___Погожим осенним днём мы неторопливо гуляли по саду. Сад большой, разбитый посреди одичавшего покинутого людьми селения, существующего только на карте.
С одной стороны участок отделён оврагом, с другой — дикими зарослями черноклёна, заполоняющего брошенные усадьбы сплошным лесом — тёмным, неопрятным, бесполезным. В нём — ни грибов, ни других лесных даров: черноклён всё задушит и затенит — сорное дерево.
Усадьба просторная, привольная, больше похожа на лесопарк — место для отдыха.
С нами увязалась собака Яра — щенок охотничьей породы, по натуре смелая, общительная, любопытная, как все здоровые непуганые дети. Яра во всё совала свой нос, бегала кругами – путалась под ногами, постоянно привлекала наше внимание, короче, надоедала. Однако настроение у всех было настолько благостно-ленное, что никому не хотелось ни одёргивать её, ни привязывать: не то скулить на всю округу начнёт — тишину портить...
___ А тишина в тот день была!.. Такая вкусная, исцеляющая...
Посреди сада – большая площадка, окаймлённая с одной стороны чередой лиственниц, а с другой – кустами калины, нарядной во все времена года. Любимое место отдыха. Мы медленно шли по площадке, высматривая под ногами желтые шляпки поздних маслят.
___ Вдруг, ни с того ни с сего, озорной щенок превратился в ощетинившегося зверя: Яра присела, попятилась, оскалилась и зарычала. Мы остановились, насторожившись: места эти дикие, мало ли кто без спроса пожаловал! Надо быть начеку.
Но никого — ни зверя, ни птицы, ни человека не заметили.
А собака будто кого-то обнаружила, вглядываясь в пустоту, и крепче прижималась к моим ногам, пытаясь одновременно и защитить, и получить поддержку — ей было страшно. Мы впервые видели Яру такой.
Она узрела нечто, чего обычный человеческий глаз заметить не в силах. Мы смотрели по направлению собачьего взгляда, доверившись чуйке животного, пытаясь стать зорче и понять, что же нам угрожает.
Фокус внимания собаки медленно перемещался по диагонали площадки, а диагональ эта проходила совсем рядом с тем местом, где остановились мы. Яра медленно поворачивала голову, всё теснее прижимаясь к моим ногам, до боли задирая кожу когтями. Мне надоело терпеть, но вместо того, чтобы отодвинуть ногу, я замерла, как вкопанная, будто оцепенела: то невидимое, о чём предостерегала собака, приблизилось ко мне вплотную, обволокло, и я кожей ощутила холодное (дуновение? прикосновение?), хотя никакого ветра не было — стояла удивительно тихая совершенно безветренная пора, когда далеко слышно не только эхо падающих яблок, но и звучание листопада.
Это внезапное ощущение было сродни холодящему прикосновению почти невесомой ткани: как будто некто в тончайшей шёлковой накидке прошествовал мимо, задевая невежд, попавшихся на своём пути, краем своего развевающегося шлейфа, и скрылся где-то в стороне чернокленового леса, покинув нашу территорию.
В какой-то момент стало легче дышать, и мы почти одновременно вздохнули, сбросив оцепенение. Только тогда Яра перестала рычать, но уже не шалила, а тихо бродила рядом, обнюхивая каждую травинку.
___ Поделившись впечатлениями, мы отметили, что все присутствующие почувствовали одно и то же. Но что это было?
Тогда подумалось: как же мы-люди незрячи, как самонадеянно ограничены в своих очевидных познаниях! Сколько всего существует на свете, чего мы не в силах понять!
Не будь рядом собаки — мы могли просто СОВСЕМ НИЧЕГО не заметить или, отмахнувшись от неизвестного, успокоить себя пофигистским заклинанием: «да не бери в голову, тебе просто померещилось!» Наивные, самоуверенные «молодые хозяева земли»!
Это наш дом, это наш сад!
Но приходит некто в шапке-невидимке без спроса, неопознанный гуляет здесь, пугает нашу собаку, незримо касается (одеянием? кончиками крыльев?) наших тел, или даже шествует «сквозь» нас, и мы ни понять, ни поделать с этим ничего не можем — стоим, оцепенев…
Эх, человече — царь природы, потешный царь…
