Самый темный час в вашей жизни - перед самым прекрасным рассветом (П. Коэльо)

Тревожно... темный лабиринт, по стенам шарю осторожно.
Тупик. Стекает стеарин и страх шевелится под кожей.
Игру теней не досмотрев, ищу я выход, где-то с краю.
Беспечной мошкой в янтаре рванусь без сил и замираю.
Тревожно... веки тяжелы. Мурá какая-то приснилась.
К чему - тупик, стена, углы и тьмы густой неодолимость?
Смахну недобрый сон с ресниц, он спрыгнет, будто заяц шустрый.
Лучом ступая на карниз, ко мне приходит в гости утро.
Присядет скромно, намекнет, что надо бы сменить обои.
Я понимаю, что ремонт необходим и нам обоим.
Но кардинальных перемен боюсь, особенно пророчеств.
И сновидений гобелен дарю на память "доброй" ночи.
Чернила тьмы, наставив клякс, со временем совсем исчезнут.
А я опять начну с нуля. Упреки, слезы - ну их в бездну!.
Начну с любви, с любви - к себе. Получен опыт не напрасно.
Назло навязчивой судьбе дам установку - жизнь прекрасна!

Когда пробьет последний час природы
Состав частей разрушится земных,
Все зримое опять покроют воды
И Божий лик отобразится в них.
Ф.Тютчев

Несъемной глыбой груз времен накоплен,
Мертворожден желанный дух свобод,
Природа мстит, оттачивая копья,
Бурлит поток подземных чистых вод.

Задумчив Ной, не собран груз ковчега.
Все повторить? В чем смысл спасенья тут?
Грехи опять владеют человеком,
Как язвы оспы, день за днем растут.

Но просит зверь, щебечет рьяно птица:
- Спаси хоть нас, ковчег нам нужен, Ной.
Земля - добра, лелеет нас, гордится.
Здесь дом и сад, и рай для нас земной.

Душа у Ноя рвется и пылает,
Готов спасти, ведь так священна жизнь.
Греховен мир, но все мы - Божьи твари.
Уйти нам в Лету? Боже, подскажи...

Хрустальный звон рассыпавшихся капель,
Как знак поддержки свыше, принял Ной.
- Он любит нас и не допустит - кануть
В забвенье, веря - будет мир иной.

Серый город устал, вздыхал, и уснул к утру,
продолжая чадить хандрой закопченных труб.
Не заметил - сорвался сверху большой валун,
подминает стада, отары, коней табун.

Неизбежность неслась на город, а он не знал,
что закроется скоро небо шатром из скал,
прекратится сердец биение, стихнет пульс,
не откроются окна, двери не скрипнут: В путь.

Но спешил великан на помощь, увидев зло.
Оказался он рядом, городу - повезло:
и подставил плечо под глыбу, хватило сил,
и движение смерти каменной прекратил.

Под ногами хрустел, трещал, как песок, гранит.
Но покой городских людей великан хранил.
От осколков, что мелкой пылью летели сквозь
городские ворота, вяли охапки роз.

Город морщился, шумно фыркал дымком печей,
Недовольно на камни, пыль указав: «Зачем?»
«Как зачем?», - и нахмурил брови спаситель: «Я,
что есть силы, город, стараюсь спасти тебя»…

И ушел великан с обидою, свет померк…
Глупый город исчез в потоке, несущем смерть.
Благодарность – всего-то легкий, прозрачный луч.
Протяни – не уйдешь на дно налетевших круч.

Склонилось солнце над морской волной
и, будто люльку, ласково колышет.
Волна шумит и в гальку, словно в нишу,
от всех секрет зароет потайной.
И вновь вернется к солнцу, разогнув
ветрами плавно выгнутую спину.
Но только не совсем, наполовину,
под струи ветра бойко улизнув.
Натешится - характер-то морской! -
уляжется, со звездами простится,
взбрыкнет в последний раз за белой птицей
и тихо уберется на покой...
Досматривать вчерашний дивный сон,
в котором, обгоняя каравеллу,
она, шутя, бросает в парус белый
цветные брызги, лезет на рожон.
А каравелла, знай себе идет,
красуется походкой величавой,
к заморскому далекому причалу.
Он ждет ее уже который год...

По ту сторону воды - дно глубокое,
замирая, видят сны рыбки бойкие,
каждый вечер плачет дождь, не поймавши их,
для дождя - все рыбки сплошь вверх тормашками.

По ту сторону зеркал - жизнь не ладится,
свет струиться перестал, греет ладанка,
не устроена судьба - забери вода,
чтоб не слышать брань постылого ирода.

По ту сторону ракит - мост качается,
душу девичью настигло отчаянье.
Но родительский наказ смочен водкою,
а река бежит такая свободная.

По ту сторону окна - ветер бесится,
туч густая пелена скрыла лестницу,
по которой в небеса ходят ангелы,
не отпетых душ приказчики главные.

По ту сторону реки - вод Крещение,
голубые мотыльки ждут прощение.

Хмурые взгляды... На площади – люди.
Им не задеть меня в этот раз.
Камень увесистый спрятал ублюдок,
хитро прищурив подбитый глаз.

Словно единое целое, воет,
зло улюлюкая вслед, толпа.
Знак вожака – и взбешенная свора
кинется рвать на куски, топтать.

– Рыжая бестия – вот причина
мора скотины седьмого дня, –
главный старейшина, благочинный,
смотрит с презрением на меня.

– Волосы рыжие, глаз зеленый –
явно не наших кровей она,
выжечь клеймо ей железом каленым.
Сводит с ума его белизна
плеч оголенных.
– Ты – ведьма, – старуха
сыплет проклятья беззубым ртом.
Мир из созвездий цветов разрушен,
братья убиты, сожжен мой дом.

Я в облака улететь хотела,
чтобы не видеть, забыть, не знать.
Рыжих – боятся, и их уделом
будет костер – так решила знать.

Пламя оближет невинную жертву,
искры теряются в облаках.
Я не доставлю ни взглядом, ни жестом
им удовольствия – видеть страх.
Будет дымится зола под утро,
К звездам отправится искр сонм...

Я просыпаюсь, взбиваю кудри.
Прячу в подушку зловещий сон.

Испачкан глиной китель рваный,
на тонкой шее - медный крест.
Присев на камень, суп овсяный
немецкий пленный быстро ест.

Когда-то Вермахта солдатом
призвали, и служить пришлось.
Контузило, не помнил даты,
твердил одно: "Von West nach Ost".

Потом был бой, горящий ужас
сжигал живое на корню...
Теперь похлебкою на ужин
доволен, словно он в раю.

Но раны ноют, и простуда
сжимает бронхи в третий раз,
остался жив - не это ль чудо?
Господь - молитвой мамы - спас.

Всему свое приходит время...
И фронт на запад шел, вперед.
Бубнит старушка: "Сучье племя,
пришел страдать и твой черед".

Но, видя - сипло дышит грудью,
сует кулек созревших слив:
"Они же, немцы, тоже люди,
хоть нелюдями к нам пришли".

Откуда взято состраданье -
две похоронки на столе?
Давно ли стихли крик, рыданья:
"А, может, живы, взяты в плен?"

Платок старушка прижимала
к глазам, взглянув на купола:
"И также, может, чья-то мама
краюшку хлеба подала?"

Война, кровавый след оставив,
ушла в победный славный май.
Фашизм большой ценой раздавлен...
И выплакан слезами мам.

Там, где находит свой покой
день вчерашних слов,
время, не маясь суетой,
спрячет в старый стол
пошлых наветов грязный куль,
сбор сухих цитат,
оды, хвалы и прочий культ -
в дальние места.

Сказки, легенды вместо них,
мельком пролистав,
пыль отряхнув со старых книг,
примется читать.
Так увлечется, позабыв
про рабочий день,
вымысел, что похож на быль,
вскроет смысл идей.

Правила нынче таковы -
грузный ворох лет
вместит в себе тома молвы,
превращая в тлен.
И никому не расскажи -
правда или ложь,
новые тексты хороши,
но цена им - грош.

Правда, в архиве иногда -
шум, переполох -
спрос на старинные года
вовсе и не плох.
И, разрывая стопы книг,
свитых бечевой,
ищут красивых слов родник,
словно он живой.

Время - бесстрастный буквоед,
и ошибок суть
вызнает, отменив запрет
на народный суд.
И, видя истины зерно,
время пишет так:
"Временем все проверено" -
дата, подпись, штамп!

Наплывала тень. Чаровник Карпат,
Трубку раскурив, гром метнул в закат.
Он точил с утра острие косы -
Чтобы разрезать тучи до грозы.

До дождя успел развести костер,
В ступке размолол корни мандрагор*.
Громовых камней* магия сильна -
Искрами обдал - вспыхнула луна.

Заговор шептал, выводя печаль,
Мольфу* мастерил от недобрых чар.
Он двенадцать дней без еды, воды
Жил в пещере снов. Боль чужой беды,

Что сжимала грудь, заслоняла свет,
Чистил силой слов, гнал молитвой смерть.
Помогал тому, кто устал и слаб,
В засуху дожди взмахом век наслал.

От шальных ветров укрывал смерек*,
В паводок держал буйство горных рек.
Силу слов мольфар ведал как никто -
Могут радость дать, могут вызвать стон.

"Пролетит свинец мимо - жизнь цела,
А худым словам будет жизнь - цена.
Ведь слова людей - не безликий текст,
Спутают судьбу, словно тяжкий крест", -

Говорил старик. Голос слаб и тих -
Хворь на убыль шла, сразу отпустив....
Дрымбы* звук парил, крепнул заговор,
А земля Карпат слушала его.

*громовник – гуцулы называют так мольфаров, умеющих разогнать грозовые тучи, отвести град
*мандрагора* - корням растений этого рода приписывают магическую силу
*«громовые камни» и «камни-молнии» – округлые черные камешки неизвестного происхождения, их находят возле деревьев, пораженных молнией, и мольфары утверждают, что это ядра шаровых молний и использует эти камни при исполнении особых магических обрядов
*мольфа - заговоренный предмет
*дрымба - старинный гуцульский инструмент, игра на нем является также методом лечения мольфаров

В полуденной истоме дремлет небо.
Не дарит тень печальный кипарис.
Страдает повелительница Шебы
От зноя – луноликая Балкис*.
Прохладный шелк узорчатых подушек
Не манит, не ласкает рот шарба*,
А пение служанок режет уши.
Удодом принесенная судьба –
Письмо-приказ пророка Сулеймана*
С угрозой захватить ее страну.
Послать бы караваны к Рамадану*,
Но третий день свирепствует самум.
Разносит ветер слухи по пустыне:
Что Савский трон - из золота, везде,
Как мусор, серебро лежит. Отныне -
Судьбы не миновать, таков удел.
Придется ехать, или ей на плаху
Класть голову, пустив домой войну.
А верно ли, что мудр пророк Аллаха,
Загадку разгадает хоть одну?
Ответит пусть – какая влага с неба
Не льется, не стекает с дальних гор,
Сладка, как мед, в часы любовной неги,
Горчит, полынью жжет – когда раздор?
(Ответ - слеза, а мудрости уроки
Мудрейшему показывать смешно.
Но ты – Царица Юга, а пророку
Придется покориться все равно).
Балкис решила ехать: «В путь! О, Боги!
Ему понравлюсь больше я, чем трон?»
Лицом она - прекрасней всех. А ноги?
Их шелковое скроет полотно.
Пророк - умен, дворец он строит пышный
Для гостьи, над водой - хрустальный пол.
Балкис ступает, ахает чуть слышно:
" Вода!" Итог - приподнятый подол.
Лицом Балкис была - великолепна,
и этому способствовал Аллах,
но предок - джинн свою оставил лепту -
и это отразилось на ногах.

История вбирает по крупицам
слова о мудрости и женской красоте,
и о любви, что всем нужна, - царице
и девушке, рожденной в нищете.

*Балкис – Царица Савская (в исламе)
*шарба - напиток (на арабском)
*Пророк Сулейман – царь Соломон (в исламе)
*Рамадан – один из пяти столпов Ислама
по легенде у Царицы Савской ноги были покрыты обильным волосяным покровом (27 сура Корана), что свидетельствовало о ее демонической природе (предком матери был джинн)

*** стихотворение написано на 3 тур МПК-3

Пусть век короткий - сорок пять секунд,
но миссия важна - зажжется пламя.
Мой скромный, но такой заметный труд
даёт тепло, и я горжусь делами.
Не жалко мне себя - сгорю дотла.
Любовь иссушит, будет жечь сильнее.
Я не умею тлеть, я - не зола...
От вспышки страсти искрами овеян
роман с огнем. Живу лишь для него,
в любви нуждаюсь, пусть и скоротечной.
Годами я согласна ждать огонь
и в танце с ним покинуть мир навечно.
Ах, наконец-то, чирк... и голова
горит, огонь кружит вокруг, терзая.
Но, он - со мной! И вот - я чуть жива,
меня всё меньше, меньше... исчезаю...

*** стихотворение написано на 2 тур МПК-3

Амнезия. Диагноз врачей суров. Возвратится ли память? Всегда есть шанс...
Белый лист вместо жизни - начни урок... Лезут в голову строки смешных стишат.
Лейтенант из угрозыска морщит лоб:
- Ну, причем тут стихи? Напиши - как звать!
Как ты в комнату влез, где украл кулон. Если твой, кто на фото? Наверно, мать?
- Я упал, и в ушах до сих пор звенит. Вспоминаю: кровать, абажур и стол.
Кто-то сильно ругается, но вины я не чувствую, - плачет... Сквозь зубы - стон...
Санитарочка шваброй стучит в углах. Укоризненно смотрит лежачий дед:
- И зачем пацана-сироту пугать? Горемычные дети военных лет...
Белый лист задрожал...
- Не забыл, сынок, как танкисты сражались в лихих боях?
Ты - один на земле, нет судьбы иной, тяжело, но негоже реветь парням.
- В нашей комнате, мама, живут теперь незнакомые люди, и я хотел
наши вещи забрать, но закрыта дверь, через форточку - проще, держась у стен.
Я все помню, но им не скажу, что ты мне читала стихи про победу, нет.
Не узнают - кто я, и минует стыд, мне бы только не выдать в бреду секрет.
Жаль, кулон реквизировали менты, и боюсь, что забуду твое лицо.
Но сегодня опять увидал, что ты улыбалась, танцуя кадриль с отцом...

Спит мальчонка и видит тревожный сон - будто мама склонилась над ним, (он смог
разглядеть ее руки, потом - лицо) и читает с улыбкой его письмо.
За окном продолжалась чужая жизнь. После бабьего лета придет Покров.
На больничной кровати малец лежит. Амнезия. Диагноз врачей суров.

***Участвовало в 1 туре МПК-3

На снегу, будто красные яблоки,
пара шустрых комочков снуют.
С воробьями устроили ярмарку
снегири. И под снежный салют
суетится потешная парочка,
крошки мерзлые - чем им не пир?
Я назвал их - Степан и Одарочка.
На Степане был "красный мундир",
и от ветра, а может от важности
трепетал перьевой хохолок,
а Одарка - прыг-прыг, и с отважностью
у собаки склевала пирог.
Я устрою обед посолиднее -
на кормушку сальца положу.
Нелегко зимовать будет, видно, им -
а не то, что гуляке-стрижу.

На конкурс Странные танцы-76 тема: снегири

Величавым колоссом идет ледокол,
словно масло - торос рассекает.
Появившийся айсберг, как призрачный холм,
исполина ничуть не пугает.
Преломляется линзами льда желтый луч
и под воду нырнет на полсуток.
Ветер севера дерзок, суров и колюч,
треплет стаи взъерошенных уток.
Здесь уходят столетья в архив мерзлоты,
не разгаданы тайны поныне,
и сигнал - широты, долготы, частоты -
берегут будто джинна в кувшине.
На обоях спустившейся ночи зажглись
и пульсируют точки созвездий.
Здесь особенно ценится солнце и жизнь,
и тепло долгожданных известий.

На конкурс Антиподы-151 слова - ледокол, обои, линза

Сижу без настроения, а скоро Новый Год
и смутные сомнения берут на этот счет -
еще один прибавится годок к календарю
и нравится - не нравится, но я благодарю
истекший год за хлеб, за соль, за то, что жив-здоров
и если был какой-то сбой - прошел без катастроф,
за редких встреч целебный мёд, за нужные слова,
в них я, неловкий стихоплёт, тебе ничуть не врал.
Когда в стихах писал о том, что лучший Новый Год
мы провели с тобой вдвоем в общаге, без забот,
излишков не было тогда, картошка из села
на тот момент был - лучший дар. Тогда любовь была...

На конкурс Странные танцы -75

Над балками, стропилами,
чердачными окошками
взмывают мыши с крыльями,
котов пугая с кошками.
По скатам крыш скользят они,
укутываясь облаком,
и в щели лезут, зябко им
в рассветный час и холодно.
Собаки длиннохвостые
снуют по парку стаями,
никто не кличет в гости их.
Льда нет, кругом - проталины.
А галка в паре с вОроном
сидят на синем проводе
и каркают, что в городе
зиме готовят проводы.
В костре сжигают чучело,
блины пекут румяные.
Зима давно наскучила -
метелями, туманами.
Над балками и логами,
укрытыми сугробами,
зима уходит в логово
нехожеными тропами.

На конкурс "Темная лошадка"-9 (балка)

Пародия на стих Ёлочки "Недобитый"
http://litset.ru/publ/3-1-0-21434
Покорили мы правой рукой лабиринты

В правостороннем лабиринте твоих извилин
легко теряется надежда. Не кисни, Билли.
Все будет ок и мы прорвемся, враги прогнутся,
долги простят, дом - не в залоге. Не дрейфь, Конфуций.
Не нужно почку продавать и жена всё ценит,
кобыла редкой масти есть и сарайчик - целый.
Нет, ты не спишь, это не бред, но - одна загвоздка -
ты душу дьяволу отдай и всё будет - просто.

Нет здесь ни деревьев, ни кустарников.
С каждым шагом звонче и слышней
шорох гальки под ногами странников,
ищущих сакральный сад камней.
Высох водопад, и в русле каменном
струйкою - не влага, а песок.
Черный исполин, сверкая гранями,
смотрит неизменно на восток.
Музыкой беззвучной очарованный,
кружит неподвижный хоровод.
В пластике камней - нерасшифрованный
древними ваятелями код.
Камни... их пятнадцать штук на плоскости,
но с какой бы точки ни взглянуть,
кажется - четырнадцать. Над пропастью
неба - миражи песочных рун.
Полосы закат рисует красные,
искры голубого льда - рассвет...
Путник в этом месте видит разное -
камень вроде есть, и вроде нет.
Я пришла сюда с судьбой расхристанной,
о печали душу иссушив.
Философский камень явит истину -
камушки посыплются с души.

*КИОТО. САД КАМНЕЙ ХРАМА РЁАНДЗИ
каждый человек должен увидеть и найти в очертаниях камней что-то свое

Тайны замочной скважины
в пыльных рулонах времени
некогда будоражили -
преодоленьем темени.

Шорох и скрипы ставнями,
шелест газетных выписок -
дом укрывался тайнами,
выцветшей старой вывеской.

Архипелаги совести -
в голосе рьяной юности,
позже слагались в повестях
поводом бесприютности.

Станет ненужным бременем
мир старины неистовый,
выпадет как из стремени
лжи выпадает истина.

на конкурс Антиподы-150

Синица, синица, давай мириться.
Забудем обиды и холода.
Душевных щедрот для тебя - гостинцем.
Летай, где захочешь, затем - сюда.
Журавль рвётся в небо, ему не спится.
И призрачных планов порой - не счесть.
Свободолюбивой и вольной птице
нести полагается тяжкий крест:
с мечтами на крыльях парить по небу,
меня за собой постоянно звать.
И пусть не готова, пусть сдали нервы -
с ним легче и лучше, чем наземь пасть.
Дилемма проста для меня - смириться,
а может быть проще еще - уйти.
Но все же внутри что-то жмет, синица.
С тобою спокойнее, но... прости.

Срывает ветер-хулиган и рвет, как тряпку,
с атласным бантиком соломенную шляпку.
Ты поправляешь непослушный светлый локон,
слегка придерживая мягкую "соломку".
Волна протягивает водоросли-лапы.
А яхта режет носом волны в бухте Ласпи.
И брызги - веером, к ногам прилипло платье,
соленый привкус капель на губах подслащен.
Мы целовались и смеялись: вот так шляпы,
опять позволили волне шальной обляпать.
Волна, обидевшись, швырнула торопливо
густую пену в воды теплого залива...

Дворник Вася - известная личность
в нашем тихом, уютном дворе.
Он деревья садил симметрично,
в центре в мае синела сирень.
Но сегодня его сапогами
не притоптан песком гололед,
сиротливо в каморке лежали
метлы, вилка*, лопата. А клен
прошептал что-то старенькой липе,
та - березе отправила весть.
Вскоре слышалось всюду: Погиб он.
Деревянный несли к дому крест.
Хоронили двором дядю Васю
и кручинились - много машин
безрассудно гоняют по трассе,
"царствие"* пожелав на помин.

*садовая пересадочная вилка
для рыхления почвы
*"царствие небесное"

Антиподы-149 слова: вилка, гололед, сапоги.

Я раньше так любила этот город,
не замечала смога едкий морок,
не раздражали волны пешеходов,
снующих вниз по переходам-норам.
Шла мимо пряно пахнувших салонов,
где осыпались лепестки пионов,
колючки-жала прятали укромно
бесчувственные розы-скорпионы.
Не ослепляли ярким цветом синим
холодно-безразличные витрины,
и улиц постаревших повороты
еще вели к раскрашенным воротам.
Он звал меня все чаще , но все реже
встречал вокзальной вывескою свежей.
А провожал с другими именами
старинных улиц, не прощаясь с нами.
Но все дороги в Рим ведут, я знаю,
что он всегда со мной, не ускользаем
из памяти моей. Ступенькой выше
я дотянусь к его высоким крышам.
Он ждет меня всегда, шумлив и молод.
Я так тебя люблю, родной мой город...

Море рассыпало мокрые звёзды:
звёзды морские и лунную россыпь.
Волны характер упрятали грозный,
в гальку роняя соленые слёзы.
"Море, замри!", - две потешные позы -
дети играют, а лица - серьёзны.
Стойкость фигур нарушается: "Поздно!-
мамы зовут, - ужин стынет, замёрзли".
"Можно ещё?", - и на пирсе белёсом
вновь застывают то кони, то козы,
то осьминоги, то деды Морозы.
Море волнуется... Метаморфозы...

Облака плывут, заглядывая в окна,
но, увидев свет, спешат исчезнуть прочь.
Осень поздняя озябла и промокла,
семенит за облаками день и ночь.
Желтый плащ из жухлых листьев, сшитый наспех,
рвется в клочья на безжалостном ветру.
Красоты былой осталось - "курам на смех",
к декабрю её совсем дожди сотрут.

Сижу на сопке Огненной Земли.
Ажурный снег вокруг палатки кружит.
Отсюда видно - в гавань корабли
плывут из тихоокеанской лужи.
А вдалеке пылает горизонт
И тянет философствовать... Как чУдно -
уйти на край земли, презрев комфорт,
и жизнь начать по-новой в fin del mundo.*

*fin del mundo (исп.)- конец света, край земли,
г.Ушуайя (Аргентина)

Провожатым мог быть только сон,
и ушел обратно в полудрему...
Я летела в нем по окоёму,
преступив немыслимый кордон.
Обернулась, рядом - никого.
Нахожусь внутри, в средине шара
каплей жизни - из воды и пара,
созданной старанием Его.

Со мной луна играет в прятки:
то замирает в облаках,
то убегает без оглядки,
ищу беглянку я впотьмах.
Наутро, выглянув из тени,
своим присутствием дразня,
луна устроила затменье -
закрыла солнце на два дня.

Погода скверная была, гуляли тучи
по небу, лихо очертания меняя,
и наблюдали свысока - курьёзный случай
произошел внизу. Казался невменяем
довольно странный малый - звездам слал приветы
и до луны хотел допрыгнуть на батуте
(а как еще - за неимением ракеты
или придуманного средства - катапульты?).
Он перепутал время суток - это точно.
Дни напролет был в сонном мареве постели,
а, высыпаясь, проводил активно ночи,
купаясь в лунном водопаде светотени.
Луну часами он рассматривал со сходни -
была она слегка бледна и круглолица,
но четко видел контур носа, подбородок,
глаза печальные, и брови, и ресницы.
И, фантазируя, раскачивал качели
из облаков, пытаясь прыгнуть "выше неба".
Дрожали лунные ресницы еле-еле,
от взгляда лунного поникли ветви вербы.
Ему казалось, с каждым шагом ближе-ближе
к ней сокращалось расстояние. Быть может,
осуществятся планы дерзкого мальчишки -
он путь к луне по облакам ночным проложит.
И наблюдал за этим парнем сторож в парке.
Он много прожил, ничему не удивлялся
и на чудачества сейчас смотрел сквозь пальцы:
"Опять пришел лунатик",- думал, ухмыляясь.

В сентябре созвездье Весов
уравняет лето с зимой.
Прячет зной-жару на засов,
пасмурной накрыв бахромой.
Барабанит дождь по стеклу,
пеленой скрывает рассвет,
отражаясь тысячей лун
на покорно смятой траве.
Протяну я руки дождю -
он бежит к цветастым зонтам,
ускользая, я подожду...
и бегу за ним по пятам.
Дуновенье ветра... и дождь
исчезает, в землю войдя.
Напоследок - трепетный вздох -
нет ни пелены, ни дождя.

конкурс "Странные танцы"-69 тема: день осеннего равноденствия

Как вечер - снова жаждешь крови,
вокруг меня кружишь-кружишь,
выделывая виражи.
Помазана я медом, что ли?
Над ухом - тонкий писк признаний
о том, что я теплее всех.
И, в поиске щелей, прорех
к утру одной мы крови стали:
я - донор, ты - реципиент.
И вот искусанная, в ранах,
в тебя в сердцАх бросаю с бранью
некачественный репеллент.

По водной глади тихого пруда
плывет кораблик с надписью "Бесстрашный".
Из щепки, ниток и листов бумажных
сложил его мальчишка без труда.
Он свято верил в то, что доплывет
до моря непременно бригантина
и выручит в нелегкую годину
другой корабль, а может целый флот.
Среди спасенных будет брат Егор.
Он осенью, махая бескозыркой,
уехал и пропал в тумане зыбком.
С тех пор о нем не слышно ничего.
Остался только с маркою конверт
и (гордость!) - лестница на голубятню.
Егор ее срубил и всем ребятам
позволил лазать иногда наверх.

на конкурс Антиподы-147 слова: лестница, вода, бумага

Я поймала чужие слова о любви этим утром.
Знаю точно, что не для меня они песней летели.
Но уже не забыть мне их и не представить все шуткой,
зацепились они и попали в сердечную "сумку".
Мне бы надо вернуть, но не знаю - кто слов тех владелец.

Я украдкой достану, послушаю их и примерю,
словно платье нарядное: вроде бы и по размеру,
и по цвету подходит, но надо ли здесь лицемерить -
не мои они, могут быть даже и чьей-то потерей.
Их не надо бы слушать, тем более этому верить.

Я поймала чужие слова о любви этим утром.
Но чужое присвоить нельзя - подсказала мне мудрость.

* * *

Ловит Мастер слова и слагает семейные саги -
от трагедий, что душ так легко обнажают изнанки,
до комедий, где правда и ложь предстают полунаги.
Все, что хочет сказать, то выносливой вверит бумаге,
под простыми словами скрывая сакральные знаки.

Разгадать до конца тайну слов никому не удастся.
Я ловила слова, но в руках - ни строки, ни абзаца.

Я балансирую над бездной без страховки.
Дрожат колени, и захватывает дух.
Скользит нога вперед и поворот неловкий -
еще мгновение и... в пропасть упаду.
На тропах жизни - шаг неверный - очень жестко
невидим кто-то хлещет плетками потерь,
эквилибристу для маневров - мало жестов -
и сжат кулак из необузданных страстей.
Звенит в ушах от ветра, спорящего с тросом:
кто раньше скинет в пропасть груз? И стынет лоб,
холодным потом покрываясь. Без вопросов,
мой выбор - самая опасная из троп.
А может лучше бы - спокойнее немножко
на все смотреть и не участвовать нигде,
у монитора поглощать кульки с картошкой
в благоустроенном за много лет гнезде.
Но риск манил, сдержать себя невыносимо -
проверить фарт и покровительство небес.
И вот опять меня влечет со страшной силой
пройтись над бездною с шестом наперевес.

на конкурс Антиподы-146 (слова - монитор, картошка, эквилибристика)

Совой влетела острая тревога,
заухала, когтями в сердце впившись,
но обернувшись голубем притихшим,
ослабив хватку, смолкла понемногу,
меня, опустошенную, оставив.
А мир вокруг ничуть не изменился.
Дождь пишет письма слезные уныло,
а я читаю их, собрав горстями.
Все те же музыкальные рассветы,
сады разбудит армия пернатых.
А я опять считаю виноватой
себя за то, что слушала наветы,
дала себя разрушить, не противясь,
не закрывая сердце от нападок,
поверила нелепости догадок
и обстоятельств призрачную привязь.
Стояла на распутье без надежды:
поверить - искромсать любовь донельзя.
Не верить? Сердце ратует: осмелься...
И быть невыносимо трудно - "между"...
Между тобой и этим днем ненастным,
где скука льнет настырною подругой,
считая безразличие - заслугой,
а нить надежды – суетой напрасной.

В туманный плен попал вокзал,
а поезд ехал.
На нижней полке ты лежал,
а я на верхней.
Под монотонный стук колес
уже проснулись
деревья, устремились в лес
от шумных улиц.
За дребезжащею стеной
в купе соседнем
храпел и истекал слюной
твой собеседник.
Я не спала, и ты не спал,
вагон качался,
а за окном манил портал
к луне кратчайший.
Дорога - лента без конца -
врачует душу.
Хотелось многое сказать
да и послушать.
Но начинать беседу не
совсем прилично.
Я еду к мужу, ты к жене,
молчим о личном...

Аромат опьяняет и голову сносит,
лепестки чайной розы летят со стеблей.
Собираю пригоршнями нежную россыпь,
забирая добычу у жадных шмелей.
Ветер сладким потоком кружит над цветками.
А колючки - впиваются, кожа саднит.
Конкуренты свирепо грозят хоботками,
но стремлений моих это не усмирит.
На подмогу шмелям подлетают стрекозы,
их прозрачные крылья блестят и шуршат.
Пучеглазые эльфы в мечтательных позах
дегустируют вкусный нектар не спеша.
Лепестки, легче пуха, спускаются оземь
и танцуют задумчиво розовый блюз...
Я сварю эту прелесть - варенье из розы
и зимой сладкоежек своих накормлю.

Поселился скелет в старом, ветхом шкафу,
он попал туда без церемоний.
Из вещей у него был потертый баул,
полный баек, и средство от моли.
Иногда выходил он из шкафа на свет
и костяшки стучали по полу,
в темноте натыкался на старый буфет
и смущался, что полностью голый.
Наступал он на швабру и тряпку с ведром,
на засохший букетик азалий,
опрокинул в чулане горшок и бидон
и еще кое-где "партизанил".
На рекламном плакате он архипелаг
увидал - море, пальмы и пляжи:
"В прошлой жизни об этих местах я мечтал",-
челюсть сжав, он рыдал у трельяжа.

Антиподы-145 ключевые слова:архипелаг, церемония, партизан

Есть магия в словах твоих, написанных в письме,
понятна только нам двоим, но все же больше - мне.
Слова поют, слова летят, я пью слова взахлёб.
Над каждым словом - разный взгляд, в нем то огонь, то лёд.
Я жду письма, я жду слова, без них я не живу,
они - основа естества и повод волшебству.
Уходит день, бегу к двери на посторонний звук.
Я жду письмо, но в дом летит лишь... тополиный пух.
Летит, вальсируя с лучом, податливый ему.
Но то ли пепел, то ли пух - уже я не пойму.

Ветер тщательно взбивает белый крем из облаков,
дождь безжалостно кромсает ряд песочных бугорков.
Опустевшие качели по инерции скрипят,
дождь в прогнозах - на неделю, но никто тому не рад.
В детской группе подоконник облепила малышня.
Во дворе - намокший слоник и медведь лежит плашмя,
на горшке - забытый зайка. Громко спорили: он чей?
За окном белеют лица погрустневших малышей.

на конкурс Антиподы-144 (слова: ветер, крем, горшок)

Я тебя отпускала: - "Лети, мой неверный дракон.
Преимущества рая, воюющим с тьмой, безразличны.
И свободных, как ветер, мой дом, где любовь и покой,
не удержит заботой, миры без оков - безграничны.
Я мечтой выживала, уйдя от цепей и кнутов,
и однажды, увидев во сне, поняла - что же нужно:
дом из спелой травы, легче пуха постель из цветов,
и в раскидистой кроне заблудшие звездочки кружат.
Он стоял между небом и грешной, забытой землей.
Ни дождей, ни ветров... горизонт не высвечивал линий.
Отовсюду закрыт: от невзгод и потерь, как броней,
и очищен от демонов зла ароматом полыни.
Что же так испугало? Исчез под покровом ночи...
Или гимны Вальгаллы услышал ты в криках вороньих?
Но ты должен вернуться в мой дом по одной из причин -
дом построен на дереве, дерево кличут драконьим.
Я дождусь тебя, слышишь? Когда-нибудь звуки пальбы
исковеркают душу, а крылья подрежут законы,
по дорогам встречать одинокие будут столбы
и крест-накрест налипшие ленты на рамах оконных.
И тогда, разуверившись в славе, ослепший от слез,
потеряв и друзей, и здоровье, желание - выжить,
ты захочешь вернуться на облако счастья и грез,
вытрешь раны платком, что любовью и верностью вышит.

Называют тоскою меня откровенно - зря,
говорят, что зеленый цвет мне подходит более
всех цветов. Но мне кажется было бы лучше звать
не зеленой тоской, а ласково - меланхолией.
Постепенно прильнув, я любого скрутить смогу,
оберну паутиной страданий нежно-праведных.
Не пойму - почему не желают меня врагу
и друзьям говорят, что изгнать меня будет правильно.
А я что? Ничего... На диване лежу в "мечтах"
и обидами, что подушками к стенке сложены,
обрасту, замечая лениво - на всех фронтах
исчезает любовь и хрупкое счастье брошено.

Сон с собакой
http://litset.ru/publ/3-1-0-24511 автор Леди Дождик

Вновь на улице дождь – он стучит по вискам и по стёклам,
И согнулся фонарь бесполезной чужой погремушкой.
Все фасады домов безнадёжно, до нитки промокли –
Соберу их в корзину, повешу потом на просушку

Надо что-то мне делать с ушами, глазами, руками...
Я гуляю по скверу и что же повсюду я вижу:
фонари, пригорюнившись грустно, стоят - стариками
и горбатятся, словно на спинах их выгнуты "грыжи".
Все фасады домов безнадежно забрызганы грязью,
плачут пыльные окна и жалобно просят: "Помойте,
после зимних осадков хозяйки не мыли ни разу".
Месяц вот уже мусор никто не вывозит с помойки.
Погремушкой трещит по асфальту пивная жестянка,
а собаки бездомные свыклись с судьбой попрошаек,
в грязных кучах скисают зимы уходящей останки -
надавать коммунальщикам здешним за это по "шапке".
Так и чешутся руки, чтоб выйти на площадь с плакатом,
мол, - "Мы платим налоги исправно и прочие платы,
очищайте наш город, иначе почистим мы кадры
тех чиновников, совесть которых погрязла в откатах".
Гнев пройдет безвозвратно, я ветру весеннему рада
и по лужам гуляю, пока сапоги не промокнут.
Сердце рвать бесполезно, мне солнце шлет лучик в награду.
Кстати, дома помыть не мешало бы грязные окна.

За кулисами хранятся пластилиновые яйца
и корзина фруктов очень аппетитных, между прочим.
Нарисованные пальмы ветви свесили печально.
Что - помято, что - разбито - то, что звалось реквизитом.
В кулуарах театральных поговаривали - справа,
в уголке, почти у сцены находился ящик ценный.
В нем актер после спектакля оставлял "костюм" ментальный -
по таланту был он скроен, подгонялся под все роли.
Я, наивный, любопытный попытался в ящик пыльный
заглянуть, ища талант, но нашел лишь пенопласт.

на конкурс Антиподы-143: ключевые слова пенопласт, наивность, роль

В память о погибших детях г. Славянска в 2014г.

Двадцать первый век - век технологий,
век открытий, знаний, сытой жизни...

Бегает мальчишка босоногий
по селу, водой из лужи брызжет.
Всякой всячины полны карманы,
мама отвернулась - он в калитку
поскорей бежит, пока маманя
варит постный борщ на старой плитке.
Со двора мальчишку не пускают -
далеко от погреба чтоб не был.
Если вдруг обстрел - быстрее к маме,
реже быть под страшным рваным небом.
Слушает, кивает - он послушный,
за спиной пустую прячет гильзу,
ту, что перед этим взял из лужи,
представляя, как играет в "ниндзю".
Ночью снова где-то грохотало...
Бросив всё, соседи - те, что справа,
собирали спешно чемоданы,
уезжали к родичам в Полтаву.
Вечером вернется батя строгий,
в телевизор глянет с укоризной:
"Двадцать первый век - век технологий,
а у нас - война глотает жизни".

Кособокая и понурая,
с грустью - в каждом окне перекошенном,
крыши снегом с утра припорошены,
деревенька жила себе - Гурово...

Местной властью давно позабытая
и визитами не избалована,
обросла тополями-колоннами,
бездорожьем, как раной, покрытая.

Но характер, заложенный в юности,
иногда проявлялся по праздникам -
занавески висели парадные,
несмотря на житейские трудности.

Позабыв о болезнях нагрянувших,
деревенские дедушки, бабушки
пироги затевали, оладушки,
запах сдобы струился и пряностей.

Вместо пляжа с заморскими пальмами
в гости ехали к ней внуки, правнуки...
И деревня (должно быть так правильно!)
жить хотела подольше в их памяти ...