Когда-нибудь, пройдут десятки лет,
плутая в полутьме хрущёвских комнат,
я заблужусь. Найду в шкафу скелет,
но кто он и откуда – я не вспомню.

Когда-нибудь забудут обо мне,
кто счастлив был, в меня бросая камни.
А время собирания камней
мелькнёт в моём окне и в Лету канет.

Когда-нибудь, промчатся сотни дней,
я выйду погулять и заболею.
Потом умру, не выпив Каберне
на собственном столетнем юбилее.

Когда-нибудь забудем и простим
себе и всем - измены, сплетни, тайны.
Ведь сложное окажется простым,
а прожитое – странным и случайным.

Картина худ.Анны Силивончик

Я по жизни и паспорту - Добрая!
Но уже выбиваюсь из сил.
У Коляна жена стала коброю,
Он помочь меня очень просил -
Вечерами жалею я Коленьку,
А ночами приходит Кирилл,
У него все друзья алкоголики,
Он бездомный - на улице жил.
Каждый день я жалею Василия -
Он приходит ко мне по утрам,
Подвергается Вася насилию -
У него не жена, а тиран.
Где-то в полдень Георгий Шангелия
Мне приносит горячий лаваш
И другие мучные изделия.
Как такому себя не отдашь!
У Володи жена стала стервою,
У Сереги – уходит в декрет.
Только я – ни больная, ни нервная,
Но на всех просто времени нет.

......................................... Ко мне на суд, как баржи каравана…
.......................................................................Б.Пастернак

Он по воде идёт.
..........................А я плыву,
войдя в поток живительный и древний,
я задеваю сонную траву,
рыбачьи сети, отмели, деревья.

Меня Господь сплавляет по реке
звеном цепочки - баржей каравана.
Я вижу свет зовущий вдалеке,
я слышу чьи-то возгласы «Осанна!»

Мне сложно было русло отыскать,
брела со страхом, как супруга Лота,
но без оглядки, слепо - по пескам,
по зарослям и гибельным болотам.

Теперь мой путь и радостен, и свеж,
он вечен, словно свет Экклезиаста.
Господь со мной.
.........................Вкушаю хлеб надежд
и пью вино.
Мне каждый день - как Пасха.

Расскажи мне про сложность будней
И беспечность суббот ленивых,
Про места, где родился Будда,
Про Бермуды и про Мальдивы.
Говори о простом и сложном,
О слонах, Гауди, фламенко.
Я люблю тебя слушать лёжа,
Голова - на твоих коленках.

Я врастаю душой и телом
В космос твой, магнетизм и запах.
Я скучала и так хотела,
Чтобы дождь за окошком капал,
Чтобы в этот воскресный полдень
Ты приехал - родной, промокший,
Снял ботинки, повесил зонтик,
Улыбнулся, погладил кошку…

Целый день никуда и вместе,
Я твоим выдыхаю вдохом,
Я тобой не дышала месяц -
Тридцать дней под названьем «плохо».
Расскажи про бесцветность будней,
О работе полярных станций,
Расскажи, что же с нами будет,
Прошепчи: «Я хочу остаться…»

Всему свой срок -
..........................не хочется об этом…
Случится так, что ты когда-нибудь
захочешь после шумного обеда
прилечь по-стариковски, отдохнуть.
Теплом родным гостиная согрета,
слова детей плетутся в кружева,
а топот шустрых ножек по паркету -
как сердца стук, которым ты жива.

Стихает шум, покой струится зримо,
крадется сон, меняя краски дня:
выходишь в неожиданную зиму,
хрустально колокольчики звенят,
и виден путь от альфы до омеги.
Готова ты - паломницей седой
ступать по голубому первоснегу,
не оставляя тени
.............................и следов.

картина Владимира Румянцева "Идилия"

– Ангелы очень СТРРРанны, будь похитрей, дружище!
Люди полны амбиций, может, поймёшь потом.
Стужа стоит на СТРРРаже, ветер по крышаМ РРРЫщет –
Нет же, идут резвиться… не пригласив котов.

– Люди просты, беспечны, мой дорогой бродяжка!
Бог осчастливил снегом кошек и горожан,
Крепко уснула речка. Мне бы хотелось так же,
Самым обычным смертным с горки по льду съезжать.

– Люди непостоянны, мой неземной философ!
ХМУРРРы, скучны, дотошны, помни об этом впредь.
Ищут в котах изъяны, боготворят баРРРбосов.
Люди умнее кошек – это полнейший БРРРед!

– Друг мой, они свободны вечно – зимой и летом.
Да, я судья нестрогий, хоть и дружу с котом.
Если тебе угодно, я поделюсь секретом:
Люди немного боги… Я доказать готов

Апрель ворвался с теплом и хлябью.
Газоны в парке, как после линьки.
Пришлось достать пальто и шляпу,
Стряхнув пылинки.
Я романтична. Мой стиль не моден.
Уносит память в уют аллеи,
Где мы с тобой влюблённо бродим...
Листва алеет.
Ты мне подносишь слегка жеманно
Букет кленовый…
........................Листва потухла.
Зачем храню в своём кармане
Листок пожухлый?

Еще один день умер. И
заглянули в мои окна
густые, хмурые сумерки,
мол:
"Впусти нас погреться, намокли.
Скорее бы сдать вахту
и на отдых".
Чаю просят,
чихают, охают, ахают,
дождь проклинают, осень.
Нет, не впущу, окаменела,
будто жена Лотова.
До горя
чужого мне нету дела,
до радостей - тоже.
Я в коконе,
себя от мира хочу зашторить,
но...
Стою возле окон,
как вкопанная,

и не пойму: почему, откуда
в мутной вечерней хмари
радостью светит простое чудо -
красный воздушный шарик…

По скользким дорогам весенним,
по хлябям растаявших зим
ты мчишься с беспомощным рвеньем,
болезнью разлук одержим.
И снова в какие-то дали
уехал за чем-то.
Зачем?
Меня, как ненужность, оставил
в сиротстве прокуренных стен,
среди недостроенных планов,
среди недочитанных книг.
Наш город накрылся туманом,
заплакал,
осунулся,
сник.
За окнами небо полощут
дожди, осмелевшие вдруг.
Я жду тебя денно и нощно,
в гнетущем пространстве разлук.

Легко идти проторенной тропой
По линиям судьбы и жаждать рая,
Не делая усилий над собой,
На горести чужие не взирая.

Завидуем: кому-то повезло,
Что лучше нас обуты и одеты.
А если нам назад вернули зло,
Мы плачем от обиды, словно дети.

Живем без пользы, замыслов, идей,
Не соблюдаем заповеди Божьи,
По принципу: родился - ешь и пей,
А думать и молиться будешь позже.

Беспечно свой земной проходим путь,
Надеясь на «авось» и «как-нибудь».

.........................................Уже второй
......................................................должно быть ты легла
........................................А может быть
.......................................................и у тебя такое
........................................Я не спешу
.....................................................И молниями телеграмм
........................................Мне незачем
.......................................................тебя
............................................................будить и беспокоить
.................................................................(В.Маяковский)

Москва не спит - встречает новый день.
Плывёт рассвет по старому Арбату.
Твой дом-старик на фоне новых стен
убогим кажется, потерянным, горбатым,
но самым лучшим. Окна распахнув,
он смотрит ввысь доверчиво и нежно
на майскую красавицу-Москву,
ноздрями форточек вдыхая воздух вешний.

Опять не спится, куришь и молчишь.
…а может быть
........................и у тебя такое…
Ты посмотри какая в мире тишь...
А в мыслях вертится: …будить и беспокоить...
Забыть, не знать, что двадцать лет прошло
с тех двадцати, когда ты понял - счастлив!
Тебе сейчас, как прежде, хорошо,
И рано прошлым жить,
................................и рано с ним прощаться.

*В эпиграфе и цитатах соблюдены авторские знаки.

Пригорок Рыжекотовый
у нас в поселке есть.
Вы скажете: охота вам
коту на спину лезть?
Балдейте в норках тёпленьких,
таскайте жирный сыр
у дяденек и тётенек,
и ширше-мыштесь вширь.

На спинке Рыжекотовой
мы выше-мыше всех.
Под лунными красотами
рыжеет серый мех.
И мы томимся жаждою
собрать мышиный пир
и разделить на каждого
огромный лунный сыр.

Август выдался теплым, но слёзным,
не хотел расставаться - дождил.
Перестали вдруг сыпаться звезды
на поношенный травный мундир.
Разрумянились статные клёны,
проредил шевелюру каштан,
но как прежде остался зелёным
старомодный еловый кафтан.
Георгины толпою цыганской
в деревенские окна глядят.
Заготовлены солнышком краски -
обновить у рябины наряд.
Загулял застоявшийся ветер,
словно волю вкусивший бандит.
День прозрачен, прохладен и светел,
На Руси говорят - сентябрит...

Нереальность и явь параллельны,
Словно рельсы железных дорог.

Ты сними с себя крестик нательный,
Чтоб за грех не наказывал Бог.
Я безбожница, стану купелью
И наполнюсь блаженствами впрок.
Буду завтра в вагоне купейном
Вспоминать про вчерашнее, про…

Я забуду, как мчусь поездами
В заводной, но не детской игре.
Ни туда - ни туда… Не туда мне!
Легче углями в топке гореть,
Может, это мне высушит слёзы.
Муж, любовник – вульгарно, старо…

Я бросаю себя под колёса
И свожу параллельность дорог.

Февральский день, похожий на монаха,
смиренный, отрешенный и худой
уходит в ночь, совсем не зная страха.
… Как чётки, бесконечной чередой,
отсчитанные бусинки мгновений
плывут. Их перехватывает мрак.
Мне чудится, что стоя на коленях,
бормочет день: «Прости меня, сестра,
я был упрям, но скромен и доверчив,
служил, как мог. Я щедро сыпал снег…»

Последний зимний день по-человечьи
ушёл. А значит, завтра быть весне.

Жизнь на нуле - по Фрейду и по Цельсию.
Конец зимы вещает календарь.
Я слушаю сомнительные версии,
что позади снега и холода,
что плюсы – это птицы перелетные –
домой вернутся.
...........................Мне бы только знать,
как не попасть в ловушки с переплетами,
которые готовит мне весна.
Я мисс Зеро,
мы с мэм Никто - попутчицы,
с мадам Никак мы на одной ноге…
Жизнь на нуле!?
Ну, нет уж, хватит мучиться!
Плюс 32!
Спасибо, Фаренгейт.

Проказник март раздел прохожих.
Клюёт проталину капель.
А слово «оттепель» похоже
На птичью свадебную трель.
По вешним улицам размытым
Шумят каскады талых вод.
Пилой по ржавому корыту -
Горланит загулявший кот.
На остановках ярче запах
Канцерогенных пирожков…

Проказник март пришёл внезапно,
И мне, как в детстве, хорошо.

Он сюда приходит по привычке –
помнит горький запах поездов.
Шепчет: «Где я? Господи, Всевышний,
дай мне вспомнить… Вологда… Ростов…»
Шаркает сквозь морок чебуречный
на родной, затоптанный перрон.
Он опять надеется на встречу:
вдруг прибудет кто с родных сторон,
вдруг окликнет, вдруг его узнает…
Чуда ждёт уставшая душа.
Бегает девчушка озорная,
бабушки с внучатами спешат -
вспыхивает проблесками память:
женщина, ребёнок, дом, уют...
Миг! Но боль всё злее барабанит…
Крики, шум, приезжие снуют,
пар шипит, состав скрипит вагонный,
лица, слёзы, ругань, гарь и пыль…

Он живёт, как Господу угодно:
он не помнит, кто о нём забыл.

Картина В. Куша

.....................................................Когда небесный свод, нависший и тяжелый,
.....................................................Гнетет усталый дух…
.................................................................................................Ш.Бодлер

Лазурной финифтью небес полусфера
нависла над синей морскою эмалью -
я словно в ракушке.
....................................Читаю Бодлера.
Слова, как песчинки, легки, нереальны.
Разлился минор на четыре октавы,
волна неминуемой грусти накрыла
уснувшие дюны, прибрежные травы.
Взлететь бы -
(но я безнадежно бескрыла)
неведомо мне, что для этого нужно
усталому духу и бренному телу...

Рождаются мысли, как россыпь жемчужин,
в ракушке сознанья.
..................................... Читаю Бодлера.

Робко по снегу, как будто по стёклам,
женщина движется облачком тёплым.

Наст каблучком пробивается звонко,
льется дыхание дымкою тонкой.
Как хороши и походка и жесты,
снег облачил ее, словно невесту.

Все, что вокруг, для нее - нереально:
утренний запах с горчинкой миндальной,

цвет светофора,
бурчанье моторов,
вой проезжающей помощи скорой.

Сердце стучит: я люблю! я любима!
Люди спешат и проносятся мимо.
Женщина изгнана в город из рая,
без поцелуев она замерзает…

Я хочу навсегда остаться эпикурейцем,
Пропахнуть солью, водорослями, акацией.
Пока корабли мирно якорятся на рейдах,
С пьяными матросами на берегу прохлаждаться.

Солнце – оранжевый лён, прихваченный пяльцами,
Облака ползут по небу, словно улитки, сонно.
Я рассеиваю песок прозрачными пальцами
И грущу, ведь скоро примчатся сюда муссоны.

Море жалобно заскулит: я совсем простыло.
Мы оба знаем – расставаться порою нужно нам.
Прошлую ветреность оно мне едва простило -
Бросалось камнями, песком, тиной, ракушками.

Море, не шипи на меня, не волнуйся, ладно?
Не нужно в истерике биться, стонать и хлюпать.
Я только твой, я люблю срывать с твоих волн прохладу,
Раздувать рыбакам - паруса, а рыбачкам - юбки.

...................................закачается февралье
.............................................Аглая Алёшина

Последний бал даёт февралье,
Свирепый ветер льдинки крошит
И крутит снежные спирали.
А мы с котом глядим в окошко,
Молчим, мурлыкаем на пару,
Всё на двоих - покой и звуки.
Фонарь склонился к тротуару -
Бедняга, видно, близорукий.
Ещё дней пять - зима растает.
Я слышу звонкий плеск апреля -
Он, словно рыба золотая,
Плывёт в оконном акварелье.
Сверкает хвост, плавник искрится,
Переливаются чешуйки.
Глядят испуганные птицы:
На небе рыба – что за шутки?
Мурлычет кот, он тоже знает,
Что где-то там, за снежной далью,
Проснулась рыба золотая.
И мы прощаемся с февральем.

Были окна в сад распахнуты,
Майский гром усилил форте.
Мы с тобой играли в шахматы -
Ты хотел заняться спортом.

Дождь вторые сутки пакостил,
Чтоб вернуть эпоху Ноя.
Ты сказал, что мы в опасности
И пора купить каноэ.

В мае мучаюсь мигренями,
Ленью, долгими дождями…
Ты шепнул мне: а не время ли
Нам размяться на татами.

Ты бросался словами, ты фразами бил
мне под дых,
(неуёмно зашкаливал пульс),
Ты сумел превратить наше прошлое в пыль
и кричал: ну и пусть!

Я по лестнице – вниз, не касаясь перил,
нараспашку пальто – не смогла застегнуть.
Город спал,
гулкий ветер его разбудил
и ударил мне в грудь.

Небосвод еле тлел угольками зари.
Передюжить,
забыть эту боль как-нибудь.
Я бежала. А ветер листвою сорил,
заметая мой путь.

Сюда стремятся богач и нищий…
Столичный воздух перенасыщен:
шуршаньем денег – чужих и наших,
обменом,
куплей,
перепродажей,
обёрткой новой,
товаром старым.
Пропитан гарью и перегаром,
забвеньем, славой,
нуждой, наживой,
духами, потом,
абсентом, пивом,
слезами, смехом,
мольбами, матом,
небесным светом,
подвальным смрадом.
Столичный воздух и свеж, и душен.
ему по нраву живые души.

Умчался век жеманных скромниц, а с ним: корсеты, кринолин,
капоты, шляпки – и не вспомнить предметов вымерших. Аминь!
Отвоевав у дамы милость прилечь с ней рядом на кровать,
кавалергарду приходилось часами даму раздевать.
Когда-то от любовных писем приобретала грудь объём,
а ныне статусы повысят не поролон, так силикон.

Как жаль, что век кавалергардов до наших дней дожить не смог.
Вино, дуэли, дамы, карты, а завтра – царь, отчизна, Бог.
Ах, эти страстные натуры, нам их побед и бед не счесть.
Глотали мамочки микстуры: их дочки отдавали честь,
сердца и чем богаты были, не вымогая лживых слов.
И растворялась в клубах пыли наутро вечная любовь…

http://litset.ru/publ/68-1-0-7921

Картина худ.Анны Силивончик

Мне никогда не будет скушно,
Ведь у меня есть мой чердак.
«Там по ночам летает страх!
Всегда темно и нет игрушек!» -
Сказала с видом равнодушным
Моя трусливая сестра.
На чердаке живёт матрас.
Мы в конной армии с ним служим.
Он был в лихом бою контужен,
Слегка микстурами пропах,
Залатан в нескольких местах,
Зато не ржёт, не просит кушать.
Кавалергарду он послужит,
Есть всё у этого коня -
Седло, уздечка и броня,
И поролоновые уши.

http://litset.ru/publ/68-1-0-7921

Как случилось: мой ангел знакомый,
загрустив, улетел в небеса?
Без него опустела икона,
я стихи перестала писать.
День за днем, безголосою птицей,
в тёмной клетке судьбу прожигать -
не могу.
...................Надоело томиться.
Улечу - где плетут кружева
белооблачных сводов небесных,
где пристанище ангельских стай.
Не была на земле я невестой,
так сподобит Господь ею стать.
Мне сошьют подвенечное платье -
не для тела, теперь – для души.
Соберутся все сестры и братья,
кто был другом, любимым, чужим…
И невесту – по божьим законам
станет славить небесный предел!
Возвратится мой ангел знакомый,
тот, который давно улетел.

А пока я в мирской канители
прозябаю, но всё же - жива,
жду, чтоб ангелы в небе запели
и позвали плести кружева.

Парадоксально быть собой, когда ты не в себе,
не выделяться из толпы и массово сереть,
терять не маску, а лицо, дряхлеть, когда не стар,
гордиться тем, что Виктор Цой - «камчатский» кочегар,
быть кем-то и всегда – никем,при деле - не у дел,
и верить Красному Кремлю, но знать что Кремль бел,
позвать затем, чтоб оттолкнуть,любить, но не прощать,
и уходить в последний путь без шляпы и плаща…

Знаете, я ирисковая.
Всем хочется меня потискать,
на зуб попробовать.
Что тут особого:
пухленькая, курносая.
Пользуюсь спросом я
у противоположного пола.
Люблю вино. Не пью текилу и виски.
Пишу стихи. Хотя, нет,
не стихи – так записки-
без всяких причуд и изысков.
Не курю. В меру капризна.
Не авантюристка.
Так что,
общайтесь со мной без риска
быть съеденным.
Я не вредина.
У меня липецкая прописка.
Но самое главное -
Я ирисковая.

Осенний день пожил и сгинул,
Цветную шаль закат соткал.
Никак не спрятать мне ангину
В шифоне шейного платка.

Земля остыла. Мёрзнут ноги.
Как быть мудрей, практичней впредь?
Сейчас мне нужно так немного,
Чтоб кто-то смог меня согреть…

Сезон беспечных дней окончен.
Озябла. Нос ладонью тру…
Мне слышен голос мамы: «Дочка,
Не стой без шарфа на ветру!»

Я... – не город – старинный цветной городишко,
Окунувшийся в маковость польских полей.
Закалённый дождём, убаюканный тишью,
Он с годами всё дальше, но сердцу родней.
Юность ветрена. Что ей ненужные даты?
Только в старости хочется память терзать.
В этом городе я потерялась когда-то
И нарочно забыла дорогу назад.
Там теперь вечерами гуляю по скверам,
Что-то шепчут мне яворы влажной листвой.
В старый сад захожу – спелость вишен проверить,
Каблучками стучу по сырой мостовой.
Не старею. Не знаю, что значат обиды,
Расставание, страх, суета, беготня.
Он чужой и родной. Он живой, незабытый,
Город Явор – на карте. А в сущности – я.

При беседе с роскошной дамой
ты зарделся, как ясно солнце.
Я опешила. И спонтанно
динозаврик во мне завёлся.

Кто-то кошек пускает греться,
и скребут эти кошки душу.
Кто-то жабу заводит в сердце,
и потом эта жаба душит.

Донимает меня зверёныш.
Я реву, я ревную, дура!
Заболела тоской зелёной,
не проходит температура.

Прогоняю - и в хвост, и в гриву,
затянула петлю на шее,
только зверь мой не из пугливых,
и бессмертен, как сто кощеев.

Мне питомец такой не нужен!
Излечи от шальной напасти -
приезжай поскорей на ужин.
Динозаврик умрёт… от счастья.

Катятся будни без устали –
пятницами, субботами…
день – один за другим,
ночь - одна за другой,
они управляют мной,
заваливают заботами.
Я оказалась послушной рабой,
стала бездушным роботом -
безмолвным,
безвольным,
безропотным.

И вдруг -остановка в пути.
Делаю робко шаги
навстречу знакомому свету.
Сердце стучит: стой!
Разум кричит: сбой!
Тело дрожит: только не это!

Это! Любовь…

Нет!
Сбой устранить,
эту любовь – обесточить,
срочно
выбросить на обочину!
Прочь от меня!
Прочь её…
Жизнь, как дорога,
проста,
привычна,
накатана.
В ней всё по мне…
ничего не...
надо…
но...

Тушь потекла.
Только б никто не увидел меня заплаканной…

Не знаю, день какой сегодня, год.
Устало время... Радуги померкли.
А мысли растекаются, как мёд
из кем-то перевёрнутой тарелки.
Всё выцвело, как солнышко на дне
ведёрка, мне подаренного в годик.
Неважно, сколько лет прошло и дней,
ведь время не по формуле уходит -
течет... Но иногда, замедлив ход,
замрёт на миг, потом, забывшись, дремлет
на подоконнике, как старый кот.
Но кто-то крутит по привычке землю.
Малышка в рыже-огненном пальто
спешит во двор с ведёрком и смеётся,
не думая, что значит жить потом,
когда на небе выцветает солнце.

Уютный берег, спуск пологий,
где не гонял Макар телят.
Отлив.
…...…...…Супруга осьминога
решила время не терять:
надев утопленницы платье,
она как будто ждет прилив.
И чей-то зонтик очень кстати,
и взгляд не в меру похотлив.
Вокруг неё - морские снасти.
А у неё - округлость плеч.
Макар подходит: вот-те здрасьте!
Нельзя ли рядышком прилечь?
Ей так нужны его телята -
своих тиляпий накормить.
Макар давай себе лялякать,
мужскую проявляя прыть.
Прилив.
...………….Поев морской капусты,
телята, сытые вполне,
пошли на корм... а в дюнах пусто,
лишь зонтик скачет по волне.

http://litset.ru/publ/68-3-0-7608

Опять свидания вслепую -
для старой девы не впервой.
«Вдовец. Согласен на любую».
И я одна, хоть вьюгой вой!

Покинув сети одеяла,
сказала: надо жизнь менять!
Когда знакомство состоялось,
мне что-то вспомнилось про «мать»…

Но это было лишь начало
крушенья глупости «а вдруг?»
Кафе. Весь вечер я молчала,
зато болтал мой новый друг.

Я только помню: Беркли пишет,
как Беркли точно говорит,
а Беркли знал, что в этом фишка.
Ах, Беркли, он мой фаворит!

Я, опрокинув три мартини,
козлов считала и овец
у барной стойки, на картине.
Так вот он почему вдовец!

Желанной стала незамужность,
и вожделеньем – тишина.
Я ляпнула: какой ты скуШный!
Послушай, сэр, пошел ты на…

И вышла в зимнюю фальшивость:
раскис в январской луже "плюс"…
Да, с Беркли что-то не сложилось,
пойду по-нашему напьюсь.