Литсеть ЛитСеть
• Поэзия • Проза • Критика • Конкурсы • Игры • Общение
Главное меню
Поиск
Случайные данные
Вход
Рубрики
Поэзия [45789]
Проза [9864]
У автора произведений: 220
Показано произведений: 51-100
Страницы: « 1 2 3 4 5 »

Что может быть проще:
лететь с ветерком
в машине знакомой дорогой?

Зеленая роща
шепнет о былом,
поляна напомнит о многом.

Ничуть не забыл,
как трава шелестит,
и эти глаза не забуду,

как яркий берилл,
как лесной малахит,
как пихты зеленое чудо.

Березкам и кленам
мысль будет ясна.
Скажу откровенно и смело,

что цветом зеленым
Россия сильна,
хотя по полгода вся в белом.
Пейзажная поэзия | Просмотров: 813 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 11/03/14 08:14 | Комментариев: 4

Желтеющий диск
повисел и пропал,
как будто его не бывало.

За труд и за риск
тот же желтый металл –
как много на желтом совпало!

Летит колесница
в последнем пике
с обрыва – все это лишь снится,

но может быть, птица
на желтом песке
внезапно предстанет жар-птицей?

По листьям и лету
пройду, чуть шурша,
застенчиво в солнце влюбленный.

По желтому цвету
не плачет душа,
когда ей по нраву зеленый.
Пейзажная поэзия | Просмотров: 668 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 10/03/14 10:14 | Комментариев: 0

Неоновый город
и магма планет
наполнены светом лучистым.

Энергией молод
оранжевый цвет,
он символом стал «оранжистов».

Оранжевым светом
зажгли над столом
тугие бока апельсины.

Повеяло летом,
загаром, теплом,
вареньем из ягод рябины.

Цвет этот недаром
так радует глаз –
ведь в нем отражается лето,

а яшма с опалом
порадуют нас
огнем негасимого света.

....................
Пейзажная поэзия | Просмотров: 733 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 10/03/14 10:13 | Комментариев: 0

Кровавый закат
распалил небеса,
и в цвете подобном смешались:

азарт игрока,
неземная краса,
любовь и невинная шалость.

Горит красным крест,
веселит лепесток,
вином размягчаем беседу.

Мы в красном невест
видим счастья залог,
а в знамени – нашу Победу.

Осенней порой
нас порадует сад,
но видим багровые тени,

расплав озорной,
королевский наряд,
и кровь отшумевших сражений.
Философская поэзия | Просмотров: 661 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 09/03/14 09:16 | Комментариев: 2

Ему предписанная роль:
лечить болезных,
увидеть страх, печаль и боль
и быть полезным.
Возник внезапно у тропы
из ниоткуда,
и камни, сказки не забыв,
сказали: чудо.
Молвой народной окрылён
и тайной встречи,
возникнет. Как и прежде, он,
собой излечит.
А путнику даст ясный знак:
тропи* дорогу!
Подумал я: наверно, так
угодно Богу ...

* - здесь: прокладывай.
Религиозная поэзия | Просмотров: 787 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 07/03/14 08:56 | Комментариев: 4

Прости живых и вдаль летящих!
Закон суров, и он не нов,
что молчуны с душой кричащей
уходят раньше крикунов.

И узник, в прошлое вникая,
не ждёт возмездия небес,
теперь прощая вертухая.
Простит ли самому себе?

Бредёт Россия по равнине,
а жизнь в стране тонка, как нить.
Простите нас, живущих ныне,
но ничего не изменить.
Гражданская поэзия | Просмотров: 821 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 06/03/14 14:05 | Комментариев: 18

Птица, что в компьютере жила,
мне напоминала попугая.
А теперь другую позвала*,
третьей мировой страну пугая.

А война давно уже была...
А войну давно мы проиграли.
В памяти обида заросла,
потускнели старые медали.

Огнеборцы тихой стороны,
на диванах плюшевых скучая,
говорят, что не хотят войны,
рассуждая за горячим чаем,

гладя тёплых, шерстяных котят.
Кажется, давно они уснули,
знать о многом вовсе не хотят,
что шаг вправо и шаг влево – пуля,

что куда ты не пойдёшь в стране,
даже по дороге незнакомой,
попадёшь к расстрелянной стене
Белого поверженного дома.

2.03.2014 г.

* http://www.gramota.ru/slovari/dic/?word=%EF%EE%E7%E2%E0%F2%FC&all=x
Гражданская поэзия | Просмотров: 685 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 02/03/14 09:12 | Комментариев: 0

Профессор Пётр Сергеевич Крутояров вчера получил любовное письмо. Послание взволновало его, и он почти до самого рассвета не спал, ворочался на огромной двуспальной кровати, подходил зачем-то к окну, всматриваясь в силуэты домов напротив, выискивал одинокие горящие окна, как будто ожидая от них поддержки. А затем вновь и вновь подходил к письменному столу, где лежал листок, вырванный из обычной общей тетради.

Профессор брал его в руки, надевал очки, перечитывал в который раз, вздыхая с неистовой страстью и искренностью влюблённого юноши.
Так получилось: профессор действительно был влюблён. Но – обо всём по порядку. Надо заметить, Пётр Сергеевич три года, как овдовел, вёл скромную и размеренную жизнь учёного затворника, свободное время проводил в саду за городом, а в гости ходил только раз в году на день рождения к своему младшему брату, проживающему на другом конце города. В свои шестьдесят два профессор, доктор экономических наук Крутояров добился заслуженного авторитета не только на своём факультете, но и в городе, возглавив одну из кафедр университета. Ему была по душе беспокойная работа на кафедре и в учёном совете, нравилось общение с коллегами-преподавателями и студентами.
Но Пётр Сергеевич не слегка влюбился – по-настоящему! Как сорок лет назад, когда, будучи молоденьким аспирантом, потерял голову от такой же юной библиотекарши Наденьки, ходил и брал нужные и ненужные книги каждый день, принимался сочинять стихи, как некогда в школе, рвал их на мелкие кусочки и, наверное, никогда не смог бы познакомиться. Если бы заведующая библиотекой Екатерина Владимировна, глядя на раскрасневшиеся лица аспиранта и библиотекарши, многое, если не всё, прочитав по их лицам, не попросила «молодых людей выручить её», подбросив «горящий» билет на двоих в театр. С того спектакля и начались их встречи, а потом они дня не могли прожить друг без друга.
Тридцать семь лет прожил он с Наденькой, воспитав дочь и сына, живущих теперь в столице, да неожиданно приключившийся с супругой инсульт оставил его в большой трёхкомнатной квартире одного наедине со старыми фотографиями и письмами.
Профессор вздохнул, прошёл к письменному столу, водрузил на носу очки, внимательно вгляделся в ровные строчки округлого девичьего почерка:

Сказать словами я не смею,
Преподаватель милый мой!
Тобой одним теперь болею
И быть хочу всегда с тобой!

Я о тебе всегда мечтаю,
Тобой единственным живу.
Я днём и ночью вспоминаю,
Твой голос слышу наяву.

Вот что значилось на листке бумаги в синюю клетку. Подписи не было, но Пётр Сергеевич знал, от кого послание – ведь именно отличница Анфиса, волнуясь и отводя взгляд задумчивых серых глаз в сторону, задержалась после лекции в аудитории и, как только последний студент покинул её, порывисто подошла к его столу, положила на журнал аккуратный конвертик. Профессор вспомнил, как внимательно ловила Анфиса каждое его слово, как восторженно следила за ним на семинарских занятиях, и вопрос запульсировал, замельтешил в сознании: может, это на самом деле любовь?
Пётр Сергеевич, вкусивший вполне съедобный, хотя не такой пышный пирог холостяцкой размеренной жизни, долго не расставался с этим вопросом. Под утро сон всё-таки сморил его. Профессор забылся, словно провалился в яму, и с трудом различил звонок будильника. Впрочем, Петр Сергеевич вспомнил, что началась сессия, в университет сегодня к одиннадцати. И решил поспать ещё.
Однако сон снова не шёл. Пётр Сергеевич поворочался минут тридцать, взглянул на настенные часы и, решительно поднявшись, потянулся к телефонной трубке:
– Мне Виктора Сергеевича, пожалуйста.
– Извините, Виктор Сергеевич очень занят, перезвоните попозже.
Голос секретарши был усталым, отдавал металлом, и профессор Крутояров хорошо её понимал. Нелегко охранять покой генерального директора огромного предприятия. В любое другое время он перезвонил бы позже, теперь же вопрос требовал решения безотлагательно. В трубке зазвучали гудки. Пётр Сергеевич вновь защёлкал кнопками:
– Простите, я только что вам звонил. Передайте Виктору Сергеевичу, с ним хочет переговорить его брат …
– Соединяю, – послышался бесстрастный голос на другом конце провода, и почти одновременно в трубке зарокотал знакомый бас:
– Петя! Что случилось?
– В общем, ничего, но … – профессор неожиданно сам для себя закашлялся, – Вить! мне срочно надо с тобой поговорить.
– Валяй, нас никто не слышит, к тому же сейчас включу закрытый режим.
– Но … это не по телефону.
– Не вопрос! – давай сегодня к нам в гости. Настя пельменей настряпает. Я машину пришлю за тобой!
– Э-э-э, – как бы тебе объяснить? – Пётр Сергеевич не узнал собственного голоса, – мне нужно поговорить с тобой наедине, с глазу на глаз.
– Да что с тобой случилось? – генеральный директор начал нервничать, – ты можешь намекнуть хотя бы в двух словах? Если тебе деньги срочно нужны – не вопрос … или …
– Да какие деньги … – профессор, на мгновение засомневавшийся, не рассказать ли всё, как есть, немедленно, в последний момент одумался, – нет, Витя, давай при встрече.
– Так … в два у меня шведы по поводу новой линии, в три – аппаратное совещание. А если сейчас? – генеральный директор соображал вслух на ходу, и Пётр Сергеевич воочию увидел, будто брат его смотрит на циферблат своих швейцарских часов.
– Было бы замечательно!
– Хорошо! Машина будет у тебя через полчаса.

***
– Да-а-а … – удивлённо протянул младший брат, выслушав всю историю, – удивил ты меня! Разреши задать тебе несколько вопросов. Может, этой девушке Анфисе отличную оценку надо?
– Нет, – отрезал профессор, – она и так отличница! Я помню её зачётку, четвёрок почти нет, она на диплом с отличием претендует.
– Странно всё это, – не унимался прагматичный генеральный директор, – а не допускаешь того, что она на квартиру твою виды имеет?
– Как ты можешь так говорить? – искренне возмутился Пётр Сергеевич, – Анфиса, насколько мне известно, не из приезжих. Живёт с родителями, конечно, но я сомневаюсь, что жильё – это главное.
Профессор Крутояров подтянул яркий галстук, подбоченился, взглянул на своё отражение в зеркальном витраже кабинета и внимательно посмотрел на брата:
– Послушай, Витя! Скажи, только честно: неужели я настолько стар, что в меня влюбиться уже нельзя?
Младший брат так же пристально вгляделся в кровного родственника:
– Наверное, можно! Только она моложе твоей московской внучки! Нет, … так не бывает!
– Верно – моложе на два года! Но почему – не бывает? А Олег Табаков и Марина Зудина? Сколько подобных примеров!
– Это же богема! – отрезал Виктор, – что ты себя с ними равняешь? У них свои законы, у нас свои. Знаешь, брат, о чём хочу спросить? Я слышал, в таком юном возрасте некоторые впечатлительные молодые особы склонны к платонической любви, они зачастую идеализируют своих педагогов или наставников. Налицо, скорее, уважение и почтение. Скажи, Петя, тоже честно: ты ведь не имеешь в виду физическую близость? И ещё скажи: она тебя волнует, как женщина?
– Честно говоря, да! – признался профессор, – я сегодня ночь практически не спал. Еле заснул. А под утро сон … эротический … видел. Представляешь, она сама пришла ко мне, мы целовались на диване?
Пётр Сергеевич смутился, достал платок, вытер пот с залысин:
– Да почитай, что она пишет … в стихах!
Он достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок и протянул брату.
– Ничего себе! – оценил Виктор Сергеевич, – здорово написано, конечно, от души! Но всё же подумай!
Помолчали.
– А если это любовь? – нарушил паузу профессор.
– Морковь! – передразнил генеральный, – Петя, когда ты уймёшься? Пойми, наконец: молодёжь теперь совсем другая, чем в наше время.
– Какая другая? – продолжал допытываться старший брат.
– Наивный человек! – Виктор Сергеевич покачал головой, – прагматичная и практичная нынче молодёжь, если хочешь знать. И чувств у них настоящих нет! Одна выгода на уме!
– Неправда! – возмутился старший брат, – не все такие!
– Не все? – усмехнулся генеральный директор, – да почти все! Так и быть, расскажу тебе для примера одну поучительную историю. После университета попал в службу маркетинга нашего предприятия один молодой человек. Звали его Ян. Паренёк смышлёный и амбициозный, такие обычно карьеру по головам делают. А возглавляла эту службу пятидесятилетняя разведённая дама Нинель Ивановна. Из тех, про которых с грустью говорят: «со следами былой красоты на лице». Представь себе: вспыхивает между ними роман, и очень скоро высокий и элегантный Ян переезжает жить к своей возлюбленной. Она преображается. Любовь творит чудеса на глазах всего коллектива. Однако возникает такое интересное обстоятельство. Приходит эта дама спустя месяц ко мне и интересуется за вакансию руководителя создаваемой на предприятии службы внешней торговли. Предлагает кандидатуру своего возлюбленного. Приводит весомые аргументы. Парень великолепно владеет английским языком, он – отличник по жизни, энергичен, способен руководить, а молодость – единственный поправимый недостаток. К тому же ей, видишь ли, неудобно работать в одном отделе и руководить своим гражданским, так сказать, мужем. А надо заметить, мы с Нинелью большие друзья ещё по политехническому институту – в одной команде КВН выступали. Познакомились, когда я на пятом был, а она на первом курсе. И потом … на заводе у нас сложились дружеские отношения
– Короче, ты не смог ей отказать,– улыбнулся Пётр Сергеевич.
Увы, – подтвердил младший брат, – к удивлению всего коллектива и огорчению других потенциальных соискателей, среди которых были вполне достойные люди, я подписал приказ о назначении Яна руководителем службы внешней торговли. Он и теперь работает в этом качестве. Но вот что интересно, буквально на следующий день после вступления в высокую должность он съехал от Нинели. Она рвала на себе волосы, устраивала сцены – безрезультатно. Недавно Ян женился на красавице-манекенщице и внимания не обращает на бывшую возлюбленную. И всё логично. Молодость выбирает молодость. Ты же не станешь отрицать, что Анфиса, как любая нормальная девушка, пожелает выйти замуж и иметь детей.
– Я про это не думал, – признался Пётр Сергеевич, – но если она не против иметь детей, то я, пожалуй … я …
Он вдруг стушевался, задумался. Мысль о детях показалась ему неестественной, она не укладывалась в привычные схемы размеренной холостяцкой жизни.
– То-то, он, видите ли, не думал! – возвысил голос генеральный, – а надо думать и об этом! Ладно, брат, извини, больше я тебе ничего сказать не могу. К тому же через два минуты совещание по новой технике, – и, пожав крепко руку брату, Виктор Сергеевич вызвал личного шофёра.

***
«А может, это не любовь? Или всё-таки она самая?» Мысли перепутались в голове Петра Сергеевича. Холодным рассудком он понимал: в словах брата есть логика, но в то же время всей душой хотелось верить в искренность чувств Анфисы. Профессор вновь и вновь мысленно перечитывал те стихи, вспоминал смущение девушки. Ему не хотелось верить брату. Неужели среди молодого поколения не осталось тонких, трепетных душ, неужели он не достоин внимания такой романтичной и нежной особы? В университете его почитали, как достаточно красноречивого и интересного собеседника, острого полемиста, неоднократно ему приходилось слышать комплименты по поводу того, как он великолепно выглядит. В конце концов, он не чувствовал себя стариком!
Размышления профессора Крутоярова прервал возглас водителя:
– Университет! Приехали!
Пётр Сергеевич тепло пожал руку шофёру, но едва вышел из автомобиля и направился к зданию, как к нему от скамейки, расположенной у входа, шагнула … Анфиса. В коротенькой юбке, элегантной блузке и с новой причёской она была настолько очаровательной, что Пётр Сергеевич залюбовался ею. А Анфиса, как будто не замечая восхищения собой, робко пролепетала:
– Пётр Сергеевич! Здравствуйте!
– Добрый день, Селезнёва! – Крутояров постарался придать лицу строгое и даже несколько надменное выражение, но в этом жанре был неважным артистом. Несмотря на надменное средоточие губ, глаза лучились – ведь он был так рад неожиданной встрече, отметив про себя: как хороша девушка!
– Пётр Сергеевич! Мне с Вами необходимо проконсультироваться!
–Да, конечно. Сегодня консультация по экзаменационным вопросам – посмотрите по расписанию.
– Мне не по экзамену, а по научной работе, – Анфиса нахмурилась, всем своим видом показывая неподдельную заинтересованность и озадачив Крутоярова. Профессор хорошо понимал: наука у студентов часто на тридесятом месте, ей занимались в течение учебного семестра, но никак не во время сессии. Разумеется, профессор не мог сдержать удивления:
– Сейчас сессия, я полагаю, мы сможем обсудить эти проблемы после каникул.
– Пётр Сергеевич! Вы же сами учили нас – не откладывать на «потом», заниматься планомерно.
– Верно! – подтвердил Крутояров, – вы можете подойти ко мне сегодня после консультации по экзамену.
В серых глазах Анфисы промелькнул и тотчас пропал огонёк. Как будто бы миниатюрный чёртик заскочил и тут же выскочил из них. Девушка смущённо пролепетала:
– Пётр Сергеевич! Я знаю, у вас и после консультации столько студентов, что не пробьёшься, вы же такой добрый.
Она заискивающе снизу вверх посмотрела на Крутоярова, и тот в свою очередь смутился:
– А что вы предлагаете? Я не в курсе, какие аудитории будут свободны завтра. А на кафедре проходной двор, суета …
– Можно у вас дома … – Анфиса выпалила это так неожиданно, что Петру Сергеевичу показалось, эта мысль возникла у неё совершенно спонтанно. А девушка протянула записную книжку и авторучку:
– Напишите свой адрес!

***

Профессор Пётр Сергеевич Крутояров облачился в фартук, кромсал ингредиенты на любимый салат «Прибой» и напевал. Надо заметить, давно уже не происходило с ним ничего подобного. На душе было так празднично, как бывало в годы мирной супружеской жизни в канун Нового года, а предстоящая встреча волновала так сильно, что сердце неистово стучалось в дверцу, словно желая убедиться, правильно ли он шинкует варёную морковь, сыр и колбасу. Пётр Сергеевич вспомнил, как оно, сердце, так же стучалось в него, когда он, неожиданно для себя самого, размашисто указал на листке записной книжки свой адрес? Вспомнил, как нешуточно испугался он, даже оглянулся воровато: не слышал ли кто их разговор!
Но потом решил: хорошо, что так получилось!
«А что, собственно, такого?» – профессор в который раз гнал подальше огромного червя сомнения, то и дело выползающего из углов кухни, – «незамужняя девушка пришла в гости к холостому мужчине, они обсудили важные вопросы, а потом поужинали вместе. Профессор проводил ученицу до дома и поцеловал на прощание ручку. Только и всего»
– Только и всего? – зловредно шипел червь сомнения, и Крутояров мучительно искал ответ на этот вопрос. И ловил себя на мысли: в голове созрел совершенно другой сценарий. Допустим, ужин будет происходить не на кухне, а за большим столом в зале, он предложит зажечь свечи, затем включает тихую музыку и приглашает потанцевать даму. Они кружатся, Анфиса обнимает его за плечи и шепчет те самые слова из стихотворения: «…Тобой одним теперь болею и быть хочу всегда с тобой! Я о тебе всегда мечтаю, тобой единственным живу. Я днём и ночью вспоминаю, твой голос слышу наяву…». Он бережно целует девушку в губы и …
Ножик соскочил и полоснул по пальцу Крутоярова. Он вдруг вспомнил, как давно у него не было женщины. Бинтуя порез, опечалился. Хотя тут же поймал себя на другой мысли: припомнил Анфису и её круглые коленки в телесного цвета колготках, почувствовав, что испытывает страстное желание увидеть её всю, желает раздеть догола. И удивившись возникшей эрекции, понял, что не только способен вдоволь насладиться зрелищем молодого, упругого тела, он может обладать им с неистовой страстью немолодого, но ещё на многое способного самца.
«Если я почувствую, что Анфиса пришла неспроста, если только почувствую: она пришла ко мне так, как женщина приходит к мужчине, я буду сначала бережно ласкать её, я покрою поцелуями каждый квадратный сантиметр её тела. Нас понесут крылья страсти, в наших глазах будут происходить такие взрывы, как в трещинах земли, мы расщепим на мелкие кусочки заслон условностей и будем наслаждаться друг другом. Если только почувствую … »
Размышления профессора прервал звонок в дверь.
– О, Боже! – Крутояров посмотрел на часы, – это она!
Пётр Сергеевич суетливо вытер руки о фартук, заспешил в прихожую, отворил массивную дверь. Анфиса была пунктуальна, и Крутояров поспешил извиниться за свой внешний вид:
– Я тут … хлопочу … по хозяйству.
Девушка была ещё более прекрасна, чем в день их последней встречи, и Крутояров смутился. Он словно опьянел от её лёгкого аромата, от свежести юного лица, обнаружив, что забыл все заготовленные, отрепетированные заранее фразы. Что нужно говорить в таких случаях? Как себя вести? Но Анфиса сбросила туфли, с головы до ног оглядела Петра Сергеевича:
– Какой вы интересный!
– Интересный? – Пётр Сергеевич ещё более замялся, проклиная себя за то, что увлёкся и потерял счёт времени.
– Забавный! В этих трико, в клетчатой рубашке, в фартуке! – Анфиса прошлась по коридору, и Крутояров поразился её смелости. «Вот она – современная молодёжь», – подумал он, – «да, надо смотреть на жизнь проще, а у меня не получается. Как хорошо, что по большому счёту всё успел, а салат майонезом заправить недолго».
– Проходите, – Крутояров радушно распахнул дверь в зал, где на столе в хрустальных вазочках стояли разнообразные закуски, – если не возражаете, проблемы научного характера мы можем обсудить за лёгким ужином.
– Ничего себе: лёгкий ужин, – весело рассмеялась Анфиса, – да тут хавки хватит на половину нашей группы.
– Как вы сказали? Хавки?
– Ну, это молодёжный сленг такой, - пояснила Анфиса, – то есть: хватит еды. А что будем пить?
Крутояров сообразил: он так и не решил для себя, как поступить в такой ситуации? Что пьёт Анфиса? В холодильнике стояло шампанское и коньяк, и он с интонацией мачо озвучил такой вопрос:
– Коньяк? Шампанское?
– Давайте коньяк, – предложила девушка, и Крутояров опять удивился её смелости. Пётр Сергеевич отметил, что Анфиса не захватила с собой никакой папки с бумагами, но отнёс это обстоятельство на счёт греющей душу версии. Он уже начал рисовать себе приключение и короткими мазками накладывал грунт для будущей красочной картины. Впрочем, Крутояров ощущал себя начинающим художником, знающим лишь основы ремесла.
– Вы располагайтесь здесь, – профессор указал на ряд стульев у накрытого стола, а я мигом … переоденусь.
Отглаженный праздничный костюм, белоснежная сорочка с красным галстуком уже ждали Петра Сергеевича, и спустя минуту он предстал перед Анфисой во всей красе.
-Какой вы торжественный! – похвалила девушка, - но мне кажется, в квартире тепло, пиджак можно снять.
– Да, конечно, – охотно согласился профессор, покосившийся на заголившиеся бёдра сидящей Анфисы, которая сегодня была в юбке ещё более короткой длины. А она, уловив его взгляд, нисколько не смутилась, наблюдая, как профессор неловко поправляет старомодные манжеты сорочки, неожиданно предложив:
– Садитесь рядом, Пётр Сергеевич! Давайте тост!
– За … встречу! – выпалил профессор, хотя долго репетировал перед зеркалом небольшую речь, где собирался затронуть проблемы взаимоотношения полов, начать издалека, сослаться на классиков, с их помощью прославить прекрасный пол и тем самым намекнуть на далеко не угасший интерес к нему самого профессора Крутоярова.
Выпили коньяку, и Пётр Сергеевич поразился, как ловко это проделала Анфиса. «Как водку – залпом», – отметил он, но сам разделил удовольствие на три части. Шаловливая мыслишка о том, что девушка пьёт, возможно, для храбрости, взбодрила его. Профессор подкладывал Анфисе закуски, с удовольствием отмечая, что она не страдает отсутствием аппетита и с удовольствием ест все его блюда. С не меньшим удовольствием Крутояров заметил, как порозовели щёки девушки, как заблестели глаза.
– За взаимопонимание! – провозгласила Анфиса и снова осушила стопку до дна. Пётр Сергеевич очень хотел перейти к стихам, которые написала для него девушка, и чуть было не затронул эту тему после произнесения таких слов, но удержался. «Потом, потом» – застучал в голове там-там, и он на этот раз так же залпом выпил свою стопку, отметив, как грациозно сидит за столом девушка, а когда она скрестила свои ноги, Крутояров почувствовал смутное томление. Он вдруг испытал навязчивое желание погладить девушку по шелковистой поверхности бедра, но вместо этого неожиданно погладил по руке.
– Не сейчас, после … – тихо проговорила Анфиса, вновь угадав тайное желание профессора, и эти слова произвели на Петра Сергеевича волшебное воздействие. Ему показалось, он увидел красивую узорную дверцу в большой и чудесный мир, долго не мог найти ключик. Наконец, подобрал, и она начала тихонько отворяться без какого-либо скрипа. Вдруг вспомнил стихи одного малоизвестного поэта и, желая вызвать Анфису на откровенность, продекламировал:

Приди ко мне скорей, причастье позднее,
Страницы вечных книг, как будто лопасти.
Граница двух миров сегодня звёздная,
Шагнём вперёд, зажмурившись у пропасти.

Приди ко мне, продрогшее Величество,
В ночной тиши ни шороха, ни всполоха.
И, кажется, замёрзло электричество.
Зато в моей душе изрядно пороху!

– Мрачновато, – высказалась Анфиса, – «шагнём вперёд, зажмурившись у пропасти», хотя образы интересные, и концовка мне нравится. Что-то в горле пересохло, нет ли у вас чего-нибудь холодненького... попить?
– Так вот же, на столе – «минералка» стоит, – подсказал Крутояров.
– Не то! – вдруг закапризничала Анфиса, – хочется из холодильника.
– У меня такой нет, – огорчённо признался профессор.
– Тогда поставьте эту бутылку охлаждаться, – смилостивилась красавица, десять минут я, так и быть, потерплю.
Пётр Сергеевич исполнил просьбу, а когда вернулся, в рюмки был налит коньяк.
– Я хочу выпить за исполнение наших желаний, – провозгласила девушка, и профессор горячо чокнулся с Анфисой – тост был ему по душе. Выпили до дна, по стопке сразу, и Пётр Сергеевич почувствовал: идеи фикс качнулись в его голове, столкнулись друг с другом, поперёк желанному поцелую лег какой-то туман. Профессор ощутил непонятную слабость, хрусталь буфета стал гаснуть и блекнуть, потолок поплыл вниз навстречу «чёрной дыре», появившейся на середине комнаты и расширяющейся с каждой минутой. Вслед за ним туда же скользнул и сам профессор, краем глаза заметивший напоследок, как Анфиса потянулась к сотовому телефону.

***
Петру Сергеевичу приснился кошмарный сон. Он долго бежал по длинному извилистому коридору, спотыкался, падал и поднимался со злым упорством лесоруба, пытающегося свалить тупым топором железное дерево. Со стен на него свисали медные змеи, позади рычало невиданное чудище, и ему хотелось поскорее достичь конца этого коридора, не взирая на то, что впереди могло быть что-то ещё более страшное. Навстречу вылетела маленькая птица, похожая на воробья, но с огромным клювом, как у какаду. Она вспорхнула на голову Петра Сергеевича и начала больно долбить её. Больно! Очень больно! Профессору удалось поймать дерзкую и гадкую птицу, но она вдруг превратилась в мерзкую крысу, которая выскользнула из рук и скрылась в лабиринте.
Пётр Сергеевич очнулся в холодном поту. Он лежал на огромной двуспальной кровати в спальне и совершенно голый. Рядом никого не было. Вероятно, птица здорово поклевала его – голова раскалывалась на несколько кусков. Пошатываясь, профессор вышел в зал, где увидел следы вчерашнего пиршества. Салаты были не доедены, жареный цыплёнок и вовсе был не тронутым.
Вспомнив про старую традицию похмеляться, он поискал глазами свою рюмку, не нашёл и хлебнул немного коньяку прямо из бутылки. Вернувшись в спальню, Пётр Сергеевич с изумлением увидел на спинке кровати женские колготки, бюстгальтер, попытался дать своим находкам какое-то разумное объяснение и не сумел. Как же он умудрился отключиться? Что творил здесь вчера? Неужели дал волю низменным чувствам? Нет, это невозможно представить! Но откуда тогда женские аксессуары и особенно колготки, так похожие на колготки Анфисы? Почему, наконец, он голый? Значит, всё-таки … А она? Ушла! Обиделась! Он был груб? Нет, на насилие он не способен.
Обхватив голову руками, голый профессор просидел минут десять, пытаясь расстрелять, сбросить в пропасть и четвертовать себя собственным подозрением и каждый раз выживал, словно заговорённый. Мысли пролетали мимо друг друга, как встречные шальные пули, не попадая никуда на своём пути. Сердце опять ломилось в грудь, хотя голова чуть успокоилась.
И вдруг в прихожей прозвенел звонок.
Набросив на ходу халат, Пётр Сергеевич поспешил в прихожую, где в дверной «глазок» увидел Стаса, студента той же группы, где училась Анфиса. Не без удивления он распахнул дверь. Как же тот узнал его адрес?
Стас, удачливый бизнесмен, частный предприниматель и плохой студент, спортсмен и одновременно хулиган, не был в числе учеников, кого уважал Петр Сергеевич. Его бы воля – полетел бы Стас вверх тормашками ещё со второго курса, но тот крутил какие-то хозяйственные дела с проректором, поставляя краску и стройматериалы, помогая учебному заведению решать вопросы снабжения, и руководство университета неоднократно заступалось за щеголеватого неуча, телефонными звонками улаживая возникающие недоразумения с учёбой.
– Разрешите войти, – подчёркнуто вежливо поинтересовался Стас.
Крутояров поперхнулся, закашлялся, махнул рукой в направлении зала. Стас снял модные ботинки, присел на стул.
– Чем обязан в столь ранний час, молодой человек? – церемонно поинтересовался профессор.
– Не такой час и ранний, – едко парировал Стас, – десять уже. А зашёл я, чтобы показать вам, Пётр Сергеевич, интересные фотографии. Очень интересные.
Он ехидно заулыбался.
– Какие фотографии. Не понял, – честно признался Крутояров.
Стас вытащил из внутреннего кармана короткой куртки и веером раскинул по столу глянцевые фотоснимки. Пётр Сергеевич взглянул на них и обомлел. На одном снимке он – голый и вытянутый в струнку – лежал на обнажённой Анфисе, раскинувшей голые ножки, на втором они же сплелись в тесных объятиях, но снимающий находился сбоку. Другие снимки были сделаны с разных точек комнаты, но сюжет повторял предыдущий по своему смыслу.
Петру Сергеевичу стало дурно. Он пошатнулся, ухватился за стул. Стас заботливо поддержал его за локоток, усадил на стул, поинтересовался участливо:
– Вам плохо? Может, воды?
Крутояров тяжело задышал, потом закашлялся. Его лицо посинело. Он выдавил:
– Я ничего не понимаю. Но вы – подлец!
– У-тю-тю, – ехидно проговорил Стас, – развратник-профессор, соблазнитель молоденьких девушек – и ничего не желает понимать! Так я более доходчиво объясню, – вот эти картинки с выставки попадут к руководству университета. Думаю, тут есть, на что полюбоваться.
– Подлец! – выкрикнул профессор.
– Это я-то подлец? – Стас театрально рассмеялся, – да знаете ли вы, кто я? Несчастный юноша, любимую девушку которого соблазнил и обманул старый развратник.
– Не может быть! – выкрикнул профессор, до которого начал доходить истинный смысл происходящего.
– Успокойтесь, Пётр Сергеевич! – Стас покровительственно похлопал Петра Сергеевича по плечу и плюхнулся в глубокое кресло, – верно: ничего на самом деле не было, а версия о сексуально распущенном профессоре будет звучать набатом исключительно в возбуждённом и возмущённом ректорате. Между нами: не хватало ещё, чтобы вы на самом деле трахнули мою Анфиску. Нет, конечно! Её могу иметь, когда захочу, только я! В таком состоянии, милейший профессор, вы были ни на что не способны, это к бабке-гадалке ходить не надо!
В памяти Петра Сергеевича пронеслись сцены недавних разговоров с Анфисой. Круг боли замкнулся: профессор понял – без её помощи Стас ничего не смог бы осуществить. Очевидно, именно она подсыпала снотворное или другое вещество, не случайно же он сразу же погрузился в бессознательное состояние?
– Стихи! – выкрикнул вдруг Крутояров, не желая верить в сказанное, – она писала мне стихи!
– Верно, – подтвердил Стас, – под мою диктовку. А вы разве не знали, что я стишатами балуюсь и даже на сайте www.stihi.ru зарегистрирован. Да я всем в группе на дни рождения строчу.
Профессору стало дурно, он побледнел, но успел пробормотать:
– Что же вы за люди такие! Да вы не люди!
И собравшись с силами, спросил важное:
– И для чего вам всё это? Чего вы хотите?
Стас как будто бы ждал этого вопроса. Он поднялся, прошёлся по комнате, наставительно поднял указательный палец к потолку:
– Вот! Наконец-то мы подошли к теме, в которую вам необходимо немедленно въехать. Здесь список студентов нашей группы, которые должны получить пятёрки на экзамене, независимо от того, как они будут отвечать, – Стас положил на стол листок бумаги. – Согласен, не все они – отличники, но зато этих достойных молодых людей всего лишь пятнадцать человек. Что вам стоит? Отличные оценки в зачётках в обмен на пошлые, циничные фотографии! Чуть было не забыл заверить вас, что мы непременно сотрём исходный цифровой файл. Можете на нас в этом положиться. Понятно?
Стас взял со стола и протянул листок бумаги профессору Крутоярову, но тот даже не стал искать очки, выдавив:
– Нет!
Стас вздохнул:
– Подумайте!
Но мысли Петра Сергеевича были уже далеко. Он тяжело поднялся со стула и вдруг чётко и ясно произнёс:
– Граница двух миров сегодня звёздная, шагнём вперёд, зажмурившись у пропасти…
– Вы бредите? – пристально посмотрел на него Стас.
– Нисколько, – ответил профессор, – прощайте.

Пётр Сергеевич быстро вышел на балкон, распахнул дверцу и полетел. Его полёт с восьмого этажа был коротким, а умер он моментально. Однако потревоженный глухим падением тела дворник успел увидеть небольшую слезу на его щеке.

Впрочем, слезу призвало к себе солнышко ещё до того, как тело окружили жильцы и подоспевшая полиция.
Рассказы | Просмотров: 907 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 01/03/14 16:24 | Комментариев: 6

На чердаке было пыльно и душно. Брезгливо отодвинув паутину, Денис пробрался к куче хлама в углу, отбросил пару деревянных щитов, какое-то тряпьё и извлёк небольшой изящный чемоданчик, резко контрастирующий со всей остальной дребеденью. Открыв его, вытащил части снайперской винтовки, сноровисто присоединил воронёный ствол, такого же цвета глушитель, оптику прицела, которая приветливо улыбнулась ему. Затем передёрнул затвор.
Патрон послушно, с лёгким щелчком вошёл в канал ствола, и Денис не смог удержаться, чтобы не погладить винтовку. Отличная машина!
Он достал из кармана маленький скальпель, отогнул гвоздики. Вытащив стекло, аккуратно поставил его к стенке, а потом посмотрел на фосфоресцирующий циферблат часов. До назначенного времени оставалось пять минут. Он знал цену времени, как знал и то, что оно может сжиматься и растягиваться. В его жизни бывало так, что пять минут тянулись невыразимо медленно, но бывали и минуты, летевшие стрелой...
В памяти чередой всплыли все подобные дела. Вот первый заказ. К нему готовился особо. Узнав от заказчика, что «клиента» плотно опекает охрана: не только доводит до подъезда, но поднимается внутрь и в квартиру, изменил план. Решил изучить все слабые места бизнесмена. Нашёл-таки одно звено – любовницу «клиента», проживающую на последнем этаже элитного четырёхэтажного дома. Девушка любила свежий воздух и имела привычку в летнее время настежь открывать все окна.
Денис не зря брал уроки у альпинистов, поэтому спуститься с крыши в квартиру ему не составило никакого труда. Остальное, как говорится, дело техники.
Слава Богу, в квартире громко играла музыка, так что в комнату напротив он зашёл, не будучи обнаруженным. Пуля из пистолета с глушителем чмокнула под лопатку толстяка, облапившего сексапильную блондинку, другая пуля досталась невольной свидетельнице. Она раскрыла рот, но не проронила ни звука, лишь раскрыла глаза от ужаса, сравнимого с чувствами коровы при его появлении забойщика скота на бойне.
По контрольному выстрелу в голову каждому – и быстрее назад на крышу. Он вышел тогда из соседнего подъезда и спокойно прошествовал мимо охраны, травившей анекдоты в джипе. «Охраняйте дальше, ребята, смейтесь. Скоро поймёте, что плохо сделали свою работу».
Денис слыл профессионалом и в зависимости от конкретных условий выбирал разнообразные средства достижения поставленной задачи. Как-то раз на море ему пришлось применить для этого всё своё мастерство пловца-подводника. А что делать, если «клиент» любил длинные заплывы, и только под водой он смог подобраться к объекту совершенно незамеченным, что позволило быстро утянуть на дно не оказывающего никакого сопротивления человека. Тот никак не ожидал его появления здесь, за километр от берега.
Он никогда не повторялся и был неистощим на выдумки. Мог просто заминировать автомобиль, но мог и подбросить усыплённую на время ядовитую змею-гюрзу в кабину одноместного самолёта клиента с точным расчётом, что она проснётся на высоте, потревоженная и готовая отомстить первому попавшемуся ей на глаза человеку. Широко использовал яды, быстро распадающиеся в организме и не оставляющие малейших следов.
Заказчики ценили креативность Дениса. Он, как правило, работал один, но иногда ситуация требовала того, чтобы из правила сделать исключение. Когда потребовалось ликвидировать известного криминального авторитета, который, чувствуя надвигающуюся опасность, никогда не расставался с оружием и метко стрелял, он поступил и вовсе неординарно. Кто мог предвидеть, что пацан-беспризорник, спускающийся с чердака – червяк, которого охрана, проходя все этажи здания до чердака, и малейшим вниманием то не удостоила, задержится, затаившись за простенком этажа у мусоропровода и, проходя мимо «клиента», вдруг развернётся, чтобы точно вонзить прямо в сердце ему острейшее шило. А когда тот беззвучно осядет вниз, преспокойно выйдет из подъезда, шмыгнув в ближайшую подворотню.
За свою изворотливость он получил кличку Бес. Бес так Бес, лишь бы везло ему, как и прежде. Больше всего Денис опасался: когда-нибудь удача отвернётся от него. Он верил в удачу. Как, впрочем, и в то, что он непременно вывернется из любой ситуации. Непредсказуемость и бесовская изворотливость не раз выручали его в самых сложных, порой безнадёжных ситуациях.
Сам Денис порой ощущал себя сложным механизмом, слаженная и безупречная работа всех частей которого была нацелена на достижение главной цели - ликвидацию объекта с минимальным риском. Этот механизм был снабжён совершенным мыслительным устройством, предварительно отрабатывающим различные варианты решения сложной задачи и изыскивающим самые оптимальные из них. Но он был ещё совершеннее самого сложного аппарата, так как подходил к решению любой задачи совершенно неординарно. Если бы это не звучало кощунственно, то можно было бы назвать разработку планов убийств творчеством.
Осталось ли в нём что-либо человеческое? Кем он стал? Он гнал от себя эти мысли, но порой они всё равно возникали.
«В каждом бизнесе свои правила игры – их нельзя нарушать. – убеждал он себя снова и снова, – если ты наёмный киллер, твое дело безукоризненно выполнить ЛЮБОЙ заказ».
Его судьба была проста. Не прошёл по конкурсу в университет. На платное отделение не стал переводиться ввиду бедственного финансового положения родителей. Через полгода попал в армию, где волей случая стал снайпером, не раз выходившим победителем из дуэлей со снайперами чеченских «духов».
На войне научился подавлять любые эмоции, привыкнув к смерти, к крови и страданиям раненых. Но почему-то хорошо запомнил не первого убитого им врага – молодого чеченца, неосторожно высунувшего голову из развалин, а снайпера, работавшего в развалинах Грозного и уничтожившего много наших солдат и офицеров.
Он долго охотился за ним, изучал его тактику. Необходимо перехитрить врага. Иногда очень полезно поставить себя на его место. Что он будет делать, где ему лучше всего занять позицию? Где враг должен оборудовать запасную, какие выберет пути отхода?
Убитым им снайпером, к удивлению, оказалась красивая, молодая, хрупкая девушка с короткой стрижкой тёмно-русых волос и голубыми глазами. Она была явно не местной. Подтверждение этому он нашёл, когда в карманах камуфляжа обнаружил записку на незнакомом языке с латинскими буквами и суммами в долларах. Кроме этой своеобразной ведомости расчётов за выполненную «работу», он обнаружил эти самые доллары – зелёные бумажки с портретом заморского президента.
И ещё маленькую цветную фотографию. На крыльце деревянного дома, залитом весёлым ярким солнцем, стояла девчушка лет трёх с симпатичными ямочками на пухлых щёчках и обворожительной улыбкой.
Она была чем-то похожа на его младшую сестрёнку. Только его сестра очень редко улыбалась, давно уже прикованная к постели. На операцию требовались деньги, много денег.
Он посылал их с самой первой своей получки, работая грузчиком на оптовом рынке. Посылал и с последующих расчётов в огромном супермаркете, куда перешёл, затем работать охранником. Но скоро прикинул, что ему не хватит и трёх жизней, чтобы, отказывая себе буквально во всём, скопить на операцию за границей.
Он сменил одну работу, другую. В России сложно заработать большие деньги честным трудом. Ему говорили об этом друзья. А он возражал, хотя со временем поверил: так оно и есть. И стал тем, кем стал. И по-прежнему посылал деньги в тихий и уютный городок, причём, уже более значительные суммы...
... Новый заказ он получил неделю назад. Встретился в условленном безлюдном месте, привычно взял в руки фотографию...
... И чуть не выдал себя. С цветного фото, сделанного не то на Сейшелах, не то на Канарах, на него смотрело улыбающееся лицо Димки – школьного друга.
Как же давно он не видел его! Наверное, с памятного школьного вечера, когда они до рассвета бродили по ночным улицам их тихого городка, чтобы на следующей неделе разъехаться кто куда.
Стало быть, Димка тоже попал в столицу, преуспел, судя по всему, и кому-то здорово помешал.
Бес ничем не выдал своего волнения. Подробно расспросил заказчика об основных привычках «клиента». Где бывает, чем интересуется. Друзья, знакомые, дача, офис, охрана. Удивительно: заказчик был обо всём превосходно осведомлён. Ещё бы! Ведь он три года являлся его бессменным первым заместителем, соучредителем концерна и, как никто иной, знал все привычки своего шефа.
Петр Петрович обстоятельно ответил на все вопросы, то и дело вытирая платочком потную лысину. Его чёрные прищуренные глазки бегали из стороны в сторону, как бы желая охватить как можно больше пространства. Раскрыв «дипломат», он достал несколько пачек американских долларов, протянув Денису:
– Это задаток. Половина суммы. Остальное получите после выполнения работы в семь вечера здесь же...
На чердаке было душно. Истекала пятая минута. Денис услышал звук мотора подъезжающих автомобилей и осторожно высунул в окошко ствол.
Вот и машина – шикарный перламутрово-зелёный «Лексус» с тонированными стёклами и сверкающими титановыми дисками колёс. Он мягко притормозил у парадного подъезда дома напротив.
В оптику прицела Денис хорошо видел, как выскочившие из автомобиля быки-телохранители слаженно заняли свои позиции. Один оглядел улицу, другой открыл дверцу автомобиля, из которого неспешно выбрался плотный мужчина. Из второго автомобиля вышли другие люди, потянулись к зданию.
Денис выбрал цель. Он нацелил перекрестье прицела на затылок и плавно нажал на спусковой крючок.
Петр Петрович в этот день предусмотрительно одел под модный пиджак бронежилет и вообще на всякий случай старался держаться как можно дальше от своего шефа. Бывает всякое. Рикошет, например, или ответный неприцельный выстрел охраны. Впрочем, это вряд ли. Операция должна пройти как по маслу - ведь не зря за работу взялся Бес, которого рекомендовали, как чрезвычайно надёжного, редкого профессионала.
Первый заместитель, ожидавший услышать звук выстрела, наконец, услышал его. Жёсткий, как удар плётки пастуха. Неотвратимый, как сама смерть, спустившаяся с расколовшегося надвое неба и протянувшая костлявую, тощую и одновременно необычайно цепкую руку к одному из находящихся внизу людей.
Почти одновременно Петр Петрович почувствовал сильный удар в затылок, рухнув на землю. Когда душа его, провалившись в самую глубокую пропасть планеты, стремительно набирала скорость по направлению к чистилищу, тело, точнее, большая голова успела шевельнуть толстыми губами, силясь произнести что-то.
Но сумела выплюнуть только струйку тёмной крови изо рта, застывшую на асфальте последним незатейливым автографом.
Рассказы | Просмотров: 1139 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 28/02/14 13:45 | Комментариев: 19



Послушная струна теперь капризна,
не поддержала – предала порыв,
мечту съедает боль, а мир сквозь призму
глядит: два пальца вышли из игры.

Судьба пронзает тело острой спицей,
гитара врёт и бесится назло…
По новой тяжело летать учиться,
особенно со сломанным крылом!

Так тяжело, и свет в конце туннеля
не Вечности маячит, а судьбе,
которой он сказал: сыграть сумею,
и так сыграю, чтобы зал вскипел.

У слова «да» тепло найдёт любой.
Какой же кайф, круша перегородки,
в час волка говорить с самим собой
и получать ответ такой короткий!

Примечание

Тони Айомми, – знаменитый английский гитарист, основатель и бессменный участник группы «Black Sabbath». Вместе с остальными членами группы оказал определяющее влияние на развитие хард-рока как стиля. Специализированный журнал для гитаристов «Guitar World», составляя список лучших гитаристов мира, поставил Айомми на первое место. Коллектив «Black Sabbath» официально включён в американский и британский залы славы рок-н-ролла.
C 1996 года начал сольную карьеру и выпустил три альбома: Iommi (2001), The 1996 DEP Sessions (2004) и Fused. Сейчас играет в группе «Heaven & Hell»
Не все любители музыки знают, что в молодости Тони Айомми работал оператором пресса на сталелитейном заводе. В последний день работы, перед тем как он должен был уволиться и отправиться с группой в гастрольный тур по Германии, его пальцы попали под пресс. В результате, гитарист лишился кончиков среднего и безымянного пальцев правой руки. Тони пережил депрессию, все врачи говорили, что он никогда не сможет играть на гитаре. Один из друзей принёс ему запись гитариста Джанго Рейнхарда, который играл двумя пальцами после того, как получил травму. Этот пример вдохновил Тони Айомми снова взять в руки гитару.
Превозмогая боль, он сделал невозможное, стал великим гитаристом.
(инфа из инета)
Лирика | Просмотров: 572 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 24/02/14 14:01 | Комментариев: 4

Когда умрёт электорат:
растает залежами снега,
уйдёт в леса, как звук без эха,
взовьётся дымом от костра,
исчезнет тихо, как заря;
то в день, когда он станет нужен,
нигде не будет обнаружен…

…И пропадут бумаги зря…

Когда умрёт электорат,
то некто в небе чистом, синем
промолвит: где была Россия,
теперь огромная дыра.
Гражданская поэзия | Просмотров: 651 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 23/02/14 15:18 | Комментариев: 0

– Все на левый борт! – скомандовал Сергей, натягивая канат.
Он сноровисто поменял галс. Яхта, поймав попутный ветер, удвоила скорость и одновременно выровнялась. В отличие от легкокрылой птицы, свободно парящей в восходящих от тёплой земли потоках, она жёстко повиновалась рулевому, слегка поскрипев своей главной грот–мачтой. Словно поворчала слегка – для приличия. А потом уже более покладисто и даже весело побежала к середине озера Тургояк, разрезая пенным буруном его лазурную гладь.
– Здесь близко к берегу подходить опасно. Можно на Тёщином Языке килем напороться на камни. Были случаи, – объяснил свой манёвр Сергей, фиксируя толстый канат, и добавил:
– Несмотря на то, что вода за последний год прибыла.
Но Осокин уже успел с борта яхты разглядеть на Тёщином Языке всё, что хотел. И успел уже удивиться увиденному. И пообещал самому себе: завтра пешком наведаться туда, где не был более пятнадцати лет.
Чтобы не со стороны озера, а с близкого расстояния дать свободу нахлынувшим на него воспоминаниям...
... Яхта ещё более ускорила свой ход, и мыс со стоящими на нём впечатляющими сооружениями, и фигуры катающихся с надувных горок людей, и снующие туда–сюда по заливу катамараны на глазах начали уменьшаться в размерах. Очень скоро лишь на удивление легко долетающие по воде звуки весёлой музыки и восторженные крики людей свидетельствовали: на этой полоске берега только что запущенный аквапарк с десяти утра до одиннадцати вечера функционирует на полную катушку.
«Нечто подобное характерно и для человеческой памяти» – размышлял Осокин, сидя на корме летящего по озеру судна, – «с годами многие события прошедшей жизни растворяются в массе других, теряют чёткость и остроту. Но бывает и так: получив толчок, память человека способна проявить чудесное свойство, восстановив события давно ушедшего времени так, словно случились они минуту назад».

***
– Двести рублей! – охранник аквапарка, крепкий, коротко стриженный под «полубокс» молодой парень лет двадцати–двадцати пяти, был непреклонен.
– Мне на десять минут... всего на десять минут, – попытался убедить его Осокин.
– Да хоть на минуту, – уже более раздражённо отреагировал страж в униформе, – платите в кассу за вход. И можете до одиннадцати вечера тут находиться... пользоваться аттракционами, лежаками. Вот здесь, под стеклом, написано.
Он лениво ткнул резиновой дубинкой в «Правила поведения граждан на территории», утомлённо зевнул и захлопнул массивную металлическую калитку. Осокин оглядел забор, полосу пляжа, отметил фланирующих по мелкому песку охранников и, глубоко вздохнув, потянулся за кошельком.
Не сразу, по одному ему известным приметам, отыскал он то самое, относительно ровное место, где тогда, двадцать лет назад, стояла их палатка. Теперь здесь находилась шашлычная под открытым небом, однако сохранилась сосна, на ствол которой они натягивали одну из верёвок палатки. А три других колышка были вбиты в каменистую землю, сейчас укрытую узорной плиткой.
Переплатив вдвое, Осокин купил бутылку холодного пива, моментально запотевшую от разности температур, и присел за столик в шашлычной. Как же давно это было? Он сдал очередную летнюю сессию в институте и приехал из тогдашнего Ленинграда, теперешнего Санкт–Петербурга на каникулы. Июнь в то лето на Урале был на удивление сухим и жарким, а погожие деньки способствовали небывалому наплыву туристов на берега озера, славящегося далеко за пределами его города.
Он потягивал пиво и вспоминал. Тогда, помнится, он очень удивлял сокурсников своими рассказами об этом озере – о Тургояке. Мало кто из них верил, что кристально чистая вода этого озера позволяет в ясную и безветренную погоду без особого труда разглядеть блестящую монету, лежащую более, чем на десятиметровой глубине. Все качали головами. Заливай, мол, да знай меру. И лишь киргиз Нуриахмет из «параллельной» группы горячо и эмоционально поддерживал его:
– Почему нет? У нас на Иссык–Куле тоже так. А Байкал? Мой брат там служил, говорил: такая же прозрачная вода. Не веришь?
– Верим, Нурик, верим, чудес немало на свете. Как в том анекдоте, когда рыболову–хвастуну друзья руки завязали. Чтобы он не травил про во-от таку-у-ю рыбину. А он показал кулак и говорит: такой глаз у рыбы был! А ты лучше, Шурик, про монашку Веру расскажи, – просил Олег, коренной питерский житель с Васильевского острова.
– Так я вам про неё в прошлом году рассказывал, – отвечал Осокин, – если хотите, так и быть, напомню. Было это ещё в девятнадцатом веке. Веру в молодости за богатого старика сосватали. Её разорившийся отец собирался таким образом поправить своё финансовое положение. А была она необычайно красивая, умная, образованная и гордая одновременно.
– И фигуристая? – съязвил Олег, но Нуриахмет решительно рубанул рукой:
– Не мешай!
– Так вот, заявила тогда отцу Вера: люблю другого!– продолжал Осокин, пропустивший мимо ушей ехидный вопрос Олега. – За старца не пойду – лучше в монастырь. Отец – на принцип. В монастырь? Ступай! Она и пошла туда. Но в монастыре посмотрели на неё. Посмотрели-поглазели! И наотрез отказались принять в монахини. Вера была такая красивая! Никак не монашка. Невозможно было связать её облик со смирением, послушанием и пожизненным служением Богу. Тогда Вера решила стать отшельницей и поселилась на острове озера Тургояк. Она разбиралась в медицине. Особенно в гомеопатии. Собирала травы, лечила крестьян из окрестных деревень. А те в благодарность за это помогли соорудить скит и снабжали продуктами. Так и прожила Вера всю жизнь на острове, помогая людям. А они назвали это место в её честь: остров Веры.
Осокин вспомнил и про другие истории, связанные с озером, лежащим в глубочайшей горной котловине четыре на восемь километров. Вспоминал, как порой с опаской отплывали от берегов его рыбаки. Сколько было таких случаев, что отправлялись в ясную и безветренную погоду, а на середине озера – откуда ни возьмись – поднималась высокая волна, переворачивала лодки, как ничтожные скорлупки грецких орехов. Бывало не раз, что гибли, тонули в волнах люди, а выбравшиеся поражались: на берегу и в помине ветра не было.
Да что говорить: сам он чуть не канул в пронзительно лазурную глубину Уральской Жемчужины. Однажды, после первого ещё курса, также на каникулах, решил испытать себя – проверить на практике свои достижения в секции плавания. Выбрал денёк в июле, когда вода прогрелась градусов до двадцати – а теплее в этом озере почти и не бывало, да поплыл в сторону острова Веры шестиударным кролем.
Поначалу плыть было одно удовольствие. Сквозь линзу прозрачной воды видел он стайки проворных окуньков, по более светлому песку возле увесистых камней на дне отмечал норки раков. Но вскоре глубина увеличилась настолько, что дно скрылось за многометровой толщей воды. Косяки рыб больше не попадались, и, как ему показалось, вода стала холоднее и неприветливее.
Он отплыл от городского пляжа не так уж далеко. Ещё были видны вдали фигурки загорающих и купающихся людей. И тут ощутил едва заметное волнение на поверхности, одновременно почувствовав озноб. Это снизу, из самых глубин таинственного озера обдавало его леденящим потоком. А поток этот был настолько силён, что доставал до поверхности.
Осокин вспомнил тогда рассказы бывалых пловцов, быстро сообразил, какой опасности подвергается в одиночном плавании без сопровождения. Случись судорога – у него даже иголки с собой нет. И как он только отважился на такое?
Быстро поплыл он к берегу и, отдышавшись, поведал другу о случившемся.
– Это ещё что! – махнул рукой тот, – считай, повезло тебе. А ты знаешь: году этак в шестьдесят третьем утонул в озере один альпинист... Валентин Жигарев?
– Слышал. У яхт-клуба доска мемориальная на скале, у озера.
– Точно, – подтвердил Сергей, – предположили, где это. На приличной глубине, поэтому через руководство завода вызвали водолазов с Балтийского Флота. Те спустились, но ничем помочь не смогли. Рассказали, что погрузились на пятьдесят метров. А дальше – в скале узкая расщелина. И бездна! И туда никто из них спуститься не рискнул. Так и покоится Валентин на дне озера. И не просто на дне, а где-то в подземном лабиринте.
Осокин отчего-то вспомнил сейчас этот разговор. В памяти пронеслось, как пришли они походом на это место, разбили палатки, а потом приступили к ловле раков. Лучше всех это выходило у того же Серёги. Он необычайно ловко ловил их и охотно делился с ребятами секретами своего мастерства:
– Подплываешь к камню. Смотришь, где песок посветлее. Там и нора у него.
– Это понятно.
– Дальше оцениваешь, что легче: камень отвалить в сторону или же вытащить рака за клешню. Если клешня большая – сунь ему ветку или палец прямо в клешню! Он намертво хватает. Тут уж не зевай! Перехватывай за спину и кидай в заплечную сумку.
– Так уж и палец! Большому раку?
– Вот именно! Крупный-то рак не больно хватает клешнями. Просто давит сильно. А маленький – до крови ранит. Клешни у него острые – как ножички.
В тот вечер наловили они раков достаточно. На четверых – целое ведро. Да так ведром и поставили на костёр ещё живыми. Вспомнил Осокин про интересный случай, с этим как раз связанный. Двое из их кампании под воздействием портвейна № 15 и свежего воздуха благополучно заснули, и когда он начал будить их для дегустации экзотического блюда, один парень из их класса – Вовка, спросонья недовольно проворчал:
– Какие раки... в два часа ночи?
Посмотрели на часы – точно два часа. Минута в минуту! А ведь часов у Вовки отродясь не было.
Теперь раков в озере нет. Как ему стало известно, буквально спустя года два после того памятного лета внезапно исчезли они. И с того времени больше не появлялись.
Исчезли эти членистоногие и в соседнем озере Инышко – озере тоже непростом, коварном своим двойным дном. На Инышко они раков ловили по–другому. Разбрасывали приваду – крупу или даже картофельные очистки вблизи у берега и жгли с наступлением темноты бересту или факелы. Обитатели дна, своеобразные санитары озера подтягивались из глубин озера на свет и нехитрую приманку, и их накалывали на вилку, прикреплённую к концу бамбукового удилища или же к концу самой обычной длинной палки.
Улов был впечатляющим – он измерялся вёдрами.
Однако ловить руками, ныряя в глубину в маске с трубкой, энергично работая ластами, было куда интересней. И неспроста сегодня вспомнил он об этом интересном и своеобразном промысле. Ведь, если разобраться, именно благодаря ему он познакомился с Мариной.
На следующий день того похода погода также не разочаровала. С утра их кампания позавтракала обычной походной едой – килькой с макаронами, а после обеда захотелось ему опять поплавать в глубине, поохотиться на раков. Вынырнул как-то раз с очередной добычей, чтобы продуть трубку, да не рассчитал маленько. А, точнее, в погоне за одним особо крупным экземпляром настолько задержался на четырёхметровой глубине, что потом, спохватившись и задыхаясь уже от нехватки воздуха, поспешно всплывая, врезался головой в покачивающийся на лазурных волнах надувной матрас.
Продул сначала трубку, потом выплюнул её, хватанул воздуха и, задыхаясь, принёс извинения удивлённой девушке.
– Ничего, бывает… – великодушно простила она его. А потом, увидев большого рака в руке, округлила и без того огромные серо-голубые глаза:
– Вот это да! Какой! Здоровенный. Здесь такие разве водятся?
– Имеются. Сидел на дне, – уточнил Осокин, лёжа спиной на воде и слегка пошевеливая ластами, – хотел ускользнуть, только я догнал.
– Разве раки умеют плавать? – вновь округлила красивые глаза девушка.
– Ещё как умеют, – горячо подтвердил Осокин, – быстро–быстро … задним ходом. Конечно, не так, как рыбы. Хвост распрямляют, потом подгибают: вверх – вниз, вверх – вниз. И стараются нырнуть под камень. Довольно забавно.
Он ловко перекинул очередной экземпляр в сумку, укреплённую на поясе, и хотел было продолжать подводную охоту, но девушка пристально взглянула на него:
– Как бы я хотела тоже поплавать с маской. Здесь такая прозрачная вода. Извините, если, конечно, это возможно, – робко попросила она.
– Конечно… конечно… – пробормотал тогда Осокин, которому девушка сразу же понравилась, а потом, спохватившись, спросил, – а вы с маской когда-нибудь плавали?
– На море, – более уверенно и даже весело отозвалась девушка, – у меня тётка живёт в Лазаревском, рядом с Сочи. Только крабов я там не ловила, боялась. Они там такие страшные. И вода там не такая прозрачная. А сюда приехала из Питера к другой тётке. Первый раз на Южном Урале, и мне здесь нравится.
– Так и я из Питера, – воскликнул Осокин, – то есть, я хотел сказать: там учусь, в Ленинградском институте точной механики и оптики. На третий курс перешёл.
–А я коренная питерская жительница. Учусь в университете, на журналистике. Только на курс ниже. Марина, – представилась девушка.
– Саша, – отрекомендовался Осокин, – у меня такое предложение. Давайте сначала попробуем понырять в том заливе. Там от полутора до двух с половиной метров, но раки встречаются. Гребите туда, а я сейчас у Серёги второй комплект снаряжения возьму.
Он указал на мелкий залив.
Через несколько минут они дружно ныряли в прогретой воде лагуны, а потом сидели на прибрежных чёрных камнях и грелись на солнышке. Марина оказалась способной ученицей, не сразу – с третьей попытки вытащила небольшого рачонка. И теперь внимательно рассматривала его, выкопав небольшое углубление в песке. Буквально двадцать на двадцать сантиметров. Миниатюрный бассейн мгновенно заполнился водой, а рачок потешно шевелил усиками, не делая, впрочем, никаких попыток дать дёру.
Осокин поднёс к его клешне прутик, и клешня тотчас же сомкнулась.
– Вот какая реакция! – восхищённо отметил он, – совершенный биомеханизм.
– Отпущу этот маленький биомеханизм на волю, – сказала Марина и перехватив у Осокина прутик с повисшим рачком, бережно отпустила его в воду.
– Раз – и нету! – засмеялась она, наблюдая, как рачок тут же отцепился и очень быстро удалился задним ходом в глубину озера.
– Правильно! – одобрил Осокин, – пусть растёт.
Они погрелись на солнышке, ещё раз поплавали в хорошо прогретом заливе и незаметно перешли на «ты»
– Саша! А знаете, как называется этот залив? – весело спросила Марина.
– Никак, – ответил Осокин. Всё это место называется Тёщин Язык, а у залива нет названия.
– Тёщин Язык? Интересно. Есть цветок с таким названием. А залив пусть будет называться лагуна восходящего солнца. Сегодня утром я проснулась, вышла из палатки и удивилась. До чего же красиво здесь восходит солнце! Оно поднимается вон из-за того горного хребта и начинает играть с водой. На мелководье рассыпается искрами. А потом отражёнными лучами пляшёт по камешкам, пробегает по песку, подмигивает вон тем берёзкам, которые в шеренгу, как в очередь попить выстроились у озера. А потом уж заглядывает в лес. Дескать, вставайте все, хватит спать!
– Этот хребет на востоке называется Ильменским или Ильмен–тау. В нашем городе даже улица такая есть. Последняя перед лесом. Перед ней дома взбираются на гору как бы террасами. А заходит солнце за другую гору.
– Здорово! Мне и город понравился. А Машгородок особенно. Как удачно архитектор вписал его в долину и в горный ландшафт!
– Точно! – согласился Осокин, – кстати, долину раньше называли золотой.
– А почему так?
– По реке Миасс до сих пор ходят драги – моют золото. В девятнадцатом веке была настоящая «золотая лихорадка», как в Америке. Находили огромные самородки. Я в Краеведческом музее муляжи видел – впечатляющие! А за проектирование Машгородка архитектору дали Ленинскую премию. Знаете, как он выглядит, если посмотреть на него с птичьего полёта?
– Для этого надо родиться птицей.
– Не обязательно. Можно забраться на одну из вершин Ильменского хребта. Вот, например, на Лысую гору. Впечатление потрясающее. Внизу леса, озёра, речка вьётся синей ленточкой между перелесков. И город! Как будто паришь над всем этим! Мы с ребятами весной всегда туда за подснежниками ходили. Когда я ещё в школе учился. Такая была традиция.
– Как бы я хотела туда, на вершину! – поделилась Марина, – взглянуть на всю эту красоту.
– А почему бы нет.
– Жаль, не получится. Уезжаю я завтра. К той самой другой тётке, что на море. И билет уже есть. На поезд «Новосибирск–Адлер».
– На завтра?
– Да.
– Надо же – я этим самым поездом на производственную практику еду. В Ростов. Только послезавтра.
Марина призадумалась.
– А знаешь что, Саша, – давай поедем вместе, – вдруг выпалила она. И чуть помедлив добавила, – если ты, конечно, не возражаешь.
– Как это? – одновременно растерялся и обрадовался Осокин – то есть, я, разумеется, только «за». Ехать будет веселей! Но … поменять билет… сейчас же проблема с этим … ажиотаж, курортный сезон.
– С билетами как раз всё очень просто, – пояснила Марина, – у моей миасской тётки лучшая подруга в билетной кассе работает. Поменяю, вот и всё. И тогда мы пойдём на Лысую гору.
– Было бы классно!
– Значит, решено. Поедем вместе, – подытожила Марина, – я думаю, моим родственникам эта идея придётся по душе. Они всё время переживают, как бы в дороге со мной что-нибудь не приключилось. Кстати, пойдём вот к той польской палатке, я тебя с дядей, Василием Петровичем, познакомлю.

*** – Это тебе! – Саша Осокин преподнёс девушке огромный букет различных полевых цветов всевозможных цветов и оттенков. Такой огромный, что её лицо скрылось за ним. Марина уже вплела в свои соломенные длинные волосы какие-то совсем небольшие цветочки, понравившиеся ей своим своеобразным ароматом, а теперь не удержалась от восклицания:
– Волшебные цветы с альпийских лугов!
– Ну, это громко сказано. Хотя я не был в Альпах и не был в Швейцарии, с которой любят сравнивать наши места. Насколько можно судить по телевидению, у нас не хуже.
Они спускались по узкой тропинке вниз с горы. И по мере движения вниз озеро Тургояк, расположенное как раз напротив, становилось всё ниже, а речка извивалась синей лентой всё ближе. А забавные коробочки домов с движущимися между ними игрушечными машинками скоро исчезли за громадными соснами.
– Как будто мы птицы. Парим в облаках. С каждым кругом всё снижаемся и снижаемся. И скоро опустимся совсем на нашу грешную землю, – поделилась Марина, – и только вот этот огромный букет неповторимых цветов будет напоминать о той сказке, в которую мы ненадолго заглянули. Совсем ненадолго. А потом осенью будем вспоминать про эти цветы и эти горы. Про Тургояк, лагуну восходящего солнца и мыс Тёщин Язык.
Она приникла лицом к цветам и добавила:
– Я очень люблю ходить в театр, радоваться хорошей игре, находкам режиссёра. Люблю дарить цветы артистам. Ты же знаешь, в Питере цветы круглый год. Но те цветы другие. Они крупнее, ярче, красивее, в конце концов, намного дольше будут стоять дома в вазе. Но в этих, полевых цветках чувствуется особая, первозданная сила. Думаю, любому артисту, как человеку творческому, одарённому и неординарному, они приглянулись бы именно этим. Мы с тобой, Саша, обязательно сходим осенью в Мариинский театр. Летом все театры на гастролях. А вот осенью…
Глаза её загорелись. Словно на мгновение почувствовала она себя сидящей в огромном, заполненном ликующими людьми зале, а там, за опустившимся занавесом только что скрылись волшебники, подарившие тонкой, тревожной душе ещё одну сказку.
– Конечно, – с радостью согласился Осокин, за всё время учебы в Северной столице лишь дважды посмотревший в театре комедии. Ему было очень легко с Мариной, и он ловил себя на мысли, что с удовольствием послушал бы с ней даже оперу. Быть может, он что-то не понимает в этом жанре сценического искусства, и Марина смогла бы помочь ему разобраться. Или ходил не на лучшие постановки. Как бы то ни было, он вдруг поймал себя на мысли, что знаком с этой девушкой всего второй день, а как будто знает её много лет.
– Чему ты так загадочно улыбаешься? – спросила тогда она. А он скрыл сначала свои мысли, ответив односложно:
– Да так. Вечер, а комаров немного.
– А я, знаешь, Саша, о чём подумала? – Марина внимательно посмотрела на него, – мы второй день знакомы, а у меня сложилось такое впечатление, что я знаю тебя очень давно.
– Так и я об этом только что подумал, – признался Осокин. Повинуясь охватившему его сильному душевному порыву, он хотел поцеловать девушку, но она легко отстранилась:
– Ты меня неправильно понял, мы же с тобой не в последний день видимся. Всё у нас будет. Потому что хочу этого.
– Я тоже.
Оранжевый диск солнца катился в сверкающую чашу горного озера. Над соседней горой парила хищная птица. Белка спрыгнула с одной сосны, перебежала на соседнее дерево и, нисколько не стесняясь двух молодых людей, идущих по тропинке, взявшись за руки, принялась умывать свою забавную мордашку. С обеих сторон тропинки росли огромные доисторические папоротники, и от них, как и от корабельных сосен веяло консервативным спокойствием. Дескать, росли мы при царе Горохе, росли до и после революции, и всегда будем здесь. Как вот этот древний огромный гранитный камень.
– У меня сосед по площадке Валерка, – сказал вдруг ни с того, ни с сего Осокин, – на год меня старше. Так вот. Он ещё со школы был помешан на минералах, всё время в Минералогическом музее Ильменского заповедника пропадал. Мы с ним лазили по заповеднику, даже по дальним заброшенным копям. Знаешь, какие камешки нам удалось найти? Горный хрусталь, карналлит, яшму!
– И всё это здесь?
– Да. В этих самых горах. Здесь, если хочешь знать, вся таблица Менделеева!
Они свернули на широкую просеку, по которой размашисто шагала линия электропередач, и пошли по дорожке, то и дело обгоняя трудолюбивых садоводов, везущих дары полей по домам в своих скрипучих тележках. На душе у Осокина было легко и приятно, и ему не хотелось прощаться с Мариной.
–Вот мы и пришли, – сказала девушка, когда они приблизились к добротному четырёхэтажному дому так называемой «сталинской» постройки, – до завтра и спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – пожелал Осокин, прекрасно понимая, что в эту ночь не сразу заснёт.
Так и вышло. Он не заснул вовсе, провалявшись до самого утра на раскладном диване. А на рассвете, заглянувшем в его небольшую комнату с окнами на восточные склоны Ильменского хребта вскочил, бросился к старенькому письменному столу, попытался сочинить стихотворение, изорвал большое количество бумаги и понял, что впервые в своей жизни влюбился по-настоящему...

***
Время близилось к полудню. Аквапарк, как резиновый, всё заполнялся и заполнялся отдыхающими, а в шашлычной стало тесно от желающих перекусить. В углу гоготала нетрезвая кампания бритоголовых отморозков, и их громкая, косноязычная и похабная речь угнетала Осокина. Он купил ещё одну бутылку пива, но за столиком пить не стал, а пошёл туда, где над водой нависали тёмные глыбы скал.
Осокин присел на одну из них, наблюдая, как на батуте резвились подростки. Как с надувной горки с визгом спускались загорелые и не очень граждане, а потом дородная тётка полетела вниз с таким душераздирающим криком, словно вылетела по меньшей мере с горящего самолёта, несущегося к земле с огромной скоростью.
«Моя мама, после того, как разбилась её подруга детства, очень боится летать самолётами, оттого и уговорила меня ехать поездом. Так безопаснее» – вспомнил он слова Марины.
Он и сам искренне считал так. До той самой ночи двадцать лет назад, когда лязг, страшный скрежет сминаемых чудовищным усилием металлических конструкций и крики раненых людей вдруг оборвались одним самым последним ударом, и всё погрузилось во мглу. Он не знал тогда, что скоро его с многочисленными ожогами и переломами врачи назовут Счастливчиком, удивляясь, как хрупкий в сущности человек смог вообще выжить посреди этого дикого разгула огня.
Осокин открыл глаза, когда совсем рядом с собой услышал негромкие голоса. Он увидел дядю Марины Василия Петровича и удивительно похожую на неё женщину. Его удивило поразительное сходство этой ещё не старой, но совершенно седой женщины. Да, конечно. У неё были такие же глаза, как у Марины, только очень усталые, заплаканные под отяжелевшими красными веками. Женщина протянула ему золотой крестик и очень тихо сказала:
– Это Вам просила передать Марина.
Осокин попытался было приподняться, но острая боль пронзила всё его существо, пригвоздив к койке. Он попытался собрать все свои силы, чтобы спросить самое важное: «Где она, что с ней?», но главный вопрос так и остался не прозвучавшим, превратившись в плохо различимое булькание сквозь бинты, закрывающие обожжённое лицо.
– Ему нельзя пока говорить, – строго отчеканила медсестра, но Василий Петрович словно прочитал его мысли и негромко вымолвил:
– Она умерла. Вчера...
... Вот этот, совсем небольшой золотой нательный крестик он не снимал с того самого дня. Хотя, будучи крещёным, никогда до этого не носил крестов...
Стайка мелких рыбёшек подошла к тому самому камню, где сидел Осокин, но внезапно чего–то испугавшись, дружно метнулась в глубину. Возможно, причиной тому послужила белая чайка, что села на воду неподалёку, а потом легко взмыла ввысь, поднявшись выше всех других птиц. Наверное, для того, чтобы с высоты птичьего полёта лучше разглядеть синеющие вдали горы, чашу прозрачного горного озера и сидящего на берегу со странным названием «Тёщин Язык» одинокую фигурку человека, погружённого в свои воспоминания...
Рассказы | Просмотров: 950 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 21/02/14 08:05 | Комментариев: 17

Притворись хоть на час лепестком
и замри, чтобы слышать поля.
Посмотри: перед резким броском
сбросил скорость орёл до нуля

и застыл – или время чудит?
Вроде снова помчалось вперёд,
словно весла волшебной ладьи
Демиург из воды достаёт.

Рассмеётся, как злая сова,
мне в лицо озорная судьба.
В море тайны – чудес острова
и крупнейший из них – Занзибар.

У кокосовых пальм миражи
обласкали лазурную гладь.
Сколько надо мне жизней прожить,
чтобы там, наконец, побывать?

Этот остров пока незнаком,
и пока мне с тобою тепло,
притворись хоть на час лепестком –
прилечу к тебе нежной пчелой.

Примечание:

Занзибар — архипелаг в Индийском океане, у берегов Танзании. Наиболее крупные острова — Пемба и Унгуйя, в просторечии последний остров также называется Занзибар.
Любовная поэзия | Просмотров: 616 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 20/02/14 07:31 | Комментариев: 0


Проходит ночью тенью у реки
и проклинает жизнь с глубоким вздохом.
Она в Аиде за свои грехи
осуждена, и там ей очень плохо.

А может, среди нас, как Цинциннат,
мечтает отыскать себе подобных.
Красива, элегантна и стройна,
но не похожа на девчонок сдобных.

Дверь волком заскулила в тишине,
и два замка богине не преграда.
Не знамо как, она пришла ко мне.
Остолбенел. Садится тихо рядом

на кресло. Сексапильна – но мудра.
Одета кое-как – но ей не надо…
В бокал вина налил, и до утра
она читала мне Асклепиада…
Иронические стихи | Просмотров: 655 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 16/02/14 19:43 | Комментариев: 0

– Перилла! Дай лапу! Лапу, Перилла! Перилла, пожалуйста! – голос Абдула утратил строгие интонации, но собака по-прежнему не слушалась его. И лишь когда мальчик вытащил из кармана кусочек курицы, завернутый в банановый лист, умное животное протянуло навстречу Абдулу левую лапу.
– Нет, не так! – подбодренный успехом, выкрикнул Абдул, и собака вместо левой приподняла правую лапу, тут же получив вкусное вознаграждение.
Бабушка Ларасати вышла из хижины и укоризненно покачала головой:
– Ах Абдул, Абдул! Что делает проказник! Опять собаку хорошей едой кормит! Ни темпе, ни похлебку из наси на кокосовом молоке собака не ест. Пришлось отдать утром все из собачьей миски свиньям. Разве так можно! Вот я отцу скажу!
Но глаза бабушки были добрыми, несмотря на строгий голос, и Абдул понял, что ничего она взрослым и на этот раз не доложит. Мальчик взял палку, бросил ее в сторону моря:
– Перилла! Принеси!
Собака с готовностью бросилась выполнять приказание, доставила палку и положила возле ног Абдулла.
– Вот видишь, бабушка! Ей только год исполнился. А она уже знает команды «Лежать», «Сидеть», «Место» и «Фу». А лапу я ее обязательно научу давать. Вот вернется с рыбалки отец, знаешь, как удивится! Хорошая у меня собака, правда?
– Правда, правда, – эхом отозвалась бабушка Ларасати и вздохнула. Она-то хорошо знала, какая судьба уготована Перилле. И надо же так случиться, посватался к сестре мальчика Ананте молодой рыбак – филиппинец из соседней деревни. А по обычаям этого народа на свадьбу уже договорились о филиппинской тушеной собаке. Бабушка Ларасати и рецепт этого свадебного блюда записала и еще с пяток других. Не особенно принято у индонезийцев употреблять в пищу собак, но ничего не поделаешь: обычаи других народов на острове Себеси издавна принято уважать.
Гости посмотрели тогда на Периллу так плотоядно, как смотрят на молодую овечку… Хорошо, двенадцатилетний Абдул ел кокос и ничего не заметил, а Ларасати до сих пор не по себе. Но что она может сделать? Ее сын сказал – значит, быть по сему! И три килограмма собачьего мяса по этому проклятому рецепту вместе с уксусом, черным перцем, растительным маслом, чесноком, луком, ананасом, острой приправой вкупе с другими ингредиентами будут в назначенный час готовиться в большом казане у хижины менее, чем через неделю. На первый день сентября 1883 года была назначена свадебная церемония, и к этому времени отец невесты планировал вернуться с уловом рыбы, отвезти его на рыбный базар, продать, чтобы потом на вырученные деньги купить продукты для свадьбы, украшения для дочери и подарки уважаемым гостям.
Ларасати услышала отголосок далекого взрыва и посмотрела в сторону острова Кракатау. Она путешествовала в свое время на пароходе по Зондскому проливу и знала, что Кракатау состоит из трех сросшихся кратеров. Самый высокий, примерно 800 метров, кратер Раката высился на юге, кратер Данан был в два раза ниже и украшал остров в центре, а кратер Пербуатан высотой около 100 метров располагался в северной части острова.
Вот этот, самый низкий кратер три месяца назад, в мае, громче своих высоких собратьев неожиданно напомнил о себе. Подземные толчки ощущались не только на их острове Себеси и соседнем острове Серами, но даже в столице островного государства – Батавии, расположенной далеко от Кракатау. Рыбаки, промышлявшие неподалеку, со смешанным чувством восторга и трепета перед мощным напором подземных сил рассказывали, как в середине древнего кольцевого кратера Пербуатана каждые пять минут слышались громкие взрывы, а столбы пепла поднимались на необозримую высоту. Не только на Кракатау – на всех соседних островах деревья были обсыпаны пемзой, словно снегом, и лишь тропические ливни вскоре вернули пышной растительности прежний, привлекательный вид.
Рыбаки поспешили убраться оттуда подобру поздорову, но их шхуне тоже досталось от вулкана, пепел поднимался высоко-высоко, а потом падал в море и на палубу судна. Мореплаватели и рыбаки решили держаться от Кракатау подальше, но в июне сильных толчков не было. Казалось, вулкан успокоился, снова задремал на столетия.
Бабушка Ларасати припомнила рассказ своего деда, который от ее прадеда услышал древнюю легенду, по которой выходило: подобное происходило и раньше. Солнце из желтого превратилось тогда в зеленое, вулканы стали извергать камни, которые потом падали на землю, убивая людей, а подземные боги так затрясли землю, что море поднялось на дыбы и поглотило немало кораблей. Ларасати была тогда двенадцатилетней девочкой, точно как Абдул сейчас, и сильно удивилась: «Зачем боги, которые дали жизнь людям, потом отнимают ее у них?».
Мудрый дед покурил трубку, помолчал и важно добавил: даже в древних песнопениях этот вопрос прозвучал без ответа, и боги…

…вселили душу в тело – сейчас дрожат от гнева,
бушуют на просторе и угрожают мне…
Пусть солнце потемнело, за что нам камни с неба?
За что такое море – все рыбаки на дне!

За что? Ответа никто не знал, и эта тайна беспокоила жителей зеленого индонезийского острова.

***
Бабушка Ларасати отметила про себя: с наступлением августа далекие взрывы, приглушенные расстоянием, стали слышаться все чаще, но утешала себя мыслью: Кракатау расположен далеко от Себеси, и беда обойдет их хижину стороной. Вот и сейчас она спокойно начала готовить наси с добавлением кокосового молока, крабов и специй, а Абдула вместе с Периллой отпустила на море купаться.
Это утро было ясное, и поверхность моря казалась глянцевой и величественной. Абдул проводил взглядом неспешно скользящий парусник и забежал в воду. Перилла всегда составляла ему компанию и плыла рядом, но сегодня по непонятной причине у нее не было настроения купаться, и Абдул затратил немало усилий, чтобы собака и на этот раз была рядом. Они проплыли вместе метров сто, наслаждаясь чистой лазурью, потом вышли на берег. Абдул опрокинулся на спину и растянулся на горячем песке, подложив под черные жесткие волосы ладошки. А собака улеглась рядом.
Неожиданно Перилла подняла нос к солнцу, тихо заскулила, а потом жутко завыла. Абдул покосился на нее:
– Что с тобой?
– Она смерть чует – это друг Абдула – Мати, вдруг появившийся на побережье, с ходу высказал свое предположение.
– Чью смерть? – Абдул привстал, вгляделся в лицо юноши, словно пытаясь определить, шутит тот или говорит серьезно.
Но Мати не шутил:
– А ты как будто ничего не знаешь? – он присвистнул, – даже мне известно, что …
Абдул не сразу поверил в его рассказ о специфике свадебных блюд филиппинской кухни. Как же так? Его отец всегда ласково трепал Периллу за загривок и даже называл красавицей. Мать тоже хорошо относилась к собаке. А бабушка? Если она про все знала, то почему ничего не сказала любимому внуку?
– Нет, этого не может быть! – подытожил Абдул.
– Может! – отрезал Мати, – мой брат ходил на судне на Филиппины, в Китай и в Корею – он рассказывал: там собак, как свиней едят. В конце концов, заведешь потом новую. Она же не породистая.
– Да при чем тут собака породистая или не породистая! – возмутился Абдул, – нельзя ее вот так взять и съесть. Это же друг!
– Друг – передразнил Мати, – друг и неплохо откормленный. А лошади? Их тоже, представь, едят! Знаешь, если так разбираться, тебе сначала станет жалко кур и индюков, а потом и рыб.
– Мне жалко, – честно признался Абдул, – только я об этом стараюсь не думать.
– Вот и не думай! – посоветовал Мати, – я слышал, первого сентября у твоей сестры свадьба.
– Да, – грустно подтвердил Абдул, – а сегодня двадцать шестое августа. Немного собаке жить осталось …
Собака словно в ответ снова заскулила. В стороне, где находился Кракатау, послышался гул. Потом раздались несколько взрывов, приглушенных расстоянием. И как будто бы море ответило взволнованным мыслям Абдула. Водную гладь стало рябить, и очень скоро на ней образовались волны, которые росли прямо на глазах и вот уже увенчались белыми барашками.
Мати был старше на два года, но плавал хуже Абдула и поэтому не стал искушать судьбу. Быстро зашел в воду по пояс, окунулся, чтобы не было так жарко, и вышел на берег. Впрочем, он в этот день спешил куда-то и засобирался было. А Абдул вновь заговорил с ним о самом важном:
– Что же мне делать? – обратился он к другу.
– Не знаю, – пожал плечами тот, – мне кажется, ты своей собаке помочь ничем не сможешь!
– А вот и нет! – вдруг все решил для себя Абдул, – я спасу свою собаку.
– Шутишь? – усмехнулся Мати, – как же ты это сделаешь?
– А я… убегу с ней из дома, – бросил вызов обычаям Абдул, – а вернусь после того, как моя сестра выйдет замуж. А гости … гости не умрут без тушеной собачатины. Переживут! Мой отец собирается накупить всякой еды для них на базаре.
– Побьют! – убедительно сказал Мати.
– Это точно! – подтвердил Абдул, – у моего отца рука тяжелая. Но зато Перилла будет жить!

***
Ночью, когда Абдул с Периллой расположились на ночлег под старой лодкой, шум со стороны Кракатау усилился. Но Абдул спал крепко. Он не мог видеть, что еще с вечера в селении Ламионге на острове Суматра пошел не вполне обычный дождь: с неба не падали капли воды, а опускались хлопья пепла. В Анжере и в некоторых близко расположенных к нему деревнях на острове Ява сразу же после заката солнца яркие звезды пропали, и глубокий мрак окутал селения. Время от времени из-под земли слышались глухие звуки, и тогда люди особенно неистово молились. Но море на их молитвы уже не обращало никакого внимания. Оно разбушевалось и встало на дыбы.
Абдул не мог видеть это и не мог знать, что в тот злополучный вечер небольшие рыбацкие шхуны заливались волнами небывалой высоты, переворачивались, как скорлупки кокосов, шли ко дну или выбрасывались на камни. Никому из рыбаков, которые вели лов в этом районе, уцелеть не удалось, и эта судьба была уготована его отцу. Бывалый моряк поспешил было покинуть опасное место, но было поздно – на корабль с неба вдруг начали падать камни, и один из них наповал убил рулевого.
Над островом Кракатау сверкали молнии. После полуночи густые тучи пепла покрыли палубы судов, а пепел все падал и падал с обезумевшего неба. Сквозь мрак прорывались ослепительные молнии, после коротких вспышек которых все снова погружалось во тьму. Несколько рыбаков смыло волной. Другие, вцепившиеся в мачты, могли видеть странную картину: во тьме явственно ощущалось электричество: на снастях и на мачтах были видны огоньки, которые извивались подобно огненным змеям, вызывая у рыбаков неописуемый ужас. Они молились, призывая милость богов, но это не помогало. Шхуну, лишенную управления, неотвратимо несло на берег, и очень скоро она разбилась в щепки от удара страшной силы.
Конечно, Абдул не мог всего этого видеть. Он сильно устал. Весь день и вечер они шли с Периллой по побережью в дальнюю рыбацкую деревню. Абдул не случайно выбрал эту дорогу. Как-то раз они заходили туда вместе с отцом на его шхуне и покупали новые снасти. И Абдул приметил, что мальчишки, его ровесники, вместо того, чтобы бездельничать и играть в мяч у моря, помогали взрослым ремонтировать суденышки, стоящие у причала. Рыбаки не отказывались от такой помощи и вознаграждали ребятишек звонкой мелочью, кормили обедом и, что немаловажно, относились к ним, как к равным – уважительно.
«Перилла будет охранять корабли, она умная, а я заработаю немного денег и куплю сестре бусы на свадьбу», – решил Абдул, – «может, это смягчит гнев отца».
Абдул спал и не слышал, что шум со стороны моря усилился. Он не мог видеть, что волны поднялись еще выше. К счастью, мальчик и собака расположились на ночлег под лодкой, которую хозяин предусмотрительно оттащил подальше от берега на пригорок, и это обстоятельство они смогли оценить чуть позже. Ведь волны разгуливали уже по дороге, идущей вдоль побережья, отбросив оставленную кем-то повозку далеко на сушу.
Абдул свернулся калачиком на старой рыбацкой сети и сладко посапывал под лодкой, которая защищала от хлопьев пепла, а Перилла в эту ночь не спала. Она не находила себе места и не могла понять, как это ее умный хозяин выбрал такое ненадежное укрытие. Гул к полуночи усилился, волны становились все выше, значит, надо поскорее уходить от моря. Перилла вспомнила, что он поначалу еще хуже место выбрал – под раскидистым баньяном, но она отсоветовала ему это делать своим неистовым лаем. Баньян – бенгальский фикус, и в тропиках это огромное дерево. Листья баньяна – широкие, жесткие, кожистые и блестящие, длиной до одного метра, а само дерево образует многочисленные воздушные корни, которые достигают земли, укореняются, приобретая облик и функции стволов. Вот и тот баньян представлял собой уродливое переплетение – словно по мановению злой волшебницы вдруг одеревенели свившиеся в огромный клубок ядовитые змеи яванских лесов.
Перилле почему-то показалось: под напором ветра эти воздушные корни задушат ее и хозяина. Но и теперешнее место ночлега ей не нравилось. Надо уходить от моря. Под шлюпкой становилось небезопасно.
Собака громко залаяла, пытаясь вложить в лай все предчувствие надвигающейся беды. Но Абдул мирно спал. Что же делать? Она чувствовала: надвигается катастрофа, которой еще не знали эти места, а он этого не понимает. С суматошного лая Перилла перешла на угрожающий вой, но и это не помогло …

***
Абдул спал и видел хороший сон. Тихий вечер. Он стоит возле их хижины, крытой пальмовыми листьями. Бабушка Ларасати из кокосового молока приготовила баджитур с рисом и пальмовым сахаром, а на десерт припасла гостинец эс качанг – натертый лед с сахарным сиропом и бобами. А его отец, большой и сильный, с натруженными жилистыми руками и обветренным смуглым лицом, вернулся с рыбалки и сидит в тени банана у хижины на небольшой скамейке и пьет пальмовую водку арак.
Мать стирает в хижине. Что-то не видно его сестры Ананты? Наверное, опять вертится перед зеркалом, примеряя наряды к свадьбе? А вот и она. Подошла, протянула аир тебу – напиток из сахарного тростника. Попробуй, дескать. Улыбается. Что-то ему говорит бабушка. Повернулся к ней Абдул, а проказница Ананта больно-пребольно ущипнула его за мягкое место.
Хочет повернуться к ней Абдул, чтобы в ответ шлепнуть старшую сестру легонько, для острастки. А не может – застыл на месте и окаменел. А сестра еще сильнее щиплется. Больно!
Абдул вздрогнул от сильной боли и открыл глаза. Было темно, Ананты рядом не было, это в мягкое место ему вцепилась Перилла и при этом еще рычала.
– Что ты делаешь? – вскричал Абдул, – мне же больно!
Но собака словно обезумела. Она отпустила Абдула и вновь грозно зарычала, потом перешла на заливистый на лай и опять на угрожающее рычание. Никогда еще Абдул не видел такой злой Периллы. Казалось, еще немного, и она искусает любимого хозяина. Вдруг Перилла лизнула его в щеку, выскочила из-под лодки и призывно залаяла. Так они обычно играли в прятки. Когда Абдул не мог найти Периллу, искусно укрывшуюся в зарослях, она теряла терпение и выбегала на открытое место.
Абдул выбрался из временного укрытия и понял причину беспокойства собаки. Море бушевало совсем близко и быстро приближалось к ним. Надо срочно уходить, и собака поняла это намного раньше человека. Он всмотрелся в темноту, почувствовав: стихия совсем близко, и, ощутив рядом прерывистое дыхание, потрепал собаку за ухом. Вот ведь как получается: он Периллу спасает, а Перилла его! Настоящие друзья!
Перилла радостно залаяла и изо всей силы завиляла хвостом. «Наконец-то хозяин понял, что я хотела сказать. Теперь надо уходить как можно выше от моря. Здесь – смерть», – подумала она.
Они быстро, как только могли, побежали прочь от моря. А оно, словно сжалившись над двумя молодыми жизнями и дождавшись, наконец, их ухода, обрушило весь свой доселе сдерживаемый напор на побережье, приподняло лодку, протащило два десятка метров и ударило о ствол того самого баньяна с такой силой, что посудинка рассыпалась на мелкие щепки. Мальчик и собака слышали: гул усилился, он был слышен теперь уже на значительном удалении от побережья острова. Абдул бежал, повинуясь мнению Периллы, которая подключила все свое невероятное волчье чутье, доставшееся от далеких предков.
Можно было бы и дальше описывать разгул стихии. Но, вероятно, у меня это получится гораздо хуже, чем в многочисленных фильмах о вселенских катастрофах, а ведь именно такой катастрофой было извержение вулкана острова Кракатау в конце августа 1883 года, когда многие селения были стерты с лица земли страшным потопом, а города Анжер, Вентам, Мерак разрушены до основания. Почти все население островов Себеси и Серами было погребено. Только немногим счастливчикам выпал счастливый жребий избежать смерти: самая первая волна, хлынувшая на землю, увлекла с собой людей, погубив большинство из них, но некоторые все же спаслись. Обширные тестообразные массы пепла, пемзы, шлаков и густой черной грязи направились в Зондский пролив, к островам Яве и Суматре. В шесть часов утра волны устремились на низменные берега.
Казалось, что вызванные извержением чудовищные волны вздымались выше гор, достигая высоты трех десятков метров. Потом они обрушивались на острова. Города, рыбацкие деревни, леса, железнодорожная насыпь, проходящая на острове Ява вдоль берега моря, – все это было уничтожено за считанные минуты. Судьба ходила за оставшимися в живых с острым мечом. Ее жестокость мне трудно было бы описать. В животном ужасе индонезийцы напрягали последние силы, ища спасения, они молились и не знали, что будет с ними через минуту. А тьма заволокла все вокруг.
Утро 27 августа 1883 года внушило уцелевшим людям некоторую надежду: небо стало яснее, но скоро все кругом снова покрылось густым мраком, продолжавшимся 18 часов. Около 10 часов утра наступила кульминация трагедии: раздался взрыв колоссальной силы. Газы, пары, пепел и обломки пород были подняты на высоту несколько километров и обрушились на площадь около одного миллиона квадратных километров. Многометровая волна цунами, вызванная взрывом Кракатау, достигла Цейлона. А воздушная волна была настолько сильной, что три раза обогнула планету.

***
Море могло бы больше не беспокоиться и не выбрасывать на грязный песок частицы грязи. На берегу ее и так было более, чем достаточно. А сам остров изменился до неузнаваемости. В обрывках грязной одежды Абдул брел по берегу, направляясь в сторону своей деревни, и не верил своим глазам. От сочной тропической растительности не осталось и следа, земля была совершенно голой, а местами на ней лежали вырванные с корнем растения. Он посмотрел на небо, и увиденное показалось ему полным бредом. Настолько оно было не естественным и не реальным. Висевшее над разрушенным островом некогда приветливое теплое солнышко стало злым и зеленым.
Абдул обходил трупы людей, стараясь не всматриваться в раздувшиеся и посиневшие лица. Несмотря на накопившуюся усталость, он спешил домой и шел так быстро, как только мог. Временами ему казалось, что надо немного отдохнуть, но он гнал от себя эту мысль, внушая себе другую: стоит ему опуститься на грязный песок рядом с мертвыми животными и людьми, как он останется тут навсегда.
Он дошел и остолбенел. Здесь, напротив морского залива, должна стоять их хижина! Пустое место! Лишь какие-то обломки и серая грязь!
Вот тут были укреплены жерди, на которых отец сушил свои рыбацкие сети. Ничего нет!
Скамейка, беседка и печка, на которой мама и бабушка готовили темпе, наси и сатэ, – их тоже нет…
И самое главное – его родных – нет!
– Я здесь … – раздался за спиной родной голос. Как будто его мысли стали вдруг такими громкими, что их услышали все на земле.
– Бабушка Ларасати! – Абдул обернулся и бросился к ней. Порывисто обнял, прижался, как в те годы, когда она рассказывала страшные сказки про драконов, а он боялся уснуть и поэтому звал бабушку, чтобы она посидела у его кроватки.
Голова пожилой женщины была замотана побуревшей от засохшей крови повязкой, на руках и ногах были синяки, но глаза излучали такие же добрые лучики. Его любимая бабушка Ларасати была здесь, рядом с ним.
– Бабушка! Я живой! А где все? Где мама?
– Ее нет с нами.
– А папа, Ананта?
– Они тоже там, – бабушка Ларасати показала на зеленое солнце. Почти вся наша деревня вчера ушла. Я почему-то тут задержалась. Наверное, потому что нужна тебе …
Мальчик хотел утешить бабушку, но странный комок застрял вдруг у него в горле. Он отвернулся, чтобы скрыть навернувшуюся слезу, точно такую же крупную, которая вывалилась из глаза бабушки Ларасати, быстро пробежала по морщинистой щеке и затерялась в пыли. Не хватало еще, чтобы бабушка увидела, как он, теперь единственный мужчина в доме, плачет! Абдул собрался с духом и вымолвил то, что хотел сказать:
– Бабушка! Не огорчайся! Там, на небесах, папа, мама и Ананта встретятся с моей собакой Периллой, которая спасла меня, но тоже ушла вчера. И она будет надежно охранять их…
Рассказы | Просмотров: 889 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 16/02/14 14:22 | Комментариев: 6

Старый сундук стоял в углу дальней комнаты. Он не бросался в глаза и, покрытый потёртым домотканым ковриком, иногда служил местом отдыха бабушки Веры. Особенно в жаркие летние месяцы, когда лучи солнца проникали во все углы старого деревянного дома, за исключением той комнаты, которая находилась в тени старой мудрой берёзы.
Вера Васильевна из старых вещей вязала крючком коврики, для чего иногда заглядывала в старый сундук. Вот и сегодня, присев на старую скрипучую табуретку, она приоткрыла его тяжёлую крышку, достала несколько поношенных брюк, старый форменный пиджак давно вышедшего на пенсию мужа – железнодорожника, клетчатую кепку со сломанным козырьком и, наконец, небольшой сверток из пожелтевшей газетной бумаги.
Медленно развернув его, бабушка Вера застыла, как изваяние и несколько минут провела, словно в оцепенении.
– Что это? – вывела бабушку из раздумий вездесущая пятнадцатилетняя внучка Настя. Девочка с удивлением разглядывала содержимое свертка.
Вера Васильевна бережно расправила на стуле платье из... марли.
– А почему оно такое ... грязное, – не унималась Настя, тыкая пальчиком в пятна сажи и масла на марле.
– Это не грязь, Настенька.
Вера Васильевна прикоснулась к ткани. Осторожно провела по нему морщинистой рукой, строго глянув на внучку поверх очков.

* * *
Вера училась в пристанционной школе, расположенной прямо на узловой станции. И учителя, и ученики привыкли и к гудкам маневровых паровозов, и к стуку проносящихся мимо составов. Что говорить: вся жизнь жителей небольшого посёлка была связана с железной дорогой. Многие дети из семей машинистов и стрелочников, путевых обходчиков и ремонтников не только без труда могли отличить проходящий грузовой состав от пассажирского издалека по звуку, но по гудкам знали, какие манёвры совершаются на станции.
Выпускной вечер в их десятилетке был назначен на 20 июня 1945 года, но уже с середины апреля вся прекрасная половина 10 «а» была озабочена одним вопросом: что одеть на выпускной бал? Почти все девушки умели неплохо кроить и шить, у многих дома стояли простенькие, с ручным приводом, но такие надежные швейные машинки. Хватало и фантазии. Загвоздка была в другом: где взять материал? Никто не припоминал, чтобы в военные годы в их магазин завозили хоть какие-нибудь светлые ткани, не то что белую материю.
Остроумный выход нашла Наташка из параллельного класса. На примерку своего бального платья она пригласила только лучших подруг – соседок. Однако слух об оригинальном решении разнесся по домам со скоростью скорого поезда.
Очень скоро в двух десятках домов застрочили швейные машинки. Бальные платья разнились по своим фасонам, отличались размерами. Но их объединяло одно: эти творенья девичьих рук были пошиты из сложенной в несколько слоев обыкновенной марли.

* * *
Вот уже второй день танкисты парились на этой большой узловой станции, дожидаясь смены паровозных бригад, комплектации состава пополнением и загрузки топлива. Танковый полк перебрасывали из поверженной Германии на границу с Манчжурией. Ничего не было известно о предстоящей войне с Японией, но многие надеялись, что это произойдет в самое ближайшее время.
– Недолго ждать, – басил заряжающий Ковальчук, – вот подтянем дивизии, подвезут технику, боеприпасы, продукты, пятое, десятое. И шарахнем по самураям!
– Домой пора, – вступил в разговор старшина Сергеев, – бабы заждались. Косить надо! Глянь, какие тут, в Сибири, травы-муравы уродились!
Он ловко спрыгнул с теплушки и, сорвав стебелек, надкусил его. Из-за вагона появился молоденький танкист в запачканном комбинезоне.
– Ну, как обстановочка, командир? – поинтересовался Сергеев.
– Чёрт знает что! – лейтенант пожал плечами, плюнув далеко в сторону, – до утра ничего не обещают.
Ни формой одежды, ни внешним видом лейтенант Василий Веткин ничем не отличался от остальных танкистов. Он курил ту же махорку, пил из жестяной кружки тот же спирт и ел такую же американскую тушенку, как и все остальные.
Веткин не вышел ростом, не выделялся ни громким голосом, ни выправкой. Даже корреспонденту фронтовой газеты было сложно угадать в этом белобрысом и голубоглазом пацане отмеченного наградами героя, чей танк одним из первых взламывал передний край обороны противника и выходил победителем из самых сложных ситуаций.
Жизнь танка в бою коротка, и поговаривали, что Василию непостижимо везёт. Но никто не отрицал и мастерство слаженного экипажа, позволяющее выходить победителем из дуэлей с вражескими танками.
– Эх, закурим что ли, – вздохнул Ковальчук, пуская по кругу расшитый кисет.
Из стоящего рядом здания послышалась музыка.
– Танцы, так думаю, – заулыбался черноглазый механик-водитель Ашот Симонян, подмигнув Ковальчуку. - Девушки, наверное, – с надеждой в голосе продолжил он, искоса поглядывая на командира и как бы предугадывая его возможную реакцию.
«А почему бы и нет? – пронеслось в голове у Веткина, – тут рукой подать».
Ашот проворно спрыгнул с теплушки и начал подтягивать потертый ремень.
–Ладно. Разве что только посмотреть, – махнул рукой лейтенант, – какие мы к едреней фене кавалеры! В таком-то виде! Но чур – далеко от состава не отлучаться!

* * *

С самого утра у Веры было великолепное настроение. Экзамены позади, а сейчас она на выпускном вечере! Закончилась торжественная часть, и вот-вот начнётся самое интересное – выпускной бал! И не беда, что у проныры Наташки платье получилось чуть подлиннее, да пофасонистее. У Веры вышло тоже неплохо! И не случайно, наверное, соседский Витька чуть не свалился с забора, когда увидел ее, идущую на свой выпускной бал в новом белом платье!
Вера вспомнила, как потешно Витька вытянул шею, и прыснула.
У патефона пластинки то и дело заедало, так что старенькому учителю математики Ивану Ильичу приходилось возле него дежурить неотлучно.
По неписаному правилу первый танец танцевало несколько самых смелых пар. Но спираль праздника неотвратимо раскручивалась, и в круг выходили всё новые и новые танцоры. А тут ещё, невесть откуда, появились несколько танкистов, и вот уже один из них – черноглазый и смуглый – подхватил и закружил в вальсе хрупкую Наташку!
Остальные пока скромно стояли у входа.
– Белый танец! – торжественно провозгласил Иван Ильич, аккуратно опуская иглу патефона на пластинку, – дамы приглашают кавалеров! Вера поймала взгляд одного из танкистов – молоденького, голубоглазого и белобрысого. Словно какая-то непреодолимая сила заставила её пересечь зал и выпалить эти два слова:
– Вас... можно?
– Конечно, – густо покраснел тот, – но я... плохо танцую.
– Это ничего, – пришла на помощь Вера, сама удивляясь своей храбрости.
Вася Веткин действительно был не мастер в танцах. Честно говоря, у него и девушки-то никогда не было. Нравились многие, а познакомиться стеснялся... Несмотря на все старания, он пару раз наступил Вере на ногу и толкнул плечом Ашота. Впрочем, к концу танца, Василий, поглядывая, как ловко танцует Симонян, уже довольно сносно кружился со своей дамой по залу.
Он остался с Верой и на следующий танец, уже медленный.
– Меня зовут Вера, – удивляясь вновь своей смелости, сказала девушка, – а вас как?
– Василий, Вася.
Ни слова больше не говоря, они кружились и кружились до конца танца, а, когда пластинка закончилась, Вера не могла сдержать изумление:
– Ой! Что это с моим платьем!
В нескольких местах её бальное платье из марли было выпачкано сажей! Лейтенант смутился, достал из кармана комбинезона носовой платок, оглядываясь по сторонам. Но неожиданно в разных концах зала раздался смех. Хохотала Наташка в таком же перепачканном виде, вслед за ней Ашот и толстушка Людка. Переглянулись и засмеялись и Василий с Верой.
– Ой! Пойдемте, я переоденусь. Я тут рядом живу, – нашла, наконец, что сказать Вера, – а вы меня у дома подождете, ладно?
– Если близко, то можно, – согласился Веткин, – дело в том, что мне нельзя далеко отлучаться от эшелона.
Они не возвратились больше в зал, и весь вечер провели в беседке у школы, не заметив, как стихла музыка, и закончился вечер, как наступила тёплая ночь. Веткин рассказывал Вере про свою жизнь, а она ему про свою. Он рассказывал, как работал на тракторном заводе в Челябинске, и как при формировании Уральского добровольческого танкового корпуса два раза подавал заявление. А ему отказывали. Потому, что работал Веткин на главном конвейере Танкограда, подпадая под «бронь».
Василий рассказал про то, как, наконец, в третий раз бросил на стол хмурого уполномоченного вместе с очередным заявлением и две «похоронки» – на отца и на старшего брата. Но Вася не говорил больше про убитых, а совсем про другое. Рассказывал про дороги Польши и ухоженные города Германии, про синие уральские горы с чистейшими, но холодными озерами в долинах, про кружок ворошиловских стрелков и первый прыжок с парашютом, а Вера, в свою очередь, про сибирскую тайгу, кедровые шишки, да горную речку Кия, которую не каждый смельчак отважится переплыть. Про то, как шила вечерами это бальное платье.
Они не заметили, как наступил рассвет и как внезапно, словно черт из табакерки, возник у беседки запыхавшийся старшина Сергеев.
– Товарищ лейтенант, извините, – выдохнул он, – насилу нашёл вас, через пять минут отправление!
Втроем они побежали к эшелону, готовому к отправке. Вот уже паровоз, как бы пробуя сцепку на прочность, сделал первый, всего в несколько сантиметров рывок, издав протяжный сигнал...
Вера стояла перед теплушкой в простом ситцевом платье в горошек и напряженно вглядывалась в лицо Василия.
– Я тебя обязательно найду! Обязательно, слышишь! – перекрывая шум, прокричал он.
Эшелон вздрогнул и медленно потянулся на восток...

* * *
– Это не грязь, Настенька! – строго повторила бабушка Вера, бережно расправляя складки на марле. Она достала маленький платочек и промокнула выступившую слезу.
– А что у вас было, бабушка? – не сдавалась Настя, – расскажи!
– Что было? Да что ты имеешь в виду? Мы и не поцеловались даже ни разу, а стал мне тот танкист Вася самым близким и дорогим человеком! Он погиб... Если бы не погиб, то обязательно, обязательно вернулся бы ко мне... Я знаю.
Вера Васильевна аккуратно свернула свое первое бальное платье, завернула в газету и положила на прежнее место. Щёлкнули запоры старого сундука.
Рассказы | Просмотров: 1117 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 13/02/14 07:22 | Комментариев: 18

В последнее время Олегу Мухину не везло. На прошлой неделе из толстого московского журнала пришел отказ опубликовать отрывок его повести. Два дня назад на толкучке, куда он зашел купить пару носков, у него вытащили кошелёк с остатками денег. И в довершение всего только что он обнаружил: где-то «посеял» немецкую кожаную перчатку.
День был морозный. Олег вышел из троллейбуса и заспешил к своей типовой пятиэтажке напрямую через двор, отогревая в кармане одну руку. У подъезда – как обычно в это время – покуривали «Приму» трое хмурых мужчин. Один из них был сосед Олега по лестничной клетке – бывший монтажник, а ныне безработный – Вадим.
– Привет писателям! – осклабился он, выпуская клуб едкого дыма, – займи стольник до завтра! Честное слово, отдам!
– У меня... нету, – честно признался Олег, отчего-то перебрасывая старый потертый "дипломат" в другую руку.
Этот жест не прошел незамеченным, и мужики, как по команде, покосились на его нехитрую поклажу, словно она была набита не рукописями, которые никому не нужны, а деньгами. Но Олег уже прошёл в свой подъезд. В ячейке почтового ящика вместе со счетами за телефон и квартиру лежали две бесплатные рекламные газеты.
Дома ни жены, два года назад уволенной по сокращению из проектного института, ни дочки-восьмиклассницы не было. Это означало небольшую передышку во времени. Можно было поставить разогревать картошку, а пока просмотреть газеты, не огрызаясь на упреки жены на постоянную нехватку денег.
Деньги, деньги... Да где их взять-то? Ведь в трёх редакциях и двух издательствах сегодня у него не взяли ничего! И когда выплатят гонорар за уже опубликованные статьи в газете, тоже было неясно?
Так, что же тут пишут? Квартиры, машины, шубы и мебель Олега не интересовали, объявлений о подходящей работе не было. Он собрался отложить газету далеко в сторону, как вдруг увидел строчку:
«Куплю стихи. Оплата по дог. Звонить по телефону...»

***

По любопытному стечению обстоятельств офис фирмы, где была назначена встреча, находился на третьем этаже того самого здания в центре города, где когда-то работала его жена. Теперь это была вотчина туристических фирм, юридических консультаций и офисов. Перед добротным шестиэтажным зданием стояли шикарные иномарки, а на лестничных клетках картинно курили длинноногие сексапильные секретарши. Олег поднялся по широкой лестнице и остановился перед массивной дверью, сообразив: фирма занимала всю половину этажа. Он подергал за позолоченную ручку и, обнаружив кнопку звонка, позвонил.
– Вы к Анатолию Петровичу? – стриженный под бобрик верзила смерил его оценивающим взглядом и покосился на «дипломат».
Но пригласил войти небрежным жестом. Тяжелая дверь, отделанная дорогими породами дерева, гулко захлопнулась, словно отсекая мир хрущоб и раздолбанных автобусов от другого мира, в котором запах дорогих французских духов чуть оттенялся ароматом свежепромолотого, только что сваренного кофе.
– Мухин, Мухин... cлышал где-то...– плотный, коренастый мужчина с загорелым не по сезону лицом сделал четверть оборота на высоком кожаном кресле в сторону Олега, – садись сюда! Что будем пить? Виски, коньяк. Рекомендую французский. Есть настоящий «Камю» – позавчера привез из Парижа.
Олег присел на краешек кресла и вежливо отказался. Хозяин кабинета достал сигарету, щелкнул зажигалкой и со вкусом затянулся. Не глядя, ткнул пальцем в одну из кнопок пульта и бросил невидимому исполнителю:
– Два кофе! Быстро!
Книги, которые удалось когда-то издать Олегу, хозяин кабинета проглядел молча, попыхивая сигаретой.
– Короче! Давай добазаримся на берегу! Ты сочиняешь – я плачу бабки! Но чтобы ни одна сука не знала про это! Лады?
Он отхлебнул из тонкой чашечки ароматный кофе и внимательно посмотрел прямо в глаза Олегу. Затем достал из бумажника пачку зеленых купюр с портретом заморского президента, отсчитал и протянул Мухину:
– Вот тебе штука баксов! Сделай книгу, как эта! Понравится – получишь столько же. Месяца хватит?
Палец с золотой печаткой упёрся в один из самых любимых лирических сборников Мухина. Перед глазами Олега встало заплаканное лицо жены, старые войлочные сапожки дочери, пустой холодильник. Он взял деньги...

***
Презентация первого поэтического сборника бизнесмена Левского состоялась в филармонии. Первым взял слово один из заместителей мэра. За ним на трибуну вылетела чиновница областного министерства культуры. Чинно взошел профессор местного университета. Их речи касались разных сторон бурной деятельности уважаемого Анатолия Петровича: его пожертвованиям детским домам, бесплатным обедам для малоимущих, и, наконец, огромному вкладу в развитие российской культуры.
– Многогранный талант моего друга Анатолия Левского в полной мере проявился в поэзии! – воскликнул директор филармонии Макеев, демонстрируя полному залу глянцевую, отпечатанную в Финляндии книгу, – надеюсь, выражу общее мнение: таким поэтом страна может гордиться!
Его слова потонули в шуме аплодисментов...

... Анатолий Петрович заботился о своем здоровье и строго соблюдал режим.
Поэтому он не стал ждать окончания банкета и до его окончания в сопровождении охраны отбыл на своем «Линкольне» в загородный особняк, где его всегда в это время ожидал личный массажист. Это отнюдь не означало, что Петрович не позаботился о гостях – его сотрудники были вышколены как надо, а выпивки и закуски хватило бы на три таких презентации.
Выбравшись из бассейна и милостиво подставив плечи под предложенный услужливым телохранителем халат, он потянулся к мобильному телефону:
– Вован! – выдохнул он в тонкую плоскость, – ну, как там?
– Всё пучком, шеф! – услышал Анатолий Петрович звонкий голос заместителя, – так, одна заморочка случилась... Корефан ваш Олег... типа ...Мухин. Так нажрался, так нажрался!... И то: водяру по полстакана, как пивасик хавал. Карро...че... свалил в угол, лежит, не дергается. Головня-як! Чё делать? Ну, мы его с пацанами водичкой в дабле откачали. Потом к нему на хату доставили. Щас всё тип-топ, основняк уже расходится...
«Что за народ эти поэты? – размышлял Анатолий Петрович, потягивая холодный «Будвайзер»– не умеют ни культурно жить, ни отдыхать!»
Он с досадой выплеснул остатки пива на мраморный пол холла бассейна, рядом с пальмой, потянулся и отправился в спальню к молодой жене...
Рассказы | Просмотров: 926 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 11/02/14 19:02 | Комментариев: 56

Тихо снег идёт на крыши,
у зимы своё меню.
Голос твой я не услышу
и тебе не позвоню,
не достану я учебник
волшебства и не примчусь,
потому что не волшебник
и на мага не учусь.
Все, пожалуй, что умею,
рифмовать в стихи слова,
но от красоты немею…

Ты же хочешь волшебства...
Любовная поэзия | Просмотров: 569 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 11/02/14 10:18 | Комментариев: 2

М ышцы просят пощады,
А воля твердит: ещё рано.
Р асслабляться не надо,
А така твоя впереди.
Ф иниш, сладкий, желанный,
О студит – бальзамом на раны,
Н а сердце в горячей груди.

8.02.2014 г.
Экспериментальная поэзия | Просмотров: 800 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 08/02/14 13:21 | Комментариев: 0

– У любой цивилизации есть только два пути: рано или поздно прекратить свое существование, или существовать вечно, – медленно изрёк первый мудрец.
– Ничего вечного не существует, – мрачно отреагировал на его слова второй.
Третий мудрец, склонный к обобщениям и компромиссам, и на этот раз остался верен самому себе.
– Но ведь возможны и такие варианты: цивилизация считала себя вечной, но погибла. Или перешла в такую скрытую форму существования, что другие цивилизации посчитали её погибшей. А может, так: вечная цивилизация существует, порождая время от времени дочерние конечные цивилизации? – озвучил он свои умозаключения.
– Очевидно, одно из необходимых условий вечного существования цивилизации – опережать развитие окружающей её материи, чтобы успеть выскользнуть из мышеловки. Из такой, например, как глобальная экологическая катастрофа, угасание или увеличение температуры нашего Солнца, некий коллапс Видимой Вселенной, – после небольшой паузы произнёс первый мудрец.
– Но это по силам далеко не каждой цивилизации, – заметил второй мудрец, как всегда скептически настроенный.
Третий мудрец, любитель длинных философских рассуждений, вздохнул:
– Что такое вечность? Вечность – это великое испытание. А возможно ли вообще вечное существование? И что мы знаем о времени и пространстве? Существуя на мизерной части и того и другого, как оценить целое? Откуда мы знаем, с какой скоростью течёт время в иных мирах. Возможно, наше тысячелетие проносится для них быстрее доли секунды. И наоборот. Что мы знаем о размерах этих цивилизаций? Быть может, их планеты – вращающиеся в молекулах наших элементарных веществ электроны, а сами эти миры невидимы даже в самые сильные микроскопы?
– А Вы не допускаете, уважаемые, что мы, в свою очередь, можем быть такой вот элементарной для кого-то ничтожной частичкой? – ещё более сгустил краски второй мудрец.
По заведённому порядку сначала полагалось говорить третьему мудрецу. Однако он молчал, прислушиваясь к возникшему неясному, постепенно нарастающему гулу. Все трое почувствовали нечто крайне необычное и обратили взоры к бледно-фиолетовому небу и ярко-красному Солнцу, которое с каждой секундой усиливало своё свечение. Последовала одна, но необычайно яркая вспышка, и всё кончилось, исчезло, точнее, перешло в другое качество и растворилось в совершенно иных субстанциях. Быстро, если не сказать молниеносно, и оттого совершенно безболезненно.
Это Молекула пришла в движение …
Миниатюры | Просмотров: 767 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 08/02/14 08:28 | Комментариев: 7

-два рассказа в одном-

Общее начало I и II рассказов

Петя Шишаков дунул на дисплей, который изобразил лицо девушки с зажигательной улыбкой и погас. Пётр свистнул два раза, хлопнул в ладоши и удовлетворённо хмыкнул, увидев на экране плоского мобильника значок, подтверждающий: на парковке завелась его электромашина.
Спустившись пешком с третьего этажа сто сорокаэтажного небоскрёбыша, Петя сдержанно поприветствовал здоровенного афроафриканца – охранника:
– Привет, Кори!
– Привьет, сэр, – гуд рэст ту ю, хороший отдых тьебе, товарисч Пьетя!
– Пьетя, – передразнил Шишаков, – ты сколько времени живёшь в НС? Пора бы научиться говорить по-русски. Не уважаешь Шишакова – уважай один из государственных языков Российских Соединенных Штатов.
Лицо Кори выразило смесь почтения недокормленной сторожевой собаки с равнодушием прибоя, мнущего песочные замки, но он промолчал. Видимо, подбирал необходимые слова.
– Проезжал утром по вашему новому Лос-Анжелесу, – бросил служивому на прощание Петя, – мусор на улицах. Грязно, как в Каире, где я вчера был. Брали бы пример с Нью-Йорка!
Кори пожал плечами.
– Да всё ты понял! Теперь лучший район города! И статую Свободы ваши бывшие америкосы недавно установили на искусственном острове в устье Оби, и башни-близнецы скоро достроят. Такими темпами скоро он не хуже старого Нью-Йорка станет.
Кори закивал, как китайский болванчик – полицейский из Шанхая – самого крупного района городской агломерации.
Петя вышел из здания, улыбнувшись старому попугаю, сидевшему на пальме возле небоскрёбыша. Птица захлопала подержанными крыльями и залопотала по-испански, а Пётр плохо понимал этот язык, хотя по новой конституции он недавно также был признан государственным.
«Странная ситуация, – размышлял Шишаков, – только в Эн-Си, как с легкой руки переселенцев из поглощённого океаном LA, то есть Лос-Анжелеса, прозвали Новосибирск, беженцев из Рио-де-Жанейро почти два миллиона. Даже одноименный район есть, а португальский язык не государственный! Несправедливо!».
Петя привычно направил машину вдоль набережной, любуясь приятным лазурным цветом моря. С акватории, на которой он заметил несколько больших прогулочных судов, дул вежливый бриз. Шишакову предстояло проехать вдоль трёх живописнейших районов – Буэнос-Айреса, Токио и Нью-Йорка, названных в честь погибших городов мира. А вот в Бангоке и Александрии, где ему иногда приходилось бывать по делам, Пете не нравилось.
Сильно разросся вдоль моря его тридцатимиллионный город! Шишаков стал вспоминать его районы. Буэнос-Айрес, Рио Де-Жанейро, Шанхай, Александрия, Каир, Мумбай, Токио, Джакарта, Лагос, Карачи, Бангкок, Нью-Йорк и наконец, Лос-Анджелес. И, за небольшим исключением, каждая часть – кривое отражение того, что когда-то было раньше, что бы ни говорили гордые переселенцы. Они должны до гроба жизни благодарить учёных, предсказавших Великий Потоп после удара метеорита. Если бы не эти сотни маленьких нострадамусов, погибло бы не два миллиона землян, а два миллиарда! Именно учёные точно вычислили, где нужно выстроить защитные дамбы, чтобы противостоять потокам Северного Ледовитого океана, хлынувшего по Западно-Сибирской равнине.
Впрочем, у кого теперь язык повернётся назвать Ледовитым тёплое и бархатное Новое море, в котором купаться можно почти круглый год. Какая сила необратимо сдвинула течения, что усилило Гольфстрим, придав ему новый тепловой импульс, никто не знал.
Миновав Нью-Йорк, Петя свернул от набережной на дорогу, ведущую к дому, и притормозил у обочины.

Продолжение I рассказа
(для сухих прагматиков)

Он произнёс: «Coldplay». Зазвучала приятная мелодия.
«Показалось», – решил Петя,- никого нет». И точно не было. Как же давно это было! Лет семь или восемь назад. Сидели они с Мишкой, пили у моря пиво, и его друг крикнул:
– Смотри, что там?
– Где?
– Кто-то барахтается. Или нет?
Пётр всмотрелся: круги в лунном свете – никого и ничего. Или всё же кто-то был.
– Наваждение какое-то!
– Ладно, откроем еще по банке.
Они посидели у моря, но Петра долго не оставляло неприятное ощущение: вдруг там всё же был человек. Он отгонял эти мысли, а они лезли и лезли. Пётр даже заехал утром на это место, когда было светло, нырял, но ничего не обнаружил. И лишь спустя три дня по интернету узнал: течением в другом месте побережья вынесло труп девушки.
Пётр убеждал себя: к тому вечеру утопленница не имеет отношения. Но вот сегодня ему показалось, девушка на шоссе. Ерунда... просто мистика какая-то...

Продолжение II рассказа
(для неисправимых романтиков)

Он произнёс: «Coldplay».
Зазвучала приятная мелодия.
Шишаков увидел девушку. Она протянула руку. Он остановился. Музыка напомнила тот день. А девушка в лёгком платье, севшая на переднее сидение, округлила красивые серые глаза:
– Вы?!
Петя удивился не меньше.
Он молчал, а девушка продолжила:
– А я верила: мы встретимся!
Пётр внимательно вгляделся в лицо:
– Таня!
– Да, это я!
– Наваждение какое-то! Ты сегодня не топиться пришла, надеюсь, – пошутил Шишаков, - помню вечер, помню ту минуту, когда я вдруг решил броситься в воду, и мне чудом удалось откачать тебя. А ты не хотела жить после гибели родных.
– Но ты же сказал тогда «Конца света больше не будет», и я влюбилась в тебя, хотя ты исчез. Маленькая я тогда для тебя, наверное, в 16 лет была. Навсегда запомнила я твои слова. И как ты меня по головке гладил.
– Теперь мы никогда не расстанемся, – сказал Петя, – мне кажется, само небо выпило бы за нашу встречу, ведь она... просто мистика какая-то...
Рассказы | Просмотров: 820 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 07/02/14 14:11 | Комментариев: 4

Взлетела ведьма меж огней,
метлу седлая.
Она брюнетка. А за ней –
совсем седая.

А следом рыжая летит,
потом блондинка,
не натуральная на вид,
в руке дубинка.

За нею трансвестит летит,
свистит так скверно.
Хотят кого-то навестить
они, наверно.
Иронические стихи | Просмотров: 594 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 06/02/14 19:37 | Комментариев: 0

Странный напиток - грог,
что-то от солнца есть,
и так легко поджечь
спичкой немой восторг.
Пью, и в который раз
станет тепло ... весьма,
и подмигнут дома
линзами жёлтых глаз.
С крыши вода шуршит,
гасит фонарь весна,
и от стола до... сна
водоворот души.
Но тишина вокруг...
Странный напиток грог.
Будто внутри цветок,
только умрёт к утру.
Время начнёт разбег,
в лёд застучит вода,
и чешуей со льда
зашелестит проспект.
Станет понятно мне,
тонкая рвётся нить,
и тяжело доплыть
ночью к тебе во сне.
Любовная поэзия | Просмотров: 563 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 06/02/14 11:34 | Комментариев: 2

Вероятно, Вере надо было родиться мальчиком. Настолько велика была у неё тяга к технике и ко всем исконно мужским занятиям. Ещё в детском саду она сильно удивляла воспитателей. Отставив в сторону кукол с их нарядами, презрев даже одинаково любимых всеми плюшевых мишек и собачек, она часами увлечённо катала по полу грузовики, паровозики или же, подняв в воздух деревянный самолётик, гудела так громко и старательно, что из кухни выглядывала изумлённая повариха тётя Маша.
В школьные годы любила она одеваться, как все пацаны во дворе, и непременно участвовала во всех их баталиях. Сделала себе неплохую рогатку, из которой метко стреляла, а после демонстрации фильма «Спартак» изготовила деревянный меч и щит. Она отдавала предпочтение короткой стрижке и с видимым удовольствием разбирала, чинила и собирала велосипед младшего брата Кольки, причём, очень скоро к ней стали обращаться за помощью не только его ровесники, но и ребята постарше. Вера не только быстро и качественно выправляла им «восьмёрки» на ободах колёс – она смело бралась за ремонт педалей и втулок.
Бабки на лавочке только головой качали, и надо было видеть их изумление, когда на своё шестнадцатилетие Вера выпросила у родителей не модную дублёнку как её соседка и одноклассница Таня, а... мопед. Понятно, отец у Веры шофёр, и она похожа на него, как две капли воды. Но ведь с годами становилась она привлекательной девушкой – ни лицом, ни фигурой Бог не обидел! С годами светлые её волосы потемнели, веснушек на лице добавилось, но зелёные озорные глаза таили какую-то загадку. Отчего же вместо того, чтобы как все девчонки рассуждать о нарядах, учиться стряпать да шить она с детства пропадала по гаражам да мастерским.
– Израстёт! – произнесла как-то бабка Дуся, – вот увидите, израстёт! Дурь сама пройдёт! Это гены отцовские гуляют. А бабска природа... она всё равно своё возьмёт!
Но шли годы, а «бабска природа» отчего-то замешкалась. Родители даже забеспокоились, начитавшись в «Аргументах и Фактах» заметок про неправильную ориентацию, про трансвеститов с бисексуалами, после чего им захотелось обратиться за консультацией к специалистам. Но однажды весенним вечером заметили: засобиралась Верочка на танцы, достала мамину губную помаду и тушь и, пожалуй, впервые обратила внимание на флакончики духов и баночки разных кремов.
Отсиделись тихонько взрослые на кухне – боялись спугнуть ненароком. А уж когда поздним вечером в окно увидели: провожает дочку до подъезда кавалер – последние сомнения рассеялись. Права, стало быть, была бабка Дуся.
Впрочем, Вера ходила и на танцы и, переодевшись в дырявые джинсы, по-прежнему гоняла на мопеде. С танцев её неизменно провожал какой-нибудь ухажёр, однако никому она пока не отдавала явного предпочтения.

***

Девушка училась хорошо, и для многих было неожиданностью, когда после девятого класса Вера не продолжила образование, а собралась поступать в «фазанку» – так издавна называли в народе профтехучилище. И твёрдо решила учиться по специальности «автослесарь». На недоумённые вопросы домашних резонно отвечала:
– Между прочим, после училища можно поступать в любой университет или институт. Такое же среднее образование. И специальность будет к тому же!
Мать вздохнула, а отец коротко одобрил:
– Хорошо, дочка, поступай, как знаешь.
Спустя два года Вера с отличием закончила профтехучилище, переименованное к тому времени в «технический колледж», получив там заодно и права водителя. Вновь удивив родителей, да и всех, кто знал её неплохие способности к учению, она не стала поступать в университет, огорошив таким заявлением:
– Прежде, чем дальше учиться, хочу поработать... Чтобы стать настоящим специалистом, а не теоретиком-ботаником.
«Ботаниками» Вера называла тех людей, кто не мог разобраться при желании в технике и у которых вдобавок «руки были вставлены не тем концом». Устроилась она не на ту автобазу, где шоферил отец, а на другую, расположенную в другом конце города. И здесь сказался её независимый характер.
Не обращая внимания на снисходительное отношение, Вера с первого же дня охотно бралась за любую, самую грязную и мало оплачиваемую работу и делала её на удивление добросовестно. Так, что вскоре ей стали доверять и ответственные операции по ремонту двигателей внутреннего сгорания и коробок передач, благо теоретические знания у Веры Птичкиной были.
Чего не хватало автослесарю Птичкиной в работе, так это физической силы. Вроде бы и ростом вышла она не маленькой – для женщин метр семьдесят, согласитесь, весьма неплохо – но возьмёт порой съёмное приспособление, а деталь никак не поддаётся! От досады слёзы на глаза наворачиваются.
Впрочем, долго в автослесарях она ходить и не собиралась. В планах Веры было изучить ремонтное дело где-нибудь за полгода, а затем... Затем она планировала покрутить с полгода баранку и тогда уже поступать летом в университет.
И вот однажды радостная и возбуждённая зашла она к начальнику автоколонны, положив ему на стол листок бумаги:
– Вот!
– Что это?
Петр Иванович прочитал заявление о переводе водителем и почесал вспотевшую лысину:
– Ты же знаешь, Птичкина, наш парк? На какую машину прикажешь тебя посадить? У нас «ЗиЛы» да «КАМАЗы»! Даже если Гришку перебросить с «УАЗика», разве ты с этой машиной справишься, ежели в дороге чего приключится? Вот только представь: поедешь ты в грязь или в мороз, а с колесом прокол! Да ты хоть знаешь, где у бортового «УАЗика» запаска? Она ведь, зараза, к днищу во-о-т такими болтами приделана! Чтобы достать колесо, надо лезть в самую грязь под машину, да и силушку необходимую иметь.
– А «шиньон»? – вспомнила Вера.
– Что «шиньон»? – вытер платком лысину Иваныч, – Да он «убитый» совсем! Его Васильев раздолбал вдребезги ещё до того, как был уволен за пьянку! Коробку сняли, тормоза никакие – надо менять главный цилиндр. А движок! Он до предела изношен! Шутка сказать – на третий круг пошёл!
– А если я «шиньон» сделаю? - предложила Вера, – вы, Петр Иванович, поможете запчастями?
– Ты?
Петр Иванович оглядел девушку с головы до ног – будто впервые увидел. Она стояла, засунув руки в карманы засаленного комбинезона, и внимательно смотрела на него, а в озорных глазах виделся вызов. «В конце концов, пусть пообломается на тяжёлой работе, – подумалось Петру Ивановичу, – как ему ещё отвязаться от настырной Птичкиной? А вреда особого не будет – «шиньон» и так неисправен. Пусть попробует. А не получится – спеси поубавится!»
– Ладно! – махнул рукой начальник, – давай попробуем!
И подписав заявление, потянулся к телефонной трубке.

***
Прошло два месяца, и Вера выехала на «шиньоне» – так на автобазе прозвали «ИЖ-2715» – за ворота. С гордостью проехала она по знакомым улицам города, миновала здание родной школы и лихо подкатила к профтехучилищу, точнее, к техническому лицею.
Как хотелось ей, чтобы кто-нибудь из знакомых преподавателей случайно вышел и увидел и её и автомобиль, отремонтированный Верой, хотя и не без помощи механиков автобазы! Она вышла из машины, прошлась по двору. Душа пела...
Но, подумалось вдруг: нет... это нескромно. Чем я собираюсь хвастаться? Обычная работа! Пекарь печёт пышный хлеб, мать дома стряпает вкусные пироги. И все к этому так привыкли, что ограничиваются обыкновенным дежурным «спасибо», а не восторгаются. Отчего же нужно выражать восторг Вериной работой?
Сев в машину, рванула с места.
Со следующего дня Вере стали открывать и закрывать наряды – как и любому другому водителю, выписывая путевой лист на поездки. Конечно, старались подкинуть маршрут поближе, а задание дать попроще. Но это Вере не нравилось.
– Послушайте, Нина Петровна! – не удержалась она в очередной раз, – Алтынбаеву выписали ехать на «УАЗике» за карбюратором для «ЗиЛа» через весь город. Туда лучше на моей машине съездить, а его направить на мукомольный по заявке. И бензина уйдёт в два раза меньше и заработает Марат не меньше. Автобаза в этом случае только выиграет.
– И то верно, Петровна, – подключился внезапно появившийся начальник автоколонны, – Птичкина правильно говорит, давай так и сделаем. А документик на рейс переписать недолго!
***

В этот ноябрьский день Вере Птичкиной выписали наряд на дальнюю поездку в райцентр, расположенный в тридцати километрах от города. Надо было получить шесть рулонов рубероида в филиале организации в этом небольшом городке.
Снабженец автоколонны давно уже не ездил с Верой за экспедитора – она успешно разбиралась и с накладными и с доверенностями. Так что возвращалась ноябрьским вечером Вера одна весьма довольная тем, что всё прошло успешно. Нужный автохозяйству материал лежал в багажном отсеке автомобиля.
В том году зима пришла рано, но снега было немного. Вера ехала по шоссе и думала о том, что неплохо было бы успеть разгрузиться до того, как закроется склад. Навстречу ей проносились тяжёлые автопоезда, бросая в стекло горсти грязной снежной пыли, её обгоняли огромные джипы и шустрые «матиски».
Быстро стемнело. Вдруг на обочине шоссе Вера заметила зябко кутающуюся в шаль женщину со свёртком на руках, напоминавшим грудного младенца. Она подняла руку, Вера притормозила.
– Да горада падбросишь, да? – с сильным кавказским акцентом спросила незнакомка.
– Садитесь, – Вера с готовностью распахнула дверцу автомобиля, и женщина опустилась на сиденье. Автомобиль тронулся с места.
«Странно, – подумалось Вере. – Встретить в таком безлюдном месте женщину с маленьким ребёнком на руках! Очень странно! Что-то настораживало в поведении незнакомки. А что именно? Возможно то, что как-то не особенно бережно обращалась она с младенцем при посадке в машину? Или её настороженный и сосредоточенный взгляд?»
– Сэйчас сварачивай быстро эта дарога! – в бок Веры упёрся ствол обреза, выглянувший из детского байкового одеяла.
Вера не ожидала такого развития событий и, скорее, машинально подчинилась, свернув на указанный просёлок. Что делать? В голове пульсировал этот вопрос. Может, направить машину на дерево. Но, как нарочно, в этом месте деревья были скрыты за насыпью снега. Скорее всего, машина увязнет в нём. А если бандитка выстрелит? Что же делать?
Вот на пустынной дороге по направлению движения показалась другая машина с включёнными фарами дальнего света. Кажется, «БМВ», разобралась Вера.
– Здэсь астанови! – приказала незнакомка.
Из иномарки выскочили трое в коротких кожаных куртках. Кавказцы!
«Влипла», – пронеслось в голове. Незнакомцы подошли ближе.
– Молодэц, Фатима! – по-русски гортанно произнес один из бандитов и затем добавил несколько слов на незнакомом Вере языке.
– Вылэзай! – гаркнул на Веру другой, рывком распахивая дверь «шиньона».
Что делать? Решения не было! Только тут Вера заметила у третьего бандита ствол короткого автомата «Узи». Вспомнила: она его раньше видела в телепередаче про израильскую армию. Что нужно незнакомцам? Вряд ли они хотят меня ограбить или изнасиловать. В подъезде дома, где жила Вера, одну квартиру занимали чеченцы, торгующие на рынке, и практически ежедневно водившие к себе новых и новых девок. Бабки, сидевшие на лавочке, плевались в их сторону, но ни девкам, ни чеченцам и дела не было до бабок. У них были другие «бабки», и было их много.
Наверное, им нужен автомобиль! Перевезти взрывчатку, оружие... Да мало ли для каких целей. В машине вполне можно совершенно незаметно разместить пять таких абреков, причём, совершенно незаметно.
Все эти мысли пронеслись в голове Веры за доли мгновения. Она левой рукой взялась за ручку автомобиля, слегка нагнулась и правой рукой нащупала пучок проводов за нижней панелью, рванув их со всей силы.
Может, оттого, что было темно, и была она в машине одна, бандиты этого не заметили. Вера вышла из машины, и человек с короткоствольным автоматом ткнул стволом в сторону опушки леса:
– Иды туда, сука!
Вера сделала несколько шагов по неглубокому снегу и только хотела обернуться, как прозвучала автоматная очередь, и тело пронзило жгучим огнём. Она не слышала, как над нею склонились бандиты, не чувствовала, как оттаскивали в сторону её бесчувственное и окровавленное тело, как присыпали его свежим, таким чистым снегом – вперемешку с листьями. И не знала, что обесточив цепь зажигания, не только не позволила нападавшим завладеть столь необходимым им автомобилем, но спасла себе жизнь.

***

Она также не знала, сколько пролежала в полном беспамятстве под ворохом листьев и снега. Сознание вернулось к ней, а вместе с ним и нестерпимая боль. Захотела встать – не смогла. Повернулась на бок, затем на живот и попыталась подняться снова. Стало так больно, что она чуть не потеряла сознание.
Надо ползти!
Вера увидела свой автомобиль. Он стоял на том самом месте, но иномарки рядом с ним не было. Это придало силы. Оставляя за собой кровавый след, она выбралась на проселочную дорогу и поползла, постанывая как побитая собачонка...
... Дверь «шиньона», к счастью, была открыта, но попытка взобраться на водительское сиденье дорого стоила Вере – она опять потеряла сознание.
Девушке повезло: произошло это на весьма непродолжительное время. Не сразу, но всё-таки соединила она нужные проводки – помогли навыки, полученные на автобазе – и, вытянув рукоятку дроссельной задвижки, завела двигатель.
Произошло чудо! Её машина, которая с наступлением холодов начинала капризничать, отказываясь заводиться, ... на этот раз не подвела – вздрогнула, двигатель чихнул пару раз и затарахтел. Недаром выклянчивала Вера у завхоза новый аккумулятор и добилась-таки своего!
Куда ехать? Прямо? Но путь по просёлочной дороге ей абсолютно неизвестен. Эта дорога может привести и к заброшенной на зиму стройке и к охотничьей избушке. Развернуться нельзя! Назад, на «шиньоне», с плохим задним обзором? Тяжело, но другого выхода не было!
Ревущий автомобиль выбрался задним ходом на дорогу и помчался по направлению к городу...
... И вновь повезло Вере. На ближайший же перекресток встала на пост машина ГИБДД. Инспекторы сразу обратили внимание: с этой машиной что-то не так, остановив слегка виляющий автомобиль. Да и сама Вера, увидев патрульную машину, стала тормозить, поняв, что у неё появился шанс.
Однако успела проговорить людям в форме важное. По её описаниям уже следующим утром были задержаны двое из нападавших, и полиция вышла на след чеченки Фатимы и третьего бандита.
На «УАЗике» с ревущей сиреной Вера была доставлена в отделение реанимации, где врачи всю ночь делали ей операцию за операцией...
Жизнь врачи Вере спасли. Только вот здоровье вернуть не смогли. Три пули, выпущенные из автомата «Узи», слились в одну большую жирную точку, поставленную в конце той жизни, где была весёлая и неунывающая Вера с её огромным желанием мечтать и воплощать мечты в жизнь. В той жизни она шла своей дорогой, заряжая не всех, но многих энергией. В той жизни она только начала жить. И у неё это получалось!
...Эти три пули стали многоточием в начале совершенно другой жизни с долгим оформлением пенсии по инвалидности, хождением по многочисленным учреждениям с бумагами и справками, с посещением поликлиник и аптек.
Да, поначалу Вера была героем. У неё оказалась феноменальная зрительная память на лица, за помощь в поимке преступников и их изобличении её благодарили в горотделе УВД, а седой полковник крепко, с чувством, жал руку.
А потом? Потом началась серая и неинтересная жизнь инвалида второй группы...
...Она часто сидит на одной и той же лавочке в городском сквере. Отсюда хорошо виден оживлённый перекрёсток и разбегающиеся в разные стороны разноцветные автомобили, на которые она подолгу смотрит. Смотрит таким взглядом, каким моряки, списанные по той или иной причине на берег, провожают уходящие в море корабли...
Рассказы | Просмотров: 1028 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 05/02/14 08:18 | Комментариев: 18

................................«Но неужели вы не слышите шорох судьбы иголки,
................................этой чудесной швеи?»
................................(Велимир Хлебников)

Метелица. Внезапная, как взрыв;
жестокая, как выстрел на охоте;
обшарила с ворчанием дворы,
умолкнув в полночь на высокой ноте.
Она скоропостижно умерла…
В одной квартире этого квартала
вела опять стежок судьбы игла,
используя волшебные лекала.
А за стеной бил по глазам запой,
и жажду утолив из грязной лужи,
махал мечом невидимый слепой,
рвал на куски тела, сердца и души.
Философская поэзия | Просмотров: 717 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 04/02/14 13:54 | Комментариев: 4

Солнце сегодня удивило Витю Обноскина. Как распахнуло свои ресницы с утра, жарко и томно взглянув на скромного труженика кульмана, так и продолжало неутомимо распалять его после нудной, осточертевшей работы. А заодно с ним небритые пашни, улыбающиеся леса, громкоголосые стадионы, пёстро одетых карапузов с мамашами в скверике и всю полуобморочную, только что выздоровевшую после обморожения землю средней полосы. Запеть бы, зачирикать, забубнить про себя вместе с птичками весёлую песенку, да настроение было помятым на работе. Хотя любоваться-удивляться майским метаморфозам природы было некогда. Жена нарисовала список неотложных покупок – от растительного масла до кофе молотого, без которого жить полноценно не могла. Посмотрела взглядом командира заградительного отряда, отправляющего на смертный бой бойца-штрафника, и этот взгляд супруги был подобен огню пулемётно-свинцовому.
По наезженной годами, можно сказать, идеомоторной колее Витя зарулил на рынок и тут только спохватился: денег-то в карманах его пузырящихся штанов и потёртого пиджачка не было. Зарплата в проектном бюро задерживалась, а майские праздники, как всегда, вытянули последние рублишки. Витя озабочено достал листочек из внутреннего кармана пиджачка, раскрыл кошелёк и решил посчитать наличность. Присел на бордюрный камень на выходе с базара, вытер пот со лба, стянул картуз с головы и вывалил туда мелочь и пару десятирублёвиков из другого кармана вдогонку.
«Хватило бы на кофе дражайшей, а остальное пока до зарплаты потерпит», – утешал он себя спасительной мыслью, перебирая мелочь, как вдруг в картуз упала бумажка.
«Пятьдесят» – машинально отметил Обноскин, проводил взглядом бритоголового и широкоплечего детину и даже не успел заметить, откуда в картуз приземлились ещё две десятирублёвые купюры.
Дальнейшее действие развивалось, как в партитуре музыкальной пьесы, когда за указанием «играть быстро» следовало: «быстрее», а потом «ещё быстрее». Где же читал про это Витя? Теперь и не вспомнить, разве что придёт пора порыться в библиотеке на пенсии, до которой ему долгих два года.
Он сообразил, что попал в базарный час пик, и оттого купюры и мелочь сыпались, как из рога изобилия. Обноскин окинул взглядом картуз, переложив три пятидесятирублёвые купюры во внутренний карман, решил было встать и пойти купить все необходимое, однако какая-то неведомая сила пригвоздила его к бордюрному камню.
Прохожие кидали и кидали. Некоторые молча, иные присовокупляя короткие фразы вроде: «Помоги Вам Бог». Обноскин удивился этой простой фразе. Спохватившись, неумело перекрестился. Но потом решил вовсе не делать этого, дабы не портить благостное впечатление.
Старичок в столь же потёртом пиджачке, как у Обноскина, но с орденскими планками, со вздохом пошарил в карманах и опустил в картузик две десятикопеечных монеты. А затем патетически, обернувшись для чего-то на запад, произнёс:
– Вот до чего людей демократы с Ельциным довели!
Он потряс сухим кулачком, нехорошо выругался и удалился, а Обноскин также со вздохом закивал головой, соглашаясь мысленно. А может, был его вздох посвящён подступающим вплотную воспоминаниям о том давно ушедшем взбаламошном времени, когда он, молодой и сильный, подрабатывал по вечерам и ночам на товарной станции, разгружая мебель. Теперь Витя явно не способен на такие подвиги. А на какие способен? Ага! Вот он переложил часть денег вовнутрь, а в картузике опять накопилось наличности гораздо больше, чем он зарабатывал за целый день непорочной и кропотливой службы ведущим инженером.
Женщина с хныкающим малышом опустила в головной убор пятирублёвую монету и неулыбчиво сказала, обращаясь то ли с укоризной к капризному чаду, то ли за сочувствием к Обноскину:
– Дяденьке на хлебушек не хватает, а ты ни ананасовый, ни земляничный йогурт не ешь! Где я тебе возьму в седьмом часу вечера бананового?
Ребёнок внимательно оглядел Витю и вдруг перестал плакать. Обноскин потупился, денег на «хлебушек» он уже насобирал, можно было даже пива попить и в ресторане закусить на такую халяву. «Посижу ещё часок», – решил он, как тут к нему подошла настоящая профессионалка – нищенка неопределённого возраста в мужских ботинках на босу ногу и в рваной кожаной куртке:
– Свято место пусто не бывает, – провозгласила она, – Сизый не остыл ишо, а ты уже на его посту.
– Ну да, – ляпнул Обноскин первое, что взбрело в его затуманенную голову.
Нищенка оглядела Витю с ног до головы и, вероятно, осталась довольна:
– Ты, значит, и будешь его племянничек? Так, так! Ничего себе мужичок, справный. Сизый говорил мне. Хотел давно от дел отойти и тебя из деревни выписать. Тяжело ему безногого-то на старости лет изображать. Доподгибается порой так, что к вечеру обе здоровых ноги затекают. Он сына-балбеса на платном на филолога выучил, коттедж выстроил, да вот беда: привык по скупости денатурат жрать. Уж сколько я ему говорила: пей «боярку»! В любой аптеке её завались! Дёшево, безопасно и сердито, а он … не послушался! Вот и крякнул! Меня Веркой зовут, а ты?
– Витя! – выпалил Обноскин, сразу же пожалев, что назвался настоящим именем.
Нищенка осклабилась, продемонстрировав два золотых зуба:
– Я на соседнем рынке. Если что – заходи. Пойду, а то счас к тебе Косой – наш смотрящий должен заявиться.
В планы Обноскина не входила встреча ни с Косым, ни с кривым, ни с иным смотрящим. Он решил: наступила пора потихоньку сматываться. Проводив взглядом Верку, поднялся и только хотел сгрести наличность в карманы, как тяжёлая ладонь опустилась ему на плечо:
– Добрый вечер, кормить нечем!
Парень в спортивном костюме осмотрел Витю с высоты своих двух метров, убрал тяжёлую ладонь и запустил её в картуз. Сплюнул в пыль, отделив от общей массы несколько купюр, а затем протянул картузик оторопевшему Обноскину:
– Племянничек! Тебе дядька весь расклад нарисовал или нет? Слушай сюда, придурок! Буду подходить всегда в это время. Если какие заморочки или гнилой базар, скажи так: «Под Косым хожу». Я разведу все понты, понял? Вот моя мобила.
Обноскин кивнул. А Косой, сверкнув одним глазом, второй, по всей видимости был стеклянным, достал визитку, на которой, к удивлению Обноскина, значилась не только фамилия Косого и его должность: исполнительный директор, но и название торгово-закупочной фирмы «Север-Юг плюс» со всеми телефонами и адресами, включая электронный. Хлопнув по плечу Обноскина так сильно, что тот присел обратно на своё место, он удалился в сторону торговых рядов, а Витя решил посидеть ещё, чтобы компенсировать изъятое.
Впрочем, душу грело понимание того, что взял, в сущности, Косой совсем немного. Гораздо больше находилось у Обноскина во внутренних карманах. Он уже начал было беспокоиться за оттопырившиеся места старого пиджака, как сделал не совсем утешительное наблюдение. Людской ручеёк, такой полноводный час назад, начал иссякать, а денежки падать всё реже. Обноскин посидел ещё пять минут, услышав нахальное бурчание голода в животе и иссушающие призывы жажды.
«Всё! Хватит!» – решительно поднялся со своего места Обноскин, сгрёб деньги в карман, напялил волшебный картуз на вспотевшую лысину и, углядев с той стороны ворот общественный туалет, заспешил туда. Протянув монету привратнику, зашёл в кабинку, щёлкнул шпингалетом и только тогда вздохнул с облегчением. Аккуратно рассортировал купюры, с удивлением отметив, что всё в кошелёк не помещается.
В голове возник командирский образ супруги, и Обноскин вспомнил про её строгий наказ. Благоразумно решил проехать две остановки на троллейбусе до другого рынка, а потом расторопно купил всё, что нужно. И не только. По пути заскочил в магазин готовой одежды и купил приглянувшийся псевдо итальянский костюмчик. Так в нём и пожаловал под светлые очи супруги.
– Ты где это шлындаешь? – грозно спросила она из кухни, и Витя, обычно отличающийся правдивостью, граничащей с простоватостью и глупостью, на этот раз сказал полуправду:
– Так ить … на базаре … потом по твоему списку.
– Мой руки и садись за стол! Сколько можно разогревать!
Обноскин заглянул на кухню, чтобы поставить пакет с заказанными продуктами, и супруга, углядев обнову, всплеснула руками:
– Витюня! Никак зарплату дали! Или премию?
– Как же, дадут, – хмыкнул Обноскин, – догонят и ещё дадут! Это я на новом месте получил … аванс! Ещё осталось.
Обноскин вытащил из кошелька и кармана купюры, гордо положил на подоконник.
– Ты ничего не говорил, – удивлённо и в то же время грозно констатировала жена, – постоянно, надеюсь, устроился?
– Постоянно.
– А кем?
– Кем, кем, – пробурчал, соображая, Обноскин, – менеджером.
– Ничего себе, – восхитилась подруга жизни, – а как предприятие-то называется?
Обноскин вытащил из кармана визитку, протянул жене и честно доложил:
– Вот! Это мой новый начальник!
Супруга восхищённо уставилась на золотые буковки и золочёную вязь по краям, а затем осторожно отложила в сторону:
– Ещё замараю, руки-то на кухне жирные.
И взглянув на новый костюм мужа, добавила:
– «Север-Юг плюс»! Переодевайся давай в спортивное. А старое шматьё надо выкинуть, раз менеджером на солидном месте.
Она протянула руку к пакету, но Обноскин вдруг прижал его к груди:
– Нет! Буду именно в нём на новую работу ходить. Так надо! Примета у меня такая!
И было в его голосе столько неподдельной решительности, что даже солнце, с утра поразившее Витю Обноскина, теперь, в свою очередь, от удивления послало свой привет в виде ласкового солнечного зайчика. Заяц скакнул по новому костюму, по старому холодильнику, по остывшему борщу с янтарными вкраплениями жира, по куче смятых денег на подоконнике и остановился на лице супруги. А та досадливо отмахнулась то ли от весёлого блика, то ли от глупой мысли мужа, но потом заулыбалась в согласии.
Если она согласилась с Обноскиным, то солнышко и подавно по такому пустяку спорить не станет. У него немало других важных дел!
Рассказы | Просмотров: 869 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 04/02/14 07:54 | Комментариев: 4

Пародия на "я любил в незатейливом кофре..."
Автор: Михаил Свищёв
http://www.stihi.ru/2013/03/01/11265

Текст оригинала:

я любил в незатейливом кофре
на верёвке кларнет, а ещё
я любил растворительный кофе
пусть и пах он кошачьей мочой.

всё душистое было мне мило
и, наверное, к слову сказать:
я любил земляничное мыло,
хоть щипало под душем глаза.

на осине играя в разведку,
у заклятых врагов на виду
я любил ту цветущую ветку,
что обломана в прошлом году.

дай им повод – влюбляются люди ж
и в верёвку, и в мыло, и в сук…
потому что пока/если любишь
недостатки считать недосуг.

Яснонюхание

Я трубу на верёвке таскаю
и решил записаться к врачу,
потому что решил выпить чаю,
а унюхал собачью мочу.

Даже в Кафре мне будет не по фиг –
извещу свою тёщу письмом,
что ватрушка в затейливом кофре
пахнет вовсе крысиным дерьмом.

Ветки сломаны – будто бы рота
Здесь прошла у врагов на виду.
Сообщаю: от запаха пота
Ошалел и куда-то бреду.

На осине разведка борзая
Мне про запахи песни поёт.
То, что нюхал вчера, исчезает,
То, что в прошлом году, пристаёт.
Пародии | Просмотров: 719 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 03/02/14 12:11 | Комментариев: 0

Зек тянет срок, чиновник ждёт бабло,
а я мечтаю, что приеду снова
на берег, где душе всегда тепло,
пусть даже ветер и мороз суровый.
Хотя здесь пароходы не слышны,
всё тех же дум грохочет половодье,
летят в лучах по лугу скакуны…
................................................
Но время тянет на себя поводья.
Путь к солнцу на закате был искрист,
у Волги, в небольшом таком загоне,
по луговине лошади паслись,
а мне казалось: розовые кони,
способные стремительно лететь
и исчезать за горизонтом в поле.
Кто говорит: спасенье – в красоте,
тот отпускал мечту свою на волю.
Завидую парящим в вышине!
Милее ястреб, чем довольный кочет.
Я – на земле… и только лишь во сне
лечу туда, куда душа захочет.
Философская поэзия | Просмотров: 619 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 03/02/14 06:39 | Комментариев: 0

"Кролик на крольчиху лезет
с целью перепиха"
http://www.stihi.ru/2007/01/28-812
(Игорь Белкин)

Выглянул сейчас в окошко:
дело движется к весне,
крупный кот залез на кошку,
белк на белку на сосне.

Пес на суку влез в запарке,
а в глазах другого - грусть,
что творится в зоопарке
описать я не берусь...

С ревом спарились медведи,
лев и львица в тишине.
За стеной визжат соседи:
дело движется к весне...
Иронические стихи | Просмотров: 768 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 02/02/14 17:58 | Комментариев: 2

Приди ко мне, озябшее Высочество!
По дну зимы опять метёт метелица,
наш мегаполис полон одиночества,
и две судьбы никак не могут встретиться.

Приди ко мне, далёкая красавица!
Лекарства есть, хотя и не аптечные.
Все сны мои цветные, но не нравятся –
мы разминулись там, как пули встречные.

Приди ко мне, продрогшее Величество!
На улице ни шороха, ни всполоха
и кажется: замёрзло электричество…

…Зато в моей душе изрядно пороху!

© 2009
Любовная поэзия | Просмотров: 583 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 02/02/14 13:17 | Комментариев: 4

Печальный триптих

1
Время вальс с валькирией станцует и решит, кто прав, кто виноват. Я Тарзана вам не нарисую – мой герой немолод, лысоват. В череде адгезий и когезий жил в «хрущёвке» старого двора, не меняясь, словно Бетельгейзе, а морщинясь тихо, как кора. Некрасив, замечу откровенно, и, как столб фонарный, одинок. Но светил ему во всей Вселенной лишь один далёкий огонёк. Жил герой мечтой, всё было просто: пусть давно уже не молодой, он хотел попасть на чудо-остров с одинокой женщиной седой. И бывало, зимней ночью длинной, как Пьеро страдал в который раз. За глаза прозвал её Мальвиной, вспоминая свой десятый класс.

2
На границе снов, желаний тайных сорок лет с возлюбленной на «ты». Часто половина премиальных превращалась в дивные цветы. Был театр, кафе, скольженье в танце и стихи… пока не рассвело… Вы, возможно, будете смеяться – до постели дело не дошло… После мысли путались сумбурно, но одна согрела: «…удивлю! Пусть над Океанией лазурной прогремит горячее: «люблю».

Сядем мы вдвоём у океана на песок, что солнышком согрет, я сравню желание с вулканом, а любовь – с величием морей. Пальма, как ребёнка, успокоит сердце, зашалившее в груди. Прозвучит банальное такое… вдох и выдох: «Замуж… выходи!»

3
Здравый смысл, как снег в лицо – придётся... собирать, когда смешной оклад, на два места под горячим солнцем сорок лет, а может, пятьдесят. Нет ни взяток, ни доплат, ни ренты, и в родном НИИ зарплаты нет! Но кричат бесплатные газеты: «Деньги… гарантируем процент». Яркая, как попугай на воле, разогнав остатки миража, девушка сказала: «В чудо-поле вырастет богатый урожай».

Год прошёл, и стало не до смеха от унылой серии звонков. Как дурной петух, металось эхо по стране упрямых дураков. Ночью сердце нашего героя вспыхнуло – сгорело, как дрова.

Время лето осенью закроет, но не скажет вам, кто виноват…

=========================================================
Примечания:

Валькирия (др.-исл. valkyrja — «выбирающая убитых») — в скандинавской мифологии молодая женщина, которая реет на крылатом коне над полем битвы и подбирает воинов, переправляя их в небесный чертог Вальгаллу.

Адгезия (от лат. adhaesio - прилипание), слипание поверхностей двух разнородных твёрдых или жидких тел.

Когезия (от лат. cohaesus — связанный, сцепленный) – сцепление молекул (атомов, ионов) физического тела под действием сил притяжения
Бетельгейзе (араб.), – переменная звезда, блеск которой изменяется от 0,3 до 1,2 визуальной звёздной величины с периодом 5,8 года. Изменения блеска вызваны пульсациями звезды, во время которых её диаметр изменяется от 300 до 400 солнечных диаметров.

Рента — доход, получаемый владельцем денежного капитала или земли, не требующий от получателя предпринимательской деятельности. Например, денежные средства от передачи земли в эксплуатацию - земельная рента.
Любовная поэзия | Просмотров: 572 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 01/02/14 14:41 | Комментариев: 2

рассказ

– Про то, что у тебя нет денег, я уже слышала, – голос дочери стал ещё более жёстким и приобрёл знакомые интонации голоса супруги Тишкова, – я хочу тебя спросить, почему у всех девчонок на нашем курсе есть приличные сапоги, а твоя дочь ходит в прошлогодних обносках? Почему?
Тишков вздохнул, медленно встал из-за стола, оставив на тарелке недоеденную жареную картошку, надел китайский пуховик, стоптанные ботинки и, тихо притворив за собой скрипучую дверь, вышел на улицу. Накрапывал надоедливый осенний дождик, а холодный порывистый ветер срывал с лип последние листья, подгоняя редких прохожих.
Тишков подошёл к своей машине, одиноко стоящей в кармане двора, сбросил часть листвы с капота и лобового стекла и устало опустился на водительское сиденье. Обычно в это время он ставил свою потрёпанную «шестёрку» в гараж, возвращаясь домой шесть остановок на троллейбусе, но сегодня решил изменить привычному распорядку и направил автомобиль прямо по широкому проспекту.
Машин и прохожих в этот час было немного. «Покалымлю часок, а там видно будет» – подумал Тишков, наблюдая, как идущая впереди его красная «десятка» резко вильнула к обочине, подобрав поднявшего руку солидного мужчину. Он не удивился – время теперь суровое, отчего мужику не подзаработать при случае?
Тишков проехал целых два квартала, прежде, чем заметил на остановке «голосующего» долговязого парня в кожаной куртке.
– На Северную, командир!
На Северную, так на Северную. Километраж не так чтобы приличный, но вполне подходящий, и Тишков хотел было начать разговор об оплате, как молодой человек сам добавил:
– Три сотни? Устроит? Только вот что ....надо заскочить за женой. Она тут у тёщи загостилась, недалеко. Покажу.
Тишков проехал несколько километров, потом свернул во двор типовых девятиэтажных домов и припарковался у указанного подъезда. Он заглушил двигатель, чтобы не расходовать лишнее топливо и стал ждать. Прошло пять минут, десять, пятнадцать.... парочка не появлялась. К ночи подморозило, Тишков завёл двигатель и включил автомобильный радиоприёмник...
Лишь спустя полчаса, выйдя из машины и обнаружив, что подъезд, в котором исчез парень, проходной, ждать ему некого, и его элементарно надули, Тишков сел в машину и двинулся дальше.
Он довольно быстро наткнулся на следующего попутчика, а, точнее, на двоих, еле стоящих на ногах мужчин и, согласившись отвезти одного из них, жестко заметил:
– Только я попрошу – деньги вперёд.
Провожающий друга-собутыльника сделал рукой театральный жест:
– Петрови– и– ч! Я зап– п– лачу ...
Он извлёк чуть ли не из-за пазухи горсть мятых купюр, вытащил крупную банкноту, добавил еще пару бумажек достоинством поменьше и протянул Тишкову:
– Хв... Хв... хватит?
Эта сумма более, чем втрое превышала обычный тариф на подобное расстояние, но Тишков, озлобленный тем, как провёл его долговязый, молча взял деньги.
«Надбавка за риск, – успокоил он совесть, зашевелившуюся было в нём, да и то правда – вот возьмёт этот друг и уделает сиденье, а что ты с ним сделаешь?»
Он терпеливо выждал, когда собутыльники кончили лобызаться на прощание и тронулся, опасаясь одного: как бы его новый пассажир не заснул по дороге, и ему не пришлось расталкивать этого грузного, дышащего вонючим перегаром мужчину.
Однако этого не произошло, и вскоре он уже отъезжал от деревянного дома в частном секторе, отмечая, что ударивший мороз как нельзя кстати сковал грязь на обычной грунтовой дороге. Автобусы и троллейбусы уже не ходили, но последние трамваи ещё позвякивали на стыках рельсового пути. Правда, и пассажиров, желающих воспользоваться услугами извозчика, стало гораздо меньше.
Подбросив хорошо болтавшего по-русски китайца, затем курсанта военного училища с девушкой, а после этого пожилую женщину с огромной сумкой и проехав еще квартала три безрезультатно, Тишков понял, что пик припозднившихся прошёл. Теперь можно было надеяться лишь на большую удачу, и разумнее всего ехать в свой гараж. Город уснул, за редким исключением гуляющего по ночным барам золотого контингента мальчиков-мажоров и новоявленных нуворишей, не знающих, куда потратить легко пришедшие к ним деньги, да и те все были при своих «тачках», нисколько не опасаясь ни полиции, ни дорожно-транспортных происшествий.
Возвращаться домой пришлось пешком, и он шёл, тревожно озираясь по сторонам, опасаясь лихого народа. Однако Бог миловал в этот вечер Тишкова. Благополучно возвратившись домой, он на строгий вопрос жены «Где был?», смущённо вывалил на столик смятые деньги, прикидывая в уме, сколько бензина истратил в тот вечер. За вычетом этой суммы получалось неплохо, и он понял главное: заработать на сапоги дочке таким образом вполне реально. Месяцок этак покрутится ... К тому же не за горами и причитающийся ему весьма скромный оклад инженера по технике безопасности, из которого можно выкроить кое-что. Глядишь, и жена на работу устроится.
– Вот! – кивнул он на смятые бумажки, – подкалымил немного, подбросил попутчиков.
Жена Тишкова, жмурившаяся от яркого света в прихожей, укоризненно покачала головой:
– Ты предупредил бы... Ни мне, ни Таньке не сказался...
Тишков отложил несколько банкнот на бензин, а остальные протянул супруге:
– Так это... для неё ведь... старался. Вот возьми... отложи... на сапоги.
Жена Тишкова, молча, взяла деньги, унесла в комнату.
– В общем... – замялся Тишков, – завтра я тоже... ну ...в общем... подкалымить...
– Тише ты! – зашипела супруга, – Танька спит, а ей утром на занятия, пилить на другой конец города.
«Да и мне не мешало бы прилечь» – подумал Тишков, чувствуя, как всё тело его наливается свинцовой тяжестью, – «вымотался сегодня на работе – чёрт принёс проверяющих из вышестоящей организации, да и потом...»
Он разделся и лишь только улёгся на застеленный диван, как моментально заснул.

***
Прошло три недели. Тишков регулярно выходил на свой промысел, всегда почти в одно и то же время, остерегаясь потенциальных «кидальщиков» и наглых таксистов, который по рассказам знакомых могли запросто отомстить частнику, исподтишка проколов колёса. Он стал опытнее, оценивая пассажира, зная, что на улицах, примыкающих к основным магистралям порой гораздо легче подцепить пассажира, ведь с наступлением холодов иные не хотели идти к остановке...
Этот вечер перед бывшим праздником Октябрьской революции был на редкость урожайным.
Эти трое парней не вызвали у него никакого опасения.
– В Семёновку, батя, подбросишь? – осклабился коренастый крепыш, поигрывая крупной купюрой, которую ха характерный цвет в народе прозвали «морковкой».
– В Семёновку? – переспросил Тишков, с готовностью распахивая дверцу, – это можно!
Двое расположились сзади, а коренастый, закурив, вздохнул:
– Снега мало, садоводам беда.
– Беда... – эхом отозвался Тишков, прикидывая, что как раз этого стольника и не хватало на сапоги дочке. Еще с полчасика потом поработаю – и баста!
– Заверни, батя, направо, – скомандовал коренастый.
Машина свернула в одну из пустынных улиц заброшенного района по соседству с химическим комбинатом, из которого по требованию санэпиднадзора выселили всех жильцов, и теперь пустые коробки обживались бомжами.
– Останови, надо отлить, – вновь приказал коренастый, и не успел Тишков до конца притормозить автомобиль, как почувствовал: справа в бок ему упёрлось острое лезвие ножа.
– Давай гони башли, овца! – это один из тех, задних, прошипел на ухо, дыша отвратительным табачным перегаром, а другой, не дожидаясь принялся выворачивать карманы незадачливого «таксиста». Коренастый удовлетворённо наблюдал за происходящим, потом коротко бросил:
– Мотаем!
– А? – краем глаза Тишков углядел – тот, что рылся у него по карманам, провёл рукой по своей жилистой шее.
– В падлу! Овца... стрёмно такого! – отреагировал коренастый, и, повернувшись к Тишкову, добавил:
– Слышь ты, лошара! Ментам сдашь – найдём, на куски изрубим!
Вся троица выскочила из машины. Тишков видел, как они метнулись в темноту в сторону пустыря, и дрожащей рукой включил ключ зажигания.
Он ехал домой, не обращая никакого внимания на многочисленных голосующих, стараясь унять дрожь в руках, понимая, что ему крупно повезло...
Он ничего не сказал об этом случае дома. Благо в тот злополучный вечер никого из домашних дома не было. Жена устроилась работать уборщицей в близлежащий кинотеатр, где мыла после сеансов, а Танька в последнее время часто пропадала по вечерам и даже ночами у подружки – как она объясняла, готовилась к сессии.

***

На следующий день Тишков не вышел вечером на свою вторую работу, а погрузился в чтение городской газеты объявлений. У него появилась мысль – устроиться в какую-нибудь фирму водителем. Если подвернётся хороший заработок, можно и с завода уйти – всё равно толком не платят, а нервы мотают – будь здоров!
«Стану страстной и нежной любовницей состоятельному господину, который оплатит мою учёбу в университете»– прочёл он одно из объявлений, подумав: да это та же самая проституция и удовлетворённо отметил: «Моя-то Танюшка сама поступила на бесплатное или как его называют – бюджетное отделение, даже стипендию получает, в такой «помощи» не нуждается, а на сапоги ... на сапоги мы деньги найдём, дай срок»
Он пробежал взглядом раздел «автомобили», отметив, что новой машины в такое время ему не видать, как своих ушей без зеркала, и наткнулся на несколько объявлений с приглашением на работу водителем. Тишков отчеркнул несколько из них, в частности, те, что предусматривали работу в вечернее и ночное время, и, вздохнув, застучал кнопками старого телефонного аппарата.
Из разговора с хозяином – работодателем он быстро смекнул, что такая вечерняя и ночная работа заключается в ... доставке проституток к клиенту и обратно. Честно говоря, не по душе было это... Но оплата за такой труд была просто сказочной.
Тишков обзвонил четыре подобных «конторы» и остановил свой выбор на одной из них. Во-первых, близко к дому. А во-вторых, заработок там посулили выше, чем в подобных фирмах.
«В конце концов, – размышлял он, – встанем на ноги, найду работу получше. А пока...»
Пока что он взял да и ударил по рукам на предложенные условия и выходил на эту новую свою работу в оговоренный день вечером и лихо подруливал к офису. Его машина буквально за два дня насквозь провоняла дорогими духами и жена Тишкова, брезгливо морща нос, сразу же заметила:
– Говоришь, администраторов возишь. Неплохо в вашей фирме живут менеджеры-то... Косметика что надо!
– Ничего, – согласился Тишков, помрачнев отчего– то. Он не вступал в разговор с необычными пассажирками, да и сопровождающих двоих охранников удостаивал односложными ответами типа «да», «нет» и «не знаю».
Третий день его работы был как обычно. Ему сказали, куда он должен был подъехать, он выехал. Вот он – этот дом, нужный подъезд...
Стрелка часов указала на десять вечера, дверь открылась, из подъезда показалась ярко размалёванная деваха, а за ней.... его Танюшка в новой одежде, раскрашенная, как новогодняя игрушка. Его единственная, горячо любимая дочка, которую он нянчил вот на этих самых, опять предательски задрожавших руках.
Девушки подошли, а он вдруг выскочил из машины и вплотную приблизился к ней:
– Дочка! Да как же... да как же так!
– А-а-а, салют! Значит, ты наш новый водила! Классно!
Таня открыла дверцу, села в машину и закинула ногу на ногу.
– Ну, вези что ли, папаша! Адрес знаешь?
...Тишков выжал сцепление. Они миновали проспект, свернули на малоприметную улочку и скоро уже были на месте...
...К ночи по прогнозу погоды ожидалось похолодание, что после дневной оттепели грозило суровым гололёдом. Однако этого не произошло, и водители, и сотрудники ГИБДД были весьма рады этому обстоятельству. Тем сильнее было удивление молоденького лейтенанта милиции, когда он прибыл на место происшествия.
– Ничего не понимаю, – пожимал он плечами, – дорога сухая, видимость отличная, по свидетельству очевидцев других машин на дороге в этот момент не было, а этот чудило... разогнался – да со всей скорости ... въехал в столб линии электропередачи. Да как въехал! Машина всмятку, а сам на удивление живучий оказался – при таком-то ударе ещё минут пять после того, как мы приехали, жил, да ещё какие-то деньги нам протягивал и всё твердил про какие-то сапоги.
– Какие еще сапоги, – усмехнулся в густые усы другой офицер – пожилой капитан. Он тяжело вздохнул и отправился в патрульную машину составлять протокол об очередном дорожно-транспортном происшествии, повлекшем за собой одну человеческую жертву...
Повалил густой снег, быстро закрывший собой пятно крови на грязном асфальте миллионного города.... Он шёл и шёл до самого утра. Укутывал промёрзшую землю, прикрывая своим пушистым ковром посадки садоводов, корни деревьев, поседевшую траву на газонах и разный сор на земле, словно пытаясь хоть немного приукрасить и город, и жизнь его обитателей...
Рассказы | Просмотров: 1002 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 31/01/14 09:27 | Комментариев: 40

Предсказать я не берусь,
кто закрутит гайки
и когда оставят Русь
воровские шайки.

Тривиальны, как вода,
истины простые,
что чиновников орда
пострашней Батыя.

Улыбнись же, наконец!
Не мертва Расея!
Ты представь: стоит дворец –
логово Кащея.

Не бессмертен паразит,
как и волчьи стаи.
Есть игла, вообрази,
только где, не знаю.

Вижу проблески в ночи:
есть герой на свете:
Ваня, сидя на печи,
ищет в интернете.

29.01.2014 г.
Гражданская поэзия | Просмотров: 637 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 29/01/14 09:08 | Комментариев: 6

(проза «пограничных» состояний)

Василий Петрович Колодкин решил удавиться. Вот так просто с утра взял и решил свести, наконец, счёты с жизнью, никчёмной, серой и совсем неинтересной, в которой светлым пятном были разве что дни выдачи пенсий да звонки от сына, живущего далеко, в другом городе. Сын звонил Василию Петровичу в день рождения, но он, кстати говоря, этот день никогда не любил.
Потому, что в этот весенний день особенно остро задумывался о смысле своей жизни, а, точнее, убогого существования. В свои шестьдесят два бывший экономист стал никому не нужен. Да что говорить! На работу сейчас и молодым-то сложно устроиться. А не то, что ему, привыкшему к старой системе нормативов отчислений и разнарядок.
Нельзя сказать, что мысль о суициде никогда прежде не приходила ему в голову. Он вспомнил, как примерно полгода назад забрался на крышу своего дома, вылез из узкого чердачного окошка, аккуратно по шиферу, жмурясь от яркого солнца, подошёл к краю, но вдруг остановился.
Всего один шаг отделял его, но на этот шаг он не отважился. Кровь вдруг бросилась ему в голову, в висках застучало, и Василий Петрович обессилено сел на грязную крышу, немало не заботясь о том, что на его почти новых брюках появится грязный след.
А что, если он не умрёт сразу, останется инвалидом и будет страдать ещё больше? Он слышал об одном таком старике.
Колодкин достал из кладовки моток прочной верёвки, отмотал метра три, и потянулся было за ножницами, но подумал: зачем ему так много? Пусть лучше Витьке-сыну побольше останется. Верёвка была справная, прочная. Такая, несомненно, пригодится в хозяйстве.
И он решительно отмерил себе на метр меньше.
В то, что сын приедет, он нисколько не сомневался и обстоятельно изложил на листке клетчатой бумаги, вырванной из школьной, Витькиной же тетради, где в их городе самые низкие цены на похоронные принадлежности.
«Только сильно, Витенька, не разоряйтесь. Всё самое необходимое. А отпевание в церкви нам, самоубийцам, не положено. И хорошо. Я, если честно, в Бога не верю. А деньги, на это дело я скопил, деньги ты знаешь, где...»
Колодкин намеренно не указал место. Мало ли кто прочтёт его записку. Только они вдвоём с Витькой знали про тайник в гараже – за кирпичами в овощной яме.
Рука его машинально перелистала школьную тетрадку за восьмой класс. Вот не за эту ли самую двойку за домашнюю работу хорошенько взгрел он тогда сына, отстегав тонким, кожаным ремешком? И, как потом выяснилось, такая воспитательная мера, оказалась весьма эффективна. Прибегал он к ней нечасто, но сын в итоге выровнялся в учёбе, а потом и в институт поступил...
Как же давно всё это было...

***
Лицо Василия Петровича посветлело. Он унёсся мыслями в далёкую страну воспоминаний, в которой мог позволить себе бывать так часто, как ему того хотелось. Жаль только, что среди светлых воспоминаний были и другие – от которых его бросало в дрожь. Часто перед ним вставало лицо Наташи. Девушки, с которой он познакомился на третьем курсе института. А она была на втором курсе. Маленькая, пухленькая, курносенькая, с широко открытыми серыми глазами.
Он увидел её на танцах в общежитии соседнего института, пригласил и был так удивлён, когда она ответила вежливым отказом, что простоял, с деланным равнодушием подпирая стенку до самого конца вечера. Выглядывая, с кем же танцует эта неприметная на вид девчонка, и мучительно размышляя, отчего отказала она ему – такому модному и интересному кавалеру. А, когда объявили последний танец, не выдержал-таки. Пригласил и от удивления, что она милостиво кивнула ему, не открывал рот до того самого момента, когда танец закончился, и он так и не успел познакомиться с так заинтересовавшей его особой. И считал дни до следующей субботы, когда он смог бы снова пойти на танцы, увидев её.
На этом вечере танцев она сама искала его глазами, и он с первыми аккордами, вырвавшимися на арену спортзала из хрипящих динамиков, пошёл к ней. Василий и Наташа протанцевали вместе весь вечер, а потом до раннего утра бродили по весенней Москве, наблюдая, как лужи на асфальте покрываются тоненькой корочкой льда.
– Смотри, какая яркая сегодня Луна! – воскликнула Наташа, а он тогда не удержался и, крепко обняв руками, поцеловал в мягкие, тёплые губы.
Потом таких вечеров было много, и в один из майских дней, когда трое парней из его комнаты точно ушли на футбол, он пригласил Наташу зайти к нему в общежитие.
Толстая вахтёрша смерила её цепким взглядом с головы до ног, а Васе строго крикнула вдогонку: «Смотри у меня, Колодкин, до одиннадцати. А то живо оперативный отряд пришлю, и материалы на тебя в деканат оформлю».
– Что это она на тебя так накинулась? – удивилась Наташа, – или она на всех кричит?
– Не на всех, – честно признался Василий, – было дело, гульнули с девчонками с архитектурного. Еле замяли вопрос.
Он осёкся, взглянув на покрасневшую девушку, и поспешил добавить:
– Так ведь это когда было.
В плохо прибранной комнате, где стояли четыре кровати с продавленными панцирными сетками, он достал приготовленную бутылку «Ркацители», два гранёных стакана, нарезал сало, которое сосед Мишка привёз из тульской деревни и налив до половины, предложил:
– Давай выпьем за два месяца нашего знакомства.
– Ну, что ж, – поддержала Наташа, – давай! А что, сегодня точно два месяца?
– Нет, – уточнил Василий. – Два месяца будет в понедельник, но в понедельник мы учимся. Это во-первых. А во-вторых, сегодня мы одни.
Они выпили, а потом Василий налил снова вино. По полному стакану. И вдруг, отставив стакан в сторону, подошёл к Наташе, и подхватив под руки и ноги, приподнял её со стула, а затем опустил на кровать, навалившись сверху. Он стал лихорадочно целовать её в губы, шею, лицо, а руки его одновременно судорожно стягивали с девушки колготки.
– Не надо!
Наташа яростно сопротивлялась, но силы были неравны, и она скоро лишилась всей одежды, выкрикнув:
– Давай, насилуй! Не думала, что ты такой. И что в первый раз у меня ТАК будет.
– В первый … в первый раз! – выдохнул тогда Василий, – так ты... девочка? А почему ты ничего об этом не говорила?
– А я должна про это всем рассказывать? – со всхлипываниями пробормотала Наташа, – тебе бы только засунуть поскорей. Наверное, не с одной так уже... делал. Но я тебе не... из архитектурного института. У меня… у меня … всё серьёзно.
Василий молча пододвинул к девушке одежду и, отойдя к окну, отвернулся. На улице снова полил дождь, а ветер срывал недавно распустившиеся, неокрепшие листочки лип, донося через чуть приокрытую форточку тот неповторимый аромат промокшей под весенним дождём листвы, аромат, какой бывает только в мае.
Как сейчас помнит тот запах Василий. Оказывается, бывает память и на ароматы. Дверь хлопнула, а он долго не знал, как ему быть. Растерялся, оставшись один в комнате, залпом из горлышка осушил бутылку, чувствуя, что совершил непоправимое, пометался по комнате, порываясь бежать за девушкой, а потом бросился ничком на кровать.
– Вот, глядите, - забасил вернувшийся через полтора часа с футбола Мишка, – а наш маньяк сексуальный спит уже. Гляди, котяра!
Он поднял с пола пустую бутылку «Ркацители», дамскую шпильку, и двое ребят из его комнаты дружно заржали. На душе у Василия было муторно. Как-то погано всё вышло, не по-людски.
– Да не было ничего, – пробормотал он.
– Мужики! А он и не спит! Ладно, это ты заместителю декана по воспитательной работе расскажи. Или лучше секретарю факультетского бюро комсомола. Нам только не заливай, – продолжил Мишка, – что мы тебя первый день знаем?
– Не, я серьёзно. У неё никого не было.
Мишка свистнул:
– Серьёзно, несерьёзно. Цену она себе набивает. Знаем мы таких. Не переживай, найдём мы тебе бабу! В следующую субботу в общежитии текстильной фабрики вечер. Там девки – закачаешься. Здоровенные! И на проходной нет проблем. Суёшь пятёрку – и до утра.
«Может, и в самом деле набивает цену», – подумал, засыпая, Василий, - «а мне что теперь: онанизмом заниматься?».
Всю неделю он ходил мимо общежития, где жила Наташа, борясь с желанием зайти, а в субботу уступил уговорам друзей и пошёл с ними на танцы в «текстиль».
– Танцы закончились. Стелись! – шутливо скомандовал Мишка, шумно заваливаясь в комнату общежития текстильщиц вместе с Василием и двумя девушками Таней и Машей.
– Мальчики –направо, девочки – налево, – в такой же шутливой манере отреагировала Таня, высокая, темноволосая девица с неумело накрашенными ресницами, – Миш, ты объясни товарищу, где и что. Вот вам одно полотенце на двоих.
– Чего там объяснять, – гоготал Мишка, направляясь с Василием умываться, – туалет направо, презервативы под подушкой. Если что, я за шкафом. Спрашивай, не стесняйся.
– А они что вдвоём в комнате живут? – поинтересовался Василий, сразу же отметивший, как умело комната была поделена двумя шкафами на две условные половины.
– Жили втроём, но Зинка замуж вышла, – отозвался Мишка, – где-то в Кузьминках комнату снимают. Так это нам на руку. Да, кстати, как тебе Маша?
– Ничего, – сухо проговорил Василий.
-Что значит ничего! – возмутился Мишка, - да у неё, если хочешь знать, фигура просто идеальная. «Золотое» сечение!
-Это как?
-Тёмный ты, Вася, насчёт гармонии женского тела. Ну, может, слышал, ещё говорят: 60 х 90 х 60. Так вот у Маши стройные ножки и как раз такие королевские пропорции, подруги на днях намеряли. И на лицо ничего себе. Ты обрати внимание.
…Он обратил. Тридцать четыре года прожил всё-таки, царствие ей небесное. Про Наташу старался не вспоминать, но выбросить из головы так и не смог. Как-то вечером, возвращаясь с лабораторных занятий, Василий обнаружил в картотеке общежития письмо от неё.
«Мой любимый, мой дорогой и единственный! Знал бы ты, как тяжело мне не видеть тебя, как мне хотелось бы встретиться и сказать то, что пишу сейчас. Я люблю тебя и ничего не могу с собой поделать. Не знаю, что делать. Мир стал таким серым и скучным...»
А может, взять и придти к ней. Мысль об этом не раз возникала в его голове, но пройти каких-нибудь сто метров до соседнего общежития оказалось намного сложнее, чем двадцать километров на метро, а затем на автобусе до здания, где жила Маша и где бывал он два раза в неделю.
Он даже не ответил ей и в этом видел свой главный грех. И только спустя десять лет, будучи в командировке в столице, заехал в институт, где училась девушка, и навёл справки, узнав, что Наташа взяла академический отпуск по болезни, а затем перевелась в свой родной город.
Грех... большой грех. Но ничего не поделаешь... ничего он уже не в силах изменить.
Тяжкий вздох вырвался из груди Василия. Он, не спеша, соорудил на конце верёвки петлю, проверил на прочность соединение и удовлетворённо хмыкнул, вспомнив, что в подобной ситуации верёвку намыливают. Однако петля и так на удивление хорошо сходилась, и он не увидел в намыливании большой необходимости.

***
На чердаке старого четырёхэтажного дома было душно и пахло кошками. А в новых домах чердаков нет. Колодкин раньше и не думал об этом, да и зачем ему раньше было лезть на этот загаженный голубями пыльный чердак. Он пошёл, осторожно ступая по скрипучему шлаку, озираясь в поисках подходящего для его дела места, как вдруг каким-то десятым чувством почувствовал, что он здесь не один.
Со смешанным чувством страха и любопытства он заглянул за колонну и остолбенел от неожиданности. Перед ним стояла худенькая и испуганная девушка. Но в изумление его повергло другое: на тоненькой шее её была петля, а другой конец верёвки она теребила в руках.
– Ты что, крыша поехала! – выпалил он, пряча за спину авоську с такой же верёвкой, – в твои-то годы и давиться! Жизнь только начинается.
– Для меня закончилась, – девушка проговорила это тихим голосом, но в голосе этом прозвучала такая неукротимая решимость: во что бы то ни стало добиться исполнения задуманного, что Колодкину стало не по себе.
«А ведь всё равно что-нибудь с собой сделает», – пронеслось у него в голове, – «жалко дурочку. Надо что-то делать, но что?»
– Ты... это... – медленно процедил Колодкин, – обожди... послушай. У меня, если честно, у самого такие мысли не раз возникали.
Колодкин решил вдруг не признаваться девушке в истинной цели своего визита на чердак ... Нет, это ни к чему. Он прокашлялся и продолжил, стараясь говорить спокойно и ровно:
– Да, мысли такие возникали. Но я-то уже жизнь свою прожил. Было много плохого. Но было немало и хорошего. Вот и ты... вспомни. Про хорошее. Я знаю точно. Лучше станет. Вон, смотри, и солнышко выглянуло.
Он кивнул на закопчённое от времени окошко чердака.
– А хорошего в моей жизни за шестнадцать лет ничего и не было, – отозвалась девушка, не откликнувшись на приглашение взглянуть на проклюнувшееся сквозь пелену облаков солнышко, – был парень на два года старше, с которым я познакомилась полгода назад на дискотеке. Я полюбила его. Ради него и жила-то на этом свете. И всё у нас было бы прекрасно, если бы однажды я не рассказала Серёже...
Девушка вдруг остановилась.
– Что?
– ... что отчим вот уже год насилует меня, – выпалила девчонка, всхлипнув.
Крупные слёзы выкатились из глаз девушки, комок подскочил к горлу, и она замолчала.
– А мать есть у тебя? Мать-то знает про это? – дрогнувшим голосом поинтересовался Колодкин, осторожно снимая верёвку с шеи девушки.
– Есть, – со всхлипываниями отозвалась она, – есть мать... только лучше бы её не было. За стакан водки не то, что отчиму – любому «синяку» даёт и готова за бутылку дочь подложить.
– А полиция? – спросил Колодкин скорее машинально, прекрасно осознавая тщетность таких обращений в органы.
– Да что менты! Пойду я с заявлением туда что ли? Мать, знаете что говорит на это? У вас уши повянут. Ссаного места, говорит, тебе жалко? Ну, допустим, посадят его. Хотя вряд ли. А этот кобель пока ещё на стройке работает, нас четверых кормит. Кстати, уже на мою десятилетнюю сестрёнку по пьяни поглядывает. Должно быть, решил обождать немного.
«Кошмар какой!» – пронеслось в голове у Василий Петровича. Щемящая жалость к этой полуженщине-полуребёнку охватило всё его существо, заставив мозг лихорадочно работать в поисках выхода. То, что оставлять девушку одной на этом чердаке нельзя, он уже понял.
– Знаешь что, – проговорил он, – я понял: жизнь у тебя действительно хуже некуда. Но почему ты решила именно повеситься? Вот представь. Будешь висеть в петле, задыхаться, глаза твои из орбит выкатятся и уже не будут такими красивыми. Я читал: у многих удавленников смерть наступает от того, что шейные позвонки ломаются. Но при твоём весе это тебе не грозит. Так что будешь долго задыхаться, а потом будешь лежать в гробу синяя-пресиняя, очень некрасивая.
Девушка недоверчиво посмотрела на Колодкина, а тот продолжал:
– Ты твёрдо решила уйти из жизни?
– Да. Твёрдо!
– Хорошо. У меня дома есть яд. Это чрезвычайно сильный яд. Выпьешь и без всякой боли тихо и спокойно уснёшь.
– Допустим. А потом? Ну, когда я ... умру. У вас ведь возникнут проблемы ... полиция, то да сё. Вас ещё посадят за это.
– Да какие проблемы ... – начал нагло врать Колодкин, – ты же в весе цыплёнка... ночью вынесу тебя тихонько на пустырь, утречком найдут тебя ещё свеженькую, – бодро парировал вопрос Колодкин, страдавший бессонницей и вспомнивший про домашний запас снотворного.
– Свеженькую...– эхом отозвалась девушка и со вздохом добавила, – пожалуй, так лучше. И уже более решительно добавила:
– Да, я согласна.
– Тогда прошу ко мне, – церемонно сделал жест рукой Колодкин, пропуская девушку вперёд, а другой рукой незаметно выбрасывая авоську с верёвкой.
«Судя по тёмным кругам под её глазами, она давно толком не спала, проспится – может, передумает» – с этими мыслями он прошёл в сопровождении незнакомки по лестнице к квартире.

***

– Вот здесь вам будет удобнее.
Колодкин указал на широкую двуспальную кровать в спальне, на которой он спал когда-то с женой. Теперь он стелил себе на диване в большой комнате, поскольку приобрёл стойкую привычку допоздна смотреть телевизор в постели.
– Мне всё равно...– тихо произнесла девушка, снимая потрёпанные туфельки, и покорно устраиваясь на предложенном месте, – вы только рядом посидите. Мне так легче будет. Ладно?
– Конечно, – согласился Колодкин, прошёл на кухню и достал аптечку. Он достал из неё таблетку снотворного, налил в бокал кипяченой воды из кувшина.
– Вот, примите эту таблетку. Так. Запейте водой. Кстати, мы до сих пор так и не познакомились. Вас как зовут?
– Наташа.
– Наташа? – переспросил Колодкин, присаживаясь на краешек широкой кровати, – так звали одну мою знакомую девушку. Я её очень сильно любил. Но мы расстались. И было это очень-очень давно. А меня зовут Василий Петрович.
– Спасибо вам. Действительно не больно. Как и обещали. Будто просто засыпаешь. Чему вы улыбаетесь?
– Да так. Вы чем-то на неё похожи. Точнее, глаза ваши очень похожи. Она написала мне письмо, что любит. А я...
Колодкин вдруг замолчал, к горлу его подкатил тугой комок. Словно вчера это случилось. Письмо, на которое он так и не ответил. Тот злополучный вечер.
– А я почему-то доверяю вам, – призналась Наташа, – чувствую: хотите помочь, ведь правда?
– Правда.
– Расскажите мне про ту девушку, пока я не умерла. Как же получилось так, что вы её потеряли?
«Как? По-глупому всё получилось. Наверное, не любил её достаточно сильно», – подумал Колодкин, а вслух добавил:
– Хорошо, слушай...
Он стал рассказывать и в мыслях своих перенёсся в то далёкое время, когда они вместе с той Наташей ходили по московским театрам, купались в Серебряном Бору или просто гуляли по тихим улочкам старой Москвы, лакомясь вкусным мороженым. Он говорил и как-то совсем не заметил, как девушка закрыла глаза и уснула крепким сном. Такой сон бывает у путника, преодолевшего большое расстояние, или у набегавшегося за день до изнеможения маленького шаловливого ребёнка.
– Мы собирались съездить вместе на море. Наташа никогда не видела моря. А вы видели? – спросил Василий Петрович и только тут заметил, что девушка спит, мирно посапывая. Он подошёл к столу, скомкал свою же предсмертную записку сыну, прошёл в кухню, открыл дверь пустого холодильника, постоял в задумчивости. Мышь, как говорят, повесилась бы. Да и зачем ему, потенциальному «жмурику», были нужны продукты. Другое дело теперь, потому, что...
Потому, что он передумал вешаться, стреляться, травиться, бросаться вниз с крыши многоэтажного дома, топиться и какими-либо иными многочисленными способами уходить из жизни.
Василий Петрович вообще передумал умирать...

***

– Петрович! Ты никак выпил? – иронично спрашивал возвращающегося из магазина Колодкина сосед по подъезду, намекая на его озорно поблёскивающие глаза. А, глядя на переполненные пакеты, добавлял:
– Наверное, гости приехали?
– Наверное, – загадочно проговорил Колодкин, размышляя, что сосед весьма близок к истине в обоих своих предположениях. Осторожно, чтобы не потревожить спящую юную гостью, он повернул ключ в замочной скважине, а затем тихонечко прошёл на кухню, где принялся выгружать из пакетов разные продукты, в том числе и деликатесы.
Ещё рано утром он наведался в свой тайник в гараже и взял из «похоронных» несколько пятисоток, усмехаясь себе под нос и удивляясь собственному вчерашнему, весьма глупому, если поразмыслить, решению свести счёты с жизнью.
Тихонько приокрыв дверь в спальную комнату, он посмотрел на бережно прикрытую пододеяльником девушку. Она безмятежно спала, а в её соломенных, слегка вьющихся волосах затерялось перышко от подушки. Детские, чуть пухлые губы были слегка приоткрыты
«Чёрт возьми! А ведь, если бы не она, сейчас болтался бы он в петле. А может, его уже и обнаружили бы. Отёкшего и посиневшего, противного, с высунутым наружу языком и вытаращенными глазами. Надо же так случиться, что они повстречались на этом чердаке. Хотя, с другой стороны, если бы не он. Что было бы с нею?» – с этими мыслями Василий Петрович аккуратно, тоненькими ломтиками нарезал сервелат, сыр, ветчину и копчёное мясо, разложил на ломтиках хлеба икру, чёрную и красную, шпроты и анчоусы, помыл киви, бананы, яблоки и апельсины, а во главу стола рядом с большим ананасом водрузил бутылку французского шампанского.
В духовке жарился цыплёнок, а на сковородке до нужной кондиции доходила жареная картошечка.
В спальне послышался какой-то неясный шум. Колодкин заглянул туда. Наташа лежала с широко открытыми глазами.
– Вы обманули меня. Это был не яд, – проговорила она, но во взгляде её уже не было такой горести и отчаяния.
– Обманул, – охотно согласился Колодкин, – виноват. Во искупление моей вины приглашаю отобедать. Так сказать, чем Бог послал.
– Пахнет вкусно. Если честно, мы последнее время сильно голодали. На стройке отчиму задерживали зарплату. Однако эта тварь брала взаймы и пила, как и раньше, нам не давая на продукты ни копейки. А что, вы сами умеете готовить?
Колодкин пожал плечами. Как же не уметь, если жил он один. Кухарку что ли приглашать?
– Сейчас цыплёнка достану, – торжественно провозгласил он.
Наташа устроилась за столом напротив.
– Просто глаза разбегаются, – вымолвила она после продолжительного молчания, пробуя то одно то другое.
– Вот и кушай! Не стесняйся! – скомандовал Колодкин, – знаешь, я, конечно, виноват, что обманул тебя. Но … как в той ситуации поступить иначе? Ведь ты всё равно что-нибудь с собой бы сделала.
– Вы сказали, что у меня глаза красивые. Вы... правда так думаете или тоже обманывали?
– Правда. А сейчас, когда ты отдохнула, они ещё красивей.
– Не врите. Мужчины всегда врут, когда хотят понравиться женщинам, – с некоторой долей кокетства сказала Наташа, мило улыбнувшись и потупив глаза в тарелку, а Василий Петрович с удивлением почувствовал, что вдруг с этой самой минуты стал ощущать в ней Женщину. И эта Женщина росла и всё увеличивалась, вытесняя в нём чувства жалости к этому полуребёнку, найдённому на чердаке. Точнее, чувство жалости не пропало. Нет, оно осталось, трансформировавшись в другое чувство, подкравшееся к нему, а теперь овладевающее всем его существом без остатка.
– Вот и цыплёнок! Выбирай себе любой кусочек.
– Вот этот, – показала изящно пальчиком Наташа, и он почувствовал, что ему доставляет несказанное удовольствие угощать девушку, подкладывая ей на тарелку то или иное угощение. Василий Петрович невольно залюбовался ею, отметив высокую, упругую грудь и крепкие стройные ножки. Но затем, словно испугавшись, что девушка перехватит его взгляд, пододвинул к ней поближе ветчину и сыр, захлопотал за столом.
– Спасибо! Очень вкусно, – похвалила Наташа, – а вы давно один живёте?
– Давно, – вздохнул Колодкин, – жена умерла внезапно от инсульта.
– Извините, – поспешила сменить тему девушка, – просто я удивилась, интересный мужчина и один. Вы чем-то на Аль Пачино похожи. Глаза такие же грустные-прегрустные.
– Ну да! – хмыкнул Колодкин, – а в молодости был похож на Челентано. Только сейчас одни грустные глаза у меня и остались.
– Зря так думаете. Вы хороший и добрый.
– Ну, ладно, – прервал вконец смущённый Колодкин, – отведайте лучше анчоусов в пряном соусе.
– Это рыбки? А я всегда считала, что анчоусы – фрукты такие, как ананасы! – расхохоталась Наташа, – а за что мы будем пить шампанское?
– За нас! За тот чердак, где мы познакомились!– коротко сказал Колодкин, наполняя бокалы. «Бес в меня что ли вселился» – подумал он, ощущая в себе давно забытое ощущение жгучего желания физической близости с этой девушкой.
Наташа чокнулась с ним и пригубила вино. Колодкин выпил залпом, как водку.
«Чушь какая!» – ругнулся он про себя, вспомнив, как за год до выхода на пенсию ездил в дом отдыха. Там и познакомился с женщиной на десять лет моложе его. Они гуляли по аллеям, его подруга непрестанно восхищалась осенним лесом и томно вздыхала. И как-то раз после очередной подобной прогулки она не выдержала и, пригласив в свой одноместный номер, молча стала раздеваться, обнажая белый, в складочках живот и толстые ноги с проступившими венами и целлюлитными отложениями.
«И ведь подвёл меня тогда некогда надёжный инструмент», – ухмыльнулся Колодкин, – «как она утешала меня, бедного, и что только ни делала». А тут пьян без вина, и всё в порядке, как у юноши! Ну и дела! И дело не только в том, что она так молода. Не педофил же он, в конце концов. Дело в другом. Но в чем?
– Что это вы улыбаетесь, – мило улыбнулась Наташа.
– Да так, – уклонился от прямого ответа Василий Петрович, – анекдот вспомнил.
– Расскажите.
– Нет, он не совсем приличный.
– Хорошо. Тогда про ту девушку.
– Это грустный рассказ. Лучше потанцуем, – вдруг неожиданно для самого себя предложил Колодкин. Он вставил в магнитофон кассету, наткнувшись на одну из самых любимых композиций своей молодости группы «Black Sabbath», щёлкнул кнопку и галантно взял девушку за руку.
– Какая прекрасная мелодия, – призналась Наташа, - мой парень приглашал меня к себе, но ставил всякую лабуду – «Руки вверх» и «Децла» или «Отпетых мошенников». Тупая, примитивная у них музыка. О чём эта песня?
– Про любовь, – уверенно сказал Колодкин, плохо понимающий английский. Он бережно вёл в танце свою даму, и она повиновалась его движениям, доверчиво прижимаясь. Василий Петрович физически ощущал её близость, он не мог скрыть и своего желания, так явственно оно проступило наружу.
– Вы, правда, этого хотите? – вдруг, робко глядя на него снизу, спросила девушка.
Она прижалась всем теплым телом и вдруг выпалила:
– А я – согласна.
Она обняла его за шею тонкими руками и, прильнув упругой крепкой грудью, поцеловала так нежно, что Колодкин прекратил кружение и встал посреди комнаты, как вкопанный. Пол помещения покачнулся, поплыл. Стены комнаты раздвинулись, пропуская в новый, неизведанный мир, наполненный яркими, сочными красками, мужчину и женщину, как некогда пропустил Еву и Адама, а каждая минута в этом мире была равна вечности.
Где-то ревел, накатывая лазурным валом на белый песок, океан, пели невиданные птицы, где-то в непролазной чаще джунглей медленно распускались огромные цветы, а по крепким лианам прыгали озорные обезьяны. На далёких и дорогих курортах немыслимые пируэты совершали асы виндсерфинга, а их стройные подруги в модных купальниках мучительно размышляли, что одеть вечером. На горнолыжных курортах воздух пьянил и подзуживал крикнуть во всю мощь расправившихся для приёма качественного воздуха лёгких что-нибудь дерзкое и громкое.
Но эти двое были счастливы и в этом уголке Вселенной, формально ограниченном стенами комнаты с пожелтевшими от времени обоями, а на самом деле безграничном и безмерном.
Этим двоим солнце, как бы в утешение и в знак того, что всё будет хорошо, выглянув вновь из-за тучи, послало яркий луч, который скользнул по листве деревьев и крышам стареньких, припаркованных во дворе автомобилей, а затем заплясал по полированному книжному шкафу и картине с весёлыми медвежатами в сосновом бору.
После того, что произошло, мужчина и женщина долго молчали...
... Первой заговорила женщина.
– Я должна сказать тебе. Мне впервые было очень хорошо. Раньше этого не было.
Он не ответил, только взял её руку в знак такой же благодарности, с чувством пожал её.
– Ты не поверишь, – продолжала она, – я говорила, был парень. Но с ним было не так. Он думал только о себе. Ты совсем другой. Спасибо тебе, что ты есть. Честно сказать, не думала, что так закончится.
Колодкин встал с кровати, подошёл к окну и, оглядев свой двор и дымящиеся трубы индустриального гиганта вдали, весело сказал:
– А всё ещё только начинается.
Рассказы | Просмотров: 1844 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 28/01/14 09:12 | Комментариев: 27

Космодром твоей ладони
позовёт меня, как прежде.
Там уходят от погони
корабли моей надежды.

Между радугой и тайной
мне не будет одиноко.
Подмигну луне печальной,
улыбнусь звезде далёкой.

V и t перемножая,
получаю $ в итоге.
Впереди земля чужая,
неизвестные дороги.

Но, прощаясь на перроне,
я признаюсь откровенно:
космодром твоей ладони
мне дороже всей Вселенной.
Любовная поэзия | Просмотров: 612 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 27/01/14 09:17 | Комментариев: 15

Тибр, как тигр, непредсказуем, но всегда мелеет с мая.
Отпустив слугу, Агриппа*, сел один в тени олив.
Разве Секст Помпей безумен? Выжидает, понимая,
что без моря нет у Рима ни малейших перспектив.

Жмёт Помпей кольцо блокады, топит римские либурны**,
а Великий Рим слабеет, словно раненый медведь.
Закалённые отряды погибают в море бурном,
и огромный флот Помпея больше стал уже на треть.

Враг коварный на пороге, с продовольствием задержки,
он сенату держит слово, но порой скрывает дрожь.
Может быть, подскажут боги план решительный и дерзкий,
вот и первый нарисован удивительный чертёж.

Он хлопочет неустанно, помня правило простое:
срыв карается сурово – за судами глаз да глаз!
Катапульты, кабестаны***, балки, крючья, средства боя.
Обучить приёмам новым! Шлёт Агриппа всем приказ.

Дата битвы наступила: одевать пора доспехи,
были славные походы – надо только побеждать!
Есть у По и Тибра сила, но они всего лишь реки,
человек сильней, и воды повернуть способен вспять.

Смерть не раз стучала в бубен, но, старуху побеждая,
воин и строитель Рима, был удачлив и сметлив.
Тибр, как тигр, непредсказуем, но всегда мелеет с мая.
Отпустив слугу, Агриппа*, вспоминал в тени олив.

Примечания:

* Марк Випсаний Агриппа (63 – 12 гг. до н.э.) – римский полководец, флотоводец, политик, инженер и изобретатель. В стихотворении речь идёт об одном эпизоде гражданской войны, когда флот Секста Помпея господствовал на всём Средиземном море, блокируя Италию. Для того, чтобы справиться с врагом, контролирующим все прибрежные порты республики, Агриппа организовал первую защищенную с моря римскую военную гавань – порт Юлию, где был подготовлен к войне сильный морской флот.
При этом Агриппа изобрёл крупное новшество: на кораблях скрытно устанавливалась мощная катапульта, которая выбрасывала на борт вражеского корабля длинную железную балку с загнутым крюком. Привязанная к канату, эта балка при помощи кабестана быстро притягивала вражеский корабль, и начинался абордажный бой, в котором хорошо подготовленные легионеры Агриппы легко побеждали матросов Секста Помпея, флот которого был затем разгромлен в двух морских сражениях.
Агриппа занимался и прославился проведением дорог, водопроводов, составлением карты римской империи. Ему трижды присуждался триумф, но он от него каждый раз отказывался.
** либурна (от латин. liburna) — военное судно Древнего Рима, длиной около 30 м.
*** кабестан (от франц. cabestan) – лебедка с барабаном на вертикальном валу для выбирания канатов.
Историческая поэзия | Просмотров: 676 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 26/01/14 13:39 | Комментариев: 0

Моя строка подобна ночи: зимой длиннее, хоть кричи!
Мой друг твердит: «Пиши короче - без объяснения причин!»

Молчу, как кошка на заборе, но иногда и говорю:
«Я голос слышу в коридоре, как шепчет он, так и творю».

Шепнёт: «Достань из шкафа стопки, налей два раза грамм по сто!»
Пусть я мужик совсем не робкий, но голос – наглый конь в пальто.

Который год стоит на страже, его шаги, как пух, легки.
«Давай, – талдычит,– водки вмажем за наши новые стихи!»

Открыты все пути-дороги, летим, как ток по проводам!
Вот здесь подденет критик строгий, а тут банально, как вода».

Зануднее вечерней сказки порой без устали бухтит,
но за хорошие подсказки я всё ему готов простить.
Иронические стихи | Просмотров: 635 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 25/01/14 15:25 | Комментариев: 2

Памяти моего друга Сергея Владимировича Кустова, рано ушедшего из жизни.

По тем или иным причинам многие события в истории нашей Родины до сих пор освещены недостаточно или же их историческая интерпретация и отражение в СМИ не соответствует подлинному историческому значению.

– Например, битва под городом Калязином Тверской области в августе 1609 года, – обратил мое внимание при нашей последней встрече тверской краевед, издатель и писатель Сергей Владимирович Кустов, – об этом событии стоит упомянуть не только потому, что недавно отмечалось 400-летие сражения. Разгром интервентов под Калязином вызвал подъем патриотического движения. После победы русского оружия в этой битве вслед за Переславлем-Залесским была освобождена Александровская слобода, Троицкий Сергиев монастырь и Дмитров. При приближении русского войска к Москве войска Лжедмитрия II, осаждавшие столицу, вынуждены были снять осаду и бежать.
Для того, чтобы утверждение о важной роли битвы у города Калязина не было голословным, совершим небольшой экскурс в историю. Московское государство в начале XVII века переживало времена смуты. Зимой 1606 – 1607 года в Литве появился новый "царь Димитрий", вошедший в историю как Лжедмитрий II или Тушинский Вор.
В мае 1607 г. Лжедмитрий II перешел русско-польский рубеж, объявился в Стародубе и был признан населением. Войско Лжедмитрия II пополнилось, и в сентябре этого года он во главе отрядов польских наемников, казаков и русских "воров" смог продвинуться в сторону Москвы.
8 октября самозванец разбил под Козельском царского воеводу князя В.Ф.Мосальского. В январе 1608 г. Лжедмитрий II взял город Орел, а весной двинулся к столице. Во главе войск самозванца встал литовский гетман Роман Рожинский. 30 апреля – 1 мая 1608 г. армия Лжедмитрия II разгромила под Белевом царского брата князя Дмитрия Шуйского. В июне Лжедмитрий II появился под Москвой и обосновался станом в селе Тушино. По названию своей резиденции Лжедмитрий II получил закрепившееся за ним имя Тушинского Вора.
Тушинский лагерь представлял собой собрание людей различных народностей и сословий (русские, поляки, литовцы, донские, запорожские и волжские казаки, татары, беглые крепостные крестьяне, обнищавшие горожане, разные преступные элементы), объединенных под знаменами нового самозванца ненавистью к Шуйскому и стремлением к наживе. Подступив к столице, самозванец попытался с ходу взять Москву, но натолкнулся на упорное сопротивление царского войска. Тогда воеводы Лжедмитрия II решили блокировать столицу, перекрыв все дороги, по которым шло снабжение города и сношение Москвы с окраинами. С этого времени «тушинцы» предпринимали регулярные походы на север и северо-восток, в города Подмосковья, стремясь отрезать Василия Шуйского от районов, традиционно его поддерживавших – Поморья, Вологды, Устюга, Урала и Сибири.
Понимая серьезность положения, царь Василий Шуйский обратился за помощью к шведскому королю Карлу IX. В Новгород для переговоров со шведами был послан князь М.В. Скопин-Шуйский, успевший к тому времени проявить себя как талантливый воевода. Ему удалось собрать в северных областях русское ополчение в 3 тысячи человек и привлечь наемные силы шведов. 10 мая 1609 г. он двинулся из Новгорода "на очищение Московского государства". Рать выступила 10 мая 1609 года из Новгорода на помощь Москве.
«Тушинцы» попытались воспрепятствовать походу, встав на пути вначале в Торжке, а затем в Твери, но были разбиты. Битва 11 - 13 июля за Тверь была особенно ожесточенной. Располагая недостаточными силами, князь Скопин-Шуйский был вынужден изменить план похода и с остатками войска пошел не к Москве, а вниз по Волге в сторону Углича. К 24 июля его войска оказались в городе Калязине. Здесь князь Михаил понял, что под защитой Троицкого Калязинского монастыря, названного в народе Макарьевским, он имеет идеальное место для размещения военного лагеря. К тому же монастырь идеально перекрывал все северные дороги к столице, занимая выгодное стратегическое положение.
Из Калязина во все края московского царства полетели гонцы с просьбой о помощи. И русские земли откликнулись: к концу августа войско Скопина-Шуйского насчитывало до 15 тысяч воинов.
Воевода тушинцев литовский гетман Ян Сапега, державший в осаде Троицкий Сергиев монастырь, увидел большую угрозу в лице князя и решил первым напасть на калязинский лагерь. Войско, состоявшее из «крылатых» гусар и казаков, которое он повел к Калязину, насчитывало по русским источникам до 20, по польским – до 10-12 тысяч солдат.
Столкновение двух ратей произошло 28 августа 1609 года. Во имя благополучного исхода битвы накануне был отслужен молебен, и игумен Калязинского монастыря благословил князя Михаила на подвиги.
Тушинцы расположились на высоком месте правого берега Волги там, где сейчас Богоявленская церковь в Заречье. Огибавшая это высокое место река Жабня (шириной в те времена в 10-20 метров) имела заболоченные берега. Основные силы Скопина-Шуйского располагались на левой стороне Волги.
Сражение началось с наступления передовых отрядов царских войск, возглавляемых воеводами Головиным, Валуевым, Жеребцовым, и шведской пехоты на передовой отряд самозванца. Когда изменники с поляками и литовцами, перейдя Жабню через переправу, вошли в соприкосновение, русские стали отступать, а затем побежали, но не к переправе, а к заболоченному берегу в стороне от нее. Это отступление было военной хитростью. Оказавшись перед болотистым берегом Жабни, русские отряды расступились в обе стороны, а первые ряды «тушинцев» под напором следующих рядов были втиснуты в болото. Они начали давить друг друга, возникла паника. Русские же, сомкнув свои ряды с двух сторон, напали на врага и нанесли ему ощутимый урон. Остатки передового отряда тушинцев бежали к расположению своего лагеря, а русские отряды ушли за Жабню в укрепленный острожек около переправы через Волгу.
«Тушинцы», разъяренные неудачей передового отряда, двинулись на позиции русских, пытаясь выманить пехоту из городка в открытое поле, где их кавалерия имела бы преимущество. Но Скопин-Шуйский избрал оборонительную тактику, отдав приказ не трогаться с места. Семь часов, изматываясь, войска Лжедмитрия II бесплодно бросались на приступ.
Когда стали опускаться сумерки, князь Михаил решил, что пришла пора решительной контратаки. Русские ратники собрали все силы и двинулись вперед. Уставшие «тушинцы» стали отступать за Жабню. Воодушевленные ратники усилили напор, достигли обозов войска Сапеги и продолжали теснить их дальше. Враги не выдержали и побежали по дороге на Углич.
Их преследовали на протяжении 15 верст до Рябого монастыря, где у «тушинцев» находился основной лагерь. Из-за наступления темноты русские отряды возвратились в Калязинский лагерь. Спустя день литовское и казачьи полки ушли к Троицкому Сергиеву монастырю, а русское войско оставалось у Калязина еще около месяца, продолжая наращивать свои силы.
Накопив достаточно сил Скопин-Шуйский пошел осенью к Москве, последовательно освобождая от сапежинцев Переславль-Залесский, Александровскую слободу, Троицкий Сергиев монастырь, Дмитров. При приближении его войска к Москве «тушинцы», осаждавшие столицу, вынуждены были снять осаду и бежать.
– На мой взгляд, значение битвы под Калязиным недооценено, – сказал мне тогда С.В. Кустов. – В случае успеха самозванца под Калязином, без сомнения, затем пали бы и изнемогавший от осады Троицкий Сергиев монастырь, а затем по цепной реакции – и сама Москва, что привело бы, в свою очередь, к полному распаду Московского царства.
Главное значение Калязинской битвы состоит в том, что с этого момента началось широкое народно-патриотическое движение, которое после преждевременной смерти князя Скопина-Шуйского возглавили сначала братья Ляпуновы, а затем Кузьма Минин с князем Пожарским, окончательно изгнав интервентов с русской земли.
Примечательна вот какая аналогия. Подобно тому, как вдохновителем победы русского народа в Куликовской битве считается Сергий Радонежский, такую же роль в битве у стен монастыря играет Преподобный Макарий, памятник которому открыт два года назад в городе Калязине. С его именем на устах шли в бой и погибали русские воины.
И личности талантливых военачальников Димитрия Донского и князя М.В. Скопина- Шуйского поразительно похожи. Вот только о последнем известно не всем и очень мало.

Попала мне в руки пять лет назад одна книга, которую в руки взять было страшно - настолько она была ветхая и старая. Дал мне её мой дядя. На пожелтевших от времени страницах книги «Троицкий Колязинъ». Первоклассный мужской монастырь» автора иеромонаха Павла Крылова, составленной по древним грамотам и другим документам, хранящимся в архиве монастыря, напечатанной в Калязине в типографии Семиустова в 1897 году, читаю: «За великие подвиги преподобнаго Макария Господь, по представлении его, не только удостоил сугубой славы в царствии небесном, но и прославил имя его и на земле – в явлении нетленных мощей его, которые обретены в 1521 году через 38 лет со дня смерти».

Ныне нет монастыря, затопленного плотиной Угличской ГЭС, но жива слава святого подвижника и покровителя земли русской. Как жива память тысяч русских воинов, отдавших свои жизни в борьбе за независимость нашей Родины и павших под стенами города Калязина.
Эссе | Просмотров: 1141 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 24/01/14 07:05 | Комментариев: 11

(Из диалогов с БорГом)
Написано в 2010, но актуальность вроде как есть.

Вице- под блицы расскажет, кто и кого защитил. Воздух, бесцветный в пейзаже, тоже содержит тротил. Радостна новость апреля – дружно попёр ледоход, и телефонные трели будут баюкать народ. Не отменяйте мигалки, дайте одну на двоих – с истовой верой весталки буду равняться на них. Не разгоняйте всех дурней, рвущихся рьяно во власть, дайте лишь вовремя к урне с чистой бумагой припасть. Не на обоях помадой, а на листе за столом, скажем: гераклов не надо, старых кормить тяжело. Их комсомольская сила зрела, как хмель в закромах, юность в штыки их водила в тех же казенных домах. Сдаться непросто с повинной – дескать, не то ремесло, пусть от страны половина, власти такое ж число. Нету на них Монте-Кристо! Есть не один note book. Так, горделив и неистов, ввысь прорастает бамбук. Глянь-ка: друг с другом не споря, как и с родимой страной, встали от моря до моря плотной чиновной стеной. Сложный роман Кавабата не для простого ума, мощная сила отката строит большие дома. Роет бассейны и рощи, парки, поместья растит, что-то никто там не ропщет, мол, обнаружен пластит. Лозунг как с бухты барахты: «Время больших перемен». Виллы меняют на яхты.

Очень смешной КВН!
Гражданская поэзия | Просмотров: 699 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 23/01/14 10:01 | Комментариев: 4

У хорошего водителя зрение должно быть, как у мухи, фасеточные глаза которой видят на 360 градусов. Помнил я всегда этот постулат, оттого зеленый автомобиль, прицепившийся за мной на безлюдной дороге от коллективного сада, приметил сразу. Держался он на некотором удалении, но расстояние между нами не сокращалось и не увеличивалось при изменении скорости моей машины. Автомобиль следовал на такой же дистанции и словно чего-то ждал.
Я попробовал резко добавить скорость – чужой автомобиль подтянулся. Замедлил движение – тот же результат. Обратил внимание на странную модель авто. Фары вроде бы как у семейства «Опелей», но капот больше похож на нашу классическую «семерку». А наклон лобового стекла выдавал принадлежность к спортивному классу.
Странный гибрид вдруг начал приближаться с пугающей быстротой. И это несмотря на то, что дорога в этом месте изобиловала ямами и неровностями. Его как будто не трясло на кочках, и сам он словно плыл над дорогой как судно, летящее над водой на воздушной подушке. Присмотревшись, я обомлел: в этом автомобиле не было водителя.
Я сначала подумал: машина – праворукая, но и справа не было никого. И заднее сидение – тоже пустовало!
Автомобиль приблизился и шел почти вплотную, а на дороге не было ни одной механизированной души. Вспомнились сразу и беспилотные самолеты-разведчики, и начиненные взрывчаткой автомобили, и управляемые радиомодели планеров…
Ситуация была неясной, и оттого внушала подсознательный, животный страх. Как этот автомобиль вдруг перескочил через меня, я так и не понял. Но он точно не приближался вплотную и не обгонял меня ни справа, ни слева. Просто резко возник передо мной, и мне не оставалось ничего другого, как резко надавить на педаль тормоза.
Иначе я точно успел бы обойти его и выжать из своей машины все лошадиные силы, предприняв еще одну попытку умчаться восвояси. Теперь же я встал, как перед бетонной стеной. А может, сдать резко назад и все же попытаться уйти? Эта мысль быстро пронеслась в голове, но вспомнив про скоростные возможности своего преследователя, я отказался от этого плана. До трассы было километра три, оторваться точно не успею.
Частые поездки в одиночестве по безлюдью приучили держать под сидением увесистую монтировку. Она добавила мне уверенности. Крепко сжав в ладони единственное оружие, я осторожно покинул свою машину и приблизился к стоящему впереди автомобилю.
Он был пуст. Вот так номер!
Обивка салона напоминала обивку первых «Жигулей». Не обнаружив в машине ни доски приборов, ни переключателя скоростей, ни кнопок, ни руля, ни педалей, я почувствовал, как мои волосы начинают медленно подниматься, а по спине потек первый ручеек холодного пота.
Вероятно, я заболел белой горячкой, поехал крышей и точно съехал с ума. Мне не следовало пить вчера с другом Коляном дешевую водку. Платой за сомнительное удовольствие стали не только гадостное ощущение перегара во рту с утра и неуёмная дневная жажда, но и необычные галлюцинации.
Галлюцинации! Ну да! Всё это мне только кажется! Сейчас я открою эту штуковину и разберусь во всём!
Отворить ни одну из четырёх дверей не получилось. Дверных ручек у машины вовсе не было!
Надо убираться отсюда! И поскорее!
Едва эта мысль запульсировала в горячей голове, как от машины отделилось серебристое облако. Оно застыло в метре от меня и рассмеялось голосом диктора Елены Винник с канала НТВ:
– Видела бы тебя с монтировкой жена – вот посмеялась бы.
Я огляделся, обращая особое внимание на кусты неподалеку, но никого там не обнаружил. «Интересно, что это за голос, и самое любопытное, откуда известно неведомому созданию про то, что моя супруга часто подтрунивает надо мной» – мысль пронеслась свежим ветерком и вероятно, сдула глупое выражение с моего лица, сменив его на решимость вождя Чингачгука драться с бледнолицыми до последнего живого могиканина.
– В следующей жизни ты будешь летучим котом, – пророкотало облако, – мне поручили передать тебе эту важную весть. Летучим котом из подразделения небесных стражей порядка.
– Бывают летучие мыши, а летучих котов не бывает, – возразил я.
– Не на этой планете. Не на этой.
Облако заливисто захохотало, а я стал пощипывать себя за щёку: какой странный бред! С детства я не особенно уважал фантастику, и рассказы о зеленых хвостатых пришельцах трепета и интереса не вызывали. А вот щека заныла – значит, не сплю.
– Смотри! – облако вдруг стало сгущаться, уменьшаясь в размерах. Оно внезапно рассеялось, а на грунтовой дороге появился кот тигровой расцветки. Зверёк был среднего размера и ничем не отличался от своих кошачьих собратьев.
Кот присел и потер лапой у себя за ухом:
– Вот таким ты станешь! И не думай про белую горячку.
– Кто ты?
Мой собеседник самодовольно лизнул себя и вымолвил:
– Закон простой: за всё в жизни надо платить. Помнишь, как в третьем классе ни за что ни про что пнул соседского Мурзика? Забыл? Ты, наверное, запамятовал и то, как на летних каникулах после восьмого класса увидел деревенских хулиганов Гришку и Мишку, привязывающих к хвосту Мурки консервную банку, и даже не защитил бедное создание? Более того, хохотал над несущейся по улице несчастной кошкой. Ведь хохотал?
– Ну и что, – сказал я, – не умерла же она от этого? Хорошо помню, консервная банка потом зацепилась за что-то, и Мурка освободилась. А Мурзика потом колбаской угощал. Я глупый был тогда, маленький.
– Маленький? – кот укоризненно покачал головой, а потом взмахнул выросшими внезапно над спиной крыльями и взмыл в воздух над пыльными придорожными лопухами. Его медленный взлёт над дорогой напомнил мне соответствующий маневр объевшейся на помойке вороны, но кот неожиданно заложил такой крутой вираж и так резко прибавил в скорости, напомнив лётную манеру стрижа, что о тяжелой вороне речи уже быть не могло. Очевидно, и в воздухе летучие коты обладали неповторимой грацией и изяществом семейства кошачьих.
Полёт кота отвлек мое внимание, и когда он исчез из виду, а я повернулся к стоящим автомобилям, то обнаружил там только свою машину. Зеленого автомобиля на дороге уже не было.
Всю обратную дорогу я был не в себе. Припарковав машину, сразу зашел в магазин и потребовал не то, что подешевле, а непременно бутылку дорогого, но качественного «Немироффа», вызвав немалое удивление продавщицы.
– Летучий кот… исчезнувший автомобиль без руля и педалей… кот Мурзик… – друг Коля опрокинул стопку, захрустев огурцом, а потом потрогал мой лоб и заключил:
– Мда… Горячий. Знаешь что? Никому и никогда про эту чушь не рассказывай. Слышишь? Заберут, точно заберут… в психушку. Это к бабке ходить не надо.
Мы выпили еще по одной, и я ушел домой. Тихо подкрался вечер, и на небе заискрилась слюда звёзд. Она была рассыпана довольно равномерно, звёзды были все похожими друга на друга и я подумал, что надо было уточнить: где, в каком созвездии, на какой планете, коли на то пошло, буду я летучим котом? Не спросил. А жаль…
Ну что ж. Поживём – увидим. А пока – тссс...
Байки | Просмотров: 1222 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 21/01/14 08:47 | Комментариев: 5

Пред солнышком
ослепшая луна,
почуя власть,
упала на колени,
и время есть
сначала пасть
до дна,
потом пройти
все звёздные
ступени.
Весы добра и зла
на край стола
установи
и стань самим
собою.
У Вечности
кривые зеркала,
зато часы песочные
без сбоя.
В ночной тиши
небесный водоём
глубок,
а звёздный всадник
чинит сбрую,
мне на былом
писать бы серебром,
а я углём
сгоревших дум
рисую.
Так два поэта
в пелене дождя
заспорили,
да вышла
проволочка,
один сказал:
алмазная стезя,
другой сказал:
кровавая ... и точка!
Один сказал:
лазурна и чиста.
Другой, что нет
ни воздуха,
ни света.
Но время есть,
и с чистого листа
заря рисует радугу
и лето ...
Философская поэзия | Просмотров: 614 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 20/01/14 13:14 | Комментариев: 0

Как одиночка тюрьмы
в мрачном квадрате зимы,
дом без любви.
И зови – не зови,
страсть не попросишь взаймы.

Серые клетки дворов
в розе холодных ветров.
Чёрный квадрат
говорит, что пора
рамки раздвинуть миров.

Ромбы заснеженных клумб
плачут давно по теплу.
Ночь холодна,
но отступит она –
луч заскользит по стеклу.

Замкнутый круг – как змея,
супрематична заря.
Мысль обожгла:
посмотреть в зеркала:
я это или не я?

Прямоугольный рассвет
розовым красит портрет.
Знает мечта
как болит пустота,
если тебя рядом нет.

8.12.2013 г.

Автор и Лирический Герой - разные люди!
Любовная поэзия | Просмотров: 531 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 19/01/14 17:52 | Комментариев: 0

Беспокоясь о мире в мире,
гражданином себя считая,
в типовой городской квартире
доживал старый волк без стаи.
До таблетки – четыре шага,
а как будто четыре тыщи.
Не утоптанный снег ГУЛАГа –
словно утлой лодчонки днище.
Не дойти – отказали ноги.
Рухнул на пол, и вдруг сквозь время
голоса зазвучали многих,
кто скончался, кто был расстрелян.
А ему ночью долгой, вьюжной
командир разъяснял толково:
есть устав караульной службы,
выполняешь – и что такого?
Распорядок – не кодекс чести,
ты врагам объясни без гнева,
что такое прыжок на месте,
шаг направо и шаг налево.
Здесь у зеков судьба простая…
часто шепчут: «Спаси, помилуй…»
пусть в колымской земле копают
ежедневно своим могилы.
Заболели? Всё это бредни!
Враг народа – какая милость?»
……………………………….
Отчего в этот час последний
эти зеки вокруг столпились?
Как их много! Гудят стеною,
аж в буфете дрожит посуда.
Не простили? Пришли за мною?
Смерть, скорей забери отсюда!

Примечание:
Вертухай - охранник на зоне.
Гражданская поэзия | Просмотров: 697 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 18/01/14 08:19 | Комментариев: 8

Он ласки ей всю ночь дарил:
то тормошил, то был нежнее.
Потом ревел, как гамадрил
в лесах тропической Гвинеи,
то обнимал, как горку сель.

Пропал потом – она так плачет!

То ветер молодую ель
покинул как неверный мачо.
Иронические стихи | Просмотров: 589 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 17/01/14 07:46 | Комментариев: 0

эротическая сказка на банальный сюжет

На берегу заболоченного водохранилища сидела задумчивая Альма Нах. Сидела и ожидала, правда недолго. Из мутной пучины к ней выплыла-таки рыбка. А, точнее, рыба. Не то, чтобы золотая. И не то, чтобы килька. На карася приличной величины похожая. И спросила, причём, на русском языке и без малейшего акцента:
– Ну, чего тебе еще, Альма Нах, надо?
Призадумалась крепко Альма. И не оттого, что безошибочно, как прежде, идентифицировала её рыба по нелюбимому имени, которое дал папа – кинолог и по короткой, как выстрел снайпера, фамилии мужа. И не оттого, что выплыла быстро к ней. Раньше она тоже не медлила. Мучило главное: что загадать в последний раз? Ошибка тут непростительна! Но как сформулировать именно то, что ей хотелось? Ведь её желание находилось в самой безграничной из всех сфер – в интимной…
Всего третьи сутки пошли с того памятного вечера, когда она, возвращаясь с работы, зашла в магазин, который ещё с советских времён носил не очень оригинальное название «Океан», где решила купить свежей рыбки. И не просто свежей, а живой. Плещущейся в большом чане в углу магазина. Рассчиталась за четырёх карасей, погрузила добычу в полиэтиленовый пакет и дома, не мешкая, поспешила к приходу благоверного вывалять их в муке, да зажарить на большой сковороде. Трёх вываляла, предварительно выпотрошив, несмотря на судорожно раскрывающиеся рты, а четвёртый карась встал вдруг на хвост и изрёк:
– Сюжет, конечно, не новый, после Сергеича сколько уже его обсасывали, но… не губи! Вываливай, Нах, три желания, да отпускай, короче, в ближайший ручей, тем более, на эту сковородку я никак не помещусь. Товарищи-то мои уж больно жирные. И так перебор по калориям у вас с Альбертом получится. Догоняешь?
Альма оглядела своё, несмотря на тридцатилетний возраст, ладно скроенное тело, бросила взгляд на сковороду, подаренную свекровью, и мысленно согласилась с доводами рыбы. А вслух заметила, нисколько не удивившись, поскольку начиталась анекдотов про золотых рыбок в Интернете более чем достаточно:
– А тебе товарищей твоих нисколько не жалко?
– Ничуть! – ответила рыбина, которая прилегла на бок и скептически разглядывала кухонку Альмы, – они простого рода-звания, а я – королевишна!
– Читала, – догадалась Альма, – давай расклад, а то Альберт через двадцать минут с работы подъедет.
– Не подъедет, – возразила рыба, – он на полтора часа сегодня на работе задержится. Зато подруга Зинка через полчаса будет. Так что решай, Альма, решай, Нах, быстро. Имей в виду: из-за поганой экологии наше могущество как это будет сказать по-русски: таперича не то, что давеча. Но кое-что я ещё могу.
– А Алёшку от заикания излечить можешь?
– Как два плавника о дно – запросто! Но, прошу тебя, быстрей соображай. Думаешь, легко мне на воздухе разговаривать? Это всё равно, что ты под водой бы балагурила. Так считать это твоим первым желанием?
– Считай! – махнула рукой Альма, опасаясь, что карась сдохнет, и никакого волшебного прока с него не будет.
Рыбина махнула плавником:
– Сделано!
Именно в эту минуту на гуляющего во дворе Лёшку с берёзы свалился здоровенный кот Тишка, скрадывающий глупого воробья.
– Ну, посмотри же в окно, – прошипел карась.
– Ой! – вскрикнула Альма, – Лёшенька... на земле лежит!
– Пустяки! – заверила рыба, – клин клином вышибают. Вот и твоя мама бежит к нему от любимой лавочки. Давай-ка ополосни меня холодной водичкой из кувчинчика, да быстренько к ручью, чтобы до прихода Зинки обернуться. А пока идёшь, тебе мама по мобильному позвонит. Удостоверит мою правоту.
Альма исполнила всё в точности. Не прошло и трёх минут, как в сумочке рядом с полиэтиленовым пакетом с рыбиной запиликало, и взволнованная бабушка сообщила, что на Лёшеньку с дерева свалился паразит Тихон. Но ребёнок с перепугу, наоборот, стал говорить так чисто, как на конкурсе чтецов-декламаторов, и Феодосия Терентьевна из опасения, как бы ему не стало хуже, немедленно вызвала скорую помощь.
– Скорую-то зачем? Отмени вызов! – отреагировала Альма, – всё будет нормально.
– Ты так считаешь? – продолжала сомневаться Феодосия Тереньевна.
– Мама! – возвысила голос Альма, – такое бывает…
И отключив миниатюрный аппарат, достала пакет с рыбой. Она подошла уже к небольшому ручью, что нёс свои мутные воды дальше в реку.
– Короче, – вынырнув, проговорила на прощание непростая рыба, – у тебя в запасе ещё два желания. Подумай хорошенько и попробуй выйти со мной на телепатический контакт. Ну, а если не получится, приходи к водохранилищу. Там, где старый причал. Знаешь?
– Угу! – кивнула Альма, – соображая, как нерационально потратила она первое желание. Надо было загадать, чтобы сын вообще никогда не болел. Или, чтобы был всю жизнь здоровым, богатым и счастливым.
– Не жалей ни о чём. И помни: я не всё могу, – словно прочитав её мысли, сказала на прощание королева карасей, исчезая в стремительных водах.

***
– Как же я проголодался сегодня! – уплетая карасей в сметане, бормотал с набитым ртом Альберт, – а ты чего не ешь?
– Я … уже, – соврала впечатлительная Альма, которой в зажаренных собратьях виделась их говорящая предводительница. А съесть такую знакомую в сметане было для Альмы равносильно каннибализму.
– А, – протянул супруг и вдруг натужно засипел, закашлялся. Аж покраснел весь.
– Кость? – моментально сориентировалась Альма.
Тот кивнул, не в силах произнести больше ни звука, и она не на шутку перепугалась. Схватила трубку телефона, лихорадочно набрала номер скорой помощи. Вот где по- настоящему нужна скорая помощь! Как же долго тянутся минуты. Занято! Снова набор цифр, и тот же результат!
Супругу стало совсем худо, и из красного его лицо приобрело синеватый оттенок. Альма спохватилась, пробормотала что-то про себя, Альберт дёрнулся, откашлялся и выдохнул:
– Проскочила! Как не бывало! Вот ведь какая хреновина!
– Слава Богу! – обрадовалась Альма, – нашей «скорой помощи» порой не дождёшься! Раньше окочуришься!
– Это точно! – поддакнул муж.
Альме нисколько не жалко было потраченного второго желания. Она очень любила своего Альбертика, и одна мысль о том, что она могла бы вот так нелепо лишиться его, единственного и неповторимого, повергла её в неописуемый ужас. В конце концов, на что обычно люди тратят подобные, на халяву доставшиеся им желания? Деньги, богатство, власть … Ну, допустим… Запросила она бы к примеру миллион долларов. Рыбе это как нырнуть. Получила бы. А тут – крутые, криминал, налоговая! Новые проблемы. Она и так в банке неплохо получает. А супруг – программистом. По деньгам у него выходит прилично. Особенно когда Альберт хоздоговорную тематику с предприятиями раскручивает. Всё вроде у них есть: квартира в двух уровнях из шести комнат с подземным гаражом, коттедж загородный, новый автомобиль «Форд фокус». Алёшку только что от заикания вылечила. Чего ещё надо?

***
– Ну, чего тебе ещё, Нах, надо? – повторила свой вопрос предводительница карасей, внимательно тараща пучеглазые зенки на призадумавшуюся женщину.
– Понимаешь… – раздумчиво произнесла Альма, – всё у меня вроде есть. Одно беспокоит. Как в рекламе «Виагры» сказано: «…если ваши интимные отношения утратили былую остроту …» Не то, что-то. Вроде и любит он меня и не изменяет. Но как- то скушно стало. То ли дело было по молодости. Мы могли всю ночь напролёт любовью заниматься, где угодно и с удовольствием. Хоть в лесу, хоть на сеновале, а два раза в нашей старенькой «девятке» пришлось. И всё было классно! Хотя… в машине очень неудобно. Понимаешь теперь, что меня тревожит?
– Э, милая! – ещё больше выпучила глазки рыба, – тут я тебе помочь бессильна. И не проси! Такой тонкий и деликатный вопрос. Давай я тебе лучше такой автомобиль подарю, что в нём тесно не будет. Не то, что вдвоём, оргии можно устраивать!
– Да иди ты … в пучину! Издеваешься ещё! – Альма аж привстала со своего места.
– Не обижайся, девушка! – молвила рыба, – кажется, я кое-что придумала. Давай так. Я ровно на одну ночь сделаю так, что ты будешь понимать мысли своего благоверного. Ровно на одну ночь всё, о чём он только подумает, ты узнаешь в ту же секунду. Вот и поймёшь куда двигаться. Лады?
– А что? – оживилась Альма, – очень забавно! О чём это думает мой Воробушек? Любопытно! Ладно! Договорились!
– Тогда в расчёте! – рыба от радости подпрыгнула высоко вверх над водой, хлопнув хвостом по радужной плёнке нефтепродуктов. И ушла в глубину – насовсем.
***
В тот вечер время, казалось, остановилось. Остроносый Воробушек сидел за компьютером и, казалось, не собирался ложиться, а она ходила из спальни в кухню, из зала в гостиную, из гостиной в столовую, из столовой в его кабинет и пустую детскую на втором этаже. Никаких мыслей супруга она пока не ощущала. Впрочем, как говорится, был ещё не вечер.
Время тянулось. Как сгущёнка, вытекающая из банки – неторопливо и тяжеловесно. Но вот часовая стрелка перемахнула цифру одиннадцать, и на пороге спальни показался её Альбертик. И одновременно с его появлением в голове зазвучали, зажужжали, завизжали и заныли мысли.
Его мысли. Она уловила первую, вторую, третью, а потом лишь впитывала и впитывала в себя, как сухая губка впитывает влагу. Только бы ничем не выдать впечатление от услышанного и, самое главное, своё умение слышать всё это.
«Какие соблазнительные ножки … Но эта ночная сорочка всё портит. Сколько она уже в ней ходит? Года три. А ведь бабки есть. Самому купить что ли? Нет, не угадаю. Точно, не угадаю. То ли дело тёлки… когда смотрели у Виталика журнальчики. Да и в Интернете их хватает. Какие там девочки, какие отпадные ткани! Как волнуют они! Полунамёком, полупоказом, шуршанием. А остальное дорисует воображение. Впрочем, раздену Альмочку, и всё сразу же встанет на свои места. Сорочку долой, бюстгалтер … мамин, наверное, допотопный в сторону, осталось последнее. Так... так … Всё в норме. Надо для приличия поцеловать, хотя уже хочется одним махом резко ввести туда под тёмный мысок, где тепло и приятно. Какая-то она сегодня странная, смотрит как– то не так. Может, устала и меня не хочет? Да нет, хочет. Ещё как. Я уже ладошкой почувствовал, как хочет. .. И затрепетала … Ох, какая грудка. Ей бы быть более бесстыжей. Надеть чулочки с пояском, а трусики снять, или лечь на животик, задок выпятить… И ещё …»
Альберт вспомнил, как позавчера в обеденный перерыв, закрывшись в соседнем отделе, они нашли в Интернете «Тропический коктейль». Ах! Яркая зелень пальм, ласково набегающие на песчаный пляж волны, стильное бунгало и …Какие девочки! Какие позы! Какие ласки! Как всё там замечательно!
«Вот и Букина из планового отдела зовёт в Египет» – продолжал размышлять Альберт, – коряга, конечно, на десять лет старше. В открытую предлагает. А он пока держится. А Букина – не пожалеешь, говорит. Дома скажешь: командировка. Всё для тебя там сделаю, я, дескать, по-всякому умею. Так оттянемся в Египте – долго не забудешь! Ни за что так с женой не получится. Но Букина старая разведёнка – неудачница. Он пока ей не отдастся. Пусть её Федька Закорякин после работы на столе трахает, у него жена такая же выдра. А его Альмочка во сто раз лучше, но не умеет ничего… Жаль, конечно.
Альмочка застонала, и Альберт ласково погладил её: сейчас будет хорошо, милая. Его мысли унеслись в далёкую Индию. На той неделе опять тот же Закорякин притащил «Камасутру». В обед смотрели. Во дают, индусы! Древняя культура! Ничего не скажешь!
Альберт вспомнил, как смуглая женщина сложила губы буквой «О», потянувшись к … и в тот же миг жаркий вихрь налетел на него, подхватил, унёс далеко – далеко, а сладкая истома прошла горячей волной от пяток до темени и обратно. Он почувствовал, что одновременно с ним нечто подобное произошло и с Альмочкой. Они взлетели вместе, поднявшись над широкой двуспальной кроватью и долго парили, не желая опускаться на скучную землю.
Где-то в вышине уже не Альберту, а Альме послышался звонкий голос:
– Ну, чего тебе ещё, Нах, надо?
Альма услышала, как рыба расхохоталась, а затем, подмигнув одним выпученным глазом, прямо на глазах превратилась в толстую развратную и абсолютно голую Букину из соседнего отдела, которую она видела на праздновании корпоративного Нового Года в ресторане. Букина повернулась к ней боком, повращала непомерно жирным задом с безобразными поперечными складками, потрясла обвислыми грудями и погрозила толстым пальцем с вульгарным перстнем.
– Хрен тебе! – вслух сказала Альма.
Альберт от удивления ослабил свои объятия и, чуть отстранившись, внимательно посмотрел на жену.
– Да не тебе, – уточнила супруга, расхохотавшись, – не хрен тебе. Повторяю: тебе не хрен, а другое. Знаешь что?
Она также внимательно посмотрела на супруга. Чем окончательно повергла его в состояние глубокой задумчивости.
Впрочем, она быстро вывела его из этого состояния, и всё у них стало замечательно, начиная от встречи Нового Года на Каймановых островах и кончая рождением второго сына.
Но это уже другие, не менее занимательные истории…
Байки | Просмотров: 1085 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 16/01/14 22:25 | Комментариев: 0

Вправо руль! Надежда вся
на четыре колеса.
Застучала кровь в висок –
я прошёл «на волосок».
Смерть, как снег, белым бела,
Пыль смахнула мне с крыла.
Разминулись с ней слегка.
Я: «Прощай!». Она: «Пока!»
Мистическая поэзия | Просмотров: 662 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 16/01/14 09:19 | Комментариев: 4

Не успела ты тоненько спеть
и пронзить острой спицей солому,
как вонзилась осиная смерть
в захрипевшее горлышко гнома.

Изумрудами светят глаза,
платье сшито из тряпочек разных.
Шаг вперёд и полшага назад!
Реверанс! Ты танцуешь прекрасно.

Что еще ты умеешь, скажи!
Веселись – я доверюсь примете:
если будешь ты в танце кружить,
жизнь повиснет в рассеянном свете.

Счастье мечется эхом в лесу,
песня барда опять не допета…
Тот, кто держит судьбу на весу,
где-то рядом – я чувствую это.
Мистическая поэзия | Просмотров: 917 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 15/01/14 17:45 | Комментариев: 18

Улыбка, как плакат, обманет
среди дешёвой суеты.
В лиловом задрожат тумане
скорлупки-лодки и мосты.

Вода реки в ошмётках пены
от бед судьбу не защитит,
лишь равнодушно манекены
вдогонку вымолвят: прости...

Лицо у серой Темзы хмуро,
ворчит до самого утра:
какой неоновый придурок
шаманил в пламени костра,

сплетая вязь густых растений
у всех прохожих на глазах?
Однако этот неврастеник
пропал, как будто стрекоза.

Зевнут беззубо ртами арки,
вопрос лениво зададут:
раз все закончились подарки,
то что теперь осталось тут?

В орнаментах стекла и стали
жизнь потечёт под звон монет,
а капли солнечных проталин
напомнят раннего Моне.

12.08.1997 г.
Редакция 9.04. 2009 г.

На создание повлияла также песня "Waterloo Sunset"
"Def Leppard" & "The Kinks".
Философская поэзия | Просмотров: 716 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 14/01/14 07:47 | Комментариев: 14

День проснулся вялый, неловкий,
мысли скачут, словно команчи.
Застрелить бы лень из винтовки,
зарядив оранжевый зайчик!

Прогорланить песню сумею,
наслаждаясь каждой согласной,
бросив, как весёлый Емеля,
в волны все мирские соблазны.

Подмигну в ответ светофору -
он стоит, как цапля, печальный
Передёрну лихо затвором,
угрожая скуке песчаной.

Муху на остатках закуски
пристрелю, как наглую птицу,
раз не может петь по-французски,
не желая даже учиться.
Иронические стихи | Просмотров: 596 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 13/01/14 12:35 | Комментариев: 6

Не считаю себя строителем, хотя теоретические знания в объеме первого высшего технического получил и небольшие объекты типа теплиц и бани построил своими руками. Возможно, именно это обстоятельство вызвало два вопроса: а смогу ли я соорудить нечто подобное? Предположим. И коли так, что возьму на вооружение, а что нет.
Бунгало, которое я снял на популярном камбоджийском курорте Сиануквилль, от моря в фазе прилива отстояло на 15 метров. Почва – песок, возле жилища в изобилии раскидистые и тенистые тропические сосны – пинии. Ширина единственного помещения бунгало – 3 метра, длина – 6. Площадь, соответственно, 18 квадратных метров. В чистоте чуть меньше.
Домик приподнят над выровненной поверхностью пляжа на 40-50 см, к двери ведёт всего одна ступенька, похожая на детскую лавочку. Проходя вдоль моря, видел бунгало, которые были приподняты на полтора и даже 2 метра. Вероятно, ориентировались на возможные вылазки моря и наводнения в сезон дождей. В таких строениях лестницы длиннее и посолиднее.
Из мебели стол и единственная, но огромная – на троих – кровать. Она снабжена противомоскитной сеткой. Как бороться с мелкими, но кровожадными и больно кусающимися местными комарами, отдельная тема.
Итак, в основания правильного четырёхугольника вкапываются четыре четырёхдюймовых столба высотой 2, 5 – 3 метра. Никакой бетонной подливки мне заметить не удалось, хотя возможно, что для укрепления грунта в первоначально выкопанные ямки засыпали щебёнку или гравий. Но это маловероятно. С внутренней стороны столбов на высоте не менее 40 см прибиваются дюймовые доски, поставленные на ребро – стык в стык, образующие правильный четырёхугольник. Опасений, что в тропическом климате ржавеющие (это видно невооружённым глазом) гвозди подведут, вероятно, у строителей нет. Хотя ничего не стоит подстраховаться, вырезав неглубокие пазы в брёвнах, заложив туда доски для укрепления конструкции. Между четырёхдюймовыми столбами вкопаны промежуточные столбы меньшего диаметра также для усиления и крепления крыши. С внутренней стороны к основным столбам крепятся три ряда дюймовых досок.
Выше их с наружной стороны столбов сооружается каркас. Крыша бунгало по длинной стороне покатая. Два крайних столба и два промежуточных высотой от поверхности земли не менее 3м, а два других крайних около полутора метров.
Крыша сработана на удивление просто. На расстоянии 25-30 см от окончания двух высоких столбов с наружной стороны прибивается первая диагональная, поставленная на ребро, полуторадюймовая доска, и на неё перекрёстно ставится вторая диагональная. На эту доску крепится на пересечении указанных досок бревно свода длиной около метра – метра двадцати. В нём выдалбливается паз, соответствующий ширине диагональной доски. К концам длинных столбов с внешней стороны прибит четырёхугольник, на котором держится крыша.
Она остроконечна. Но имеет больший угол наклона там, где обрешётка четырёхугольника. К вершине бунгало сходятся дюймовые направляющие, прибитые к верхнему концу венчающего столбика.
Материал боковых стен и крыши один – сухой пальмовый лист. Берут прутики произвольной длины, перегибают через них длинные пальмовые листья и прошивают ниткой чуть ниже линии перегиба, затем еще в двух, трёх местах – в зависимости от длины пальмового листа. Готовые щиты представляют собой материал для обшивки стен – после простейшей обрешётки тонкими досками по периметру на высоту до 2м щиты накладывают друг на друга снизу вверх и приколачивают к обрешётке.
Дверь самая обыкновенная, открывающаяся наружу. К столбу для установки петель прибита доска шириной два дюйма.
Вот и всё. Самое важное – кровать снабжена противомоскитной сеткой. А вообще мысль – берем камыш и строим. Не так уж сложно!
Эссе | Просмотров: 1039 | Автор: Александр_Кожейкин | Дата: 09/01/14 07:24 | Комментариев: 21
1-50 51-100 101-150 151-200 201-220