Карамелью пропитан был воздух в квартире твоей.
И обещанный чай, как компот, ароматен и сладок.
Настоялась заварка на солнце, остатки лучей
Щекотали чаинки и звали их в гости на радугу.

Балагур-попугай на комоде кричал: « Ля бонжурр!».
Улыбались на фото твои благодушные предки.
Волновался, дрожал на открытом окошке ажур.
Очарованный мир наполнялся мотивами редкими:

Мягким шепотом снов, ощущений, мелодий мечты.
Растворяли их птиц голоса и привычные звуки:
Разговоры, шаги, шелестение в кронах густых
Да истории ветра, водящего дружбу с проулками,

О старинных жильцах поседевших усталых домов,
Навещающих нас иногда тенью тонких видений.
…Заворчит самовар, поедим духовых пирогов,
И над чаем взлетят легким паром былые сомнения.

В столовой сладко пахло тишиной,
Компотом, пирогами с вишней свежей.
Изящный луч на скатерти цветной
Подрагивал смешно и безмятежно.
Считал пылинки комнатный бамбук.
В углу дремал увесистый сундук,
Похожий на наследие пиратов.
В нём пряталась от света, кошек, взглядов,
Коллекция диковинных вещей:
От статуэток до винтажных кукол,-
Им век назад прадедушка «агукал».
...Казалось, ничего нет озорней,
Когда тайком от взрослых, незаметно,
Приоткрывалась крышка в мир заветный...

Сундук давно не заперт, - нет ключа
(Теряются ключи в карманах жизни).
Игрушки приходили по ночам
Хранили сон, баюкали неслышно.
Прислушивались к звукам за окном:
Постукиванью в жёлобе сливном,
Мелодии дождя по старой крыше,
И к мыслям о мышах, о днях в Париже,
О возрасте, о ценности людей,
Их радости от трепетной заботы,
Невечности и грусти отчего-то,
Что мало дней рожденья, январей,
С любимым Рождеством и Новым годом
(когда все вместе - дни не мимоходом).

…Хлопушки, смех, бенгальские огни,
Фонарики, и на комоде свечи.
Сосны прохладный аромат пьянит,
И хочется кричать по-человечьи.
Почувствовать себя, как человек,
Мороз глотать, пушистый трогать снег,
Который на дворе, а не из ваты,-
Мечтания для кукол странноваты?
Наверное, открытое пространство
Так действует на тонкие умы,
Что хочется восторгов от зимы,
Общения живого постоянства.
Ещё: летать и грёз дыханье слышать…
В столовой пахло пирогами с вишней.

Мне снилась осень в городе нездешнем,
дождём омытых улиц благодать.
Секунды шли задумчиво, неспешно,
их тени успевали задремать
на влажных кронах, на траве ревнивой,
ворчащей на приветливость листвы.
Листва же, улыбаясь терпеливо,
нежнее становилась и, увы,
всё осыпалась, падая в бесследность,
но с ней не исчезала доброта.
Казалось небо ласковым, чуть бледным.
Была красива осень, молода.
Я там летала над домами птицей
(не так, как раньше — с ветром, под зонтом),
прислушивалась к пению цевницы,
на время забывая о былом.
И удивлялась таинству момента,
свободе крыльев в тихой вышине,
изысканности красок и акцентов.
...Однажды ночью осень снилась мне.

Старый дом на границе посёлка.
Покосившийся ветхий плетень.
На веранде с вязаньем кошёлка,
Да цветет у дорожки сирень.
Проживает в забытой усадьбе
Госпожа отслуживших вещей,
Средь журналов о доме, о саде
и среди недожженных свечей.
Старомодная круглая шляпа -
Это память о младшей сестре,
Привезла из далекой Анапы
И не помнит, в каком сентябре.
Патефон, к сожалению, сломан,
(Надо к мастеру как-то снести),
Но бюджет у старушки так скромен,
Что, возможно, не будет пути.
Жалко дедушка рано оставил,
Починил бы он ветхий забор,
Патефон (да и сердце) исправил,
Застучал бы как прежде топор.
Что же, время, ты делаешь с нами:
Нет в живых ни друзей, ни подруг!
Только слышится ей временами
То ли в дверь, то ли в душу: «Тук-тук»...

2016

Застревают слова. Как-то виснут, теряясь внутри.
Написать бы письмо, но куда отправлять? Я не знаю.
Мой невнятный порыв Ты услышь и опять отопри
Дверь озябшей души, потерявшей отмычки от рая.

Помоги доверять, ведь доверившись, легче терпеть:
Неприятность, безденежье, немощь, нужду и болезни.
Подари понимание смысла, наполненность, цвет,
Жажду жизни, надежду, мечты светлым утром воскресным,

Безмятежность ума, благодарность за прожитый день,
Постиженье того, что Ты можешь прийти к нам на ужин.
И любовью согреть, ничего не просящей взамен,
Мой заплаканный мир.
И мой дух, что сегодня простужен…

20. 03. 2017

Смеркается. Стучит по крышам дождь
И тормошит промокшие деревья.
Дороги - не доедешь, не дойдёшь.
Я открываю нежное варенье
Из абрикосов, - мама принесла,
Мы вместе собирали их на даче.
Покажется: на чуточку тепла
Моё жилище сделалось богаче.
Дожди я не люблю, хоть говорят:
Земле нужны обильные осадки.
Они идут, идут три дня подряд,
И настроенье движется к упадку.
Как тут не вспомнить лето и весну?
Как не связать погоду с нездоровьем,
В видений погружаясь глубину
И комкая подушку в изголовье...
На кухне зажигаешь белый свет
В отместку занавешенному небу,
Упорно сочиняешь, как поэт,
Считая стопы, щурясь полуслепо.
Грозишься, что почистишь водосток
От мокрых листьев, принесённых ветром.
И ешь варенье с пряниками впрок.
И маешься от жизни пустоцветной.

Ах, детство... Сколько раз по вечерам
Мне бабушка рассказывала сказки —
Истории с волшебною закваской,
С реальностью печальной пополам.
Нашептывали гномы ей на ушко.
Вот, например, о шляпке простодушной:

Её когда-то сшили на заказ
Из синего французского велюра,
Украсили изысканным ажуром,
На выход надевали, напоказ.
К ней сватались то клатчи, то перчатки.
Но шляпке было весело с укладкой
Ловить цилиндров "ахи" за спиной,
Судачить о заколках, об искусстве,
Манерах, о монокля тонком вкусе,
О перьях страусиных, о Тверской,
Игривом ветре и делах домашних...
Недолгим был счастливый день вчерашний,
Когда любили, стряхивали пыль,
Хранили на открытой полке шкафа
С конфетами и плюшевым жирафом.
...В неё влюблён был нежный шарфик Жиль.
Потом пропал. И шляпка заскучала,
Утратила свой шарм, немодной стала.
Сказали ей прощальное «прости»,
Отправив доживать на антресоли,
Где нафталин тревожит пуще моли.
Теперь она там чахнет взаперти —
В просторной цилиндрической коробке.
Чихает иногда, мечтает робко
О том, что мода ей пришлёт привет,
Она хозяйке снова станет нужной,
Обнимется с кудряшками радушно,
Увидит мир, людей и солнца свет,
Изящной будет, стильной, безмятежной.
...Кто знает? Чудеса творит надежда.

Черёмуха засохла под окном.
Она цвела когда-то цветом белым.
Теперь весна, по веткам онемелым
Синицы скачут птичьим табуном,
Да что им тут? Кормушку унесло
Порывом беззастенчивого ветра…
Она и не нужна, ведь скоро лето,
Пернатым будет сытно. И тепло,
Как в Таиланде. Правда, там жара?
Я не была, но знаю понаслышке.
Со временем свожу туда сынишку,-
Рекомендуют море доктора…
Привыкла я к черёмухе. Она
Всю жизнь изящно ветками качала.
Приходят незаметно боль и старость.
…А впрочем, на дворе теперь весна.

Смотрю в окно, там снова холода.
Усыпал снег бодрящуюся землю.
Весна к нам приходила на неделю,
Хотелось, чтоб осталась навсегда.
Нет, не капелью, не густой водой,
Скорее исполнением желаний,
Простых, неприхотливых ожиданий,-
Чтобы ушел морозный непокой,
Пришло тепло с краёв далёких, южных,
Нам радость подарив великодушно…

Откроем баночку варенья и напечём ватрушек к чаю.
Отметим первый день весенний, — он птицей весело порхает
Вокруг кормушки оживлённой, поёт заливисто о солнце,
О бабочках в душистых кронах, цветах, тепле что к нам вернётся.
Услышим ясное дыханье освободившегося неба,
Потоки свежести, желаний, приход поры любимых кепок,
Одежды лёгкой и воздушной (есть на примете платьев пара!)
Зима, прости великодушно, денькам мы рады долгожданным,
Уборке хлама, паутины, ручьям берёзового сока,
Восторгу трелей соловьиных, надежде в душах одиноких.
Тому, что грусть уносят ветры, болячки захватив в придачу,
Следы оставив в стиле ретро на закоулочках чердачных.
…Весна штрихует дом лучами, наполнив светом и покоем.
Мы напечём ватрушек к чаю, варенья баночку откроем.

Под мерный перестук заснеженных часов
Баюкает метель притихший сонный город.
Незримые врата закрыты на засов
От сумрачных теней, незваных визитёров.

Но будет ждать гостей и путников простых
Уютный и живой трактирчик придорожный.
…В задумчивый покой на улочках пустых
Вторгаются шаги полуночных прохожих.

В седую высоту летит вчерашний день,
На крыльях унося попутчиков случайных.
Пора преодолеть последнюю ступень, —
Одни найдут приют, других отыщет тайна.

Позёмка все следы смахнула помелом,
Засыпала мосты. Ушли спокойно души
В бездонность облаков. Велюровым теплом
Укрыты фонарей железные макушки.

Сквозь снега пелену струится окон свет,
В нем медленно плывут людские силуэты.
И думает метель, что каждый обогрет, —
В укутанных домах, уснувших до рассвета.

Неделю за окном идут дожди,
Смотрю с тоской на вымокшие крыши.
Деревья стали красочнее, выше,
Но влажная листва не шелестит.
Попрятались щебечущие птицы,
Которым было лишь бы суетиться.

Теперь их не хватает, как тепла,
Как солнца, раздвигающего тучи,
Как детворы, качеликов скрипучих…
Из капелек картину соткала
И легкого тумана летом осень.
От сочетаний проявлений слёзных

На плечи мне усталость прилегла.
Не хочется зависеть от погоды,
Курсируя от окон до дремоты,
Всегда есть книги, письма и дела,
Бодрящий кофе с вишенкой в конфетке.
В прихожей зонт с рисунком разноцветным.

Тускнели зеркала в объятьях времени.
Пылинки спали на паучьих нитях.
Мечты таились в пятом измерении.
Дремал, укрывшись ветошью, хранитель
Обычных сказок. Если тонко вслушаться,
Проявятся следы иного мира:
Смотрите - на столе, в разлитых лужицах
Русалки обустроили квартиру;
Олени с приукрашенными рожками
Попрятались в бумаги с перепугу,
И на листах, словами припорошенных,
Чернила завертелись центрифугой.
…Хранитель-гном проснётся озабоченным
От звона проезжающих трамваев.
Вздохнёт и, обругав себя «обочиной»,
Припомнит, что дорога кольцевая–
Там, за окном. Посетует о возрасте,
Зажжет светильник свой на керосине
И выпустит из ларчика он вскорости
Историю о стоптанной резине.

Вы правы,— очень хочется тепла
В холодные февральские недели.
Мороз и гололёд поднадоели,
Хандра гнездо неслышимо свила.
Нет, мы не замерзаем взаперти,
Квартиру согревают батареи.
Но летом и весной настрой бодрее
И хочется любить, желать, цвести.
А, впрочем, жить нам хочется всегда
И чтобы мягче, ласковей, вкуснее…
Мне кажется: зимою я старею,
А в небе застывают провода.
И я рисую собственный очаг
Как в комнате у Карло с Буратино
И верю в силу чая, аспирина,
И верить начинаю в зодиак…

Спускался на холмы настойчивый туман,
Скрывая впереди неровную дорогу;
Под нос читал псалмы бродяга Флориан,—
Застенчивый монах, худой и хромоногий.
Он выбрался постом проделать дальний путь,
Чтоб данное себе исполнить обещанье.
Игумен отпустил молитвою вздохнуть
И душу погрузить в иное состоянье.
Опору смастерив из крепкого дубка,
Писание, жилет сложил себе в котомку,
Немного сухарей да четверть пирога
И дюжину свечей для чтения в потёмках.
Уютный монастырь остался за спиной,
Там булочки он пёк у печки добродушной…
Бежали быстро дни прерывистой строкой.
Прибились по пути к подвижнику старушки
Да битый старый пёс без дома и причуд,
Всю жизнь он тосковал без милости хозяйской.
Заботы о других нам силу придают
Хоть, кажется, что нет в том стоимости райской.
Паломники идут к мощам святых людей
Просить своей душе хорошего чего-то.
Монашек не дошел, но сделалось светлей:
Добавилась звезда в небесные ворота.

Вчера за двадцать было в минус,
Сегодня тает снег и лёд.
Погода быстро изменилась
И даже, кажется, поёт
На ветке резвая сорока.
Танцует в лужицах капель,
Песком усыпана дорога,
Орёт мой кот Эммануэль
Как будто март в окно стучится,
Как будто цвета хаки корм,
Как будто в дом влетела птица.
Я погрожу ему стыдом
И наложу мясных консервов,—
Соседям тоже нужен сон!
Свои же успокою нервы
Жюльеном де ля Макарон.

На конкурс Седьмая пятница-383: хаки-http://litset.ru/publ/15-1-0-64440

Случается: ты зябнешь изнутри,
Забыв проститься с зимним непокоем.
Ветра тревожат и зовут с собою
Туда, куда уходят январи,
Где в небе переливами сиянье…
Но я весенний город вспоминаю:
Созвучных капель тихие стихи,
Ворчанье мокрых листьев в водостоках,
Кораблики на тающих дорогах,
Возню пернатых, ленточки ольхи.

Подснежники в кофейне за углом,
Ещё душистый воздух в старом сквере;
Желание дышать, любить и верить,
Напитываться силой и теплом
Не прячась от лучей прозрачно-пряных.
И знать, что жизнь светла и многогранна…
Что вспоминать? — Пора открыть окно!
Согреться настроением цветущим
И думать о хорошем, о грядущем,
Благодаря за то, что нам дано.

Наполняла отрадой простор соловьиная песня.
Поднимались мечты над раздольем душистых полей
И на крыльях цветных мотыльков ветерком легковесным,
Уносились туда, где летят косяки журавлей.

Стрекотали жуки (или кто там стрекочет обычно)
О безоблачном дне, о прохладе росы по утрам.
Мурашиный язык мне казался понятным, привычным.
И клонились ромашки к рукам, голове и плечам.

У тебя на виске притаилась коровка букашья ,
Отпуская, напомним что нужно ей деток кормить;
Устремится наверх, пусть не к солнцу, но так же бесстрашно.
Ты ромашек нарвёшь и изящную белую сныть.

Мы оставим поля попечениям жаркой дремоты,
Ощущая покой и уветливость нежной травы.
…В кружевных облаках прокурлычет мне клин перелётных.
Вспоминая тебя, буду в книге ромашки хранить.

Провинция. Приехал я опять
В далёкий тихий поседевший город.
Очаг родительский. Тут рос, был молод.
Припомнилось: закладывал за ворот
Нередко батя. Пустишься гулять,
Подальше от лупцовки и придирок,
Нотаций, подзатасканных до дырок,

Болтаешься по пристани весь день,
Бросаешь в воду камешки и злишься
На то, что мал, никчёмен, что зависишь.
А хочется отрады, счастья, смысла.
Нарвёшь для мамы белую сирень,
Когда опустит сумрак покрывало
И горестей как будто не бывало…

Теперь отец не пьёт,− здоровья нет.
Осталось в снах забытых всё худое.
Меня тут ждут с детишками, женою.
И пахнет в доме сдобой и покоем,
Но, как и прежде, экономят свет
И берегут бесценные мозоли.
…Провинция, любимая до боли.

Секунды улетали стаей птиц.
Я видел как малюсенькие точки,
Которые живут поодиночке
На черном циферблате без глазниц,
Разрушили пределы бытия
И вырвались в пространство на свободу.
Теперь секунда станет равной году.
И упадёт в объятья забытья
Мой точный мир… Заботы пропадут,
И станут лишь химерой в сне далёком
Бездействие, где время самотёком,
Не разберёшься: сыт, согрет, обут?
Законы хаотичности вещей
Разрушат часовую филигранку…
Вернуть бы птиц, но как же без приманки?
Не обойтись, как видно, без затей.
… Жена разбудит ласково: « Вставай!
Часы забрать мы можем из ремонта…
Кто я? Забыл? Подруга Джеймса Бонда!
А место? Ну, конечно, это рай».

Написано на Странные танцы--140.

Каждый день она выходила во двор, чтобы покормить прижившихся в подвале многоэтажки кошек. Варила им размазню из ячки, сдабривая копеечными бычками. И, опираясь одной рукой на костыль, тащила авоську с кастрюлей во второй руке. Утром и вечером. Кошки ждали её в заведённое время у подъезда. Их было что-то около двенадцати. Благодарные, они ластились к ногам старушки и весело мурчали, когда она накладывала им кашу в пластиковые тарелки из-под дошерака.
А ей больше не о ком было заботиться. Сын умер, не оставив внуков. Муж тоже. Бывало, ей приводили в гости соседскую девочку, которую не с кем было оставить, это привносило в её жизнь немного радости, но отнимало силы. Часто, заплетая свои седые волосы в поредевшую косу, она вспоминала, как была красива в молодости, как была счастлива и тогда по лицу скользила светлая улыбка. Она терпела подкравшуюся старость, с её «прелестями» и ждала ухода. И только кошки своими цепкими лапками держали её тут. Они ждали и хотели кушать. Каждый день…

Мы с дочкой мастерили кукле дом,
Коробочку оклеили бумагой.
Хватает дома мелочевки всякой,-
Пошили гамачок из лоскутов
И привязали к палочкам для суши,
Удобно чтобы куколке Танюше
В нём отдыхать от нас и от кота,-
Любителя всех щекотать усами,
Особенно живыми вечерами,
Когда семья игрою занята,
Вот как теперь… В коробку нос засунув,
Мурчит для куклы песенки бесшумно...

Написано на "Странные танцы" - 139

На белый лист просыпались слова.
Хотелось спать, но мысли не давали.
Всё пели как чижи. Не про печали,
Про всякий вздор: о том, что вот строфа
Почти закончилась, а проку в ней ни строчки…
Сейчас кофейного хлебнуть бы кипяточка

И подсобраться. Мыслей кружева
Вплести в стихов узорную салфетку.
Потом себя побаловать конфеткой
И, несмотря на ночь, потанцевать,
Как в ранней молодости, Стингом наслаждаясь,
Теперь в наушниках. Вдыхать сирень и май, и…

Припомнить то, что спать уже пора,
Что Завтра неминуемо стремится.
Притихла утомленная столица,
И дремлет приуставшая тетрадь.
Я пожелаю ей спокойной светлой ночи,
И стану слушать шорох в трубах водосточных…

Он ей принес кулон из хризолита,
Цветы и полусладкое вино.
Надушенный, подстриженный, побритый.
За ужином сказал, что одинок,
Что счастья хочет с ней. Исповедально
Звучали нотки голоса. Глаза
Смотрели честно, любяще, устало.
И расплеталась девичья коса.
А после вездесущая соседка
Сказала: «Он "ходок", да и женат.
И дети даже есть, четырехлетки.
Не слушай ты обманчивых сонат!»
Но ей хотелось жить, любить и верить,
А разуму — «навет» не принимать…
Так жалко всех: несчастных, адюльтерных
И преданных, — шептал мне листопад...

написано на конкурс:"Антиподы-два слова"- 7 My WebPage

Размазывала слёзы по лицу
В преддверии панической атаки.
Мерещился в зловещем полумраке
Ей призрак. Он вчера её толкнул
(Не показалось). Левое плечо
Всю ночь и день, не утихая, ныло.
За окнами метель мела и выла.
Казалось, что вот-вот порвет смычок
Маэстро ветер…Тёмный коридор
Теням холодным открывал ворота.

Жаль, в доме нет икон, свечей и чёток,
А в сердце веры… Только страх и скорбь...

Декабрь уходит. Нет снегов и стужи,
За окнами упрямые дожди.
Лишь изредка мороз ночует в лужах.
На градуснике выше плюс пяти.
Пора купить конфет, поставить ёлку, —
Нагрянет на неделе Новый год.
Мы не выходим, кушаем засолку
И чуда ждём, что птичкою впорхнёт
В согретый дом и притаится где-то
В укромном уголке за гладью штор.
Изменятся знакомые предметы,
Покажется, что дремлет старый двор,
Что морось отступила, стало сухо,
Что место есть для радости в груди.
…Негромкий стук души коснётся, слуха.
Открою дверь: прекрасное, влети!
Преобрази внутри, да и снаружи,
Зиме и нам давая шанс второй:
Ей — снегом богатеть, одеться в рюши,
Нам — распрощаться с ленью и хандрой.
И, встретив праздник, сохранить отраду,
Подаренную небом просто так.
А большего мне в жизни и не надо…
А декабрю? Ему и дождь — пустяк.

В чудном королевстве царит ярко-солнечный день,
Такой, как всегда, — с горизонтом слегка набекрень.
По небу летают пернатыми свежие вести.
Любимое дело — ловить их огромным сачком,
Подпрыгнув повыше. Рассматривать в лупу потом.
Их слушая щебет, раскладывать порознь и вместе
По жадным углам чердака. Перетряхивать мысли,
В надежде отдать пустоте накопившийся хлам.
Сухарик найдя, разделить со сверчком пополам,
С ним петь, рассуждать о науках, дождях, футуристах.
Выглядывать вниз, удивляться цветочкам пушистым,
Своим сандалетам. Бегущим куда-то часам,—

Поймать бы их тоже! И выбрать мгновенья the best.
Ещё ухватить бы за хвост восхитительный жест,
Повесить на стенку, срисовывать и любоваться.
Себе подписать приглашение в будущий сон,
Где волосом в косы мои тайный мир заплетён,
А внутренний голос не ведает зла инноваций,
И дух путешествует с музой дорогами жажды…
Вливается солнца поток в слуховое окно,
Но нет обжигания. Радостно, даже смешно,
Как будто искринка внутри поселилась однажды.
Её сохраняет под крышей фонарик бумажный,
Под ним в безмятежном горшке прорастает зерно.

В безлюдно-стылых комнатах зима.
В каминных трубах тихо воет ветер.
Несмелый луч на стареньком портрете,
На скатерти нарядной бахрома.

Вокруг большого круглого стола
Лежат обрывки скомканной бумаги.
Цветы застыли без тепла и влаги
В красивой вазе чешского стекла.

Забытый на комоде портсигар.
Упавшая нечаянно перчатка.
Остывший чай с лимоном (крепкий, сладкий)
Стоит на подоконнике. Комар

Попался в сеть паучью невзначай
Да там и помер смертью неприметной.
Печалятся в конфетнице конфеты.
На зеркале написано: «Прощай»…

Покинут бесконечно милый дом,
Когда-то умилением согретый.
Её умчала быстрая карета,
А он исчез в отчаянье немом.

2016

Растворялась в рассвете прозрачная дымка тумана.
Наполнялся прохладой стареющий липовый парк.
Уносилось тепло на закрылках ветров неустанных.
Непоседа-листва щекотала седой тротуар,
Наслаждалась свободой, кружилась, взлетала несмело
И парила над пологом сонной пожухлой травы;
А потом на дорожках следы засыпала, сырела.
Это дань ноябрю — увядать потихоньку, увы...
Я как эта листва: поначалу прохлада мне в радость
(Были жаркие дни, и хотелось от них отдохнуть).
Но с приходом дождей — меланхолия, как ни досадуй,
Снова хочется солнца и ясного неба чуть-чуть.
Буду греться теперь в мягком коконе тёплой одежды,
Пить малиновый чай, философствовать, править стихи.
А листву подожгут... Но услышу я шелест воскресший
Неизбежной весной в лабиринте аллей городских.

Наша жизнь такова: перемены нужны, неизбежны,
Лечит тело — тепло, лечит душу — любовь и надежда.

Погода — дрянь, ни солнца, ни тепла.
Всё меньше тянет из дому на воздух.
Послушным ветром осень размела
Листву с дорог... Мне дышится непросто, —
Что делать, постаревшим и больным
Вредны туманы и предместий дым.

Сегодня по хозяйству нет забот,
Я отдыхаю у камина, в кресле.
Трещат поленья, кажется, поёт
Труба печная ласковые песни.
И грезятся обрывки жизни прежней:
Торгую незабудками, черешней;

Благодарю, что грязи нет и луж,
Что не зима... Бывало утро щедрым
На птичий гам, на дам, одетых в плюш,
Их спутников в забавных длинных гетрах,
На шутки и улыбки от души.
Порой, словцом солёным рассмешив,

Давали пару шиллингов на чай.
Я иногда делила их с бродягой,
Который появлялся невзначай.
Однажды устыдившись, он заплакал.
...Остались сны да снимок в блеклой раме.
Дождь за окном… Зима не за горами…

Стучит соседка в стену монотонно.
Оружием в старушечьих руках,
Быть может, стала трубка телефона
Иль молоток из косточки дракона.
Ей думать бы о детях и внучках,
Но не сложилось. Нет семьи и точка.
А что ли взять, ей подарить щеночка?
Но, думаю, она не скажет: «Ах!»

Всё дело в старых окнах и щелях,
В ветрах, несущих запах полуночный,
И в том, что успокоенность непрочна,
Нет проку ни в лекарствах, ни врачах,
И веры тем, кто говорит с амвона.
А в зеркале скрывается горгона,
И даже верный циперус зачах.
И всё не то ей. Оппозиционно.

Нет у старушки пуховушки сонной…

… страницы
потёртых по углам окраин…

Майя Шварцман

Среди окраин престарелых гуляют шорохи несмело.
Пустеют храмы. Спят жилища. Плющом укрыта ветхость стен.
Меж покосившихся антенн на крышах свиты гнездовища...
Глухой простор жилой галёрки, где дни – томливой чередой.
Ни с кем не делишься бедой, плотней захлопывая створки;
Ворчишь на город ля-минорный, его потрёпанный покой...

А город полон февралями, незавершёнными ролями,
Усталой хмуростью прохожих, безмерно занятых собой
Под равнодушной скорлупой, что заменяет многим кожу;
Тенями скомканными ветром, дремотой, тронувшей дома.
…Съедает город полутьма, свет вытесняя незаметно,
Нашёптывая: "Ретро, ретро…"
И медленно сводя с ума.

МКК 2 тур

Всё просто, Ватсон! Я Вам объясню,
Давайте есть яичницу с беконом.
Послушайте: за стуком монотонным
Сосед скрывает кашель и возню.
Хотите трубку выкурить? Потом?
В конце ненаступившего столетья?
Смотрите: вот идёт по гололеди
Француженка с нестарым… бедняком,
Его костюм потёртый выдаёт
И эта неуверенность во взгляде,
Она же говорит, смеётся, платит,
Одета по-другому…
Как насчёт
Визита в полицейские пенаты?
Помочь просили, даже будут рады.
А нам полезны всякие шарады,
Идёмте, мой любезный литератор!

Каштаны и клёны оделись нарядно,
Отправив рябинам привет золотистый.
Вы слышали шелест слетающих листьев?
О чем они шепчут? О чем говорят нам?

О том, что устали от жаркого лета,
От гусениц, пыли, дневной суматохи,
Капризных ветров и тревоги иссохнуть,
Боязни стать прахом невнятного цвета?

А, может быть, шепчут о небе и птицах,
Весенних лучах и свободе полёта…
Я вспомню о детстве, о днях беззаботных
В родительском доме. Он часто мне снится,

С беседкой в саду и щенком добродушным.
Невинные шалости, прятки на вишне…
Мне так не хватает эмоций давнишних,
Чтоб стать хоть на время светлее и лучше.

В том мире от солнца рыжела макушка
И всё было радостным, ясным и новым,
А утро встречало рассветом медовым,
Предчувствием счастья и сдобных ватрушек.

Пора навестить стариков в выходные,
Гостинцев купить, перекрасить калитку.
Да листья убрать, — навалило в избытке.
…Октябрь. Он дорогами ходит моими.

МКК 1 тур

В переливах вокзальных огней, в мире шумном гудков и вагонов,
Я бегу сквозь толпу и туман, опасаясь опять опоздать.
На меня заглядится вослед незнакомый прохожий перронный.
Отправление скоро. Вскочу в тесный тамбур, споткнувшись о кладь.

Отдышаться. Попросят: «В купе»,— я послушаюсь, это резонно.
Отодвинув упрямую дверь, номер места узнаю легко
И увижу: напротив сидит, прислонясь к занавеске оконной,
Мой попутчик,—седой пассажир, улыбнусь на улыбку его.

А, присев, я неслышно вздохну, посмотрев на мелькающий город.
Он останется в прошлом теперь, как моя пролетевшая жизнь.
Для иных, может быть, погодя, ветры листьями просемафорят,
И затем принесут на крылах это сладкое слово: вернись.

Прочитав у меня на лице безотрадные мысли и чувства,
Горечь, слабость, и немощь обид и, наверное, что-то ещё,
Что вплелось тонкой прядью в косу и играло оттенками бусин,
Мне попутчик негромко сказал: “Всё пройдёт, непременно пройдёт“.

А когда принесли крепкий чай, мы сластили его из пакетов,
Как и все, кто бывал в поездах, разделяя еду пополам...
И не знаю: приветной душой или чаем вечерним согрета,
я с другим настроеньем себя из руин естества воссоздам.

Бежал проспектом резвый дождь,
А капли собирались в лужи.
Нестройный шум хотелось слушать;
Набросив старый макинтош,
Бродить по городу и, вновь,
Шальные мысли успокоить.
Да зонт купить, чтоб мы с тобою
Под ним шептали про любовь…

Тут говорят : «Сезон уже открыт».
Ожить спешат ухоженные пляжи.
В моём любимом старом саквояже
Уже бикини новое ворчит.

Я редко приезжаю. Недосуг.
И не умею отдыхать, возможно.
Расслабиться мне, почему-то, сложно
И это, может быть, почти недуг.

Не тороплюсь вторгаться в этот мир
Чтоб тишиною душу перештопать.
Послушаю прибоя тихий шёпот,
Найду ракушку, -- местный сувенир.

Тут хорошо. Спокойно и тепло.
Мы здесь бывали всей семьёй когда-то:
Счастливый смех, по вечерам цикады,
Мне голову на солнце напекло.

Еще медузы — белые цветы
В прозрачной неиспорченной лазури...
Всё так же солнце светит. Чуть прищурюсь,--
Былого пропадают лоскуты.

Я отпущу себя. Я отпущу.
Не стану думать. Буду слушать чаек,
Смотреть на горизонт (а он бескраен),
Водой солёной ножки угощу.

Мне жаль, что не умею рисовать,
Холсту отдать на память ясный вечер,
Волны игру, дыханье, мягкий ветер,--
Всё то, что так не хочется терять…

2016

Пескарь-бродяга престарелый
Решил уплыть в далёкий пруд,
Где тина шепчет соловело,
И тени в камышах живут.
Там поселиться в закуточке,
С корягой рядом в холодочке,
Чтоб по утрам и вечерам
Писать роман на радость нам.
Когда-то выменял у цапли
Колечко с камнем на перо
(разнятся ценности порой),
И каракатицевы капли
Для цели важной раздобыл.
…Да только щуку насмешил.

Пёстрый мир, нежным солнцем обласканный,
с пряным летом прощаться не хочет.
Неприметно с уютными сказками,
подкрадутся прохладные ночи.
Отзовётся закат полушепотом
ковыля и притихшего ветра,
журавлей улетающих клёкотом
да небес раздождившихся щедро.
И душе что-то ясное вспомнится,
затеплеет заплатка на сердце,
осень, осень, всего ты виновница,
И того, что не можешь быть серой,
вот сейчас... В первых днях переменчивых
послевкусие летнее слышно,
на цветах пляшут эльфы в бубенчиках,
лишь теперь в одеяниях рыжих...

Мне не холодно, сладким покоем горит внутри.
Я смотрю сквозь гардину на улицу. Фонари
Распускают туманом загадочный желтый свет,
Облетающий клён им окутан и обогрет.
У подъезда красавица кушает кренделёк,
По стеклу полусонному ползает мотылёк.
Вспоминается вдруг день рождения, прошлый год:
Коробок подарили мне с вилками и блокнот…
Ткнулся в ногу прохладной сопаткой любимый пёс,
Из раздумия вывел, перчатки в зубах принёс.
…Угостит крендельком молодая соседка нас,
Мой лохматый дружок в благодарность ей лапу даст.
Мне не холодно, куртка осталась скучать в шкафу.
По аллее пойдем, вороша на ходу листву.
Теплый свет фонарей растворит в полутёмках сны,
Улыбнутся далёкие звёзды мерцаньем цветным...

Однажды Федория сон посетил:
Там стал он котом с завитыми усами.
Он кушал какао, арбуз и кизил,
А мыши, взобравшись на шляпу, плясали.

Прогрызли ходы, приторочили свет,
Повесили компас, штурвал, вентилятор.
Махали платком дирижаблям вослед,
Дразнили Федория: «Кот конопатый!»

Он на нос старался пенсне надевать
(Второе по счёту), но ушлые мыши
Горланили в уши: «Ты сам виноват!
Мы линзы опять серой краской распишем!»

Устроив в его бакенбардах чулан,
Развесили смело свои инструменты:
Часы, шестерёнки, весы, чемодан
И в темной бутылке напиток ячменный.

Набив трубку мира сырым табаком,
Они брали курс на воздушного змея.
И брёл наш Федорий, ветрами влеком,
Стряхнуть наглых мышек нисколько не смея.

Заветное утро. “Давай же, вставай!“, --
Мышиный разгул прекращая до срока,
Кричал хрипловато старик-попугай.
Приснится ж такое! Ночная морока...

Обрывки фраз оставлю на листе,
Потом сочту, не пишется сегодня.
Глотну вина, предамся ерунде:
Смотреть в окно и думать о субботе,
О воробьях, о том, что к нам во двор
Привозят газированную воду;
Что пьёт сосед жене наперекор
И чувствует желанную свободу.
Мне жалко их… Черёмуха цветёт
И в воздухе витают ароматы.
Как и всему, стихам придёт черёд.
Я подожду...
... И сложатся когда-то.

Мой самый лучший день, возможно, впереди,
Когда придет забрать с собою добрый ангел.
Околосится жизнь. Отплачутся дожди.
Цветами приберут родимые останки.
И испарится боль, нахлынет мир и свет,
В измученной душе преумножая радость.
Несмелые стихи строкой помашут вслед,
Пойму: ведь, это -- всё, что от меня осталось…

Вот и осень пришла, а опять всё не в лад, невпопад.
Недописанный стих залежался в забытом блокноте.
Наш ухоженный двор забросает хандрой листопад,
И Вы чай травяной ненароком на скатерть плеснёте.

Мне послушать бы пение нежных задумчивых птиц,
Но они уже там, в неотложном своем перелете.
Я бы вальс станцевала, да нет запасных поясниц,
А пасьянс разложить не хватает мне карты в колоде.

Вот бы джинсы надеть, но помехой избыточный вес,
Где-то воли бы взять, да мешает привычная леность.
Очень хочется мне, чтобы горестей привкус исчез,
И хотя бы на время пришла госпожа полноценность…

Я всё чаще грущу, оставаясь в квартире одна.
Понимаю, что дети всё время быть рядом не могут
И не рву телефон. Просто жду у окна дотемна;
Беспокоясь, и всех доверяя всесильному Богу.
…Рядом крутится кот. Не привык засыпать без меня.
Проскочив через стол, исчезает проворно за шторой.
Не ложусь отдыхать, словно мало мне долгого дня,
Пью полуночный кофе и слушаю тихнущий город;
Серенады листвы, отдалённые звуки машин
И еще как сверчок запевает пронзительно с вишни...
А когда я увижу: домой возвращается сын,
То открою замки и уйду от порога неслышно.

Метания в тиши пустынных комнат.
Ты оживляешь дом своим движеньем.
Кого-то ищешь в уголках укромных,
Не находя, приходишь к отраженью:
Изломленность пространственных прелюдий,
Незримость и реальность погружений;
Мир искажений, логовище сутей,
Загадочность и цепь преображений...
Вдруг понимая: через миг,-- безумье,
Стряхнешь с души тенеты зазеркалья.
А воротясь, впадешь опять в раздумья
Про этот свет, подернутый вуалью…

03.03.2016

на пятничный конкурс

Под потолком на первом этаже,
Дарила свет прохожим чья-то люстра.
Приятно пахло сдобником капустным,
Простым уютом. Делалось свежей
И сумрачней в любимом захолустье.
Скамейки покрывались листьев грустью,
А ветер обещал сезон дождей…

Придёт пора тоскливо-тихих дней
Когда ты рад соседу с саксофоном,
А для прогулки вдоволь и балкона.
Становишься негаданно умней,
Читая книги по ночам бессонным…
Казался свет в окне родным, спокойным,
Как солнца луч в прохладе ноябрей.

От ладоней открытых, в пространство летели лучи,
Проходили сквозь месяц, даря теплоту и сиянье.
Ветер лёгкий платок на глаза опустил на прощанье
И укрылся в причёске и складочках синей парчи.

В облаках серебрились церквей неземных купола.
Небо словно спустилось, в неё белым сном проникая,
Принося ощущение радости, нежности, рая
И душевного мира. Казалось: она умерла

Для бессмысленных дел, для печалей, обид, суеты.
Озарилось лицо и движенья покоем, бесстрастьем,
Сердце - тихой молитвой. И так обрела она счастье...
На бескрайнем просторе хрустально играли альты.

Говорят, что Лукоморья больше нет,--
Царь Кащей стоит в музее как скелет;
Он зарплату получает,
Вот оказия какая,
А из дуба кто-то сделал табурет.

Говорят, что Лукоморья больше нет,--
У старухи “костяной“, –- кабриолет,
А куриную избушку
В дар оставила психушке,
Колдуна там посадив на пару лет.

Говорят, что Лукоморья больше нет,--
Леший стал теперь стиляга и эстет,
На царевен западает
(вот на тех, кто ждет трамвая)
И зовёт жениться в местный сельсовет.

Говорят, что Лукоморья больше нет,--
Королевич любит суши и балет,
Сам на сцене выступает,
Цепь на шее золотая…
И, кажись, его шифрует «Комитет»!

Говорят, что Лукоморья больше нет,--
По дорожкам нынче ходит лишь поэт.
Всех зверей переловили,
Съели? Ну, а может, или?
Я не знаю, я ем постный винегрет.

Говорят, что Лукоморья больше нет,--
А русалка разрывает интернет.
В море бросили русалку,
Мне её немного жалко,
На ветвях, её остался силуэт.

Ну, а витязи открыли клуб: «Атлет»,
Я с котом, по временам, держу совет.
Говорит он ставить точку,
Дать ему пирог песочный…
Очень жаль, что Лукоморья больше нет!

Оттолкнувшись от крыши, летел он стремительно, долго.
Успевая постичь, что внизу -- неизбежная смерть.
На плече почему-то заныла цветная наколка,
Сердце ужас накрыл, а мозги -- жития круговерть:
От рождения всё промелькнуло цветным диафильмом,
И пришло понимание непроходимой тщеты.
И забилась душа обречённо, тревожно, бессильно,
Вспоминая молитвы, сзывая на помощь святых…
Ни креста, ни могилы, лежит бездыханный в трущобах,
Молодые синицы решили страдальца отпеть...
Я добавлю и свой малосильный, надломленный шепот, -
Пусть увидит душа за пределами ласковый свет.