Первоисточник вдохновения:


Шкатулка
© Царевич Александр

Таине

в мягких стенах панбархатной тьмы,
сквозняках, шелестящих негромко…
мы пробудем до нужного срока
в музыкальной шкатулке зимы.

да, нам здесь не видны облака
и не слышно ни моря, ни птицы.
но зато, ты поверь, не случится
ничего до момента пока,

кто-то в руки шкатулку возьмёт,
повернёт рычажок незаметный…
столько музыки грянет и света,
столько воздуха, бьющего влёт!

ты стряхнёшь с нас дурной полусон
и на волю вспорхнёшь балериной.
я останусь невзрачной пружиной,
на которой и держится всё,
что танцует, смеётся, звенит,
отзывается долго и гулко.

– не разбей, дорогая, шкатулку –
всё, чего я прошу у зимы.[/i]

Душевный отклик:

Ящик

замурованы в стенах из тьмы,
не боясь сквозняков шелестящих,
еле слышно сыграли мы - в ящик
музыкальной шкатулки зимы.

здесь проблемы с кормёжкой, увы -
нет ни мяса, ни рыбы, ни птицы.
не удастся ничем поживиться,
кроме всяких метафор кривых…

кто-то в руки шкатулку возьмёт -
по весне или, может быть, летом -
и достанет из стенок скелеты,
и стряхнет паутины налёт.

забренчу я с тобой в унисон
тазобедренным тощим суставом
и, собой возгордившись по праву,
запою, как когда-то кобзон,
тихо так - про грибные дожди
и созревшие где-то там вишни…

лишь любовь будет третьей и лишней –
от скелета объятий не жди.

*)

=============
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Большая элегия
© Царевич Александр

Одному поэтическому сайту…Но! Все события и персонажи вымышлены. Любое сходство с реальными событиями и людьми случайно.

I.
Туда, в одном унылом декабре,
Доставили меня по первопутку…
Свой срок в филологической тюрьме
Я отбывал за мелкие проступки:
[Стихи утяжелял квадратной скобкой
И как попало рифмы расставлял]

Я в жизни видел много разных тюрем,
Но мне довольно сносно было в этой:
Проветренные камеры пусты,
А в одиночке – чистая постель.
На полках – книги строгими рядами,
В оригинале Кафка и Шекспир.

Кормили, правда, как в любой из них,
Однообразно: пресный Даль на завтрак,
Ефремовой трёхтомник на обед,
Сонет на ужин – твёрдый, как подошва.

II
И каждый день я вздрагивал, когда
Гремел ключами строгий надзиратель.
Нас приводили в полутёмный зал,
По ноутбуку каждому вручали,
Чтоб мы писали длинные стихи.

Формально ничего не возбранялось:
Верлибры, палиндромы, хокку, но,
Едва немного отклонялись строки
От верного классического курса,
Хозяин появлялся сразу. Тем,
Кто ритм и рифму благостные рушил,
Он лил в бокалы тёплую бурду –
Коньяк с одной звездой. Гертруда, пей!
– он говорил. Гертруды, каясь, пили,

И Гамлеты, чего уж там… Вообще,
Он парень – неплохой, наверно, был,
хоть я не понимал его ироний,
да и в глазах – коровьих и бездонных
Не виделось ни радости, ни боли –
Лишь точных рифм блестящее стило.

III
Я ночью, лёжа в камере, смотрел
На трещину, ползущую по стенке,
и засыпал. Увы, не снились мне
Дыханье моря, женские колени,
А только зал огромный, стеллажи
С хрустальными громоздкими гробами,
В них безнадежно, беспробудно спали,
Да-да, стихи хозяина тюрьмы.

Я гладил гроба мертвенный хрусталь,
Как на бокале, оставлял дыханье
Своё, и мне казалось, оживали
Стихи… открыв красивые глаза,
Шептали что-то,
Но звучало грозно: «Нельзя!»

IV
Обычным утром – в шляпе и плаще
Я из тюрьмы таки досрочно вышел,
За поведенье сносное, за то, что
Пообещал вообще не рифмовать.

Весной дышало море. Корабли
По небу мандельштамовскому плыли
На юг, и даже каменные львы –
[которых сроду мясом не кормили],
От солнца жмурясь, выгибали спины,
Натачивали когти о гранит.

Я пиво пил, вгрызался в шаурму,
Смотрел на мир – до одури прекрасный
И жизнь, за всю бессмысленность и праздность,
За рифмы, за безрифмие, за ммуу-
- жание своё, за новый пыл…
И даже за тюрьму – благодарил.[/i]

Душевный отклик:


Ода себе, любимому - соответствующего размера

Одному поэту голубых кровей… Все события и персонажи всамделишные.
Любое сходство с реальными событиями и людьми умышлено.

I.
В одном зело унылом декабре
Я тут явился миру - как мессия!
Явился злым, но сразу подобрел:
Толпа уже автографы просила.
[Пришлось покруче выбрать аватарку -
Не падать же лицом дебелым в грязь!]

Я в жизни видел много разных сайтов,
причем на всех базарил молодецки,
Пытаясь, как и все, существовать,
Рифмуя строки с горем пополам.
Господ и дам нещадно «разводил» я,
Почти как мой предшественник Шекспир.

И с барского царского плеча им раздавал
Намеки на известность и на опыт,
Мол, был практически на небо вхож,
Чем вызывал овации и шепот.
[пардон за рифму, вылезла сама]

II
И каждый раз тащился я, когда,
Раззявив рот, очередной читатель
Меня с благоговением читал,
Записывая в книжечку цитаты,
Чтоб после их в стихах употребить.

Наружно я был скромным и смиренным,
Но мой бунтарский дух внутри кипел,
Поскольку не приемлю вовсе рамок
И прочих всяких разных заморочек,
Покорный лишь Перуну одному!
Верлибром жег я жалким смердам души,
Им лил в бокалы тёплый самогон
И говорил, французский, мол, коньяк!
А те икали, но послушно пили.

Хозяин был парнишкой неплохим,
Хотя царям, конечно, не чета.
Его я даже сделал панибратом
и по плечу похлопывал частенько.
В моих глазах невинно-васильковых
сплошная снисходительность цвела.

III
Я ночью спал и видел дивный сон:
Хозяин, будто клоп, ползет по стенке,
а я его десницей царской хлоп!
И он не пляшет больше летку-енку,
А только лапкой сломанной сучит -
Безрадостно, безмолвно, безнадежно.
А я, не просыпаясь, умираю -
От смеха, вплоть до самого утра.

Признаюсь, хохотал я не всегда -
Случалось, снились ночью и кошмары:
Смеялся кто-то надо мной, любимым,
Да так, что аж закатывал глаза…
Но крики типа «А король-то голый!»
Мне были пофиг, ибо я нудист.

IV
А утром снова я спешил на сайт
[который давеча нещадно хаял,
тюрьмой старорежимной обзывая],
Чтоб всех и вся поэзии учить.

В уме же видел море, корабли…
По небу с Бродским мы на пару плыли,
Нам пели дифирамбы соловьи –
[которых сроду баснями кормили],
Но я и Йося в ус не дули даже,
Поскольку были выше соловьев.

Я цвел и пах на небе нагишом,
Смотрел на мир презрительно и строго,
Себя воображая вровень с Богом.
От этой мысли было хорошо…
А стыдно, стыдно не было – отнюдь -
За эту вот голимую фигню.

*)

Первоисточник вдохновения:

Булгаково
© Царевич Алесандр

Таине Ким

пока братва валила всякого,
с кем было им не по пути,
уехал я в село Булгаково,
на время, дух перевести.

там девяностые замешкались,
увидев тишь да благодать,
там, горькую допив, не вешались
и не дрались – ложились спать.

ни ветер не свистел, ни пули, и
на цыпочках являлся снег.
короче, всё по Ахмадуллиной:
даруй мне тишь библиотек.

и часто, в сумерки потухшие
я выходил и шёл туда,
где в церковке полуразрушенной
сочилась из камней вода,

где было грязно, оскотинисто:
сквозила темь из всех углов,
где мелом на стене: «Бог милостив»
и «А+Б = ЛЮБОВЬ»

бродил, пинал стекляшки тусклые,
в ладони плавил серый снег...
я ощущал, как заскорузлое
и злое таяло во мне,

и расцветал в душе, как в храмине,
белее белого цветок...
да, времена не выбираем мы,
но, верю я, ты знаешь, кто

меня тогда из мрака выпростал,
своей невидимой рукой,
кто за меня просил и выпросил
не только свет, но и покой.

Душевный отклик:

Нелишьбыкаково

в подлунном мире много всякого,
злодеи всюду портят кровь,
а вот в селе Нелишьбыкаково
все думы только про любовь.

мы, как увидели, опешили –
повсюду тишь да благодать,
ни разу жители не вешались,
не сквернословили про мать.

там даже горькую не пили, и
на цыпочках ходил пастух.
ну разве ж это не идиллия -
на цвет и запах, вкус и слух?

и даже что-нибудь протухшее –
капусту или яйца там -
в компост сейчас же бабы ушлые,
на радость грядкам и кустам.

там было чисто и ухожено,
а в местном клубе был рояль (!),
и умилялись все прохожие,
на эту глядя пастораль.

и мы гуляли там по пастбищам,
лугам тотально заливным,
от сельсовета и до кладбища -
без чувства страха и вины.

когда ж у дома придорожного
устраивали мы привал,
нам из пустого да в порожнее
поэт стишки переливал.

не уставал от откровений и
с апломбом пафосным таким
твердил: «Источник вдохновения
не лишь бы кто – Таина Ким!»

*)

Первоисточник вдохновения:

Свора
© Царевич Алесандр

Время такое, и возраст такой –
К близкой по крови своре людской
Надо уже прибиваться.
Но отдаляюсь всё дальше…вот так:

Вечер. Аллея. Заброшенный парк.
Вечно голодная свора собак:
– Здравствуйте, братцы.

Что-то людское в вас, всё-таки, есть:
Та же грызня за нехитрую снедь,
Стайность, озлобленный норов.
Но никогда не вонзали клыки
В тёплую мякоть дающей руки
И не обидели словом.

Встать бы среди изувеченных клумб,
Выкрикнуть: «Люююддии!!… Я вас люблю!»
Пафосно выкрикнуть, с чувством.
Вздрогнув, оскалится старый вожак:
- Сядь ты уже, успокойся…мудак!
Тоже мне, блин... Заратустра.

Люди, а люди. Я вас не люблю
В радости, горести и во хмелю.
В прошлом вы – зло, в настоящем.

Сумерки. Улица. Море огней.
И… прибиваешься к своре людей –
Кровной, бегущей, рычащей.


Душевный отклик:


Котятки в профиль

Дело такое: пора побеждать -
Светит иначе мне Кузькина мать
В долбаной этой дуэли.
Что же придумать? Попробую так:

Выдам-ка я за червонец пятак,
Выдав стихо про голодных собак -
Средство для цели.

Дешево, зло, да и риск небольшой -
Люди в инете «читают душой»,
Технику текста похерив.
Рифмы вторичны, поскольку пустяк.
Бойко рифмую «вожак» и «мудак»,
Ибо в собачников верю.

Лег в полный рост меж описанных клумб,
Крикнул: «Смотрите - собачек люблю!»
Пафосно выкрикнул, с чувством.
Сразу откликнулся добрый народ.
«Как же, мы тоже! Мы тоже!!» - орет.
Вот вам и сила искусства.

Пофиг, кого я на деле люблю.
Он от стишка – словно кот во хмелю.
Я ж не любитель, а профи.

Лавры. Овации. Море огней.
И невдомек, что в нетленке моей
Те же котятки, но в профиль.

*)

Первоисточник вдохновения:

Свора
© Царевич Алесандр

Время такое, и возраст такой –
К близкой по крови своре людской
Надо уже прибиваться.
Но отдаляюсь всё дальше…вот так:

Вечер. Аллея. Заброшенный парк.
Вечно голодная свора собак:
– Здравствуйте, братцы.

Что-то людское в вас, всё-таки, есть:
Та же грызня за нехитрую снедь,
Стайность, озлобленный норов.
Но никогда не вонзали клыки
В тёплую мякоть дающей руки
И не обидели словом.

Встать бы среди изувеченных клумб,
Выкрикнуть: «Люююддии!!… Я вас люблю!»
Пафосно выкрикнуть, с чувством.
Вздрогнув, оскалится старый вожак:
- Сядь ты уже, успокойся…мудак!
Тоже мне, блин... Заратустра.

Люди, а люди. Я вас не люблю
В радости, горести и во хмелю.
В прошлом вы – зло, в настоящем.

Сумерки. Улица. Море огней.
И… прибиваешься к своре людей –
Кровной, бегущей, рычащей.

Душевный отклик:


Скоты

Время такое, и возраст такой.
Просится муза уже на покой -
Явно устала батрачить.
Я отвечаю: «Мозги мне не парь!

Видишь - аллея, аптека, фонарь?
Нет, не электро – под глазом фонарь!..»
Пячусь по-рачьи.

Мне навставляли какие-то псы
Вечером темным под звуки попсы,
Выдав озлобленный норов.
Долго мутузили, ребра круша -
И ни одна не вступилась душа,
Все разбежались по норам.

Тихо лежу средь истоптанных клумб,
Сделав открытие, хоть не Колумб:
Люди – фактически звери!
Стаи нужны им и нужен вожак.
Я же один, потому что мудак,
сивый стареющий мерин.

«Люди, а люди! Я вас не люблю.
И тем не менее, хоть по рублю
Скиньтесь, скоты, человеку!»

Сумерки. Улица. Гаснет фонарь -
Не по зубам, видно, темень и хмарь.
Я ж уползаю в аптеку.

*)

Первоисточник вдохновения:

Вещное
© Царевич Алесандр

День сурка новогодний был люден и злачен.
Полон стол, да вот мысли – пусты…
Мы забили на всё и рванули на дачу,
Где хозяйствует дикая стынь.

Будто ждали нас здесь: запылённые шторы
Посветлели, качнувшись едва,
И ещё никогда так бездымно и споро
Не трещали в камине дрова.

Бодрым звоном встречали на кухне стаканы,
Млел от счастья натопленный дом,
И ожившие вещи, нам - глупым и пьяным,
Рассказали немного о том,

Что случаются звёзды на небе, и вечер –
Тихий, длинный, как свет на воде.
Разговоры вдвоём, но о вечном – не вещном
В убывающей жизни людей.

А когда уходили от запертой дачи,
Напоследок послышалось ли?
- Не грусти. Это вьюга январская плачет.
Это ветер всего лишь скулит.

Душевный отклик:

Забойное

Новогодний фуршет был запоен и злачен,
Огурцы заменил ананас.
Мы забили на вещи, что жили на даче,
Ну а вещи забили на нас.

Ускользнули из рук запылённые шторы,
Когда мы, покачнувшись едва,
На посадку пошли без обоих моторов,
И легли на ковер, как дрова.

Норовили упасть (и разбиться) стаканы
Со стола, что стоял на попе,
Ну а тот укорял нас, безумных и пьяных,
И молитвы тихонечко пел.

Отвернулись от нас звёзды в небе, и вечер
Томным фраером быть перестал.
К разговору вдвоём о высоком и вечном
Подводил нас паленый «Кристалл».

А когда засыпали на запертой даче,
Напоследок послышалось ли?
- Вот же ж звери! Похоже, не могут иначе,
Как нажраться и дрыхнуть в пыли!

*)

Первоисточник вдохновения:

Ольга

Справив тризну после похорон, прячась от гостей в остроге ночи,
гонит прочь вдова покой и сон. Рдеют щёки, словно от пощёчин,
а внутри томится чёрный змей и шипит то жалобно, то яро.
Кажется, что воздух в мутной тьме знойным стал и душит жгучим жаром.
Сжав до лютой боли кулаки, не по-княжьи, а по-бабьи просто,
застонав, осела у реки.

Видится — вблизи плывёт двухвостый месяц, как широкая ладья,
в ней победно пляшут вражьи тени, но вода уносит их в края,
полные глубокого забвения.
Слышится далёкий треск огня, смертный трепет крыльев птичьей стаи,
что несёт огонь тот, среди дня Искоростень в пепел превращая.
Хочется в могилу к мужу лечь, но летит к ней в грозной колеснице
бог Перун. Протягивая меч, говорит:
— Ступай и мсти убийцам.

Вскинулась вдова во тьме своей, к бедам и мольбам чужим глухая.
Вырвался на волю чёрный змей, головы древлянам рассекая.
Но когда, насытившись сполна кровью, он издох на поле боя,
света не увидела она и не обрела в душе покоя.
Ночь темна. Угрюма пустота. Мглой река неласково объята...
Чудится вдове — зовёт вода плыть под парусами до Царьграда.

И тогда рассвет окутал плёс, и рассыпал свет благословенный.
Руку протянул вдове Христос и сказал:
— Ступай за мной, Елена.




Душевный отклик:


Игорь

Справив, прячась, гнавши и сомлев в этом зарешеченном остроге,
змей во мне томится (или лев?), ибо тут у нас порядок строгий.
Просто так не выйдешь погулять – сам или же с внутренней скотиной.
Так и тянет громко крикнуть «тать!» главврачу в бригаде карантинной.
Он украл свободу у меня, кубки с гадким зельем в харю тычет.
Мне б коня. Полцарства за коня!..

Кажется, не против был бы Ричард. Бедный! У него радикулит,
он от лютой боли высох просто. Врач верхом кататься не велит,
разве что на лошади двухвостой.
А поскольку нет такой нигде, то и риск на нет сведен успешно.
Это все увидел я в воде, в туалете сидя, делом грешным.
Там же мне привиделся Перун, но в противогазе и с гитарой.
С перепугу я - как заору!..
Даже прибежали санитары.

Ольге в пятой больше повезло – там у них смиренные старушки.
Здесь же – Ванька Грозный (дюже злой), Юлий Цезарь, Ричард, Санька Пушкин…
Этот хочет вызвать на дуэль, тот зовет на дыбу (без наркоза).
Тут бы как-то выжить – в этом цель, устранив смертельные угрозы.
Ночь согласно графику течет. Мглой палата накрепко объята.
Снится мне, что я свои мечом фельдшера зарезал, супостата…

А когда рассвет, как старый пес, притащился и дождем заплакал,
Прошептал на ухо мне Христос:
- Классно гонишь ты пургу, однако!

*)

====
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Invidia

Я - холодный клинок, голубой металл,
Без конца леденящий ладонь эфес,
Незаметная, как восковой опал.
Раньше ты обо мне ничего не знал,
А со мной прежний ты - навсегда исчез.

Мне не нужен был ключ, я вошла легко -
Нараспашку была у тебя душа.
Зря её ты не запер на семь замков,
А теперь к неизбежному будь готов -
Мир изменится, станет трудней дышать.

Ты откроешь глаза и увидишь вдруг,
Что карьера соседа взметнулась вверх,
Что прекрасно устроились все вокруг,
Жизнь твоя - неизменный порочный круг...
Жизнь других - восхитительный фейерверк!

И, заставив тебя ненавидеть, я
Разожгу свой огонь, чтобы ты не смог
Разорвать между нами живую связь.
Знай, меня называют Invidia
И навечно в тебе мой стальной клинок.
______________________________
Inv’idia (лат) - зависть


Душевный отклик:

Пафос женского рода

Я – клинка, я металла, эфеса я,
Леденящая путников без конца,
Из брандспойта морозной зимой струя.
Подколодная в стылом лесу змея,
Кто увидит меня, враз сойдет с лица.

Мне ключи не нужны, я вхожу легко,
Хоть тяжел и искусственен результат,
А словесные выстрелы - в молоко,
Восковое, опальное молоко,
А случайный читатель и сам не рад.

Закрывает глаза, раскрывает их –
Тот же пафос, но в юбке, а не в штанах,
По катренам идет на своих двоих
И собой наполняет убойный стих,
Оставляя от оного пух и прах.

Я б и рада запомнить стихо сама,
Только без остановки глаза скользят.
Этот вычурный слог свел меня с ума,
И в итоге, наверное, ждет сума,
Ну а даме с сумой щеголять нельзя.

*)

====
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Иона

Так случилось однажды: Иона, пророк-гордец, ​
​Не желая исполнить то, что велел Отец,
Поведением дерзким устроил на море шторм,
Сброшен был с корабля и отправлен китам на корм.
Мигом тучи рассеялись в небе, и шторм утих,
И приплыл местный кит, что глотает людей плохих.
Наблюдал за Ионой и, глядя, как тонет тот,
Открывал дружелюбно большой, как пещера, рот.
…Заплывает Иона в кита через строй пластин.
Начинается рейс, наш Иона внутри один. ​
Пуст салон, чем заняться - не знает. Вокруг​ темно...​
Хоть бы кто-то сподобился сделать в ките окно! ​
Как ни в чём не бывало, охотится кит да спит, ​
Равнодушный какой, невнимательный индивид! ​
Все три дня водных странствий молитвы в ките звучат. ​
Но никто, даже кит, не включает Иону в чат. ​
Только вдруг разворот! – и прилив центробежных сил ​
С ног сбивает Иону, а тот не притормозил! ​
Мчится кит по приказу, Ионе же невдомёк, ​
Что Творец всепрощение, руки воздев, изрёк!
​
Был доставлен на сушу, увитый морской травой,
Пусть замёрзший и мокрый, но главное, что живой.
Ах, Иона, Иона... А если бы кит чуть-чуть
Проложил бы иначе нелёгкий китовый путь?
Ах, Иона, Иона, всё сделал, как надо, ты.
В плен попал, отдохнул от назойливой суеты;
Ты бы вышел на остров под солнечный небосклон,
И тебя бы мы знали под именем Робинзон!
Ты бы Пятницу встретил, доили бы вы козу,
Вместе пережидали тропическую грозу...
На тебя, гордеца и лентяя, махнув рукой,
Наш Создатель простил бы кита и весь род людской.




Душевный отклик:


Бес попутал

Бес попутал однажды поэта и гордеца,
И задумал поэт написать про дела Отца.
Дабы Ветхий Завет переделать на новый лад,
На дремучую древность направив свой свежий взгляд.
Мол, Иона устроил известную бурю сам,
Дабы лично пройтись по китовым большим усам,
И проверить наощупь, что ест этот самый кит.
Посмотреть, не грозит ли скотине аппендицит.
Потому, что Иона, которому черт не брат,
Никакой не пророк, а зоолог тире юннат.
Мол, в желудок залез, но разумно, не на рожон -
Инфракрасным прибором военным вооружен.
Разглядел в темноте, что в желудке он там один
и что нету окон – соответственно, нет гардин.
Три дня квасил в салоне он ром, что с собой принес,
спровоцировав этим внутри у кита понос.
Да и рвоту - во всей красоте центробежных сил:
сбило с ног бедолагу, хоть вроде бы тормозил.
А Отцу невдомек, как и всем его небесам,
потому что Иона все это устроил сам.

Был извергнут на сушу, обляпан былой жратвой,
пусть и пахнущий дурно, но главное, что живой!
Оклемался, отмылся, обсох… только в пятке зуд.
Стал по острову рыскать и вскоре нашел … козу.
А при ней - загорелый не в меру абориген
С костью в правой ноздре и с браслетами на ноге.
Открываться такому, естественно, не резон,
и Иона сказал, что зовут его Робинзон.
Ну а паспорт утерян бесследно, пиши пропал.
Нелегал, мол, по факту, хотя и не нелегал…
Видя это, Создатель с досады махнул рукой.
Неужели такой поголовно весь род людской?!

*)

====
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Покаянное

Зима опять подкралась незаметно.
Разлёгся по-хозяйски снег на ветках,
прозрачной тишиной окутав двор,
где в шесть утра ни шороха, ни звука,
где кошка вдруг забыла как мяукать –
она зимы не знала до сих пор.

Но вот за новым солнцем бледнолицым
слетаются во двор шальные птицы –
доклёвывать забытый виноград.
Под птичий разговор, привычно-бойкий,
ты объясняешь кошке – это сойки.
Ты веришь в то, что птицы нас хранят.

Смотреть в окно – бездумная забава,
когда плевать, что там творит держава,
а с ней весь остальной безумный мир.
Когда рассвет, как лучший лекарь, лечит,
и божий снег идёт тебе навстречу,
выбеливая землю вглубь и вширь...

...Ты каждый день звонишь мне – поделиться,
как снег растёт, как прорастают птицы
в твоём саду и склёвывают грусть.
И тихим эхом давняя тревога –
в чужих столицах нет ни птиц, ни бога.

Простишь ли, мам?..
Однажды я вернусь.



Душевный отклик:


Чистосердечное

Опять подкралась муза незаметно,
на ухо прошептала мне: «Привет». Но
идеи четкой не было в башке.
Лишь тишь да гладь – ни шороха, ни звука.
Но в шесть утра любой начнет мяукать
котенком заблудившимся в мешке.

И вот – достал чернил, сижу и плачу,
решая надоевшую задачу –
забытый натюрморт пережевать.
Во двор ко мне летят шальные птицы.
Пишу об их судьбе, на полстраницы -
о чем-то ж надо мне переживать.

Смотрю в окно – в заборе гвоздик ржавый.
И мне чуток обидно за державу,
в которой свой забор не берегут.
А злой рассвет не лечит, а калечит,
радикулит неся со мной на встречу
у старости седой на берегу…

… Однако надо как-то закругляться.
Пожалуй, вставлю про враждебность наций,
которые загнили за бугром.
Живут в своих высотках, как в берлогах,
а во дворах у них - ни птиц, ни бога...

Мороз достал.
Скорей бы майский гром!

*)

====
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

притча о трёх городах и одной гордыне

1
в одном бумажном книга-городке,
ютились тихо горожане-Буквы.
ходили в гости, жили налегке,
не знали горя, правок, склоки, скуки.
не знали боли вырванных страниц,
не нарушали правил, исключений.
любили из себя слова творить,
творить из слов любили предложения.
однажды Буквам опостылел мир, –
не поделили суффиксы, основы,
приставки, окончания и др.,
гордыня захватила город-слово.
и началось…
соседки Е и Ё
ругаются, одна из них в ударе, –
«давай уже чуть-чуть передохнём»,
«мы передохнем», – вторит ей вторая.
друг друга мочат буквы Ж и М
в общественном бесплатном туалете,
расстройство биполярНое у -НН.
звереют молча прописные дети, –
забуллили подростка, букву Р,
за то, что деда порешил лопатой.
толпа эскизно эмигрантку Э
на эшафот в экстазе тащит с матом…
собрали власти городской совет
из лучших депутатов местной знати,
элита-сливки – ЁПРСТ,
решают, что им делать дальше, значит.
придумали законы, за окном
орали строчные: «Долой Заглавных!».
полиция-backspace, delete-омон
культурно разгоняли своенравных.
не помогло, тогда сказала Т,
«возможно, нам сосед протянет руки…».
2
в одном фонемном гулком городке,
ютились тихо горожане-Звуки.
ходили в гости, пили чёрный [ч’ай’],
шипящие шипели понарошку,
сонорные любили громкий май,
губные фанатели от гармошки.
*
с депешей опоздали Буквы, там
по городу гулять уже опасно –
глухие звонких бьют по головам,
согласные расстреливают гласных…
когда висело всё на волоске,
позвали Звуки тех, кто их рассудит…
3
в одном старинном гордом городке
ещё ютились горожане-Люди…


Душевный отклик:


притча-триптих о гордом подпольщике

1
один прикольный автор, возгордясь,
задумал как-то сделать финт ушами,
навешав нам на них приколов вязь,
слова и смыслы каверзно мешая.
а те в испуге разом пали ниц,
они такого в жизни не видали -
как их казнят на улицах страниц,
в гробу видав беднягу Розенталя.
не мудрено, что мир им стал постыл,
ведь в нем трещат грамматики основы,
приставок лес и суффиксов мосты
горят огнем, зажженным пустословом.
все кончено!
сестрички Е и Ё
дрожат в углу, завидев супостата,
а тот орет истошно: «Ё – моё!
и Е – моё! без них же нету мата!»
замочены намедни Мэ и Жо,
без колебаний, в платном туалете,
хоть и не лезли вовсе на рожон
и за дела клиентов - не в ответе.
теперь безлик тот самый туалет,
ошибки дверью множатся без счета.
официально - виноватых нет,
хоть ФСБ проводится работа…
но в underground поэт уйти успел.
теперь ищи-свищи его в подполье.
и на себе писатели в СП
рвут волосы, ревя от жуткой боли.
решают, что им делать, как им быть:
стал гений нарушителем закона.
его отнюдь не творческая прыть
теперь предмет протестов заоконных.
галдят: «теперь на всех на нас пятно.
час не ровён, протянем скоро ноги…»
2
… и было на совете решено
на «Беспредел» идти искать подмоги.
гостям налили чарки, поднесли.
те выпили - и сразу подобрели.
решили, что планируемый слив
они чуток отсрочат – до апреля.
*
а там, глядишь, устанет Розенталь
ворочаться в гробу, чихая громко.
что есть дефис, к примеру? лишь деталь.
а где детали, там же и поломки.
и не такое терпит интернет.
поэтому грустить не стоит больше…
3
в одной инетной конкурсной стране
кошмарил Даля творческий подпольщик…

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Цвет надежды

Сдвигается залпом рассветная рань,
Тревожная и молодая.
Ей только не знать бы, как пахнет герань*
И как лепестки* опадают.

К чему запрягать деревянных коней?
Всё лемех войны перероет.
Поди разбери, что сподвигло парней
Сражаться под стенами Трои?

На пашне истории вздыбился пласт
Перпендикуляром нехило.
Тебя уверяют, что жизнь удалась.
Подумаешь, пятка Ахилла!

В ворота влетает пропущенный гол
От правнуков сорокопяток.
А ты среди поля наивен и гол —
Чудак, состоящий из пяток.

Со всем беспристрастием, без торжества
Военную песню пою я.
Военная правда диктует слова:
«Подумай, за что ты воюешь».

Слетаются дроны, как пчёлы в леток,
И бьёт артиллерия долго.
Приходится верить лишь в белый платок
И слово волшебное «Волга».*

*Здесь:
Герань — барражирующий боеприпас.
Лепестки — противопехотные мины.
Без кавычек, т.к. стали нарицательными.
«Волга» — радиочастота для военных ВСУ, облегчающая сдачу в плен.



Душевный отклик:


Вкус отчаяния

Я как-то задумал состряпать «отвал
башки» - кулинарным макаром.
И ссылок, как специй, в стихо напихал -
Слыву эрудитом недаром.

На рынке купил (деревянных) коней -
Сойдут за баранину клячи.
Бараны, конечно, намного жирней,
Но кони прикольнее скачут.

Я грядки истории все перерыл,
Надев на штиблеты бахилы.
Аллюзий набрал на полдюжины рыл -
Улов получился нехилым.

Я тыквой играл в кулинарный футбол,
Пока не сползли панталоны.
Стоял в огороде, наивен и гол,
От злости (на тыкву) зеленый.

Но после с пристрастием и торжеством
Смешал все в огромную кучу,
Добавив горчично-чесночный раствор
На всякий поваренный случай.

Когда же попробовал адскую смесь,
Глаза повылазили, оба.
На кухне сидел, опечаленный весь…
Спасли только пиво и вобла.

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Цвет жизни

Там, где сон рассветный ласков
И не кружит вороньё,
Без тревоги, без опаски
Солнце красное встаёт.

Там, где степь в цветущих маках
Алой кровью растеклась,
Искалечен и оплакан,
Возрождается Донбасс.

Там, где быль совсем не сказка
И война берёт своё,
Мать багряную повязку
Под молитву сыну шьёт.

Чёрной свастикой нацистской
Запад нас пугает зря:
Непокорные фашизму,
Как завет — во имя жизни —
На солдатских обелисках
Звёзды красные горят.



Душевный отклик:

Василий Перетёркин

Я всегда с друзьями ласков,
А с врагами – лютый враг.
И штампую в ярких красках
Стихагитки на ура.

Там, где луг, от крови красен,
Ловко косит под зарю,
Мы «нацистов» так «донбассим»,
Что, маманя, не горюй!

Там, где быт пока не сказка,
А сплошной кошмарный сон,
Соловьевым без опаски
Подпеваю в унисон.

Мол, отпетые фашисты
Сплошь и рядом – пруд пруди!
Тока валко или шатко
Закидаем гадов шапкой!
И появится лучистый
Красный орден на груди.

*)

Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Город Марии

Море лодки бережно качает.
Ветер волны тронул и исчез.
В город под нестройный гомон чаек
сумерки спускаются с небес.
А Мария смотрит, как свирепо
пляшут пули. Но, отринув страх,
человек бежит с нелёгким хлебом
и пьянящей радостью в глазах;
как в нутре пустой многоэтажки,
выжженной от крыши до дверей,
человек в засаленной рубашке
жадно воду пьёт из батарей.
У Марии опустились веки,
углубились складки возле губ...
Человек хоронит человека,
на кресты растаскивая сруб.
Небо озарилось яркой медью.
Тучи налились и грянул гром.
Со стены на доме надпись «дети»
слизывает ливень языком.



Душевный отклик:

Нерусская женщина

Лодки в море к черту посносило,
ветер волны треплет, словно пес.
Чайки стонут: «Где ты, божья сила?!..»
Жалко тех и этих - аж до слез.
А Марии - пофиг, ей не жалко.
Всюду пули пляшут и поют,
в «жигулей» добитых катафалках
обретают жители приют.
А Мария в отпуске бессрочном,
хоть на небе нет ее добрей.
Беспризорен явно круг порочный:
суп - с котом, вода - из батарей.
А Мария курит – не взатяжку,
и глаза невинны и чисты,
хоть народ уже многоэтажку
растащил на бревна (и кресты).
Гром гремит над этой мизансценой,
поминая бога-душу-мать.
А на доме встали дыбом стены,
их уже ничем не прилизать.

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Льдинки

Ясный день, красота, открыточная картинка:
белый зимний город готовится к Рождеству.
Ноты пошлых шлягеров долетают с рынка.
Снежная королева выбирает из двух
бледных парней, пришедших по доброй воле,
из двух подарков, равно недорогих.
Оружейный мастер льдину на льдинки колет.
Льдинки остры: кто поранился, тот погиб.

Но это потом, а сейчас – веселье и песни,
женский стендап и гадания по снежкам.
Столько глинтвейна, что кажется – кто-то треснет.
Плюшки такие, что радуется кишка.
Королева мрачна, говорит: приведите Герду.
Стража тащит девку в татушках и синяках.
– Это ты явилась за пленным, за братом, верно?
Предлагала и то, и это, да всё никак?

Вот смотри: эти двое хотят заселиться в вечность.
Но обычай известен: дуэль, и один умрёт.
Победителю – всё, и победу приносит меч, но
знаешь, вечность… Нельзя уйти из неё.
Белое время настанет и будет длиться.
Белый мороз пересилит твои костры.
Белая мгла заклубится в сердцах и лицах.

Я верну тебе брата, но льдинки… Они остры.



Душевный отклик:


Синяки, или Третьего не будет

Зимний день - красота, открыточная картинка!
Гул паяльных ламп доносится от гаражей.
Местных кретинов к Рождеству готовят кретинки:
мол, в магазинах шубы залежались уже.
Снежной же королеве шуба поднадоела.
Не подходит ни разу к ней супермодный кий.
Но она таки классно закрывает тело,
на котором одни сплошные синяки.

А под белой шубой-то их как раз и не видно -
женские тайны скрывает царский наряд.
Синяки чуть саднят, но зато не обидно –
у поэтов всю жизнь была нарасхват.
Королева не в духе. Грит, приведите эту.
Стража тащит Герду - естественно, в синяках.
«Дать ей шубу, что ли? Чет слишком раздета.
У меня ж в кладовке валяются наверняка…»

«Че уставилась? - говорит, - Заходи да присядь-ка,
поешь да выпей, набираясь по ходу сил.
В огороде - бузина, а в Киеве - как бы дядька…
(А к чему это я, автор не объяснил.)»
Пьет и сама, вытирает уста, икая -
Классен эффект, хоть, конечно, отнюдь не нов.
Обращается к страже: «Тащите сюда и Кая!..

Хотя нет, постойте!.. Хватает тут синяков.»

*)

===
Полный разбор полета тут.

Светло-серый

Он учился неважно. Пел фальшиво дискантом,
математика — тройки, плюс — ошибки в диктантах,
в Житиях и Канонах путал время и место…
В списке Ангелов светлых был помечен как бездарь.
А когда раздавали выпускные доспехи,
получил Светло-серый специальность — сантехник.
Был отправлен на Землю, с глаз долой и навечно,
наблюдать, как мельчает прыткий род человечий,
и писать ежедневно эсэмэски с отчётом:
«Врут, воруют, не верят и бухают без счёта...»
В суперважных заботах про него позабыли —
пусть внизу Светло-серый сам печётся о тыле,
а у нас-то Деянья и Глобальные темы,
и Потоп будет новый для апгрейда системы.
На собрании Рая принят единогласно
вариант «...воду включим — да и смоем всех разом.
Не пошло с населеньем, будем новое делать!»
Дуй назад, Светло-серый, топим через неделю!
Он просил об отсрочке, падал в ноги и плакал,
говорил: «Есть надежда! Рано скручивать клапан!»,
но совали бедняге протоколы с печатью,
типа — хватит, достали, беспредельщики, мать их…
***
Он порвал свои крылья и заткнул ими сливы.
Светло-серый поверил — есть у нас перспективы.



Душевный отклик:

Тот самый Потапов

Не давались мальчонке ни письмо, ни расчеты,
ни фигуры, ни числа и ни доски почета -
ни в начальных, ни в старших. Всякий раз, поэтапно
был помечен в журналах как «тот самый Потапов».
А когда раздавали выпускные дипломы,
изрекли, что пригоден для лопаты и лома.
Только он был настроен на иные успехи –
в ПТУ окопался, ну а вышел - сантехник!
Нарасхват стал в округе – Пугачевой не снилось,
и сидеть по конторам не заставишь и силой.
До балды рассужденья на Глобальные темы
для звезды и кумира коммунальной системы.
Престарелые девы и замужние жены -
график личных визитов был весьма напряженным.
Завлекали и чаем, и интимными фото,
и тащился Потапов от такой вот работы.
Но однажды случился непредвиденный казус:
одуванчик-старушка пригласила на хазу.
Не учел он, однако, всей интриги момента
и на вызов явился вовсе без инструментов.
А как прибыл на место, даже чуть не заплакал,
видя кухонный гейзер и проржавленный клапан…
***
Он сорвал свои плавки и заткнул точку слива,
и тем самым старушку сделал дважды счастливой.

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Шток-розовое

… а мальвы никак не хотели расти —
то ветер, то дождь, то набеги улиток,
то строгие взгляды заморских астильб,
стоящих на страже садовой калитки.
Качался китаец-физалис, шурша.
Гортензии кутались в пышные шубы.
Цветов амаранта цветная лапша
багровым ковром расползалась по клумбам.
А мальвы пугливо сидели в траве,
дрожа от помпезных имён на латыни,
и скромно косились на шёлк и вельвет
стерлиций, вистерий, армерий, глоксиний.

А я всё ждала и ждала день за днём,
когда их бордовые рюши взметнутся…
Как там, у крыльца, перед домом с плетнем,
где в юбки из мальв разнаряжены пупсы,
где в шляпах соцветий игрушек отряд
заслушался старыми сказками на ночь,
где мальвой пунцовой стекает заря
по пальцам, в набитые вишней карманы…

Подкормки мешала, рубила мульчу,
рыхлила… И вот, зацвели наконец-то.
Калачик, отправь меня хоть на чуть-чуть
к махрово-карминным гигантам из детства.
Шершавый в руках поверчу узелок
и будто бы бабушкин голос заокал.
Деревня.
Густой палисадник.
Тепло.
И розовый свет из затюленных окон.


Душевный отклик:

На вкус и цвет…

Коровы никак не хотели пастись -
поскольку боялись астильб зарубежных.
И не помогали абсент и пастис
от страха и действия сил центробежных.
Качались рога убегающих вдаль,
чужих и гонимых в родимой сторонке.
Мичурин бы выдал поэту медаль,
но не до наград было бедным буренкам.
И зубы точила стерлиций толпа,
и когти вострили когорты вистерий,
цветов амаранта багровый напалм
несчастных коров доводил до истерик.

А я выжидала удобный момент,
когда эмигрантки вернутся с повинной,
а их оштрафует разгневанный мент
за скорость и запах ликерный и винный.
Скотину «отмажу», потом подою…
Очнутся в загоне они утром рано
и больше не станут стремиться на юг
упрямо и тупо - как стадо баранов.

Я в сено подмешивала комбикорм,
который рубила, мельчила, рыхлила -
согласно реестру питательных норм,
по 5 килограммов на каждое рыло.
На каждом хвосте завяжу узелок,
чтоб их никогда не тянуло налево.
Деревня.
Густой палисадник.
Тепло.
И ласковый свет из коровьего хлева.

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первристочник влохновения:

Осень жёлтая, лето красное.

Остывает крепкий чай в небе над полями.
Сыро, слякоть. По ночам пьём, а не гуляем.
Солнца медно-красный круг уползает в клевер.
Где-то там весёлый юг, здесь унылый север.
Барабанит дятел-дрель. Дует ветер-злюка.
В огороде свиристель. На болоте клюква.
На деревьях и кустах золото для нищих.
Леший, старый холостяк, ходит, деньги ищет,
Собираясь за моря – там кокос и кактус,
В середине ноября голоногий август.
Обгоревшая спина, мирные гранаты,
Много женщин и вина, если неженатый.
На прилавках виноград, персики, колбасы;
Мясо, перец и томат – красное на красном.
Днём ленивый южный мёд, ночью млечный пояс.
И от нас туда пойдёт самый скорый поезд.

Побегут вагончики, догоняя солнце –
Лето не закончится. Осень не начнётся.



Душевный отклик:


Каникулы Бонифация лешего

Мой чифирь давно остыл - как-то не до чаю.
Даже если лес постыл, на трезвяк скучаю.
В красных пятнах солнца круг, сесть на юге силясь.
Только ветер мне и друг, все другие спились.
Барабанит, как баран, дятел утром рано.
Только этот барабан мне по барабану.
Даже милая Яга не прельщает больше...
Мне бы тоже на юга (на худой край, в Польшу)!
Там и кактус, и кокос, женщины в бикини.
Ну а тут мне красит нос синим синий иней.
Все! Я больше не могу! Завтра же "по коням"!
К черту стужу и пургу (что поэты гонят).
У Ивана одолжу шапку-невидимку
И с феминой на пляжУ буду спать в обнимку.
Буду тырить в лавках мёд, персики, колбасы,
А никто и не поймёт ходок мимо кассы…

Уведут амбиции строго прочь от солнца.
Взят за зад полицией, леший не вернется.

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Ностальгия наизнанку

Уронить бы Мишку на пол,
оторвать бы Мишке лапы...
Может быть, тогда бы с носом
не осталась вся страна?
Если б чуть покрепче дышло,
может быть, чего и вышло б?
Нет ответов на вопросы,
и неясно - ни хрена.

Сказку делали из были…
и теперь в нее приплыли.
Лодки в бухте, дело в шляпе,
невзирая на Ковид.
На столе, под старой фоткой
патефон, графинчик с водкой
и невидимый Шаляпин
чем-то ухнуть норовит.

Раз пошла такая пьянка,
- Эй, рабочий!
- Эй, крестьянка!
На зарплату ниже средней
режь огурчики с лучком!
Хлопцы в коме, кони в мыле,
вечный выбор «или-или» -
не испортят нам обедни,
потому что все пучком!

Нет причин для ностальгии -
не посажен за долги я!
Все имеется в продаже
для движения вперед:
Нефть и газ, и атом мирный,
по рогам-копытам фирма,
та, что веников не вяжет
и секрет не выдает.


Душевный отклик:

Изнанка вопроса

Не ронял я Мишку на пол,
просто Мишка лишку хапнул
и естественным макаром
оказался на полу.
Если б чуть поменьше градус,
все бы было в кайф да в радость,
грустно не звенела б тара
под похмельный, явно, флуд.

Сказку делая из были,
мы часа четыре пили.
Помню, начали на лоне,
а потом пошли ко мне.
За столом, под старой фоткой
раздавив графинчик с водкой,
отражались в патефоне
оба-двое - на коне!

И пошла такая пьянка,
что рабочий и крестьянка
побросали серп и молот,
изойдя на нет слюной.
Наши пушки заряжёны
(и к тому ж на даче жёны)
и до фени мгла и холод,
что сгустились над страной!

На распутье путник пеший –
воют ведьмы, водит леший…
Только мы не лыком шиты,
а как раз наоборот.
Я ж не зря заначил стольник,
и Бермудский треугольник
из разбитого корыта
был успешно выпит…
вот!

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Клара

А у Клары есть комната с окнами на закат,
с невесомыми шторами, сшитыми на заказ.
Есть вечернее платье – нежнейшая бирюза...
И немая тоска в глазах.

Был и муж - непутёвый и вечно нетрезвый Карл.
Были бусы из редких кораллов. Да Карл украл.
Заложил их в ломбарде, а деньги пропил давно.
Вот такое, увы, кино.

Город Клару не любит. Он холоден и жесток,
скалит желтые зубы, как старый соседский дог.
И поэтому Клара с работы спешит домой -
коротать вечера одной.

Зажигает свечу, наполняет вином бокал,
достаёт из комода кларнет, на котором Карл
так чудесно играл, вдохновенно и нежно так…
Да забыл про него, чудак.

А за окнами крыши всю ночь укрывает снег.
Иногда Карл приходит - является ей во сне.
Он приносит кораллы, чтоб их на кларнет сменять.
Говорит ей: "Прости меня…"

Удивительно, сколько мелодий в его вещах...
И она бы простила, да некого ей прощать.
Вот приходится думать, как жить, не сходя с ума.
Есть у Клары внутри зима.


Душевный отклик:

Карл

И, не веря глазам, эти строчки читает Карл -
Он ни разу у Клары кораллы ее не крал.
Так зачем же она про кораллы (и бирюзу)?
У народа выжать слезу?

Мол, такая несчастная жертва семейных драм.
Муж – пьянчужка и вор, обокрал, а потом удрал.
Хоть ее благоверный - ни духом ваще, ни сном.
Насмотрелась, видать, кино.

Клара Карла не любит, поэтому холодна.
Выставляет за дверь и злорадствует у окна.
Карл уходит в кабак и сидит допоздна один -
чтоб хоть как-то согреться, блин.

Зажигает бычок, наполняет вином бокал.
Он бы с горя завыл запел, да вокала кой-кто не дал.
И терзает кларнет, что от Клары коварной спас…
Одиноко, в полночный час.

А за окнами крыши всю ночь засыпает снег.
Засыпает и Карл, обнимая кларнет во сне.
Видит сон про кораллы, что якобы он украл...
Абсолютно невинный Карл.

Удивительно, сколько коварства у милых дам!
И чем старше, тем больше – по дням, а не по годам.
И приходится думать, как жить, не сходя с ума...
ведь у Карла внутри - зима.

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

совесть как звук

Навуходоно́сор – царь Вавилонии, правил приблизительно в 1125 – 1104 годах до н. э.
В юности активно постигал искусство ведения войны.
Абсолютно не имеющая никакого отношения к стихотворению информация.
---
совесть теряет буквы – тлеют страницы книг.
вместо обложек – хоругви, вместо заглавий – крик.
время сейчас такое, выжить – значит, молчать.
совест теряет буквы, сына теряет мать
после семейной склоки, рвущей последний нерв,
заперты настежь окна, плотно открыта дверь.
совес теряет буквы, снова советский тренд,
правда – гнилая клюква, жёлтый газетный бред,
снова в ходу доносы, путает карты бес;
Навуходоно́сор –
а не Иисус воскрес.
буквы роняет сове… – зло превратилось в злость,
терпит убытки слово, в горле не рыбья кость –
комом застряли маты, хрупкое чувство вины.
в каждом родительском чате - войны из-за войны.
время сейчас такое, совесть теряет весть,
ангел-хранитель в запое, падшие ангелы – здесь.
вера роняет волю,
совесть – всего лишь звук.

Душевный отклик:


чехарда как размер и сумбур как мысли

«В огороде бузина, а в Киеве дядька.
Что ж ты, милый, наковеркал?
Не забудь мои страданья!»
Устное народное творчество, имеющее самое прямое отношение к первоисточнику
-------
строчки теряют слоги – благо, слогов не счесть.
ритм - словно медведь в берлоге: нету, а после есть.
строчки хватают лишку, но не могу я молчать!
как настрочу на книжку – сразу отдам в печать.
странные строчки эти треплют последний нерв,
буквы в отключку метят с видом отпетых стерв.
строчки теряют слоги – это какой-то бред!
делают слоги ноги – ночью, с утра, в обед.
строчки оставив с носом, ищут иной приют.
Навуходоно́сор –
явно не в строчку тут.
строчки роняют буквы – словно волосья скальп.
скоро покроет клюква склоны французских Альп.
комом застряло в горле хрупкое чувство вины -
хоть из СП не поперли б, строгие там пацаны.
время сейчас такое, совести нет вообще.
ангелы все в запое, и это в порядке вещей.
люба роняет веру,
надя – ни в зуб ногой
и по безлюдным скверам
любит
ходить
нагой.

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоистоник вдохновения:

Убежать

Покидая страну искажённых чудес,
Где не раз доводилось приюта искать,
Я сажусь в захламлённый убитый экспресс.
Силуэты чудовищ кишат в облаках —
Догоняя меня, прогоняя меня?
А туманный рассвет неуютен и ржав:
То ли это начало осеннего дня,
То ли рыжие молнии, то ли пожар...
Убежать, убежать, убежать!

Отступает муть, открывает путь,
И вода кругом, но нельзя нырнуть.
Колдовской огонь не несёт тепла —
Иллюзорный блик от разбитых ламп.
Позади тупик, но его родней
Почему-то нет; из густых теней
Простирает вслед миллионы рук,
Поглощает звук, замыкает круг...

Тишина разлинована стуком колёс —
Или это мой собственный пульс?
А с небес ухмыляется облачный монстр,
Он-то знает: я точно вернусь.



Душевный отклик:


Дорожное

Покидаю страну искаженных чудес –
С некондицией я никогда не мирюсь.
И толкают меня на посадку в экспресс
И небритый Китай, и немытая Русь.
Я с решительным видом залажу в вагон,
Даже если экспресс неуютен и ржав.
На кудыкину гору, к чертям на рожон –
Будь там даже потоп или, скажем, пожар -
Убежать, убежать, убежать!

Самогонки муть да железный путь…
За окном вода, я хочу нырнуть!
Перепил, кажись. Перебор тепла.
А в купе темно от разбитых ламп.
Проводница вот, нет ее родней.
Мы вчера всю ночь кувыркались с ней.
Я лобзал ее с головы до ног…
А сегодня, блин, ничего не смог.

Ну, а треск в котелке все сильней и сильней,
Сквозь него пробивается пульс.
Из бутылки глядит патентованный змей,
Он-то знает: я точно сопьюсь.

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Небесные трамваи

Там, где облаками закрывают
Окна сонмы ангелов во сне,
Бегают небесные трамваи,
Тучки вышивая по весне.

Вне привязки к метеопрогнозам,
Рельсов параллель соединив,
Грудью разгоняют райский воздух
В светлые и в пасмурные дни.

Без кондукторов и бездорожья
Возят только ангельские сны
Милые трамвайчики без рожек –
Рожки им в раю запрещены.

А когда на станции конечной
Гаснет солнца уличный фонарь,
Встанут и грустят по-человечьи
О беспутных ангелах – о нас.

В это ли нечаянное время
(краткое мгновенье на часах)
Ты меня так бережно жалеешь –
Вот такие в небе чудеса.




Душевный отклик:


Разгадка, или Возврат к природе

В рай, где ангелочков милых сонмы
Бродят, как сомнамбулы, во сне -
В светлый час небесный или в темный,
Лучше не соваться без пенсне.

Хоть и это вряд ли вам поможет -
С оптикой придете или без.
Видимо, с ухмылочкой на роже,
Ангелов попутал-таки бес.

Вне привязки к логике обычной,
Сон и явь в одно соединив,
Облачность - я это видел лично -
Всем на окна вешают они.

Смотришь, ни фига не понимая,
Хоть глаза до самых дыр протри:
Бегают безрогие трамваи,
Только их не видно изнутри…

Все же суть, усилия умножив,
Я постиг, как сам Жан-Жак Руссо:
У трамваев нет не только рожек,
Но и, извиняемся, трусов.

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:


Проводник Василий

За кружкой пива в мерзкий вечер нет-нет задумаешься над
Проблемой вынужденной встречи с проводником до неких врат,
Где всем по совести и чести кнуты и плюшки раздают,
Помнут грехи, заслуги взвесят, и в нужном высадят краю.
Но прежде – долгая дорога, мужик и мёртвая вода,
Однако стиксов и харонов никто не видел никогда.
Жаль, высших смыслов не осилить – не мастер мыслить, как пророк,
Зато трамвайный бог Василий предначертание предрёк.
Мол, попадёшь в эдем, родимый, в аду нема свободных мест,
Там чужаки и побратимы крутой устроили замес,
Такой, что бесы рвут и мечут, и тайно думают о том,
Как лучше выскочить из печи, и к людям в ноги прямиком.
А что? Приветим, обогреем, накормим салом и борщом,
Пусть обживутся, подобреют – глядишь, исправятся ещё.
Штаны наденут (чай, не звери), беречь привыкнут новый дом –
И обезьяну, если верить, облагородили трудом.
Освоят множество профессий, пойдут добро нести в народ,
А мы им – пенсии отвесим, страховки, полисы и МРОТ.

Дождём по носу щёлкнет вечер, ты не готов, как ни крути,
Всерьёз задуматься о вечном, зело пугающем пути.
Причмокнешь, пиво допивая, а следом мысль – аж в горле ком,
С чего б водителю трамвая не стать твоим проводником?
Придёшь к нему, накатишь сотку, и смерть – не смерть, а тихий пляж,
Вокруг ни вышек, ни высоток, и воздух – хоть на булку мажь.
Затянешь песню на потеху – и всё на месте, всё, как встарь:
Ночная улица, аптека, убитый молнией фонарь.




Душевный отклик:


Закадычный пророк

Василий не был коневодом (проводником Василий был),
Но часто предвещал народу невест, похожих на кобыл.
И предрекал он честь по чести – кому кнуты, кому кнутом,
Благие и дурные вести – сначала блажь, а дурь потом.
Вещал про стиксы и харонов, про мертвых вод девятый вал -
Под звуки маршей похоронных, что сам же всем и напевал.
Заумных правил не осилив, поскольку пиво – не кумыс,
Порой перевирал Василий и формы слов, и ихний смысл.
Нема, однако, тут проблемы – важней гораздо эпатаж.
В гробах стругацкие и лемы от зависти вертелись аж.
А бесы рвали и метали в им напророченном аду,
На сковородочном металле имея грешников в виду.
На этой каторжной работе им полагалось молоко,
Что дяди добрые и тети спускали на веревках в ко-
Колодец адского подъезда, куда не ходят поезда,
Поскольку это все же бездна – не то, что рельсы в два ряда.
От этих сумрачных прогнозов кидался в панику народ
И горьким плачем плакал слезы, переживая, что уМРОТ.

И я к Василию однажды зашел кой с чем на огонек,
Чтоб он, по утоленью жажды, и мне чего-нибудь предрек.
Он чмокал, пиво попивая, а у меня – аж в горле ком:
Пророк! И - проводник трамвая?! (Пусть даже оный с ветерком)
В ответ, скрутив косяк фугасный, пророчество он выдал мне:
Мол, для него предельно ясно, что в рай я въеду … на коне.
Мы с ним по сотке накатили, потом добавили еще -
И «трали-вали, тили-тили!» всю ночь орали под плющом.

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

А поезд спешил

А поезд спешил сквозь густые туманы
к вокзалу Родной мимо станций различных.
Распух чемодан от сюжетов диванных,
заброшенных наспех в него, хаотично.

Но времени нет, чтоб в пути задержаться.
В минутных порывах запутаться легче,
чем просто простить. Разве мне восемнадцать?
Не греют уже ни мечтанья, ни свечи.

И кажется, руку протянешь навстречу –
тревоги уйдут, улыбнётся планета.
А жизнь – это миг перед выходом в вечность...
Навряд ли бывает безоблачной где-то.

Сгущаются тучи с годами, и тает
уверенность в том, что обиды проходят.
Ты бросил в сердцах недовольное “занят”,
и я поняла - всё закончилось. Вроде

уютнее “мы”… Но к нему нет возврата.
Жалеть неразумно и жить по привычке.
Сжигаю страницы последней утраты…
Не трогает больше, что всем безразлична:

коллегам, соседям, сантехнику, сыну...
На станции Выбор сошла рано утром,
напрасных иллюзий стряхнув паутину.
Умчался состав неизменным маршрутом.



Душевный отклик:

А я торопилась

А я торопилась – писать про туманы,
которые бродят по станциям хмурым,
поэтов бухих находя на диванах,
чтоб их заразить стихотворным сумбуром.

Но времени не было что-то обдумать -
хотелось туманом скорей пропитаться
и в диком азарте туманного бума
забыть, что самой далеко не семнадцать.

Я кукиш крутила различным тревогам,
а те убегали, и ржала планета.
А жизнь – это миг и подачка от Бога.
(Я тщетно старалась не думать от этом.)

Но тучи сгущались - с туманом на пару,
и солнце за оные спать уходило,
прикинувшись наспех усталым и старым,
поскольку являлось ленивым светилом.

И я, разгоняя туманную вату,
Сжигала страницы своих публикаций,
решив, что тумана на них многовато
и с ним мне пора бы уже разобраться.

Коллеги, соседи и все домочадцы
мне что-то кричали про «курица лапой»...
И тайно желал поскорее умчаться
зашедший на кофе сантехник Потапов.

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Потоп

Вода заходит в города. Неведомо откуда.
Ещё уходят поезда. Неведомо куда.
А что неведомо – всегда немыслимое чудо
И появляется легко, как первая звезда.
Кому видения в ночи, знамения и знаки,
Кому разведчик отстучит шифровкой заказной.
Соседям не расскажет Ной – и местные гуляки
Решат, что это не потоп, а дождик проливной.
Уже потом девятый вал обрушивает башни,
Куда же деться на бревне, с младенцем на руках –
А всё тому, кто прозевал свой страшный день вчерашний
И все видения во сне о чёрных облаках.
Историк высмотрит прогноз в новейшем хроноскопе:
Кто тонет в океане слёз, а главное – зачем.
Мешаются пласты эпох, и поровну в потопе
Нам Стеньки Разина челны, Титаник и ковчег.
Давай уедем в Китеж-град последней электричкой,
Туда, где прадед молодой, и бабка как была.
А город будет очень рад – и вечером привычно
Звенят тихонько под водой его колокола.



Душевный отклик:


Пертурбация, или Единой мысли ради

Пришла ко мне однажды мысль. Неведомо откуда.
И дальше по стиху пошла. Неведомо куда.
А я на эти все дела смотрела, как на чудо.
Мол, привалило счастье вдруг. А может быть, беда?
Кошмары видела в ночи, знамения и знаки,
Пыталась мысль пересказать шифровкой заказной -
Самой себе, тайком от всех, но местные гуляки
Меня перебивали вслух, горланя у пивной.
Но я, как та радистка Кэт, стучала и стучала,
Пока меня не захлестнул эмоций сотый вал.
И мне потом пришлось начать буквально все сначала,
Хотя уже мой бедный мозг тихонько подвывал.
Откуда ни возьмись бревно промчалось на младенце…
Хотя, кажись, наоборот – младенец на бревне.
И был он с ног до головы замотан в полотенце,
Как та персидская княжна у Стеньки на челне.
Но я узнала все ж его – то был мой личный прадед!
А бабки не было еще, что ясно и коню...
Измучилась, короче, я - единой мысли ради.
Зачем послали боги мне такую вот фигню?

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Поезд

Закат растекался по небу пугливо.
Я видел зелёные волны залива.
В тумане тонул мой простуженный голос,
И шёл по волнам заблудившийся поезд.

Не стоит ходить по морям без причины,
Где рельсы фатально уходят в пучину,
Где призрачно зыбко порою безлунной
Блеснёт парусами безлюдная шхуна!

Но ставя, как будто, всё разом на карту,
Сияли азартно окошки плацкарта,
И с твёрдой основой в судьбе фаталиста,
Пронзали пространство глаза машиниста.

Российских просторов задумчивый житель,
Я ведал, что поезд — земная обитель,
И знал достоверно: покуда мы живы,
Мы все — пассажиры, мы все — пассажиры.





Душевный отклик:


А вдоль дороги …

Пугался закат, растекаясь по небу,
И капал слезами волнам на потребу.
И арию явно заморского гостя
Простуженный бас голосил на погосте.

Бродил по волнам неприкаянно поезд
И кланялся рельсам оторванным в пояс.
Но рельсы надменно ныряли в пучину
Без всякой на то очевидной причины.

И поезд без них продолжал авантюру
И ставил на кон за купюрой купюру.
Ну а впереди, метров этак за триста …
Пронзали пространство глаза машиниста!

Российских просторов задумчивый житель,
Я трясся от страха над пропастью в жите.
Ведь тут - быть бы живу, отнюдь не до жиру.
С таким машинистом хана пассажирам!

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

ШТОРМ

"Гром прoгнал за тучи сoлнце. Блещет молний нить.
И грозе уже неймётся небо кесарить.

Слoвнo сотни ocтрых лезвий вспарывают высь!
Миг — и струи ливня резво в бездну пoнеслись.

Бездна грудь вздымает тяжко, как бoльнoй нарвал.
Ветер мокрую тельняшку на груди порвал.

Кoрчась в диких схватках, cтoнах, чайками крича,
Море, расшвыряв пoнтoны, бьётся o причал!

И, ворочаясь во чреве, грузны, нo чисты,
B небеса хвoстами гневнo бьют валы-киты.

Из утробы в мир — непросто... И ни зги окрест...
Насмерть бьются за отцовство Посейдон и Зевс!

Руки волн вздевая к небу, вoет oкеан!
Ночь пройдёт в мoлитвах Фебу. Где ж oн, oкаян?!. ...
. . .
И Заря — дитя пучины, горних высей дочь —
Расцветёт в небесной сини, завершая дoждь.

И, прекраcнoгo ценитель, симвoлoм начал
На маяк Смотритель выйдет — радугу включать!"



Душевный отклик:


Бездна на сносях

Гром грохочет, толпы молний выстроились в нить.
Если кто не вскроет Бездну, Бездна будет гнить.

Выси легче, распороли брюхо ей ветра.
И оттуда струи ливня льют - как из ведра.

Бездна грудь свою в тельняшке кажет всем подряд.
А тельняшка-то в обтяжку – атомный наряд.

«Боже! Как не к месту схватки! Кто бы только знал!
Вон как раз нырнуть собрался внутрь ко мне нарвал.

Но ворочается в чреве всякое не то –
А хотелось бы нормальных синеньких китов.

Из утробы в море вышли б, хороши собой.
И гарпун сменял на дышло б грозный китобой.

Только что это?! О, горе! Доктор, видно, пьян!
Я к нему легла как море, нынче ж – океан!..»
. . .
А Заря - дитя пучины от толпы отцов -
Как ни в чем себе румянит синее лицо.

С маяка на Бездну зенки пялят сторожа…
Не ходите, девки, в море, если вам рожать!

*)


===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

SOS

«Спасите наши души» -
протягивали руки
к заоблачным высотам
идущие ко дну.
Одна шестая суши
в хождении по мукам
наматывала сотни
дорог средь серых дюн.
А воды наступали
на хвост Левиафана,
затягивая в омут
последний материк,
и огненная Кали
достигнувших нирваны
опаивала сомой,
не слыша грешных крик.
Оплакивали боги
творение земное
и, руки потирая,
всходил по трупам враг.
На суднышке убогом
потомки Неоноя
гребли к истокам рая,
где теплился маяк.

Душевный отклик:


СНУ

«Спасите наши уши!» -
протягивали ноги,
от смеха умирая,
читатели стиха.
Шагающая ж суша
в намотанной дороге
стремилась в лоно рая,
подальше от греха.
А воды наступали
на хвост всему живому -
и даже тем, кто сроду
хвостами не владел.
Назло прекрасной Кали
мутили черти омут,
готовили народу
безрадостный удел.
И плакал с Буддой вместе
Христос, косясь на фатум,
на пару с Магомедом
крестился Моисей.
Неслись галопом вести:
враги спалили хату,
маяк спалили следом…
Капец Рассеи всей!

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Маяк.

Держи меня за руку, будь мне огнем в ночи,
Где мгла расползается, слышатся рык и выстрелы.
Сжимая запястье, вытягивай из пучин
Пустой суеты и каких-то страстей бессмысленных.

А я удержу тебя за руку на земле,
Пока не сорвало и по ветру не развеяло
Потрепанным шелком с флагштока на корабле…
Пространство трепещет от стылых порывов с севера.

Расцепятся пальцы, бессильно скользнут по льду –
И скроешься в тучах пушинкою невесомою.
А я, рассыпаясь, камнями на дно паду,
Туда, где зубастые рыбы, темно и солоно.

Строптивое время нам лица сечет песком.
В подвыцветшем взоре крупинки усталой нежности.
Аллеей по парку и улицей городской
Идем и по-детски ладошками крепко держимся.

Угрюмый подросток по лужам, по голубям
Шагает, не глядя, в плену нарочитой грубости.
Он бродит во мраке, ведь нет у него тебя –
Такой же прекрасной и мудрой, но только в юности.

Вольно мне судить о том, будучи стариком –
Давно испарилась мальчишечья злая блажь-то вся –
Должно быть, подростку мы кажемся маяком…
А может и нет. Только мне-то уж точно кажемся.



Душевный отклик:


Детство взыграло

Держи меня за ногу - или за две ноги,
А то побегу, как подросток, на рык и выстрелы.
Взыгравшее детство – начальница ностальгий,
О чем и спешу я поведать строкою выспренной.

А я ухвачу тебя за уши, притяну -
Как кое-какие из образов и эпитетов.
И так, носом к носу, увижу тебя одну…
А нити в стихе не увижу – в стихе-то, нити-то!

Расцепятся пальцы, и, уши освободив,
Ты скроешься вмиг, как пушинка, под синим куполом.
Я ж в обморок грохнусь - с зубастой тоской в груди,
А также с чуток поврежденным о камни кумполом.

Песок из Сахары засыплет меня собой,
Подвыцветший взор мой покроется пылью Африки.
Тебе ж над полями придется летать одной
В глубокой печали и в шелковом легком шарфике.

Тебя из рогатки угрюмый пацан собьет,
Поскольку ему, пацану, надоели голуби.
И так оборвется прекрасной души полет,
Закончится путь твой на льдине, а может, в проруби.

Мораль этой повести – просто душевный крик.
В конечном итоге чтоб слезы не лить горючие,
Уж если старик ты, веди себя как старик
И резких движений не делай - ни в коем случае.

*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

На корабле дела идут

«…не все ли равно, в канаве ли, в океане ли начинать новое плавание, если весна зовет, если ветер повсюду один?»
Татьяна Толстая

На корабле дела идут как надо.
Под острым килем не увидишь дна.
Игривых волн оранжевое стадо
Пасёт Луна.

Наш капитан попыхивает трубкой.
Грохочет боцман, как июльский гром,
А пухлый кок поёт «Моя голубка»
И глушит ром.

На всех сошла вечерняя истома,
А я — за то, что бестолков и юн,
За то, что сукой обозвал старпома,
Скребу гальюн.

Приятель Боб добрее бегемота,
Но в буйной драке грозен, как нарвал,
Он так сказал: «С утра в костях ломота.
Я чую шквал».

Волна в корму ударила с размаху.
Нырнул в пучину бедолага Джек.
Луна в бега отправилась от страха,
И мир померк.

Свистел норд-ост над головами люто:
«Никто не выйдет из беды сухим!»
Наш капитан сушил штаны в каюте,
И боцман с ним.

Сойди, удача, к нам небесной манной,
Коль небо людям не спешит помочь!
Косые рифы — зубы океана —
Вгрызались в ночь.

Корабль скрипел, как старое корыто.
Старпом стенал, по-заячьи дрожа.
«Держи штурвал!» — велел мне Боб сердито,
И я держал.

Держать штурвал — не буквы ставить в рифму.
Приятель Боб ругался от души:
«Мы обойдём, карамба, эти рифы!»
И обошли.

Дарила штиль рассветная прохлада,
Все наши страхи вышвырнув за борт.

На корабле дела идут как надо.
По курсу — порт.




Душевный отклик:


Дела идут, контора пишет

Дела идут, контора наша пишет
Стишки на конкурс - вдоль и поперек.
Луна ж их нянчит - как своих детишек.
Мол, дайте срок!..

Мне капитан сказал: «Пиши, не дрейфя -
Потом решим, который посылать -
Про жажду бури и про скуку дрейфа,
И «вашу мать!».

На всех сошла, чуток качаясь, муза,
Вселяя в души кайф и юный пыл.
И я в струе предлогов и союзов
Слегка поплыл.

Растекся, в общем, мыслями по древу,
Верней по мачте (и по парусам).
Бутылку рома - бульк! - для разогрева,
Я выпил сам.

И ром в башку ударил мне с размаху.
И я в пучину строк нырнул стремглав.
Луна икнула - видимо, со страху -
И спать легла.

Свистел норд-ост, но я его не слышал,
Поскольку был в стихию погружен.
В азарте был готов я лезть на крышу
И на рожон.

Размазывал я строчки кашей манной
И множил их без видимых причин.
Косые рифмы в рожу океану
Кидал в ночи.

Скрипела мачта - Лермонтову внемля,
Стенали стены рубки корабля.
И тщился я в стихе «увидеть землю» ...
Полундра, мля!

Отборным матом крыл я все на свете,
Грозил веслом угрюмым небесам.
«Я допишу, карамба, строчки эти!..»
И дописал.

Светлее небо, свист норд-оста тише.
Как страшный сон, забыт стихийный шторм.

Дела идут, контора наша пишет –
Сверх всяких норм.

*)

====
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

"To be or not to be?"

«Придет время, когда ты решишь, что все кончено.
Это и будет начало»
Луис Ламур

Однажды ты проснёшься молодым,
цветущим, обязательно красивым.
Рассвет ударит свежестью под дых,
забрызгав щедро цедрой апельсина.
И ты пойдёшь пружинисто, легко,
теряя на глазах постылый возраст,
насмешливо смотря на стариков —
вчерашних, лишних, неамбициозных,
крадущих время...
Только все равно,
где старт, где финиш — путь давно накатан.
И как бы ни хотелось верить, но
мы безнадежно смертны, Бенджи Баттон*.
Блуждая в лабиринтах бытия,
к закату повернёшь посередине
и, забывая день за днем себя,
закончишь там, где начал.
Лав ю,
Квини*

****
«Я умер в семь утра. Надо же с чего-то начинать день.»
Франко Арминио
… а Новый Орлеан такой, как раньше —
от бесконечных дублей тянет спать.
И чёртов апельсин-рассвет оранжев.
И время обреченно катит вспять.
Я умирал, рождался снова, вырос —
из юнги капитаном стал. Устал
терять на каждом рейсе пассажиров
и посещать знакомые места.
Хочу сойти. Бессрочно выйти в осень,
где у вещей иная сторона —
лежи себе у корабельных сосен,
кроши с ладоней лунный рафинад,
вдыхай смолу, лепи мучных барашков,
болтай ногами, плюй на бренный мир.
Я ненавижу вечность, но на башне
стоят часы...
С любовью,
Бенджамин*

* Benjamin Button и Queeny - герои "Загадочной истории Бенджамина Баттона" - рассказа Ф.С.Фицжеральда и одноименного фильма Д.Финчера.




Душевный отклик:

“Much ado about nothing”

Мой милый Кен! Проснулась я уже.
Цвету и пахну – вкусно и красиво.
И грудь моя в ажурном неглиже
напоминает пару апельсинов.
Как мотылек, воздушно и легко
(и без разбега) впархиваю в плавки,
насмешливо смотря на стариков,
там, за окном в унынии и давке
крадущих время...
Мне же - все равно,
ведь кукла я и вечно молодая.
Живу мечтой и съемками в кино,
беспечно дни, как камушки, кидая.
Часы увижу – лишь пожму плечом.
Плывет вперед мой кукольный кораблик…
Ты думаешь, о чем я? Ни о чем,
а просто так, от скуки.
Лав ю,
Барби

***

Приветик, Барби! Мне б твои заботы!
Устал - как черт, безбожно тянет спать.
Наелся «апельсинов» – до икоты,
и съеденное прет отныне вспять.
Я их любил. Любовь еще, быть может…
Хотя навряд ли – все-таки устал.
Утратил пыл. Либидо как бы тоже:
не манят ни ланиты, ни уста.
Хочу оставить с... спорт и выйти в осень,
где у вещей иная сторона.
Вид голых тел мучительно несносен -
прости мой French, их было до хрена.
А сколько страсти было в каждой сцене!
Сиффреди - отдыхает, в гамаке!..
Так вот, пускай теперь меня заменит,
а я так притомился.
Лав ю,
Кен.


*)

===
Полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Осенняя хандра

«Придет время, когда ты решишь, что все кончено.
Это и будет начало»
Луис Ламур

Из осени вырваться мне не дано:
Шуршит под ногами золото нищих,
И Бог не звонит и не пишет давно.
Тревожусь. Надеюсь, не умер, как Ницше.

Туман в голове, не поможет глицин.
Бессонница – музы храпят ночами.
И вот незадача, секутся концы,
Как могут они превратиться в начала?

Покончить со всем или с мыслью хотя б,
Что дурочка с возрастом стала дурой.
Смириться, обняв молчаливый октябрь,
И что-то прочесть из Луиса Ламура.




Душевный отклик:


Осенняя амнезия

Я вырвался как-то по осени на
Прогулку пешком по «золоту нищих».
И - вымок до нитки, изведав сполна,
Насколько "не держит" небесное днище.

Но - сам виноват, потому что звоню
Обычно всегда Всевышнему лично.
Мол, так-то и так-то, желаю в меню
Денек беспроблемный с погодой отличной.

А нынче забыл вот - наверно, глицин
В ночи перепутал с чем-нибудь прочим…
А местные куры - как есть наглецы:
Они надо мной до упаду хохочут.

*)

===
полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Бывает

«Стихотворение начинается как комок в горле.»
Роберт Фрост

Бывает – ребёнок,
бывает – выкидыш.
Это, как сможешь,
это, как напишешь.
Бывает, выплеснешь литр-другой
мутных околоплодных вод,
а бывает...
А что бывает?
Чем-то неведомым накрывает,
несёт по чему-то, несёт куда-то
тебя. Поэта? Неадеквата?

Очнёшься в тиши,
и за эту тишь
нормальности
небо благодаришь.

Душевный отклик:

Что это было? или Неведома зверюшка

Бывает, шмякнет –
и что-то выкинешь.
А что это было,
и сам не знаешь.
Сидишь в ночи и час, и другой -
нет ответа, ни в зуб ногой.
И думаешь:
- А что если это
стихийный выброс таланта поэта?
Может, для впечатлительных дам
это - типа Бродского, по следам?..

Очнешься к утру,
и всю эту чушь
смоет обычный
холодный душ.

*)

===
полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:



глоток зимы

«Стихотворение начинается как комок в горле.»
Роберт Фрост
«Хрустальной ягодкой во рту моём зима.»
Александр Генис

Хрустальной капелькой во рту моём зима
заледенела и глотнуть боишься;
и терпишь. Терпкая висит луна-хурма
над горизонтом, нет, – уже на крыше,
на чердаке уже, там вековую пыль
накрыл собой такой же квёлый иней.
Так много снега, что любой автомобиль
похож на шляпу Маленького принца.
Удавы-улицы не дремлют по ночам,
слоны-сугробы дрыхнут в переулках.
Окостенели и пристроились к домам
надменные заборчики-сосульки.
Веснушчато глядит в моё окно
последний лист у клёна в межреберье.
Истлела осень, никого… Испещрено
снежинками изнеженное небо.
Такое время, что пора сходить с ума,
от холода, который бьёт бесстыже.
Но тает ягодкой во рту моём зима –
так хрупко, что глотнуть…
дышать боишься…




Душевный отклик:

кусок зимы

Кусок сосульки я однажды откусил,
но не глотал его, боясь простуды.
Когда простужен, на нетленки нету сил.
И пьешь не то, и не из той посуды.
Зачем тогда его, вы спросите, кусал?
Вполне возможно, что пошел на принцип -
чтоб стать похожим гордой линией сусал
на форму шляпы Маленького принца.
Сидел так час, потом пошел и взял такси.
Таксист глядит и говорит: «К удавам».
А мне к врачу бы, я к удавам не просил,
так как во рту образовалась вава.
Но делать нечего, и, так тому и быть –
к удавам мчим среди слонов-сугробов.
Дома на улицах похожи на гробы,
и мы с таксистом приуныли оба.
Тоска такая, что пора сходить с ума -
тут не до рифм и прочих финтифлюшек.
К тому ж во рту уже растаяла зима
и стала нудно капать…
прямо в душу…

*)

===
полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:



PRO зайцев

«Гораздо легче начать войну, чем кончить ее.»
Габриэль Гарсиа Маркес

На огороде в Щебнево
Не покладая рук
Я трын-траву волшебную
Зайцам с утра деру.

Буйствует жор, словно дьявол в них:
Страшно за урожай.
Губят капусту, яблони.
Да и морковку жаль.

Сколько на край ни кидай травы,
Уши торчат меж гряд.
Веганы, а не пошли бы вы,
Собственно говоря!

Плюну: а надо оно кому?
В доме полно забот.
Благо, на днях приезжает муж
Ставить вокруг забор.

Скосит волшебную трын-траву
Триммером в аккурат.
Я сельдерея с кинзой нарву
(В этом вся сила, брат).

Радуйся, грусть! Улыбайся, грусть!
Скоро конец войне!
Что за забором, то — зайцам пусть.
Всё остальное — мне!






Душевный отклик:

Объяснительная

Дачу имею в Щебнево
(А не в Щебнёво, вот) -
Там, где «трава волшебная»
Возле домов растет.

Эта трава заветная
Круче всех прочих трав.
Делаю незаметно я
Сотню «косых» с утра.

Хочется, хоть и колется -
Нету на мне лица.
Только все за околицей
Я раздаю зайцАм.

Кличу: «А ну, еще кому?
И «косяки» дарю
Полчищу полнощекому -
Прямо из первых рук.

И отвыкают веганы
От криминальных дел,
Ведь промышлять набегами -
Тот еще, блин, удел!

И, не смотря на лица, я
Истово пру на зов…
Нынче ж пришла полиция
И замела в СИЗО.

*)

=====
Подлный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Соблазн

«В каждом человеке есть два начала: стремление к богу и стремление к сатане.»
Оскар Уайлд

Наивная, ты веришь до сих пор,
Что связана незримой пуповиной
С Создателем? Ты – муха в паутине.
Земля не рай, где все подряд невинны,
Рождение не дар, а приговор.

Кусочек глины – минимум затрат.
Кувшин и содержимое кувшина.
И вера, что ничем не сокрушима,
Что счастья максимальная вершина -
Из пары зол поменьше выбирать.

Ты – копия, которой жмёт корсет
Из жёстких рамок и нелепых правил.
Не он, а я, пусть скрытен и не явен,
Плечо твоим сомнениям подставил
И вовремя полезный дал совет.

Боясь порвать связующую нить,
Становишься всё более несчастней?
Тебя обуревающие страсти,
Не стоит отвергать. И труд напрасный,
И мир вокруг тебе не изменить.

Прикрыв нагую душу от стыда,
Не слушая нотации рассудка,
Пляши и пой под дьявольскую дудку,
Не думай о последствиях поступков,
Кукушкой, не свивающей гнезда.

Не скрыть ничем порочную печать.
Иди на поводу желаний плотских,
Бери от жизни всё, не идиотствуй
И так, и эдак, всё равно придётся
За то, что совершила отвечать.


Душевный отклик:

Кошмар

Как вспомню – вздрогну, даже до сих пор.
Вселяет ужас жуткая картина:
Создатель мой обмотан пуповиной
И в ней, похоже, мертв наполовину,
Ну а в глазах его - немой укор.

А мог бы просто глину замесить
Для стройного, при талии «кувшина»,
И выдала б гончарная машина
Сакрального творения вершину,
Что женщиной зовется на Руси.

Но давит пуповина, как корсет,
Грозя концом тому, кто вечно славен.
Подвох коварный тут и зрим, и явен.
Видать, Лукавый все ж таки подставил
И тихой сапой вредный дал совет.

И цель – порвать связующую нить -
Становится всё более понятней.
Но тело стало вдруг каким-то ватным,
И ты идешь бессильно на попятный,
И ничего уже не изменить.

Прикрыв нагое тело - со стыда,
Уйми галоп сердечный на минутку,
Прислушайся испуганно к рассудку.
Ведь это, может, просто злая шутка,
Зашедшая куда-то не туда…

Рассвет предложит солнце, как печать
На справке о твоем здоровье плотском.
И ты бери ее, не идиотствуй!
А то еще потом, глядишь, придется
За тело в пуповине отвечать.

*)

====
полный разбор полета тут.

продолжение, которое следует:


Твой дом

«Путь в тысячу ли начинается с первого шага»
Лао-Цзы

Твой новый дом пока не очень твой,
Когда заносишь пледы и бокалы,
И в первом шаге от ворот устало
Ступня соприкасается с травой.

Чужой сосед ещё не подобрел,
Приблудный пёс бежать к тебе боится.
И смотрят на тебя скупые лица
Из тени увядающих шпалер.

То ключ в ладони хочешь покрутить,
То подойти к орешням незнакомым.
Ещё не признавая дома домом,
Не смахиваешь тонких паутин.

Всё впереди. Останетесь одни,
Сплетёшься корнем с ветхой облепихой,
И станешь слушать утром – тихим, тихим –
В щербинах дома тающие дни.




Душевный отклик:


Тревожное

Твой новый стих уже не очень твой,
Когда его на конкурс подала ты
И он, покинув тихие пенаты,
В судейском файле скрылся с головой.

Подспудно, подлопатно гложет страх:
А вдруг мое дитя не так приветят?
Ведь несть числа злым критикам на свете
С лицом скупым и скверной на устах.

Хоть бы один из оных подобрел,
Открыв тот файл злосчастный в интернете,
И, подобрев, ни разу не заметил
Не в строчку увядающих шпалер.

И будешь слушать тающие дни,
Трещащие, как айсберги, в процессе.
И горсточку горошин на принцессе
В прострации насыплешь в холодник.

*)

===
полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:


Собирайся, пора!

«Путь в тысячу ли начинается с первого шага»
Лао-Цзы

Не филонь, собирайся в дорогу, дурной чудак!
Листопадное солнце над нами и Дракониды.
Первый шаг – это импульс, случайный, как на санскрите
непонятная надпись, но, знаешь, она – маяк.

Голоса в голове пусть гудят, выражая "фи".
Полумеры и страхи заставили жить фальшиво:
ты прирос к безнадёге, обидам, дождям плаксивым,
недоверчивой боли – отчаянный мазохист.

Больше нечего здесь оставлять на семи ветрах,
кроме злых тараканов, бегущих по жизни пыльной.
Забывай вместе с прошлым свой затхлый мирок да имя,
словно сальный халат. Дикий космос зовёт. Пора

уходить налегке сквозь туманы в святую жуть:
на кудыкину гору, за лунные сны и дали.
К Богу, к чёрту? – не знаю. Рискни и шагни за грани –
каждый день умирать и рождаться… не в этом суть?

Сотни радуг квазарных в душе разнесут щиты,
заставляя молиться, а после – реветь иудой.
И неважно, что с нами случится в конце маршрута,
всё узнаешь потом, ключевое сейчас – идти.

Будет сумрачный хаос, безудержный Армагеддон!
Без ответов, раскаяний, вышколенных привычек.
И дорога под небом – в ней столько "тебя" различных –
легион.



Душевный отклик:


Отцепись! Или забытые заповеди

Не цепляйся к романтикам слова, дурной чудак!
Не замай «листопадное солнце и Дракониды»!
Раз не можешь писать и бесплодность – твоя планида,
Или тихо сиди, или скажем, идти куда.

С литгероем на пару тебе выражаем «фи».
Аргументы твои, как и факты, насквозь фальшивы.
Ты прирос к безнадеге и скуке, оракул вшивый!
А теперь вот доверился боли, как мазохист.

Недосуг нам с тобой рассуждать «На семи ветрах».
Тараканы в башке норовят улизнуть на волю.
Сальный выдать халат им - для «хлеба и зрелищ», что ли?
А самим в неглиже в дикий космос, начхав на страх!

Мы уйдем на-легке и рассвете в святую жуть,
И заманят квазарные дьяволы на кулички.
Пусть не будет в кармане ни карточки, ни налички,
Ветры дальних галактик бесплатно нас уне-суть.

Ну а дальше не знаем, что можно сказать еще,
Потому что, похоже, пошли по второму кругу.
Тараканы от скуки усы теребят друг другу
И на пальцах ведут бесконечным катренам счет.

***
У фон Штирлица Макса отчаянье на лице.
Он тотально небрит и настолько же опечален.
Ибо нынче увидел, что заповедь о конце
Игнорируют так же, как заповедь о начале.

*)


===
полнвй разбор полета тут.

первоисточник вдохновения:

Ли Бо.

"В начале было Слово."
Евангелие от Иоанна

Меч – продолжение руки,
А слово – меч души.
Стучат далекие вальки.
Багряный лист кружит.

Танцуй, мудрец, шепчи слова
Прохладе над рекой,
Плети стальные кружева,
Ведомые рукой.

Руби клинком осенний лист,
И новой песней – вдох.
Ты как всегда ударом быстр
И рифмою неплох.

Подобно птичьему перу
И крыльям мотылька,
Перетекая на ветру,
Плывут одежд шелка…

Пускай, печален ты и пьян,
И твой приют убог,
Но может быть зайдут друзья
К тебе на огонек.

Разложишь рис, затопишь печь,
Найдешь еще кувшин…
И встретишь, спрятав в ножны меч,
Словами от души:

«Прогнать не трудно из дворца
За много тысяч ли.
В дворцы к лицу спешить глупцам,
А вы ко мне пришли,

Ворча, – Ни хао, старый лис!
Под нынешней луной
Мы будем вместе славить жизнь
И вместе пить вино».


Душевный отклик:

В начале было Байцзиу*

Кисть – это рукоять руки.
Слова же – как ножи.
Стуча по дну, плывут вальки,
Багряный лист кружит.

Слова-ножи точу в уме -
На смертный бой с тоской,
Весь из себя восточный мен
Загадочный такой.

Крошить в капусту желтый лист,
Колоть под дых кусты –
Умею (ибо я речист)
Тирадой слов пустых.

Вот мотылек, а вот перо,
Вот птица без пера…
Пора оставить апероль,
Байцзиу* пить пора.

И буду весел я и пьян,
Хотя и одинок.
И стая диких обезьян
Зайдет на огонек.

Я рис сырой им предложу,
Засунув ножны в нож.
И станет ясно и ежу,
Что я уже хорош.

И гости горестно уйдут,
Несолоно хлебав.
Лишится жалкий мой приют
Веселья и забав.

Но я скажу себе: «Ли Бо,
Под нынешней луной
Годится нам расклад любой.
Давай-ка пить вино!»

*)

-------------------------------
*Байцзиу (baijiu，白酒）– крепкие дистиллированные напитки.

===
полный разбор полета тут.

Первоисточник вдохновения:

Главное слово

"В начале было Слово."
Евангелие от Иоанна

Мне мама твердила: «Начни сначала.
Смотри, как писать это слово просто!»
А я от старанья ногой качала:
До пола достать не хватало роста.

Чернильные буквы писались криво,
Никак не хотели сливаться в слово.
И вновь выходило, что я ленива.
Мученья мои начинались снова.

За окнами таял осенний вечер,
Сочился листвой пожелтевший тополь;
В закатной дали загорались свечи
Берёзок по самому краю поля.

И я по слогам, из последней силы,
Царапая пёрышком по листочку,
Опять выводила свою «Россию»,
В конце и не думая ставить точку.

Лишь слово в начале... А столько сини,
Надежды и веры — за всё в ответе!
И если бы я не жила в России,
То кажется, и не жила б на свете.



Душевный отклик:

Настойчиво-патриотическое

Мне мама твердила: «Ко-ко, ко-кО-ко.
Ведь это же так беспредельно просто!»
Но ветер порывистый дул с востока,
Поесть не давая овса и проса.

И зерна кружил он, с песком мешая,
На фоне стараний из всех силенок.
Ну, маме-то проще, она большая,
А я - желторотый смешной цыпленок.

На птичьем дворе начинался вечер,
Сочился листвой пожелтевший тополь.
И маме ответить мне было нечем,
И только глазами могла я хлопать.

Смотрела на это толпа рябая,
И в ней выделялся мой строгий папа.
Последние силы в комок сгребая,
Гребла и гребла я - как кура лапой.

И гордость несушки в процесс вносили,
Наевшись собак на овсе и просе.
Мол, если бы мы не неслись в России,
То, кажется, и не неслись бы вовсе!

*)

------
полный разбор полета тут

Первоисточник вдохновения:

Сила слова

"В начале было Слово."
Евангелие от Иоанна

Изначально было Слово,
Дело позже подошло,
Богом мир был создан новый
- Люди, звери, барахло:

Тряпки, цацки, яхты, виллы,
Трёхэтажные дома,
В общем, всё, что сердцу мило,
Греет душу и карман.

Ну, а Слово вольной птицей
Пролетая всякий раз
Вынуждало мир дивиться:
"Шозанах*?!" и "Васисдас?!"

Им и лечат, и калечат -
Если сдали тормоза,
То клюёт оно, как кречет,
То, как кошка, лижет зад.

Даже дев морально стойких
Нежным словом без затей
Заманить возможно в койку -
Кувыркайся с ней, потей!

Есть слова острее перца,
Не тупее, чем кинжал -
Могут страшно ранить в сердце,
Вызвать драку и скандал.

Но и здесь, закончив дело,
Мир найдут два пацана:
- Извини меня, брателло!
- Да, прощён, иди ты на ... !

В общем, функций в нём немало,
Потому учил Отец:
- Слово есть всему - Начало
И Финал всему - Трындец!


Душевный отклик:

Слова и смысл

Накопил я изначально
Слов – на цельных восемь строф!
И прикольно так мочалил
Ими кошек, дев, коров…

Тряпки, цацки, яхты, виллы
Трёхэтажным матом крыл -
Все, что мне не угодило
Видом форм и формой рыл.

Слово было мягким (в меру)
Или твердым, как металл.
Только «смысыл», как фанера
Над Парижем - пролетал.

Вот летит и - рвет и мечет:
Непоняток – за глаза!
Мол, намедни клюнул кречет
И лизнула кошка в зад.

Девы стайкой налетели
На бедняжку мужика,
И с укусами на теле
Задал оный драпака.

Мол, избыток соли с перцем -
Слишком остр словесный нрав.
Тут помрешь от раны в сердце,
До конца не дочитав.

И положит в гроб цветочки,
Не дождавшись ягод, поп.
Довели-таки до точки
Эти строчки, мать их чтоб!..

В общем, выслушал его я
И в сердцах воскликнул: «Блин!
Думал я, что нас тут двое,
А выходит, я – один!»

---------
полный разбор полета тут

Первоисточник вдохновения:

16 строк
сергей иванов 126

если ветер уснет значит кто-то сегодня и мне
разменяет пятак - две по две и одну на удачу
чтобы смог дозвониться к застрявшей на небе луне
не жалея о том что какую-то точно потрачу
пусть не будет ответа дыхания и тишины
в этой паузе мир в этой догме простая задача -
все гудки над планетой которые ей не нужны
да монетки в руке - две по две и одна на удачу
мне сказали однажды - твой долг это просто писать
и неважно что небо бывает запойно чудачит
посмотри на луну да спроси - ну а вам разменять
все стихи про любовь - два по два и один на удачу
если ветер уснет значит кто-то сегодня и мне
одолжит лишний час тот который ещё не истрачен
а кукушка поймёт промолчав на осенней стене
и не будет ку-ку два по два и один на удачу..

Душевный отклик:

поэзия – риск

если ветер гудит значит кто-то сегодня и мне
разукрасит пятак – без единой возможности сдачи
чтобы я не вопил заплутавшей на небе луне
приглашая ее для совместной попойки на дачу
пусть в ответ ни гу-гу от глухой бессловесной луны
я достал весь квартал - целиком и никак не иначе
эти вопли походу ему триста лет не нужны
и не важно кого где-то глокая куздра курдячит
мне сказали однажды - твой долг это внятно писать
а не всякую чушь околесить запойно чудача
ну а мне до балды - я пишу сальвадору под стать
часто полный абсурд от народа талант свой не пряча
если ветер гудит значит кто-то сегодня и мне
настучит по башке – этот признак до боли прозрачен
а кукушка поймёт этот риск на осенней стене
и не будет ку-ку а взгрустнет и тихонько заплачет..

*)

ЗЫ: полный разбор полета тут

Первоисточник вдохновения:

Прощанье с осенью
Александр Герасёв

[тут была осенняя картинка]

Здравствуй, моя бесконечная осень.
Желто-красным флагом машет сентябрь...
гр."Animal ДжаZ" - Осень 2010.

До свиданья, моя бестолковая осень,
хоть ругали тебя, ты была хороша.
Я, прощаясь с тобою, монетку подбросил,
и она прямо в серое небо ушла.
Мне опять, как всегда, ничего не понятно.
Первый снег для меня, как с небес белый прах.
Всё уходит куда-то, увы, безвозвратно,
а ноябрь призывает поднять белый флаг.

Ветер северный нынче жесток и несносен,
разбросал кое-как твой прощальный салют.
До свиданья, моя беспокойная осень,
улетай поскорее, тебя где-то ждут.
Догорают мои грандиозные планы,
костерок из листвы еле-еле коптит.
Уплывает дымок в позабытые страны.
А зима всё поймёт и, быть может, простит.

Шар земной, как и прежде, скрипит ржавой осью.
До чего же он старый, и как он устал...
До свиданья, моя сумасшедшая осень,
я напрасно тебя бесконечной считал.
Мне сейчас почему-то немножечко страшно,
всё сложилось не так в утомлённом уме.
То, что осенью было, конечно не важно.
Не пропасть бы теперь в бесконечной зиме.

2016г.


Душевный отклик:

Прощание с музой

До свиданья, моя беспокойная муза!
Ты любила меня и была хороша.
Мы с тобой тет-а-тет пили-ели от пуза,
а вчера ты взяла и куда-то ушла.
Ну а мне, как всегда, ничего не понятно:
я умею писать или все-таки нет?
Первый снег под окном весь уже в желтых пятнах,
не иначе опять лишку выпил сосед.

Ветер северный нынче антенну валтузит,
а надысь соблазнял, словно тот ловелас.
До свиданья, моя непутевая муза!
Как Сусанин, меня в дебри ты завела.
Догорели мои грандиозные планы,
мелкий пепел от них уместился в горсти.
В этом тексте большом я порядочно «плавал»,
но читатель поймет и, быть может, простит.

Воз пустот и длиннот не справляется с грузом.
Мне пора бы и знать лаконичности честь.
До свиданья, моя бестолковая муза,
я писал допоздна и не смог перечесть.
Вот поэтому мне как-то стремно и страшно,
ибо все «кое-как» в этой длинной строке.
След любимой простыл после пьянки вчерашней.
Я один, словно перст, и не понят никем.

*)

ЗЫ: полный разбор полета тут

Нас тут просили передать :-)



Внимание!

Началась регистрация команд на конкурс Беспредел-7:

https://gp.satrapov.net/content/090923-15971

Будем рады видеть команды от Литсети.

Ждем!

С уважением,
ВПК "БЕСПРЕДЕЛ"
vpk-bespredel@mail.ru

Первоисточник вдохновения:

Панночка
Мистическая поэзия
Автор: Ирина_МелNik

Ночь присела в размышленьи к нам на краешек ресниц,
Стайкой диких кобылиц куролесят в небе звезды,
Не жалей о том, что поздно нам уже гадать по звездам,
А душа ответит прозой погребальных колесниц.

Две свечи мерцают в спальне, локон падает на лоб -
На столе открытый гроб. В образах - две белых розы,
На груди уснули косы, не цвести погибшим розам.
Навсегда почила в бозе. Прочитал молитву поп.

На траве в росе холодной извивается туман,
Месяц падает в бурьян, и свистят печально птицы,
Путник-ветер притомится гладить крылья спящим птицам,
Воск засохнет на ресницах, запечатает дурман.

Потекут ванили реки на подушки облаков,
Мерный слышен бой часов, на груди уснули маки,
В яркой вышивке рубахи лишь цвести поникшим макам.
Королеве вурдалаков открывает ночь альков.


Нам показалось, что автор тут просто забавляется.
Ибо, хорошо зная его уровень, предположить, что он всерьез решил нашпиговать текст таким количеством грамматических и тавтологических рифм и прочих насмерть затоптанных штампов, мы не можем.

Именно забавляется и «куролесит» дикой кобылицей. *)

Ну а чтобы не голословить, поясним на пальцах, почему этот текст нельзя воспринимать всерьез.



Во-первых, кто такие эти мы?
Во-вторых, почему на (предположительно) восемь ресниц приходится всего один краешек?
В-третьих, стесняемся спросить – чем именно присела ночь на этот дефицитный краешек? *)

ЗЫ: в размышленье вроде как бы пишется через е.



Прочитав эту строчку, мы чуть было сами не скопытились. Это ж сколько эта парочка литгероев выпила или выкурила, что звезды у них заскакали, аки дикие кобылицы? *)
И да, спасибо автору за познавательную инфу. Мы и не знали, что кобылицы перемещаются стайками.



В огороде бузина, а в Киеве дядька? *)



Он все время периодически падает? А чей локон и на чей лоб?



Образа – это как бы иконы. А иконы относятся скорее к портретной живописи, нежели к натюрмортам. Поэтому, откуда там взялись белые розы, мы не поняли.

А теперь смотрим на этот катрен целиком:



Скачки кобылиц продолжаются? Литгерои со свеч прыгают на (предположительно) покойницу в гробу, с покойницы – на образа, с образов – опять на покойницу, розы и попа. Видимо, эффект от выпитого или выкуренного оказался затяжным.



Та же история, что и с локоном. Как часто месяц падает в бурьян и почему? Он тоже горилки тяпнул с какими-нибудь бурсаками? *)



Они во сне свистят? А че он притомится? Слишком птиц много? Типа сезонная миграция у перелетных?



Сдаемся. На каких ресницах? На тех, где давеча сидела ночь? Или на ресницах покойницы? И зачем он это сделает? Ах да, запечатает дурман. Покойница тоже травкой или грибочками злоупотребляла? Хотя возможна и иная интерпретация: воск засохнет, а дурман начнет печатать (на пишущей машинке, например).



Люси в небесах с алмазами. ©



Инверсия – просто чЮдо, *)



Вместе с косами?



Класс! Кровопийственненько так! И всего два вопроса:

1. Что за нишу в стене (преимущественно используемую как спальня) открывает ночь?

2. Делает она это, не отрывая пятку от краешка всех наличных ресниц или?..

Про рифмы мы уже сказали. Особенно порадовала «туман-дурман». К розам же не хватило морозов. А жаль. *)

Душевный отклик:

Дурман

Аж присела - в размышленье и смятенье полном чу…
Неужели мне к врачу? - Куролесят в небе звезды!
Впрочем, пить боржоми поздно. Это видно и по звездам,
Ими свет изрядно роздан – в полумраке я торчу.

Парой глаз мерцаю в спальне, локон падает на лоб -
С каждым разом хлоп да хлоп... А в углу – три странных рожи:
Нимбы, платья из рогожи и смирение на рожах.
Я молчу - на них похожа, хоть куснул за попу клоп.

За окном трава промокла, в ней валяется туман -
Он, походу, тоже пьян. Мне свистят об этом птицы:
«Это ж надо так напиться!.. А когда нальете птицам?
Нам, сорокам и синицам, тоже нравится дурман!»

И текут пернатых слюнки на подушки облаков…
Слышен мерный стук подков – кобылицы топчут маки,
Только это все до фени красным опиумным макам.
Вот такой фэншуй, однако, у меня – без дураков.

*)

Первоисточник вдохновения:

Приди туда, где вяжется сирень
Философская поэзия
Автор: Георгий_Волжанин

Приди туда, где вяжется сирень,
Так попрошайка молит о похмелье, -
Чем ближе - тем навязчивей, сильней,
Слезливее, удушливей, милее.
Туда, где ангел крыльями поник,
И соловьиным трелям потакая
Прослушивает сто полифоний,
Задумавшись на чёрном срезе камня.
Туда, где за погостом светлый храм
Неторопливо тянет словно корни
Слова мирские к облачным горам,
Намоленный, он многих чтит и помнит.
Приди: в тени роятся мотыльки,
Подхваченные липкой паутиной,
Запляшут, им подобны я и ты;
Междатьем мы досрочно отпустимы.
Вернись и выйди в мир земных рабов,
Пусть за спиной дождливо шепчут липы,
Пусть встреченный тобой степенный кот
Мурлыкнет на прощанье, словно всхлипнет.
А что ему? Он многих там встречал,
И провожал с кошачьей мягкой грустью
От храма до конечности начал,
И уважал и плакал: - Боже, пусть их.


Философская поэзия, говорите?

Мога быть, мога быть. ©
Хотя у нас на этот счет возникли кое-какие сомнения. Дабы развеять оные, мы даже залезли в словари, где нашли, например, такое:

ФИЛОСОФСКАЯ ЛИРИКА – это стихотворения, в основу которых легли раздумья о смысле жизни или о вечных человеческих ценностях.

Видите? Раздумья. Раз есть раздумья, должны быть и думы, то бишь мысли. А поскольку ни одной мало-мальски законченной мысли нами в этом тексте обнаружено не было, то и сомнения наши не развеялись, а как раз наоборот.

Смотрите сами. Что говорит читателю автор этой стилизации под романс века этак 19-го? Приди, говорит, туда-то и туда-то. Отвори калитку-то. А потом вернись и выйди. Ничё так себе раздумья о смысле жизни, правда? *)

В лучшем случае перед нами некий пейзажно-религиозный этюд. Этакая зарисовка небрежными штрихами. Почему небрежными? Да потому что оные пестрят – смысловыми натяжками и недокрутками.

Например:


Красиво и жалостно. Но…

Что и с чем тут сравнивается? Читатель с попрошайкой? Или сирень с попрошайкой же?

За неимением какой-либо информации о читателе рассмотрим второй вариант ответа.

Итак, сирень вяжется. Причем, чем ближе к ней подходишь, тем она вяжется навязчивей, сильней, слезливее, удушливей, милее.

Тут возникает сразу несколько вопросов. Что именно делает сирень, когда «вяжется»? На ней появляются завязи? Или она уже расцвела, и ее кто-то ломает и вяжет в букеты? История про то умалчивает. Но в любом случае представить себе, как она плачет и душит (все сильней) одновременно, у нас не получилось. Как не получилось и догадаться, зачем и в какой очередности/закономерности автор употребляет то -ей, то -ее в окончаниях столпившихся здесь сравнительных прилагательных (или наречий?).

ЗЫ: Из личного опыта нам достоверно известно, что попрошайки навязчиво и слезливо могут просить о чем угодно, а не только о «похмелье». Кроме того, «похмелье» и «похмелиться» – это две большие разницы. «Похмелье» — это состояние более и менее сильной алкогольной интоксикации, а «похмелиться» – способ от оного избавиться. Поэтому нам трудно поверить, что данный попрошайка просил именно о первом, а не о втором.



О, тепленькая пошла! ©

Поскольку к пернатым мы неравнодушны с детства, то наличие среди соловьев целого ангела нас радостно насторожило. Вот свезло, так свезло! Правда, он грустный какой-то. Раз крыльями поник. Что не мешает ему потакать соловьиным трелям.

Кстати, согласно словарям, потакать – это своими действиями, высказываниями способствовать кому-либо, чему-либо, поощрять какие-либо (обычно предосудительные) действия, качества.

Долго пытались понять, чем таким предосудительным характеризуются соловьиные трели. Но так и не поняли. Зато отметили про себя, что ангел этот – трудолюбивый и ответственный товарищ. Ибо даже в поникшем состоянии проводит прослушивание неких музыкальных номеров. Видимо, в качестве члена жюри или отборочной комиссии. Но. Что он делает «на черном срезе камня»? Нет, автор таки сказал нам, что он там потакает, прослушивает и думает, но - почему именно на срезе камня?

ЗЫ: «потакая – камня» – рифма так себе.

ЗЗЫ: «соловьиным трелям потакая» лучше все ж таки выделить запятыми, ибо мы тут имеем развернутый деепричастный оборот.



Метко. Ибо всем известно, что корни обычно тянут именно вверх. *)

ЗЫ: «словно корни» тоже лучше выделить.



Снова вопрос: они роятся, подхваченные или подхваченные, запляшут? И еще: чем вызвана смена несовершенного вида (роятся) на совершенный (запляшут)? Как бы то ни было, смеем утверждать (на основе личного опыта), что, оказавшись в липкой паутине, насекомые (мотыльки в том числе) и роиться, и плясать могут с большииим трудом, если вообще могут.



Смелое авторское словотворчество мы оценили. А вот смысла не поняли. Ибо в русском языке досрочно означает «раньше намеченного срока». То есть "междатье" литгероев отпустило раньше срока? Кроме того, если отпустило, то до этого держало. Уж не про зомби ли этот стих?



Тут автор порадовал нас ценным уточнением «земных» в отношении рабов. Ну, чтоб мы не спутали их с рабами инопланетными.

Не совсем уверены в (на)значении двух наличных «пусть». Типа – вернись, несмотря на? Или это пожелания липам и коту?



Иными словами, коту мурлыкнуть-всхлипнуть – раз плюнуть? Постольку он многих уже встречал-провожал и эти действия у него уже доведены до автоматизма?



В который раз вспомнились «Лицедеи» с их бессмертным «Пилите и подозревайте!».
А еще удивил говорящий и верующий кот, который с богом на короткой ноге. Типа – «Ты уж не серчай на них, боже. Дети малые, неразумные. Не ведают, что творят.»

Что имеем в сухом остатке? Нечто слезливо-туманное. Нет, общий настрой автора на душещипательный лад мы уловили, а больше как бы ничего членораздельного.

Душевный отклик:

Из жизни пернатых, или Похмельное

Приди туда, где лыко вяжет кот,
Поскольку он с утра еще не выпил.
Не потому ль не слышно мягких нот?
Он не мурчит – ревет! Навроде выпи.
Туда, где ангел крыльями поник -
Кота боится, когти взглядом меря.
Он сам-то тяпнул граммов триста (ик!),
Но не налил - ни капли даже - зверю.
И вот теперь дрожит исподтишка:
Бог высоко, заступится едва ли.
И сам с усам бы, да тонка кишка,
А запасных кишок не выдавали.
Зачем-то к небу тянет корни храм,
Хотя тянуть, походу, должен ветки.
Не мудрено - приход упился в хлам
И окосел, назло заветам ветхим.
Вернись и выйди в мир земных рабов,
Что не чета рабам инопланетным.
У нас они во фраках и в жабо,
Но без порток, простите уж, при этом.
А кот уже добрался до небес
И что-то там не ушко богу шепчет…
Поэта явно тут попутал бес,
Но нам, увы, от этого не легче.

*)

Первоисточник вдохновения:

Картина
Автор: Эризн

Нарисуй, художник, чайку над вечерним океаном -
Без деталей, просто контур; берег, парус вдалеке....
Я берусь письмо печатать, но выходит как-то странно,
Но выходит на каком-то непонятном языке.
Что, готово? Да, неймётся. Но, похоже, мозг разлажен -
Чайки с морем я не вижу, хоть кричи, хоть не кричи:
Пластилиновое солнце, нависая над пейзажем,
Тянет радужную жижу сквозь соломинки-лучи,
Всё смешалось: море, берег... И останется до завтра
Только бриз, который треплет кромку чистого листа.
Рассказать? А что, поверит кто-то, кроме психиатра?
Да и ты мой глупый лепет слушать, кажется, устал...
Размешав картину ложкой (пусть ещё чуднее станет),
Понимаю - с этим чувством я давно уже знаком:
Это смерть, но понарошку, это буря, но в стакане,
Это счастье, но на блюдце под стеклянным колпаком.

Душевно*)

Стих нравится. Хотя, как признает сам автор, не все тут гладко. *)

Во-первых, что конкретно тут происходит? На берегу двое – некий художник и литгерой. Как они встретились? И на каком основании литгерой дает ценные указания художнику? Или это новый русский с личным художником? Типа – а нарисуй-ка ты мне, Ваня, чайку! А я пока письмо напечатаю.

Кстати, слово "напечатаю" заставляет предположить, что на берегу имелся печатный станок (рояль в кустах). Или, по крайней мере, печатная машинка. Ибо письма обычно пишут, даже на ноутах и смартах. *)



Все смешалось – и исчезло? Раз останется только бриз…



Поверит чему? Или не поверит чему? Тому, что художник не умеет рисовать? Запросто! Таких художников – пруд пруди.



Откуда ложка? Они там еще и закусывали, причем ложками?



Если первая строчка работает на 100%, то во второй образ какой-то случайный и не совсем убедительный. На блюдце, значит – бери не хочу. А стеклянный колпак с блюдца снимается на раз...

Но в целом – неплохие образы. Особенно про жижу. *)

Душевный отклик:

Картина маслом, или Художник подкачал

Как-то раз Денис Иваныч, новый русский из Казани.
Вышел к морю-океану – подивиться на закат…
Рядом повар - Айвазовский, а для босса - просто Ваня.
Будто рыбка - на посылках, но окладу страшно рад.
Говорит ему Иваныч: «Ну-ка, Ваня, тезка бати!
Нарисуй-ка рюмку водки и зажаренный шашлык!
Будем есть культурно – вилкой, возле моря на закате
И смотреть, как томно тонет в местных водах солнца лик…
Что, готово? Да, неймётся. И слюна – под стать прибою.
Я уже вотсап отправил всем знакомым пацанам.
Мол, у нас картина маслом: море, небо голубое,
С шашлыком бои без правил. Подпись: Деня Меценат.»
Только что-то слишком плоский вожделенный стол кавказский…
Деня Ваню ложкой по лбу и кричит на весь причал:
«Это мясо – понарошку! Эта водка - просто краска!
Это быть могло бы счастьем, да художник подкачал!»

*)

Первоисточник вдохновения:

Чёрной водой по весне...
Автор: Маруся

Чёрной водой по весне наполняются реки.
Падает солнце, цепляясь за берег лучами.
Носишь зачем на груди от беды обереги,
Если их с шеи снимаешь густыми ночами?

Снег миражей освежает забытые чувства.
Совесть - собака приблудная - воет за дверью.
В доме всем тесно, а в сердце, по-прежнему, пусто.
И начинаем игру с бесом:,,верю - не верю''...

А на кону как всегда: родниковые росы,
Запах весны (просто так, навсегда, внутривенно)...
Двое в саду золотистом - и голы, и босы -
Веруют в белые воды и нощно, и денно.

====

Душевно*)

Красиво, образно, «настройно».

Теперь о том, что смутило-таки.

Стих показался нам чуток сыроватым. Аки погода ранней весной. Ну и не хватило нам общей логики повествования. С первой же строчки:



Почему именно «чёрной»? А по осени они какой водой наполняются? А зимой она какого цвета?

Нет, потом из текста понимаем, что литгероине грустно, типа - на душе черно. Причем не первый год. И тем не более.



Очень красиво. Но снова вопросы. Куда падает? Раз цепляется за берег, значит – в реки. Во все сразу? Тогда почему берег один на всех? Даже у одной реки их два. По какому принципу солнце выбирает берег, за который цепляться лучами? *)

Далее. Оно все время "падает" и никогда не восходит? Тогда это полярная ночь, а не весна в средних широтах.

Оно все время падает в реки? Делаем вывод, что все реки находятся строго на западе от литгероини. И вопрос снимаем, потому что все может быть.



Инверсия не убедила. А "обереги" во множественном числе – для большей эффективности? В детстве нам как-то попалась книжка Ефима Шифрина «Скромный гений». Так вот там один товарищ женился. И для пущей надежности брака оформил его в ЗАГСе, католической и православной церквях, в синагоге и в мечети. Почему-то вспомнилось. *)



Автор пробовал произнести эту строчку вслух? Особенно там, где "хсш".



Это, наверное, очень ранняя весна, раз снег еще имеет место быть. Однако допустим. Но, если он чувства освежает, то почему дальше сплошной несвежий мрак? Приходится сделать вывод, что он только пытается освежить, но это ему не удается.



Сдвоенные ударения спотыкают автоматом. Приходится читать «игрУсбесом». А что такое «игрусбес»?



Если на кону, то выходит, что «верю-не верю» - это азартная игра. Вот бы на правила взглянуть!

А что такое «родниковые росы»? Ну, кроме красивого словосочетания. Это росы, которые водятся исключительно в родниках? Или в непосредственной близости от? А иные места им противопоказаны?



Концовка хороша. Но, каким боком она вытекает из предыдущего текста, мы не поняли.

Но, опять же, если особо не вникать, то да – картинка рисуется, и настроение создается.

Душевный отклик:

Однажды по весне

Чёрной водой под завязку наполнились реки,
В угольных копях наделав расщелин и дырок.
Солнце, увидев такое, отпало - навеки.
Стало на свете темно и по-зимнему сыро.

Выпал снежок, освежив подзабытые чувства:
Холода, голода - этой «не тётки» в желудке.
В доме ж – шаром покати, в холодильнике - пусто.
Видно, нечистая сила затеяла шутки.

Мне ж не до смеха, когда на кону голодуха.
Запах колбас и тушёнки туманит рассудок.
Этот мираж улыбает от уха до уха,
Но не понять, как продукты достать мне оттуда.

*)