(по мотивам «Песни о Соколе» М. Горького)

Рождённый ползать
Летать устанет
Намного раньше,
Чем приземлится,
Разбившись в брызги,
Несметно страхов
Познав в полёте,
Но не пленившись
Очарованьем
Небесной выси:
Пустое, право...
Его к полёту
Зазвать непросто.

Рождённый ползать
Всеосторожен,
Но любопытен:
Такой проныра!
Пролезет ловко
В любые щели
Почти бесшумно
И незаметно:
Его внезапность –
Его оружие,
Силки для сонных,
Которых – сонмы.

Да кто придумал,
Что тот, кто выше
На небо взлезет,
Тому от неба
И преференции?
Пустое, братцы!

Рождённый ползать
К познанью ближе:
Он мир ощупал
И принял телом.
Зачем намёки?
Он точно знает:
Полёты – пошлость,
«Долой опоры» –
Обманный принцип!

Рождён – и ползай.
А пресмыкаться –
Прими за благо,
Прими на веру,
А выжить – право,
А выжить – стимул,
(кого – не важно).
Но тот, парящий,
Запарил смыслы
В котле дискурса
И недоступен,
Не приземлившись.
Так пусть же грянет!
И будет, корчась,
Стремиться ползать.
Ну, влёт! Спустился?! –
Теперь – сочтёмся
И счёт проверим:
В фаворе нынче
Рождённый ползать.

Новый день просыпается нехотя – лень.
Зависает до света на тоненькой стрелке
между «быть» и «не быть». Он такой же, как все.
Он в своей колее. Глубоко или мелко –

на другие пути указателей нет.
Медлит ёжик, дрейфует в туманных идеях
первой встречной стремнины, надеясь на свет
напридуманной правды, который не греет.

Развести бы костёр, дожидаясь поры,
руку друга почуять, твердыню проверить...
Но улыбка скрывает оскаленный клык,
и костра не разжечь – раскиселился берег.

Чужеумием всякий бездумный богат,
в бездорожье любая лошадка упряма.
Камни немы, но держат в уме суррогат
на страдания сделанных предначертаний –

глянь: с любой стороны – по четыре стены –
генератор уныния, сеятель паник
на развалах огрызков-обломков страны,
по чуть-чуть исчезающей где-то в тумане.

Торопясь в полусне – всяк в своей колее –
одинаково срочным безвременьем суток,
ради скуки бодает соседа сосед,
и по-пёсьи скулит истощённый рассудок,

и рычит, огрызаясь... искрят провода,
напряженье за гранью – и спад под усталость.
И опять, до предела доходит едва,
и опять всё по кругу, и – сколько осталось?

Посмотри, оглянись, предпоследний герой,
до чего доигрались, к чему попривыкли:
забрели колеёй – под залог, под забор,
под растяжку с фальшивой рекламной улыбкой...

Новый день прошмыгнёт между «быть» и «не быть»,
не спеша утекая в закат посекундно.
Всё случайно? А мы ни при чём?... погоди,
слышишь, ёжик, а вдруг нам не выплыть отсюда?..

Облака на синем небе –
Как на рыбе чешуя.
На подъём скрипит телега,
А в телеге еду я.
Надоела, надоела
Эта маленькая жизнь,
Несуразность одолела!
… – Эй, прохож, поберегись!

Не рояль невинно-белый –
Волк мерещится в кустах
И соломенное тело
У жар-птицы без хвоста.
Всё постыло – огрубела
Забубённая душа,
Неохота делать дело,
За душою — ни гроша.

Друг у друга между словом
Трёмся трёшками в руках,
То да сё, опять и снова,
Нынче – есть, а завтра – прах...
Надоела до предела
Эта чёртова е-жизнь:
На крючок под дых поддела –
Тут тебе не побузишь.

Облака на синем небе –
А в телеге еду я:
И себя везу в себе, и
Очарованную даль.
Быть бы в сказке мне Емелей –
Щучьим словом ворожить!
А без сказки, что поделать?! –
Еду маленькую жизнь.

(монорим)
* * *
Отовсюду зазвучали голоса:
после боя у кукушки на часах
вдруг негаданно сменилась полоса,
чтобы поезд убежал на небеса.

Там случаются по жизни чудеса!
Пусть нелёгкая заботы унесла
в те далёкие, надёжные места,
где оставят без ушей и без хвоста;

и отчаянье утоплено с моста,
на котором городится пьедестал
сети ловчей - до нирваны зависать
приучает нас паучья красота...

У виска жужжит немолчная оса,
«Да» и «Нет» меняют смыслы-полюса,
чтоб себя то убивать, то воскресать...
- Просыпайся, это просто голоса....

***

А небо под ноль выскоблено -
ни звёздочки, ни зари...
Желает душа исповеди,
но не с кем поговорить.

Ведь сколько ни ешь — голоден
на утро другого дня.
Намолен телец GOLDEN -
манящая западня:

храню-берегу ревностно,
пасу на пределе сил,
а сон убегает - бренное
мне тело невмочь нести.

Не вырвешься, не отвертишься -
всё менное любит счёт
фетишем - манящей денежкой
и требует: дай ещё!

Не дашь — норовит просыпаться,
в чужой перейти карман.
Ах, выспаться бы мне, выспаться -
за деньги не купишь сна...

Прокурена ночь бессонницей -
бесстыжею визави.
Рассвет золотому молится -
закат в золотом кровит.

«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...»
(П. Герман)

Не стоит о несбывшемся грустить –  
сокровища грядущего несметны! 
Кружится жизнь вокруг своей оси, 
прокручивая наши жизнеленты, 

и – будь что будет! Мы пришли на свет 
своей строкой миры разнообразить. 
Мы рождены, и в этом – наш секрет: 
жизнь воплощает уймы наших сказок! 

Порой они бывают недобры, 
но в этом – квинтэссенция секрета: 
творите только добрые миры,
и жизнь вокруг откликнется на это.

Вышел Дождь-первопечатник
из заоблачного чата,
по асфальту, по брусчатке
озорно протанцевал.
Метит лица, плечи, ноги:
— Торопитесь, недотроги! —
и покрытие дороги
превращает в зеркала.

Ниоткуда Ветер вышел,
нынче он неровно дышит:
как зонты, взлетели выше
юбки; шляпки и платки
отнимает, крутит, вертит...
— Господин Великий Ветер!
Вдохновения отмерьте
на мои черновики!

Под дождём коллега Шурик
твердь подошвами шлифует:
в диссертацию большую
он полжизни положил.
Стал рассеянный, как Плейшнер,
приобрёл подагру с плешью,
взгляд глубокий и нездешний —
удивительно, что жив.

Нас волною окатило —
получилось так картинно:
мы друг друга обхватили
и кружим — к плечу плечо.
Говорит он: «Здравствуй, Лида!»
Я — не Лида. Мне обидно,
но нерусское либидо
здесь, конечно, ни при чём.

Мы ушли — остались тени
неземным хитросплетеньем:
не поймаешь — улетели
в зеркалах в водоворот.
Им навеки оставаться
в самом призрачном из танцев...
Ну и пусть они кружатся
там, где всё наоборот.

Художник Ксения Ефимова "Пляски в темноте"
Впечатление от картины
*
Этот ритм не такой, как привычный "тик-так":
стоит лишь уловить переменчивый такт,
незаметно войти в ощущение танца,
танцевать, танцевать и ничего не бояться!

Неопознанные танцы
рассудок крушат!
В неопознанном танце
ты так хороша!
Неопознанные танцы –
прошу не мешать!
А лучше почувствуй себя обезьяной!

Отпускай себя на танец и пару лови,
удивляясь единению двух половин,
протанцовывая время - мы для него
только тени – тени его самого,
(только тени–тени, тени–тени, тени–тени, тени...)

Неопознанные танцы
рассудок крушат,
в неопознанном танце
ты так хороша!
Неопознанные танцы –
креатив - не кошмар,
а лучше
почувствуй себя обезьяной!

Мы невольно отражаем друг друга собою:
если зеркало – ты, то меня уже двое,
если зеркало я – урони, и осколки
перемножат тебя,
ну, я не знаю, на сколько!

Неопознанные танцы
рассудок крушат,
в неопознанном танце
ты так хороша!
Это происки синтеза
двух полуша-
рий,
а лучше
почувствуй себя обезьяной!

Ну танцуй же – движения радуют тело!
Мы почти что парим - раз-два-три – полетели!
Ошо вот такие странные та-а-ан-цы
в шутку называл динамомедитацией.

Неопознанные танцы
рассудок крушат!
В неопознанном танце
ты так хороша!
Ты не думай ни про «ци»,
ни про «янь», ни про «ша»,
а лучше
почувствуй себя обезьяной!

Ты не бойся – это не насовсем!
Просто разум на другой самолёт пересел:
полетает и вернётся в привычный "тик-так",
а пока - пусть подольше продлится "пока":

неопознанные танцы
рассудок крушат!
В неопознанном танце
ты так хороша!
Пусть последние мысли
В эфир ушуршат:
Ты лучше
почувствуй себя,
почувствуй себя,
почувствуй
себя...

одностишия
*

**
Он изнутри себя изгрыз и не наелся.
***
Из бутафорского ружья самоубился
****
Подкованная вошь — на гребне славы.
*****
- Иди на Голос, — Градскому сказали.

Одностишия бально-танцевальные
*.
Плясал он, как пескарь на сковородке.
**.
Левша блоху плясать разубедил.
***.
Поручик, вы ведёте не в тустеп!
****.
Он был танцором диска по металлу
*****.
Он диссертировал, танцуя от призыва.
******.
Всю ночь кружился снег - танцор безногий.
*******.
Мой милый, под Шопена брэйк не катит!
********.
Не только бабочка от Штрауса плясала
*********.
Кадр в кадрили гамадрилу закадрил.
**********.
Он не полковник — генерал кадрили!
***********.
Партнёр мне оттоптал четыре такта!
***********.
У пастора в глазах танцует чёртик.
************.
На «раз-два-три...»—и новый треугольник!
*************.
Он приглашал... - потом потанцевать.
**************.
Танцуй себя в себе и из себя.
***************.
Оттанцевала вошь на гребне Славы
*************.
(двустишие)
Он нашёл её отпетой
и решил оттанцевать.
-----

*
Город давно простужен,
Городу стало хуже —
он горит,
Но не согреться — где там!
Не согревают светом
фонари.

Городу одиноко,
Лужи, колёса, ноги —
чирк-чирк-чирк...
Тратится молью нежность
В ящиках для одежды
и личин.

Тащат колёса тени,
Тени ползут по стенам
к проводам.
Город попался в сети,
Он, задыхаясь, светит
в никуда.

Городу больно слушать —
Он кое-как беруши
нацепил:
Кто там скулит, повержен?
Кто там кого-то держит
на цепи?..

Городу стало хуже,
Город роняет в лужи
фонари —
Зыбкие невидимки,
Плещутся только нимбы —
до зари.

Белая метель
Кружит-ворожит
Вальсом, ветренно-напевным;
Чудятся во тьме
Тени-миражи
В белом танце Королевы.

Лёгок ход саней
В белоснежный ад,
И лукавый шепчет слева:
– Кай, спеши за ней,
Не смотри назад
В белом танце Королевы!

– Мальчик, подожди, –
Справа ангел пел,
– Знай запретные пределы!
Герда – это жизнь,
Вечность – это плен
В белом танце Королевы.

– Милый, добрый Кай!
Воротись, постой! –
И вослед пустилась смело...
Герда – это явь,
Вечность – это сон
В белом танце Королевы.

Между двух начал,
Между двух огней
Ах, как сердце заболело!..
Дело не в речах –
Кто из них темней
В белом танце Королевы?!

Капелька-слеза
На щеке дрожит,
Только я слезам не верю:
– Мне уже нельзя
В маленькую жизнь...
Я останусь с Королевой.

-----
И ещё одна версия Старой-старой сказки
*
Тает Королева Снежная в руках моих, тает...
— Губы твои... какая же ты... какая!..
И опять не по-зимнему рано рассвет наступает —
Время лисьим хвостом дорогу назад заметает...

— Герда, ты? Почему я давно не звонил? Нет, не тайна:
Мы сегодня — билеты в руках — да, уже улетаем.
Номер скину, звони, если что, только дорого встанет.
Хорошо там, где нас нет? Прости, но я так не считаю.
Не раскаюсь? Да нет же, останусь как прежде — Каем.

С советско-союзных времён знаменит
Сюжет, попирающий время:
В нём девочка Таня у речки навзрыд
О мячике плачет — хореем.

Пусть муза по-бродски к изыскам влечёт
Умаслив пиита елеем:
Всё это — проходит... и станет не в счёт,
А Танечка плачет — хореем.

Сменились купюры, границы, вожди,
Знамёна и веры -химерны,
Но мячик не тонет и речка бежит,
И Таня рыдает - хореем.

И новая мать, утешая дитя,
Покой его хрупкий лелея,
Ему непременно расскажет - шутя -
О Тане - всё тем же хореем.

Утро зеркалит вечер,
Темень рассвет печѐт,
Ночи сомнений вверчены
В адовых крỷгов счѐт.

Стрелки бегут по кругу
Не по своей вине,
Гонятся друг за другом,
Но не поймают, нет.

Мы наполняем время,
Мы утекаем в
Тело его безмерное –
Горло без головы.

Это безумный подвиг,
Это – сизифов труд:
Жизнью своей наполнить
Спешку пустых минут

Чтобы насытить время...
Я открываю дверь:
Пахнет октябрь апрелем –
Я выхожу в апрель!

И, уловив похожесть,
Я запускаюсь вспять,
Радостями тревогу
Пробую замещать.

Зеркало искры ловит –
Встречным огнѐм горит,
Пламя рождает Слово
Вне временных орбит

И обретает вечность...
Сказано – выбирай:
Хочешь – шагни навстречу,
Хочешь – заселим рай.

АМ!
и съел.
Но прежде автора в бане п(и)арили.
А после - душевно поговорили...
----------------------------------------------------
Неписьмо Веры Павловны
Поэзия без рубрики

Ты куда запропал?
Не звонишь, не отвечаешь...
Странно... Припоминаю: бывало, скучая, ты нёс бред о том, что «хорошо там, где нас нет», и будет всё классно, стоит дверью отхлопнуть с той стороны посильнее...
Неужто мы тебе окончательно опостылели?
Уж не ты ли орал, что вместе мы – сила, хорал, способный разрушить стены, когда не хватает труб?!

Качели твоих рассуждений визжат и трут сознание.
Я бы спросила: с чего это вдруг ты больше совсем никому ни друг, ни попутчик?
Ты деформировал мой мир своим путчем – проваливаюсь в старый карман, полный воспоминаниями...
Ого-го! Сколько там всего прикарманено:
ковыряясь в мятых подробностях, мучась от тесноты, шерудят неугомонные мыслекроты без надежды докричаться в засаленные небеса...

Неужели ты – асса! – всё же хлопнул дверью, настроив автопилот на невозвращение?
Но почему я не верю?
Мне чудится твой голос, когда непогода надсадно по-пёсьи воет-стучится в печную трубу:
дру-бу-бу-бу, дру-бу-бу...
И бродячим котярой трётся ветер о провода - непррравввдддаааа... и скрежещет так, будто кто-то грызёт в отчаянии камень...
...каково тебе там?!
---
Ты исчез так внезапно, будто отправился в супермаркет за пол-литрой кефира и забыл свой домашний адрес,
а я для чего-то помню –
мну,
будто застрявшее в памяти жало...
не жалость –
мечется в междумыслии тема: такие не исчезают насовсем!
Может, плывут морем, или шлифуют горы – лезут, флиртуя с бездной, на небо (седьмое, десятое? ), пока другие – нормальные – под одеялом спят...
И вылезают же, сукины дети!
Кивают, встречаясь глазами с друзьями,
а те удивляются, вздрагивают при встрече:
«О, привет, ты как? Ты откуда?
Мы слышали – ты давно помер!..
Какой-то свин дезу пустил?!
Ну прости!
Нет, мы рады,
но...
ведь ты живой, правда?!»
...Может, объявишься? С журавлями, к весне?
«2-12-85-07 – это мой номер, номер, номер, номер, номер...»*

* строка из песни Бориса Гребенщикова

Унеси меня, рыба-облако,
рыба странная, рыба сонная,
унеси меня в новом облике -
незнакомую, невесомую,

околдованную молчанием,
бессловесная, позови меня,
подмени мой мир ощущаемый,
назови меня новым именем,

унеси меня меж пространствами,
в отражения погружёнными,
забери меня, рыба странная,
унеси меня в небо жёлтое.

- Чую, сынку — это очень хорошо,
То, что ты в меня характером пошёл.
Ну, а то, что чубчик рыжий — это в мать.
Что она? К тебе заходит повидать?
Чую, сынку, ты не хлюпик, не простак,
Не полезешь на рожон запросто так.
Не спеши судить — сначала осмотрись.
Учит разуму размеренная жизнь.
Всё познаешь, всё успеешь в свой черёд.
Поспешая, насмешишь вокруг народ.

Чую, сынку, всё случится хорошо.
Ну, дай пять!
Солдат не плачет!

Я пошёл.

Эй, на барже'! Кто велел тебе на' воду вёсла?
Лучше беги, задирая по-заячьи пятки!
Это такая игра: между «прежде» и «после»,
Это такая забава: с невидимым – в прятки.

Хочешь насытиться впрок, наедаясь без меры?
Что ж, подставляй под кипящее олово глотку!..
...Вёсла суши* и ловись на любые химеры,
Если не знаешь, куда направлять свою лодку.

Вёсла суши'! Что под су'ши – саке или пиво?
Тише, расслабься: метания душу не греют.
Это такая забава – для самых игривых –
Выбрать таких, чтобы вздорней, подлее и злее:

Алчных, спесивых, пресыщенных, с младу холёных,
Всё продающих и всё покупающих – вещно.
Эти возглавят игру промеж белых и чёрных,
Красных и белых, огромных и тех, что поменьше.

Чья это совесть забавно пришпилена к стенке?
Курс на игру в передел? Побеждает сильнейший.
Шапка нужна? Наплевать, что под шапкою – Сенька!
Сеньку – по шапке – и, больше одним или меньше,

Вёсла суши! Мы – на краешке вздыбленной суши
О всепрощении бредим и радости вечной.
Это такая игрушечка – благо-получие.
(В тридцать втором люди слушали «Песню о встречном»).

*Сушить вёсла
Толкование
1. Жарг. морск., спорт. Переставать грести. Флг., 195; Ф 2, 195. 2. Жарг. мол. Прекращать движение, останавливаться. БСРЖ, 95. 3. Жарг. мол., разг. Прекращать какую-л. деятельность, прерывать работу. БСРЖ, 95. Максимов, 412. 4. Жарг. мол., разг. Ирон. Отказываться от борьбы. ОРТ, 08.01.98. 5. Жарг. мол. Убегать, скрываться. Максимов, 61.

(Стихотворение написано на Первый межпортальный конкурс.)

***дцать лет спустя

Малыш повзрослел, возмужал и немного обрюзг.
Он треники предпочитает изяществу брюк,
Диван, телевизор...

Работа - в комплекте с начальством, дочурка - с женой.
Рутинно расписан и будний день, и выходной.
И скука прописана здесь же с вином и виной -
Терпи и завидуй

Тому, кто начальник, а значит, по рангу — козёл.
Тому, кто не нажил солидное брюхо- «мозоль»,
Тому, кто успел — незаметно схватил и ушёл,
Тому, кому в жизни волшебно даётся — и всё -
В подарок от счастья.

С соседом он в шахматы режется по выходным.
Пускают — дуэтом —минздравом осУжденный дым...
А если Малыш ненадолго остался один -
К окну он садится спиной и в окно не глядит:
Оконный пакет герметичен и непроходим
Для детских чудачеств...

...А где-то на крыше - вот кто бы помог завести -
Сломался моторчик — починит — ей-ей полетит -
Седеющий Карлсон.

Как лист увядший падает на душу
Печаль: она в свой срок её иссушит
И разочарований острый лёд
Земное воплощение убьёт.
А чем душе спастись? Она поёт:
От боли песнопения её.
Мелодия — беспечная подружка,
Братаясь с брагой и рифмуя с кружкой,

Течёт, другие души бередя.
Она — такая призрачная птица:
То вдруг затихнет, то звучит везде

И без сопротивленья города
Она берёт, способная светиться,
Подобная сгорающей звезде.

Как лист увядший падает на душу
То, что любовью чудилось сперва.
А ныне этот Вавилон разрушен,
И сила разрушений такова,

Что небесам вмешаться бы — но поздно:
Срываясь, маски бьются о слова
И, возгораясь, метят серным воздух,
И множатся в воинственности лат,

То мести страшной требуя, то страсти:
Такое нездоровое причастье -
Любви опавшей вечная печать.

Её не смыть, не соскрести - скрижали
Застыли в памяти железно, остро, ржаво -
Бежала бы — да некуда бежать.

*
Баю-баю: ни шу-шу, ни гу-гу -
Спят травинки на зелёном лугу.
Спит кикимора в трясине болот.
Выпь умолкла — не кричит, не ревёт.

Спят русалки, расстелив волоса
В тихих омутах по белым пескам.
Водяные опустились на дно,
Тихим камушком уснули давно.

Древяницы по чащобам лесным
Пересматривают древние сны.
Сонный ветер не бормочет - устал,
Убаюкал сам себя и приспал.

Спит лисица, и волчок, и медведь.
Придремалось даже тётке-сове.
Укачалась на цветке стрекоза.
Спи, мой маленький, будить их нельзя.

(триптих триолетов)
*
Его я встретила в толпе
И обожглась его глазами.
В потоке посторонних тел
Его я встретила, в толпе,
И не могу забыть теперь:
Он по пустыне брёл, казалось.
Его я встретила в толпе
И обожглась его глазами.
**
Пейзаж его поэзии пустынен.
И страшен. Так смертельно леденит
Словами о сгоревшем и остылом...
Пейзаж его поэзии пустынен,
И судорогой сведены персты его,
Неуловимый, полон скорби лик:
Пейзаж его поэзии пустынен
И страшен так! Смертельно леденит.
***
Пустыня та же, но пейзаж иной:
Так вдохновенно полыхают маки
Неверной упоительной весной!
Пустыня та же, но пейзаж иной:
Не иссушает полуденный зной,
Не убивает холодом во мраке.
Пустыня та же, но пейзаж иной:
Так вдохновенно полыхают маки!

***

Ты помнишь меня, Венди*?
Я повзрослел, наверное:
Я до смерти наигрался
В полёты и страшные сказки.
Мне снится: к тебе, Венди
Мои караваны едут,
Везут тебе алые яблоки,
Последние из Небыляндии**,
В подарок везут бусы,
Как поцелуи, вкусные.
Дороги уходят в небо,
А Небыляндия - в небыль,
И облака-боги
Глядят, но руками не трогают.
Я помню: играл, Венди,
В твоих волосах ветер,
Я помню, как ты иголкой
Мне тень пришивала ловко,
Ты помнишь: мы вместе пели,
Что в мире живут феи?
Но та Небыляндия, Венди,
Лишилась моей веры,
А я, наподобие Крюка,
В бою потерял руку.
Мне некому слова молвить:
Брожу одиноким волком,
Моя Небыляндия тает,
И больше я не летаю.
К тебе на осле еду.
Ты ждёшь ли меня Венди?

*Дж. Барри «Питер Пэн и Венди»
**Небыляндия - она же Нетландия (Neverland) - волшебная страна Питера Пэна.

Требовалось доказать, как ОНО устроено.

В результате многочисленных опытов
(на собаках как на людях,
на людях как на собаках,
собаками от людей,
людьми от собак,
методом тыка,
крюка,
петли и ямы,
без отрыва от пранаямы,
с точки зрения банальной эрудиции
в пересечении с точкой координат
абсолютного разума,
становимся дико-образ-ованными
овенами:
Коро-чем меньше, тем больше,
Чем меньше, тем меньше,
Чем больше, тем больше,
Чем больше - тем меньше,
А когда совсем ничего не останется,
стоит... продать Шарика,
Шарик пресуществляется в Шарикова,
надувается собственной важностью
и взлетает...
На-блю-датели кричат:"Оооооо!"
и в воздух чепчики бросают -
чем больше(бросают),
тем меньше (чепчиков)...
ЗАКОН РАБОТАЕТ!

Вы ещё не занимаетесь продажами?!
Это Ваш шанс!
Аминь.
(Во-все-не-мирная История)

День рухнул в бездну.
------------------Дзень — и не собрать!
Роняю дни мои, как шаткий столик.
Осколки мигов и минутных долек
Рассыпались... не бесова ли рать

Глаза мозолит, руки трёт до дыр,
По мелочам безвыходно слоняет,
Мои мгновенья в -не- переливая,
Сорит в мой мир ненужные миры?!

И мир мой тем становится пузат —
Беремен от чужих забот и денег,
И в никуда моё взлетает время,
И больше не возьмёшь его назад.

И - новый день, и - новый незачёт!
- Пора бы образумиться, о, чёрт!

***
Полуночь, полусон, рыбье.
Всё плывёт, синусои-ды-бя,
Словно тесто вокруг пышет
И волну пузырит выше.
Разжижается мир воском,
Растекается в не-плоскость,
Стал не краеугольным камень,
Подчиняясь волне, вздыхает,
Бесполезно считать тангенс -
Семимерен волны танец -
Эфемерней теней чаек -
Прямизною не обучаем.
Партитура ненотного стана
На небесном не-фортепиано
Неслова в немелодию вывела
Полуночь...полусон...рыбье.

**
«И время прочь, и пространство прочь»
(Анна Ахматова)

И время прочь, и пространство прочь -
с тела:
Архитектура старая
оскудела,
Архитектура новая
строит рожи -
И время прочь, и пространство прочь -
вместе с кожей.

*
Честер-почтмейстер из Уоррингтона
От обезьяньего моста
Шёл, обронив свою сумку в затоне
Парка Таттон, и уснул в кустах.

Этим нарушилась вся процедура:
Даже державшие мост шары,
Тыквенно шерясь, хэллоуиннулись,
Мост утопивши в тар-тарары.

Что ж церемониться? Письма промокли,
Смылось чернильное со страниц.
«Честер-почтмейстер, раззява!» - охали,
Плакали сонмы обиженных лиц,

Не получивших писем в конвертах,
Не досчитавшихся к сроку счетов...
Тут Департамент решил, что в разведку
Честер-почтмейстер ещё не готов.

*
Пропал мальчишка лет шести —
глаза, как сливы:
Он с фотографии глядит
чуть-чуть пугливо,

Картошкой нос, пострижен коротко,
ушастый.
На нём спортивное трико
и водолазка.

Он вышел из дому в обед -
и будто канул...
И вот уже неделю нет...
Везде искали.

Пропажи неизбывен срок -
И мама плачет.
Пропал мальчишка. Время, стоп!
Где этот мальчик?

«Были ли мы на одном этом дереве?
Кто теперь его угадает? Жёлтый лист.»
(Михаил Кульков)

*
жёлтый лист...
Мы могли быть с одной ветки, жёлтый лист,
Независимо от расцветки, жёлтый лист,
Но это теперь не столь важно, жёлтый лист,
Мы в полёте — все вместе, и каждый, жёлтый лист,
По отдельности...
-------------------нас без спросу, жёлтый лист,
Отправляет в небыль проруха-осень, жёлтый лист,
Я теряю тебя из виду, жёлтый лист,
Мы с цветами маленькой Иды, жёлтый лист,
На балу в королевских залах!.. Жёлтый лист,
На прощание я бы тебе сказала, жёлтый лист:

Будь ты ярок или же неказист -
Нет пути назад, жёлтый лист!
Жёлтый лист...

(рондель)

Играет блюз маэстро листопад
На струнах оголяющихся веток
И только что отъехавшее лето
Как-будто возвращается назад.

Заслушавшись мелодией, стоят
скамейки, изогнувшись, будто деки.
Играет блюз маэстро листопад
На струнах оголяющихся веток.

И солнце, оглянувшись невпопад,
Встряхнётся, и тепла коротким веком
Разбередит и раскрылатит мельком
Всё, что покорно отправлялось спать.
Играет блюз маэстро листопад.

(триолет)
***
Швыряет листья, как слова,
Отчаявшись, старуха-осень.
Иссохшей крючковатой горстью
Швыряет листья, как слова:

«Я не мила, я отжила», -
Стенает, рвёт седые космы,
Швыряет листья, как слова,
Отчаявшись, старуха-осень.

Вороны над полем пшеницы
1890;
50х100,5см
Музей Ван Гога, Амстердам



Ван Гога не стало 29 июля 1890 г. (37 лет)

Море колосьев, косматое, чистое,
Как шевелюра моя золотистая,
Ветром распатлана, разгорячённая
Жаром припадочным — думами чёрными.

Три бездорожья, колёсами битые,
Тучи нависли, свинцово-сердитые
Небо припало к земле, усечённое —
Вороны, вороны, чёрные, чёрные...

...Крепче вяжите: обрит и острижен я...
Поля пшеничного волосы рыжие
Солнцем обласканы — всё нипочём бы мне,
Но полонило горластое, чёрное —

Всюду кружат, и не видно спасения —
Вороны в небе тревогой посеяны,
В рясы монашеские облачённые
Вороны, вороны, чёрные, чёрные —

Не убежать от себя — закольцовано —
Дуло холодное... тучей свинцовою
Падает тело, на смерть обречённое —
Небо черно, только здесь ни при чём оно —

Жил не в пример и умру несуразно я,
Буйство Ван Гога — шальное, заразное,
Небо прижало к земле палачом оно,
Небо надорвано... чёрным по чёрному —

Росчерком крика лихого отмерено...
Но на холстах не тускнеет от времени
Кистью истерзанное, облучённое
Солнечно-рыжее, иссиня-чёрное.

Беда в том, что ты думаешь, что у тебя есть время.
----------------------------------- Будда
*
Время не лечит боль — пестует: привыкай.
Ловчий не вечных тел и выпускатель душ —
Время — пастух и волк; время — и брат, и враг —
Ставни сорвёт с петель:
--------------------- — Я, говорит, иду.

Годы ему — не срок — просто течёт песок;
Смысла стирая след, смелет слова в муку,
Вытряхнет за порог: — Я, говорит, ушло!
Времени больше нет.
----------------------Ку-ку.

--------Что ты для меня?

Приключение выходного дня
----c забавными играми
--------типа «войти в клетку с тиграми»?

--------Что я для тебя?

Плавала вдаль,
---- оказалось — вдоль берега,
------------встречные якоря теребя,
примеряя на себя чужие-надёжные цепи,
и зацепилась-таки, миновав все прочие сонмы,
--------за одно твоё слово,
----моментально, наивно, слепо...
И что за симфонию мы слепим
из надтреснутой радости «дудки Пана»
----и трели аэроплана,
--------сориентированного в пике́?!

Браво! Браво, месьё Трике́,
----лихо повеселились чертенята мои,
----не находя единства мыслей и целей
----------------с твоими ангелами!
Им ли не знать
--------о состоянии наших конюшен!
-----Но каждый докажет,
--------------что эти конюшни — авгиевы!

Гераклам — подвиги, Танталам — муки,
дарвинистам — ребус:
--------откуда же всё-таки выросли эти руки?!
Ну а моим замурзанным музочкам
--------не мешают нисколечко
доисторические залежи на антресолечках.
Зато твои скелетики-недомерки
----выпадают из каждой дверки
эрзац-мордашками в котом наплаканные лужицы...
--------...конечно, жуть,
но не бойся, я же никому об этом не расскажу!
Пусть себе раскиселиваются медузами-полушариями,
ядовито шипами шаря в поиске моих чертенят,
а те норовят
в отместку ощипать твоих ангелов тонкокожих,
----которые в обиде сопят и строят рожи,
и постепенно становятся
--------- на моих чертенят похожи...

--------Ста лет — мало,
----понять: что такое настало?!
Что же это случилось на самом деле?!
И с чего друг на друга вдруг загляделись
---------с того самого дня...

---------Что ты для меня?

Я купала носорога,
А потом — щенка и кошку,
Буратино, черепаху
И один цветной носок.
Мама глянула с порога,
Удивлённая немножко,
Головою покачала,
В красный таз сложила всё,
​
Говорит: «Вот это стирка!
Как всё здорово и чисто!
А теперь твои игркшки
Мы развесим посушить».
Я побыть решила птичкой,
За верёвку зацепилась
Рядом с кошкой и щеночком...
РРРАЗ! — верёвочка трещит.

И упали прямо в лужу
Носорог, щенок и кошка,
Буратино и слонёнок,
И один цветной носок.
Нет, могло ведь быть и хуже:
Мама злилась, но немножко.
Мы потом купали снова
Все игрушки, вот и всё.

(ноябрьское)
*
Пустынна улица - нет машин -
По бывшим лужам
Ко мне откуда-то снег спешит,
А мне не нужен.

Дробя по наледи, слышу шум
Неясной песни -
Траву одел в ледяной шушун
Ноябрь-повеса:

Звенит поделками под брильянт -
Стаканным чоком,
Сосульки мелкие трам-пам-пам
По льду отщёлкнут,

И снег, мелодией увлечён,
Свиваясь в кудри,
Шуршит мне песенку ни о чём
И лужи пудрит,

К сапожкам ластится, метит шаг -
Моё скольженье,
На раз-два-три – и пальто - враспах –
Кружусь блаженно,

И шелест ветренный в голове -
Вертись, шарманка!
Глядит бабулька и крестит вслед:
«Вот дура, глянь-ка!»

к Безбашенно-юмористическому конкурс "Извольте дать объяснение!"
http://litset.ru/publ/15-1-0-12490

Вы систематически опаздываете на работу! Но сегодня - это просто вне конкуренции! Вы опоздали на 45 минут - это ладно, не критично! Потом пришел водитель трамвая и потребовал компенсацию за угон с маршрута и повреждение выхлопной трубы. Затем прибыл патруль милиции, который не смог внятно объяснить, что произошло, по причине шокового состояния. Потом прибежал какой-то конструктор и умолял объяснить, как трамвай ехал без рельс, электричества и соблюдения элементарных ПДД? Вот, извольте дать объяснения!

Объяснительная

Товарищ директор!
---------- Я Вам докладываю
по всем вопросам, что Вы мне за...
Товарищ директор!
------------ При этом раскладе
я не могла бы не опоздать!

Моя деревня — на старом месте,
и до работы — все восемь вёрст,
избушка не хочет ходить, хоть тресни,
ведь ноги никак не растут у неё.

А в среду мои прохудились боты,
сто метров не выдержат диких троп.
В таких «скороходах» я до работы
поспела бы вовремя — на метро.

Но этот проект мы не прокачали,
а рыжий кот...зачихал котлован.
Полкан дожевал вездеход на сале.
Вот я и пошла — собирать трамвай.

В конструктор лего — электропривод,
и побежит — заводной мустанг!
Сижу-рулю, то бишь еду: грива
моя развивается из окна,

поскольку в лего в комплекте стёкол
не предусмотрел белорусский завод.
(На Лего ехать —да, это что-то! -
я по секрету скажу). Ну вот,

так, значит мчусь — километр в сутки —
мотор ревёт — на пределе сил!
Вдруг особист, этот Хрюев, ю́рко
(да нет, не Юрко́ — пулемёт, Максим!)

из-под колпака от Мюллера вышел
конспектом машет — рука Москвы.
Спросила вежливо, через шифр:
Куда направляетесь, Штирлиц, Вы?.

А он: «Сломаешься на ребёнке!
Не дело — ездить без тормозов
простушке Кэт!» — и смеётся звонко,
ну прямо как трамвайный звонок!

— «Подбрось меня до швейцарской границы!»,
А мне-то — на службу в Шиферодвинск...
А тут из кустов патрульный полиции
в развязке грунтовых дорог завис.

Ну, Штирлиц — непринуждённо — пропуск
ему предъявляет Единый свой,
а тот в ответ: «Ну спасибо, хлопец!» —
и рацию отобрал, и всё...

...Товарищ директор,
----------------я вам докладываю,
И не по службе, а по душе:
Уж лучше б на эту
---------------- работу адову
сегодня я не совалась вообще!

Рассержен Хрюев — зубище точит,
на штраф-стоянку загнали трамвай,
и восемь кэмэ мне в галошах топать...
...Вот сам бы, козёл, так попробовал!

33 числа 13 месяца сего года
(подпись: радистка Кэт — неразборчиво)

Чувствую себя редкой гадиной...
Описать текущую стадию
мне богатства рифмы не дадено –
слаб язык!
Не пойму, зачем это надо мне –
консервировать в рифму гадину?!
Настроение резко падает
на низы.

Но субконтроктавы гремучие
не приемлют подлого случая -
тона истерично-кипучего,
правдорезь
по волнам вины и отчаянья –
броненосцы в темень отчалили.
Вот бы всё сказать, да сначала бы!
чтобы без

лишнего, и тише да проще бы...
Вот бы всё сказать по хорошему,
но слова ежово оброщены –
вот напасть!
Подбираю нужное слово я.
Словари молчат, бестолковые.
Сочиняю слово я новое –
всё не в масть:

лезут мысли едкие, колкие...
Замаралась радость упрёками.
Сдюжим ли остаться высокими?
Не слабо?!
Где теперь, потёрто, ободрано,
в гадины наряде уродливом
бродит наших душ благородие
и любовь?

*
О стихах рассказать непросто:
незаметные до поры,
распускаются вдруг, как розы,
вызревают порой в нарыв.

Им не важен погодный принцип -
неизбежен сердечный сбой.
Умирают стихи, как птицы,
если их не кормить собой.

Странный фотограф играл, из жёлто-зелёной листвы
соорудив неестественно алый,
так утомляющий глаз... не паруса видны -
цвет апокалипсиса небывалый...

На изумрудность трав - синью «под купорос»
резко плеснул, не замечая даже:
Каждый случайный штрих в мире вещей пророс,
въелись чернила в явь фотобумажно.

Странный фотограф, брось эту свою игру -
Щёлкать затвором и не считать патронов!
Принтером мир прошит, в горлышко, как в дыру
Сливая чернила из всех флаконов.

Смешивая миры в небыль, как будто в грязь...
Баночка переполнена...
... перелилась...

КОШКА ГОРОДА

Мне привиделся город – немыслимо старый.
Проживали в нём ладно и славно – устав хороший:
Гений радости этим светлым городом правил,
А сверху за всем наблюдала незримая кошка.

Может быть, в эту кошку пород небесных
и воплотился ангел – хранитель счастливых судеб?
Сколько лун прошло с той поры, как она без сна?
Сколько звёздных зим она ещё с городом будет?

Сколько кру́гов каменнокожим липам,
подпирающим непрочное поднебесье?
Кошке ведомо: люди одни не могли бы
охранить себя сами в этом опасном месте.

Сколько их, городов достойных и славных
Было, нет ли – развеяны в прах, стёрты...
Может, не было у тех городов ангела?
Может, жители сдуру молились чёрту?

Может, кошка города недоглядела
и однажды уснула на оба глаза?..
Проспала, проворонила – плохо дело:
город был и... не помещает разум:

«был» – «не стало»...
Поздно. Хоть вой по-волчьи,
хоть молись, по-ангельски выгнув спину...
О, как страшно сверкают безумные горем очи,
незаметные прежде в небесной сини!

И, разжалованной из ангела, просто кошкой –
Каково без хозяина-города? Дурно служила?..
Одиноко, а может, и невозможно
доживать вхолостую никчёмные девять жизней...

Мне привиделся город...

Странный Винцент, приветствую тебя!
Я давно наблюдаю украдкой за тем, как жёлтое играет в пятнашки с синим на твоём полотне — ​бликами на тротуаре — ​
и тротуар становится зыбким, подобно водной глади в тихую погоду.
И кажется, что те, кого можно принять за ночных прохожих,
движутся по воде аки посуху.
Белые трёхногие столики медузами неторопливо дрейфуют по безводному водоёму, и лишь чересчур насыщенная жёлтость стен видится твердыней, но берегом ли?..
Может — плавучим островом, или, на худой конец — дебаркадером...
На нём существуют люди, не замечающие трансформы пространств. Они едят и пьют, и не подозревают...
ну и довольно о них.

Какая разница, странный Винцент, что бы они подумали, если бы на самом деле заметили в обычных строениях тёмные глыбы — ​желтоглазых великанов ?
А над ними — плещется рыбками верхнего мира иссиня-чёрная глубина.
Зато мы с тобой знаем, что по странной будто бы лестнице со второго этажа можно спуститься к её кромке
и если не сорвать (и не сорваться в её мерцающую бездну),
то хотя бы чуточку приблизиться, прикоснуться к этим светлым, манящим... водяным лилиям?.. звёздам?..
Здесь легко потерять ощущение низа и верха, так прочно утвердившегося в обыденности.
Измерения множатся, увлекая, и холодок непредсказуемости скользит меж лопаток, предвосхищая грядущие чудеса.
Хочу спросить: о чём ты думал, странный Винцент, когда...
Я спрошу, обязательно спрошу тебя, когда научусь вот так,
по воде аки посуху...​