– Здравствуйте, ребята! Слушайте «Пионерскую зорьку»! – проголосило радио.
7-40 утра, 10 ноября 1982 года. За завтраком Наталья глотала заряд бодрости и оптимизма, слушая про собранные груды макулатуры, отжатые в закрома Родины урожаи и отлитые сверх плана тонны лучшей в мире стали. И довольно жмурилась – «бутерик» с финской «салями» таял во рту, а впереди 2 дня законных отгулов за участие в демонстрации 7 ноября!
– Сегодня у нас много важных дел! – Наталья одела курточку на двухлетнюю дочку. – А завтра пойдём в цирк!
За праздники холодильник опустел, и Наталья собиралась в поход по магазинам. На лестничной площадке ждала подруга-соседка Ленка, тоже с малышом и с коляской.
Лифт старого московского дома на Сретенке тесный, и спуск по крутым лестницам проходил в два этапа. Одна из подруг выносила по очереди две коляски, потом они спускали детей.
Из Селивёрстова переулка подружки вышли на Сретенку и минут 10 топтались на тротуаре, дожидаясь просвета в непрерывном потоке машин.
Неширокий Сретенский тротуар ещё более сужала длиннющая бесформенная очередь перед магазином «Обувь». Магазин открывался в 10-00, но люди собрались намного раньше. У входа толстая тётка близоруко щурилась в потрёпанную тетрадку, сипло выкрикивала номера и фамилии. Люди в очереди сверяли циферки, намалёванные химическим карандашом на тыльной стороне ладоней, тянули головы и подпрыгивали, боясь прослушать свой номер.
– Козлова! – громко просипела толстуха. – Нет Козловой? Вычёркиваю!
– Я тут! Не вычёркивайте! – пищала маленькая старушка, маша варежкой и пытаясь подпрыгнуть. Краснолицый мужик в ушанке пожалел старушку:
– Бабка, не прыгай, душа вылетит! Так и помрёшь босиком без сапог! – и заорал в начало очереди:
– Эй! Здеся Козлова! Не чиркай!
– Милок, спасибо! – зашелестела старушка, но мужик прервал её:
– Спасибо партии родной, бабка! – и достал из-за пазухи овчинного полушубка пол-литра водки.
– Выпьем, бабка, за здоровье Ильича! Согреемся!
– Которого Ильича-то, милок? – испуганно прошептала старушка.
– Ну, ты – за того. А я – за этого! Нехай оба – живее всех живых! – и мужик забулькал из горлышка бутылки.
Ленка спросила у старушки:
– Какие сапоги дают, бабушка?
– Чего не знаю, того не знаю. Дочка велела брать, какие будут. Может, на счастье, финские выкинут? – и старушка опять вытянула сухенькую шейку, стараясь углядеть события в начале очереди.
Двери магазина приоткрылись, изнутри кто-то крикнул:
– Сапоги Австрия! Две пары в одни руки! За вторую пару нагрузка – резиновые боты и тапочки!
Очередь смешалась, все ринулись вперёд.
– Ой, люди добрые, не давите, я ж на сносях! – истошно кричала женщина. Но толпа сгрудилась, превращая добрых людей в одно неуправляемое чудище – рычащее, стонущее и визжащее, воняющее потом, дешёвым табаком, изрыгающее винный перегар и матерную брань.
Машинный поток коротко замер, Наталья и Ленка, толкая перед собой коляски, перебежали проезжую часть. На другой стороне Сретенки у магазина «Ткани» бушевало такое же многочленное очередное чудовище. Сверкало многими глазами – красными от недосыпа и бесноватыми, одержимое отчаянным желанием ухватить хоть что-то, выброшенное на торговые прилавки.
– Лен, смотри, автобусов иногородних – море! – Наталья указала в сторону Колхозной площади, – Сегодня во всех магазинах смертоубийство будет.
– А когда здесь свободно было? – вздохнула Ленка.
Более полувека назад на месте Колхозной площади раскидывался воскресный Сухаревский рынок. Торговцы разными товарами привлекали простаков и любителей купить «на грош пятаков». В начале тридцатых годов там стояла большая «Доска почета» с названиями передовых колхозов, именами ударников сельского хозяйства. Со временем доску убрали, а название площади – «Колхозная» – осталось. Оправдывая поговорку «как корабль назовёшь», площадь стала пристанищем автобусов, доставляющих армады жителей провинции отовариваться в Москве.
Но Ленке и Наталье – коренным жительницам центра Москвы – не приходило в голову участие в баталиях бесконечных очередей. Для покупок у них были свои маршруты, секреты и хитрости.
От Сретенки они спускались к Цветному бульвару. На перекрёстке Последнего переулка и Трубной улицы воздух сахарно густел ароматом выпечки, ванили и корицы. Маленькую булочную-пекарню миновать подруги не могли. Здесь нет приезжих, немноголюдно. Ах, какое лакомое счастье – с молодым аппетитом смачно лопать горячие ватрушки, запивая сладким какао из гранёных стаканов! И ничуть не беспокоясь о гастритах и диетах в звонкие 25 лет!
По Цветному бульвару они пришли на Центральный рынок. Все пятнадцать республик-сестёр съехались туда на «продовольственный фестиваль»! Чего там только не было! Не было одного – очередей. Однако, цены! В разы превышали магазинные. В переходе между рыночными залами притулился блёклый государственный ларёк «Мясо». На облезлом холодильном прилавке усыхали костлявые суповые наборы и ржавели консервы «Завтрак туриста». Над убогой витриной в синем халате, белых нарукавниках и наколке на голове гордо возвышалась мясная королева – Зинка! Зинка была заложницей неизбежного прихода коммунизма, ибо по её убеждению «коммунизм – это, когда каждый советский человек будет иметь знакомого мясника». У неё под прилавком «для своих» всегда была свежая вырезка, языки и печень по государственным ценам. «Свои» чуть переплачивали, или благодарили услугами – билетами в театры, лекарствами, зубными протезами и прочим, поскольку в дефиците было всё. Наталья и Ленка входили в избранный круг «своих», и нижние решётки детских колясок огрузли под свёртками с мясом.
Покинув рынок, они направились в кассы Цирка. Здесь никакие хитрости не нужны – билеты на дневные сеансы продавались свободно.
– 2 взрослых и 2 детских на завтра, на дневное представление в первый ряд – сказала Наталья в кассовое окошко.
Кассирша улыбчиво блеснула очками:
– Девочки, берите галёрку. Первый ряд по рубль двадцать, а галёрка по 70 копеек. Днём цирк полупустой, сядете, куда захотите.
– Нам сегодня счастье так и прёт! – возрадовались подруги.
Пройдя Цветной и Рождественский, вышли на Сретенский бульвар. Дети заснули в колясках. Девушки сели поодаль и решили побаловаться перекуром.
Наталья разглядывала памятник Крупской. За несуразно-гнутые боковые пилоны москвичи прозвали его – «уши». Скульптор изваял Надежду Константиновну в юности. Высоченная чёрная статуя вызывала у Натальи жалость. Фигура знобко куталась в бесформенное одеяло. Вместо революционного духа Наталье виделась тоска брошенной женщины, глядящей вслед ушедшему возлюбленному. На голове юной Крупской топтались голуби, и лицо заливали жёлто-белые потёки. Судьба Крупской казалась Наталье трагичной. Как можно самоотверженно любить портретного идола, к тому же низенького, лысого и картавого? Конечно, она с детства наизусть знала фильмы «Ленин в Октябре» и «Аппассионата», придающие образу вождя душевность. Но душевность растворилась в слякоти институтских конспектов «Апрельских тезисов». И по большей части Ленин был для Натальи гипсовым бюстом, которому она отдавала «салют» в пионерском детстве, и неизменным атрибутом клумб и официальных учреждений.
– Дурацкий памятник – Ленка брандспойтной струёй выдохнула дым и стряхнула пепел с дефицитно-престижной «Marlboro». Заграничные сигареты покупались у знакомого фарцовщика по 10 рублей за пачку. Курили их редко, с целью театрального эпатажа.
– И я о том же – Наталья вытянула из коробочки «Sobranie Cocktail» длинную тоненькую сигаретку с золотистым фильтром – матово-розовую, точно в тон лаку на холёных ногтях, чиркнула зажигалкой Zippo и медленно затянулась. Потом, чуть приоткрыв полные, мягко очерченные губы того же пастельно-розового цвета, позволила дыму изящно-извилисто клубиться вверх, загадочно туманя тёмные глаза и высокий лоб.
– Вот вся ты в этом, выпендрёжница! И как у тебя получается? – Ленка попробовала повторить фокус с дымом, но закашлялась. – Чтобы этак курить, на перекур полчаса надо! А у меня клиент за клиентом. Пять минут на сигарету, да обратно к станку – стричь, красить, чесать. Так выпендриваться только у вас в министерских кабинетах можно.
– У нас право курить в кабинетах исключительно высшие чины имеют. Для нас, простых служащих, курилка есть. Но – шикарная! А если генерал в кабинете предлагает мне закурить, то дело – табак! Надо срочно «делать ноги»! Да не прибедняйся, Лен! К тебе пол-Москвы за месяц вперёд записывается, весь «Современник» стрижёшь!
– Ага, стригу! – Ленка потёрла пальцы, как бы считая деньги, и подруги расхохотались.
В доме напротив шёл капремонт. Ватага рабочих мужиков и тёток устроила обеденный перерыв. Чумазые, в грязных строительных робах, они уселись, кто на чём, и что-то жевали из общих мисок, ломая грязными руками хлеб и запивая «из горла́» молоком и пивом одновременно.
Мужики горланили, перемежая провинциальный говор жёстким матом, хватали тёток за интимные выпуклости. Те вульгарно повизгивали, не сильно возражая разбитному мужскому вниманию.
– И что они в Москву прутся? – Наталья надменно скривила красивый рот. – Взгляни, вон та молодайка в серо-буро-малиновом платке – в селе точно была бы знатной дояркой. А тот, что её за задницу хапает, трактористом-стахановцем. Нарожали бы кучу детей и были бы счастливы! Неужели здесь им лучше? Ни кола, ни двора, живут в вагончиках, помыться негде. Фу! Не понимаю!
– Люди, Наташ. Им тоже, наверное, хочется.
– Чего хочется?
– Того, что у тебя есть, а у них нет.
– Ну, знаешь! Я – коренная москвичка. Но и мне не манна небесная на голову упала! Я трудилась! В школе медаль, красный диплом в институте. Замуж вышла после года свиданий при полной девичей невинности. В подворотнях с парнями не тискалась. Вечерами в библиотеках сидела.
– А что высидела, Наташ? Шикарную курилку? Ну, зарплата не хилая, дефицита особо не знаешь. А мужа еле терпишь, с его родителями не ладишь. Скажи честно, ты счастлива?
Наталья злилась, но курила молча. Подруга права, точного ответа на её вопрос Наталья дать не могла.
Откуда москвичке, неискушённой в окраинном житье-бытье, понять, что в глубинке жизнь людей тащится точно по маршруту единственного местечкового автобуса – «Роддом – Школа – Фабрика – Магазин – Больница – Кладбище». Но фабрики закрываются, в больницах нет врачей, и автобус от Школы идёт напрямик до Магазина. А там и до кладбища рукой подать. И бегут мальчики и девочки в поисках лучшей доли по классическому Чеховскому направлению – «В Москву!». Но, «Москва – мать родна» – только на открытках. Новичков она жестоко проверяет «на излом» бюрократизмом, равнодушием толпы, соблазняет дешёвой удачей под залог души и тела. И мыкаются они без жилья, без работы, без родных, цепляясь друг за друга в попытке сколотить хоть какое-то подобие счастья.
Проснулись дети. Устроив им «пи-пи» в пожухлых кустах, подружки двинулись дальше по улице Дзержинского.
В отделе «Стол заказов» гастронома № 40 (вотчине НКВД, затем КГБ) Наталья предъявила красное удостоверение с тремя золотыми буквами. Она прошла в подсобки и вскоре вернулась с пакетом продуктов, которых не было на витринах.
В переполненных колясках дети строили домики из консервных баночек и наматывали туалетную бумагу на когтистые куриные ноги. Но подруги упрямо шли вперёд к счастливому благосостоянию трудящихся!
Они миновали мрачное здание КГБ. В прошлом веке это был доходный дом страхового общества «Россия», знаменитый «номерами», в которых купечество и лихая братва предавались безудержному распутству. Сегодня о старой постройке напоминают лишь овалы высоких окон и башенка с часами. А сами часы туда перенесли со здания лютеранского собора Петра и Павла в Старосадском переулке. Наталью удивлял парадокс, что Комитет, столь далёкий от религии, живёт по намо́ленным часам, хотя суть заведения мало отличается от сути прежнего доходного дома. Над площадью Дзержинского высился сам железный Феликс – спиной к зданию КГБ, за своих он спокоен. Орлиный взор устремлён на Кремль – вот, где нужен глаз да глаз!
Слева остались уникальные фрески северного фасада Политехнического. Музею в этом году 110 лет. Наталье посчастливилось обменять свою очередь за ковром на билеты юбилейной выставки. А ковёр подождёт!
Мимо людского муравейника «Детского Мира», дальше – на улицу 25 Октября. Наскоро зашли в ресторан «Славянский базар» – забили места на Новый год. Новогодняя ночь стоила 15 рублей с человека, меню богатое, закусок хватит и на 1 января. Сначала чванливый метрдотель сказал, что всё уже занято. Но Ленка обещала достать билеты в «Современник» и причесать его жену. Щёки «метра» сдулись, и места нашлись.
И вот сводчатые линии ГУМа. Несмотря на будний день, народу – яблоку упасть негде! Мимо фонтана девушки продирались сквозь толпу в парфюмерно-косметический отдел. Продавец Жорик женственно всплёскивал руками, чмокая их щёки: «Девчонки! Ах, прелестные малыши! Лю-лю-лю, цыплятки! Девочки, Жорик обещает и делает. Всё для вас – польская помада «слива» и «орех», просто шёлк на губах! А пахнет – ням-ням! Духи – Натусик, тебе «Фиджи», Ленусик, тебе «Клима»! Вы довольны Жориком? Жорик – прелесть?».
Благодарно расцеловав прелестного Жорика, они идут дальше. На третьем этаже ГУМа буфет для работников. О нём не знают покупатели. Но только там есть редкостная вкуснятина – глазированные сырки по 15 копеек за штуку!
Всё! Теперь можно полакомиться ГУМовским мороженным, самым вкусным на свете, и – в обратный путь!
Москвички выходят на Красную Площадь, еле-еле толкая коляски по брусчатке. Со стороны Манежной площади к Мавзолею тянется необозримая очередь. Люди топочут замёрзшими ногами, хлопают руками. Но стоят! Что заставляет их? Чем притягивает восковая мумия? Может, они хотят убедиться, что он действительно умер? А вдруг он и мёртвый продолжает учить, учить и ещё раз учить? Но смерть вождя всегда пугает и настораживает – что будет дальше? В чьих руках окажется штурвал управления шестой частью планеты и миллионами людских судеб?
Подруги переулками срезают дорогу и выходят на Чистопрудный бульвар.
Чистые пруды светлыми ручьями наполняют душу Натальи, вымывая всякую скверну. Хочется раскаяния, перемен к лучшему, новых начинаний. У памятника Грибоедову воздух пронизан ожиданием. Склонив аристократическое лицо, Грибоедов наблюдает, как в предвкушении свиданий парни теребят букетики и постукивают по циферблатам часов, подгоняя время. А те, чьи «предметы воздыханий» запаздывали, разглядывают фигурки на постаменте памятника, постигая поучительную философию «Горя от ума».
Выглянуло солнышко. Подруги присели на скамейку. У ботинок, в лужицах под первым ледком подрагивало синеватое небо. Малыши радостно швыряли уткам булку.
– Нагулялись, пора домой! Детей супом кормить, мужьям ужин готовить, – сказала Ленка. – О, сегодня же день милиции! Вечером концерт по телеку будет хороший!
– Точно, день милиции! То-то сегодня ментов на каждом шагу – пруд пруди! – отозвалась Наталья, и они покатили к дому.
Вечером вся семья Натальи собралась за большим круглым столом – ужинать и смотреть концерт. Свёкор щёлкал переключателем телеканалов, но концерта не было. По всем четырём программам одновременно шёл балет «Лебединое озеро».
Свекровь сказала: «Это не просто так. Что-то случилось».
В дверь позвонили. Муж Натальи открыл, с кем-то разговаривал. Наталья вышла тоже. На лестничной площадке полно соседей. Все взбудоражены. У многих на улице милиционеры почему-то проверяли прописку в паспортах. Кто-то пересказывал слухи, что началась война с Китаем, граница прорвана, а в сторону Свердловска уже запустили ракеты.
Ленка с мужем курили тут же. «Цото бендзе, цото бендзе», – пафосно процитировала Ленка фразу из нового фильма «Карнавал». Наталья усмехнулась – Ленка частенько, за неимением своих умных мыслей, цитирует чужие. Но, может, сейчас она попала в точку? Что-то будет, что-то будет? Обменявшись волнением, соседи постепенно разошлись.
– Ерунда! Что может случиться? Наша страна – самая сильная в мире! – сказала Наталья мужу. – Сегодня был такой счастливый, удачный день! Ненужных очередей избежала, в нужные – пролезла! А завтра будет ещё лучше – мы пойдём в цирк!
Она не знала, что завтра в 10 утра по всем радиоканалам объявят о смерти Генерального секретаря ЦК КПСС – Леонида Ильича Брежнева. Что на Цветной бульвар их не пропустят многочисленные кордоны милиции, а цирк будет закрыт. Но начнётся иное представление, которое будут играть иные фокусники и жонглёры. А роль клоунов достанется москвичам. Что начнутся нудные, долгие и томительные траурные митинги – на ветру, в день не по разу – на которых надо будет стоять с лицом, полным трагизма, роняя скупые слёзы. Иначе отсутствие трагизма тут же отметят вездесущие мужчины в штатском, и после митингов традиционно уведут в неизвестность.
А пока Наталья, устав от хлопот счастливого дня, заснула.
Но великая, огромная страна пробудилась! Отрясая паутину долголетней счастливой дрёмы, она тревожно вглядывалась в будущее, пытаясь разгадать – каким же будет её новое счастье?..
Задание дуэли: Объём: не более 15 тысяч знаков, считая пробелы.
Сочиняем до 23:59 мск 10 сентября (оба дуэлянта прислали рассказы вовремя).
Тема была определена методом тыка:
на сайте Стихи.ру в новых произведениях было выбрано 24-ое из последних опубликованных.
Произведение называется "Счастливые лица" (Простывшая): http://www.stihi.ru/2015/08/20/754 Взяли в качестве темы строчку: "А вдруг вы счастливыми утром проснетесь..."
