нет, не надо люди со мной общаться,
предлагать дружить по часам и суткам.
я когда-то верил в такое счастье,
до сих пор от счастья такого жутко.
ни руки, ни слова от вас не надо,
и не надо прыгать ко мне под кожу
не просите даже немого взгляда,
говорящих слов не просите тоже

*
я не знаю, правда, надолго в этой
утонул нирване, как в чистом поле.
говорят, что завтра наступит лето,
говорят, что летом в другие кони
запрягают люди и страх и совесть…

а потом добреют, и зла не помнят,
чтоб опять творить его, будто внове

я отъезжаю в места глухие
безосязательные места
там будут сосны стоять слепые
и обаятельная вода
плескаться в речке на перекатах
на солнце пялиться целый день
там будут рыбы не виноваты
за то что выродились в людей
и там такое головокружение
что вниз затягивает небеса

а я над ними плыву с идеей
воскреснуть... или не воскресать

Глянул я в зеркало, в зеркале – чёрт-те что
Смотрит в ответ улыбается кто-то, - кто?
Странный какой, навязчивый господин
Спрашивает, интересуется – ты один?

Не отвечаю, - ещё бы, - с собой болтать!
Шизофрения за горло готова взять.
Дым табака из зеркала повалил -
Курит, как я когда-то давно курил.

К зеркалу возвращаюсь. Смотрю, молчу.
Кто он такой? - Не знаю! И не хочу
Знать его родословную до трёх колен…
Но попадаю сразу в процесс измен:

Стены поплыли. Пол подо мной исчез
В зеркале я как будто христос воскрес
Светит луна серебря полотно гардин
Я улыбаюсь, спрашиваю – ты один?

Мир начал таять. Зеркало сразу вдрызг
Вижу свой образ в каждой из малых брызг
Кончился сон? Но день за окном горит
Не понимаю - бросил ли я курить?

Рождённый ползать всё же полетел,
Но и летя заискивал и плакал:
«Случайно получилось, не хотел,
А если и хотел, то вряд ли так вот»

Я просто полз по праведным делам,
Опаздывал и пропасть не заметил.
Да, полетел… но эти два крыла,
Откуда взялись сами мне ответьте.

Не можете? А что ж тогда вопить!
На языке шипящем незнакомом…
Когда змея захочет очень жить,
Вы встретитесь с испуганным драконом.

ничего не случится
в этот год как всегда
будет поймана птица
и погаснет звезда

будет меньше желаний
и длиннее закат
отражаться в стакане
пьяных слёз невпопад

будет меньше народу
преступать мой порог
по чуть-чуть, понемногу
забирает их бог

Нет, не дождаться погоды у моря,
Сколько об этом его не проси.
Я уезжаю, прощай, Евпатория,
Только не надо в ответ моросить.

В этих дождях промокают надежды,
На перемены ко мне в небесах.
Я, как всегда, между счастьем и между
Тихим отчаяньем встал на часах.

Ты не пришла провожать, как обычно,
Ветер отправила вместо себя.
Совесть, моя не меняя привычек
Кинулась сразу меня обвинять.

Мокрый вокзал нависал надо мною
Эхом носились вокруг голоса.
Поезд стоял на перроне с водою,
И примерял на себя паруса

(на конкурс, вытащено из подборки http://litset.ru/publ/29-1-0-72970)

молчи и ничего не говори
пусть остаётся пойманной внутри
доступность речи как шестое чувство
которое выходит за порог
когда его зовёт на помощь бог
творить неповторимое искусство

молчанием своим себя измерь
какой на вкус попался новый зверь
куда его ты сможешь приспособить
в какие города его послать
и как его словами не назвать
чтоб именем случайным не угробить

температура сорок и семь десятых.
будущее потихоньку катает вату
смоченную спиртом по коже нежно,
колет игла и болью даёт надежду.

будущее, нас не любит, почти не знает
ходит себе спокойно вдали по краю
ест пирожки с повидлом и булки с маком
будущему всё равно, под каким ты знаком
в прошлом своём родился не запылился
в школу пошёл, влюбился, потом женился
пропуски, троеточия, тире и точка
будущего не случилось – проверьте почту.

почта полна рассылок из дней далёких
точные числа смерти, друзей и близких
воздуха не хватает в усталых лёгких
я не смотрю на цифры и к чёрту письма
к чёрту, и прямо в пекло такие вещи.
я не хочу подачек в обложке знаний
будущее ты прекрасно сжимаешь клещи
и запрягаешь лошадь в другие сани
я не поеду в этих санях кататься
даже в бессмертный полдень на чашку чая
температура 40 – держитесь, братцы!
я возвращаюсь, кажется, возвращаюсь

Он жил до старости несмело,
Работал где-то не спеша.
Свеча его вчера сгорела,
И в путь отправилась душа.

И нет, ни в небо, а в другие
Пространства занятые сном,
Где горы синие такие,
А лес в багряно-золотом.

А что? Быть может в самом деле,
Жизнь настоящая не там,
Где мы храним в любимом теле
Со смертью жизнь напополам.

от осени ближайшей сводит скулы
придут поэты плакаться стихами
и каждый будет словно рыба снулый
и каждая восторженно лихая

мужчины принесут стихи о смерти
под осень все мужчины умирают
но этим строкам тоже вы не верьте
я сам мужчина всё про это знаю

а дамы нам сольют стихи о жизни
не будет в них плаксивого надрыва
а только одиночество и мысли
что жизнь как и мужи несправедлива

сейчас поймал себя за хвост и гриву
не сам ли маслом тем же я помазан
стихи не любят полностью счастливых
стихи не верят полностью несчастным

Борьба за мир оставила войну
Без средств существования – навечно.
Никто не выжил. Все пошли ко дну.
Земля в миру, а мир без /человечен.

Трава в траве, подсолнухи в цвету
Но солнца нет, и нет дорог к рассвету
Но каждым утром я к нему иду
Не замечая дней и километров

Мир на земле, – повсюду, навсегда.
Жаль божьи твари не увидят мира,
Как ни одна в галактике звезда,
Не посетит проклятую квартиру.

Я не грущу, неистовство прошло.
Мне миг один, и вечности немного.
Жалею лишь, что вновь не повезло –
Нет человека – значит нету бога.

крибли пришили к вам крабли
тыквами прикатились
так что убрали грабли
и распушили крылья

мы вам ни маши ваши
и не мамаши тоже
не поднесём вам чаши
раньше и даже позже

гложет под кожей ножик
воткнутый в кожу вами
если понять за что же
можно решить словами

числа завязли в мыслях
выжали числа смысл
лист А4 чистым
в принтер зашёл и вышел

А давай, попробуй мне всё сказать, выгреби из загашников по десять бурь.
Вот, я приготовил уже стакан, крестик нарисован у меня на лбу.
Тихо зашуршала листва в лесу, рой песчинок скромно поднялся вверх,
потемнело небо, в норе барсук вздрогнул… и, счастливый, уснул в норе.
А потом как выстрелит тишина, да такая - лучше бы гром и грай…
я смотрю в стакан и не вижу дна, лишь вода плескается через край!
Всё, чего угодно я ожидал:
ветра в девять баллов,
цунами, град,
сотни две уколов пчелиных жал,
уксус, превратившийся в виноград,
а потом обратно…но ничего
не случилось этого - гладь да тишь…
я хотел обнять тебя… никого…
не могу привыкнуть, что ты молчишь.

*****

Что сею я, то вряд ли буду жать, такой расклад, такие тити-мити.
Судьбе под хвост солёная вожжа вчера попала пакостным событьем,
и вместо доброй правильной рысцы
она по косогорам и ухабам галопом понеслась, а бубенцы,
чуть звякнув, растворились эхом слабым
в июньской утомительной жаре
и там остались петь о тихой жизни,
кому-нибудь в какой-нибудь норе о вере, о любви и об отчизне.
А я не ждал, как карта упадёт - рубашкой ли, лицом ли королевским, -
летел орлом и крался, как койот, по улицам пустынным деревенским.
Я землю разрезал слепым кротом, моря - дельфином, космос - рыжим солнцем
и вспоминая, что покинул дом, лишь морщился и рыл другим колодцы,
дороги строил, возводил мосты, светил звездой последней путеводной…

Я брошу всё, когда захочешь ты, вернусь к тебе, когда тебе угодно.

***

У августа закончилось шитьё зелёных тканей, значит, скоро осень,
опять затянет жёлтым полотном поля и парки. Надо срочно бросить
курить и пить, готовить корабли к отплытию на юг, а впрочем, ладно -
не убежать, не скрыться от земли,
все будем там и сверху будет падать
сначала глина, а потом песок,
потом дожди проникнут к изголовью...
о чём я, боже? Кровь стучит в висок
и ветер холодит сухую кожу,
а значит – жив.
Старушка, ты косу приладь к траве, ей всё равно, наверно.
Как надоест мне этот белый свет, я сам к тебе приду одним из первых

***

я третий день похож на рыбака,
проглоченного рыбною закуской.
меня уносит улица-река
в голодном брюхе преданного чувства.
сжав губы складкой, шторы за окном
мой робкий взгляд отталкивают снова,
вдыхает ночь меня прохладным ртом
и выдыхает в скверике сосновом.
и я, уткнувшись в терпкую хвою,
сжимаю мир до точки невозврата,
а только что родившийся июнь
мешает мысли с музыкой цикады.

вначале появилась тишина,
потом её разрушила война,
затем земля под солнцем закруглилась.
хотя, об очерёдности тех дел
поклясться не могу, - года не те,
живу давно, но правда через силу
так надоел мне ваш чванливый мир,
и все, кто в мире этом, и не в мире.
когда-то человеком стать хотел,
теперь же рад, что вы опередили,
а я остался ждущим в темноте.
я мог бы вас... всего лишь в три хлопка!
но нет, не поднимается рука,
и вовсе жалость в том не виновата.
ведь всё равно вам жить остался миг,
ваш вид, ещё вчера, свернул в тупик,
а завтра вряд ли вспомнит кто примата.

Он приходит, тихо, и даже зимой
улыбается.
Говорит беззвучно, смотрит не на меня.
Я потом думаю, а почему бы не заговорить самой?
Почему бы не предложить чай?
Не налить коньяк?

У него голос должен быть густой, густой,
и живёт он обязательно у реки.
Я бы могла его расписать листов на сто,
Хорошо, что он не рыба-кит.

Если бы он был драконом из созвездья льва,
я бы его спела на сто ладов.
Но ему не важны слова,
не нужны слова,
он течение из-подо-льдов

В нём от айсбергов тесно, от рыб темно,
водовороты, смерчи и свежесть рек
Он холодный/тёплый/ чужой/ родной?
Человек-течение, или течение-человек?

Кто-то пришёл и сказал, что зима,
Снега насыпал пригоршню и сгинул.
Кто-то услышал и слух по домам
Тут же разнёсся, и мира картина
Преобразилась, за каждым окном,
Листья теряли деревья в июне,
Речку сковало придуманным льдом,
Рыба ушла в глубину и уснула.
Тучи меняли дожди на снега,
Люди достали шубы и шали…
И хорошо, что сказал - не фига!
Кто-то другой… и снег весь растаял.

***
Нет, не дождаться погоды у моря,
Сколько об этом его не проси.
Я уезжаю, прощай, Евпатория,
Только не надо в ответ моросить.

В этих дождях промокают надежды,
На перемены ко мне в небесах.
Я, как всегда, между счастьем и между
Тихим отчаяньем встал на часах.

Ты не пришла провожать, как обычно,
Ветер отправила вместо себя.
Совесть, моя не меняя привычек
Кинулась сразу меня обвинять.

Мокрый вокзал нависал надо мною
Эхом носились вокруг голоса.
Поезд стоял на перроне с водою,
И примерял на себя паруса

***

последняя декада декабря
краплёная как чрево янтаря
и с ней играть, не хочется, а надо
и в небесах во царстве игроки
и я для них дурак, а дураки
необходимы только для парада

а хочется от времени сбежать
на кнопочку волшебную нажать
чтоб ничего вокруг не изменялось
не длилось, не крутилось, не росло
не било море доброе весло
и лодку бы к тебе не приближало

и ты бы в ночь на ней не уплыла
мы вместе в новогодние дела
нырнули бы, счастливые как дети
ныряют в снег ни капли не боясь
нарушить предначертанную связь
со всем живым на этом смертном свете

Смотрит и думает: вот он герой из местных.
Связку гранат готовит, врагов бесчестных,
Детство лишает сказок от доброй мамы.
Юность друзей, любимой, небесной манны.

Время идёт и мальчик готов к бессмертью,
Нет никого не близких не лишних третьих.

Думает смотрит копается в мыслях ночью
Парень созрел для подвига скроен прочно.

Мысли текут потоком от плана к плану -
Каждому по заслугам, а самым-самым
Праведникам, страдальцам, вдвойне воздастся -
Вся под Его очами пасётся паства.

В книге судьбы ошибок, как соли в море.
Там где должно быть счастье, - сплошное горе...

Он исправляет строчки лазурью красной,
Будто бы кровью правит, но всё напрасно
Не успевает. Записей слишком много
Жаль, что у бога нету другого Бога.

Вот и берётся Сам за своих героев.
Пестует и лелеет, ворчит порою,
Выберет смерть под танком, за правду-матку
В рай вознесёт страдальца…и всё в порядке.

Всё хорошо. Но правильно ли? Не знаю.
Только хотелось мне бы немного рая
Не в небесах, - земного, и мама с папой
Чтобы прожили дольше…вот как-то, так вот.

Выйдешь на улицу окна посмотрят вслед:
Ну и куда ты, господи, без штиблет?
Осень, и бабы ходят туда-сюда,
Ты ненормальный? – я отвечаю – да!

Ноги босые чувствуют где идут,
И направляют сами меня, ведут
В мир бесконечный, через деревню, вдаль,
Скоро земля будет в моих следах

Вся, от ворот моих до океанских вод
Но и по водам с верой мой дух пройдёт
Там и до космоса... лишь протянут ладонь,
Так, что смеяться ты надо мной погодь,

Ведь, я, конечно, мог сапоги надеть.
Зонт прогулять по улице, песню спеть,
Отгородившись всем существом своим,
От наслажденья небом и иже с ним.

Раньше легче – спрячешься в пустоту,
Пустишь корни ветвистые сквозь породу
И ждёшь себе, ожидаешь живую воду,
Ветвями покачивая на ветру.

И не важно - кто вьёт на тебе гнездо,
Кто рядом ходит, звякает в колокольца.
Ты в пустоте наращиваешь годовые кольца,
И ни листка от тебя, ни золотых цветов.

А сейчас - вынырнул в белый свет,
Осмотрелся – ни белок, ни поющей птицы.
Стена и вывеска «Психиатрическая больница»,
И дорожка, вытоптанная в траве.

И ты знаешь, куда она прыг да скок,
Но не хочешь, хоть плачь, возвращаться в люди,
И этот страх вытащит тебя из буден,
И по стволу опять заструится сок.

(из подборки на конкурс)

бога опять не поют а пляшут
наши вдруг стали совсем не наши
вроде и с маслом сегодня каша
но не влезает в рот
что-то не так этом мире люди
как бы дойти мне до самой сути
то ли господь нас совсем не любит
то ли наоборот

время такое твердят святоши
племя такое вещают рожи
с телеэкранов и тянут вожжи
и никаких свобод
да и свободы похлеще рабства
требуют крови в своё убранство
вот и впадает то в блуд
то в пьянство
мой дорогой народ

нет мне не нравятся эти мысли
не мизантроп я вообще по жизни
просто сегодня дешёвый рислинг
с водкой завёл войну
и в голове между сном и явью
кто-то словами моими правит
а под ногами то грязь то гравий
скоро пойду ко дну

к вам пресмыкающимся потомкам
рухну замшелым чужим обломком
и потревожу не очень громко
ваших болот покой…
нет, пустота лучше грязной жижи
проще не жить, чем никчемным выжить
в мире где ты то червяк то чижик
а всё равно чужой

Не смотри зверю в глаза открыто,
Отвернись от рыка его замри.
Запиши имя его в молитву
Осознав, что он у тебя внутри.
Невесом, застенчив и безоружен,
Не убил на свете и в темноте.
Но, когда почувствуешь, что он нужен,
Не забудь намордник ему надеть.
А потом рисуй ему, что захочешь,
Хоть огонь в камине, хоть тёмный лес,
Он убьёт любого и днём, и ночью
За свободу в небе и на земле.
За тебя не знающего покоя,
За твои надежды, твою любовь.
Только, всё же, зверя будить не стоит...
Заменить он может тебя собой.

чтобы из тебя получилось что-то съедобное,
нужно выключить телефон и скорей уснуть.
шоколадка – это твоё подобие,
а точная копия – медовый суп.

два-три дня можно кушать и запивать содовой,
но когда третий месяц – сплошной облом!
и расстаться вроде бы нету повода,
и… короче, засада со всех сторон.

выключаю телефон, интернет, радио.
закрываю глаза – тут же жжёт огонь.
он приходит ко мне, говорит гадости,
и такой он горький со всех сторон.

просыпаюсь - читаю его сообщения,
что я ему сейчас снилась – о боже мой!
ну и пусть он будет моей печенькой,
карамелькой, тортиком, курагой.

Я хочу свободы и отрешенья -
Невидимкой, паинькой, бунтарём,
А со смертью выстроить отношенье,
Как когда-то с библией и букварём.
Изучить, поверить и усомниться,
Узнавая тех, кто во мне живёт:
Человека, дерево, бога, птицу,
Прорастанье, ползанье и полёт.

мы ещё не придуманы – нам с тобой ещё жить да жить,
а во лжи или нет, это только от нас зависит.
мы ещё не писали друг другу прощальных писем,
общих слов не имеем, друзей и любимых чисел,
между нами ещё не одна колея лежит.

нет, пока мы не стали вместе, не стали «мы»,
есть у каждого «я» - и оно огого какое!
и поэтому нас, простите, ещё не двое,
занимаемся только своей непростой любовью
и пока не поём, а шепчем в ночи псалмы.

может, нас не придумают, и каждый уйдёт мечтать
к своим книгам, открытым на предпоследних страницах,
к своим личным делам и безличным знакомым лицам,
а разлука друг с другом нам будет печально сниться -
будто мы и случились, но что-то пошло не так...

если нас не придумают, то мы не сдадимся – нет!
мы придумаем тех, кто нас сочинит с тобою,
с обязательным небом, с большой по ночам луною
и под ней нас двоих начинающих песню петь.

синоптик внутренний, понюхав резеду,
на палец плюнул, ткнул куда-то в небо,
уверенно изрёк: пора, мол, мне бы
войной идти на вражеский редут.

но не хотелось покидать мне дом,
и видеть, что творится за окном.
*

стена крепка, которая на юг,
по ней ползёт обыденный уют
волшебной виноградною лозой,
но слуги на обед мне подают
забвенье слов, приправленных бедой.

а на другой, на северной стене
готовят дом к очередной войне.
*
тяжёлый случай, внутренний койот
переродился в тигра, но замашки
остались те же – кушает из чашки,
в которую потом и наплюёт.
но есть герой – другая ипостась -
растёт и прорывается из вздоха.
так бабочка, из кокона стремясь,
не думая, что хорошо, что плохо,
мгновенно рушит родственную связь
с ползущей тварью, и взлетает к богу.
*
от неба не осталось ничего -
одна сплошная серая бездонность,
лишь облаков сермяжная суконность
повисла над нескладностью ворот.

мой мир, ещё не зная, кто враги,
к походу приготовил сапоги.
*
в колодце есть вода, но рыбы нет -
другое у него предназначенье.
он в темноте своей разводит свет,
и встречи ждёт, чтоб поделиться с теми,
кто вырастет из наших с вами бед
крылатыми – у них чисты колени
и яблоневый запах от штиблет.

Говорю – море, спрашивает – человек?
Меняемся дном - играем в психоанализ.
О! оно говорит: «А тебя здесь нет.
Пустота , - говорит, - сломанные детали
От моих рыб, дельфинов, моих штормов.
А это что? - и карябает мокрым всплеском.
По слогам произносит: лю-бовь, лю-бовь?
«Интересно, - говорит, -
но только это и интересно».
Перебиваю и, от обиды не находя слов,
булькаю нечленораздельно
что-то вроде: «Само такое -
соль, вода и снова сплошная соль.
Не было бы берега,
оставалось бы ты просто слезой,
каплей, вытекающей из моих глаз.
Это я тебя сделал мечтой и наполнил ветром!»

Море волнуется - раз,
Море волнуется - два...
А на третий... становится человеком.

десять лет не срок, да и наша встреча
обещала быстро поставить точку.
время не всегда нас убогих лечит,
чаще изнутри лишь до смерти точит.
и улыбки были, и слов в достатке,
мы общались будто скользили в вечность...
я узнал, что всё у тебя в порядке,
и мне стало легче, намного легче.
*
я смотрю на небо и вижу небо.
всё как будто правильно, по науке,
но ведь раньше было что где бы ни был
лишь тебя я видел в любой округе.
стоило наверх посмотреть украдкой,
вместо неба видел тебя счастливой...
то ли что-то зрение не в порядке,
то ли небо стало с годами лживо.
*
попытаюсь сделать перезагрузку
отношений наших, завязших в прошлом.
может в этом деле моё искусство
всё решать спокойно и по-хорошему,
вредно очень, и лучше бы нас убили
в ночь, когда мы с тобой расстались,
чтобы вместе лежали в одной могиле,
будто жили-были… потом не стали.

Немножко жеманна. Умна? – Без сомненья!
Картавит слегка. Улыбается мило.
Есть, что-то такое в её поведенье,
От кошечки сильной и в меру игривой:

Одним коготком царапнёт, и отскочит!
И голос изменит. И позу – мгновенно!
Поди догадайся, чего она хочет,
Не столько таинственно, сколь откровенно.

Игра изменений, измена причастий,
И нравиться всем проходящим мужчинам -
(Всё это, почти, настоящее счастье!)

Но есть и другая её половина:

А там всё в тумане: высокие страсти,
Безумье полёта любви беззаветной,
И там свои чувства все можно истратить,
Без сожаления и без ответа.

Что ж, мудрость земли, и высокое небо,
Переплелись в ней надолго, навечно.
И потому она зряча и слепа,
От неосознанных противоречий!

Опять не закрываются глаза.
Собака лает, шебуршит коза,
Корова беспокойно ночь вдыхает.
В деревне лето. Старый сеновал.
Луны определившийся овал,
Кукушка вдалеке года считает.

И хорошо считает, но не мне.
Лишь радует, что кто-то, в тишине,
Собрался долго жить наивность теша.
Вопросы задаёт не небесам,
Которые не верят чудесам,
А птице независимой, но грешной.

В деревне хорошо живут слова,
Им некому зачитывать права,
О том что ударяют не в том месте.
Им всё равно - они живей живых,
Неправильно звуча лишь для больных
Грамматикой, как собственной невестой.

Метание не слышных этих слов,
Одно из человеческих основ.
Сомненья - кормят мысли между прочим.
И ты лежишь и думаешь не то
Ей высказал, обидев ни за что,
Но верные слова приходят ночью.

А сон всё не идёт, и не идёт.
Глаза закроешь – овцы, куры, скот.
Откроешь в темноте - картина та же.
Но если нет ни разницы на рубь,
Зачем мне сон в котором скрыта глубь,
Не спящего меня – никто не скажет.

нас собирали вместе и не собрали
просто от нас осталось совсем немного
многих пришедших плакать – не узнавали
тех кто смеялся долго держали сбоку

кто-то ужасно громкий кричал – мы живы!
и без конца пытался обнять побольше
но от него шарахались пассажиры
и становились меньше и даже тоньше

ехали все качаясь как чайки в море
пили чаи покрепче и водку пили
пели чужие песни писали в stories
и узнавать пытались кто мы такие

спрашивали у бога – он не ответил
звёзды в глаза смотрели - но промолчали
так улетали наши слова на ветер
но никогда словами не возвращались

нас становилось больше насквозь фальшивых
мы заполняли транспорт как море реки
зная что только вместе взаимно живы
и потому мы точно не человеки

если ты будешь множить и пересчитывать,
я постараюсь отнять и расстроиться.
каждая тыква серьёзно рассчитывает,
стать уходящим вечерним поездом.
так что, давай, говори любезности,
уши пока у меня свободные,
в этой тоскливой твоей неизбежности,
речи твои хоть на что-нибудь годные?
не улыбайся, не множь промежуточность,
между не сказанным словом и делом.
всё-таки, милый, с тобой очень трудно,
даже представить чего я хотела

Смотрю, как утро постепенно,
Заходит через шторы в дом.
Сначала вырастают стены,
А остальное всё потом.

Неторопливо проступают
Черты, и формы, и цвета,
Как будто вещи понимают,
что отступила темнота.

И возрождаются неспешно,
Дубовый стол, торшер, бокал,
А ночь проскальзывает между,
Двух половинок от зеркал.

будто бы и не было а было
стало всё точь-в-точь как до того
ты меня любила да забыла
мир оставив мне для одного

мир остался тот же но однако
всё же не могу его понять
в том я помню мире много плакал
в этом плачут только от меня

может быть а может и небытие
хочется узнать мне но зачем
если не могу никак забыть её
а она забыла между тем

пока своей тоске заглядываю в рот
плутает по сети мой интернетный бот
залайкан каждый пост его словесных драм
а от меня ушла четвёртая мадам
офлайн жизнь прожить как в море и до дна
хочу обратно в сеть зависнуть допоздна
до первых петухов в ней строить этажи
домов и городов и в них остаться жить
и там же умирать по сотни раз на дню
и там же пить коньяк камю или с Камю
а ночью три луны подвесив в небеса
тебя обожествлять на ложе три часа

мне не хочется стихов
и они меня не хочат
умники от дураков
завсегда глаза ворочат

но опять пишу в стихах
как мы были как мы жили
хоть не хочется никак
чтобы рифмы приходили

чтобы кофе и коньяк
пились только по разделено
чтобы афродизиак
был всегда в здоровом теле

чтобы не было войны
у соседей через стенку
да и дальше от стены
поднимался мир с коленок

тишину в себе растил
вырастал широкоплечим
и тогда б заговорил
с нами бог по человечьи

Сядешь молча утром на скамеечку,
Ждёшь, когда проявится рассвет.
Облако, похожее на леечку,
Обещает дождик на обед.

Широко подумаешь - вселенная!
И взмываешь к звёздам подышать,
Но заноет чашечка коленная,
И домой запросится душа,

К человеку маленького имени,
Не летавшем прежде высоко…
Скажешь небу тихо: забери меня?
Небо не ответит ничего.

если у края есть продолжение
значит не кончилась жизнь у меня.
все умирают, стихотворения,
люди и кошки - только не я.
я на краю постою забулдыгой,
крепко прижав к горизонту щеку,
спрячусь за самой зачитанной книгой,
в женщине скроюсь в самом соку.
господи, ты не слепой, а не видишь
я это ты, но немного другой,
мне однолюбу нельзя полюбить и
бросить её ради встречи с тобой.
можно я с ней хоть до завтра побуду,
и не пойду ни к какому врачу,
ведь если я её в небе забуду,
я не прощу тебя, я не прощу.

"Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?"

Не возвращайся в дом свой. Не совершай ошибку.
Там давно твоё прошлое к будущему подшито.
Не потакай хаосу времени и пространству.
Твоё возвращение - это просто уход с дистанции.
А ведь ты уже почти вырвался из плена предубеждений,
Не вспоминаешь её руки, глаза её и колени.
Помнишь лишь стены голые, сорванные обои…
Не возвращайся в дом свой, не сотрясай устои
Созданного тобой мира, выращенного тобой сада.
Женщины, из ребра твоего, не предавай, не надо.
В городе твоём на всех улицах красные светофоры.
Лучше смени содержание, не изменяя формы.

Поздно глаза закрывать и плакать, сырость вокруг разводить и слякоть, хочется жить, так живи - не вякай, губы сожми и жди. Надо заканчивать тары-бары, в тёплой каморке у папы Карлы, нет ни кораллов, ни мамы Клары - только надень очки — и ты увидишь, что в мире этом песня твоя по-другому спета и ни одним, ни вторым куплетом не повторяет путь во времена твоего пространства, где дураки, отходя от странствий, нет, не умнеют от постоянства, просто они живут. Каждый по-своему, не похоже. Кто-то кладёт, ну а кто-то ложит на неудачи и всё, что может им помешать найти в собственном доме свободу мысли, спрятанный в погребе старый рислинг, новый роман от Агаты Кристи, первым сказать прости.
Ладно, не слушай сверчка за печкой, много живу, но увы не вечен, видно поэтому долог речью, сбивчив, излишне строг. Вижу, уснул. Эхехешки, парень, как бы хотелось узнать, что варит время тебе. Может сладкий кари, может и горький суп.
Знаешь, я верю, что всё сойдётся, ключ не нашёлся, но светит солнце, звёзды моргают в твоё оконце. Нет никаких причин голову прятать в песок и думать, что ты единственный самый умный, жил здесь когда-то такой же юный, первый из буратин.
Он очень долго служил хорошим. Не обижал ни людей, ни кошек. Но, понимаешь, богатство всё же счастья не принесло... Помню, шептались в потёмках совы — жизнь не построить на всём готовом, ей только дай хоть малейший повод — тут же макнёт в дерьмо.

Жаль, я не знаю конца рассказа. Не получилось сложить все пазлы. Может, когда-нибудь, эту сказку автор допишет, но… не обещает, такое дело — что у него на душе кипело, выплеснул он, да и солнце село и поманило сном.

когда автору где-то за сорок,
стрекотания строк не к лицу.
ковыли, победившие город,
первым делом прирежут овцу.
и от буквы такой и от веди,
отведи наши очи господь -
автор должен родиться в передней,
и с собакой бороться за кость.
а особенно, когда осень,
разрывает и душу, и плоть,
невод слов надо вовремя бросить
в раздобревший от вод небосвод.
и смотреть, как большущая рыба,
облака разметает хвостом,
а оттуда за лаврами нимбы
опускаются прямо на стол.
ну, а ты, весь спокойный, за сорок,
вопросишь, чуть смущённо: на кой?
и опять в твоей жизни застонет
застрекочет строка за строкой

...проезжая по месту родного когда-то селенья
вспоминал не людей а открытую банку варенья
а над ней две осы захмелевших от сладости близкой
и жужжали они упоённо как дрель у дантиста

этот маленький мир под колёсами тихой машины
прошуршал две минуты как будто мы столько в нём жили
и пытаясь узнать незнакомые формы и знаки
я хотел одного не заплакать при них не заплакать

потому что они будто тоже хотели увидеть
рассмотреть кто я есть и какой в приготовленном виде

Когда ты обнаружишь, что открыт
И выпит, и уже почти стреножен,
И на тебе ни веток, ни коры,
А старость пробирается под кожу.

Беги к реке, пока ещё зима
Не выкрала последнюю дорогу,
И уплывай туда, где есть дома,
И где есть бог, в котором много Бога.

Но только там, пожалуйста, не плачь,
Не жалуйся на душу и на разум.
Ведь бог тебе ни лекарь, ни палач,
Ни брат тебе, ни друг тебе, ни разу.

у всех, у наших, выкрали «вчера»,
и написали гады мелким почерком,
вернём его в субботу, но с утра
никто не приносил его на почту

украли, так украли, не впервой –
рассветы и закаты тоже лямзили.
соседа крали, приползал он чуть живой,
и речью с букварём совсем не связанной.

вы обнаглели – красть средь бела дня!
хороших дядек, время, жизни прежние…
но если вам получиться отнять
у смертных смерть… то мы бы тем утешились

опять любовь цепляю на крючок
бросаю эту сладкую приманку
под твой неоперившийся бочок
запрятавшись на краешке тумана
смотрю издалека на жизнь твою
на все твои забавы и намёки
и вижу как глаза твои поют
о нашем счастье в близком и далёком
и верю сам такой вот «рыбачок»
бросаюсь на крючок и снова рана
не заживает долго – дурачок
мне шепчет кто-то на краю тумана

***

хочется петь - так пой,
не оглядываясь на местных,
не умеющих слушать, гореть
и быстро сходить с ума
ты не моя подруга, моя невеста
ты просто когда-то вытащила меня со дна

нет, не скажу, что дно - это пропасть, страхи
там хорошо мне было, там были все
птицы и человеки, рыбы и черепахи
море там, помню, было, и падал снег

медленный снег, тяжёлый – он не кружился
он просто своё паденье изображал,
может быть мы по правде там жизнь прожили,
а по неправде каждый здесь умирал?

пой, не смотри на небо, на землю тоже
нет ничего хорошего ни там, ни здесь,
не потому, что в мире ты всех дороже,
а потому, что мир - это ты и есть.

***

Давай, заворачивай свои стихи
В неописуемую бумагу,
И если сверху услышишь сдавленное хи-хи,
Значит и там почувствовали к ним тягу.
Уже становится в очередь вся небесная рать -
Толкаются невесомыми локотками.
Время сеять, жать, и ни в коем случае не умирать,
И не говорить стихами.
И не думать на ночь о всяких грехах,
А днём не думать о разной с шефом зарплате.
Потому что, можно развоплотиться, нечаянно, впопыхах,
И вписаться в небесный график.
Давай, живи, и не мешай другим
Становиться смертными по собственному желанью.
Пиши стихи по субботам, убивай их по выходным -
У тебя дедлайн.

***
ходят люди по земле, друг за другом, друг за другом,
ни воюют, тишина, неожиданно подкралась,
ночи яркие горят, пахнет звёздами и лугом,
море рыбы бороздят, не цепляясь за кораллы.

чинно всё и хорошо, нет причины для тревоги,
все шагают дружно вряд соблюдая паритет,
и не смотрят в небеса, смотрят лишь себе под ноги,
никому ни хочется быть причиной разных бед.

потому что потому, - упадёт один неловкий,
невнимательно ходящий и начнётся вдруг война,
и пойдёт на брата брат, рожи чистить и винтовки,
и прости-прощай навеки раз страна и два страна.

может быть такой расклад, никому совсем не нужен,
и никто на целом свете будет нам не виноват,
может быть потерпим все, и ещё чуть-чуть покружим,
друг за другом, друг за другом, не цепляясь за слова?

***

…конечно, я могу и о простом,
о каждом из соседей по подъезду,
о жизни под натянутым холстом
и о холсте - могу, как было прежде,

писать, что нарисовано на нём,
перечисляя лица и фигуры,
писать, как не удались мы вдвоём,
как на дворе моём щебечут куры,

писать про вас всю правду и не всю,
улыбкой прикрывая отвращенье
к себе и к тем, кому я понесу
прощанье, обращённое в прощенье.

а я вот тоже решил написать о нациях, расах и языках.
написать, что с ними творится что-то неправильное.
написать, какие-то свои мысли об этих понятиях, но мой страх,
наверное, не даст написать ничего кроме заглавия.

нет, не подумайте, что я чего-то боюсь, или кого-то,
мне просто не хочется обижать ни ближних, ни дальних,
озабоченных сохранением идентичности, сохранением квоты
на свою расу, на язык предков, на родовую ментальность.

мне, космополиту, (наверное), выкормышу разных рас,
верований разных, не нравится жить под давлением политиков,
признающих разделение на белых, чёрных и красных.
и в любой стране, при любых обстоятельствах, после любых событий
с пеной у рта отстаивающих неправоту других.
признающих право только на собственную исключительность.

может быть хватит чертить границы кровью и на крови,
а просто признать право на человеческую личность,
свободную не выбирать строй, в котором чувствуешь себя большим.
свободную не любить кого-то за его мнение.
понимающую, что человек может быть для неё плохим,
но ни один народ не подходит под это определение.

прости улыбчивый прохожий,
иди себе в любую даль.
мне грустно, холодно, безбожно,
сегодня, завтра, и всегда.

возможно, ты совсем хороший,
и жизнь твоя как маков цвет,
что даже сдёрни с тебя кожу,
твой будет скалится скелет.

хотя, кто знает, что, почём там
вам белозубым раздают?
быть может золото по чётным,
а по нечётным водку льют.

и вы поэтому поэты,
всем улыбаясь по утрам,
не видите ухода лета
в невозвратимое вчера.

Рыба вышла на берег и видит - на небе бог,
Золотой наконечник венчает его чертог.
И молилась она, и ждала от него любви,
И услышала: "Что ж, человеком теперь живи".

И пошла она жить и для бога плодить людей.
А они умирали всегда, навсегда, везде.
Уплывали за море, летели к другим мирам,
Но их бог находил и последнюю песнь играл.

Разуверилась рыба, и к богу опять пришла:
"Для чего нам огонь, если после него зола?
Для кого я живу, и зачем ты мне разум дал?"
Бог смотрел на неё и по-рыбьи молчал, молчал.

Привет, сочинители ветхозаветные! Салют, молодые строители строк! Листочки зелёные заняли ветки, в степи распевается сонный сурок. А вам всё неймётся, строчите и кроите, мерцает в глазах голубой монитор, стихи размножаются - бедные кролики остались далече на месте втором. Бросайте писания, рифмы и правила, прокрустово ложе ямбических дум, на речку, на море, в леса, в Океанию езжайте, летите в рассвет, в темноту.
Я знаю, конечно, что это не лечится, ни снегом, ни солнцем, ни морем с дождём, как белки, поэты взбегают по лестнице, по круглым ступеням и ночью и днём. Им кажется -вот оно, небо высокое и запросто можно вписать в облака бессмертные строки, шедевры глубокие, ан нет, не выходит…а так?...да хоть как!)

Пляж, Австралия, и волны поднимают горизонт, музыкант на барабане что-то долбит в унисон - то ли квёлую чечётку, то ли режет гопака, я мешаю пиво с водкой, чтобы уж наверняка опьянеть, забыть, забыться в этом сказочном раю, где журавль и синица не живут и не поют, где по рекам крокодилы плачут горько и навзрыд и никто со мной по-русски так и не заговорит.
Дни друг друга повторяют, время медленно течёт, обезьяны вытворяют на деревьях чёрти чё, попугаи матерятся – полиглоты, мать твою… По ночам снега мне снятся и деревня на краю у заброшенного леса, у нехоженых болот - в ней жила моя невеста, может и сейчас живёт…
Я тянусь к ней всей душою, всей тоской своей большой... просыпаюсь, волком вою, мне совсем нехорошо.
Знаю, слышит эти строки, только море-океан, он такой же одинокий и от слёз солёных пьян.

Мне этих лошадок, падких на сено с мятой,
На свежий ячмень, на вольный лихой простор,
Не нужно дарить, заманивать ветром сладким -
Давно променял я степь на уютный двор.

Гортанные крики, посвисты, запах крови,
И ветер полынный, и зов молодой луны
Не надо мне снить. Хочу я забыть – не помнить,
Как скачут в рассвет ковыльные табуны.

Всё есть у меня – машина, друзья, работа,
И дом двухэтажный, и злой неподкупный пёс.
Но кто-то в ночи всё стучит и стучит в ворота,
И светит в окно мне небо кострами звёзд.