Я потянулся, зевнул, слышу, дверь скрипнула. Смотрю, мужик заходит незнакомый с девчушкой мелкой. Девчушка та, вчерашняя, я еë по ссадине на щеке узнал.... Думаю: "Неужто папаша еë спасибо сказать явился...?".
А мужик помялся немного и говорит:
- Я, это.... Щавель я. Так меня кличут.... Ты мою дочку-то вчера у оборотня отбил. Вот.... А ночью, говорят, сразился с ним и ранил.... Теперь уж он побоится соваться сюда. А ваш, этот..., говорил, что он и вовсе помрëт.... Помрëт он или нет, неизвестно.... А если нет? Как детишек-то наших уберечь...? Собрались мы и подумали, сюда-то он уж не сунется.... А работы в эту пору много, в огороде да в поле, потом.... Когда смотреть-то за ними? Да и не углядишь.... А здесь бы они были, и им защита, и у нас душа на месте.... А мы уж в долгу не останемся....
Не сразу я понял, что от меня хочет этот Щавель, а когда сообразил, удивился и даже немного возмутился....
- Ничего не выйдет, - говорю. - Я вам не нянька....
И отвернулся.

Слышу, дверь снова скрипнула, мужик ушëл, похоже. Поворачиваюсь, смотрю, верно, нет его. Ганс один. Да и тот глянул на меня как-то с укором и вслед за мужиком на улицу выскочил.
Я лежу, не встаю пока. Жду, что будет дальше....
Ганс вернулся, говорит:
- Что ты, в самом деле? Никто тебя нянчиться не заставляет. Они просто будут здесь.... До зимы надо дожить как-то. А эти обещали нас снабжать всем необходимым....
Я с лавки поднялся, к окну подошëл, на улицу выглянул, а там деревенские мужики да бабы и детишек орава целая.
Я Гансу говорю:
- Это что же получается? Я теперь тоже пастух, а это моë стадо сопливое?
- Пусть так, - сказал Ганс. - Ты только возьми пищаль, выйди, покажись им....

Пищаль я беру....
- Может, пальнуть ещё, для верности?- спрашиваю.
- Ты что, сдурел? - говорит Ганс. - Детишек перепугаешь....
Ладно.... Без стрельбы, так без стрельбы.... На улицу выхожу, Ганс за мной следом. Эти, мужики да бабы, на нас посмотрели, пошептались и расходиться стали. А детишек мелких оставили и трëх девиц постарше за мелюзгой приглядывать.

А я по сторонам смотрю, повозки нашей нигде нет, и лошадей не видать, и Яки.... Я у Ганса спросил, где они? А он мне....
- Яков в Свистуны уехал, - говорит.
- И что он там забыл? - спрашиваю.
- В гости поехал, - отвечает Ганс. - Яков себе зазнобу завëл. Ему теперь с нами не интересно....
- Вот тебе раз.... И когда это он успел? - спрашиваю дальше.
- Да, говорит, - сказал Ганс. - Когда пули отливал.... К кузнецу в это же время вдовушка одна приехала. Из Свистунов. Тут Яков с ней и познакомился. А теперь в гости поехал. Говорит, звала....
"Ничего себе, - думаю. - Быстро Яка переобулся. То всё кричал: "Язычники проклятые. Жить среди них не могу...!". А тут.... Жить среди язычников, получается, не может, а шашни с язычницей водить, может...".

Вот так за одно утро всë у нас с ног на голову перевернулось. И дальше вверх ногами так и пошло. Яка в Свистунах пропадать стал часто. Мы с Гансом вдвоëм целыми днями с мелюзгой этой.... Беспокойное, оказывается, дело охранять их. Шум, гам постоянно. С утра до вечера.... Тихо становилось, только когда мелюзгу по домам разбирали, вечером, а днëм, только если Ганс свою рукопись им читать садился. Истории разные там.... Про биндюжника, который кошель с деньгами нашëл, на радостях напился и помер. Про шлюху, которая чуть замуж за герцога не вышла.... Да и всякие другие.... Ганс читает, а эти сидят, слушают, рты раскрыв....

Зато жизнь беззаботной стала. Те три девицы, что за малышнëй следить приставлены были, и готовили нам, стирали, убирали.... Деревенские продуктов навезли.... И даже вина. Живи да радуйся.... Если б не скука смертная. Я, развлечься чтобы, на болото ходил, плясунов стрелять. Одного подстрелил. Ещё бы настрелял, да пороха стало жалко.

Об оборотне какое-то время не было слышно. Потом в Яме ребëночек пропал. Говорили все, что оборотень, мол. Только для меня эта новость сюрпризом не стала. Я знал, что он жив. На третий или на четвëртый день я сон увидел. Будто сижу я за столом, как в тот раз, когда оборотня ждал. Так же коптилочка горит, я фитилëм кренделя выкладываю, но ни Яки, ни Ганса со мной нет. Ни спящих, никаких. Да и понимаю я, что это не тот раз. Тот раз уже был.... Но сижу я так же. И жду я так же....

И вот дождался. За окном послышались шаги, а потом в ставню постучали.... И тот, кто был снаружи, голосом Пастуха сказал:
- Выходи!
"Значит, новая встреча предстоит, - думаю. - Одной кому-то показалось мало...".
- Сейчас! - говорю громко. - Только я не один буду.... Со мной огонëчек.
- Хорошо! Выходи с огонëчком! - услышал я.
Ладно.... Я пищаль беру..., а сам знаю, что она у меня предусмотрительно заряжена, фитиль поджигаю, в курок вставляю, открываю полку.... И пошëл на улицу.
А там так же, как и в прошлый раз, темно, и оборотень на прежнем месте стоит.
"Ну и хорошо, - думаю. - Значит, и окончится всë так, как и прежде....
И сам на прежнее место встал.

- Ну что? - спрашиваю. - Понравился тебе мой подарочек?
Оборотень помолчал немного.... Раздумывал, видно, над вопросом моим.
- А-а.... Ты о том, что во мне? - сказал он, наконец. - Нет. Не понравился.... Но я не в обиде. Я даже благодарен тебе. Там, на болоте, когда я лежал в луже собственной крови и думал, что сдохну, мне было жутко страшно. Ужас, до чего страшно. Но зато я понял, любой страх можно побороть ещё большим страхом. И теперь я не боюсь.... Все эти мелкие страхи ушли.... Я не боюсь, что меня узнают, не боюсь, что меня схватят, не боюсь, что в меня кинут камнем.... Случись это раньше, я б от тебя убегать не стал....

- А ты всего за три дня оклемался, - говорю, стараясь показать, что мне до его забот нет никакого дела. - Видно у оборотней раны быстро заживают.... И даже серебряная пуля тебя не берëт.
- Серебряная? - переспросил он. - Да, видно, не берëт.
- А что берëт? Чем же, тогда тебя убить можно? - спрашиваю.
- Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, чем меня убить можно? - переспрашивает он опять.
- А что? Ты чего-то боишься? - говорю.
- Ха-ха, - усмехнулся он. - Ты пытаешься хитрить.... Я не скажу..., но не потому, что боюсь, а потому, что когда я становился таким, какой я сейчас, никто не удосужился предупредить меня.... Никто не сказал, остерегайся, мол, серебряной пули. Или остерегайся мужика с топором, или бабы с ухватом, или ещё чего-нибудь. Так что не знаю я....
- А как ты таким стал? - спрашиваю.
А он мне:
- Тебе и правда интересно?
А я ему:
- Ну если тебе беседа надоела, мы можем разойтись. Или как в прошлый раз закончить....

Он помолчал немного, подумал и говорит:
- Это случилось очень давно. Я в замке жил.... Хотя я и сейчас там живу.... Но тогда я жил там, как человек, а не как зверь. У меня были слуги. У меня невеста была.... Правда из простолюдинок, но другую-то здесь взять негде.... И я вполне был доволен этой жизнью, если б не мучил меня один сон. Каждую ночь, раз от разу, я видел один и тот же сон. В этом сне я в образе зверя бегу за дедом своим.... Да что я тебе рассказываю, ты ведь его видел.... Сон с колокольчиком....

- Откуда ты знаешь? - спрашиваю.
- Знаю, - ответил он и продолжил. - Меня волновал этот сон и тревожил. Почему я зверь? Почему я бегу за своим прадедом? Куда он меня ведëт...? У самого прадеда спросить я не мог. Он к тому времени высох уже....
- Как это высох? - спрашиваю.
- Как дерево, - ответил он. - Сидит в подземелье замка потемневший и высохший.... Слишком много сил потратил на то, чтобы сделать здесь всë так, как сейчас есть.... Как его спросишь? У него даже рот не открывается. С ним не поговоришь. Поэтому я решил к ведьме за помощью обратиться....
Жила тогда одна.... Знахарка, ведунья.... Ведьма, одним словом.... К ней много народу ходило. И хвалили еë многие. Вот и я подумал, что и мне она сможет помочь. Зелье какое-нибудь даст или просто поворожит, поколдует? Всë одно, идти мне больше было не к кому....

Я отправился к ней ночью, в тайне от всех.... Вошëл в еë дом. А она взглянула на меня и принялись испуганно кричать. Она вопила: "Убирайся прочь! Изыди! Изыди!". Я пытался еë успокоить, говорил, что не причиню ей вреда. Но она не слушала. Она всë вопила и вопила.... И тогда мной овладел гнев. Разум мой помутился.... И я убил еë.... У меня был кинжал, от отца остался, им я еë и зарезал.... Когда рассудок вернулся ко мне, и я увидел, что сотворил, то испугался, вскочил на коня и поскакал обратно в замок. А по пути остановился у болота, чтобы смыть с себя ведьмину кровь или хотя бы замазать её грязью.... Чтобы слуги ничего не заподозрили....

И там, на болоте я начал меняться. Я стал превращаться в зверя. Меня всего ломало, выкручивало..... Вначале я решил, что это ведьма, умирая, успела наложить своë ведьмино проклятье, и что мне нужно поскорее вернуться в замок, под защиту прадеда, его колдовских чар. Хотя он и высох, и неизвестно, сможет ли услышать меня.... Я не знаю, я был в отчаянии.... Вдобавок конь мой меня не узнал, шарахнулся и прочь ускакал. Мне пришлось идти пешком, сначала на двух ногах, потом на четырëх. Потом опять на двух, под утро.... И хотя я остаток ночи диким зверем вокруг замка шнырял, мне неожиданно это даже понравилось.... Мне понравилось быть зверем.... Я обрëл свободу. Освободился от человеческих терзаний и сомнений. Зверю ведь не нужно контролировать своë поведение, ему всë равно, как он выглядит в глазах других....

- Подожди-ка..., - перебил я его. - Но тебе-то не всë равно. Тебе не всë равно, как ты выглядишь в глазах других. Я так понимаю. Иначе зачем тебе являться передо мной в образе Пастуха?
- Какого ещё пастуха? - сказал он раздражëнно. - Неужели ты думаешь, что я буду запоминать чей-то образ, чтобы потом в него перевоплотиться...? Это ты меня так видишь.... С моей стороны не проявлено ни малейшего старания, чтобы быть на кого-то похожим.... Ну вот.... Проклятье! Сам интересуешься и сам же взял и с мысли меня сбил...!

- Ты всю ночь бегал в образе зверя, - напомнил я.
- Да. Это так, - сказал он. - Под утро я вернул себе человеческое обличье. Но человеком не стал....
- Так это, значит, ведьма сделала тебя таким? - перебил я его снова.
- Да ну нет же, чëрт тебя побери..., - сказал он сердито. – Это же я сперва так решил.... Ну, а если подумать.... Или я родился таким, или это прадеда моего колдовство.... Он научился ему у какого-то мавра....

Ещё молодым прадед отправился в поход.... Крестовый поход.... Он мне рассказывал, но я был ещё ребëнком и плохо помню.... В Северной Африке он познакомился с одним мавром, который научил его колдовству. "Магриб", "Магриб", - повторял он часто. Где был и что делал прадед после этого я не знаю. Но вернулся он сюда уже стариком. Здесь тогда бушевала чëрная смерть. Всех подряд косила. Мои мать и отец умерли. И я должен был умереть.... Но появился прадед и вылечил меня.... Я, тогда, получается, родился второй раз.... А в третий? Когда зверем стал…? А в четвëртый совсем недавно. Можно сказать сейчас.... Благодаря тебе....

- Это всë хорошо, - говорю. - Но я хочу про прадеда твоего спросить. Это прадед твой ту сову поставил, которая мне отсюда выбраться не дала?
- Прадед. Кто же ещё? - ответил он. - Но не сам, конечно, а демоны, которые ему служили.... Спросишь почему Сова? Эта птица на нашем фамильном гербе изображена. Если бы ты подольше у замка побродил, то понял бы это. Над воротами тоже еë фигурка имеется....

- А зачем? - спрашиваю. - Зачем всë это ему было нужно...?
- К чему такие вопросы? - ответил он. - Ты желаешь понять, что ему хотелось сделать, и что у него получилось...? Можешь у него спросить, если хочешь. Он ведь до сих пор там, в подземелье, сидит.... Живой ещё…. Кажется.... Только вот сам я думаю, что если ты захочешь создать для людей рай на земле, то следует побеспокоиться, чтобы оттуда никто не смог удрать. Иначе все разбегутся.... Все до единого.

- Хорош рай, - говорю. - с плясунами, шептуньями да ещё и оборотнем впридачу....
- Ну так ты ведь должен знать, - сказал он. - Что если в огороде насажал слишком часто, то нужно потом прореживать.... Хотя я тоже, как и ты, считаю, что бежать надо от этого рая подальше.... Надоело мне здесь. Охота перестала приносить удовольствие....

- Так ты для разнообразия поохоться не на детишек, - говорю. - А на плясунов, к примеру....
- Плясуны - они мезкие, - сказал он с отвращением. - Кровь у них воняет болотной жижей. А детишки вкусные и колëсами не кидаются.
- Какими ещё колëсами? - спрашиваю.
- Да вначале, - говорит он. - Охотился я на всех подряд. Кто попадëтся.... Пока один мужик, здоровенный, колесо от телеги в меня не швырнул.... Я еле увернулся....

- Так приходится кидать в тебя всяким, - говорю. - Как ещё с тобой поступать? По-другому не получается. Поэтому и летят в твою сторону колëса или камни....
- А мне потом, - говорит он. - Визиты приходится наносить....
- Приходите, - говорю. - Мы с огонëчком гостям всегда рады.
- Неужели? - сказал он как-то хитро. - А где твой огонëчек-то? Огонëчек-то твой погас.
Я глаза опустил и внутри меня вдруг всë похолодело. Не обманул оборотень проклятый. Фитиль и правда погас....
- Это... н-ничего не значит..., - пролепетал я слишком неуверенно.
И, наверное, поэтому оборотень со злой усмешкой в голосе сказал:
- Врëшь....
И кинулся на меня....

Я почувствовал, как острые когти разрывают мне в горло..., вздрогнул и проснулся.
Глаза открыл, лежу в кромешной тьме, отдышаться не могу, и заодно думаю: "Вот учили же меня, сколько раз говорили.... Поджигай фитиль с обоих концов...".
Ну, и конечно же понял я, что оборотень не сдох. Жив он. Живой. Ничем это дьявольское отродье не возьмëшь....

Ну а потом.... Потом наступила осень. А за ней поздняя осень.... А за ней, то ли осень, то ли зима, не поймëшь. И снега вроде навалило, а на болотах лëд так толком и не встал. Лишь тонкая корочка, которая трещит под ногами, ломается. Лошадям не пройти. Ещё подождать надо.

А Ганс говорит вдруг:
- Всë.... Не будем больше ждать. Без лошадей пойдëм.
А я....
- Как же поклажа? - спрашиваю. - Много ли на себе-то упрëшь?
А он мне:
- Возмëм лишь то, что необходимо.... Или ты хочешь морозов ждать? А может, волков...?

Что тут скажешь? Всё верно. С волками вместе путешествовать удовольствия мало. Да и в морозы тоже.... А что снег глубокий, ничего страшного. Ещё осенью мы с Гансом решали, как пойдëм, если будет много снега. Я ему тогда напомнил про мужика, который по болоту в корзинах ходил, а Ганс показал мне свои старые записи и рисунки, где про северные народы написано про то, как они по снегу на деревянных досках ходят.... Почти таких же, как я во сне видел.... И как удачно.... Оказалось, что у Якиной вдовушки родственник - мужик мастеровитый. Он нам таких досок три пары смастерил. На нас с Гансом и на Яку.... Даже шкуры с мехом на нижнюю сторону набил, как у Ганса написано.

А Яка.... Он нам заявляет потом:
- Не пойду я с вами. Лошадей не хочу оставлять....
Вот так.... Лошадей, говорит. Да только меня-то не обманешь. Лошади, может, тут и причëм, но не одни они причина. К вдовушке своей Яка прикипел, вот в чём дело.... А я всë думал: "Что за монах среди нас? Оскоплëнный, что ли?". Оказалось, нет. Я его зауважал даже.... Но решил поддеть слегка.... На прощание.

- Как же, - спрашиваю. - Ты среди язычников жить-то будешь? А? ПроклятуШшие ведь они.
- А что, язычники - не люди...? - отвечает он. – Заблудшие только.... А я часовеньку выстрою.... Сам в ней буду молиться и остальных приобщу....
- Прямо как святой Вацлав..., - говорю.
А Яка отмахнулся только от меня.... Так что одна пара досок у нас оказалась свободной. И как удачно.... Мы из них сани соорудили, чтоб поклажу на горбу не тащить.

И наконец пришло наше время. Собрались мы, попрощались с теми, кто хотел с нами попрощаться.... И двинулись.... Первое время непривычно было.... Доски к ногам привязаны. Шаг совсем другой.... Потом освоился. Если бы сани за собой не тащил, было бы и вовсе хорошо.

Метели, правда, начались на второй день уже. Ветер, снег. И всё навстречу.... Ночью холодно, единственное укрытие от ветра - сани. Костëр нормальный развести не каждую ночь получается. Дров, хворосту негде взять. Повсюду гладь болота. Попадаются, конечно, островки, где кустарник и деревья растут, но не так часто, как хотелось бы....

И ещё одна напасть: Ганс кашлять начал. Всё кашляет и кашляет, кашляет и кашляет. И сам весь горячущий, хоть сковородку ставь. Застудился он, видно.... Я уж специально для него хвороста по пути нарублю и на санях везу его, чтоб перед сном Гансу погреться.... И ещё одна напасть.... Или это уже вторая получается...? Или какая...? Да и чëрт его знает. Сколько этих напастей? Не сосчитать.... Заметил я чëрную точку позади нас. Всё прямо как во сне.... На счëт страха не знаю, может и был в начале...? Но в отличие от сна, я сразу сообразил, кто идëт за нами. Оборотень, чëрт бы его побрал. Он это. Больше некому.

Сначала я подумал, что это он ради мести. Подкрадëтся ночью и убьëт меня, спящего.... А потом сон вспомнил.... Надоело ему там. На волю вырваться захотелось. А один, видно, идти не решается.... Сволочь трусливая.... Вот и тащится за нами. И вроде он не мешает, но из-за него тревожно на душе, беспокойно. Ещё бы, зверь за спиной.... Это единственное, от чего я хотел бы избавиться. Кроме саней с поклажей.

И ещё одна напасть.... Которая, слава богу, сама собой разрешилась.... Волки учуяли нас. От их воя по спине холодок. Ночью слышу, воют. Сначала вдалеке, потом всë ближе и вокруг.... Точно почуяли.... Огонь им мешает только.... Давно бы кинулись…. Да только хворосту у меня мало совсем. На всю ночь не хватит.... Я уж думал, не пальнуть ли мне из пищали? Если волки учëные и с человеком знакомы, испугаются, может? Просто Ганса будить не захотел. И так он из-за кашля своего поспать толком не может. А тут всё само собой разрешилось. Услышал я визг. Почти такой же, какой я слышал, когда оборотня подстрелил.... И всё.... Вой прекратился.

Я уж было решил, что волки разорвали его..., оборотня, то есть..., и на радостях заснул спокойным сном, но на следующий день опять позади чëрную точку увидел.

И вот настал такой момент, когда всё, как во сне, сбылось. Стою я и думаю, как от преследователя нашего избавиться, сбоку Ганс кашляет тяжело, склонясь..., я с ужасом жду того дня, когда он идти сам не сможет и мне придëтся его на санях везти..., начинается метель, и я, заметив в стороне островок из кустов и деревьев, решаю, что там заночевать будет правильно. Там от ветра укрыться можно, и дрова под рукой.

Этот день оказался последним днëм похода через заснеженные болота. Ночью Ганс разбудил меня. Костëр уже потух.
- Надо идти..., - сказал он.
- Какого чëрта? - говорю. - До утра подождать твоë рвение не может?
- Нет, - сказал он. - Я слышал лошадей. Кто-то проехал мимо.
Тут уж и мне не до сна стало. Давно я начал подозревать, что мы из западни выбрались. Сны мне сниться перестали. Или снились, но проснувшись, я их тут же забывал....
А тут такое..... Поднялся я и мы пошли. Через метель, через ветер, через тьму.

Ганс так резво вперед побежал, что я удивился даже.
- Тебе, что?! Полегчало?! - спрашиваю. Точнее, кричу на ходу.
- Да! - отвечает Ганс. Кричит, перекрикивая ветер - Полегчало...! Чувствуешь дым?!
- Нет! - кричу.
- А я чувствую! - крикнул Ганс. - Там, справа!

И ведь прав оказался. Вышли мы прямо к постоялому двору. Постучались, нам открыли. Хозяин комнату определил.... Правда, платить мне своими деньгами пришлось, Ганс вëл себя как-то странно.... Озирался всë. На вопросы не отвечал. Будто не слышал меня. Видно, полегчало ему да не совсем.

А на утро я ему говорю:
- Может, обязанности слуги я и не очень хорошо выполнял, но платить на постоялых дворах..., это не та расплата за грехи, на которую я рассчитывал….
Всю ночь эту фразу придумывал.

А Ганс мне:
- От меня-то ты что хочешь?
- Деньги, - говорю, - давай.
- У меня нет, - заявляет этот.
- Как это? - спрашиваю.
- Сам посмотри, - говорит.

Я к мешкам нашим кинулся, а там вместо вещей тряпки, рухлядь какая-то....
- А деньги где? - у Ганса спрашиваю.
- Не знаю, - отвечает он. - Может, там где ночевали, оставили?
- Что? И векселя? - спрашиваю.
- Наверно, - отвечает Ганс так спокойно, что я начал нехорошее подозревать.
- А рукописи твои? - спрашиваю. - Сундучок с принадлежностями тоже забыли?
- Да, - отвечает он.
- А перстень твой, реликвия фамильная, где? - спрашиваю дальше.
- Там же, наверное, - отвечает этот.
И тут уж я всë понял. Не Ганс это. А оборотень проклятый. Не было у Ганса никакого перстня.... Ну, может, и был, но с собой он ничего такого не возил. Так я оборотня этого раскусил.....

- И что же дальше? - спросил собеседник мой.
- Дальше было так, - говорю. - Я виду сперва не подал, а ночью привязал его к кровати крепко накрепко, и теперь он там наверху лежит....
- Что? Здесь? - спрашивает собеседник мой удивлëнно. - В этой гостинице?
- Да, - отвечаю. - И что интересно, оборотень, когда почувствовал, что привязан, стал меняться часто. То он Ганс, то Пастух, то Штырь, то зверина какая-то....

- Интересно, - подтвердил мой собеседник. - Интересно было бы на это взглянуть.
- Вот и я так подумал, - говорю. - Денег-то у меня мало совсем. А без денег какое житьë? А если клетку соорудить и оборотня на показ выставить? Многие, думаю, захотят поглядеть.
- Думаю, многие..., - говорит мой собеседник.
- Только одному справиться с этим делом непросто, - говорю. - Компаньон нужен.... Если бы ты согласился...?
- Ну а что? - говорит мой собеседник. - Деньги лëгкие. Оборотень уже пойман.... Но всё же мне нужно убедиться.... Самому, так сказать....

- Правда ли всë это? Конечно, - говорю. - Пойдëм.
На верхний этаж мы поднялись, в полумрак комнаты собеседника своего я впустил. А тот подошëл осторожно к кровати с лежащим на ней оборотнем, потом обернулся и сказал мне:
- Ты ведь говорил, что он привязан....

И в этот самый момент, пока собеседник стоял ко мне обернувшись, оборотень с кровати поднялся.... Один миг понадобился ему, чтобы перед собеседником встать и сказать:
- А он обманул.
И когда мой собеседник на оборотня посмотрел, пятясь, тот рукой..., в мгновение ставшей звериной лапой..., махнул, и у собеседника из горла хлынула кровь....
Он, за своë горло схватившись, на пол упал, а оборотень склонился над ним, и..., что он там делать стал, я видеть не захотел, отвернулся.

- У него, - говорю. - Кошель был? Сколько там?
- Сам смотри, - сказал оборотень, и что-то тяжëлое прилетело мне в спину, а потом на пол со звоном упало.
Кошель с пола я поднял, монеты в руку высыпал.
- Что-то маловато, - говорю. - Я думал, больше будет.... Но один чëрт, деньги делим пополам и.... Ты в одну сторону, я в другую....
- Какую одну? - слышу сзади. - Какую другую...? Мы теперь с тобой как два кончика у нити, куда ты, туда и я.
- Какие ещё кончики?! - сказал я сердито. И на испачканную в крови морду Ганса посмотрел. - Ты оборотень, я человек.... Какого чëрта?!
- Ну и что? - говорит этот.... - Разве так не может быть? Один кончик у ниточки замусолен, другой разлохмачен.... Что такого?

"Вот, - думаю. - Чëрт проклятый... Привязался".
- Я просто, - говорю. - Не могу тебе доверять. Я же стрелял в тебя.... Вдруг ты захочешь мне отомстить?
- Я ведь тебе отомстил уже, - сказал этот.
- И когда же? - спрашиваю.
- Тогда, - ответил этот. - Когда у тебя огонëчек погас. Помнишь?
- Так ведь это сон был, - говорю.
- Ну и что? - сказал этот. - Какая разница...?

Я, конечно, по словам этих баб понял, что случилась беда. А что за беда, что с Пастухом, непонятно....
- Что с Пастухом случилось? - спрашиваю.
- Плясуны твоего Пастуха в болоте утопили, - быстро проговорила вторая....
И прочь от меня, чуть ли не бегом, бросилась, подол подобрав. А за ней и первая, тоже сбежала как от чумы....
А у меня и челюсть отвисла.... И вëдра из рук повыпадали. И в голове всë перепуталось.... Как же так? Я, ведь, его совсем недавно видел...? А, может, это там и произошло...? Вроде, проходили мы рядом с болотцем.... Но оно, ведь, не топкое.... Так, ноги разве только промочишь.... А бабы? Не могли же они соврать? Зачем это им...?
Вот так я рассуждаю, размышляю, а сам иду. А зачем и куда не знаю.... Да и знать не хочу. Разве это сейчас важно...? Просто, ноги начали двигаться.... Ошеломлëн я, просто. Я, с одной стороны понять не могу никак, что за чертовщина тут творится..., а с другой, от возмущения внутри у меня всё клокочет.... Какие-то твари ни за что, ни про что, людей в болоте топят.... Кто им это позволил? Какой-то болотный хозяин? Кто он такой? Демон...? К чëрту демона.... А сами люди? Почему терпят это...? Вот и топят их, потому что терпят. А надо бы зять палаш..., или косу на боевой лад пересадить, и не руки, а головы поотрубать, чтоб на выстрел подойти боялись.... А шептуньи эти, будь они не ладны.... Почему нельзя взять и организовать ночной патруль с пиками? Шептунью увидел, на пику еë насадил и в костëр. Сжечь их всех как ведьм проклятущих.... Но не будет этого. Потому что они все привыкли. Привыкли так жить.... И я привыкну.... Так Пастух говорил.... А я не хочу.... Я привыкать не буду....
И тут уж я понял, куда я иду и зачем. Иду я к мосту, чтоб перейти через него, и убраться отсюда, к чëртовой матери.... Не завтра, не когда-нибудь ещё, а сегодня, сейчас....
Речку перейду, доберусь до совы и сяду там. Под совой прямо. Буду Ганса с Якой дожидаться. Они поглядят, меня нигде нет, поищут, поспрашивают да и поедут.... Или, может, скажет кто, что видел меня, когда я через мост переходил.... А я у совы их встречу. Вот он я. Здрасте.... А до этого буду сидеть, шагу не сделаю....
И вот..., пока я мечтал уже с горы успел спустился.... И мост, вот он, прямо передо мной.... А сердце колотится....
Бах, бах.... Это мост подо ногами гулким эхом.... А я всë дальше и вперëд, не останавливаясь....
И, вроде, возликовать я должен был, когда мост миновал..., но нет..., не ликуется у меня что-то, а наоборот, на душе тревожно. Небо-то, смотрю, всё тучами заволокло.... Откуда они только взялись? Ни облачка, ведь, не было.... А тут, вдруг, солнце померкло, а потом и вовсе скрылось. Сумрак опустился. И первые капли дождя закапали. А тучи, всё сгущаются. И уже не капает сверху, а льëт как из ведра....
Я и половины пути до совы не преодолел, а под ногами образовался поток. Прямо какая-то река стремительная течëт мне навстречу. Из-за стены дождя я ничерта не вижу, и каждый шаг мне теперь даëтся с большим трудом, но я всё же иду упрямо и твержу только: "Где же сова...? Ну где же она?". Потому как я решил, что весь этот ужас с дождëм и потоком, это какое-то местное колдовство, призваное задержать меня.... Не выпускать всеми силами. А значит и я должен все силы приложить, чтобы колдовство это преодолеть.... Сова это граница. За ней колдовство не действует.... Так я решил.... Не безграничное же оно, в конце концов...? Ну, или, если не получится за сову эту зайти, я вцеплюсь в неё и не отпущу, пускай хоть Всемирный потоп начнëтся…. Забыл я, что мне Пастух говорил о ней. Забыл.... И когда увидел сквозь тьму и пелену дождя долгожданные очертания, обрадовался. Не смотря на то, что промок и продрог, и несмотря на то, что брëл по колено в воде, навстречу потоку, который пытался меня сбить с ног.... Я обрадовался и не чувствовал никакого подвоха. И даже показалось мне, будто дождь поуитих....
А сова..., она почему-то оказалась гораздо крупнее чем раньше.... Эта сова..., когда я был уже совсем рядом..., вдруг сверкнула глазами, подняла крылья и крикнула по совиному: "У-ух!". И я, от неожиданности и испуга, попятился, оступился, упал... А поток, подхватил меня и понëс назад....
Я, пока в потоке барахтался, думал захлебнусь. Пловец-то я ещё тот.... А тут голову из воды высунуть у меня никак не получалось. Чувствую, сознание терять начинаю. Ещё немного побарахтался и всё, темнота…. Но ничего..., очнулся под мостом в зарослях репейника и крапивы..., с этой стороны реки.... Весь изжёгся и одежду от репьëв замучился очищать. На дорогу выбрался, огляделся и домой побрëл, потупив взор, как пëс побитый. "К колодцу ещё, - подумал, - по дороге надо заглянуть, вëдра подобрать. А то, как бы не украли...". Или здесь такого нет? Здесь честные все?
А колодцу подхожу, смотрю, вëдер нет.... Вот такие, значит, здесь люди честные. Вëдра увели на раз и два.
А потом оказалось, дома они. Возле бочки стоят полные воды. Значит Яка пошëл меня искать и вëдра подобрал.... Ну и хорошо, они ведь пригодятся ещё, вёдра-то. Нам тут жить и жить, похоже....
В дом захожу, а там Ганс и Яка, смотрят на меня в четыре глаза. Взглядами меня насквозь пронзить, пытаясь…. А я на лавку сел, к холодной печи спиной прижался, голову назад запрокинул, глаза закрыл, сижу....
Яка, слышу:
- Спасибо тебе за воду.... Низкий поклон....
А я, глаз не открывая....
- А тебе, - говорю, - Дождя мало?
- Кого ещё дождя? - слышу в голосе Яки удивление.
- Ливень же недавно хлестал, - говорю. - Вы что не видели?
- Какой ливень? - это Ганс сказал. - На небе ни облачка.
Яка, слышу..., не мне, похоже:
- Я же говорил, опоили его здесь чем-то.... Давеча в городе, тоже, опаивали, так хоть вёл себя как человек. А тут вёдра бросил и убёг....
А Ганс....
- Ты, что? Пьян...? – спрашивает. - Опять похождения твои начались?
Конечно меня.... Не Яку, ведь....
А я ничего не ответил. Промолчал.
Думаю, только: “Ну, вот. Завели эту старую песню. Эти разговоры БрюгФрюгские…”.
А Ганс:
- Ты, что валялся где-то? Ты весь грязный и в репьях.... А шапка где у тебя?
Я за голову хвать..., а шапки нет. Потерял.... Досадно. Придëтся ходить без шапки.... А, может, она, там, под мостом валяется? Надо будет сходить, поискать....
А Яка....
- Ну, понятное дело, - говорит. - Опоили....
- Ну, ничего, - сказал Ганс. - Завтра пораньше уедем отсюда.... И всё.... А там наладится.
- Так уж и наладится, - возразил Яка. - Не будет этой деревни, будет другая, не будет пастуха, мельник появится, какой-нибудь....
И наверняка рукой махнул.
- Ха-ха, простачки, - говорю. - Думаете так просто уехать отсюда? Прав был Пастух, нет у нас назад дороги....
- А это мы завтра поглядим..., - сказал Ганс. - Есть дорога или нет.
- Глядите если хотите, - говорю. - А мне сегодняшнего раза хватило. И так чуть не утоп....
- Что ты такое говоришь? - спрашивает Ганс. - Когда ты тонул? Где...?
- Да он сам не знает.... Привиделось ему, - сказал раздражëнно Яка, - Если б он правда тонул, то сырой сейчас был бы, с ног до головы.... Где бы он высохнуть успел?
Я рукой по штанине пошарил.... И чувствую, правда сухой.... Что за чертовщина? А, может, меня и верно, опоили?
Засомневался я, но твержу упрямо:
- Езжайте, попробуйте.... А я здесь посижу. Посижу, подожду пока вы обратно не вернëтесь.... С унылыми лицами....
- Что значит, “посижу”? – спрашивает Ганс. – Ты в своём уме?
- А то и значит, - говорю. – Без меня езжайте.
- Это что-то новенькое…, - сказал Ганс.
Не знаю кому, мне или Яке?
- Да что мы с ним спорим? - говорит Яка. - Давайте, господин, свяжем его и в повозку закинем. Чего с ним разговаривать...? Смотрите на него. Он же опоËнный.... Как есть опоËнный.
- Да подожди ты, Яков, - сказал Ганс сердито. - Никого мы связывать не будем.... Зачем...? Как увидит, что мы через мост переехали, сам за нами побежит....
- Верно, - согласился Яка. - Побежит как миленький....
А я чувствую, надоел мне этот разговор.... Встал и на улицу вышел. Пускай эти двое говорят что хотят. А я хочу посидеть подумать в одиночестве. Тем более подумать есть о чём.
Вышел я на улицу, возле дома прямо на землю уселся.... Посмотрел, конечно, сперва, чисто ли...? Своих-то кур у нас нет, а вот соседские захаживают....
Недолго посидел. Смотрю, коров гонят.... Раньше обычного.... Потом Разувай подошëл, поникший весь, одна плеть на плече, другая в руке, свëрнутая.... Говорит:
- Вот от Пастуха осталась....
И плеть мне протягивает. Вроде как отдать хочет…. А вроде как не очень-то и хочет.... Мнëтся что-то....
Я поднялся и говорю:
- Оставь себе.... Тебе она нужнее.
А он ещё сильнее сник и запричитал:
- Что же получается? Теперь на мне всё? Теперь всё самому мне придëтся...?
Развернулся и побрëл....
- А как это случилось-то? - ему вслед спросил я.
А Разувай, оглянулся и говорит:
- Телëнок на болото убежал. Он за ним.... Телëнок вернулся, а он не вернулся....
Головой качнул и побрëл дальше....
А я, на место своё прежнее сел и размышлять стал.
Это как получается? Пастух за телëнком на болото ушëл, а потом я его возле леса видел? Так, может, он и не утонул вовсе? Не утопили его плясуны? А, может, он до сих пор возле леса бродит...? Не знаю, правда, на кой чëрт это ему надо? Ну, или ногу он повредил, идти не может? Помню случай..., я ещё совсем молодым был.... Пошëл старичок в лес..., за хворостом, что ли...? И пропал. Ходили, искали его, не нашли. А он через два дня сам домой вернулся. Правда, без хвороста. Оказалось, что в лесу с ним случился удар, и он два дня под кустом каким-то валялся. Потом пооклемался немного, встал и пошëл домой.... Так, может, и с Пастухом, что-нибудь этакое приключилось? Думаю, стоит сходить туда, посмотреть.... Пока светло.... Чтоб совесть чиста была, хоть....
Но чтобы одному туда идти.... К лесу где оборотень обитает.... Вооружиться надо. Палаш взять, хотя бы. А лучше всего пищаль.... Она как раз заряжена.
Но разве эти двое дадут мне сейчас оружие в руки взять? Разве позволят вооружиться опоËнному? Вопрос....
Поглядел я осторожно где кто.... Яки не видать. Наверно на заднем дворе с лошадьми. Ганс в рукопись свою уткнулся.... Правильно говорил Яка: "Только свечки зря жжëт...".
Так что никто не помешал мне взять пищаль и всё что к ней надо..., трут, там, кресало, чтобы фитиль разжечь, пороха рожок..., и быстрым шагом направиться туда..., к лесу..., где я в последний раз Пастуха видел.
Быстрым шагом шагаю я, спешу, где-то на бег перехожу. Правильно. Торопиться надо. Стемнеет, ведь, скоро….
До луга добрался, где мы с Гансом из леса выходили, остановился, покричал там, Пастуха покликал. Не отзывается никто. Дальше прошëл, до болотца мелкого, ещё раз покликал. Опять тишина.... А ещё дальше заросли рогоза, высоченные, выше меня, и густые. Туда уж я, просто так побоялся лезть. Фитиль запалил, прежде, в курке установил его, и только после этого в заросли сунулся.... И тут же в жижу Болотную по щиколотку провалился.... А дальше идти мне что-то не захотелось.
Окликнул я Пастуха, в который уже раз, и вдруг слышу из зарослей:
- Я тут...!
У меня даже сердце ëкнуло.... Нашлась, чëрт побери, пропащая душа. Жив Пастух, всё-таки....
- Ты где?! - крикнул я радостно. - Я тебя не вижу!
- Здесь я! - отозвался Пастух, но только почему-то немного левее....
- Я тут! - услышал я другой голос, ещё левее и дальше.
- Я пастух! - уже справа кричат.
И уж совсем рядом раздался крик:
- Иди сюда!
"Ах вы сволочи. Твари мерзкие, - думаю. - Пастуха погубили и меня погубить хотите? Так вот вам от меня подарочек!".
Полку я открыл, ствол пищали направил туда, откуда в последний раз голос доносился, и на крючок спуска нажал.
Порох на полке вспыхнул, но грохота выстрела я не услышал. Вместо этого ствол с шипением выплюнул всë что в нëм было чуть ли не под ноги мне....
"Порох, что ли, отсырел..? - думаю. - Ладно. Погодите немного...".
Я задом, задом, на сухое место выбрался, пищаль перезарядил.... А самого так и трясëт, от злости и негодования.... Вскинул еë.... Пищаль, то есть.
- Ну что, сволочи! - говорю. - Где вы там?! Отзовитесь!
Тишина. Только в стороне булькнуло что-то.
Я, от отчаяния, туда где булькнуло ствол направил и нажал на крючок.... Только опять не пальнулось. Осечка произошла…. А, нет, не осечка. Я впопыхах фитиль вставить забыл....
Ладно, фитиль я раздул, вставил, это не долго.... Снова пищаль вскинул... и... опять не выстрелил.... А куда стрелять? Я покричал, мне никто не ответил. Затихли, затаились гады.... А наугад палить глупо же?
Фитиль я затушил, развернутся и побрëл домой. "Ничего, - думаю, - твари проклятые. Я с вами ещё поквитаюсь... ".
Пришëл, на прежнее место уселся опять. Будто и не ходил никуда. Сижу. Пищаль под боком. А в душе чëрте что творится. Гложет меня обида изнутри.... Как так? Почему я выстрелить-то не смог? Прямо хоть плачь.... Надо было, всё таки пальнуть хоть разок. Пускай наугад.... Пускай зря. Не убил бы никого, конечно, но хоть припугнул бы. А так, что получается? Пыжился, пыжился, да только насмешил....
Тут ещё Яка подходит.
- Ты против кого, - спрашивает, - вооружился-то?
Вот этого мне только не доставало, глупые вопросы выслушивать. А потом ещё такие спрашиватели потребуют на эти вопросы отвечать.
- Да вот, решил проверить, - говорю. - Показалось мне, что курок заедает.... Вот погляди....
Поднимаюсь я, значит. Беру фитиль. Чтобы с трутом не возиться, иду в дом. Там от огарыша, что у Ганса от свечи остался, фитиль этот поджигаю, под удивлëнный его взгляд. Возвращаюсь к Яке. Беру в руки пищаль. Фитиль в затвор вставляю. Открываю полку.... И после, не дав Яке договорить: "Ты что собрался...?" Я, направив ствол выше крыш, пальнул.
Так бабахнуло, просто чудо.... Я сам не ожидал.... А Яка присел аж.... Жалко, что на болоте так не получилось....
Ганс выскочил с выпученными глазами....
- Что у вас тут случилось?! - спрашивает.
- Ничего, - отвечаю. - Проверял не заедает ли курок.
- А без грохота нельзя было? - ещё спрашивает Ганс. - Ты с ума тут всех сведëшь.
- Нет, - отвечаю я.
И не обращая внимания на укоризненные взгляды пошëл в дом. Поснимал с себя все эти сумки, пороховницы.... Пищаль к печке поставил. Разулся и на лавку залëг. Тряпьë, какое-то, под голову подложил и тут же заснул.... Вымотался за день....
И приснился мне сон, который я уже видел. Тот, в котором заснеженная равнина и чëрная точка позади. Только тогда, в первый раз, я ещё не знал, что это за равнина такая, а теперь знаю. Это болото.... Посреди этого болота, занесëнного снегом, я и стою.... С точкой чëрной, правда, не всë ясно. Но зато мне теперь не страшно на неё смотреть.... Не до того мне. Есть у меня заботы поважнее. Вон Ганс, совсем раскис.... Стоит согнувшись и кашляет, кашляет. А если не кашляет, то тяжело дышит.... Ему отдохнуть надо. Тем более скоро вечер.... Да и ветер усилился, похоже будет пурга.... Смотрю, в стороне, островок с деревьями и кустарником. Значит, нам туда. Там и укрытие от ветра можно сделать и костëр развести....
Я в плечо Ганса толкаю и на тот островок рукой показываю. Ганс кивает и с трудом начинает передвигать досками привязанными к его ногам.... И у меня к ногам, тоже, привязаны доски. С помощью их я, как бы, не иду, а скольжу по снегу. И ещё, на верëвке позади себя я тащу сани, полозья которых сделаны из таких же досок, как и те, что к моим ногам привязаны....
А ветер бьëт колючими снежинками по лицу.... Я рукой от ветра заслоняюсь, так он в рукав мне снежинки свои задувает.
Сани ещё не едут никак, упираются. "Что же, - думаю, - будет если Гансу станет совсем худо, и придëтся, и его тоже, в этих санях везти? Не осилить мне...". Обернулся я чтобы поглядеть, не зацепились ли они за что...? И чуть с лавки не упал....
Руку одрябшую я порастëр. Слышу, возня какая-то в доме, шаги, дверь хлопает.... Глаза открываю, а это Ганс с Якой суетятся, проснулись уже.
Я потянулся, а Ганс увидел, что я не сплю.
- Не желаешь ли помочь нам собраться? - спрашивает.
А я разоспался. Мне ни рукой, ни ногой двигать не охота.
- У нас что, - говорю. - Барахла очень много?
Тут Яка закудахтал:
- Да как...?! Как...?! Как ты...?!
От возмущения, видно, все слова позабыл....
Пришлось вставать.
А Ганс….
- Ты почему про Пастуха вчера не рассказал? – спрашивает.
- Так как вам расскажешь? – отвечаю я ему. – Вы накинулись на как звери: “Опоённый!” “Опоённый!”.
Ганс помялся….
- Ладно, иди, - говорит.
И пошёл я помогать....
Да и чего, там, я помог-то? Лошади уже запряжены были. Вещички в повозку закинули и готово. Яка на облучок забрался, вожжи в руки взял....
А Ганс у меня....
- Не передумал? - спрашивает. - А то, давай, заскакивай.
- Нет, - говорю. - Я уж за вами.... Как миленький....
Ганс руками развëл и к Яке полез. А я остался стоять, смотреть, как повозка, в которой каждый уголок, каждая досочка давно уже родной стала, удаляется от меня.... Всё дальше и дальше....
Но не слишком далеко.... Мне же небезразлично, как они через мост будут переезжать. Так что я следом..., на почтительном расстоянии, где за кусты, где за изгородь прячась. На пригорок взобрался, а там народу..., вся деревня, от мала до велика. Не один кузнец решил на отъезд наш посмотреть.
Я в толпу лезть не стал. К чему лишнее внимание привлекать? Деревенские за повозкой потянулись и встали на склоне. А я на самом верху, в стороне, за кустом, опять же, пристроился. Далековато, конечно, зато головы вид не загораживают.
Смотрю, мои к мосту подъехали..., всё чинно.... И встали.... Яка вожжами трясëт, а лошади стоят. Головами мотают и ни шагу. Даже назад немного подались. Ганс, смотрю, засуетился, Яке что-то говорит, руками размахивая. Потом не выдержал, сам за вожжи схватился и сильнее подхлëстывать принялся.... Никакого толку.... Он уж и на землю соскочил, и лошадей под уздцы схватил, тянуть пытался.... Ни в какую.... Лошади фырчат, головы задирают, а на мост идти не хотят. Ганс Яке кричит: "Давай! Давай!". А Яка сидит, не слышит будто, руки опустил.... Ганс, тогда, всё это дело безнадëжное бросил, сам, один на мост отправился. Но и одному ему, далеко уйти не удалось. Сделав по мосту несколько шагов, Ганс встал и замер. Как застыл.... Время идëт, а он стоит. Люди уже зашевелились в нетерпении, Яка привстал, через головы лошадей смотрит, а Ганс всё стоит. А я, наоборот, отвернулся. Не в силах мне было смотреть на это дальше. Обидно и стыдно стало. Будто не Ганс с Якой, а я сам у всех на виду суетился, и кричал, и за узды дëргал, и опущеными руками сидел. "Пойду-ка я, - думаю, - домой лучше. Залягу на лавку и притворюсь, что ничего этого не видел.... Эх, вина жалко нет. А то выпил бы...".
И только я идти собрался, слышу, голос знакомый:
- А у меня дома ягнятки маленькие. Только народились.... Смешные до чего.... Ушками трясут, хвостиками машут, ножками топают.... Ме-е, говорят. Ме-е....
Я из-за куста выглянул... и обомлел.... Пастух мимо по дороге идëт и за руку девчушку ведëт мелкую.... И про ягняток, что-то, там, ей приговаривает.... А девчушка слушает, рот открыв, и за Пастухом идëт покорно.
Я позади их на дорогу выбрался, на Пастуха гляжу, недоумевая.... В голове никаких мыслей, даже, нет. Путаница какая-то.
Тут и Пастух оглянулся и на меня посмотрел.... Но вместо того, чтобы поприветствовать как-то друга своего, кивнуть, например, подмигнуть, или улыбнуться, хотя бы, Пастух, отвернулся и шагу прибавил. Девчушку за руку покрепче ухватил и тянет, а та бежит вприпрыжку, но всё равно, едва поспевает на ним. А я, иду и думаю: "Что это за Пастух такой, если меня знать не желает? Откуда у него дома ягнятки? И почему он ребëнка тащит не к себе домой, как говорил, а в другую сторону...? Какой-то странный Пастух. Будто и не он вовсе, а кто-то другой. Похожий на Пастуха, но другой...". И тут меня осенило.... " Оборотень!" - сказал я сначала про себя....
- Оборотень! - повторил я в голос.... И вот уже я криком кричу. - Это оборотень! Оборотень!
А ЛжеПастух, услышав мои крики, ребëнка схватил подмышку и пустился прочь, не оглядываясь.
Я бросился за ним, в погоню, но этот... таким прытким оказался. Просто удивительно прытким.... Вижу, не догнать мне его. Что ни делай, как ни старайся, убежит он. Убежит и ребëнка с собой утащит....
И тут мне камень на глаза попался. Колесом его из обочины вывернуло. И вот лежит он теперь на пути, меня, верно, дожидается. Схватил я камень этот и что есть силы вслед оборотню запустил. Всё в этот бросок вложил, и обиду, вчерашнюю и сегодняшнюю, и отчаяние, и злость, и даже души частицу....
"Ну, - думаю, - где ты моя удача?".
И, надо же, попал.... Попал камнем оборотню прямо по хребтине....
А тот вскрикнул, тонким голоском, можно сказать взвизгнул, ребëнка бросил и припустил ещё пуще....
Я к девчушке подбежал, смотрю, та сидит, вопит, на ладонях грязь и ссадины, на щеке, тоже, ссадины и грязь....
Тут мужики прибежали, столпились вокруг, пыхтят. За оборотнем дальше никто не погнался.... Да и разве догонишь его? Вон как улепëтывает....
Потом прибежали бабы. Одна из них со слезами, вопящую девчушку на руки взяла, к груди прижала.... А я улыбнулся, спасëнное дитя по голове погладил....
- Всё хорошо, - говорю. - Успокойся....
А на мужиков и на баб посмотрел.... Если по их виду судить, что-то не всë хорошо, получается. Мужики стоят глаза потупили, бабы, тоже.... Некоторые кулачками рты прикрыли. Чëрт его знает, чего они?
Плечами я пожал и побрëл туда, где из-за пригорка повозка наша показалась.
Смотрю, на встречу Скрипун ковыляет. Поравнялись мы и он....
- Плохо, вот, - говорит мне, - что вы уехать-то не можете.... Тебе бы сейчас самое то..., Уехать.
- А что так? - спрашиваю.
- Так ты дочку Щавелеву у оборотня отобрал, - отвечает Скрипун. - Оборотень теперь тебе мстить будет. Жди придëт ночью.... Кусюка-то вон, загрыз....
Тут уж я вспомнил, что Пастух мне про оборотня рассказывал. Будто мстительный он. И про Кусюка вспомнил. И стало мне как-то не по себе.... Но виду я не подал....
- Ничего, - Скрипуну говорю с улыбкой. - Поживëм - увидим.
- Увидим, увидим, - сказал, кивнув головой Скрипун, и дальше поковылял.
А я к повозке нашей пошëл. А там Яка с Гансом. Яка глаза прячет, а Ганс спрашивает:
- Чего ты опять натворил?
И протягивает мне мою же шапку.... Я обрадовался, шапочку свою на голову нахлобучил.... "Вот, - думаю, - хорошо, что тот кто колдовство всë это навëл, до чужих вещей не жадный... ".
- Так, что там? - спрашивает Ганс снова.
- Да ничего такого, - отвечаю я. - Я, просто, не дал оборотню ребëнка похитить.
- Так это ж хорошо, - говорит Ганс.
- Это конечно так, - согласился я. - Вот только оборотень жутко мстительный. Ночью меня убивать придëт.
- Ничего, - подбодрил меня Ганс. - В обиду тебя не дадим. Нас же трое. Неужто мы против оборотня не устоим? К тому же у тебя пищаль есть. Я палаш возьму. Якову, дадим что-нибудь потяжелее.... Отобьëмся.
А Яка....
- Что для оборотня палаш? - говорит. - Палашом его возмëшь разве? Стрела серебряная нужна. Только серебряной стрелой одолеть его можно. Так я слышал....
- Почему обязательно стрела должна быть? - говорит Ганс. - А пуля чем хуже? Серебряные пули вместо стрел отлить можно.... Монеты есть. Хорошие. Не фальшивые.
- Я из серебра пули не отливал, - говорю. - Но, думаю, серебро не свинец. На костре серебро не расплавить.
- Значит, к кузнецу обратиться надо, - сказал Ганс. - Яков, найди кузнеца..., попроси его в долг.... Или отдай что-нибудь.... Только пули отлей.... Монеты я сейчас принесу.
И в повозку полез.
А у самого спина в репьях....
- Он под мостом, что ли валялся? - у Яки спрашиваю.
А тот не ответил, только рожу скривил и рукой махнул.
Понятно.... Значит валялся....
Смотрю, местные по домам расходиться стали. Которые мимо нас идут тайком косятся.... А я-то вижу. И улыбаюсь в ответ. Пускай думают, что мне всë нипочëм....
Наконец Ганс наружу вылез, монеты серебряные Яке вложил в руку. Три штуки. А тот уже кузнеца издалека приметил, поэтому на повозку запрыгнул, не мешкая, и догонять его поехал.
А я вслед ему....
- Пулелейка-то! - крикнул. - Там...! Э-э-э.... В повозке...! Найдëшь.
- Найдёт..., - сказал Ганс. - Ну, что? Пойдëм потихоньку?
- Погоди, - говорю. - Я тебя от репьëв, хоть, очищу. Я, ведь, как-никак у тебя в услужении. Заботится о тебе должен....
Все репьи я с Ганса поснимал и выкинул, только один оставил. Самый красивый репей, с веточкой, с листиком. Я его себе на шапку прицепил.
Гансу говорю:
- Вместо пера будет....
А он улыбнулся как-то невесело. Даже не улыбнулся, а просто рот скривил.... Что с ним? Только что меня подбадривал, а теперь сам скис. Вспомнил, что ли, свою попытку мост пересечь? Или что...?
- Пошли уже, - сказал Ганс....
И мы пошли....
- У тебя за мостом, что было? - спрашиваю я прямо на ходу. - Тоже ливень и потоки воды.
Ганс головой помотал....
- Ветер и снег, - отвечает. - Пурга.
- Надо же, - говорю. - И далеко ли ушëл?
Ганс снова головой мотает....
- Нет, - отвечает он. - Куда идти-то? Ничего ж не видно. Где дорога не разобрать....
- А я, - хвастаюсь, - до самой совы добрался. Это она мне дальше пройти не дала.... Зараза.... Пришлось мне в воде побарахтаться. Но ничего.... Я не сдамся.... Пускай не думают.... Есть у меня ещё мыслишка одна.
- Что за мыслишка? - заинтересовался Ганс.
- Я, ведь, тебе рассказывал, нет? - говорю. - О том, как волки сюда зимой по замëрзшему болоту приходят? Приходят и уходят. А если они могут, то почему я не могу? По льду вслед за волками.... Ну, или просто, без волков....
- И куда эти волки тебя приведут? - спрашивает Ганс. - В лес? Для волка любой лес дом родной. А ты что в лесу делать будешь?
- Дальше пойду, - отвечаю я. - За лесом тоже что-то есть....
- Горы..., - говорит Ганс.
- А за горами? - спрашиваю я.
- Не знаю, - отвечает Ганс. - Какая разница?
- Так, или в лесу, или в горах, или ещё где-то, чëрт знает где, - говорю. - Должен ведь я людей-то встретить? А там где люди есть, есть и дороги. А дорога это уже мой дом родной.... И твой.... Главное что? Главное отсюда выбраться.... Из этой западни....
А Ганс вздохнул.... И на этом наш разговор закончился.... Пока....
А пока, мы вернулись в дом, который, нам придëтся ещё считать своим.... Ганс за стол уселся, я растянулся на лавке.... Сидим, лежим, Яку дожидаемся.
Ждали. Ждали.... Наконец дождались. Долго он, я уж волноваться начал. Но, всё хорошо, приехал, привëз пять серебряных шариков. И вдобавок, остатки от выплавки, каплю серебра с крошкой, Гансу вернул.
Таких дорогих пуль я в руках не держал ещё. И тем более не стрелял.... Знал бы оборотень какой ценный подарок для него приготовили.... На такой подарок всю деревню пивом напоить допьяна можно, а, может, и на другой день ещё останется.....
Ну да ладно, подарки дарить будем позже, а пока мы, сгрузили с повозки наше барахло, сварили кашу, съели эту кашу, послушали как Яка нудит: "Крупы осталось только на раз. Сухарей уже нет, крошки одни...". Потом смеркаться стало. Яка лошадей в стойло загнал, ворота крепко - накрепко запер, окошки законопатил.... "А то, вдруг, захочет оборотень на лошадях отыграться?". Мы вооружились.... Я пищаль зарядил, Ганс взял палаш, а Яка топорик достал из повозки. Лампу коптилку на стол поставили. И всё..., сели визитëра дожидаться. Мы с Гансом за столом, а Яка на лавке, сперва сидел, потом прилëг и захрапел вскоре. Ганс, тоже недолго высидел, уснул, головой в кулак упершись. Только мне не спится. Сижу, смотрю как коптилочка горит, да из фитиля на столе кольца верчу, раскладываю. Думаю о всяком.... О том, например, смогу ли я в одиночку с оборотнем справиться? Потому как Ганса с Якой я будить не собираюсь. Пускай себе спят.... А то вывалим втроëм на одного.... С тремя-то оборотень, наверно, связываться не захочет, убежит. И когда мне его, потом, ждать? Что, каждую ночь так высиживать? Нет уж. Пусть всё решится сегодня.... Вот так я сижу, рассуждаю.... И вдруг, слышу.... Лошади, вроде, забеспокоились.... А ещё, к стрекотанию цикад и к щебетанию какой-то ночной птицы, подмешались звуки шагов. Кто-то мимо окна прошëл, шурша травой.... Человек, кажется.... Получается оборотень решил в образе человека явиться? Что ж, ладно....
Взял я пищаль, фитиль поджог, раздул его хорошенько, на место вставил, в сенях полку открыл, чтоб потом, когда придёт время, не щупаться, к входной двери подошëл, подтолкнул еë пищалью, наружу осторожно выглянул и увидел оборотня.... Точнее очертания его, стоящего поодаль, шагах в десяти.
Пищаль подмышкой держа, ствол, на гостя своего, направляя, на улицу я вышел.... И тоже встал.... Постояли мы так, друг напротив друга, немного, а потом, этот, голосом Пастуха....
- Что это за огонëчек такой? - спрашивает.
Вот чего, чего, а такого вопроса я не ожидал, подрастерялся, даже, но, всё же нашëл, что ответить.
- А это, - говорю. - Чтоб посветлее было. А то темно ведь....
Этот немного помолчал, а потом сказал:
- Мне он не нравится.
Я про себя усмехнулся....
- Мне, - говорю, - тоже не нравится, что ты являешься ко мне в образе Пастуха....
- Раз уж на то пошло, - сказал оборотень со злостью в голосе. - Мне, тоже, не нравится, когда у меня добычу отнимают.
- А, что же, прикажешь стоять и смотреть, как ты ребëнка уносишь? - спрашиваю я.
- Мне всё равно, - ответил он. - Но это не нравится мне. И огонëчек этот мне не нравится. Убери его.
А я ему на это сказал:
- Ещё чего....
А он....
- Ах так...? - процедил сквозь зубы.... Мне, кажется, я, даже, заметил как они у него свернули.... И бросился на меня.
Я на крючок спуска нажал....
Порох вспыхнул на полке и ослепил меня, грохот выстрела оглушил.... Я сделал шаг назад, закрыл глаза, сжался, напрягся и приготовился..., если промазал, то умереть, а если попал, то не знаю....
И тут раздался крик, вопль, визг, такой громкий..., громче выстрела раза в три. Я глаза открыл, но после вспышки ничего разглядеть не смог, только звëзды.... Ими всё небо истыкано.
Слышу, Ганс с Якой в доме завозились и показались, потом, в дверях, Яка с топориком, а Ганс с палашом в одной руке и с лампой - коптилкой в другой.
- Где он?! - крикнул Ганс....
И тут же коптилка в руке у него погасла.
Ганс выругался....
- Идëмте в дом, - говорит. - Всё равно сейчас ничего не увидишь.
И побежал лампу заново разжигать. Яка остался в дверях стоять, а я прошëл вперëд немного, по траве ногой пошарил..., и подальше ещё пошарил.... Нет, нету никого. Убежал, похоже, оборотень. Ранил я его только, похоже. Постоял я ещё чуть-чуть, поглядел в темноту, темноту послушал..., фитиль загасил и в дом вернулся.
А там Ганс с палашом и заново разожжëной лампой. Я пищаль к печке прислонил и на лавку завалился, а Ганс вместо меня на улицу отправился, пламя гардой палаша прикрывая. Но он недолго был там. Вернулся со словами:
- Никого нет. Ушëл оборотень.... Но ты его ранил, на траве кровь....
- Ничего. Далеко не уйдëт. Серебро своë дело сделает, - сказал Яка.
А я промолчал. Что тут скажешь? Ушёл, так ушёл. Сделает, так сделает. Просто закрыл глаза и очень быстро уснул....
И приснилось мне, будто лежу я в какой-то дыре или норе, калачиком свернулся, хвостом нос прикрыл.... Лежу и слушаю, как снаружи позвякивает колокольчик. Сначала далеко, потом всë ближе и ближе. И когда колокольчик стал звякать совсем близко, я вылез из норы и увидел высокого и худого человека с длинной седой бородой.... Или, может, он казался высоким, из-за того, что был слишком худ, просто мослы одни.... Человек этот шëл по мокрому снегу и тащил за собой тележку, в которой из под всякого хлама торчали человеческие руки и ноги. И так всё это было..... Высокий человек шëл, колокольчик звякал, тележка катилась, руки и ноги покачивались, и я не удержался, следом побежал.... Сам не знаю почему. То ли мне захотелось, то ли надо так....
Сон улетучился, вдруг. Я глаза открыл.... Утро уже..., но никак не раннее. Солнце палит вовсю. Ганс сидит, как всегда, за столом над рукописью своей.... За окном гомон какой-то. Голоса.... Похоже, гомон этот меня и разбудил....
Ганс голову поднял, увидел, что я не сплю, в окно высунулся....
- Проснулся! - крикнул кому-то.
Я потянулся, зевнул, слышу, дверь скрипнула. Смотрю, мужик заходит незнакомый с девчушкой мелкой. Девчушка та, вчерашняя, я еë по ссадине на щеке узнал.... Думаю: "Неужто папаша еë спасибо сказать явился...?".

И вот, когда мы с Гансом закончили наше дело..., иссяк мой кладезь..., наступило время Яки.... А то заждался он.... В избу, понимаешь, заглянет, проверит, что мы тут делаем, на меня недовольным взглядом поглядит, поворчит и уходит.... Через какое-то время опять заглядывает..., потом опять.... Видно же, сказать что-то хочет.

А когда он в последний раз зашëл, я уже молча лежал, Ганс перо разлохмаченное в порядок приводил, и Яка тогда....
- Вот как получается-то..., - говорит. - К кузнецу ходил.... Звëздочку-то перековывать пора. Раскуëтся, что делать будем...? А кузнец хороший. Его тут все хвалят.... Только ведь ему платить надо. А чем? Местные-то дураки денег не знают. Если б подарить ему чего...? Как тому..., хромому.... Так что..., если есть чего дарить, то надо....
Ганс на Яку снизу посмотрел....
- Ладно. Найдем что-нибудь..., - сказал он, головой качнув.

И тут я о Пастухе вспомнил и о висюльке, из монеты им сделанной....
- Я тут, - говорю, с лежачего на сидячее положение меняя, - придумал штуку одну. Как наши монеты, вроде бы не нужные, сделать нужными.... Надо, значит, монету начислить до блеска, дырку в ней проковырять и нанизать на бечëвку. Будет для местных красавиц украшение....
- Это ты хорошо придумал, - сказал, глядя на меня Яка.
А я подумал: "Надо же. Небывалое дело. От Яки услышал похвалу.... Это ж надо где-то записать, чтобы он потом отнекаться не мог...".
- Да. Хорошо, - согласился Ганс. - Это получится кулон.... А несколько монет к бечëвке привязать, то будет уже монисто....
- Монисто.... Это да..., - сказал Яка, присаживаясь на лавку, рядом со мной. - Монисто лучше.... Кузнец-то сына женить собрался. Платочек, как у дочки хромоногого, хотел.... Для невестки подарок.... Спрашивал, нет ли у нас ещё...? А монисто разве хуже?
- Конечно, лучше, - говорю я. - Платочек-то уже есть у кого-то.... А монисто ни у кого ещё нет....
- Значит, так и поступим. - сказал Ганс, разобравшись наконец со своим пером и обмакнув его снова в чернильницу.
А это значит, занимайтесь своими делами и не мешайте мне....

Ну что ж, я по коленям хлопнул....
- Пойду, - говорю. - Заниматься. У меня как раз серебро фальшивое сохранилось, которое нам тот купчишка сраный подсунул. Вот из этих монет, я думаю, монисту и смастерю....
- Погоди, - сказал Ганс, уставившись на меня удивлëнно. - Это те самые фальшивки...? Ты о них говоришь? Я же тебе избавиться от них велел.
- Ну а я решил, что они нам ещё пригодиться могут, - говорю, плечами пожимая. - И я оказался прав....
Ганс в ответ вздохнул только и головой покачал.... И ещё глаза закатил.... А потом рукой махнул, иди, мол, уже.

Я встал и к выходу направился. И тут же Яка сзади запричитал:
- Господин. Когда, хоть, мы обратно-то поедем...?
Тут мне стало интересно, и я специально у выхода задержался, чтобы послушать, что Ганс Яке ответит.
- Ты ведь кобылу собрался перековывать, - сказал Ганс.
- А как перекуëм...? - спрашивает Яка.
- Там поглядим..., - ответил Ганс. - Тебе что, плохо здесь?
- А чего тут хорошего? - запричитал опять Яка. - ЦерквЫ нет. Ходят все некрещëные, как язычники проклятуШшие.... Я среди еретиков согласен жить.... А с язычниками не могу....
- Подожди.... Подожди..., - попытался унять Яку Ганс....
Но его было уже не остановить....

- Да и места здесь скверные, - продолжил причитать он. - Плохие места. ЦерквЫ нет, попа нет, поэтому нечистая сила здесь и хозяйничает.... Вон у них бесы по болотам скачут. А людишки все нечистому продались.... Я у хромоногого спросил: "Когда у вас неурожай был?". А он мне: "Никогда...". Быть такого не может.... Чтоб господь, да за грехи не наказывал...? Ей-богу продались. Продались.... А где старики? Где немощные да дряхлые...? Вон как солнце палит. Почему бы на улицу не выползти, косточки не погреть...? А никого нет.... Потому что продались. Заключили кровавый контракт и благоденствуют. А время контракта заканчивается, бесы душу из них вынают, а тела в болоте топят....

- А это что...? Это Хромоногий тебе рассказал? - Ганс спрашивает с интересом.
- Да..., скажут они..., жди..., - ответил Яка. - Ни в жизнь они ничего не скажут.... Да мне и не надо. У меня глаза есть. Я вижу. А что не увижу, то додумаю. На то голова имеется....
Ничего Ганс на это не сказал, вздохнул только и головой.... Своей головой покачал.... Да и что тут скажешь? Вот такой он Яка.... Мы-то его хорошо знаем.

Помню, деревню проезжали, где падëж скота был. И на самом краю той деревни у женщины одной мы на ночь на постой встали.... Хорошая женщина, приветливая..., накормила нас.... А Яка сказал, что это она скот погубила.... Уж не знаю, почему он так подумал. Наверное, потому что у неë нос крючком.... К тому же она старая и живëт на отшибе. И ещё, наверное потому, что у Яки глаза, и он видит.... Вот и сейчас....

- Вы, господин, не вздыхайте..., - разошëлся Яка на непохожую. - И головой не качайте.... Если хотите знать? Извольте.... ЦерквА у них была.... Там наверху пустырь.... Может, видели...? Только эти нехристи её всю разобрали. По камешку растащили.... Там и кладбище рядом есть. Только свежих могил вы там не найдëте. А найдëте старые, поросшие, заброшенные.... И где они тогда покойников хоронят? Нигде.... В болоте они все.... А хромоногий мне говорит: "На болото не ходи, опасно...". А сами ходят. А чего им боятся? У них контракт.... Время не вышло, бояться нечего. А вышло, так хоть бойся, хоть не бойся, а бесы душу всё одно вынут....

Посмотрел я на Ганса, думаю, что тот Яке в ответ скажет. А тот только рот открыл, а сам молчит.... И тогда уж мне самому пришлось....
- И ходят, - говорю. - Ну и что? Что ж теперь, не жить...? А кузнец, которого ты так нахваливал, думаешь, не ходит? А откуда же он тогда железо добывает...? Из болота ведь.... Так и вижу..., кузнец ковыряется в болоте, а вокруг него бесы скачут, радуются....

- Кузнеца не я нахваливал, - ответил Яка, бросив на меня сердитый взгляд. - А хромоногий.... Да и кузнец.... Ну а кузнецу что...? Ему не привыкать с нечистой силой дело иметь. Потому как у каждого кузнеца дома за печкой чëрт сидит.... А твой Пастух...? Для чего ты с ним связался...? Я-то с кузнецом понятно из-за чего. Нам без него не обойтись.... А ты-то...?

- А ты будто не знаешь...? - сказал я, на Ганса рукой показывая.
- Уж я-то знаю, - огрызнулся Яка. - Ты и так, как есть, безбожник.... А с этими свяжешься и вовсе душу продашь....
- Ну всё, хватит! Довольно...! - рявкнул вдруг Ганс, потом посмотрел на меня и сказал. - Ты же хотел куда-то идти? Так иди....

Ну а что я? Плечами пожал и ушëл.... Пускай Ганс сам разбирается с Якой и с нытьëм его тоже.... А я, пока монеты в шмотках своих нашёл, инструменты достал.... У нас есть инструменты. Потому что путешествовать на повозке без инструментов глупо. Мало ли что в дороге случиться может...? Нашëл, чем в монете дырку пробить.... Ну и.... Принялся за дело.... Но оказалось, это не так-то просто. Гораздо сложнее, чем пообещать. На чём дырку-то пробить? А, вот на чëм...? На деревяшке не получается, вминается она. На старом обруче от бочки тоже никак. Камня подходящего нет. На топорике? Не знаю…. Ходил я по двору, ходил..., наконец нашëл трухлявую чурку с наковаленкой, на которой косы отбивают. Тут-то дело, вроде, пошло, но всë одно, медленно. Мысли разные меня отвлекали....

Думаю, вот, на кой чëрт я до Яки докопался? Зачем? Понятно, что ему здесь неуютно.... А мне...? Как вспомню этот случай с птицей, прямо тяжко становится на душе. Страшновато немного даже.... И если честно, иногда я сам хочу отсюда поскорее убраться, а иногда.... Чëрт его знает.... За этими раздумьями Яка меня застал. Подошëл, посмотрел....
- Ты до вечера-то управишьс,я хоть? - спрашивает.
Постараюсь..., - отвечаю я.
А у самого из пяти монет только две готовы, почти..., наковаленка в трухлявое дерево вбилась по самую верхушку, и солнце давно вниз катится.

Яка вздохнул, бороду почесал....
- Ну, что там Ганс-то? - спрашиваю теперь уже я. - Что говорит? Когда тронемся?
- Да что говорит...? - ответил Яка. - Говорит, на замок хочет поглядеть.... Вот что он говорит....
- Понятно, - сказал я.
А Яка.... Вздохнул ещё раз, потом плюнул и побрëл куда-то, ворча себе под нос. Ну а я дальше своë дело делать принялся....

И так принялся, так принялся..., что взял и сделал.... Это ведь в начале не просто было, а потом я руку поднабил, и пошло-поехало.... Знай только молотком машу, да наковаленку в трухляшку загоняю всë глубже и глубже. Пальца на три загнал. Но зато все пять монет с дырками.
Монеты эти я для блеска потëр тряпицей...., но не очень сильно, слегка..., просто боялся лоск фальшивый стереть.

Бечëвку нашëл потом. Хорошую, не очень засаленную. Монеты на неë нанизал.... В общем, нанизал, навязал, привязал.... Получилась мониста.... По-моему неплохая. Мне, вот например, понравилась.... У меня даже гордость появилась... за себя. Хотел я сперва своë изделие Гансу показать, а потом передумал. Начнëт ещё разглядывать детально, да изъян какой-нибудь найдëт, тут моя гордость и улетучится. Не хочу. Хочу гордым походить немного.... Лучше я монисту сразу Яке отнесу.

Пошëл я Яку искать.... А его и искать не надо. Возле лошадей он. Где ему ещё быть...? Что-то под нос себе бубнит, Звëздочку причëсывая. К встрече с кузнецом, видно, еë готовит... Перед Якой я своей монистой похвастался.... К Звëздочке еë примерил.... Красота.... Ещё к Снежинке примерил, тоже. На светлом фоне, конечно, не так хорошо выглядит, но тоже ничего....
Намекнул я Яке, что за такую красоту одной перековки маловато будет. А он проворчал:
- Не твоë дело....
И монисту у меня забрал.
Да ну его.... Чего этот бирюк в красоте-то понимает...?

Конечно, я мог бы с ним поспорить моë это дело или нет, если б Ганс не помешал. Я ему вдругсрочно зачем- то понадобился.... Самой первой проскочила мысль, что он просто проголодался.... Жрать хочет. А я не готовил ничего. Я ведь другим делом занимался, и он прекрасно знает, каким.... Потом мелькнула мысль вторая, о том, что Ганс решил проверить, как я с этим делом справился....

А он....
- Узнай у Пастуха поподробнее о ведьме, об оборотне..., - говорит. - Так.... В какого бога они верят.... Или, может..., богов...? Узнай всë это. И про церковь не забудь спросить. И про кладбище....
А я ему:
- Хорошо.... Только я ужин собирался готовить.
- Ничего, отправляйся к Пастуху, - сказал Ганс. - Мы с Яковом сами управимся....
А за спиной своей слышу, как Яка покряхтел и говорит:
- Правильно. Пускай идëт.... Припасы-то уж кончаются. А так на одного едока меньше....
Не знаю уж, для чего Яка сказал это..., или уязвить меня хотел, или по простоте душевной..., но отвечать я ему не стал. Зачем при Гансе перепалку опять начинать? Да и знаю же я, что буду скоро за столом сидеть рассказы слушать, а Яка кашу будет варить....

И он еë стал варить. А я Пастуха ждать стал. Да так и не дождался. Скотину уже пригнали а Пастуха всë нет. Я со двора вышел поглядеть, смотрю, а на дороге Разувай стоит, плеть в кольцо сматывает. А рядом с ним сосед наш..., не Скрипун, а другой, тот, что через дорогу..., и Разуваю что-то объясняет. Не слышно чего.... Цикады так стрекочут, что просто уши закладывает.... Я не стал подходить ближе, Разувай меня увидел сам. Он в ответ соседу тоже что-то сказал, они кивнули друг другу, Разувай свëрнутую плеть на плечо повесил и ко мне направился.

Подошëл и говорит:
- Пастух велел сказать, что дома тебя ждать будет. Чтоб ты туда приходил.... Какой-то он сегодня смурной. Ворчит всë. То ему не то, это не это....
Шмыгнул носом, поправил плеть и побрëл куда-то.... Домой, наверное. Ну и я тоже побрëл.... В гору....
Иду и думаю: "Чего это Пастух смурной? Не на меня ли обиделся? Я ведь утром на него нарычал.... Вроде ничего такого и не сказал, но мало ли...? Всякие люди бывают. Бывают такие, которые от постороннего человека любое слово стерпят, а близкий что скажет, сразу в обиду. А ещё я знал одного.... Ляпнешь ему что-нибудь, не подумав, а он сначала вроде ничего, а потом накрутит у себя в голове, надумает, и так разобидится, что дух вон. А ты потом всё думаешь-гадаешь, никак понять не можешь, чего это он с тобой здороваться перестал...? А через полгода, случайно встретив его жену, узнаëшь, что ты тогда-то и тогда-то, такое-то слово сказал...".
Вот такое бывает.

И опять, как в прошлый раз, овечий пастух мне повстречался. Увидев меня, он снял шапку и стал раскланиваться, как перед епископом или герцогом, а я в ответ тоже шапку снял и поклонился, только слегка, как с равным себе.... Не хочу я в эти глупые пастушьи игры играть.... Не знаю, как овечий пастух отреагировал, я не смотрел, не глядя мимо прошëл.... В эту жуткую котловину, через которую птица пыталась пролететь, я тоже не заглядывал.... На кой чëрт мне надо под вечер настроение себе портить? И так-то оно не ахти какое....

А к Пастуху заявился, у того настроение ещё хуже. Сидит за столом с опущенной головой, бормочет что-то. Видно, что из кувшинчика уже отхлебнул.... Я тоже за стол уселся....
- Разувай говорит, что ты какой-то смурной. Что у тебя случилось-то? - спрашиваю.
Пастух глазами, полными тоски, на меня посмотрел....
- Предчувствие у меня плохое, - отвечает. - Сон мне плохой приснился.
- А с утра я что-то этого не заметил, - говорю.
- Да не ночью, - сказал Пастух, морщась. - Днëм. Прикорнул я там.... И приснилось. Да ну.... Чего говорить, давай лучше выпьем....
В кружку вина налил и ко мне придвинул....
Пригубил я немного....
- Ты что, сны толковать умеешь? - спрашиваю.
- Да тут и толковать нечего..., - отвечает Пастух. - Грустно и обидно.... Вот ты.... Много где побывал, много чего повидал.... А я? Чего я видел, кроме коров...?
- Тебе просто развеяться надо, - говорю я. - Ты человек умный, пытливый, тебе тесно здесь. Поехали с нами.... Я Ганса уговорю....

- Вот ты..., - прервал меня Пастух. И ещё цыкнул и головой качнул. - Ты такой же, как Разувай. Он тоже.... Вот говоришь ему, что надо вдоль. Что вдоль надо. А он всë одно поперëк норовит....
А потом кружку свою поднял, осушил еë залпом, и, смотрю, снова наливает.... И мне подлил тоже, хотя у меня не допито было.... Ну, понятно, человек сам не свой. Раскис человек. Его бы успокоить, приободрить надо, историю, может, какую рассказать с хорошим концом....

Стал я голове копаться, историю подходящую вспоминать.... Ни черта не вспоминается ни одна, пришлось самому придумывать.
- Вот у нас, - говорю. - Рядом с деревней мельня стояла. Хозяин еë, мельник, как зовут не помню, тоже в эти дела верил.... В предчувствия, сны, да в приметы разные.... Всё ходил, причитал: "Вот, приснилось, наверное скоро помру. Вот предчувствие у меня...". Ходил, ходил.... Так до сих пор, наверное, и ходит.
Но на Пастуха мой успокоительный рассказ похоже не очень-то подействовал. Он как будто его и не услышал....

- Может мне богу помолиться? Хоть раз в жизни..., - сказал он, а потом оглядываться стал. - У меня тут распятие висело.... Только куда делось, не знаю.... За сундук, что ли, завалилось?
Пастух встал, к сундуку подошëл, наклонившись, рукой за ним шарить принялся....
- Нету что-то..., - сказал он, и на меня посмотрев, продолжил. - Ты ведь, наверное, молитвы-то знаешь? Подскажи хоть одну. А то меня учить некому было.... Мамки я не помню, про отца ты знаешь, а коровы без молитв обходятся.... Да и я раньше как-то обходился.

- А я что? - говорю. - Я и знаю-то только "Qui es in caelis". У меня ведь как...? Думаю на одном языке, говорю на другом, а молиться приходится на третьем. А тех, кто на своëм языке молится, попы еретиками называют.... Мне вот отец рассказывал про моего пра-пра, какого-то там деда. Он со своими дружками решил молиться на родном языке. А заодно причащаться не только хлебом, но и вином.... Тоже, видно, выпивоха был ещё тот.... А их за это попы еретиками прозвали. А они взяли и короля своего прогнали.... Король обиделся да из Германии рыцарей привëл. Мой пра-пра, какой-то там дед с дружками рыцарей этих поубивали. А король ещё привëл. Мой пра-пра, какой-то там дед с дружками и этих поубивал. А третьи..., Германия-то она большая, рыцарей там полно..., убили моего пра-пра, какого-то там деда и дружков его. А кто жив остался, тех казнили.... Вот такая штука.... А Ганс...? Может его пра-пра, какой-то там дед моего пра-пра какого-то там деда и убил? А я ему служу теперь...? Вот ведь жизнь.... А сейчас в самой Германии еретиков полным-полно....

- Да-а, - сказал Пастух, вернувшись за стол. - Жизнь у вас, не то что у нас....
- Ага, - говорю. - То чума, то война, то недород..., никогда не скучно.... А у вас, говорят, неурожаев-то не бывает?
- А что это? - спросил Пастух.
- А это, - отвечаю. - Когда посадил и выросло столько, что думаешь, куда это всё девать? Либо сожрать, тогда на следующий год сажать будет нечего, или оставить на посадку, тогда сам с голодухи помрëшь...?
- Нет, - говорит Пастух. - У нас такого не бывает. Зачем же это сажать, если урожай такой маленький? На кой...?

- Жизнь такая, - говорю. - Куда деваться?
А сам думаю: "Удалось мне, всë-таки, от своих мыслей, его отвлечь. Получилось".
- У вас-то деваться некуда...? - усмехнулся Пастух.
- А куда ты от своего хозяйства денешься? - говорю.
- Это верно, - согласился Пастух и снова загрустил.

Вздохнул, налил вина себе и мне, своë опять залпом выпил.... А у меня кружка уже до краëв, тоже пришлось отпивать.... Отпил я немного..., так что в кружке почти ничего не осталось, и дальше разговор продолжил....
- А я смотрю, - говорю я. - У вас тут богачей нет. Домишки у всех одинаковые....
- БогачЕи...? - сказал Пастух. - Это те, кто других богаче...? Почему же нет? Есть.... Есть у нас один БогатЕй..., все его так и зовут..., у него три коровы и овец больше, чем у других. А всё потому, что он поле некошеное косит. Может себе лишнюю корову позволить.

- Разве ж это богатЕй? Три коровы..., - усмехнулся я. - У настоящего богатея должно быть тридцать коров....
- Да ну.... Ты что.... У одного человека тридцать...? - говорит Пастух удивлëнно. - А где же он сена-то столько возьмëт? У нас тут видел, что...? Вся земля хорошая под огородами да под пашней, под покос мало что остаëтся. Вот и косят все по перелескам да по краю болота. А коров-то и вовсе пасти негде.... Сейчас ещё ничего, после сенокоса скотина по отаве гуляет. А по весне-то.... Ходим и под ногами хлюпает. Бывает так, что и присесть негде, не то чтобы прилечь. А на ногах-то целый день тяжело.... Так, найдëшь куст покрепче, спиной на него облокотишься, и в таком, полулежачем-полустоячем положении отдыхаешь....

БогатЕй-то почему себе лишнюю крову позволить может? Потому как он мужик смелый и отважился поле некошеное косить. А поле некошеное, оно прямо посреди болота, туда скотине не пройти, и человеку трудно, там почва под ногами, как кисель, одно слово - болото. А Богатей сперва корзины на ноги надевал, а потом обувку специальную сплëл из ивняка, так и ходит. Да ещё и косить умудряется.

Поначалу, рассказывал он, в зарослях рогоза его плясуны стерегли и при случае за ноги хватали. А Богатей косой махнëт, и руки у плясуна как не бывало. Теперь уж они хватать перестали, остерегаются, а раньше то и дело.... Богатея вечером встретишь, и начинаются рассказы, сегодня, мол, столько-то рук откосил, вчера, столько-то.... Говорил, плясуну руку откосишь, он заверещит, отбежит подальше и подвывать начинает жалобно, а другие плясуны откликаются, сочувствуют как бы.... И такой вой поднимается на всё болото, хоть святых выноси. Никто из наших мужиков такие завывания выдержать не может, а уж баб-то туда, тем более, силком не затащишь. Поэтому Богатею одному приходится это поле обкашивать, да ещё сено на руках таскать, на лошади-то туда не проехать.... После каждого сенокоса Богатей зарекается то поле косить, больно уж тяжело, а на следующий год вновь косу берëт и на некошеное поле отправляется.... Потому как без этого поля он Богатеем быть перестанет.... А тогда он кто...? Не Богатей уж точно.... Хотя, мужик он смелый, и это у него не отнять. Один ходит на болото и уже сколько лет....

А вот в этом годе было.... Щука возле болота косил, и, толи зевнул, толи ещё чего..., только плясун у него оселок стащил.... Ну, оселок и оселок..., вроде ерунда, но вещь, всё-таки..., жалко. Да и обидно. Этот-то..., ладно бы схватил и убежал, так нет, стоит и дразнит.... Щука к плясуну кинулся, чтоб вещь свою вернуть.... И ведь едва не схватил, плясун увернулся просто и в омут нырнул. А Щука..., то ли запнулся, то ли оступился, растянулся перед самым омутом. Сам-то на кочки лëг, а руки и голова в воде оказались. Плясун тут же его за руки хвать и давай тянуть.... В омут Щуку затянуть хотел.... И затянул бы, если б не бабы.... Жена да дочка выручили. За ноги Щуку из болота вытащили. А косил бы один, пропал бы. И так чуть не захлебнулся.... Хотя..., рано или поздно все мы в болоте окажемся....

- Как это? - спрашиваю. - А если человек своей смертью помрëт...?
- Всë одно в болоте утоплен будет..., - ответил Пастух. - У нас же как...? Помрëт человек, понесут его к болоту, чтобы утопить, потом топят и приговаривают: "Вот тебе, Большой Хозяин, тело. Не бери живое - бери мëртвое...".

- Ну и дела у вас тут творятся, - говорю. - Ну и дела.... Прямо до мурашек пробирает.... Так вы, получается, Большому Хозяину жертву приносите...? А распятие как же? Я думал у вас Христу молятся...?
- Богу прикованному...? Молятся. А как же...? - отвечает Пастух. - Ведь мы, как и он, каждый к своему кресту прикованы. И никуда с этого креста не денешься.... Никуда.... И ты теперь тоже никуда не денешься....

- Ну да, понятно, - говорю. - Все мы несëм свой крест.... И что же? Получается у вас Большого Хозяина уговорить?
- А кто его знает? Получается или нет...? - говорит Пастух. - Люди верят.... Но если Большой Хозяин на человека ополчится, тогда тому несдобровать. Это уж точно. А бывает, плясуны сами, без указки, людей топят.... Балуются....

- Да ну...., к чëрту ваше болото, - говорю в сердцах. - Плескани-ка мне, да про замок лучше расскажи. Ганс сходить к нему хочет. Вблизи посмотреть....
А Пастух вместо того чтобы мне вина налить, башкой мотать начал....
- Нет, нет, - говорит. - Вот туда уж точно ходить не надо.... Там же оборотень живëт. Он не любит, когда его тревожат....
- Ему вы, тоже, жертвы приносите? - спрашиваю не без ехидства.
- Ему-то зачем? Ему незачем..., - отвечает Пастух. - Он сам охотится. То там, то сям.... Или ребëночка утащит, или загрызëт кого....
Вот тут меня проняло окончательно. Обидно стало за этих людей....

- Как вы живёте-то хоть так...?! - спрашиваю, чуть ли не криком. - Тут вас грызут, там топят, а вы всё покорно сносите...! Почему?!
- А как ещё быть? - отвечает Пастух обречëнно. - Вот скотина, например, живëт себе, летом траву ест, зимой сено, ночует в хлеву, а приходит время, идëт на заклание.... А человек чем лучше...? Ничем.
Не стал я спорить опять.... Пустое это дело.... Только говорю:
- Не знаю как вы все тут, но я не скотина. Я терпеть не собираюсь. И я всë равно отсюда уйду.... А вот хоть за волками по болоту замëрзшему.
- По снегу? Зимой? - говорит Пастух недоверчиво. - Сгинешь ведь.... Замëрзнешь....
- Это мы ещё посмотрим, - сказал я и из за стола встал. - Пойду-ка я, наверное, к себе. А то вино не пьянит меня что-то сегодня.
- Да не ходи, - стал меня уговаривать Пастух. - Спи здесь. Ты ведь там не ночевал ни разу. У тебя там, поди, и места-то своего нет?
- Я себе место всегда найду, - ответил я.

А сам думаю: "А ведь и правда. Приду я сейчас и буду там в темноте по углам тыкаться. Перебужу только всех". И никуда не пошёл. Заночевал опять у Пастуха. На прежнее место залëг.
Утром встал пораньше и к себе отправился.... По дороге никуда не смотрел, не заглядывал, просто шëл и шëл. А как пришëл, смотрю, Ганс уже на ногах. Говорит:
- Пойдëм к замку прогуляемся, пока Яков к кузнецу ездит.
Я ему:
- Нельзя. Опасно. Да и Пастух не велел.
А Ганс....
- Вооружись, - говорит. - И пойдëм.

Пришлось идти. Да и на двоих-то, подумал я, оборотень поостережëтся нападать.
В общем, взял я палаш. Пищаль зарядил. Всем, чем нужно, снарядился.... Приготовился, так сказать, к неожиданностям.... Только фитиль не стал пока поджигать. На месте, думаю, подожгу. А то жалко. Не так уж и много его у нас.... Не запаслись в своë время, а теперь где его возьмëшь...? Ну и правильно сделал. А то пока мы через заросли камыша да ракиты, через кусты, через чепыжи всякие пробирались, я бы этот фитиль вовсе потерял бы.... До замка-то ни дороги, ни тропинки....

Верно. Пастух ведь говорил, что здесь никто не ходит. Только Ганс, вон, прëт себе напролом.... А я следом..., поотстал немного, чтобы ветвями не захлëстывало. Ещё шапку на уши натянул, а то уже два раза эти ветви чëртовы у меня еë с башки стаскивали.... Ганс-то свою рукой придерживает, а мне как? Мне никак, у меня в руках пищаль. Она тяжëлая, зараза. Одной рукой далеко не утащишь....

Дальше после кустарника начался лес. Настоящий лес, высокий, мрачный, стволы деревьев мхом покрыты. По этому лесу ещё я за Гансом тащился, сколько не знаю.... Я уж подумал, не заблудились ли мы ненароком...?
И вдруг впереди за деревьями показалась каменная кладка, а перед ней заплывший и поросший бурьяном ров.

Я на Ганса смотрю.... А он стоит, на стену..., на кусок стены смотрит разочарованно. Не на такое зрелище он рассчитывал, похоже. Постоял немного и вдоль рва побрëл, наверное, в поисках места, где удобнее можно будет через ров перелезть.... Он хоть и заплывший, но один чëрт, глубокий. Да и по кустам опять шариться не больно-то охота.... Ну и я тоже сзади бреду.... Куда мне ещё деваться?

Так мы брели и набрели на повалившееся дерево.... Высохшее дерево упало и прямо через ров перекинулось....
Ганс остановился поглядеть, удастся ли перебраться по нему на другую сторону.... Я тоже встал.... И тот, кто сзади меня шëл, встал тоже.... Но не сразу. Пару шагов ещё сделал прежде....

Я обернулся резко, смотрю, а это Пастух....
"Какого чëрта ты тут делаешь? " - мелькнуло у меня в голове.
- А ты какого лешего тут делаешь? - спросил Пастух, будто прочитав мои мысли. - Я же тебе не велел сюда ходить?
- Я, - говорю, - вообще-то, не сам по себе. Я на услужении нахожусь. Жалованье получаю. И не во всëм волен сам решать....
Говорю и киваю в сторону Ганса.

- А ты разве про оборотня своему хозяину не рассказывал? - спрашивает Пастух.
- Да мы подумали, - оправдываюсь я. - Что на двоих оборотень поостережëтся нападать.... Да мы.... Мы ведь просто поглядим да назад.... А может, его нет здесь? Может, он охотится где-нибудь.... И о нашем посещении ничего не узнает?
- Не узнает, говоришь? А я, по-твоему, кто? - спрашивает Пастух и лыбится.
- Ты кто...? Пастух..., - отвечаю я удивлëнно. - Разве нет?
- Да, многого ты ещё не понял, - услышал я в ответ. - Но, думаю, со временем поймëшь....
И тяжëлая рука легла мне на плечо.

И такая тяжëлая оказалась у Пастуха рука, что меня скрючило даже немного. "Прямо не рука, - подумал я. - А медвежья лапа... ". А потом краем глаза посмотрел, и правда, на моëм плече не рука, а звериная лапа лежит.... Я от неожиданности завопил, дëрнулся и проснулся....
И чувствую, в темноте меня в плечо кто-то толкает, и этот кто-то голосом Пастуха говорит:
- Ты чего орëшь? Приснилось, что ли, чего...?
- Да..., - отвечаю. - Ты приснился.
- И чего? - спрашивает Пастух.
- Рука у тебя, - отвечаю, - тяжëлая....
- Это точно, - сказал Пастух, на постель свою заваливаясь. - Что есть - то есть....

- Ну а ты как? - спрашиваю уже я. - Всё ещё переживаешь из-за своего сна?
- Конечно, - ответил Пастух. - Это же плохой сон....
- Не знаю как у вас, а у нас, - говорю я. - В сны, всякие, верят только древние цари из Святого Писания и бабы.
- Да врëшь ты всё, - сказал Пастух, ворочаясь. - Давай спать....

"Ну вот, - думаю. - Хотел человека успокоить. А он сам успокаиваться не желает.... Ладно... ".
Глаза закрыл, лежал, лежал, не идëт сон. Ни в какую.... Смотрю, из щелей в ставнях свет пробивается, рассветает, значит. Пастух сопит себе, а я с постели поднялся, обулся, шапку взял и на улицу вышел....
А на улице свежо, ветерок дует.... Продувает до мурашек.... Я себя в охапку взял и бегом к себе.

Прибегаю, а Ганс уже на ногах. Как во сне.... Говорит:
- Пока Яков к кузнецу ездит, мы до замка прогуляемся.
Не стал я про Пастухово предостережение говорить, чтобы явь совсем уж на сон похожа не была. А вместо этого просто зарядил пищаль, палаш на пояс повесил..., сухарей ещё пожевал....
- Готов я, так-то, - говорю.

А дальше.... Пошло - поехало.... Кроме холодной росы и промокших ног, всё точно как и во сне. И заросли с высоким кустарником, ветви которого шапку срывают, и мрачный лес с подстилки из недогнившей листвы и хвои, и ров, и каменная кладка.... И Ганс опять меня вдоль рва потащил.... Только я теперь не просто иду за ним, но ещё и оглядываюсь то и дело, чтобы сзади незаметно не подкрался никто.

А когда до поваленного дерева добрались, Ганс остановился и говорит:
- Ну что, полезай на ту сторону.... А я следом.
Я вперëд вышел.... А сам думаю: "Какого чëрта ему на той стороне понадобилось? Что он каменной кладки не видел? Не щупал еë? Или в сам замок забраться хочет?".

И тут увидел я, на стволе лежащего дерева, в том месте где кора отвалилась, грязный отпечаток звериной лапы. И хоть отпечаток этот был нечëткий..., смазаный был отпечаток..., догадаться, что он принадлежит хищному зверю, не смог бы только дурень какой-нибудь.... И похоже, зверь тот далеко не мелкий.... Лапища у него чуть ли не с мою ладонь. И очень острые когти....

А с другой стороны рва, где вершина поваленного дерева лежала, я заметил за зарослями крапивы зияющий чернотой пролом в стене... Ну как есть логово зверя, как у Ганса на рисунке, надписи только не хватает.... Он часто картинки свои подписывает.... И получается вот что - у меня и раньше-то лезть в этот замок никакого желания не было, а теперь и подавно....
- Смотри-ка, - говорю я Гансу, на след показывая. - Что тут.... А ведь Пастух говорил, что здесь оборотень живëт.

Ганс на отпечаток лапы глянул и закряхтел, озираться начал. А я ему:
- Что там в этом замке интересного? Там уже, наверное, всë прогнило.... Провалимся куда-нибудь в погреб, ноги переломаем, или сверху на голову что-нибудь упадëт....
- Я думал, может, там витражи..., - твердит Ганс.

А я ему....
- Какие, - говорю, - витражи могут быть в этом захолустье? И замок-то небогатый.... Да и темно внутри. А нам даже подсветить себе нечем.
- Ладно, - сказал Ганс неохотно. - Возвращаемся....

И всё.... И двинулись мы назад. Теперь уже я впереди, а Ганс сзади, оглядываясь. Хотел я той же дорогой из лесу выйти, проторëнной уже как бы.... Так не нашëл её.... Чëрт его знает, в лесу всë одинаковое. Пришлось в новом месте через кусты пробираться. Пробрались, конечно, только совсем не там, где заходили, далеко не там. Да ну и ладно, выбрались, главное, и ничего с нами не случилось, и можно облегчëнно выдохнуть....

И вот уже мы по лугу скошенному в сторону деревни направляемся.... И.... Чëрт меня дëрнул обернуться в последний раз.... Смотрю, рядом с тем местом, где мы из зарослей вышли, Пастух стоит и смотрит на меня, то ли с укором, то ли с презрением каким-то.... И непонятно. СтАда по близости, вроде, нет. Коровы-то не мычат. Как же там Пастух тогда оказался? Следил он за мной, что ли?

"Ну вот, - думаю, - началось опять. Неужто я сплю ещё всë?".
И чтобы убедиться, что это не сон, ущипнул я себя в бок. И так это у меня сильно получилось и больно, что я чуть не взвыл.... А пока я бок свой растирал, Пастух исчез куда-то.... Чертовщина....
А Ганс увидел, что я стою, скрючившись, и тоже остановился....
- Что с тобой? - спрашивает.
- Ничего, - говорю. - В боку что-то закололо....

И ничего ему про Пастуха не сказал. "Зачем, - думаю, - его разум моими загадками баламутить?". А сам всю дорогу до дома только о Пастухе и думал. И так ничего и не придумал....

А домой пришли, там Яка злющий....
- Ерунда, - говорит, - твоя мониста. Кузнец, глядя на неë, посмеялся только. Он таких монист сам целую кучу наделать может.... И есть у них украшения, гораздо красивее и лучше. Только они их в сундуках прячут, а достают лишь по праздникам....
- Так что? - спрашивает Ганс. - Ты так и не перековался?
- Перековался, - пробурчал Яка. - Кузнец сжалился. Сказал, рассчитаемся потом.
- Как же мы рассчитаемся? - удивился Ганс. - Мы ведь завтра ехать собрались....
- Я ему так и говорю, - бурчит Яка. - А он мне: "Надо будет на это прийти поглядеть...".
- Ну и ладно тогда, - сказал Ганс.
И успокоился. К своим перу и чернилам направился....

А Яка не успокоился. Говорит мне:
- Твоя мониста дрянь. Иди, поэтому, воду в бочку таскай....
- Завтра ведь уезжать, вроде, собрались? - говорю я ему.
- А что, сегодня лошадям пить не надо? - спрашивает он, щурясь ехидно. - Тем более, вода в колодце студëная, на солнце прогреться ей надо. Что ты, как маленький?

- Тогда обед сам готовь, - сказал я своë последнее слово.... И побрëл за вëдрами....
А Яка.... Моду взял. Хоче,т чтобы его слово последним всегда было.... Слышу, бухтит:
- Какой обед? Дообедались. По дороге жрать нечего будет....
Вечно у него трагедия какая-нибудь....

Взял я вëдра, пошëл к колодцу за водой.... Точнее по воду. А то бабка мне всегда говорила: "Пойдëшь за водой, уйдëшь и не вернëшься...". А возле колодца две бабы стоят болтают. И болтовню их я подслушал невольно....
- Как же это..., Господи, - причитает одна. - Как мы теперь без пастуха-то?
- А Разувай что? - говорит вторая. - Не пастух, что ли? Разувай-то, хоть, семейный. Ребëночек вот-вот народится.... Не то, что тот, непутëвый. Только и знал, как с чужаками вино пить. За то и поплатился....

- Тише ты, - зашептала первая. - Вон он.... Слышит небось....
Меня, похоже, в виду имея.
- Ну и пускай..., - сказала вторая. - Что мне...?
И в мою сторону поглядывает....
Я, конечно, по словам этих баб понял, что случилась беда. А что за беда, что с Пастухом, непонятно....
- Что с Пастухом случилось? - спрашиваю.
- Плясуны твоего Пастуха в болоте утопили, - быстро проговорила вторая....
И прочь от меня, чуть ли не бегом бросилась, подол подобрав. А за ней и первая, тоже сбежала как от чумы....

Видно ведь, старик уже не в себе. И расспрашивать его безнадёжное дело.
Вышел я, значит, смотрю, а тут тоже что-то нехорошо.... Местные мужики в толпу собрались и в мою сторону направляются. И ладно бы просто.... Так у них, у каждого или вилы, или топор, или просто палка в руках. Ладно, думаю, поглядим. У меня тоже вилы есть, если что..., в телеге лежат.

Подошли мужики ко мне и один из них, заводила как будто, говорит:
- Ну что, оборотень, попался?!
Мне от этих слов чуть дурно не сделалось. Какого чёрта? Что они тут все, сговорились, что ли?
- Ты чего?! - говорю, начиная из себя выходить. - Сдурел?! Какой я тебе оборотень? Сам ты....
- Да чего ты тут мне...?! - напирает заводила. - Всё мы знаем. Дочка Хохотухина рассказала. Сказала, оборотень на телеге приехал....
- Да не оборотень я, - говорю. - Ей же объясняли. Я путешественник. Вон Ганс разъезжает везде. Туда-сюда.... Интересуется, как люди живут, истории всякие записывает.... А я при нём состою.... Да вы, хоть, у Пастуха с Бугра спросите, мы с ним вчера весь вечер вино пили. Он скажет вам, что не оборотень я никакой. Или у Скрипуна.... Мы сюда с ним приехали.... Да вот телега его стоит, а вот его конь....
И на коня и на телегу Скрипуновскую, рукой показал.

Смотрю, мнутся мужики, задумались, засомневались. Говорят между собой:
- А что? Может, ошиблась Хохотухина дочка-то?
- Верно ошиблась. Ведь известно же всем, что Хохотуха сама дура дурой.
- Так то ж Хохотуха, а то дочка её....
- Так и что...? От такой-то дуры, умные, думаешь, народятся?
- Верно. Да и Скрипун в своей телеге оборотня не повёз бы....
- Да и конь его, оборотня не стал бы терпеть....
- Не додумали мы тут что-то....
Только заводила не засомневался, глядит зло....
- А у нас тебе чего понадобилось? - спрашивает.
- К деду приехали, - отвечаю. - К Руке-Лопате. Он же известный рассказчик....
- Вот ты и попался, оборотень! - завопил вдруг радостно заводила. - Поймал я тебя на слове...! Потому что все знают, что Рука-Лопата выжил из ума.... А ты не знаешь. Значит оборотень ты!
- Интересно получается, - отвечаю я с усмешкой. - Мне-то откуда это знать, если даже Скрипун ваш не знает? Он ведь сюда нас привёз.... Может, это он оборотень...? Что скажешь?

Заводила нахмурился, затылок почесал, подумал немного....
- Говоришь, разъезжаете? А как это? - спрашивает.
- Да так, - говорю. - Сели и поехали, куда глаза глядят....
- А когда ж вы успеваете-то всё? - выпытывает заводила, с прищуром на меня глядя. - Пахать, сеять...? Жрать-то ведь надо что-то? Или, может, охотитесь на кого...?
- Да ни на кого мы не охотимся, - говорю, понимая, куда этот тип клонит. - У Ганса денег полно. На них и живём....

Смотрю, мужики переглядываются, плечами пожимают....
- Вы не знаете, что такое деньги? - говорю, догадавшись, какое слово затруднение у них вызвало. - Это кругляшкИ такие маленькие, металлические. На них что угодно можно купить. И зерно, и муку, и лошадь, и телегу, и даже дом.
Мужики головами качают, удивляются....
- Ну и дураки же живут на той стороне, - сказал один из них. - У нас бы за железные кругляшки лошадь бы никто не Отдал.

Я ему говорю:
- Почему железные-то? Медные, серебряные, а то и золотые.
Но и эти слова ни на кого из мужиков впечатление не произвели.
- Какая разница? - говорят они.
Вот так....

И что? Что дальше-то...? Эти молчат, мнутся. Я тоже не знаю, как разговор продолжить.... Да и зачем?
Разошлись бы они по домам, было б лучше. Так ведь стоят, не уходят....
На моё счастье баба какая-то появилась вдруг. На нас рявкнула, чего, мол, столпились? В дом забежала, Ганса с сундуком и Скрипуна оттуда выгнала и, крикнув им напоследок:
- Что вы пристали к нему?! Видите, он плохой совсем?!
Дверью хлопнула….

Мужики со Скрипуном поздоровались и наконец-то стали потихоньку расходиться. Только заводила остался. Скрипун с ним ещё о чём-то говорил. Я не слышал о чём, мы с Гансом у телеги ждали. Но по виду Скрипуна было понятно, что разговор между ними ничем хорошим не кончился. А вид у него был такой, будто он перекисшего пива хлебнул. С таким видом Скрипун на телегу залез, коня подхлестнул, а потом пол дороги ворчал себе под нос недовольно.
В конце концов, я не выдержал, спросил:
- Что случилось-то?

И пожалел об этом. Потому как Скрипун все недовольства, что в себе держал, на нас выплеснул теперь.
- Связался я с вами..., - заворчал он. - Кум сказал: "Чего ты их сюда привёз?". И отрубей не дал. Говорит: "Кончились". А как же кончились? Если он давеча говорил: "Приезжай, забирай, у меня полно". А тут, кончились.... Это что получается? Я зря ездил, получается.... Получается, только вас двоих свозил, а так, впустую.... Только время из-за вас потратил....

- Подожди-ка, - говорю. - Тебе ж заплатили. Платочек дочке твоей дали....
- Да что платочек? Тряпка..., - не унимается Скрипун.
- Ты что? - говорю я с негодованием. - Эта тряпка знаешь сколько стоит? Она ведь из Китая привезена.... А там мастера такие, что по всей вашей округе не сыщешь. Да такой вещицы, что у дочки твоей, больше ни у кого здесь нет. Только у неё одной....

Скрипун подумал, головой покачал и попритих. И до самого дома ехали мы спокойно.... А там.... Яка чуть ли не вопит:
- Беда.... Совсем плохо дело....
Я уж подумал с лошадьми что случилось. Хотя, вон они за домом пасутся стреноженные.
А Яка....
- Местные-то дураки, - говорит. - Денег раньше никогда не видывали. Принимать отказываются.... И как теперь быть? Пропитание-то на что покупать будем? Да овёс лошадям...?

- Да уж лошади-то, думаю, не пропадут твои, - пытаюсь я Яку успокоить. - Травы вокруг полно.
- Сам траву жри, - огрызается тот. - А потом в повозку тебя запряжём. Посмотрим, как ты запоёшь....
- Успокойся Якоб, - вмешался Ганс, а это значит, что и ему эта истерика не по сердцу. - Если что вещи, какие-нибудь продадим.... Не пропадём.... Лошадей не тронем. При тебе останутся. Не беспокойся.
- Уезжать надо отсюда, господин, - не унимается Яка. - Здесь же одни язычники живут проклятуШшие. Причастия не принимали, мессы не служат.... Да у них даже церквЫ нет....
- Успокойся Якоб! - повторил Ганс уже громче. - Возьми сундук мой, в дом отнести.
Яка покряхтел, выхватил из моих рук сундук Гансовский и ушёл. А хозяин сундука на меня посмотрел....
- Как, там, у тебя дела с этим..., с новым твоим знакомым? - спрашивает.
Я плечами пожал....
- Да, вроде, в порядке всё, - отвечаю.
- А что он за человек-то хоть? - спрашивает Ганс дальше.
- Мне показался неплохим, - отвечаю я. - Напористый немного.... Зато собеседник хороший.
Ганс головой кивнул.
- Спроси-ка у него, - говорит. - Об этих оборотнях да ведьмах. Он ведь местный, должен хоть что-то знать.... Раз с Лопатой не вышло.... Так хоть, может тут....
- Хорошо, - отвечаю спокойно.
А у самого сердце радуется. Не придётся мне с занудой Якой вечер коротать, А коротать его придётся в хорошей компании. На радостях я даже безо всяких отговорок полную кадку воды натаскал.... Хотя таскать пришлось из далёкого колодца.... Я Яку спросил:
- А почему не из реки? Она ближе.
- Из реки воду лошади не пьют, - ответил мне Яка. - Она, видно, худая....
"Ну, ладно, из колодца, так из колодца, - думаю. - Как скажешь. Я сегодня покладистый...".
Потом ещё кашу Гансу варить пришлось.... Сварил.... Заправил её маслом топлёным да мёдом. Больше нечем было. Сухарей ещё в вине размочил....
А Ганс-то.... Он пока о злоключениях наших сегодняшних писал заглотил кашу мою с сухарями за милую душу.... Он когда пишет, даже не глядит. Он под это дело и подковы жареные, наверное, слопал бы....
Так до вечера я провозился, а там, когда стадо пригнали, и когда я хотел уже идти Пастуха искать, он сам вдруг явился.
- Как вы тут обживаетесь? - спрашивает.
А я....
- Да так..., - отвечаю. - Не то, чтобы уж совсем беда, но загвоздка есть. В других-то местах мы пропитание за деньги покупали, а тут их никто не берёт. Прямо не знаем как и быть....
Пастух, понятное дело, заинтересовался, тоже, что за деньги такие. И я, чтобы долго не объяснять, показал ему монетку....
А Пастух....
- У меня две таких было, - говорит. - Ухлёстывал я тут за одной.... И всё думал какой бы подарочек ей сделать, чтоб поласковей была.... У меня дома сундук старый..., может, видел..., со всяким тряпьём. Рылся я там. И нашёл на самом дне две такие же, почти.... Взял я одну из них, начистил до блеска, потом дырку в ней пробил, на бечёвку нанизал и эту висюльку бабёнке своей на шею повесил. Вот такой подарочек у меня получился.... Там ещё физиономия чья-то выбита была. Так я сказал что это я себя изобразил, чтоб она глядела и помнила.... Жалко вторую кругляшку куда-то подевал, а то бы ещё одну бабёнку скадрить можно было б....
- А что эта? - спрашиваю. - Поверила, что ты на монете изображён?
- Не знаю, - ответил Пастух. - Сказала не похож. А я ей, мол, специально изобразил себя покрасивше, чтобы тебе приятней вспоминать было....
Я смеюсь.... А Пастух....
- Ладно, - говорит. - Чего ты мне зубы-то заговариваешь? Ты готов продолжить начатое вчера...? Если да, то я уже запасся....
И по сумке своей похлопал. Видно было, что лежит там что-то объёмное. Что-то напоминающее кувшин.
- Я готов, - говорю. - Пошли к тебе?
- А куда ещё-то? - ответил Пастух.
И мы потопали известной дорогой, сначала наверх, потом вниз.... По пути наткнулись на стадо овец во главе с ихним пастухом. Мой Пастух с овечьим пастухом встретившись шапку снял и низко поклонился, как кланяются очень, очень важному человеку, герцогу, епископу или даже самому королю. А тот, сперва застыл от неожиданности, глазами захлопал, а потом опомнился, видно, и тоже кланяться принялся, но получилось у него это так нелепо, что Пастух мой рассмеялся.... Да и я, тоже, удержаться не смог.... А тот над кем смеялись мы, поглядев на нас, плеваться стал сердито....
- Слушай, - сказал мне, вдруг, Пастух, пихнув меня локтем. - У меня тут мыслЯ появилась. Надо тебе наделать из этих кругляшков, висюлек побольше. Их можно будет поменять на муку, яйца, там....
- Овёс..., - добавил я.
- Вот, - подтвердил Пастух и кивнул. - Только обмен совершать мне надо. Самому. На вас тут, понимаешь, некоторые косо смотрят.... Мужики меж собой говорят, мол, приехали трое, своих баб у них нет..., пообживутся, глядишь, ещё на наших заглядываться начнут.... Не привыкли к вам ещё. Так что я уж сам.... Ты, главное, висюлек наделай.
А я что? Я не против.... Мне ведь эта идея тоже в голову пришла. Ещё тогда, когда Пастух про свою висюльку рассказывал. Просто предложить не знал как. Вдруг, думаю, скажет: "Больно надо...". А он сам взялся без моего предложения. Значит, всё хорошо. Порядок, значит.... Этот вопрос я, получается, решил. Теперь осталось поручение Ганса выполнить.
- Слушай-ка, - говорю я Пастуху. - Вот ещё что.... Напряги память. И всё что знаешь о своих оборотнях, ведьмах..., или ещё о ком? Всё выкладывай подчистую.... А то если, Гансу записывать нечего будет, мы соберём монатки да уедем.... И не посидим мы с тобой больше уж никогда....
- Вот, чудак человек, - усмехается тот. - Я же тебе говорил. Вы уже отсюда никуда не уедете. И будешь ты сидеть со мной каждый вечер, пока ты не женишься или пока я на тот свет не отправлюсь.
И снова спорить я не стал.... "Чего я сейчас смогу доказать? - думаю. - Ничего. Человеку, который убеждён в своей правоте словами никогда ничего не докажешь. Вот, когда мы назад поедем, я из-за мосточка рукой махну, напоследок. Это будет лучшим доказательством". А пока я кивнул в ответ. Всё в порядке, мол, просто запамятовал.... Пастух рукой махнул, а тут как раз и домик его показался. Пришли, то есть.... Как и в прошлый раз за стол уселись.... Пастух колбасу достал, на которую я поглядел с опаской.... Чашки ещё, там, хлеб, лук, кувшинчик..., все дела.... Посидели, выпили....
- Ну, всё, - говорю. - Выкладывай про оборотня этого, всё что знаешь. От начала до конца.
А Пастух....
- Что вы не хотите к РукеЛопате сходить? - спрашивает. - Скрипун вроде говорил, что в Яму возил вас?
- Да, были мы уже у него, - отвечаю. - Сегодня. И ничего не добились. Потому, как дед твой совсем из ума выжил. Знай твердит о детушках, о том что родителей надо слушать и на болото ходить нельзя. А больше-то, видно, и не помнит ничего.
- Да-а, дела..., - сказал Пастух, головой качая. - А что ты хочешь? Я когда мальцом его слушал, он уже очень старый был. А сколько уж с тех пор лет-то прошло...? И тоже, помню, всё о родителях, о болоте говорил.... Это уж первым делом.... И правильно. У нас на болото деток никто не пускает. Да и взрослому туда надо с осторожностью ходить и с пониманием. Так что ты сам не ходи пока. И своим скажи, чтоб не ходили.... Я потом, как-нибудь, сам на болото свожу, покажу, как себя вести там надо....
- Как вести себя надо...? - говорю я усмехаясь. - Видел я сегодня как вы тут на болоте ведëте себя. Мне уж точно так не суметь.... К чему эти глупые пляски?
- Пляски...? - переспросил Пастух.
- Пляски, - подтвердил я. - Глупее я в жизни не видел.
- Так это ж ты, верно, не человека, - сказал Пастух. - А плясуна болотного как раз и видал. Они, бывает, вылезают, чтобы на солнышке порезвиться....
- А что за плясуны такие? - спрашиваю ещё.
- Это твари мерзкие, - говорит Пастух. - Они в болоте живут. Человеку встреча с ним ничего хорошего не сулит. Даже увидеть его не к добру, говорят. А если на болото пойдёшь, без сноровки да умения..., то плясуны тебя обязательно утопят. Так что на болото не ходи.... Это мне можно. Я уж сколько раз хаживал. И ничего, живой.... Бывает корова на болото забежит сдуру, хвост поднимет и попёрла, или телёнок заиграется, тоже.... Подпаски-то за ними туда идти не больно-то хотят, приходится мне.... За коров да за телят я отвечаю.... А хуже всего, если телёнку шептунья нашепчет. Тогда его только держи, так и стремится удрать....
- Ты не забывай, - перебил я Пастуха. - Что я не местный. Мне всё, каждую мелочь растолковывать надо.... Шептунья кто такая?
- Шептунья - это кикимора болотная, - сказал Пастух. - Если плясуны из болота своего никогда не выходят, то шептуньи ночами по деревне шастают. Если кто дверь запереть забыл или ставню прикрыл не плотно, то шептунья может в дом забраться. А там, если ребёночек есть, то она ребёночку на ухо нашепчет чего-то.... И у того мысли в голове не в ту сторону повёрнуты становятся. У него тогда одно стремление в болото убежать.... А если родители недоглядят, то и убежит. А там уж его плясуны схватят....
- А что они с детишками-то делают? - спрашиваю. - Жрут их, что ли?
- Верно жрут, - ответил Пастух. - Только сперва Большой Хозяин..., Хозяин всех болот, душу из него вытягивает.... А как вытянет, плясуны да шепталки тело бездушное на части разорвут и пожирают.... Так РукаЛопата рассказывал.... А если шептунья в хлев заберётся, то и скотине нашептать может. Телёнку или ягнёнку и даже корове, бывает. А ты поди-ка корову удержи если она рвётся.... Раньше-то, когда ещё ведьма жива была, к ней всех нашёптаных водили. Она, говорят, хорошо умела расшёптывать. А сейчас, живёт тут одна.... Морёна. Тоже роду ведьминого. Только расшёптывает она плохо. Не всегда это у неё получается.... Но, то что ведьма она, это точно. Сам убедился.... Знаешь, как бывает? Увидишь бабу..., у колодца или так..., подкрадёшся к ней, крикнешь на ухо: "Чего выперлась квашня?!". Баба перепугается, начнёт на тебя руками махать, ругаться. А ты стоишь, тебе смешно.... Делал когда-нибудь так...?
- Нет, - отвечаю. - А зачем?
- Да так, со скуки, - говорит Пастух, плечами пожимая. - Вот.... Я так же над Морёной этой подшутил, А она вместо того чтобы обругать меня, как зыркнет своими глазищами, я даже и забыл куда шёл-то.... Ведьма, как есть....
- Да уж, - говорю без усмешки. - Весело живёте. Ничего не скажешь.... Особенно детишкам вашим не приходится скучать. Если оборотень не утащит, то кикимора нашепчет всякого, что сам на верную погибель побежишь. Как хоть ещё вырасти кому-то удаётся...?
- Ничего. Удаётся, - сказал Пастух. - За кем-то родители приглядывают, а кто-то сам.... За мной, вот, никто не приглядывал, а я, как видишь.... Мамка-то у меня рано померла, батька вино попивать начал, а я сам по себе. Вечером ставни, двери на засов запру и спать. Батька пьяный ночью придёт, постучится, я ему открываю.... Это поначалу так было.... А потом, однажды, слышу, у двери скребётся кто-то. Ну, думаю, батя напился, что и постучать не может. Я дверь-то открыл, гляжу, а это шептунья на пороге стоит, кряхтит, ручёнками корявыми ворочает. Сама маленькая, горбатая, волосы лохматые как копна.... Только не сена, а соломы.... Я перепугался, дверь захлопнул, засов задвинул кое-как.... Со страху-то ещё в скобы никак попасть не мог.... Да и темно.... Под лавку забился и всю ночь там просидел. Батька пришёл потом, стучал, а я ему не открыл. Так он и ночевал на улице.... Утром он мне предъявляет, что ты, мол, больно крепко спишь? А я ему сказал, что если он впредь засветло приходить не будет, то пускай не приходит вовсе, я больше ночью двери открывать не стану. И всё. Больше я не открывал.... Так сильно шептунья меня испугала.... Я потом, бывало, запрусь, лягу, подумаю ещё, встану и иду проверять надёжно ли всё закрыл. Поэтому шептунье до меня не добраться было.... А оборотню тоже.... Я ведь с малых лет при стаде. А коровы оборотня хорошо чуют. Начинают беспокоится. Рога опускают.... Так что ему к стаду незаметно ни в жизнь не подойти.... Вот так я стерёгся, ну и, как видишь, вырос.... Да....
Пастух вздохнул. Мы помолчали, выпили, а потом он....
- Ну, что тебе ещё-то рассказать? - спрашивает.
- Расскажи ещё про этих..., про шепталок..., - говорю.
- Шептуний, - поправил меня Пастух.
- Ну, да..., - говорю я. - Про них. Про то как они нашёптывают.... Я, просто, о таких не слыхивал никогда. Нет их у нас. Не водятся.... Оборотни - да. Ведьмы, тоже, встречаются. А таких, нету....
Пастух подумал немного....
- Вот, тут не так давно было..., - сказал он. - Лысак мужика зовут. А жену его... не помню как.... Верёвка, что ли? В Яме они живут с семейством своим. Вот.... Случилось это так, как обычно это случается.... Ночью проснулись от того, что ребёночек плачет. Глядят, окно нараспашку. Всё, значит. Беда. Шептунья залезла. Мать-то своего ребёночка обнимать, вроде. А тот отпихивается, не даётся, дикий будто. Значит всё..., точно, нашёптанный. Что делать-то? Посадили его, пока, в чулан, чтоб не убежал, а на утро к Морёне повезли. Та попить ему чего-то дала, поколдовала, ребёночка поуспокоила и велела три дня за ним ещё глядеть, присматривать, а если ещё плакать будет, снова к ней везти.... Вернулись они, значит, домой, снова ребёночка в чулан посадили..., а тот опять криком кричать принялся..., а потом и вовсе взбесился, в дверь бьётся, крушит всё. Его хватать да расшёптывать везти надо, а он не даётся, батьку покусал, брата старшего исцарапал.... Ну, скрутили кое-как, в половик закатали, опять к Морёне повезли. Та во второй раз поколдовала, напоила ребёночка чем-то и снова велела ждать три дня. Сказала, мол, если что привозите и третий раз, а уж ежели и тогда расшептать не удастся, то всё, толку не будет.... Ну, что? Понятное дело Лысак расстроился, домой вернулся ребёночка в чулан посадил, а тот притих, не плачет, не кричит.... Все уж подумали: "Может, слава богу, обошлось?". Делами обычными занялись.... Мало ли дел-то...? А пока детишкам наказали за чуланом присматривать. Те играть начали, баловаться и то ли по забывчивости, то ли ещё из-за чего, взяли чулан-то и открыли. Нашёптанный ребёночек сбежал. И всё, сгинул....
- А было такое? - спрашиваю с интересом. - Когда Морёна эта удачно расшёптывала?
Пастух ещё раз подумал....
- Было, да, - говорит. - Дружок-то мой, с которым ты меня впервые увидел, помнишь? Ягнёнка к ней таскал. Расшептала.... Но со скотиной-то попроще. Если худо дело, то под нож..., чтобы зря не пропала. Правда не все мясо нашёптаных едят, некоторые брезгуют. Так что если у кого мясо будете брать, спросите сперва не нашёптанного ли оно...?
- А что? - поинтересовался я. - Оно плохое, что ли, какое?
- Да кто его знает? - ответил Пастух. - Некоторые едят и ничего.... В порядке всё.... Просто мясо нашёптаных при обмене меньше стОит чем обычное.... Вот.... Что бы тебе ещё-то такого...? А.... Точно. Как же я забыл-то...? Ты ведь Скрипуна знаешь? Правильно? Вот.... А он ведь из расшёптанных.... Батька его рассказывал, помню..., ну, не мне, конечно, я ещё мелким был. Пастуху он рассказывал..., тому, старому ещё..., а я подслушал.... Значит, как дело-то было? Ночью, батька Скрипуновский проснулся и услышал шёпот какой-то. Как раз со стороны, где детки спали, мал мала меньше. Понятно, первая мысль - шептунья залезла и своё чёрное дело творит. А батька у Скрипуна был мужик решительный, боевой.... Это Скрипун незнамо в кого уродился..., а батька-то у него был ого-го.... Вскочил он, значит, с постели, на шёпот кинулся, хотел шептунье бока память, чтоб неповадно было.... Да в темноте запнулся об неё, упал, прямо на детишек спящих, ножку Скрипуну повредил, с тех пор хромает он.... А пока батька поднимался, пока огонь разжёг, шептунья, понятное дело скрылась. Да и не до неё уже стало. Детки перепугались спросонья, заплакали, Скрипун и вовсе от боли вопит, кто из них нашёптанный не разберёшь. Ну, батька Скрипуновский раздумывать не стал, самого Скрипуна в охапку, остальных в кучу собрал и повёл расшёптывать. Жена ему, мол, с ума сошёл, куда ты ночью-то? А он, неужели слушать станет? Детишек своих, плачущих, на улицу вытолкал и повёл. Рассказывал, что идёт он, вокруг темно, детишки сзади бегут, плачут: "Папа, папа, подожди". А он знай вышагивает, и примечает, как, то у одного, то у другого дома тени мелькают. Шептуньи шастают. Детишки со страху батьку догнали к ногам жмутся, даже Скрипун о боли забыл, подскуливал слегка только.... Но ничего. Дошли. Расшептала эта..., не Морёна, а её мамка, она ещё в то время расшёптывала.... Вот такой батька был у Скрипуна. Не то что мой.... Пьяница.
- Голодал поди...? - спросил я Пастуха сочувствующие.
- Кто? - переспросил тот.
- Ты. Кто ещё-то? - говорю. - Сам сказал, что батька пьяница.
- Да, ничего я не голодал, - возразил Пастух. - Батька мой плотником был. А для плотника у нас всегда работа найдётся. Бывает в доме или хлеву поправить чего надо. Или сарай у кого покосился.... Да мало ли...? Вот и, смотришь, идёт один, тащит крупы или муки.... Батька твой, мол, заработал.... Другой же при встрече, говорит: "Забеги вечерком, после дойки. Молока парного тебе нальём". Понятно. Тоже батька постарался.... А когда его плясуны утопили, я уже сам прокормить себя мог.... Так что нет, не голодал я....
- А чего он, на болото, спьяну, что ли забрёл? - спрашиваю.
- Да кто его знает? - говорит Пастух. - Мне, когда пропал он, сказали, что утопили его плясуны. Так же и тебе я говорю.... Хотя ведь зима была. Зимой-то болота перемерзают....
- Так может он заплутал, да и замёрз по пьяни? - предположил я.
- Да чего гадать-то...? - сказал Пастух. - Какой смысл...? Да и у нас ведь тут как? Если ребёночек пропал, то значит, или оборотень утащил, или ему шептунья нашептала, а если взрослый, то плясуны в болоте утопили.... Так вот.
- Понятно, - говорю, вздыхая.
Ладно.... Посидели, ещё выпили, помолчали.... Уже хмель в голову ударил. Сижу, думаю, что одного-то вечера мне не хватит, пожалуй, чтобы всё разузнать, столько тут у них всякого.... И оборотень, и ведьма, и плясуны, и шептуньи ещё.... Голова кругом....
- А, вот, я понять не могу, как эти шептуньи в дома забираются? - спрашиваю Пастуха. - Если ты двери закрыл хорошенько, да ставни на окнах, как она забраться сможет?
- Да просто, - отвечает тот. - На пальце у них коготь длинный и тонкий. Они его в щели между досок запихивают и шурудят там.... Один мужик..., Сусоль его звали, в Свистунах он жил..., однажды услышал ночью, как шептунья пытается ставню открыть. Коготь свой в щель пропихнула и по засову скребёт. Взял Сусоль полено тогда и по когтю этому вдарил.... Видел он его как-то или наугад бил я не знаю. Но только попал он хорошо, коготь сломался и в щели остался торчать.... Сусоль его утром оттуда вытащил, в тряпицу завернул и ходил, потом, по Свистунам хвастался, баб да деток пугал. А потом его попросили коготь этот показать. Сусоль тряпицу развернул, а там ветка....
- А куда коготь делся? - спрашиваю я с интересом.
- Да кто его знает? - ответил Пастух. - Может, наврал всё Сусоль и никакого когтя не было...?
- Жалко, - говорю, вздыхая.
Потому как рассказы - рассказами, а коготь это вещь реальная. Ганс, я думаю, за неё ничего не пожалел бы....
- А что? Он тебе сильно нужен? - спрашивает Пастух.
- Ганс, я думаю, не отказался бы такую штуку иметь, - ответил я.
А Пастух посмотрел мне прямо в глаза....
- Давай, - говорит. - Охоту устроим. Шептунью поймаем, коготь у неё отломим и Ганс твоему за кувшин вина продадим.... А за два кувшина, ещё и саму шептунью к когтю в придачу.... А что? Думаешь не сумеем? Они, поди, каждую ночь по деревне шныряют....
А я, тоже, Пастуху прямо в глаза посмотрел и говорю:
- А ты знаешь почему они шныряют? Почему тут ночью, чёрте что творится? Потому что у вас собак нет.... Были б собаки, не было бы такого безобразия.
- А что за собаки? - спрашивает Пастух.
- Собаки, это животины такие, - отвечаю. - Немного на волков смахивают....
- Не-ет! - заголосил Пастух, руками размахивая. - Волков нам тут не надо. Они ещё хуже.... Бывало, придут зимой и шныряют по округе, не только ночью, но и днëм. Из дому не выйдешь.... А как завоют, так, прямо, душа вон.... Хорошо ещё недолго они у нас.... Это.... Пошныряют немного, поймут, что поживиться тут нечем и уходят....
- Да нет. Собаки-то не такие, - объясняю я. - Они наоборот, защищают.... И помогают. Стадо пасти, например.... Ну, как же так? У всех собаки есть....
А Пастух плечами пожимает....
- Может и у нас когда-то были? - говорит. - Да повывелись...? Да ну их.... Давай лучше выпьем.
Ладно, выпили. Я, чувствую, захмелел совсем. И разговор наш куда-то, опять, не туда увели мы. А я нить, потерял.... Эту.... Как её, к дьяволу...? Пастух ещё с мыслями собраться мешает.
- А зачем мне помогать? - талдычет он. - Для этого подпаски у меня есть.... А вообще.... Ты знаешь какой я пастух...? Да такого как я ни в Яме, ни в Свистунах нет. Да я каждую корову в лицо знаю. Любую мне покажи, и я скажу, что можно от неё ожидать, норов какой у неё, характер.... У меня за всё время ни одной коровы не пропало. Не раздуло ни одну.... Хотя.... Погоди-ка.... А ведь было дело, когда только начинал я. Было, скрывать не буду. Но ничего, обошлось всё.... Мы её хорошенько погоняли....
А я ему....
- Погоди, - говорю. - Погоди. Дай вспомнить, что я хотел у тебя спросить.
- Ладно, - сказал Пастух. - Спрашивай.
А сам ещё вина мне подливает....
- Нет, - говорю. - Всё.... Хотел я спросить про оборотня или про ведьму.... Но нет. Сегодня уже не могу....
- Ладно, тогда, - предложил Пастух. - Сейчас это допиваем и спать. А завтра я, когда стадо сгонять буду, к Морёне подойду и спрошу у неё, что она про ведьму ту знает. Она должна знать, как-никак пра..., пра..., какая-то, там бабка. А вечером тебе всё перескажу....
На том и сговорились, допили кувшинчик тот и завалились спать. А вообще, как-то странно на меня вино это местное действует, я слишком быстро захмелел, но и также быстро хмель развеялся. Ночью я проснулся и уже, как говорится, ни в одном глазу....
А проснулся я от того, что мне в лицо луна светила.... Я сперва рукой от неё отгородился, а потом думаю: "Какого лешего? Пастух при мне ставни все закрывал... ". Из под ладони я выглянул, смотрю, нет, открыто окно, и луна светит из него светом своим тягучим....
Мне бы встать да прикрыть окошко, но я не могу, не решаюсь. Не решительный я, не такой как батька Скрипуновский. Мне лучше перетерпеть, чем лишний раз вставать.... Повернусь, думаю, на другой бок да и всё....
И тут мимо меня тень промелькнула. Что-то невысокое и в то же время крупное прошмыгнуло рядом..., какой-то лохматый ком. И запах неприятный в нос ударил.... Запах гнили....
Не то чтобы я сильно испугался, но сердечко-то у меня ёкнуло.... От неожиданности, скорей.... Да и не очень то приятно. Ты тут спишь себе, а по дому чёрте что шастает.
Так мало того, это чёрте что ещё и шебуршить начало. "Шур-шур-шур", - услышал я отчётливо. А потом прислушался получше и понял, это не шуршание, а шёпот. А это чёрте что - шептунья.
И опять ёкнуло у меня сердечко.... Какого лешего она тут делает? У нас детишек-то нет. Кому же она нашёптывает, Пастуху, что ли?
Я на локте приподнялся, смотрю, и правда, стоит эта кикимора у постели Пастуха. Прямо у изголовья.
Точнее, стояла она там, а через одно мгновение, заметив моё движение, вздрогнула, неожиданно резво подбежала к окну и одним махом выпрыгнула через него на улицу.
Я посмотрел, сперва вслед ей, потом на Пастуха взгляд перевёл....
"И что теперь? - думаю. - Что с ним станет...? Могла эта тварь навредить ему как-то? Он же, всё-таки не ребёнок и не корова.... Может разбудить его да рассказать...?".
Встал я, к Пастуху спящему подошёл, руку протянуть хотел уже, чтобы в плечо толкнуть его, но отпрянул когда лицо его увидел.... Оно было распухшее, как у утопленника и в тине болотной всё....
Назад я попятился, наткнулся на лавку и проснулся....
Глаза открываю, вокруг темнотища, ничего не видно, слышно только как Пастух во сне посапывает.... И никакой Луны, никаких шептуний....
"Ну и ладно, - думаю. - И хорошо...".
Поудобней я устроился, глаза закрыл. Засыпать уже начал.... И тут меня кто-то позвал.... Один раз, другой. Я обернулся, а там, не так далеко, стоит и зовёт меня, то ли девушка, то ли молодая женщина такой невероятной, такой божественной красоты, будто, просто, излучающий свет ангел. А голос у неё.... Он был настолько приятный бархатистый, ласкающий слух, что я невольно потянулся к ней.... Но не смог сделать и шагу. Какие-то мерзкие и склиские твари держали меня своими отвратительными ручищами. Я стремился, я рвался навстречу ангелу, но твари не отпускали. Они хватали меня за руки, хватали за ноги, обхватывали шею и бормотали что-то на своём ужасном коверканом языке. А я вырывался и кричал, пока в конце концов не обессилел и не обмяк в этих объятиях, повторяя про себя только одно: "Я погиб. Погиб...".
Где-то рядом прокричал петух, и я вздрогнув проснулся.
Сквозь щели в ставнях пробивался свет. Пастух завозился, зевнул зычно, встал, ставню одну открыл, на меня посмотрел....
- А ты чего не спишь? - спрашивает.
- Да, выспался, вроде, - отвечаю.
А сам думаю, рассказать - не рассказать Пастуху в каком виде он передо мной во сне предстал...? И решил, что повременю немного. Мало ли как человек отреагирует.... Бывает, с виду кремень, а как тронешь, растëкся....
В общем, ничего я рассказывать не стал, с постели поднялся, обулся, шапку прихватил и к себе побрëл.
Вышел на улицу, а там, красота. Свежо, дышится легко, солнце из-за леса лучи свои только - только протягивает, петухи кукарекают. А я иду себе, прямо как плыву....
И..., чëрт его знает..., захотелось мне, вдруг, поглядеть на ту дорогу, по которой мы сюда приехали...
Не знаю. Захотелось и всё.... К тому же я, как раз, мимо проходил....
Встал я, значит, на том самом месте где дорога под гору ныряет.... И вот же..., хорошо всë видно.... И речку, и мост, и саму дорогу, перед мостом и за.... И ничего такого. Речка как речка, мост как мост, дорога как дорога, поле и лес, всё обыкновенное.
"Да что я, - думаю, - в самом деле? Мало ли, что Пастух мелет.... Никогда не видел я людей, что ли, которые себе в голову вбили глупость какую-нибудь и ни за что не хотят признать это? Видел. Много раз.... Да и не то чтобы просто глупость, а глупость несусветную...". Поэтому махнул я мысленно рукой и хотел, было, дальше идти.... И тут.... "Шур". "Шур...". Птица.... Галка, вроде.... Над моей головой крыльями прошуршала. И полетела прямо к реке.
И я подумал в тот момент, что если птица эту реку пересечëт в полëте, то что помешает мне сделать это в повозке или пешком? Да просто как-нибудь...? Ничего.... По моему так....
И, вот, стою я..., за птицей слежу.... И показалось мне уже, что через реку она перелетела, и рот мой начал растягиваться в улыбке, как вдруг птичка эта кувыркнулась неловко, будто в крыльях своих запуталась.... И падать, вроде, начала.... Но не упала. Разобралась, всë же со своими крыльями. Замахала ими, как прежде ровно и полетела дальше.... Только не через реку, а в сторону.... И что-то нехорошо стало мне, тут. Сердце моë сжала чья-то ледяная лапа.... Или в груди моей похолодело.... Как кому нравится выражаться.... Вот что со мной произошло. И в этот момент я посмотрел на эту даль, как будто другим взглядом. И теперь мне казалось уже, что дорога, и лес, и река, не просто обычные, лес, река и дорога, а всё это лишь изображение нарисованное искусным мастером на какой-то поверхности. Как в том храме, на стенах и потолке, где за главными фигурами тоже простиралась даль. Я тогда, помню, смотрел заворожëнный. Глаз не мог оторвать.... И сейчас не могу.... Только тогда, увиденное нравилось мне, а сейчас нет....
Глупая птица.... А, может, ей просто расхотелось туда лететь? Может, она передумала? О делах вспомнила недоделанных...? Бред какой-то.... А может я сплю ещё...?
И тут я понял, что нет, не сплю.... Потому что кто-то хлопнул меня по плечу.... От неожиданности я вздрогнул даже. Если б это случилось во сне, я бы обязательно проснулся....
Я обернулся, смотрю, а это оказывается Пастух, стоит с каким-то парнем и смеëтся.... И парень..., Разувай, так вроде его зовут...., тоже смеëтся.
- Ты же говорил, что выспался? - сказал посмеиваясь Пастух. - А сам на ходу засыпаешь....
- Ты чего подкрадываешься? - огрызнулся я. - Так ведь и в зубы получить недолго....
- Да я ж пошутил..., - стал оправдываться Пастух, ртом кривя.
- Не смешные у тебя шутки..., - снова огрызнулся я и пошëл себе....
- Да ладно.... Чего ты...? - сказал мне вслед Пастух. - А если ты раздумывал, как назад вернуться, то я об этом тебе уже говорил....
Но я не ответил, лишь рукой махнул и пошëл дальше.
Иду и слышу сзади, как Пастух плетью щëлкнул и заорал вдруг:
- Разува-а-ай! Ты где-е-е?!
- Здесь я, - ответил Разувай спокойно. - Чего ты орëшь-то?
А Пастух ему....
- Ну, где твоя мелюзга? Где подпаски? Давайте гоните снизу коров. Да поживей. А то того и гляди овечья душа заявится....
И тут уж началось настоящее утро. Не во сне - полусне, не в видениях, а как есть в жизни. Тут и там ворота заскрипели. Люди, видно, Пастуха услышали, коров со двора начали выгонять, те мычат, колокольцами позвякивают, рядом телята скачут.... А я думаю: "Ничего. Сейчас и мне весело будет. Ганс проснëтся скоро, ему жрать готовить надо, поди.... Яка со своей водой привяжется опять.... Да стирка ещё впереди, будь она неладна...". Но оказалось всë не так.... Оказалось, что Яка уже куда-то ушëл, и Ганс не спит, а за столом сидит, сухари жуëт, размачивая их.... В воде...? Вот так дела.... Неужто у нас вино закончилось?
А Ганс, когда меня увидел, подскочил аж.... Сухарëм чуть не подавился.
- Ну чего там...? - спрашивает нетерпеливо. - Не томи. Чего там Пастух тебе понарассказывал?
Бумаги свои, смотрю, уже приготовил....
Ну, а я, тоже, сухарей взял, на лавке растянулся..., мне так удобнее..., кулак под голову засунул и всё о чём мне Пастух поведал, Гансу, как из рук в руки, передал. Даже больше. От себя ещё приплëл немного.... А что? На лавке валяться да сухари жевать, это тебе не постирушки, и не с водой тасушки, это гораздо приятнее. А Гансу какая разница чего записывать...? Что Пастух ему наплëл или что наплëл ему я...? Никакой.... Наоборот. Чем больше наплетëшь тем ему лучше. Только и слышишь от него: "О плясунах узнай поподробнее..... О шептуньях узнай поподробнее...".
О ведьме, об оборотне..., да как люди живут, чем дышат..., обо всëм знать хочет.
А я в ответ ему: "Ладно, узнаю". "Сегодня спрошу". И всё такое.... Вот так полдня прошло.
И вот, когда мы с Гансом закончили наше дело..., иссякла моя кладесь..., наступило время Яки.... А то заждался он.... В избу, понимаешь, заглянет, проверит что мы тут делаем, на меня недовольным взглядом поглядит, поворчит и уходит.... Через какое-то время опять заглядывает..., потом опять.... Видно же сказать что-то хочет.

Сам-то я человек спокойный, если меня никто не трогает, то и я не трогаю никого. А он пристал, как вошь, не отвяжешься. Так и вынудил меня дать ему по уху.... Здорово я тогда приложился.... Ну и мне после досталось.... Хорошо, что не штырëм.... И с того самого времени мы оба поняли, что между нами никаких разногласий быть не может....

И вот теперь возникает вопрос, чего здесь такого? Что не так...? А вот что.... Незадолго до нашего отъезда из Брюг-Фрюга, Штыря в драке зарезали. Поэтому-то мне и стало не по себе в первое мгновение. Ну а потом уж я сообразил, что это не он. Не может этот мужик быть Штырём никак. Хотя и очень похож. Одет так один в один.... А вот улыбка.... Никогда Штырь не улыбался вот так, чересчур уж.... Слишком чересчур.

Я вот, руку на сердце, положа, скажу честно, ни за что бы я не подошёл к человеку, улыбающемуся так. А тем более не стал бы к нему обращаться.... Потому что знаю, так вести себя может только какой-нибудь местный дурачок. А от дурака чего угодно можно ожидать. Он ведь и камень ни с того, ни с сего может кинуть.

Ну, я и не стал ни подходить, ни обращаться, от этого дома к другому направился, то и дело поглядывая в сторону, где улыбающийся мужик стоял. Вдруг мне вслед камень летит?
Там, у другого дома, ничего такого - этакого, слава богу, я не обнаружил, и поэтому, не раздумывая долго, на крыльцо поднялся и в дверь постучал. А она, как ни странно, вдруг слегка поддалась, а когда я толкнул её, и вовсе открылась, и там, в полумраке сеней, я ещё одну дверь увидел.

Вот куда стучать-то надо, подумал я, отсюда-то меня точно услышат.... И верно, после моего стука меня услышали и отозвались. Что там кто сказал, я не разобрал, но решил, что это было разрешение войти.
Я всегда к деревенским домам тёплые чувства испытывал. Поскольку сам в деревне вырос. И тут, когда я порог переступил, от увиденного мной прямо чем-то добрым повеяло. Запах свежеиспечённого хлеба, баба молодая у окна сидит за прялкой, точно как мамка моя, помню. Правда у мамки таких как я, пятеро было, а у этой один пока, и тот ещё кроха, в люльке лежит.

Хотел, было, я поздороваться да поклониться, и за шапкой рука потянулась уже.... А эта на меня посмотрела, глаза выпучила и как заверещит. Прялку свою бросила, к люльке кинулась, навалилась на неё своим телом, ребёнка прикрывая и продолжая истошно вопить. Да ещё громко так, у меня даже уши заложило.

Я, не понимая ничего, о порог споткнувшись и чуть не упав, хватаясь руками за воздух, сначала задом, потом развернувшись, со всех ног из дому прочь.... Думаю, сейчас мужик её, родственники да соседи услышат, набегут, намнут мне бока, не разобравшись.... Да даже если и разбираться станут. Выбежал незнакомый мужик из дому, а там баба орёт, надрывается. Разве тут что-нибудь кому-нибудь докажешь?

Хорошо ещё я удачно попал. Как раз в это время стадо пригнали с пастбища. Вся площадь коровами, овцами начала набиваться, все блеют, мычат, овцы мечутся, сбившись в кучки, кровы хвостами машут, шарахаются, столпотворение и неразбериха. Местные откуда-то повылазили, кричат, скот домой загоняют, и даже детки тут же путаются под ногами с хворостинами в руках. До меня никому дела нет....

Да, и вот ещё что.... Смотрю, шагах в десяти в стороне два мужика разговаривают, пастухи похоже.... А почему я так решил...? У одного через плечо сумка, какие носят пастухи, на плече плеть и у другого тоже.... Разговаривали они громко, в голос.... Точнее, только один громко говорил, напористо, второй же - мямля, едва слышно его....

- ...У меня же стадо.... Пятьдесят две коровы. Видишь? - говорит первый, тот который говорливый и напористый. - Это не считая быков и телят. И под это вот всё ты со своими овцами лезешь.... Это же стадо....
- А у меня чего...? - мямлит второй.
- У тебя...? - напирает первый. - Ты знаешь, что такое стадо?! А...?! А я тебе скажу. Это куча скота....
- Да знаю я..., - отмахивается второй.
- ...Нет, не знаешь! - ещё сильнее напирает первый. - Это куча скота! Но среди этой кучи одна скотина чуть-чуть умнее остальных. Эта скотина зовётся "пастух". Он решает, куда стаду идти и когда домой возвращаться, чтобы под коров не лезть. А у твоих овец где пастух? А...? Где он...?
И напористый головой покрутил, демонстративно, будто ищет кого-то....

Тут он меня заметил. Сначала во взгляде у него появилось удивление, а потом что-то другое, решительность какая-то, что ли? И забыв свой прежний разговор, будто и не было его, да и собеседника тоже забыв, твёрдым и уверенным шагом напористый ко мне направился. Рукоять плети сжав в ладони крепко.
"Ну, вот, - мелькнуло у меня в голове. - Сейчас и мне достанется.

А пока этот, напористый, ко мне подходил, мямля вдруг ожил и крикнул напористому вслед:
- У меня тоже стадо! И я его пастух...!
Посмотрел на волочащуюся плеть, плюнул и побрёл куда-то. А тот, кому эти слова предназначались и ухом не повёл. Встал он напротив меня, даже не в полушаге, а очень близко....
- Я здесь всех знаю, - сказал напористый так же напористо. - А тебя не знаю. Ты кто?!
- Так, это..., - начал объяснять я. - Мы к вам в деревню прибыли недавно совсем. Вот, пытаюсь место для постоя найти. Да что-то как-то....
- Что вы сделали? - переспросил вдруг напористый. - Прибыли...? Это как?
- Так, как.... - отвечаю я. - На повозке.... Вон она стоит.
И на торчащую над коровьими спинами крышу фургона показал.

Напористый, на неё внимательно посмотрел, очень внимательно посмотрел. А насмотревшись, подобрел сразу.
- Это, что? Твоя? - спросил он, плетью на повозку показывая.
- Ну..., не совсем..., - говорю я, раздумывая, как бы ему по проще разъяснить.
- Но ты на ней? Да...? Надо же..., - снова перебил меня напористый, удивляясь и покачивая головой. - Небывалое дело.... К нам от вас не часто заглядывают. Давно, я ещё мальцом был, нам дед Рука-Лопата рассказывал, как девка одна сюда забрела, в лесу заблудилась. Грибы собирала, что ли...? Она в Свистунах живёт вроде. Если ещё не померла.... А других случаев и не было.... Ты-то знаешь её, нет?
- Кого...? - моя очередь настала удивляться.
- Ну..., эту..., забрела которая..., - говорил напористый, глядя, как я глазами хлопаю, не понимая. - Ты, наверно, из той же деревни, что и она? Или из соседней.... Откуда ты приехал-то...?
- Я так-то во многих местах бывал, - сказал я, начиная понимать, что разговариваю с деревенщиной, который дальше своего носа ничего не видел. - И в деревнях, и в городах. Их там знаешь сколько? А людей, что в них живут, так и вовсе не сосчитать....
- Что? Так много? - спрашивает напористый. - Или у вас считают только по пальцам на руках, а про ноги забывают?
- Ничего не забывают, - отвечаю. - Чтобы всех сосчитать, ни рук, ни ног не хватит.
- А сколько деревень-то? Как коров? - спрашивает напористый дальше. - Или ещё больше? Как овец?
- Деревень, как овец, а городов, как коров, - отвечаю я, усмехаясь.

А напористый подумал недолго, пальцем мне погрозил....
- Ты, - говорит. - Погоди. Я сейчас разгребусь немного и разыщу тебя. Хочу послушать про этих твоих.... "Городов-Коров". Расскажешь мне....
И прервав этот разговор так же неожиданно как и прежний, развернулся и пошел себе....
Хотел я спросить его ещё, у кого на постой, на ночь, хоть, встать можно. Только напористый всё одно бы не услышал, он уже кому-то кричал, рукой размахивая:
- Эй, Разувай! Что, разобрались тут?! Гони остальных под гору!
- Так они уж сами пошли! - ответил кто-то. Наверное, Разувай.
- Ну, правильно...! - крикнул напористый ворчливо. - Что они тебя ждать будут?!

И всё. И ушёл.... А я подождал, пока скот разбредётся и обратно к повозке побрёл. Неохота мне что-то стало в дома стучаться. Хватит и одного случая. Напоследок только взгляд кинул назад.... В том злополучном доме дверка входная приоткрыта слегка, смотрю. Кто-то за ней прячется и за мной наблюдает, похоже....
Странные здесь люди всё-таки....

Вернулся я к повозке, а там меня ждут уже.... Яка весь в нетерпении сидит, в руках вожжи. Лошади тоже копытами бьют....
- Куда пропал-то? - проворчал Яка. - Садись, поехали....
Я на облучок заскочил....
- Куда едем? - спрашиваю.
- На ночлег вставать, - ответил Яка, вожжами хлестнув.

И мы поехали под гору. Только не назад к мосту, а правее, в сторону торчащего из-за деревьев замка, за стадом вслед.
- Господин наш сам туда ушёл, тебя не дождался, - сказал Яка, похоже мне в упрёк.
- Я возвращался уже, да меня стадо остановило, - говорю, как бы оправдываясь.
- А-а.... Вона как? А мы всë думаем, гадаем, что тебя может остановить? - сказал Яка ухмыляясь кривой ухмылкой. - Ну, теперь-то знаем уж....
- Что значит, вы думали? - спросил я, немного не понимая, что Яка имел в виду.
- Да господин наш спрашивал давеча. В городе ещё.... Как, мол, его остановить...? Тебя, то есть. Он ведь, мол..., ты, то есть..., вечно пьяный шляется, или с дружками бандитами, или с потаскухами какими-то...,- ответил Яка и брезгливо плюнул.

Вот так, значит, подумал я, этот бирюк ещё и язвит.... У кого научился-то? У меня, что ли?
- Так что там с ночлегом? - спрашиваю, делая вид, что шуточек его не понял.
- Хромой тут ходил..., - ответил Яка. - Спрашивал всё, кто такие, да что, да как, девчонка возле него тёрлась..., дочка видно. Господин наш ей платочек дал, голубенький такой.... Та уж больно обрадовалась.... А мужичок избу пустую нам за это определил. Жил там раньше бобыль один. Жил, жил себе, да вдруг помер. Скотину-то разобрали всю, а изба пустует пока. Вот туда и едем. Хозяин уж там должно быть....

- А платочек-то шёлковый? - спрашиваю с интересом.
- А мне почём знать...? - ответил Яка.
Надо же, думаю, нашлась вещица.... А я, ещё в Брюг-Фрюге, её крале одной хотел подарить..., больно уж она мне приглянулась, краля эта..., да вот только найти платочек не смог. Все вещи у Ганса перерыл.... Подумал тогда, что кому-то отдал уже, а спьяну не помню....

- Не дороговато ли за одну-то ночь? - спрашиваю опять.
- А может, и не на одну..., - сказал Яка, плечами пожимая. - Господин наш сказал, что люди здесь странные, и всё здесь странно и необычно. Писать будет, поди.... Сколько на это уйдёт времени, неизвестно.
Вот так новости.... Из одного захолустья выбрались и попали в другое, ещё более захолустное. Как это говорится-то: "Из огня да в полымя? " Вроде так....

Вздохнул я, глаза опустил тоскливо..., и от всех этих дел удручающих можно мне было уже загрустить, заскучать заранее и посетовать на судьбу, как услышал я вдруг:
- Стой...!
Смотрю, а это оказывается тот самый напористый пастух орёт, руками машет, видимо, разгрёбся уже.
У меня тут же мысль мелькнула, что может не всё так мрачно? Может, если и заскучаю я, то не так скоро? Не сегодня, может?
А напористый дальше орёт:
- Ты куда поехал?! А кто мне обещал рассказать об этих..., как их? Коровах...?
Я напористому с повозки....
- Сейчас. Погоди немного, - говорю.
А Яке:
- Ты без меня справишься как-нибудь, сегодня...? Ладно...? А я за это два дня воду для лошадей таскать буду.... Ей богу.

Яка нахмурился....
- Уже друзей себе нашёл? - проворчал он. - Доиграешься, погонит тебя хозяин взашей.
- И что? Ты этому обрадуешься? - спрашиваю.
Яка пробубнил что-то неразборчиво, а я, не дослушав его, в фургон полез, нашёл там в вещах своих кувшинчик заветный, почти полный. А в кувшинчике Брюг-Фрюгское пойло.... Что сказать о нём хочу..., этакую дрянь редкую ещё поискать надо.... Дрянь, но зато крепкая и в голову ударяет отменно. Подумалось мне почему-то, что именно сегодня кувшинчик этот может пригодиться....
Выбрался я из повозки, на ходу прямо спрыгнул, взглядом её проводил и к напористому направился.

А тот первым делом....
- Что это у тебя такое? - спрашивает.
Я ему кувшинчик протянул, а сам думаю, что человек, который не знает, что такое город, и который ничего, кроме деревни своей не видел, может, и вина-то не пивал никогда?
Но нет. Ошибся я. Пивал он, оказывается.
Напористый пробку вытащил, в кувшинчик нос сунул сперва, а потом отпил немного.
Поморщился, рот вытер и говорит:
- У нас лучше делают.
А я ему в ответ:
- Тебе видней. Мне-то сравнить не с чем.
- Это ничего, - сказал напористый. - Сейчас исправим. Будет с чем....
И потащил меня куда-то....

Сначала мы назад в горку поднялись, потом с другой стороны опять спускаться начали. Но не до самого низа. Где-то посередине к дому завернули. И не раз за всё это время успели из моего кувшинчика отхлебнуть.
- Здесь сосед мой живёт, - объяснил напористый, уже стоя на пороге....
И как начал лупасить кулаком по двери.... А я смотрю, солнце-то уже готово за деревья нырнуть, с пригорка хорошо видно. Все порядочные люди спать, наверное, укладываются. А этот всё лупасит и лупасит, не переставая. Неудобно даже стало как-то. Полдеревни так можно переполошить.

Наконец из-за двери голос раздался недовольный:
- Кого там лешие принесли?!
- Открывай! - сказал напористый. - Это я, пастух.
Запор лязгнул, дверь скрипнула, и наружу высунулся бородатый мужик.
- Что случилось-то? - спросил он.
- Ты мне за прошлый раз всё отдал? - ошарашил напористый мужика своим вопросом.
- Всё, - ответил бородатый растерянно.
- Значит, давай в счёт будущего, - сказал напористый. - Или в долг. Как хочешь....
- Чего давать-то? - переспросил бородатый, всё ещё не понимая, что от него хотят.
- Ну что ты, в самом деле...? - начал напирать напористый. - Ко мне, вон, человек пришёл, его угостить надо.... А то не по-людски. Он ведь так-то издалека прибыл. И не для того, чтобы смотреть, как ты тут глазищами ворочаешь, таких простых вещей никак не можешь понять....

- Вот леший. Никогда как следует не объяснит..., - пробубнил бородатый и скрылся во тьме сеней.
А напористый усмехнулся и подмигнул мне.
- Нормально, нормально, - сказал он с деловитой опытностью. - Вдруг нам не хватит? А ведь этого потом недобудишься. Стучи - не стучи.

А я что? Плечами пожимаю....
И снова бородатый в дверном проёме показался, уже с кувшинчиком в руке.... Почти такой же как у меня кувшинчик-то, правда, побольше....
- Тебе же завтра скотину гнать, - сказал бородатый, глядя исподлобья то на меня, то на напористого.
- Ну и что, - ответил ему напористый, к кувшинчику руку протягивая. - Чего тут пить-то? Тем более, на двоих.... А если что, то Разувай есть. Он парень толковый....
- Разувай - балбес, - сказал бородатый, напористого перебив. - Сам же говорил....
- Ну что ты в самом деле? Мало ли что в сердцах скажешь? Бывает, ведь..., - возразил напористый, чуть ли не силой кувшинчик из рук бородатого вырывая. - Ты не должен об этом волноваться....
- Чёрт, леший. Кувшин вернуть не забудь, - сказал бородатый в сердцах и удалился, дверью хлопнув. А мы к соседнему дому направились.

- Вот и моя хабара, - объявил напористый. - Я тут бобылём живу....
А я смотрю, хибара, как хибара, от соседского дома не сильно-то и отличается.... Внутри хорошо, сухо.... Напористый лучину разжёг, потому как стемнело уже, да и ставни на окнах он закрыл..., потом чашки достал, хлеба, даже колбаса нашлась у него, и сыр. Сели мы за стол, сидим, вино попиваем, хлебом, колбасой и сыром заедаем, да беседу ведём.

Вначале напористый меня расспрашивал всё о городах, о жизни тамошней, а потом и моё время вопросы задавать наступило.
- Как тебя зовут-то, хоть? - спросил я прежде....
- А ты что, не слышал? - ответил напористый. - Пастух меня зовут.
- Тебя что, так родители назвали? - спрашиваю, слегка удивляясь.
- Как меня родители назвали я уж и не помню, - отвечает напористый. - Но только, как с малых лет решил я, что непременно стану пастухом, так с тех пор меня все этим именем и называют.... А чем оно плохо? Того зовут Бондарь, этого Кузнец, а Пастух разве хуже? Это же не Кукиш какой-нибудь или Сопля. Пастух имя хорошее.... А тебя-то как звать? А то сидим, сидим....

- Да меня обыкновенно..., - говорю. - Янек. Из под Белой Горы я, если интересно.... Я ведь тоже деревенский, хоть и о городах тебе рассказываю.
- Ну, тогда ты должен всё понимать тут..., - сказал Пастух.
- Может и должен, - говорю я. - Но только что-то не всё мне понятно. Что дурачка встретил, это ладно. Бывает. А вот почему баба меня испугалась, я никак в толк не возьму....

Пастух, конечно расспрашивать меня стал, что за дурачок, что за баба? Ну, я ему и поведал, как всё было. А он тоже удивился....
- Нет, - говорит. - С бабой-то как раз всё понятно. А с дурачком.... Нет у нас таких. Живёт один в Свистунах, так то далеко. А здесь таких нету. У нас тут, понимаешь, три деревни-то: Бугор, где мы сейчас, Яма, она тут, а там Свистуны. Они вот далеко. До них не досвистишься. Мы их и зовём поэтому - Свистуны.... А они нас.

- А с бабой что? - спрашиваю.
- Да ничего, дура она, - ответил Пастух. - Дверь не заперла. А когда тебя увидела, подумала что ты оборотень, вот и заорала.... Я ведь, правду говоря, тоже сначала так решил.... Что оборотень ты....
- С чего это вдруг я стал похож на оборотня? - удивился я и даже немного возмутился.
- Так оборотень, это кто такой? - начал объяснять Пастух. - Это зверина, живёт возле своего замка, по лесам окрестным бегает, а когда на охоту выходит, в человека превращается....

- Вообще-то, наоборот, - перебил я Пастуха. - Оборотень обычно живёт, как нормальный человек, а на охоту выходит в облике дикого зверя. Волка....
- У вас вот так, а у нас эдак, - сказал Пастух настойчиво. - Волков у нас летом нет. Волки только зимой приходят по болотам замёрзшим. Да и то не каждый год. А оборотень ходит по деревням в облике человека, чаще незнакомого. На детишек оборотень-то охотится, но может и взрослого одолеть.... Помню, жил мужик в Яме, звали его Кусюк, не дал он как-то оборотню ребёнка своего утащить, отогнал. Так тот вернулся потом, Кусюка в темноте подкараулил и загрыз. Отомстил, значит.... Так что вот. Такое у нас житьё-бытьё.... А ты слушай, вникай, привыкай, тебе ведь жить здесь ещё.... И с людьми побыстрее знакомься. Чтоб за оборотня тебя больше не принимали.

- Да ну, какое житьё, - возразил я. - Недолго побудем тут, да и дальше поедем....
- Куда это дальше? - усмехнулся Пастух. - Дальше болота одни. Через них ни на телеге, ни на коне, ни пешком, ни ползком, никак не переберёшься.
- Значит, вернёмся назад, - говорю я упрямо. - По той же дороге обратно....
- Обратно тоже никак, - настаивает Пастух. - Птица не даст.... Там на другом холме птица сидит. Отсюда её плохо видно, но дед Рука-Лопата рассказывал.... Да даже через мост не перебраться вам. Кони не пойдут.

Послушал я Пастуха и всерьёз его слова не воспринял..., хотя и возражать не стал.... Ну, болота понятно, тут ничего не скажешь. Но кони через мост...? В эту сторону перешли замечательно, так почему ж им назад-то...? Не знаю. И уж конечно сова.... Она вообще деревянная.... Напридумывали, понимаешь, сказочек, лишь бы дома сидеть, нигде не бывать, никуда не ездить....

Но, как уже сказал, возражать я не стал. К чему это? Мы ведь изрядно подвыпили, а если сейчас ещё спорить начнём, то там, глядишь и драка завяжется. Нет, это точно ни к чему.... Здесь же не город, не Брюг-Фрюг, здесь, наверное, кулаками-то, вот так, с ходу, при первой же встрече, размахивать не принято.

А Пастух смотрит на меня осоловевшими глазами и твердит:
- Что? Не веришь мне...? Я же вижу, что не веришь....
- А что у вас сенокос-то? - спросил я, стараясь увести разговор от этих птиц и мостов. - Наверное, уже закончился?
- Да уж наверно, - ответил Пастух. - Откосили все.
- Эх, жаль, - говорю. - Я бы сейчас подсобил кому-нибудь.... Люблю я это дело.... Помню, встанешь пораньше, на улице свежо, хорошо....
- Ага, - согласился Пастух. - Комары кусают....
- Да что комары..., - продолжаю я. - Вот мошки.... Они такие маленькие и кусучие, прямо под шапку залезают, потом башка от них чешется....
И пошёл у нас дальше разговор ни о чём. Так, пустой трёп. Да к тому же ещё и пьяный. А что было в конце, как я спать ложился, я даже и не помню.... Несмотря на колдовство....

- Так что же получается? - спросил собеседник мой. - Они там в изоляции от всего мира жили? И похоже не одно поколение?
- Да, - ответил я. - А может даже целый век или больше....
- И на каком же языке они говорили? - дальше интересуется мой собеседник.
- Да на таком же, на каком и в Брюг-Фрюге говорят. Я этот язык за четыре месяца хорошо выучил.... Правда, говор у них от Брюг-Фрюгского отличается, да и слова некоторые непонятны мне были. Но я у Пастуха спрашивал, если что-то не понимал, он мне растолковывал.... Я уж просто все эти подробности опустил. Подумал, что неинтересно будет....Собеседник мой плечами пожал....

...А проснулся я от того, что меня кто-то в бок пихает. Глаза открываю, а это Яка.... Как меня нашёл?
- Поднимайся, - говорит. - Давай.... Господин наш тебя ждёт. Поедешь с ним в дыру.... Или как её там...? В Яму...? Скрипун вас повезёт..., к какому-то там.... Лопате.... Господин наш сказки будет записывать.... Давай, давай поживей....

А я встаю и ни хрена спросонья не понимаю. Какой Скрипун? Какая Яма? У меня ещё башка после вчерашнего гудит, как колода пустая.
А Яка всё: "Бу-бу-бу...". Над ухом гундит:
- А вернёшься когда, воды мне натаскаешь.... Как обещано было.... Там возле дома кадка, полная чтоб была....

Хотел я сказать ему: " Отстань ты. Дай опомниться хоть...". Но так и не сказал. Не говорится что-то. Ладно.... Выбрался я из дому кое-как, на полусогнутых. Руками сначала о стол, потом о стену, потом о косяк и на выходе, о дверь цепляясь. Воздухом свежим немного подышал. Вроде полегче стало, а вроде и нет.... Но идти-то надо. Яка пихается ещё, подгоняет.

Что ж, собрался с силами, иду.... А у меня не идётся. Ноги будто в жиже какой-то вязнут. И что за пойло мне Пастух наливал? Никогда прежде со мной такого не случалось. Даже в Брюг-Фрюге, где я, честно признаться, дал себе волю. Но сколько я ихнего пойла не пил.... Чтобы на утро ноги не шли...? Не помню я такого.

Яка опять меня в бок пихнул. "Отвяжись ты.... Леший...", - хотел, было, я сказать.... И осёкся.... Вот тоже словечко.... Разве раньше я его применял? Нет. Здесь нахватался.... И тогда вдруг меня осенило. У них ведь тут болота кругом. А значит, места нездоровые, гнилые. Опять же испарения всякие, лихорадка.... Глаза я поднимаю.... Чёрт тебя дери.... Вот они. Куда взгляд не кинь, всюду бескрайние болота. ТОпи.... А вчера я их почему-то не заметил. Вчера мне дома мешали, изгороди, а сегодня не мешают.... Может, я просто не туда смотрел...?

И что у меня с ногами? Неужели на самом деле болотного газа я надышался, и всю жизнь теперь так и буду кандыбать, пока не помру? Невесело как-то получается.... Кое-как, с большим трудом, до деревенской площади добрался я, а там, смотрю, телега стоит. На телеге Ганс сидит со своим сундуком, и ещё какой-то мужик. Наверное, тот самый Скрипун, о котором Яка упоминал. Я так понял, что они меня ждут, и недолго думая, тоже на телегу забрался. Скрипун коня подхлестнул, и мы тронулись.

Я на Ганса кошусь, а он отворачивается, видеть меня, похоже, не желает. Сердится за вчерашнее, что ли...? Ну и пускай, думаю.... Пускай.... А я ему расскажу про оборотня, и он тут же про свою обиду позабудет, записывать мой рассказ кинется.... А ещё, я скажу ему.... Скажу: "Господин Циммельхаузен, не знаю, помните ли вы, кто вам в Брюг-Фрюге поведал множество разных историй...? А...? Например, о том как один забулдыга нашёл кошель с деньгами, на радостях напился и помер. Или о том, как одна шлюха чуть не вышла замуж за герцога. А ещё о том, как...". Что я там ещё-то ему рассказывал...? Забыл уже.... Да много чего.... Добрая половина книги его написана с моих слов. "Так вот, если вы запамятовали, - скажу я. - То мне придётся вам напомнить.... Не беспокойтесь, это мне не трудно". Да....

Но только, конечно, ничего я ему не сказал.... А почему, спросишь...? Да потому что он тоже не дурак, найдёт что ответить.... Да ещё столько всякого найдёт..., чёрт его знает, из каких только закромов повыгребает..., так что, в конце концов, я сам пожалею, что этот разговор затеял....

Это одна причина.... А вторая.... Не до этого мне стало. Ганс меня вдруг в бок ткнул.... Я даже возмутиться хотел, что вы, мол, сегодня сговорились, что ли? Сначала Яка, теперь ты....
А Ганс мне....
- Слышишь? - говорит. - Вроде ребёнок плачет?
Я прислушался, и верно. Детский плач доносится из какой-то заросшей деревьями развалюхи, стоящей в стороне от дороги. Правда ворОны своим карканьем его заглушают....

- Это место нехорошее. Здесь что угодно померещиться может, - сказал Скрипун. - В этом доме раньше ведьма жила.... Вон как ворОны раскаркались. А ворОна - ведьмина птица....
- Нет, погоди, - возразил Скрипуну Ганс. - Вдруг что случилось? Останови-ка. Проверить бы надо.

А я сижу и думаю: " Да, Ганс - он такой, он не суеверный. Да и десятка не робкого... ".
И тут Ганс мне и говорит:
- Сходи, посмотри, что там....
Я с телеги сполз, к дому иду потихоньку и думаю: " Вот так. Легко Гансу смелым быть. Меня послал и делов. А сам из телеги поглядывает".

Правильно, а вдруг там оборотень дитёнка мучает? Придётся в схватку с ним вступать.... Вот чёрт, ведь у меня с собой, как назло, ничего нет, даже ножа. Я же не знал, не думал, что в такой ситуации окажусь.... Я ведь вобще-то на пьянку отправлялся. Я же не в Брюг-Фрюге, чтоб отправляясь на пьянку, нож за пазуху прятать....

Ладно. Из-за дерева выглядываю, вот она - развалюха, из кустов торчит, ни дверей, ни крыши, стены одни покосившиеся. Детские всхлипы из-за них доносятся. А сверху на трухлявых брёвнах вороны сидят, каркают, перебивая друг друга.... Да чёрт с ними с этими воронами, мне на них наплевать....

Через дверной проём, внутрь развалюхи я нырнул, а там, среди гнилых ломаных жердей, которые прежде были крышей, остатками сопревшей соломы и другого хлама, прямо на земле сидит девчушка с перевязанным вокруг шеи голубым платком. Сидит и голову опустив, плачет. А вокруг только вороны, и больше никого.....

Хотел я у этой мелкой плаксы спросить, что, хоть, случилось-то? Поближе подошёл, а она вдруг голову подняла, слёзы на лице её блеснули, пальцем в мою сторону показала, и говорит:
- Оборотень....
Эти слова ошарашили меня, прямо..... "Ну что ты будешь делать...? - думаю. - Когда же, наконец, меня за оборотня принимать здесь перестанут...?". А потом, пригляделся получше, а девчушка вовсе не на меня смотрит, а мимо.... Оглянулся я, и понял на кого она показывала. За моей спиной Штырь, оказывается, стоит. И теперь-то я вижу, это точно он, а не какой-то там похожий.... У Штыря-то на лице шрам, от края рта в сторону уха тянется, его вблизи ни с кем не перепутаешь. Да ещё он словечко своё коронное произнёс, нагло:
- Покуролесим?!
И рот его в улыбке стал растягиваться.

Я ему тоже в ответ улыбнулся бы, если б и Штырь улыбался нормально, если бы рот его не растягивался всё сильней и сильней. Так, что уже невозможно было это видеть. Я головой мотаю.... "Нет, нет, - хочу сказать. - Хорош, Штырь, хватит. Ты себе так пасть разорвёшь. Она, того и гляди по шраму треснет...". И опять у меня ни черта не получается. Что, хоть, у меня с голосом-то?

И тут Штырь ни с того ни с сего свой острый штырь выхватил и в мой бок многострадальный ткнул.... "За что?" - только успел подумать я, как в глазах у меня потемнело, и мысли оборвались.... И почему-то вдруг оказалось, что я на спине лежу, с закрытыми глазами и открытым ртом.

Так что же это получается, сегодня ещё ничего не происходило? Сегодня только начинается? А это всё приснилось мне...? Ну и хорошо. У меня от сердца, если честно, отлегло даже.... Сделал я всё наоборот: рот закрыл, а глаза открыл. Смотрю, на до мной Яка навис.
- Ну, слава богу, - сказал он. - А то я уже подумал, что ты помирать собрался. Лежишь, хрипишь и просыпаться не хочешь.

"Да я уж воскрес", - хотел сказать я, но в место этих слов издал лишь что-то невразумительное. Во рту у меня всё пересохло просто, язык, как кол, совсем ворочаться не хотел. Пошамкал я немного, языком пошевелил, А Яка в это время мне....
- Поднимайся, - говорит. - Давай.... Господин наш тебя ждёт. Поедешь с ним в дыру.... Или как её, там...? В Яму...? Скрипун вас повезёт, к какому-то там... Лопате.... Господин наш сказки местные будет записывать. Давай, давай, поживей....

От этих слов я немного напрягся. Это же самое Яка во сне мне говорил. Я засомневался даже, в том, что проснулся уже. Подумал, может, Яку попросить ущипнуть меня? Но потом решил, что не стоит. Обрадуется ещё, усердствовать начнёт слишком....

Поменял я положение с лежачего на сидячие, на Яку посмотрел....
- Как нашёл ты меня? - спрашиваю, и в этот раз наконец-то удачно.
- Так дружок твой заходил, - ответил Яка. - Говорил, если что, ваш, мол, там-то и там-то спит.... Ты смотри только, не забудь, что обещал. Там аккурат у дома кадка стоит, надо бы её наполнить....

Эти слова напрягли меня ещё больше. Если наяву всё будет так же, как и во сне. Если всё повторятся будет, то это как называется, вещий сон? По-моему, это чертовщина какая-то получается. Чёрт-те что....
Ладно, поглядим....

Встаю, к выходу иду.... Всё в порядке, за стены, косяки, столы не цепляюсь. В голове тоже не гудит.... Так, шумит совсем немножко. Да в животе что-то булькает. Но это ерунда.... На улице тоже... никаких болот, дома, изгороди, всё как вчера, ноги не вязнут, шевелятся вполне себе.... И главное, в бок меня никто не тычет. Яка не сзади, а рядом со мной вышагивает.

- Это.... Скрипун, понимаешь, - говорит он на ходу. - К своему куму, вроде, собрался, а заодно и хозяина сведёт к Лопате этому. Тот уж больно все местные сказки хорошо знает. А то сам Скрипун совсем рассказывать не умеет. Всё у него как-то нескладно получается.

А я слушаю Яку вполуха, а сам думаю, что такого-то во сне вроде и не было вовсе? Может быть, и дальше всё по-другому будет...? И зря я напрягался? Может, и телега сейчас не на том месте стоит, и Ганс вовсе не хмурый...? Так я думал и на это надеялся.... Но увы....

И телега на том же месте оказалась, и Ганс сидел в ней чернее тучи.... Правда, было и отличие....
Во сне у меня брюхо-то не болело, а тут.... Едва мы из деревни выехали, я почувствовал, что всё, в кусты бежать надо.... Ну и что? И побежал.... Ладно, сбегал, только телегу догнал, только уселся, чувствую, опять подпирает. Побежал второй раз.... Потом третий.... Ганс на меня уже косится....
- Что с тобой? - спрашивает.
А я и сам бы рад узнать, что со мной такое? С чего это? С колбасы, с хлеба или с пойла местного...? Потому как в Брюг-Фрюгском пойле я уверен.

В общем, нечего мне Гансу ответить. Плечами пожимаю.... А Скрипун, глядит, усмехается....
- У нас про такое дело говорят, - сказал он. - Собрался, пошёл, дом запер, амбар запер, а задницу запереть забыл.... Вот как....
Ганс засмеялся, а я нос почесал и опять в кусты.... Раза три бегал ещё, потом поотпустило. Ничего, зато болото увидел. Только не тОпи от горизонта до горизонта, а небольшой кусок, упирающийся в перелесок. Штаны натягиваю и с пригорка наблюдаю. Болото обычное, ничего особенного. Осока, камыш и проплешины, там где вода наружу выперла.

Смотрю, чудак какой-то по кочкам скачет, неуклюже. Сам скрюченный, горбатый, руки - растопырки, корявые, и к тому же в тине весь, на голове пучок из осоки, падал, видно, уже не раз.... Да и кто так прыгает? Надо же с раскачки, а он ногу одну, когда назад, а когда и в сторону отводит, другой отталкивается и на эту же пытается приземлиться.... Ну разве таким способом нормально прыгнешь? Да и поскользнуться на мокрой траве, этак легче гораздо. Может, если только с ногами у него чего...? Вроде бы одна в колене не сгибается.... Тогда.... Тогда ладно.... Хотя, какого чёрта он с такой ногой на болото выперся...? Не знаю. Да и вообще мне не до него. Телегу догонять надо.

Штаны подтянул я и побежал.... Хотел Скрипуну рассказать про этого болотного прыгуна, да так и не получилось. Вороны впереди закаркали.... Всё, думаю, началось. Точнее, продолжается.... А я про этот сон уже и забыл.
- Вон, раскричались, проклятущие, - сказал Скрипун, недовольно. - Редко когда мимо этого места спокойно проехать можно....
- А что за место? - Ганс его спрашивает.
- Нехорошее место. - говорит Скрипун. - Ведьма тут жила. Давно ещё.... Дом-то её почти уж развалился.... Вот там и убили её. Этот убил.... Господином который был тут.... А она баба-то неплохая была, вроде. Людей лечила, детишек расшёптывала.... Сейчас-то лечить толком никто и не умеет, а уж детишек-то....
Скрипун рукой махнул и замолчал.

- А за что он её...? - спрашивает Ганс.
- Да кто его знает? На то он и оборотень.... Хотя, он, вроде, после этого только оборотнем-то стал, - ответил Скрипун....
И всё. Опять молчит.
- А дальше-то что? - спрашивает Ганс ещё.
Скрипун головой качнул, говорит:
- Так что дальше...? Дальше он оборотнем стал. А до этого-то неплохим господином был, вроде. Людей сильно не притеснял. Жил себе в замке....
И снова замолчал.

- Это всё? - спросил Ганс, ртом кривя....
И я его понимаю. Мне тоже не нравятся такие собеседники, из которых каждое слово клещами тянуть приходится.
- А что ещё...? Ты лучше у деда Рука-Лопата спроси. Он лучше знает, - сказал Скрипун и коня своего подхлестнул. Думаю, чтобы место нехорошее побыстрее проскочить.... И правильно. И мне самому, по правде говоря, этого же охота было.

И ведь проскочили почти.... Поэтому, когда Ганс сказал:
- Подождите-ка. Кажется кто-то плачет....Я вздрогнул даже....
"Ну, всё, - думаю. - Приехали. Ну давай, Ганс, геройствуй, посылай меня в лапы Штыря".
А сам в соломе, что по телеге раскидана, рукой шарю, ищу, чем вооружиться можно.... Вилы деревянные нашёл, не ахти что, но всё-таки....

А в это время....
- Мало ли, что здесь почудиться может, - сказал Скрипун. - Место ведьмино. Недаром ворон столько.
- Нет. Надо проверить, - возразил Ганс. - Вдруг помощь нужна? Останови....
И сам с телеги спрыгнул.
Потом на меня посмотрел....
- Пойдём, - говорит. - Проверим.

Ну и хорошо. А я и рад. Вдвоём-то - не одному.... Но вилывсё же я с собой прихватил. Значит, идём мы, по сторонам поглядываем. Я-то уж здесь бывал, а для Ганса всё в новинку: деревья, вороны. Идёт, головой крутит с опаской.... В развалюху через проём дверной вошли, а там, как и во сне, на земле девчушка сидит, правда, без голубенького платочка. Сидит и плачет.... Ганс успокаивать её кинулся тут же, а я остался тылы прикрывать. А вдруг Штырь заявится?

Девчушка-то увидела нас, и по-моему, ещё сильнее испугалась. Плакать перестала даже. Глаза вытаращила, рот открыла....Ганс её спрашивает:
- Что случилось? Почему плачешь?
А она молчит, ни жива, ни мертва.

Ганс сперва хотел помочь ей на ноги встать, да только они у неё всё подкашивались.... Не держали её ноги. Пришлось ему деваху эту на себе тащить. Она за шею его обхватила и на меня почему-то уставилась. Просто вцепилась взглядом. Не отпускает. Головой крутит и смотрит. Только в телеге она ожила немного, когда Свистуна увидела. К нему поближе подсела.... И бояться, вроде, перестала и заговорила даже.

- Ты чья хоть? - спросил у неё Скрипун.
- Мамкина, - ответила девчушка и на меня покосилась.
- Это понятно, - говорит Скрипун. - Как мамку-то звать?
- Хохотуха, - ответила девчушка.
- А-а..., так ты Хохотухи дочка-то? Понятно, - сказал Скрипун, вздохнул и замолчал.
- Спроси у неё, - сказал Скрипуну Ганс. - Что она в ведьмином доме делала?
- Слыхала ли? - спросил девчушку Скрипун. - А? Отвечай. Зачем в ведьмин дом залезла?
- Я воронёнка увидела, - ответила она. - Хотела его на руки взять, а на меня вороны налетели. Я испугалась, в дом забежала. А они подлетают, крыльями бьют, кричат громко....
- Вот глупая, - сказал Скрипун сердито. - Чего ты сюда-то забрела? Да и одна ещё....
- Я бежала, - говорит девчушка, по-прежнему поглядывая на меня. - Мы с мамкой в лес собрались. Только у Бугра нам тётка Душка повстречалась. Она сказала, будто у вас вчера оборотень в дом забрался и дитё чуть не утащил. Мамка тогда велела мне домой бежать.... Я бежала, бежала, а потом воронёнка увидела. Я хотела....

- Понятно, понятно.... Не будешь, значит, больше воронёнков хватать,- сказал Скрипун. - А чего это вы в наш лес-то повадились...? У вас что, своего нет?
- Не знаю, - ответила девчушка, плечами пожимая.
А Скрипун покряхтел....
- С нами поедешь? - спросил он. - Или как?
- С вами..., - сказала девчушка, устраиваясь поудобней.
И мы поехали дальше.

И вроде бы всё хорошо. Посещение ведьминого дома закончилось для меня благополучно, Штыря я не встретил, сам цел остался.... Даже настроение поднялось. Ненадолго. Деваха эта, взяла, да и испортила его.
Сначала пялилась, пялилась всё меня, а потом возьми да и спроси:
- Дядька. А ты оборотень?
Ганс захохотал, в голос. Скрипун ей пальцем погрозил.
- Что, хоть, ты мелешь-то? - говорит. - А ну цыц....
Эта зараза мелкая притихла, вроде. Отвернулась. Но всё равно, заметил я, нет-нет да глянет в мою сторону украдкой.... Так до самой Ямы и ехали. Точнее до дома Рука-Лопаты. Там уж она с телеги слезла и убежала. А мы к деду пошли. Эти двое впереди налегке, я сзади, Гансов сундук тащу, где у него для письма всё припасено.

Скрипун в дверь постучал, потом хозяев стал звать, а поскольку никто не отозвался, Скрипун плечами пожал и так вошëл, без разрешения. Мы за ним. А в доме старик седой сидит на лавке, о клюку опираясь, глаза закрыты, вроде дремлет. Скрипун его за плечо потормошил, он проснулся, ртом беззубым пошамкал и заговорил, шепелявя:
- Ждраштвуйте детушки. Ждраштвуйте хорошие. Шадитесь поудобнЕе. Пошлушайте, што вам дедушка рашкажет. Первым делом, детушки, надо родителей швоих шлушать и на болото не бегать. А тех, кто родителей не шлушает и на болото бегает, или оборотень уташшит, или утопют пляшуны....

Скрипун деда за плечо потряс ещё....
- Слышь, дед, - говорит. - Тут к тебе человек пришёл. Хочет побольше про оборотня, да про ведьму узнать.
А старик, мало того, что слепой, ещё и глухой, похоже. Знай своё, детушки да детушки....
Я Гансу говорю:
- Пойду-ка я на улицу. Что-то не хочется мне это слушать.
Сундук ему передал и ушёл.
Видно ведь, старик уже не в себе. И расспрашивать его безнадёжное дело.

... Конечно, жаловаться грех, хотя рассчитывал я не на это.... Мне казалось, что мы будем путешествовать по дальним странам. Где необычно всё. Там, где люди с собачьими головами живут..., рассказывали, что есть такие..., или там, у которых морда на пузе.... Вот это интересно было бы. Да.... А то скитаемся, понимаешь, по каким-то захолустьям, вроде этого городишки сраного.... Как его там...? Брюг..., Фрюг...? Чёрт. Не помню.... Надо же, месяца четыре там проторчали, а я даже названия запомнить не удосужился...

Да и чего запоминать-то? Глухомань, она и есть глухомань. Постоялый двор, пара кабаков, кислое пиво, ратуша обшарпанная, да грязная площадь, вот и всё. Хотя.... Там какая-то жизнь была. А теперь? Тащимся по дороге этой.... Лошади бредут понуро, повозка поскрипывает, я рядом с Якой на облучке сижу, задницу отсиживаю, хозяин наш внутри, не знаю, что делает, пишет, наверное, как всегда. А вокруг, куда взгляд не кинь, тоска. Как тут Яка выразился однажды: "Слева ёлки, справа сосны, да ещё другие деревьЯ". И больше ничего который день. Скукотища.... С одной стороны, покемарить, вроде, охота. А с другой, не идёт что-то сон, тревожно немного, вдруг из-за деревьЁв волки выскочат? Или медведь...? А то и разбойники могут.... Волков-то лошади учуют, поди, встревожатся, а вот разбойников вряд ли. "Чтоб этих отогнать, из пиШШали пальнуть надо...", - тоже Яка выразился.... Да вот только пока её зарядишь, пищаль эту, пока фитиль разожжёшь, тебя уж пять раз по башке дубиной огреют. Есть у нас правда ещё пистоль, так у него замок поломанный. Давно уже поломанный. А кто в этой глуши его отремонтировать возьмётся? В Брюг-Фрюге не взялись. Вот и приходится палаш поближе к себе держать, да бдить, со сном бороться. Не проворонить чтоб....

Если б поговорил со мной кто, полегче было бы, может, так ведь некому.... С Якой разве поговоришь? Он, как лошади его, такой же. Лошади бредут, головы опустив, и этот сидит, опустив голову. Лошади фырчат, и этот чего-то похрюкивает. С лошадьми-то у меня даже лучше разговаривать получается. Я их по гривам потреплю легонько. Горбушкой угощу, скажу: "Хорошие лошадки". Они мне фыркнут в ответ, такой у нас разговор. А с Якой-бирюком не то, что поговорить, даже не выпьешь толком.

Хозяин мой Ганс фон Циммельхаузен тоже не больно-то разговорчив.... Особенно когда пишет. А пишет он постоянно и обо всём. Поле проедем - записывает. Через реку, вброд или по мосту переберёмся - записывает. А если деревня или тем более город на пути попадётся, то не только пишет, а ещё и рисует дома, жителей местных, одежды их.... Вот скажи ты мне, кто...? Кто это всё будет читать? Кому интересно, как выглядят развалюхи в каком-то богом забытом городишке, и что за тряпьё напялил на себя какой-то дурак...? Я не знаю.... Оборачиваюсь я иногда, под полог заглядываю, чтобы проверить, чем там Ганс занимается? И конечно.... Чем ему ещё заниматься...? Сидит он, над рукописью своей склоняясь....

Я ведь почему нанялся-то к нему? У батьки моего скитаться я научился. Тот дома бывал раза два в году, от силы, а так всё пропадал на заработках где-то. Помню, приедет, подарков навезёт: мне, братишкам моим, сестрёнкам, ну и мамке, конечно, тоже. А вечерами сядем, и он нам истории разные рассказывает, что видел, где бывал. О том, как император со свитой мимо проезжал, например, или как однажды цеховые друг с дружкой передрались, или как ведьму на костре сжигали....

А я всё слушал и думал, что вот так жить и надо, не торчать дома возле мамки, а странствовать. Что-то - где-то бывать, что-то - где-то видеть. Так правильно. Поэтому когда Ганс предложил мне в услужение к нему пойти, я сразу согласился.

А ещё, если честно, ленивый я.... Ну, не совсем уж, прямо так..., но немножко есть.... И крестьянская жизнь для меня всегда была в тягость.... Единственно, чем заниматься мне нравилось, что я действительно любил делать, так это сенокосить. Вот.... Выйдешь, бывало, из дому, засветло ещё.... Тишина. Все спят. Петухи только-только глаза продирают. Пока до покоса дойдёшь, смотришь, немного подрассвело. Встанешь, косой махнёшь раз.... Вжик.... Роса такая крупная, что траву к земле клонит.... Ещё раз взмахнёшь.... Вжик.... Воздух прохладный, мягкий, дышится легко.... И пошла косьба.... Вжик, вжик-вжик, вжик.... Косить ведь совсем нетрудно. Чего там...? Но всё одно, со временем намашешься и запаришься. Особенно когда солнце поднимется высоко, становится жарко, и роса пропадает....
Потом мамка с братишками и сестрёнками приходят. Молока мне принесут, да краюху. Мамка руками взмахнёт.... "Надо же, - скажет. - Сколько накосил! Прямо как взрослый мужик.... Постарался, можешь и отдохнуть". А я молоко выпью, краюху сжую, в тенёк забьюсь и лежу, поглядывая, как братишки с сестрёнками с сеном возятся.... Хорошо....

- Это всё, конечно, очень интересно, - сказал вдруг собеседник мой нетерпеливо. - Но что там дальше-то...? Ехали вы, ехали.... И?
- А.... Ну так.... Дальше.... Едем мы по дороге этой. Всё через лес, да через лес..., - продолжаю я рассказ свой.
- Постой, - снова он меня перебивает. - Ты не говорил, что вы по дороге ехали.
- Разве...?
- Да....
- Ну.... Вот, значит, говорю....

...Не знаю, заметил ли Яка..., Ганс-то вряд ли, не до этого ему.... А я заметил. Сначала ведь совсем никакой дороги не было, лишь едва различимая колея. Местные крестьяне её промяли, когда в лес за хворостом ездили. А потом вдруг из ниоткуда дорога появилась. И не то чтобы мы заехали на неё со стороны, откуда-то там..., или ещё что-то. Нет. Просто не было, не было и вдруг есть....

А как нас угораздило попасть на дорогу эту, знаешь? Когда Ганс дела свои в Брюг-Фрюге закончил..., всё описал и всё обрисовал..., и мы дальше уже ехать собрались, выяснилось вдруг, что путешествовать одним у них там небезопасно. Разбойнички пошаливают. И что лучше всего обоза купеческого дождаться. Вместе-то, мол, сподручней и от разбойников отбиться легче. Тем более, обоз-то вот-вот должен был прибыть, и слишком долго ждать не придётся.
Долго - не долго, но мы три месяца прождали, а обоз так и не пришёл. Оказалось потом, что на его пути двое графьёв заварушку устроили.... Не поделили чего, или количество подданных решили поуменьшить...? Неизвестно. Но только купцы с обоза решили не рисковать и в обход поехали. Другим путём. Более длинным, но безопасным.
Я тогда сказал Гансу: "Если они обходной путь выбрали, то почему мы не можем? Что нам веки вечные здесь торчать?". Тем более, меня в городишке этом больше ничего не держало. Со всеми местными задирами я уже передрался, шлюх всех перещупал, денег в долг мне никто давать не хотел, а жалование, что мне Ганс платил, я прогулял. Так что.... Вот.... Поэтому мы на той дороге и оказались.

А дальше.... Гляжу я, уже вечереет. Думаю, опять что ли, в лесу придётся ночевать? Если так, то надо речку какую-нибудь искать или ручей, лошадей напоить чтоб....И только я успел об этом подумать, как лес начал редеть, а потом и вовсе расступился, и мы на открытом месте оказались. Дорога, изгибаясь, в низину нырнула к реке с заболоченными берегами, перепрыгнула через неё мостом, а потом снова побежала вверх, на холм, утыканный весь деревенскими домиками. А за ними, чуть поодаль и в стороне, возвышался замок. Из-за деревьев торчал. Такой себе замок-то. Видал я и получше. Его хозяин и в прежние-то времена, видимо, похвастаться богатством не мог. Две захудалые башни какие-то лишь выстроил. А ныне и вовсе дела из рук вон.... На одной из башен крыша почти обрушилась, на другой её уже не было и в помине, и даже кое-где камни повывалились. Да и на той крыше, что между башнями, повсюду зияли прорехи. А ведь под ней-то как раз жилые комнаты и должны находиться. Невесело там, думаю, в непогоду-то.... А, может, он и вовсе заброшенный...? Ну, да и ладно. Мне-то что? Тут в другом дело....

После долгого путешествия по лесу вид с возвышенности на всё это, на речку, на деревню, на замок, меня, конечно, не мог не впечатлить. Да даже простое небо, освободившееся от верхушек деревьев и распластавшееся над головой, заставило бы меня порадоваться. Но от другого зрелища я впечатлился ещё больше и, не удержавшись, присвистнул. У края леса, возле дороги, на торчащем из земли высоком столбе была установлена искусно вырезанная из дерева фигурка совы. Хотя, если точнее говорить, то не фигурка, а здоровенная фигура размером с человека, а может и побольше. Сначала-то я на неё внимания не обратил, подумал, что это дерево просто странное такое, да и вид с возвышенности меня отвлёк, а когда мы ближе подъехали, то от неожиданности и удивления присвистнул даже....

- Надо же, как ты разошёлся? - сказал собеседник мой вдруг. - Прямо хоть записывай. А по виду и не скажешь. Кто учил тебя так излагать?
- Ну, не знаю, - ответил я, немного смущаясь. - На меня находит иногда так-то. А ещё Ганс любил нам читать вслух свои записки, и спрашивал потом, хорошо ли? Может, у него поднабрался чего...?
- Может, может..., - согласился собеседник мой. - А ты что же, всё вот так и помнишь, что думал, что чувствовал? Каждый момент?
- Удивительно, да? - сказал я. – Ты, может, не заметил, но память-то у меня не очень.... Так себе память-то. А вот те события все отчётливо помню до мелочей, и о чём думал, и что чувствовал, и что снилось, помню.... Будто колдовство какое-то, не иначе....
- Колдовство, говоришь...? Это уже поинтереснее.
- Если интересно, слушай дальше....

...Присвистнул я, значит.... И так у меня громко получилось, что Яка даже вздрогнул, вожжи на себя потянул и затпрукал. Лошади тут же встали, а потом ещё назад дёрнули, и внутри повозки грохнулось что-то. Я на Яку покосился и говорю:
- Эй, ты чего творишь-то, голова садовая? Поди, опять из-за тебя Ганс чернила пролил.... - А ты чего свистишь? - пробубнил Яка. - Я думал, разбойники....

Заглянул я под полог. Посмотреть чтобы, как там Ганс-то...? Да вроде ничего страшного, заснул он, видно, пока над рукописью своей корпел, а когда повозка дёрнулась, носом в пол уткнулся.
Я усмехнулся и говорю: Яка, как же так? Ты что же, не знаешь, что если разбойники нападают, то лошадей понукать надо, а не останавливать?
Яка опять что-то пробубнил в ответ и отвернулся. А тут и Ганс наружу выглянул....
- Чего тут у вас? - спрашивает.
- Да вон штуковина какая, - отвечаю я, на сову показывая.
А Ганс как её увидел, тут же с облучка меня прогнал, сам туда засел, сову принялся срисовывать. А мне ещё и лучше, я в фургоне на мешках растянулся, палаш под бок положил, шапку на глаза надвинул, лежу себе....

Только вроде закемарил, чувствую, тронулись, повозку качнуло, копыта застучали.... И под этот стук уснул я уже по-настоящему, и хоть спал недолго, только до моста, мне успел присниться сон....
Будто стою я посреди огромной заснеженной равнины, где вокруг ни одного деревца нет, лишь редкий кустарник да сухой камыш кое-где торчат из под снега. Ветер шумит у меня в ушах, и снежинки, летящие наискосок, падают мне на лицо. А я всё стою, обернувшись, и смотрю, как вдалеке, едва различимая из-за начинающейся пурги, движется по следу моему чёрная точка. И мне кажется, что я понимаю, что я догадываюсь, почему эта чёрная точка движется за мной, и кто это видится мне чёрной точкой, я тоже знаю. И сердцем моим вдруг начинает овладевать страх....

А потом колёса загрохотали по деревянному настилу моста и прервали этот странный и удивительный сон.
А удивителен он был потому, что таких ярких и правдоподобных снов я прежде никогда не видел. И он не растворился, как растворяются после пробуждения обычные сны, а продолжал и продолжал стоять у меня перед глазами. И та заснеженная равнина, и чёрная точка вдалеке, постепенно тающая за пеленой пурги....

Чтоб как-то придти в себя и развеяться, я сполз с мешков и, высунув голову из фургона сзади, огляделся....
Мост, слегка обветшавший, но всё ещё вроде бы крепкий, мы уже миновали, и начался подъём. На тропе, что в сторону от дороги вела, стоял мужик с мешком, перекинутым через плечо, а рядом с ним замарашка мелкая, дочка, что ли? Они смотрели на нас такими удивлёнными взглядами, будто чудо увидели какое-то. Где-то вдалеке квакали лягушки, и Яка за спиной ворчал. Он говорил недовольно, что, мол, подъём слишком крутой, лошадям тяжело, что если коренная.... Коренная у нас Звëздочка, а другая, пристяжная - Снежинка.... В общем, если Звëздочка ногу подвернёт, то как дальше будем? Беда ведь.... И мы остановились.... Тут же из-за повозки появился Ганс, сказал, чтобы я слезал, сказал, что Якоб толкать велит.

Будь то в другое время, я обязательно бы съязвил. Яку поддел бы как-нибудь острым словцом.... Как я умел. Но сейчас мне что-то не до этого было. В голове другие мысли свербели. Почему я так боялся этой чёрной точки? И с чего это вдруг меня так заботит, что произошло со мной в каком-то дурацком сне? И поэтому я ничего говорить не стал, а просто спрыгнул на землю и упёрся в борт руками. Ганс тоже навалился, и мы пошли.

Поднявшись по этому действительно очень крутому склону, мы оказались на краю небольшой площади какой-то подозрительно тихой деревни. Обычно на наш приезд всегда толпа людей собирается, или собаки лаять начинают, а то и всё сразу. А тут вокруг ни души, будто деревня и вовсе не жилая была. Хотя, я ведь двоих-то видел.... Ну, нет. Не может она быть нежилой. Вон петух прокукарекал, ему отозвался другой. Куры, смотрю, копошатся в земле. А главное, где-то недалеко коровы мычат, и звон колокольчиков раздаётся. Потом плеть хлопнула, похоже, стадо гонят....

Я на Ганса смотрю....
- Куда хоть народ-то подевался? - спрашиваю. - В поле, что ли, все?
А тот плечами пожимает.
- Походи-ка по домам, постучись, - говорит. – Может, найдёшь кого? Заодно спроси, где тут у них на постой встать можно...?
Ну, что ж, понятно. Стучаться, так стучаться. Это нам несложно. Да и вообще, на постое как-то получше, времени свободного больше, готовить для Ганса не надо... на костре.

К первому попавшемуся дому я подошёл, смотрю, на заднем дворе, за низкой оградой, у какой-то кучи, то ли навоза, то ли... непонятно чего, мужик стоит. Второй уже в этой деревушке. Первый, там, у моста был.... И так же, как и тот, этот стоит и пялится на меня. Только тот стоял, рот открыв, а этот во весь рот улыбается.

В первое мгновение я не понял, стоит и стоит, а как присмотрелся, стало мне немного не по себе. Больно уж он похож на биндюжника одного из Брюг-Фрюга. Я с ним частенько за одним столом в кабаке сидел. Какое имя у него было, я не помню, а может, я этого и не знал никогда, но все его звали Штырём. И не потому, что он был длинным и худым, а потому что таскал с собой всегда железяку остро отточенную и по пьяни хвастался частенько, где и когда он её применял. Ещё любил он задирать всяких чужаков, особенно если они ходили поодиночке. Мы с ним именно так и познакомились.

Сам-то я человек спокойный, если меня никто не трогает, то и я не трогаю никого. А он пристал, как вошь, не отвяжешься. Так и вынудил меня дать ему по уху.... Здорово я тогда приложился.... Ну и мне после досталось.... Хорошо, что не штырëм.... И с того самого времени мы оба поняли, что между нами никаких разногласий быть не может....

Очень странно всё получилось…. Обычно, когда я просыпаюсь, сон тут же улетучивается. А в этот раз он тянется, как тень от башни, даже явь собой цепляя. Вот я не сплю уже, глаза открыть осталось, а гул от машины, что снилась мне, до сих пор в ушах стоит. И руки по-прежнему не шевелятся. За спиной они сведены, из-за чего лежать мне очень неудобно. И ещё мордой во что-то уткнулся…. Глаза открываю….

И какого чёрта я опять на полу-то валяюсь? Прямо под лавкой. В её ножку носом тычусь…. И почему машина работает? И кто мне руки за спиной связал? И зачем…? Чёрт, столько вопросов сразу, да ещё спросонья…. В голове ещё шумит, как с перепоя.

Набок я перевернулся, ноги поджал, локтем оттолкнулся, сел кое-как, в общем….
- Проснулся, наконец, ремень жёваный? - слышу голос дядьки. Того, что кашей меня угощал. – А то заждался я уж…. Многовато тебе я сыпанул, видно. Да…. Просто подумал, вот бугай здоровенный, обычная-то доза на него наверно не подействует…. На тебя, то есть. Вот и добавил ещё две щепотки.

- Ты зачем меня связал? – спрашиваю.
- А что же? – слышу в ответ. – Ты сам добровольно, что ли, в машину-то полезешь…?
Тут уж мне всё понятно стало. И почему я уснул так…, ни с того ни с сего. И почему связан я. И почему машина грохочет….

- Ты что задумал, сволочь ублюдочная?! – говорю, злясь и встать стараясь.
- Ты давай-ка не шуми, - сказал дядька и, под руки меня прихватив, на лавку усадил. – Это ещё никому не помогало. И тебе не поможет. А будешь ерепениться, у меня вот что есть. Штырём железным заточенным он мне пригрозил и говорит, ехидно усмехаясь:
- А ты как думал? Машину испытывать надо. Как же я её людям неиспытанную предъявлю? А если она дурить начнёт…? Нет…. Раз в машине поковырялся, значит, потом надо испытать. Порядок такой. А я порядок нарушать не собираюсь. Никогда не нарушал и теперь не стану….

- Как же так? – говорю, напряжённо думая. – Ты же говорил, что для людей стараешься…. Хочешь, чтобы люди жили хорошо. А я ведь тоже человек.
- Ради сотни, - отвечает мне ублюдок этот. – И десяток людишек угробить не грех.
- Ну уж хрен тебе, сволочь ты этакая, - огрызаюсь я. – Ты меня в машину не запихнёшь. Силёнок у тебя не хватит….
- Ничего, ничего, - ухмыляется опять этот чёртов дядька. – Ты думаешь первый такой у меня? Нет не первый. И все как миленькие в машину полезли. И ты будешь как миленький…. А если нет, то…. И как начал он штукой своей острой мне в бок и в руку тыкать, что я даже взвыл от боли. А этот:
- Понял, жёваный ремень? То-то…. Я на это дело брата родного не пожалел. А уж тебя тем более не пожалею…. Ладно, хватит болтать. Вставай. Пошли. Машину надо испытывать. Люди ждут всё-таки.
- Ждут…? – усмехнулся я зло. – Никому твоя машина не нужна. И ты со своими идеями никому нахрен не нужен…. Ждут….
- Если б знали, чего я хочу и к чему стремлюсь, - ответил, чёртов дядька, подумав. – Ждали бы.
И снова меня штырём кольнул.

Честно говоря, со мной такое впервые случилось. Чтобы вот так безнадёжно…. Раньше-то всегда в голове, какая-нибудь мысля выскакивала, выход находился или лазейка. А сейчас…. Растерялся я что-то…. Этот меня повёл к своей проклятой машине, к той двери, что с окошком, и идти туда всего ничего, двадцать шагов, а я никак не могу сообразить, как мне от пут освободиться. Вырваться и убежать вряд ли получится, этот сзади верёвку держит крепко. И ещё острием штыря мне в хребет упёрся, то и дело впивается, так что назад податься неожиданно и затылком нос ему расквасить тоже никак. Чтоб с мыслями собраться и что-то ещё придумать, время нужно. И чтоб чёртов штырь в хребтину не впивался. А ещё, чтоб дядька этот, тоже чёртов, разговорами меня не отвлекал.

- Да ладно…. Что ты так распереживался? – говорил он на ходу. – Сейчас машина почти отлажена. Так что скорей всего живой останешься. Ну, может, помнёт, погнёт малость. А так…. Это ж раньше машина от человеков целые куски отрывала. Братца моего вообще в клочья разорвало…. Так это когда было-то…. Ты, главное, сразу в машину не прыгай. Прижмись сперва спиной к дверям, а руки в окошко просунь, я тебе их развяжу…. А то верёвок на вас не напасёшься….

Что ж, пришлось мне сделать, как чёртов дядька велел. Прижался я к двери спиной, стою…. А впереди, в шаге от меня, колёса вращаются навстречу друг дружке, с гулом, со свистом…. Смотреть на них и то жутко, а если ещё представить, как тебя затягивает туда, то страшно делается невыносимо. В груди просто немеет всё, и трясучка начинается…. Да ещё этот…, чёртов дядька, верёвку развязал и с силой вперёд меня толкает.
- Давай! Давай шагай, жёванный ремень! – кричит, слышу. – Видишь, колёсы-то до тебя не достают!
И толкает, толкает….
Я, конечно, упираюсь, как могу. Но, думаю, если он с силами соберётся, или штырь достанет свой, то всё, мне не устоять.

И тут заметил я, что сбоку, между стеной и колёсами, есть небольшая щель. Не знаю уж, как в лучшие времена, поместился бы я туда или нет, но теперь, с этими блужданиями и скудной пищей, придётся она мне, думаю, в самый раз. Да и деваться-то всё равно больше некуда. Полез я в щель эту потихоньку, бочком. Рубаху на брюхе натянул, чтоб не болталась. И морду в сторону отвернул, нос колеса не касался чтобы.
Слышу, дядька чёртов забеспокоился….
- Ей! Ты куда ползёшь-то?! – кричит. – Стой, дурак…! Ах ты, зараза такая! Чтоб тебя…!
И за локоть меня ухватить хочет.

А локоть-то этот и плечо, как назло, снаружи торчат. Не могу я дальше лезть. Упёрся во что-то…. Дядька-то, краем глаза вижу я, громко ругаясь, голову в окошко просунул, чтобы удобней было меня доставать, и кулаком в плечо торчащее принялся бить. Бьёт и орёт:
- Давай, гадина! Давай….!

Так разгорячился, что в один момент по плечу моему не попал, а попал кулаком меж колёс…. И затянуло его в машину прямо через окно. Да ещё с таким треском, будто вязанку хвороста на землю бросили.

Не знаю, что со мной сделалось, когда я из машины проклятущей выбрался. Я валялся и катался по траве и хохотал, как полудурок. Остановиться никак не мог…. Только поуспокоюсь, тут же вспоминаю как дядьку чёртового в машину втягивает и пуще прежнего хохотать начинаю. Прямо до судорог, до коликов прямо. Уж потом, когда все силы меня покинули, и когда представил я, что машина с дядькой сделала, не до смеха мне стало.

Представил я себе это и не только смеяться перестал, загрустил даже немного. Вот не найду я у дядьки веревку, и придется мне к старику умалишенному идти. Выйду я с другой стороны, а там окровавленные куски повсюду. Руки, ноги, что где. Не готов я к такому зрелищу, честно говоря. Совсем не готов. Нет уж, думаю, все в жилище дядьки этого перерою, а то, что мне надо, обязательно отыщу. Вот….

Но только черта с два чего я там нашел. Не понимаю, как так можно? Чтоб в хозяйстве и верёвки нормальной не было. А ведь нету, точно говорю. Я туда даже заходил, где нутро машины видно. Колесья какие-то, рычаги…. Всё крутится, движется и шумит, хоть уши затыкай. Бочки стоят железные. Вонючие. И пусть страшновато было, вдруг меня затянет куда-нибудь…? Но и там всё обыскал.

И ведь надо же, сколько вокруг железа. Если б к нам всё это перетащить да продавать потихоньку, то можно без бед и забот всю жизнь прожить, и ещё останется. Вот сколько здесь богатства.

Богатства много, а веревки нормальной нет. Что же мне так не везёт-то последнее время? Прямо хоть плачь.
Да уж. Вот только расклеиться мне тут и не хватало. Надо бы держать себя в руках и не унывать. Только как? Когда уже такие мысли в голову лезут, будто никогда домой я не вернусь, и родных своих, брата и бабку Родимку больше не увижу, а буду только скитаться и скитаться по земле, пока не упаду от изнеможения и не умру.

И так мне вдруг стало жалко себя, так тоскливо, что в груди заныло, даже. С такими мыслями и с таким настроением остается только забиться в дальний угол и, обхватив голову руками, рыдать, либо крушить всё в бешенстве. Я же на улицу бросился бежать, на воздух. Душно мне стало что-то. Невыносимо.

Я даже про зрелище страшное, кровавые ошмётки, думать забыл. А думал только о том, получиться ли у меня дверь открыть. В прошлый раз-то не получилось. С разбегу на неё набежал, навалился, и она распахнулась. Наружу я вывалился, и глаза сами, как будто назло, туда посмотрели, куда машина дядьку чёртова выплюнуть была должна.

Гляжу, а нет там никаких кровавых ошмётков. Сидит чёртов дядька на земле целехонек. Почти не двигаясь сидит, покачивается только слегка. Я подошел к нему проверить, что с ним. Если жив остался, то не лишился ли он рассудка? А он голову поднял, снизу вверх на меня смотрит и говорит голосом слезливым:
- Не работает машина моя. Нет…. И не будет работать. Глупость всё это. Прав был брат-то мой. Не может человек вот так вот просто поумнеть. И машина умным его не сможет сделать. Не получится у неё это. Не получится.

«Почему же не получится? Если очень даже получилось?», - подумал я. Но вслух ничего не сказал. Просто повернулся и пошёл. Туда, где за оврагом, на пригорке выживший из ума старый хрыч живёт. Вон он, домик его перекошенный торчит. Его хорошо отсюда видно.

- А мне-то что делать? - слышу сзади. - Я ведь на эту машину всю жизнь потратил.
"Ну и чёрт с тобой, - думаю. - Мало тебе ещё. Добавить бы, да не привык я бить тех, кто на земле валяется".
Забрался я на холм, к домику подхожу, а хрыч на скамейке сидит, на солнышке греется. Сам лохматый, волосы не стрижены, борода ниже колен. В руках палку держит, глаза закрыты, спит будто…. Это как дед Пискарь у нас. Где ни присядет, тут же засыпает. Помню, Горбатый Луй смеялся всё. Спорить, говорит, с ним хорошо. Скажет тебе что-нибудь поперёк, а пока ты отвечаешь, он уже уснул. А если молчит, значит проспорил.

И этот тоже спит. Я почти вплотную подошёл, а он не слышит. Только когда я поздоровался уж, тогда зашевелился он, ладонью глаза от солнца прикрыл, смотрит…. Потом, когда насмотрелся, со скамейки поднялся тяжело, на клюку опираясь и кряхтя. И так же кряхтя и на клюку опираясь, в дом побрёл. Меня рукой поманил….

Я внутрь зашёл за хрычём следом…, а в доме-то… трава в пучках по стенам развешана. И вообще, всюду трава. И на столе, и на лавке, и на полу. И в пучках, и так просто….
- Тебе, - говорит старый хрыч, разглядывая меня. – От ломоты?
- Нет, - отвечаю, не понимая о чём это он.
- Ты…, - подумав, спрашивает хрыч. - Муравки сын?
- Нет. Я просто…, - начал было я.
- Ты из Висякинских? - перебил меня старый хрыч. – Тебе чтоб кашелю не было….
- Нет. Я вообще…, - снова объясниться стараюсь.

- Так кто ты такой-то? – ещё раз старый хрыч перебивает меня. – И чего тебе надо хоть?
- Да я нездешний, - говорю. – Верёвку я ищу. Через стену мне перелезть надо…. А теперь уж, наверное, через две…. Вот так получилось. Сюда пришёл за верёвкой, потом назад пойду….
- И долго ли шёл? – спросил старый хрыч, опустившись на лавку.
- Да долго, так-то…, - ответил я и подумал: «Только бы не уснул».
Буди его потом. Да забудет ещё, о чём говорили….

Но старый хрыч засыпать, кажется, не собирался.
- Если в пути был долго, - говорит он. – То назад возвращаться не стоит. Иди вперёд. Доберёшься, куда тебе надо.
- Как это? – удивился я.
- Да вот так, - сказал хрыч и взял со стола мешочек, набитый чем-то мягким и хрустящим. Тоже, наверное, какой-нибудь травой. – Вот мешок…. В какую сторону его не верти, узлом он к тебе всегда повернётся. Так и тут. Вперёд иди и назад вернёшься…. Потому что земля, она круглая, как этот мешок…. Что щуришься? Не веришь, что ли?

Да. Не верю. Поэтому и щурюсь. И дядьку чёртового вспоминаю. Видно, прав он был, когда говорил, что старый хрыч совсем из ума выжил….
- А вот зря не веришь-то, - не дождавшись ответа, продолжил хрыч. – Зря….
- Откуда ж такое известно? – спрашиваю, по-прежнему недоверчиво щурясь.
- Этиони. Слыхал о таких…? – старый хрыч говорит. – Этиони знали очень много чего….
- Так это они тебе сказали?
- Ты что, дурной…? Тех, кто Этиони видел, давно уж в живых нет. И детей их, и внуков тоже…. Да только умные люди знания свои никогда не растеряют. И более того, детям и внукам своим передадут. И накажут им, чтоб тоже не растеряли…. Так от деда к отцу, от отца к сыну, и переходит всё. Мне мои дед и отец тоже много чего передали. Да и сам я много ходил, наблюдал…, размышлял. И понял. Всё верно. Всё так. Так как мне рассказывали….

- Если ты везде ходил, - спрашиваю я также недоверчиво. – Скажи, что там дальше, на закат если идти?
- Да что там…, - сказал старый хрыч, вздохнув. – Деревьев всё больше попадается. А людей вовсе нет…. До самого предгорья, а там уж совсем лес, и люди есть. Странные люди там…. Мёрзнут, что ли, всё время? Сам я их не видел, а вот дым видел. Много видел дымов…. Видно, и в самом деле мёрзнут. В лесу-то холодно, сыро, солнца нет. Вот и горит у них огонь всё время…. Да, ещё стена там…. Брошенная. Заросла вся….

Послушал я, что старый хрыч говорит, и будто меня чем-то тяжёлым по башке долбануло. Неужели он Дымы видел? Всё сходится так-то. И предгорье, и лес. Получается правда всё? Она в самом деле круглая…?
- Как же так? – спрашиваю удивлённо. – Если я здесь, сверху…, мои-то все вниз головой сейчас что ли? Они ж тогда попадать должны. Они ж не мухи….

- Никто никуда не упадёт, - говорит старый хрыч с усмешкой. - Земля, она липкая. И воздух, и облака, и небо, всё к ней прилипло. И отлепиться от неё очень трудно.
- А как же птицы? – спрашиваю. - Мухи там…? Комары?
- Разве могут мухи и комары с земли улететь? – старый хрыч…. Нет.

"Почему старый хрыч? Просто старик….", - подумалось мне. Старик мне отвечает. - Не могут они. И птицы не могут. Выше неба им ни за что не подняться. А Этиони могли. Машина у них такая была. Она их с одной земли на другую переносила…. Таких-то земель знаешь сколько? Не сосчитать…. А что? Неужто у вас не помнят ничего? Откуда все взялись? Как здесь появились…? Неужто не помнят?

- Бабка Родимка рассказывала, - говорю. – Что предки наши в другом месте жили. И жизни там у них никакой не было. Вороньё им жить не давало…. Как налетят…. Посевы все пожгут. Людей поубивают. Жертвы кровавые приносили ещё…. А потом пришли…, то ли люди, то ли ангелы какие. Пообещали, что помогут от Воронья избавиться. Наших всех в какой-то диковинный дом посадили и в это место перенесли. Дед Родим, бабки Родимки предок, спросил их тогда, как мы очутились-то здесь, мол. А те на небо показали…. «Оттуда спустились», - говорят.

- Всё верно, - сказал старик, головой кивая. – Всё так. Только не ангелы то были, а Этиони. Они всех сюда переселили. И людей, и Хаников, и Ворщиков…. Всех.
- А вот Рудокопы, говорят, из пасти демона вышли…, - говорю.
- Сказки это. Выдумки, - настаивает старик. - Всех сюда затащили Этиони…. Я тебе врать не стану. Ни к чему мне это…. Этиони сюда всех затащили…. Так что все, кто здесь есть, все перетащенные…. Ну…, машины, там, переделали кое-кого…. А так-то все перетащенные.

- А зачем машины нужны? – спрашиваю. Хоть Ворщик-то мне и объяснил, но вдруг старик больше знает. – Для чего Этиони их создали?
- Этого тебе никто не скажет, - отвечает старик, плечами пожимая. – Этиони в свои тайны никого не посвящали. Да и чего об этом говорить? Давно уж всё порушено. Ворщики уже не Ворщики, Ханики – не Ханики…. И машины…, перекурочены все.

- Да нет. Есть ещё место, где машина работает. Ханики на месте. Ворщики тоже. И люди, обманутые ими, в машину лезут и в уродов превращаются…, - говорю.

Говорю и думаю: «Что-то слишком спокойно стал я об этом рассуждать. Помню, совсем недавно ещё внутри клокотало всё от непонимания и негодования…. А сейчас? Привык, что ли? Этак скоро я решу, что всё правильно, что так всё и должно быть. Просто уклад такой жизненный…. Ведь я сам едва в машину не попал, а теперь так просто и легко рассуждаю…. Чудно…. А может, и люди-то вокруг все спокойные такие, не потому что ничего не знают, а потому что просто привыкли? Привыкли и всё…».

Смотрю на старика. А он головой качает удивлённо. Будто не верит…. Вот как…. А говорил, что много где бывал.
- Да глупость всё это, - подумав, сказал старик, наконец. – Глупость…. Ни постичь, ни понять Этиони нельзя. Не можем мы их понять. Не в силах…. А те, кто говорит, будто постиг, или хотят подражать им, старые порядки поддерживая и думая, что так их постигнут, просто лжецы и глупцы. Лжецы и глупцы….
Соседушка мой такой же, думает, что удастся ему Этиони превзойти. Всё похваляется, вот, мол, почти уже получилось. Почти уже. И каждый раз так, сколько уж лет. Почти да почти….
Я ему говорил, что он дуралей и ничего у него не выйдет…. Да разве он станет слушать? Такие, как он, никогда никого не слушают…. Твердит одно, для людей всё, для людей. А он их хоть спросил? Нужно ли им такое…?
Вот кто действительно для людей живёт, так это я. У меня и отвары, и настойки, и примочки…. От кашелю и от ломоты. И от корчи, тоже…. Да и от много чего…. Ну и люди, конечно…, идут. Приходят. Кому ж болеть охота…? Только вот не верят они почему-то, что я их только травами лечу. Думают, заговариваю я травку свою. Если добрым словом заговорю – выздоровеет человек, а если злым, то помрёт…. Надо же так….

Спросишь, откуда знаю? Так ведь люди часто деток своих за лекарством присылают. А детишки что…? Они всё без утайки расскажут, и что видели, и что слышали…. А хочешь спросить, что ещё обо мне думают…? А…? Думают, будто я души из людей вынимать умею….

Старик засмеялся вдруг. Хохочет, заливается, бородой трясёт, ладонью по коленке хлопает…. Не скоро успокоился он. А поуспокоившись и отдышавшись, пальцем меня подманил, а когда я наклонился к нему, на ухо мне прошептал:
- А я ведь и, правда, умею….
И снова хохотать принялся.

Вот такой старичок…. Жизнерадостный. Сам шутит, сам над своими шутками смеётся. Весельчак просто…. А что? Ему можно веселиться. Он вон сколько всего знает…. А я…? Старичок-то может лишь маленькую толику знаний своих передал, а мне теперь полжизни надо, чтоб всё это переварить. Ну ладно Этиони, машины их…, да чёрт с ними. А вот как с Землёй-то быть? Никак у меня в голове не укладывается, что круглая она. Вот если б плоская, то тогда всё понятно. Но круглая…. Не укладывается. Нет…. Хотя, если так и есть на самом деле, то это очень хорошо…. Для меня…. Мне даже хочется, чтоб так оно и было…. Потому что назад возвращаться нет никакого желания. Все эти Ворщики, Ханики…. Ну их к чёрту….

- А до Дымов-то далеко идти? – спросил я. В ворохе мыслей своих копаясь. – Сколько дней?
Старик, вопрос услышав, хохотать перестал, исподлобья посмотрел на меня….
- Что, боишься не дойдёшь? Дойдешь, - сказал старик. - Вон ноги-то есть. Дойдешь. Не подкосятся, небось.
И клюкой своей по ноге моей постучал.
- А если подкосятся, - пробормотал он, подумав. - Вот. Подожди-ка....

Старик поднялся со скамейки и, кряхтя, и горбатясь, и клюкой себе помогая, в дальний угол дома побрел. А я стоял, смотрел, как он очень медленно ковыляет, шаркая, и думал не без ехидства…. Не злого ехидства, а такого… добродушного: «Не знаю уж, чего он хочет, но до вечера ему точно не управиьтся. Лучше б сказал мне, я бы сам может…. Быстрее б вышло».

Мало того, старик ещё останавливался пару раз и, обернувшись, пальцем мне грозил. Сейчас, мол, сейчас.
Наконец-то он до угла добрался, мешочек какой-то со стены снял и также неторопливо вернулся назад, зубами стараясь узел на хрустящем мешке на ходу развязать.

- Вот. Держи, - сказал старик и две горсти сухарей мне под рубаху пересыпал.
- А у меня ничего нет, - говорю, растерявшись.
За сухари платить ведь надо. А самое малое что у меня есть это полгвоздя. За две горсточки сухарей полгвоздя многовато, думаю, будет.
- Да ничего и не надо, - махнул старик рукой.
- Как же? За что же это? - спрашиваю удивлённо.
- За то, что выслушал меня и всё понял, - ответил старик. - Молодец. Соображаешь. Не то, что эти... Как тебя зовут-то хоть?
- Тудымка, - говорю.
- Тудымка…, - повторил старик. - Ну, что ж Тудымка, ступай.
И снова палкой своей по ноге моей постучал.
- Спасибо, - говорю, пятясь к выходу. - Дедушка. За сухари.
На улицу выхожу, вокруг огляделся…. А тут и старик за мной следом выполз. Рукой костлявой махнул:
- Эй, Тудымка. Туда тебе.
Ну, я ещё раз старика поблагодарил, и пошёл туда, куда мне показали.

И вот как получается, совсем недавно чуть ли не локти кусал от отчаяния, а с человеком поговорил и готов теперь от радости бежать вприпрыжку. Едва сдерживаюсь, чтобы не побежать. Ведь как просто всё оказалось. Не нужно ничего искать, никуда лезть не нужно, топай себе да топай…. И всё вперёд. А топать я хорошо умею. Хоть по оврагам, хоть по равнине, даже если трава по пояс или кусты, мне всё равно.

А что? Идёшь себе, мечтаешь, как Дымы снова увидишь, как вернёшься домой, как брат и бабка Родимка удивятся, когда узнают с какой стороны я пришёл. Вот такие хорошие мечты. Хотя, иногда всё же, нет, да и промелькнет мыслишка, что зря старику доверился. Больно уж всё диковинно как-то. И ещё дядька чёртов из ума выжившим его назвал, тоже, наверное, неспроста. Но я такие мысли отгонять старался. Ведь сколько всего я за последнее время повидал, и диковинного, и дикого, что уже и удивляться перестал. Да и чертовому дядьке, этому чокнутому испытателю машины, верить не очень-то хочется. Ну и сам старичок показался мне ничего так. Рассудительный. И душевный. Сухарей мне насыпал…. За просто так. Так что все сомнения я отгонял.

Хотя, вскоре случилось то, после чего мне стало всё сложнее это делать. Да и в стариковской душевности тоже усомниться пришлось. Сухари, что старик мне дал, я пока не трогал, берег на потом. Потому что по опыту своему знаю, нагрызешься их, пить захочется. Так что, думаю, речку какую-нибудь или родник сначала найду, тогда уж....

А тут, поднялся я на какой-то холмик небольшой, и там на холмике в кусты залез. Палку решил себе сломить. Давно уж бы ею обзавестись надо. Что же это за путешественник и без палки? Все те, кто к нам издалека приходили, помню, из Лупышей или ещё откуда, обязательно были с палками. Значит, и мне надо. А почему раньше я о ней не вспомнил, не знаю. Не до того что ли было?

Залез я в этот куст, ствол потолще отломал, а пока от веток мелких очищал его, посмотрел невзначай в ту сторону, откуда пришёл…. Гляжу, идёт кто-то по моим следам. Он, так же как и я, из-за перелеска вышел. Тоже его обогнув. Я-то насквозь пройти не захотел, не люблю, когда вокруг деревья. А этот? Тоже не любит?
Ну и дела. У меня мурашки даже по коже пробежали, до чего стало неуютно и неприятно. Неужели по мою душу? И кто же это может быть-то?

Пригляделся я получше, да и этот кто-то, пока я гадал, приблизился. И всё. Узнал я его. Старик, оказывается, это мой душевный. Он, точно…. Правда, непонятно куда его дряхлость и немощь подевались. Вышагивает, будь здоров. Хоть и с палкой, но орудует ею, дай бог каждому. А недавно шаркал, ноги совсем не поднимались. И что же это за чудесное выздоровление? Настоек своих, что ли, попил?

Подождал я немного, а когда старик ближе подошёл, из кустов вылез. Встал перед ним с грозным видом…. А тот-то…. Как вздрогнет. Чуть ли не подпрыгнул. Потом сгорбился, застонал, руку к груди прикладывая. И на землю валиться начал. Опять притворство какое-то….
- Ты что же, - говорю. - Совсем меня за дурака держишь?
- Да что ты, что ты, - запричитал старый хрыч с надрывом. - Это приступ был. Сейчас полегче стало…. За травками я….

И тут вдруг осенило меня. Понял я, где чёртов дядька ту отраву взял, которую мне в кашу подсыпал. И как я раньше не до этого не додумался-то? Ведь он всю свою жизнь с машиной своей проклятущей возился. Сам мне об этом говорил. Что он, кроме неё знает? А старик травник знатный. Хвастался, помню. Наверняка это он чёртова дядьку дрянью этой и снабжает. Где бы тому ещё её достать? В общем, такая получается душевность….
Сволочи они оба, вот и всё.

Посмотрел я на старика, как тот пыхтит, стоя на коленях, и так мне стало мерзко от всего этого. Что же такое получается? Это значит, никому никогда верить нельзя? Всю жизнь живи и оглядывайся? Каждое мгновение? А не то тебя вдруг невзначай отравят или в машину запихают. Или ещё что похуже. Не знаю, что…. Душу вынут….

Вот он сейчас скорчился, слюни и сопли пускает. А стоит мне уйти, он их тут же подберет и за мной следом. Замыслы свои чёрные воплощать…. Ну, уж нет. Чёрта с два….

Клюку я у хрыча старого из руки выхватил, сломал её пополам ногой, в сторону отшвырнул, плюнул и пошёл себе. Точнее побежал, чтоб он меня уж точно догнать не смог. Потом, когда запыхался и остановился передохнуть, сухари его все выкинул. Наверняка, они тоже с отравой.

Вот с этого-то момента сомнения начали меня сильнее одолевать. А вдруг старый хрыч выдумал всё? Зубы мне просто заговаривал, чтоб бдительность усыпить? Тогда беда. Тогда иду я не к дому, а чёрт знает куда….

Правда, Дымы…. Одна надежда у меня на них. Не мог их старый хрыч придумать, не придумаешь такое….
Только поэтому я всё ещё иду. И хотя радости, такой как прежде, уже не испытываю, но иду и иду вперёд. И жрать уж больше нечего, а всё равно иду. Щавеля нарву, кину на зуб, водицей из какого-нибудь ручья запью и дальше топаю.

А к вечеру второго дня, углубился я в перелесок. Не обойти мне его было, больно уж он большой. И там, в низине, возле речки увидел я здоровенный булыжник. Высокий, округлый, весь мхом и травой поросший и даже с кустом на вершине. Пригляделся я к этому булыжнику, и знакомое что-то в его очертания разглядел. Траву и мох со слоем земли сковырнул, а там дальше железо ржавое.

Вот так штука. Это же Каменюка…, Пустышка…, Чёртов Камень…. Я ещё побольше очистил, палкой по железу долбанул.... Грохочет... Значит, точно оно.... С этим грохотом повеяло от Каменюки чем-то родным, домашним. Мне даже обнять её захотелось. И никакие рассказы о чертях, что внутри обитают, меня на тот момент не пугали. Вылезь они, я б их тоже обнял, как родных. Я даже остался там ночевать. И холодный металл Пустышки всю ночь душу мне грел. Вот такие дела.

А как я с ней на утро прощался…. Если б видел кто, то прослезился бы, наверное. Ну, или пальцем у виска покрутил. А ещё надо было видеть, с каким трудом мне из перелеска выбираться пришлось. Через поваленные деревья перелезал. А это очень нелегко и неудобно. И что же им всем не стоялось-то? Росли бы себе да росли…. Вот ещё почему не люблю я по лесу ходить.

Но я-то не из-за неудобства переживаю, мне больше времени потраченного жалко. Я ведь надеялся до Дымов добраться этим днём, а из леса только к полудню вышел. Потом, к вечеру ближе, передо мной ещё стена встала, вся заросшая. А я и забыл совсем про неё.

Получается, что опять мне на пустой желудок придётся спать укладываться…. Теперь, не то что Дымы, проход в стене найти бы. Уклонился я немножко, видно, от маршрута своего.

Посмотрел я вправо, влево, махнул рукой и пошёл наугад. И ведь надо же, угадал. Везёт мне всё-таки иногда.
И вот какая штука, ещё издалека я увидел, как у нужных мне дверей ходит кто-то. А хрыч говорил, будто здесь нет никого.

Но ведь ходят, и главное, так уверенно, будто они хозяева здесь. Руками размахивают, спорят…. Двое их, в общем. По-крайней мере, увидел я только двоих.

А ещё интересно то, что один из них внутри штуковины ковыряется, очень уж на Чёртов Камень похожей. В этот, другой Чёртов Камень, он прямо с головой залез, и железками там брякает. Но и оттуда, из Чёртова Камня, спорить с тем, с другим, не прекращает.
- И всё равно не пойму, - слышу я голос его зычный. - Здесь же нет никого....

А тот, другой который, рядом с первым стоит, лицом к нему, спиной ко мне, и отвечает:
- Я тебе ещё раз говорю, это не твоя забота. Ты только запусти её. Остальное я сам.
- Ну что ты привязался, запусти да запусти…. Я вообще-то робота собираю. Когда соберу, тогда поглядим…, - сказал первый и башку свою из дыры высунул. Тут-то он меня и увидел. Я к этому времени успел почти вплотную к ним подойти. Увидел он меня и онемел будто. Глаза вытаращил удивлённо. Никогда странников, что ли, раньше не встречал? Ну, конечно, и тот, другой, обернулся, и тоже удивленную мину скорчил.
- Вот видишь, - говорит вполголоса. - Один уже есть…. Значит, и другие подтянутся.

Понятно, что ничего из разговора их я не понял. Но и ничего не поняв, я не сильно-то и расстроился. Ну, не понял, и ладно. А мне-то чего? И удивление их тоже…. Удивляются они, значит есть чему. Мне до этого мало дела. У меня забота иная. Думаю я об одном, есть ли у них еда? Очень уж жрать охота.

Но ведь так сразу не скажешь: "Дайте мне пожрать. А то пузо свело". Надо сначала разговор завязать как-то…. Ну ладно…. Улыбнулся я приветливо и говорю:
- Ничего себе…. Как вы Чёртов Камень расковыряли…. А что же, черти-то не тронули вас? Разбежались, что ли?
- Что за черти? - переспросил тот, другой.
- Да те, что в Чертовом Камне живут, - ответил я, пальцем на него, на Камень Чёртов, показывая.
Тот, который другой, подумал немного и говорит:
- Да нет, не разбежались. Мы их просто в другое место переселили….

Сказал он так, под ноги себе посмотрел, небольшое колесико с зубцами с земли поднял и в руку мне его пихнул со словами:
- Вот в этой штуке они теперь живут…. Черти-то.

А я стою, в ладони у меня колесико зубастое…, ничего, увесистое такое, хоть и маленькое, и совсем не понимаю, чего от меня хотят.
- Неужели не боишься? - спрашивает тот, другой, усмехаясь. - Черти, ведь. А?
- Да так, - отвечаю. - Не то, чтобы боюсь, опасаюсь немного….
- А зачем же тогда в руке их держишь? - снова спрашивает тот, другой.
А я и сам не знаю. Вручили мне я и держу. Ну а если не надо, тогда ладно, брошу….
Пальцы я разжал, и железка на землю полетела.

- Ты что? - опять тот, другой, спрашивает, смеясь. - Тугодум, что ли?
Смотрю, и первый тоже посмеивается, в Чертовом Камне сидя.
- Ничего и не тугодум, - отвечаю я обиженно. - Не ожидал просто….

Эти дальше смеются, а я наклонился, травы пучок сорвал и дрянь какую-то со своей ладони стою, оттираю. Об железку испачкался. Что за шутники, думаю, такие выискались? Как этот…, мужик один у нас. Тоже всё шутил. Земли горсть неожиданно за шиворот тебе высыплет и хохочет. Его и прозвали потом - Гоготун. Вот….
И эти тоже ничуть не лучше.

Вдруг первый, который, смеяться перестал, задумался, а потом спрашивает:
-А ты…, этот…, как ты говоришь, Чёртов Камень, где ещё видел?
- Так, один у нас там возле реки стоит, - отвечаю я. - А другой, здесь, рядом.
- Где рядом? - переспросил взволнованно первый, из дыры вылезая.

Да и тот, другой, тоже взволновался вдруг.
- Ну, говори, где? - забормотал он. - Чего молчишь-то...? Забыл, что ли?
- Конечно, забыл, - отвечаю. - Как же я могу не забыть, ведь я тугодум.
Тот, другой, рот скривил....
- Да ладно тебе..., - говорит. - Это шутка была. Чего ты...?
- Ну так, вам-то что..., - сказал я, то на того, то на другого косясь. - Вам шутить можно. А мне не до шуток. Какой уж день на зубах ничего не шуршало....

Тот, другой, носом шмыгнул, и ни слова не говоря, пошёл, мешок с земли поднял, две лепёшки из него достал и мне протягивает. На, мол, шурши.... Я, конечно, лепёшки взял, и откусить уже было хотел…. Но, чувствую, не могу, страшновато что-то. Пускай, думаю, он сам попробует сперва. Кусочек небольшой от лепёшки отломил, тому, другому, подаю. А он на меня смотрит, не понимая.

И вот опять же, ему ведь прямо не скажешь, что я боюсь, как бы он мне в лепёшки чего не подсыпал…. Так он и обидеться может. Пришлось выдумывать на ходу.
- У нас, - говорю. - Так заведено…. Если хозяин гостя угощает, то и он сам вместе с ним угоститься должен.
Тот, другой нахмурился, головой покачал, но кусок взял. В рот его закинул и начал жевать. А мне только этого и надо. В один присест я две эти жалкие лепёшечки умял. Чувствую, полегчало немного, настроение даже улучшилось, улыбнуться захотелось даже.

- Ну, что? - сказал тот, другой, нетерпеливо. - Говори уже….
- Да там он, в лесочке, - отвечаю я ему, живот свой поглаживая. - Не очень далеко. Отсюда, правда, не видно…. Только лучше в лесочек-то с другой стороны зайти, с этой деревьев навалено.
А потом ещё и рукой махнул в ту сторону, откуда пришёл.

Смотрю, эти двое загрустили что-то. Один затылок чешет, тот, что другой, руками всплеснул и отвернулся. Интересно, а они что думали, я им из штанов Чёртов Камень-то достану, что ли?

Ну ладно, загрустили и загрустили, мне-то что? Мне до их забот дела нет, у меня своих полон рот. Хотел, было, я уже дальше идти, да напоследок спросить решил, а то нехорошо как-то, брюхо набил и всё, привет, прочь намылился.

- А вы, - спрашиваю. - Тот Камень тоже хотите расковырять?
- Да, - ответил первый, - попробую из двух один собрать.
- Как это? - спрашиваю дальше.
- Очень просто…. Тут ничего такого…. Это ведь строительный робот, машина, механизм…, - сказал первый.
- А ты что, не знал? Ты думал, черти на себе его таскают? - опять усмехается тот, другой.
- Ну, раньше-то, - говорю я как есть. - Я так и думал, просто не знал, что машины существуют. А когда узнал, мог бы, конечно, и догадаться, просто времени на это не было.

- И чем же интересно ты занят, что даже пораскинуть мозгами времени у тебя нет? - спрашивает тот, другой.
И хотя в этот раз говорил он, вроде не усмехаясь, но всё равно в его словах насмешку я услышал. Ну и наплевать, думаю, пускай смеётся. Взял, да и рассказал всё, что со мной за последнее время приключилось. Ну, почти всё…. И не потому, что мне нравится, когда насмехаются надо мной, а просто показалось мне, что этот, другой, знает больше чем я. Гораздо больше. Поэтому и смотрит на меня свысока и усмехается поэтому. Вот и мне захотелось знаний поднабраться. Хоть немного, хоть малую толику. А насчёт усмешки…. Так я в долгу не останусь. Тоже посмеюсь. После уже…. Придумаю что-нибудь…. Не знаю…. Земли ему за шиворот насыплю....

В общем, рассказал я всё. Первому-то рассказ мой, похоже, быстро надоел. И полез он опять в свою дыру, железками греметь. Зато тот, другой, насмешник который, дослушал меня до конца. Да ещё как слушал. То головой мотает с ухмылкой, то глаза закатывает, а иногда и то, и другое сразу, и головой мотает и глаза закатывает.

А когда дослушал, затылок почесал и говорит:
- Ну и дуралеи….
- Кто хоть? - спрашиваю.
- Да все, - отвечает тот другой. - И ты тоже дуралей…. Старый хрыч, что в конце, поумней немного, да и то…. Ошибается….

- Что? Земля не круглая, что ли? - спрашиваю настороженно.
Думаю, сейчас, как скажет, что нет, я тут так и сяду.
- Да нет, - рукой махнув, отвечает тот, другой. - Не об этом я. Этиони, как вы их называете…. Ошибается твой старый хрыч. И понять их и постичь очень даже можно. Нужно просто знать, как постигать и что понимать.
- А ты, что ли, знаешь? - ещё спрашиваю.
- В том-то и дело, что знаю, - ответил тот, другой. - И тебе мог бы рассказать. Только боюсь, не поймешь ты. Это ведь надо половину слов тебе растолковывать. Нет уж, я замучаюсь так….
- Ну, кое-что хоть пойму всё-таки, - сказал я как можно увереннее. - А что сейчас не пойму, потом как-нибудь додумаю.

Тот, другой, помолчал немного, вздохнул, потом ещё раз вздохнул.
- Ключ, - говорит. - Покажи.
Я тряпицу с железками из-под рубахи достал, развернул, ключ диковинный ему протягиваю…. Только он его брать не стал, покосился лишь…. И как будто невзначай спрашивает:
- Стащил что ли у кого?
- Обменял, - говорю. - На торгах.
- Ладно, - сказал он, ещё немного помолчав и подумав. - Так уж и быть. Слушай…. Те, которых вы Этиони зовете, у нас называют Вершителями. Сами они на Землю с другой планеты прилетели…. С далёкой планеты. Названия её вот только не помню. Больно оно заковыристое…. Эй…. Крутила. А ты не помнишь, как она там…?
Тот, первый, которого Крутилой, оказывается, зовут, голову из Чертова Камня высунул…. Нос грязной рукой утёр….
- Вэ…, мэ…, чего-то вроде, - говорит. – Нет, не помню…. Планета Вершителей.

- Ладно, В общем, с другой планеты они, - продолжил тот, другой. - При этом много, много других планет они посетили, прежде чем до Земли нашей добраться смогли. Интерес у них везде был один - руды, которые в недрах планет залегают. И на Земле они нашли для себя очень много интересного. Вот только добыть руду из земных недр для них оказалось затруднительно. На Земле людей полно, а у Вершителей закон такой есть, что если на планете разумные существа живут, то нельзя использовать в работе технологии, которых они ещё не достигли. Роботов нельзя использовать, машины там всякие…. Понял?

Я в ответ плечами пожал….
- Это для того, - сказал тот, другой. - Чтобы общества людей развивались сами по себе, без вмешательства извне…. Вот поэтому роботов и нельзя….
- А почему они закон свой не отменили, раз он им мешал? - спросил я.
- Да потому что, - ответил тот, другой. - У них не так, как у вас, где-нибудь в деревне. У них законы придумывают одни, а живут по ним другие. Вот. Так что, никаких роботов, никаких механизмов.

И ещё есть у них один закон, нельзя допускать насилия по отношению к местным жителям…. Вот захотят они тебя, например, в клетку посадить на всеобщее обозрение и увеселение…. Силой делать этого им закон не позволяет. А вот если ты сам туда залезешь, то всё в порядке, так можно. Это ж, понимаешь, цивилизация, штука такая очень гуманная. Тут тебя не оберут и не ограбят…. А если оберут и ограбят, то скажут, извините....

- А с какого это чёрта, - говорю я, возмущаясь. - Мне, да ещё и по собственной воле, придёт в голову в клетку лезть?
- Ну…, - сказал тот, другой. - Может, ты голодный? Тогда накормят тебя. Или, вон, ты в тряпке гвозди таскаешь, зачем-то. А они возьмут и дюжину гвоздей тебе посулят? Ну, или скажут, что если в клетку залезешь, то сразу дома окажешься….

- Так это же опять обман, - не перестаю я возмущаться.
- Ну что, обман…, - пожимает тот, другой плечами. - Ну, обман…. Но тебя ведь не били…. В смысле…, бить никто не будет….

Не стал я больше ничего говорить. Обдумать мне надо всё это сперва хорошенько. Хотя, чувствую, не так здесь что-то. Поэтому головой в знак своего несогласия помотал…. А тот, другой, рожу скорчил недовольную и дальше продолжил рассказывать:
- Ну, в общем, ты понял…. Роботов использовать нельзя. А люди тоже себя не оправдали. Слабые, невыносливые. Руды добывают мало, а едят много и болеют часто. Воздух свежий нужен им, свет…. Вот тогда-то и появилась идея - переделать простых людей в сильных, выносливых и неприхотливых. Для работы в подземельях….
А потом эта идея переросла в целый проект. Сначала Вершители планетку нашли небольшую. Обустроили всё, чтоб небо было, вода, чтоб солнце светило. Травы насажали, деревьев всяких. Вон птички даже щебечут…. А всё для того, чтобы перемещенные люди не пугались и чувствовали, будто они на Земле.... Потом стены строить начали, это чтоб вновь перемещенные с уже переделанными не сталкивались, ну и само собой Машины для переделки.... Людей искали среди племён миролюбивых, которых воинственные соседи сильно ущемляли, добивались их согласия, сажали на корабли и целыми селениями перемещали. Уйму народа наперемещать смогли, хотя ни стены, ни машины ещё толком не подготовили. Торопились очень. Как будто предчувствовали…. И хоть проверяющие против ничего не сказали, потому что закона, запрещающего переделывать людей нет, а раз закона нет, значит, можно. Но общественное мнение всё же всколыхнулось…. Знаешь, что такое общественное мнение?
Это он у меня спросил….

Подумал я немного….
- Когда все вместе лён мнут да крапиву, - говорю. - Так, что ли?
Тот, другой, опять глаза закатил, вздохнул глубоко и продолжил:
- В общем, такая у них там поднялась шумиха, как же, ведь невинных существ превращают в бессловесных рабов, что Вершители, боясь…, этих…. Как их там…?
- Последствий…, - раздался голос из Чёртова Камня.
- Последствий. Да, - повторил тот, другой. - Боясь последствий, они, несмотря на потраченные силы и средства, вынуждены были бросить всё…. И бросили. Улетели они, в общем, отсюда.

Тот, другой замолчал, а я задумался. Странно как-то получается. От прежних рассказчиков я только и слышал о величии Этиони или Вершителей, об их непостижимости. А тут они вдруг слишком уж постижимыми стали, и даже просто обыденными. И если я и не все слова понял, а некоторые понял неправильно, но общий смысл в рассказе, мне кажется, я уловил.

И насчёт общественного мнения тоже…. Это как у нас Бобор младший хотел порядок установить, чтобы его надел всегда в первую очередь вспахивали, помимо жребия. Тогда тоже мнение всколыхнулось, и шумиха поднялась….

Такая получается обыденность.
Вот из-за этой-то обыденности я к рассказу с недоверием и отнёсся. Поэтому и спросил того, другого:
- Откуда это известно? Ведь столько прошло времени.
- Ну, так есть у нас тут один умелец, - ответил тот, другой, подмигнув мне. И головой на Крутилу показал. - Любит он в машинах поковыряться…. Вот…. А знаешь, что за земляными валами, которые на юге, находится? Там база у Вершителей была, где ещё механиков и уговорщиков обучали. На этой базе мы много чего нашли. В том числе и приборчик, с помощью которого Вершители с людьми общались, нашу речь понимать могли. Потеряли, может его или забыли впопыхах…? А умелец наш догадался, как приборчик этот подключить. И как он работает, разобрался…. Потом мы записи на нём обнаружили…. Один из Вершителей их делал. То ли для себя, то ли докладывал кому...? Из них-то всё и понятно стало…. Там ещё картинок полно всяких оказалось. И которые даже двигаются, есть. Интересно смотреть их…. Мы бы тебе показали, да у приборчика источник питания сдох. Крутила его через робота подключал, а здесь у нас робот, как видишь, не работает…. Вот так….

Да что тут говорить, не только роботы, все механизмы ломаются потихоньку. Ну правильно, ничто не вечно…. Только знаешь…. Есть ещё одна важная вещь - Солнце. Это ведь тоже механизм, Вершителями созданный. И оно, Солнце-то, как и любой другой механизм, сломаться может. И тогда уж конец всему. Всем людям конец…. Понял…? А что делать-то, хоть знаешь?
- Что? - спросил я растерянно.
Так всё неожиданно вдруг повернулось.

- Есть способ, - сказал тот, другой, глядя на меня пристально. - Нужно на старую Землю вернуться. Эта машина, что здесь в стене установлена, не для переделки, а для перемещения создана. Не успели Вершители ею воспользоваться. Иначе людей тут гораздо больше было бы…. Мы с Крутилой робота быстренько починим и за перемещатель возьмёмся. Запустим его, проверим. А ты иди, людям скажи, что время пришло возвращаться. Те, кто погибнуть не хочет, пускай идут сюда. Мы к их приходу всё подготовим. Вот, возьми ещё лепешку и иди…. Иди.
Так говорил тот, другой, к двери меня слегка подталкивая. А я, путаясь в мыслях, одеревеневшими ногами едва ступал….

***
Потом, когда ушёл я, тот, другой сказал Крутиле:
- Вот видишь, а ты говорил, никого нет…. Будут люди. Будет много людей. И будет кому работать, землю пахать, дома строить. Нам самим ничего делать не придётся. Так-то.
- Ну ладно, - ответил Крутила. - Но зачем ты ему так подробно всё рассказывал?
- А для того, - сказал тот, другой. - Чтобы он лучше поверил. Ведь самый хороший Ворщик тот, кто сам верит в то, о чём говорит. Так что давай, бросай своего робота и за машину принимайся. Скоро появляться начнут….

Вот что было, когда я ушёл. По-крайней мере, мне так кажется. А я об этом деле думал очень и очень много. И когда до дома добирался, и когда закатом любовался со стены, и когда стенку ногтем ковырял, на лавке лёжа, и даже когда на расспросы Лукавкины отвечал, успевал подумать немножко. А расспросами своими она меня просто замучила. У неё ведь теперь новая идея. Хочет она машину поломать. Или Хаников заставить остановить её. Брата на это дело подбивает…. Вот такие у нас дела.

Ну, это ладно, разберёмся как-нибудь. А насчёт дум моих…. Лишь одно я знаю точно, Ворщикам верить нельзя…. И только поэтому я, когда историю свою рассказывал, этот кусок с дурными предсказаниями всегда пропускал. Чтобы людей зря не пугать и сердца их ложью не баламутить.

Хотя, всё же иногда на солнце поглядываю с опаской. А вдруг и правда сломается…?

И вот уже я иду по ровному полю, редкие кусты огибая. Быстро иду. Почти бегу. Запыхался даже. Это с башни казалось, что до стены близко. А на самом деле, ни черта не близко…. Назад точно до темноты не успею…. Ещё Выплевки эти за мной увязались. И надо же, вроде и кривые, и ходить-то по-человечески не умеют, а не отстают. И даже бормочут на ходу что-то и покрикивают. Сколько в них выносливости и силы. А вот я чувствую, долго так не смогу. Передохнуть бы немного…. И какого чёрта им надо? Опять начнут обшаривать…?

И тут мне идея в голову пришла. Чего они там боятся? Гвоздей или штуковины диковинной…? На всякий случай я в одну руку гвозди взял, а в другую - эту штуковину. Остановился резко, развернулся и чуть ли не в рожи Выплевкам их пихнул. Один-то сразу задёргался, затормозил, попятился. А второй нет. Не из таких он оказался, не из пугливых. Не все они, видно, одинаковые…. Этот, второй, взревел, будто бешеный, и лапищей своей как маханёт снизу вверх. Хорошо я отпрянуть успел, не то б валяться мне без памяти….

Хоть и увернулся я ловко, но неизвестно ещё как дальше мои дела пойдут. Поэтому ноги в руки я собрал и бежать. Несмотря на то, что устал и, несмотря на то, что запыхался. А что делать? Он хоть и ниже меня, но рука-то у него, что моя нога. Ладно ещё, он быстро бегать не умеет, так что время, чтоб отдышаться, иногда у меня всё-таки было. Но этот чёрт настырный много отдыхать мне не давал. Так и гнался за мной до самой стены. А уж там….

Ещё издалека я двери приметил. Одна внизу побольше…, тыркнулся я в неё, она закрыта…. Шум за ней какой-то, скрежет, грохот…. Но стучаться я не стал. Выплевок в затылок дышит…. Другая, поуже, наверху. По лестнице подниматься надо…. Думаю, если закрыта и она, то беда. На счастье моё вышел из неё мужичок. Невысокий такой, плюгавенький. Меня увидел, вытаращился….
- Ты откуда такой? – спрашивает удивлённо.
А мне некогда объяснять-то. Я ему:
- Оттуда…, - говорю.
А сам внутрь нырнуть стараюсь.

Он мне проход вроде загораживать…. Да только если уж я очень хочу войти, то я войду обязательно. Это у кого угодно можно спросить, хоть у Ухвата…, а хоть и у Хрустеня, он меня с такой стороны хорошо знает. Да и вообще у кого хочешь можно спросить. Ну и тем более такой замухрышка мне не помеха. Как он ни упирался, ни пыхтел, но пришлось ему вместе со мной зайти обратно.

- Ты кто такой…?! Чего ты прёшь-то?! – завопил замухрышка, когда я дверь за собой закрывал.
- Тудымка я, - отвечаю, за ручку дверь придерживая. – Выплевок за мной гонится. Рассердил я его сильно.
- Понял?
Нет. Вижу, не понимает он меня….
- Выплевки, - говорю. – Коркоры…. Перекошенные которые. Одна рука короткая, другая….
- А-а…, - сообразил, видно, замухрышка. – Человечинов ты, что ли, рассердил?
Он рукой махнул, штучкой какой-то щёлкнул в двери, толкнул её, на меня снизу уставился и говорит:
- Откуда ты взялся-то? Я таких, как ты, с этой стороны ни разу не видел…. Может тебе через стену удалось перебраться как…? А?
- Ну…, перебрался я через стену, - говорю. – Только у нас там…. Там ещё одна стена есть…. За башней…. Подальше…. Там наша стена…. Мы там живём. Оттуда я.
- Да…? И много ли вас таких? – как-то недоверчиво спросил замухрышка.
- Много, - отвечаю. – У нас возле стены сколько…. Потом Шестаки ещё есть. Ну…, там, несколько селений подальше. И уж совсем далеко Лупыши и Дымы.

- Да. Много, - покачал головой замухрышка. – И все такие, как ты? Чем хоть вы там занимаетесь-то?
- Да что ты, в самом деле, - усмехнулся я. – Не знаешь, чем люди занимаются…? В Дымах мастеровые живут. А остальные хлеб выращивают больше….
- Так вы землепашцы, что ли? Ну…. Понятно…, - сказал замухрышка и задумался. Как будто не знал, о чём ещё спрашивать….

Зато я знал. Уж теперь, думаю, моя очередь вопросы задавать.
- А это тут что такое? - говорю. – Шумит. Грохочет….
- Да это машина, - махнул рукой замухрышка.
- Что за машина такая? – спрашиваю, незнакомое слово услышав.
- Э-э…. Да ты не знаешь? – оживился собеседник мой. – Машина это, понимаешь, штука такая…. Серьёзная, понимаешь, штука. Это тебе не бараньи шарики по грядкам раскладывать….

Какие шарики? Что такое бараньи? Ничего я не понимаю. Стою, глазами хлопаю только.
- Эх…. Как же тебе объяснить-то? – сказал замухрышка наморщив лоб. – Машина - это когда внутри колёса разные, рычаги там всякие, шатуны…. Они крутятся, вертятся, двигаются и шумят.
-А-а…, догадался я. – Это мельница. Зерно здесь мелют…?
- Да какая мельница, - заворчал замухрышка. – Машина это. Она сложнее любой мельницы. Намного. Скажешь тоже….

- Так если не зерно мелют, для чего тогда она?
- Для того, чтобы из людей Человечинов делать.
- Как это…?
- Да вот так. Заходит с одной стороны человек, машина его перемалывает, перекраивает, переделывает и с другой стороны Человечину выплёвывает.

Эти слова замухрышки проняли меня аж до самых костей. До самого нутра меня проняли. И вообще до всего, до чего пронять может…. Неужели здесь те жернова? А это та самая Адская Мельня и есть? Адская Мельня….
- Опять мельня?! – замухрышка завопил. – Я же тебе говорю! Машина это! Вот балбес…!
- Для чего…? – спрашиваю я, не слушая замухрышкиных воплей. – Зачем из людей Выплевков делать?
- Ишь ты какой? – усмехается тот. – Тебе-то что за дело? Надо значит так.
- Зачем из людей Выплевков делаете? – спрашиваю я ещё раз, сердиться начиная.

А замухрышка растерялся….
- Да…, я и сам-то не знаю, - забормотал он. – Я ведь всего лишь Ханик…. Ханики мы. От нас требуется только за машиной следить. Доливать в неё, что нужно, подливать и заливать. А больше-то мы не знаем ничего…. Давай…, давай, пойдём, покажу….

Он потащил меня, схватив за рукав, по длинному коридору, а я плёлся, упираясь слегка, потому что не по себе мне было. И ещё побаивался я немного не этого замухрышку и не каверз каких-нибудь его, а того, что вдруг начнёт он показывать мне, как машина людей перемалывает и перекраивает. А я не хочу такое видеть…. Ни за что на свете….

Но он привёл меня всего лишь к бочкам каким-то разноцветным. Я даже вздохнул про себя от облегчения.
- Вот, - сказал Ханик, на бочки показывая. – Это доливайка. Её нужно доливать. А это заливайка. Её нужно заливать. А это подливайка. Её нужно, что…?
- Подливать…, - говорю.
- Правильно…, - лепечет замухрышка и улыбается, оголяя кривые зубы. – Да ты соображаешь. Из тебя хороший Ханик получится…. Надо бы тебя Главному Ханику показать…. Пойдем-ка я тебя Главному Ханику покажу. Он и знает больше, если что….
- А ты не главный, что ли? – спрашиваю.
- Да нет…. Я Средний Ханик Пять…. Пошли. Пошли.

И повёл меня Средний Ханик Пять дальше, на ходу оборачиваясь и лепетать продолжая:
- …А я смотрю, ты парень сообразительный. Даром что бугай…. Но голова-то есть…. Ты, когда Главный Ханик спрашивать будет чего, так и говори, мол, соображаю, Хаником быть могу. А я, если что, тебе потом помогу, подскажу, покажу. Календарь там, графики…. Да так-то легко всё…. Смотришь календарь, цифера какая выскочила. Ищешь на графике такую же, да цвета какого глядишь…. Какой цвет, такая и горловинка, и бочка такая же. Льёшь до уровня, и все дела…. Ну иногда только краска на горловинке и уровне облупляется, так подкрашивать надо…. Чего тебе в земле-то ковыряться? Не надоело ли…? Будешь Малый Ханик Три…. А что? У нас здесь и сытно, и светло….

А я иду, смотрю…. И правда, светло. Какие-то полосы на потолке. Свет из них так и льётся. До чего яркий…. Не то, что у нас. Полутёмки. Лучиной-то много ли осветишь? А лампу жечь, масла не напасёшься…. Да и от неё света не так уж чтоб….

- Стой, - сказал вдруг Средний Ханик Пять, перед дверью остановившись. – Здесь жди.
И сам за эту дверь нырнул. А этот Главный Ханик - важная шишка, видимо. Это по голосу я понял. Грозный у него голос…. И замухрышка Средний Ханик Пять перед ним лебезил, это тоже было по голосу понятно. И вообще, я их разговор хорошо слышал, Средний Ханик дверь за собой неплотно прикрыл.

Он, Замухрышка-то, всё пытался добиться похвалы. Вот, мол, я какой хороший, смекалистый, бугая уговорил Хаником стать…, меня, то есть. А этот, Главный который….
- Ты зачем, - говорит, - ему всё сразу-то рассказал?
- Да я не всё…. Я не всё, - оправдывался замухрышка. – Так. И это…. Он же пришлый. У него среди здешних ни родственников, ни знакомых…. А вы сами говорили, что свежая кровь нужна….

Понятное дело, что никаким Хаником становиться я не собирался. Ни малым, ни средним и ни каким другим. Мне понять хотелось, разобраться, на кой чёрт кому-то понадобилось из нормальных людей делать Выплевков…. Ведь это что же получается? Живёшь ты, живёшь, и вдруг приходит кто-то, или приходят, и засовывают тебя в машину. Для чего и зачем…?

А если они…?
Вороньё…. Бабка Родимка рассказывала. Когда предки наши жили в другом месте, приходило к ним Вороньё. Убивало, отбирало еду, кровавые жертвы приносило….

Да нет. Ерунда…. Ни в жизнь не поверю, чтобы замухрышка у кого-то еду смог отнять. Нет…. Тут другое…. Совсем другое. Да ещё и такое, что в голове моей не укладывается.

А если…? Если нет ничего вовсе? Нет никакой машины…. А есть простая мельница. С той, с другой стороны, речка течёт, и большое колесо туда опущено…. А замухрышка, Средний Ханик Пять, просто местный сумасшедший…. Есть и у нас один такой. Ходит по округе, кукарекает. Его так и зовут все - Кукарекало….

Да и за дверями тоже никого нет. Замухрышка только говорит на разные голоса…. Как бабка Родимка, когда сказки рассказывает…. «Что ты за дитятко? Откуда ты маленькое?». «Да я, бабушка, сучий сын»….
…Вот, скотина…. Вот, сучий сын…. Сейчас я этому Ханику в лобешник вломлю….

Дверь я распахнул решительно и внутрь вошёл…. А там…. Не один, не двое…, шестеро сидят, вместе с замухрышкой и Главным Хаником во главе стола. Этот Главный Ханик взглянул на меня сердито….
- Ну, заходи…, - говорит. – Ты хотел что-то узнать? Спрашивай.
Вот чёрт, думаю. Опять эта машина. Снова гадай, что да почему…. Уж лучше б мельница. Уж лучше б на разные голоса….
- Ну, что же ты? – спрашивает Главный Ханик нетерпеливо. – Оробел?
- Да у меня один вопрос…, - покряхтев, говорю. – Кто эту машину придумал? И зачем людей туда засовываете? Вот….

- А что же ты, людей шибко любишь? – Ханик Главный, прищуриваясь, спрашивает.
Я плечами пожал….
- Не знаю…. Не то чтобы уж…. Но всё же…. Немножко-то, наверное, надо. Ведь все мы люди. Все мы одинаковые. И я, и вы. Горбатый Луй как-то сказал, помню….

Не дали мне закончить. Слова Горбатого Луя не захотели слушать. Сначала Главный Ханик засмеялся, а потом все остальные за ним тоже…. Да ещё как смеются…. Заливаются просто. Кто на спину откинулся, а кто лбом в стол упёрся…. И чего такого, интересно, я сказал?

- Ну, какие ж мы люди? – говорит Главный Ханик, первым перестав смеяться. – Мы Ханики…. Скажешь тоже. Одинаковые…. Давай я тебе объясню…. Все разные. Есть Ханики, мы, значит. Есть люди. Есть Ворщики Уго…. А есть Этиони. Эти совсем особенные. Они всё придумали. Они создали всё. Они велели порядку стать таким, какой он есть сейчас. И поэтому, Уги - это Уги, люди - это люди, а Ханики - это Ханики. Вот, посмотри….

Он показал пальцем на большой, висящий за его спиной лист, почти весь изрисованный маленькими чёрными значками. И только в правом верхнем углу смешной человечек, чем-то на Рудокопа похожий (такие же короткие ножки и крепкие руки), нёс на плече странное полено с рожками по обеим сторонам.

- Видишь, что там начертано? – продолжил Главный Ханик. - Пунктик первый: «Мы Ханики должны. Соблюдать технику…. И безопасности всякие»…. А что это значит? Значит, блюсти установленные порядки. Вот…. Там много ещё пунктиков…. Но не в одном из них не сказано, что Ханики – люди. Вон, почитай-ка…. Почитай, почитай…. Или ты не умеешь?
- Почему же не умею…, - отвечаю я, немного растерявшись и немного злясь на хихиканья сидящих за столом Хаников. – Умею чуть-чуть…. (Жихарь-то доверял мне дощечки свои, где он чёрточками отмечал, сколько мешков ячменя продал, сколько проса….)

- Да, - покачал головой Главный Ханик. – Многому ещё тебе нужно научиться…. Так что спрашивай, интересуйся. Вот, Средний Ханик Пять тебе всё расскажет и покажет. А теперь ступай….
…Вот так дела…. Что, закончился разговор? А я так ничего и не понял….

Тут замухрышка мой вскочил, в коридор меня вытолкал, двери за нами прикрыл….
- Ничего. Ничего, - говорит. – Главному Ханику ты понравился…. Это хорошо. А в остальном…. Ну, ничего, ничего. Научишься….
И по плечу хлопает меня. А ещё подмигивает….
- У Главного-то девка подрастает. Так что, если у тебя всё хорошо пойдёт, то может быть, и это…. А….? – говорит замухрышка, посмеиваясь. – Как там тебя? Сюдымка…? Забудь. Теперь ты Малый Ханик Три….

…Ну вот, думаю, уже и сосватали. И так же, как и брата, за дочку самого главного…. Взглянуть бы на неё. Красивая ли? А то вдруг она такая же кривозубая, как и эти Ханики…?
- Ты только порасторопней будь, - внушает мне замухрышка. – Велят идти, значит, иди. Велят стоять, стой, значит. А то Главный-то, ступай, мол, тебе говорит, а ты стоишь, как столб….

- Мне ваш Главный сказал, что ты мне всё расскажешь и на вопросы мои ответишь, - говорю.
- Опять вопросы? Тебе вроде всё уж объяснили…. Что ж ты? Ничего не понял?
- Нет….
- Вот балбес…. Заново тебе всё тебе рассказывать, что ли…? Ладно. Слушай. Были Этиони. Они всё создали. Угов, нас, машину….

- Да это-то понятно, - перебил я замухрышку. – Ты мне скажи, зачем они велят вам людей в машину запихивать….
- А кто их запихивает? – удивился замухрышка Средний Ханик Пять. – Никто их не запихивает.
- А как же они туда попадают-то? – спрашиваю.
- Дверь открывается, и они заходят, - отвечает Ханик.

Теперь уж удивляюсь я:
- Что, они сами…? По собственной воле…? Зачем?
- Так на то Уги есть, - говорит Ханик. – Они людей соблазняют в машину идти. Говорят им, идите в рай. В раю хорошо. В поле горбатиться не надо, а еды полно. С неба сыплется.
- А при чём здесь рай-то?
- Так над входом в машину «Рай» написано…. Вот что ещё-то. Эти буквы тоже надо будет краской подкрашивать….

- Постой, - говорю. – Это ж получается обман? Разве ж можно так…?
- А мы-то тут при чём? – оправдывается Ханик. – Это всё Уги. Они обманывают. А мы даже не видим, кто там и когда в машину залазит. На слух узнаём, что там есть кто-то. Машина урчать начинает…. Ур…. Ур…. А Уги-то, они вообще гордые очень. Заносчивые. Нас Хаников Мыхами называют. А какие ж мы Мыхи? Мыхи маленькие, с хвостиками, грызут всё подряд. Машина из-за них дурить начинает. Вместо Человечин кусоки выплёвывает….

- Да подожди ты со своей машиной, - говорю я, сердясь. – И на Угов хватит всё сваливать…. Над воротами-то надпись вы сделали…?
- Так и что…? – продолжает оправдываться Ханик. – Из людишек, поди, никто и читать-то не умеет. Самый Главный Уг велел, вот и надписали. И вообще…, что писано, то писано, а что сказано, то сказано. Я вот надпишу «Корешок», а тебе скажу, что «Солнышко». И ты поверишь тому, что я сказал….
- Нет…, - возразил я….

А сам думаю…. Поверил бы ведь. Наверняка. Потому что не учили меня не верить. Не умею я….
- Ладно, - сказал Ханик. – Пошли. Покормить тебя, наверное, надо. Видно, голодный ты, поэтому и злой, как варвар…. Хоть и нельзя в неположенное время, но уж ладно…. А так если…. То будь спокоен, Сюдымка. Нет на нас вины….
- Тудымка, - поправляю я.
- Да…, - махнул рукой замухрышка. – Сюдымка, Тудымка…. Малый Ханик Три, правильно….

…Чёрт его знает, может, он и прав? И злюсь я от того, что жрать хочу? Когда я в последний раз зубами-то работал…? Давеча? Да и то кусок в горло не лез из-за брата. Так что пускай кормят…. Мне тут ещё разбираться и разбираться в этих делах. Хотя неуютно здесь как-то…. Не лежит у меня душа к этому месту. Пусть светло и тепло и, наверное, сытно…, но что-то, как-то…. Нет.

И уж совсем мне не по нраву, что на моё поглощение пищи зрители собрались. Как на зрелище какое…. Ладно хоть народу не много. Мужик, несколько баб да девка молодая. Так себе девка-то, не очень…. У нас девки красивее. А вот как у неё с зубами, мне так и не удалось узнать. Не открывала она рот. А, может, поэтому и не открывала? Что изъян свой пыталась скрыть…? И почему-то у них почти совсем не видно детишек? Обычно всегда под ногами путаются. А тут…. Приплёлся какой-то заморыш, один палец во рту, другой в носу, и больше никого.

Посадили меня за стол, миску передо мной поставили. Рядом нож положили и маленькие вилы…. Хлеба не дали. Так, мол, жри…. В миске мяса кусок, странный очень…. И что за куры такие у них здесь?
- Что за куры у вас такие…? – спрашиваю.
- Куры…? Ну, да. Куры, куры, - посмеивается Ханик Пять.
И остальные зашевелились, зашептали чего-то.

- Ты ешь, - говорит Ханик. – Ешь. Вкусно.
Вот тут-то я ошибку и совершил. Следовало бы мне всё-таки сперва как следует расспросить, что это за курица, а потом уж пробовать. А я наоборот сделал…. В руке покрутил куском этим, понюхал, откусил немного, потом ещё и ещё…. Ничего, вроде. Хорошо приготовлено. Вкусно даже….
- Нет. Это не курица, - говорю, когда мяса на два куса всего осталось. – А чего же это такое-то?
- Ну, всё. Теперь ты настоящий Ханик, - сказал замухрышка мой под всеобщее одобрение. – Теперь тебе можно всё знать…. Машина-то, когда дурить начинает, вместо Человечинов кусоки выплёвывает. Только ждать этого уж больно долго. С голоду опухнешь. Но был среди нас Головастик один. Придумал, как заставить машину дурить, не когда она сама захочет, а когда мы захотим…. Рычаги боковые надо меж собой связать и всё. Голодным не останешься….
Такие вот слова он сказал.

А я сижу, слушаю. Рот открыл, не дожевав…. Ещё и понял-то не сразу…. Чувствую, по спине мурашки побежали…. На замухрышку посмотрел, не смеётся ли он? Может, думаю, шутка такая…. Но нет. Не смеётся замухрышка. Не шутка это, похоже….

И тут я на зубах кисло-солёный привкус почувствовал. Изнутри он появился…. Выскочил я из-за стола. Баб растолкав, к выходу бросился. Побежал наугад, сам не знаю куда. Закуток какой-то нашёл, башкой в угол упёрся…. И как начало меня там хлестать…. Всё из брюха выхлестало. Сперва, то что там было, а потом чего и не было…. А заодно и слёзы с соплями, тоже наружу полезли.

Стою я, наклонившись, отдышаться не могу, дрянью какой-то сплёвываю. Слышу, ходят, ищут меня. Кличут по имени: «Тудымка!», «Тудымка». И вспомнилось мне сразу, как я с бабкой Родимкой в прятки маленьким играл. Спрячусь куда-нибудь, в рухлядь зароюсь, а бабка Родимка ходит по дому, зовёт меня. Да ещё голос изменит…. А я сижу тихо, не дышу, и представляется мне, что это не бабка вовсе, а страшное зубастое чудище ищет меня, чтобы схватить и сожрать….

Но тут-то по-другому. Тут мне не представляется вовсе…. А на самом деле, ужасные чудовища, кривозубые твари, пожирающие человеческую плоть, кличут меня. Хотят заманить меня в свою проклятую пещеру, чтобы и я стал таким же, как и они…. Такой же мерзкой тварью хотят, чтобы был я….

Что-то совсем тошно мне стало, чувствую. Рукавом я утёрся. Из закутка своего выполз…. Гляжу - дверь. Точь-в-точь такая же, как и на входе была. Наверное, эта тоже ведёт наружу. Только вот беда, закрыта она. А как её открыть, я не знаю. Не разглядел я толком, чем там замухрышка щёлкал…. Так, наугад шарю, разобраться не могу.

Вдруг за спиной голос….
- Что ты там делаешь? – слышу.
Оборачиваюсь, а это Главный Ханик за спиной стоит. Снизу вверх на меня пялится….
- На воздух хочу, - отвечаю. – Душно тут.

Ханик Главный меня отстранил слегка, повернул что-то, что именно, я опять не понял, засов щёлкнул, и дверь открылась. Там, за дверями, площадка над землёй возвышается с поручнями. Я облокотился на них, голову вниз свесил, дышу глубоко и понимаю, что это совсем мне не помогает.
А тут ещё этот Главный опять:
- Ну, что, подышал? Пошли, давай…. Малым Ханикам наружу выходить нельзя….

И вот здесь-то я не выдержал. Взбесился.
- Да пошёл ты, - говорю. – Со своими Ханиками и со своей машиной куда подальше. А заодно и с дочкой своей, уродиной кривозубой….
Отвернулся и дышу дальше…. Только слышу, как дверь позади хлопнула. Тут-то я и опомнился сразу. Дверную ручку подёргал, закрыто. Я стучать….
- Открой! – кричу. – Сволочь. Мне на ту сторону надо!

А этот гад….
- На ту сторону ведёт другая дверь, - говорит. – Там, внизу. Найдёшь….
И всё. Сколько я ни ломился, сколько ни кричал, в ответ больше ни слова не услышал. Сел я на ступеньку…. Что же, думаю, делать-то? Через стену, что ли перелезть как? Только для этого мне лестница нужна, чтобы наверх подняться, и верёвка, чтоб спуститься с другой стороны. Это ведь у нас мостки к стене пристроены, Выплевков подкармливать да на закаты любоваться. А здесь, похоже, это не принято. И жилья поблизости не видно. И стена, кажется, повыше…. В общем, всё не как у нас. Всё по-другому.

Повздыхал я, посокрушался…. И тут, на тебе…. Как я раньше эту бабу не заметил? Стоит она перед теми самыми воротами, что в Адскую Мельню ведут, глаза выпучила, двух деток к себе прижала. Перепугал я её, похоже, криками своими.

По ступенькам спустился я, к ней подхожу….
- Ты чего здесь делаешь-то? – спрашиваю.
- Муж туда ушёл, - отвечает она еле слышно. – Жду теперь, когда откроется….
- А ты знаешь хоть, что там? – ещё спрашиваю я.
- Так…. Рай…, вроде, - неуверенно как-то отвечает она.
- Нет там никакого Рая, - говорю. – Обман всё это. Машина там, которая из людей Выплевков делает.
- Так как же…? Говорили ведь…. Рай. – Сказала она голосом дрожащим.
- Ложь. Лгут они, что б людей в свою машину заманить. Я знаю. Я там был, – говорю настойчиво.
- Так как же…, - сказала она. И глаза её слезами наполнились. – Там ведь муж мой…. Золовка…. И тесть, тоже….
- Их уж не вернёшь, - говорю. – А ты туда не лезь. О детях подумай. Из них же Выплевков сделают…. Или вовсе сожрут. Домой лучше возвращайся.

Смотрю, совсем она расклеилась, нос и рот ладошкой прикрыла, слёзы ручьём текут. Да и детки на мамку глядя, всхлипывать начали…. Не могу я такое переносить….
Сказал я ещё раз:
- Домой иди. Домой….
И побрёл потихоньку. Пускай, думаю, одна побудет, обвыкнется с мыслью. А мне селение найти надо, хоть какое-нибудь….

Только не успел я далеко отойти, как лязг позади услышал. Оборачиваюсь, гляжу, дверь в машину открылась. А дура эта детишек своих туда затолкала и сама следом зашла. Дверь снова лязгнула, закрываясь, а я стою ошалевший, руками развожу. Как же так, думаю, я же ей всё объяснил. Что же она? Не поняла, что ли? Неужто, дура совсем…?

И побрёл опять, то разводя руки на ходу, то опуская их вниз, то снова их разводя и про себя повторяя: «Вот дура. Ну и дура». Так и шёл, пока не появилась у меня идея. Сделать лестницу не только для того что бы домой вернуться, но и, чтоб каждый, кто захочет, мог подняться на стену и заглянуть за неё. Чтоб увидели люди, что там с другой стороны. Убедились воочию. Сами. И мне не придётся тогда растолковывать каждому, что к чему. А то тут, похоже, верят да не всем…. И тогда уж решительно я прочь зашагал. Быстрым шагом. Ведь кто его знает, сколько я с этой лестницей провожусь, пока сделаю? А сколько дурачков за это время машина перемелет? Думаю, немало…. Вон тут, даже тропа протоптана.

Иду я по тропе этой, идею свою обдумываю да по сторонам гляжу, высматриваю, из чего мне лестницу мою можно смастерить, и понимаю, что трудно будет. Вокруг ни одного нормального деревца. Низкие кусты, высокие кусты, да и только….

И вдруг услышал я какие-то необычные и даже немного жутковатые звуки. Вроде человеческие, а вроде и нет. Будто терзают или режут кого-то…. После Хаников я бы, наверное, и такому не удивился. Кто их, местных знает…? Я немного ещё вперёд прошёл, как недалеко от меня затрещали кусты, и мальчонка с длинной хворостиной в руке на тропу вышел. Мальчонка как мальчонка, ничего в нём интересного не было…. А вот в тех, кто в кустах остался, всё было интересно.

Сначала-то я подумал, что это люди на четвереньках ползают…. А потом пригляделся, нет, не люди. Четыре ноги. Сами все в волосьях. Морда страшная, бородатая. Рога как у чёрта, мне бабка Родимка углём рисовала, помню. В общем, Нелюди, одно слово. Это они звуки жуткие издают. И ещё кусты обгладывают. А один из них ко мне сзади подошёл незаметно и рогами стал об ногу тереться.

Я отпрыгнул. Больше от неожиданности, чем от испуга…. А мальчонка подумал, видно, что наоборот. Стоит, смеётся.
- Ты чего, дядька, - спрашивает. – Никогда коз не видел?
- Нет, - отвечаю. – У нас таких не водится….
- А-а…. Ты издалека…, - мальчонка говорит. – В Рай попасть хочешь? Так он в другой стороне….
Не стал я рассказывать ему, что да как…. К чему это? Просто говорю:
- Решил я повременить. Боязно что-то. А вдруг там и не Рай вовсе? А…?

Мальчонка плечами пожал. Хворостиной козу отогнал, которая опять ко мне подбиралась….
- Тогда тебе, дядька, - говорит. – К Бидону надо. Все, кто в Рай хотят попасть, к нему идут. У него харчевня. На краю села как раз….

Что ж, харчевня, так харчевня. Ещё и лучше. Этот Бидон, наверное, всех тут знает. Да и знакомство завести в харчевне проще. А найти её и вовсе никакого труда не составляет. Увидел я, как с одного двора мужик вывалился, еле на ногах держась, зашёл туда, и точно…. Как у Синицы столы стоят, лавки. Лучины коптят. Люди сидят, отдыхают. Парень вокруг стола суетится, посуду собирает. А мужик бородатый на него покрикивает…. Значит, он Бидон и есть.

Подхожу к нему….
- Пожевать бы мне чего-нибудь, - говорю. – Да и переночевать заодно.
- Это можно, - отвечает Бидон. – А платить-то чем будешь?
Ну, я цен-то местных не знаю, поэтому предъявил ему всё, что у меня есть. Два гвоздя и штуковину. Бидон покряхтел, гвоздь взял, полгвоздя принёс на сдачу…. Видно, что железо здесь тоже в цене…. Заказал я сразу каши да пирогов с курятиной. А то, мало ли, притащат того, чего никогда раньше не пробовал, и гадай потом, не из человечины ли?

А вот с питием вышла загвоздка. Что такое вино перегонное, я не знал, и попросил браги. Бидон усмехнулся, но принёс…. Ничего так брага, неплохая…. Только гляжу я, кроме меня, её никто не пьёт. У остальных в руках маленькие кружечки мелькают. Пьют из них помалу, а после покряхтывают и головой вертят или рукавом нос и рот прикрывают…. Посмотрел я, и мне самому вдруг так же захотелось.

И тут подсаживается ко мне сердитый и ворчливый мужик. Я сразу понял, из местных он. Держится уверенно, нагловато даже, Бидона хорошо знает…. Ему тоже принесли кувшинчик и кружечку маленькую без ручки. И, так же как и все, он, отхлебнув из кружечки, покряхтывая головой вертел. Потом по усам и бороде ладонью провёл….
- Ты что, тоже в рай собираешься? – спрашивает.
А у меня полный рот каши. Пока я прожевал, пока проглотил….

- Да-а. А ко мне вот тоже приходил один…. Ключник, - не дождавшись ответа, продолжил говорить ворчливый мужик. – Рассказывал всё, как там, в Раю хорошо. Всего вдосталь…. А я, говорю, вовсе не бедствую. И пища есть, и кров, и жена под боком, чего мне ещё надо? А он мне, мол, человек всегда должен стремиться к лучшему….
А к чему к лучшему-то? Если б я знал к чему, то может и стремился бы…. Но только, как он говорит, валяешься целыми днями, а еда тебе сама в рот сыпется…. Разве ж это лучшее? Нет. Я так жить не смогу. Скучно мне станет…. Я же с малых лет к труду приучен. После работы-то и хлеб слаще, и сон крепче…, и перегонное вино вкусней. Как мой дед говаривал-то…. А этот всё, в Раю лучше, да в Раю лучше. А я ему, рано мне ещё в рай-то, живой я, вот помру тогда и приходи….

И выгнал его. А теперь боязно. Вон у свояка-то, что у Бабьего Лога живёт…. Жил, значит, он там…. Всё подчистую сгорело. Подпалил кто-то…. Теперь у меня ютится. Приютил я его, значит. Пока новый домишко не поставит…. Да что-то не больно торопится….
- А кто подпалил-то? – спрашиваю, глядя, как сердитый мужик новую порцию перегонного вина себе в рот вливает.
- Так кто ж…? Кому ещё это надо? Тем, кто на отшибе в здоровенном доме живут, Ключники, бес их…. Теперь людей стращать будут….

Вдруг он, увидев кого-то, рукой замахал.
- Эй, сват! – крикнул ворчливый мужик, что есть сил. – Поди-ка сюда! Садись-ка….
Сват подошёл, улыбаясь, рядом с ворчливым мужиком уселся. А тот, его по плечу похлопав, говорит:
- Это сват мой, звать Коренаст. А этот умник…, - пальцем на меня показывая, продолжил ворчливый мужик. – Этот умник в Рай собрался…. Собрался, видишь, в Рай, а пьёт брагу. Нет, чтобы вина заказать перегонного…. Не знает, будто, что в Раю-то такого не подадут. Правда, сват?

Сват в ответ кивнул молча…. И вообще, мне показалось, что привык он мужику ворчливому поддакивать.
- Эй! Бидон! – заорал снова ворчливый мужик. – Неси ещё две стопки…! И вина…! Неси.
- Да-а. Вот так, - сказал он, к свату обращаясь. – Приютил я таки свояка-то…. Родня, как-никак. Да что-то не торопится он домишко свой заново-то отстраивать….

- Так ведь страшно, поди, - говорил сват, поглядывая, как парень, Бидонов помощник, стопки да кувшинчик на стол ставит. – Один раз пожгли, значит, и в другой раз могут.
- Да-а. Беда…, - сказал мужик ворчливый, разливая вино по стопкам. – Что и делать? Может, надо и самих этих ключников подпалить? А? Чтоб неповадно….

Сват плечами пожал…. А я спрашиваю:
- Что хоть за Ключники такие?
- Вот тебе раз…, - сказал ворчливый мужик. И они со сватом удивлённо переглянулись. – Кто тебя в Рай-то отправлял? Забыл, что ли…? На-ко вот, память освежи.
И сунул мне стопку в руку…. Сами они со сватом вместе быстренько свою порцию вина выпили, покряхтели и смотрят на меня с интересом.

Ну и я, чтобы в грязь лицом-то не упасть, опрокинул стопку в рот, как это все остальные делали…. И поплатился. Не думал я, что вино таким крепким окажется. У меня даже дыхание перехватило, и икота началась. Мужик со сватом смеются…. Что им, они привычные. А я скорее пирогом заедать.

- Что, не пивал такого? – мужик ворчливый, усмехаясь, спрашивает. – Ладно, отведи душу. Рай-то твой никуда не денется.
- Да почему он мой-то? – жуя пирог, говорю я. – И вообще, никуда я не собрался. Куда собираться-то, если рая вовсе нет….
- Как это нет? – удивляется ворчливый мужик.
- А вот так, - говорю. – Машина там, которая из людей Выплевков делает…. Уродов таких…. Заходит человек в ворота, машина его там перемалывает, перекраивает…. И изуродованного человека с другой стороны выплёвывает. А то бывает, и вовсе одни куски кровавые….

- Ишь ты…. Страсти какие, - говорит ворчливый мужик, бороду разглаживая. – Машина. Перемалывает…. Что-то мы про такое не слыхивали…. Вино, что ли на тебя так подействовало?
- Ничего на меня не подействовало, - возмущаюсь я. Хотя сам чувствую, что осоловел немного. – Правда всё….
- У нас тут тоже правдивец есть один, - сказал мужик ворчливый, новую порцию разливая. – Такую правду режет, особенно когда на грудь примет, просто диву даёшься. Откуда он такое и берёт-то. Верно, сват?

Сват ещё раз кивнул, а я влил в себя вина немного, чтоб голова прояснилась…. И всё нормально. Вторая стопка легче пошла…. Но вопроса-то это не решило. Не верят мне, похоже. Недоверчивый здесь какой-то народ….
- Ты не слышал никогда? – спрашиваю, подумав. – Какие звуки из-за дверей в Рай раздаются?
- Сам нет. Но говаривали, - ответил мужик ворчливый. – Будто, шумно там, да.
- Так это машина грохочет. Она такие звуки издаёт…, - говорю.
- Да какая ещё машина…? – сказал ворчливый мужик, следующую стопку мне подсовывая. – На-ка, поуспокойся хоть. Вот заладил….

Но я успокаиваться не собирался. Да и неужели такая маленькая стопочка смогла бы меня успокоить? Ни в жизнь не смогла бы. Наоборот, раззадорила.
- Ну и что тогда, по-твоему, там грохочет? – не унимаюсь я. – Ну-ка скажи….
- Да это все знают, - махнул рукой ворчливый мужик. – Там, в Раю две двери-то. Одна сюда ведёт, а другая в преисподнюю. Там, в преисподней демон Ахшина сидит со своими бесами. Это они в дверь стучат, колотят, в рай хотят попасть очень. Оттого и шум…. Правда, сват?

Сват в очередной раз кивнул, а я вздохнул тяжко, голову рукой подпёр, чтобы не поникла, мысли разлетевшиеся подсобрал, стопку осушил и говорю:
- Вот я лестницу сделаю длинную. Залезешь ты на стену, заглянешь за неё, и сам убедишься, что никакого рая там нет….
- Да понятно, что нет, - усмехается мужик ворчливый. – Откуда ж ему там быть-то…? Неужели в Рай так попадёшь? В Рай чтоб попасть, через ворота проходить надо. Вот ты вот, как сюда попал? Через дверь или через крышу перелез? Если б через крышу, думаю, ты не с нами за столом сидел бы, а в загоне с овцами или с курями…. Верно, сват?

Сват кивнул, смеясь, а я плюнул в сердцах и отвернулся…. Смотрю по сторонам, народу в харчевне собралось уйма. Все о чём-то разговаривают, спорят…. Шум в ушах стоит. И мужик ворчливый, после того как я отстал от него, на свата своего внимание переключил, с ним теперь разговаривает.
- …Я б тебя тоже приютил, - говорил он, в глаза свату глядя. – Но не могу. Не могу я тебя приютить-то….
- А меня и не надо, - отвечал сват.
- А я хочу, - настаивал ворчливый мужик. – Но не могу…. У меня свояк живёт уже…. Дом пока не отстроит…. Да что-то не торопится он…. Вот…. Нет, точно тебе говорю, они это подпалили. Больше некому….
- А мне и говорить не надо, - отмахнулся сват. – Я и сам знаю. Вред от них только один.
- Ну не скажи…, - говорил мужик. – Вот сосед мой…. На уговоры ихние соблазнился, и лужок, на который я ходил, облизывался, теперь мой. А если б не ключники? Не видать бы мне этого лужка….
- Да лужок хорош, - согласился сват….

Вот так…. Стоило мне замолчать, и они тут же обо мне забыли. И о чём я им говорил, тоже забыли. Не получилось у меня их, ни предупредить их, ни убедить…. Неубеждаемые здесь люди, похоже…, непредупреждаемые…. А может, я сам виноват. Не умею я этим заниматься. Никого никогда в жизни не убеждал, вот и не получается…. Да и мысли в голове все скомкались. Ну и чёрт с ними. Пускай живут, как хотят. Моя совесть чиста….

И тут увидел я и почувствовал, как всё то, что до этого было вместе, стало вдруг отделяться. Всё вдруг отдельно стало. Ворчливый мужик отдельно, сват его отдельно. Пламя лучины отдельно, полумрак отдельно. И шум от слуха моего отдельно, и я от лавки, на которой сижу, тоже. А главное, сознание моё ускользать от меня начало, а я, словно неповоротливый увалень, за ним не поспевал….

Оно вернулось, когда я стоял возле светящегося окна, наклонившись в темноту, упирался рукою в забор и из меня вылетали каша и пироги. Вернулось, но ненадолго. И всё, что отделилось друг от друга, не соединилось обратно. Наверное, поэтому я не мог никак найти дорогу назад в харчевню, и земля из-под моих ног всё время убегала куда-то….

…- Парень от него прибежал. Сказал, из наших, вроде, - услышал я голос, где-то далеко и одновременно где-то близко. – Странный очень. Ничего, говорит, нет. Рая нет. Всё ложь. Машина из людей Человечинов делает…. Отступник, что ли? Мы в харчевню пришли, смотрим, чужак какой-то…. На всякий случай сюда его притащили. Нагрудный знак под рубахой нашли, в тряпку вместе с гвоздями завёрнутый.
- Да…. Он не из наших…, - сказал кто-то другой уже совсем рядом.
– Может, он с запада? – снова первый голос зазвучал. - Я слышал, там есть общины совсем разложившиеся….
- Сейчас узнаем, - сказал другой. – Давай, приводи его в чувство….

И тут уж я проснулся окончательно, и понял, что это никакой не сон, потому что меня по щекам лупасить начали…. Я машинально рукой заслонился, повернулся на бок, а потом сел и глаза открыл. Оказалось, я на полу сижу в комнате, настолько светлой, что у меня даже мысль мелькнула, а не у Хаников ли я снова?

Я вздохнул глубоко и руками обхватил свою тяжёлую голову..., очень тяжёлую, пытаясь вспомнить, что со мной произошло. Но память всё время упиралась в забор под светящимся окном и руку, которой я об этот забор опирался…. А дальше ничего….

- Эй. Ты кто? – услышал я….
И с трудом подняв глаза, увидел, сначала того, кто спрашивал, он в отдалении стоял, а повернув голову, и второго, склонившегося надо мной. Это он, второй, по щекам меня лупасил, похоже.
- Эй. Ты кто? – повторил стоящий в отдалении. – Отвечай.
А склонившийся опять мне оплеуху отвесил…. Не то чтобы это было очень больно, но всё же неприятно, да и без того в голове у меня звенело. Я вновь рукой заслонился….

- Хватит…! – говорю. – Тудымка я….
- Тудымка…, - сказал стоящий в отдалении. – Ранг у тебя какой?
- Не знаю…, - растерялся я, незнакомое слово услышав. – Нет у меня такого.
- Я же говорю, - вставил склонившийся. – Дикари.
- Слушай меня, - стоящий в отдалении сказал. – Я Ворщик Десятерых. Он Ворщик Двух…. А ты скольких Ворщик…? Или у вас такого нет?

Я головой помотал…, догадываясь постепенно, где нахожусь. У Ключников я. В здоровенном доме на отшибе. Вон у этого Ворщика Десятерых на шее штуковина висит, точь-в-точь как та, что я на торгах получил. И у склонившегося тоже такая же и тоже на шее…. Вот почему их ключниками-то называют.

- А зачем ты, - продолжает спрашивать Ворщик Десятерых. – Говорил, что Рая нет? Зачем рассказывал, что машина из людей Человечинов делает?
- Потому что это правда…, - отвечаю.
- Точно, - говорит Ворщик Двух, выпрямляясь. – Правдолюбцы с запада. Я о них слышал….
- Ты с запада? – спрашивает Ворщик Десятерых.
- Не знаю, - говорю, пытаясь вспомнить, есть ли у нас селения с похожим названием. – У нас такого нет. Нас-то всё Пристенками называют. Потому что мы возле стены живём….

- Ладно…, - сказал Ворщик Десятерых. – Зачем же ты сюда явился?
- Да интересно мне стало, - отвечаю. – Что здесь да как? Я с башни вашу стену увидел….
Ворщики переглянулись. А Ворщик Двух ещё и плечами пожал.
- Ну и как тебе здесь? - спрашивает меня всё тот же Ворщик. Тот который Десятерых. Видно, он только был призван мне вопросы задавать.

- Да ничего…, так…, - отвечаю. – Много нового, неизвестного. И странного много. Люди в выдумки свои верят, а правду говоришь, не верят. Не хотят, получается, люди правду знать.
- А ты только правду знать хочешь? – Ворщик спрашивает. – Ну, да. Я забыл. Ты же Правдолюбец….
- Да нет…, - отвечаю. – Не всю. Мне одно только покою не даёт. Зачем машину сделали, которая людей уродует? А больше-то и ничего.

Ворщик, что вопросы задавать призван, задумался. Руки на пузе скрестил. Прохаживаться взад-вперёд начал.
- Мы все Ворщики Уго, - сказал он, не переставая прохаживаться. – Да. И даже ты, хотя ранга не имеешь и знак нагрудный не носишь там, где его положено носить…. А раз так, значит, и ты должен блюсти порядок. Хотя бы один из главных его законов: не вторгаться на чужую землю. И не мешать другим Ворщикам вести дела на их земле…. А ты вторгся. И ты пытался мешать…. Может, ты это сделал по незнанию, поскольку порядок у вас уже забыт, и закон не соблюдается? Но у нас здесь, ичего не забыто, и не блюсти закон нельзя…. Надеюсь, ты это понимаешь.
Я кивнул…. Хотя, на самом деле мало что понимал….

- Ну, хорошо, - продолжил говорить Ворщик Десятерых, ещё подумав. – Я отвечу на вопрос, который тебя терзает, а ты взамен уйдёшь от сюда…, назад, домой. И никогда к нам больше не вернёшься. Но! Если мы ещё раз тебя здесь увидим, или же узнаем, что ты каким-нибудь другим способом смущаешь людей, то поступим с тобой незаконно…. Ты понял?

Я снова кивнул…. А что мне оставалось делать? Спрашивать да переспрашивать…? А зачем? Всё равно голова тяжёлая, как камень, и не соображает ничего. А ведь он мне главное обещал, это я понял точно: меня назад, домой отправят…. Может, верёвку дадут, чтоб через стену перелезть, или Ханикам прикажут меня пропустить. Не знаю…. Неважно, как. Лишь бы домой….

- Ну, ладно, - говорит Ворщик призванный задавать вопросы. – Какой вопрос тебя тревожит? Откуда машина взялась? Её Этиони создали….
- Да это я знаю, - перебил я Ворщика. – Я хочу понять, зачем? Зачем им это было нужно?
- Ну…, - замялся слегка Ворщик Десятерых. – Они, конечно, перед нами не отчитывались. Но догадаться-то мы можем…. Так вот. Они создали машину, чтобы видеть, кто есть кто…. Ведь мы не можем на глаз определить, что за человек перед нами, порядочный или прохиндей? А машина может. Если у человека душа и помыслы чисты, то машина выплёвывает его, не изменив. Таким, каков он был до этого. Но если какая-то червоточинка в нём всё же есть, то машина чувствует это и начинает его курочить. Приводит, так скажем, внешний вид соответствие с внутренним миром. И тогда уж сразу понятно становится, кто есть кто. С кем можно иметь дело, а кого лучше гнать взашей.

- И что же…? – спрашиваю я. – Было такое, что машина нормальных людей выплёвывала?
- Было, когда-то…. Давно…. Дело в том, что наши предки были лучше нас. Чище. Честнее. Порядочнее…. Это сейчас, что ни человек, то или вор, или стяжатель, или прелюбодей. И каждый из них в душе уже не человек, а человечина. Поэтому кто бы в машину ни зашёл, результат один….

Хотелось мне, конечно, спросить, а как же вы сами-то? Вы-то кто в душе…? Лжёте ведь всем напропалую…. Да не стал. Знаю я, что мне ответят. Мы, мол, не люди, Ворщики мы. Нас для другого создали…. Поэтому сказал только:
- Почему тогда Этиони до сих пор машину не остановили? Ведь и так понятно, что вокруг одни ничтожества?
- Ну и дуралей же ты, - усмехается Ворщик. - Этиони давно ушли. Нет их. Как только созданы были все: машина, стены, Мыхи, Ханики, мы – Ворщики Уго, так сразу же и ушли.
- Тогда, - говорю. – Тем более не понимаю я. Вам-то зачем это всё надо…?

- Знаешь, что такое чувство долга…? – Ворщик Десятерых спрашивает.
- Знаю, - говорю, подумав. – Это когда Синице за выпивку задолжал, то чувство возникает, что надо с этим что-то делать. Или брата просить расплатиться, или у Синицы долг отсрочить…. Только если Синица вдруг куда-то исчезнет (мало ли что может случиться вдруг...), то и долга у меня, получается, уже не будет…. А если Этиони ушли, то и их получается нет, а значит, и долга тоже нет.

- Долга, может, и нет, - сказал Ворщик хмурясь. – Но чувство-то осталось…. Ладно. Хватит время моё тратить. Мы договорились, и я свою часть договора выполнил. Теперь твоя очередь….

А я что, против, что ли? Я только за. Надоели мне эти приключения. Не хочу я больше в непонятно какой комнате на полу валяться. А хочу дома на лавке…. И пусть даже придётся слушать, как бабка Родимка ворчит. Плевать. Я буду стараться думать о своём, и ногтём стенку ковырять…. У меня от таких мыслей настроение улучшилось даже, и голова прояснилась немного. Только рано я радоваться начал….

Из домища мы вышли, рядом с мостиком, через ров перекинутым, остановились….
- Всё. Иди давай, - Ворщик Десятерых сказал и рукой махнул. – А то, если Ворщик Тысячи про это дело узнает, нам всем не поздоровится….

А я смотрю, что-то не туда он машет-то. Не в ту сторону, судя по солнцу. Я огляделся….
- А где стена-то? – спрашиваю удивлённо.
Вижу, эти двое тоже удивились….
- На кой чёрт она тебе? – говорят.
- Так мне туда надо, - отвечаю. – За стену…. Я там живу. Мой дом там.
- Подожди…, - Ворщик Десятерых оскалился зло. – Что ты мне голову морочишь? Ты же сказал, что с запада пришёл….
- Ничего такого я не говорил, - оправдываюсь я. – И вообще не понимаю я, что это за запада такая.

- Слушай, ты мне надоел, - сказал Ворщик Десятерых. – То тебе нужно было туда, теперь тебе надо сюда…. Завтра ещё куда-нибудь понадобится…. Хватит терпение моё испытывать. Забирай своё барахло и проваливай.
Он Ворщику Двух рукой махнул…. А тот тряпицу мою с гвоздями из кармана достал и в руку мне сунул.
Я своё добро под рубаху спрятал и стою…. А что мне ещё делать-то?

- Тебя долго ждать? – слышу.
Это Ворщик Двух высказался. И в плечо ещё меня пихнул.
- Вы скажите Ханикам, чтобы они меня пропустили..., - начал было я.
Да не договорил. Смех помешал. Ворщики захохотали во весь голос. Чего уж там было продолжать-то….
- А зачем просить? – вдоволь нахохотавшись, Ворщик Десяти сказал. – Там всех пропускают. Иди, испытай себя…. А я тебя одиннадцатым к своему рангу приплюсую….

И тут меня такая злость взяла, что внутри аж забурлило всё, заклокотало…. Ах, ты сволочь, думаю. Издеваешься? Да…? Взял я в руки все силы, что были у меня, Ворщика Десяти в охапку сгрёб и в ров его спихнул….

Полетел он в чепыжи, как мешок с дерьмом, и пикнуть не успел. А я к Ворщику Двух повернулся лицом и жду. Отпор давать приготовился…. Но тот нападать не стал. Рыпнулся, вроде, сперва, но потом передумал. Ворщик Десяти как раз из чепыжей завопил. Так что он растерялся даже, не зная что ему делать вперёд, мне в глотку вцепиться, или старшего из рва вытаскивать. А потом решил всё же, что ни первое, ни второе. Назад попятился и в дверь нырнул.

Дураку понятно, куда он побежал. За подмогой, конечно. Но никак я не мог знать, что подмога так быстро подоспеет…. Я ещё и мостик миновать не успел, как из домины Ворщики посыпались. Трое за мной кинулись, а один, тот что Двух, в ров полез.
Я, конечно, что есть мочи бросился бежать…. Да только, видно, во время вчерашней-то попойки, мочь свою я здорово поистратил и поэтому выдохся очень быстро. А Ворщики-то нет. Ворщики-то не выдохлись….

Чувствую, догоняют меня. Вот-вот схватят…. Или подсечку сделают…. Пришлось детские годы вспомнить. Хрустеня и дружков его…. Остановился я так резко, как только мог, и всем телом назад подался, и локти ещё в стороны раздвинул для пущей уверенности. Ну и конечно, тот из Ворщиков, кто пошустрей был и ближе всего ко мне, под локоть и угодил.

В траву он повалился, а двое других мимо проскочили. А пока они останавливались и соображали, что к чему, я сначала одного с ног сбил, а потом другому в ухо кулаком с размаху зарядил…. И ходу….

Отбежал немного, оглянулся, смотрю, что они там делают, будут дальше гнаться или хватило им…? Вижу, хватило вроде. Первые двое поднялись, отряхнулись, третьему, которому я в ухо заехал, подняться помогли и пошли назад, оглядываясь.

Ну и я тоже отдышался немного и пошёл в свою сторону. Туда, куда Ворщик Десятерых показывал…. А куда мне ещё идти? Не к Ханикам же и не в харчевню…. Если эти там меня поймают, то всё. В машину силком запихнут. Так что путь у меня один, на запад, как Ворщики говорят. Когда уж верёвку раздобуду, тогда и вернусь. И никаких больше харчевен, пока дело не сделаю.

Тем более пропитанием на первое время я себя обеспечил. Краюху хлеба да две луковицы за полгвоздя купил у пастушка…. Хотел я попросить его, чтобы он верёвку для меня добыл, но как узнал, что он на Ворщиков батрачит, передумал. Ну и ещё, расстроил он меня немного. Оказывается, в той стороне, куда я иду, ближе чем на два дня ни единой души нет. Значит, ещё сильнее я от дома отдаляюсь.

Ну, ничего. Зато потом будет что рассказать…. Засяду я у Синицы и стану байки травить. Народ к нему валом попрёт меня послушать, а за это я бесплатно буду харчеваться. Как тот мужик, не помню, как его звали. Мы с братом тогда ходили, слушали. Много было народу…. Но у меня-то всяко слушателей больше будет. Мои-то рассказы правдивые, а тот мужик врал напропалую.

Ведь нельзя же по верёвке на небо залезть. Понятное дело…. А то он, сначала, говорит, камень к верёвке привязал да на нижние ветки дерева закинул. Потом забрался по ней, ещё раз верёвку раскрутил и на верхушку забросил. А с верхушки на облако, которое рядом проплывало…. Ну как так? Ерунда же…. Пробовали мы с братом. Ничего у нас не вышло….

А вот пастушок не соврал. Шёл я не два дня, а полтора, но ни единой души так и не встретил. Я бы ещё столько же прошагать мог, да только стена мне дорогу преградила. А я и не удивился даже. Это ведь третья уж на моей памяти-то. Так что осмотрел я её со знанием дела.

Первое что я заметил, не шастают по округе Выплевки – Человечины. А когда до двери добрался, из которой машина их выплёвывать должна, понял почему. Стоит она, машина-то. Не работает…. И сама дверь необычная. Кто-то окошко в ней пропилил. Где-то на уровне пояса…. Такое приличное по размеру. Я бы через него легко пролезть смог.

Заглянул я через него туда, внутрь. А там…. Жуткое дело…. Колёса торчат, такие…, через которые машина человеков прогоняет. У меня даже мурашки по спине забегали, когда представил я, как всё это происходит.
Но хоть машина и не работает, всё же не заброшена она. Тропинку-то ведь кто-то протоптал…. И железок вокруг накидал тоже кто-то. Значит, есть тут люди. Живут. Ну, или Ханики…, чёрт их…. По лестнице я поднялся и в дверь к Ханикам постучал.

Не сразу запор щёлкнул. Ждать мне пришлось. Наконец выглянул дядька пожилой. Почти дед. Меня увидел. Без слов лишних головой качнул, заходи, мол. Ну, я зашёл, не просто же так стучался-то….
- Проходи, проходи, - затараторил дядька. – Хорошо, что ты пришёл. Вовремя. У меня сегодня замечательный день. Сегодня эта машина наконец-то заработает…. Правильно заработает. Я понял, в чём загвоздка. Понимаешь? Теперь точно всё получится. Я уверен…. Может, отобедаешь со мной, в честь такого дела?

- Да я так-то не голоден. Мне бы воды…, - говорю я, недоверчиво.
Век не забуду, чем меня в подобном месте накормили….
- Будет, будет тебе вода, - сказал дядька, за рукав меня дёргая. – Но уж и от обеда не отказывайся. Я ведь тут один совсем. Мне даже радостью поделиться не с кем….
Ну ладно, думаю, посмотрим, что у тебя на обед…. А отказаться-то я всегда успею.

По коридору дядька меня повёл. Точно по такому же, как и у прежних Хаников. Да вообще всё тут такое же, только беспорядок кругом, железяки валяются, мусор. И не так светло. Где-то полумрак, а кое-где и вовсе темень непроглядная.
- Я с этой машиной всю свою жизнь вожусь, - говорил дядька, оборачиваясь на ходу. – Ещё с братом начинал. А теперь вот один….

- А её запускать-то надо ли? – спрашиваю, стараясь припомнить слова Ворщика Десяти. – Неужто и так непонятно, что все люди воры, стяжатели…? И эти, как их там…? Сволочи, в общем….
- Неужто все? – дядька переспрашивает.
- Так говорят…, - пожимая плечами, отвечаю я.
- Ну…. Тем более, - сказал дядька….

И завёл меня в комнату, почти всю захламлённую, но со столом и лавками в центре. Рукавом своим дядька столешницу вытер и говорит:
– Ты не смотри что здесь грязь. Еда у меня чистая, хорошая. А убирать мне некогда. Сам понимаешь….
- Воды, - напомнил я, на лавку усаживаясь.
- Да. Точно. Точно. Воды…, - засуетился дядька.

Кружку с водой мне откуда-то притащил, в руки подаёт….
- Машина моя для того и нужна, - говорит. – Чтобы всяких глупых и вредных людишек в умных людей переделывать. Ведь все беды человеческие от того, что глупости в людях полно. Были бы человеки умные, были бы счастливые тогда все. Правильно я говорю?
- Не знаю…, - отвечаю я. – Мне такое в голову как-то не приходило.

- Вот…. А мне приходило. Ещё молодой когда я был, пришло мне это в голову-то…. Разве ж вор стал бы воровать если б поумнее был бы? Нет. Он бы знал тогда, что рано или поздно его за руку схватят…. А сквалыга стал бы жадничать, если б был умным и понимал, что так или иначе всё потеряет? Что его запросто ограбить могут…? Вот…. А как сделать людей умнее-то? Знаешь…? А я знаю. Для этого машина нужна. Я много тогда думал. Очень много. И понял, машину нужно наоборот запустить…. Раньше-то как было. Заходит в машину человек обычный, а выходит сильный и выносливый. А раз сильный и выносливый, значит не очень умный. Это ж понятно…. А раз в ту сторону ум уменьшается, то в другую будет увеличиваться. То есть машину надо запустить наоборот. Правильно я говорю?

- Не знаю, – пожимаю я плечами. – Я в этом не разбираюсь….
- А я разбираюсь. Я из Хаников. Предки мои были Ханиками. И сам я тоже…. Так что всё правильно…. Правда, брат надо мной посмеивался. Говорил, чушь это всё…. Хоть в начале и помогал…. Но разве ж я для себя? Я для людей стараюсь. Хочу, чтоб людям было хорошо.

- А сейчас-то где он, брат твой?– спрашиваю.
- Да, - махнул рукой дядька. – Надоели мне его насмешки…. Ну что, отобедаешь? Каша у меня хорошая. Рассыпчатая….
- Кашу…? Кашу буду, - согласился я.
- Всё. Бегу, - обрадовался дядька и вправду убежал.

А я задумался…. Как это ловко всё у него получается. Станут все умными, значит и порядка будет больше и счастья тоже…? Ну, насчёт порядка не знаю. Тут поразмыслить надо. А насчёт счастья…, сомневаюсь я что-то.

Вон Кукарекало. Смотришь на него, и думаешь, разве может такой человек счастливым быть? Ведь мало того, что рвань, так ещё и дурак дураком. Головушка пустая, как бабка Родимка говорит. Вот поэтому-то, наверное, он и не знает, что должен быть самым несчастным человеком в округе. А если б знал, то не бегал бы, не прыгал, не смеялся б без конца и с детишками не играл бы в салочки….

А возьми Жихаря…. Кто скажет, что он умный? Да любой, кого не спроси. А что-то не больно часто я видел, что бы он веселился-то. Некогда ему. У него забот полон рот. Так что думаю я, дядька не прав. Счастье и ум, они сами по себе. И друг друга не касаются.

Да и с машиной тоже непонятно…. Возьму я, скажем, топор. Начну рубить дерево. Ну и щепки полетят, понятное дело. Вот…. А если я обухом по дереву долбасить начну? Что же, щепки должны назад прирастать, что ли…? В общем, не знаю, не знаю. Сомневаюсь я….

- Ну что, заждался? - сказал дядька, в комнату входя.
Миску с кашей передо мной поставил, а сам напротив сел.
- А себе чего…? – спрашиваю.
- Да я потом, - отвечает он. – Чашка-то у меня одна всего…. Я и забыл….

Ладно, думаю…. Взял я ложку…. Ничего каша, есть можно. Привкус какой-то странный, правда…. Но с голодухи можно и потерпеть.
- Вот там, откуда я пришёл, - говорю я между делом. – Тоже машина есть. Только она из людей уродов делает…. Не получится ли у тебя так же?
- Уродов…? – качает головой дядька. – Так это значит машина дурит. Поломка где-то. Исправить, значит, надо…. Что ж Ханики-то там, не умеют что ли? Не обучены?
- Кто его знает, - отвечаю. – Может, не умеют. А может и не хотят. Им-то какое дело? Работает машина, и ладно.

- Нет, - говорит дядька. – У меня такого не будет. Мне ведь не всё равно…. Я жизнь свою потратил на это….
- Хорошо, - сказал я, последнюю ложку каши в рот закинув.
Прожевал, ложку облизал, вздохнул и чувствую, устал что-то. Плечи тяжестью налились, перед глазами пелена, истома в груди какая-то. Сказываются, похоже, напряжённые дни…. Сейчас бы на лавке растянуться…. Да дело у меня есть ещё….
- А у тебя верёвки нет ли? – у дядьки спрашиваю, зевая. – Да подлинней чтоб?
- Нет, - отвечает тот.
- А может поблизости люди ещё есть какие? – спрашиваю я, с отяжелевшими веками борясь. – Верёвка мне нужна очень.

- Живут возле прудов, - звенит в моих ушах голос дядьки. – Так то не поблизости…. Есть ещё Ворщик один. Недалеко отсюда дом его. Но этот старый хрыч давно из ума выжил. Ему даже машина не поможет…. Да ты, я вижу, спать хочешь? Ты поспи, поспи….

Я, устав бороться со сном, позволил своей голове слегка склониться…, и тут же стол и лавка, и пустая миска делись куда-то, а передо мной уже расстилалось поле, алое от заката, и башня со своей зловещей тенью маячила впереди.

Получается, я на стене стою? И не на какой-нибудь там…, а на нашей стене, которую ещё мелким облазил вдоль и поперёк. Только с неё вид такой открывается. И я тут не один. Со мной ещё куча народу. И Ухват с Лукавкой, и бабка Родимка, и Горбатый Луй, и Жыхарь, и Синица…, и даже Хрустень здесь. Все закатом любуются.

Я покосился на брата, и хотел было спросить, как они с Лукавкой домой вернулись, благополучно ли? Но не смог и слова сказать…. Он стоял неподвижно и смотрел в сторону заката с таким окаменевшим лицом и с ещё более окаменевшим взглядом, что мне не по себе как-то стало. Я тоже туда посмотрел и понял сразу, отчего у брата взгляд такой окаменевший. И отчего у остальных такие же взгляды….

Там у горизонта падало к земле, бешено вращаясь, алое солнце. И от этого тень от башни росла прямо на глазах. Она всё ближе и ближе подползала к стене, не остановившись даже у того места, где она должна была остановиться. Где она всегда останавливалась…. И в этот момент почувствовал я, что должно произойти что-то страшное. Что-то заставляющее с содроганием смотреть, как тёмное длинное пятно, коснувшись стены и изогнувшись, лезет вверх к нашим ногам.

И вдруг всё изменилось. Тень исчезла, а вместо неё появился длинный тёмный коридор с дверью в самом конце. А за ней нет ни башни, ни солнца, а есть грохочущая машина и огромное вращающееся колесо от неё. Жёрнов, Адской мельни, что будет мять, рвать и курочить людей. Тех людей, которые, не подозревая, что их ждёт, сами прыгнут в неё.

И они уже начали туда прыгать. Словно горох, в этот чёрный коридор посыпались. Я кричал им: «Стойте! Не надо!». Но меня никто не слушал. А по-другому помешать прыгать в коридор у меня не получалось. Руки и ноги у меня не двигались почему-то…. Ну а вскоре я и сам вслед за остальными в эту чёрную бездну полетел. Столкнул меня туда кто-то….

Сколько я на эту стенку смотрю, каждый раз она как будто другая. Разная она каждый раз…. Ну, если даже и не каждый, то частенько…..То манящая какая-то…. Проведёшь по ней ладонью медленно, каждую неровность пальцами чувствуя, и ещё хочется. То пытливая…. Выковыриваешь ногтём камушки из глины, старые царапки изучаешь…. Интересно ведь. Или вдруг неизвестно откуда взявшимся счастьем переполненная. Настолько, что хочется прижаться к ней посильнее и обнять даже…. Вот до чего…. Да-а. Если б сейчас так. А то тошно, до не могу даже и глядеть на неё.

И когда Жихарь соберётся, наконец? Тканей, говорят, наткали достаточно…. Чего тянуть? Ждёшь, ждёшь…. Все бока себе отлежал. И бабка Родимка ещё песочит без конца…. Вон она за прялкой сидит, жужжит веретеном.
- Эй, Тудымка, - слышу опять голос её скрипучий. – Не надоело на лавке-то валяться? Хоть бы, наконец, делом занялся каким. Сколько можно тебя теребить…? И в кого ты уродился такой…?

- Да есть у меня дело, - огрызаюсь я. – Вот скоро опять на торги пойду….
- Велико дело чужое добро таскать, - не уймётся никак бабка. – За гроши-то….
- Да возьму я, возьму в этот раз мешок гороху да пряжи твоей…., - говорю. - Сказал же, договорился я. Поторгую…. Попробую.
- Договорился он, - заворчала старая…. – Сам-то торговать, хоть умеешь? Тебя там небось как липку обдерут. Вернёшься без штанов…. И без товару….

Ну всё, пошло - поехало. Теперь не остановишь…. Нет… слушать всё это я больше не хочу…. Сколько можно? Пойду-ка я лучше погуляю. И брат сегодня как раз на стене дежурить должен. С ним постою немного. А потом к Синице, бражки выпью с горя… да со скуки. Только неужели мне уйти кто даст спокойно…? Не успел с лавки подняться….
- Куда собрался…? – слышу.
- К Ухвату. Он дежурит сегодня….

Сказал и пожалел об этом тут же. Бабке о брате напомнил, будто масла в огонь подлил.
- Знамо дело дежурит. Он не такой, как ты. Он без дела шататься не станет…. Это ты уродился незнамо в кого…, - разошлась бабка не на шутку. – Хоть бы братца, что ли, попросил…. Пристроил бы он тебя куда-нибудь на охрану. Не последний человек как-никак. Старшим скоро будет, говорят…. Лукавка, вон, бегает за ним. Бобора всё-таки дочка-то. Не тебе чета…. Да неужели ты попросишь…. На лавке лежать, да у Синицы….
Не стал я дальше слушать…. Ушёл и дверью хлопнул….

Ну и что…. Ну, Лукавка…. Подумаешь…. Не такая уж она и красивая. И имя ей совсем не подходит. Её надо было не Лукавкой, а Добрявкой назвать. Или Жалейкой. Она одна ведь уродов этих жалеет. Выплевков…. И подкармливает их из жалости. Не ради смеха, как остальные. И как это у неё получается…? На них чтоб без отвращения смотреть, и то привычка нужна.

Один тут из Шестаков притащился, никогда раньше Выплевков не видел…, так чуть со стены не свалился от страху. Одна нога у них, понимаешь, подлиннее…, только всё равно короткая и кривая, а другая ещё короче. Раза в два, наверное…. А руки такие же, как и ноги, только наоборот. И ходят они так: длинной ногой ступают и на длинную руку опираются. Короткой рукой хватают и бьют несильно. А чтобы сильнее бить, они длинной рукой от земли отталкиваются и с размаху лупят, да так здорово , что смотришь на них, за корку хлеба или за другие какие объедки дерущихся, и думаешь, и как это они до сих пор друг дружку не поубивали…?

А называют их все по-разному, и Огрызками, и Коркорами…. А мы, те кто помоложе, Выплевками в основном…. Потому что однажды Горбатый Луй сказал…, как сейчас помню:
- Знаете, мелюзга, почему они такие все кривые да перекошенные? А…? Что, не знаете? То-то…. А я вам скажу…. Просто, Он пережевал их и выплюнул…. И пальцем в небо ткнул….

Мы стоим, молчим…. Не знаю, все поняли или нет, может, просто спросить стеснялись…, я-то сразу догадался…, и только один Ухват не постеснялся и спросил:
- Дядька Луй…, а кто он-то?
- Бог, вот кто. Дурья твоя башка…. – ответил Горбатый Луй и Ухвата по носу щёлкнул.
С тех пор и пошло, Выплевки да Выплевки.

Хотя, если честно, не очень-то я в это верю…. Про Бога-то…. Бабка Родимка, по крайней мере, мне ничего такого не рассказывала. А уж она-то до всяких сказок горазда…. Выдумал Горбатый Луй всё, похоже…. А в общем…, ему, наверное, виднее. Его самого-то Бог совсем немножко не дожевал….

А на улице-то уже вечер, смотрю. Небесное пламя догорает…. Последние отблески над стеной сверкают. Пока до стены дойду, думаю, догорит совсем…. Ну и ладно. Оно ещё и лучше. Все те, кто полюбоваться на него пришли, по домам разбредутся, и с Ухватом спокойно можно будет поговорить. Не люблю я, когда в разговор посторонние встревают…. А пламя-то это я уж столько раз видал, что и не сосчитать. Так что лишний раз пропустить не страшно. Хотя, красивое оно, конечно…. Жутко красивое.

Там, за стеной поле. Огромное. До самого горизонта. И такое ровное и гладкое, что когда алое солнце на закате клонится к земле, то всё вокруг, и небо, и особенно это поле, тоже становятся алыми. Зарево такое, будто в самом деле пламя какое-то небесное пылает…. Засмотришься иногда так, что глаз не оторвать.

Оно, может, ещё красивее было бы, если б не башня, что посреди поля торчит и собой, и тенью своей всё зрелище наше режет пополам. Нехорошая эта башня, зловещая. И не только потому, что вид нам загораживает…. Каждый вечер протягивает она в нашу сторону тень свою длиннющую, и только совсем немного не хватает ей, чтобы до стены дотянуться. Но поверье такое есть, старики говорят, что всё-таки однажды достанет она до стены нашей, то прожжёт её насквозь, а то и вообще полностью обрушит…. Вот так…. А как нам без стены? Без стены нам никак. Она же нас от Выплевков защищает. Если они к нам прорвутся, то всё, конец. Выплевки нам жизни не дадут. Они ж всё порушат, поломают. Кур передушат. Посевы повытопчут…. Беда, в общем.

Правда не совсем понятно, с чего это вдруг тень стене такой вред причинить может? Вон их сколько днём-то, да и вечером тоже, и не одна ещё ничего плохого не сотворила, не прожгла и не обрушила. Я об этом у Луя Горбатого спросил однажды, и он мне сказал:
- Всё, что нам дадено, может быть и отнято. И будет отнято. Понял? Да…? Вот дадена человеку жизнь, и будет отнята она когда-нибудь…. И никто не знает, когда…. А почему так? А…? Да потому, чтобы страх человек испытывал. Без страха-то знаешь, сколько бед натворить можно? И себе навредишь, и людям. Поэтому-то страх и есть…. Ведь знаешь ты, что жизнь у тебя отнята будет. Понял? Да…? Так же и со стеной. Отнята она будет у нас, потому как дадена….

Так ответил мне старый Луй. И опять же странно. В другой раз он совсем по-другому говорил, мол, что будет, то будет, чего не будет, того не будет. И бояться того, что будет глупо, потому, что оно всё равно будет. А бояться того, чего не будет, ещё глупей, потому что его не будет никогда. Правда, не помню, по какому поводу было это сказано…. А может это и не он вовсе говорил…? Но насчёт стены в одном Горбатый Луй прав, бабка Родимка подтвердила, и старик Пискарь подтвердил, точно, дадена нам она, не делали её наши предки. Когда они здесь появились, стена уже стояла.

Только Луй говорит, что готова она уже была, а бабка Родимка и старик Пискарь по-другому рассказывают. Рассказывают они, будто её как раз тот Чёртов камень достраивал, что сейчас у реки стоит. Будто ползал он по стене туда-сюда, и там где он проползал, стена немного выше становилась…. Строил он, значит, её. Так получается.

Трудно мне это представить, конечно. Как такая здоровенная штука, в высоту выше меня, длинная, округлая, что десяти человекам не обхватить, может по стене проползти? Не удержится она там, свалится. А Родимка и Пескарь в один голос твердят, мол, ползала она, ползала, и всё тут. Им их деды и бабки про это рассказывали. Но вот только больно уж быстро она, говорят, там наползалась. Может, случилось с ней что-то или работа её закончилась, кто знает? Но зачем-то на землю она спустилась и замерла….

Простояла эта штуковина возле стены почти до нынешнего времени. Я её ещё там помню, стоящую. Вся она мхом и лишайником поросла…. Каменюка, вот как её называли тогда, или Пустышка, потому что если палкой по ней лупануть, звук раздаётся такой, словно пустая она внутри.

Только нет, не пустая, конечно, она. Пустое, оно обычно лёгкое. А эту…, ни двум, ни трём, ни даже десяти человекам с места не сдвинуть…. Вот….

Потом, когда я ещё мелким был, появился один…. Забыл я, откуда пришёл он. Но не из Шестаков, это точно. Из более далёких мест…. Из Лупышей, может…? Звали его вроде как Проныр. Да, так вроде…. Увидел он, значит, Каменюку и загорелся тут же.
- Так она ж железная, - говорит. – Давайте я её разломаю. А всё, что достану изнутри, поделим меж собой. Чего добру пропадать?

Наши-то не сразу согласились…. Как это разломать? Её же не будет тогда. А к ней уже, вроде, все привыкли, и не мешает она никому. А Проныр…. Не такой он видно, чтобы сразу отступать. Ходил, уговаривал, давайте, да давайте, давайте, да давайте. Пока Бобор, ещё тот, старый, батька нынешнего, не сказал:
- Чёрт с тобой, разбирай. Не отвяжешься ведь…. Да и железо лишним не бывает….

Кое-кто потом поговаривал, что этими словами он неудачу накликал…. Были такие разговоры. Бабка Родимка, тоже высказалась. « Не трогай Чёрта, пока он спит» - проворчала она, помню. Но это было уже после…, а сначала-то все, кто мог, пришли посмотреть, как Каменюку курочить будут.

Стоим мы, смотрим, как Проныр молот взял да зубец железный, подумал, прикинул, место выбрал и как начал долбасить…. Такой грохот, такой шум поднялся, что хоть прочь беги, куда подальше. Люди уши позакрывали, щурятся, а этому всё нипочём, знай себе, бьёт да отгибает, бьёт да отгибает…. Дыру в Каменюке проковырял, заглянул туда, а потом и руку засунул. Те из наших, кто посмелей и полюбопытней, к дырке поближе подошли, тоже внутрь заглянуть захотели….

И вдруг попятились все. Проныр ни с того ни с сего дёргаться начал. Необычно как-то и странно. Никогда я такого прежде не видел. Стоит он, значит, одна рука внутри Каменюки, другая сверху, башка запрокинулась, глаза выпучились, изо рта звуки раздаются:
- У…, у…, у….
А сам дёргается, дёргается….

Не знаю, долго ли он ещё так…, ели б у него, в конце концов, ноги в коленях не подкосились, и если бы руку свою он из дыры не выдернул, на землю заваливаясь. Я, честно говоря, подумал, что там, в Каменюке сидит кто-то. Чудище зубастое. И это оно пыталось у Проныра руку отгрызть. И, наверное, не я один был такой. Многие, наверное, так подумали. И Бобор тоже, когда Проныр уже на земле сидел и дрожал, руку к груди прижимая, первым делом проверил, не отгрызенная ли она у него. Недаром же кровь-то течёт…. Но оказалось, нет, целая рука. Не покусанная даже. Ссадил её Проныр просто об острые края дыры.

Заглянул Бобор в лицо Проныру, прищурился и спрашивает:
- Эй, Пронырка. Ты чего? Жив ли?
Тот в ответ головой покачал только.
- Что, хоть, случилось-то? Скажи, - дальше спрашивает Бобор.
- Сам не знаю…, - ответил Проныр не сразу. – Я такого ещё никогда не испытывал.
- Не испытывал, говоришь? – усмехнулся Бобор. – Ну и каково это Пустышку внутри потрогать?
А Проныр подумал немного и отвечает:
- Будто сто чертей тебя за душу трясут. Вот каково….

После такого дела все наши с опаской поглядывать на Каменюку стали. И старались теперь стороной её обходить. Палкой тоже по ней больше никто не лупасил…. Ну а вечером она и сама от нас уползла. Те, кто свидетелем был, как это происходило, говорили, будто зажужжало внутри неё что-то, захрустело. Зашевелилась она, приподнялась…. А что дальше-то…, рассказывать некому. Испугались люди, что черти из дыры полезут, и разбежались по домам. Видел ещё кто-то мельком ползущую тень…. И всё. Уползла Каменюка. Только не заросшее травой пятно после себя оставила и странные следы. Будто что-то катили, а что-то волокли…. По этим-то следам её и нашли потом возле реки. Там она и стоит до сих пор. Мхом ещё больше поросла. Но теперь уж её не Каменюкой и не Пустышкой называют, а Чёртовым камнем….

Я потом бабку Родимку спросил:
- Откуда же черти взялись, если ты сама говорила, будто нас сюда Ангелы переселили и всё для нас тут обустроили?
А она мне:
- Где Ангелы есть, там обязательно и черти заведутся….
Так-то….

…Ну вот, как я думал, народу на стене никого, все по домам разбрелись, Ухват один корки вниз кидает….
- Не интересно совсем, - говорит. – Двое Выплевков всего. Да и те вялые какие-то. Драться не хотят.
Последнюю корку кинул, плюнул ей вслед, на меня посмотрел и сказал:
- Подожди, припрутся ещё. Как только Лукавка покажется, тут же целая орава набежит. Со всех щелей повылезают. Будто чувствуют они её….

- Понятно дело, - говорю. – Любая тварь чувствует, когда к ней с добротой…. А человек и подавно….
- Ещё один…, - пробубнил Ухват недовольно, и так глянул на меня, что как-то неуютно даже стало.
- И эта тоже: «Люди они. Люди…». Да какие они люди? Ты глаза-то разуй….
- А что? Чем не люди? – отвечаю, посматривая, как те двое на земле сидят, рты пораскрывали, снизу на нас смотрят.
И сказал я это вовсе не из-за того, что на самом деле людьми их считаю, а чтоб брата позлить. Не знаю даже, зачем. Захотелось. Вредный я, что ли такой?
– Вон, - говорю. - Руки, ноги есть, какие-никакие, голова тоже…. А то, что….
- А для меня, - не дал мне Ухват договорить. – Чтобы считаться человеком, рук и ног недостаточно. Понял…? Они ведь даже разговаривать не умеют. Знают только своё: «Кор, да Кор»…. Это что, по-твоему, разговор? Каркают, как вороны. Тоже мне люди - человеки….

- Ну так…. Поэтому и получается, - говорю я. – У тебя двое, а у Лукавки целая свора. Потому что она добрая, а ты злой. И….
- А ей доброй быть легко, - снова перебил меня Ухват. – Она всегда жила и горя не знала. Голодала ли она когда-нибудь…? А? А под окнами ходила, побиралась? Разве её палкой гоняли? А кричали ей вслед: «Пошёл прочь, дармоед»? Ей всегда доставались улыбки и похвалы, а мне тычки и затрещины…. Поэтому для неё все вокруг люди и человеки, а для меня…. Я пять лет у Кота Взъерошенного на побегушках был. И на службе, и по хозяйству…. Легко ли мне было…? Ладно хоть кормил, ещё хорошо…. Зато подкармливал пинками.
Это сейчас я у него из стражи лучший, а тогда, по первое число самый первый и получал…. И с чего это я вдруг всех подряд людьми считать должен? Для меня так, знаешь ли, пускай у тебя руки и ноги, и даже голова, но если ты в жизни ничего достичь не смог, то ты для меня никакой не человек, а лягушка…. Понятно…?

Ничего я не стал говорить. Промолчал. Но это не значит, что я не понял, для кого слова эти…. Понял я всё. И на что мой братец намекает, понял. Я, оказывается, для него не человек…. Вот так…. Не ожидал я такого, однако…. Ну ладно, что ж. Переживём как-нибудь…. Хотя обидно конечно…. Да уж…. И ещё один повод появился нахлебаться у Синицы с горя….

- А эта-то совсем сдурела со свей жалостью, - продолжил Ухват, как ни в чём не бывало. Будто и намёков никаких не было….
Я даже засомневался. Может, и не для меня всё это сказано, а так, к слову пришлось…. А братец-то разошёлся как, чуть ли не кричит и руками уж начал размахивать:
– Ты представь…! Предложила мне, чтобы я её на верёвке вниз спустил. Слышишь? Да? Вниз…! Они, видишь ли, не слушаются, дерутся. Сверху урезонить их у неё не получается, так она решила прямо с рук их кормить…. Я ей говорю: «Ты спятила? Они же тебя растерзают вмиг». А она, видишь ли, верит, что их можно вразумить. Видишь ли, она искру разума в их глазах разглядела…. Какая на хрен искра?! Как вообще можно отсюда что-то там, в зенках их чёртовых, разглядеть…?! Как?!

Смотрю, совсем Ухват распсиховался, запыхтел, головой мотает…. Успокоить бы надо его, наверное, словом каким-нибудь. Да только в голову ничего не приходит, кроме: «Всё будет хорошо»…. Чушь какая….
- И ведь её не переубедишь, - поуспокоившись немного, сказал Ухват. – Мне иногда даже кажется, что не доброта это вовсе никакая, а упрямство дурное…. Вот хочу так…. И всё…. Вон Лущина. У неё семеро по лавкам и все полуголодные…. Почему она их не жалеет? Почему не их, а этих уродов…? Почему…? Да потому…. Дурость всё это. Упрямство и…. Дурость.

И снова я промолчал. Про себя только: «Да, намучаешься ты с ней, Ухватушка, если женишься вдруг. Она хоть и добрая, но и избалованная тоже. Да и характер есть…».
- Ну вот. Слышишь, закоркали? – говорит брат, в плечо меня толкая. – Значит, идёт…. Легка на помине. Сейчас опять своими идеями меня кормить начнёт….
А ведь и в самом деле, собралась под стеной Выплевков целая толпа…. Голосят, суетятся, бошки вверх позадирали, да рты свои раззявили. Тут и Лукавка на стену поднялась, мешок с собой притащила.
На мостки его скинула, отдышалась немного….

- Здравствуй, Тудым, - говорит, выдыхая тяжело. – Давно тебя не видела. Как живёшь-то?
- Да ничего, - ответил я. – Живу потихоньку….
А потом, помявшись, добавил:
- Ладно. Пойду, пожалуй…. Дела у меня ещё….
- Знаю я твои дела. У Синицы опять засядешь…, - высказался братец. Не упустил возможности…. А сам стоит, надулся, как мышь….

Ничего я не стал говорить. Рожу скорчил, мол, не знаю, как получится. И пошёл себе…. Пускай со своими делами сами разбираются….
Но перед уходом ещё раз со стены вниз на Выплевков посмотрел. Искру в глазах у них разглядеть попытался…. Только ни черта я не разглядел…. Может, из-за сгустившихся сумерек…. Хотя по идее, в темноте-то искры лучше должно быть видно. Да ладно, шутка это, конечно. Что я не понимаю…?

И ещё. Когда по ступенькам спускался, оглянулся…. Стоят эти двое, друг к дружке прижались. Целуются….
Не знаю…, не знаю…. Но кажется мне, что крутит она им, как хочет…. Как и папашкой своим. А иначе, как бы он свою дочку на ночь глядя, да ещё одну, гулять отпустил? Крутит. Как есть, крутит…. А Ухват-то что ж…? Не видит, что ли…?

Да ну их. У них своя жизнь, а у меня своя. У них своя забота, а у меня своя. И пути у нас, похоже, разные…. Мой, например, прямиком к Синице…. У Синицы хорошо. Всегда есть с кем поговорить. А если разговаривать неохота, в уголок забиться можно. Сидишь себе, в кружку уткнёшься. Смотришь, как люди время проводят, пьют, веселятся, песни поют, или дерутся, например…. От такого веселья и самому, может, полегче немного станет.

И вот, как интересно получается, шёл я туда с одним настроением, а пришёл совершенно с другим. А случилось это потому, что по дороге встретился мне Жихарь, тоже видно дома-то не сидится….
- Всё, - говорит. – Готово. Хоть завтра можно выходить…. Но лучше денька через два....
Два дня? Ха…. Да разве ж это срок? Два дня пролетят, не заметишь. Сегодня у Синицы посижу, завтра проснусь попозже, да полдня проболею, на следующий день выхожусь, вот тебе и всё. Кончились дни.

Кончились дни ожидания… и безделья тоже. Дальше трудней. До Дымов путь не близкий. Тянешь эту тележку по траве…, дороги-то нет, если б по одному и тому же месту ходили туда-сюда почаще, намяли бы, может, а так…. Трава ещё высоченная под осень. За день так утаскаешься, ни ног, ни рук не чувствуешь. А таких дней, сколько ещё впереди…?

Так вот…. Тянешь эту тележку и мечтаешь скорей обратно домой вернуться, на лавке поваляться, стенку ногтём поковырять…. А ведь совсем недавно от тоски загибался. Мечтал о торгах. И вот уже всё, накушался. И как же получается? Живёшь себе, живёшь…, так, ни хорошо, ни плохо, как все. Но постоянно как будто чего-то не хватает. Какие-то стремления одолевают, желания…. Постоянно хочется чего-то…. Чего-то ещё…. Как недокормышу….

Да…. Тут главное поменьше думать. И себя поменьше жалеть. А то расклеишься на середине пути, и совсем невмоготу будет. А с середины-то как раз начинают попадаться то и дело овраги с перелесками, и местность холмистой становится. В гору-то тащить тяжелее гораздо. А с горы тоже…. Только и смотри, как бы тележка твоя тебя не перегнала и не ускакала чёрт знает куда.

В перелески заходить приходится все чаще. И они больше и гуще. Это уже почти лес, но только почти…. Настоящий-то страшный даже на вид, до чего он высокий и тёмный…. И как люди в лесу живут? Не понимаю. Там даже неба не видно толком…. Хотя…. Если бабке Родимке верить, то наши предки, ещё до того как сюда переселиться, тоже среди леса жили…. И жили бы дальше там, если б не Вороньё.

А стоит о лесе подумать, начинаешь небо у горизонта разглядывать, не курятся ли дымки? И хоть знаешь, что далеко ещё, что не скоро покажутся они, но всё равно время от времени, да и поглядываешь. Потому что дымки - это они самые Дымы и есть. Это конец пути, это долгий отдых…. Пока там торги-то пройдут, отдыхай себе…. В этих Дымах люди живут мастеровые. Те, кто железо всякое куёт. Дымами-то мы их называем, а как они сами себя зовут, я не знаю, не спрашивал….

Помню, впервые сюда пришёл, глупый ещё был, дурной, Жыхаря всё спрашивал, почему да почему они так далеко забрались? Больно уж топать долго…. Не знал ещё, что для ковки уголья нужны, а для угольев нужны деревья…. Много деревьев нужно. Да…. В прошлом году это было.

Кроме того, само железо из руды делают. А руду добывают Рудокопы. Там за холмами, в предгорье они пещеры роют. Видел я их. Один раз всего, правда. Приходили они на торги…. Не знаю, вожаки, что ли, какие? Важные все, степенные…, бородатые. А сами-то…. Не то чтобы смешные…, но…. Больно уж они на Выплевков похожи…. Вот если руки, ноги Выплевкам выровнять, волосья там где не надо - повыдергать, а куда надо - вставить, да приодеть…, то от Рудокопов их будет не отличить. Такие же невысокие, плотные…, без шеи…. Колобахи на ножках…. Как бабка Родимка мне мелкому пекла…. Помню ещё, руки – ноги отгрызу сперва…, голову ещё, а потом уж всё остальное доедаю…. Ну…, в общем неважно….

Так вот, из-за этих Рудокопов у меня с Жихарем спор вышел. Я пораскинул тут…, и пришла ко мне мысль. А может быть, Выплевки - те же самые Рудокопы и есть? Народились только уродливыми. Они ведь, говорят, в пещерах живут, под землёй. Как они там, без солнца, без воздуха свежего…, и вообще…? Может, поэтому-то и рождаются такие, раскуроченные все… Иногда, время от времени…. их выгоняют. Зачем они такие-то…? И приходится им бродить везде как неприкаянным…. Такая, значит, догадка моя. По-моему совсем неплохая…. Всё верно. Я думаю, так оно и есть на самом деле, ну или где-то очень близко….

Вот только Жихарь со мной не согласился.
- Ерунда какая-то, - говорит. – Получается ерунда…. Ну подумай сам, где Выплевки, а где Рудокопы…. И ещё стена между ними…. А потом…, ты хоть раз видел ребёнка Выплевка…? Я нет….
Ладно…. Получается спор у нас? Хорошо…. Ты сказал, а я что? Думаете, не найду, что на это ответить? Найду…. И нашёл. И ответил…. И ещё бы мог ответить. Сказал бы, мол, Рудокопы нор везде нарыли и по этим норам куда угодно могут попасть. Или ещё, мол, они Выплевков сначала растят, а только потом уже выгоняют. И горы…. Что горы только на этой стороне? За стеной гор нет? А если горы есть, то и Рудокопы могут быть…. Да и вообще…, много чего ещё ответил бы, если б Жихарь не заворчал на меня:
- Хватит выдумывать….
И всё…. Спор наш закончился.

Что тут ещё скажешь? Трудно спорить с человеком, который может тебе приказать заткнуться и не выдумывать…. Вот где ерунда-то получается. Понятно, что Жихарь меня не переубедил. При своём я остался…. А тут как раз рассказали мне кое-что…. Тот, что горох у меня покупал, рассказал. Мол, у Рудокопов поверье есть, будто предки их из зубастой пасти железного демона Аши вылезли. Понятно? Да? Выплевки изо рта, и эти тоже…. Так что Жихарь, я б на твоём месте призадумался бы. И со мной бы не спорил. Мастеровые-то Рудокопов получше знают. Вот так….

Хорошо ещё, что наши предки, не из чьей-то там пасти появились, а просто через дыру в небе спустились на землю…. Ну да ладно…. Главное, конечно, не всякие там споры, а торги. А торги-то для меня прошли удачно. Мешок гороху и пряжу удалось выменять на дюжину гвоздей и серп…, старый и без рукоятки, но ещё добротный.

За то, что рукояти у серпа нет, хотел я ещё гвоздь выторговать, да куда там…. Этот, что горох у меня покупал, упёрся, и ни в какую…. Чуть до ругани не дошло. Но потом сошлись-таки. Дал мне он вместо гвоздя какую-то железку мелкую. Диковинная такая штука, а для чего нужна, непонятно. Как будто ключ какой-то…, чем-то похож, но… какой он может замок открывать, представить не берусь…. У этого спросил, он не знает. Говорит, что сам такую штуку точно не делал, и даже не помнит, откуда взялась….

Ну и чёрт с ней…. Железка она и есть железка. Приспособим. Найдём куда…. Скажу, например, что это оберег такой, на шею вешать…, дужка у этой штуковины есть и завитушки разные тоже, для загадочности…. У Синицы дурачку какому-нибудь пьяному загоню. Их там по осени много собирается, из Шестаков больше. Они Жихарю свой урожай продают…. Сами-то в Дымы не хотят ходить. Может, ленятся, может, просто дороги не знают, а может, и побаиваются. Дело-то такое…, небезопасное.

В прошлом году было…. Урожай собрали хороший. И на торги много повезли…. Больше, чем обычно…. Тележки под завязку нагрузили. Каждую пришлось тянуть вдвоём, одному не осилить. Жихарь ещё людей нанимал. Вот тогда-то я и попал к нему.

Тянем мы всё это добро, пыхтим…. И вдруг выходят из кустов…, человек десять, что ли? Дорогу нам преградили. Мы остановились, смотрим, как они с ноги на ногу переминаются, переглядываясь и носами шмыгая. Помолчали немного, потом один из них спрашивает:
- …Куда направляетесь…?
- На торги, - кто-то из наших ответил.
А те ещё помялись немного….
- Ну…, торгуйте, тогда, - говорят.
И пошли себе потихоньку….

Так вот…. Прав, я думаю, Жихарь. Эти люди пришли сюда не для того, чтобы удачи нам пожелать. Похоже, недоброе задумали они. Не ожидали просто, что нас так много окажется…. Вот поэтому Жихарь-то и старается ходить всегда разными дорогами, что б избежать таких встреч….

Ну, в общем…, что? Не переживаю я из-за железки-то, уверен, пристрою её. А об остальном моём добре и речи нет. Разлетится всё вмиг, только выложи…. Так что в мыслях я уже всё распродал. Эти-то мысли у меня такую тоску по дому навеяли, хоть бросай всё и беги…. Поскорей бы уж торги закончились. В обратную дорогу поскорей бы….

Обратно идти не то, что сюда. Всё наоборот. Сначала тяжело, холмы, овраги. А когда на равнину выбрался и чувствуешь, что почти дома, ноги сами тебя вперёд несут. И Жихарю уже не надо никого подбадривать, урезонивать надо…. Те, кто помоложе, да подурней, наперегонки гоняться начинают…. Тележки на кочках подпрыгивают, железо грохочет, того и гляди перевернётся всё и рассыплется. Жихарь руками машет, орёт: «Имущество угробите, паразиты!», затрещины сыплет во все стороны…. А вечером на привале жалуется: «Об ваши дубовые головы всю руку отбил». А этим-то что? Неужели затрещинами их урезонишь? Успокоятся ненадолго, а потом опять гонки начинаются…. И опять железо гремит на всю округу.

Недаром сказал кто-то: «Туда ползём, поскрипываем – сюда бежим, побрякиваем…». Ну, хоть так повеселей. И дорога не такой длинной кажется…. Вот ещё немножко, вот ещё чуть-чуть, смотришь, и стена вдали замаячила. И уже не просто направление, а настоящая дорога вдоль полей побежала, протоптанная…, пыль поднимается из-под колёс…. Дальше речка. За ней Чёртов камень, с которым Жихарь здоровается каждый раз, когда с торгов возвращается…. Потом опять поля, колосья колючие на ветру шелестят. Потом огороды. Дальние дворы. И всё. Дома.

А в мыслях давно уже крутится, что как только у Жихаря плату заберу, тут же к брату…. Приду к нему и спрошу, что, мол, ты по-прежнему меня за человека не считаешь, или как? И горсть гвоздей ему под нос суну…. Ну…, хотя наверное, посмеётся он, невелико, мол, богатство-то…. Да, невелико. Так ведь это ж на первый раз. Дальше больше будет. И уж не потребуется за меня долги Синице отдавать. Я теперь сам кого хочешь угостить смогу. Это же торговля. Дело доходное. Не то, что дрова возить, плуг таскать или канавы рыть для полива…. Я-то знаю. Всё перепробовал.

Да и стражником быть тоже несладко. Торчишь на стене целый день, на солнце жаришься и следишь только, как бы какой-нибудь ротозей вниз не свалился, или чтоб не спихнули кого, по пьяни или по злобе. Вот…. А у торговца другая жизнь. Сбегал к Дымам да обратно и живи себе без всяких забот до торгов следующих. Красота…. И ни у кого язык не повернётся сказать, что ты ничего в жизни своей не добился.

Да. Если всё у меня получится, здорово будет тогда…. Я даже представил себя на месте Жихаря. Вот интересно смогу ли я как он? Там где надо, подбодрить и похвалить, а где и затрещину отвесить. Ведь это не так просто людьми-то командовать…. Очень непросто…. Ну, ничего…, может, со временем и научусь….

- Эй, Тудымка, - услышал я вдруг. – А ты что…? Вернулся, что ли?
Это Хрустень сказал. Он по дороге нам встретился. А я иду, понимаешь, ничего вокруг себя не замечаю…. Замечтался.
- Ты что, правда, вернулся? – Хрустень снова спрашивает.
Остановился я, посмотрел на его рожу удивлённую….
- Как видишь…, - говорю.
- М-м…, - промычал Хрустень задумчиво.- А чего так?
- Ничего…. А что, не надо было? – говорю я, на Хрустеня зло поглядывая.

Никогда он мне не нравился. Да и я ему, наверное, тоже. В детстве мы вообще постоянно дрались….
А Хрустень рот скривил, пожал плечами….
- Да мне-то что? – говорит. – Всё равно мне.
И пошёл себе дальше…. Да и я тоже пошёл…. И поначалу даже внимания не обратил на этот странный разговор. И только потом уж замечать начал, как люди на меня смотрят. Так же удивлённо. Здороваются и смотрят. Не здороваются и смотрят. А потом ещё долго смотрят вслед. Даже Жихарь сказал:
- Ты как будто воскрес….
А мне и самому не по себе. С чего это вдруг столько внимания…? А когда мы у Жихаря во дворе разгружались да плату получали, припёрся Горбатый Луй, узнать, как торги прошли, до всего ему дело есть, увидел меня и туда же:
- Ты что, вернулся что ли? А? Один или как?
- Да нет, - отвечаю. Жихарь и остальные парни куда бы делись? – Не один. Все вернулись.
- Ну и хорошо, - сказал Луй, головой кивая. – А то мы тут с ног сбились. Взяли, понимаешь, моду убегать. Бобор-то мужиков подряжал уж искать вас идти, да кому охота….

Я стою, слушаю, рот открыл, не понимаю ничего. Кого искать? Зачем? И тут Жихарь вмешался. Горбатого Луя прервал:
- Да что у вас тут случилось-то?
- А что, он ничего вам не рассказал? – говорит Луй, кривым пальцем на меня показывая. – Они ж с Ухватом да с Лукавкой через стену перелезли и убежали. Понял? Да…? Два дня тому, что ли…? Переполох среди ночи поднялся, Лукавка, значит, пропала. Нет её, значит, нигде. Ухвата стали искать, думали, не с ним ли она? И его не нашли. Утром уж верёвку обнаружили-то. По ней они, видно, со стены спустились, значит…. И удрали. Куда? Зачем…? Незнамо куда удрали…. Сколько мы ни кричали, ни смотрели туда, вдаль-то, никого не высмотрели. Коркоры только шастают туда-сюда, а этих нет. Понял, да? А потом ещё сказал кто-то, мол, Тудымку давно никто не видел. Значит, он тоже…. Значит, он на это дело Ухвата и подбил. Ухват-то что…? Не стал бы он такого придумывать. Простоват он, Ухват-то. А Тудымка мог. Он хитрый…. Понял? То-то….

Рассказывает Горбатый Луй, а я стою с открытым ртом. Ни сказать ничего не могу, ни подумать. Остолбенел.
- Погоди-ка, дед, - Жихарь говорит. – Тудымка-то ведь с нами был….
- Да…? – задумался Луй. – Вот оно, значит, как…?
- Так, бабка Родимка же…, - пробормотал я кое-как, путаясь в мыслях и словах. – Она же знала…. Почему она не… это…, не сказала-то?
-… Да говорила, вроде…, - ответил Горбатый Луй, подумав. – Так это когда уж…? Когда уж все решили, что ты сбежал. Понял, да…? То-то…. Значит, не убегал ты? Значит, вдвоём они? Получается, так… Больше-то всех Бобор переживает. Да…. Шибко переживает…. Мужиков всё старается подрядить идти искать убегальцев-то. Да разве кому охота? Коркоры, вон, налетят, лапищами своими как вдарят…. И дух из тебя вон. Да и не живы уж они, поди. Слыхал я разговоры, будто съели их давно. Коркоры-то чем существуют? Подачками. А тут, значит, второй день пошёл, а под стеной никто не маячит…. Видно доедают уж нашу Лукавку-то….
- Да уж прямо так и доедают…, - засомневался Жихарь….

И тут начался меж ними спор, могут ли Выплевки съесть человека? Самый настоящий спор. Горячий…. Ещё бы, Горбатого Луя хлебом не корми, дай с кем-нибудь поспорить, и Жихарю с ним не так просто, как со мной. Горбатого Луя не одёрнешь. Ему не скажешь: «Хватит выдумывать…».

Но мне уже, в общем-то, было не до того…. Не стал я этот спор слушать. А побрёл потихоньку домой…. А дома… бабка Родимка со своими причитаниями. Мне, честно говоря, ни видеть никого не хотелось, ни слышать ничего, а тем более эти: «Да как же это так» и «Да что же это делается». Так что дома я долго не побыл, а отдал бабке Родимке серп и почти все гвозди, три только себе оставил, и пошёл к Синице, с одним желанием забраться в тёмный угол и посидеть спокойно, обдумать, как мне быть с тем, что на меня сегодня навалилось.

У Синицы я до вечера просидел, но так ничего хорошего в голову и не пришло. Зато наслушался всякого, и про себя, и про брата…. Хоть и добрых слов немало, но и плохих достаточно. Так что сник я совсем. В душе-то и так чёрте что творилось, а теперь ещё хуже стало.

А по дороге обратно домой на стену меня что-то потянуло. Сумерки как раз сгущались, так же как тогда, когда я брата в последний раз видел. И на стене опять же никого…. Пусто. Только ветра порывистого такого не было в тот вечер.

Пытался я вдаль вглядеться, но разве в такой темноте что увидишь? Ни в жизнь не увидишь ничего. Но зато верёвку я нашёл, по которой Ухват с Лукавкой вниз спустились, не отвязали её, так висеть и оставили…. Постоял я ещё немного, подумал….
… Вот ведь зараза, какая…. Всё-таки уговорила брата. Всё-таки своего добилась. Настырная…. А Ухват-то, зачем за ней полез? Одну её отпускать не хотел, может…? Наверное…. Вот так. Из-за какой-то глупой прихоти оба и сгинули….

И тут… кто-то позвал меня…. Или показалось…? Нет. Не может быть, «Эй, Тудымка», - услышал я довольно отчётливо. Правда, голос был какой-то странный. А может, это брат? Может, он в предсмертной агонии выкрикнул моё имя…? От такой мысли у меня внутри заныло что-то.

Я как мог напряг слух и замер, стараясь даже не дышать, но так больше ничего и не услышал. Ещё этот проклятый ветер свистел у меня в ушах и мешал…. Я, сначала вполголоса, а потом всё громче и громче брата стал звать. Нет…. Не откликается никто.

…Значит, всё-таки послышалось мне. Ветер это…. Или от Синицы кто возвращался и крикнул спьяну…. Да. Наверное, так. Послышалось…. Что ж…, ближе к дому, пожалуй, пора, что толку здесь стоять, всё равно ничего не выстоишь….

Только понял я тут, что не могу идти домой. Никак. Ни шагу сделать я в сторону дома не смогу…. А если он и действительно внизу под стеной лежит? Кровью истёк, обессилел, кричать не может, вот-вот сознание потеряет, а я из-за ветра его ослабевший голос не слышу? И что мне стоит спуститься вниз и поискать, и может, ещё раз как следует послушать? Чёрт с ним, что темно, но уж лучше бродить в темноте, чем потом корить себя всю жизнь, за то, что мог сделать и не сделал.

И решился я. Кое-как по этой чёртовой верёвке сполз и бродил, запинаясь о кочки, натыкаясь на кусты, потому что дальше своего носа ничего не видел и, конечно, брата не нашёл, а только сам заблудился. Мне подогадливее немножко быть бы и хоть расположение звёзд запомнить, вернуться потом по ним. Ну, или ещё что-нибудь придумать…. А то ведь не только верёвка, даже стена непонятно в какой стороне.

Так можно блуждать сколько угодно долго. Только ноги сотрёшь. Проще уж под куст какой-нибудь завалиться и дождаться рассвета…. Ничего. Не жёстче, чем на лавке-то. Я лежал…. И сначала всё на звёзды смотрел…, а потом вдруг увидел тропу. Она убегала от меня вдаль, туда, где я с мамкой и батькой жил, и с братом, конечно…. Вот он, рядом, тележку подталкивает, если она колесом на кочку наткнётся или, наоборот, в яму провалится. А так просто идёт, насупившись. А я не иду, я еду на этой скрипучей тележке, задом наперёд, потому что маленький ещё, и не поспеваю. И лоб у меня побаливает немного, от щелбана, и потому что я не поспевал, но упрямился, и в тележку не хотел садиться. Может, поэтому мне так грустно, хоть плачь. А может ещё и от того, что брат насупился, и тропа вдаль от меня убегает и дядька наш злющий, тот, который мне щелбан отвесил, тележку с барахлом тянет в Шестаки, прочь от нашего дома.

Когда батьки, а потом и мамки, не стало, когда Корча их забрала, притащился он из этих самых Шестаков, потому как ближе родственников у нас не было, загрузил в тележку что поценнее, меня сзади посадил, брату велел подталкивать, и вот теперь я еду да на брата кошусь. Боюсь очень я, что он убежит, а меня одного оставит со злющим дядькой. Ведь так он и сказал, брат-то, убегу, мол, не стану с ним жить. Говорил он, будто слышал от соседей, что не нужны мы ему, у него своих деток полон дом, а мы для него только обуза…. Вот так.

А раз брат сказал что убежит, значит, убежит обязательно. Вот ещё почему мне так грустно. Он меня бросит, я ведь для него тоже обуза. Не поспею я за ним. А вдвоём нас дядька вмиг догонит….
Но, слава Богу, всё обошлось, и брат меня не бросил, и дядька за нами не погнался. Он лишь посмотрел нам вслед, махнул рукой и поволок тачку дальше. А мы с братом бежали назад по той же самой тропе…. И как мне хорошо бежалось…. Как же хорошо мне бежалось….

А вот уже и осень скоро. И хоть ветрено на улице, но всё же ещё солнечно и тепло. А в доме сыро очень и зябко, потому что у нас кончились дрова. Я сидел во дворе, лепил башню из земли и ждал брата. Он отправился добывать, чего б нам на зуб положить можно было…. Башня у меня не получалась совсем и то и дело разваливалась. Ну ещё бы, трудно что-либо лепить, если в желудке у тебя вода только. Поэтому, когда пришла тётенька и принесла мне лепёшку, я об этой башне даже и думать забыл.

А пока откусывал я да жевал, эта тётенька трогала рукой мою голову и всё говорила без конца, и странно как-то, вроде бы со мной, а вроде и нет. О бедном дитятке каком-то, о сиротинке и о том, что одного-то она как-нибудь прокормит…. Потом она взяла меня за руку, и мы пошли….

Проведать брата я вернулся уже вымытый, причесанный и с заштопанной рубахой, и никак не ожидал, что он меня так встретит. А он за дверь меня вытолкал и накричал ещё. Сказал, что видеть меня больше не хочет, что он меня не бросил, а я его бросил и больше ему не брат…. У меня слёзы из глаз так и хлынули. И не из-за обиды и боли, а из-за того, что он прав был. Мне ведь даже в голову не пришло хоть хлеба кусок с собой прихватить, что ли…. Он же голодный, наверняка был….

…Уж не знаю, от чего я проснулся, от обиды и боли, что испытал во сне, или от того, что меня ощупывал кто-то. Только мне спросонья-то показалось, будто я ещё на ночёвке, с торгов возвращаюсь. А один из наших паразитом оказался и задумал недоброе…. Чтобы воришку за руку поймать, глаз один приоткрыл я слегка и обомлел. Так близко Выплевков я никогда ещё не видел.

Вблизи они ещё страшней и противней. Кожа вся потрескавшаяся, корками будто покрыта, клочья волос отовсюду торчат…. Один из Выплевков, заводила похоже, надо мной склонился, ручищей своей мне под рубаху залез, бубнит что-то про себя, а двое других рядом стоят, первого дожидаются.

Ну что он там ищет, понятно. Чего им нужно-то? Только одного…. Только не найти ему ничего такого. Нет у меня с собой еды. А вот гвозди…. Похоже, нащупал он их. Нащупал и от радости так лихо начал тащить, что чуть рубаху мне не порвал.

Пальцами своими неуклюжими Выплевок тряпку развернул, от нетерпения причмокивая, и вдруг вскрикнул и в сторону её отбросил. Будто от неожиданности и от испуга. Будто что-то страшное он там разглядел. Его и без того перекошенная физиономия ещё сильнее скривилась. Рот открылся, а по носу морщины поползли. Не знаю, от чего он так гвоздей испугался…. Не видел, может, никогда, или… показалось ему что?

Этот-то тоже, наверное, решил, что показалось. Буркнув своим чего-то, он к тряпочке потянулся, но тут же руку одёрнул и с дикими воплями бросился прочь. А двое других свою смелость испытывать не стали и вслед за своим заводилой поскакали, то и дело оглядываясь.

Хорошо, конечно, что всё так получилось…. Правда, я и сам неожиданному страху поддался слегка и тряпочку подбирал с осторожностью, но ничего такого ужасного, ни в ней, ни рядом я не обнаружил. Два гвоздя да штука эта странная, то ли ключ, то ли ещё чего….

Добро своё я обратно под рубаху спрятал…. Встал. Смотрю…. Оказывается, я не так уж далеко от башни стою. А мне-то ночью казалось, что я петляю…. А башня зловещей совсем не выглядит отсюда, ветхой больше. Дом, из которого торчит она, весь какой-то серый, пошарпанный, в стенах дыры зияют. Да и поле вокруг…. Ровное и гладкое оно только кое-где, а так одни трещины, из которых трава да кусты торчат. Совсем другой вид со стены-то.

Подумал я немного…. Идти тут до башни осталось всего ничего. А брата-то я ведь так и не нашёл. Подняться бы повыше, да и поглядеть вокруг. И уж если его не увижу, тогда…. Тогда не знаю, что и делать.

А вот насчёт башни, я, пожалуй, погорячился, решив, что в ней нет ничего зловещего. Есть что-то всё-таки. Понял я это, когда уже возле неё стоял. Только это что-то скорей таинственное и мрачное, но не злое. И дыры в стенах - не дыры вовсе. Разве ж у дыр бывают такие ровные углы…? Нет. А у окон бывают. Но кому нужны огромные окна прямо во всю стену? Непонятно…. По краям ещё черепки какие-то торчат, как от битых горшков, прозрачные только. Таких же черепков на земле снаружи и внутри полно валяется. Хрустят под ногами. И острые до чего…. В пятки впиваются. Так что ступать осторожней надо, а то все ноги раскровянишь….

А комнаты какие в этом доме…. Окнам под стать. Потолки высоченные. Стены по сторонам разбежались, взглядом не охватить. Для великанов, что ли, каких сделано? Хотя, ступеньки, что вверх уходят, для людей как будто…. Стоишь, смотришь на всё это, и не по себе даже становится. Робеешь немного….

Да я бы внутрь-то, может, и не полез бы никогда, если б голос не услышал. Там где-то в глубине здания, за проходами, перегородками, рядами колонн звучал он. Так что пришлось мне…. Пошёл я за этим голосом, и начал он меня таскать везде и всюду. По ступеням наверх, потом по другим ступеням вниз, по коридорам да переходам плутать заставлял, закружил, запутал и измотал бы вконец, если б не окликнули меня.

- Эй! Тудымка! – услышал я….
А оглянувшись, брата увидел…. И физиономию недовольную его тоже…. Подошёл он ко мне, в плечо толкнул….
- Ты чего здесь делаешь? – спрашивает сердито.
Оглядел я его с ног до головы…. Вроде всё в порядке. Не ранен, не избит. Взъерошенный какой-то, только лицо измождённое. А так ничего….

- Чего ты тут делаешь, говорю? – повторил он. – Оглох, что ли?
Не стал я ему рассказывать, как переживал за него, как боялся за его жизнь, как израненным и даже мёртвым его представлял…. Ничего такого рассказывать я не стал. Не захотелось что-то.
- За тобой пришёл, - просто говорю.
И всё….
- Делать тебе что ли нечего? – услышал я в ответ.

Тут уж моя очередь сердиться наступила. Что ещё за дела? Кто так родного брата встречает? Я вообще-то сюда припёрся спасать его.
- Да вас там ищут все. С ног сбились. Думают, я вас на побег подбил, - говорю.
- Чего…?
- А вот того…. И вообще, решили, что вас тут съели обоих.
- Кто? Выплевки, что ли? – усмехнулся Ухват. – Да ну. Перестань хоть.
А потом поморщился чего-то… и спрашивает:
– Слушай…, а у тебя есть на зуб чего положить?
- Да откуда…, - отвечаю.
- Ну, как всегда…, - махнул рукой Ухват.
- Какая ещё жратва? Вы, что домой-то не собираетесь? Черти….
- Да…, - Ухват башкой тряхнул. – Лукавка всё, подожди да подожди. Вон, слышишь, она там вещает? Учит этих..., своих…. Внушает, что добрее надо быть. Не драться….
- Ха…. Будто они понимают чего.
- Да чёрт их знает…, - пожимает Ухват плечами.
- Что такое? – удивился я. – Переменил мнение, что ли? А?
- Не знаю…. Помнишь разговор тот? Так вот. Есть, похоже, искра-то. Лукавка говорит, мол, язык их начала понимать. И они её вроде тоже…. Понимают они её. Сядут, рты пораскрывают и слушают, слушают….
- Что же, она не испугалась, вблизи-то их увидев? И жалеть не перестала?
- Да какое там…. Наоборот…. Тут такое дело. Поняла она, мол, из их разговоров, что когда-то были они такими же людьми, как и мы. Только случилось с ними что-то страшное. Только вот что это, трудно понять. Не могут они спокойно об этом рассказывать. У кого вместо слов одни всхлипы, у кого трясучка начинается, тоже ни слова не разберёшь, а другие вообще в ярости мечутся и проклятьями сыплют…. Чёрте что, в общем, творится…. Какие-то вроде жернова их перемололи…. Адская мельня какая-то. Из-за этих жерновов, из-за мельни этой, знаешь, сколько слёз пролито? Одну ночь вообще, вроде, не спала, даже. Как не проснёшься, одни всхлипы слышишь. Говорит, жалко их до чего…, слёзы сами так и льются. Да и вообще…. Это вид у них такой устрашающий, а так они сами пугливые, как куры….

Слушай, значит. Когда мы вниз-то спустились, все Выплевки разом к Лукавке кинулись. Пихаются, толкаются, лапы свои тянут. Я уж думал всё, раздавят её. Мне одному-то с такой оравой не справиться. Двух, трёх я отпихнул…. А сзади ещё лезут. Придавили. Ни рукой, ни ногой не пошевелить…. И тут Лукавка как заверещит…. Ни одного Выплевка не осталось. Всех как ветром сдуло…. А она мне, пойдём, мол, до башни, здесь неудобно…. Ну вот. Пришли. Ещё два мешка жратвы с собой притащили…. Да только кончилось всё уж. Этих проглотов разве прокормишь?

- А на кой хоть чёрт вы вообще полезли-то сюда?
- Так неужели переубедишь её…? Втемяшила себе…. И вообще. Говорит, мол, не хочешь мне помогать, без тебя справлюсь. И уж верёвку привязывать стала…. А я посмотрел, как она узел-то вяжет…. Думаю, сверзится и костей не соберёт…. Да ладно. Скоро уж домой…. Так что зря ты припёрся. Подождал бы немного…. Денёк…. И мы сами вернулись бы.
- А ты сказаться-то не мог?
- Нет…. Слушай-ка. А ты знаешь, что с другой-то стороны тоже стена есть?
- Какая ещё стена? – удивился я.
- А вот такая…, - говорит Ухват. – Пойдём, покажу.

И снова я иду по этим коридорам и лестницам. Теперь за Ухватом. Иду и думаю, что если он меня потом отсюда не выведет, я сгину здесь. Самому мне дорогу ни в жизнь не найти. Знаю я только одно, что надо будет вниз спускаться. Потому что мы всё выше и выше лезем.
Так высоко я ещё никогда не забирался. Некуда было забираться-то. На стену только разве…. А тут выше стены раз в пять. У меня аж дух захватило, когда мы к окну подошли, не такому большому как внизу, но всё же большому.

- Вон, гляди, - сказал Ухват, пальцем вдаль показывая.
И правда. Увидел я серую полоску, от края до края, в точности, как и у нас.
- Там ведь, наверное, живёт кто-то…, - говорю я задумчиво.
- Да…, - тоже задумчиво ответил Ухват.

И я вдруг подумал. А если этих стен не одна и не две, а много-много, невероятное множество? Просто без счёта…? И за каждой живут какие-то люди. Может, совсем непохожие на нас…, а может, и очень даже похожие? И не просто похожие, а совсем такие же? Одинаковые настолько, что вот сейчас, в это самое время, оттуда, со стены, смотрит на меня тамошний я. И не просто смотрит. Он думает о том же, что и я, и догадывается даже, что я, здешний, тоже на него смотрю…?
- Эй…. Ты чего там бубнишь? – прервал мои мысли Ухват. – Что удивительно? Хотел бы я туда сходить поглядеть…. Да Лукавку не хочу оставлять с этими….
- Ты же говорил ,безобидные они….
- Я не говорил, что безобидные. Я говорил, пугливые.
- Слушай-ка, - сказал я, поразмыслив. – А ведь тут не так далеко. Туда – обратно. К вечеру, думаю вернуться можно. А? Вы когда домой-то собираетесь?
- Ну, уж подождём тебя немножко…. Я ведь так понимаю? Сбегать хочешь? – спрашивает Ухват.
- Хочу, - отвечаю я. – Очень хочу….

Вот он, например, человека видит, и тут же песню по него сочиняет, и поёт тут же…. Все вокруг смеются, а человек, если он сам весёлый, тоже…. Но часто людям не нравится, когда потешаются над ними. Тогда они или убегают или в драку лезут. А в другой раз опять слушать идут. Интересно ведь. Да и необязательно впереди стоять, можно встать за спинами…. Я всегда за спинами стоял….

Ну, в Шарахе-то такого человека, как Поддувало, может, и нет. Но музыканты-то должны быть. И наверняка их я слышу сейчас…. И пусть они чертовски далеко, мне кажется иногда, что я даже мелодию различить могу и слова. Мамка часто пела, помню: «Милый мой. Милый мой. Не хочу идти домой. Там сидит паук седой. Он зовёт меня женой…».

Как будто эта песня звучит, вроде…. Но с другой стороны, странно немного. Откуда в Шарахе могут любимую мамкину песню знать…? Но главное-то разве в этом? И вообще, какая к чёрту разница, чего там поют…?Главное, что я слышу. И значит, могу идти на звук. И иду, поспешая и не пугаясь уже ни спусков, ни развилок, ни ответвлений. Да и об остальных опасностях напрочь позабыв. Настолько я уверовал, что вот-вот к Шараху выйду.

Только вот незадача…. То ли Шарах не хочет, чтобы я к нему выходил, то ли сам я такой балбес, дороги не могу найти никак? Не знаю… Беда просто.

Музыка уже где-то совсем рядом звучит, может даже за углом…. А на пути? Ни тебе загородок каких, ни стенок, и клеем не намазано, чтобы крупные насекомые внутрь не проникали. У любого поселения должны быть такие вещи…, а здесь нет. И плесени светящейся на стенах нет. Тьма кромешная кругом.

Как же люди в таких условиях жить могут? Никак не могут…. Нет здесь людей. И поселения нет. Да и музыканты…. Их тоже нет. Ни бубнов, ни дудок не слышно. И не поёт никто…. Только стришка одна стрекочет. Значит, не музыканты это, а музыкант. Один он. Сидит в темноте за углом и мелодию смычком выводит….

Странная она какая-то – музыка эта. Не знаю, стали бы другие люди её слушать или нет? Но я заслушался. Она звучала так необычно и одновременно привлекательно, как наверное, ничто и никогда в моих ушах не звучало. И текла, казалось, будто из самой глубины чьей-то души. Души зыбкой и трепетной, но истерзанной…. И конечно, именно она управляла рукой водившей смычком по стришке, всю себя, раскрывая, без утайки….

А я в это время стоял заворожённый и разрывался между стремлением увидеть того музыканта и боязнью спугнуть его. Долго я так стоял. Пока, наконец, не решился заглянуть за угол…. Но не получилось у меня подкрасться незамеченным. Факел, думаю, выдал меня. Этот-то, в темноте сидел…. Может, ему играется без света лучше, а может, он и вовсе обходится без него…? Всё видит и так? Не знаю, но только смолкла музыка. Оборвалась резко, потом ещё блямкнуло что-то, и всё…, тишина.

Досадно, конечно. Уж больно хотелось мне взглянуть на него хоть одним глазком. Кто он? Человек, не человек? А то воображение моё чёрте что рисует…. Паука какого-то….

Бросился я вперёд в надежде разглядеть хотя бы смутные очертания. Да куда там…. Если б это в узком проходе происходило, у меня, может, был бы ещё шанс. А в такой огромной пещере…. Куда хочешь беги. В любую сторону.

А пещера-то действительно огромная. Я привык уже, что вокруг меня узко и тесно, а тут свет факела теряется во тьме…. Даже жутковато немного. И кости ещё валяются повсюду. Они-то как раз этой пещере подстать. Таких больших я ещё никогда не видел.

Промысловики, которые добычей костей занимаются, притаскивали, бывало, штуки тоже совсем не маленькие. Но разве можно сравнивать их с теми, что в этой пещере лежат? Тут не каждую кость поднять-то можно, наверное. Не то что тащить куда-то.

Хотел я попробовать приподнять одну, но быстро передумал. Она, во-первых, так давно здесь лежит, что уже в землю вросла, а во-вторых, из под неё уховёртка выползла…. И всё же удивительно, какие гигантские животные тут водились. И как они могли тут жить? Это ведь для меня пещера кажется безгранично большой, а таким гигантам в ней, думаю, тесновато было. А чем они питались…? И как смогли такими вымахать? А вдруг они пришли из каких-нибудь других мест, где пещер таких больше, а сами пещеры ещё огромнее…? Там они жили, а сюда приходили умирать? Не знаю. Одни вопросы в голове. И ничего хорошего от них не жди.

Вот так ходишь, вопросами задаёшься, по сторонам смотришь, удивляешься, впечатлений набираешься…, а бдительность теряешь. И этот человек тоже бдительность потерял. Как и я, вопросами, наверное, задавался и осу не заметил. А она его за это ужалила.

Я крик услышал. Прибежал…. Но только что я мог сделать? Он уже парализованный на спине лежал, а оса на груди у него топталась, кружила. Место, что ли, выбирала…? Ну…, и выбрала вскоре…. В брюхо жало воткнула так, что у этого бедолаги ноги в коленях согнулись и руки задёргались…. А у меня мурашки по коже забегали.

Всё. Не могу я больше смотреть на это. Да и рядом с осой находиться опасно. Вдруг ей одного человека мало?А что с беднягой этим будет, и так понятно. Действие яда закончится, встанет он и будет жить дальше…. Только не очень долго. И вообще, как можно жить, зная, что внутри тебя ползают личинки и пожирают твои кишки? Нет…. Не хотел бы я такой доли. Да и не пожелал бы никому….

И кто он такой, интересно? Может, промысловик и за костями сюда пришёл? Непохоже что-то. Промысловики люди денежные. Рваньё не носят…. Или же он тот самый музыкант…? Если так, то это я, получается, виноват, что его такая участь постигла. Получается, что это он меня испугался и с испуга на осу налетел…. Вот ещё... Мне со всеми моими злоключениями только мук совести недоставало.

Так я думал, стремясь оказаться как можно дальше от этого страшного места. Шагал, то и дело оглядываясь и прислушиваясь, не бежит ли оса за мной. Всё оглядывался, оглядывался и чуть не столкнулся с теми, кого никогда раньше не видел, но много слышал, и, наверное, поэтому сразу узнал.

Их трое было. Они тоже шли. Прямо навстречу мне. И тоже спешили, видно. Я едва отскочить успел. А если б не успел, то они, мне кажется, прямо по моей голове прошагали бы. И нож я за пояс убрал, чтобы не подумали они, будто у меня намеренья недобрые….

Понятно, почему их все боятся. Странные они…. И всё в них странно. И взгляды какие-то отрешённые, и манера ходьбы – на полусогнутых ногах и вразвалочку…. Дядька Валун так ходил иногда, когда его задничная болезнь мучила…. Оборванные и грязные, идут они друг за дружкой, будто слепые. Только слепые-то ещё и руками держатся, а у этих руки заняты.

Первый здоровенного таракана тащит с оторванной или, может даже, откусанной башкой и шевелящимися лапками. Второй с охапкой улиток и слизней…. Они у него расползлись. И по плечам, и по лицу ползали…. А третий за голову свою схватился. Боялся будто, что отвалится она у него….

Не знаю я…. Не показались мне они страшными вовсе. Потешными скорей. Никакой угрозы в них не было. Да они и не взглянули на меня даже. Мимо пропёрли и всё. А меня любопытство замучило….

Куда они направляются? Что у них за интерес…? Может, они тоже крик услышали? Может и тот, осой ужаленный, из этих…? Из мертвенов? И они к своему на выручку идут? А если оса на них нападёт? Тогда битва будет. И я такое зрелище не хочу пропустить. И не пропустил бы, наверное…. Если бы мне не помешали….

Только я вслед мертвенам тронулся, как на меня из темноты набросился этот…. С виду парень молодой. Неожиданно выскочил, за рубаху меня прихватил и толкнул. А я падать стал и поэтому факел бросил и тоже ухватился, за что мог. Так мы, сцепившись, вдвоём на землю и повалились. Для меня, правда, не очень удачно – я внизу оказался. И мне пришлось исправлять положение. Но только я парня этого за запястья схватил, тут же понял, что дрищ он, легко его с себя сбросил и на лопатки уложил.
- Ты, придурок! – с откровенной злостью на него глядя, сказал я. - Чего тебе от меня надо?!
Этот, снизу, попыхтел немного, а когда понял, что со мной ему не совладать, запищал:
- Сам ты придурок…! Ты чего делаешь?! Тебе живётся плохо, что ли?!
- Сам-то чего делаешь? – спрашиваю я, смягчившись немного. – Зачем кидаться? Я ведь тебя ножом пырнуть мог…. Соображаешь?
- За что…? – пищит он, вытаращив глаза. – Я же тебя просто спасти хотела….
- Чего?! – говорю я, ушам своим не веря, и даже немного оторопев. – Ты что? Девка, что ли?
- А ты не заметил? – услышал я писк снизу….
- Да нет…. Заметил, – произнёс я, оправдываясь будто.

И на самом деле…, теперь-то я вижу. Точно, девка это…. Пусть волосы короткие и растрёпанные, но черты лица тонкие и приятные даже. Пусть шрам на щеке, но сама щека гладкая и нежная. Да и остальное, губы, глаза, нос, всё как у девки.

Просто мне приглядеться надо было получше. А когда бы я успел? И ещё рубаха на ней большая слишком. Не по росту рубаха. Да и не у каждой девки можно сразу что-то разглядеть там….

К тому же, мне всё равно непонятно, зачем нужно было кидаться. И вообще, она какая-то странная. Как только я слез с неё, эта девка тут же ко мне за шкирку полезла. Не знаю, чего она там хотела найти?

- Всё в порядке пока…, - сказала она, на зашкирку мою вдоволь насмотревшись. – Пойдём…. Здесь небезопасно для тебя.
Я подобрал факел и мы пошли.

Она молчала, а я всё никак не мог придумать, с чего начать разговор. С девками вообще разговаривать трудно, но больно уж мне хотелось узнать, как она в темноте видит. И я решил сначала извиниться за то, что мне пришлось обойтись с ней слишком грубо.
- Я тебя не сильно помял? – спросил я.
Она обернулась и, махнув рукой, улыбнулась в ответ….

И оказалось, что эта странная девка ещё и весёлая девка. И к тому же очень разговорчивая…. С этого момента я больше слушал, чем говорил.

- Меня Мешалка зовут, - сказала она. – А тебя я давно заметила…. Сразу, как ты появился здесь. Смешно было за тобой наблюдать…. Ходит, под нос себе бубнит что-то. Смешно…. А потом добытчик этот под осу попал. Я не успела тебя остановить. Хорошо, что ты возле них недолго стоял…. Ты, может, не знаешь. Но там очень опасно…. Потом ты других добытчиков встретил и опять на то место собрался. Я тогда здорово разозлилась. Мне захотелось тебе наподдать…. Потому что ты такой дурак и ничего не понимаешь. Это же я потом подумала, что ты можешь просто не знать…. Но тогда я боялась, что ты опять от меня убежишь, и бросилась на тебя…. Вот так…. А теперь ты что-нибудь расскажи….

Я, конечно, много чего мог ей понарассказывать, но не стал. Задело меня немножко…. С чего это вдруг она решила, что я ничего не понимающий дурак?
- Знаю я всё, - сказал я ворчливо. – Но оса тогда не опасна была. Она с этим занималась…. С добытчиком. Ты вроде так его назвала?

- Причём здесь оса…? Эх, ты…, - Мешалка себе по лбу постучала. – Я так и знала, что ты не понимаешь ничего. Пойми, тот добытчик…, даже если он и не умер, Карыва мог посчитать, что он такой больше не нужен ему. Он его отпустил бы и на тебя перебрался…. Ты что, хочешь быть мертвеном?

- Не знаю…, - ответил я неуверенно. – Нет, наверно….

- Ты не знаешь. Ты не можешь знать, каково это - быть мертвеном, - напирала Мешалка. – А я знаю. Я была….

Но самое обидное, что, сколько бы я перед собой ни оправдывался, вспоминая эту историю, я каждый раз воспринимал её, как свою личную неудачу. И вот теперь, когда я тащился за бугаями, то чувствовал, как всё больше холодеет у меня в груди, и как ноги мои перестают слушаться…. Потому, что боялся я снова оплошать. Да и насмешки в свою сторону слышать мне тоже как-то не хотелось….

Ведь я как думал? Думал, смогу стать таким же, как бугаи… или похожим на них, хотя бы. Думал, они вон сильные, бесстрашные, решительные, а я что? Ни первое, ни второе и ни третье. И живу ещё с оглядкой на других…. Чего уж скрывать.

И дядька, бывало, корил меня…. Что ты, мол, слушаешь всех? Что ты на всех смотришь? Живи, говорил, своим умом…. А я будто не хочу? Хочу…. Только, может, не всегда так получается. Не просто это мне даётся….

Да и откуда ж я мог знать, что всё так будет…. Потом уж... я ругал себя и бил кулаком по лбу, чтобы воспоминания из головы выбить…. И дурь заодно. До чего мерзко на душе было. Это всё потом, а тогда….

Ладно, бабы всполошились. Завизжали…. Ну, увидели они нас, да и чёрт с ним. Но ведь среди визга бабьего я детский плач услышал…. Вот что заставило меня задуматься.

А ещё…. Старуха эта… навстречу выбежала. Я узнал её. Это она сторожишку нашего ругала…. Не знаю, о чём она думала, когда накинулась на бугаёв, кулачками своими размахивая и вопя истошно: «Вы что удумали?! Прочь уходите! Прочь! Прочь!». Так вопила, что я даже зажмурился, до чего громко звучал у меня в ушах её голос….

И вдруг он прервался…. Прямо на полуслове. А за мгновение до этого…. Я готов поклясться, что слышал…. Хрустнуло что-то. Словно жука ногой раздавили.

Не знаю, что со мной случилось в тот момент…. Будто надломило меня. Сущность мою вывернуло наизнанку будто. И моё сознание билось в голове, не веря глазам и не понимая, почему всё так происходит…. Зачем?

Почему старушка совсем недавно кричала и ногами топала, а сейчас на земле лежит? Почему она руки раскинула, а лицо гримасой искажено, что смотреть страшно? И почему из-под её растрёпанных седых волос тёмное пятно расползается?

Зачем молодую бабу за волосы схватили и волокут? Зачем ребёнка её верещащего от подола оторвали и в сторону отбросили, словно надоевшую вошь? И зачем дубиной над головами размахивать, я тоже никак не мог понять….

Попятился я и уши закрыл руками, боясь снова тот хруст услышать. Да и пронзительные крики, и вопли тоже, переносить я больше не мог.

Что ещё оставалось делать? Только развернуться и бежать… Не обращая внимания на попытавшихся остановить меня бугаёв, я бежал. И бежал до тех пор, пока не вернулся туда, где после бойни убитые лежали…, где Набой мне нож вернул, и где я опять, в который раз уже, Косорыла увидел.

Косорыл сидел, прислонившись спиной к стене и опустив голову. И сначала мне показалось, что он просто задумался о чём-то. Глубоко задумался…. Может, о судьбе своей…? О том моменте, когда она, повернув на одной из развилок, привела его сюда, к этому самому месту, где он сейчас, глубоко задумавшись, сидит? А может, размышлял Косорыл и думал, что и как могло бы быть и могло ли быть по-другому? Под силу ли было ему почувствовать тот самый злополучный момент и принять какое-нибудь иное решение? Или же судьба тащила его всю дорогу за шкирку, не позволяя ничего решать самому…? И даже задуматься как следует позволила только сейчас, когда он уже перестал зажимать рукой ту дыру в боку, из которой столько крови вытекло, и склонил голову…?

Не знаю я….

Но странно как-то…. Пока я глядел на мёртвого Косорыла, ко мне опять вернулась способность мыслить спокойно, без паники. И страх, надоевший уже порядком, ушёл. Только тоска всё скребла и скребла на душе. Но от неё, понятное дело, так просто не избавиться….

Вздохнул я, пожал плечами…. И побрёл потихоньку, проклиная на ходу своих спасителей с Набоем во главе и себя заодно, за то, что связался с ними…. И желая лишь одного - поскорей убраться отсюда.

Но пусть и казалось мне, будто жуков, сколопендр каких-нибудь, или даже крота мне видеть будет приятнее, чем скотов этих Набоевских, всё же на заклание свою голову я отдавать не собирался. И в темноту, не подготовившись как следует, с задницей голой, мне соваться не хотелось. Ну и, значит, пришлось пошуровать, в жилищах опустевших….

Только чтобы ни с кем из бугаёв не встречаться, я в сторону ушёл. Туда, где жилища ещё оставались не разграбленными. Пусть и не жрал я чёрт знает сколько времени, после всех этих событий в глотку ничего полезло. Так что еду я только в торбу запихивал. Зато напился вдоволь. И палку для факела нашёл…. А вот плесень светящуюся - нет…. У нас-то её полно. В каждой семье запас имеется. А здесь…. Искал, искал….

И, я думаю, ни за что не нашёл бы, если б не тот парень, который за корзинами сидел, тряпьём каким-то накрывшись. Прятался он там, но уж до чего плохо…, что мне и всматриваться особо не пришлось. Как вошёл, сразу увидел.

- Не знаешь, где мне плесени светящейся взять? – спросил я, на шевелящуюся кучу покосившись. И усмехнулся…. Из-под тряпья со страхом и любопытством глядел на меня глаз. А его хозяин, когда наконец-то понял, что я именно к нему обращаюсь, порылся в углу…. И, корзинами похрустев, протянул мне плошку. Полную плошку плесени…. Высиживал он её там, что ли…?

Ну да ладно. В общем, мог я уже, наконец, в путь отправиться. Но только одна мысль вдруг засвербела в голове.
- Слушай, - сказал я парню, который собирался в тряпках зарыться опять. – А ты дорогу на Шарах знаешь?
Он закивал в ответ.
- Покажи мне, куда идти? – говорю я, думая: «А вдруг старик мне направление неверно указал? По рассеянности или смеха ради…?».

Парень из-за корзин вылез, огляделся задумчиво, почесал лоб и махнул рукой. Туда, мол.
Я прикинул в голове… Верно, вроде….
- Ну…, - сказал я. – Пока. Пойду я…. На Шарах.

И тут меня словно ужалило. Правда, как в первый раз, так и сейчас, услышав такие слова, я не понял, что там смешного, и в чём смысл…. Просто всё произнесённое прежде бугаями, скотами этими…, особенно шуточки их…, меня уже не веселило. А приводило в бешенство….

«Смотри, чтобы тебя там не шарахнуло. Хи…. Хи…. Хи…», - услышал я. И хоть, конечно, свою искажённую физиономию я не мог видеть, но похоже изменилась она здорово…. Ухмылочка с лица парня сползла.
- Что тут смешного? – спросил я, зло скалясь…
- Н-нет…. Н-ничего…, - заикаясь, пробормотал он и, корзинами хрустя, полез прятаться.

А я всердцах плюнул и пошёл, понимая, что пока я здесь, не дадут мне от тех гнетущих воспоминаний избавиться. Даже ненадолго, даже совсем на чуть-чуть…. И только я так подумал, тут же наткнулся на бугаёв. Из тех, что жилища грабили….

Хотел я молча мимо пройти…. Не получилось. Дорогу они мне преградили…
- Ты торгаш, что ли? – спросил один из них.
- Да, - ответил я, хмурясь.
- А чего у тебя есть хорошего? Чего приволок? – говорил бугай, на торбу показывая….
- Да ничего у меня нет…, - ответил я, начиная из себя выходить потихоньку. – С хрена ли у меня что-то будет? Если я тут, в клетушке просидел чёрт знает сколько….

- А…. Так это ты из клетушки-то…? – сказал бугай. – Куда идёшь?
- На Шарах, - произнёс я и напрягся, ожидая услышать знакомую шутку….
Но нет…. Не услышал…. Бугай лишь рукой махнул.
- Туда иди….

А я подумал вдруг: «Дай-ка спрошу, чего там, в Шарахе этом? И смешного, и вроде опасного одновременно?». И спросил…. Но толку так и не добился. Посмеялись бугаи….
- Придёшь – узнаешь, - говорят.

Полдороги я потом плевался…. Ну что за придурки такие? Почему нельзя нормально, по-человечески объяснить? Вот и гадай теперь, как себя там вести. Чего можно делать, а чего нельзя….

Нож-то я свой уж точно никому показывать не буду. Да и торбу выкину потом, скорее всего. Чёрт с ней…. А то, может, и в Шарахе Слизня хорошо знают? Так я решил сначала.

Но, даже потом, когда я пинал жука, выползшего на свет через заграждение разобранное, и когда сам через это же заграждение перелезал, и когда в кромешной тьме оказался, всё ещё думал, как мне в Шарахе не опростоволоситься и в передрягу какую-нибудь не попасть. Размышлял, о чём буду говорить, и о чём буду помалкивать…. Да и об остальном…. Всё обдумал. Осталось, только туда добраться.

А ведь это тоже непросто. Опасности повсюду. И я не считаю того жука, который хотел на ногу мою забраться…. Совсем немного пройдя, в одном из закутков я увидел людей…. Скорей всего, их бугаи недобитками-то называли. И мужики, и бабы там сидели. Тихо сидели. Притаившись. Ждали, похоже, когда захватчики награбятся вдоволь и уйдут.

И хоть прошёл я мимо, сделав вид, будто никого не заметил, опасность, что стрела полетит мне вслед, всё же была…. Я спиной чувствовал, что была. Ну а дальше началось уже дело привычное. Проходы, лишайник, тина…. Жуки, пауки, слизни, мокрицы…. От скорпиона пришлось удирать. Хорошо ещё, что ни кроты мне не попадались, ни муравьи. Как о них вспоминаю, укушенную руку начинает дёргать….

Но всё-таки странно. Старик говорил, что до Шараха недалеко, а иду, иду…. Уже два раза отдыхал. И запасы свои почти все съел. И воду выпил. Может, из-за того, что я дороги не знаю, медленно получается? Знал бы дорогу, быстрее бы шёл? А ещё развилка та у меня из головы не выходит. Не просто так, видно, на земле ракушки в линию сложил кто-то…. Один сложил, а другой пнул. Небольшой кусочек только целым остался.

А если эта линия когда-то стрелкой была? Указателем. Как на Шарах идти…. Она мой путь пересекала, а я перешагнул её, балда. Перешагнул, потому что боялся на развилках сворачивать. И сейчас боюсь. Свернёшь раз, свернёшь другой, и привет. Заблудился….

Но всё равно, чувствую, придётся к той развилке вернуться. А то впереди начинается спуск…. Что же мне теперь опять вниз тащиться? Мне так-то наверх надо….

И тут я услышал звуки… Где-то далеко, но всё же узнаваемо играл инструмент, который у нас стришкой зовут. Я его раньше частенько слышал. Как зазвучит стришка, значит, музыканты идут. И, значит, петь будут и плясать. И народ набежит с округи повеселиться. Потому что музыканты поют больше песни весёлые. Грустные-то чего петь? Грусти и так хватает….

Особенно я любил слушать, когда Поддувало пел. Играл-то он паршиво, и голос у него был скрипучий и ломкий, но уж песни…. Он их прямо на ходу сочинял. И складно так получалось у него…, заслушаешься. А до чего смешно….

Вот он, например, человека видит, и тут же песню по него сочиняет и поёт тут же…. Все вокруг смеются, а человек, если он сам весёлый, тоже…. Но часто людям не нравится, когда потешаются над ними. Тогда они или убегают, или в драку лезут. А в другой раз опять слушать идут. Интересно ведь. Да и необязательно впереди стоять, можно встать за спинами…. Я всегда за спинами стоял….

Вперёд я старался пролезть только, когда Звона пела. Она тоже умела играть на стришке.

- А это откуда?! – сказал он удивлённо. – Это же Слизня нож… Да точно… Помню я… В руках держал. Слизень частенько его на кон ставил. Сколько раз такое было, сначала проиграет, а потом отыгрывается…. Всегда отыгрывался. И ещё хвастался, бывало. Ничего, говорил, вернее этого ножа нет. Всегда назад к хозяину вернётся….

- Слизень…? Здесь…? А его видел кто-нибудь? – спросил Набой.
Бугаи головами помотали.
- Давно уж его никто не видел, - говорят. – Сгинул, наверное.
- Сгинул…? – Набой произнёс задумчиво. – А я слышал, что он заговорённый, будто….
- Ну… Мало ли…, - ответили ему.

А ещё кто-то сказал:
- А может, и его тоже…? Того…? Поди, не первого торгаша обирают-то…
Тут уж все призадумались. А раздумья эти парень какой-то прервал. Тоже, видно, из Набоевских. Только почти без доспехов и вооружён самострелом, а не дубиной. Прибежал он откуда-то со стороны, Набоя подозвал, шепнул ему что-то, хихикая, и обратно бегом. Набой вслед ему двоих бугаёв послал и заулыбался. Башкой помотал, нос почесал и говорит:
- Нашёлся братец мой пропащий. Грибов хмельных, видно, нажрался, в закуток заныкался и спит теперь…. Всё на свете проспал….

Эти слова здорово развеселили всех. Бугаи захохотали…. Хохочут, друг друга по плечам хлопают, руками машут тоже…. Ну и мы со стариком, конечно…. Чем мы хуже? А Набой, посмеиваясь, шутит дальше:
- Тише…. Не будите…. Пусть братец-то поспит. Намаялся ведь. Нелёгкое, видно, дело родных предавать….

А вот от этой шутки стало мне что-то невесело совсем. Да и бугаи тоже закряхтели и нахмурились…. Кто носом шмыгает, кто бороду разглаживает задумчиво…. Навеяло видно…. И Набой сам повздыхал немного….

- Да уж…, - говорит. И тут же на меня взгляд перевёл…. – Ну хватит нам голову-то морочить. Говори уже, есть тут твой нож?
Что ещё мне было делать? Скрепя сердце, сказал я: «Нет».

- Нет…? – переспросил Набой и рожу скорчил недовольную. Надоел я ему уже, видно. – Если нет, значит, не найдёшь ты его. У Щура он, наверно. Или у кого из недобитков…. Неужели их сейчас разыщешь? Попрятались, кто где. Так что…. Чего уж теперь…. Нет твоего, возьми другой. Вон Слизня нож неплохой. Ну что, берёшь…?

«Хе, - усмехнулся я про себя. – Спрашиваете…» У меня от волнения рука даже затряслась, когда я её за ножом своим протянул. Я запрыгать готов был от радости, как дурачок, когда почувствовал ладонью рукоять знакомую. Я, наверное, обнял бы каждого…, если б не сдержался. А так, просто под рубаху нож свой спрятал от посторонних глаз и пояс на штанах потуже затянул.

- Всё…, - сказал Набой, как отрезал. – Нам с тобой возиться недосуг. Дальше сам уж… Походи по жилищам, собери, что тебе нужно. Людишки-то разбежались все, так что…. Давай сам.

И только сейчас я внимание обратил…. В жилищах, в которых мне поживиться позволили, уже шурует кто-то. Набоевские конечно. Чьи же ещё? Да и сам Набой торопился, видно, к ним присоединиться.

Тут старик голос подал снизу. Он всё это время на земле сидел. А теперь Молотило подняться ему помогал.
- Погоди-ка, Набой. – говорил старик, кряхтя. – Ведь этот таракашка и дороги-то домой не знает…. Я вишь, чего подумал-то…. Не гостит ли у нас другой какой торгаш? А то, тогда бы они вдвоём-то….

- Верно…! – перебил старика Молотило. – Был торгаш! Да только он ушёл уже….
- Так он на Шарах подался, - сказал один из бугаёв.
- Точно. Точно. На Шарах, - подтвердили другие…

- Ну вот, значит, - сказал мне старик. – Идти тебе надо на Шарах. Может, ещё застанешь торгаша того. Туда не шибко далеко идти-то….
- Да…, - опять влез в разговор Молотило. – Только когда на Шарах придёшь, смотри, чтобы тебя там самого не шарахнуло…

Я, конечно, не понял, но, похоже, Молотило что-то смешное сказал. Потому как вокруг все загоготали, затряслись, захрюкали…. Ну и я… немножко посмеялся, чтобы не подумали, что я совсем балбес какой-нибудь, непонимающий. А потом ещё спросил на всякий случай, не собирается ли вдруг из них кто-нибудь на Шарах податься? Но они ответили, что, мол, им туда ходить ни к чему. Они девок в Бурунце берут….

Ладно…. Что ж делать-то. Придётся мне опять одному, впотьмах, с факелочком тусклым…. И хоть уверял меня старик, будто заблудиться невозможно никак, что туда и ребёнок доберётся, и, мол, главное держать направление…. Но я-то знаю. Чёрта с два там направление удержишь. Особенно когда на пути одни развилки да тупики попадаются. Так что поблуждаю я ещё…

Тут нахлынули на меня воспоминания разные, неприятные. Проходы эти бесконечные вспомнились и твари ползающие, которые сожрать меня пытались, тоже. И Косорыл вспомнился, ведь это он и дружки его убедили меня в том, что люди могут быть ничуть не лучше. И ещё потому, что я его, как говорится, прямо воочию узрел…. Хотя услышал немного раньше. Невозможно его было не услышать….
- Отпуцти меня! - орал Косорыл на всю округу. – Я торгася…!

Да и как тут не орать, если два бугая за руки тебя схватили и тащат куда-то.
- Отпуцти! Цкотина! – упирался, извивался и брыкался Косорыл. – Я торгася! Торбу видись, цкотина?! Торгася я! Торгася…! Пуцтите! Цкотины вы!

Торба, с помощью которой он пытался прикинуться торгашом, висела у него на шее. И я, конечно, узнал её…. Что я, свою торбу не узнаю? А Косорыл продолжал орать, утверждая, что он торгаш, даже когда его перед Набоем поставили. И только после слов: « Хватит дурит, Косорыл! Что ты нам мозги накручиваешь? Знаем мы, кто ты! Уймись!», он замолк и затрясся, бешено вращая глазами. А когда с его шеи торбу сорвали, то на землю даже попытался залечь.

- Твоя торба? – спросил меня Набой.
Я не сразу ответил…. Подождал немного. На всякий случай. Мало ли? Да и ответить уклончивей постарался.
- Да вроде, - говорю. – Похожа… так-то….
- Забирай, - сказал Набой и тут же на Косорыла переключился…. – А с тобой-то что будем делать?

Косорыл вздрогнул, взглянул на Набоя, потом на меня, выпрямился, голову запрокинул и заблажил:
- Я мертцвен…! Мертцвен! Мертцвен я!

Чёрт возьми…. Даже я этого не ожидал, хотя не так давно сам блажил так же, что уж говорить о бугаях…. Те, кто Косорыла держал, хватку ослабили. Другие попятились, переглядываясь друг с другом…. Даже у Набоя лицо вытянулось, то ли от удивления, то ли ещё от чего…. От страха может?

Только старик, усмехаясь, сказал:
- Надо же…. Ещё один мертвен объявился.
И не дожидаясь вопроса: «Почему ещё один?», продолжил говорить:
- Наш-то торгаш хорошо придумал. Он, вишь, тоже мертвеном прикинулся, когда Щур ему смертью пригрозил…. Если так дальше-то пойдёт, пальцем никого нельзя будет тронуть. Чуть что, сразу вопить начнут и мертвенами прикидываться…. Хорошо…. Хорошо торгаш придумал.

Косорыл, как эти слова услышал, башкой замотал:
- Нет! Нет! Я не это…! Я мертцвен! Мертцвен я!
А старик нахмурился. К Косорылу подошёл и влепил такую оплеуху…. Что надо, оплеуху влепил. Ещё бы, знаю я, хоть старикашка и выглядит тщедушным, но рука-то у него крепкая. И ладонь жёсткая, как клешня у скорпиона…. Косорыла развернуло даже. А поскольку бугаи его почти не держали, то он мордой вниз на землю повалился. Скрючившись и кровь из-под носа вытирая, он ныл и бормотал что-то вроде: «Батця…. Батця…».

Тут Набой очнулся будто….
- Всё, хватит, - сказал он, скрипя зубами от злости. – Надоел…. Пора кончать с ним….
И кое-кто из бугаёв, видимо самых исполнительных, уже потянулся за ножом…. Так что, если б старик не остановил их, Косорыл с земли мог и не встать больше. Но старик остановил….

- Не сметь! – рявкнул он так грозно, что это произвело впечатление не только на меня. Даже Набой остудил свой пыл, и только поморщившись, сказал:
- Отец…. Что ты делаешь?
- Я хочу с ним поговорить, - ответил тот. – А там уж сам решу….

Набой плюнул и поглядел на старика, недовольно хмурясь. Не знаю, как другие, а я-то сразу понял, что в бешенстве он и едва сдерживается.
- Сколько я раз слышал такое…! – почти крикнул Набой. – Ты говорил с ним, а потом прощал! И в этот раз простишь…! Он поплачется, поскулит, и ты его простишь! А дальше что…?! Помнишь, когда он гривну прадедовскую торгашам продал?! Я сказал тогда, что скоро он и тебя продаст с потрохами! И вот…! Давно уже надо было ему глотку перерезать…!

- Режь тогда и меня, - огрызнулся старик. – Я его вырастил таким. Значит, я виноват тоже…. Режь и меня….
Набой плюнул в сердцах ещё раз…. Попыхтел немного, нервно походил, глядя в землю и, в конце концов, пальцем на Косорыла показав, ответил:
- Мне не придётся…. Вот кто это сделает…. Потом. Когда ему грибов хмельных захочется….

Старик промолчал. Но думаю, уступать он не собирался…. И я не знаю, чем бы это всё закончилось, если бы не прибежал тот парень, с самострелом.

Вот уж кто настоящий проныра…. В прошлый раз он Косорыла нашёл, а теперь….
- Бабы! – крикнул он ещё издалека.
Только сперва из-за спорщиков его мало кто услышал. Ему пришлось ближе подбежать и крикнуть «Бабы!», ещё раз. Теперь-то на него все внимание обратили.

- Бабы… Бабы, там…, - парень с самострелом повторял, показывая на проход, откуда Косорыла привели. – Они, видно, с перепугу в тупик забежали…. Они там сидят…. Им деваться некуда.

Эта весть привнесла воодушевление в ряды заскучавших было бугаёв. Они взбодрились тут же, повеселели…. Кто-то усы и бороду мечтательно разглаживал. Кто-то, потирая руки, говорил: «Вот повезло, так повезло». А старик, хихикая, Набою подмигнул хитро и по плечу его хлопнул….

Да и у меня самого заклокотало внутри и сердце чаще забилось, когда бугаи к бабам пошли и меня с собой потащили. Я не то что бы не знал, что и как там будет происходить…. Всё-таки, я уж не дитя малое. Слышал много историй о девках и бабах, которых бандюки похищали. И о том, что они с ними обычно делают, наслышан. Я так же видел, когда ещё с родителями жил, как сам Заступ к соседям приходил, деньги приносил и за своего сынка-ублюдка просил. Чтоб миром, без суда…. А ещё я знаю, как с такими сынками поступают, если у них нет знатных папаш с полными кошелями….

Но то ведь у нас…. А тут по-другому всё. «Военная добыча», - старик мне сказал. И поэтому думал я не о том, что могу стать ублюдком, как Заступовский сынок, а о том, что и как мне сделать, чтобы в этой моей новой компании не опозориться ненароком. Опыт-то в таких делах у меня не ахти какой….

Ещё до того, как дядька меня к себе забрал, это было. Ту бабу Полушкой звали. Таскалась она с кем ни попадя, и поэтому я вполне мог рассчитывать на успех в своём стремлении. Правда, с нами в тот раз были ещё двое моих знакомых. Но они занимались больше тем, что набивали себе рты хмельными грибами…. А я не ел. Я выжидал…. И дождался вскоре. Эти двое подрались во хмелю, а потом и вовсе пропали куда-то. И я мог спокойно всё своё внимание Полушке уделить.

Сама Полушка к моему вниманию отнеслась как-то безразлично. Она спокойно позволяла себя раздевать. И скорее всего, позволила бы всё, что угодно…. Но только больно уж она этими грибами ужралась и вела себя просто, как пьяная в хлам дура. То хохотала, то слёзы лила. И болтала без умолку. Всё вспоминала хахалей своих. Кто был хороший и бусы подарил, кто был ни то ни сё и не подарил ей ничего, а кто и вовсе плохим оказался и глаз ей подбил….

А я, наслушавшись этих россказней, этих слезливых и слюнявых откровений, вдруг понял, что все желания и стремления у меня пропали. И ни черта я уже не хочу, кроме как пойти куда-нибудь к чёртовой матери, а ещё лучше домой пойти….

Но самое обидное, что, сколько бы я перед собой ни оправдывался, вспоминая эту историю, я каждый раз воспринимаю её, как свою личную неудачу. И вот теперь, когда я тащусь за бугаями, то чувствую, как всё больше холодеет у меня в груди, и как ноги мои перестают слушаться…. Потому что боюсь я снова оплошать. И насмешки в свою сторону слушать мне тоже как-то не хочется….

Долго он по проходам бегал. Дядька Валун, когда от Вострецовских холуёв прятался, слышал тоже, как голосил он, помочь всё просил…. Рассказывал, потом…, дядька-то: « Орёт он. А где орёт? С какой стороны? Непонятно. Вдруг из-за угла выскочит? Или ещё, откуда не ждёшь…». Опасное дело. Настороже постоянно, быть приходилось….

А братец, ясное дело, помер. И хоть не скажу, что он прямо-таки замечательным братом был, и тычки я от него получал, и затрещины, но всё же родной человек, как-никак. Поэтому, когда вокруг плакали все и причитали, не удержался от слёз и я. Тоскливо на душе стало. Да ещё вдруг представилось мне, будто все мои родные, мамка, батька, сёстры, братья, дядьки и тётки тоже померли вдруг. И остался я совсем один, горе мыкать…. Как же тут не прослезиться?

Но, чёрт возьми, кто мне через стенку-то нашёптывает? Ума не приложу. Со стариком я посоветоваться хотел было, так тот носом в бороду уткнулся и храпит… Ладно…, не буду его тревожить. Подожду, пока сам проснётся….

Сижу. Жду. А меж этим делом, через прутья клетушки смотрю. На то, как люди туда-сюда шастают, на то, как нашего Сторожишку другой сторожишка менять пришёл. Как они разговаривали долго, слушал ещё…. Наш-то, жаловался всё, бок свой потирая. Да отомстить тому любителю пинаться, грозился….

А потом, когда уж надоело наружу пялиться, подумалось мне вдруг, отчего не знаю: «А вдруг, в клетушке этой, за непроглядной тьмой, скрывается ещё что-нибудь…? Не только горькая вода, стекающая по стене, а что-то ещё, о чём старик не захотел рассказывать? Он ведь не так уж прост, старикашка чёртов…».

Постарался я вглядеться получше туда, в темноту… И неожиданно она расступилась, будто спасовав передо мной и пугаясь моего взгляда…. Мне так показалось. Я решил, что так…. И, подавшись вперёд, попался на эту коварную уловку…. Тьма обхватила меня, крепко прижала к себе и потащила, беспомощного, вглубь клетушки. Плавно и неспешно несла она меня в своих объятиях. Всё дальше и дальше….

И ведь сколько раз я подумать успел, что пора бы мне в стенку упереться. Так нет…. Не зря я похоже подозревал, что нечисто здесь что-то. Клетушка-то оказалась вовсе не тесной, а какой-то слишком уж большой. Просто уму непостижимо, какой большой она оказалась…. Безграничной просто….

А тьма всё несла меня и несла, пока я не ощутил, что нахожусь на какой-то грани между тем, что было и есть, и тем, что ни осознать, ни объяснить невозможно. И это неосознанное и необъяснимое бушевало там, на той стороне, за гранью, которую я ни за что не смог бы преодолеть. И не потому, что она являлась для меня серьёзной преградой, а потому что я сам являлся для себя преградой.

То бушующее и неосознанное, прикосновение которого я чувствовал, вызывало у меня одновременно и восторг, и трепет, и любопытство…, и ещё…, чёрт знает что…. И стремление хоть как-то постичь непостижимое, и хотя бы попытаться его осознать.

Я, конечно, даже надеяться не мог и за всю свою жизнь осуществить хоть малую толику моих стремлений, если бы не тот голос….Он зазвучал совсем не так, как слышал я его когда-то, прислонясь ухом к стене, а гораздо отчётливей и громче. Это он поведал мне, что и как движет этим миром, внутри и за пределами его. И уже в следующий момент всё сущее показалось настолько простым и настолько понятным, будто я смотрел не на этот мир, а на свои раскрытые ладони.

Ни одного секрета, ни одной тайны от моего понимания не смогли бы теперь ускользнуть. Всё, что происходило и происходит, и всё, что будет происходить, я знал, я видел и мог предугадать….

И даже тогда, когда я проснулся от шума и гама, вместе с остатками сна всё ещё сохранялись и мои знания. Но лишь стоило мне отвлечь внимание, как они развеялись, и вспомнить хоть что-нибудь, хоть самую малую толику, я уже смог.

«Ну что за люди, чёрт возьми…. Чего там у них всё время случается? Опять, что ли, жужелица прорвалась и кого-то искусала?». Так я думал с досадой, глядя наружу и удивляясь тому, что меня уже никто больше не сторожит…. Ну нету нигде этого сторожишки. Съели его будто…. А шум и крики всё не утихали. А иногда даже громче становились.

Эх, если б мне удалось заглянуть подальше…. Жаль, что глаза у меня не как у улитки. Прижался я к прутьям щекой что есть силы, и всё одно ни черта увидеть не удалось.

И тут мелькнуло что-то перед глазами…. Прутья хрустнули. Отпрянул я. Смотрю. Стрела в них застряла…. Торчит и всем своим видом говорит мне как бы: «Хватит мечтать, балбес, опомнись…». Вот здесь-то и захлестнуло меня. Так жутко стало, что даже дыхание перехватило. «Всё, - думаю. - Началось. Придут сейчас убивать». А что я-то сделать смогу? Как уберечься? В уголке тёмном затаиться если только, да и то…. Найдут всё равно….

Вскочил я, попятился. Да забыл, что старик тут, рядом сидит. Запнулся я об него, да и на него же и повалился. А тот проснулся и, перепугавшись спросонья, давай меня отпихивать….
- Ты что…?! Бешеный! – орёт.
Сполз я со старика кое-как, к мокрой стенке в углу прижался….
- Смотри, - говорю ему. – Началось уже. Теперь недолго осталось.

А он только башкой вертит, сообразить пытается, что происходит. А когда всё-таки сообразил, затрясся весь тут же. Пальцами прутья клетушки обхватил. Лбом к ней прижался. Глаза вытаращил. И запричитал, как ополоумевший:
- Дождался наконец…. Наконец-то дождался…. Дождался….

Я забеспокоился даже, как бы ему вдруг плохо не сделалось. Знаю я, что с человеком от радости большой или от горя удар может случиться…. Бывает такое, говорят. Или спятит вконец…. Тоже нехорошо ведь. Вон он уже клетушку трясти начал. И не причитает, а рычит:
- Наконец-то! Дождался! Ну же…, ну же…!

Я стою, смотрю на это буйство, а у самого ком в горле, и лишь одна мысль в голове вертится: «Ничем хорошим это закончиться не может…». А тут уж я и вовсе присел, когда тень чья-то в проходе мелькнула.

Старик её тоже заметил и ещё пуще клетушку принялся трясти.
-Набой! – заорал он. – Набой!
И будто узнав кого-то…:
- Молотило!

Того мужика, что в проходе мелькал, похоже действительно Молотилом звали. К клетушке он подошёл, удивлённо хлопая глазами, и за голову свою косматую схватился, шлем ненароком с неё спихнув…. Шлем, грохоча, покатился по земле, а Молотило пробормотал:
- Дядька….

Старик, меж тем, на ноги поднялся и говорит с укором:
- Ну, что вылупился? Долго вас, чертей, ждать? Отворяй, давай уже….

- Да мы ж, дядька, думали, что помер ты, - бормотал Молотило, суетливо открывая запор. – Думали, что уморили тебя здесь….
А потом, распахнув дверь, старика в охапку сгрёб и сдавил так, что тот взмолился:
- Осторожней. Поломаешь ведь…. Бугай.

Смешно было видеть, как здоровенный косматый мужик в доспехах, с дубиной расчувствовался, малый ребёнок будто. Я даже заулыбался. И хорошо так сделалось…. Прямо от сердца отлегло. Я, как-никак, совсем недавно к смерти готовился, так что теперь и улыбнуться не грех….

- Ладно. Будет тебе…, - говорил старик Молотилу, похлопывая его по спине. – Иди-ка, скажи там, что живой я. Пускай встречают. А то вишь, сам-то я боюсь, не дойду….
- Да чего там, - усмехнулся Молотило. – Я тебя на руках донесу….
- Иди. Иди, говорю тебе, - повторил старик настойчиво. – Пускай сюда Набой придёт. А то, что это…? Ждёшь его, ждёшь….

А потом меня, когда Молотило-то ушёл, к себе подозвал, за шею рукой обхватил, и зашептал на ухо:
- Всё теперь. Можешь не бояться. Не обидит тебя никто…. Но только, вишь чего…. Не говори, что ты не торгаш. А говори, что ты, мол, торгаш. Ограбили тебя здесь. Всё отобрали…. Понял?
Я кивнул.

Конечно, я всё понял. Я ведь и не думал расслабляться. Всё-таки не в родительском доме нахожусь. Далеко ещё до родительского-то дома. И неизвестно, попаду ли туда…. Ну а так-то, если прикинуть…, что мне жаловаться? Жив, здоров, укус на ладони заживает. Человек, который вроде и чужой совершенно, а обо мне заботится, как о своём…. Встречаются ещё, значит, хорошие-то люди?

А то, что испытал? Ну, помариновали меня немножко тут. Ну, понервничал. И что? В конце концов, удача опять мне улыбнулась…. А вот тем, кто меня взаперти держал, нет. И кое-кому из них уже никогда не улыбнётся.

Лежат они в проходе, где бойня была, и там, и тут. Четверо, не меньше…. Увидел я их, когда мы со стариком до развилки доковыляли. Одного я, кажется, даже узнал. Того, что поодаль лежал, и с которого доспехи стаскивали…. На Зубзазуба он был больно похож. Правда, я особо не вглядывался….

Да и когда вглядываться-то…? Набой, сын стариковский, со своими бугаями насел. Глядят на меня с подозрением, недобрыми взглядами. И выспрашиваютт, что и как, кто есть такой и откуда. Неуютно даже стало как-то…. Хоть и подмышками дубины у них, но выхватить-то их не долго. Хорошо ещё, что самому мне на вопросы отвечать не пришлось. Старик за меня ответил. И то, что я торгаш, и что вещи у меня отняли…. Всё сам рассказал.

И тут я понял, как прав он был, когда торгашом мне советовал назваться. Слово «торгаш» и на бугаёв Набоевских да и на самого Набоя, как заклинание подействовало. Недобрые взгляды подобрели, а подозрительность сменилась сочувствием. А гнев и досада, что в голосах их слышались, теперь относились совсем не ко мне, а к прежним врагам - Битку и Щуру.

- Да…. Ну и дела, - говорили они, негодуя. – Что же это они совсем берегов не видят?
- Нет уж, - сказал Набой, к бугаям своим обращаясь. – Мы такое позволить не можем. Чтобы торгашей грабить…? Что же это будет, если все торгашей грабить начнут? А…? Если Щур с Битком бандючинами стали, то ведь мы-то не такие…. Мы сами вернём, что забрали у торгаша эти скоты. Что там было-то? Нож, торба, товар? Что ещё?
- Да всё… вроде, - говорю.
- Ну, значит, только это, - кивнул Набой, и на бугаёв своих глядя, спросил. – Ну что?

А те плечами пожали, головами покачали и согласились…. Только один из них спросил:
- Как это будет-то? По жребию или как?
- Да на кой нам это надо…! - заголосили наперебой остальные. – На кой чёрт его в наши дела впутывать…! Пускай своё забирает, а там мы сами…! Отдадим, да и с плеч…!

Принесли они ножи, которые, похоже, около убитых нашли. Мне показывают…. И тут мне повезло. Чертовски повезло. Причём дважды… Сначала я среди тех ножей, что мне показали, свой нож увидел. Увидел и чуть не подпрыгнул от радости. Рука, было, сама к нему потянулась, и я готов уже был крикнуть: «Вот он! Вот он!»….

И тут мне второй раз повезло. Опередили меня. Один из бугаёв Набоевских раньше меня его схватил. - А это откуда?! – сказал он удивлённо. – Это же Слизня нож…. Да точно…. Помню я…. В руках держал. Слизень частенько его на кон ставил. Сколько раз такое было, сначала проиграет, а потом отыгрывается…. Всегда отыгрывался. И ещё хвастался, бывало. Ничего, говорил, вернее этого ножа нет. Всегда назад к хозяину вернётся….

Нет, не решился я…. Мало ли? Вдруг мертвены не едят? Хотя, внутри у меня просто беда, в животе ни куска, на душе тоска. Хоть плачь. А этот-то…, так и стоял, ждал, пока старик последний кусок не проглотил. И только потом дверцу захлопнул и пошёл…. Поглядел напоследок, как Сторожишка бок свой наглаживает….
- Смотри, огрызок. Башку свою проспишь…, - говорит.

«Огрызок». Словечко какое колкое…. Понравилось мне даже чем-то оно. Ни в жизнь бы не догадался, что к человеку его можно применить. А ведь применить-то есть к кому…. Да хотя бы к Косорылу. Или ещё, к этому…. Сяма его зовут. Часто я видел его на рынке. И как он возле Белоны отирается, тоже видел. Сам-то и гроша не стоит, и кроме напыщенности глупой ничего у него нет…. Хотя строит из себя невесть что. Такую ерунду мелет, просто диву даёшься. Говорит, будто батька его - самый лучший отловщик кротов. Будто все те кротовьи шкуры, что у Заступихи в жилище имеются, все до одной им добыты…. И не только у Заступихи, но и у многих других богачей…. Смешно…. Все же знают, что Сямин папаша портошных дел мастер. Портки он шьёт да подшивает. А Сяма только башкой крутит в ответ…. «Нет. Нет, - говорит. – Сейчас просто время не ловкое. Все кроты далеко отсюда ушли…. Как назад вернутся, он опять ловить начнёт…». Что ещё тут скажешь? Огрызок, он огрызок и есть…. И чего она его слушает?

Тут старик размышления мои прервал. В плечо толкает…. И в нос мне кусок вяленый суёт, пожёванный немного да обмусляканный, изо рта, похоже, достал.
- На хоть. На зуб кинь, - говорит. – А то вишь как?

Ну…, в другое-то время я, может, и подумал бы…. А сейчас, куда деваться? Взял…. Да чего там, кусочек-то? Полетел он в брюхо, как в яму бездонную. Как в пустое ведро плевок. Только аппетит раздразнил ещё больше…. Ну да ладно. И на том спасибо.

- Эх, - вздыхаю я, морщась и живот почёсывая. – Сейчас бы хоть водицы кружечку…. Как помню, бывало, из ведра зачерпнёшь…, смотришь на неё, а она чистая, прозрачная, через край плещется. А сама холодная и вкусная до чего….

- Видно, неплохо ты жил-то, - косится на меня старик. – Еды вдоволь. Вода всегда свежая. Не то что здесь, и жрать не дают, и вода не вода, а горечь одна.

- Ха, горечь, - усмехаюсь я. – Да хоть и горькая была бы…, а где она, вода-то? Где…? Нету.

- Отчего ж нет? – старик говорит, зевая. – В темноту получше всмотрись…. Вон вся стенка сырая. Только, правда, тут изловчиться надо….

Говорит он, а я ушам своим не верю…. «Ну, ничего себе», - думаю. Огорошил старикашка чёртов. Раньше-то где был? Мне тут пить жутко охота, а он только и делает, что сказками своими меня пичкает. А о главном-то только сейчас сказать соизволил….

Посмотрел я на него с укором, и к стенке побрёл. Руку вперёд выставил и крадусь - не видно ж ни черта….
И правда, уткнулась моя рука в мокрое. Течёт по стенке вода. А что толку? Она по всей стене растеклась. Её не соберёшь…. Я руку лизнул. Помочил и снова лизнул. Нет. Не напьёшься так…. Попробовал сразу языком…. Тьфу…. Горечь.

А старик, будто видит, как я мучаюсь, изловчиться не могу, зевнул громко и говорит:
- Я тоже поначалу…. И так, и сяк…. А потом ногтём желобки проковырял и под ними приямочек. Губу туда вставляй и жди, пока само натечёт…. Рукой пошарь, если, как крот, слепой…. Да много не пей, брюхо заболит….

«Много не пей». Насмехается надо мной он, что ли? Пока по капельке полный рот наберётся, рехнуться можно. Стоишь с выпяченной брылой, прямо как Шаркало, когда подачку выпрашивает. Нос ещё мешает, и скулы немеют…. Сделал я глоток…. Ну и горькая…. Всё. Хватит. Не хочу больше пить.

Но стенка всё же хорошая. Если не напиться, так умыться можно. И ещё послушать, не шепчет ли ветер за ней…. Нет. Не слышно ничего. Вода только в ухе журчит…. Зато услышал я, как старик керкает опять.
- Одно-то ухо ты напоил, - посмеивается он. – А другое когда будешь?
- Ничего я не поил, - обиделся я.
Да и, правда, сколько можно насмехаться?

- Бывает, что ветер шепчет за стеной, - говорю. – Вот я и прислушиваюсь…. Чего тут смешного?
А ведь подействовали мои слова на старика. Ухмылка с его лица сползла. Задумался он, нахмурился. Ладонью машет…. Подойди, мол.

- Правда твоя, - шепчет он. За рубаху меня клешнёй своей прихватил и к себе тянет. – Ничего смешного нет тут…. Говоришь, ветер? Да…. Ветер…. А ветер что есть? Ветер есть – дух. А какой дух с той стороны может тебе шептать? Тот, который с этой стороны на ту перебрался. Понял, да…? Вишь, как получается-то? Я ведь тоже слушал, что прадед мой шепчет…. Там…, на дальнем тупичке, его хорошо слышно…. Великим человеком был при жизни-то. Все его уважали и слушали. А я его и после смерти слушал…. Вот так….

Тут уж и моя очередь пришла призадуматься. Но сперва я рубашку из стариковских пальцев вытянул и на место своё уселся.
- Странно, - начал я вслух размышлять. – Нам всегда говорили, что на той стороне ничего нет…. Когда-то, давно, там все жили. И люди…, и вообще..., всё живое…. Но когда старый бог рассердился, жить там стало невозможно, и кто смог, сюда перебрался. А с той стороны…, я не знаю…, чудища какие-нибудь живут только…. Так наставники нас учили….

Опять смеётся старикашка. Башкой трясёт и керкает.
- Что же, по-твоему? Тебе чудища оттуда шепчут? – спрашивает.

- Не знаю я, - отвечаю. – Это ведь я так сказал, что ветер. А на самом деле…. Чего там…? Хотел я дядьку спросить да не решался всё. Думал, не поверит. Думал, скажет, мол, чудится мне…. А потом….

- Эх. Хороший ты парень, - старик, плечом меня в плечо толкает. – Пужливый только…. Но зато толковый, сообразительный. Сам слушать научился…. Не то, что мои остолопы…. Одному грибы голову затуманили, другому лишь бы дубиной помахать…. А ты, вишь…. Только не учили тебя, видно. А если и учили, то не тому. Ты меня слушай…. Как ведь получается? Был же твой дух, до того как здесь появиться, где-то? И будет он в другом месте потом…. А другое-то место, оно как раз с той стороны и есть. Вот…

Слушай, чего говорю-то…Тот, кто отсюда туда перебрался, глядит на нас, здесь живущих, как мы на улиток глядим. Разве ж улитка может знать, что её ждёт? Что крот её унюхал, или ёж, того и гляди, настигнет…? А ты можешь знать. Ты видишь…. Со стороны-то виднее…. Понял? То-то же…. Смотрят, значит, они оттуда, как мы барахтаемся здесь, слепыши будто, и жалко им нас становиться. Им бы подсказать нам, как да чего…. Да они и стараются…. Не всё равно им, что у нас происходит-то…. Они ж предки наши. Только нам-то их услышать тяжело. Вишь, как получается…? Мне-то мой прадед ещё при жизни сказал, что, мол, слушай меня, как скажу так и делай…. Знал, что я сумею. Такой вот был человек…. А ты-то хоть знаешь, кто тебе нашёптывает? Кто-то из родственников твоих, должно быть. Ты подумай, кто это мог быть. Подумай. Тебе так легче понимать его будет….

Озадачил меня старик здорово…. А ведь и правда…, кто же это может быть? Ума не приложу. Может, дед…? Хоть и побаивались мы его, потому как строгий был и бранил нас за шалости часто, но уж если брался о чём-то рассказать, то вся его строгость будто улетучивалась куда-то. И не только мы, мелочь пузатая, но и взрослые собирались в круг и с открытыми ртами сидели, слушали…. Интересно уж больно у него получалось и складно. Даже по нескольку раз одно и то же рассказывал, бывало. И всё равно просили: «Расскажи опять».

Может, и он…. А может…? У мамки брат был младший. Нам-то он тогда большим дядькой казался. Но только разве с другими-то дядьками было когда-нибудь весело так? Мог ли кто придумать игры веселее, чем дядька Подмига придумывал? Помню, убегаешься, упрыгаешься, насмеёшься так, что руки и ноги, и даже щёки – всё болит…. Мы и представить не могли, как без него станет скучно.

А он заболел. Из жилища совсем выходить перестал. Всё лежал…. Лежал…. Мамка у него часто бывала. Ухаживала всё…. Нам ещё говорила: «Проведали бы дядьку-то хоть. Он ведь опять про вас спрашивал…».
Понятно, что проведать надо. Да только как-то страшновато становится, когда вокруг все только и говорят, что, мол, залезла в Подмигу какая-то тварь, и изнури его теперь пожирает.

Но куда деваться-то? Пришлось идти…. Помню, через порог переступили только, и всё, дальше боимся…. Как букашки, в кучу сбились…. Мы-то дядьку увидеть рассчитывали, а там лежит кто-то маленький, иссохший, с потемневшим лицом. Разумом нам может и понятно, что это он, наш дядька Подмига и есть, а глаза верить не дают…. И уши не дают. У дядьки голос был зычный, громкий, а у этого, такой слабый…, ни слова не разберёшь.

А мамка всё: «Скажите хоть чего-нибудь дядьке-то…». «Скажите чего-нибудь».
Вот я и сказал:
- Дядька Подмига…. Выздоравливай скорей….
Да и в глаза ему случайно заглянул. И увидел там столько тоски сразу, сколько, наверное, за всю жизнь по крохам не насобираешь…. Даже внутри похолодело.

А Бесило, помню, потом ещё ругал меня:
- Дурак ты что ли? Все уже давно говорят, что не жилец он. А ты…, «Выздоравливай»….

Или…? Или, может, это он и есть? Брат мой старший, Бесило? Он мне нашёптывает?
Вот ведь как в жизни всё вдруг перевернуться может…. Радуется человек большой удаче, например, а и не знает, что она ему боком выйдет. Да и откуда человеку знать? Он человек всего лишь, а не вещая блоха. Поэтому и брат мой радовался, когда его в артель приняли.

Да и в самом деле…, хоть и грязная работёнка клеем от насекомых проходы мазать, да заслоны ставить, да плесень светящуюся обновлять, зато при деле всегда. Всегда есть в тебе потребность. А от этого и кошель не пустой….

Ну и опасность есть, конечно, что уж говорить. Гадина какая-нибудь тебя исподтишка цапнуть может, или с лестницы навернёшься во хмелю…. Но вот так, чтобы…? Небывалое, говорили, дело….

Говорили, будто всё было как обычно…. Сидели, отдыхали да обедали. Потом на работу собираться стали…. Все поднялись, инструмент свой подбирают, а один всё сидит и сидит. Спит, как будто. К стенке спиной прислонился, сопит, только глаза открыты и в разные стороны глядят.

И кто же полез в чувство его приводить? Кто на корточки перед ним присел, за плечи схватил и трясти его начал? Конечно же, Бесило…. Остальные-то мужики в сторонке стоят, перешёптываются да посматривают с опаской.

А этот-то…, который, то ли спит - то ли нет…, голову поднял. Говорит: «Помогите мне…». Потом нож свой из кармана достал и брата моего пырнул в живот. Да ещё несколько раз….Бесило на землю повалился, а этот, наоборот, на ноги вскочил, и опять: «Помогите мне…». А у самого нож в руке, и кровь с него капает…. Мужики попятились. А этот, башкой повертел и в проходы убежал. Что с ним не так? Какая хрень его укусила? Чёрт знает….

Долго он по проходам бегал. Дядька Валун, когда от Вострецовских холуёв прятался, слышал тоже, как голосил он, помочь всё просил…. Рассказывал, потом…, дядька-то: « Орёт он. А где орёт? С какой стороны? Непонятно. Вдруг из-за угла выскочит? Или ещё, откуда не ждёшь…». Опасное дело. Настороже постоянно быть приходилось….

- Косорыл? – удивился я. – Твоего сына Косорылом зовут?

- Точно, - рожу старик скривил. – Косорыл. Он самый…. Торгаши его испортили. Всё грибками подкармливали, вот он и пристрастился… Паразит… Не знаю уж, надоумил его кто меня предать, или он сам? Не знаю…. Я-то, вишь чего…? На дальний тупичок хожу, с прадедом своим повидаться. Совета спросить, по косточкам евонным погадать. Или же просто так, посидеть возле…, поразмышлять…. А в последний раз пошёл - Косорыл из-за угла появляется…. Я, конечно, рассердился. Ведь сколько им всем говорено было, чтобы за мной ходить не смели…. Браниться стал…. И не услышал, как подкрались сзади и мешок мне на голову надели….

Старик закряхтел, голову опустив…. И показалось мне даже, что горькие воспоминания эти выдавили у него слезу. Посочувствовать ему захотелось как-то…, поддержать. Я ведь в этой поганой клетушке всего ничего сижу, и то уже тошно. А он тут сколько времени гнил?

- У нас тоже людей воруют, бывает, - говорю я, чтобы старичка от мыслей грустных отвлечь. – Бандюки воруют…. Но, думаю, они поскорее сбыть украденных пытаются. А чего их подолгу держать? Кормить ведь надо…. Да и стариков-то обычно не трогают, деток больше. Хотя…, всякое бывает…. Вот, помню, рассказывали…. У одной семьи детки пропали. И бабка старая, что за ними приглядывала, тоже…. Ну…, переживают все, конечно, с ног сбились….
А вскоре, являются к ним двое. Говорят, мол, сильно не переживайте, детки у нас. И бабка у нас. Денежки платите…. Понятно, обрадовались все, и за деток деньги сразу согласились отдать. А вот с бабкой заминка вышла. Уж больно она стара была. Платить за неё, сколько бандюки просили, не захотел никто. Показалось, что много слишком. Началась торговля. Потом ругань….
И, в конце концов, бандюки плюнули и сказали: «Гниды вы! Эту бабку, когда она помрёт, вы на удобрения продадите, а нам лишней монеты пожалели. Возиться нам с ней неохота. А то бы в жизнь вам её не вернули»…. Такое вот было, говорят…. Но не всегда ведь всё, как надо выходит. Может, у твоих-то…, совсем сговориться не получилось?

- Да нет, - старик головой мотает. – Тут не то…. С Битком не сговоришься. Он ведь не для выкупа меня здесь держит, а чтобы тыл свой прикрыть, пока со всей своей братией шляться чёрте где будет…. Тут вишь как получается…? Нашим-то, сказал он, что ежели рыпаться будут, меня тут же прикончат…. А я чего? Один раз Биток побитым пришёл, захотелось ему поквитаться. Другой раз побьют его, он опять не успокоится…. А вернётся с добычей? Ему ж всё одно мало будет. Да во вкус ещё войдёт…. И что же мне проживать здесь, пока не подохну? Сродственнички мои не шевелятся. Может, плевать им на меня? Мол, был – хорошо. Нет – ещё лучше…. А может, решиться не могут? Угроз Битка боятся…? Значит, получается, надо мне самому…. Самому решать надо…. Вот как получается. Ну, я и решил….

- Есть и тут всё-таки хорошие люди-то, - старик на ухо мне шепчет. - Нашёлся один. Помочь мне согласился. Весточку моему сыну передать. Я вишь чего решил-то…. Пускай передаст он сыну моему, будто помер я. Уморили, мол, тут меня вконец. И будто перед смертью я промолвил, что с тяжёлым сердцем ухожу, потому как те, кто мне страдания причинял, не понесут ответа. И косточки мои рядом с костями прадеда не лягут. И не свои, а чужие мокрицы будут обгладывать их…. Понял? Вот как я решил…. Вишь, чего? Может, слова-то такие на сынка моего, да и на родственничков тоже, подействуют как-нибудь? Может, поквитаться они захотят? Может…? Решил я, значит, так. И сделал так…. Вот…. Ну…, что думаешь-то? Хорошо ли?

- Хорошо ли? - поморщился я. - Нет. Не знаю....
Правду сказать, это показалось мне слишком уж как-то…. Да и от тётки Пузырихи слышать приходилось, что нельзя такое говорить - беду накличешь. Только вслух я этого произносить не стал. А то ещё подумает старик-то, что я бабские разговоры подслушиваю....

-Вот ещё…, - носом старичок зашмыгал и отвернулся, обиделся будто. – Придумай тогда чего получше….
- Так вон, Сторожишка-то наш, закимарил, - сказал я в полголоса. – Можно попробовать дверку всковырнуть как-нибудь, да убежать….

А старик в ответ закеркал, головой затряс. Не сразу я понял, что он смеётся так.
- Убежит он…. Таракашка, - говорит он, керкая. – Тут окромя сторожа этого, народу ещё полно. Да хоть те же бабы тебя обратно за волосья и приволокут…. И уж бегать-то мне…. Мои ноги уже своё отбегали….

- Что же теперь? Сидеть и ждать? – спрашиваю я, набычившись. – А если и правда придут убивать? Тебя прибьют…. И меня заодно….

- Ну вот, перепугался. Таракашка пужливый, - старикашка посмеивается. – Ты же мертвеном притворяешься…. Если хорошо притворяться будешь, не тронут тебя. Карыва ведь не любит, когда его мертвенов убивают….

И опять о своём «Карыве» заталдычил, чёрт старый. Нет, чтобы объяснить толком, что за «Карыва» такая….

- Чёрт…. Да я ведь уже двадцать раз сказал, - огрызаюсь я. – Не знаю я ни черта про этих мертвенов чёртовых, и про этого чёртова Карыву ни черта не знаю…. Как я притворяться-то буду? Как…?
- Тише ты, - старик ладонью по башке мне слегка хлопнул. – Разошёлся он…, пужливый таракашка. Вон, сторожа разбудил….

И правда. Смотрю сквозь клетушку и вижу, Сторожишка голову поднял, озирается, глазами заспанными хлопает….

- …Меня же сразу раскусят…, - продолжаю я, переходя на шёпот. – Раскусят сразу….

- Да…, - рука старика опять в бороду залезла. – Тебе, видно, нужно, как дитю малому, всё растолковывать. И учить, как дитё малое учат…. Да…. Видно так оно и надо. Я-то сам уже и не помню, кто мне всё это рассказывал…. Или дед, или бабка? Ну да ладно…, слушай, значит…. Раньше-то вишь, как было? Стены плесенью не мазали…. Да и не знали ещё плесени-то…. А ходила по проходам девица, звали её Виже. У неё светляк был ручной. Уж больно он светил хорошо да ярко, никакой плесени не надо. Вот…. Только проходов-то много, а Виже одна и светляк у неё один. А люди всё просят: «Посвети» да: «Посвети». Тут посвети, там посвети…. Вот и ходила Виже по проходам, чтобы везде светить….

Люди-то потом приспособились…. Проснутся они, зевнут. Глаза протрут, смотрят – идёт Виже. Тогда они потягиваются, встают и начинают делами своими заниматься. А когда уходит Виже, снова люди глаза трут, снова зевают, потягиваются и спать ложатся. Вот…. А чтобы не страшно спать было в темноте, чтобы червь Вертлявка в ухо не заполз или таракан нос не отгрыз чтобы, вслед за Виже сестра её ходила.
Светляк-то у неё тускло горел, в самый раз для сна. Поэтому и звали её Сонница….

Хорошо тогда люди жили, всегда знали, когда чем заниматься. Когда Сонница идёт – спать, когда Виже – дела делать…. Вот только Карыве жилось плохо. Сидел он в дальнем углу и всё думал да размышлял, как порядок этот нарушить. Хотелось ему свой установить…. Какой, говоришь? Понятно, какой. Кровушки ему больше хотелось, и чтоб ему одному поклонялись и никому больше…. Вот и задумал он светляков у Виже и Сонницы отобрать. В ловушку решил он сестёр-то заманить, тряпками всякими да мхом…, яму прикрыл, так чтоб не видно было, и к сёстрам пошёл…. «Вот ведь, - сказал он им. – Везде вы ходите…, светите везде…. А и не знаете, что в одном месте так ни разу и не побывали». Удивились сёстры: «Как такое возможно? Где же место такое?». «Как где? – отвечает им Карыва. – Там-то и там-то. Сходите, проверьте…».

Пошли сёстры посмотреть, правду ли сказал им Карыва, да в яму-то и провалились…. Сказывают, что недалеко отсюда это случилось-то…. Гнилая Яма где…. Там как раз, мол…. Вот…, значит…. Барахтаются сёстры в яме, Карыву на помощь зовут. А Карыва им говорит: «Давайте я светляков ваших подержу. Без них-то способней вылезать будет». Виже-то да Сонница, без задней мысли, светляков своих и отдали…. Обрадовался Карыва, что так ловко он сестёр перехитрил, схватил светляков и бежать….

Да только недалеко он убежал-то. Со светляком Виже управиться у него не получилось. Тот и без того больно ярко горел, а в руках у Карывы запылал пуще прежнего. Так что Карыва от этого яркого света совсем ослеп. Ослеп Карыва, запнулся, упал и светляков из рук выпустил. И сколько он потом ни шарил по сторонам, ни одного светляка не нашёл. Те-то, видно, с перепугу погасли да расползлись кто куда…. Вот так….

Виже и Сонница из ямы-то выбрались потом, а уже везде темно, выколи глаз. Заплакали они от обиды, и пошли незнамо куда, светляков своих искать. И на том месте, где слёзы их падали, плесень светящаяся выросла…. Люди-то, когда поняли, что светлее уже не будет, стали эту плесень разводить да стены ею мазать…. Так вот оно всё было. И так вот оно всё стало. И до сих пор так….

Слушай, значит, дальше…. Карыва-то ползал, ползал, шарил, шарил. Да разве чего найдёт слепой-то? Только если уж случайно наткнёшься. Вот и наткнулся Карыва на прохожего человека, заполз на него, в загривок впился и глазами человека того завладел…. Человек-то тут же мертвеном стал, да только, вишь, одного мертвена Карыве мало. Проходов много и мертвенов должно быть много….

Замолчал вдруг старик. Задумчиво в сторону куда-то уставился….Ждал я, ждал…. А когда понял, что продолжения уже не будет, спросил:

- Так, что получается…? Карыва - клещ, что ли? Ну, кусали меня клещи…. Ну и что? Мертвеном я пока только притворяюсь….

Молчит старик, не отвечает. Через прутья клетушки рассмотреть что-то пытается…. И мне тоже интересно стало, чего там…. Мне тоже посмотреть захотелось…. Ничего особенного я сначала не увидел. Ну…, Сторожишка. Ну…, спит…. Сидит на корточках, голову опустил, посапывает. Баба с корзиной мимо прошла, внимания на него не обратила. Детки за ней плетутся, за подол держатся. На Сторожишку не посмотрели даже…. А потом…, ещё…. Идёт, один. Посвистывает. Высокий, худой, нос крючком. Тоже, думал, мимо…. Нет, не мимо. К Сторожишке подошёл, пнул его в бок. И неслабо пнул-то. Так, что тот подскочил и от боли скорчился. Рожу скривил, глаза вытаращил, понять спросонья не может, что происходит…. А этот…, стоит, поглядывает исподлобья….
- Что? Спишь? Огрызок…. – говорит.
«Ничего себе, - думаю. – Дела. А я уж решил, что сторожам здесь спать позволяется, что здесь всё так, шаляй-валяй. А оказалось…».

Хотел было, я впечатлениями своими со стариком поделиться, да он цыкнул на меня, лишь только я заикнулся…. Ладно…. Что ж…. Нет, так нет. А этот-то…, что пинаться любит, к клетушке подошёл, дверку приоткрыл и закинул к нам сюда кулёк какой-то.

Старик как кулёк увидел, тут же потянулся к нему. Схватил, разворачивает…. Тогда-то я и понял, что там. Запах такой – голова закружилась. И вяленое, и сушёное, и пряное….

Старик рот набивает, а я от слюны захлёбываюсь, и брюхо сводит, мочи нет. Мне бы руку протянуть да попросить у старичка кусочек, так этот…, что пинаться любит, уставился на меня, просто не отрываясь, смотрит….

Нет, не решился я…. Мало ли? Вдруг мертвены не едят? Хотя, внутри у меня просто беда, в животе ни куска, на душе тоска. Хоть плачь. А этот-то…, так и стоял, ждал, пока старик последний кусок не проглотил. И только потом дверцу захлопнул и пошёл…. Поглядел напоследок, как Сторожишка бок свой наглаживает….

- Смотри, огрызок. Башку свою проспишь…, - говорит.

И ещё, сказал Переларь, что отныне всех, кто будет смущать людей подобными россказнями или, тем более, даров каких-то выпрашивать, стражники будут нещадно палками избивать….

После я спросил дядьку:
- Как же так? Я ведь нового горбуна тоже успел хорошо рассмотреть, как и все, поглазеть на него ходил…. А потом говорят: «Старое обличие стал обретать». А он вовсе и не стал…. Просто горб у него появился…. И чему мне верить теперь? Глазам своим или словам Медяка?

А дядька пальцем по лбу мне постучал….
- Верь, - говорит, – своему разуму….

Понятно, он имел ввиду то, что я сам думать должен, а не приставать с расспросами. Ну, я и начал думать…. Подумал, подумал и решил для себя: «Человеку обязательно нужно, чтобы кто-то был виноват. И лучше, если этого виновного накажут. А иначе людям живётся неспокойно».

И сейчас, мне кажется, что за жужелицу накажут именно меня. И не потому, что я дыру проделал, а потому что я чужак и уже сижу в клетушке, а значит, ловить меня не надо.

Что-то у меня в груди защемило от мыслей таких…. Руку я к ней прижал, глубоко вздыхая…. А на груди ладанка. А в ладанке вещица, завёрнутая в тряпку. И лучшего времени, чтобы узнать, что это, не найти. Снаружи безлюдно пока. Щур со своей оравой мимо пронеслись, всех, кто из жилищ повылезал, назад вернули, велели носа не казать. У Сторожишки свои дела, не до меня ему. Значит, никто подглядывать не будет….

На всякий случай я ещё раз посмотрел…. Нет. Никто не подглядывает. И в который раз я убедился, не дурак был Слизень. Хитро придумал с чешуйками. Наверняка знал, что обыскать могут…. И вещь, должно быть ценная, ерундовину прятать какой смысл?

Да. Так я подумал: «Должно быть, ценная…». Но чтоб настолько? Дар речи я потерял, когда тряпочку размотал…. Забыл я обо всём, о чём мог забыть. И увидел я то, что никогда в жизни не видел, и уж тем более в руках не держал….

Перстень. Из жёлтого металла. До чего красивый…. Жук на нём…, прямо как живой. И усики, и лапки…. Жук Светляк, похоже. Брюшко у него из камушка сделано. Тоже жёлтого. Свет, что снаружи струится, прямо туда затекает, в камушек этот. И причудливо переливаясь, он течёт всё глубже и глубже, до какой-то невероятной глубины, которую ни представить, ни разглядеть невозможно. Но и не глядеть на неё тоже невозможно….

Удивительный камень…. А вдруг и сам перстень не из простого металла, а из золота? Тогда…? Тогда уму непостижимо, как он дорого стоить может….

Людей, у которых вещички золотые имеются, я всего двоих знаю. И знаю-то я об этом больше со слов. Разглядеть толком никогда не получалось. Так, мелькнёт что-то жёлтенькое, и вокруг уже перешёптываются: «Ах. Ах. У неё на пальце золотое кольцо…. Золотое…. Золотое…». А почему бы кольцу золотому не быть, если оно на пальце Заступа жены?

Ну, а вот Вострец, например, тоже из богатеев. Но хоть и зовёт он дочку свою «Золотце», настоящего-то золота у него отродясь не водилось…. Как говорят….

Наставник Переларь ещё вещичкой золотой владеет вроде. Но он её никому не показывает, так что, может, и нету у него ничего…. Просто пустая болтовня…. А может, и есть. Любуется Переларь вещичкой своей от всех втайне, как я сейчас….

Любуюсь, ничего вокруг не замечая. Так что подскочил даже, когда услышал на ухо прямо:
- Дай-ка рассмотреть получше, чего там у тебя….

Рука дёрнулась, и перстенёк из пальцев моих неуклюжих выскочил. Да ещё закатился куда-то. Не успел я заметить, куда…. Ищу я его, руками по земле шарю, изредка поглядывая на косматого и помятого на вид старика, что из темноты ко мне подкрался…. Как я его не заметил?

Всё вокруг себя общупал, не могу найти, и видно ещё плохо. Так и пришлось вставать…. Пока поднимался, отряхался, старик перстень мой уже схватил и перед глазами вертит, рассматривает….

- Вона что…? – говорит он едва слышно. – Я думаю, чего таракашка этот под нос себе всё бубнит? А он вона что изучал, таракашка пужливый….

- Ничего и не пужливый, - огрызнулся я, выхватывая из рук старика уже свою вещь и на прежнее место усаживаясь. – Не испугался я…. Не ожидал просто….

- А чего это…? Светляк, что ли? – спрашивает старикан, пальцем своим грязным в мою ладанку тыча, куда я только что перстенёк спрятал. – Светляк Виже, поди?
- Что ещё за Виже такое? – бормочу я раздражённо.

Пасть беззубую старик раскрыл, усмехаясь, бороду ещё сильней взлохматил и говорит:
- Любой дурак знает, кто такая Виже….
- Почему сразу дурак? – сказал я. – Издалека я просто….
- Так тебя Щур в жертву, что ли, принести хочет? – старик спрашивает.
- Не знаю, - ответил я и поник….

Совсем забыл, насколько плохи мои дела….
- Как хоть тебя угораздило-то? – сказал старик, вздыхая.
Ну а мне что делать? Повздыхал я тоже и всё выложил этому старичку. Всё как есть, без утайки…. Да и чего там скрывать? Один чёрт….

Выслушал он меня и говорит:
- Зря ты сказал, что не торгаш. Торгашей стараются не трогать…. А с мертвеном ловко придумал…. Хотя…, если б с самого начала….
- Откуда же я знал…? – отвечаю….
- Это понятно, - старик опять в бороду пальцы запустил…. – Но только Щур сглупил, не проверил тебя. А Биток обязательно проверит…. Когда вернётся.
- А скоро вернётся он?

- Да уж подольше бы не возвращался…. Я ведь тоже думаю всё, успеет ли сынок мой батьку своего из плена вызволить…? Слышал, как та карга верещала? Мужиков, мол, мало, Биток всех увёл…. Постой-ка…. А ведь Биток-то туда подался, к тебе. Всё говорил перед уходом: «Наведаемся в гости», да «Надо в гости наведаться». Они уж были там раз, да по шапке получили. А всё Долгоносик….

Торгаши-то дорогу к тебе, туда, показывать не хотели. Так они сами…. Долгоносику обратно вернуться удалось. И уж больно у вас ему понравилось. Всё говорил: «Народу полно. Добра всякого полно. Мужики почти все без оружия, ножи только. Стражи не видать. А девки-то до чего хороши…». И соблазнил-таки Битка-то. Да…. Только вернулось их чуть больше половины. Одного у вас потеряли да на обратном пути на крота нарвались…. Здоровый, говорили. Страх, какой здоровый. Никогда, мол, раньше не встречали таких больших кротов. Троих покалечил. И никто из этих троих до дому не дотянул.

А всё от того, что Долгоносику, дураку, надо было за стражей наблюдать, а не на девок пялиться. Ну а он…. Сидел он потом, аккурат где ты сейчас сидишь и душу свою мне изливал. Да твердил всё: «Может, пожалеют меня…? Может, пожалеют…?».

Нет, не пожалели. В жертву Карыве его принесли. Чтоб Карыва кротов не насылал больше….
- И что же? – спрашиваю я. – Меня тоже в жертву этому… Карыве?
- Если убедишь их, что ты мертвен, то не принесут…. Мертвенов в жертву не приносят. Они и так Карыве принадлежат….
- Эх, - сокрушаюсь я. – Если б знать мне, как их убедить…. О мертвенах я совсем мало знаю. У нас они не встречаются….

- Да и здесь они тоже встречаются не часто. Жертву Карыве приносят и для этого тоже, чтобы меньше людей становилось мертвенами. А вот в других краях…. Целыми селениями становятся…. Я ещё молодой был…. Войском в пятнадцать человек командовал.

У нас же, как повелось? Сходили, повоевали, пленного привели, и в жертву его приносят. А тут и эти, и наши, и из Гнилой Ямы, и даже из Шараха, вдруг решили не воевать. Хорошо. Не воевать, так не воевать. Только для жертвы-то людей где брать? Из своих, что ли? Так надо ждать, пока кто-нибудь напакостит. А Карыва ждать не будет. Вмиг беды нашлёт всякие. Или болезнь, или муравьёв бродячих, или из людей мертвенов делать начнёт. И послали меня тогда с войском моим в другие места, за людишками для жертвы. Отправился я в поход, как и Биток, так же почти, но только он-то знал, куда идти, а я нет. Я не знал. Никто из нас не знал.

Много мы испытали всякого. Но больше всего страху натерпелись. Особенно после того, как в селение безлюдное пришли…. Плесень там ещё светилась, но кое-как уже, совсем тускло. В жилищах да в проходах порядок. Ничего не разрушено, не поломано, как во время бойни бывает. А людей нет. Ни живых, ни мёртвых. Значит, ни бойни не было, ни мора. А куда ж тогда все подевались? Непонятно. Насекомых зато много шастало вокруг, через заслоны прорвались, видно. Заместо людей хозяйничали.

Правда, один человечек всё же никуда не подевался. Мальчонка. Сначала он прятался от нас. А потом удирал, насилу поймали…. Мы его спрашиваем: «Что с остальными людьми случилось?». А он лопочет по-своему, что не разберёшь. Только одно слово мы поняли. «Мертвен». Но и повторял он его чуть ли не через раз…. И решили мы, что говорит он, будто все люди в селении мертвенами стали. Потом уже, когда мальчонка по-нашему заговорил, подтвердил он, что верно мы догадались.

Сначала-то никто внимания не обращал…. Ну становится человек мертвеном, ну и что? И раньше такое часто бывало…. А когда два, и три, и десять? Тогда уж перепугались все. По жилищам попрятались. Но только это не помогало совсем. С начала родители мальчонки мертвенами стали, потом братья старшие, а в конце уж и младшая сестрёнка, которая ходить ещё не умела, и тётка парализованная тоже мертвенами сделались, встали и ушли. Потому как Карыва для того и создаёт мертвенов, чтобы они ходили везде и искали жуков Светляков, которых он когда-то упустил….

Вояки мои, как такое узнали, тут же приуныли и дальше идти отказались наотрез. Как я их не уговаривал. Мне-то мальчонку уж больно жалко было. Знал я, что ждёт его после нашего возвращения. А он ведь мне приглянулся. Хотел я даже к себе его взять и как сына воспитать, своих детей у меня ещё не было…. Но пришлось мне всё же свыкнуться с мыслью, что у меня его заберут.

А по возвращении домой ждали меня добрые вести. Перемирие между селениями длилось недолго, и за людьми для жертв далеко ходить было не нужно, и мальчонка мой для таких дел не понадобился. И ещё. Оказалось, что жена моя забрюхатила. Так что у меня стало сразу два сына.

Помню, приёмыша-то этого торгаш один, Плюха, купить хотел. Долго меня уговаривал. Да я не продал. А зря. Такая скотина выросла…. Это из-за него я здесь. Это он меня за мешок грибков Битку сдал…. Да ты его, поди, видел. Он ведь так и не научился хорошо говорить. Может, испугался сильно, когда совсем один остался, а может, у них так все говорили, только он всё «цё» да «сё»…. «цё» да «сё»….

- Косорыл? – удивился я. – Твоего сына Косорылом зовут?
- Точно, - старик рожу скривил. – Косорыл. Он самый.

Уселся я на свету, к плетёнке поближе, беспокойно прислушиваясь и с опаской в темноту вглядываясь. До того догляделся, что глаза заболели.

Через щели в плетёнке смотреть приятней. В проходе светло, люди ходят, букашки мелкие ползают. Так и там тоже…. Сторож, который меня сторожит, стоит, жрёт чего-то, зараза….

Вздохнул я тяжко. Вспомнил, как мамка мне говорила, что если голод мучает, отвлечься надо, поработать или песню спеть, или ещё чего там…, сплясать….

Нет уж, петь и плясать я точно не буду. То, что в углу тёмном возилось, поутихло пока. Заснуло, может…. И будить это я не хочу. Хотя отвлечься, конечно, надо. Всё брюхо себе ладонью истёр. Думаю, поспать что ли? Глаза закрыл…. Нет, не спится. Рана дёргает ещё….

А тут крик поднялся, визг. Бабы, старики, детишки забегали. Кто куда, не разберёшь. Даже сторожишка мой, здоровенный парень, забеспокоился, жевать перестал, озирается растерянно. Только беспокойство его быстро прошло. Прежним делом он опять увлёкся, кусочки маслянистые из кармана достаёт и в рот отправляет. Да и шум стих. Только откуда-то издалека всё ещё крики доносятся.

«Ну вот, - думаю. – Слишком быстро всё закончилось. Неинтересно даже…. А так хорошо отвлекало». Снова я голову опустил. Глаза сами закрылись…. И только закимарил…, слышу:
- Что стоишь, как истукан!? Беги, ищи Щура своего…! Пускай собирает этих бездельников! Дыру искать надо! Жужелица где-то пролезла и девку искусала…!

Всё, что услышал я, сторожу моему было сказано. Бабка старая говорила, руками размахивая. Да и не говорила, а кричала:
- Что же это такое-то!? Бабы с жужелицей воюют, а мужиков не отыщешь никого! Что за мужики пошли!? Даже стенку выложить, как следует, у дураков этих толку не хватает! Ну чего смотришь, стоишь, увалень этакий!Беги скорей! Пока я доковыляю, там ещё чего-нибудь повылезает…!

А сторожишка мой на бабку косится сверху и отвечает с набитым ртом:
- Не побегу я…. Мне клетушку охранять велено.
- Да кого там охранять-то!? – орёт бабка. – Таракана этого старого, гнилого!? Да он уж подох, поди!?
- Нет…, - сторожишка говорит, пальцы свои облизывая. – Там другой ещё….
- Кто хоть? – спрашивает бабка, с интересом глядя в мою сторону.
- Не знаю, - пожимает плечами сторожишка. – То ли бандючина, то ли мертвен….

Бабка руками всплеснула и снова в крик:
- Да что же это такое-то!? Там жужелицы людей кусают, а дураки эти мертвенов сторожат!? Уж я старая, из ума выжила, да и то понимаю…! А вы-то молодые, хуже меня, что ли…!? Чего с мертвена-то возьмёшь!? Пускай идёт себе! Мертвен же он…. А ты беги, мужиков собирай…!
- Не могу я…, - говорит мой сторож, шмыгнув носом. – Щур мне голову снимет.
- На кой тебе голова, дураку такому!? – не унимается бабка. – Боишься без рта остаться!?

Сторожишка в ответ поморщился только….
- Вот подожди, вернётся Биток, наведёт здесь порядок! – не на шутку бабка разошлась. - Уж я ему всё расскажу, чем вы тут занимаетесь! Дураки этакие!

Кулачком погрозила и уходить собралась видно….
- Чью девку погрызли-то хоть? – сторож мой вдруг спрашивает.
- А тебе, дураку, какое дело!? – огрызнулась бабка.
- Да батька жениться велит, – говорит Сторожишка задумчиво. – Невесту искать будут…. А вдруг погрызатая попадётся…?

Бабка на Сторожишку посмотрела, плюнула в него громко и со злостью и прочь поковыляла, крича и ругаясь на ходу:
- Вот Биток! Всех нормальных-то мужиков с собой забрал, а здесь одних дураков оставил! Одних дураков ведь оставил…! Одних дураков и бездельников…!

Сторож мой посмотрел ей вслед, нос рукой утёр и в карман полез за кусочком вкусным…, а я задумался:
«Не через ту ли самую дыру пролезла жужелица, которую я кое-как заделал? Ведь я её, действительно, кое-как…».

Я ведь тогда не думал, что такое случиться может. На свет вылез, обрадовался… и не подумал…. Эх…. Теперь они факелок мой найдут и узнают, что я дыру сделал. А может, и не найдут. Просто скажут, что я виноват и привет…. Что им? Раз плюнуть.

Горбуна я вспомнил. Когда по рынку он ходил, все от него шарахались. Боялись его очень. Поговаривали, будто злющий он, и к тому же, колдовать умеет…. А что? Очень похоже…. Живёт от всех отдельно. С людьми не разговаривает почти. Как живёт, на что живёт, непонятно. Да ещё горб…. Чем не колдун?

Помню, много чего о нём рассказывали…. Мурашки даже, бывало, бегали от этих историй. То, что от прикосновения его плесень светящаяся гаснет, пустяковина совсем…. Да и про жуков дохлых, которых Горбун может оживлять, тоже ерунда. А вот когда я о сколопендре услышал, долго не мог в себя прийти….

Про жуков-то чего там? Поколдует Горбун над жуком, плюнет на него и всё, тот ожил. Пусть раздавленный совсем или панцирь пустой и половина лапок отсохла, всё равно жук оживает и ползёт. Туда ползёт, куда ему Горбун прикажет.

Таких жуков у Горбуна в услужении полно. Они ему и еду таскают, и воду. И монеты они воруют для Горбуна. И вообще, много чего они для него делают. Потому как жить им охота. А слюна, она не сильно долго действует. Как только становится жук вялым и медлительным, как только почувствует он, что жизнь его покидает, то тут же к Горбуну ползёт скорей. Горбун опять на жука плюнет, и всё, жук дальше живёт….

А ещё я слышал, что жуки по воле колдуна горбатого гадости всякие людям делают. Обидит того человек какой, или словом недобрым, или взглядом даже…. И тогда в жилище к этому человеку приползают жуки и кусают его, или родных его, или детей, пока они спят.

Маленький ребёнок от таких укусов захворать может, а то и вовсе умереть. А если ему ещё и кровь высосут, тогда он точно умрёт. Да и взрослый человек тоже….Кровью горбатый колдун сколопендру кормит, которая у него в горбу живёт.

Если у жуков хозяин Горбун, то сколопендра самому Горбуну хозяйка. Это она нашёптывает, какую гадость, какому человеку сделать. Это она велит творить зло. А если Горбун не слушается, сколопендра начинает ползать внутри горба и извергать яд, чем причиняет Горбуну невыносимые страдания, зуд и боль….

Как представлю себе такое, сердце от страха колотится. И когда колдуна этого увидел я, тоже заколотилось оно. И горб его я видел. Очень близко. Протяни руку и дотронешься….

Здорово тогда меня напугал он. А ведь просто попросил воды налить…. Но как попросил? Не сказал: «Налей-ка водицы», или «Попить дай», как обычно просят, а молча кружку схватил, нос в неё засунул, понюхал, передо мной поставил потом и монетку на прилавок бросил.

Руками дрожащими я кружку ему подаю, а он опять её хватает так, что вода расплескалась и, отвернувшись, пьёт…. Но не от этого я отскочил в страхе, так многие люди делают, не хотят, чтобы на них смотрели, а от того, что показалось мне, будто горб зашевелился….

Натворил я тогда дел…. Ведро, почти полное, ногой зацепил и опрокинул…. Всё пролил до капли. Горбун, помню, покосился на меня зло, кружку на прилавок швырнул и ушёл…. А вот от дядьки досталось мне здорово. Поясом по спине. Да ещё и с нравоучениями….

Хлещет он меня и говорит:
- Я тебя не потому бью, что мне воды жалко…, а потому, что хочу из болвана неуклюжего нормального человека сделать. Да и батька твой об этом просил. И ещё тебе наука, чтоб не слушал всякие россказни и бабские сплетни….

Потом заболел я…. Лихорадка свалила. И не одного меня, многих людей тоже. И многие поумирали. А я нет. Дядька выходил. Всё воду пить заставлял. Я уж не могу больше, а он: «пей» да «пей».

Вот тогда, когда болезнь пришла, и пошли разговоры, будто Горбун во всём виноват, что это его рук дело, и он лихорадку наслал на людей. Его и на суд вызвать хотели, и свидетели даже нашлись, которые видели, как перед приходом болезни ходил он по рынку, трогал и нюхал товары….

Только вызвать его не получилось. Колдун к этому времени сам сгинул куда-то. Но суд всё же был. Горбуна осудили и приговорили к убиению дубиной…. Приговорить-то приговорили, а что толку? Приговор не исполнишь. Приговорённого нет. И поползли слухи….

Одни говорили, будто он убежал, боясь расправы. Другие, что Горбун не захотел больше творить зло, и сколопендра за это убила его своим ядом, прогрызла в нём дыру и уползла в поисках другого колдуна. А тело Горбуна где-то в проходах с дырой в спине до сих пор валяется.

А третьи утверждали, мол, колдун сам, от своего же колдовства превратился в ужасное, ядовитое насекомое. И бегает он сейчас в темноте, замышляя ещё более страшные злодеяния, готовясь наслать на людей ещё более смертельные болезни.

Этих третьих было больше всех…. Они-то и кричали во весь голос о будущих бедах. И кто-то из них будто встретил случайно в проходах неизвестное, огромное, Чудовищное насекомое. И чуть ли не оно само поведало, что ждёт людей.

Что вторая болезнь будет гораздо страшней первой. И что поумирает очень много народу, больше половины. И некому станет на рынке торговать, и некому станет плесенью и клеем от насекомых стены обмазывать, и некому станет стражу нести…. А тех, кто выживет всё же, ждёт лишь жалкое существование…. Настолько жалкое, что люди сами желать будут скорейшего прихода третьей болезни, от которой не спасётся никто….

Но люди могут избежать этих бед, если принесут Чудовищному насекомому дары и начнут ему поклоняться. Но принимать дары насекомое согласно не от всех, а только от тех, с кем оно эти слова передало….

А потом появился другой горбун, совсем на первого непохожий. Да и горбатым-то его особо не назовёшь. Скорее, кривой и сгорбленный немного….

Пришёл он издалека, сел на рынке вещами из кожи торговать. Однако плохо его товар продавался. Народ, в основном, поглядывал только да шушукался. Всё решали, тот – не тот…? А вскоре нашли этого новоявленного горбуна, забитого дубинами….

Народу, поглазеть на мертвеца, собралась толпа целая. Но стражники быстро прибежали, народ разогнали, и тело куда-то унесли. Но всё же скоро показали его, издалека правда. Выставили перед всеми, когда людей у алтаря по колоколу собрали.

Мне тоже удалось посмотреть. У дядьки насилу отпросился. Не хотел он никак меня отпускать. Посмотрел я и удивился…. Горб у нового горбуна такой, что и старый бы позавидовал. И сам он изуродован так, что узнавал я его с трудом. Почему, отчего, непонятно….

Но начальник стражи быстренько всё объяснил….

Горбун этот - тот самый. Хотел он под новой личиной спрятаться. Для колдуна ведь это несложно…. Но его раскусили и приговор вынесенный исполнили. И уже после смерти стал он прежнее своё обличие обретать….

Затем наставник Переларь говорил. Он сказал прежде о том, что колдун мёртв, и значит, никакого Чудовищного насекомого не существует, а равно и всяких пророчеств…. Те, кто слушает эти небылицы – просто глупцы, а кто рассказывает их – обманщики. И ещё, сказал Переларь, что отныне всех, кто будет смущать людей подобными россказнями или, тем более, даров каких-то выпрашивать, стражники будут нещадно палками избивать….

Не успел я ничего ответить, как вижу, из-за угла вышли ещё двое…. Тоже в доспехах, тоже с дубинами, а у одного даже арбалет из-за спины торчал.

- Эй, Косорыл, - гаркнул один из них. – Ты чего расшумелся?
- Гляди-ка, - сказал Цокалка, которого оказывается Косорылом звали. – Торгась…. Цкотина…. Пока блудил, грибки цожрал мои….

Те двое ближе подошли, и один из них, без арбалета который, прищурившись сказал:
- Нет грибков, пускай даёт другое…. Чего у него там есть?
- Да ни цё нет! Дрянь только эта! – поморщился Косорыл, чешуйки пиная. И добавил ворчливо. – Да и не надо мне другое…! Мне грибки надо….

Тот, что с прищуром, на меня посмотрел….
- Ты с этим сюда явился? – спрашивает. – Торгашить этим хочешь?

Что-то язвительное в словах его было…. Потому как, спутник прищуренного…, что с арбалетом, услышав их, усмехнулся и головой тряханул. Косорыл тоже усмехнулся вроде, а может, просто рожу скривил…, и плюнул с досады.
- Да нет…, - пробубнил я, не понимая в чём подвох, или товар уж больно пустяковый, или торговать им здесь себе дороже…?

Бестолково всё как-то. Я не могу понять этих людей, они меня понять не могут….

- Не собирался я торгашить, - говорю, пытаясь их словечки использовать. – Блудил я по пещерам, блудил и совсем заблудился…. Потом торбу эту нашёл…. Не моя она, нашёл я её…. С собой взял. На ней сидеть хорошо… и спать…. Дрянь всякая по ногам не ползает…. Вот. А торгашить я не собирался, и грибков у меня нет…, и не было….

Высказался я, выдохнул, на этих троих смотрю…. Тот, что с прищуром – прищуривается. Тот, что усмехался – продолжает усмехаться. А Косорыл - как злился, так и злится. Не хотят они, похоже, меня понять….

- Значит, ты не торгашь…, - прищуренный говорит. Он у них за главного был, как я понял. – Слушай слова….
Торгашь ты, не торгашь, нам побоку…. Здесь светло, ты здесь ходишь, значит – плати. Грибками или чем….
Только сейчас я заметил, какие у него глаза. Недобрые они, злые даже. Видно поэтому он и прячет их, прищуриваясь….

- У меня только это…, - сказал я, на кучу чешуек показывая. – А ещё торбу можете взять.
С арбалетом который, торбу подобрал, осмотрел…, плечами пожал….
- Да ничего, вроде…, добрая вещь, – сказал он, прищуренному её протягивая.

Но тот, поморщившись в сторону Косорыла, махнул небрежно…, и добрая вещь перекочевала туда же…, к Косорылу в объятия.

- Сменяешь на грибки у торгашей, - сказал ему Прищуренный. А мне…. - Ну ладно торба – торбой…, но чую я, есть у тебя ещё кое-что. Ну-ка, Зубзазуб….

Зубзазуб – это который с арбалетом, приказания, видно, привык выполнять расторопно. Дубинку свою подмышку сунул, подскочил ко мне и давай ощупывать….А я стою и себя ругаю: «Эх, балда я, балда. Надо было сразу Косорыла ножом пырнуть и дать дёру…. Не пришлось бы тогда вот это терпеть…». Морду Зубзазуба, перед глазами маячащую….

Первым делом он кошель мой тощий, что на поясе висел, увидел. Развязал его, три монетки жалкие на ладонь высыпал, поглядел на них с ухмылкой, обратно в кошель стряхнул и мне в руки всучил. Затем ладанка, что мамка мне на шею повесила, когда я к дядьке в услужение уходил, его внимание привлекла. Мешочек он к носу своему притянул так, что мне пришлось шею наклонить, чтобы бечёвка не порвалась, внутрь заглядывает…. А там-то - лишайник в четыре лепестка, да кусочек лапки жука Светляка…. И это Зубзазубу не понравилось.

А вот нож, наоборот, понравился ему очень. Он вскрикнул даже, из-под рубахи моей его выхватывая:
- Оп-па…!

Тут уж мне было не удержаться. Когда Зубзазуб ножик мой в руки Прищуренному перекинул, рванулся я за ним следом….
- Отдай! – кричу…
И под дых получаю….

Повалился я на землю, прямо на чешуйки медного жука. Корчусь, ртом воздух хватая, а вздохнуть не могу…. Хорошо ещё сволочи дубинками вдобавок не отоварили. А то бы совсем беда…. Ну а так ничего, покорчился немного, отпустило, дышать начал. Думаю: «Не буду пока вставать. Вдруг ублюдки эти вещи мои поделят да уйдут?».

И вроде всё нормально…. Лежится мне неплохо, удобно даже. Только чешуйка одна в висок мне впивается краем. Хоть и не хотел я привлекать к себе внимание лишними движениями, но слишком уж острая она, чешуйка проклятая, мочи нет терпеть. Пальцем я её из-под головы выковырял. Смотрю. Что за чудеса? К этой чешуйке какой-то комок прилеплен….

Разглядеть толком его у меня не получилось, слишком близко он к носу лежал, и в глазах расплывался. Понятно только, что в тряпку завёрнуто что-то…. А на ощупь…. Где-то твёрдое, где-то нет. Где-то круглое, где-то нет…. Не поймёшь, что за штука….

Некогда мне было, с ней возится. Отцепил я её и в ладанку спрятал. Туда, где лишайник о четырёх лепестках и кусок лапки жука Светляка…. Мешочек потуже затянул и лежу себе дальше, слушаю, как сверху говорят….

- Это мой нотць… мог быть, - Косорыл цокает. – Коцти кидали…. Я выиграл…. Другой рац кинули, цкотина эта, Цлизень, его обратно отыграл….

- Так это что, Слизня нож? – Прищуренный спрашивает.
- Не отыграл бы в другой рац, был бы мой, - Косорыл отвечает. – А так…?

«Вот Слизень…, - думаю я. – И здесь побывал, и здесь-то его знают…».

- Да и торба Цлизня… вроде, - продолжает цокать Косорыл.
- Слушай-ка, Щур, - голос Зубзазуба слышу. – А ты Хлюпа знаешь? У него ещё в башке трещина…. Тоже думали сперва, что он сам подох. И Келявеля, дурачок этот, говорил, что шмотки снял с дохлого уже…. А потом Хлюп приполз живой едва. Не добил его Келявеля…. Они, вон, тоже, как Косорыл, играли в кости. Хлюп выигрывать стал. Ну, и Келявеля по башке ему дубиной саданул за это…. И если б он не был дурачком, то проверил бы, живой ли Хлюп или нет…. А раз он дурачок, то правильно его стрелами истыкали….

- Так ты думаешь…? – Прищуренный говорит. – Слизня тоже…?
- А чё тут думать? – Зубзазуб усмехается. – Вон и на ножике кровь….
После слов таких безмолвно лежать уж я не мог….

- Не убивал я никого! – ору вскакивая. – Слизень мёртвый был уже…! И кровь эта не его, а крота!
- О…. Очнулся дохлый таракан, - скалится Щур.

И Зубзазуб тоже, зубы кривые показывает….
- Ты из нас дураков-то не делай, - говорит. – Чтоб крота убить и лишь ладошку себе поранить? Да ещё дрищу такому. Не пудри….

- Не убил я его вовсе…, - начал, было, я… и замолчал….
А что ещё скажешь тут…? Неужели они поверят. что я смог сквозь землю провалился? Прямо не знаю, что и делать. Голова кругом….

И Щур этот…. Совсем меня добить решил.
- Знаешь, что с бандючинами такими у нас делают? – почти шипит он, в глаза мне глядя. – Брюшко ему распорют, червей напихают внутрь, а потом отпускают…. Там уж сам решать будешь, что делать. Или в кишках ковыряться, червей вылавливать, или глотку себе перерезать…. Ножик тебе дадут….

Когда я такие слова услышал, холодный пот выступил у меня на лбу, и в глазах потемнело. Понял я, что ублюдки эти и в самом деле могут со мной такое сотворить…. Не потому что я бандюк и человека убил, а потому что они так решили…. И никак мне теперь их не переубедить.

И что делать мне? Бежать бесполезно, они здесь все пещеры знают, а я сверну не туда и всё, поймали меня. Ещё и дубинками отделают…. Не знаю почему, вспомнился мне тот бандюк, которого на моих глазах казнили…. Мелькнула мысль в голове, что он, может, как и я, не бандюк вовсе? Так, бродил человек, увидел бойню, испугался, в углу затаился, а его схватили, не разобравшись, и на казнь повели….

Никогда бы не подумал, что на его месте так просто оказаться…. Я даже представил себя, вместо него, там….
И вдруг, меня будто шандарахнуло чем-то…. Глаза я вытаращил и вскрикнул от отчаяния:
- Мертвен я…!

Сквозь поволоку смотрю я на упырей этих…. Смотрю и вижу, как с рож их ухмылочки сползают, как наглость их и уверенность удивлением сменяется и где-то страхом даже…. Рты они свои пораскрывали…. Не ожидали видно такого. А я им ещё…:
- Мертвен я! Мертвен…!

Косорыл первый из них очухался. К прищуренному подскочил….

- Счуря…, Счуря…, - запричитал он. – Ты цё? Не верь ему…. Врёт он, цкотина такая. Врёт!

И мне кулаком грозит:
- Цкотина ты такая…!

Ну а я в раж вошёл. Голову запрокидываю и блажу, как ошалелый:
- Мертвен я! Мертвен! Взор Мертвен…!

- Умолкни! – заорал Косорыл и на меня с кулаками бросился.
Но всё же ударить не решился. Перед носом моим помахал ими и только…. И снова к Щуру…. За плечо его схватил….

- Врёт цкотина, вцё врёт…, - голосит, слюну разбрызгивая. - И Цлизня он…, и грибки он цожрал, и не мертвен он…. Не отпуцкай его, Счуря….

А Щур от хватки Косорыловской освободился и на Зубзазуба поглядывает, как морщится тот и плечами пожимает….
- Так-то так…, - говорит Зубзазуб неуверенно. – Видел я мертвенов. Не похож он на них…. А по-другому…? Как он в пещерах тёмных бродил? Ни факела у него нет, ни светляка ручного…. Значит, в темноте видит. А мертвены…, сам знаешь…. Смотри. Тебе решать.

«Вот так дела, - думаю я. – И в самом деле факелок-то мой куда делся? Видно я выронил его, когда дыру в стенке закладывал…. Вот так свезло…. Может, отпустят теперь-то?».

- Не буду ничего я решать, - сказал Щур, к моему сожалению и, к сожалению, Косорыла тоже. – Биток пусть решает. Ведите бандючину эту к нам. В клетушке посидит пока….

И повели они меня по проходу освещённому…. Недолго шли. Жилища стали попадаться, люди тоже…. Мужиков мало, всё бабы, старики да детки больше. Подходят, интересуются, кого, мол, ведут. Когда узнают от Косорыла, что я бандючина, интерес начинают проявлять, разглядывают, ругаются, а кое-кто и плюётся даже или палкой в меня тычет, но стоит им услышать вопли мои: «Мертвен! Мертвен!», тут же шарахаются как от чумного….

Но не поведение людей меня больше всего беспокоит, а то, что в животе моём ноет, когда вижу я и носом чую, как бабы готовят, как улитки вялятся, как сушатся тараканы…. Да и во рту пересохло. Вот иду и думаю: «Дадут пожрать мне или нет? Или, может, воды глоток…? А вдруг мертвены не пьют и не едят? Чёрт его знает…». И спросить-то нельзя. Сразу поймут, что притворяюсь….

Так и зашёл я в клетушку с пересохшим ртом, пустым брюхом и без всякой надежды кинуть хоть что-нибудь на зуб…. А клетушка - это закуток тёмный с дверями плетёными. Свет только через щели между прутьями проникает на пару шагов, а дальше тьма…. Хотелось мне послушать, шепчет ли ветер за стеной, но из глубины закутка шорохи послышались, будто зашевелилось что-то. Что, во тьме не видно. И не решился я туда соваться. Уселся на свету, к плетёнке поближе, беспокойно прислушиваясь и с опаской в темноту вглядываясь.

На одной из дальних плантаций это произошло….

Сначала Ишачки стали поплясывать. Один, другой, потом ещё…. Погонщиков не слушаются, разбредаются кто куда, лапками на ходу кренделя выписывая. И понукали их, и манили, никакого толку.

Хотели на них плюнуть…. Оклемаются, может? Ну, а если и подохнут, чего уж…? Всякое бывает. Так нет. Хозяин, Утробой которого все звали, раскричался: «К чему скотине зря пропадать?!». Велел всех негодных Ишачков сборщикам на прокорм пустить.

Что ж, так и сделали….

А потом случилось это…. Чуть ли не все сборщики разом работу свою побросали и по домам пошли…. И не просто так, а с плясками. Те, кто свидетелями этому были, просто диву давались, как мужики да бабы, да и детки тоже отплясывают лихо.

И дед мой видел….
- Стоим, - говорит. – Гадаем. Что случилось…? Праздник, может, какой?
И уже разговоры пошли, что, мол, Утроба опять жениться надумал. Старых-то жён уморил. Вот и нашёл себе новую. И гуляния в честь этого устроил.

Ну…, разговоры-то разговорами…. А глаза видят другое: «Что за гуляния такие? Ни музыки, ни песен? Ни выкриков пьяных? Топот только на всю округу». Да и пляшут они как-то невпопад, кто на что горазд. Пихаются, толкаются, на тех, кто на землю повалился, внимания не обращают, прямо по ним скачут. Руки, ноги, головы притаптывая…

Многие тогда неладное заподозрили. А когда в глаза плясунам посмотрели, уловив их отрешённые бегающие взгляды, то поняли, что заподозрили не зря. Беда с людьми случилась. Обезумели разом….

Бабы первыми заблажили…. Деток похватали и бежать. Остальные, кто как, или вслед за бабами, или от страха застыли на месте. Никто ведь не знает, может, все в процессии этой от самой плантации прыгают, а может, по пути кто присоединился, устоять не смог. А вдруг коснётся тебя безумец, и безумие его через прикосновение передастся…?

И даже когда плясуны по углам разбрелись, скрючились и затихли, мало кто решался приблизиться к ним. И уж знахари шум подняли, убирать, мол, мёртвых надо…. А куда их девать? История о том, как пляшущая болезнь от Ишачков к людям передалась, по округе распространилась быстро. Даже за гроши отказывались на удобрения плясунов брать. А те уже каким-то мехом белёсым покрываться стали….

Пришлось Утробе нанимать людей за большие деньги, за малые-то даже самая последняя беднота не соглашалась, чтоб тех дохлых плясунов в пещеру дальнюю стаскивать и всяким мусором засыпать, а то ему уже судом грозили и расправой.

А потом ещё и глумились над ним….
Соберётся молодёжь лихая у жилища Утробы и давай отплясывать, безумцев изображая. А тот орёт, прислужников своих на молодёжь натравливает. Прислужники набегут, и начинается драка. Деду моему в одной из таких драк здорово бока намяли….

А пляшущей болезнью ещё не раз заражались люди, но только по одному или по двое, а чтобы так помногу сразу…, такого больше не бывало….

Хотя люди всегда много болеют и много мрут…. Мой дядька говорил, что самое сложное в жизни – это оставаться живым. Для того, чтобы подохнуть не надо ни ума, ни ловкости, ни упорства…. А чтобы жить, надо.
Да и этих-то качеств маловато бывает. Не повезёт разок, и привет…. И будут потом все вокруг головами качать и перешёптываться: «Ну и дела…. Если уж такого человека смерть забрала, то нам и рассчитывать не на что».

Вот и этим людям не повезло, наверно. Смотрю я на них и думаю: «Может, и храбрые они были, и сильные, и ловкие, но не хватило им этого. Лежат они теперь кучей друг на друге костями объеденными наружу, и волосатые мокрицы облепили их, да и кроме мокриц ещё полно всяких трупоедов вокруг».

После встречи с танцующей уховёрткой я долго бродил. Жрал всякую дрянь, спал урывками, сидя на торбе, душу себе бередил воспоминаниями, рану на ладони лечил лишайником жёваным, пока не наткнулся на закуток, заваленный дохляками. Штук десять их, может…, а то и больше. Как попало, валяются….

Но не от этого зрелища перехватило дыхание у меня и сердце моё бешено застучало, не от смрада невыносимого, и не от того, что среди мокриц две огромные жужелицы ползают, а просто вижу я, как через щели в стенке, которая за кишащим зловонием находится, свет пробивается. Тусклый, правда, но всё-таки….

Если свет, значит, люди. Значит, радоваться я должен. Отчего же меня трясёт-то так…?

Вот он выход, стенка хлипкая, из панцирей жуков выложена. Ерундовая стенка, для видимости только, ну и от насекомых ещё, может…. А если я навалюсь на неё изо всей силы, думаю, не выдержит она, рухнет. Или с разбега…. Тогда и кучу проскочу быстро, и жужелицы меня цапнуть не успеют.

Отдышался я, набрался решительности, нож под рубаху спрятал, факелок в зубы, торбу перед собой, как таран, выставил и вперед ринулся…. Да только одного не учёл, что не успею на бегу разглядеть, куда ступать надо, и споткнусь. Хорошо, не упал ещё…. Но и стенку разрушить не получилось. Не навалился я на неё, а прислонился лишь. Пришлось поработать локтями и плечом, и в дырочку между делом дышать, чтоб не так мутило.

Каким же облегчением было высунуться в пробитое отверстие и вздохнуть полной грудью, да и видеть дальше трёх шагов тоже здорово. Хотя темновато ещё всё же, свет-то он из-за поворота струится….

Торбу я через дыру перекинул и сам следом за ней, не мешкая, а то мне показалось, что те две жужелицы на меня внимание стали обращать.

Заложил я кое-как дыру, огляделся получше…, за угол завернул, иду…. Светло. Почти, как у нас…. Ну, конечно, мелькнула мыслишка, что я домой каким-то чудом вернулся. Но не такой я наивный, отогнал её тут же. Просто в этом месте тоже живёт кто-то. Может, такой же, как и я, а может, и нет…. Но если и не такой, то совсем немного. Приходили ведь на рынок люди из других мест, и довольно из далёких. Так, говорят чуть-чуть иначе, а в остальном, обыкновенные люди.

И уж, наверное, не похожи они на тех, о которых Хайло рассказывал….
Когда устаёт он в бубен стучать, приплясывать и песенки петь похабные, начинаются тогда разные россказни и небылицы. Помню, как-то говаривал он про народец странный, живущий в дальних краях. Всё, мол, у них шиворот-навыворот. Когда они здороваются, говорят «до свидания», а когда прощаются – «здрастье». Когда им радостно, они плачут, когда грустно, смеются…. На свадьбе они горюют, на поминках веселятся…. Того, кого в воровстве уличили, они награждают, а честных людей бьют. На рынке за прилавком у них покупатели стоят и выкрикивают: «Куплю обувку! Куплю одёжку!». А продавцы мимо них ходят и выбирают, кому что продать…. И у них, когда любовник к бабе приходит и её вместе с мужем застаёт, то он имеет право мужа этой бабы поколотить…. Вот такие странные вещи творятся в тех краях….

В сказку эту, конечно, не верит никто, посмеиваются только. А Хайлу и не надо, чтобы верили. Посмеялись, значит, развлеклись, значит, деньги давайте. Звона пройдётся, ей в передник монеток накидают…. И это всё, что Хайлу нужно….

Кто-то из особо привередливых слушателей крикнет:
- Что-то сказка у тебя какая-то пустая…!
А Хайло рот скривит….
- Какое брюхо, такая и сказка…, - ответит он и пойдёт к Плюхе за грибами хмельными….

Я про странных людей из далёких краёв тоже не особо верил. Думаю и здесь, где я иду, такого не бывает. Всё, примерно, как и у нас, должно быть здесь…. Стоп! А если тут и рынок есть, и деньги, и стража…, вдруг они посмотрят, что в торбе у меня, и решат, что я фальшивомонетчик? А вдруг у них за это тоже смертная казнь? Вот я дуралей…. Обрадовался светлым стенам, побежал…, а торбу не спрятал. Вечно я так, думаю о всякой ерунде, а о главном подумать забываю….

Надо поскорей назад вернуться, к той дыре, через которую я сюда попал. Пока я никого не встретил, пока меня не увидел никто…Развернулся я, но не успел и десяти шагов сделать, как услышал сзади:
- Эй! Торгася…!

Честно говоря, я сперва даже не понял, что это за крики и к кому так обращаются необычно. Только после второго окрика оглянулся.
- Стой, торгася! Стой! – орал с присвистом чёрт знает откуда взявшийся человек и орал именно мне, это я уже понял точно.

Вон он стоит в доспехах, дубиной вооружённый, на меня смотрит и машет….
- Эй! Торгася! Ходи цюда! Ходи, ходи!
Что ещё делать оставалось? Пришлось идти…. Не бежать же от него к этим жужелицам…?

Подхожу я ближе, а он ладонью манит и с ухмылочкой говорит:
- Давай…, давай…. Доцтавай….
И на торбу глазами показывает.

Тут внутри у меня всё так и оборвалось…. Неужели конец? Сейчас он чешуйки увидит, подмогу позовёт, схватят меня, свяжут, на помост заведут, поставят на колени, голову мою в клеть с жуком Дрыгалкой засунут, и увижу я его челюсти…. А дальше…. Дальше не знаю, что будет…, некому было рассказывать.

Занемевшими руками я торбу с плеча снял. Человеку с дубиной её протягиваю…. А тот, дубину подмышку, торбу у меня выхватил, заглянул внутрь, и ухмылка сползла с его лица….
В чешуйках он поковырялся немного. А потом, недоумевая и даже злясь, вытряхнул их на землю….
- Это цё!? – гаркнул он, разведя руками. – Цё это!? Грибки где!? Ты, цкотина! Где грибки!? Куда дел!?

Торба вслед за чешуйками полетела. Перед подбородком моим кулак возник, за рубаху тянет…. Слышу, как затрещала она, а у самого в голове туман, челюсти жука Дрыгалки ещё не развеялись, и никак я в толк не возьму, что от меня хотят.
- Нету у меня ничего…! - ору я в ответ. – Нету грибков! Нету! Всё, что есть, в торбе! Больше ничего!

Руками закрываюсь. Боюсь, как бы дубинкой не отхватить….
А этот, исподлобья глядит зло и рычит:
- Куда ходись? Цкотина торгась….

Понятно, что он спрашивает, куда я иду, но почему он от меня «грибки» требует, и откуда знает, что я торгаш? И зачем он злится так? Может, я обидел его и не помню? Да нет, я б такого «цокалку» ни в жизнь бы не забыл….

- Я заблудился просто, - отвечаю я невпопад…. – Я не знал, что грибы нужны….
- Как это не знал? – продолжал злиться Цокалка. – Ты, торгась…, не пудри….
- Нет…, это правда, - говорю я, понимая, что Цокалка мне не верит. – Я заблудился…. Долго бродил. Сюда вышел. Я не знаю, где я….

- Ты блудил? – спросил он уже задумчиво и кулак свой разжал наконец. – Ты долго блудил? Ты цожрал мои грибки…?
Не успел я ничего ответить, как вижу, из-за угла вышли ещё двое…. Тоже в доспехах, тоже с дубинами, а у одного даже арбалет из-за спины торчал.

- Эй, Косорыл, - гаркнул один из них. – Ты чего расшумелся?
- Гляди-ка, - сказал Цокалка, которого оказывается Косорылом звали. – Торгась…. Цкотина…. Пока блудил, грибки цожрал мои….

А бандюк-то, на палачей глядя, понял, что ничего хорошего это ему не сулит и заблажил ещё громче:
- Взор Мертвен! Взор Мертвен…!

Так и вопил, запрокинув вверх голову и глаза тараща:
- Мертвен я! Мертвен! Взор Мертвен…!

Невозможно было слышать эти вопли. Мне захотелось закрыть руками уши, а когда пленника на колени поставили, чтобы голову его в клеть с жуком запихнуть, то и зажмуриться то же…. Но не мог я этого сделать…. Людей вокруг полно. Скажут ещё: «Парень вроде, а ведёт себя, как баба».

Вместо этого я поморщился и вполголоса произнёс:
- Что хоть он там всё орёт-то?
И услышал вдруг, как кто-то тоже вполголоса ответил мне:
- Он говорит, что принадлежит богу тьмы…. Таких людей так мучить нельзя. Бог тьмы мстить будет….

«Что ещё за бог такой? Откуда взялся?» - мелькнуло у меня в голове. Обернулся я, чтобы посмотреть, кто там подсказывает…. Но так и не понял. Все смотрят, не отрываясь, как бандюк руками и ногами дрыгает. На меня никто не покосился даже…. И как тут разобраться?

А может, и вовсе не было никакого голоса? Почудилось мне просто…? Может, и почудилось…. Теперь уже сложно судить. Но одно я знаю точно: то, что по моей спине тварь какая-то ползает. Вмиг рыночная площадь сменилась мрачной и тёмной пещерой. А ведь так хорошо было вспоминать….

Даже душа от тоски заныла. Опять я один….

Хотя и не совсем. Ползёт тварь какая-то по моей спине…. И это не вошка дрянная, это дрянь крупная. Чувствую я, как рубаха моя оттягивается под её весом. Вот она замерла…. И я тоже замер. Даже дышу через раз, чтобы она, тварь эта, не поняла, что я живой, и не укусила.

Ну, что ж ты, зараза такая, остановилась-то? Давай, давай, на плечо заползай или ещё куда-нибудь. Туда, где я тебя рукой достать смогу….Ага…. Вот она со спины на правую руку перебралась…. Вот усики вижу я, потом голову с челюстями огромными….

Муравей…. Как же он до сих пор не догадался меня укусить? Факелок я из левой руки выпустил и муравья за башку, редкими колючими волосинками покрытую, схватил резко. От себя я его оттягиваю, а он челюстями хлопает, задними лапками за рукав цепляется, а передними по пальцам моим шкрябает, освободиться хочет. До крови расцарапал…, я потом уже увидел….

И ещё…. Балда я. Не подумал о том, что он ужалить меня может…. А муравей подумал. Муравей не забыл. Пока я его ножом достать пытался, успел он приложиться пару раз…, прямо под локоть так, что я взвыл. Ну и тут уж мне не до церемоний стало. Взялся я за дело с отчаянной яростью, и в конце концов, голову гаду этому срубил. Её и тушку, лапками шевелящую, подальше откинул. Место ужаленное, под локтем, потёр…. А самого так и трясёт… от страха и волнения. И в мысли в голове крутятся, что нельзя здесь больше оставаться, муравьи, они по одному редко ходят….

За факелком я потянулся…, и тут укусил меня другой муравей. За ладонь цапнул…. Я руку-то отдёрнул, а эта скотина висит на ней. Так вцепился, что и не оторвать. Ножом его всего искромсал, а он всё сильнее челюсти сжимает. Я уже от боли сам не свой…. Ору на всю округу.

Но так и не отцепил гада до конца…. Не успел…. Вижу - ещё один муравей появляется, а рядом ещё, и по стене уже вроде ползёт кто-то. И шуршание из темноты раздаётся…. Такое неприятное, режущее слух. На мгновение даже картина перед глазами встала, как кишат они там, во мраке, пожирая всё вокруг.

Факелок я прихватил кое-как, и бежать быстрей…. Ну как быстрей…? Как могу, так и бегу. Остатки муравья из руки зубами на ходу достал. Другая-то рука совсем онемела. Просто, как плеть, сбоку болтается. Ещё торба мешает, по заднице бьёт при каждом шаге…. Чешуйками гремит.

Да и бегу-то я не туда…. Не туда, куда надо…. Мне бы наверх, к дому ближе, а ступени ведут всё ниже и ниже…. И ответвлений нет никаких, куда нырнуть можно, дух перевести, а то я совсем уж из сил выбился.

Прислонился я к стенке ухом…. Может, ветер нашепчет чего? Но ничего разобрать не смог. В голове гудит, в ушах гудит…. От яда, что ли, муравьиного? В глазах туман, во рту привкус мерзкий…, ком в горле….

Ну и чёрт с ним…. Дальше не бегу, а бреду еле-еле, рану кровоточащую зализывая. А потом и вовсе о стенку локтем опираясь и ноги заплетающиеся передвигая еле-еле…. Но всё-таки нашёл местечко, где передохнуть можно. До развилки добрался, наконец, и в сторону свернул. У другой ещё раз и у третьей…. Так…, попетлял немного, следы заметая, и в уголок заныкался…. На торбу уселся, ноги поджал и отрубился тут же….

… Смотрю…, людей вокруг полно. Как на рынке. Галдёж, суета, крики торговцев…, гнусавое «Подайте хоть что-нибудь…», особенно громко.
Стоп…. Это же мой голос….Посмотрел я на себя…, и взаправду я это…. Хожу и побираюсь. Правая рука у меня отсохла, висит верёвкой. А в левую руку, в ту, что я людям протягиваю, муравей впился. Люди муравья боятся, подаяния на землю кидают…, а я их подбираю и ем.

Получается, дядька вышвырнул меня…. Не нужен ему калека такой…. Да ещё с муравьём…. Но торба-то со мной, ремень через плечо переброшен. Значи,т не всё ещё для меня потеряно. Осталось только человека найти нужного, который добро моё купит….

И вдруг осознал я, какую опасность для меня содержимое торбы представляет. А вдруг узнает кто…? Или стражники подойдут и спросят:
- Покажи-ка мил человек, что там в торбе-то?
Тогда конец…. Пропала моя голова. Засунут её в клеть с дрыгалкой….

Что же делать? Бежать куда? Сразу подумают, что я украл чего-нибудь…. Поймают и обыщут…. Просто торбу тут оставить? Первый же, кто туда заглянет, стражников позовёт…. А люди ещё на меня пальцем показывать будут:
- Это того побирушки торба…. Он её скинул….

Прямо совсем беда…. Я даже чуть не заревел от отчаяния….
И тут чувствую, как мамка укутывает меня тряпьём всяким, чтоб не зябко было…. Поуспокоился я немного…. И проснулся….

Чёрт меня подери! А ведь и правда укутывают….! Только не тряпками, а паутиной.

Я спросонья, да и от неожиданности тоже, дёргаться начал и паутину всю разорвал…. И паука испугал. Отбежал он к противоположной стене и сжался в комок…. Мёртвым прикинулся…. И на что, спрашивается, рассчитывал? Может, думал, что я подох…? А упаковать, как следует, не успел? Но ничего такой паучок, немаленький…. Брюхо, что моя голова. И лапы длиннющие….

Хоть и пришлось мне от дерьма этого липкого освобождаться, всё же настроение у меня улучшилось…. Рука-то ожила. Действие яда закончилось….. Так, голова кружится немного, ну и ранку пощипывает, конечно…. Ну, а главное, нож держать могу….

Посмотрел я на паучка, плюнул на него и ушёл. Пауки, они так-то полезные. Насекомых поедают. И всё-таки прав дядька Валун, дураком был Пьяный Зуб…. Я ведь весь в муравьиной крови перепачкан, а паук меня не испугался…. Это ж Пьяный Зуб такое средство выдумал. Мол, муравьёв все боятся и запах их почуяв, прочь убегают. Надо всего лишь ноги кровью муравьиной измазать и ходить можно где угодно, ничего не боясь…. И сам, правоту свою доказывая, шлялся по пещерам..., охотился там, всегда назад возвращаясь целёхоньким….

В его средство тогда многие поверили…. А дядька мой не верил. Говорил:
- Ерунда всё это…. Если ты сожрать всех можешь, то не значит, что тебя сожрать не смогут ....

А с ним спорили:
- Ходит, ведь, человек. Ходит…. И ничего ему не делается….
- Дуракам везёт…, - дядька Валун отвечал.

И надо же такому случиться, пропал Пьяный Зуб вскоре…. Сгинул совсем. Оговорил его дядька…. Сглазил…. Так люди рассудили….

Долго потом перешёптывались и посматривали косо. Я такое сразу замечаю…. А дядьке всё побоку. Рассказал я ему, что о нём думают, а он отмахнулся только:
- Думают, так думают…. Может, и лучше ещё…. Может, побаиваться будут….

То, что его на рынке недолюбливают, а некоторые просто ненавидят, он, конечно, знает…. Ну а что тут такого? Появился незнамо откуда, и на тебе - торговец…. И даже поуспешнее некоторых. Понятно – завистников полно…. А кое-кто и дело его к рукам своим прибрать хотел. А этот кое-кто сам Управляющий. Да только не один он умным таким оказался…. Зять Медяка тоже на торговлю водяную глаз положил. И вот они…, сначала один, потом другой, на дядьку Валуна насели…. А тот….

- Мне-то что? – говорит. – Меж собой разбирайтесь.

Долго они ходили, зубами друг на друга скрипели, а в открытую сцепиться не решались…. Время видно выжидали. А пока ждали, дядька мой с кухаркой Заступа сошёлся…, того самого, который чуть ли не через раз Главой становится…. И всё….

На зятя Медяковского и на Управляющего глядя, дядька теперь посмеивается….

- Облизнулись они, - говорит.

А вообще с дядькой ладить можно. Неплохой он человек…. Нужно просто характер иметь. Иначе он тебя заездит…. Стой на своём и не бойся спорить, тогда он за человека тебя считать будет, а не за жука Ишачка, на котором грузы возят….

Я всегда так делал, если устал или невмоготу, говорю прямо: «Отдохнуть мне надо. Не сдвинусь с места, пока не отдохну…». И он почти всегда уступал…. А что? Разве я не прав? Это жук Ишачок двужильный, а я-то нет….

Чёрт…. Опять я замечтался. Иду, ушами хлопаю, нет, чтобы улиток пособирать, а то от голода брюхо свело…. Да и стенку поискать надо шепчущую…. Вдоль неё идти поприятней….

Улиток-то найти не так сложно, а вот стенку эту…. Тыкаешься, тыкаешься, как червяк слепой, и ничего. Молчат стены. Ни за одной ветра не слышно…. И этот ориентир потерялся. Рассчитывать остаётся только на удачу, а она меня подводит последнее время. Здорово подводит. Две руки у меня и обе поранены…. Особенно ладонь болит. Рана глубокая.

Ну а тут ещё такая штука мне повстречалась, о которой дед ещё рассказывал, когда живой был…. Уховёртку я увидел. Смотреть-то мне на неё особого желания не было. Знаю я этих тварей кусучих…. Просто вела она себя странно очень. Брюшко выгибала. Лапки, то одни поднимет и выпрямит, то другие…. Танцует будто. И хвостами своими противными ворочает….

Я сперва-то усмехнулся…, а потом вспомнил….

Дед тогда уже болел. Много лежал. Кашлял часто. Но рассказы его мы, мелочь пузатая, очень слушать любили. Где-то может он и привирал маленько, а что-то и вовсе было неправдой…. Даже, бывало, одну и ту же историю слышали мы по нескольку раз и всегда по-разному. Только если дело пляшущих жуков касалось, говорил дед всегда одно и то же….

- Если увидите…, уносите ноги подальше. И как можно быстрее, - так он говорил….

На одной из дальних плантаций это произошло….

Переполох однажды случился….

И до этого бывали потасовки разные, или буянит кто во хмелю, или торговки покупателя не поделят, или же стражники ловят кого…. Но чтоб такое…. Шум. Гам. Люди мечутся. Лотошника Тяпу с ног сбили. Весь товар его, все его безделушки потоптали. Мой прилавочек плетёный чуть не смяли, затрещал аж, бедный.

Помню: стою, людей от себя отпихиваю…. У соседа моего, Тряпошника, платок уже кто-то прихватил. А тётка Пузыриха на улитки свои грудью навалилась и орёт, будто режут её….

Потом колокол забренчал. Толпа угомонилась потихоньку и отхлынула…. Люди туда стали стекаться, к центру ближе, где колокол, где алтарь…, где помост для собраний. Но по-прежнему шум стоит, голоса громкие, крики…. Но главное, понять я не могу, что случилось такое? Из-за чего суматоха…?

Сходить бы взглянуть, да товар без присмотра не оставишь…. Всю воду выпьют. Та же Пузыриха сразу полведра вылакает…. Дядьку бы попросить постоять пока…, так он, как назло, запропастился куда-то.

Тут подходит один…, походкой вальяжной.
- Воды, - говорит. – Налей-ка….
Кружку я ему передал и смотрю, как пьёт он из неё, смакуя, глотками мелкими. Смотрю, а самого так и распирает спросить, что произошло такое? Вдруг он знает?

Только Пузыриха опередила меня:
- Чего-то приключилось видно…. Может, видали, что за беда?
А Незнакомец рожу состроил постную….
- Ничего особенного, – отвечает. - Бандюки на девок напали, а стражники отбили их….
Это называется «Ничего особенного»?

- Господи, страсти-то какие, - тётка Пузыриха запричитала.
- Да ну…, - ухмыляется незнакомец. – Подстроено всё это, конечно. Да начальник стражи сам всё и подстроил….

- Что хоть ты говоришь-то? – Пузыриха руками замахала. – Господин Медяк, такой человек….
- В том-то и дело, что человек…, - сказал незнакомец, оторвавшись от кружки. – Все мы люди…. Все хотим жить…. Вот и он хочет, чтобы денежек побольше на стражу выделяли. Вот, дескать, не зря нас кормите….

Тут уж я не выдержал:
- Всё равно не понимаю, зачем ему подстраивать что-то….
- Эх ты, деревенщина, - усмехнулся незнакомец. – Он ведь наверняка с каждого полтешка выделенного копеечку да имеет….

Задумался я…. Но всё равно в толк никак не возьму, как связаны могут быть полтешки, копеечки, стража и бандюки…. Незнакомец ушёл уже давно, а я всё думаю, думаю….

- Рот-то хоть прикрой, - соседи мои смеются.
И вдалеке тоже кто-то похихикивает….
- Ты деньги-то у него взял ли? – Пузыриха спрашивает.
Я от мыслей своих отвлёкся, на прилавок посмотрел, кружка там стоит перевёрнутая, и всё. А под неё заглянул когда, захотелось мне себя по лбу треснуть.
- Вот ведь, - качает головой тётка Пузыриха. – Достойного человека в таких грехах обвинил, а сам аферистом оказался…. Поди-ка найди его теперь….

А я стою и не знаю, что и сказать в своё оправдание. Стыдно мне и обидно. Хоть, кажется - грош, тьфу, мелочь какая, а чтобы грош этот заработать, моим братишкам и сестрёнкам целый куль плесени наскрести надо. На грош улитку вяленую крупную можно купить или пол-гриба хмельного и вообще много чего, а хоть безделушку у Тяпы…. Висюльку какую-нибудь на шею красивую…. И Звоне подарить…. А я….

Показалось мне тогда, что все вокруг косо на меня смотрят. И готов был я сквозь землю провалиться, как после встречи с кротом…. Хорошо, вскоре дядька появился. Спросил я разрешения отлучиться ненадолго, ноги поразмять. И убежал поскорей, пока не рассказали ему, как меня облапошили.

Побежал я туда, где толпа собралась…. Крики к этому времени стихли уже. Только один голос звучал громко, голос того самого Медяка, которого в казнокрадстве обвинили.

Говорил он о том, что я и так уже знал: о напавших бандюках, о девках, которых чуть не умыкнули, о том, какие стражники молодцы…. И ещё о стрелах говорил, о бандюке, которого поймать-таки удалось, потому что тот, дуралей, в тупик забежал…. Впопыхах, наверное….

Вон он стоит связанный, с двумя стражниками по бокам…. Плохо мне его было видно из-за голов людских, да и далековато…. Ну а так…? Человек как человек, от других людей почти ничем не отличается, грязный только и в крови…. Ну и то, что бандюк, конечно, тоже…. Хотя…, если подумать…. Наставник Переларь говорил, что и предки наши нехорошо себя вели. И только поэтому Старый Бог разозлился на них. И если бы не Великий Мастер, создавший этот мир и упрятавший сюда всех, не миновать бы им Дрыгалки….

Вот ведь, человек какой, Переларь, и объяснит доходчиво, и спросить у него можно, что угодно…. Не то что старый наставник. Только и умел по Канонам читать. Всё «Старый Злой Бог», да «Старый Злой Бог»….

А я у него спросил однажды:
- Как это Злому Богу доброго Мастера создать удалось…?
Подошёл он ко мне тогда…. По голове погладил…. А потом как звезданёт по мордасам ладонью…, у меня аж искры из глаз.

А он пальцем грозит:
- Слушай и вникай! Нечего людей вопросами своими баламутить….
Нет, Переларь не такой…. Ему с простым человеком поговорить незазорно. Он и буквицам пытался нас научить, да только толком я так и не смог научиться. Некогда было….

Вдруг из толпы крикнул кто-то:
- Спросите у этого подлеца, зачем они девок умыкнуть пытались…!?
И тут же хохот со всех сторон раздался с выкриками вперемешку: «Ты что, не знаешь, для чего девок умыкают!?», «Каждый дурак знает, для чего…!».

Хохотали все. И я хохотал, и Медяк тоже, и стражники. Только бандюку не до смеха было…. Да и понятно, почему…. За такие дела, какие он совершил, по головке не гладят….
- Лучше пусть скажет, почему не жилось ему, как человеку!? – Это другой кто-то, более разумный, сказал, когда хохот постих немного. – Зачем бандючить принялся…?

И один из стражников пленника древком пики пиханул со словами:
- Отвечай, скотина, когда люди спрашивают….

А бандюк, словно очнувшись, как заорёт что было мочи:
- Мертвен я! Мертвен…! Взор мой Мертвен!

Все вокруг переглядываются, плечами пожимают, никто не знает что за «Мертвен» такой. А бандюк, обезумев будто, голову вверх запрокинул, и не переставая:
- Мертвен! Мертвен я…! Мертвен…!

Так и орал не пойми что, пока не успокоили его ударом под дых, и ещё пнули пару раз, когда он уже на помосте валялся. Дальше Медяк опять слово взял, а я на другое зрелище отвлёкся….

Немного в стороне увидел я стражника с повязкой на руке, пропитанной кровью. Вокруг него народу не так много было, родственники да знакомые, похоже, только. Показывал он стрелу, точно такую же, как и эта, из дохляка торчащая, что перед моими глазами сейчас.

Помню, говорил он с усмешкой, какие эти стрелы дрянные. Доспехи, из чешуйницы склеенные, пробить не могут. В незащищённое место на руке воткнулась одна, да и то неглубоко, царапина, можно сказать.

Да и вообще, бандюки ещё те вояки. Пиками они не пользуются, из оружия только дубинки да ножи. И ещё стрелы, которыми они отстреливались из темноты.

Наши-то оторопели сперва. А потом, когда увидели, что стрелы эти от них отскакивают, вреда не нанося, вперёд бросились, пиками противника достать пытаясь. Да только противник-то к этому времени уже дёру дал. И если бы один из них в тупик не уткнулся, то и его не догнали бы.

Из наших целы все, только трое ранены слегка. Двое в руку, а ещё одному щёку разодрало…. Слушаю я храбреца этого, смотрю на него, и чувствую, не то что-то…. Странно он себя ведёт. Моргает часто, бровями водит, слова тянет…. А тут и вовсе, рот беззвучно стал открывать, потом за голову схватился и рухнул, как подкошенный.

Упасть-то ему не дали, конечно, подхватить успели…. А он хрипит…. Пока с него доспехи стаскивали, чтоб полегче-то ему было, он и дышать перестал….

Тут снова переполох поднялся. Бабы подняли…. Заверещали, запричитали…. Тут люди и нахлынули. Толкотня началась. Всем же посмотреть интересно….

Сам Медяк пришёл. Велел знахаря разыскать…. Да что там разыскивать? И так всё понятно…. Народ уже гудит вовсю, что стрелы, мол, отравленные….

И знахарь, когда прискакал взъерошенный весь, подтвердил тоже. Тот, что со щекой был, отошёл, когда ему рану заклеивали. Второй, которого жена к знахарю притащила, всё равно, мол, за лечение стражников казна платит, когда домой уже идти хотел, кончился…. И ещё…. Дуралея одного, что стрелой в зубах поковыряться решил…, и его отпевать надо….

Чувствую, как от всего произошедшего оторопь меня берёт…. И ещё слышу, как разговаривают двое. Один говорит:
- Что за глупость такая…? Зачем нужен этот яд? Для боя он не годится совсем…. Пока он на противника подействует, он тебя двадцать раз убить успеет….

- Да чёрт его знает…, - отвечает другой. – Может, другого яда не было. А может, ужас хотят навести…. Чего тут скажешь? Бандюки, одно слово….
- Какие они бандюки? – первый снова говорит. – Бандюки, они из наших…. А этот? Ведёт себя странно. Слова произносит странные…. Точно…. Пришлые они…. Как есть….

И тут, как специально, опять «Мертвен» этот заорал. Орёт просто благим матом:
- Взор Мертвен! Взор Мертвен!

А ещё громче понятные слова звучат:
- Мразь…! Убийца…! Сдохни…!
Это началась уже настоящая потасовка. Родственники и близкие отравленных стрелами до пленника добрались. Его бьют, стражу, что оттеснить их пытается, бьют, самому Медяку чуть не досталось…. Кое-как их унять удалось.

Потом появился Глава. Просил людей успокоиться. К порядку призывал…. А из толпы кричали в ответ ему:
«Дёргалку тащите!», «Казнить эту тварь!», «Дёргалку давай!»…. И всё громче, и настойчивей. И голос Главы утонул уже в этих криках….

Вижу я, как он, озираясь растерянно, руки опустил, не в силах с толпой сладить…. Да и у меня тоже, со всех сторон зажатого телами людскими, голова кругом пошла. Перемешалось всё в ней, и вопли женские с плачем, и выкрики: «Дёргалка! Дёргалка!», перерастающие в невыносимый гул, и отчаянные возгласы бандюка. Даже дурно стало отчего-то. Думаю, главное, только сознание не потерять…, а то ведь затопчут запросто.

Да и не только мне плохо. Слышу:
- Народ, не напирайте так! Тут баба беременная…!
И вдруг гул стихать стал. Плач женский поутих. Только звон в ушах остался. А про то, что мне дурно было, я и вовсе забыл, когда увидел, как на помост палачи поднимаются. И клеть с жуком Дрыгалкой с собой тащат….

Вместо дурноты от страха какого-то и трепета в груди холодок….
А бандюк-то, на палачей глядя, понял, что ничего хорошего это ему не сулит и заблажил ещё громче:
- Взор Мертвен! Взор Мертвен…!

Запрокинув вверх голову и глаза тараща:
- Мертвен я! Мертвен! Взор Мертвен…!

Продолжение следует....

А с ножом тоже…. Кому хоть раз в жизни такую дорогую вещь находить приходилось? Только дядьке Валуну однажды так же свезло, когда он от холуёв Вострецовских по пещерам прятался. Здорово они тогда на него разозлились…. Особенно сам Вострец. Ещё бы, ведь дядька на него, на Востреца-то, полный куль плесени вывалил. За то, что тот жену его потаскухой назвал.

Вот так, прятался, прятался и источник с водой нашёл. С хорошей водой, не вонючей. Потом на рынке торговать стал. Монеты в кошеле забренчали…. Хоть и не богач, но всё же….
А Вострец-то, до сих пор на семью мою косится зло…. «Чёртово семя», - говорит. Скотина жирная….

Так вот, если подумать, может, я и на самом деле везунчик? Да и дядька учил всегда, если обдумал дело, то надо делать, а то ничего не сделаешь….

Попыхтел я немного, повздыхал и решился. Пошёл потихонечку…. Факел-то что, на три шага светит, не дальше. А твари некоторые бегают быстро. Не успеешь отскочить – укусят…. А если ещё и ядовитая тварь, то пиши пропало. Сколько таких мы видали… дохляков, тех, что увернуться не успели? И целиковых, и поеденных, и обглоданных совсем…?

А однажды на рынке прямо…. Ходил один, ходил…. Кто такой, не знаю, но только скорчился он вдруг и на землю упал…. Подёргался, подёргался и затих. Пока решали, чей он да что с ним делать…. Смотрим, а из него личинки осы полезли. Здоровые такие, жирные. Большого пальца толще.

Как уж он их таскал так долго, непонятно…. Хотя люди все разные. Есть и живучие. Вот Топтун, например…. Это тот, что у дядьки Валуна работником был. Теперь-то его по-другому кличут – Шаркало. Он ведь тоже, как и я, водой торговал…. До меня ещё….

Не знаю уж, где правда, только дядька мой говорит, что Топтун грибов хмельных был наевшийся, поэтому и забрёл не туда. Другие сказывали, мол, это сам дядька Валун послал Топтуна за спорами Злого Одуванчика. А что Топтун говорит, не поймёшь ни черта. У него от укусов муравьиных лицо всё онемело, рот почти не ворочается и язык тоже. Слюни только текут. А ещё у него глаза не видят, и ноги изъеденные отсыхают ниже колен. Как хоть выжил-то, все удивляются. Ведь, говорят, закостеневший был, как гриб сушёный. Но оклемался постепенно. Ничего…. Теперь по рынку на карачках ползает, побирается. Ступни у него сзади по земле волочатся и шаркают. За то и прозвали его – Шаркало. Я иногда воды ему давал бесплатно. Хоть дядька на меня и злился…. Вот что бывает, когда с муравьями повстречаешься.

Только я-то надеюсь избежать встреч таких. Ведь если тот бедолага, Слизнем которого звали, нож свой до последнего из рук не выпускал, значит, жизнь свою задарма отдавать он не собирался. И остальное своё добро вряд ли сразу бросил. Здесь оно где-то недалеко…. Я думаю….

Недалеко где-то…. Но где? Чем дальше, тем труднее мне заставлять себя вперёд идти. Места-то совсем дикие…. Клеем от насекомых здесь отродясь никто не мазал…. Тенёта повсюду свисают, сопли на них какие-то. Сырость, мелкая дрянь всякая шныряет туда-сюда. Жужелицу в норе видел…. Надо как-то место запомнить, чтобы на обратном пути повнимательнее быть….

Да и вообще, я в который раз уже себе говорил, что ещё шагов десять сделаю и всё, назад. И в то же время другая мысль свербит: «А вдруг до цели два шага осталось? И я, будучи почти рядом, отступлюсь?». А как же тогда мечта об улиточной ферме? А как же мечта о Звоне - дочке бубенщика лысого, которого все Хайлом зовут…?

Вот чёрт! Развилка…. Куда же теперь? Наугад придётся…. Главное - не забыть, где потом повернуть, по бокам ведь ещё куча всяких ответвлений…. Очень похоже, что пещерки эти коротенькие и глухие. Кое-где даже остатки дверей сохранились.

У нас в закутках таких целыми семьями живут…. Где позажиточнее семейство, вход занавешен. А где победнее, прямо так…. Я, конечно, заглядываю туда на всякий случай, но заходить, не захожу. Ни один дурак туда не полезет…. Это же ловушка верная….

Да где ж мешок этот чёртов….. Или что там у него? Торба?

Коридор с закутками кончился. Я ещё раз повернул. И думал уже, что, скорей всего, иду я совсем не туда…, и что ничего я не найду…, и искать мне надо теперь не чьё-то добро, а способ как перед дядькой оправдаться.
Тумаков-то, конечно, мне не избежать. Главное, не прогнал чтобы….

Вдруг пятно чёрное сбоку промелькнуло…. Я поглядел получше…. Пролом в стене чернотой зияет…. Как же мог я туда не заглянуть? Ну и заглянул, конечно…. И первое, что увидел - торба. Лежит себе спокойненько на земле в соседней пещере, меня дожидается. А Слизняк-то хитрым был. Припрятал добычу свою. От посторонних глаз….

Попытался я торбу рукой достать и ножом подцепить, ну никак…. Коротки ручонки у меня. Пришлось через дыру перелезать…. Зато узнал, почему стенка обвалилась. Вся она была жуками изъедена. И пол у пещеры жуками изъеден…, захрустело подо мной что-то, когда я на него спрыгнул.

Торбу я приподнял…. Ничего, увесистая. Хотел было её через пролом назад перекинуть, но огляделся прежде, и не зря. Там по проходу, из темноты на меня огромная морда надвигалась стремительно. Я отпрянул…. К стенке прижался….

Плохо. Плохо. Очень плохо. Наверняка эта скотина мой запах учуяла.

Ну, конечно…. Крот, нос свой волосатый, с кулак не меньше, в дыру просунул. Принюхивается. А я рукоять ножа крепко сжимаю и говорю ему мысленно: «Уходи…. Уходи. Иначе ткну я тебя…. Как есть, ткну…». Но крот…. Неужели он отступит, если добыча рядом совсем? Лапой когтистой он стеночку жиденькую ковырнул, и труха во все стороны полетела.

И всё. Не выдержал я. Прямо в нос этот шевелящийся ударил. Крот заверещал, что аж уши у меня заложило. И дёрнулся, чуть нож из рук не вырвал…. Ранил я его, конечно, несильно, а вот разозлил сильно…. С удвоенной яростью он на меня бросился. Чуть лапой не зацепил. Я едва успел отпятиться. А он лапу эту на пол, жуками изъеденный, опустил, и почувствовал я, как земля из-под ног ушла.

Летел я недолго совсем, даже не испугался толком. Руки и ноги только растопырил… и уже на земле лежу…. А сверху труха на меня сыплется вместе с личинками, жуками и другой дрянью…. И ещё с какими-то соплями липкими….

Стряхнул я с себя всё это, слушая визг и возню и представляя, как крот сверху падает на меня, вещички свои подобрал и ходу…. Бежал я, бежал и только у третьей или четвёртой развилки остановился…. По пути ещё пару тараканов ногой раздавил, специально, чтобы тварь та на них отвлеклась, если что. Так-то всё вроде нормально. Руки целы, ноги целы, голова цела. Торба на плече, нож в руке. Только факелок мой пострадал. Стебель обломился, и на светящуюся плесень поналипало всего. Ни черта вокруг не видно.

Вот тут как раз, на развилочке этой и осознал я, наконец, какие паршивые дела у меня. Потерялся я. Куда идти, не знаю. Не выбраться мне из лабиринтов этих. Ни за что…. Ни за что не выбраться. До чего мне тоскливо стало сразу. Семейство тут же вспомнилось…, дядька….

А дядька что? У меня ведь ещё двое братишек…. А братишки кончатся, сестрёнки есть. Воду таскать могут, к тяжёлому труду приучены. Не пропадет дядька…. А вот я…. Вздохнулось у меня как-то горько. К стенке я прильнул, глаза закрыл…. И вдруг слышу…. Шепчет.

Шепчет мне ветер: СЛУШАЙ…. РАССУЖДАЙ…. СООБРАЖАЙ….

И подумал я, пакость какую-то к моей ноге подбирающуюся пиная: «Чего это я, в самом деле? Плохи мои дела, конечно, но не так чтобы уж совсем. Живой я ещё».

Еда, вон, под ногами бегает. Хоть те же самые тараканы…. Правда, я их только подсушенными ел, на кусочки нарезанными, но и так ведь можно, сырыми. Хайло, помню, за полгривенника живого таракана жрал. Здоровенного такого…. Таракан ему ещё фалангу пальца откусил. Вот смеху-то было. Люди кричали: «Давай! Давай! Жуй! Кто кого съест быстрее!?».

А вот лабиринты – это да. Бродить по ним можно бесконечно долго. Ну а вдруг мне и здесь повезёт? Наткнусь я на промысловика какого-нибудь. Да хоть на того же, с рынка…. А почему нет? Как сказал один мой покупатель, которому показалось, что воды в кружке мало, и которого я подальше послал с его претензиями: «Встретимся ещё, ублюдок. Мир он….». Небольшой…? Ну, или что-то в этом роде….

Послушал я, что ещё, там ветер нашёптывает….

ОСМОТРИСЬ…. РАСКЛАДЫВАЙ…. РАСКРЫВАЙ….

Ну, «ОСМОТРИСЬ» - это понятно. А раскладывать что? Может, мысли в голове? Не знаю…. А «РАСКРЫВАЙ»?
Точно…! Я ведь так и не посмотрел, что там в торбе.

Да и сама торба - вещь интересная. Сразу видно - дорогая. Кожаная. Бляха чеканная на ней. Голова чья-то изображена, человеческая, на дочку Востреца похожа, щёки такие же пухлые…. А вокруг головы штуки такие…, не знаю, как называются…. Ну ладно….

Ещё застёжки на торбе…. Тоже чеканка…. Еле разобрался, как их открыть.

А Слизень всё-таки хитрой сволочью был. Хорошо меня дядька научил, что прежде чем свой нос куда-то совать, удостовериться надо, сможешь ли ты его потом обратно вытащить…. Там, в торбе сверху челюсти жука Дёргалки торчали. Вот бы сейчас я тут в конвульсиях бился….

Жуком Дёргалкой только отъявленных жуликов казнят. Убийц, насильников всяких, заговорщиков, фальшивомонетчиков тоже. Выведут такого на площадь рыночную. Дадут жуку укусить его. И смотрит толпа, как он руками и ногами дрыгает, пену изо рта разбрызгивая…. Долго дёргается, а потом лежит неподвижно и глазами только хлопает…. А его уже на удобрения продают. Фу ты, жуть какая…. Бывало, дамочки в обморок падали от зрелища такого….

Посмотрел я ещё раз на эти челюсти, ножом их подцепил и отбросил подальше. Нож потом мхом вытер…. А может, и яда-то нет в этих челюстях…, так, лежат для острастки…. А под ними что?

Чёрт меня подери! Полная торба чешуек медного жука, из которых монеты делают.

Когда клоп Переменьщик из куколки вылупляется, и выбирают нового Главу, то выходит казначей, показывает такие чешуйки и говорит, сколько монет будет из них изготовлено. А новоизбранный Глава перечисляет, куда эти деньги будут потрачены. На обмазку стен плесенью светящейся или клеем от насекомых, а может, на доспехи страже, или ещё куда…. А люди стоят и одобряют. Либо не очень одобряют. И тогда споры начинаются, иногда бывает, дерутся даже….

А здесь этих чешуек столько…. Я не знаю даже, сколько раз клопу Переменьщику вылупиться надо, чтобы всё это израсходовать. И для чего знакомый мой промысловик с дружком своим их искали? Не для того же, чтоб казначею сдать…? Зато понятно стало, зачем Слизень прятал это добро. И я так же сделаю, если получится у меня выбраться из этой передряги.

Ну а пока я торбу на плечо накинул и поплёлся потихоньку, вдоль шепчущей стены…. Не знаю куда. Наугад….
Неторопливо я иду, даже, можно сказать, медленно очень…. Факелок залепило весь. Еле-еле светит. Под ложечкой ещё сосёт. Улиток съедобных приходится по стенам искать. А они прячутся в лишайнике, в щелях…..

Так я этим занятием увлёкся, что дохляка не заметил. Запнулся об него. А он весь мокрицами облеплен, и сколопендра из его рта вылезла, перепугала меня….

Но умер-то этот человек не от её яда…. Не от яда сколопендры…. Умер он от стрелы, что из груди его торчит, а уж та-то наверняка была отравой какой-нибудь смазана. Я такие стрелы уже видел….

Переполох однажды случился….

Сижу в углу тёмном, ухом к стенке пещеры прижался, слушаю, что мне ветер нашёптывает. Глаза закрыл, чтобы не мешали…. Ветер-то с той стороны, а я с этой…. Надо сильно слух напрячь, чтобы расслышать….
Иногда мне кажется, что он говорит мне, ПРИСЛУШАЙСЯ. А иногда, РЕШАЙСЯ…. Или ПОСПЕШАЙ? И каждый раз по-разному.

Трудно понять толком…. Да ещё дядька Валун по проходам бегает, меня кличет. И вёдрами по стенкам шаркает. Услышишь тут разве? Глаз один приоткрываю…. Вот он мимо пробежал…. Если назад вернётся, обязательно меня найдёт. Ведь я, балда, ведро у самого прохода оставил.

И тогда начнётся…. Что же ты, скажет, бездельник, опять отлыниваешь? Рынок почти открылся, а вода сама себя не принесёт…. И ещё подзатыльник влепит….

- Что же ты, не слышишь, как я тут ору, надрываюсь?! – голос в ушах загремел.
Я даже вздрогнул и в стенку вжался.

- Разве вода сама себя принесёт? Бездельник ты этакий…! - дядька Валун слюной брызжет. – Скоро рынок откроется…. А если место наше займут? Придётся в самый конец тащиться. Кто нас там найдёт?

Встаю. Вёдра подбираю….
- Уснул я, - говорю, набычившись. – Спать очень хочется. Зачем каждый раз в такую рань вставать? Воду ведь можно и с вечера набирать….
- Ты что, дурачок? Не понимаешь? – дядька подталкивает меня. – Злопыхатели и кликуши сразу завопят, что, дескать, у Валуна вода тухлая….

Рынок - это большая пещера, просторная. А к воде идти надо проходами узкими. Я впереди, ногами шаркаю, а дядька мой сзади. Поотстал маленько. Приглядывается, да прислушивается, не следит ли кто за нами…. Тайный ход к источнику воды никто знать не должен. Если все будут знать, где вода, кто же её тогда покупать-то будет?

Где пещеры исхоженные, там стены светящейся плесенью измазаны. Всё и так видно. А где тайные проходы начинаются, темень непроглядная…. Сколопендры, бывает, попадаются, с руку толщиной. Очень опасно….
Ещё в сыром месте жужелицы водятся. Они, говорят, человека насквозь прогрызть могут…. А если на крота наткнёшься, совсем беда. Он ведь разбираться не станет, червяк ты или нет…. И поэтому в местах этих крадусь я осторожно….

В одной руке фонарь – стебель лишайника, обмазанный светящейся плесенью, и вёдра. А в другой - нож наготове…. Если что, проткну любого…. Это уж не сомневайтесь.

Нож у меня отличный. Не костяной какой-нибудь, не из панциря жука землееда, а из металла…. Очень я горжусь им. И берегу его очень…. Никогда с ним не расстаюсь. Даже когда спать ложусь, кладу его рядом…. Страшно оставлять без присмотра. А вдруг утащит кто?

Дядька Валун хотел у меня его забрать…. А я не дал. Упёрся, и ни в какую…, не дам, и всё. И он отступился…. А с чего я должен…? Ведь это я его нашёл. Значит, он мой.

Это я заглянул в пещеру нехоженую. И я увидел незнакомого человека, лежащего на земле, бездыханного и искусанного какой-то тварью…. Может даже и ядовитой….

И дядька его видел…. Помню, смотрит и говорит:

- Скрипуну его продадим. На удобрения….

А я стою и думаю. Откуда взялся этот человек? Может, он следил за нами…? И заблудился в проходах? Это очень легко заблудиться…. Если дороги не знаешь. Или же он пришёл сюда из лабиринтов неизведанных пещер? Мрачных и таинственных? Кишащих мерзкими тварями…? Тогда подумать страшно, что он там мог испытать….

А вдруг он поднялся из тоннелей, уходящих далеко вниз? В глубину ещё более мрачных пещер и ещё более неизведанных…? О которых рассказывают такое, что мурашки по коже и холодок….

Вон оттуда он полз, тратя последние силы и стремясь спастись от кого-то. Вот и след кровавый теряется в темноте…. На всякий случай я посветил туда…. И увидел этот нож. Весь испачканный красной и белой кровью, слизью и ещё чёрт знает чем.

Ничего, думаю, сначала я его лишайничком как следует оботру, а потом в воде вымою…. Оборачиваюсь, а дядька Валун у незнакомца по карманам шарит…. А тот вдруг глаза открыл и захрипел:
- Это ветер кричит мне! Ветер мне кричит…!
И дух испустил уже окончательно.

Только дядьку моего перепугал…. А я подумал, где это он мог слышать такое, чтобы ветер кричал? Нет, ребята. Он, похоже, из тех людей, что забираются в самые отдалённые уголки в поисках разных вещей. Очень ценных и диковинных. Вроде костей животных, огромных и давно вымерших, или игл большого ежа, которыми из арбалета стреляют, или тех же кусков металла, из которых делают ножи, или радужных чешуек для женских украшений….

Да…. Отчаянные это люди. Бедовые…. Знал я одного. На рынке ко мне подошёл…. Глаза блестят…. Видно хмельных грибов наелся.
- Хорошая у тебя вода? – спрашивает. – Не тухлая?

А я ему с обидой отвечаю:
- Получше воды поищи…, не найдёшь.

Он усмехнулся:
- Сколько стоит-то?
- Грош - кружка.

В кошеле он своём порылся и полтину мне подаёт. А я воды ему отчерпнул и стою, носом шмыгаю. Думаю, дядька деньгу большую дал, а сдавать-то мне нечем. Смотрю на него растерянно…. Воду он выпил. Покряхтел от удовольствия. Усы и бороду вытер рукой…. Улыбается.

- Твоя правда, - говорит. – Хороша водица. Помню, бывало, по пещерам бродишь, воды ни капли. Пить охота, жуть…. Так я мох обсасывал, чтоб хоть как-то жажду унять…. Если б ты мне тогда эту кружку поднёс, я б тебе за неё… пять целковых отвалил бы….

- А вы что же? – заинтересовался я. – Промышляете?
- Промышляем, - кивает он головой. – Промышляем. Вот недавно с добычей вернулись. Видишь? Денег полна мошна…. Да что ты мне зубы то заговариваешь…? - опомнился он. - Сдача моя где?

- Деньгу поменьше дайте. Нет у меня сдачи с полтины, - оправдываюсь я. – Не наторговал ещё….
- Вот тебе на…, - разводит он руками. – Что ж мне теперь весь день около тебя торчать?

А что я? Плечами только пожимаю…. А покупатель мой не унимается:
- Что-то вяло у тебя торговля идёт…. Вон другие торгаши кричат, покупателя зазывают. А ты стоишь, молчишь….
- Кто пить захочет, сам подойдёт, - отвечаю. – Чего зря глотку драть?

А соседке моей, тётке толстой, что вялеными улитками торгует, тоже сунуться надо. Говорит она с ухмылочкой:
- Они с дядькой оба такие, ленивые. Лишнее слово сказать им неохота….

- Эх ты, голова садовая, - покупатель мой говорит. – Человека, может, дела отвлекают. Забегался он и забыл, что пить хочет. Так ты ему подскажи….
И давай на весь рынок орать:
- Эй, человек! Что ж ты мимо идёшь?! Воды за грош хошь?!

Так раскричался, что люди внимание обращать стали. Оглядываются. Смотрят. Кое-кто подходит. А покупатель мой уже на новый лад зазывает. И громко так, зычно.

- Если ты разбух и размяк! Разваливаешься, как гнилой тюфяк! И хочешь заново на свет народиться! Выпей прохладной и чистой водицы!

И пошла у меня торговля…. Только воду успевай подавать. А зазывала мой посмеивается:
- Ты бы соседке-то своей дал хоть гривенник…. Она бы улиток своих солью погуще обсыпала…. И люди от неё, глядишь, сразу б к тебе шли….

- Дождёшься от них, - ворчит тётка завистливо. – Да они и так богачи. Вон какой нож дядька племянничку купил….

Я-то, пока воду подавал, и не заметил, как рубаха моя задралась…. И нож на поясе видно.
Покупатель мой прищурился…. И ухмылка сошла с его лица.
- Да. Неплохой нож, - сказал он задумчиво. – Денег больших стоит….
- Не покупал мне дядька ничего. Нет у дядьки таких денег, - оправдываюсь я. – Нашёл я его…. Человек лежал мёртвый…. Весь в крови….

А этот, рукой меня за загривок схватил, притянул к себе и шепчет на ухо:
- Узнал я ножичек то…. Дружка моего вещица эта…. Ну да ладно…. Нашёл, так нашёл…. Ты мне место только покажи, где приятель мой лежит…
- Нет там никого уже, - отвечаю я, стараясь освободиться. – Мы его Скрипуну на удобрения продали…. Грибы на нём уже растут…

Дёргаюсь я, хочу вырваться…. А он не отпускает. Держит железной хваткой…. И шепчет:
- Чёрт с ним…. Ты мне место покажи…. Я тебе денег дам…. Много…
- Нельзя мне…, - упираюсь я. – Меня дядька убьёт….

Тут уже люди вокруг беспокоиться стали…. Подумали, что драка. Стражников зовут…. Покупатель мой, как о страже услышал, тут же отпустил меня. И сказал:
- Я тебя найду. Ещё поговорим….
И быстрым шагом удалился…

А я шею потираю, гляжу, стража появилась…. Двое с пиками…. Спрашивают у людей, что случилось…. А те всё на меня показывают.

Подходят стражники ко мне. Тот же вопрос задают. А я им:
- Да всё в порядке. Покупатель обиделся, что мелкими ему сдал…. А вы водички не хотите попить?
Они стоят, мнутся….
- Бесплатно, конечно, - говорю. – Я же понимаю. Вы меня охраняете.

Стражники заулыбались. По кружке выпили. Усы вытирают.
- Молодец, парень, - говорят. – Что понимаешь….

Вспоминаю эту историю и снова голос моего покупателя слышу. Неожиданно как…. Даже не понял сразу, в голове он у меня звучит, или действительно покупатель мой где-то рядом. А когда прислушался, понял, не мерещится мне. В соседнем проходе разговаривают….

- Не знаю я, откуда Слизень пришёл, - через дыру, жужелицей прогрызенную, услышал я. – Не захотел щенок этот место мне показать. Упрямый оказался.
- Поаккуратней надо было, - сказал незнакомый кто-то. – А то ты, как всегда, сразу руки распускать…. А может, они и товар забрали?

- Не знаю…. Люди стали кричать: «Стража, стража….». А я подумал, если крови много было, мокрицы на неё сползутся, по ним и найдём.
- Так мы полжизни искать будем….
- Если правда всё, что Слизень рассказывал, то и всю жизнь угробить на это не жалко….

И дальше в том же духе. Сокрушаются, спорят, о товаре беспокоятся….. А я слушаю их и думаю: «Что же я, балда, сам про товар-то не догадался. Эх…, найти бы. Да загнать…. Они вон с полными кошелями ходят…. Сразу жениться можно. И дело своё открыть. Улиток, например, выращивать или грибы…. Надоело каждый день на рынке торчать».

И так эта мысль меня зацепила, что я про дядьку забыл и про воду. Размечтался…. И сам не понял, как на том самом месте оказался…, где Слизняка нашёл. Тут же под ногой хрустнуло. Я вниз посветил….. Точно. Так и есть. Наползли мокрицы кровушкой полакомиться. Но только и мокрицами кто-то уже полакомиться успел, панцири пустые валяются повсюду…. Штук двадцать, не меньше.

Оторопь тогда меня взяла. Перехотелось мне сразу по проходам этим чёртовым шариться. Всё-таки, как ни крути, на рынке получше будет, чем у Скрипуна, в виде удобрений….

А с другой стороны…, я ж всегда везунчиком слыл. У братишек моих и сестрёнок спросите. Тех, что на мироедов этих, вроде Скрипуна или Востреца, за гроши батрачат. Что они в жизни-то видят, кроме плантаций плесени…? А меня дядька Валун забрал к себе. Поскольку детей своих у него нет, жена померла, когда рожала, а работника его муравьи поели, он теперь по рынку ползает слепой, подаяния просит. Поэтому он меня и забрал. Что? Разве не везение это?

Мог бы спину сейчас гнуть, плесень в куль сошкрябывая. А это ведь неполезно…. Помню, как дедушка мой помирал. Лежит с открытым ртом, хрипит, а изо рта у него светится…. Так и светился, пока не помер совсем.

продолжение следует....