«Я люблю его, Боже… Как вечерние крыши города, как терпкий бальзам,
Как хороший и грустный фильм, как ребёнка гладить по волосам,
Как последние электрички, как си-бемоль –
До щекотки под рёбрами, переходящей в боль.
Потому я люблю корявый куст под моим окном,
Первый снег и воздушные шарики, и дедушкин метроном;
Незнакомых людей, телеграфные провода,
Стук трамвая и звук, с которым из крана течёт вода;
Рок-н-ролл, варенье, скорость, котов, причал
И колючки сухих травинок, и крепкий чай,
Тёплый дождь и озёрную гладь на семи ветрах,
Надоедливый тополиный пух – да хоть тополиный прах! –
И дурацкую игру этих слов, и игру в слова –
Во дворе траву, на траве (смейся, да) дрова,
На дровах – юрких ящерок, несущихся за жуком
С позолоченной спинкой, и чёрный хлеб с молоком;
Слушать плеер в маршрутке, дрыхнуть до десяти,
Достоевского с разными бесами – Ты уж меня прости; –
Поседевший от близости утра квадрат окна,
Или знак бесконечности… или знак «Остановка запрещена»,
Продолжая движение – восьмёрками, по кривой
(И по скользкой), я всё равно люблю его, Боже мой;
Как люблю сумасшедший ветер и ковыли,
Аризонских ковбоев, пиратов из Сомали
И соседей за стенкой, даже когда они
Что-то сверлят с утра (а проснёшься – поди усни!),
Порыжевшие фотографии, сентябри или фонари,
Вообще свою жизнь и себя у неё внутри –
Потому что он тоже есть в ней … И я его узнаю
В каждом шорохе, запахе, (rivers flows) in you (anew),
В «I love you» и «ich liebe dich», и в «мэ тут камам»;
Никому, никогда, ни за что его не отдам,
Его руки на ощупь выучу наизусть,
Я люблю его, Боже»…
…Я как-то не так молюсь,
Каюсь… Но я верю: в той канцелярии, что наверху,
Разделяя пришедший спам на вечное и труху,
Самый Главный слегка усмехнётся, вздохнёт ли, но невзначай,
Между делом, коснётся ладонью его плеча…
