Берясь за новую тему, часто задумываюсь над тем, что невероятных и интересных историй у каждого за жизнь наверняка накопилось множество. А чем мои хуже? Зачем их придумывать, если это вовсе и не нужно! Знай себе, записывай, что в жизни случалось! Вот и эту историю, просто, восстановил в памяти, поскольку она оказалась достаточно забавной.
Было это в июле далёкого семьдесят пятого года. После восьмого класса я поступил в техникум КРМТ в Москве, и успел отучиться первый год. Хоть и в виде двухвостого существа, но переполз на второй курс. Один мой хвост назывался на студенческом языке матан или мат. анализ, а второй - химия. Отец тогда только посмеялся, мол, ничего, настоящий студент бесхвостым не бывает. Главное - пересдать, а заниматься где угодно можно! Потому и отправился в летние каникулы с ними, в их командировку в Севастополь. Поселились мы в комнате, снятой в частном секторе. Папа с мамой днями были на работе, по своим командировочным делам, а я оставался сидеть за столом, у открытого окна. Но, едва от конечной остановки уезжал их троллейбус «двойка», увозя родителей, как мой справочник по высшей математике захлопывался. Я выскакивал на волю вольную, манившую солнышком и морскими волнами на Херсонесе полный радостного трепета. До моря, если напрямик, мимо Стрелецкой бухты, через старое французское кладбище, молодцу вроде меня, дойти - сущий пустяк! Но в тот день мои планы нарушил сын хозяйки. Назову его Стасиком. Тут же такое дело: тогда не записывал ничего, надеясь на память, из юношеской самоуверенности, а теперь уж и самому неловко переврать имена.
В тот год все ожидали момента стыковки «Союза» с «Аполлоном». Многие слушали радио, телевизоры, занимаясь своими делами, чтобы не пропустить эпохальное событие. Стасик же, воспользовавшись ослабленным вниманием взрослых, и спровоцировал всю последующую историю. Ему тогда было четырнадцать. Щуплый, светловолосый, он позвал меня на улицу, сообщил, что мать наказала сидеть дома с младшим братом восьми или девяти лет, а ему не хочется дома торчать. Я понимал, что подзуживает его мой недавний рассказ о разных приключениях с находками в степи, раскинувшейся до самого Фиолента. В 1968-ом году я жил с родителями на Фиоленте всю их командировку, и за лето обзавелся своей гранатой «эфкой», и тонной бомбой на обрыве мыса Лермонтова, которую использовал в качестве лежака для загара. Гранату сапёры обезвредили, правда, вернув пустой корпус, зато бомба была настоящая, со взрывателем, как положено, и допустив оплошность с гранатой, про бомбу я уже никому не говорил. Выслушав мой рассказ, позавидовал мне тогда Стасик, и теперь загорелось ему тоже что-то найти в степи. Да, тогда там была незастроенная степь от развилки пыльной дороги на Сапун-гору или Казачью бухту, и до самого Фиолента.
Стасиков взгляд пройды в моей голове моментально вызвал тревогу: а что, если пацаны пойдут туда одни, и что-то найдут, раззадоренные моим рассказом? А если с ними что-то случится? Я же буду себя после винить! Естественно, что потолковал с пареньком и постарался отговорить Стасика от похода, сославшись на жару. Мы вышли за калитку, на улицу, а тут, как нельзя во-время, подходит к нам сосед, выкативший из своего гаража мотоцикл с коляской, и говорит:
- Стас! Ты взрослый мужик, чего воду мутишь! Я же слышал, что мать тебе сказала никуда с малы;м не ходить, значит – баста! Лучше мне помоги: я там, у себя в саду, дорожку от калитки стал перезаливать бетоном, а день – жаркий. Давай договоримся: ты поливай свежий бетон каждые два часа, а я тебе завтра вечером, как вернусь, дам на мотоцикле покататься. Идёт?
- Замётано! – обрадовался паренёк.
Сосед глянул на меня:
- А ты постоялец у них, что ль?
- Да.
- А что дома, не на море?
- Сижу, занимаюсь. «Хвост» пересдавать надо.
- Студент, значит. Слышь, студент, ты пригляди за пацанами, а то упустят полив – бетон растрескается! А я персиков тебе после передам, на компот: в Бахчисарай за ними еду.
- Добро!
- Ну, тогда держи краба!
Сосед, обрадованный такой удачей, вернулся к своей Яве, оседлал её, и отбыл.
Вернувшись в дом, со вздохом раскрыл справочник и углубился в тупое созерцание интегралов, думая о том, что из-за своей мягкотелости сижу дома. А ведь мог бы нырять сейчас, обновляя ласты, привезённые из Москвы! Спустя пару часов вздохнул и вновь вышел на пекло. Стасик играл на крылечке во что-то с братом, тасуя потрёпанную материну колоду карт. Я напомнил ему про полив. Он оглянулся через плечо на соседский сад, задумавшись о чём-то, а после, с коварной улыбкой встал рядом, оценивая мой рост.
- Пошли с нами! Не пожалеешь! Сейчас, только возьму с собой что-нибудь из посуды! Ты видал, какая вишня у куркуля? Аж чёрная вся! Переспелая, осыпается, пропадает. Жаль, правда?
Ход его мыслей стал очевиден, и я засмеялся, а комбинатор продолжал:
- Сначала мы пойдём, а после – ты, чтобы внимание не привлекать.
Мальчишки зашли в сад соседа и старший махнул мне рукой, что всё тихо. Я вышел на улицу. Взглянул на сад, ломившийся от вишни, и, чувствуя себя героем известной песни, прогулочным шагом, неспешно, направился к соседскому двору, тихонько насвистывая песенку «Поспели вишни в саду у дяди Вани». Стасик тем временем уже уверенно шагал по дорожке вглубь, к тем самым поспевшим вишням. Его братишка, заглядевшись на изобилие выше головы, приотстал, оставшись почти у входа, но когда я обогнал его, заторопился и споткнулся о край картона, которым была прикрыта старая часть бетонной дорожки. Он на неё и загремел, ободрав коленку. Пацан заныл, и в сердцах пнул бумажный настил. Картонки разлетелись в стороны, и у нас со Стасом рты открылись от изумления увиденным. Мы понимающе переглянулись, и он сделал знак молчать, указав взглядом за мою спину, на братца, а когда я подошёл к нему совсем близко, Стасик шепнул:
- Ночью придём.
Наскоро нарвав в литровую эмалированную кружку вишен, и торопливо полив свежий бетон, мы двинулись обратно, мимо мало;го, заклеивающего колено клочком наслюнявленной газеты. Стасик только буркнул ему, чтобы догонял. Уже на своей территории, пока братец не слышит, он возбуждённо затараторил:
- Ты видал?! Там масляные пятна, по форме, как винтовки! Давай ночью глянем, когда все спать будут! Сосед только завтра назад поедет!
- Значит ты тоже понял, что за «арматура»?
Договорить мы не успели, услыхав гулкие удары по земле. Обернувшись, увидели мало;го, который соседским же ломом стучал по масляному пятну.
- Стой! Дурак! – не громко закричал Стасик – сосед же заметит! Он же увидит и сразу поймёт!
Мы рванули к мальцу, но было поздно – один кусок бетонной дорожки уже от неё отвалился, а другой, большой кусок, дал трещину поперёк всей стяжки. Пока мальчонка у нас за спиной пинал ногами ненавистный кусок отвалившегося бетона, и был занят, мы занялись большим куском. Вдвоём со Стасиком за край приподняли плиту, чтобы только посмотреть, что там.
- Трогать ничего не будем – рассудил я вслух.
От увиденного сердце сладостно замерло: на песчаной подушке лежали две винтовки, в промасленной заводской упаковке, и пистолет люгер, тоже, бережно завёрнутый, в масляную вощёную бумагу. Вот это – клад! Полюбовавшись открытием, как и договаривались, мы со Стасиком аккуратно положили плиту на место. Стасик насторожился тем, что его братишка подозрительно притих и, оглянувшись, одним прыжком сиганул мне за спину и налетел на брата, хватая того за руки. Пока мы созерцали старую «арматуру» дорожки, этот, мелкий вредитель, из-под маленького куска бетона вытащил и уже освободил от бумаги гранату. Она находилась в снаряженном состоянии, то есть, с ввёрнутым в неё запалом. Стасик успел вовремя – братишка уже отгибал усики шплинта чеки, удерживавшей запал от срабатывания.
Побледневший, Стасик отдал мне гранату и отвесил братцу пощёчину,
на что тот заревел и заорал на всю округу:
- Это я нашёл! Отдай! Моя граната! Я маме скажу!
Остановила его моя грозная фраза:
- А я соседу скажу, что ты украл её у него!
Стасик, заметив, что брат осёкся и замолчал, улыбнулся, а в глазах парня замелькали чёртики:
- Сань, давай рванём её!
- А сосед?
- А что, он разве скажет кому?
- Нет, конечно.
- Ну, а я ему скажу, что мало;й споткнулся, со злости ломом ударил по плите, а мы – поливали, и увидели у него в руке гранату, уже без кольца. Куда нам деваться?
- Думаешь, поверит?
- А куда ему деваться!
Я задумался. Прятать гранату от детей – опасно, могут подглядеть, куда. Сапёров вызывать – соседа под статью подводить, а он мужик, вроде, нормальный.
- Ладно, а где? – согласился я. Опыт подрыва противопехотной мины у меня ещё за два года до этого был. В степи, у Казачьей, но тогда за шпагат дёргал, издали, из-за камня, осторожно навесив аркан на ржавые «усы» «лягушки». Шарахнуло тогда знатно! Парочка шариков, выковырянных после из ракушечника, за которым прятался, до сих пор дома лежали.
- Айда на кладбище! – с воодушевлением воскликнул Стасик.
Мы дошли до конца улицы. Я провёл рекогносцировку местности и забраковал эту идею.
- Ты чего, из-за надгробий? Там же французы, гады! Кто их сюда звал!
Я кивнул на крайнюю хату:
- Знаешь, на сколько осколки разлетаются? До двухсот метров! А тут и нам спрятаться негде, и ещё убьёт кого-нибудь, случайно, если у окна будет. Вызовут милицию и нас посадят.
Стасик на несколько секунд задумался, а после выдал:
- Знаю, где! Пошли назад!
Мы вернулись к своему дому, напротив старой, высоченной шелковицы. Надо сказать, что улица была старая, и как на части Севастопольских улиц, дома, и вход в их дворы, находились только с одной стороны, а по другую сторону от дороги была невысокая стенка, выложенная из ракушечника, за которой находились сады тех, кто жил в домах с выходами на другую, параллельную улицу. Вот сюда, к этой стене, Стасик меня и подвёл.
- Здесь такой говнистый мужик живёт! Нас с пацанами в том году поймал, когда мы у него патиссоны тырили и ремнём выпорол. Давай, ему в огород гранату запульнём! Мы-то за стеной будем!
- А если нас увидят, как от стены убегаем? Сразу понятно станет, кто кидал!
- Тогда, давай, кинь её ближе к забору – он только сделал новый гальюн, а мы – снесём его! Вон, видишь? Кинь рядом с ним, а мы в кювет спрячемся. Никто нас и не увидит!
- Ладно. Только я не успею с вами залечь. Кину, и за шелковицу встану.
Держа в руке гранату, взвешивая её рифлёную тяжесть, я уже засомневался, стоит ли вообще взрывать её: а ну, как не докину до стенки! Может, лучше вернуть хозяину, а за это выцыганить у него люгер? Но тут случилось неожиданное – мало;й, одним ловким движением, выдернул кольцо с чекой, и отбежал от нас, радостно запрыгав:
- Чур, моё! Чур, моё!
- Придурок! – вырвалось у меня. Я едва не выпустил рычаг из руки, от неожиданного рывка. Стасик подбежал к брату и с силой выкрутил мало;му за это ухо, осознавая всю опасность поступка брата, а тот, вырвавшись и отбежав ещё дальше, крикнул снова:
- Моё! Не отдам! Выкину! Не подходи!
Теперь оставалось кидать. Не гоняться же за ребёнком с гранатой на боевом взводе в руке!
Кидал я эту самую гранату раз пять. Тот, кто помнит, как впервые бросал боевую гранату, поймёт всю гамму чувств в этот момент, помнит то, как пальцы затекают и не хотят отпускать на волю потенциальную смерть. Я боялся того, что в момент броска, она, от масла и пота ладони, неудачно выскользнет, не долетев до цели. Собрался с духом. Мальчишки залегли в кювете. Убедился, что их осколками не прохватит, если что. Сам - скорее всего, успею забежать за дерево.
Бросок. Как и ожидал, скользкая дрянь, дзинькнув рычагом, полетела ниже той траектории, на которую рассчитывал. Я замер, забыв про то, что нужно бежать за дерево, лишь отсчитывая до пяти, как было выбито цифрой на взрывателе. Словно мячик, она пару раз скакнула по каменной кладке, и на счёт пять свалилась всё же по ту сторону от нас. Опомнившись, я в два прыжка спрятался за дерево. Семь. Тишина. Собираюсь уже высунуться, как слышу с содроганием земли, глухой хлопок, похожий на звук лопающейся об асфальт, со звоном, банки с помидорами, а следом - шуршание по листве, будто дождь пошёл. В нос ударяет туалетный запах. Смотрю на новенький сортир, окутанный небольшим облачком сизого дыма – стоит, только покосился чуток, а вокруг – всё покрыто содержимым выгребной ямы. И дорога, и листва дерева, и спины двух братьев, привставших со сморщенными физиономиями в кювете. Они, гадливо сняв с себя рубашки, понеслись домой мыться. Осторожно, чтобы не вляпаться сандалетом, выхожу из-под кроны защитившего меня дерева в своей белоснежной рубашке и песочного цвета брюках. Запах стоит – убийственный, и я, мягкой сапой, пока всё тихо, захожу в дом. Прикрываю окно, открываю свою математику. Не помню, чтобы когда-либо раньше или позже трудился с таким прилежанием над интегралами! Курить, на воздух не выходил, даже.
Постепенно с улицы начали доноситься возмущённые голоса женщин. Затем к ним стали примешиваться и мужские – дело к обеду, оно и понятно. Пошла явная ругань на Стасика и его брата. Я – сижу в своей комнате, решаю примеры, только уши пылают. Но, примерно через час дознания, пацанов «раскалывают», и с улицы зовут уже меня. Что ж, за свои поступки нужно отвечать, и уже понимая, что хорошим для меня это не закончится, иду сдаваться. Какая-то тётка в переднике и платке на голове, уперев руки в боки, говорит своим соседкам:
- Вот он, явился! Весь такой, чистенький!
При чём здесь это! Я же ГРАНАТУ взорвал! А они про - чистенький!
Знаешь, читатель, когда говорят, что в Севастополе живут совершенно особенные люди – верь этому! Это – так!
Меня со всех сторон обступили эмоциональные дамы, дородного телосложения и ругали, с общим смыслом за то, что вырос большой, а ума – не нажил! А я всё ожидал, что вот сейчас подъедет за мной милиция.
Наконец стали спрашивать про то, как всё было. Из множества реплик, до этого прозвучавших вокруг, я уже понял общую канву, изложенную Стасиком. По его версии, братишка нашёл на пустыре у кладбища гранату. Сами они взорвать побоялись и позвали меня, а я, не долго думая, взял, и швырнул её за стенку. Я эту версию и подтвердил. Посыпались восклицания про то, что мне, как любому нормальному человеку, следовало отнести гранату на пустырь, и уже там её взорвать, или, хотя бы, сперва посмотреть, куда кидать собираюсь. Мысль о сапёрах, к моему удивлению, никого даже не посетила, словно это была если не обыденная, то типичная бытовая ситуация! Мужчина спросил:
- Какая граната была?
- Ф-4. Ржавая. Когда у Стасика забирал, кольцо отвалилось – чека соржавела. Я и хотел на пустырь, но испугался, а что если и рычаг отвалится, незаметно, и она в руке взорвётся! Я и скомандовал им лечь в кювет, а сам уже за дерево спрятался. Я бы не успел до кювета!
- Всё, бабы! Ша! Следствие установило, что парень всё правильно сделал! Он же не знал, что там, за стенкой – полная выгребная яма! Эх, паря-паря! Ну, что теперь с тобой делать! Кинул бы с другой стороны от гальюна, и никто бы тебя не ругал! Ну, хоть прощения у баб попроси, что-ли!
- Ага! А мы всей улице варенье варили, компоты! Что теперь, на зиму без компота останемся?
- Да успокойтесь вы! Главное - пацаны целы, а вы - про варенье! – вступился всё тот же мужчина. Ну, с кем по первому разу не бывает!
До самого вечера соседки не могли успокоиться, и когда родители пришли с работы, ещё на дороге, принялись жаловаться им на меня, что их сын шелковицу испортил.
Отец, после, в нашей комнате, сказал возмущённо:
- Ты что! Под суд захотел?! И этой фразы, полной невысказанного укора, для меня было достаточно.
А ночью разверзся ливень, да такой, что до обеда следующего дня лило. Это – ракету запускали, вот к нам и пришло – сразу определили причину соседки. Шелковицу капитально промыло, да и запах с земли от всего непотребства почти пропал. Общественное мнение меня оправдало и испачканную шелковицу простило. Стасик и брат на пять дней были посажены матерью под домашний арест.
В сумерки вышел на крылечко, покурить. Увидел вернувшегося соседа, жестами подзывающего к себе. Вышел на улицу. Присели перед его калиткой на пустые деревянные ящики, я достал сигареты. Со смаком пустили дым «Золотого пляжа».
- Что тут случилось? Давай, рассказывай!
- Братишка Стасиков споткнулся о старую стяжку, колено расшиб. Пока мы поливали бетон – он взял и ломом долбанул, со злости. А там – эфка.
- Так и знал! И что?
- Подбежали, отняли у него, а он, придурок, нам на зло, взял, кольцо выдернул и выбросил.
- Ну, гвоздик бы вставил, или электрод! Все так делают!
- Ага, это у вас, в Севастополе, что ни шаг – мина или граната, а я впервые гранату без кольца держал! Сам, чуть не обсерился, когда он чеку выдернул!
- Это, да! Это наше поколение было привычное к таким игрушкам, а ваше уже необстрелянное.
- Ребята видели ещё чего?
- Ты про «арматуру» в старой стяжке?
- Ну, да. Я из-за неё и стал дорожку менять – вывожу понемногу, в горах прячу от таких балбесов.
- Зачем прячешь, а не закапываешь?
- А мало ли что! Жизнь - она непредсказуема! Пусть и без патронов, но если припрёт…
- А откуда они?
- После войны здесь этого добра навалом было. Винтовки, хоть и австрийские, а новенькие, целый ящик попался. Жалко выбросить. Ты бы выбросил, отдал?
- Нет.
- Ну, вот и я, нет. Так что успокойся, не шпион я. Значит про меня не стуканул Стасик?
- Нет. Придумал, что нашли на пустыре и сюда принесли.
- И что, где рванули её?
Я кивнул на сад за стенкой и ещё больше накренившуюся от ливня будку туалета. Гена, мой собеседник, от души рассмеялся, чем удивил меня.
- И что, прямо в яму попал? Класс! Ему давно следовало подбросить что-нибудь, за его характер! Жаль сам не догадался! Он-то не вонял на вас?
- Нет, вроде.
- Понятно… Тут у каждого, если копнуть, что-нибудь, да найдётся! Сразу после войны строились. Чего только не находили! Только одной арматуры от бомб сколько было! Да-а-а… Стасик. Вот, чертяка! Теперь я его должник, выходит! Ладно, есть у меня немецкий кортик, подарю ему. А ты что?
- Если честно, мечтал о люгере, но теперь, думаю, что лучше держаться от всего этого подальше. Патроны купить в Москве, на птичьем рынке, - не проблема, проблема после удержаться, и не попробовать пострелять.
- Да, это статья. Тут ты прав. Ну, что, студент, поможешь мне остальное просто залить бетоном, пока эти архаровцы снова не залезли? Хрен с ним, с этим барахлом! И шмайсер, и люгер похороню здесь. Всё равно патронов нет. Хватит вывозить и рисковать!
Мы работали до трёх утра, укладывая арматурную решётку поверх железа войны, напоследок едва подержав его, освобождённым от заводской упаковки, в руках, и хоть пощёлкав спусковыми крючками так ни разу и не выстрелившего оружия. А после, душа в себе жалость, совсем новенькие мечты любого пацана обрекли на гибель, заливая бетоном. Старая «арматура» становилась, наконец, арматурой по факту. Ночная работа никого из соседей не насторожила – в жарком климате многие бетон заливают после захода палящего солнца.
Проснулся в обед – мама трясла за нывшее от работы плечо, чтобы я посмотрел исторические кадры стыковки «Союза» с «Аполлоном». Какое ни есть, а – развлечение, поскольку и на меня был наложен трёхдневный домашний арест, и о нём родители уже сообщили женщинам, возмущённым моим проступком. Много позже я понял, что пряча меня с глаз невоздержанных на язык соседок, они стремились погасить всякое упоминание о происшествии, чтобы не дошли слухи до компетентных органов.
Этим летом, если получится, на пенсию, то съезжу в Севастополь, и кроме прочего, загляну, пожалуй, на ту улицу. Интересно, жива ли ещё шелковица, некогда столь щедро удобренная моей рукой.
Москва. 2019г.
Сашкина вечеря. 
