Ангел и Бес стояли на уступе скалы. Ангел с наслаждением подставлял лицо ветру, а тот трепал его волосы. У Беса плащ клубился за плечами, но сам он был неподвижен.
– Почему ты делишься со мной мыслями? – тяжёлый и гулкий голос Беса, казалось, исходит из самой скалы.
– Хочу быть услышанным, – лёгким вздохом прозвучал ответ Ангела.
– Вложи их в уста проповедников, и они разнесутся по свету.
– Останутся ли они теми же? – улыбнулся Ангел.
– Но, кроме меня, тебя никто не слышит.
– Захотят – услышат.

– Я – отражение этого мира, – Бес всматривался в бескрайнее звёздное небо. – Ты – лишь призрак его.
– Знаю, – Ангел грустно улыбнулся. – Парадокс: тебя клянут, меня восхваляют, а следуют за тобой.
– «По образу и подобию», – усмехнулся Бес.
– Возможно. Но это ничего не меняет, – Ангел открыто посмотрел Бесу в глаза. Тот снова усмехнулся.

– Летят… – Ангел смотрел ввысь.
– Ко мне тоже ползут, – констатировал Бес, поглядывая вдаль, – на запах денег ползут.
– А эти – летят. На свет звезды.

Бес снял с берёзы высохший лист, растёр его в руке и сдул труху с ладони.
– Надежды ведут к разочарованиям, грёзы – к безумию, – пророкотал его голос.
– Это как к ним относиться, – улыбнулся Ангел.

Пустота ночи была так непроницаема, что полностью скрывала фигуру Беса, укутанного чёрным плащом. Облик Ангела тоже еле просматривался. Два голоса звучали, казалось, ниоткуда.
– Быть со мной – выгодно. Я дарю многое, о чём мечтают люди, – рассуждал Бес. И добавил, расхохотавшись: – Они не понимают, что нужно им совсем другое.
– Трудно понять самого себя, – спокойно произнёс Ангел.
– Но и разобравшись в себе, человек видит, что я – сильнее. Борьба бессмысленна. Почему же со мной не все? – задумчиво пророкотал Бес.
– Надежда. Им освещает путь надежда. А ещё – любовь.
– Ты даришь любовь всем? – удивился Бес.
– Всем... Но не у каждого хватает сил принять этот дар, – вздохнул Ангел.
– А вера? – в голосе Беса еле уловимо слышалась насмешка.
– Вера – это по твоей части, – серебристый смех Ангела лёгкой трелью зазвенел в ночи.

- Человек прикрывается заповедями, которыми снабдил его Создатель, поступая вопреки им... - Ангел задумчиво опустил руку в хрустальную чистоту родника.
- Меня всегда это забавляет в людях, - усмехнулся Бес.

Бес сидел на берегу моря, положив сплетённые пальцы рук на приподнятое правое колено и упершись в них подбородком. Левая нога его, согнутая в колене, лежала на песке. Он смотрел на волны, набегающие на берег. Им лишь немного не хватало, чтобы дотянуться до этой неподвижной фигуры.
- Столько людского горя, и всё – одним твоим жестом! Я никогда не смогу понять, зачем? – в голосе Ангела, неподвижно стоящего за спиной Беса, слышалась горечь обречённости.
- Работа… - спокойно произнёс Бес.
- Она доставляет тебе удовольствие,- вздохнул Ангел.
- Не без этого, - улыбнулся Бес, и продолжил, повернувшись к Ангелу и смерив того холодным взглядом:
- А вот чего Я не понимаю, так это твоего стремления довольствоваться малым.
- Нет ничего огромнее такого малого, - задумчиво сказал Ангел.

Слышался гром канонады. В мареве разрывов стояли двое. Их не касался вихрь смерти.
– Ты доволен, – Ангел смотрел в глаза Бесу – в чёрных омутах не отражалось ничего.
Ангел раскрыл ладонь. На ней возник хрупкий барвинок.
– Мне? – спросил Бес.
– Людям... – ответил Ангел.

Ангел и Бес стояли посреди поля, где шло сражение. Кровавое месиво накатывало всё с новой и новой силой. Искажённые лица. Утробные крики. Звон металла.
- И как? – Бес насмешливо посмотрел на Ангела.
- Когда же они повзрослеют? – в голосе Ангела слышалась горечь.
- Повзрослеют ли? – усмехнулся Бес.

Плотный туман окутывал всё вокруг. Ангел сидел на чёрном валуне, вглядываясь в глубину поглотившего всё вокруг марева.
- Грустишь, - констатировал Бес, бесшумно опускаясь рядом и складывая крылья.
- Люди. Они всегда ропщут.
- А между тем мы плетём судьбу каждого из них, исходя из его собственных желаний, - усмехнулся Бес. - Меня всегда это забавляло.
- Берутся судить, не ведая будущего, - вздохнул Ангел. - Да и об истинной своей сущности не ведая тоже.
- Так что бессмысленно твоё добро - всё в штыки воспримут, и меня ещё в твоих деяньях обвинят, - Бес расхохотался.
- А меня - в твоих, - невольно улыбнуся Ангел. - Всё торопятся...
- Самовлюблённые через край? - поднял бровь Бес.
- Дети, - вынес свой вердикт Ангел, - капризные избалованные дети.

Снова
Коснулась палёной листвой окошка,
Так здорово вновь
Окунуться в твои дожди,
Подружка моя, шальная немножко,
Осень.
Разве важно, что впереди?
Бархатный полог туч,
Прохлада,
Редкий проказливый солнечный луч –
То, что усталому сердцу надо.
В танце
Кружусь с водопадом листвы,
Стансы
Рождаются в птичьих криках.
Помнишь, когда-то были с тобой на «Вы»
В горестных, непонятно кому, молитвах?
Светится свежим мёдом наряд берёз,
Ясень-цыган в серьгах, осинки в алом.
Лето умчалось – ветер его унёс,
Повеселимся?
Дело осталось за малым.

Серый день мрачным призраком опустился на город.
- Мерзостная погода.
- Ненавижу людей! Копошатся всегда рядом!
- Жизнь безрадостна… Дом – работа, работа – дом. Рутина...
Мрачные мысли чёрными змейками скользили над людской толпой, переплетаясь между собой и свиваясь в клубок на могучей длани Беса, который с удовольствием наблюдал за этим процессом.
- Какое бархатистое небо! И силуэты деревьев кружевом на его фоне. Красота-то какая! – золотистый лучик опустился на ладонь Ангела, уютно свернувшись спиралькой.
- Им всегда всего мало, - усмехнулся Бес, как бы взвешивая на руке тяжёлый извивающийся ком.
- Не всем, - Ангел ласково поглаживал маленькую светящуюся звёздочку.

Ангел и Бес стояли на крыше старенькой пятиэтажки и смотрели на людей, оставаясь для них невидимыми.
- До чего глупы женщины, – щёлкнул хвостом Бес, - Живут какими-то сказками. Вон идёт… Ей бы объективно оценить себя. Этому-то и делать ничего не нужно - сама всё придумала.
- Она освещает себе жизнь, - улыбнулся Ангел.
- Но он же ненавидит её!
- И вгоняет себя во тьму…
Бес ухмыльнулся:
- Ну, если рассматривать с этой точки зрения…

- Не понимаю, за что ты любишь людей, они же такие мелочные, никчемные? Помогаешь им. - Бес прислонился плечом к толстой ветви корявого, побитого молниями дуба и подставил крылья последним лучам тёплого осеннего солнца.
- Я не могу иначе, - улыбнулся Ангел, любуясь медвяной красой изящных берёз. – И для меня дико, что ты ломаешь судьбы в самый счастливый миг их жизни.
- Я тоже не могу иначе, - расхохотался Бес.
- Не можем… - задумчиво прошептал Ангел.
- Не можем, - усмехнулся Бес.

Душа, схоронившись в теле, медленно плыла по улице. Ангел и Бес провожали её взглядами.
- Отгородилась ото всего. Кажется, чуть-чуть – и погрязнет во Зле. Но что-то не пускает. Меня не пускает. - удивлённо констатировал Бес. – Что же ты не согреешь её?
- Она и меня не допускает, - Ангел задумался. – Может быть позже, когда ты сдашься.
- Я сдамся?
- А куда ты денешься?
А пока измученная сущность скользила по кромке, не ведая света и не срываясь во тьму…

«Я не грешил», - человек спокойно закрыл глаза, уснув навеки.
Ангел вздохнул:
- Не грешил… А кого ты согрел своей жизнью? - и тут же расправил крылья и взлетел вверх.
- Ну, здравствуй, безгрешный! – усмехнулся появившийся Бес, облокотившись на спинку кровати.

Человек, сгорбившись, сидел на скамье. «Как? Как я мог такое сотворить?» - шептал он. Ангел снял с себя невесомый плащ и накинул ему на плечи.
- Прощаешь! Ты всегда прощаешь! – задумчиво произнёс Бес.
- Его не за что прощать - главный вред он причинил себе, - Ангел был печален.
- А разве никто другой не пострадал от наших с ним действий?
- А кто в результате оказался в большем проигрыше?

Мягкий лунный свет смягчал полумрак детской. На кровати, раскинув руки, безмятежно спал десятилетний мальчик. Лёгкая улыбка играла на его устах.
В рассеянном свете внезапно появилась фигура Ангела, которая скользнула к кровати ребёнка.
– Пришло твоё время, милый, – прошептал посетитель, нежно погладил мальчика по щеке, и провёл рукой над его головой.
На лице ребёнка мелькнула гримаса недоумения. Исчезла безмятежность. Появилась злость.
– Вот ты и отрезан от гармонии мироздания. Сумеешь ли когда-нибудь снова познать её или так и не вырвешься из кокона собственного «я», в который будет закутывать тебя этот мир всё плотнее и плотнее. Хватит ли твоего подросткового бунтарства, чтобы не позволить ему этого? – прошептал Ангел с тайной надеждой.
- Не хватит, – голос внезапно появивщегося Беса был спокоен.
– Ты слишком рано, – обвиняюще произнёс Ангел.
– Я знаю, что пару лет ещё нет мне над ним власти, заглянул в чисто познавательных целях – посмотреть на работу мастера.
– Доволен?
– А то!
Двое, не отрываясь, смотрели друг на друга.

Малыш умирал. Пустота заполняла глаза, черты лица заострялись. Сидящая рядом женщина не отводила от него взгляда, держа за руку.
Невидимый Ангел тихо опустился к ним. Он наклонился над мальчиком, распластав свои огромные серебристые крылья. Легко коснувшись поцелуем его щеки, шепнул: «Ты будешь жить, маленькая искорка тепла в этом холодном мире», – и исчез.
Огромные глаза ребёнка ожили. В них медленно пробуждался восторг, восхищение всем тем необъятным, что было вокруг. Не в силах сдержать своих чувств, он прошептал:
– Мама…
– Я здесь, сынок, – и другой ангел бережно обнял его своими крыльями.

Резкий холодный ветер подхватывал ворохи снежинок на подлёте к земле и швырял в прохожих. Люди ёжились и прятали лица от белых всполохов бурана.
А на снежной куче, собранной бульдозером и успешно превращённой в горку, веселились мальчишки. Каждый старался оседлать гребень, прекрасно зная, что через миг за руки и за ноги будет сдёрнут с него. Но - через миг! А когда ты наверху, и шарф полощется на ветру, как знамя, ноги упираются в крутые бока сугроба, который вот-вот вздыбится и рванёт с места горячим жеребцом, существует только этот миг.
- Из смелости вырастает трусость, - констатировал Бес, окружённый снежным маревом, провожая взглядом сгорбленные фигуры прохожих.
- Страх неведом, когда ты под защитой, - Ангел, сам похожий на снежный вихрь, счастливо улыбался. Казалось, он только что возился на горке вместе с детворой.
- Родителей? – скептически усмехнулся Бес.
- Да, - голос Ангела звенел задором.
- Смелость верит в защиту трусости? – Бес насмешливо посмотрел на Ангела.
- Наивно? - спросил Ангел и продолжил, глядя на хохочущую ребятню, - Смелость познаёт трусость, приняв в себя одиночество.

Девочка шла по улице, глотая слёзы. «Почему так несправедлива жизнь? – думала она, - Почему я такой уродилась? Почему так быстро расту: на целую голову выше всех? И эти толстенные губы на всё лицо, эта дурацкая фамилия? Как я устала быть предметом насмешек…»
Ангел с улыбкой смотрел ей вслед.
- Тебя это радует? - удивился Бес.
- Рост остановится, фамилия изменится. А пухлые губы… Ты же сам понимаешь, - лукаво взглянул Ангел на Беса, - К тому же она научится не обращать внимания на злобу и лицемерие.
- Школа детства, - хохотнул Бес.
- Школа, - подтвердил Ангел.

Детский сад. Дети встают в пары.
- Я – пойду первым! Я раньше всех сюда встал!
- Ты – один, а мы - уже пара! Мы будем первыми!
Ссорятся.
- Какая разница, первая пара - не первая? – обречённо произносит воспитательница. – Придём все вместе.

***

- Иллюзорность первенства… - промолвил Ангел.
- На этом строится мир! – хохотнул Бес.

Ангел, не замеченный акушеркой, нежно коснулся щеки младенца, и тот, вздохнув, уснул.
- Добро пожаловать, малыш… - тихо шепнул он.

***

- Многих встретил сегодня? – одарил Бес насмешливой улыбкой Ангела.
- Достаточно, - Ангел ласково улыбнулся.
- А сколько из них потом свернут ко мне? – расхохотался Бес.
- Много, - легко согласился Ангел.
- Всегда хотел спросить, почему? – Бес оскаблился. – КРАСОТА, ЛЮБОВЬ, ТЕПЛО… Почему ты никогда не предпринимаешь активных действий? Так, как я?
Ангел оглядел посапывающих малышей, которые, как бы чувствуя его поддержку, улыбались во сне.
- Они должны взрослеть сами.

Весна вступала в пору своего кокетства. У подножия скалы расстилался пёстрый ковёр. Ростки трав, дразня свежестью, тянулись к солнцу. Жёлтые капли одуванчиков пестрели на зелени. Ангел, присев, легко коснулся пальцами пушистого цветка, с любопытством выглянувшего из-под листа.
- Красота? – спросил сидящий на уступе скалы Бес.
- Мимолётность… - тихо ответил Ангел, выпрямился и взглянул на Беса.
- Действительно! - расхохотался Бес, поудобнее устраиваясь на камне, - Миг – и от всего этого великолепия останется только мусор.
- Как и от человеческой жизни...
- А всё-таки забавно, когда жизнь покидает глаза человека, - усмехнулся Бес.
Ангел пристально посмотрел на Беса и долго не отводил от него взгляд.
- Иногда мне бывает страшно с тобой, - наконец, тихо произнёс он.
- Иногда? – Бес вопросительно поднял бровь.
- Иногда, - повторил Ангел.

Ангел и Бес смотрели на человека, лицо которого светилось счастьем.
– Он победил, – презрительная усмешка не сходила с лица Беса, – достиг всего, чего хотел.
– Победа – приманка для безумцев, кладущих на её алтарь жизнь, – грустно прошептал Ангел. – А завтра?
Бес равнодушно пожал плечами.

- Вроде, всё, - Ангел улыбнулся и растаял в воздухе.

***
- Так, дело сделано! - Бес подставил руку под струю водопада и долго смотрел, как брызги отлетают от его мощной ладони.
- Не помешаю? - скользнул Ангел из-за его спины.
- Каким ветром? - удивлённо произнёс Бес.
- Захотелось, - лёгкая улыбка коснулась губ Ангела.
Хохот Беса оглушительным грохотом разнёсся над миром.

Мужчина сидел за столом, обхватив голову руками: «Влюбился. Как глупо! Сейчас, когда у моих ног весь мир. А она равнодушна, одни насмешки! С этим нужно что-то делать. Любовь делает меня слабым!»
Бес, развалившийся в кресле напротив, усмехнулся, встал и размял крылья.
А где-то в другом месте у окна стояла женщина: «Влюбилась. Как глупо! Сейчас, когда всё, наконец-то, так, как мечталось. Конечно, я не сделаю ни шага ему навстречу. Моя любовь? Пусть будет! Она делает меня сильнее».
Ангел, стоящий рядом, печально улыбнулся.

Весна. Промозгло. Под могучим дубом стоял человек и любовался фигуркой девушки, которая, встав на цыпочки, пыталась дотянуться до чудом пережившего зиму золотого листочка, одиноким солнечным зайчиком примостившегося на ветке ближайшего дерева. В глазах у неё плескалась радость, лёгкая улыбка чуть трогала губы, курточка была распахнута.
Но неожиданно взор человека затуманился. Закрыв глаза, он стал что-то просчитывать в уме. Сошлось. Светлое видение было забыто. Посмотрел в никуда: «Так всё и будет».
- Не получилось, - произнёс Ангел.
- Что не получилось? – заинтересованно спросил Бес, возникнув из воздуха. – Чем занят-то?
- Души чищу, - сказал Ангел и уточнил. - Пытаюсь.
Потом помолчал и добавил:
- Любовью.

Свет фар, визг тормозов – и всё. На асфальте, раскинув руки, подстреленной птицей лежала женщина.
Отодвигая ручонками крыло Ангела, показался пятилетний малыш и заковылял по направлению к замершей фигуре человека на обочине. Застывшее изумление сменилось на лице того ликующим торжеством.
Громкий хохот оглушил реальность:
- Ты не перестаёшь удивлять меня! – Бес смерил Ангела насмешливым взглядом. – Сам, своими руками отдаёшь ребёнка. И кому? Он же – МОЙ! До мозга и костей – МОЙ!!!
- Исполнитель... - голос Ангела не выражал никаких эмоций.
Наступила тишина.
- Исполнитель! Всегда – исполнитель! – эхом отозвался Бес с неожиданной горечью.

Ирреальность перекрещивалась, истекая зыбкостью. Бес смотрелся в ней мрачной громадой. Мимо скользнул Ангел.
- Стой!
- Стою…
- Я – от Шефа. Задание получил. Что-то оно какое-то не бесовское, - Бес в раздражении хлестнул себя хвостом.
- И я – от Него. И тоже – с поручением. Не совсем ангельским, - спокойно констатировал Ангел.
- Но почему? – сверкнул очами Бес.
- Мы видим лишь часть мозаики, - улыбнулся Ангел.
- Но я хочу узреть всё! – взревел Бес.
- Нам это не дано, - Ангел успокаивающе коснулся могучей руки Беса, - ни тебе, ни мне. Не наш уровень…

Ангел, сложив крылья, стоял на крутом обрыве. Белёсые волны швыряли о скалы громады воды. Вой ветра заглушал удары волн. Струи дождя чертили замысловатые зигзаги. Неподвижная белая фигура резко контрастировала с мощными выпадами природы. С резким свистом рядом приземлился Бес:
- Размышляешь?
- Смотрю…
- На что, соперник?
- Разве? – Ангел улыбнулся. – Нет у нас соперничества, грозноокий. У каждого – свой путь. И не пересечься нам в наших стремлениях.
- Разъясни! – нахмурился Бес.
- Это же очевидно, - Ангел спокойно посмотрел ему в глаза.

В узком проёме столкнулись Ангел и Бес.
- Проходи, - устало вздохнул Ангел.
- Что это ты мне делаешь одолжение? - скабрезно улыбнулся Бес...
- Я всё равно успею вовремя…
- Да неужели?
Ангел грустно улыбнулся и пожал плечами. Усмехнувшись, Бес взмахнул мощными крыльями и скрылся в разрывах туч…
- Успеет он, ха! Куда? Вот он, священничек, мой уже! Ишь, и глазки закатил, кадилом помахивает, громадину освящает. Святитель наш, небось уже мысленно проценты с навара подсчитываешь, - Бес плотоядно зажмурился довольный. - В церковь они идут! К Богу! Угу, к Богу, изгаляясь в своей гордыне. Ко мне, милые, под купола, ко мне!
- А этот, благодетель, от щедрот своих отсыпает! Что, детскими молитвами паскудство своё прикрыть хочешь? Не выйдет, голубчик! Мой давно, и местечко для тебя уже заготовлено! Успеет он!
- Ой, а ты, родимый, словечками как играешь, послушать, так просто Ангел Господень. Только нет тебе к Господу шага. Слова твои – не мысли. А мысли-то я виииииииииижу… Успеет он.
И Бес ринулся дальше проверять целостность своей рати, не замечая внизу одиноко стоящего человека. А тот раздумывал о природе Добра и Зла, склоняясь к тому, что логика есть вершина мироздания. Холодный взгляд, отрешённый вид.
А мимо, радуясь жизни, бежала девчушка. Она как бы парила над землёй, играя с ветерком. Ласковый смех звенел нежным колокольчиком. Взглянул на неё человек и улыбнулся. Принял в сердце нежность.
- Я всегда прихожу вовремя, - задумчиво прошептал Ангел…

(из диалогов Ангела и Демона)

– Я – часть той силы,
Что в жажде блага, совершает зло,
И не скажу, что людям повезло,
Так для чего нужна такая милость?
– Забавно, Ангел,
Раз на то пошло,
То благость приношу на землю я?
– А почему бы нет? Вполне возможно.
Неведение так неосторожно
Меняет сущность смысла бытия.
– В нём нет добра. Расчёт и простота.
И мой протест – не жалкое величие,
А брошенное на кон безразличие.
– Душа пуста.
– Душа?
– Судьба не та.
Всё скорбно в этом поднебесном мире.
Игра страстей. Лишь зыбкий флёр добра
Как маска лицемерного насилия.
– Игра.
– Весь мир – игра.
Иллюзией здесь призрачное счастье.
И принимаю в этом я участие.

...свобода определяется длиной цепи.
С. Альтов
___________________________________

Все рвутся в "графья" и на доску почёта,
А смысл?
Равнодушно взглядом мазнут:
"Кто там? Да кто-то..."

Льстит скоморох,
Ручку целует, дрожа, –
Знает, шагает по кромке ножа,
Но ловит хозяйский вздох.

Шут лучше – в рабы,
На цепь у входа.
А знаешь, мой друг,
Свобода
Всегда измерялась длиною твоей цепи.

В пустыне души, где всё выжжено солнцем судьбы,
Свернулась уютным клубочком барханная кошка.
Зовут миражи, зной и ветры привычно грубы,
Но любит покой, даже где-то ленива немножко.

Свою территорию стойко она бережёт.
Мурлычет порою, и втянуты острые когти,
Но мерою полной воздастся за каждый должок –
Обходят её стороною незваные гости.

Замрёт, яркой зеленью вспыхнут внезапно глаза –
Охряная шёрстка, на лапках видны две полоски –
Услышат локаторы-ушки: песчинки скользят.
Преддверие бурь или прежних надежд отголоски?

Погладить не дастся – дикарка и очень горда,
Некрупный зверёк, но она не домашняя Мурка.
Пусть внешне спокойна – готова к атаке всегда,
Ещё дорога ей своя незаметная шкурка.

Я у Черного Омута был.
Сергей Козлов
__________________________________

Есть озеро в чернеющей глуши –
Разлито тусклой оловянной лужей.
Над ним деревья космами вершин
Сплетаются в узоры тёмных кружев.

Не веселятся здесь ни лунный луч,
Ни солнечный посланец – юркий зайчик.
Туманный сумрак властен и могуч –
От лишних глаз неведомое прячет.

Великий ужас сторожит тропу,
Скользнувшую змеёю к водной глади –
Отсюда любопытные бегут,
На память – в волосах седые пряди.

Но кто дошёл до роковой черты,
Печатью равнодушия отмечен,
Пройдёт, не замечая, сквозь щиты –
Такого испугать на свете нечем.

Слегка качнётся озеро волной,
Взметнутся вихрем призрачные тени,
И дерзкого окутает покой,
Проникнув в душу, многое изменит.

Покажет, что стремился в пустоте
Не к тем мечтам и к истинам не тем.

У "ведьмы" транспорт – "швейный агрегат",
"Фанера", "этажерка", "кукурузник",
Но, тарахтя, уходит он в закат –
Простой трудяга тех, военных, будней.

На них охота: если кто собьёт,
Железный крест получит с должной помпой,
Но не отменит подлый страх полёт,
И цель ясна – точнее сбросить бомбы.

Совсем девчонки: в тумбочке – стихи,
На койке – кукла, под подушкой – письма,
А в небе "ведьмы" – дочери стихий!

Но не вернуться всем из чёрной выси...

Гора бессмысленности давит.
На фоне гаджетов и муз
Обычный человек бесправен –
Нас тянет в крепостную Русь.

Ту, где чиновникам раздолье,
Как видел Салтыков-Щедрин,
Где глупость правит над неволей,
Где важно, чей ты внук и сын.

Взлети над ширью в поднебесье,
Пари, свободная душа,
И наслаждайся вольной песней,
Пока Медведь не съел Чижа.

(по мотивам любимого анекдота)

Два друга квасили в салуне снова,
Тут новенький вдруг к стойке подошел:
- Смотри, - один ковбой толкнул другого, -
Ведь это сам Неуловимый Джон.

- Неужто? Как? Никто поймать не может? –
На Джона смотрит с завистью второй.
- Кто знает? – первый загляделся тоже, -
Да только нужен он кому на кой?

...добрые люди кровопролитиев от него ждали,
а он Чижика съел!
М. Е. Салтыков-Щедрин
___________________________________

Перелопатив множество бумажек,
И переделав сотню нужных дел,
Безумно срочных и особо важных,
На совещание Чиж полетел.

Привыкший к нудной пустоте собраний,
Где много слов, а смысл ушёл в астрал,
Упрёков только можно ждать заранее,
Уставший Чижик мирно задремал.

Не знал, что будет смена руководства.
С народом пообщаться нынче в лес
Забрёл Топтыгин – он на воеводство
Назначен был – и на трибуну влез.

Спал Чижик, тихо в уголке пригревшись,
Не ведая о будущей грозе.
Медведь заметил, разозлившись, взъелся:
Когда я говорю, внимают все!

Не проглотил, как там, у Салтыкова,
Но потрепал достаточно Чижа
И выгнал вон, не дав сказать ни слова,
Не выплатив при этом ни гроша.

На воеводу не найдёшь управы,
Но чтоб работа выполнялась в срок,
На место Чижика к Ежу вдобавок
Пришлось нанять и несколько сорок.

Мораль? Да уж какая тут мораль…
Но вот Чижа немного жаль!

Попробуй осень – крепость коньяка.
Охватывает жар, покой нарушив.
Внезапно всполохи листвы закружат,
Проказничать захочется слегка.

Высокий градус у неё, хмельной –
Плесну её чуть-чуть на дно бокала.
От года четверть – много или мало?
Горчит немного призрачной виной.

Дождливый вечер терпкой ноткой внёс
Истому необузданных желаний –
Не затушить взметнувшееся пламя
Коньячных грёз.

Эвкалипта пряный запах
Кружит голову, уносит
В дальний край, где барабаны
Чётко держат ритмы танцев,
Где зелёное раздолье
Не тревожит кистью осень,
Где волна зимой ломает
Побережья хрупкий панцирь.

Встанет солнце над горою
Там неспешно бледным оком –
К ночи канет в тёмном море
Докрасна калёным диском.
В ярких красках расцветая,
Там цветы, дурманя, мокнут
Под тягучими дождями
Не без гордого изыска.

Там тепло и днём, и ночью.
Ласка волн привносит негу.
Жар камней невольно манит
Лечь, забыться и растаять,
Там не знают вой буранов,
Только радуются снегу,
Что не каждый год кружится,
Скупо, как пичужек стайка.

Там звенят цикады ночью,
Губы щиплет горечь моря.
Страх и нежность наполняют
В безграничных синих водах,
И душою отдыхаешь
В созерцании покоя,
Наслаждаясь красотою,
Забывая о невзгодах.

Там деревья-великаны:
Распушились кисти кедров,
Кипарисы взор пленяют,
Омываясь знойной песней.
Им расчёсывают кудри
Заблудившиеся ветры.
Горный кряж взмывает в небо,
Приглашая в неизвестность.

Пусть милей степей раздолье,
Холод ночи, зной полудня.
Веселясь, встречать готова
Хмель буранов буйных нравов
И рассветный гомон птичий,
Что разбудит летним утром,
Но вдохнёшь с тоской невольной
Эвкалипта пряный запах.

Купила ты классический костюм:
Стиль – в пиджаке и брюки по фигуре.
И как это пришло тебе на ум,
Противореча всей твоей натуре?

Где чёрный цвет? Где клёпки и шипы?
Где пауки и черепа в браслетах?
Стоишь ты, ангел стильной красоты.
Любуюсь молча я картиной этой.

Не спорила: что ж, так тому и быть.
Пусть тьма у глаз и алая помада,
Ведь молодости свойственно шалить.
Бессмысленно с ней спорить. Да и надо ль?

Тебе любовь в подарок красоту
Вручила – мы не так красивы сами.
А как идёт классический костюм!
Изящный вид и ...галстук с черепами.

Цветет ковыль, плескаясь на ветру,
Пленяя лёгким беззаботным танцем.
Пушистых стрелок нежную игру
Не передать и вдохновенным стансам.

Тепло и дождь, а скоро – лишь жара,
И в мареве – ковыльная бравада,
Его рапсодия, его пора,
Здесь места нет цветочным водопадам.

Для маков и тюльпанов – миг весны,
А для него – пылающее лето,
Когда другие травы сожжены
Огнём неудержимого рассвета.

Ладошкой по пушинкам проведу:
Как нежен он, и как при этом стоек.
Переживать сезоны пыльных бурь
Ему как будто ничего не стоит.

Струится степь разливом ковыля,
Колышется под раскалённой синью,
В невзгодах силой полнится земля
И наделяет мужеством Россию.

– Ты понял?
– Нет. Огромна сила зла,
Но для меня важней ненужность силы,
Когда нет страха и вокруг красиво,
Когда не бьют в набат колокола.
Мне неприятен пошлости резон,
Не понимаю вечной тяги к власти,
Душа не принимает льстивый тон
И то, что для людей в богатстве – счастье.
– Зачем бессильный Ангел нужен мне?
– И в мягкости порою скрыта сила:
На гребне жизни и на самом дне
Дарю я людям теплоту незримо,
Горнило душ – жестокий марафон.
– Роль Дьявола?
– Огонь Твоей купели.
– А говоришь, не понял…
– Всюду стон… Не принял!
– Вот и я далёк от цели…
Познали зло и злом теперь живут.
Твоё добро приемлют единицы:
Ведь это – труд. Души упорный труд.
Но как же им не хочется трудиться!..
Итак, твой выбор?
– Он определён
Судьбою Ангела.
– Ты опускаешь руки?
– Нет. Я люблю людей, их жизней сон.
..........И Дьявола беру я на поруки.

..............— Выбор всегда есть. Там же не одна надпись,
..................а две. Можно начать игру заново, а можно…
..................— Что?
..................— Выйти из игры.
.........................................................Петр Бормор
__________________________________________

Гном, Варвар, Полуэльф, Принцесса, Хоббит –
Сюжетный микс, цветной калейдоскоп.
Меняются актёры, маски, роли,
И режиссёр кричит всё время: «Стоп!»

Стекляшки фактов на подмене истин –
Шут нынче забавляется всерьёз,
Незначимое к важному причислив,
И смена декораций – не вопрос.

Драконы, Принцы, Властелины – люди…
Бессилен гениальный Кукловод:
Восторга и почтения не будет –
В амбициях он палку перегнёт.

Не так-то просто вычислить моменты,
Которые влияют на века,
И как бы ни старались оппоненты,
Усмешка на портрете Старика.

Неизвестный художник. Портрет дамы в синем платье.
Россия, 1770-е гг. Музей-усадьба Останкино

Присяду в кресло в зале маскарадном,
А на коленях – веер кружевной.
Направлен в зал, закрыт. И без бравады
Придерживаем правою рукой.

Мой визави стоит, укрывшись маской.
Его глаза пронзительно глядят:
Так можно совершенно без опаски
Взять в плен любой, порой случайный, взгляд.

Но как же мне знакомы эти жесты
И те слова, в которых пустота.
Считает: так даруется блаженство,
Но не приму его я никогда.

Открою веер лишь наполовину,
Закрытым снова приложу ко лбу.
Как всё же восхитительны мужчины,
Когда хотят перехитрить судьбу!

Удар в ладонь – предельно веер ясен.
В свидетели беру весь этот мир.
"Будь осторожна, он весьма опасен!" –
На ухо важно шепчет мне Сатир.

Опасен. И сама понять умею.
Но как тут не поддаться куражу?
Я улыбаюсь, а закрытый веер
Давно у локтя левого держу.

О, как же ты привык, беспечный гаер,
Что пред тобою падают все ниц.
Я ж между делом веером играю,
Поглаживая кружево у спиц.

Пусть словесами ловко оплетаешь,
Приманиваешь радужной мечтой,
В горниле чувств безудержно сжигаешь,
Но не учёл: мой веер – голубой.