионное дело в суде, оставив в дураках целый комитет разом.
Наверняка последовал грозный звонок из министерства... и далее начальственный гнев прокатился по всем департаментам, грозя строгими выговорами, смещением зазевавшихся с должностей, отменами премий, тринадцатых зарплат, надбавок и прочих бюджетных радостей; пройдя по всей длинной цепочке, гнев этот добрался, наконец, до самого маленького и незначительного её звена - Зинаиды Михайловны, изначально совершившей злосчастную ошибку, может даже просто описку.
Пока все эти, давно обдуманные, мысли, мимоходом пробежали у Саши в голове, Павел Иванович, отбросив всякие приличия, принялся ругать обескураженную подчинённую последними словами. Прозвучали такие грубости, что Саша просто опешил. Зина стояла перед начальником совершенно поникшая и молча впитывала самые гадкие обвинения. Только дрожь била её с ног до головы.
- Простите, простите, - бессмысленно залепетала она, раздавленная тяжестью оскорблений.
Саша сам не заметил, как поднялся с места. Гнев, поневоле скопившийся в нём, за годы работы в прогнившей атмосфере, вдруг взбурлил в душе и потребовал немедленного выхода. Гнев этот был направлен и против всей системы в целом, и против плешивого Павла Ивановича лично, так безобразно отчитывавшего теперь трепещущую Зинаиду Михайловну.
- А за что, за что вы сейчас извиняетесь, Зинаида Михайловна!? - громогласно воскликнул Саша, разом породив в кабинете первозданную тишину. - Ну ошиблись, с кем не бывает? Да ведь это он сам виноват, не сверил же информацию!..
Зина повернула к нему голову тяжело, с усилием, словно деревянный болванчик под воздействием чужих пальцев. Глаза её в очках расширились до невозможности. Она уставилась на Сашу потрясённым взглядом. Вероятно, точно таким же взглядом смотрела бы она, если бы на заброшенной, давно засохшей герани, внезапно расцвела яркая пышная роза, озарив помещение зримым сиянием. Лицо девушки, не сразу обретшее подвижность, странно взволнованное, медленно, от подбородка до висков - вспыхнуло.
- Александр Сергеевич! - воскликнул Павел Иванович, справившись с коротким замешательством. - Вы забываетесь! Я!..
Девушка упала на место. Дрожащими руками она сняла запотевшие очки и невольно протёрла их, не отводя от Саши чистый и ясный взор, подтверждая его давние подозрения, что зрение у неё отличное, а очки она надевает только для солидности. Открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная из воды, вероятно желая заставить Сашу замолчать, но не в силах вымолвить ни звука.
Впрочем, Саша уже не мог заткнуть прорвавший фонтан.
- Нет, это вы забываетесь! - запальчиво перебил он. - Перед вами женщина, девушка, а вы её… такими словами… И потом, я требую, чтобы вы сейчас же извинились!
Павел Иванович немного побледнел и выкрикнул, взвизгнув даже:
- Я не собираюсь ни перед кем извиняться!
Саша оторопел от такой упёртости:
- Тогда я заставлю тебя это сделать!
- Попробуй!
Зинаида Михайловна, удерживая очки на раскрытых ладонях дрожащих рук, с огромным трудом насадила их обратно себе на нос. Саша сделал три стремительных шага по комнате, взял низенького Павла Ивановича за грудки и хорошенько тряхнул:
- Так что, будешь извиняться!?
- Пошёл вон!
Во время этого содержательного диалога, Зинаида всё больше вжималась в сиденье, а затем, внезапно, засучила ногами по полу и прокричав:
- Прекратите, прекратите сейчас же! - вскочила с места, опрокинув стул, и выскочила в коридор.
Саша, словно одумавшись, тут же растерянно отпустил Павла Ивановича. С удивлением посмотрел на свои трясущиеся руки.
- Я это так не оставлю! Тебя уволят за это, ты вылетишь, - прохрипел Павел Иванович. - Вылетишь!
И резво покинул кабинет, вслед за девушкой.
Саша остался один. Солнечные лучи, проходя через окно, словно через увеличительное стекло, крепко жгли ему голову; боль сдавила виски. Больше всего ему хотелось сбросить пиджак, развязать галстук, расстегнуть пуговицы на рубашке и вздохнуть свободнее. Но пока нельзя было. Он с грохотом открыл окно, желая впустить в кабинет хоть немного свежего воздуха.
Вскоре за ним забежала секретарша начальника отдела.
- Александр Сергеевич. Вас вызывают...
Саша покорно последовал за ней.
- Здравствуйте, - сказал он начальнику отдела, пузатому старичку импозантной внешности.
Тот не обратил на Сашу никакого внимания, и что-то быстро, напряжённо, писал. Молчание затягивалось, Саша почти физически чувствовал, как над его головой собираются тучи.
Начальник не предложил ему сесть. Но прекратил писать, отложил ручку в сторону. Посмотрел на молодого человека долгим пронзительным взглядом.
Саша отлично понимал, что всё это лишь дешёвые воспитательные приёмы, но, тем не менее, весь взопрел.
- Скажите, как вы думаете, - терпеливо начал старичок. - Здесь у нас детский сад?
- Нет.
- Ко мне поступила жалоба от Павла Ивановича...
Он легонько постучал по столу и поднял указательный палец вверх:
- В письменном виде. Сейчас я решаю, дать ли этой жалобе дальнейший ход или, скажем, придержать...
Начальник сделал паузу, склонив голову, словно ожидая от Саши какой-то реакции. Не дождавшись, продолжил:
- Вы хоть понимаете, что подобное поведение в стенах этого заведения недопустимо!?
Саша терзал платок в кармане пиджака. Нужно было срочно идти на попятную, но прозревший взгляд Зинаиды Михайловны неотступно преследовал его:
- Павел Иванович очень грубо обидел женщину. Я попросил его перед ней извиниться. Я считаю, что поступил правильно.
Начальник, плотно сжав губы, откинулся на спинку кресла. Где-то с полминуты он что-то обдумывал:
- Я понимаю, вы молоды, горячи... Но тут, во-первых, сложилась очень неприятная для всех ситуация, плюс теперь ещё вы с этой барышней… И ваша излишняя вспыльчивость... может стоить вам работы… - он помолчал, что-то обдумывая. - Поступим следующим образом. Вы напишите заявление на увольнение. Я положу его в стол. Ещё вы напишите другое заявление. На отпуск. У вас в прошлом году неиспользованный отпуск. И в этом отпуска пока не было. В сумме вам полагается больше месяца. Вы сходите в отпуск, отдохнёте, освежитесь немного… пока тут всё стихнет. И если за это время Павел Иванович успокоится, и не будет настаивать, вы же понимаете, помимо меня здесь есть и повыше начальники, мы ваше заявление на увольнение отправим в мусорное ведро. Но вы должны строжайше, повторяю, строжайше, понять на будущее - никаких, никаких выяснений отношений на рабочем месте. Ещё одна подобная история и вы вылетите отсюда как пробка из бутылки. Вам понятно?
- Да.
- Вот ручка и бумага. Вот примеры заявлений. Пишите. Дела, которые вы сейчас ведёте, передадите Сиренко... И сразу можете быть свободны... до… - он прикинул в уме, - десятого сентября.
Саша вышел от начальника слегка удивлённый: что ж, с ним обошлись ещё по-доброму...
Вернувшись в пустой кабинет, он пересмотрел и подготовил папки для передачи дел.
Внезапно дверь тихонько приоткрылось. Через образовавшуюся щель в кабинет проникла Зинаида Михайловна, всё ещё немного бледная и внешне очень растерянная.
Саша повернулся ей на встречу, с кроткой улыбкой на лице, надеясь увидеть ответную улыбку, может даже, призрачно мечталось ему, - слова поощрения.
- Александр Сергеевич, - внезапно прошипела она отстранённым голосом, глядя куда-то в сторону, - своим поведением вы поставили меня в ужасное, совершенно двусмысленное положение. О чём вы вообще думали? Вы понимаете, что ваше глупое безрассудство может стоить мне карьеры!? Попрошу меня на будущее, от таких дурацких шуточек избавить!
Произнеся этот, вероятно заранее подготовленный пассаж, она, не дожидаясь его реакции, вышла, резко захлопнув за собою дверь. Саша застыл на месте, оглушённый.
«Карьера!? - беспомощно крутилось у него в голове. - Вот здесь вот? Что это, о чём она говорит вообще?..».
Осознание пришло чуть позже. Сильнейшее разочарование, образовавшееся где-то в правой стороне груди, быстро разлилось по всему телу, - даже руки вспотели. Боль в висках наоборот отступила.
Ну, вот и всё, внезапно понял он, вновь обретая способность соображать. Больше уже ничего не удерживает его на этой работе.
Саша быстро передал нужные папки Сиренко, из соседнего кабинета, и во второй раз за день отправился к начальнику отдела. Там он сообщил, что тщательно обдумав все обстоятельства, просит не только не прятать его заявление на увольнение в стол, но сразу дать бумагам нужный ход.
Начальник не стал чинить ему в этом вопросе никаких препятствий, наоборот, воспринял просьбу с видимым облегчением.
- Что ж… жаль всё-таки, что так получилось, - развёл старик руками. - Вы подавали определённые надежды.
Саша с некоторым любопытством заглянул начальнику в прищуренные глаза, но увидел там лишь ускользающий интерес к собственной персоне. Он понял, что это была всего-навсего дежурная поощрительная прощальная фраза.
Закончив с делами, Саша ещё поискал по этажам Зинаиду Михайловну, сам не зная зачем, не понимая, что он ей скажет. Не нашёл - возможно она выехала по делам, либо ей попросту дали отгул.
«По крайней мере, одно хорошо, - думал он, с неожиданной тоской покидая, посреди рабочего дня, ставшее почти родным заведение, которому он зачем-то подарил целых шесть лет своей молодой жизни, - не придётся извиняться перед этим плешивым недоумком».

А полгода спустя, 23 февраля, Саша крайне неожиданно получил от Зинаиды Михайловны короткое поздравительное смс. Три дня он находился в состоянии тяжёлой прострации, а потом, с огромным нетерпением дождавшись 8 марта, отправил ей ответное поздравление. Между ними тут же завязалась оживлённая переписка, привёдшая к скорой встрече… но об этом как-нибудь в другой раз.

Шёл десятый час, на улице быстро темнело. Ещё один жаркий летний день отлетал в прошлое.
Игорь, вместе с Сергеем и его подружкой Мариной, как и многие другие жители городка, направлялся к реке. Выбравшись, после долгого пешего пути, на холмистый берег, они тяжело потопали вдоль реки, против русла, по вихляющей меж плакучими ивами тропе, то спускаясь к коротким отрезкам пляжей у самой воды, то поднимаясь в гору к густым зарослям боярышника и шиповника.
На встречавшихся тут и там полянах да лужайках, им попадались многочисленные компашки, под водочку отмечавшие Купальскую ночь.
- Ой! Чуть не упала, - внезапно вскрикнула Марина, хватаясь за рубашку Сергея, - совсем темно здесь.
- Ничего-ничего, - пробормотал тот, одной рукой поддерживая её за талию и стараясь не взболтать излишне бутылку с пивом в другой руке. - Мы почти пришли. Жека говорил, что они будут на старом месте.
- Хорошо бы, - вздохнула девушка.
Игорь рассеяно плелся позади, краем уха прислушиваясь к их обычным препирательствам. Оглядывался по сторонам, с наслаждением вдыхая наполненный влагой речной воздух. На душе была лёгкая взволнованность и радость, за год он успел соскучиться по родным местам. К тому же атмосфера приречья рождала в сердце какие-то смутные, не вполне сформировавшиеся, но приятные надежды. Ведь стоял дивный вечер с таинственно дрожащим в воздухе сумеречным маревом. Сквозь сгустившуюся темноту виднелся мягкий изгиб реки, серебрились белёсые полоски пляжей, мелькали деревья и фигурки людей. Вечер поглощал все звуки, стушёвывая громкие голоса гуляющих.
Вскоре ребята пришли на «старое место». На траве расположилась маленькая компания, распивавшая спиртное. Сергей остановился поодаль, всмотрелся в их лица, а потом сказал только:
- Вот черт!..
- Не наши, - подтвердил Игорь.
- И где они?.. - немного взвинчено произнесла Марина. - Ты же говорил...
- Пойдём вперёд, наверняка неподалёку, - примирительно сказал Игорь.
Пришлось двигаться дальше, останавливаясь возле каждой группки людей, спрашивая у случайно встреченных знакомых, не видел ли кто Женьку.
- Господи, мы так дойдём до дальнего пляжа, - всё более раздражалась Марина. - Я устала!..
- Ну, нет. Уверен, так далеко они не забрались, - успокоил Игорь. - Сколько уже времени?
Сергей включил слабую подсветку на своих стареньких Монтана. Поднёс часы к глазам.
- Почти десять, - сказал он.
- Я же говорила, что нужно выйти пораньше, - посетовала Марина.
- Ага, и целый час собиралась... - недовольно пробормотал Сергей.
- Что ты там бурчишь? - переспросила девушка обиженным тоном.
- Ничего, - обрезал Сергей. - Думаю не страшно, если мы немного опоздаем. Ещё вся ночь впереди.
- Да, но если мы будем...
- А вот и они!
Посреди почти квадратной полянки было разостлано тонкое хлопковое одеяло. На одеяле находилось, вперемешку: пакет с вином, две бутылки водки, бессчётное количество бутылок пива, нарезанный хлеб, колбаса, сыр, вскрытая банка шпротов и другая закуска в пластмассовых тарелочках. По краю одеяла, удобно развалившись, сидели Женька и две какие-то девушки.
- Ну, наконец-то! - привставая и здороваясь с Сергеем за руку, прерывистым голосом проговорил Женя. - Что так долго?
- Как обычно... - раздражённо отозвался Сергей. - Ты ж знаешь Марину…
- Марину?!.
- Ладно-ладно, давайте садитесь. Мы чёрте сколько вас ждём уже…
С Игорем они крепко обнялись и похлопали друг друга по спине:
- Отучился?
- Да, порядок. До осени дома.
- Ну и супер!..
- А я вижу, ты уже порядком набрался, - сказала Марина, приглядываясь к Жене.
- Ничего, - сказал Игорь, подходя к импровизированному столику. - Мы сейчас его быстренько нагоним.
- Садитесь, - сказал Женя, освобождая для друзей место. - Познакомьтесь, это Таня, вы её должны помнить и Лена.
Ребята быстро перезнакомились.
- Привет-привет, Таню я, конечно, помню, - сказал Игорь, присаживаясь между девушками, и отдельно представился Лене.
Она медленно повернулась к нему, глаза её чуть блеснули в темноте, и сказала мягким, приятным голосом:
- Лена.
«Кажется симпатичная девчонка» - подумал Игорь.
- Итак, - продолжил прерванную приходом ребят историю Женя. - Она меня просто ненавидела. Как только увидит, вечно обзывается. Однажды на перемене стою я с одним товарищем в коридоре возле класса. Открывается дверь, - она. Видит меня, кричит: «Придурок!», и тут же захлопывает дверь. И так несколько раз повторяется. Сучка! Тогда мне товарищ говорит: «Тебе не надоело ещё? Возьми и плюнь ей в рожу». А я отвечаю: «А что такое? Сейчас так и сделаю». Набираю полный рот слюны, становлюсь перед дверью, расставив ноги, упёршись руками в наличники, и жду. Тут двери открываются, и я выплёвываю все содержимое ей прямо в лицо... Только оказалось, что это не она, а один паренёк. Здоровый такой бугай. Он за мной потом несколько дней гонялся, пока не поймал. Слава богу, у меня друзей оказалось больше чем у него, так что для меня всё хорошо закончилось.
- И кто был тем добрым товарищем, который тебе так удачно посоветовал? - спросила Таня.
- Да вот же эта наглая морда, сидит, пиво пьёт, - усмехнулся рассказчик, кивая в сторону Игоря.
Пока Женька говорил, Игорь молча пил пиво, оценивающе поглядывая на Лену. Она сидела на краюшке одеяла, спиною ко всем и боком к нему, как бы в некотором уединении. Тихой и печальной казалась её чуть светящаяся фигурка в лёгком платьице, дрожащем на теплом ночном ветерке. Лицо её сливалось с темнотой, но нечёткость, незавершённость чёрт, парню восполняло воображение.
- Выдумки, - оторвав от девушки взгляд, лениво отмахнулся Игорь, - Жека известный сказочник.
- И ничего не выдумки! - обиделся Женька. - Неужели забыл?
- Вот чешет… - продолжал раззадоривать товарища Игорь.
Все застольщики повернулись к Игорю: так было, не было? Даже Лена отвлеклась от небытия.
- Ну же!.. Скажи им!..
- Брось, - убедившись, что всеобщее внимание приковано к его персоне, оборвал Игорь. - Вот я лучше другую историю расскажу. Реальную. Сегодня только наблюдал.
Произнося это, он налил из пакета вино в пластиковый стаканчик и передал его Лене. Та поблагодарила рассеянным кивком, пригубила вино, глядя, как ему показалось, словно мимо него. Этого ему показалось недостаточно.
Он резко, с хлопком, вскрыл зажигалкой бутылку пива, сделал из горла большой глоток и подсел к девушке поближе. Выходя из прострации, заметив это, слишком явное, движение, Лена окончательно сконцентрировала на парне своё внимание.
- Хватит грустить, - негромко подвёл черту своим действиям Игорь. - Возвращайся к людям.
Даже в темноте было видно, что она улыбнулась.
- Короче, сегодня еду в маршрутке, по дороге сюда, - начал он, обращаясь уже ко всем. - Ничего не предвещает беды, когда на одной остановке подсаживается молодая симпатичная мамаша, с маленькой девочкой. А на стекле у водителя висит милая такая игрушка, небольшой резиновый Микки Маус. «Мама, - громко говорит девочка, - купи мне Микки Мауса!». Мама естественно, такая, тише, деточка, спокойнее, где я тебе такого куплю? И вообще, сейчас не время… бла-бла-бла. «Ма-ма! - орёт тогда девочка во всё горло, - если ты не купишь мне такую игрушку, я скажу папе, что ты целовалась с чужим дядей!». Весь салон оцепенел, женщина испуганно оглядывается, пассажиры прячут глаза. «Остановите!» - кричит женщина, но водитель, ещё раньше, словно шестым чувством ощутив, что так и будет, заранее тормозит. Мама, прихватив девочку, выскакивает на улицу… Народ, конечно, себе улыбается, подтрунивает вслед… Ну, успокаиваются все потихоньку, движемся дальше. Проходит буквально две минуты, подбираем другую молодую мамашу, на сей раз с маленьким мальчиком. Ещё немного едем спокойно, когда вдруг мальчик на всю ивановскую кричит: «Мама, купи мне Микки Мауса!». Салон ложится от хохота. Водитель от неожиданности резко тормозит у обочины, молча снимает к чертям собачьим игрушку, и прячет её в бардачок...
Игорь обвёл всех присутствующих быстрым взглядом, удовлетворённо улыбаясь. За столиком действительно произошло некоторое оживление. Внимание Лены уже было всецело приковано к нему. Даже Марина, казалось, наконец-то сбросила напряжение.
- Но когда-то же он узнает, может она таки проболтается, - чуть задумчиво сказала Марина, криво улыбаясь. - И тогда он её убьёт.
Она не уточнила, кто узнает, кто проболтается, и кто кого убьёт, но все и так всё поняли.
- Такая история, - насладившись произведённым эффектом, закончил Игорь. - Звучит почти как анекдот, но действительно так и было.
Он поднял пакет вина и, легонько толкнув Лену плечом, тихо поинтересовался:
- Подлить тебе?
- Да, спасибо, не откажусь.
Игорь удовлетворённо кивнул. Кажется, девушка понемногу втягивалась в отведённую для неё роль.
Сделав глоток, она поставила стаканчик на землю. Пошарила левой рукой позади себя, нашла смятую пачку. Достала сигарету и принялась ощупью искать на одеяле зажигалку.
Игорь услужливо вытащил из кармана спички, и потряс коробком, привлекая внимание девушки. Лена чуть наклонилась, приближая зажатую во рту сигарету к его сведённым рукам.
Парень зажёг спичку и поднёс близко к её щеке, желая не столько дать ей подкурить, сколько получше разглядеть лицо. Но налетевший вдруг лёгкий ветерок погасил огонь. Он зажёг вторую, - та практически мгновенно погасла. Третья даже не вспыхнула - только шипя обгорела серка.
- Что за спички у тебя?.. - нетерпеливым движением Лена попыталась отобрать у него коробок. Игорь уклонился и поднёс ей ещё одну горящую палочку, на сей раз, тщательно прикрывая пламя от ветра рукой.
Лена потянулась к спичке, намереваясь всё-таки прикурить. Но как только кончик её сигареты соприкоснулся с огнём, Игорь резко задул пламя, не позволив девушке затянуться.
От неожиданности Лена расхохоталась:
- Вот сволочь!..
Парень удовлетворённо хмыкнул, протягивая ей новый огонёк.
Она осторожно закурила, исподтишка, но весело поглядывая на Игоря. Ему захотелось тут же наклониться и поцеловать её, но он не стал торопить события.
Пока они игрались спичками, общий разговор прекратился. За столом сами по себе образовались три пары, тихо беседовавшие в темноте.
- Долить ещё?..
- Наверное, хватит, - сказала девушка. - А то завтра голова раскалываться будет...
- Значит, долить, - прошептал он. - И вообще не переживай, ты ж не колобок, чтоб так переживать. Вот ему реально тяжело, когда похмелье.
Для удобства, Лена прилегла на землю около сидящего Игоря, подставив руку под голову. Посмеиваясь над его шуточками, потихоньку потягивала вино из стаканчика. Глаза её, устремлённые на парня, поблёскивали во мраке. Их взгляд звал и манил.
Внезапно Игорь умолк на полуслове. Лена тоже вдруг перестала смеяться. Села рядом с ним, поправляя упавшие на лицо волосы. Её бедро коснулось его ноги. Её локоть упёрся ему в ребра.
Напряжённо дыша, Игорь полегоньку прижался к ней. Девушка не сделала попытки отдёрнутся или отодвинуться. Это придало ему уверенности.
Он наклонился ближе и уткнулся лицом в её пахнувшие хлебом волосы. Лена неуверенно повернулась к парню, охваченная внезапным трепетом. Их лица неожиданно оказались очень-очень близко. Мягкое дыхание девушки опаляло пересохшие губы Игоря.
Ночь была безлунная, тёплая, волшебная. Звезды ярко пылали на темно-фиолетовом небе. Первое соприкосновение губ было робким, коротким, ищущим. Они поцеловались, оба ощущая приятное головокружение. Следующий поцелуй был уже долгим и сладким.
Над рекой голоса людей доносились издалека. Слышен был заливистый смех, отзвуки чужих разговоров. Люди внизу полезли в реку - хохот, шум и плеск воды звенел в ночи.
- Эй, народ, хватит целоваться, - вдруг весело крикнула Таня, возвращая парочку к реальности, - идёмте купаться.
Игорь, не отрываясь от процесса, только рукой махнул.
- Вы идите, - мы попозже, - разорвав на секундочку слияние губ, с трудом вымолвила Лена.
Шумной гурьбой ребята ушли к реке. Парочка осталась наедине.
Они сразу потянулись друг к другу. Уже увереннее соединились губы. Всё яростнее и жарче становились поцелуи, теперь неразрывные, слившиеся в один страстный, долгий, бесконечный поцелуй.
Лена целовалась до изнеможения: точно истосковавшаяся по ласке, точно в последний раз… Объятия её были крепки, она напирала на Игоря всею силой и горячностью, пылавшей в её душе. Отдавая всю себя в каждом поцелуе, она жадно, со сторицей, забирала своё.
Вскоре они совсем забылись. Немного пришли в себя лишь тогда, когда услышали, как ссорятся где-то совсем рядом, словно за ближайшими кустами Сергей с Мариной. Затаённо внимали тому, как Сергей вычитывает девушке за флирт с каким-то парнем во время купания, и как раздражённо отбрёхивается Марина. Обычное дело. Впрочем, ссора продолжалась недолго.
Вокруг парочки опять всё стихло. Допив остатки алкоголя, Игорь с Леной вернулись в объятия друг друга.
Мир перед Игорем вскоре скинулся каким-то туманом. Лена оказалась очень чувственной, он даже не ожидал такого. Когда оторвался от неё на минуточку, желая немного отдышаться, она продолжила настойчиво искать его губы, целуя глаза, щеки, волосы. Чтобы всё-таки перевести дыхание пришлось запрокинуть голову.
Звезды медленно кружились и опадали перед глазами. Девушка не успокаивалась - пока он отдыхал, целовала его шею. Медленно сходя с ума, он снова припал к сладостному источнику, - к её отзывчивым, нежным губам.
Сколько прошло времени, они не знали; в стороне вдруг послышался шорох и откуда-то из кустов выбрел Сергей:
- Вы Марину не видели? - раздосадовано поинтересовался он.
- Нет, - удивлённо сказал Игорь, не узнавая собственного голоса. - Вы же все вместе ушли.
- То-то и оно что вместе… ладно пойду к берегу, поищу.
Он исчез; следом появилась Таня.
- Вы всё ещё здесь? - удивилась она. - Пошли вниз, там сейчас музыку настроят!
- А где Женька? - спросил её Игорь.
- Потерялся в неизвестности, - усмехнулась она.
На пляже заиграла музыка.
- Идёмте. Идём Ленусик, - позвала Таня.
- Ну что, может вправду, пойдём, потанцуем? - предложил Игорь.
Они спустились на пляж, к маленькому пикапу. Все двери были распахнуты настежь; из магнитофона машины орала музыка. Люди со всех сторон потихоньку собирались, скапливались на эти звуки.
Над рекою тотчас поплыла медленная, убаюкивающая мелодия. Страстный женский голос запел о любви. Парочки закружились в медленном танце, тесно прижавшись друг к другу. Руки Лены обвивали шею Игоря. Голова была склонена ему на грудь.
По другую сторону реки внезапно воспылал огромный костёр, отбрасывая блики на оба берега.
Лена подняла голову. Её глаза ярко вспыхнули в отблесках костра. В изменчивом свете далёкого огня лицо её призрачно белело и казалось прекрасным. Игорь восторженно приник к губам девушки.
Они то и дело заминались на месте, забываясь в поцелуе, потом, опомнившись, продолжали танцевать.
Время остановилось; мир замер, недвижимый.
Когда Игорь вновь осознал себя, оказалось, что они уже не кружатся, а только стоят и целуются. Песня оборвалась.
Внезапно, увильнув от очередного поцелуя, Лена потупила глаза в песок.
- Что-то ты опять загрустила - прошептал Игорь ей на ушко.
- Наступит утро, - сказала она с какой-то непонятной горечью, - ты уйдёшь и забудешь обо мне.
- Я? Нет... - он опешил. - С чего ты взяла?!
- Все вы так говорите...
- Ну, ко мне это не относится, - уверенно рассмеялся он и твёрдо поцеловал девушку.
Ударила музыка: быстрая, ритмичная, колючая.
- Пойдём отсюда, - сказала вдруг Лена, словно на что-то решившись. Взяла парня за руку, и повела за собой прямиком через заросли.
Какое-то время они неподвижно стояли друг перед другом, отрешённые от всего окружающего мира; слитыми губами, глаза в глаза. Потом их руки хаотично задвигались, словно желая объять партнёра целиком; стали забираться под одежду. Жар белой кожи обжигал Игорю ладони, но сама девушка дрожала так, будто её донимал холод. Взволнованная грудь поднималась отрывисто.
Игорь как можно осторожнее уложил Лену на подстилку. Непослушные руки сминали кофточку на её груди, пытаясь поскорее добраться до нежного, покрывшегося мелкими пупырышками тела. Когда он губами коснулся левого сосочка, лёгкий и быстрый трепет пробежал по её телу. Игорь настойчиво продолжал ласкать девушку, вызывая всё новые и новые потоки дрожи. Руки его забирались всё глубже под юбку, обнажая бедра. В разноголосый шум ночи постепенно вплелись иные, ломкие звуки.
Тихо зыбилась вода в реке. Бесшумно колыхались травы в беззвучных волнах воздуха. Едва уловимо волновалась листва. Глубинно мерцали звезды.
Огромная, слепящая луна вырезалась вдруг над пригорком. Множество теней от деревьев, от кустов, от трав заметались перед глазами Игоря, а затем внезапная темнота объяла мир. На краткий миг исчезло все. Пропала ночь с её запахами и звуками; с её мглистыми пейзажами; с её горячими струями воздуха…
…Медленно, очень медленно возвращались к парню слух, зрение и обоняние. Внизу, на реке, всё ещё раздавались какие-то голоса. Музыка там давно стихла, но гуляние на пляже продолжалось.
Лена, судорожно расправив одежды, вскоре задремала у Игоря на плече. Сам он никак не мог заснуть.
Постепенно ночь перешла в тёмную, предрассветную стадию; ускользнула луна, притихло пение птиц, замер ветерок.
Ещё острее чувствовалась ночь, ещё ярче была темнота, пронзительнее звуки, благоуханнее запахи. Он лежал подле девушки, прислушивался к её бесшумному, ровному дыханию. Чёрное небо над головой постепенно отступало всё выше; как перегоревшие свечи гасли одна за другой звезды; светало.
На короткий миг Игорь забылся, но свет разбудил его. Он посмотрел на посеревшее небо и понял, что спал совсем немного. Сел, протирая глаза. Оглянулся.
Рядом с ним лежала девушка: незнакомая, чужая, некрасивая. Игорь сверился со своими ощущениями - нет, он ничего не чувствовал по отношению к ней.
Очарование ночи окончательно спало с глаз. Парню показалось, что он понимает теперь ту жадную страсть, с которой впитывала она его горячие ласки и нежные слова... Волна стыда обожгла нутро и сразу отступила, оставив в сердце осадок неприязни.
Что он там говорил? С ним такого не произойдёт? Вот дурак! И что теперь делать?
Впрочем, выход нашёлся мгновенно: «бежать!».
Игорь ломанулся к подъездной дороге напрямик, сквозь кусты.
Неожиданно, на случайной полянке, увидал ещё одну спящую в объятиях парочку. В девушке сразу узнал Марину. Парень был незнакомым.
Настроение Игоря ещё сильнее ухудшилось. Вот этого он бы точно предпочёл не видеть. Как теперь посмотрит Серёге в глаза?
«Узнает - убьёт», внезапно вспомнилось ему.
«Да пошло оно всё!» - вконец озлобился он. Голова с похмелья разболелась, навалилась усталость от бессонной ночи.
Было около пяти часов утра. Игорь быстро шёл по пустынным улицам городка, иногда переходя на бег и почему-то шарахаясь от редких прохожих.
«Домой, скорее, домой, спать, - думал он, утомлённо. - К черту все эти ночные похождения!».
Насмешливое солнце, играя задорными лучами, весело катилось ему вслед.

Однажды по классу пронёсся слух, будто Юлька втюрилась в Игоря. Откуда слух взялся - не знал никто, но об этом вдруг заговорили все и сразу. Игорю новость доверительно сообщил его лучший кореш - Костян, который говорил о событии, совершенно не скрывая зависти.
- С чего ты взял? - отходя от первого шока и обретая дар речи, спросил Игорь.
- Инфа - верняк, - твердил Костя, - я наблюдал за ней на уроках, так и есть. Поверь, со стороны всё отлично видно.
В общем, он был очень убедителен - Игорь сплетне поверил. Конечно, ему нравилась Юля. А кому в классе она не нравилась? Симпатичная девочка с такими большими невинными глазами и бесконфликтным нравом, что полюбить её хоть чуть-чуть было просто невозможно. В разговорах между собой, ребята, бывало, обсуждали девчонок. Да, кому-то она казалась недостаточно умной. Кому-то - недостаточно красивой. Но никто не оспаривал, что она, тем не менее, очаровательна. Так или иначе, ни один не отозвался о ней равнодушно, - Юля, по какому-то странному стечению обстоятельств, нравилась всем.
Иногда, особенно в прежние годы, мальчишки издевались над девчонками. Дёргали за хвостики, скручивали им руки, делая «крапивку» и прочее... Юлю такая участь обходила стороной. Несмотря на то, что она была подвижной и весёлой, её как-то щадили, относились с большей внимательностью, трепетностью что ли? Если и пытались покрутить руку, то потихоньку, а уж за волосы точно никогда не тягали, разве что очень легонько, как бы в шутку.
И если всё-таки пытались помять её, потрогать, то осторожно, как крайне хрупкий и нежный предмет.
Игорь, от такой новости, конечно, растерялся. Он не был самым красивым парнем в классе. Не был самым успевающим и тем более отличником. Не был самым весёлым. И, конечно же, самым сильным он тоже не был. В общем, ничего особенно выдающегося он из себя не представлял. Обычный парень. А тут такое.
Переварив пару дней новость в себе, Игорь решил, что раз такое дело, то надо как-то действовать...
Но, сразу не задалось. Все его неуместные попытки наладить с Юлей отношения, взбодрённые вдохновляющим шепотком, терпели неизменный крах. Когда он, словно ненароком, касался её руки - она тут же отдёргивала свою. Когда пытался застать девочку одну - та пыталась поскорее избежать его общества. А когда он попробовал пару раз пригласить её во время дискотеки на танец - она, прихватив подругу, попросту убегала с хохотом...
Был ли слух злонамеренным, Игорь так и не понял. Но что-то ему подсказывало, что да.

Прошло два длинных, тягучих года. Игорь давно прекратил свои попытки навязаться Юле, но прочно в неё влюблённый, продолжал восторгаться ею издалека. Особенно тяжело ему пришлось, когда она стала ходить на учёбу в новом, обтягивающем её вызревшую фигуру платье. Он просто немел от одного её вида.
Лера, долго и ревниво наблюдавшая за происходящим со стороны, решила, наконец, взять дело в свои руки.
- Слушай, - сказала она Игорю однажды, словно невзначай. - Мне тут брат подкинул билеты в кино - не хочешь сходить?.. Сеанс - в субботу.
Игорь посмотрел на неё ошарашенно. Ничего подобного он от Лерки не ожидал.
- Нет, - не сразу нашёлся он. - В субботу мы играем на область.
- Ну, смотри, если вдруг что поменяется...
Игорь лишь плечами пожал - ничего не могло у него поменяться. Но случилось внезапное.
За Юлей, после уроков, заехал какой-то паренёк на новенькой Ладе. Паренёк прикатил прямо на школьный двор и дважды пронзительно просигналил, не заботясь о том, что на него обратят слишком много внимания. На брата он не был похож, на отца - тем более. И вообще - выглядел лишь на пару лет старше выпускного класса.
Юля, отделившись от стайки подружек, независимо подошла к машине, коротко поцеловала паренька в губы, уселась на переднее сиденье и укатила вместе с ним в неизвестном направлении.
«Ах, вот оно что!» - подумал Игорь. Он годами питал какие-то невнятные надежды, на что-то там рассчитывал, но только теперь окончательно понял - то были лишь пустые фантазии. Больше уповать было абсолютно не на что.
Игорь быстро нагнал Лерку, неспешно идущую в сторону дома.
- Что там, приглашение ещё в силе?.. - молча пройдя рядом с нею часть дороги, выпалил он.
- Естественно! - просияла девушка.

После киносеанса он спросил у неё, небрежно:
- Куда пойдём?
- Домой, наверное... странный ты какой-то сегодня. Всем недовольный.
- Ну да странный... Ладно, проведу тебя. Это туда?
Она кивнула.
- Ну, пойдём.
Они прошли мимо торгового ларька.
- Не хочешь пива?
- Нет - не люблю.
- Я тоже вообще-то, но сейчас что-то захотелось.
- Всё равно нам не продадут…
- Продадут - убеждённо сказал Игорь. - Главное попросить уверенно.
Пиво ему действительно продали. Выпив, по дороге, одну бутылку, передавая её друг другу, они вскоре подошли к обшарпанной девятиэтажке.
- Здесь живёшь?
- Да.
- В этом парадном?
- Ага.
- Странно даже. Сколько лет в одном классе учимся, практически каждый день видимся... И даже не знал я, что ты здесь живёшь. Ну и где другие живут.
- Кроме Кости, - уточнила девушка.
Игорь посмотрел на неё непонимающим взглядом.
- Ты же знаешь, где Костя живёт, - пояснила она свою мысль.
- Ну, Костик, да, мы с ним с садика вместе. Ты ведь тоже знаешь, где он живёт, тоже с ним неплохо общаешься.
- Да, мы друзья. Но он вообще-то со всеми хорошо общается.
- Правда, он такой. Открытый.
- Не то, что ты.
- Да, - огорчённо сказал Игорь. - Я не такой.
- И друзей, кроме Кости, у тебя нет. Так?
- Пожалуй, что так, - разговор становился ему неприятен; он перевёл тему, - а ты почему с ним сдружилась?
- Не знаю... Может потому что он твой единственный друг? Кто мне ещё о тебе расскажет? - Лера помолчала. - А Юлька... она дура, знаешь? Не видит, какой ты. А я вижу.
- Нечего там видеть, - нахмурился Игорь. - Идём, до квартиры доведу тебя.
Девушка слегка удивилась, но пошла вслед за ним в парадное. Когда собралась нажать кнопку лифта, Игорь остановил её глухим голосом:
- Оставь, пешком поднимемся. Какой этаж?
- Шестой, - почему-то шёпотом сказала она.
Они пошли по узенькой лестнице наверх. Игорь впереди, Лера на пару ступенек ниже. В тишине дома, слышно было лишь движение лифта между этажами. Судя по звуку, лифт как раз направлялся вверх.
Когда оказались между третьим и четвертым, Игорь вдруг остановился, повернулся к Лере и сказал:
- Постоим минутку, переведём дыхание.
Девушка внимательно поглядела на него. Игорь отвёл взгляд, потом посмотрел на неё настойчиво.
- Давай... - с трудом выдохнул он, - Поцелуй... на прощанье...
Она сделала несмелый шаг ему навстречу. Он прижал девушку к стене и приник к её устам. Губы оказались сухими, соприкосновение вышло совершенно безвкусным…
Разочарованно разорвав поцелуй, он задумчиво постоял, немного склонив голову и опираясь рукою в стену, не спеша освобождать Лере проход. Она смотрела на него с затаённой надеждой.
Что ж, слияние оказалось безвкусным, но приятным. Да, что-то в этом всё-таки было... особенное.
Игорь поднял голову и жадно въелся в её губы. Она подалась вперёд, ему навстречу, её ладони нашли его ладони, переплетая пальцы. Целоваться со сплетёнными пальцами оказалось ещё приятнее.
Целовались они очень долго, вновь и вновь, практически не разъединяя губ, находя в этом процессе неизъяснимое удовольствие, потеряв всякий счёт времени. Потом Лера опомнилась:
- Уже четыре... мне надо домой...
Нехотя Игорь отпустил её.
- До завтра? - несколько взволнованно спросила она.
- До завтра, - убеждённо ответил он.

В понедельник они уже вели себя как пара. По утрам, перед уроками, Игорь с Костей обычно встречались на спортплощадке, чтобы вместе идти в школу. Но в этот раз Игорь в класс почему-то не спешил.
- Чего ждём? - спросил Костя.
- Скоро увидишь.
Ребята постояли, перекидываясь посторонними новостями.
- Долго ещё?.. - Костя начинал испытывать нетерпение. - Скоро звонок, ты же знаешь матичку.
Игорь промолчал. Он уже увидел Леру в конце аллеи.
Когда она подошла, они поцеловались как следует, так что Костик даже слегка присвистнул.
- Ну и ну... - только и смог вымолвить он.
Игорь уверенно взял девушку за руку:
- А вот теперь пойдём.
Он отпустил её, только когда вошли в класс и показались всем.
- Она теперь, вроде как твоя девушка, или что? - тихо спросил Костя, садясь за парту.
- Да, - с некоторым вызовом сказал Игорь, окинув товарища внимательным взглядом. - А что?
- Да нет, ничего! Всё понятно... Это я так спросил.

После уроков, парочка, перелезая через невысокий забор, забиралась на территорию находившегося рядом со школой детского садика. В садике, в это время, как раз был тихий час, так что никто не мог их побеспокоить.
Они садились на низенькую скамеечку, перекинув друг дружке ноги крест-накрест. Два-три часа только и делали, что целовались взасос. Когда вставали, чтобы разойтись по домам, Игорь часто ощущал приятное головокружение.
Да, он слишком быстро привык к суховатому привкусу её губ, но вскоре одних губ ему стало недостаточно.
- Сними лифчик, - однажды взволнованно попросил он.
- Зачем?..
Парень слегка облизнул губы:
- Я хочу... потрогать.
После минутного замешательства, она сделала то, о чём он просил. Игорь, забравшись ладонями под футболку, сразу прилип руками к груди и уже не отпускал её до самого расставания, мягко, но настойчиво, тиская.
Так они проводили многие часы после уроков. Иногда Лера пыталась отвлечь парня от своих перевозбуждённых сосков сторонней беседой, но Игоря не интересовала её глупая болтовня. Его интересовали только её великолепные, упругие сиськи, да сухие, отзывчивые губы.
Точнее, интересовала его ещё пара вещей. Но до них он пока не мог добраться.
Однажды, какая-то нянечка, заметив ребят, согнала их с давно насиженного места.
- Тут же детки малые играют, - закричала она, не скрывая, впрочем, смеха, - А вы!.. Ещё раз здесь увижу, - пойду к директору школы!
Парочке пришлось искать другое место уединения.
Лера звала Игоря в парк, расположенный неподалёку. Игорь тянул девушку на заброшенную стройку. Лера чувствовала, чем это чревато и какое-то время противилась. Но пришлось покориться.
Целоваться, сидя на голом бетонном полу, было не столь удобно, как на лавочке детского садика, зато там им уж точно никто не мог помешать. Постепенно они приветили на третьем этаже одну угловую комнатку. Стянули туда куски картона, деревянные ящики, доски. Обставили подобной мебелью недостроенную квартиру...
Как-то раз, не сумев справиться с его сумасшедшим напором, Лера отдалась Игорю прямо на этом полу, устеленном кусками картона. Потом, иногда, она словно по привычке пыталась упрямиться, ведь место для любви было слишком неудобным... Но тщетно. Он склонял её к сексу снова и снова, пока не ударили сильные морозы.
Тогда в их отношениях возникла тяжёлая пауза.
Лера долгое время надеялась, что всё обойдётся, и как потеплеет, они снова будут вместе. Только когда под её окнами расцвели абрикосы, осознала, что всё кончено...
Когда класс фотографировался на выпускной альбом, одноклассники, по привычке, пытались столкнуть парочку друг с другом.
- Давайте! - восторженно кричал им фотограф, - покажите химию!
Игорь пожал плечами и приобнял девушку. Лера вроде бы ласково положила ладонь на его руку, но жёстко вдавила свои ногти ему в запястье.
- Полегче, - прошептал он, отдёргивая руку, - больно же!
- А мне не больно? - в отчаянии спросила она.
Но Игорю было пофигу. Он не верил её эмоциям. Ведь у него были свои, совершенно противоположные.

Костик попытался завести с Игорем серьёзный разговор. Долгое время он мялся, неуверенно заходя то с одной стороны, то с другой.
- Что ты юлишь? Давай уже, говори, - настоял Игорь.
- Это... Лера сказала, что ты... ну-у... типа прокинул её.
Игорь насторожился:
- В каком смысле?
- Короче, переспал и бросил, - выдохнул Костя.
Игорь озлобился:
- И ты поверил ей? Идиот!
Костя сразу вздохнул свободнее. Облегчённо сказал:
- Фух! Я так и думал, что это не правда.
Игорь жёстко высказал ему резким, язвительным тоном:
- Не очень-то похоже, что так думал. А ещё друг называется!
- Да ладно тебе. Просто... я растерялся... она так убедительно рассказывала...
- Тебе ли не знать, какая она вруша... девчонки вообще такие лгуньи! Одного не понимаю - на кой она за мой счёт набивает себе вес?
- Я думаю, это чисто из ревности, - снисходительно предположил Костик. - Ты же её всё-таки бросил.
- Да, бросил. Но заметь - я с ней не спал.
- Ну и, слава богу!
- В любом случае, эти отношения были большой ошибкой с моей стороны. Но, честно говоря, не думал, что дойдёт до такого...
- Ладно, не парься. Её наверняка скоро попустит.

На выпускном отрывались все. Лишь Игорь чувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Ему не было весело, и особенно мешало то, что за соседним столом, прямо напротив него, сидела Юля.
Она была со своим кавалером. Тем, что заезжал за ней на машине. Они великолепно смотрелись вместе, действительно выглядели идеальной парой. Юля в бежевом выпускном платье казалась совершенно обворожительной, а её глаза искрились такой радостью, словно она была невестой на свадьбе.
Время от времени Игорь переводил взгляд на край своего стола, где сидела Лера. Она напилась как-то слишком быстро и, зажав в углу Костика, громко шептала ему что-то в ухо. Иногда до Игоря доносились отголоски этого глупого разговора:
- А он ей и говорит. Девушка, не слишком ли рано вы начали половую жизнь?.. Как тупо...
Заметно было, что Костик больше всего хотел от Леры сбежать. Даже бросал отчаянные взоры на Игоря, - но тот ничем не мог ему помочь.
В определённый момент, заметив на себе внимательный взгляд Игоря, Лера нервически засмеялась, убрала руку с Костиного плеча и легонько оттолкнула его:
- Ну, иди, иди уже к своему другу подлецу.
Костя несмело привстал с места.
- А нет, стой! Подожди минуту, - внезапно нахмурилась девушка. - Подлей мне ещё шампанского...
- Может тебе уже хватит? - насупился тот.
- Ну, пожалуйста, что тебе стоит? - взмолилась Лера. - Неужели за мной никто так и не поухаживает сегодня, и придётся делать всё самой?..
Костя, тяжело вздохнув, долил ей вино в бокал.
- Спасибо - пьяно улыбнулась она. - А теперь иди. Смелее!..
Поведение Леры слишком резко контрастировало с поведением других девочек. Классная всё чаще бросала в её сторону тревожные взгляды, опасаясь скандала.
Костя, хоть и с тяжёлым сердцем, но всё же с заметным облегчением, быстро покинул Леру.
- Пошли на воздух, - сказал Игорь, поднимаясь товарищу навстречу. - Тут слишком тяжело дышать.
- Да. Пошли...
Друзья отправились бродить по парку. Долго виляли по выложенным плитами дорожкам.
- Что с тобой? - внезапно спросил Костя.
- В каком смысле?..
- Все радуются, веселятся. А ты... вот такой.
- А чему радоваться? Что школа закончилась? Хорошо ли это? Я не уверен.
- Почему?
- Так ведь целая жизнь заканчивается... вспомни... мы же отлично проводили время...
А ещё, в завершающейся жизни, была любимая девушка, высокие мечты, светлые надежды. И множество ярких, беззаботных, следующих один за другим деньков. Огорчало то, что больше, подобное, попросту не могло повториться.
В Игоре росло убеждение, что все они, теперь веселящиеся, абсолютно этого не понимали. С присущей молодости горячностью, спешили окунуться в новое, неизвестное.
Вероятно, ребята были уверены, что именно там, в мифическом будущем, их безудержные фантазии, наконец, обретут жизнь. И оттого так отчаянно спешили стать взрослыми... А зря! Ведь наверняка наступят дни, когда они будут сожалеть об этом прекрасном, неосознанном времени, которое уходило теперь безвозвратно, навсегда.
Он-то уже жалел. Уже долгое время Игорь боялся и заранее ненавидел неминуемую минуту расставания...
Похоже, что кроме него, только немногие пришедшие на выпускной родители, отчаянно бухавшие за одним из столов, интуитивно ощущали этот раскол. Но и для них истинная суть происходящего, кажется, оставалась невнятной.
Воротничок рубашки сдавливал Игорю шею, галстук мешал, новый пиджак был неудобен.
- У тебя есть сигареты? - неожиданно спросил он.
- Ты же не куришь, - поразился Костик.
- А сейчас хочу.
Друг пожал плечами, достал из кармана мятую пачку дешёвых сигарет.
- Подкури мне... - попросил Игорь. - Я ведь не умею...
Осторожно затянулся. Дым защекотал в горле. Сделал пару затяжек, закашлялся. Недоуменно посмотрел на сигарету. Сделал прощальную затяжку и бросил окурок на землю, раздавив огонёк носком туфли.
- Да, это явно не для меня. Обидно. Эх, лучше бы я сегодня просто напился! Но что-то не хочется…
После обязательной встречи рассвета, выпускников по домам развозили автобусом. Кто-то был настолько пьян, что спал, некоторые, догоняясь, сосали пиво. Самые отчаянные продолжали напиваться. Многие мучились от головной боли.
Костя был под хмельком и дремал, положив голову на поручень, вздрагивая на колдобинах. Юля уехала с выпускного рано, кавалер увёз её на машине. Леру ещё вечером уложили спать в одной из комнат, и теперь она тряслась в автобусе заметно протрезвевшая. Глядела на серый, однообразный мир за окном безразличным, утомлённым взглядом.
Игорь был ужасающе трезв и раздражён. Он все ещё был туго затянут в тесный костюм. Словно опомнившись, повертел головой и рывком ослабил галстук. С отвращением наблюдая со своего места за теперь уже бывшими одноклассниками, стащил галстук совсем и кое-как свернув, сунул в карман пиджака.
Всё же Костя прав, это странно... он единственный никак не мог ощутить той радости, которая переполняла других ребят.
Впрочем, ничего удивительного. Ведь именно в школе он научился многим важным, даже нужным вещам. Как-то, ненависть к себе, ложь, измена и подлость; и прекрасно понимал, что в будущем эти знания ему не раз пригодятся. Уже по одной только этой причине, Игорь не мог ожидать от грядущего ничего хорошего, ведь в отличие от прочих выпускников, не видел впереди ни малейшего просвета. Нет, положительно он был не способен разделить всеобщее ликование.
Потихоньку подъезжали к дому, но Игорю было невероятно грустно и горько. Дни мечтаний закончились, а ему так сильно не хотелось с ними расставаться...

- А ну, тихо! - прикрикнул трудовик на подсказчиков. Заметно было, что ему происходящее совсем не нравится, но он пытается хоть как-то помочь парню.
Весь класс напряжённо ждал, когда ММ в очередной раз проколется и некоторые шёпотом, а некоторые достаточно громко, подсказывали ему ответ. Лепили всякое - кто на что горазд.
ММ стоял весь напряжённый, разве что пот с него не лился - подсказки только сбивали его с толку. Он чувствовал, что ответ должен быть простым, но не мог доверять шептунам. Не зря же они называли его ММ, что попросту означало - Максим мудачёк. Вообще мальчика обзывали в классе разными словечками, но эта кличка прижилась, по-видимому, из-за внешней неопределённости. Даже некоторые учителя - те, что из пожилых и добродушных, не вполне понимая о чём речь, иногда сбивались и называли его ММ, веселя подобным обращением малолетнюю публику.
Атмосфера в классе достигла такой степени напряжения, что стало казаться, будто сам трудовик сейчас не выдержит, подскажет парню правильный ответ и закончит всю эту комедию.
Но учитель ещё раз, только строже, гаркнул: «Тихо!», и выжидательно посмотрел на ММ, который в свою очередь растерянно таращился на трудовика.
Тогда уже не стерпел Юра. Он повернулся к бедолаге, и прошептал:
- Забить. Отвечай - за-бить!
ММ немного осклабился и ответил уверенным, важным голосом:
- Винт надо забить!
Класс сорвался хохотом.
Юра покатывался вместе со всеми, но в то же время, в голове у него вертелось неприятное: «Вот дурак, ну как можно быть таким тормозом?.. Повёлся на такую чепуху. Винт надо забить! Идиот».
Он внезапно перестал смеяться и, поглядев Максиму в глаза, разочарованно покачал головой. Последний смотрел в ответ, со своей стандартной растерянной усмешкой на устах. Похоже, он даже не обиделся.
«И почему он так ответил? Вот беспомощное… Хоть бы подумал, что тебе подсказывают! Правда… может он потому и не сомневался, что это я сказал. Если бы кто другой - то, может, побоялся бы, а мне поверил… И тут я его подставил… Ну так, надо же и своей башкой думать иногда!» - успокаивал Юра сам себя, хотя на душе остался неприятный осадок.
Трудовик обвёл гогочущий класс усталым взглядом, удручённо посмотрел на Максима и сказал, с нескрываемым раздражением:
- Садись уже!

Молодая математичка была заметно не в настроении. Практически весь урок она безотрадно смотрела в окно, на завораживающую панораму осени. Её мало интересовало происходящее в классе. Она наобум называла фамилию, задавала минорным тоном вопрос, - устную задачку прямо из учебника, - и тоскливо выслушивала ответ.
ММ достался элементарный вопрос про углы: какой угол называют прямым, какой острым, какой тупым? Но и на этот вопрос, он явно не мог ответить...
В голове у Юры закрутилась такая шутка, что он закрыл себе рот обеими руками, чтоб не расхохотаться вслух.
«Вот это сейчас будет, - думал он, поворачиваясь к Максиму, - вот это сейчас отчебучу!»
Окинул потерянного парнишку быстрым взглядом, отдельно отметив его обычную пришибленную усмешку.
«Ну ладно, ладно, - решил Юра, переводя дыхание, - в другой раз, иначе уже добью его. На сегодня и винта хватит».
Он коротко подсказал Максиму правильный ответ.
- Отвечай, слышишь, так и говори!
«А что, если не скажет, не поверит в этот раз?».
Но Максим, словно автомат, повторил, слово в слово.
В классе, ожидавшем продолжения посмешища, разочарованно переглянулись.
Учительница отвела скучающий взгляд от окна и озадаченно посмотрела на Максима.
- Да, правильно, - несколько удивлённо сказала она, растерянно шаря руками на столе. Потом сделала такое движение губами, словно хотела спросить что-то ещё, но оборвала саму себя и вместо нового вопроса, отрешённо сказала:
- Молодец. Садись.
Юра отвернулся от Максима и спрятал лицо под партой. Его всё ещё душил смех.
«Конечно молодец, - думал он. - Какой прорыв! Впервые в жизни правильно ответил. Эх, жаль всё-таки, такая хохма жирная пропала!».

Учитель физики, нудный человечек, имевший пренеприятную привычку называть учеников на «вы», по слухам, когда-то давно принимал участие в каких-то боевых действиях, за что получил среди школьников прочное, переходящее из поколения в поколение прозвище Афганчик, - был дотошен и часто беспощаден. Он мог минут по двадцать опытывать ученика, подбираясь к сути вопроса то с одной, то с другой стороны, «клещами» вытягивая нужные ответы. Даже если ученик явно не владел темой урока, физик выбивал из него хоть какие-то знания, а по ходу дела что-то сам объяснял, заставлял хотя бы повторять за собой отдельные ключевые понятия. Не удивительно, что он мёртвой хваткой вцепился в ММ, - к которому, кстати, относился довольно снисходительно, - ведь тот успевал хуже остальных и ему нужно было всё усиленно втолковывать.
Юра даже не пытался уследить за этим утомительным марафоном. Он подпёр голову ладонью, и нашёл взглядом Настю, сидевшую в дальнем ряду. Она что-то читала - книга находилась под столом, на коленях, голова была низко склонена над партой. Локоны упали ей на лицо, прикрывая от Юры глаза, - глубокие, красивые, но совершенно непроницаемые. Нарочитая холодность их взгляда, искусно скрывала от посторонних, любые движения внутренней жизни девочки. А Юре так хотелось увидеть в них хоть каплю тепла и нежности…
Мальчик любовался её - подсвеченными тусклым солнцем - вьющимися волосами, полускрытыми очертаниями прелестного лица, мягким овалом подбородка и пухловатыми, желанными губами.
Внезапно до Юры дошло, что губы у Насти слегка подкрашены, и это открытие поразило его до самой глубины души. Пару месяцев назад, подобное невозможно было себе представить… но вот же!
Вдруг, словно ощутив на себе чужой взор, Настя оторвалась от книжки и посмотрела в сторону Юры. Наткнувшись на его пристальный взгляд, тут же опустила, спрятала глаза. Сам мальчик с огромным трудом сдержался, чтобы не поступить точно так же.
Настя ещё раз, словно мимоходом, глянула на Юру из-под ресниц, повернулась к сидевшей с ней за партой Ирке, и принялась что-то ей говорить.
Ирка заинтересованно вытянула шею. Слушала Настю, периодически кивая и бросая косые взгляды на Юру. Потом наклонилась к Настиному уху и что-то ей прошептала. Настя в сомнении покачала головой. Ирка, словно убеждая её в чём-то, дважды кивнула, прикрывая на каждом кивке глаза, вероятно для пущей убедительности.
Юра, испытывая некоторую досаду от того, что его попалили, отвернулся к стене.
Учитель как раз заканчивал допрос Максима. Класс напряжённо замер, - кого-то он вызовет теперь?
- Буцало!
Да, главным «любимчиком» физика был Буцало. В самом начале учебного года, не разобравшись толком с кем имеет дело, тот постоянно нарушал дисциплину и весело дерзил учителю.
- А, так вы весёлый? - сказал как-то Афганчик. - Тогда мне придётся быть находчивым.
С тех пор Буцалу жизни на уроках физики не было...
Зато остальные ученики выдохнули с облегчением. Взявшись за Буцало, Афганчик уже никого больше не успевал вызвать.
- Что, опять?! - нахмурено отозвался мальчишка, лениво поднимая своё огрузлое тело, - в прошлый же раз спрашивали!
- Разве я вас не предупреждал? Вы у меня будете теперь на каждом занятии отвечать… Давайте вернёмся к прошлому уроку. То, что вы не смогли в прошлый раз ответить: расскажите нам про три состояния вещества. И не забудьте упомянуть отличительные признаки каждого.
Буцало стал сбивчиво, постоянно скашивая глаза в учебник, раскрывать тему.
- С этим ясно, - сказал физик, внимательно его выслушав. - А теперь... что вы готовы нам поведать про физическое взаимодействие тел?..
Буцало продолжил мямлить по учебнику. Класс с удивлением следил за ним. Выглядело невероятным, но похоже, Буцало действительно готовился.
- Ладно, это долго, - внезапно прервал его учитель. - Урок уже заканчивается. Давайте так - вот движется автомобиль. Первый наблюдатель находится на улице, второй - за рулём. Относительно кого из них происходит или не происходит движение?
- Ну, это… - Буцало словно подвис, соображая.
- Ну же, смелее!.. - поощрил его учитель.
В следующий миг прозвенел звонок.
- Что мне у физика нравится, - удовлетворённо сказал Юра Валерке, поднимаясь с места, - больше двух человек за урок он опросить физически не способен.
- Все могут быть свободны, - сказал учитель. - А вы, Буцало, задержитесь.
- Мне его почти жалко, - сказал Юра, выходя из класса.
- Поделом уроду! - отозвался Валерка.

Среди школьников пронёсся слух - последнего урока не будет! И в самом деле - прозвенел звонок, а Веры Павловны всё не было. Ребята свободно выходили в пустой коридор, возвращались в класс... небольшая группа активистов, предлагала по-быстрому собрать вещички и, тихонько взявшись за руки, дружно свалить в близлежащий парк.
Юра потенялся туда-сюда около двери, сложив руки на груди, потом решил и себе выйти в коридор, может даже спуститься по лестнице на директорский этаж, чтобы немного разведать обстановку. Он поднял руку, намереваясь толкнуть дверь, но дверь внезапно сама отворилась ему на встречу. Двигаясь по инерции, мальчик практически выпал в коридор, а протянутая рука тут же наткнулась и погрузилась во что-то мягкое, что имело незнакомое, никогда ранее не испытываемое им свойство особой податливой упругости.
Юра резко отдёрнул руку, а девочка, на грудь которой он наткнулся, сразу отскочила в сторону. Тут он узнал в девочке Настю, и его словно кипятком обдало.
- Ой, прости, - обалдело пробормотал Юра.
Настя вся вспыхнула, быстро поправила что-то под белой рубашкой и молча проскользнула мимо него в класс. Юра, словно зачарованный, постоял на месте, сжимая и разжимая ладонь, пытаясь уловить и запомнить то небывалое ощущение, которое возникло в нём при соприкосновении с нежным девичьим телом.
В коридоре, сверкая очками, появилась спешащая Елена Петровна, классный руководитель. Заметив её, Юра вернулся в класс, предупреждая ребят. Учительница вошла практически сразу вслед за ним, призвала всех к вниманию и объявила:
- Дети, урока сегодня не будет! Вера Павловна отлучилась, её срочно вызвали в районо.
Некоторые поспешили сорваться с места:
- Так что, по домам?!..
- Нет. Сейчас всем классом спокойно спускаемся в кабинет труда. Роман Петрович займёт вас делом.
- Вот блин! Каким таким делом?..
- Лучше бы по домам!..
- Известно, какое дело, - прошептал Валерка, - урок труда уже был. А теперь листья пойдём загребать. Какие ещё у трудовика могут быть дела?
Класс спустился на первый этаж. По дороге ко всем присоединился насупленный Буцало. Похоже, физик хорошенько его обработал и всё равно опять поставил двойку. Видя его настроение, ребята предпочитали молча обходить мальчишку стороной. Валера с Иркой немного отстали от остальных, о чём-то перешёптываясь по пути.

Трудовик быстро раздал ребятам метлы, грабли и лопаты. Определил каждому участок работы.
Юра принялся неспешно загребать листья на своём кусочке школьного двора. К нему, как попало размахивая метлой, вскоре добрёл Валера, принимая заговорщицкий вид:
- Слышь!..
- Что там? - сосредоточенно бросил Юра, уже, впрочем, догадываясь, о чём пойдёт речь.
- Говорят, что ты Настю немножко того… полапал...
- Отвали, дурбецало, - незлобиво ответил Юра.
Ещё некоторое время они молча поработали рядом.
- Это тебе Ирка разболтала?
- Ясное дело.
- Вот я в шоке, от так называемой девичьей дружбы... Сами же первые про своих лучших подружек сплетни разводят. Сначала одна другой что-то тайно расскажет, а другая уже по всему миру разнесёт. Не понимаю я девчонок этих.
- Так было?..
- Фигня. Ничего не было. Так, случайность.
- А-а, - разочарованно протянул Валера.
- А ты свою Ирку не зажал ещё в каком-нибудь уголочке?
Валера вздохнул опечаленно:
- Пока что нет. Подходящего случая не было. Но есть идея.
- Что за идея?..
- Скоро дискотека.
- Та-ак...
- Надо в сборник медляков добавить.
Юра улыбнулся.
- Это не только я так решил… народ то же говорит...
- Начинаю понимать... Но ты же у нас компонуешь музыку для дискотеки. Тебе и карты в руки.
- А кто у нас рок слушает? Надо штук пять баллад. Самых-самых!
- Ну, это просто. Я вечером подберу.
- Слушай дальше. Тут уже мой план начинается. Я их поставлю между треками. И буду заранее знать, когда подходит время медляка. Делаю Ирке знак, чтоб они с Настей были рядом. Тут же приглашаем наших девочек, пока какая-нибудь падла не влезла.
Юра усмехнулся.
- Хорошо придумал. Не подкопаешься!
«Нужно только не зассать Настю пригласить на танец, - подумал Юра, - но при таких раскладах не зассышь… обо всём-то Вареник позаботился, нормально придумал. И сам гам, и другому дам. Всё-таки хороший товарищ, надёжный. Ирка вот тоже молодец. Помогает».
И как это так выходит, что одни люди сами легко сходятся, а других надо чуть не через силу сводить? И откуда, интересно, в нём берётся этот страх? Почему его как осла нужно к той Насте тянуть, хотя он только про неё всё время и думает? В чём тут прикол? Неужели вот эта слабость и есть любовь?..
Это уже были совсем какие-то новые мысли, слишком для него непривычные.
«Надо будет потом, как следует всё это обдумать».
Да, Варенику почему-то легче. Аж завидно. У них с Иркой взаимопонимание возникло сразу и давно. А вот у него с Настей пока что-то не клеится. И вот ещё, прикольно, как быстро всё меняется... Совсем недавно же, перед летними каникулами, была дискотека. Стоило только какой-то спокойной мелодии случайно зазвучать, как все сразу начинали кричать, ругаться, мол, музыку давай! А теперь, видишь, надо им медляков в плейлист добавить... Кто бы мог полгода назад о таком подумать?
- Меня только одно беспокоит, - задумчиво промолвил Юра.
- Что такое?..
- Я ж никогда с девчонками не танцевал. Боюсь, ноги Насте только поотдавливаю.
- Чепуха! Справишься. Нету там никакой особой науки. Возьми, дома потренируйся.
- Как это!?
- Включи песню, представь, что обнимаешь Настю и двигайся по кругу в ритм мелодии, осторожно переставляя ноги.
- Чепуха какая-то...
- А ты что думал? Я с тобой репетировать не собираюсь. Хотя… если ты будешь за девчонку…
- Пошёл ты!..
Юра представил на минуточку, как обнимает в танце Настю и сердце его затрепетало от невнятного волнения.
- Нет, ну ты видел эту падаль! - загремел где-то рядом Буцало которого, наконец, прорвало. - Опять влепил мне двойку... Так я же готовился, я ж рассказывал! Вы отвечали очень неуверенно… - перекривил он учителя, - вот тварь!
- Ох, давно не было, - скривился Валера, - он меня утомляет, я отваливаю.
- Давай, - подмигнул Юра.
Буцало в сердцах бросил грабли, следом полетел рюкзак, который он, переживая сильное негодование, видимо забыл оставить в классе.
- Юрик! Ну что ты молчишь? Скажи хоть ты что-нибудь. А то все воды в рот понабирали!..
- Да, - согласился Юра, - конечно, он свинья. Как минимум тройку ты заработал. Елена Петровна, за такой ответ тебе даже четвёрку поставила бы. И ещё бы похвалила… Не любит он тебя... Сколько раз ты его бесил... Вот он и отыгрывается. Хотя для учителя это недопустимо. Я так считаю.
- Правда, правда?! Ты согласен? Как минимум тройку должен был мне ставить. Все же видели! Так матушке и скажу, - для учителя, недопустимо! Вот козёл, злости на него не хватает. Этому уроду и то тройку поставил! Так он двух слов связать не мог!
- Эй, кретинчик! - позвал Буцало Максима, который также обрабатывал неподалёку свой участок. - А иди-ка сюда!
Максим неуверенно подошёл.
- За что это тебе Афганчик троечку поставил? Может ты ему отсасываешь, за троечки, а?
Максим озадаченно усмехнулся.
- Чего ты к нему придолбался? - нахмурился Юра. - Оставь его нафиг. Не видишь, он контуженый.
- Нет. Эта сука тройку получила, а я двояк. Сейчас мы узнаем всю правду. Отвечай, курица тупая, хорошо сосёшь?
- Неугомонный ты Буцало, - вздохнул Юра. - Злость на других сгонять - дурацкая привычка. До добра не доводит.
- Нет, он мне ответит, - продолжал беситься Буцало, - Он мне сейчас за всё ответит. Так что, курица? Что ты стоишь лыбишься, бля? Я тебя, сука, пару раз сейчас протулю, и полыбишься мне тут!
Максим молчал и только растерянно поводил глазами. Работающие по близости ребята, начали с интересом собираться вокруг них. Ожидалась развлекуха.
- Нет, я не могу на эту падлу спокойно смотреть! - бушевал Буцало. - Сейчас я в этого ушлёпка кирпичом запущу!
Он поднял с земли крупный камень.
Тут уже встрял Юра:
- Так, стоп! - нахмурено воскликнул он. - Если уже драться, так драться. Без всех этих… тупых приколов...
Буцало отбросил камень:
- Да я и так сейчас этого молокососа уделаю…
Он подошёл к Максиму в упор и крепко ударил в плечо. Не успел Максим ещё даже перекривиться от боли, как получил второй плотный удар в грудь.
- Эй, - крикнул Максиму Юра, рассерженный его полным бездействием, - что ты стоишь, дурилка, давай делай что-нибудь. Тебя бьют!
Буцало приложился в челюсть. Зубы с неприятным звуком стукнулись друг о друга. На сей раз Максим уже не стерпел и ответил ударом на удар. Ребята вокруг сгрудились теснее. Ох ты! Максим, оказывается, может драться! Становилось интересно.
Буцало нанёс ещё несколько беспорядочных ударов куда попало, но и Максим от него уже не отставал. Удары с обеих сторон становились всё сильнее, никто из противников не поддавался. Пиджаки на них посбивались, мятые подолы рубашек повылазили из брюк. Вокруг дерущихся поднялась пыль.
Буцало внезапно схватил Максима обеими руками за шиворот и, подставляя под него бедро, попытался бросить парня на землю. Максим чуть присел, устоял на ногах, рывком сорвал захват и жёстко треснул соперника ребром ладони по шее. Буцало, сотрясённый, покачнулся и отступил. В глазах его отразилось сильная озадаченность.
Максим, то ли испугался, что ударил слишком сильно, то ли решил, что уже достаточно и опустил руки. Буцало неуверенно подошёл к нему и трижды ударил по корпусу. Но уже совсем не сильно. Он был весь красный и как-то тяжело дышал. Максим больше не сопротивлялся.
- Ну всё, хватит с него, - вызывающе сказал Буцало, переводя дыхание и отходя в сторону.
Все промолчали. Вообще стало как-то очень тихо.
Буцало схватил свой рюкзак, грабли и, не заправляясь, побрёл в сторону школы. Остальные ребята тоже разошлись кто куда.
Максим молча обтрушивался и поправлял одежду. На губах его застыла всё та же кривая нелепая усмешка. Юра стоял в сторонке и заинтересовано наблюдал за ним, пока Максим вдруг не отвернулся к забору и не расплакался в рукав.
Юра подошёл и положил руку ему на плечо. Слова так и посыпались из него:
- Э-э, да ты молодец. Не поддался. Ты заметил, что он испугался, когда получил по шее? Сначала был такой герой, а потом раз… и обосрался. Вот так вот. А сейчас поплачь. Это ничего, это нормально. Оно, наверное, больно… я сейчас не побои имею в виду… хотя и это тоже. Но и он ведь получил своё. Теперь он к тебе уже не полезет. Никто не полезет. Будут знать, что можно выхватить. Всё-таки ты молодец. Нет, ну кто бы мог подумать!.. Ну, теперь-то всё хорошо. Сейчас пойдём уже в класс. Скоро уже звонок. Но ещё немного обсохни. Нельзя, чтобы они видели слёзы, этой сволочи их показывать не надо.

Пока ребята сдавали орудия труда, во дворе прошёл внезапный короткий ливень, смывая с улиц пыль, грязь и опавшую листву. Юра, под задорный аккомпанемент выбравшегося из-за туч солнышка, возвращался домой, пребывая в превосходнейшем настроении.
«А всё-таки, - мыслил он, - Макс молоток. Кто бы мог подумать? Да, с него ещё могут быть люди. Как бы только отучить его от этой идиотской улыбочки… Фигово, что с ним никто не занимается. Что там за семья, такая отмороженная? Его бы немножко подтянуть… А они-то все были уверены, что он пропащий! Вот смех. А этот дибил Буцало думал, что раз ударит, - тот и расплачется. Идиот. Ну и хорошо, что так вышло. Он им показал…».
Юра зашёл в квартиру, сбросил в коридоре обувь и курточку, сразу направился в свою комнату.
- Кушать будешь? - догнал его, на пороге комнаты, мамин голос из кухни.
- Нет, ма. Посплю немножко, а уже потом…
Клацнул кнопку магнитофона. Вокалист, не дожидаясь пока группа раскрутит маховик тяжёлых риффов, сразу взялся за дело, и принялся горланить на всю комнату. Привет соседям!
- Да, - подумал Юра, ложась на диван и подсовывая под голову подушку. - То, что надо. Вот чего мне сегодня не хватало, для полного счастья. Как хорошо засыпать под такую музыку!
Внезапно он вспомнил Настю. Вспомнил, как случайно коснулся её груди: округлой, упругой, податливой. Вспомнил, как девочка смутилась, сразу отступила в сторону и быстро, почти незаметно, поправила лифчик. Вспомнил, какое было приятное ощущение. Словно сжал в руке резиновый мячик, но нежный такой, водянистый. Всё-таки ощущение было совершенно новое, ни с каким из прежних не сравнимое. С невероятным подъёмом в душе, Юра чувствовал, что его ждёт в будущем много ещё таких, прежде небывалых, сладостных открытий.
Да, что-то во всём этом есть. Но об этом не сейчас. Об этом он подумает позже, когда будет достаточно свободного времени, когда не будет так хотеться спать. Потом, потом. Он ещё не раз мысленно вернётся к этому случаю, во всех деталях вспомнит случайное прикосновение, найдёт верные слова для того мимолётного чувства, которое опалило его с ног до головы. Но не теперь...
Что ещё на повестке дня?... А! Ведь нужно сделать какие-то уроки... Что там у нас завтра? Алгебра. К чёрту. Можно списать у Вареника. География? Географичка не будет спрашивать, ведь он отвечал в прошлый раз. Что ещё… История! Можно почитать на Географии. Там три странички всего. Ничего такого, что он не смог бы запомнить с первого раза. Пара фамилий, пара дат. Даже если вдруг летучка… фигня. Что ещё? Физ-ра?.. Но завтра вечером и так тренировка. Слишком много спорта для одного дня... Значит, к чёрту физ-ру. Можно прогулять.
Вот и порядок, дела разрешены, можно спать спокойно. Минут сорок, для бодрости, ему хватит, а потом целый свободный вечер, ещё столько всего можно успеть до полуночи… Можно и до двух погулять сегодня. Завтра, первый урок - пение. Попеть, в крайнем случае, можно и с закрытыми глазами.
Ох, и как же он верещит, этот вокалист, падла. Обладая таким голосом, можно и школу бросить. Школу... при этом слове, в голове закружились светлые картинки прошедшего дня. Юра усмехнулся в полусне… нет, ни за что не бросил бы... Но всё-таки, какой отличный выдался день!..
Гитары, клавишные и барабан в динамиках притихли, словно убаюкивая парня. Дьявольский вокалист наоборот, словно освободился от оков, распрямился, вдохнул в лёгкие жизнь, и что было сил, ловко перепрыгнув голосом на несколько ступенек вверх, затянул ноту ля безумной третьей октавы...

Здесь могла бы быть ваша реклама.

…Капля с тихим всплеском упала в незамутнённое сознание спящего, кругами разбегаясь по безмятежным водам сна. Напряжённо заворочались в голове первые, неосознанные мысли. Мальчик, колыхаясь в зыбком состоянии между сном и явью, точно со стороны наблюдал за своим неповоротливым умом, который слепо тыкался в разные стороны, тщетно силясь понять, - что же заставило его внезапно пробудиться. Когда мозг немного утомился от первого напряжения, мальчик попытался отогнать непрошенные мысли, вернуть состояние покоя и поскорее уснуть вновь.
- Андрюша! – звонко упала ещё одна капля, оказавшаяся чьим-то негромким окликом, сильнее разбудившим его. Но мальчику пока не хотелось просыпаться. Он настороженно притаился, в надежде, что больше его не окликнут и опасность бесповоротного пробуждения пройдёт мимо.
- Андрюша, вставай.
Он вдруг узнал бабушкин голос, понял, что зовут именно его. И наконец, вспомнил, что сам просил разбудить до рассвета. Тяжело приподнял голову от подушки. С трудом разнял слипающиеся веки. Заворочался… рука натолкнулась на что-то мягкое. Рядом, свернувшись клубком, спал котёнок. Отодвинув от себя маленький тёплый вертлявый комочек, сел на кровати. Несколько мгновений был неподвижен, осознавая себя и окружающий мир.
В доме висела глухая тьма. Было тепло и душно. Из ночной тишины различились первые безымянные звуки. В соседней комнате похрапывал дед. Через отворённое в ночь окошко, лился в комнату монотонный перезвон сверчка.
Нехотя расстался с уютной постелью. Натянул штаны и рубаху, подвернув длиннющие рукава. Побрёл, босиком, сквозь темноту комнат на крыльцо. Зажёг ночную лампу: в жёлтом абажуре забился испуганный мотылёк.
Положил в заплечную котомку шкарамбайку с червями и краюху хлеба, завёрнутую в кулёк.
Взял заранее подготовленную удочку. Сунул ноги в дедовы сапоги, вышел на безлюдную улицу.
Его обступила объятая покоем деревушка. Вдруг где-то вдалеке залаяла собака. Прощебетала несколько нот невпопад всполошённая лаем птица, но тут же опомнившись, резко умолкла. И опять всё стихло.
Он отправился в путь. Шагал вначале по большаку, - щебень мирно хрустел под ногами; затем свернул на широкую тропу и двинулся дальше по пустынному двору давно сгоревшего дома; под густыми ветвями вишен, яблонь и груш заброшенного сада; мимо провалившегося погреба, от которого тянуло сыростью и пахло плесенью; через густые кусты малины и смородины. Неспешно брёл вдоль ограждённых деревянными заборами огородов.
Большие сапоги приглушённо гопали по земле. Он всё шёл, и ему казалось, что он уже давно идёт под звёздным небом, точно шагает на одном месте. И хотя озеро было не очень далеко, у него возникло ощущение, будто предстоит ему, среди оцепенелого безмолвия, путь в несколько десятков таких ночей.
Вдруг окружающий мир пришёл в движение. Притихли звезды. Месяц – ночной странник, отправился в собственное путешествие по млечному пути. Повис над левым плечом мальчика, сопровождая его в дороге. Идти вдвоём стало веселее.
Мальчик неспешно спускался в низину. Поток попутного тёплого воздуха внезапно подхватил его и понёс по тропе, к плакучим ивам, склонившимся над одиноким озером. Мимо него и над ним по земле поплыл туман, в разрывах которого виднелись искрящие осколки неба. Добродушно подмигивал из-под этого прохудившегося покрывала месяц.
Добравшись до зачарованного озера, мальчик вышел к любимому месту: расчищенной полянке среди плотных зарослей камыша, в тени раздвоенной ивы.
В воде мерцало отражение опрокинутого фиолетового неба. Заглянул в глаза озеру, пытаясь разглядеть рыбу в его тёмных глубинах. Вспыхнул свет, - упала, рассекая озёрную гладь, звезда; запечатлелась тонким шрамом в памяти мальчика.
За озером нечётко виднелось безмерное поле, дальний край которого тонул в сгустившейся тьме.
Мальчик наживил и закинул снасть. Сел на старую, влипшую в грязь, покрышку. Замер, сосредоточившись на едва видном пёрышке поплавка, изредка отгоняя надоедливых комаров.
Вяло забрезжил день. Побледнел на небе месяц. Плавно гасли звезды – одна за одной. Седой свет неспешно растекался над землёй. Мутные образы становились чётче. Запели птицы, вначале несмело, потом всё громче и громче; в траве живее зазвенели сверчки. Из деревни донеслась отдалённая перекличка петухов и собак.
Чуть курился пар над озером; обездвижено стоял камыш. Ивы бесшумно полоскали длинные ветви в воде. Деревья и травы, в помалу густеющих оттенках, отражались на зелёной воде. Пахло свежестью.
Рыба не клевала. Внимание мальчика привлекла лягушка, напряжённо сидевшая на берегу. Понаблюдав немного за тем, как толстушка дышит, натужно вздуваясь, он перевёл взгляд на улитку, неторопливо тащившую свой маленький домик вверх по широкому стеблю длинной травинки, оставляя позади себя слизистый след.
В канавке соседней травинки собиралась вода, накапливалась на заострённом кончике, наливалась, тяжелела, пригибая стебель низко к земле. Ему захотелось приникнуть губами и испить эту каплю, покатать приятную влагу во рту. Капля скользнула на землю, разлетевшись блеском радужных брызг. По лицу мальчика пробежал блеск. Он поднял глаза: взору открылась необъятная утренняя даль.
Тонкая полоска света отделила небо от земли. Огонь зари полился на равнину. Посреди горизонта расцветал пламенный цветок. Огромный тусклый круг, быстро светлея, вырвался из-под земли, словно из темницы, заполняя край неба огнём. Свинцовое озеро подёрнулось розоватой пеленой. Набирающее силы полымя отражалось мягкими отзвуками-переливами на зеркальной поверхности озера. Мощным хором гремел оглушающий крик птичьих стай, на разные голоса славящих утро.
Боковым зрением мальчик увидел короткое подёргивание поплавка. Натянулась тонкая леска. Перо легонько прыгнуло раз, другой и вдруг ускользнуло глубоко под воду. Лягушка шлёпнулась в озеро. Мальчик подсёк и потянул удилище на себя, ощущая приятную тяжесть.
Сердце громко застучало. Больше всего он боялся того, что рыба вдруг сорвётся. Удочка, выгнувшись, опадала в дрожащей руке. Из-под воды показалась лупоглазая голова, рыбий хвост захлопал по воде. Мальчик выбросил улов на берег: переливаясь в первых лучах рассвета, трепыхался среди тёмно-зелёной травы карасик, величиной с ладошку. Мальчик зачерпнул кульком воду. Крепко обхватил скользкое, упругое тело, снял с крючка и бросил в этот садок. Карасик немного побился о полиэтилен и успокоился.
Мальчик поменял червяка, забросил удочку, всколыхнув алые блики. Красочные узоры побежали по озёрной глади, нарушая зеркальность.
Он сел на колесо и затаив дыхание, заворожено глядел, как по ту сторону озера всплывает над бездонным миром, златозарное солнце. Усиливая свечение, разрастаясь и наливаясь светом, возносилось оно всё выше и выше, с каждым тактом сердца.
Линия горизонта постепенно выпрямилась. Небо и земля вновь соединились. Бесконечно-голубое небо прояснилось; всколыхнувшись, загорелось золотом бескрайнее пшеничное поле.
Давно склевали рыбы наживку, а он, позабыв обо всём, любовался идеальным сияющим кругом: огонь полился в распахнутые глаза, расплавленным металлом побежал вглубь, заливая мальчика до краёв, опаляя сердце, зажигая душу, точно факел. Он вдыхал прозрачный свет как воздух. Он пил и пил его, как струи чистой воды. Нити лучей вливали в него ощущение невесомости. Тело тонко вибрировало, сердце стучало с долгими перерывами, дыхание струилось легко, свободно. Переполнив мальчика, яркий свет добрался до его сознании, породив вспышку. Свет оказался повсюду: в нем и вокруг него, в каждой клеточке его тела, в малейшем отзвуке мысли. Его глаза полыхали. Зрачки расширились, созерцая безграничные светлые просторы. Мир померк. Озеро со всеми деревьями и камышом, небо, поле, птахи - всё исчезло. Он словно растворился в бесконечном мире.
Из-под воды вынырнула, раскрылась белая лилия. За ней ещё одна. И ещё… Сияя внутренним светом, без лучей, они плавали посреди переполненного синью озера. Миражное мерцание синих и белых тонов, оторвало его взгляд от непогрешимого блеска светила. Наполнив душу озёрными цветами, он оглянулся назад, - на холме сверкала объятая ореолом деревушка.
…Отцвели зарницы, угасло очарование. Утреннюю свежесть и чистоту сменила удушающая жара. Солнечный свет на озёрной глади замерцал утомляюще.
Пчелы вились над цветками; зудели, пролетая мимо, стрекозы; изредка мычали коровы. Паучки, распластавшись, плыли по воде. Под ногами прошуршала ящерка и скрылась в норке на берегу. Бабочки порхали с места на место. Одна из них села на большой камень, неподалёку от него, и, взмахнув крыльями дважды, замерла… Птичьи стаи всё шумели и шумели в потопленном ивняке.
Начался безудержный клёв. Красный поплавок яростно плясал на воде. Легкие пузырьки пены вскипали вокруг него. Ловля захватила всё внимание мальчика. Одного за другим выхватывал он из воды свеженьких карасиков.
Солнце продолжало своё восхождение по небу и вскоре повисло над головой. Клёв уменьшился, и, наконец, сошёл на нет. Мальчик смотал удочку.
Птицы притихли, деревья застыли как нарисованные. Притаился ветерок. Озёрная гладь не смела даже дрогнуть. Природа неподвижно застыла в раскалённом воздухе. Только маленькие солнца блистали на поверхности озера.
Мальчик разделся, сложил вещи на траве. Вступил в прохладную воду, почёсывая пятку о голень; вошёл по пояс и поплыл. Поверхность озера была тёплой, он нырнул глубже, в холодный, леденящий слой. Немного поплавал и прилёг на отмели, растянувшись на спине. Колыхаясь в освежающей прохладе, разглядывал мечтательно-голубое небо.
На обозримой части неба появилось облако. Ослепительно белое и пушистое, как огромный комок блестящей ваты облако приближалось, росло. Медленно проплыло над головой – точно небесный тихоход. Тень от облака тянулась следом, по земле. Легонько коснулась мальчика, и побежала дальше. Из высокой травы выперлась вдруг корова, отгоняя коротким хвостом надоедливых слепней и мух, уставилась на мальчика бездумными глазами, пережёвывая свою жвачку; скрылась в чаще.
Искупавшись, мальчик собрал вещи и отправился домой. Возвращался тою же тропой. Кончик удочки выглядывал над кустами и по этому маячку его узнавали работавшие на огородах люди. Они разгибали спины. Смотрели на него, приложив ладони козырьками ко лбу. И громко спрашивали:
- Ну что, поймал что-нибудь?
Он поднимал над головой прозрачный пакет. Улов блестел на солнце. И тогда они кричали ему вслед:
- Ого! Молодец!
Вошёл в обсыпанный яблоками-паданцами двор. Под глубинной тенью дряхлой яблони бродили куры, склёвывая с земли мусор. На раскалённом огороде позади дома, среди сухих стеблей картофеля, стоял, облокотившись о черенок лопаты, дедушка. Солнце далеко вытянуло его обездвиженную тень. Бабушка хозяйничала в летней кухне, гремя кастрюлями. Котёнок, разморённый солнцем, лежал на лавке, свесив хвост к земле, и дремал.
Мальчик достал малька из кулёчка и позвал котёнка. Лениво потянувшись, тот спрыгнул на землю и неторопливо подошёл к нему. Осторожно понюхал трепыхающуюся рыбёшку, прибрал её когтями и принялся флегматично есть. Мальчик скормил ему не меньше десятка маленьких рыбок, а ненасытный зверёк все никак не наедался. Когда мальчику надоело кормить зверька, он пошёл на кухню. Котёнок ещё немного посидел в ожидании. Несколько раз растерянно обнюхал пустоту вокруг себя. Наконец, осознав, что добавки не будет, запрыгнул обратно на лавку, и принялся умываться.
Мальчик притащил ведёрко воды из колодца, вылил в трёхлитровую банку, запустил туда оставшуюся рыбу. Долго разглядывал её сквозь увеличительное стекло банки.
Самых крупных карасей он бросил на сковородку. Пожарил на подсолнечном масле, немного поел. Вошёл в душную комнату и, скинув одежду, повалился на кровать.
Спал он не долго. Проснулся весь в поту. Духота томила. Ему вдруг вспомнилась зима в деревне, и гаснущее солнце в заиндевелом окне. Он вышел на крыльцо, умылся ледяной колодезной водой, смывая тяжёлый полуденный сон. Доел остатки рыбы.
Послеобеденная деревня отдыхала, дремала, на улице никого не было видно.
Мальчик отправился в лес. Путь его пролегал мимо старой фермы, через шоссе и поле. Под ярким солнцем всё вокруг беспорядочно блестело. Свет отбивался от дороги и слепил глаза. Свет был в воздухе, в потрескавшейся земле, в высокой траве и в стогах сена. Отзвуки его слышались и в летней тишине и в нарушавшем её птичьем пении, в лёгком дуновении ветерка, в шелесте придорожных трав, и в шёпоте налитых колосьев. Мальчик брёл по золотому полю, вдыхая аромат обожжённой солнцем пшеницы. Обгоняя его, пробегали по краю неба и исчезали вдали редкие тучи. Лес приближался, возвышаясь над ним.
За полем, на краю леса, дорога огибала небольшое круглое болотце. Стоячая вода затянута ряской, тихо шумел сухой камыш, скрипели скрестившиеся стволы деревьев. Засохшие и белые они были похожи на отполированные ветром кости. И даже птичий ток здесь был сухой, трескучий.
Посреди мёртвой воды, на маленьком островке, сидела черепаха. Он понаблюдал за ней несколько минут. Как всегда, черепаха не двигалась. Удовлетворённый этим наблюдением он пошёл дальше, вдоль звенящего в стороне ручейка.
Вскоре дорога спустилась к ручью. Над самым берегом неглубокого прозрачного потока, росли три низеньких дички. Они отбрасывали пышную прохладную тень. Трава под деревьями, недавно скошенная, выросла вновь и была свежей, пахучей. Мальчик прилёг отдохнуть на мягкой траве, под сплетением тенистых ветвей. Земля приняла его в своё лоно. Он мгновенно уснул.
Проснулся с лёгкой головой. Ласково журчал поток в тени трав и цветов. В светлом небе виднелись размытые очертания парящих птиц.
Плеснул водой в лицо. Разулся, подвернул штанины. Пошёл по ледяной воде, ступая осторожно, чтоб не упасть. Дно было устлано скользкими камнями и водяной травой. Обмыл ноги, и вышел на другой стороне ручья.
Углубился в лес, вслушиваясь в перекличку щеглов, разбавляемую редким подкаркиванием ворон. Сочно и звонко, пронзительно, с детальной чёткостью звучали голоса птиц в лесной глуши. Пели пичужки, свистела иволга, ей подсвистывал сычик. Ритм поддерживал глухо долбящий сухое дерево дятел. На фоне птичьего оркестра солировал соловей. Последовав за его голосом, мальчик пошёл тише сквозь ярко-зелёную чащу. Подкрался к дереву, чтобы посмотреть на певца. Но так и не увидел его среди густых переплетений ветвей и листьев.
Побродив по лесу среди тысяч теней, среди деревьев, кустов и цветов, пройдя по множеству едва заметных тропок, когда-то давно протоптанных людьми, он выбрался на знакомую дорожку. Внимая шороху сосен по сторонам, ступал по ковру из сухих иголок, веточек и шишек. Направляясь к группке тоскующих берёз, вышел на пёструю поляну, устланную разноцветными бутонами тысяч цветов.
В тени берёзовой рощи стоял маленький шалаш, сплетённый из гибких прутьев, заросший зарослями плюща. Мальчик насобирал веток, разложил костёр, сел перед входом в шалаш, подобрав под себя ноги. Огибая его, протаптывали свою тропку в редкой траве рыжие муравьи. Вертикально вверх поднимался смолистый дымок от сжигаемой бересты, хвои и сосновых шишек. Потрескивали сухие дрова. Огонёк то вспыхивал, то уходил в угольки. Тогда он подбрасывал палки и шишки. Иногда набегал ветерок, и костёр качало, развеивало; ярко-красный гребень хлопал, трепетал, бился из стороны в сторону. Долго-долго глядел мальчик в огонь, и ему казалось, что этот день не кончится никогда.
Вечерело. Затоптав остатки костерка, он покинул ветхий шалаш и пустился в обратный путь: солнце уже клонилось к земле.
Ноги взбивали облачка дорожной пыли. Жёлтая дымка стелилась позади него по земле. Он остановился посреди пшеничного поля. Земля, небо и горячий ветер окружали его. Прощально обернулся: тёмный лес, упираясь в небесную синь, безмолвно стоял в отдалении. Стая птиц шумной тучей сорвалась с деревьев, наплывая на низкое солнце. Мальчик сорвал охапку золотых колосьев, растёр их в руках. Отделив плевела, бросил зерна в рот. Жуя пшеницу, побрёл дальше. Пересёк асфальтовую дорогу, перелез через поломанную изгородь фермы, прошествовал мимо загонов скота, и огородами пробрался к дому.
Подхватил удочку и направился к озеру, но не старой, обходной, тропой, а напрямик, через оградки и огороды, по несжатому полю кукурузы и подсолнухов. В спешке задел, сшиб, перезрелый тяжёлый подсолнух. Тот сломался с хрустом, и упал на землю, разбросав вокруг себя длинные жёлтые лепестки. Очистил подсолнух от жёлтой пыльцы, попробовал семечки. Удовлетворённый их вкусом, взял подсолнух с собою. Среди чащи лободы наткнулся на старое кривое пугало. Стянул с него дырявую соломенную шляпу, надел на голову.
Пришёл на озеро, когда последние лилии уходили под воду. Комариные рои неподвижно висели в воздухе.
Первая же поклёвка принесла улов. Звук трепещущей на крючке рыбы раздался над вечерним озером. Следом покатился лёгкий хохот, - над попавшимся карасём насмехался погоныш. Ему радостно вторили лягушки. Им злорадно подгавкивали камышницы.
В камыше у противоположного берега выплеснулась рыба. По воде пошла мелкая рябь… Вдруг мальчик почувствовал, что рядом с ним кто-то есть. Он повернул голову и посмотрел ей в глаза. Она стояла у ивы, прислонившись к стволу, словно олицетворение души дерева, и глядела на мальчика. Ветерок легко овевал её. Ива осторожно гладила её зелёными волосами. Вечерний свет отражался в её задумчивых глазах. В тени, тонкое лицо было расплывчато-бледным.
Увидев, что замечена, девочка подошла и присела около него. Положила руки ему на плечо, опустила на них подбородок. Их взгляды перекрестились на пёрышке поплавка... Позади них загорелся небесный пожар, отбрасывая на землю косые багровые блики. Закатное солнце прощально зажгло пшеничное поле. Повеял вечерний ветерок, - по пшенице побежала волна.
Отстранившись, он окинул девочку долгим взглядом. Кожа её бела, а волосы черны и вся она была будто омытая дождём. Он смотрел как зачарованный - и не отводил взгляда. Она показала ему кончик языка и, сорвав с него шляпу, натянула себе на голову.
- Я искала тебя пол дня, - сказала она, пробуя семечки и отбрасывая шелуху в заросли камыша. - Никто не знал, где тебя носит.
- Я ходил в лес.
- Шалаш всё ещё держится?
- Ага…
- Клюёт! – воскликнула она. - Тяни скорее.
Он дёрнул удочку. Крючок был пуст.
- Шляпа!
Он пожал плечами:
- Это ты виновата.
Она рассмеялась. В глазах её заблестели весёлые искорки.
- А я завтра уезжаю домой, - вдруг сказал он, сосредоточенно цепляя червяка. – Приходи проводить.
- Приду, - сбившимся голосом пообещала она.
Помолчали. Яркий свет неожиданно погас. Ширь небосвода потемнела. Поле накрыл сумрак. В вечерней тишине пронзительным эхом разнёсся неприкаянный крик журавля, рождая отклик в самой глубине души.
На тёмно-синем небе слабо прояснилась луна, под нею в озере ещё одна – её отражение. Он закинул удочку. На поверхности воды истаивали последние краски, и поплавок растворился среди сгустившихся теней. Пришло время собирать снасти.
В густой траве скоро-скоро пиликал речной сверчок. Выдувала трубу болотная выпь. Где-то ухнула сова. Из деревни доносился собачий лай и гомон загоняемых во двор гусей.
Они медленно шли рядом. Тропа вела их вверх, на возвышенность, к деревне. В вечернем воздухе летели мелкие клочки пыли, палочки, жучки, паутинки. Чуть правее от деревни, в окаменевших тучах, окончательно исчезало огненно-красное солнце. Меж опалённых багрецом деревьев, среди которых взгляд выделил знакомую яблоню, догорали красные ряды крыш.
Догоняя их, брели вразброд коровы. Вскоре рядом с ними оказалась корова, отмеченная черным пятном на морде. Девочка похлопала её по впалому боку, сказала:
- Здравствуй, Красотка.
Когда подходили к дому девочки, корова полезла в чужой огород. Девочка подхватила хворостинку и, покрикивая, загнала Красотку во двор. Заперла калитку. Молча постояли, разделённые забором. Утихла спичечная дробь кузнечиков. Летучие мыши безмолвно носились в воздухе. Немые тополя вырисовывались на ночном небе.
- Ну, пока, - глухо сказал она.
- Не забудь, завтра утром, приходи.
- Не забуду, – чуть слышно прошептала она.
Он не видел её в темноте меж забора. Но чувствовал, что она стоит, не уходит, провожает его взглядом.
Подошёл к своему двору. Одинокая варакушка тихонько плакала в вишне. Только теперь он вспомнил, что за весь вечер они сказали друг-другу так мало. Хотелось вернуться, позвать её со двора и говорить-говорить, как раньше, не замечая времени…
В окнах веранды горел свет. Ужинали. Он долго глядел, как дедушка берёт сухими пальцами горячие кули варёной картошки, очищает дрожащими руками шкурку. И подсолив, кушает, обжигая губы. Бабушка что-то говорит, голоса её не слышно, но речь её, кажется бесконечной и льётся долго-предолго…
Поставил удочку в углу сарая. Выпустил рыбу в банку. Выпил тёплого молока, заел куском хлеба.
Свет в веранде погас, слепые окна отражали огни звёзд. По двору бродили бесшумные лунные тени.
Идти в дом не хотелось. С помощью приставной лестницы, он забрался на вершину огромного стога сена. С высоты смотрел на потемневшие кровли домов и поникшие кроны деревьев. Ещё глубже становилась ночь, звёзды разгорались ярче на чёрном величественном небе. Луна исчезла. Деревня погрузилась в первозданную тишину.
Для мальчика наступил миг одиночества, когда кроме тебя нет больше никого, ничего; только безликая, безучастная пустота, да ещё беспредельный покой.
Чёрное вогнутое небо, обхватило мир сверху, вобрало всё в себя. И он вдруг оказался в самой серёдке этого мира. Лежал на высочайшей вершине, посреди прозрачного ночного неба, широко раскинув руки; вслушиваясь в себя. В дрожащее, точно листок на ветру, сердце. В тревожные, трепещущие мысли. Рядом плавали, слабо пульсируя, звезды. Они стягивались к нему и блестели вокруг. Казалось, протяни только руку, и коснёшься их обжигающего холода.
Слышалась ему, точно сквозь туман, знакомая музыка. Мелодия неслась из темноты, пролетала ветерком, наполняла ночной двор. Возносилась ввысь, - далеко, до самых звёзд, странно сочетаясь с гармонией небесных сфер. И вот он уже поднимается вместе с мелодией всё выше и выше, к ставшему далёким небу, а звезды отступают всё дальше и дальше. Медленно кружится блестящая чернота в его слипающихся глазах. Глаза закрываются, и перед внутренним взором раскидывается карта небосклона с сеткой звёзд. Больше им не убежать от него. И вот он бредёт, - одинокий скиталец, по бесконечному зимнему пути, среди ледяных пустошей, холодных и чистых, очарованный хрустальным блеском. Вдруг лёд под ним вздрагивает, колышется. Чёрная трещина разбегается под ногами. Он срывается и падает, падает, мимо звёзд, погружаясь в бездонную глубину неба. Сеть звёзд сплывает вокруг него вниз, словно вода по стенкам перевёрнутой чаши.
Чьи-то далёкие, но знакомые голоса доносятся до него. Наверное, голоса планет. Вдруг неожиданный поток подхватывает и несёт его, даря ощущение невесомости. И он уже не падает, а наоборот, летит; плавно летит сквозь пустоту. Это дедушка нашёл его на стоге и переносит на кровать, сквозь сон догадывается он. А небо вокруг него окончательно рушится, звезды кружатся и опадают, осыпаются поблёкшими лепестками. Слепая тьма охватывает все, а за ней наступает беспамятство.
На утро, - короткое прощание. Бабушка целует его в щёку. Дедушка сдавливает плечи в крепком объятии. Девочка появляется из пустоты, подходит к нему и подаёт руку. «Прощай», - отрывисто говорит она и отступает назад, в темноту.
Машина уносит его вдаль, а он всё смотрит и смотрит назад, и ему ещё долго видится затопленная солнцем деревушка, уменьшающийся дом в тени старой яблони, неровная полоса асфальтовой дороги, и маленькие белые фигурки, машущие вслед…

Мальчик вздрагивает, открывает глаза: под головой старая подушка, скомканная простыня где-то в ногах, одеяло съехало в сторону.
Прислушивается. В соседней комнате похрапывает дед. Сквозь отворённое навстречу прохладной ночи окошко, льётся в комнату монотонный перезвон сверчка.
Тянется за одеялом. Рука наталкивается на что-то мягкое. Рядом, свернувшись клубком, спит котёнок.
Всё как обычно, всё, как и должно быть. Бабушка пока не будила его, ведь ещё слишком рано. И у него ещё есть время поспать. А день ещё впереди, много дней, ведь каникулы только-только начались. И рыбная ловля, и лес, и девочка, и прочее... это всё ещё обязательно будет. Завтра и следующие три месяца. А может и вечно.… А тот день, который приснился, наступит нескоро. Может - никогда.
Голова мальчика падает на подушку. Он мгновенно засыпает.

Девушки сидели за овальным столиком в глубине полукруглого стеклянного алькова, находясь в некотором уединении и от ресторана, и от внешнего мира. Стекло позади них было односторонним, тонированным, а со стороны шумного зала, альков слегка прикрывали расходящиеся занавески. Мила, сев спиною к залу, дополнительно заслонила собою проход.
Наташа, восседавшая в одиночестве на широком полукруглом диванчике и Валя, находившаяся на кресле справа от неё, могли наблюдать за происходящим в большом зале только поверх покатых Милыных плеч, впрочем, происходящее там их нимало не волновало.
Над девушками висела двухъярусная двенадцатиламповая люстра с длинными мерцающими подвесками, уютным приглушенным огнём озарявшая их уединение.
На столе, посередине снежной скатерти, стоял высокий тройной канделябр, с незажжёнными вьющимися свечами. Вокруг подсвечника блестели разнокалиберные бокалы, тарелочки, и прочие столовые принадлежности, в основном серебряные, искусно украшенные разноцветными оригами - своеобразно свёрнутыми салфетками. Красные сердечки, розовые бутончики, белые лилии, жёлтые улыбчивые бантики - там было всё, что хотя бы отдалённо напоминало свадебную тематику. Букетик тщательно подобранных пёстрых живых альстромерий, самых нежных расцветок, с обязательными тигровыми пежинками, в изогнутой вихреобразной вазе, довершал композицию стола.
Периодически, из-за спины Милы, в алькове возникал стройный молодой человек, иногда в сопровождение невысокой безмолвной девушки, подносивший блюда и менявший опустошённую бутылку игристого Асти на полную.
- Три девицы под окном, пили поздно вечерком… - пробормотала Наташа присказку, поднимая бокал.
- ...Шампанское, - вставила Мила.
- Жаль, что не водку, сок и ром… - посетовала Валя.
- Фу ты, ещё чего не хватало! - поморщилась Мила.
- Мы и шампанским сейчас так назюкаемся, - сказала Наташа, - что никакой водки не надо.
- Это да, - подтвердила Валя.
- Ну, давай, Наташенька, за тебя, - поторопила Мила, утомившаяся бесцельно держать бокал. - Раз уж ты, наконец, решилась... крепкой вам любви!
- Да Наташка, наконец-то!..
Столкнувшиеся фужеры коротко прозвенели, девушки приложились к вину: Наташа выпила своё залпом, Валя сделала добрый глоток, опустошив более половины, Мила лишь слегка пригубила. Отставив бокалы в стороны, накинулись на блюда с закусками, быстро и молча поглощая ломтики ветчины, разнообразные салями, комочки моцареллы и крупные оливки.
- Вкусно, но мало, - пожаловалась Мила.
- Спокойно, - усмехнулась Валя. - Это только начало... Сейчас как начнут подносить, устанешь жрать.
- Ой, ой, девочка, не смеши меня!.. - протянула Мила, качая головой из стороны в сторону, и уперев одну руку в бок, а другой поднося последнюю оливку ко рту.
- Не спорьте зря, Валя, подлей лучше вина...
Валя освежила бокалы. Наташа сразу подхватила свой и прилично из него отхлебнула.
- Наташ, куда спешишь, ещё закуски не донесли...
Как бы отвечая на этот крик души, внезапно явился молодой человек с большим подносом.
- ..ага вот и оно, - потирая руки прошептала Мила и поинтересовалась, разглядывая необычные гренки, - а это что за бутербродики такие?..
- Брускетты с копчёной индейкой и сырным соусом.
- Отлично. Индейку мы любим. И для фигуры полезно...
Подружки, глядя на Милу, расхохотались. Та непроницаемо подняла бокал:
- Свадьба, деточка, - это только начало, так что прочного вам взаимопонимания. Без него никакая любовь долго не выдержит.
- Да, свадьба! Прямо уже не могу дождаться! - проглотив гренку и отставив надпитое вино, захлопала в ладоши Валя. - Вот это погуляем!..
- Валя держи себя в руках... Ты всё-таки свидетельница.
- Ах, постоянно забываю... - разбавляя голос иронией, сказала Валя, - такая ответственность!.. Такая ответственность!..
- Во всяком случае, до похищения желательно держаться трезвой... - посоветовала Мила... и не сдержалась, - ...ой, девочки, вот эти рулетики такая красота!
- О боже, меня ещё и похищать будут?.. - откликнулась Наташа на первую часть фразы. Мимоходом перенесла один рулетик себе на тарелку.
- А что там? - спросила осторожная Валя, по поводу второй части фразы, а от восклицания Наташи легко отмахнулась. - Это мы тебе потом расскажем... Пока не забивай голову.
- Лосось... копчёный и яйца... перепелиные, похоже, - подметила Мила, - такая вкуснятина!..
- О, наконец-то ещё вино несут, - порадовалась Наташа.
- И новые вкусняшки, - со значением глядя Миле в глаза, прибавила Валя.
- Ой, - слегка нахмурилась Мила, - что-то они зачастили.
- А я тебе что говорила!..
- Успокойтесь девочки, я тут меню нормально проработала... - понижая голос, в виду подходящих официантов, сказала Наташа и, задержав на Миле взгляд, прибавила. - Я ж про тебя помню, подруженька...
- Но ты не забывай так же, что сегодня за всё платим мы...
- Успокойся, заплатите себе.
- Ой-йой, - воскликнула Мила, завидев новое блюдо, - а что это за сдохлики, вообще?
- Брезаола с моцареллой и рукколой.
- Бреза-что?
- Свежайшая моцарелла, обёрнутая нежной вяленной ломбардийской ветчиной, слегка обжаренная и спрыснутая оливковым маслом, - пояснил официант.
Мила внимала его речам с приоткрытым ртом, как будто вкушала сами его слова:
- Великолепно!..
Юноша чуть наклонился и покинул помещение, девушка, подменявшая бутылку вина, молчаливым хвостиком последовала за ним. Мила моментально отправила одну штучку деликатеса в рот:
- Умеют же они, сволочи! - пережёвывая, сказала она, то ли по поводу плавных разъяснений официанта, то ли по поводу вкуса собственно ветчины.
- Да Валя, я тебе не завидую, столько мороки - выкупы, похищения... А мне тоже погулять не дадут, все эти родственники... Придётся вести себя чинно и примерно... - Наташа тяжело вздохнула. - Буду безупречной невестой.
- Да, а ещё тост придётся при всех произносить... - Валю всю передёрнуло.
- Ничего девочки, я за вас обеих оторвусь, как следует! - успокоила Мила, - а вкусная эта бреза... кстати. А по поводу тоста, ты вот давай как раз начинай тренироваться.
Валя подняла наполненный фужер и, поднявшись с места, приступила к делу:
- Дорогая Ташечка...
- Только можешь там... как-нибудь покороче?!. - попросила Мила.
- Подожди, не сбивай, я ж тут готовилась... Значит так... Совсем скоро наступит самый торжественный и важный день в твоей личной жизни - день бракосочетания. Это главный шаг в жизни, он крайне трудный и ответственный. И поэтому я хочу тебе пожелать, чтобы ваши семейные отношения всегда... всегда...
Мила провела ребром ладони по шее.
- Эх, в общем, подруга просто... будь счастлива! - вконец запутавшись, закончила Валя.
- Да, вот именно, будьте счастливы вместе!.. - эхом подправила Мила.
- Беда. Ведь на свадьбе нужно будет обязательно говорить, - садясь, пожаловалась Валя.
Мила взмахнула руками так, будто подбросила вверх павшую листву:
- Ты просто вечно находишь какие-то абсолютно непроизносимые вот эти пожелания... Проще надо быть. А лучше - своими словами. И от сердца, от сердца.
- Ну не умею я тосты произносить... Как до меня доходит, вечно начинаю тупить!.. Особенно когда много людей, тем более незнакомых... это просто ужас!..
- Ничего, по бумажке прочтёшь!..
- Ладно, как-нибудь уж справлюсь, - про белокрылого аиста задвину, там не собьюсь.
- А вот как раз белокрылые аисты нам пока не к спеху. Я ещё, знаешь, погулять хочу...
- Как это не надо? Тебе уже лет сколько?.. Забыла?
- А я где-то вычитала, что репродуктивный возраст - 33 года, так что у неё ещё полно времени. Но тост я всё равно про ребёночка скажу... очень хочется стать крёстной...
- Ты, кстати, окончательно решила, - поинтересовалась невеста у Вали, - без кавалера будешь?..
- Да. Тем более, придётся постоянно около тебя крутиться.
- Ну и зря. Пригласила бы кого-нибудь. Вот хоть бы Юру этого... А то всё прячешь его от нас.
- Нет, - отрезала Валя. - Это точно лишнее.
Мила удивилась вслух:
- А что за Юра?..
Наташа попыталась притормозить Милу взглядом, но тщетно:
- А, это тот, которого ты любишь, но всё никак не можешь себе в этом признаться?..
Валя вздрогнула, перевела волчий взгляд с одной подруги на другую:
- Та-ак, Ташка!..
- Я ни при чём! Я ей ничего такого не говорила! Это она сама себе выдумала!..
- Ничего тебе нельзя рассказывать! Перекрутишь, как всегда.
- Успокойся, Валюша. Натка действительно не виновата, просто она мне разболтала, что есть кавалер, которого ты... э-э... то берёшь на работу, то увольняешь, то опять берёшь, потом опять увольняешь... и снова берёшь...
- Так! Тишина! Больше чтобы я подобных разговоров не слышала!
Мила не то сказала, не то напела:
- Хорошо, Валюша, мы не будем тревожить твою нежную душу...
- Кажется, горячее несут... - прервала подружек Наташа.
- Да? А что у нас там?!.. - оживилась Мила. - О, Лазанья! И салатик... неужели... Цезарь?
- Совершенно верно, - подтвердил официант, расставляя порции.
- Прям моё любимое!
- Я ж тебе говорила, Мил, я про тебя помню!..
Следом за горячим, явилась очередная бутылкой игристого. Мила слегка заволновалась:
- Это уже какая, по счёту?..
- Третья.
- Что-то мне больше не лезет. Пока не наливайте...
Наташа потихоньку подмигнула Вале. Валя коротко кивнула в ответ, и приступила:
- Ох, Милочка, ты больше нас двоих вместе взятых - так что не мели чепухи. Тем более что по-настоящему пьёт одна только Наташка...
- Надо понять и простить, - протянула Наташа, подхватывая эстафету. - Муж дома ждёт и дитя ма-алое...
- Ну, по сегодняшнему случаю, можно мужу самому за дитём то приглядеть...
- Да он сам, как дитя... - не удержалась Мила. - Только и может, что на диване лежать и в телик глядеть. И пока голодный - орёт похожим образом, ведь сам-то ничего сделать не может... нужно ложечку взять и в рот положить...
- Ладно, ладно прибедняться, - оборвала её Наташа. - Мы-то твоего Сережку знаем. Рыбак и охотник... и оленинку, и утятинку, и зайчатинку, чего-только сам не готовил. А щуку как фарширует!
- Да, к трофеям, правда, меня не подпускает. Но это... пару раз в год бывает. А так-то!..
- Да, а кто хвалился, как он тебе на восьмое марта, - напомнила Валя, - да шикарный праздничный ужин?..
- Всё-то вы помните... хрюшки вы обе! Ну, хорошо наливайте ещё... Нет, ну Наташка скоро сама поймёт каково это... муж, ребёнок...
- Да, не удалось тебе спрыгнуть на сей раз... А ещё говорит - на свадьбе погуляю... Опять выпьет два бокала и будет сиднем сидеть...
- Ну уж нет! Там уже всё решено. Маленькую мы к бабушке завезём. Так что на свадьбе действительно оторвёмся...
Валя быстро разлила вино. Наташа, неуверенно ковыряя вилкой в тарелке, задумчиво поболтала в своём бокале указательным пальчиком левой руки, разгоняя пузырьки.
Мила стрельнула глазами в Валю и, коротко кашлянув, значительным движением бровей перевела Валин взгляд на невесту:
- О, начинается, - пробормотала Валя.
- Да нет, девчонки, я ещё вполне, - отметив про себя скрытные жесты и возгласы подруг, сказала Наташа.
- Но всё-таки, наливай ей чуть поменьше... - попросила Мила. - А ты давай, кушай хорошенько. Налегай на еду!..
- Но я уже наелась...
- Чем ты там наелась?.. Такой стол, а ты только пару кусочков мяса и съела.
- Да, стол конечно шикарный... - произнесла Валя, меняя тактику. - Но всё-таки зря мы в клуб не поехали. А то покушать - покушали, попить - попили, теперь вот, не хватает чего-то!.. Сейчас бы потрусили попами, протрезвели немножко...
Мила мгновенно уловила исходивший от Вали намёк:
- Ну, уж тогда лучше в такое место, где и поплясать можно, и на мужской стриптиз... хоть одним глазком, - вздохнула она.
- Вариант! - оживилась Валя, начиная верить в собственную случайную придумку, которая, казалось, на глазах воплощается в жизнь.
- Бросьте, девочки, чего вы там не видели? - Наташа заметно проваливалась в скучающее настроение. - Вот этих подкачанных деревянных мужичков с коротенькими стручками?..
- Слушай, ты замуж выходишь, или на каторгу идёшь? - набросилась на неё Валя. - Что-то я тебя не пойму. Стрип-клуб как раз больше соответствовал бы... нынешнему поводу…
- А я бы посмотрела, - мечтательно протянула Мила.
Подружки ошарашенно переглянулись между собой и расхохотались.
- Нет ну правда... может чухнем?.. Когда ещё как не сегодня?!.
- Бросьте девочки, - возвращаясь в унылое настроение, сказала Наташа. - Ни на какой стриптиз мы не поедем. Сейчас вот напьёмся, и всем сразу станет весело.
- Ох, Наташка, тебе бы только напиться!.. Или боишься, что муж все бутылки у тебя отберёт?
- Валера вообще-то непьющий...
- Ой, мама-миа! - всплеснула Валя ладонями. Такого она ещё не слышала. - Вот это новость. Как же вы жить-то собираетесь?!.
- Буду держаться за него...
- Или он за тебя... Ведь скоро запьёт, бедняга, - успокоила подружек Мила. - Ты ведь его быстренько споишь... Он то, небось, думает, ангелочка в сети поймал, а тут Наташка!..
- Ну уж нет, надеюсь, до этого не дойдёт. Мне как раз непьющий мужик и нужен. Волевой, точнее...
- А-а!.. - только и сказала Мила. - Ну да, ну да!
- Нет ну чего ты, - встряла Валя. - Вдруг он такой и есть?.. Может, не сорвётся...
- Свежо предание, да верится с трудом.
- Не слушай её, Таш, эти замужние дамочки такие прям циничные все... Прям, будто всю жизнь вот познали!..
- Господи, ты сама-то веришь в то, что не запьёт? С Наташкой-то?
- Ну-у... нет...
Девочки покатились со смеху. В ходе этой пикировки Наташа, незаметно для самой себя, стряхнула исподволь накатывавшее уныние и заметно оживилась.
Внезапно лицо Вали начало кривиться.
- Что случилось? - удивилась Мила.
- Идёт, вон, какой-то… Черти его несут...
Наташа в свою очередь засучила по полу ногами и быстро прошептала:
- Мила, скорее, скорее, отшей его.
Уловив исходивший от подружек сигнал неприязни, Мила поднялась с места и развернулась ко входу в альков, выпячивая грудь и упирая руки в боки.
Пьяненький мужичок, не ожидавший такой резкой встречи, даже начал говорить заранее заготовленные нелепые слова:
- Такие красивые девчонки и одни…
Но Мила сразу прошипела что-то неразборчивое ему на встречу. Мужичок, словно ударившись лбом о стену, тут же стушевался, развернулся на ходу и пошёл себе, откуда пришёл.
- Боже, какой ужас!.. - сказала Валя. - Даже в приличном ресторане от этих личностей проходу нет.
Наташу охватило ехидное настроение:
- Эх, Милка, мужичка то ты зря так резко вытурила... Глядишь, он бы тебе стриптиз и станцевал!
Явился официант, со слегка взволнованным лицом:
- У вас всё в порядке?..
- Да, всё отлично, спасибо. Нам бы ещё вина бутылочку.
- Одну минуту, пожалуйста.
Подружки быстро забыли о случайном происшествии. Продолжая распивать вино, и весело болтая, ненароком ударились в пьяные воспоминания.
- А ты помнишь, Мил, как мы с Ташкой у тебя на свадьбе отжигали?
- Да, мы не ударили лицом в грязь.
- Боже, как давно это было! Сколько лет прошло… четыре, пять?
- Восемь!
- Мать моя женщина!.. Что, неужели восемь?!.. Вроде недавно было...
- О чём ты?.. Сашеньке уже три годика. Скоро три с половиной! А до того сколько прожили!
- Да, ещё два года и будет розовая свадьба.
- Это... янтарная!..
- Оловянная, - обрезала подруг Мила.
- Видишь, живут, значит, люди в браке!.. - словно не замечая хмурого отклика, обрадовалась Валя.
- Сама удивляюсь!.. - сказала Наташа. - Иначе, зачем бы это я замуж теперь выходила? В итоге ты одна у нас останешься, Валька, свободная…
- Ну, меня в эту ловушку ни за что не поймаете!..
- Ладно, девочки, - сказала Мила, вставая и слегка покачиваясь на нетвёрдых ногах. - Вы пока посидите тут, никуда не уходите, а я быстро...
Внезапно из зала донёсся посвист флейты. Весёленькую мелодию торопливо подхватила гитара, а вслед за нею и резвая скрипка.
- Ох ты! Это ещё что такое?.. Живая музыка?
Беззаботная песенка резко оборвалась на полуслове, зазвучал медленный, тоскливый напев.
- Слушай Валь, а чего мы, в самом деле, в клуб не поехали?!. - внезапно поинтересовалась Наташа. - Не знаешь, здесь на столах танцуют?
- Нет, Ташка, не смей! Не танцуют! - только и успела выкрикнуть Валя, отчаянно пытаясь схватить подружку за руку.
Но левая Наташкина туфля уже выискала на поверхности стола свободное пространство и обрела опору; следом на скатерть подтянулась вторая туфля.
Когда Мила вернулась в альков, Наташа, задерев голову, и выставив руки к верху, плавно двигалась в такт мелодии, сбивая шпильками мешавшую посуду в стороны. Валя несмело пыталась оттянуть подружку на место.
- О! - сказала Мила, - похоже, вечер перестаёт быть томным.
- Боже мой, на нас уже обращают внимание, скорее Милка сними её оттуда, а то будет скандал!
Мила потянулась к Наташе обеими руками. В отчаянно броске, та попыталась задержаться на вершине, но не сумела дотянуться до люстры. Лишь канделябр отлетел в сторону, да свечи разлетелись по полу. Мила подхватила одной рукой подружку под коленки, и как пушинку поймав второй рукой, поставила на пол. Придержала её обеими руками на месте.
- Тс-с, не шали, к нам уже идут!..
В самом деле, через весь зал к девушкам целеустремлённо спешил официант.
Валя поставила канделябр на стол и быстро воткнула на место выпавшие свечи. Одна свеча обломилась, и Валя спешно пыталась присобачить её обратно.
- Все по местам! - тихо воскликнула Наташа, как будто не она была виновницей переполоха.
Когда официант возник в алькове, с вытянутым лицом, за столом царила тишь да гладь. Он окинул подружек быстрым подозрительным взглядом. Открыл рот, закрыл рот. Молча собрал тарелки. Облизнув пересохшие губы холодно вымолвил:
- Десерт?..
За столом сразу произошло облегчённое оживление:
- О, да!
- Супер!
- Конечно! Самое время.
Как только парень вышел, сломанная свеча упала на стол.
- Вовремя!..
- Так девочки, - распорядилась Мила. - Вызываем такси, быстро выпиваем по кофеёчку, тихонько расплачиваемся и по домам.
- Фух, пронесло - сказала Валя, всё-таки приноравливая свечу на место.
Наташа прыснула в ладошку.
- Тихо, несут. Ведём себя, как ни в чём не бывало!..
Официанта встретили даже с излишним аффектом:
- Ух, ты, пирожные!
- Как быстро!
- Слава богу, Тирамису! О Боже, нет, а это что?
- Глазированная клубника с маскарпоне.
- Ах, ты ж сладкий ты мой!..
- И можно нам уже счёт, пожалуйста!..
Собираясь расплатиться по счёту, Мила отозвала Валю в сторонку, чтобы скинуться. Пересчитав деньги, спросила, потихоньку кивнув в сторону Наташи:
- Посмотри на неё, она же пьяная совсем. Сможешь доставить её домой, или нужна помощь?.. Я хочу ехать, но если что... ты как, справишься?..
Валя беспечно отмахнулась.
- Брось! С тринадцати лет только тем и занимаюсь, что доставляю её домой. Езжай себе. Всё уже будет хорошо.
Подружки чмокнулись в щеку, Мила вернулась к Наташе:
- Ну, родная, ещё раз поздравляю тебя. Счастливого тебе. Мне пора.
- В следующую субботу, в восемь у меня. Не забыла?!
- Что ты, что ты. Такое не забудешь. Буду!
- Обязательно!
- Ну конечно.
Девушки поцеловались на прощание.
Проводив взглядом Милу, Валя взялась за свою сумочку.
- Ты что?..
- Так домой уже… Таксист маякнул, выходить пора.
- Ты чего? Какое домой?.. Мы с тобой ещё сидим.
- В смысле... сидим?..
- В прямом, закажем ещё бутылку и поболтаем немного.
Валя посмотрела на подружку с опаской:
- А ты на стол больше лезть не будешь?
- Не бойся, не буду.
- Обещаешь?
- Обещаю, обещаю!
Валя положила сумочку на место:
- Я тогда отменю такси?
- Отменяй, конечно. Через час вызовем.
Официант вскоре вернулся за счётом.
- Можно нам ещё одну бутылку вина принести? - попросила Валя. - Я сразу вот добавлю сколько надо.
- Что-нибудь к вину?
- Нет, спасибо, уже достаточно...
Через пять минут Валя вновь разливала игристое:
- Ну, говори, что ты хотела?..
- Я никак не могу успокоиться. Почему всё так?..
- Ты о чём? - с опаской спросила Валя.
- О том, как он всё воспринял.
- А ты об этом, Максиме своём, слушай, он меня утомил уже. Максим то, Максим сё, да Максим в жопе уже! Может, хватит о нём? Ты же всё давно решила. Остановись, пожалуйста.
- Я бы рада, но вот, из головы не лезет... Самое плохое знаешь что?..
- Бесхребетный он, вот что! Профукал своё счастье... Мы это уже обсуждали, давай всё-таки я обратно вызову такси.
- Ну нет, не то слово... к чему-то же он стремится... Но когда дело касается каких-то решительных действий... он попросту ничего не делает.
- Хорошо, не бесхребетный. Нерешительный значит.
- Типа того. Знаешь, что он мне сказал, когда я ему сообщила, что выхожу замуж?
- Ты мне уже сто раз говорила, - Вале захотелось волком взвыть, но наткнувшись на растерянный Наташин взгляд, она в очередной раз сдалась. - Ну ладно, что?
- «Ну... поздравляю». И всё. Понимаешь, всё! Сел себе, надулся, словно обиженный ребёнок и больше слова из него не вытянуть.
- Обнять и плакать!..
- Да. Еле-еле скрепила себя, чтоб именно так не сделать. Вот это меня и сводит с ума! Я-то думала, эта новость его как-то разворошит. Хотя бы он скажет - не выходи, ты мне нужна. Хоть что-нибудь! Хоть полсловечка! Ни фига.
- Да уж... Слава Богу, нашла себе нормального мужика! А то, сколько времени с этим нытиком потеряла...
- Он словно в лодке плывёт. Куда вынесет река - так и будет. Как таким можно быть?..
- Ты права, он исключительный олень! Другую, такую как ты, скоро найдёт? И может, наконец, хватит о нём уже?
- Как ты сказала?..
- Что именно?
- Как назвала?
- Олень, а что?!
Наташа внезапно рассердилась и пригрозила, заплетающимся языком:
- Если ты ещё раз, позволишь себе, в сторону Максима, подобные высказывания… я тебе глаза повыцарапываю!..
- Ты что, Ташечка, никогда больше!..- наигранно испугалась Валя и сделала такой аккуратный жест пальцами по губам, словно закрыла рот на молнию. Но тут же не сдержалась и прыснула.
- Эй, я серьёзно!
Валя вскинула ладошки:
- Всё-всё-всё!..
Подружки минутку помолчали.
- А помнишь, ты говорила, он что-то там писал?
- Бросил. Я, говорит, в жизни всё равно ни черта не понимаю, куда мне за такое дело браться!..
- Эх, хоть за что-то хотела похвалить его, и тут не удалось!
Наташа резко выставила ногти, словно перья распушила:
- Ты слышала, что я сказала?!..
- Молчу, молчу. Ну, всё уже? Можем ехать домой?
- Да! - буркнула Наташа насуплено. - С тобой всё равно говорить бесполезно.
- Слава Богу! - выдохнула Валя и на всякий случай предупредила. - Вызываю такси.
- Зачем такси ?! - воскликнула вдруг Наташа. - Не надо нам такси. На оленях поедем!
- Что, как?.. Не поняла...
- На оленях, говорю! Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним! - воинственным голосом продекламировала Наташа, схватила свою сумочку и стремительно бросилась к выходу.
Валя оторопело проводила подружку взглядом, затем, словно опомнившись, поспешила за ней. Догнала её около расположенного неподалёку ларечка. Наташа как раз покупала пиво:
- Балтику, семёрку! - крикнула она в окошко и следом сунула деньги. Назад получила бутылку характерной формы.
Быстро сорвала крышечку и, запрокинув голову, сделала из бутылки несколько жадных глотков. Утолив жажду, набрала пиво за щеки и пополоскала им рот. Скривившись, струёй выплюнула жидкость на асфальт:
- Ненавижу эту гадость!.. - выкрикнула она, прицеливаясь на глазок и замахиваясь бутылкой. - И что он в этой моче находит?
Валя успела схватить Наташу за руку, но не успела ей помешать. Расширившимися глазами девушки заворожённо наблюдали, как пивная бутылка летит через весь тротуар прямо в магазинную витрину. Летела она как-то очень медленно, - над пустующим ночным тротуаром успел раздаться чей-то короткий пронзительный вопль, и Валя даже перевела взгляд на Наташу, подумав, что кричала именно подружка. Но Наташа лишь следила за полётом стеклянного снаряда с некоторым удивлением в лице, будто это не она бросила, а бутылка сама по себе улетела.
К счастью бросок оказался довольно слабым, бутылка рухнула прямо под витрину, расколовшись с глухим звуком.
Тут только Валя осознала, что визжала вовсе не Наташа, а она сама.
- Ладно, - сказала Наташа, стряхивая оцепенение. - Раз так, то вот, получите!
Она вырвала у Вали свою руку, развалисто подошла к напольному стеклянному рекламному щиту, светившему у дороги, и с трудом удерживая равновесие на одной ноге, не спеша, но смачно, треснула каблуком в нижнюю часть рекламки. Стекло в месте удара лопнуло, каблук провалился внутрь, на дно упало несколько осколков. Свет в рекламном щите, мигнув пару раз, погас.
Наташа, ухватившись обеими руками за боковинки рекламного щита, подёргала ногой, чтобы выдернуть из дыры каблук и вызволить ногу, либо, что ещё лучше, вывалить уже всё стекло целиком:
- Никогда больше! - заорала она на всю безлюдную улицу, с проносящимся мимо безучастным автомобильным движением. - Никаких курортных романов. Никогда. Слышишь? НИКОГДА!
Валя вновь схватила подружку за руку и с силой отодрала от рекламного щита, внизу которого образовалась крупная вмятина с разбегающимися трещинами, а в центре вмятины - небольшая дыра, и быстро-быстро потащила за собой, уговаривая на ходу:
- Успокойся Ташечка, успокойся милая. Какие уже романы, о чём ты сейчас? У тебя свадьба, свадьба не забыла? Муж, детки… - вот что тебя теперь ждёт.
- Оставь, сама пойду!
- Вот и хорошо, вот и ладненько, только поскорее, пойдём поскорее... - увлекала Валя подружку подальше от злополучного места.
Завернув за угол, девушки оказались около погасшего супермаркета, на огромной пустой автостоянке.
Вале это место жутко не понравилось, ведь они были на пустыре одни и со всех сторон на виду.
В довершение всех бед и дурных предчувствий, из дальнего въезда к супермаркету, внезапно вынырнул полицейский бобик, и быстро сделав по автостоянке широкий вираж, резко затормозил около девушек.
- Ну, всё, - простонала Валя плачущим голосом, - сейчас нас точно заберут. Будем сегодня ночевать в обезьяннике. Вместе с алкашами, ворами, шлюхами и их сутенёрами!
Чуть ли не на ходу из бобика выскочил некрасивый высокий мужчина в форме. Окинул девушек быстрым, пронзительным взглядом.
- Вы что здесь делаете? - спросил строго.
- Домой идём - приструнённо сказала Валя.
- А с ней что?
Валя оглянулась на подружку: голова опущена на грудь, волосы упали на лицо. Ни дать, ни взять ужасная девочка из «Звонка».
- Перепила немного, - нашлась она. - Но это ничего. Я доставлю её домой.
Мужчина заметно смягчился:
- Может подкинуть?
- Ну что вы! Не смеем отвлекать... нам недалеко... - Валя отчаянно ткнула пальцем в сторону торчащих неподалёку высоток. - Во-он те дома. Мы сами потихоньку доберёмся.
- Ну, смотрите... - сказал полицейский и немного потоптался на месте. - Тогда... счастливого пути!
Он быстро запрыгнул обратно в машину, и бобик укатил так же резво, как и прикатил.
- Самое главное, - с трудом выговорила Наташа, куняя носом, - самое, говорю, главное... правильно отвечать на вопросы представителей власти. И вот мы уже такие, как будто ничего не натворили... Мы теперь абсолютно чисты перед законом. Правда ведь?
- Ты совсем с ума сошла!
- Я знаю, - просто согласилась Наташа. - Но уже ничего нельзя с этим поделать.
- Ташечка, прошу тебя, - взмолилась Валя. - Ну теперь-то, когда так всё хорошо сложилось… и нас даже не забрали… может поймаем машинку, поедем спокойненько по домам?
- Безумству хра-абрых поем мы сла-аву! - пропела в ответ Наташа, наклонила голову бычком и выставила вперёд кулак. Ноги сами понесли её в заданном кулаком направлении.
- О горе мне! - схватившись за голову, воскликнула Валя, и бросилась догонять подругу.
Быстро преодолев автостоянку и перебежав через дорогу, Наташа немного задержалась, чтобы перевести дыхание, у какого-то новенького административного здания. Облокотилась о стену спиной. Непослушными руками нашла в сумочке сигарету и зажигалку. Затянулась, запрокидывая голову назад. Оперлась в стену свободной рукой, чтобы не упасть. Слегка оторвав окурок от губ, выпустила дым в звёздное небо.
Поджав одну ногу под себя, дважды стукнула каблуком по стене, словно в запертую дверь. Стенка глухо отозвалась, как будто была полой внутри... Наташа с интересом повернулась лицом к фасаду, разглядывая, что к чему. Облицовку явно положили совсем недавно. Видно было, что ремонт не закончен, плитка ещё не доделана до конца, наверху здания зияли значительные проплешины. Наташа сплюнула сигарету в сторону. Принялась лупить по плиткам носками и каблуками туфель.
- Прекрати, прекрати, что ты делаешь, безумная? - закричала на неё Валя.
- Хочу ещё что-нибудь разбить, - невинно пролепетала Наташа. - Разве нельзя?
- Нет!
- Но почему? Мне о-очень хочется!
- Больная! Менты только отъехали. Хочешь переночевать в участке?
- Хочу.
- Ах так?! Ну, ясно!..
Валя, что было сил, оторвала подружку от стены и, повернув к себе, неожиданно залепила ей звенящую пощёчину.
Ноги у Наташи подкосились, она упала на коленки и горько разрыдалась.
- Ну, вставай! Вставай же!.. - упрашивала её Валя, сама чуть не плача. - Господи, как я устала от тебя сегодня! Ну, пожалуйста, пожалуйста, поедем уже домой.
- Оставь меня здесь! - возопила Наташа. - Прошу тебя, оставь меня. Я хочу умереть! Просто умереть. Здесь... на асфальте...
Валя принялась лупить её сумочкой по голове, прикрикивая:
- Получай! На, получай! Ишь чё вздумала! На ещё, ещё хочешь?
- Стоп, нет, хватит! - внезапно закричала Наташа, выставляя руки вверх. - Всё. Я в порядке, в порядке! Хватит, говорю тебе! Я в порядке!..
- Точно?
- ДА!
- Мы поймаем машину и едем домой?
- ДА!
- Отлично! - возликовала Валя и на всякий случай, треснула подружку сумочкой ещё разочек.
- Ай! Я же сказала!..
- Хорошо, теперь верю, - тяжело отдуваясь, кивнула Валя. - Вот это другое дело!
- Помоги подняться...
Валя схватила Наташу за шкирку и помогла стать на ноги. Потом помогла подруге немного обтруситься:
- Ну, пойдём?..
- Пойдём, - кивнула Наташа и внезапно, изо всей прыти, бросилась бежать, на подкашивающихся ногах.
- Эй, ты куда, подожди! - закричала Валя ей вслед. - Стой сумасшедша-ая! Если ты сейчас же не остановишься - я не буду свидетельницей! Ты меня слышишь?! Даже не звони мне после этого!..
Но Наташа понеслась только ещё скорее, и быстро скрылась за углом здания.
- О Господи, за что мне это! - простонала девушка, и поспешила вслед за подругой.
Когда Валя завернула за угол, то увидела Наташу, стоявшую около какой-то машины и что-то говорившую водителю в приоткрытую дверь.
- Вот сучка!.. - взвизгнула Валя. - Такси поймала!
И припустила к машине. Наташа поспешно села внутрь, захлопнула за собою дверь.
- Подожди меня! Э-эй, меня подождите! - в отчаянии завопила Валя.
Но такси, стремительно набирая скорость, покатило по улице и вскоре окончательно исчезло из виду.
- Дрянь! Ах ты дрянь такая! - бушевала Валя. - Бросила меня здесь одну!.. Сучка крашенная!..

Наташа звонила и стучала каблуком в обивку до тех пор, пока не услышала шевеление за дверью. Максим появился в коридоре весь помятый, осоловелый и ошарашенный, в одном только халате на голое тело:
- Ты чего это?!
- Ты один? Впрочем, какая разница... Я пьяна.
- Это я вижу. Что случилось?!..
- Я говорила тебе, что выхожу замуж?
- Ну, да...
- Я говорила тебе, что мы с тобой никогда-никогда больше не увидимся?
- Говорила.
- И я тебя не обманула. Но сегодня у меня был девичник.
- И?..
- Девичник, понимаешь?
Он начал что-то соображать и отступил в коридор, пропуская Наташу внутрь квартиры и запирая за нею дверь.
- Вроде да... И теперь ты пришла ко мне. Значит... значит... сегодня я твой… - он облизнул внезапно пересохшие губы - э-э... типа «подарочек»?
- Люблю понятливых мужчин.
Максим наклонился к Наташе, заглянул в её блестящие глаза, и его исхудалое, осунувшееся лицо осветила лукавая улыбка. Взял девушку за плечи и притянул к себе. Тон его голоса изменился и стал ироничным.
- Раз уж я сегодня выступаю в роли, так сказать... твоей проститутки... То какую сокровенную фантазию ты хотела бы, чтобы я исполнил?..
Наташа сбросила его руки с плеч, сама взяла его за грудки и крепко прижала к стене. Сунула ему коленку между ног и слегка придавила снизу.
- Просто тр-рахни меня, - сказала она. - А мои фантазии мы обсудим как-нибудь в другой раз…

Конец

Первое смс прибыло Лене ранним утром, в половине восьмого. Максим явно хотел поздравить её раньше всех. В начале двенадцатого, прилетело ещё одно, от него же, и не менее восторженное. А после часа, сообщения от Максима понеслись одно за другим. Тон их варьировался от просящих, до требовательных, но посыл звучал один и тот же - нужно обязательно увидеться. Причём - срочно.
«Ну, ладно. Давай попробуем», - подумала она и отправила ему в ответ место и время встречи.
Парень заранее объявился в назначенном ресторанчике. Интерьер заведения ему сразу не понравился - одна из стен оказалась полностью зеркальной, а места за столиками располагались таким образом, что Максим, севший лицом к проходу, чтобы отслеживать входящих людей, вынужден был наблюдать в отражении весь зал целиком. Он чувствовал себя весьма глупо, мимовольно разглядывая в тусклом отражении отдалённо узнаваемого нетрезвого молодого мужчину в белоснежном свитере, с огромным ярким пятном букета на краю стола. Отражение подчёркивало, что мужчина как раз собирается совершить глупость, и это ощущение самодискредитации было не из приятных. Он пересел к зеркалу спиной.
Лена, пойдя наобум по одному из проходов, не сразу заметила его, ведь помещение было большое, заполненное людьми, а Максим сидел, мало того, что спиной к проходу, задумчиво склонив голову, так ещё и прикрытый пышными розами. Но сочетание - знакомый свитер, цветы, бутылка шампанского в ведёрке на столе и два явно пустых бокала, ещё издали подсказали ей, что она движется в правильном направлении.
Максим, в свою очередь, заметил девушку, только когда она подошла к нему вплотную. Он поспешно поднялся ей навстречу на нетвёрдых ногах. Окинул её праздничную фигуру восторженным взглядом, протянул букет, заглядывая в глаза:
- Привет. Это тебе!.. Выглядишь очаровательно!
Не смотря на то, что выговаривал слова Максим довольно уверенно, было заметно - он сильно пьян.
- О, я смотрю, ты уже хорошо подзаправился, - сказала девушка, принимая букет, и подставляя для поцелуя щеку.
- Да, - не стал отпираться Максим. Подвинув под Лену стул и усаживаясь на своё место, пояснил. - Мы утром решили поздравить наших девочек. Взяли шампанского… потом работы особой не было, так что пошло по нарастающей.
- Ясно. А что за пожар?..
- Какой пожар?..
Она вытащила из сумочки мобильник и пролистнула у него перед глазами список входящих сообщений.
- Вот этот пожар!
- А, это… - криво улыбнувшись, он вытащил из ведёрка со льдом бутылку шампанского. - Давай выпьем немного… Шаманское, ты не против?
- Ну, сегодня же день шампанского… так что, почему бы и нет?.. Но тебе может, хватит уже?..
- Я в порядке. Да и много я уже не осилю, так только, за компанию.
- Ну-ну…
Максим разлил вино, высоко вознёс бокал:
- С 8-м марта, любимая…
- Спасибо, конечно, но ты меня уже так напоздравлял сегодня… - сказала Лена, поднимая свой бокал. - На все остальные восьмые марта вместе взятые.
- Лишних поздравлений не бывает, - чокаясь, отмёл он претензию.
- Ну, хорошо, допустим, - сказала девушка, смягчаясь. - Чего звал-то?..
- Как тебе цветы, - перевёл Максим тему разговора. - Тебе понравились цветы?
Она обратила свой взор на букет:
- Да, цветы очень красивые...
- Шикарный букет, правда? Я как увидел, сразу понял, - то, что нужно!
Букет был действительно шикарный, но Лену всё-таки интересовал ответ на её вопрос:
- Да но…
- И эти розы… - перебил он, - посмотри какой редкой красоты цвет, и этот необычайный перелив от центра чашечки к краям, видишь? Не каждый день такие попадаются. Прямо таки твой цвет. Очень тебе к лицу эти розы… Побеги - тугие, стройные. А шипы, взгляни какие твёрдые, острые шипы… И, конечно, запах… запах, это очень важно. Да, букет просто создан для тебя…
Она посмотрела ему в глаза долгим взглядом.
- А! Ты уже допила? Заболтался я, с этими розами. Но они, правда, великолепны, месяц простоят! Давай тебе ещё немного налью…
Лена видела Максима разным, и пьяным, конечно же, много раз. Но таким многоречивым она его точно ещё не видела:
- Ну, налей.
Удерживая, правой рукой за тонкую ножку, свой бокал, который он ни на секунду не выпускал из рук, не говоря уже о том, чтобы просто поставить его на стол, Максим взял, свободной левой рукой, бутылку за толстое горлышко и небрежно плеснул Лене вина. Стукнул подставкой своего недопитого бокала, об чашу её, свеженаполненного.
- Боже мой, ты самая лучшая! Просто обожаю тебя, - размякло произнёс он и пригубил вино.
Лена, недоуменно пожав плечами, сделала большой глоток шампанского.
- Кстати, - вытирая салфеткой губы, поинтересовался он. - Как дела?
Лена растерялась:
- Дела?..
- Да, на работе… ну и вообще…
- Спасибо, хорошо.
- А то мы так редко видимся… ты мне ничего даже не рассказываешь, как живёшь, чем... дышишь. Мне это всё очень интересно.
- Правда?..
- Да, необычайно!..
Она никак не могла понять, смеётся он над нею, что ли, либо просто настолько пьян?
- Да? Но ты и сам раньше ничего такого... не спрашивал...
Максим отмахнулся:
- Ну, это в прошлом. Я ведь привык, что ты сама мне всё выкладываешь. Раньше так всегда было. У тебя же обычно как, - тысяча событий в день происходит и тысяча мелочей в каждом событии. Несколько вечеров историями одного только дня могла занять, но ведь каждый день были новые истории. А теперь вот, мне этого всего не хватает. Мне вообще тебя сильно не хватает. Все эти наши нынешние встречи, знаешь... пыль на ветру… даже нет времени толком поговорить, выяснить что-то… важное…
- Да, ну мне приятно, что ты на это так смотришь...
- Да, ты сейчас абсолютно права, именно так я на это смотрю. Вот, например, у мужа твоего ведь дочь есть, достаточно взрослая кажется девочка… как вы там с ней уживаетесь, ну и вообще… Но подожди, подожди, я сейчас не то, совсем не то хотел спросить. Это подождёт… Как там мама твоя, да, мама как? В порядке? Вот это я бы хотел в самом начале узнать.
- Да ничего, живёт потихонечку... Слушай, ты чего это?.. Что на тебя нашло, вообще? Что-то случилось? И что за срочность была? Может, скажешь, наконец?..
Он помолчал, собираясь с мыслями:
- Слушай, Лен... выходи ты за меня замуж, а?
Рот у неё даже приоткрылся от удивления. Она сделала такое движение веками, как будто попыталась разлепить внезапно сросшиеся кончики ресниц.
Несколько мгновений девушка не могла подобрать подходящие слова:
- Ты д-дурак вообще?.. Я ведь уже замужем!.. Эк развезло тебя!..
- Ну, разведись…
Она закатила глаза:
- Ох, ты и простой... Только того… раньше думать надо было. Не собираюсь я разводиться.
- Ты ж его не любишь.
- Кто тебе такое сказал?!
- Ты же с ним из-за денег...
Тут Лену, наконец, отпустило, и она залилась жизнерадостным, лишь слегка истеричным смехом.
- Господи, с чего ты взял такую глупость?! - прикрывая рот рукой, спросила она.
- Разве нет?
- Абсолютно! Деньги?.. Дурачок!
- Чего же ты тогда ко мне... ходишь?..
Она резко оборвала смех, слегка нахмурилась:
- Это уже другой вопрос.
- Что-то тут не сходится...
Максим подождал, пока она разовьёт свою мысль и скажет что-то более существенное.
- Ну… - слова явно давались Лене с огромным трудом, - тебя я… наверное... тоже… скажем... немного люблю, улавливаешь?..
- Не совсем, но уже интереснее…
Он во все глаза уставился на девушку, ожидая немедленного продолжения. Фраза его очень заинтриговала.
- Ну, собственно… вот и всё… - она облизнула пересохшие губы и, походя, осушила бокал.
Максим понял, что продолжения не последует. Всё, что могло быть сказано - уже сказано. Но он ещё не всё для себя прояснил:
- Ладно, но раз дела так обстоят, как ты говоришь… А чего ты тогда меня бросила?..
- Я тебя бросила?! - воскликнула она, поражённая до самой глубины души. - Ведь это ты уехал, наплевав на меня!
У Максима, от такого оборота, голова пошла кругом:
- Постой-ка, постой-ка, постой-ка... Кто ещё на кого наплевал?! Всё заранее же было договорено, билеты куплены, два часа до отъезда, и тут - я не поеду! Как так?!
На лице Лены отразилась огромная гамма эмоций.
- Во-первых, не за два часа, - произнесла она, отчеканивая каждое слово. - Во-вторых, я тебе причины сразу объяснила, были сложности у меня на работе!..
Он отмахнулся:
- Да, враки какие-то наплела...
- Фух! Ну ты тяжёлый… Вот в этом весь ты. Вот в этом твоя беда, понимаешь? Да никаких враков я тебе не плела!.. Ты же меня никогда не слушаешь, ты вообще никого никогда не слушаешь, только себя!.. Нафантазировал себе чего-то там, а я потом кругом виновата.
- Так ты же сама сказала - курорт! - горячился Максим.
Люди вокруг стали оборачиваться на них.
- Тише ты! Разорался тут. Только о себе и думаешь… - но сама тоже сбавила голос. - Ну, какой курорт, сам посуди!.. Это я так, болтанула сгоряча… Когда ты меня вконец выбесил своим тупым непониманием ситуации.
- Но мне очень больно было… Такого разочарования, я в жизни не испытывал.
- Нет, ну вы только посмотрите на него! А мне, по-твоему, не было больно? Взял и уехал. Нет чтобы прояснить что случилось, посочувствовать, посодействовать... остаться и помочь… Даже не пытался же толком поговорить. Бросил трубку и свалил себе! Что я должна была чувствовать? А теперь ты рассказываешь какие-то глупости про любовь, и про деньги. А мне тогда требовалось только твоё участие и внимание. Даже не деньги, хотя влетела на приличную сумму, и из долгов потом долго вылазила. А только участие. Но ты просто взял и свалил. Взял и свалил! Показал всю свою безответственность. А он да, он был рядом со мной весь тот период... Прости, но выбор был лёгким после этого… Да и вообще, о чём тут разговор? Сам пропал на год, потом вдруг объявился - вот он я такой красивый, айда в постель! А теперь вообще разошёлся - разводись!
- То есть я сам во всем виноват?! И как это ты умеешь всё вот так вывернуть наизнанку?
Лена отмахнулась с выражением досады на лице.
- Развестись? Не надейся, не будет этого. Одно дело секс. Другое дело тупо бросить хорошего, чуткого человека, который всё для меня сделает. А кроме того, дочурка его маленькая - я её тоже полюбила. Родители его приняли меня, как родную. У нас семья, и этим все сказано. Понимаешь?.. - посмотрела на его перекривлённое лицо. - Нет, тебе не понять. Ты ведь живёшь по книжкам. Я вообще ужасную глупость сделала, когда позволила себе…
Она резко прервала речь, беспомощно поднимая ладони к небу - подходящие слова внезапно закончились.
Максим сидел мрачнее тучи.
- Послушай, это всё реально сложно. Я сама не всегда понимаю, почему поступаю так или иначе. Мне правда не хватало тебя... ведь мне очень комфортно... - внезапно оборвав, она приступила заново, найдя, наконец, правильные слова - Наверное, всё-таки именно с тобой, я хоть иногда могу быть просто сама собой. Короче, ты мне нужен. Но...
- Но, разводиться ты не хочешь...
Лена больше не могла усидеть на месте. Сильное волнение побуждало её к движению. Она быстро встала из-за стола, окинула своё отражение оценивающим взглядом.
- Ты прав - не хочу. Всё, мне пора, - девушка обошла стол и, немного помедлив, нежно поцеловала его в губы. - Не звони мне и не пиши больше столько дурацких смсок. А лучше вообще никаких не пиши. Я сама с тобой свяжусь.
- Подожди, так сразу сорвалась… давай пока вызовем такси… посидим ещё десять минут.
- Какое такси?! Мне тут пару кварталов пешком пройти.
- Ну, вот и отлично, - подбросим тебя, а я поеду домой себе…
- Ладно, давай…
Ожидая такси, они допили шампанское.
- Хорошо всё-таки, что мы с тобой поговорили… - садясь в машину, сказал Максим. - Всё прояснили… Теперь нет недопонимания…
- Наверное, так…
- И зря ты не хочешь разводиться, - добавил он, кивая ей на зеркало заднего вида, где, в отражении, рука об руку сидели симпатичные молодые мужчина и женщина, а у женщины в руках был пышный букет. - Мы с тобой идеальная пара.
- Ну да, - скользнув глазами по зеркалу, иронично произнесла она. - Жаль, не срослось. Ну всё, меня вот здесь выпустите, пожалуйста…
Максим, словно внезапно опомнившись, энергично порылся в карманах. Задержал Лену на выходе:
- Подожди минутку… прости, кажется, я зазевался… Цветы, шампанское - совсем без денег остался. Одолжи пару коп…
Она торопливо порылась в кошельке и протянула ему первую попавшуюся крупную купюру.
- Пока!
- Пока… и спасибо... - произнёс он ей уже в спину, удовлетворённо пряча банкноту в карман.
Водитель бросил на Максима безразличный взгляд через зеркало заднего вида:
- Едем по второму адресу?..
- Нет. Планы поменялись. Сейчас скажу другой адрес, минутку, у меня в телефоне записано… Только по дороге, тормознём ненадолго около цветочного магазина - нужен букетик…

Наташа получила на протяжении дня множество поздравлений, но тот единственный звонок, которого она действительно ждала - так и не прозвучал. Она вернулась с работы домой поздно - разочарованная, без настроения, с тяжёлой головой. На работе толком не отмечали - выпили перед уходом впопыхах по стаканчику шампанского, а от посиделок с подружками она отказалась, до последнего надеясь на Максима...
И ожидания её вроде как оправдались - ведь Максим явился лично, впервые в жизни посетив её квартиру, да ещё с порога завалил её добрыми пожеланиями и цветами. Увидев его в глазок, девушка даже поначалу действительно обрадовалась, несмотря на некоторую обиду, но когда открыла дверь - чувство разочарования ещё более усугубилось.
Вслед за поздравлениями, понеслись извинения:
- Прости, что не поздравил раньше. Писать смс - не хотелось, а спокойно набрать, поговорить не получалось - завальный день. Потом, под вечер, как начали отмечать - еле выбрался!.. И вот, сразу к тебе.
Внимая его лживым речам, Наташа окончательно упала духом. Дав Максиму выговориться, она уныло произнесла:
- В таком состоянии - лучше бы вообще не являлся.
Он опешил:
- Но я ведь пришёл тебя поздравить!
- А до меня ты кого поздравил?..
- В каком смысле?
- В самом прямом. Ты мне одно скажи - долго ещё собираешься шляться туда-сюда?
- Ты о чем это?
- По-твоему я совсем дура, да? К твоему сведению, шерсть отлично впитывает запахи. Твой свитер весь провонялся духами. И это не впервые… Нет, ну сначала, - я тебе верила. Врал ты, правда, очень убедительно. Но с тех пор много воды утекло… начала потихоньку кое-чего кумекать. А сегодня - это уже совсем перебор, закрывать глаза на очевидное невозможно!..
Он осторожно положил цветы на стол и потихоньку сел в кресло, словно не полагаясь на крепость ног. Сунул ладонь под ворот свитера, и немного оттянул его, послабляя давление на шею. Произнёс глядя куда-то в сторону:
- Значит больше скрывать ничего не надо. Что ж, тем лучше… - плечи его поникли, руки упали между колен. - Прямо день откровений какой-то сегодня...
Возникло долгое молчание. Наташа, стоя на негнущихся ногах, покусывая пересохшие губы, взволнованно смотрела на Максима. Максим смотрел на свои опущенные ладони, мыслями проникая в не такое далёкое прошлое, чтобы найти источник всего и попытаться объясниться…
Эх, как хотелось ему вновь ощутить тот блаженный покой, что снизошёл на него тем летом, на пляже. Но это невозможно, ведь тогда всё было на его стороне: жаркое размаривающее солнце над головой и горячий уютный песок в ногах, вид безграничного морского простора и сливающегося с ним на горизонте безоблачного неба; солоноватая рыба во рту и добрый глоток свежего пива.
Тогда всё казалось простым и понятным, - ведь жил он конкретным моментом, позабыв разом и о прошлом, и о будущем. А женщина, которая тогда остро нравилась ему - находилась постоянно так близко, что даже сквозь шум прибоя, чужие разговоры и крики играющих детей, было слышно её дыхание. И в любой момент он мог только протянуть руку, просто так, потому что, внезапно, ему этого захотелось, чтобы коснуться её и убедиться в реальности собственных побуждений.. А на её удивлённый взгляд лишь невинно пожать плечами...
От яркого воспоминания у Максима перехватило дыхание, и спазм сдавил горло. Впервые в жизни он ощутил, что выражение «комок в горле», придумано не просто для красного словца...
Жаль, но курортное настроение не длится вечно. А то ощущение небывалой лёгкости и свободы, всецело охватившее его на несколько безумных суток, оказалось слишком краткосрочным. Ведь в обыденной жизни всё бывает не так то и просто. Старые связи оказываются прочнее, чем хотелось бы, а мутное течение желаний иногда идёт наперекор банальной логике.
За минуту вспомнилось многое, вихрем пронеслось в голове и осело приблизительным порядком слов. Продолжая прятать от Наташи глаза, Максим начал сбивчиво, путанно говорить:
- Раньше, знаешь, я чувствовал себя единым целым, был самим собой. Жил, любил, работал... Всё как-то шло... правильно, что ли? А потом внезапно всё сломалось, то есть, оказывается, я сам всё сломал. До сих пор помню то разочарование, когда она сказала... и ведь я действительно, даже не выслушал её толком, - просто какие-то нелепые отговорки пролетали мимо сознания... Но понимаешь - то были совсем не отговорки. Я был слишком погружен в себя, в свои чувства и мысли... и просто не поверил её словам...
- Ты и сейчас в них погружён... - произнесла Наташа, толком не понимая ничего из того, что он говорил.
- Да. Но я пытаюсь объяснить тебе, что чувствую... раньше я был как сосуд... цельный сосуд... И какое-то время после знакомства с тобой... я ещё думал, что не потерял этой цельности. На самом деле - сосуд давно разбился и каждый осколок зеркалит своё, противоречивое отражение. Я уже не я, а кто-то другой, и даже не один. То есть, с одной стороны я ужасно несчастлив от того, что тогда не поверил ей... С другой стороны, - если бы поверил - не было бы тех прекрасных дней, которые мы провели с тобой... Короче, я совсем запутался - сам не понимаю, чего хочу.
- Ты пойми - не нужны мне эти твои объяснения!.. Мне нужно одно - чтобы ты прекратил весь этот разброд и шатания, и решил, наконец, с кем ты. И прекратил это… издевательство...
- А ведь я сделал ей предложение, знаешь?..
Наташа напряглась всем телом:
- И что?..
- Обозвала меня дураком.
Девушка стояла перед ним, точно оглушённая:
- Ты и есть дурак! Боже, какой же ты дурак! Мне, зачем было об этом говорить?!
Она внезапно заплакала. Без всхлипов, рыданий и лишних эмоций - только беззвучные слёзы по лицу.
Эти бесшумные слезы почему-то всерьёз испугали его. Он встал, взял её за плечи, зачем-то пытаясь повернуть её лицо к себе. Она упиралась. Он проявил настойчивость. Она ударила его кулаком по груди:
- Гад. Ну и гад же ты...
- Ну-ну. Прости... Ну, прости, пожалуйста... я никогда не хотел тебя обидеть... ведь я, правда, так люблю тебя...
- Как?! - её начало всю трясти. - Как можно говорить, что любишь, и вести себя подобным образом?! Люди, люди, какие же вы больные!
- Тсс. Тише, ну тише, пожалуйста, успокойся. Всё хорошо…
Она не прокричала даже, но только сказала, негромким, болезненным голосом:
- Не прикасайся ко мне!
В этих словах, в интонации, с которой они были произнесены, что-то заставило Максима послушаться и отпустить руки.
Слезы остановились так же внезапно, как потекли. Наташа начала говорить тихо, словно набираясь мужества по пути:
- Я старалась. Долго старалась изо всех своих сил не замечать очевидного. Быть спокойной, нормальной и понимающей. Быть любящей. Прощать. Закрывала глаза и надеялась на лучшее. Но я устала от всего этого! Я больше так не могу… и не хочу!.. Короче, у тебя ещё есть время. Но немного. Если ты ничего не решишь, - мы прощаемся.
- Хочешь разойтись? - с тревогой спросил Максим.
Сам он множество раз обдумывал происходящее так и эдак, и отлично знал, - ничего он уже не решит. Так всё и будет идти своим чередом… Но внезапно возникшая вероятность разрыва, всерьёз обеспокоила его.
- Нет! Но я устала. Мне нужен нормальный человек, нормальные отношения… Если чувства приносят только боль - то нафиг нужны такие чувства! А сейчас я хочу только чтобы ты ушёл. Прошу тебя - уйди. И не появляйся до тех пор, пока… ну, ты сам понимаешь… - и добавила шёпотом. - Или вообще не являйся...
Но Наташе не удалось так легко выпроводить его, после всего сказанного Максим уже никак не мог вот так вот уйти. Он долго упрашивал, умолял, убеждал её в чём-то, становился на колени, давал какие-то невыполнимые обещания, безумные клятвы, которые на следующий день не смог бы даже вспомнить. Из множества разрозненных пьяных, сбивчивых речей выходило, что его одолевает неимоверная жажда, и только она, единственная на целом свете, способна была эту жажду утолить.
Он уговаривал её до тех пор, пока она, наконец, не сдалась и в очередной раз не подчинилась его желанию.

Когда у Максима закончился отпуск, и он собрался уезжать, Наташа отправилась вместе с ним. Конечно, девушка могла остаться ещё на несколько дней... но стоило ей только представить, что она теперь останется одна, как на сердце наваливалась непонятная тоска, и становилось ясно, - отдых закончен, пора возвращаться домой. Правда, было некоторое волнение по поводу наличия свободных мест, но тут ей улыбнулась мимолётная удача - дали дополнительный вагон и перед отходом поезда в кассу выбросили билеты.
В поезде они допоздна сидели за столиком и общались, общались, под стук колёс. Но в глазах Максима уже не было давешней заинтересованности, и Наташа замечала, что мысли его всё чаще отлетают куда-то в сторону; он напряжённо думал о чем-то своём, не связанном с нею. Больше всего ей тогда хотелось, чтобы они так и сидели рядом, разговаривали, и им не нужно было никуда ехать.
Утром, на вокзале, он был уже совсем чужой, отстранённый. Быстро помог ей с вещами, спешно, не глядя, чмокнул в щеку и стремительно ушёл по своим делам. В тот миг Наташе думалось, что они расстаются навсегда…
Но не прошло и месяца, как девушка не выдержала. После некоторых колебаний, преодолев последние сомнения, маякнула Максиму смс-кой: «Привет. Это Ната. Как жизнь, как дела?».
Долго волноваться ей не пришлось - он перезвонил почти мгновенно. Вечером они уже сидели вдвоём в какой-то случайной кафешке. Ночь провели у него на квартире.
С тех пор, так и повелось: периодические созвоны, нечастые встречи, редкие вылазки в кино или ресторан; короткие жаркие ночи.
Но что-то было не так. Истинного сближения, на которое, со временем, Наташа стала всё больше рассчитывать, не происходило. Максим выдерживал незримую дистанцию: она по прежнему была лишь гостьей в его доме, а к ней на квартиру он вообще не приезжал ни разу.
Какая-то неясная тень постоянно маячила между ними. Мешала настоящему сближению.
- Понимаешь, - говорила она Вале, когда подружки проводили очередной вечерок за бутылкой вина. - Я когда обо всём этом думаю, то с дрожью вспоминаю фразу из Афони, помнишь: «Я на тебя два года угробила! Думала, мы поженимся, и всё у нас будет как у людей»…
- Не помню... ты же знаешь, я не перевариваю советские фильмы.
- Ну не важно. Одним словом, всё это меня нервирует.
- Поговори с ним.
- О чём? Когда ты сделаешь мне предложение? Вдруг он скажет - никогда? Что дальше делать?
- Лучше всего бросить его.
- Легко тебе говорить...
- Думаю, у него просто есть кто-то ещё, кроме тебя. Надо выяснить.
- Боже, ну и ерунду ты несёшь. Как я выясню? А если окажется, что есть, дальше что?
- Устроить выволочку. И бросить его.
- Я начинаю догадываться, почему у тебя никто надолго не задерживается. У тебя чуть что - сразу бросить.
- Ну, есть ещё один вариант, - усмехнулась Валя. - Просто брось его, без всяких объяснений. Некоторые, только потеряв, понимают, чего лишились. И начинают шевелить мозгами. Потом уже ты будешь диктовать свои условия.
- С тобой невозможно разговаривать!
- А чего ты от меня хочешь, Ташечка? Красивая, умная... можешь окрутить буквально любого. Но ты упёрлась зачем-то в этого... и теперь страдаешь от недостатка его внимания. Ну, бред же, согласись!
- Ладно, не будем больше, давай сменим тему…
Разговор этот сгинул в череде других подобных, но одна мысль, внезапно возникшая в голове Наташи, со временем оформилась довольно чётко. Однажды девушка заявилась к Максиму домой внезапно, без предупреждения, будто снег на голову.
Он встретил её на пороге какой-то растерянный, слегка смущённый, с отсутствующим взглядом, в странном балдахине, которого она прежде у него не видела, прикрывавшем обнажённый торс:
- Ты не предупреждала, что приедешь...
- А я и не собиралась, - беззаботно сказала она. - Так само собой получилось.
Он переминался с ноги на ногу, удерживая одной рукой ручку двери, другой - опёршись в наличник, закрывая собою проём. У Наташи появилось неприятное ощущение, что Максим не очень-то хочет впускать её в квартиру. Градус подозрений усилился.
- Можно?..
Она легонько толкнула дверь, демонстрируя явное намерение войти и не оставляя ему выбора. Словно опомнившись, он впустил девушку. Наташа сразу поставила сумочку на пол, мгновенно сбросила ботиночки, а пальто скинула ему на руки, и ни на миг не задерживаясь в коридоре, оставив парня возиться с её верхней одеждой, быстро прошла в комнату.
Обстановка в комнате выглядела немного необычно. Кровать смята и не застелена. Большой свет - погашен. Телевизор и компьютер - выключены. Только над старым письменным столом, где стоял неработающий монитор, горела лампа. На столе лежала стопка белой бумаги, вокруг которой было разбросано множество простых карандашей. С одной стороны - обычная комната холостяка, с другой - что-то во всём этом было не так.
Максим, наконец, повесил её пальто на вешалку и, войдя в комнату, сразу стал между девушкой и столом.
И тут до Наташи дошло: до её прихода, он что-то писал. Долго писал обычными карандашами на обычных листах A4, даже вот на звонки не нашёл времени ответить… странненько всё это... Точнее не так: молодой человек в 21 веке, сидит за письменным столом, с выключенным компьютером и пишет что-то там карандашом, это как вообще, нафиг, понимать?!
- Я кстати звонила тебе, ты не брал трубку, - сказала она, оттягивая время, обдумывая происходящее. - Вот и явилась без приглашения. Ничего?
- Да нет... всё нормально... - вяло отозвался он. - Я просто был немного занят тут... потому, наверное, пропустил звонок...
- И чем ты тут был таким занят? - перескочила она к самой сути беспокоящего её вопроса.
- Ну, это…
Внятного ответа Наташа так и не получила. Только заметила, что Максим потихоньку пытается немного оттеснить её подальше от стола, с явным намерением как бы невзначай выпроводить на кухню.
Девушка больше не могла сдерживать любопытство. Стремительно обежав парня, бесцеремонно схватила со стола пачку бумаги, и отбежала обратно, к двери. Рассеянно скользнула глазами по строкам, пытаясь вникнуть в смысл написанного...
Максим резко выхватил пачку у неё прямо из рук.
- Эй, эй, погоди-ка! - вскрикнула она. - Что это у тебя? Покажи ещё раз!
Покраснев, он спрятал листы за спину.
- Это что, дневник? - напирала она на него. - Первый раз вижу взрослого мужчину, который ведёт дневник. Про меня там тоже есть?.. Наверняка есть!
Максим ещё более смутился, понемногу отступая назад, к столу:
- Это не дневник…
Наташа затараторила, заговаривая ему зубы:
- Да ладно, чего ты!.. Я когда маленькая была, тоже дневник вела. Знаешь, в стиле: «здравствуй милый дневничок, мы с подружками сегодня обсуждали мальчиков...». Здесь нечего стыдиться. Мне вот только любопытно... - она облизнула губы. - Одним глазком…
- Это нельзя читать, - беспомощно произнёс он, уткнувшись спиной в стул.
- А-а! Ну, раз так... - вздохнула она, наполняя голос полнейшим безразличием. - И ладно… Не сильно то и хотелось...
Наташа окинула комнату расфокусированным взором, внешне потеряв к исписанным листам какой-либо интерес, потом вдруг сосредоточила взгляд немного правее от Максима, словно увидела что-то необычное на стене позади него. Очень удивлённым и серьёзным голосом произнесла, ткнув в том направлении пальцем:
- Постой-ка. А это ещё что такое?!
Максим растерянно повернулся посмотреть, что она там увидела. Но стоило ему только на секундочку отвлечься, как девушка быстро дёрнула у него из-за спины пачку бумаги. Несколько листков оказалось в её руках, остальные разлетелись по комнате. Завладев желанной добычей, она со смехом побежала на кухню.
- Эй, нет, не читай! - он погнался за ней.
- Ты прямо как маленький, - хохотала она, уворачиваясь от него на бегу. - На такую фигню повёлся!
На кухне она вскочила на мягкий уголок и забилась в самый его угол. Стол и длинное угловое кресло помешали Максиму сразу добраться до девушки. Задрав одну ногу повыше и выставив, для защиты, пятку, Наташа стала читать вслух, произнося каждое слово гробовым тоном и прерывая чтение смехом:
«Они сидели заполночь на автобусной остановке (смех), отрезанные проливным дождём от всего мира (смех). Бутылка шампанского давно уже опустела (- ну ещё бы!, смех), тела переплелись в тесном объятии, губы слились в затяжном поцелуе (неудержимый хохот)».
После короткой, но напряжённой борьбы Максим таки отобрал у неё мятые листки и заметно недовольный пошёл с ними в комнату:
- Это всё ещё очень не закончено, - раздосадовано воскликнул он на пороге кухни. - Черновик!
Наташа отдышалась, преодолевая смех, и видимо что-то переваривая в уме. Вернулась вслед за Максимом в комнату.
- А мы с тобой заполночь на остановке не сидели, - взволнованно сказала она ему в спину. - Вот это оно и есть, да? Тот самый, как ты там говорил… незабываемый опыт, благодаря которому ты до сих пор сохнешь по ней?
- Я же просил, не нужно читать, - бормотал он, пряча лицо и собирая по полу разбросанные листки.
- Значит, ты книжку пишешь. Вот оно как… Начинаю кое-что понимать. Могла бы и раньше догадаться. Кому ж ещё писать... если не такому как ты... И всё-таки ты у нас романтик… правда своеобразный. Наглец, грубиян и романтик, - она ещё немного подумала, как бы сверяясь с собственными чувствами. - Или обычный рохля. А всё остальное я сама себе дофантазировала... Мне вот интересно, посвящение тоже будешь делать? Вечно любимой Лене. Или как-то так...
Максим собрал все листки, сердито бросил их на стол.
- Послушай! Это всего лишь роман - выдуманные обстоятельства, выдуманные эмоции, не нужно проводить никаких параллелей.
- Ага, ага. Почти убедил, - запальчиво сказала девушка. - Хорошо бы вот только понимать... Где проходит граница, между выдуманным и реальным, а? Может, скажешь?..
В сердцах она выскочила в коридор, борясь с непрошеными слезами. Стала судорожно стягивать с вешалки своё пальто. Максим, увидев силу её огорчения и испытывая сожаление за собственную вспышку негодования, быстро последовал за Наташей. Осторожно подошёл сзади, легонько положил руки ей на плечи, слегка сдерживая конвульсивные движения:
- Послушай, пожалуйста, - вкрадчиво заговорил он. - Лена - уже далёкое прошлое. А моё настоящее - это ты. Да я пишу книгу, опираясь в числе прочего на личный опыт. Но это всё не так просто и прямолинейно как кажется… И в любом случае, не стоит читать черновые наброски и что-то в них эдакое выискивать. Когда всё будет готово, - ты первая кому я дам прочитать. Тогда тебе многое станет понятно… весь замысел и прочее...
Наташа слегка повернулась к нему, вскинула напряжённое лицо, спросила с надеждой:
- Правда?..
- Ну конечно! - горячо сказал Максим. - Я тебя когда-нибудь обманывал? Я всегда говорил тебе всё как есть. С самого начала. Вспомни.
- Да, так и было, - задумчиво сказала она, убирая руки от пальто.
- Ты знаешь, я даже рад, что теперь не надо от тебя таиться, - сказал он приподнятым тоном. - Просто, все эти наброски… это... даже не знаю, как объяснить… слишком интимно, что ли... И пока что это слишком нехорошо. Тут ещё много работы предстоит. Черновики, это знаешь... совсем не то. Тысяча километров в стороне от замысла. Вот когда уже будет что-то цельное... тогда я с удовольствием дам тебе почитать. Потом, главное - сильно не критикуй.
- Ну, хорошо, - окончательно оттаивая, сказала девушка и добавила игриво, - Я потерплю. Но до меня - никому!
- Ты будешь первой, - пообещал Максим, покрывая лёгкими поцелуями плечо и шею, добираясь до её уступчивых губ. - Обещаю.
Он увлёк её назад в комнату, на расстеленную кровать...
...Потом они выпили немного шампанского, посмотрели какую-то лёгкую комедию по ТВ. В начале одиннадцатого Наташа стала собираться.
- Ты уходишь? - немного разочарованно протянул он. - Не хочешь остаться на ночь?
- Нет. Надо рано попасть на роботу. Утром у нас собрание, никак нельзя опаздывать. Но, может, завтра вечером увидимся?
Максим мысленно взвесил предложение.
- Ты знаешь, я бы хотел поработать над этим, - он махнул в сторону стола, - пару ближайших вечеров. Знаешь, пока текст идёт… Давай лучше встретимся в субботу.
- Ну, хорошо. Тогда привет, - и добавила нежнее, но с лёгкой иронией в голосе, - мой пис-сатель.
Максим хоть и отнёсся к её уходу с лёгким сожалением, в тоже время вздохнул свободнее, ведь некоторые мысли настойчиво требовали тщательного обдумывания, а для этого ему были необходимы покой и одиночество. Конечно, ни о каком «тексте» речь уже не шла, слишком уж эмоциональным выдался вечер. Сварганив себе на кухне большой аппетитный сандвич, он включил футбольный канал и завалился обратно на кровать.
«Всё-таки хорошо, что всё получилось именно так, - подумал он, пережёвывая бутерброд и невнимательно отслеживая перипетии матча. - Ведь завтра вечером придёт Лена, и тогда я уж точно ни на какой вызов не смогу ответить. Да и дверей залётным гостям открывать мне будет уже недосуг».

На следующий вечер, Лена ворвалась в его скромное жилище, как обычно, словно ледяной ветер - стремительно, непринуждённо, непредсказуемо. С резким - «привет!», сразу проскользнула в комнату - обдавая окружающую обстановку своим презрением, привнося с собою привычный аромат духов.
Осторожно поставила у входа магазинный пакет, окинула комнату быстрым взглядом:
- Ну, тут ничего не меняется. Открой окно - дышать невозможно.
Скользнула глазами по столу с бумагой:
- А! Всё продолжаешь заниматься чепухой?.. Лучше бы жену себе нашёл.
Прошла вглубь комнаты, стягивая с головы берет. Растрепав убранные под него роскошные волосы, бросила промокший берет вместе с влажными перчатками на стол, поверх бумаги. Отчего верхние листы сразу немного расплылись.
Остановилась посреди комнаты, не снимая сапог, уперев руки в боки.
Максим видел, что она сильно раздражена… но это было в порядке вещей.
- И тебе не хворать, - вымолвил он первые, с минуты её прихода, слова. - Кушать хочешь?
- Нет, я поела. Пожалуй, приму пока душ, а ты налей нам выпить.
- У меня шампанское…
Лена отмахнулась:
- Я так и знала, потому взяла тут кое-что… Там в пакете… Помоги снять сапоги… Спасибо… Впрочем, ты можешь спокойно пить своё шампанское...
Освободившись от обуви, она сразу ушла в ванную. Максим отнёс сапоги в коридор, извлёк из бумажного пакета бутылку розового Шато де Фель. Пока искал штопор и разливал вино, с любопытством изучил этикетку.
Через десять минут она вернулась в комнату, завёрнутая в полотенце, неся аккуратно уложенные вещи в руках:
- У тебя же стиралка есть! - накинула она на Максима. - Ни одного чистого полотенца… мог бы хоть подготовиться к моему приходу.
Он сидел на кровати в одних джинсах, с голым торсом и босыми ногами.
- Тебе как, не холодно? - поинтересовалась она. - Закрой уже окно, что-ли. И что ты тут сидишь, скучаешь?
Максим потянулся к пульту и включил телевизор:
- Телевизор смотрю.
- Музыкальный канал найди какой-нибудь, - потребовала Лена, укладывая свои вещи на кресло. - Что за тряпка у тебя тут валяется?
- Вот уже женские эти нотки…
- А ты что думал?! Развёл у себя мусорник, гадко находиться здесь.
Села на постель, уставилась на парня:
- Где моё вино?
Максим протянул ей бокальчик.
- А что это ты включил? - недовольно спросила девушка. - Ну-ка дай мне пульт...
Нашла подходящую музыку, наигрывая знакомую мелодию губами. Внезапно её телефон зазвонил. Она виновато посмотрела на экран мобильника.
- Муж?.. - съёжился Максим.
- Да… - Лена сделала звук ТВ тише, - Но это даже к лучшему… Потом уже не будет звонить.
- Привет! - сказала в трубку изменившимся, сладковатым голосом, от которого Максима слегка передёрнуло. - Я дома. Телевизор смотрю. Собираюсь принять ванну и баюшки. Да, завтра всё-таки на работу… Как вы там? Доехали хорошо? Ну и ладненько, и вам спокойной ночи. Па-па!
Она вернула громкость звука на прежнюю отметку, подняла наполненный бокал:
- За что выпьем?
- За тебя! За что ж ещё... За то, что ты такая… какая есть.
Девушка забросила руку ему на плечо.
- Идёт!
Лене редко удавалось полностью расслабиться, и в иные дни она оказывалась пассивный, безразличный и безучастной. Тогда она вела себя так, как будто её насильно заставляют что-то делать. Но к счастью, это был не тот случай.
С каждым выпитым глотком вина девушка всё больше избавлялась от своей извечной нервозности и раздражённости, становилась веселее, мягче, податливее. С воодушевлением болтала о пустяках, внимательно вслушивалась в его слова, смеялась неудачным шуткам. В обращении проявлялась душевность и ребячливость. Именно такое поведение девушки, напоминало Максиму, почему собственно он её любит.
Между тем они продолжали болтать, перекрикивая музыку, звенеть бокалами и юморить по любому поводу, будь то не в меру экзотический наряд певицы на экране или забавное воспоминание из прошлого. Им было легко, весело, вечер шёл сам собой, не было никакой спешки, они просто наслаждались обществом друг друга.
Постепенно между ними завязалась лёгкая, ненавязчивая любовная игра, основанная на будто бы случайных прикосновениях, неумышленных поглаживаниях, необязательных, сделанных как бы вскользь поцелуях: пока она запрокидывала голову, чтобы допить остатки вина в бокале, он мог быстро чмокнуть её в ямку на шее, а когда отворачивался чтобы разлить в бокалы вино, она незаметно тёрлась щекою о его плечо.
В определённый момент, подобные затаённые ласки достигли пика и больше не могли их удовлетворить - Лена резко отставила бокал в сторону и, раскрывая объятия, потянулась к Максиму. Максим, ощутив этот внезапный порыв, мгновенно избавился от своего бокала и притянул девушку к себе.
Она припала к нему всем телом, обнимая за шею и легонько покусывая его губы. Целовала парня ещё и ещё, тесно вжимаясь грудью в его нагую грудь. Максим в то же время лихорадочно искал концы полотенца, чтобы стянуть его с девушки. Наконец ему это удалось и он, одной рукой укладывая Лену на постель, другой отбросил полотенце на пол. Откинулся немного назад, чтобы стянуть с себя джинсы. И опять потянулся к девушке, навстречу её искрящим глазам.
- Слушай, - прервала она его действия, внезапно рассудительным тоном, - чего ты завис в этих продажах? Почему не пойдёшь дальше? Ведь ты способен на большее...
На миг Максим застыл, поражённый:
- Ты что, прямо сейчас хочешь это обсудить? - спросил он. - Мою пре-ус-пе-ваемость?
- Нет, но…
- Ты не могла бы, наконец, расслабиться и просто помолчать?
- Да, прости. Что это на меня нашло…
Максим перекинул свою ногу через её, и припал ртом к глядящему в сторону соску. Вскоре его ласки достигли успеха - окончательно разомлев, Лена прикрыла глаза; дрожь пробежала по её телу. Кожа её полегоньку наливалась пунцовым, а сама она стала мягкой и податливой. Парень физически ощутил исходившее от неё тепло; переходящую в сильный жар эманацию душевного пламени. Максим сразу же вспомнил, как этот сокровенный огонь, о который казалось можно обжечься, поразил его однажды, когда-то давным-давно и выходит, навсегда. Огонь плавно перетекал от неё к нему, медленной лавой опускался в груди, выжигая ему внутренности до самых чресл.
«Да это оно, - восторженно подумал он - То самое...».
Не в силах бороться с мощным всплеском эмоций, отлетая сознанием куда-то вдаль, он несколько мгновений бился в коротких судорогах, затем обрушился на Лену всей тяжестью своего обессиленного тела.
- Хорошо, всё хорошо, - разрывая утомлённые объятия, отрешённо шептала она, уходящим в беззвучие шёпотом.

1.2.1

Наташа проснулась первой. На улице было светло по дневному. Осторожно, чтобы не разбудить Максима, потянулась за телефоном и взглянула на экран. Оказалось - половина первого.
«Кажется, мы заспались, - подумал она, - с такими темпами на пляж только под вечер выберемся».
Максим лежал к ней спиной, свернувшись калачиком, и равномерно посапывал.
Девушке ужасно хотелось пить, но перелазить через Максима, наверняка означало разбудить его, а будить парня Наташа не хотела.
- Так хорошо спит, - подумала, с некоторой даже нежностью. - Пусть ещё поспит немного.
Тихонько полежала рядом с ним, глядя в мерцающий солнечной рябью потолок, вспоминая перипетии вчерашнего вечера. На губах её играла улыбка.
Внезапно Наташа поняла, что Максим проснулся. Он всё ещё лежал к ней спиной, но как-то затаившись, не выдавая себя.
- Выспался? - весело спросила она.
Не отвечая, Максим протянул руку под кровать и поискал минералку. Сел на постели, молча отхлебнул из бутылки. Не оборачиваясь и низко склонив голову, передал воду девушке.
Наташа хотела было что-то сказать, но тут поняла, что Максим почему-то не в настроении. Может похмелье?
- Что-то случилось? - поинтересовалась она немного взволнованно; неспешно отпивая из бутылки.
Максим всё молчал, уставившись куда-то в пол. Наташа поискала в ногах, под одеялом, сброшенную ночнушку, натянула её на себя.
- Эй! - сказала она, толкая парня плечом. - Ты чего?
- Вот это всё... ну... то, что произошло между нами...
Он никак не мог подобрать слова.
- Я был пьян и...
Девушка насторожилась:
- Но всё вышло отлично. В чём дело? Ты чем-то недоволен?.. Расслабься, всё случилось по взаимному согласию.
- Да... но...
Наташа начала раздражаться:
- Успокойся, я взрослая девочка и осознаю, что такое курортный роман. Гульнули немножко, не переживай - никаких обязательств!
- Нет, не то… Всё как-то слишком скоро… и...
Внезапно до неё дошло:
- Ах, кажется, понимаю! - с облегчением воскликнула она. - Ты об этой своей подружке…
- В общем да.
Наташа сразу же успокоилась, добродушно усмехнулась и переменила тон.
- А что ты так волнуешься? Она же сама ушла, бросила тебя. Нет никакой проблемы. А как быстро мы поладили - это уже никого не касается.
Произнося это, девушка слезла с кровати, порылась в сумке. Отвернувшись от Максима, натянула на голую попу короткие шортики, скинула под ноги ночнушку, застегнула за спиной лиф от купальника. Сунула ноги в шлёпки. Взяла с подоконника большой красный кошелёк.
- Она то ушла... Но я... я ещё не совсем… - промямлил Максим.
- И чего в ней такого особенного?.. - как бы между прочим, поинтересовалась девушка.
Максима вопрос поставил в тупик:
- Ну... как тебе объяснить. Невозможно объяснить. Просто отношения с ней… - это был незабываемый э-э… опыт…
Он замолчал, осознав, что морозит глупости.
Наташа поискала глазами телефон, нашла его на тумбочке, положила в кошелёк. Обратила рассеянный взор на Максима:
- А-а! Ну да, ну понятно. Любовь до гроба и прочее бла-бла-бла. Но ты не переживай так сильно. Нет, если тебе надо какое-то время, чтобы смириться со всем этим - я понимаю. Я сейчас схожу кое-куда, кое-чего куплю... А ты пока можешь пострадать. У тебя есть время. Минут двадцать где-то. А потом мы позавтракаем и пойдём на пляж. План действий понятен?
- Да.
- Ну, вот и хорошо.
Девушка пошла к выходу. На пороге обернулась.
- Главное... - посмотрела на парня очень долгим взглядом, - главное никуда не уходи. Даже не пытайся сейчас сбежать от меня. Понял?
- Нет-нет, что ты!
- Смотри мне.
Они улыбнулись друг другу.
Наташа вышла на улицу, оставив дверь за собою открытой. Максим слышал, как девушка быстро умылась во дворе, а уходя, начала говорить с кем-то по телефону.
- Привет Валь, а хорошо отдыхаю, спасибо, - закрывая за собой калитку, произнесла в трубку. - ...Ну, это понятно… чего вы ещё с Милкой можете там ждать... Да, между прочим, познакомилась. Очень приятный… никак не ожидала встретить такого. Правда, немножко странный. Почему странный? Я ещё сама не вполне понимаю... - она перешла на шёпот. - Впервые вижу парня, который бы переживал, что с кем-то переспал. Нет, что ты! Никакой не малолетка! Выбрось эти глупости из головы, дурочка. Чёртова извращенка... Короче. Приеду, расскажу с подробностями. А сейчас, пока. Пока, говорю!
Сбросила вызов и пробормотала, передёрнув плечами:
- Бесишь меня тут...
Максим ждал её за столиком, задумчиво допивая минералку. Когда Наташа вернулась домой, настроение его заметно изменилось:
- Хочу перед тобой извиниться, - сразу сказал он. - Всё было действительно отлично, а тут я со своими тараканами… всё испортил.
В мятых брюках и тенниске, с сожалеющим выражением на немного опухшем и перекошенном лице, Максим выглядел довольно забавно. Наташа вовремя сдержалась, чтобы не расхохотаться.
- Слушай, вчера ты был сильно проще. Так что давай и сегодня обойдёмся без всей этой чепухи: сожаления, извинения… раз уж так всё сложилось… просто отдыхаем дальше!
- Ок. А что ты принесла? - спросил он, с любопытством заглядывая в пакет. - Очень есть хочется.
- Вот таким ты мне больше нравишься! - похвалила она. - А то этот унылый тон... вообще никуда не годится!
Максим вытащил из пакета две двухлитровые пластиковые бутылки наполненные красным содержимым. В кульке, кроме бутылок, оказался ещё только комплект пластиковых стаканчиков.
- Это что, вино что ли? - подозрительно спросил он.
- Да, домашнее вино! Нужно же как-то поднимать тебе настроение. Сейчас выпьем по паре бокальчиков, потом идём к тебе, ты переодеваешься - и на пляж. Одну пока разливай, а я вторую закину в холодильник.
- А оно точно... нормальное? Его пить можно вообще?
Наташа рассмеялась.
- Ну конечно, я постоянно его покупаю. Очень вкусное.
- Ладно, а закуска?
- Будет тебе!
- Это конечно всё отлично, - растерялся парень. - Но всё-таки надо что-то поесть.
- Вот ты заладил, поесть, поесть. По дороге зайдём в кафешку какую-нибудь, съешь омлет, или чем ты там завтракаешь. Только сначала нужно переодеться. Ты выглядишь так, будто с сеновала свалился.
Но вместо того, чтобы куда-то торопиться, девушка неторопливо села напротив Максима и взяла в руки стаканчик с вином. Потихоньку надпила чуток.
- Я смотрю, ты не сильно спешишь… - покачал головой парень.
- Надо подождать немного. Я вино в морозилку засунула, пусть хоть немного охладится, с собой на пляж возьмём.
- Ясно, - вздохнул он. - Значит, меня ждёт долгая мучительная голодная смерть.
Наташа отмахнулась:
- Выпей немного, перебей голод.
Максим осторожно пригубил из стаканчика, беззвучно почмокал, облизнул губы. С удивлением поднял стаканчик на уровень глаз. Произнёс изумлённо:
- Да, ничего так, вкусненько.
- А то! Говорю тебе, я уже не первый раз тут отдыхаю. Беру вино у одного и того же человека. У него всегда отличное. Ладно, посиди здесь, я соберусь пока.
Когда минут через пятнадцать она вышла из комнаты, Максим чуть не присвистнул от восхищения. На ней был минимум одежды: узкий бирюзовый бикини, шикарная белая широкополая шляпа, солнцезащитные очки и босоножки на танкетке. На изгибе локтя - пляжная сумка. Такой куцый наряд, тем не менее, преобразил её до неузнаваемости. Ни дать ни взять девушка с обложки глянца.
- Всё я готова, - с порога заявила она.
Повернулась к Максиму в профиль и картинно застыла, отставив левую ногу назад, и возведя одну руку к потолку, а другую уперев в бок. Дала парню возможность вдоволь полюбоваться её внешним видом, искоса поглядела на него поверх очков, очевидно ожидая комплиментов.
- Так и пойдёшь? - вместо комплиментов, неуверенно поинтересовался Максим.
- Да, а что?
- Нет, ничего. Всё просто супер.
- Ну, говори, что?
- Вечером… это… не замёрзнешь?..
- Ах, на этот случай у меня в сумке парео есть.
- Парео?.. Ясно. Значит ты не из мерзлявых. Ну, пойдём тогда.
- Романтик из тебя - никакой, - со вздохом сказала девушка, опуская плечи.
Позавтракав по пути в какой-то столовке, к трём они всё-таки добрались до пляжа. Наташа расстелила своё полотенце, бросила на него шляпу и очки. Не дожидаясь парня, сразу пошла в воду и уверенно поплыла прямо в сторону открытого моря. Максим постелил рядом с оранжевым полотенцем свою сиротливую подстилку, немного попёкся в одиночестве на солнышке, потом поплавал чуть-чуть вдоль берега, но быстро вылез на сушу, нервно высматривая девушку, которая устроила слишком уж длительный заплыв.
На песок она вернулась не скоро. Заметно уставшая, но весёлая, появилась у полотенца ещё минут через сорок. Немного постояла в стороне, не вытираясь, обтекая водой и обсыхая на солнышке.
- Ну, ты и плаваешь, - сказал Максим. - Я думал уже где-то в Турции тебя искать придётся.
- Да, - подтвердила Наташа. - Я люблю долго в воде быть. Но не часто. Сегодня меня туда уже вряд ли загонишь. Налей, пожалуйста, стаканчик.
Девушка выпила немного вина, легла на живот, уткнувшись лбом в сложенное лицевое полотенце, расстегнула лиф на спине и вскоре задремала в позе ёлочки: расставив ноги и вывернув руки к солнцу.
Максим нудился: бродил по берегу и среди песка, мусора, камней, да осколков ракушек, отбирал маленькую гальку, что покрасивее. Сносил это добро к полотенцу. Когда ему наскучило такое занятие, он искупался и прилёг рядом с Наташей позагорать.
Мимо них прошёл торговец рыбой, обречённо проговаривая однообразную фразу: «Кальмары, мидии, рапаны; копчёная рыба».
- Давай возьмём рыбу к пиву? - внезапно «проснулась» Наташа.
- Отличная идея. Эй, уважаемый!.. - Максим подозвал торговца.
Тот торопливо вернулся:
- Рыбки хотите?..
Наташа застегнула бретельку и села. Внимательно изучила выбор: начинённые на палочку копчёные аппетитные кусочки, ведёрко креветок, шашлыки из морепродуктов и разнокалиберная вяленая рыба, продетая на верёвочке.
- Как называется вот эта? - девушка ткнула пальцем в плоскую тупомордую рыбёшку с круглым глазом.
- Вомер.
- Дайте нам два таких… Вомера.
Торговец завернул рыбу в целлофановый кулёчек и передал Максиму. Наташа лениво порылась в кошельке и расплатилась. Максим в это время подозрительно разглядывал купленную рыбёшку.
- Не беспокойся она вкусная, - сказала девушка, когда они остались одни. - Я такую уже пробовала, мне очень понравилась. Давай я пока почищу, а ты иди, сходи за пивом. Иди, иди.
Максим отправился к расположенной вдалеке синей палатке, в которой разливали пиво. Минут через десять присел рядом с девушкой, преподнёс ей бокал.
Принимая одной рукой бокал у Максима из рук, Наташа положила ему кусочек рыбки в рот, и подождала, пока он её разжуёт.
- Ну как?
- Да, действительно, на вкус лучше, чем на вид. А вот местное пиво, - прихлёбывая из бокала, посетовал он, - ужасная гадость.
Потихоньку выпили пиво и съели рыбку. Потом Наташа опять легла на живот, положив голову на сложенное полотенечко, лицом к Максиму. Он же, ещё разок искупавшись, принялся отбирать самые красивые камушки из ранее собранных и начал раскладывать их в одну линию на её позвоночнике. Попутно вспомнил какой-то школьный стишок и непроизвольно бормотал его себе под нос.
- Что ты говоришь? - сквозь дрёму пробормотала девушка.
- Я говорю, что жизнь всё-таки прекрасна.
- Я рада за тебя, - сказала Наташа и повернула голову на другой бок.
Потом Максим брал камушки с её спины - неспешно, по одному, оставляя наиболее взрачные на потом, - и бросал их в воду, стараясь закинуть подальше.
Вскоре солнце, отчаянно багровея, стало всё явственнее клониться к морю. Как и прежде, садящееся солнце почему-то очень взволновало чаек. Они принялись истошно кричать и собираться стайками.
- Вот чёрт. Фотоаппарат забыл!
- Что?! - окончательно проснулась Наташа.
- Смотри, как ярко чайки смотрятся. Красивые снимки могут получиться.
- А ты что, хорошо фотографируешь?
- Ну-у… говорят, у меня неплохо получается.
- И у тебя есть такая камера?.. - девушка показала размеры. - Как она там называется, забыла…
- Да, зеркальная, есть. Всё забываю достать из сумки...
- Ну, ничего. Завтра, завтра пофоткаешь, - успокоила Наташа парня. - Ты как, кушать хочешь?
- Конечно!
- Вот видишь эту зелёную крышу прямо? Там кафе, готовят вкусно и недорого. Ты сходи, поешь пока, а я всё-таки ещё разок искупаюсь.
- А ты?..
- Я пока не хочу кушать. Когда буду уходить с пляжа, наберу тебя.
Парень с сомнением посмотрел на девушку.
- Иди уже, никуда я не денусь. А то потом весь вечер будешь ныть, что голодный.
Максим отправился по указанному адресу. Там он действительно плотно и вкусно поел, а наевшись, рассчитался. Официантка, приняв оплату, как бы невзначай поинтересовалась, не хочет ли он выпить холодного разливного пива?
- А у вас разливное есть? - возрадовался он. - Я не заметил.
- Конечно. Свежайшее, вот только кегу подсоединили. Балтика семёрка.
Максим обвёл заведение удивлённым взглядом:
- Разливная Балтика?! В этих краях? Что ж вы раньше молчали? Буду, конечно.
«Спешить некуда. Наташа наверняка плавает ещё» - подумал он.
Максиму принесли полулитровый пластиковый стакан. Он пригубил пиво, - оно ему очень понравилось; на вкус - действительно «Балтика».
В этот самый момент позвонила Наташа.
- Поел?
- Да.
- Знаешь где я сейчас?
- У входа?..
- Нет. Помнишь вчера, когда шли на дискотеку, проходили игровую площадку? Ну, там где качели-карусели. Здесь есть такая штука, - типа лебедей. Хочу прокатиться. Ты со мной?
- Вот чёрт, а я думал ты придёшь в кафе, мы тут пиво попьём. Тут вкуснейшее пиво разливают!
- Ну как хочешь. Тогда я пока покатаюсь, а ты попей пива. Позже встретимся.
- Нет-нет, - заторопился Максим. - Я уже выхожу! Через пять минут буду.
Он схватил бокал и поспешил на улицу. Наташа ждала его возле кассы.
- О, ты с собой взял? Так надо было и мне, заодно.
Парень хлопнул себя по лбу:
- Вот чёрт, я ж его стибрил, получается, - сказал он. - Ты позвонила, я и выскочил не расплатившись...
Наташа заулыбалась:
- А! Так у тебя, кроме всего, ещё и криминальные наклонности!
Максим развёл руками:
- Так уж вышло.
- Шучу. Но ты такой да, бываешь иногда весь в себе?
Он пожал плечами, мол, что поделаешь.
- Не хочешь прокатиться?
Максим кивнул головой в направлении маленькой карусели, где сидя в маленьких лебедях, катались совсем маленькие детки:
- На этой что ли? - спросил с усмешкой.
Девушка ткнула пальцем ему за спину:
- Нет, дурачок. На той.
Максим оглянулся. Позади него оказалась огромная многоместная цепочная карусель, на которую прежде он почему-то совершенно не обратил внимания. Неповоротливая с виду махина, тяжеловесно крутилась, громыхая железом и быстро набирая ход. Через минуту взрослые и дети, вцепившись изо всех сил в поручни и выпучив глаза, уже носились по кругу на огромной скорости. Некоторые пассажиры, казалось, кричали - во всяком случае, судя по выражениям их лиц, так как самих криков Максим не слышал.
«Ни хрена себе гуси-лебеди», - подумал он, представив себя на секундочку на месте пассажира. У него от одного только вида вертящейся карусели закружилась голова.
- Ой, нет, - сглотнув слюну, сказал он. - Я тебя лучше здесь подожду.
Наташа, едва сдерживая улыбку, купила один билетик. Передала парню свою шляпу и сумку.
Облокотившись о невысокий заборчик и потягивая пиво из бокала, Максим заворожённо наблюдал за тем, как Наташа носится по воздуху в миниатюрном кресле. Немного раскрутившееся в полёте парео, коротким хвостом тянулось за девушкой. Сердце в груди Максима прыгало от волнения, ему казалось, что тоненькая цепочка вот-вот оборвётся и девушку унесёт вместе с хлипким креслом к чертям собачьим. У Наташи же был такой вид, словно она в этот миг получала ни с чем несоизмеримое удовольствие.
Когда карусель, наконец, остановилась и Наташа вышла к нему, полуобнажённая, с подкашивающимися ногами, слегка растрёпанными волосами, широко раскрытыми блестящими глазами и выражением детского восторга на разгорячённом лице, Максим понял, что хочет её, причём прямо сейчас.
И в следующий же миг, он кое-что для себя осознал. Ведь на самом деле, всё просто. Нужно только в этот самый момент, когда она сама идёт неверной укачанной походкой прямо ему в объятия, протянуть ей на встречу руки, слегка приобнять, наклониться, вот так вот, и просто сказать, негромко, на самое ушко, голосом, передающим внутренний трепет:
- Давай повторим?
- Повторим что? - не сразу поняла Наташа.
- То, что было прошлой ночью.
Максим поймал её озорной взгляд и впервые за весь день улыбнулся во весь рот.
- А знаешь, ты мне нравишься, - сказала девушка, заражаясь его улыбкой. - Чертовски нравишься.
- Ты мне тоже.
Они горячо поцеловались. Выбросив пустой бокал в мусорку, Максим взял Наташу за руку и быстрым шагом, переходящим в бег, парочка поспешила по вечернему посёлку.

Если предыдущий, их первый раз был пьяным, коротким и обжигающим, то теперь они взялись за дело с полным чувством. Долго наслаждались очень неспешной прелюдией, медленно и плавно перетекая из одного положения в другое, одаривая друг друга обоюдной лаской, как бы нехотя переходя к соитию. Затем, словно пребывая в сладком полусне, мерно колыхались, забываясь в наслаждении.
И хотя пружины под ними начали методично поскрипывать, а ножка кровати иной раз биться о тумбочку, вовсе не обязательно было соседям стучать в стену. От этого внезапного стука, ударившего бичом по взъерошенным нервам, ощущения оказались смазанными, оба они не получили того полного окрыляющего удовольствия на которое рассчитывали.
Выплеснув семя на простыню, Максим внезапно почувствовал, что эрекция у него не прекратилась. Такое иногда с ним случалось ранее, природа словно давала ему карт-бланш.
- Ну, сейчас мы покажем этим недоумкам, - пробормотал он, обеими руками подсовывая бедра девушки обратно под себя.
Максим сразу взял резвый старт. Дыхание мгновенно сбилось, он задышал громче и тяжелее, периодически постанывая. Наташа, подхватив его манёвр, принялась воодушевлённо охать, ахать и подвывать, с каждой секундой всё смелее и громче. Они бились друг о друга с такой же страстью и шумом, с какой бушующее море бьётся о берег. Кровать под ними заходила ходуном. Даже если кто-то им стучал, парочка уже никак не могла этого услышать.
Потом Наташа, изменив подход, принялась вскрикивать, словно в беспамятстве:
- Не могу больше, хватит, пожалуйста, прекрати, больше-не-мо-гу, не выдержу!
И прочее в том же духе.
Закончили они громкими, исступлёнными стонами.
Откинувшись от девушки, Максим повалился рядом с нею на постель, перемежая тяжёлое дыхание с беззвучным хохотом. Тело Наташи, в свою очередь, дрожало от сотрясавшего её хихиканья.
Несколько минут, лёжа голова к голове, они безуспешно пытались справиться с обуявшим их смехом. Наконец Наташа шлёпнула себя ладонью по взопрелому лбу:
- Боже, ну мы с тобой и идиоты, - прошептала она, обтирая пот с лица.
- Но зато мы им показали кузькину мать! - воскликнул он комически-грозным шёпотом.
Эта фраза подарила им ещё несколько минут чистосердечного неудержимого веселья.
- А всё-таки с этим скрипом надо что-то делать, - сказал Максим, когда они понемногу успокоились.
- Вчера тебя такие «важные» вопросы почему-то не беспокоили, - игриво сказала Наташа.
- Вчера я вообще не знаю, на каком свете-то был. Впрочем, я уже, кажется, всё придумал. Видела, какой тут матрац? Завтра мы просто переложим его на пол.
- А будет и завтра? - с хитрецой в голосе поинтересовалась девушка.
Максим лёг на бок, тесно прижался к ней всем своим влажным телом.
- Ну конечно, будет, - шепнул ей на ушко.
- Это хорошо, - сказала девушка, прикрывая глаза. - Только отодвинься, пожалуйста, ты такой горячий... И без тебя ужасно жарко!
- Кстати, - немного отпрянув, подметил парень. - На полу, наверное, попрохладней будет.
- Что ж, ты всё отлично придумал, - произнесла Наташа сонным голосом. - А теперь давай немного отдохнём...
Огромное количество с излишком потраченной энергии быстро дало о себе знать - через несколько минут оба забылись крепчайшим сном без сновидений.

1.2.2

Максим проснулся внезапно рано, но, тем не менее, почувствовал себя очень бодрым, свежим и полностью выспавшимся.
- О, знакомый потолок, - открыв глаза, удовлетворённо сказал он.
Наташа, от его громкого возгласа, вздрогнула во сне и тоже проснулась.
- Привет! - воскликнул он.
- Доброе утро, - промурлыкала девушка, довольно улыбаясь. Потянулась как кошечка, запуская ноготки Максиму в плечо.
- Ну и пошумели мы вчера, - сказал Максим с короткой усмешкой. Слегка скривившись от боли, осторожно высвободил руку из её цепких пальцев.
- О, Господи! - вспомнила Наташа и слегка вздрогнула. - Эти соседи... Ведь они всё слышали, правда?
- Уж мы постарались, чтобы услышали, - хмыкнул Максим.
Наташа огорчённо улыбнулась:
- Я с самой себя в шоке. Это ж надо было так визжать...
- Да ладно, выкинь из головы, всё в порядке.
- Дело не в этих ханжах, мне на них... - девушка коротко вздохнула, - но там дальше живёт семья с детьми. Вот и стыдно немного.
- Переживут, - подытожил Максим. - Что делаем?
- Известно что. На пляж идём.
- Надо ещё покушать в дорогу.
- Вот любитель покушать нашёлся на мою голову... Собираемся тогда!
- Нужно ещё умыться… - лениво протянул он.
- Да, умыться не помешает, - Наташа сдёрнула с него пододеяльник. - Вперёд!
Максим вздёрнул пододеяльник обратно, прикрывая наготу.
- Эй-эй, девушка, что это вы безобразничаите-ете здесь?!
Наташа покачала головой, цокая языком:
- Вот скромняга нашёлся... придётся, юноша, мне подать вам правильный пример.
Она выбралась из сбитой постели, встала перед ним обнажённая во весь рост и сошла на пол. Он попытался было поймать её за талию и притянуть к себе, но девушка со смехом вывернулась, схватила с соседней кровати большое полотенце и дважды обернула его вокруг стройного тела. Выбрала на тумбочке несколько бутылочек и тюбиков:
- Я пока в душ, а ты тоже не залёживайся.
Максим ещё немного повалялся, ворочаясь с боку на бок, со вздохом поднялся и, найдя среди Наташиных вещей какое-то маленькое мятое полотенце, отправился умываться.
Вернувшись в комнату, застал девушку за одеванием:
- Я тут подумал, вот нахрена я плачу за свою комнату? - тщательно вытирая лицо и подмышки, сказал он. - Я ж там даже не бываю.
Девушка обдумала слова Максима и начала говорить, переводя на него взгляд:
- Да, действительно…
Но тут же прыснула:
- Ты что, этим полотенцем пользовался?
- Да, а что такое?..
Девушка быстро отвернулась, пряча улыбку; прочистила горло:
- Нет, ничего… Давай так - я поговорю с хозяевами, и ты просто переберёшься сюда. Вещей у тебя немного...
- Да не-е, это я так. Не нужно. Что тут того отдыха?..
- Шутишь? У нас ещё куча дней впереди!
Парень задумчиво покусал губу.
- Что ж. Я тогда иду за своим барахлом, а ты предупреди хозяев. Доплачу им там сколько-то… сколько скажут.
Пока Максим ходил за вещами, Наташа переговорила с хозяевами и сходила на рынок. Через час парень притащил свою сумку.
- Ну что?
- Всё хорошо. Даже доплачивать ничего не придётся. Оказывается, я плачу за комнату, а не за количество людей. Попросили только, чтобы ты через калитку не прыгал по ночам больше, а то заберут твой паспорт. Я их заверила, что больше не будешь.
- Откуда, чёрт возьми… - Максим с опаской посмотрел в сторону хозяйского дома. - Денно и нощно бдят, значит…
- Вообще, о нас с тобой тут уже, похоже, гудят вовсю… - девушка чуть нахмурилась. - Ну да ладно… Вряд ли я ещё сюда приеду.
- Та чёрт с ними, пусть болтают себе… - отмахнулся Максим. - Идём лучше на пляж.
- Минуточку постой ещё, один только момент.
Она вытащила из пакета, лежавшего на кровати, белую ковбойскую, с загибами, шляпу.
- Это что, откуда?!..
- Я ходила на рынок, ещё вина купила и вот увидела… не смогла удержаться. Уверена, тебе как раз подойдёт.
Максим слегка покраснел, взял шляпу у неё из рук, повертел в руках.
- Наденешь?.. - с некоторым трепетом спросила девушка.
Удерживая шляпу одной рукой за тулью, парень тщательно насадил её себе на голову. Шлёпнул снизу пальцами по переднему полю, слегка отбросив шляпу на затылок и приобретя, таким образом, вид молодого удальца.
- Зеркало, - сказал Максим, щелкая пальцами. - Где у тебя тут есть зеркало?
- Не надо, - тихо остановила его Наташа. - Тебе очень идёт. Пойдём.
- Точно?..
Она посмотрела ему в глаза тёмным, зачарованным взглядом. Ответила, справляясь с внезапно охватившим её волнением:
- Можешь даже не сомневаться.
Две изысканные фигуры в белых шляпах, рука об руку вышли со двора, неторопливо спустились вниз по улице и вскоре оказались на пляже. Наташа сняла босоножки и бросила в сумку.
- Где расположимся? - спросил Максим.
- Давай пока просто пройдёмся вдоль берега, - она махнула рукой вперёд. - Мне интересно, что там дальше. Ты тогда дошёл до края?
- Дошёл. Ничего любопытного.
- Ну, может что-нибудь попадётся. Пофотографируешь.
- А чёрт, так я опять забыл камеру!
- Ничего, у меня есть с собой.
Наташа достала из сумки маленькую красненькую мыльницу.
- Я понимаю, что это не твой фотоаппарат, - сказала она, подметив его мимолётную ухмылку, - но фотки делает.
Максим изобразил серьёзное лицо.
- И вообще главное не камера, а фотограф. Ты говорил, у тебя хорошо получается. Так ведь? Вот и снимай… Только сначала…
Она включила камеру, и сделала несколько кадров Максима. Прикусив губу, пролистнула получившиеся фотки. Удовлетворённо улыбнулась:
- На, держи, занимайся...
Они не спеша дошли до конца пляжа. Перебрались через последний пирс и оказались на камнях. Людей там не было.
- Пора одевать тапки, - пробормотала девушка себе под нос, ступив на гальку.
- Подожди, не спеши, - сказал Максим. Взгляни-ка вон туда.
Среди груды камней, Наташа разглядела брошенную бетонную конструкцию, по форме напоминавшую ванну. Эдакая ванна в море, наполненная морской водой.
- Полезай туда, - сказал Максим. - Я сделаю пару снимков.
Наташа отдала ему шляпу и сумку, осторожно пробралась босиком по камням и легла в эту ванну на спину, приподнявшись на локтях. Лицо повернула к парню, направив взгляд на объектив. Море, ударяясь о края ванны, бурно вспенивалось, и пена эта с плеском перекатывалась через её тело.
Максим принялся щёлкать, настаивая на том, чтобы девушка позировала. Наташе пришлось поизгаляться: вначале она села на угол ванны, подобрав ноги к груди и положив голову на колени; потом легла на бок, подперев голову рукой; в конце - на живот, болтая ногами в воде.
- Ну, всё, надоело! - сказала она, осторожно поднимаясь над водой. Пока море пыталось потихоньку сбить девушку с ног, солнце по-особенному осветило её сбоку, выгодно оттенив её красоту и молодость.
- Вот так, замри! - закричал Максим, нажимая на кнопку и продекламировал. - Вот она, Афродита, из пены волн выходящая...
Наташа постояла на месте, легонько потряхивая руками, сбрасывая стекающие капли. Немного запрокинула голову, чтобы вода, струящаяся с волос, не лезла в глаза.
Максим всё щелкал. Девушка помахала ему рукой:
- Ну, хватит уже.
Он сделал несколько прощальных снимков и с сожалением убрал фотоаппарат.
- Так что, пойдём? - спросила она.
Максим подал ей руку и помог пробраться по скользким камням на твёрдую почву.
Назад Наташа шла вдоль берега, по щиколотку в воде, разгребая ногами волны и утопая стопами в песке, а Максим бегал вокруг неё с фотоаппаратом и всё снимал. То забегал наперёд, то отбегал в сторону или назад, стараясь поймать наиболее удачный ракурс.
Внезапно он остановился, отпустив Наташу далеко вперёд. Издали следил за ней, бредущей вдоль волн, быстро удаляющейся. Перевёл взгляд с девушки на море, с моря на солнце, с солнца опять на девушку, ощущая непонятное волнение в груди. Ослеплённый ярким светом, Максим вдруг ощутил себя так, словно оказался в страшном сне: вот сейчас Наташа уйдёт, окончательно растворившись в воздухе, и он не сможет её догнать. Неведомо откуда взявшийся страх, наполнил душу. Из-за шума в глазах, Максим словно обозрел окружающий призрачный мир не своим, а чужеродным взглядом: пройдут мириады лет, оба они бесследно исчезнут с лица земли, а это море всё так же будет безразлично накатываться на этот пустынный берег.
Максим окончательно бросил снимать, догнал Наташу и пошёл рядом.
- Хорошо прогулялись, - сказал он, заглядывая девушке в лицо, словно желая удостовериться в её реальности. - Нужно будет как-нибудь пройтись в другую сторону, посмотреть что там.
- Как-нибудь, - тихим эхом отозвалась Наташа.
- Э-эй, - негромко позвал он, выводя её из состояния задумчивости.
Она перевела на парня погружённый в себя взгляд. Её глаза не сразу сконцентрировались на его лице, в их глубине он уловил остатки ускользающей сосредоточенности. После короткой паузы Наташа улыбнулись. Взяла Максима за руку:
- Пойдём скорее! Вон там кафе, очень мне хочется выпить парочку коктейлей.
Вернувшись к жизни, они зашагали веселее. Взяли в кафешке по напитку и развернули свои полотенца-подстилки рядом с заведением, чтобы далеко не ходить за следующей порцией.
- Куда пойдём вечером? - спросила Наташа, лениво потягивая напиток через соломинку.
- Слушай, раз уж мы теперь как бы вместе живём… - Максим сдержанно улыбнулся. - Может, проведём сегодняшний вечер дома? Вина у нас полно, нужно только что-то на ужин приготовить, как ты думаешь?..
- Ты что, опять проголодался? - спросила она.
- Пока нет... это я насчёт ужина. Хотя я смотрю, ты вообще почти ничего не ешь...
- Ну да, ты прав, - задумчиво протянула Наташа. - Я-то привыкла днями не питаться... Но теперь, когда нас двое… И что мы будем кушать?
- Ну не знаю. Во дворе есть кухня. Можно приготовить, чего-нибудь... э-э... попроще, - он посмотрел на девушку с некоторой надеждой.
- Например?
Максим понял, что от Наташи помощи в задуманном деле ждать бесполезно. Пришлось брать инициативу в свои руки:
- Ты любишь пельмени?- выпалил он.
- Я не знаю.
Максим обескураженно посмотрел на девушку.
- То есть, в каком смысле «не знаю»? Как можно такое не знать? Ты их хоть ела когда-нибудь?
- Вообще-то ела. Но давно. И-и...
- И что?
- И ничего, - она пожала плечами.
- Ну, а ты будешь их есть сейчас?
- Да, наверное.
Максим запротестовал:
- Нет, так не пойдёт. Если мы возьмёмся что-то готовить, то пусть это будет блюдо, которое мы оба будем есть. Если ты не хочешь пельмени, то нужно придумать что-то другое. Может рожки какие-нибудь, лапшу. Её готовить недолго. Минут десять.
- Я не ем мучного.
- А, черт! Понял. Значит, лапша не годится. Пельмени тоже...
- Нет, почему? Я попробую.
У Максима начал ум заходить за разум. Он переспросил, напряжённым голосом:
- Точно?
- Да.
- Ну, смотри, - легонько погрозил пальцем. - Что б ты только ела.
- Хорошо. А ты их умеешь готовить?
Он засмеялся.
- Ну, я не повар, но пельмени сварить могу. Много раз приходилось это делать.
- Это хорошо, потому что я в них ничего не смыслю.
- Всё очень просто. Надо купить немного масла...
- Масло?!..
- Да... а что, масло тоже под запретом?
- Э-э…
Он продолжил перечислять, немного настороженно:
- Ещё сметану, для вкуса.
- Я не ем сметану.
Максим слегка вскипел:
- Ты вообще что-нибудь ешь?! Как насчёт майонеза?
- Немного могу.
- Ух! Значит, вместо сметаны возьмём майонез, тоже нормально. Перец, я думаю, покупать не надо. На кухне должен быть.
- Я не ем перчёное.
Максим окончательно оторопел:
- Но пельмени без перца никуда не годятся! - воскликнул он.
- Никакого перца, - категорично возразила она.
- Хорошо, - сдался он. - Что-нибудь придумаем…

Вечером, по дороге домой, они купили всё необходимое и сразу направились на кухню. Максим внимательно изучил упаковку с пельменями.
- И что, - поинтересовалась Наташа. - Какой алгоритм действий?
- Кипит вода, закидываем пельмени, когда вода вновь закипит, снижаем огонь и ждём, пока они всплывут. Потом ещё минутки три варим. Сливаем воду. Готово! Короче, всё будет в порядке.
Приготовив блюдо, Максим высыпал пельмени в одну большую, найденную на кухне, тарелку. Вновь возник вопрос с перцем.
- Давай разделим тарелку надвое, и ты свою часть поперчишь, - посоветовала Наташа.
- Нет, так делать мы не будем. Тарелка общая и пельмени общие. А я себе буду каждую отдельно в перец макать.
- Глупо. Отдели чуть-чуть. Ведь удобнее будет.
- А если ты захочешь съесть чуть больше? Из-за перца ты не сможешь этого сделать.
- Послушай, - девушка отъединила с десяток штук. - Я уверена, что мне вот столько хватит.
- Точно?!
- Ой, я знаю себя. Вижу, сколько смогу съесть.
- Ну ладно...
Он поперчил свою порцию. Принялись за еду.
- Я же говорила, так будет удобнее.
- Ты была права, - хмуро сказал Максим.
- Жить вместе не так-то просто оказывается, да? - улыбнулась Наташа.
- Ничего, - сказал Максим, - Всегда можно найти какие-то общие интересы.
Он загадочно улыбнулся и потянулся к бутылке:
- Вот вино, например, нам нравится одинаковое.
- А что ещё?
- А после вина, мы с тобой тщательно обсудим, что ещё нам нравится.
- Я смотрю, с каждым днём ты чувствуешь себя всё лучше и лучше…
- А то! Главное напомни мне, если я вдруг напьюсь и забуду, что матрац всё-таки нужно переложить на пол.
- Обязательно, мой ковбой, - томным голосом протянула девушка.

День за днём пробегали как в чаду. Они купались и загорали, пили и гуляли, занимались любовью. Редко когда просыпались до обеда. Однажды, встретив после дискотеки рассвет, вообще проснулись под вечер:
- Ты пока собирайся, - сказал Максим. - А я приготовлю нам омлет.
- Слушай, я в отпуске никогда сама себе ничего не готовила. А теперь каждый день завтракаю, постоянно ужинаю...
- Ну, сейчас у тебя есть я.
- Да, ты просто находка.
Вскоре он вернулся в комнату с полной тарелкой еды. Наташа сидела на кровати, клипая сонными глазами.
- Ты ещё не собралась?!
- Я ещё даже толком не проснула-ась, - протянула она жалобно.
- Скоро закат. Давай скорее. Так я никогда не пофоткаю этих дивных птичек!
- Ну, хорошо. Перекусим и я оденусь.
- Ага.
Девушка неторопливо поела, долго ковыряя в тарелке, словно непослушный ребёнок.
- Пойду, помою посуду, а ты, пожалуйста, поторопись.
- Там в холодильнике, посмотри, должна лежать ещё одна наша бутылка вина, - вдогонку сказала она. - Возьми её!
Когда Максим вернулся с бутылкой, Наташа сидела за столиком, завёрнутая в полотенце и курила.
- Но ты всё ещё не готова...
- Ну, мне нужно немного времени, - она помахала сигаретой, - собраться с мыслями...
- Но чайки...
- Что ты заладил, со своими чайками? Никуда они не денутся. Поверь, я сто раз видела. Они собираются... попозже.
Наташа ткнула сигаретой в направлении бутылки.
- Лучше налей.
Выпили по бокалу.
- Ну, всё. Теперь я готова пойти одеться, - сказала девушка... и осталась сидеть на месте. - Налей-ка ещё.
- Я тебя сейчас стукну, - незлобиво сказал Максим.
- Ну, хорошо, хорошо. Иду. Грубиян!
Наташа, словно в гневе, прикрыла за собою дверь.
- Послушай! - через минутку крикнула из комнаты.
- Что?..
Девушка что-то произнесла неразборчиво. Максим сунулся было в комнату, чтобы переспросить.
Наташа стояла посередине комнаты. Её обнажённая грудь смотрела прямо на Максима. За всё это время, девушка удосужилась надеть только короткую юбку, а футболку неуверенно вертела в руках.
- Я ещё не готова... - прошептала она, заметив его хищный взгляд.
Неожиданно для самого себя, Максим сделал шаг по направлению к ней. Наташа жалобно взглянула на парня, прикусив губу:
- Вспомни, - попыталась она его уговорить. - Ты хотел выйти на пляж.
Одной рукой он отобрал у неё футболку, другой коснулся груди и ласково сжал её. Обнял Наташу, тесно прижимаясь к ней. Губы сами потянулись целовать девушку.
- Я лишь хотела попросить, чтобы ты налил мне всё-таки вина, - сказала она, отворачивая лицо.
- Я налью, - пробормотал он, отбрасывая её футболку в угол комнаты. - Обязательно. Потом.
И осторожно повалил девушку на кровать.
Что ж, а чайки?.. Чайки его больше ни хрена не интересовали.

В последний день, Наташу словно подменили. Проснулась она без настроения. Сразу, не вставая с кровати, взяла свой телефон, сунула в него наушники и включила радио. Максим безмолвно наблюдал за девушкой.
«Ничего не поделаешь. Женщины... у них свои причуды», - подумал он.
Потихоньку коснулся её плеча.
Наташа просто отвернулась к стене и сделала звук погромче.
Тогда он оставил девушку в покое, задумчиво откинулся на спину кровати. От нечего делать разглядывал низкий потолок.
Какое-то время спустя, Наташа вынула наушники из ушей, перебралась через ноги парня, накинула халат и, прихватив сигареты, вышла во двор. С парнем она упорно не разговаривала.
Максим полежал ещё немного, начиная раздражаться.
«Сама же говорила, - просто отдыхаем, - думал он. - К чему теперь весь этот театр?»
Её нынешнее поведение вдруг показалось ему нарочитым, фальшивым. Он вскочил с постели и быстро натянул джинсы. Попытался понемногу себя успокоить, чтобы не сорваться.
Вышел на улицу, босиком. Яркий дневной свет на миг ослепил его. Соседние номера были закрыты, - в это время все давно на пляже.
Завидев парня, Наташа вернулась в комнату, быстро собралась и, сунув наушники обратно в уши, попросту ушла со двора.
Максим приготовил себе завтрак, неторопливо поел, потом долго сидел без дела.
Да, пришла пора уезжать, расставаться, и у него самого настроение было не ахти. Тем более что душу опять заполнило то болезненное ощущение пустоты, с которым он приехал на отдых. И всё-таки, зачем вести себя по-свински?..
Пересилив охватившую его беспомощность, стал потихоньку собирать сумку. Неожиданно наткнулся на фотокамеру.
- Ну и чёрт с ней! - выругался он. - А я пойду всё-таки пофоткаю этих чёртовых чаек!
Быстро спустился на пляж. Солнце катилось к закату, поднимался сильный ветер, море всё яростнее накатывалось на песок. Чайки дрожали в небе над головой.
Максим то и дело останавливался, поднимал фотоаппарат, после чего раздавался короткий щелчок; парень недовольно изучал получившийся снимок, возился с настройками, делал ещё снимок, и ещё, и ещё...
Чайки никак не хотели попадать в кадр. Горизонт никак не удавалось передать ясным и чётким. Солнце выглядело тускло и неестественно. Снимки были один неудачнее другого.
Максим глядел в глазок объектива, выслеживая новые цели, как вдруг наткнулся на Наташу. Он недоверчиво опустил камеру, сверился с реальностью, поднял камеру, снова опустил.
Да это была она. Сидела на песке, завернувшись в своё пушистое оранжевое полотенце, которое обычно использовала как подстилку. Волосы, что выглядело для девушки непривычным, оказались завёрнуты в косичку. В руке - баночка тоника, из которой она делала маленькие глотки. Взгляд был направлен на море, на заходящее солнце. На лице - детское выражение простоты и ожидания чуда.
Максим подошёл ближе, постоял немного беззвучно позади неё.
- Чего стал? - не оборачиваясь, добродушно спросила Наташа. - Садись уже.
- Ты давно тут?
- Да, а ты чего делал? - голос её, словно налитый солнечным теплом, звучал как-то по-новому.
Он поднял камеру:
- Вот, пытался поснимать.
Наташа чуть улыбнулась, понимающе:
- А ну да, чайки… Давай лучше садись скорее, - девушка кивнула в сторону моря. - Сейчас начнётся.
Внезапно Максим осознал, что у Наташи очень красивый и глубокий голос. Почему он раньше не замечал этого? Сделал короткую серию снимков, и присел рядом с девушкой на корточки, пересматривая и отбирая самые удачные из них.
- Смотри, смотри! - неожиданно схватила она его за руку.
Ветер вдруг стих, море точно остановилось. Безупречно круглый, огромный и от того казавшийся невероятно близким, солнечный диск, коснулся воды самым-самым краешком и в тот же миг морская гладь заиграла, заплескала алым сиянием. Солнце, точно масло, попавшее на раскалённую сковородку, быстро расплылось вдоль всего горизонта и за несколько быстротечных минут полностью испарилось в волнах. Некоторое время багровый отблеск ещё стоял над водой, но и он вскоре исчез. Небо сразу стало невнятно-серым.
Максим сидел, ни жив, ни мёртв - зрелище было великолепное. Рука Наташи, на протяжении всего заката напряжённая, вдруг ослабила хватку, а потом девушка и вовсе её забрала.
Немного посидели молча. Наташа продолжала задумчиво глядеть на море. Выражение лица её было сосредоточенным, отрешённым. Слегка отойдя от сильного впечатления, она сделала большой глоток тоника. Перевела взгляд на Максима:
- Скажи мне, ведь у нас был просто роман, обыкновенный курортный роман, и ничего более, правда ведь? - глядя парню прямо в глаза, спросила она.
- Сто процентов, - выдержав её взгляд, подтвердил он.
- Отлично - по-видимому успокоилась девушка. - Знаешь что? Иди-ка ты в комнату и по дороге купи пару бутылок шампанского. Прими душ там пока, сваргань чего-нибудь перекусить… А я скоро приду. В конце концов, наш последний вечер. Надо провести его как следует.
- Ты уверена?
- Да. Мне нужно только ещё немного побыть одной.
Когда Максим дошёл до лестницы и обернулся, Наташа всё ещё сидела, укутавшись в полотенце. Внезапно повеяло вечерней прохладой. Парень поёжился.
«Дело к осени», - подумал он.
Максим сделал прощальный снимок, который конечно не удался, но сердце его запомнило всё именно так: пустынный посеревший пляж, сгущающиеся сумерки и невыносимо одинокая девушка, завернувшаяся в огромное оранжевое полотенце.

Она лежала на большом оранжевом полотенце, нежась под солнышком. Мягкий и однообразный шум прибоя привносил мир и равновесие в её душу.
Вдруг раздался звук чьих-то шагов по песку, кто-то остановился около неё.
«Лазят тут всякие. Не дадут спокойно поваляться» - немного раздражённо подумала она.
Пришедший явно собирался расположиться рядом. Стоя неподалеку, начал что-то там копошиться.
Ей это не понравилось. Она подняла голову, окинула пришельца быстрым взглядом. Перед нею оказался парень, как ни странно, вполне симпатичной наружности. Правильные черты лица, немного растрепанные непокорные волосы, пронзительные глаза... Изучая далёкую линию горизонта с приятной полуулыбкой на лице, он безотчетно рылся в карманах бриджей.
- Обязательно над головой торчать? - с холодцой в голосе поинтересовалась она, показывая парню, что он перекрыл ей солнце.
Молодой человек перевёл на девушку растерянный взгляд, словно сейчас только её заметил:
- Что, простите?..
Она махнула на пустующее побережье.
- Пляж большой!
- А-а!.. Извините, - сказал он. - Не хотел вам помешать. Если позволите я побуду тут недолго.
Она сделала такое движение, как будто собралась сразу же встать, забрать свое полотенце и тут же уйти.
- Нет-нет, что вы! - испуганно воскликнул он. - Я долго не задержусь. Две минуты - и ухожу. Просто небольшая передышка по пути. С непривычки очень жарко, знаете-ли. И вообще очень хочется курить. Раз уж я наконец-то добрался до пляжа...
Она с сомнением посмотрела на него, но осталась на месте. Он наконец извлек из кармана запечатанную пачку сигарет и неспешно оборвал обертку, надорвал уголок фольги, присел на песок в двух шагах от девушки, подбил пачку снизу, чтобы было удобнее изъять сигарету.
- Курите?.. - помедлив, спросил он, протягивая пачку в её сторону.
- Нет, - резковато ответила она.
Он одобрительно покивал головой.
- А я с вашего разрешения закурю. Надеюсь, вы не будете против? Ветерок идет в сторону от вас. Сильно не задымлю.
- Ваше дело, - грубовато сказала она, отворачивая голову в сторону от него.
Он глубоко затянулся, выдохнул дым по ветру.
- Как сел на поезд, с тех пор еще не курил, - пояснил он. - На перрон ночью было лень выходить, потом автобус, потом оббегал пол поселка, чтобы поселиться. Ни минуты покоя. И вот сразу на пляж.
Девушка что-то пробурчала недовольно.
- Что вы говорите?
Она повернула к нему голову.
- Ко мне сегодня вечером жених приезжает. Понятно вам?
- Да-да, конечно. Я ведь ничего такого... Вот, почти докурил уже. И сразу ухожу. Просто последние пару дней и поговорить-то особо не с кем было.
Помолчал, затягиваясь.
- Конечно я вас понимаю. Я вот тоже должен был сюда с девушкой ехать. Но в самый последний момент мне дали отставку.
Она ещё раз обвела глазами всю его фигуру, отмечая во внешности то, на что не обратила внимания при первом взгляде. Он был в синих бриджах, доходивших ему до колен, голубая футболка небрежно перекинута через шею. Свёрнутая соломенная подстилка торчала из подмышки. Голый торс светился поджарой мускулатурой. Видный парень.
Её разобрало любопытство. Она приподнялась на локте:
- А почему?
- Как обычно. Деньги, всегда деньги. Если молодой человек предлагает вам съездить на море, да ещё в складчину, а другой, чуть постарше, зато вполне обеспеченный, приглашает на шикарный заграничный курорт где всё включено и совершенно для вас бесплатно. Что вы выберете?
- Думаю, всё зависит от человека... - передернув плечами, холодно сказала она. - Я бы не поехала на курорт с кем-то, кто мне совершенно безразличен.
- Это да, но... простите, вас как зовут?
Она немного поколебалась:
- ...Наташа.
- Вот вы Наташа, полагаете, что всё зависит от человека. Ну а что думает моя бывшая уже девушка, вы, думаю, догадались и так.
Она посмотрела на его умиротворенный внешний вид. В её душу закралось сомнение, по поводу правдивости его слов.
- Шутите?
- Какие уж тут шутки, - с неожиданной горечью в голосе сказал он. На миг с него будто слетела маска безмятежности и в выражении лица отразилась вся сила разочарования, внезапно захлестнувшая его. Черты затвердели, скулы обозначились четче, взгляд, обращенный к девушке, потемнел.
Он поднес сигарету ко рту чуть дрожащими пальцами и глубоко, жадно затянулся. Напряжение медленно отступило с лица.
«Какой красавчик» - подумала она, впечатлённая этой мимолётной метаморфозой.
- Вначале я даже решил никуда не ехать. Но всё же пересилил себя. И вы знаете, теперь ничуть об этом не жалею.
Он провел рукою с сигаретой вдоль линии горизонта, а потом вверх и наискосок:
- Это море, это небо, и бриз, и этот парус вдали, - всё это очень хорошо.
- Итак ясно.
- Не скажите. Когда ты в раскаленном от жары городе думаешь об отдыхе, всё это возникает конечно в воображении, но как-то... стерто. Только находясь здесь, по-настоящему понимаешь, как же это, - он обвел рукою с сигаретой вокруг себя, - всё по-настоящему хорошо. А я чуть было не совершил глупость, вернув билеты на поезд.
Он докурил, затушил сигарету о песок, положил окурок в целлофановый пакетик оставшийся от сигаретной пачки и сунул мусор в карман.
- Выброшу где-нибудь по дороге, - пояснил он, заметив с каким неподдельным интересом девушка наблюдает за его действиями. - Ну, не смею вас больше отвлекать, Наташа. Хорошего вам отдыха. Пойду дальше, посмотрю, где же всё-таки заканчивается этот пляж. И что оно там, на краю.
Он отошел уже шагов на десять, когда она внезапно окликнула его.
- Эй, вы! Как вас там зовут?
Парень оглянулся с приветливым, но несколько отстраненным выражением лица.
- Максим!.. - откликнулся, немного помедлив.
- Так вот... Макс. Насчет жениха... ну, который сегодня приезжает... я всё выдумала. Никого я не жду!
Он как-бы взвесил её слова в уме.
- Так может тогда увидимся где-нибудь вечером? - громко спросил он. - Вам нравится здесь какое-нибудь заведение?
- Тортола! - крикнула она. - Знаешь, где это?
- Нет! Но я найду. В семь займу столик!
- Там и увидимся!
- Привет!
Он помахал ей рукой и пошел дальше изучать пляж.

К вечеру Максим немного захандрил. Береговая линия оказалась и впрямь очень длинной, но и она вскоре закончилась. Причём закончилась некрасиво — валом бетонных плит. Он нашел себе тихое местечко чтобы позагорать, но валяться на песке целый день оказалось довольно нудным занятием. Так что море уже не казалось ему таким приятным, солнце милым, песок мягким. Тем более, что весь день мысли его вертелись вокруг того, как было бы здорово, если бы Лена поехала с ним. «Одиночество – сволочь» с горечью поминал он куплеты навязчивой песни.
Внезапно до Максима дошло, что каким-то дивным образом он утром познакомился с симпатичной девушкой Наташей, и они вроде как договорились посидеть в каком-то там кафе.
Он покрутил эту мысль так и эдак в голове. Сел на подстилке, набирая в ладонь песок и просеивая его между пальцев, напряженно прикидывая что-то в уме.
Багровое солнце зависло низко над морем, чайки призывно кричали, слетались и собирались вместе, важно бродили вдоль берега и внезапно взлетали, недолго парили над землей и вновь садились на песок. Максим пожалел, что позабыл в номере фотоаппарат. Всё-таки чайки здорово позировали.
«Пойду» - наконец решил он, преодолевая внезапно охватившие его волнение и слабость.
Возвращался он не по песку, а по улицам посёлка и беспорядочно размышлял о всякой всячине. Посёлок был не так уж мал, как думал Максим по приезду. Он протянулся на многие километры вдоль побережья и продолжал активно расстраиваться: здесь и там торчали основы недостроев. Максим шел так долго, что вскоре начал сомневаться в правильности выбранного пути.
«Так не пойдет», - внезапно подумал он.
У забора на лавочке, около очередного перекрестка, сидела влюбленная парочка и страстно целовалась. Подождав поодаль пока они прервут поцелуй, он поинтересовался у ребят, как ему пройти в центр.
Паренек молча перевел взгляд на свою спутницу. Девочка потихоньку утерла губы тыльной стороной ладони и принялась объяснять Максиму короткий путь.
Он рассеяно поблагодарил и отправился в указанном направлении. Правда, через несколько минут он уже вновь задумчиво брёл не разбирая дороги, так как, в мыслях о Лене, забыл и про парочку, и про короткую дорогу. Вскоре ноги сами вынесли его в более знакомые места: стали появляться кафешки, магазинчики... отдыхающие наконец. И хотя он всё ещё путался на перекрестах, из-за всех этих выглядевших одинаковыми ларьков и забегаловок, через некоторое время он добрался до дома.
Быстро принял летний душ во дворе, обернулся полотенцем и повесил плавки сушиться на крючок вешалки, прикрученной сразу при входе в комнату.
С самого дна большой сумки вытащил аккуратно свернутые брюки, трусы и носки. Осторожно развернул белую тенниску. Достал обернутые в газету лакированные туфли. Разложил всё на кровати. Какое-то время с сомнением смотрел на весь этот ворох вещей, сложенных в сумку ради вечерних прогулок с Леной.
«Часов только не хватает, - уныло подумал он. - А так, полный парад».
Пару минут он сомневался, стоит ли всё это потраченного времени, может достаточно будет шорт и шлёпок? Так ничего определенного и не решив по этому поводу, неторопливо облекся в разложенную одежду. Провел несколько раз гребешком по ещё влажноватым непослушным волосам и отправился искать заведение с чудным названием «Тортола».

Огромный зал был довольно пуст. Войдя, Максим сразу понял почему Наташе нравилось заведение, - это было кафе в восточном стиле: вместо стульев и кресел, высокие диваны с низкими столиками посередине.
Он разулся, порадовавшись в этот момент, что одел-таки носки, забрался с ногами на мягкий диван. Полистал лежавшее на углу стола меню.
Так как он не знал точно, в самом ли деле девушка придёт, решил пока ограничиться минимумом: заказал бутылку шампанского и к ней закуску из морепродуктов.
Когда Наташа подошла к столику, Максим не сразу узнал её: вместо налипших мокрых волос, раздраженного взгляда и недовольного выражения помятого лица, запомнившихся ему утром, он натолкнулся на прямодушное оживленное лицо, каждая черточка которого, - будь-то обворожительные прозрачные глаза с подведенными стрелками, элегантные приподнятые брови, алые, тщательно очерченные губы, высокий открытый лоб, волосы, подобранные сзади в эффектной прическе, - била точно в цель. Довершали образ обвивающий маленькую грудь топик, усеянный перламутровыми блестками и короткая юбка, плотно охватывавшая округлые бёдра. В сумеречном свете кафетерия, хорошенькая хрупкая девушка, дополнительно украшенная ровным загаром, выглядела просто изумительно.
- Привет! - сказала она, прерывая затянувшуюся паузу.
Он неуверенно посмотрел по сторонам: рядом никого больше не было.
- Это вы мне? - как бы несмело спросил он.
- Кому же еще, - зубы её блеснули в улыбке. - Бросай кривляться!
- Нет, но я просто сражён наповал. Как ты выглядишь...
Лицо Наташи озарилось. Она скинула босоножки и сверкая босыми пятками забралась на диванчик. Уселась напротив Максима, подобрав ногу под себя.
- Симпатичное место, - сказал он, продолжая внимательно разглядывать её. - Не удивлен, что тебе нравится тут проводить время.
- О, я здесь ни разу не была - улыбнулась она. - Не было с кем. Возвращаюсь иногда с пляжа этой дорогой. Вот и присмотрела местечко...
Она расстегнула маленькую сумочку, извлекла пачку дамских сигарет и зажигалку, положила рядом с собой на стол.
- Эй, ты же говорила, что не куришь?
- Мало ли что я говорила… - лукаво улыбнулась она. Подкурила сигарету и затянулась, играючи выпустив струйку дыма в сторону Максима.
Появился официант с заказом.
- О, ты заказал шампанское? - сказала она. - Отлично.
Максим взялся за бутылку.
- Ой, можно я открою, я открою, - поспешно протараторила она.
Слегка удивившись, он отдал бутылку девушке и выжидательно сложил руки на груди.
- Просто люблю открывать шампанское сама, - пояснила она, отрывая целлофановую обёртку.
Наставив на Максима горлышко бутылки, с сигареткой зажатой в зубах, Наташа стала быстро откручивать проволоку. Максим, увидев с какой небрежностью она это делает, слегка отклонился в сторону. Так, на всякий случай. Заметив его рефлекторное движение, девушка презрительно усмехнулась.
- Не бойся, парниша, - одним уголком рта сказала она. - Всё будет как надо.
И принялась выкручивать пробку.
Пробка никак не поддавалась. Горлышко ходило ходуном, постоянно нацеливаясь Максиму в лицо. Не выдержав такого издевательства над собственными нервами, он уже сделал было движение вперед, собираясь перехватить у неё бутылку из рук и выпустить эту злосчастную пробку хоть в потолок, как вдруг с тихим пфухом шампанское всё-таки открылось.
- Я же говорила, - похвасталась она.
- Да... высший класс, - похвалил он, переведя дух. - Я аж взмок весь. А можно, следующую бутылку я сам?..
Она строго посмотрела на него.
- Нет, ну если ты так настаиваешь… - сказал Максим. - Тогда я могу просто выйти на минуточку… Пока ты будешь её вскрывать...
Глаза Наташи сузились.
- Шучу, шучу… - поспешно сказал он.
Она тщательно, с нажимом, погасила окурок в пепельнице:
- Так-то лучше.
Они улыбнулись друг-другу.
Девушка разлила шампанское в бокалы, придерживая пальчик у кромки, чтобы не пролилось. Подняла свой:
- Ну, бери.
- За знакомство, - сказал Максим. - Очень необычное, надо сказать, знакомство...
Она пригубила из бокала, вперила в парня прищуренный взгляд:
- Так, и чем занимаешься?..
Он слегка скривился:
- Ничего особенного, менеджер в интернет-магазине. Оптовые закупки бытовой техники.
- Скукота наверное!
- Ну в общем да, а ты?
- Отдыхаю, не видишь что ли!?
Они посмеялись.
- Нет, а всё-таки?
- Руководитель розницы.
- Да ты что!? Косметика какая-нибудь?..
- Нет, а почему ты так решил?
- Ну выглядишь… Очень...
- Понятно. У мужчин всегда прямолинейные ассоциации. Нет, на самом деле сеть точек по продаже часов.
- А! Вот оно как. И где же твои?
- Что?.. Часы!? Я не люблю…
- Ясно, сапожник без сапог. Кстати, как там у вас по части скидок?
- Сделаем! А что часы нужны?
- Да, - печально произнёс он. - Мои остановились.
- И что? - беспечно сказала Наташа - Батарейку поменяй.
- Нет, - с какой-то странной интонацией сказал Максим. - Они навсегда остановились.
- А-а… - понимающе протянула она. - Подарок?..
- Да. Не хочу их больше носить.
- Ясно.
Они помолчали, допивая шампанское:
- Так и что, - поинтересовалась она. - Менеджер оптовых закупок не может свозить девушку на отдых за свой счёт?
- Ну, магазинчик то маленький. Пока. То есть он был довольно крупным, когда-то. Ещё до меня. Ну и до кризиса. Сейчас правда потихоньку набираем обороты. Но знаешь, разбазарить запас легко, а вернуться на прежний уровень ох как не просто… Хотя, может со временем...
- То есть за шампанское всё-таки придётся платить самой, - вздохнула она.
- Что ты, что ты! Деньги есть! - заволновался Максим.
- Ладно, - примирительным тоном сказала она. - Пятьдесят на пятьдесят. И не спорь, пожалуйста! Утомляет...
- Ок, - согласился он. - Для первого раза пойдёт. Кстати, а ты? Такая красивая и вдруг одна?..
Наташа слегка нахмурилась:
- А я люблю отдыхать в одиночестве. Ни от кого не зависишь, делаешь что хочешь. Хочешь — на пляж, хочешь — на экскурсию. Надоело в одном месте торчать — переезжаешь в другое… Если есть настроение, можно даже познакомится с приятным парнем. Вот. Сплошные преимущества, короче.
- Ясненько, - протянул Максим. - Облико морале, правда, не вполне выдержан… Но в целом позиция понятна.
Она неровно улыбнулась:
- Да, как-то так…
Он помолчал, собираясь с мыслями, затем выдал:
- И всё-таки, ни за что не поверю, что у тебя никого нет.
Наташа немного помялась:
- Просто... ничего серьезного.
- Ладно. Проехали. В конце-концов не моё это дело.
Зал потихоньку наполнился людьми. Максим заметил, что Наташа привлекает к себе всё больше внимания окружающих мужчин. Ему вдруг стало отчего-то сильно неприятно.
- Вот не понимаю я этих людей, - раздраженно сказал он. - Почему они так настойчиво оглядываются? Тем более, что ни один не сидит в одиночестве. Если тебя не устраивает девушка, которая рядом, ну найди себе другую. Но зачем пялиться на соседок? Не понимаю этого.
- Согласна с тобой. Раздражает. Если бы парень, с которым я отдыхаю, то и делал бы, что пялился на посторонних барышень, я бы попросту ушла.
Они допили бутылку шампанского. Оба уже слегка охмелели.
- Хочу в туалет, - шёпотом поделилась она.
- Честно говоря, я тоже.
- Может сходишь, разведаешь, где тут что?
- Ну давай. А ты пока закажи ещё вина, ок?
- Хорошо.
Вывеска на баре гласила, что туалет находится в соседнем заведении. Максим перешел из одного зала в другой, уточнил у первого попавшегося официанта дорогу, тот указал ему нужную дверь. Максим вошел в сортир. При входе стояло пустое кресло. Дальше помещение раздваивалось, по сторонам висели указатели с буковками М и Ж. Он проскользнул в кабинку. Через несколько минут вернулся за столик.
- Ну что?
Он объяснил ей дорогу.
- Там платить надо? Это же в другом заведении?
- Нет.
- Точно?
- Ну, конечно.
Наташа встала:
- Я быстро. А шампанское сейчас принесут.
Она вернулась секунд через тридцать. На лице её играли желваки.
- Что-то ты совсем быстро... - удивился он.
- Так там бабулька сидит, без денег не пускает, - холодно сказала она.
Максим откинулся на спинку диванчика.
- А-а, точно...
Она посмотрела на него немного настороженно:
- Ты что, дурачок какой-то?
Он смутился:
- Да нет, когда я ходил, там никого не было, вот и подумал...
- Ну ладно, - прервала она его. Порылась в сумочке, нашла мелкие купюры. - Схожу всё-таки. А ты никуда не теряйся. Потом расскажешь... что ты там подумал.
Пока она отсутствовала, он разлил вино в бокалы. Через пару минут Наташа стремительно вернулась на место, сразу отхлебнула добрую порцию из своего бокала. Уперев локти в стол, положила подбородок на сложенные ладони. Словно китайский болванчик плавно поводила головой из стороны в сторону:
- Ну давай быстро. Оправдывайся.
Максим стал объяснять нарочито медленно, чтобы она быстрее осознала курьезность ситуации:
- Ты всё не правильно поняла. Понимаешь, там стояло кресло, это меня слегка смутило, но на месте никого не было и я прошел. Короче, я себе решил, что ничего платить не надо, я-то ведь не платил... Потом, когда уже ты сказала, то догадался, что просто вовремя э-э… просочился. Вот и вырвалось… Извини.
Наташа внимательно выслушала парня, наблюдая за выражением его лица.
- На сей раз убедил, - выставила указательный палец вверх. - Но смотри - я за тобой слежу.
Вторую бутылку шампанского они выпили ещё быстрее чем первую. Маленькая неприятность вскоре забылась. Доверительные отношения потихоньку восстановились. Беседа вернулась в легкое и непринужденное русло. Попутно выяснилось, что живут они в одном городе, правда в совершенно противоположных его концах.
Вскоре Максим озвучил подспудно возникший вопрос:
- Что дальше делать будем? Закажем ещё шампанского?..
- Знаешь, здесь рядом есть дискотеки. Давай сходим?
- Давай.
Они вышли на улицу, влившись в расслабленный поток прогуливавшихся отдыхающих, прошлись до маленькой площади, вокруг которой сгрудилось несколько разнокалиберных заведений. Особенно выделялись два гремящих зала, расположенные прямо друг напротив друга.
Наташа прочла крупное объявление на входе одного из них.
- О, там сегодня пенная вечеринка. Пошли?
Максим кивнул ей на свои брюки и туфли:
- Нет, не пойдет. Давай лучше в другой раз.
- Понимаю, для пены фасон не подходящий. Значит нам туда, - она показала на противоположный вход, около которого терлось и курило немалое количество молодежи.
Они расплатились, получили светящиеся отметки маркером на тыльных сторонах ладоней и вошли внутрь.
Там был Вавилон. Чёрный зал полностью растворился в дыму, цветомузыка выстраивала в белесом воздухе разноцветные фантасмагорические фигуры. Драм-н-бэйсовый драйв сшибал с ног и гулом отдавался в сердце. Танцпол дрожал под тяжестью нескольких десятков танцующих, которые дико извивались и отплясывали кто как умел. Изнутри казалось, что сами стены помещения ходят ходуном.
Они взяли себе по освежающему лонгеру и ненадолго задержались у бара, проникаясь ритмом заведения. Присмотрели свободный столик, немного в стороне от танцпола. Заказали шампанского.
- Танцевать будешь? - поинтересовалась она.
- Еще немного выпью и буду, - убедительно сказал Максим.
- Отлично!
Открыв шампанское, Наташа дожидалась подходящего трека. Внезапно в музыке произошел перелом, мощный бит оборвался и сменился плавным интро, переходящим в легко узнаваемый ремикс. Пронзительный женский голос начал выводить приятную мелодию на фоне выразительного синтезаторного проигрыша, МС проорал что-то неразборчивое в микрофон поверх вокала, толпа экзальтированно закричала.
- Идем? - нетерпеливо спросила Наташа.
Максим не расслышал. Наклонился к ней поближе, ненароком уловив аромат её духов. Что-то эдакое, с легким привкусом ванили.
- Что?
- Идем!? - крикнула она ему прямо в ухо.
- Ты давай, - махнул он. - А я следом. Подтянусь...
Она окинула парня уничижительным взглядом:
- Так я и знала!
Он пожал плечами, старательно пряча глаза.
- Ну, я не умею.
Она засмеялась.
- Все вы так говорите!
Мелодия набрала ход. Ударили глубокие басы, бит пошел по нарастающей. Толпа танцующих словно всколыхнулась и принялась трясти телесами ещё активнее.
- Я пошла! - крикнула девушка и резко поднялась. Руки её уже рефлекторно двигались, улавливая ритм.
Прежде чем она ускользнула в среду танцующих, он успел охватить взглядом всю её стройную фигуру. В следующее мгновение девушка затерялась в толпе. Одна, две, три композиции пролетели незаметно. Максим сидел с полуулыбкой на лице, неспешно потягивая шампанское, иногда взглядом выхватывая Наташу из толпы. О Лене он уже даже не вспоминал.
Когда закончился очередной сингл, девушка вернулась за столик. Вся запыхавшаяся, она обессиленно упала в кресло. Сделала большой глоток шампанского и помахала на лицо рукой, точно веером.
- Ужасно жарко, - пожаловалась она.
- Да, очень душно, - согласился он. - Может выйдем немного на улицу?
- Давай!
Они покинули помещение. Прохладный ночной воздух овеял её разгоряченное тело.
- Фух! - вздохнула Наташа облегченно.
Максим тоже с удовольствием набрал полные легкие чистого воздуха; задышал размеренно. В его ушах всё ещё стоял гул, но давление на барабанные перепонки отступило.
Внезапно Наташа бросилась назад. Он недоуменно проводил её взглядом.
- Шампанское забыла! - крикнула она, отбежав в сторону. - Сейчас вернусь! Тебе брать?
- Не надо. Я пива выпью.
Через несколько мгновений она выскочила обратно на улицу с наполненным бокалом.
Максим купил себе банку пива в ближайшем ларьке.
- Спустимся ненадолго к морю? - предложил он.
- Давай! - обрадовалась она.
Дорога от площади привела их к короткой лестнице, по которой они спустились на песок. Наташа сняла босоножки, сунула их Максиму в руку, двинулась к самой воде и пошла вдоль неровной линии моря. Волны тихо плескались, ласково щекоча её щиколотки. Максим шел чуть в стороне, опасаясь промочить ноги, с наслаждением наблюдая за Наташей. Хотя луна ещё не взошла, темно не было - бездонное небо сверкало ошеломительной россыпью звезд. Шум прибоя сразу отделил парочку от фонтанирующего жизнью посёлка, погружая в волнующую атмосферу единства с природой. Лишь где-то вдалеке, чьё-то слишком громкое радио разносило по миру вдохновенное исполнение госпела «Wade in the water».
Говорить ни о чём не хотелось. Они задумчиво и молча дошли до следующей лестницы.
- Вернемся в зал? - тихо спросила она.
- Хорошо, - умиротворённо ответил он.

Когда они окончательно выбрались из дискотеки, на дворе стояла глухая ночь. Посёлок спал, отдыхающие уже не прогуливались по улочкам, большинство заведений было закрыто. Наташа в темноте то и дело спотыкалась, Максим не мог поддержать её — в руках у него была бутылка шампанского и минералка. Вскоре они добрались до двора, в котором девушка снимала комнату.
Во дворе стоял обычный для этих мест длинный одноэтажный дом, разделенный на маленькие комнатушки. Перед каждой комнатушкой, под навесом, находился столик для отдыха, маленькое личное пространство отдыхающих.
Наташа открыла замок, включила свет, пригласила парня внутрь. Войдя, он поставил бутылки себе под ноги и огляделся. Обстановка была знакомая: по бокам стояли две широкие советские пружинные кровати, с толстенными современными матрасами, а в изголовье, между ними - маленький туалетный столик. В ногах одной из кроватей - шкаф без дверок, выглядевший так, словно его наспех слепили из нескольких кусков ДСП. На полу - выцветшая ковровая дорожка. В потолке, на коротком проводке, - лампочка. Максим сам жил в подобном «номере».
- У меня не прибрано, не обращай внимания!
Максим поднял руки в успокаивающем жесте.
- Побудь минутку, - попросила она. - я пока в туалет сбегаю.
Он прислушался к её удаляющимся шагам, стихающему цоканью каблучков в тишине двора.
Да, главное, чем отличалась эта комната от его, - обжитый вид. В шкафу, на плечиках, висели женские вещи, в нижнем отделении шкафа, - стояли босоножки и валялись пляжные тапочки. Под шкафом лежал раскрытый чемодан, - тот что на колесиках, с длинной выдвигающейся ручкой. На дне чемодана - свернутая одежда. На кровати, расположенной справа от входа, лежали, аккуратно расправленные: белая плотная юбка, пара топиков, и маленький розовый бюстгальтер. Вторая кровать была разостлана и не застелена. Там находились подушки с обеих кроватей.
Но больше всего внимания привлекал туалетный столик. Такого количества барахла на таком маленьком пространстве Максиму ещё никогда не приходилось видеть. Количество баночек, бутылочек, тюбиков просто зашкаливало. Он определил некоторые из них: шампунь, гель для волос, гель для тела, мыло, зубная паста и щетка, крем для лица, для рук, для ног, крем для кожи вокруг глаз, увлажняющий крем, крем для загара и еще чертова прорва разнокалиберных тюбиков, с разноцветными лаками, помадками и духами. Тут же были свалены в кучу всевозможные гребешки, пилочки, карандашики. Повсюду оказались разбросаны кусочки ваты и пачки разномастных салфеток. Сам столик был обильно обсыпан пудрой и блестками.
В этой комнате явно внимательно следили за внешностью.
А в уголочке столика, прямо около кровати, лежала тоненькая книжонка в мягкой обложке. Безвестный роман безвестного автора. Как не пытался, Максим не смог вспомнить такого писателя. По всей видимости книга выбиралась случайно, на удачу, и не имела ни малейшего шанса быть когда-либо прочитанной до конца.
Присел на краешек кровати, чтобы не помять разложенные вещи. Рука наткнулась на какую-то свернутую тряпку. Максим поднял её на уровень глаз и не узнавая что это, развернул. Со смехом определил в тряпке миниатюрные женские розовые трусики. Он скомкал их в руке и бросил на кровать через плечо, куда попало. Чтобы всё было как и до него - ровно на своих местах.
Сам он пересел на пол, облокотившись о кровать спиной, точно о спинку стула. Прикрыл утомлённые глаза...
- Хватит клевать носом, - позвала его Наташа с порога. - Выходи, на улице посидим. Надо допить бутылку.
Зачем шампанское нужно было обязательно допивать Максим в душе не понимал, но тем не менее согласился, что идея эта здравая.
На столике стояли две разнокалиберные чашки. Наташ медленно разлила в них вино.
- Завтра что будем делать? - спросил он, облизывая пересохшие губы, в ожидании напитка.
- Ну-у, утром я буду отсыпаться... - она отхлебнула из своей чашки. - Потом пойду на пляж. Я думаю после двух мы сможем увидеться прямо на пляже. Где-то в районе того места, где утром встретились. Найдешь?
- Думаю, да.
- Я всегда хожу в одно и тоже место. Видишь, если идти от моего дома прямо, никуда не сворачивая, то попадешь как раз к нужной лестнице. Ну и там где-то рядом буду я.
- Отлично.
Максим чувствовал что его клонит ко сну. Моментами он почти дремал.
- Пора спать, - внезапно услышал он над головой Наташин голос.
Он только головой кивнул.
- Ну, спокойной ночи?
Он распахнул осоловелые глаза, неуверенно встал и покачиваясь молча вышел на улицу. Повернулся в сторону девушки и запоздало ответил:
- Спокойной ночи!
Но она, не дождавшись прощания, уже успела закрыть за собою дверь и выключить свет.
Максим огляделся по сторонам. Один конец улицы утопал во тьме, на другом светили фонари. Во рту опять всё пересохло, нужно было чего-нибудь срочно выпить. Влекомый этим соображением, он пошел в сторону фонарей. И действительно, вскоре нашёл открытый ларёк, купил бутылку пива. Но сделав пару глотков понял, что пиво ему уже не лезет.
«Пора домой».
Уверенным шагом он пошел по улице, на первом же перекрёстке свернул, потом ещё раз куда-то свернул, потом долго брёл по узкой улочке, пока внезапно не оказался в тупике. Тогда он вернулся к ближайшему перекрёстку и пошел по какой-то широкой и длинной дороге. Идти пришлось так долго, что он вскоре начал уставать. В конце-концов до него дошло, что и эта дорога ведет его совсем не туда куда нужно: он оказался в совершенно тёмной, неприглядной части поселка. Заборы с каждым шагом становились всё выше и неприступнее, кое-где с колючей проволокой. Во дворах лаяли явно злые собаки. Максим окончательно осознал, что заблудился.
«Не село, а хренов лабиринт, - подумал он. - Однако, спать на улице не вариант».
Он поспешил обратно, и хотя потратил на это прорву времени, всё-таки довольно легко нашёл Наташин дом.
Калитка оказалась заперта. По-видимому хозяева тщательно заботились о покое своих жильцов. Максим перелез через забор, стараясь не пролить пиво. Нашёл нужную комнату, несмело постучался в окошко. Никто не отозвался. Он постучал громче.
Шум в комнате подсказал парню, что Наташа проснулась.
Ещё через минуту заспанная девушка прильнула к стеклу, с удивлением увидала его, немного помедлив приоткрыла дверь. Спросила шепотом в образовавшуюся щелку:
- Ты чего?
- Я это… заблудился. Ни черта не соображаю, не могу в темноте найти свой дом.
- Шутишь?
- Серьезно - горячо сказал он.
Девушка немного подумала, потом распахнула дверь пошире:
- Ладно. Оставайся у меня. Кровать большая, вдвоем поместимся.
- Я могу и там лечь, - он показал на вторую кровать.
- Ой, я не в силах сейчас убрать всё это, - сказала она.
Максим окинул взором постель и уверенно подытожил:
- Поместимся.
- Это что у тебя? - оживилась она, заприметив у него в руке бутылку.
- Это я пиво купил. Не знаю только зачем, не могу уже его пить.
- Давай сюда.
Она разлила пиво в чашки.
- Полезай в кровать. Только чур я слева.
Он как был в одежде повалился на постель. Уткнулся лицом в подушку.
- Держи, - сказала она.
Пришлось заставить себя развернуться и сесть. Она отдала ему чашки, перебралась через его ноги. Взбила свою подушку. Села, подтянув на себя край одеяла.
- Это давай мне обратно, - сказала она, отбирая одну чашку.
Он залпом выпил свою порцию, пиво полилось по щекам.
- Будешь липкий, будешь липкий!
Он поставил чашку на пол, положил голову на подушку, облегчённо закрыл глаза.
- Погаси свет, - попросила она.
- Ага, сейчас, - пробормотал он, но даже не попытался пошевелился.
- Э-эй, не спать! Сначала свет.
«Вот пиявка!».
Он с трудом поднялся. Глаза закрывались на ходу. На ощупь нашел выключатель и погасил лампу.
- Темно, блин. А где кровать?
Она засмеялась, он пробрался к ней, ориентируясь по звуку голоса. Лёг на спину и тут же отключился.

Максим не знал сколько прошло времени. Может час, а может пятнадцать минут. Внезапно он открыл глаза. Состояние было странное, сумрачное — с одной стороны вроде пьян, а с другой стороны вроде и не сильно. Луна светила прямо в окно. Он полежал чуть-чуть в лунном свете. Тут словно что-то подтолкнуло его.
- Ты не спишь? - прошептал он.
- Нет, - тоже шепотом ответила она, но почему-то не сразу.
- А чего?
- Не спится что-то.
Он еще немного помолчал, соображая.
- Я хочу тебя, - наконец чуть слышно прошептал он.
- Хорошо, - ещё тише ответила она.
Он приподнялся на локте, полежал немного на боку. Справившись с маленьким головокружением, потянулся к ней. Она раскрыла бедра и объятия ему навстречу, затем крепко обвила его руками и ногами, изо всех сил прижала к себе. Губы её с жаром присосались к его губам...

Мотылёк 3.4

Мотылёк 3.3

Мотылёк 3.2

Мотылёк 3.1

Мотылёк 2.4

Мотылёк 2.3

Мотылёк 2.2

Мотылёк 2.1

Мотылёк 1.4

Мотылёк 1.3

Мотылёк 1.2

- Надя! Наденька!
- Что там, ма? - донесся приглушенный голос из маленькой комнаты.
- Подойди, пожалуйста, к телефону! Папа тебя поздравить хочет! Ты слышишь?!
- Иду, иду. Не ори так, я… - несколько раздраженным голосом начала было девушка, появляясь на пороге коридора, но вдруг запнулась, заприметив румяные щеки матери. Два алых пятна так и сияли на обычно бледном, испитом лице, когда-то красивом, но так рано поблекшем и состарившемся. Надя окинула мать долгим, испытывающим взглядом. Мысленно отметила неестественный блеск в глазах и странную блуждающую улыбку...
Лицо девушки досадливо скривилось.
- Господи, мам, - сказала она как можно тише, подходя к матери вплотную, чтобы на той стороне линии не услышали. - Мы еще за стол не садились, а ты уже…
- Так ведь сегодня у моей дочурки день рождения, - возразила та масленым, но тоже тихим голосом. - Могу себе позволить выпить стопочку. И не спорь, пожалуйста. Возьми лучше трубочку, поговори с папой.
Надя отобрала у неё трубку и отвернулась к стене. «Ты всегда можешь себе позволить», - подумала она.
- Привет, па, - буркнула в телефон.
- С днем рождения, солнышко! - Услышала в ответ глухой, слегка подзабытый голос, от звука которого, внезапно стеснилось в груди - Желаю тебе счастья, крепкого здоровья, и… и хорошо закончить школу!
«Господи, говорит как с маленькой» - уныло подумала она.
- Спасибо, па.
- Как ты там, вообще?
- Нормально, па.
- Как мама, как бабушка?
- Да… в общем, все как обычно…
- Ну, хорошо, деточка, я тогда побежал, меня ждут уже. Еще раз с днем рождения, будь умницей. Пока!
- Пока, пап.
Звонок прервался. «Вот и поговорили». Сердце отчего-то защемило. Она замерла, грея трубку у груди, плечи ее опустились. Мысли беспорядочно забегали.
Мама, безмолвно стоявшая во время разговора позади нее, незаметно выскользнула на кухню.
- Знаю я, кто там тебя ждет, - резко распрямившись, сказала Надя злым голосом, обращаясь к немой трубке. - Лярва эта рыжеволосая!
- Мам! – немного подумав, крикнула она - А почему я звонка не слышала? Ты, небось, сама ему позвонила?
- Доченька, ты же знаешь, как папа занят… - донеслось с кухни, вперемешку с грохотом кастрюль.
«Ну и шел бы он к черту!».
Надя бросила трубку на базу, - немного постояла около телефона, вытирая пальцем пыль с циферблата, - помедлив сняла ее и набрала номер.
- Привет! - Голос девушки, прежде сдавленный и напряженный, сразу смягчился и просветлел.
- Привет, котик! - Лихорадочно закричало из трубки. - С днем рождения! Дарю тебе сто тысяч поцелуев!
- Спасибо, конечно… - холодно сказала она, улыбаясь про себя. - Но что-то я их не чувствую.
- Почувствуешь! Еще как почувствуешь. Все сто тысяч. Люблю тебя.
- Я тебя тоже, - созналась она, но тут же настороженно спросила. - А что это ты мне до сих пор не позвонил?
- Так я с самого утра на СТО. Колодки поменяли, шины подкачали, тормоза отрегулировали, только-только вернулся домой, руки еще не успел даже помыть. А тут как раз и ты…
- Понятно, понятно… - протянула она, привнося в голос нотки подозрительности.
- Зато я теперь на колесах, - продолжал торопливо оправдываться он. - Можем ездить, кататься. В лес, на речку, куда захочешь… кстати, какие планы?
- Сейчас крестная должна подъехать. Посижу со своими чуток. Будет неплохо, если ты часа через два заедешь, заберешь меня.
- Только я с твоими застольничать не собираюсь. Я посигналю, ты выходишь. Ок?
- Конечно! Не хватало… и так голова болит от них… а если еще вокруг тебя начнут суетиться… у меня нервы точно не выдержат.
- Ну, тогда добро. А куда поедем?
- Я думаю, на речку. Очень на кораблике покататься хочется.
- Кораблик, значит кораблик. Сегодня, все твои желания…
Раздался звонок в дверь.
- Надь, с кем ты там шепчешься? Открой, а то у меня руки в салате! - крикнула из кухни мама. - Наверняка кума.
- Ладно, милый, кажется, крестная пришла, пойду, открою.
- Ла-адно.
- И не забудь. Максимум через два часа я тебя жду. А лучше - раньше. Ага?
- Хорошо, - усмехнулся он в трубку. - До встречи!
Повозившись со старым, испорченным замком Надя распахнула дверь. На пороге стояла упитанная пожилая, но молодящаяся дама в нарядном платье, с косынкой в цветочек, небрежно наброшенной на высокую прическу.
- Что вы, позасыпали все, что ли?.. - С порога воскликнула дама, но тут же срезалась, разглядев крестницу. Всплеснула руками.
- Ох, Надька! Как же ты изменилась-то за год.
Как бы не доверяя себе, тетка еще раз быстрым оценивающим взглядом оглядела всю ее тоненькую фигурку. Покачала головой.
- Да-а. Вытянулась, похорошела. Худа, правда, больно... ну, прям дюймовочка! Будешь, будешь из парней веревки вить.
- Ох, крестная, - смутилась девушка. – Ну, вы тоже скажете...
- А что такое? Помни, душенька, - назидательно сказала тетя, скидывая платок на плечи. - Сама себя не оценишь, никто не оценит. Себе цену надо знать и помнить всегда! Эх, если бы я...
- Ай, Кума! Здравствуй! - раздался позади них развязный мамин голос. - Ты что это застряла на пороге? Милости просим, к нашему столику! Холодненькая ждет!
Кума пристально поглядела в глаза говорившей.
- И вам не болеть, - холодновато ответила она. - Как я погляжу, вы тут уже отмечаете.
- «Мы» только разогрелись, Вас ждали, чтоб уже в полный жар броситься. Скидывай туфли, одевай вот тапки и давай на кухню!
- Погоди, дай дитя хоть поздравлю...
Она сунула руку куда-то в глубины объемного лифчика и суетливо протянула девушке тоненький носовой платочек, с чем-то завернутым внутри.
- Вот, возьми на гостинцы. С праздничком!
И чмокнула девочку своими пухлыми губами прямо в лоб.
Надя, отвернув уголок платка и увидев цвет купюр, быстренько сунула их в карман, так, чтоб мама не распознала сколько там. Сама она приметила, что прилично.
- Ну, доченька, пойдем к столу, - сказала мама, цепким взглядом проводив путь платочка из рук кумы до кармашка.
- Ты же смотри, не потрать все зря, на гульки, - скороговоркой прошептала она дочке, по пути на кухню. - Купи себе что-нибудь.
- Не волнуйся мама, - холодно отрезала Надя.
На кухне, в самом углу мягкого уголка, за накрытым столом, перекрестив руки на груди, сидела бабушка. Она то ли просто прикрыла веки, то ли дремала. Когда вошла гостья, и громко к ней обратилась, бабушка вздрогнула и распахнула осоловелые глаза. После короткого обмена приветствиями расселись. Живо принялись раскладывать еду по тарелкам, наполнять рюмки.
Стол конечно, на взгляд кумы, был накрыт не густо - парочка салатов, нарезка какой-то сальной колбаски, соленые огурчики и квашеные помидоры, отварная картошка с маленькими кусочками свинины... Компот в кувшине и самогонка в старом графине. Главным украшением стола являлся подносик, густо обложенный маленькими бутербродами с маслом, редко усеянными красной икрой.
Подняли рюмки за здоровье именинницы.
- Надьке то налейте, - всполошилась кума. - А-то всё компотики…
- Ни к чему это, приучать… - назидательно пробурчала бабушка. - Одну охотницу уже имеем.
- Чуточку налейте, под тост.
Налили.
- Ну, душенька... – начала было гостья, подняв рюмку, но запнулась из-за возникшей у локтя возни: мама настойчиво подсовывала имениннице бутерброд, та от него наотрез отказывалась.
- Скушай икорку доченька, - шептала мама. - Еще зимой баночку выменяла, специально берегла...
- Да не люблю я ее мам...
- Скушай, скушай. Что ж ты кума замолчала? Ты говори, говори!
- Выпьем!.. Значит.., это... за здоровье твое, чтобы крепким было, а то ты вон какая худющая, ветер только подует, унесет. И за красоту твою расцветающую. Чтоб еще больше расцвела. Ну и за жениха. Да не за какого-нибудь прощелыгу, как твой папочка, чуть что тут и нет его, а за такого, - чтоб за ним как за каменной стеной.
- Так есть ведь, есть уже! - закричала, упреждая окончание тоста, мать, и входя в раж непроизвольно похлопала куму по руке, держащей рюмку, отчего часть содержимого выплеснулась на стол.
- Мама! – Наде хотелось провалиться на месте.
- Да, валандается какой-то, - степенно подтвердила бабушка, пригубив чуток из своей рюмки – что там за хахаль у тебя, давно хотела расспросить, расскажи-ка?
- Ах, бабушка, и ты…
- А что такое? Если есть успехи, рассказывай! - подначила ее гостья.
Надя покраснела.
- Да и без тебя расскажу, - встряла мать. - Хоть ты и пыталась скрывать, да я кое-чего разузнала.
И обращаясь к куме, громко шепнула:
- Не кто-нибудь, сынок председателя.
- Это, которого, Чередниченко? - спросила бабушка, у которой, вдруг прорезался слух.
- Его, - подтвердила мама.
- Я этого «председателя», с малых лет, вот таким еще, помню. Бывало, - тетя Валя, тетя Валя… а теперь что? Нос задрал, председатель, понимаешь. И никакой помощи от него не добиться. Вас, просящих, говорит, много, всем не поможешь… хотя видным парнем рос, что было то было, сейчас только раскабанел. А что, сынок в отца?
- Еще лучше, в мать! Светловолосый, голубоглазый. На иномарке ездит, помощником каким-то там работает. За такого парня любая пойдет. Вот какого жениха Надька себе отцепила! Малая еще, а всех переплюнула.
- Мама! - ей хотелось закрыть уши и убежать куда-нибудь подальше.
- А что, мама?.. Все же правда. Могу и похвалиться перед кумой.
- Только вот это... - прошамкала вдруг бабушка. - Что-то я о нем такое слыхала... недоброе...
- Об Игорьке? - удивилась захмелевшая мама.
- Что... что такое? - всполошилась Надя
- А то что бабник он. Вот что!
Надя с полуулыбкою махнула рукой:
- Ах, глупости.
- Мать, это ты сына с отцом спутала! Про того много всякого говорят... А этот... пацан же еще.
- Ах, может быть, может быть... - как бы что-то внезапно вспомнив, пошла на попятную старушка. - Что-то я в самом деле не то говорю. Память совсем подводит.
- А он что, с отцом живет или своя квартира? - поинтересовалась у девушки крестная, возвращая разговор в прежнее русло.
- Своя, - обреченно ответила Надя. - Отец подарил.
- Своя! - Многозначительно произнесла мама. - Уже немаловажно.
- И машину отец подарил?
- Машину он сам купил, поддержанную... И работу сам нашел. Без протекции.
- Прям таки, без протекции, - проворчала бабушка, - с таким отцом и протекции не надо. Тут фамилия одна, - уже протекция.
- Вот выйдет Надька замуж, уедет на свою квартиру и дорогу к матери позабудет. Характер известный, отцовский.
По маминой щеке побежала скупая слеза.
- Мама, прекрати!
- Ну, выпьем, кума, - надрывно сказала мать.
Чаша терпения именинницы переполнилась. К ее счастью, с улицы вскоре донесся звук автомобильного сигнала.

***

Тихий вечер разлился над рекой. Речной трамвайчик медленно отвалил от причала, пыхтя и сотрясая всем корпусом неторопливо развернулся, и стал набирать ход.
Они сидели друг напротив друга на верхней открытой палубе, на деревянных лавках за маленьким круглым столиком. На столике стояла откупоренная бутылка шампанского и два наполненных вином пластиковых стаканчика. Около бутылки лежала распечатанная шоколадка и веточка белого винограда на пластиковой тарелке. На другой тарелке, керамической, покоился надкусанный закоченевший бутерброд с семгой, украшенный долькой лимона и веточкой петрушки.
После пары стаканчиков шампанского выпитых в безмолвии, под убаюкивающий шум двигателя, насладившись первыми освежающими минутами речной прогулки, девушка пересела к юноше под крылышко. Постепенно завязался приглушенный, обрывистый, невнятный разговор.
- Я так устала от этой собачьей жизни, - как-то слишком эмоционально, почти надрывно, изливала она, хотя за миг до этого ей вовсе не хотелось вспоминать ни о каких проблемах. - Денег никогда нет. Мать не просыхает. Блин, через две недели выпускной, - хоть не приходи, одеть-то нечего. Бабушка вообще в маразм, кажется, впадает. Вроде нормальная, нормальная, а потом начинается: ходит по двору с метелкой, - нечисть отпугивает. Соседи у виска покручивают, а сами-то не лучше. Одни посуду бьют, скандалят друг с другом постоянно. Дитя маленькое чего-то у них целый день орет. Другие... ох! Короче натуральный сумасшедший дом. Отец вот поздравил... одно название... Господи, лучше бы денег прислал...
Он слушал всю эту внезапную исповедь несколько растерянно, иногда скашивая слегка удивленный, водянистый взгляд на ее подкрашенное детское личико и кивая невпопад.
- Знаешь, что я думаю? - сказал он, как бы собравшись с мыслями после продолжительного молчания, - перебирайся-ка ты ко мне. Вот сразу после выпускного и переезжай. А платье мы тебе купим. Самое красивое. Будешь в нем настоящей принцессой.
Надя придвинулась к нему еще ближе, заглянула в глаза, в которых, как ей показалось, отсвечивали звезды, и ласково, замирающим голосом, спросила:
- Правда? Ты так сильно меня любишь?
- Да, - сказал он, судорожно прижимая девушку к себе, и срывая жадный поцелуй с её горячих губ.