Вот это дуб! В ветвях не видно неба,
лишь сумрачная тень листвой укрыта.
И филин в ней глаза таращит слепо,
сверкая желтизной из антрацита…

Дотронься до ствола – и дрожь по коже,
как будто под тобой земля разверзлась!
И ты уже на сотню лет моложе…
Или на две? Пора узнать у сверстниц.

Они, как на подбор, в старинных платьях,
в руках у каждой – чудо, что за веер!
Возможно, времена французской знати…
Ты там была – теперь ты в это веришь.

Вдруг вспомнишь молодого мушкетёра,
что обещал вернуться после боя.
Пусть век не тот, но сердце дрогнет – скоро!
И вновь качнётся небо голубое…

Отдёрнешь руку – снова тишь лесная,
и только филин с дуба ухнет гулко.
Почудилось ли, нет? Сама не знаешь.

Какая вышла странная прогулка!

Там, за твоей спиной, нет ни одной души,
лишь волн тяжёлый плеск о вздыбленную сушу,
и чаек резкий смех – хоть плачь, хоть всё круши,
есть только пустота, весь мир вокруг разрушен.

Ты видишь, как с небес огромный жёлтый тролль
ломает материк, сжигая в пыль обломки -
последний эдельвейс сожмёшь в руке: Не тронь!
Но что один твой крик в кончине мира громкой?

И вновь шагнёшь вперёд, прижав к груди цветок -
навстречу странным снам, сквозь огненную пену,
с безумной верой в то, что ты не одинок!
Вдруг - это новый мир? А ты в нём просто первый…

Когда вершины гор блеснут зарёю,
что небо будоражит вдалеке,
скрипучее окно чуть приоткрою,
и, проскользнув, прижмусь к твоей щеке.

Запутаюсь легко в твоих ресницах,
и сдую с век остатки суеты.
Тебе, я знаю, каждым утром снится
один и тот же сон - где я и ты,

и странный мир, который вроде помнишь
(как старый фильм, что посмотрел давно).
Но ты махнёшь рукой - мол, это сон лишь,
захлопнув приоткрытое окно.

А я опять, сквозь гул тысячелетий,
приснюсь тебе и тихо позову:
Ищи меня в сквозном весеннем свете*,
узнай меня - во сне и наяву...

*строка В.Ходасевича из стихотворения «Ищи меня»

Бежать... Бежать! Уже едва дыша,
царапая гортань о стылый воздух,
пока звучит протяжный свист в ушах -
бежать, пока не стало слишком поздно!

А где-то в лёгких захлебнулся крик
и булькает сейчас по краю горла...
Заметишь, как прохожий резко сник,
крестясь, с дороги отступил покорно.

Всё меньше сил... Все мысли, что погиб...
Всё ближе – тех, бритоголовых – стадо!
Усилием последним рвётся хрип:
«Что сделал я? За что? Не на... Не надо!»

Окраина... Разбитое стекло...
Всё тело - в кровь, пульс бьётся еле-еле.
В больнице скажут - парню повезло.
Лишь мать с отцом за сутки поседели...

Ты вновь проснёшься предрассветно рано,
с привычной ломотой в костяшках пальцев,
и щёлкнув пультом в сторону экрана,
заявишь льву мультяшному: Не скалься!

Нальёшь зелёный чай с кружком лимона,
устроишься на колченогом стуле,
что спинкой подпирает дверь балкона -
и будешь день тихонько караулить.

Смотреть, как вниз по каплям ночь стекает,
бодря прохладной влагой город сонный.
Исчезнут звёзды, лишь в твоём стакане
вращается луна кружком лимонным...

А на экране царь зверей потешный
вдруг рыкнет зло: «Ну что тебе не спится!
Позавчера полы «скребла» поспешно,
вчера пекла оладушки с корицей.

Неужто ждёшь, что он придёт под утро,
с женой расставшись - для тебя, любимой?
Наивная, доверчивая дура...
Взгляни вокруг, ведь жизнь проходит мимо!»

Ты вздрогнешь, крикнув: Ничего не знаю!
Он скоро будет - ждать осталось мало!
И выплеснешь в экран остатки чая...

Сияло солнце. Женщина рыдала.

Видно, не так я молилась и счастья просила,
если отчаянно после пришлось пожалеть,
и, растекаясь огнём беспощадным по жилам,
собственных чувств серебро переплавить на медь.

Сплавом кипящим плеснуть - да по нежности прошлой,
выжечь дотла, чёрным пеплом засыпать следы!
Там, где душа рубцевалась под грязной подошвой,
нечего ждать, что распустятся быстро цветы…

Только забыл ты, что женщина - словно природа,
в ней изначально заложено жизнь продолжать,
сколько предательством сердце её ни уродуй,
шрамы сойдут, и она - возродится опять!

Так же и я - растворюсь в этой жизненной силе,
вспыхну, и птицею Феникс взметнусь в небеса!
Я ведь когда-то молилась и счастья просила…
Разве не счастье - уметь для любви воскресать?

Терпким вечерним огнём этот день догорает,
неба бескрайнего тихо колышется гладь.
Да, ты столкнул меня с самого страшного края…
Что же, спасибо… Ведь я научилась летать!

Когда созреют гроздья винограда,
напившись силой солнечного света,
а небо станет выше и прохладней,
скопив уже дожди, снега, и ветры,

Себя поймаешь на тоске невнятной,
что вдруг по сердцу заскребёт когтями,
о старых снах – тех, что давно не снятся,
о днях шальных, забывшихся годами.

А просто осень перешла границу,
и сплин осенний кружит где-то рядом,
Но всё ж душой попробуй зацепиться –
за солнечные гроздья винограда...

Ей так хотелось быть такой, как все!
Но в жизни слишком много червоточин.
Порой, с утра на лавочку присев,
она могла сидеть до самой ночи.

Смотреть с улыбкой, как кружит листва
в мгновениях недолгого полёта,
и ветру в такт задумчиво кивать,
частенько даже напевая что-то.

А рядом друг - соседский старый пёс,
прижавшись, греет боком исхудалым.
Бывало, вместе дожидались звёзд,
тогда она судьбу по ним гадала:

"Вот если та звезда сорвётся вниз -
всё станет хорошо, как было прежде!"

И пёс в ответ скулил на лунный диск,
как будто веря в ложные надежды.

...Она замёрзнет и придётся встать,
идти туда, где пьяная потеха.
Возникнет скоро новая мечта:
быстрее вырасти, и... Прочь уехать.

Я знаю, там, где сходятся миры,
в какой-то неизменной, вечной точке,
все истины – известны и стары,
завязаны давно на узелочки.

Вот узелком – рождение, вот – боль,
в которой мир познал, что жизнь не вечна.
История циклична, в этом соль,
но забывать урок так... человечно,

как свойственно выискивать мораль,
веками формируя постулаты,
а вместо узелка – согнуть спираль
и ждать, кого объявят виноватым...

В извечной круговерти свет и тьма,
лишь только игроки заменят масти,
как снова будут рушиться дома,
коваться гвозди для святых запястий.

Борьба – за власть и веру – сквозь века
протянута багряно-красной нитью,
но... память поколений коротка –
мы вновь разрубим узел с ярой прытью.

Так мало нынче в памяти храним,
хотя нам есть, что и беречь, и славить,
чтоб не оставить детям мир – таким! –
давай завяжем узелок на память...