Пишу, мой хищник, из приюта,
Сегодня выдали чернила.
Чернила тут - почти валюта.
А лапа больше не кровила.

Почти не мучают кошмары,
Чердак пустой до одуренья.
А жирный доктор с перегаром
Сказал держать под наблюденьем.

Неиссякаемые сутки
Тепло, внимание, забота,
Но по ночам бывает жутко
И на луну скулить охота.

Гадаешь, как сюда попала?
Да я сама почти забыла.
Но веришь, я б не сплоховала -
Немного недостало силы.

Порой заматывают туго,
Мол, в полуяви я брыкаюсь.
А мне б тебя понюхать в губы,
А я без неба задыхаюсь!

Отдам письмо дрожащей лапой,
Пообещаю съесть таблетку,
Я знаю, ты учуешь запах,
Я верю, ты взломаешь клетку.

Оставить на плите горячий ужин,
Достать из шкафа пару старых кед,
Собрать в рюкзак все то, что было нужным,
И выбросить за городом в кювет.
Молчать. Кричать. Сжигать в иссохшем горле
Словесный сор обид и мелких ссор,
Увидеть, как созвездия натёрли
До блеска животы ночных озёр,
Как ели моют острые макушки
В небесном перевёрнутом тазу,
И сёрбать чай из почерневшей кружки
В проволглом неотопленном лесу.

-- Или    лучше  кусочек  сота,--  сказал  Пух.--  Особенно разбрасываться сотами не приходится.  Только  вот  тогда  может вырасти  не  целый  улей,  а кусочек, да еще вдруг неправильный кусочек-- тот, где пчелы только жужжат, а меду не  делают.  Вот обидно!
( Винни Пух и Все-Все-Все)

Ну что сидишь, глаза на тонких нитках повесил. Где твоё: "чешу в затылке"? Последняя из всех моих попыток сказать зависла дымом над курилкой. Мол, девочкой родится, будет Машей, Марусей, Маней. Сессию экстерном.
Веснушчатый мальчишка - годом младше. Ты хочешь первым? Значит, будет первым!

Слова комкались и крошились нервно,
Сквозняк курил обрывки целлофана.
Какой там первый, у него карьера,
Амбиции, влиятельная мама,
Горящая путёвка в Гималаи,
Престиж закоренелого плейбоя,
Зачем ему "посредственность" такая,
К тому же, увеличенная вдвое.

В серванте югославская "Пастушка".
На блюдцах два размазанных пирожных.
Ты знаешь, Винь, и я была игрушкой.
Не то, чтоб нужной. Понимаю, сложно...

Сорвался лист с платановой высотки,
Отныне горемыка не жилец.
У паутины рваные колготки,
На лужах пузыри от газировки,
У города отчаянный багрец.

Давай успеем встретиться сегодня,
Не ждать погоды, знаков, выходных,
Сойти в глуши по отсыревшим сходням,
Развидеть в небе облако в исподнем,
Давай успеем это до весны.

Пришёл наутро дождь дворовым псом,
Навязчивым, наивным и ничейным.
Обнюхал мокрым носом серый зонт,
Оставил капли грязи на ступенях.
Чумазого никто не приютил
(по осени бродяжничество в моде).
И птицы, испугавшись ОРВИ,
У южных терминалов колобродят.
Сентябрь посадили в автозак -
Достаточно из листьев винегрета.
Дождливый пёс на призрачный вокзал
Бежал за ним, как в похороны лета.
И я за ним отчаянно бегу -
Туда, где поездами дышат шпалы,
Где дождь не успевает к четвергу, -
Исчезнуть, чтоб опять начать сначала.

А, может, предрассветный сон блудил.
А, может быть, никто не приходил.

Ну и кому мы такие нужны?
Люди - обёртки конфет суррогатных,
На бонбоньерках в обойных заплатах
Крышечки из потолков натяжных.

Раньше тут жил восхитительный пёс,
Белый с коричневым - кажется, бассет.
То ли оставил следы на паласе,
То ли стандартный размер перерос.

Вялятся дни на небесном крюке.
Вросших в асфальты и в небо не тянет.
Хек безголовый живёт в океане.
Завтрак - из гранул в сухом молоке.

Луч озорует в гардинном чехле.
Хрупкому мальчику хочется плакать,
Снега, собаку, беспечного папу.

Apple золотистый растёт на столе.

Толстыми спицами из разноцветных ниток
Я бы вязала серым воронам гнёзда.
- Осени мудрой, пернатая сеньорита,
Вам из мохера, меланжа, из шерсти козьей?

Как вам ворочалось первой прохладной ночью?
В ящик почтовый кто-то насыпал листьев?
Не сокрушайтесь, ещё концевой рядочек -
Будет вам терем и ягодное монисто.

Я напеваю вам тихо воронью песню,
Вы же глядите боком недоумённо,
Думая, видимо там, в темноте подъездной,
Кто-то мне впрыснул под кожу тоски зелёной.

По доминошным сентябрь разливает капли.
Кто-то не сможет встретиться здесь в июне.
- Будете корочку? Вечно пирог из яблок
Чуть подгорает на сковороде чугунной.

Мне в эту осень опять по тебе не спится.
Спица о спицу, петли ложатся ровно.
Раз не случилось в руках удержать синицу,
Вдруг приласкаю у скуки своей ворону.

Пока Иона сладко спит под крышкой трюма,
Творец над миром горлопанит рок баллады,
Рвёт нотную тетрадь на листопады,
И, как ремесленник, небритый и угрюмый,
Дождём на крышах высекает руны.

Настало время паутин и винограда.
Мой капитан, поставим на фортуну?

Морю охота соли - беременно кораблями, ноет, ворочается, в брюхе его тревожно.
Кто в этот раз родитель? поэт? художник?
Море молчит, обессиленное цунами. Чайки танцуют румбу под ветра Гуантанамеру
Жарко,
Величественно,
Чаечно-эротично.
Берег закручен ветрами на ключ скрипичный,
Мистифицировать - ветренная манера.

Я успеваю к родам, неистово успеваю.
Выплюнь, не сдерживайся, к берегу скуки накипь.

Бледный песок бездвижен,
Его обнимают скаты.

Как ты там?
Как ты там?
Как ты там?
Как ты?

Вдохновитель: Татьяна_Вл_Демина "За груздями в Дубровку"
http://litset.ru/publ/10-1-0-53701

В сентябре обойдись без грибов-ка.
До бессонницы хочется в лес.
За груздями поедем в Дубровку -
Необычный, загадочный квест.
Татьяна_Вл_Демина

Не найти интереснее квеста,
Чем жилплощадь в панельном гробу.
Мне олень из шестого подъезда
Сунул груздь в выхлопную трубу.

Затуманенный пятничной ночью
Продирался сквозь двор, как сквозь лес.
Топографию лавок и кочек
Изучить помешал "Мерседес" -

Непролазный и непроходимый,
Заслоняющий тени кустов,
Роковой, как для лайнера льдина.
И созрела идея грибов...

Месть грибами - нехитрое дело,
Много было грибных сентябрей.
А попробуй заталкивать белок,
Или, скажем, туманных ежей.

Тут бы выйти к нему с монтировкой,
Подобрать пару ласковых слов,
Или вызвать такси на Дубровку...
Просто я не любитель грибов.

Так теряется солнце, ещё не достигнув зенита,
Так баюкает пух, чтоб потом утопить его, водный поток.
Так отчаянно и безнадежно ждёт графа Кончита,
По кристаллам считая в часах торопливый песок.

Там у пирса стекают с камней тайны чьих-то историй,
Серебристые рыбы сшивают для волн кружевное бельё.
Там боятся друг друга проспать и целуются двое.
И рассвет, как по зёрнышку, звёздное небо клюёт.

Здесь дежурные буквы словами завязаны в резкие звуки.
Небо навзничь упало и молча лежит до утра в синяках.
Здесь обиды разбиты на едкие шарики ртути.
Я как будто бы здесь, но осталась у пирса водой на камнях.

Живёт попугай на соседнем балконе,
А вместе со мной, как бы быть поточней,
В литровом облупленном белом бидоне
Прижился трёхлистный худой орхидей.

Трёхлистный - не сорт, не подвид, не порода,
А личный его, орхидейский, протест.
Пылищу сдуваю: "Моя ж ты урода!
Когда же тебе выживать надоест?"

В витринах цветочников жирные листья
Укутали гроздьев тропических шик.
И сразу понятно, что мне обломился
Скупой, бестолковый, бесцветный мужик.

Полоска дорог -  несгораемый электрод,
Благая малость в масштабах земного шарика.
Иду наугад, как отчаянный идиот,
Цепляя воздух движениями очкарика.

Дорзнаки затёрты и спутаны, но не суть -
Везёт влюбленным, юродивым и запойникам.
Моим параллелям твои бы перечеркнуть
За Южным кругом ли, в тундре ли, в Калифорнии.

А там, где дрейфуют пропавшие корабли,
Заварим вечер в посуде из можжевельника,
Повесим на простыни неба рентген Земли
И будем править заблудшими параллелями.

Эти летние дни, что упали в конце октября перезрелым инжиром,
Что кальяном миндальным морочили светлые головы горных наяд,
Нас запутали в дрёме подушек...
Родной, мы транжиры!
Загадать не успели друг друга чуть раньше, чем в тот звездопад.
Но теперь-то ты знаешь, с кем тёплую нежность хлебать из колодца ладоней,
С кем на лужах замёрзших рассматривать
кардиолинии тонких миров.
Мы застряли в лучах! Мы любимцы богов и засони!
Улыбнись. Нам сегодня туманы ещё превращать в маршмеллоу.

В одной чужой стране, немного северней,
Живёт любовь моя
Пронзительная, смелая.
Сейчас очнётся ото сна чуть раньше времени,
А рядом, почему-то, снова нет меня...

.........
Я в том краю земли, где краски серые,
Где свет и тень в углу разлиты по-рембрандтовски.
Я так скучаю по его сырому северу...
Я очень без него устала.
Дьявольски...

Шеф, заглуши мотор, не торопи
Разлуку - полюбовницу вокзала.
Слова висят на якорной цепи,
А я ещё так много не сказала.

Ты сто дорог-тревог исколесил,
К чертям всё посылал и возвращался,
А плавишься, как будто не любил
И никогда на век не расставался.

В моей печали птицы гнёзда вьют,
В моей тоске рождаются вулканы.
Отдай нам пустяковых пять минут,
У вечности их полные карманы.

Колёсам - магистралей простыня,
Гидрометцентру - угадать железно.
А поезжай-ка, батя, без меня,
Желаю ни гвоздя тебе, ни жезла.

Дорогами пыльными, полусонными, увозит тебя такси.
Ну не носи, пожалуйста, чёрное, просто его не носи.
Пусть будут мечты твои изумрудными, как платья таёжных скал,
Даже, когда опутает буднями, или один против ста.
И, если тревоги и ожидания достали до кадыка,
Езжай на восток, там всё начинается, хлебом корми облака,
На крышах обветренных, с переломами
Живёт золотой дракон.
Будь невесом, развидев весомое,
В сказку свою влюблён.

Дожди строчат рапорты в почту города, я с ними опять не сплю.
Милый дракон, возвращай мне гордого, я и тебе постелю.

Елена Лерак Маркелова "Головастики"
http://litset.ru/publ/16-1-0-53613

На ресницы
Каплей солёной присядет усталый вечер.
Вяжет воздух
Нитками мая каштановые жгуты.
Как в подушке,
В бережной пене морей, далеко на свете
Крутят сальто,
Щурясь на солнце, причудливые киты.
Улыбаюсь
Вечным бегам от своей же мечты капризной.
Скоро лето -
Путь родовой для него, наконец, открыт.
Знаешь, Ленка,
Прежде всего, впереди - половина жизни.

Спину выгнул
В море подушек загаданный в детстве кит.

Когда-то я стану небесным пушистым облаком
Красивые птицы мне будут взбивать перины
И лайнер серебряный тронет глазами-стёклами
И кто-то влюблённый увидит во мне дельфина
И я буду плыть над обычным весенним городом
Из серых оттенков и правильных декораций
Ты сразу узнаешь и тихо шепнёшь: До скорого...
И дай обещанье, что будешь мне улыбаться.

И он говорит: в этом нету твоей вины.
Решительно ставит обратно на пьедестал.
Кому, говорит, королевы в слезах нужны?
Давай, говорит, выдыхай, посчитай до ста.

И что из того, что там кто-то не то сказал?
Такой, говорит, королевский тернистый путь.
Бросай в чемодан свои платья и на вокзал,
И то, васильково-небесное, не забудь.

Возьми, говорит, из июня свои духи.
Забей в телефоне неправильный puk сто раз.
Сову не забудь, камни с моря, ещё носки.
И так, чтоб в ушах духовые играли джаз.

Послушно иду. На последний беру билет.
Я трон оставляла за пару недель раз пять.
К чертям церемонию проводов, этикет,

Смеюсь, поправляю корону, учусь считать.

В тумбе, за провисшей створкой,
Коротала время тёрка.
В циклопических масштабах
Тёрла палочки из крабов,
Тёрла яблоки и яйца,
Тёрла хрен и тёрла пальцы.
В общем, тёрла что попало,
Никогда не предавала.
Не ленилась, не роптала,
По ночам, порой, мечтала,
Что она, представьте, тёрка,
Фифа очень сложной сборки,
Без её ребристой кожи
В доме жить никто не сможет.
Но, как смерча эпицентр,
В кухне появился блендер...
Белый, с серебристой кнопкой,
С "Мейд ин Чина" на коробке.
Не окончив срока службы,
Тёрка стала вдруг ненужной,
Прослезилась овдовело
И наутро проржавела.

Блендер в фарш молол креветки,
Что-то вспыхнуло в розетке,
Стало быть, теперь без риска,
Новый блендер - просто миска.

Вывод из сего несложный:
Старый друг всегда надёжней.

По весне на вербе цветут коты,
С белой мягкой шёрсткой. Тепло мурчат.
Подари мне веточку доброты
С парой не подросших ещё котят.

Пусть весну мурлычут, хвосты пушат,
Точат коготки о диванный флок.
Подари мне пару смешных котят,
Если уж любовь подарить не смог.
Ирина Архипова

Небо - словно снимки в фотосепии.
Кадры для весенних паспортов.
Милую, пушистую, нелепую
Верба выпускает жизнь котов.

Мартовскими тоненькими лужами
Вылупился вечер во Христе.
Знаешь, я ведь нас не отутюжила,
Даже не представила детей.

Небо выливает дождь канистрами,
Молнии грохочет шестерня.
В вазе верба котиков пушистеет -
Всё, что мне осталось от тебя.

Чего хочет женщина, того хочет Бог.
Жорж Санд


И чтоб забегали в дом, как в ласкающий океан, друг с друга сорвав одежды...
И чтоб не крыша, а ситцевый сарафан, а под ногами трав полевых дурман и снег от акаций между...
И чтобы руки, как солнечные лучи, как одноликих сумерек палачи, до трепета, до ожога...
И ты к моим пальцам ног языком прикасаться мог и вмиг превращался в бога...

Голос в телефонной трубке
Если б голос можно было целовать,
Я прижался бы губами к твоему,
Шелестящему внутри, как целый сад...
Евгений Евтушенко


Дело в зиму. Вечереет рано.
Заливается густым вареньем
Небо, будто творог со сметаной -
Твой любимый завтрак в воскресенье.

Капают часы, стекая в даты.
Дымом тянет с лестничной площадки.
Кафеля дефектные квадраты
Сиротливо греются о пятки.

День в итоге обнулил настройки.
Ночь берёт аккорды в ля миноре.
Может, притащить кота с помойки,
Пусть себе качается на шторе.

Завтра в гараже найду гирлянду,
У соседа попрошу стремянку.
Ну, кота тогда уже не надо.
Лучше рыбку в поллитровой банке.

Под подушкой пискнул сонный зуммер.
Тысячей лучей твой смех с экрана:
"Слышала, вчерашний вечер умер?"
Утро. Солнце. Чашка кофе. Планы.

Ноябрь в неряшливых бурых заплатах
Ввалился в оконный проём по-медвежьи,
Зануда,
Взобрался-таки на девятый?
Я тут ноябри на созвездия режу.
Живу-ворожу: то ли ночь, то ли вторник,
Секунды на бусах и вечность в кармане.
Опять пил из луж? Вытри рот, беспризорник!
Не бойся, родная душа не обманет.
Я тоже ноябрь. Кора отвердела
И след, зацепившись за грязь, застывает.
В остывшие полночи кутаю тело,
А нежность укрыла в меха горностая
На дне сундука с проржавелым засовом.
Надежда повисла ключом на брелоке,
С тех пор и стою у проёмов оконных -
Встречаю таких же, как я, одиноких.
Снимай лапсердак, от промозглости дряхлый,
Опять будешь завтра гнусавить гобоем.

Откуда-то северным ветром запахло.
А ну, отойди от окна, я закрою.

Когда уезжал

Мой родной, зажмурь сейчас глаза,
Я считаю тихо: раз... два... три...
На москитке мокнет стрекоза.
Птицы в рейсы сушат сухари.

Видишь, кто-то режет облака
На большие порции суфле?
Бьют каштаны цвета коньяка
Во дворе по крыше шевроле?

Улыбнись! Наш плющ пустил ростки!
Это ты просил меня обнять?
...
Дую в спину, налегке беги,
Я считаю: три... четыре... пять...

Когда уехал

Мой родной, дни нанизаны чеками плоскими
На антенны промокших от ливней домов.
Осень прячет свою наготу за обносками
И чихает от горечи дымных духов.

Будто целая вечность отрезок в полмесяца.
Надо вынести в мусор последний букет.
Я вчера просчиталась пролётами лестницы,
И рассыпала сахара полный пакет.

В нашем городе те же проблемы с заторами,
Отторгают дороги лоскутный ремонт.
...
Кто-то злобный придумал границы с заборами.
Кто его вечерами целует в живот?

***

Мой родной, в нашем доме среда, восемнадцатое. Дождь слюнявит карниз. Тополя, растеряв по бульвару опавшей листвы ассигнации, дарят лавкам стриптиз. Эти голуби, помнишь, которые любопытные, без особых манер?
Не пришли на обед.
Их обидели окна закрытые?
Завтра четверг.

Полетели со мной на одну голубую планету?
Там, на ней, есть такие края, называются дачи.
Будем рыться в земле и закапывать, как её, эту,
Цвета странной звезды, недоступной, большой и горячей.
Будем спать в гамаках, поклоняться бобам и деревьям,
Ну и этой, там в слове ещё что-то есть про мороку,
А к зиме накудесим из этой мороки варенье
В затрапезной кастрюльке с цветочками в стиле барокко.
Будем плавить тела, удивляться до первого снега,
Разбросаем венки из полыни в своём изголовье.*
Посмотри, над дырой в нашей крыше волнуется Вега.
Мы останемся здесь, где мороковаренье морковье,
Здесь, где наш звездолёт расчищал по земле лесосеку,
Здесь, где я попросила стряхнуть с себя швы и заплаты,
Мы, родные и легкоранимые два человека,
Постигали морковь через неурожай и лопаты.

*Полыни всегда приписывались мистические свойства. Считалось, что если повесить пучок травы в изголовье кровати, можно во сне улететь в другие миры.

Отчаяться видеть сны, миновать пороги.
В пижамных штанах измерить тоску перил.
Увидеть копию той, что когда-то ещё любил.
В голове своей скупо выплакать некрологи.
Отрезать кусок луны и носить, как брошку.
По тёмным дворам маячить слепым котам.

Луна спускается вниз и глиссирует по плечам.

В тихом городе заливается неотложка.

Ситец ночи к рассвету совсем поблёк,
Сбился простынью в правом углу окна.
Сто туманов свернулись в густой творог
У озёрного масляного блина.
Ватным диском Луны вытирая рот,
Зацелованный вишней в шальной ночи,
Мальчик-лето ласкает Земли живот
С нерастраченной нежностью всех мужчин.

Грелось лето на парапете,
Подоткнув под макушку фрак.
Где-то там караулит ветер
Неопознанных птиц косяк.
Где-то там льётся небо в лужи,
Выпуская дождей шасси.
Это всё ещё где-то...
Ну же?
Поднимай меня и неси
Над горячей спиной асфальта
До высокого алтаря,
А за ним белый свет от спальни
И полжизни до сентября.

Вынырнул лунный гребень,
Жёлтая цацка бога,
Меряет любопытно
Тапочки у стены.
Кто-то в высоком небе,
В звёздочке Козерога,
Ночь нацедил в корыто
И разливает сны.

Кто ты, седой волшебник
Или посланник мрака?
Как тебе в одиночку
Править чужой покой?
Ты напиши учебник,
Буду читать и плакать,
Так скоротаем ночку,
И отпущу домой.

- Что за каракули, Мура? - Да просто звезда,
Чёрный кружок, умещающий пятиугольник.
Это вам скажет любой переросший дошкольник,
Впрочем, для "сложных" детей ты ещё молода.
- Были же в яркой коробке цветные мелки!
Где ты добыла замызганный чёрный фломастер?
- Вы бы, мадам, посмотрели какой-нить блокбастер,
Только мышленья у вас - собирать дневники.
- Мурочка, девочка, это тебе не идёт,
Я обещаю, что бабушке мы не расскажем.
Будем считать, образ действий твоих эпатажен.
- Да, Марьиванна, я тоже прочла "Идиот".
- Мура, иди-ка домой, я чуток задержусь.
- Так ожидаемо, скучно до рвоты, нелепо,
Я подожду вас у старого школьного склепа,
Я педагогов-профанов с рожденья боюсь.

По небу - самолётные разметки.
Умытые дождём дома-верзилы
Мечтают их коснуться, что есть силы.
Сирень плетёт ажурные салфетки.
Закаты цвета золотой текилы
На окна клеят солнца этикетки.
И лужи - плексигласовые блюда,
И, ветром унесённые, пакеты,
И бровки побелённые манжеты,
И девочки на входе института,
И новенькие хлопковые кеды
Доверчиво подыгрывают чуду!

Солнце вставало единственным.
Грело над летом эго.
Небо - фанатик джинсовый -
Складывалось из ЛЕГО.
Кубик на кубик шагреневый
Тихо низал Всевышний.
А под пятой у времени
Замуж просились вишни.

Море вбивается сахарной пеной
В пляжный бисквит, где мы сохнем изюмом,
Брызги воды на спине загорелой,
Как золотые ларцы Монтесумы -
Вспыхнули и соскользнули бесследно...

Где-то живут на земле солнцееды -
Стройная, странная, новая раса.
Дети их носят из бусин браслеты,
Женщины с кожей нежнее атласа.
Я на спине твоей солнце рисую...

Стайки мурашек бегут врассыпную.
Пляжная кепка становится нимбом,
Даже волна тебя в ноги целует,
Боже, ты, кажется, спрыгнул с Олимпа.
В губы бисквитные бога целую...

Состав передёрнул плечами озябших тамбуров,
Сглотнул язычищи подножек в железный зев.
Я в городе этом last victim*, а вовсе не number one**,
Увы, проиграла. Тебе удаётся блеф.

В кармане — за ложь неоплаченные квитанции
И сломанный ключ от замка к твоему ребру.
Срываю стоп-кран, много лет отмахав от станции...
Сойду в новом небе на будущую игру.

*last victim - последняя жертва
**number one - номер один

К ноябрю облака оборвутся, повиснут пружинами,
Солнце сядет на мель в юго-западных штатах Америки,
Я застряла в тебе невозвратно. Любимый, держи меня!
Если ты поскользнёшься, отчаешься верить, - я вдребезги!
От меня до тебя проездной был оплачен заранее,
И доставщик был строг: ветром вырвет из рук, то намаемся.
Не меняют крылатые общих витков расписание,
Я до снега окрепну, тогда отдохнёшь - поменяемся...
А к весне, отряхнувшись от листьев и снега налипшего,
На исходе земли, у черты, в перламутровой спаленке
Будешь небо лечить, от тревог и морозов осипшее,
Буду сына качать и катать тебе новые валенки.

У меня за хребтом ещё тянутся сто хвостов,
Заплетённых узлами и слипшихся в колтуны,
Но не хочет забрать их хотя бы за полцены
Ни один из торгующих ветошью продавцов.

Обвивает и тащит прошедшего жадный спрут,
И куда мне, хвостатой, в твой, полный лучей, дворец?
Прижигаю хвосты и затягиваю крестец...
Ты готов подождать, когда все они отпадут?

Плот растащили бобры на свои терема.
Тонет газетный кораблик в бензиновой луже.
Мне наплевать. Мне ни легче не стало, ни хуже.
Даже бесснежная не огорчает зима.
Кто-то рассыпал в подъезде цветные мелки -
Их размазня растянулась до самой прихожей.
Кто-то счастливый, совсем на меня непохожий,
С грязной дворнягой несётся наперегонки.
Окна - как письма на волю, а шторы - печать.
Доступ в свой маленький склеп запираю на щепку.
В загнанном мире трудней и трудней засыпать:

..."Божья коровка, полети на небко,
божья коровка, полети на небко..."

Я нырну в глубину -
докоснуться до дна.
Мне бы сна зачерпнуть -
Пусть хотя бы пригоршню.
Здесь песок - завитки
золотого руна.
А вода - в цвет сукна,
И жемчужины сна
залегли осторожно.
Я не сплю много лет,
Я и ветер, и бог,
Месяц капает ночь,
С океанами венчан.
Отдохни. Я ладонью
прикрою восток,
Испылю сто дорог,
И твои сто тревог
Обменяю на жемчуг.

День, намотавшись, устало ложится в дрейф,
Кротко вдыхая лунную неизбежность.
Лоцман прекрасный мятежных моих морей
Властно и бережно курс положил на нежность.

Сонно штормовку упрямым рукам сдаю,
За день представлена к самой большой награде.
Мой нерушимый и самый родной приют -
Маленькой спальни качается дебаркадер.

Где- то мыши пугали первенцев песней сов,
Звёздный Лебедь в небесном доме зацепенел,
Заплетались электролинии языков
И ложились на ноты ночи сонеты тел.
Щекотали бока махровые валуну,
Растрепалась под покрывалом полынь-трава,
А под утро Барбос оранжевый съел луну,
Вытираясь лучистой мордой об острова.

Будут зимы царапать ветками города,
Будут ливни хлестать планету наискосок.
Наше лето затёрто буднями? Клевета!
Наше лето сейчас целует меня в висок.