От парадиза шаг до передоза.
У наркомана вовсе нет судьбы.
Одна саднит реальности заноза:
Пойти зимой с лукошком по грибы.

Стоят повсюду снеговые горы,
Да волчьи очи в сумерках горят.
О где вы, золотые мухоморы?
Где голубых поганок стройный ряд?

На лбу лютуют синяки да шишки,
Один носок на зябнущей ноге...
Весь год - пора грибная у парнишки,
Зовёт на подвиг галлюциноген.

Его уход печальный - кто заметит -
Из света дня в полуночную тьму?
Один он в темноте, один на свете,
И будто бы не нужен никому.

Спасать людей участливо готовый,
Расчистив шапкой снеговой занос,
С ноги заводит "Яву" участковый,
Чтоб парень ненароком не замёрз.

Чем собирать в лесу гербарии,
Пойдём сегодня по грибы,
Как делают простые парии
На дне незначимой судьбы.
Вольготно им иметь сноровочку
Ходить по ельникам тишком,
Чтобы собрать на поллитровочку
Сырых лисичек мятый ком.
Нам о деньгах смешно загадывать,
У нас их не было и нет.
На дно корзиночки раскладывать
Мы будем Вечности портрет.
Вихрастый, с ушками-волнушками,
С маслятным взглядом карих глаз,
В которых чуждыми, ненужными
Глядятся беды прошлых нас.
С боровичком-курносым носиком
Близ подосиновичных губ.
Такой портрет холодной осенью
Озябшим людям всюду люб.
Смотри, в грибах какая силища -
Уже лукошко через край!
Мы сложим Вечность по осинничкам,
Как не сумел когда-то Кай.

Бабье лето - словно бы расплав
Застывает стонущим кристаллом,
Отразился мир в щемяще малом,
Паутинок нити распластав.

Словно солнце плачущей весны
Повернула камера обскура:
Так же стылым ветром сводит скулы,
Так же тени в небо влюблены,

Но вблизи - не майская жара,
Не садов цветение хмельное:
Бабье лето далеко от зноя,
Бывшего незыблемым вчера.

Там, за горизонтом, снег зимы,
Скачущие всадники метели,
И хмельная хвоя свежей ели,
Что с мороза в дом приносим мы.

Вроде бы к предзимью на путях
Вдосталь для души тепла и света,
Но снежинкой прожитого лета
Бронзовеет зябнущий сентябрь.

Кажется, Полетика сказал: В России от дурных мер, принимаемых правительством, есть спасение: дурное исполнение.
Петр Андреевич Вяземский

Во Франции нужно мужество, чтобы бороться, в России нужно мужество, чтобы жить.
Замечание одного французского путешественника ХХ века.

За каждою склянкою - лик знакомый,
С уродом в уродстве спорит урод.
Россия - кунсткамера беззаконий,
Немыслимо живших наоборот.

На кухнях едва ли о том раздастся
Скупой анекдот: "Ха-ха!" да "Хи-хи!"
Из цикла "чявой-то про Государство"*:
Низы не хотят, но могут верхи!

Вверху - кукловоды для кукол вуду,
Подобных не видывал Голливуд!
Законы, щемящие жизнь повсюду,
Едва ли читают те, что живут.

Хитро умножая число лишений,
В решающих сферах за клоном клон
Дробинками частных шальных решений
Прицельно палят в "основной закон".

А нам говорят, что считал Конфуций
(Не в самом начале, на склоне лет):
Прорехи из попранных Конституций -
В утробе тоннеля влекущий свет.

Как будто не Сталин - иные правят,
Но свет от законов так же сталист,
И новые склянки на полку ставят
С уродской ухмылкой адских столиц.

Мы против! - у урны честны и прямы,
Но точно за это - кума и кум!
И только у края расстрельной ямы
Трезвеет народный российский ум.

__________________________
*цитата из рассказов про "чудиков" Василия Шукшина

На конкурс http://litset.ru/publ/15-1-0-46033

В сентябре природа яркие билеты
Не за деньги - всюду даром раздаёт,
Чтобы люди посетили бабье лето,
Солнца лета недалёкий недолёт.

Поутру ещё не звонкие морозцы
Ярко-лиственные лужи серебрят,
А потом жемчужно-аспидные росы
Украшают сканью ризы сентября.

Не царит он над лесами и не правит -
Прикорнул на троне, тих и невысок.
Охладевшие лучи снежинки плавят,
Скупо брошенные небом на висок.

Он хранит каноны царственных традиций,
Красотой самодержавною томим,
А когда к полудню месяц пробудится,
Всех порадует цветастый яркий мим.

На конкурс http://litset.ru/publ/15-1-0-46033

Холодные на солнце нынче бабы -
Всё бабье лето - морось да мороз.
Была теплее сердцем даже Габи,
Влюбившись в герра Бользена всерьёз.

Она не знала то, что Бользен - Штрилиц,
Что Юстасом строчит шифровки в Центр,
И бабье лето в бабельсбергском стиле
Промчалось вдалеке от страстных сцен.

Остался Штрилиц твёрд, душой не плавясь,
Ходил в пальто и не рубил с плеча,
Лишь пуля, что внезапно принял Клаус,
Была как солнце лета горяча.

На конкурс http://litset.ru/publ/15-2-0-45878

То солнышком сожжённая,
То вымокшая в осень,
Без синей сливы жёлтая
Никак не плодоносит.

То утро в белом инее,
То ночь дождём грозится.
Без жёлтой сливы синяя
Скудна и неказиста.

Не так ли люди добрые
Бегут судьбы изгоя,
Не так ли людям дорого
Участие людское.

На конкурс http://litset.ru/publ/15-1-0-45878

Подобен сливе запотевшей
Остывшей осени бокал.
Сентябрь сизые бока
Листвой опавшей запотешил.
Повсюду яркий карнавал,
Засилье масок паутинных.
Ночной мороз в размокших глинах
Хрустальный сон наколдовал.
Довлеет бледно-сизый цвет
Осенне-зябкого тумана.
Туман в диковинные страны
Размытый устремляет след
По колеям дорожных складок,
По хрусталям застывших вод,
И цвета сливы небосвод
Слегка горчит, но больше сладок,

На конкурс http://litset.ru/publ/15-1-0-45878

По осени рассветы молчаливы,
Все голоса сентябрь унёс на юг.
В саду холодном свяли листья сливы,
Остался нам один печной уют,
Остались только отсветы отрады -
Смотреть, берестяной плетя букет,
Как огненные пляшут саламандры,
Отбрасывая тени на буфет,
Следить в окно сквозящие по кронам
Лучи лениво движимого дня,
Края которых ловит неуклонно
Широкая заката западня.
Не ждать зимы, не вспоминать о санках,
Поставленных в заснеженную клеть,
Шагая вдаль притихшими лесами,
О летней кутерьме не сожалеть.
Сквозь стёклышко заглядывать всё реже
Туда, где в дымке - детства острова,
И сливовое свежее варенье
С высокой полки редко доставать.

Когда из солнца оригами
Гвоздит росинками болото,
В тени раскинуты стихами
Тенёта.

Таинственный пронзая сумрак
В среде словарного компота,
Воображение рисует
Тенёта.

Скользнёт больная дрожь по коже,
Почудится вполоборота -
Ещё не тиражи, но всё же -
Тенёта.

Поэт бездумно привыкает
Вплетать то те, то эти ноты,
Бросая в мир дырявой тканью
Тенёта.

Ползут в словесные конструкты
Полуприличные остроты,
Чтобы умы ловили круто
Тенёта.

Слова - морских канатов хлеще,
Скрутить способны бегемота,
Но пусто на ветру трепещут
Тенёта.

На конкурс http://litset.ru/publ/15-1-0-45730

__________________________"А в Питере - пить!"
__________________________группа "Ленинград"

Я гид-стажёр, пока боюсь туристов,
Хотя красноречив, как Ив Кусто.
С утра подзарядившись у бариста,
А то и в баре тяпнув граммов сто,
На серый холст курортного сераля
Словесных красок нанося мазки,
Я памятником истины втираю
О видах и о таинствах морских.
Частенько стылым ветром сводит скулы,
Порой от чаек получаю в глаз...
О чудо! Эта дева отвернулась!
Ей стал неинтересен мой рассказ?
А вдруг моя словесная палитра
Скульптур недвижных трогает сердца?
Но нет. А просто принял я - поллитра,
Переборщив у стойки слегонца...
Напиться - вам не то, что обкуриться!
Эксперимент мой удался вполне!
Теперь я смел! Я не боюсь туристов!
Я точно знаю - истина в вине!



Вложенное письмо
Письмо с юга

Пишу с югов, вложил в письмишко фоточку.
На ней текущий отражён момент.
Начнёшь читать - прикрой плотнее форточку,
Чтобы не сдуло фотодокумент.
Я здесь сапсэм адын, как видишь, милая,
Тебе храню я верность до конца.
Здесь отдыхает Галатея стылая
И бродит по причалу Тень Отца.
Не беспокойся, коль дошло от Лешего,
Что в наш литературный пансион
Из Литсети толпой нахлынул бешеной
Неистовых вакханок пантеон.
Я к санаторным не стремлюсь развратницам,
Мне их шальные ласки не резон
Ловить душой, и потому по пятницам
Я одинок, как древний Робинзон.
Тружусь весь день. Далёк от праздной неги я,
Совсем чуть-чуть хлебнув аперитив,
Я с Галатеей обсуждаю Гегеля
И Канта-старика императив.
Пощусь. Брожу в глубоких думах берегом.
Качаю силы из из турецких бань.
Вернусь - отфеербашу всех соперников,
И станем шопенгаурить шампань!

На конкурс по картинке http://litset.ru/publ/15-1-0-45730

- Я, Зин, не тронут Галатеею,
И не смотрю на Афродит!
Ценю я марксову материю,
Что супротив меня сидит!
Ну что ты, Зин? А помнишь, Зин,
Тот антикварный магазин?
Из всех я выбрал образин
Твой образ, Зин!

- Эх, Вань, слова твои - окалина,
Твоя мечта - пивной ларёк!
Ведь ты совсем-совсем не каменный,
Да и от бронзы так далёк!
Послушай, Вань! Вот скульптор Клодт -
Тот суперменов выдаёт!
Не то, что твой пивной живот!
Ты понял? Вот!

- Ну что ты, Зин! Исправлюсь, веришь мне?
Во мне бурлит, как магма, страсть!
Полгода мы вязали веники,
Чтоб на юга с тобой попасть!
А ты вот нос воротишь, Зин!
Не вижу для того причин!
Я ж самый верный из мужчин!
Давай чин-чин!

- Послушай, Вань, какие веники!
Ведь у тебя зарплата - МРОТ!
Пора купить мне наколенники,
Чтобы не лапал местный сброд!
Ты снова с пивом - на диван,
А тут - как тут ко мне - Хуан!
И, представляешь, тоже пьян,
Дурной болван!

- Ну, Зин! Держись, шпана курортная!
Вблизи меня Хуаны - вздор!
Меня бодрит зарплата МРОТная,
Я стал силён, как Командор!
Сейчас хлебну ещё пивка,
И станет как кремень рука!
Дай срок, поправлюсь я слегка.
Пока-пока!

Купил милёнок Вася
Билеты в бизнес-классе.
И серебристый лайнер
На юг нас с ним отправил.

Василий на скамейке -
Что муэдзины в Мекке,
Лишь вышел с остановки,
Трендит без остановки:

- Гляди, какое диво! -
Не Жмеринка, Мальдивы!
А мне какое дело?
Я вся окаменела!

Домой вертаться надо:
Не политы томаты,
Несутся перепёлки
И ждёт морковь прополки.

Пускай мой муж ретиво
Дивится на Мальдивы,
Сижу я бронзы строже,
Мне Жмеринка дороже!

Город, проросший до неба домами,
Весь напоённый пустою заботой,
Сердце не радует полутонами,
Даже отдельною чистою нотой.

Вывески - словно в душе опечатки,
Полубританская полубредовость.
Курит старуха на детской площадке.
Видно, что старость старухе не в новость.

Люди не слышат её, а иные,
Мимоходящим блужданием живы,
Ловят в наушниках звёзд позывные,
Что вызывают простые позывы.

Правит зрачками житейская копоть,
Правит делами житейская скука.
Хочется небо согнуть и прихлопнуть,
Словно мертвящий экран ноутбука.

Есть присловье в русском мире,
Словно "дважды два четыре"
Должен с детства помнить всяк:
Я - начальник, ты - дурак!

В школе в крик орёт директор,
Бьёт по шапке многих ректор?
Знай, что люди - просто шлак!
Я - начальник, ты - дурак!

Власть вступает в мозг неспешно,
Но пленяет мозг кромешно,
Словно опиумный мак:
Я - начальник, ты - дурак!

Депутат всегда на пике,
Коротышка - а великий!
Македонский, не босяк!
Я - начальник, ты - дурак!

Выбирая депутата,
Жучит счётная палата.
Масса вбросов - це ж пустяк!
Он - начальник, ты - дурак!

Фирма веников не вяжет,
Лишь ворота дёгтем мажет.
Допустила фирма брак?
Я - начальник, ты - дурак!

На проспекте танки встали,
Гарь и копоть на металле.
Кто "герой" шальных атак?
Я - начальник, ты - дурак!

Потасовки людям любы,
Бьёт начальник прямо в зубы!
В суд потащат? Как не так!
Я - начальник, ты - дурак!

Век за веком по России
Сей закон лишает силы,
Мрёт повсюду тот же мрак:
Я - начальник, ты - дурак.

Я дождь люблю - он давний мой попутчик,
Куда бы, где бы, с кем бы я ни шёл.
Проспект вечерний пузырями вспучен,
Близ фонарей - дождинок ореол.

Иду один, и без зонта, представьте,
Я сам сроднился искренне с дождём.
А дома - что ж? Сушить у печки платье,
Смотреть в оконный узенький проём.

Спешит плащом укутанный прохожий,
Ему дождливый неприятен срок.
А я дождинки ощущаю кожей -
Повсюду я с дождём не одинок.

Он дарит миру сто рукопожатий,
Он поцелуев рассыпает дрожь,
И ты всё это примешь без проклятий,
Когда один ты под дождём идёшь.

В наших пределах не так, как в Европе -
Внутрь открывается всякая дверь.
Помнят они о Вселенском потопе,
Нам о снегах эта память - поверь!

Кружит над миром погод оригами.
Снега навалит - и ""Гитлер капут!" -
Если Европу завалит снегами,
Двери болезные не отопрут!

Мы же - сугробом припёртые сени
Быстро расчистим от снежной крупы,
И в полушубках пойдём в наступление -
Им разгребать водянистую пыль.

К воздуху - лысины, патлы и пейсы,
В помощь лопате - японская мать.
Помните только одно европейцы:
Русским под силу вас всех раскопать!

На Жёлтой реке желтолицых людей миллионы,
Вода в беспокойном потоке мутна и желта,
А ночью Луна через тучи стучит воспалённо,
Как будто цыплёнок, явившийся в свет из желтка.

Я так же стучал бы: "Впустите обратно в Россию!" -
Заклятие это в среде эмигрантов старо.
Но жёлтые руки теряют последние силы -
Не то что винтовку, не в силах сдержать и перо.

Я старый поэт, мне до неба осталось немного,
И жёлтые буквы дождями стекают в строке,
Чтоб кануть безвестно вдали от родного порога -
Близ хижины бедной на жёлтой реке Хуанхэ.

Я - сумасшедший художник Ван Гог,
Вот - многоцветной палитры итог:
Звёзды размерами с чайный набор,
Жёлтых подсолнухов вянущий хор,
Поле с воронами, стул, башмаки,
Жёлтых картофелин в смак едоки,
Жёлтый закат над пурпурной травой,
Ночью желтеющий дом угловой.
Череп-курильщик с натруженным лбом.
Сам я желтею в дымке голубом.
Если бы краска была бы одна,
Жёлтою краской была бы она,
И рисовал бы одно я и то ж:
Радостный праздничный солнечный дождь.
Жаль, чтобы вызвать душевный уют -
Краски единственной не выдают...

На конкурс "Жёлтые дожди" http://litset.ru/publ/15-1-0-45571

На жёстких листьях проступили вены,
Сквозь жёлтый абрис светится душа.
Ладони листьев ловят капли неба,
Срываясь вниз, за ними вниз спеша.

Так человек, от времени зависим,
С реальностью земной теряя связь,
В случайных снах, в старинных связках писем
Остатки жизни ловит, торопясь.

Светлы листы, немного их осталось
На обострённых кончиках ветвей.
Осенний день напоминает старость,
Но с листопадом лес ещё светлей.

Земные обнажились параллели,
Открылась детских прописей тетрадь.
Пройдём по светом устланным аллеям,
Былую жизнь спеша перелистать.

Теперь душа отчаянно готова,
За светлый дар приемля каждый миг,
Хотя б одно единственное слово
Вписать прилежно в жизни черновик.

Не всем на свете сладок мёд.
Когда сосед ваш - шизофреник,
И пчёлок злых пускает в лёт
Тишком не только ради денег,
Вы понимаете меня!

Что на распутье древний витязь,
Такую "пасеку" кляня,
Законом вы не оградитесь!

Закона нет, но есть "проект",
Давно замшелый с "девяностых",
На подлеца управы нет,
Коль совесть вышла "не по ГОСТу".
Не снять следы пчелиных ран
У эскулапов беззаботных,
И скажет полицейский вам:
"Таких домашних нет животных!"

Иной решает: "Отравлю!
Спасусь хотя бы на полгода!"

К чему пчелиную семью
мешать с семьёю "пчеловода"?
Дурную блажь, ядрёна вошь,
Творят - духовные кастраты
Из нас, людей.
А пчёлы - что ж?
Они ни в чём не виноваты!

Они от дыма дымаря
Летят, что злобные горгульи,
Укусы путникам "даря".

Большие, маленькие ульи
В садах и огородах сёл
Держите, джентльмены, леди,
Но не натравливайте пчёл
Заместо мопса на соседей.

Ненастно за окном, но вечная природа
Нетронутой хранит свою святую суть.
Отобразился мир в тягучей капле мёда,
И солнце было в нём, и горечи чуть-чуть.

Давно истёрлось в пыль крыло пчелы рабочей,
Что вкус тот донесла с полей до наших губ,
Прохладней стали дни и сумрачнее ночи,
И в улье под дождём притих пчелиный клуб.

Так сердце устаёт от летнего полёта,
Приземлено дождём и медленней стучит,
Но в малой капле дум сердечная работа
То сладостью поит, то горечью горчит.

Храним скрижалью сот круговорот природы,
За слякотью зимы весенний дождь польёт,
И новая пчела, не помня непогоды,
Премудро повторит тягучий терпкий мёд.

На конкурс http://litset.ru/publ/15-1-0-45078

Вчера соображали на троих,
Традицию блю-ли: ходили в баню.
Немного рассуждали про слоних.
В итоге получается забавно:

Проснулся утром - и себе не рад!
Какой-то рой шмелиных наваждений!
Не Павлика услали в Ленинград,
Услался почему-то я, Евгений...

Такая ироничная судьба!
В башке звенит - как будто дали битой...
Хотели Мишка с Сашей брить себя,
Но почему-то я один побритый...

Явилась тётка, злая, как пила!
Из чайника слегка облила сзади.
Когда штаны мои она нашла,
Представилась тогда: шмелиха Надя.

Из-за чего случился перелёт?
Я к зеркалу пробрался... мама мия!
А под крылом тихонечко поёт
Зелёное... похожее на змия...

В век повальный Интернета
нас, поэтов, развелось!
Есть у каждого поэта
и восторженность, и злость.

Всё поэты чуйкой чуют,
чуют чуйкою, о да!
И врачуют, и бичуют,
и линчуют иногда.

Но поэзия - пустое!
Как горланили они
в дни репрессий, в дни застоя
или в оттепели дни!

А теперь - иное дело.
Менестрель толпе не мил.
Муть поэзии осела
на литсайтах в плотный ил.

Как умом поэт ни правит -
человеку средних лет
ни зарплату не прибавит,
ни потенции поэт.

Клич: "Карету мне, карету!" -
стих в болоте тишины,
и народу до поэтов -
как забору до Луны.

Как-то мы живём дебело,
тонус наш не напряжён:
одиванив наше тело
мы не лезем на рожон.

Там, где в бронзе Маяковский,
или Пушкин - честный кент,
мы не лезем с рожей плоской
повисеть на монумент.

Все теперь не ходют строем -
покопаться бы в белье.
В шейкер оттепель с застоем
льёт ригидный сомелье.

Ставят в грех дыру в карманах,
обсмеяли честный труд,
и висящих на титанах
за титанов не почтут.

Прочь тоску! Вперёд и с песней!
С песнею вперёд, о, йес! -
и вернутся дни репрессий,
чтобы вновь поэт воскрес!

Горизонты жизни жалки,
мимо - клотик корабля!
До размеров коммуналки
сжалась бренная Земля.

Современного Колумба
ждёт везде одно и то ж:
банк с аптекой, бар и клумба,
магазин мехов и кож.

Все истории прикрасы
может видеть ротозей:
здесь индейцы, папуасы -
только чучела в музей.

В городах везде сегодня -
скуки праздничный изъян,
он гнусит из преисподней:
"Пиво-девочки-кальян!"

Вэлком, волоком и волком,
двуедино - эльф и орк,
он глядит кавказским оком
под бейсболкою "Нью-Йорк".

В здешнем пёстром маскараде
все смешались заодно.
Поработаем в Канаде -
смотрим в Швеции кино,

и, по Родине рыдая,
прямиком - в родную неть,
на возвышенность Валдая -
в колокольчики звенеть.

Но повсюду здесь, повсюду
мы лазейку в небе зрим,
чтоб оправдывать Иуду
и себя напару с ним.

Вперемешку смотрим сами,
да и детям - а-та-та! -
с биржевыми новостями
на распятого Христа.

Поминутно жадность Креза
порываемся включить,
но вискозу от аскезы
не умеем различить.

Веря только в эту зримость
марок, тугриков и лир,
мы раскачиваем примус
и воюем за сортир.

Эти смежные квартиры
до смешного нам тесны.
Утром очередь к сортиру
занимает вдоль стены

бельевая коммуналка.
Чад и запах потных тел.
Коммуналки нам не жалко,
лишь бы примус не сгорел.

В наших стихах - заката рыбная снулость,
В наших словах - летаргии подспудный гнёт.
Если твоя душа не перевернулась,
То и другой она не перевернёт.

Так для чего по-прежнему аккуратно,
Слово кладя кирпичиком к кирпичу,
Вновь воздвигать высокие зиккураты,
Те, что одним поэтищам по плечу?

Не подвести заблудшего к аналою,
Разве стяжать толпы благодарный визг:
Красное солнце кровавою головою
По зиккуратовым рёбрам катится вниз.

Не привыкать совершать за требою требу,
Громко камлать в столбах затменной пыльцы,
Но безответно и глухо к зовущим небо:
Мы не пророки Всевышнего, но жрецы.

Нам и святилище - словно казан для плова,
Как шелуха, не как живое зерно
Жертвой бесславия падает наше слово,
Если для славы безумно вознесено.

Я день вчерашний занавесил прошлым.
Воспоминаний он напрасно ждёт.
Каким он был - плохим или хорошим,
Припомню я едва ли через год.

А что в нём было? Шёпоту и крику
Едва ли вверишь повседневный быт.
Ходил в лесок по ягоду чернику.
Припоминал соседский ком обид.

Прикидывал, как крышу перекрою.
Сжигал в печи чужие адреса
И брату в Таллин, близкому по крови,
Как прежде, собирался написать.

Потом смеркалось. Поливая грядки,
Выуживая мушек из ведра,
О завтрашнем я думал распорядке,
Уже не вспоминая о "вчера".

Как много дней таких, почти не бывших,
Но все они и образуют жизнь,
От тех, вчерашних, до совсем давнишних
Забытые без ропота и лжи.

Перепутано былинками и снами,
Словно нитями травинок муравейник,
Наше прошлое взрослеет вместе с нами,
Наше прошлое взрослеет не мгновенно.
По песчинке из текущей колбы в колбу
Наше прошлое нанизывает время.
Незнакомое становится знакомым,
И становится незыблемое - бренным.
Жизнь конечна. Вот бы вспомнить - и ожить бы,
Пробежать назад былыми временами.
Там, за смертью, немудрёные пожитки -
Только вверенный багаж воспоминаний.
Просто нужно быть уверенным, что можно
Проносить с собою детство, юность, зрелость.
Лишь беспамятства не выпустит таможня,
Как бы этого порою ни хотелось.

Послушайте, Кассандры и Сивиллы,
Сколь слух у нас критический остёр! -
Поэткам так инверсии немилы,
Что все бы побросали на костёр!

За их спиною светит наше Солнце,
Встаёт горою Пушкин - наше всё!
И трепетно подмышкою несётся
Сафьянный томик с виршами Басё.

Ну что ж Басё и Пушкин? Великаны!
Не нам, ничтожным карликам, чета.
Но разве только нами помыкает
Убогость рифм и мысли нищета?

Проруха есть и лире сладкострунной.
Как будто бы взойдя на эшафот,
Старик, покорный одному Перуну,
В инверсии немыслимой живёт.

Научили не думать, не помнить, не верить,
Не желать, но мечтать, не любить, но страдать.
Отворили засовы, и жадная челядь
По гнилым закуткам разнесла благодать.
Редко-редко во встречном лице узнаётся,
И всё реже пути нам спешит освещать
Непричастная скверне печать благородства,
Драгоценного духа земная печать.
Нам истории лгут об истории здешней -
Хамовато, лукаво, с вальяжной ленцой.
То ли ад наш святой, то ли рай наш кромешный -
Век ушедший едва ли откроет лицо.
А в грядущем без прошлого - как осмотреться?
Оскользнуться велит всевеликая ложь.
Говорят, что моление - верное средство,
Но едва ли прилежным его назовёшь.
И, как будто к спасению Богом влекомы,
Проживая часы безрассудного дня,
Мы не в силах проникнуть за плоскость иконы,
Антикварной ценою святое ценя.

Живу вторую половину жизни,
О первой вспоминая иногда.
Я тех воспоминаний не отдам
Ни ропоту души, ни укоризне.
Они во мне опорой стержневой
Спасают от напора лет летящих.
В них много есть событий настоящих,
И их переживая, я живой.
Ведь человек без прошлого в себе -
Восторгов чужд, в постыдном не повинный, -
Что дерево с гнилою сердцевиной,
Что пустота цыганская в серьге.

От полдня до вечера плавит жара
Дороги, деревья, мосты, веера,
И ум расплавляет в текучую ртуть,
И сердце, растаяв, сочится сквозь грудь.
Но темень сгустится - другая игра
Небесный чертог пробуждает: пора!
Нам ночь предстаёт несказанно иной,
И полнится небо кровавой Луной.
А там, неожиданно близкий для нас,
С Луною поспорит в кровавости Марс,
Как будто сквозь клетку грудную небес
К нам сердце Вселенское выдавил пресс
То каплей, то целым кровавым пятном,
И думает каждый поэт об одном:
Не так уж нам доля земная трудна,
Ведь доли небесной - лишь доля она.

Фрактальная поэзия

Есть у сердца жизнь иная,
Словно к озеру по сходням
Утром спустишься внезапно -
Дали тихие чисты.
Я "вчера" припоминаю,
Как не бывшее сегодня,
И как будущее завтра,
Ореол моей мечты.

Есть у сердца жизнь иная,
Не открытая для внешних,
Не знакомая для ближних,
Для далёких голосов.
Различаю имена я,
Словно в сумрачный орешник,
Что укрыт от взглядов лишних,
Свет струится полосой.

Словно к озеру по сходням
Пробежишь - и волны тихо
Разбегутся, отразятся
От незримых берегов,
Отзовутся чем-то сходным,
Сердцу памятным мотивом -
К нотам хочется прижаться,
К ним душой припасть готов.

Утром спустишься внезапно -
Белокрыло, словно ангел,
В ризах раннего тумана,
Никому в тиши не зрим.
Ни тревоги, ни азарта,
Но, разбив шатровый лагерь
На холмах былых желаний,
В сердце зреет новый Рим.

Я "вчера" припоминаю,
Сознавая, как далёко
Унеслась былая юность.
Город-Китеж, ты ли тут?
У воды хожу по краю,
По клинку земного срока,
И скользят мальками в луны
Орды прожитых минут.

Как не бывшее сегодня
От тоски сожмётся сердце,
Но минутные паяцы
Не развеют тишины.
И как будущее завтра -
Тот костёр, где всем согреться,
Тот очаг, где всем обняться,
Где моих мечтаний сны.

Фрактал

Дали тихие чисты -
Ореол моей мечты.
Для далёких голосов
Свет струится полосой
От незримых берегов -
К ним душой припасть готов.
Никому в тиши не зрим,
В сердце зреет новый Рим:
Город-Китеж - ты ли тут?
Орды прожитых минут
Не развеют тишины,
Где моих мечтаний сны.

Я прописан в Нубистане
В доме с номером "Вчера".
На небесном кабестане
Сохнут тучи-леера.
Я отчасти настоящий,
А отчасти - как фальшборт,
С ремеслом - назадсмотрящий,
Если жить наоборот.
Я - не Я в любое время,
Устремлённое туда,
Где росток стремится в семя,
Снизу вверх течёт вода.
Но для вас, гостей печальных
Из текущих к смерти стран,
В отражениях зеркальных
Есть привычный Нубистан.
Там убитые солдаты
Не выплёвывают пуль,
И не скажут бюрократы,
Что за августом - июль...

Вчера вчерне, сегодня набело,
Что наболело, налегло,
В лекало вечера влекло
Вопросом будничным "А надо ли?" -
Кристаллизовано в стихи.
Срослись неправильно пиррихии,
Инверсии роятся тихие,
То от станка, то от сохи.
Я томик будничный беру
Поэта ленинца, стахановца -
Как будто половца и хановца
Клинки, нарытые в яру.
Мне непонятна эта ржавь,
Витиеватость диких надписей,
На рукоятях сколы затесей
Едва ль прочту, ладонью сжав.
Но время - краткий часовой
У врат эпох. Они проносятся,
Что вдоль дорог чересполосица
Полей, лесов, мостов с рекой.
Моё "сегодня" во "вчера"
Перетекает столь же буднично,
А хамский слог, по слову Бунина,
Не свеян ветрами с чела.
Входя пером в виражный раж,
Былинные минуя тоники,
Не свитки нам важны, а томики,
Не голос неба, а тираж.
И мы несём такой же бред,
В грядущем предлагая прописи
То от салона, то от офиса,
В которых вечных смыслов нет.
Стихи - объект постыдных нужд,
Сей звук - занудное пиликанье
Инверсий новых и пиррихиев,
Кому-то будет так же чужд.

Подайте мой волшебный порошок,
Чтоб залечить им постояльцев раны!
В гостинице "Всё будет хорошо!" -
Прокисший суп, сквозняк и тараканы.

Мешает ложкой детский творожок
Дежурная по боксу баба Глаша,
Но буквами "Всё будет хорошо!"
Прохладный вечер буднично украшен.

Вокруг район, что скукой заражён,
В забытый рай заржавленных калиток.
Нам говорит: "Всё будет хорошо!"
С экрана всем приевшийся политик.

Сварю-ка я себе яйцо-пашот,
К сухому хлебу сыр в печи приплавлю,
И мантрою "Всё будет хорошо!"
Боль скорлупы пробитую приправлю.

Над толщей тьмы - сияющий вершок,
Сияющие вечные оковы.
Нам верится: всё будет хорошо,
И даже без дорожки порошковой...

Из конкурса Странные Танцы-104 http://litset.ru/publ/68-1-0-44297
Дублирую для конкурса http://litset.ru/publ/15-1-0-44826

Беда ли, что мы не в финале,
А в четвертьфинале, не дале?
Беда ли, что били пенальти
Не так, чтобы выбить медали?

Бразилия - то же в футболе,
Что в зимнем хоккее - Канада.
Они фавориты - не боле.
А наши? А наши - команда.

Мне почему-то быт америкосов
Напоминает каждый абрикос,
И в каждом из холёных абрикосов
Самодовольно слышится: "Because!"

А быт соседа, сослуживца, брата
Напоминает вязкую хурму,
До косточки прескользкой жидковато
В нас слышится сплошное "Почему?"

Что здоровей: ответы иль вопросы?
Приходит смерть, и правда жизни - с ней:
Когда гниют до сердца абрикосы,
Моя хурма становится вкусней.

Создатель мира, содержащий космос,
Всему дающий ноту и мотив,
Благослови шершавость абрикосов
И гладкость запотевших слив.

Преднанося на строки нотоносца
Столпы аккордов, паузы потерь,
Благослови всех тех, кто не вернётся,
И тех, кто вновь откроет дверь.

Благослови и нефы, и нервюры,
И купола, и монотонность стен,
И линию, и чёрточку гравюры,
Покой и жажду перемен.

Не различай среди земных портретов,
Где молятся чужие, где свои,
И худшего из пишущих поэтов
За честность чувств благослови.

"Это, верно, кости гложет
Красногубый вурдалак!"
А.С.Пушкин

Облигации займа в стол убери,
позабудь, как ненужный теперь протез.
До того распотешились упыри,
Что гротеском не кажется их гротеск.
При посредстве мачете или катан
всё решают, бессонно судьбы верша,
как бы выцедить крови твоей стакан,
подковавший блоху лесковский Левша.
Речи сладки, и руки у них теплы.
Если сразу струёю - едва ль отдаст.
Но по капле не больно, терпи, терпи,
да и помни, что тело твоё - балласт.
Ты - балласт, как и прежде - электорат,
как и прежде - на просеке зябкой зек.
Ты во всём, во всём, во всём виноват,
пригвождённый к безвременью человек.
Ты - лишь пища для сильных стальных зубов,
как ядущего ядами ни трави.
И какая тебе семья и любовь,
если мерят могилой годы твои?
Расправляются крылья нетопыря,
для того, кто устал, предначертан путь:
упыри подрастят своих упырят,
чтобы к детям твоим за тобой прильнуть.
Утекает ли мозг, выедают мозг -
приближаются вновь, опять и опять.
Наведён упырят заграничный лоск
для того, чтобы смердами управлять,
для того, чтобы впрок наводить тоску,
от которой у многих в глазах першит.
У обученных грёзам in English school
нет жемчужных находок in Russian shit.
Возвращаются вспять на насесты крыш,
как горгульи поверив, войдя в тираж,
в то, что бес на волне неизменно рыж,
в то, что кровушки выпить - весёлый раж.
Пробуждайся от сна, воздвигай редут,
против подлости к подвигу будь готов:
упыри на приступ сердца идут,
чтобы скинуть умершего со счетов.
Не поможет от приступа аспирин,
изначально известен один рандом:
англичанина пьяного - в пух перин,
а Левшу, как положено - в съезжий дом.

...опыт борьбы с удушьем
Иосиф Бродский

Времена не выбирают...
Александр Кушнер

Нет дыма без огня
пословица


Задыхаюсь как рыба на берегу,
Словно дайвер, что выдышал кислород.
Есть земля, без которой жить не могу.
Есть эпоха, с которой - наоборот.
У земли моей солнечность и простор,
В ней высокое небо не знает дна.
У эпохи же хватит ночных костров,
На которых сжигается солнце дня.
Совершается явно ли, в полутьме
Через Красное море кровей - Песах.
Завещала пустыня тебе и мне
Быть песчинкой у времени на весах.
Для кого-то откроется дверь, скажи,
За которой - не долгий полураспад
Разбитной пропаганды и серой лжи,
А исполненный радостей райский сад?
Ветер Вечности веет, взметая прах,
Наметая на плечи мои века.
Нету щёлки в безвременьях-временах,
Где бы мог я укрыться от сквозняка.
Лишь покажется - горя окончен срок,
И на злую судьбину грешно пенять, -
В опустевшую колбу часов песок
Перевёрнутой струйкой бежит опять.
В закольцованном мире не сжечь мосты.
Убегает воронкой времён наплыв.
Зажигает эпоха свои костры,
Тычет факелом слепо, глаза закрыв.
Осыпается искрами мишура
Отражаясь в миражной глухой воде.
На плакатах обманутого вчера
Поджигается солнце моих надежд.
Поджигается, режется без ножа,
Раздаётся втихую из-под полы.
Жаль, не ловятся воры, где жжёт пожар,
Где и тени времён от золы белы.
Дым Отчества - всюду, где есть огонь,
Но во время пожара не сладок дым.
Время - только игрушка в руках богов,
Что стирает и капища им самим.

На моей стене абрис Косово
проступил с утра абрикосово.
Нестираемо, несмываемо,
Нестихаемо, неспиваемо.
Там теперь не поют - слышал точно я,
Песни сербские, песни сочные,
Худосочные, словно косточки
Недозревшей в срок абрикосочки.
Ходят тенями по застению,
Тишиной подобны растению.
Руки-ноги как ветви тонкие
Утонули в молчания топкие.
Мы ведь тоже - собою не узнаны,
Не поём давно песни русские,
И никем мы о том не спрошены,
Словно тени, на стены брошены.
С девяносто девятого, клятого,
У сестры ли моей, у брата ли -
Всюду косвенно, прямо ли, косо ли -
На душе цветёт абрис Косово.

Как сенокос - так мочит сено дождиком.
Встают стадами скирды за холмом.
Но старикам отрада в том, что дожили -
Научат сено ворошить с умом.
Назавтра вёдро не ищите в Яндексе -
Наш ветеран, не глядя на восток,
Определит восход в закатном яблочке
Верней, чем ворошиловский стрелок.
Он кое в чём умней, пожалуй, Пушкина.
Он не поэт - какого вам рожна! -
Но скажет, где, когда копна распущена
Для пущей сушки сена быть должна!
Важнее для него, чем Троя Шлимана -
Подсушенных валков супрематизм,
А предсказать до дрожи дни дождливые
Ему поможет верный ревматизм.

Молодое лето, что юность - безумству радо!
Через лужи вприскочку по краю сада,
По тропинке скользкой, в ручьях и бликах,
В земляниках, осотах и повиликах.
Нет ещё поцелуев - одни оглядки,
Сердцевины цветов недоступно сладки,
В них ещё не плоды, но едва касаясь
Ожиданий любви, проступила завязь.
Не страшны им от лета ветра да грозы,
А страшны - на короткий часок морозы.
Так, расцветши в жестокий срок недолетья,
Опадают увянувшие соцветья.

Опять к исходу лета сны -
В пространстве-времени прореха:
Восход оранжевой Луны,
Прозрачность и далёкость эха.
Крупней и тягостней роса
Прогнула нити паутины,
Слегли лучи и голоса
Под георгинные куртины.
Устал в тростинках ветра свист
Нам повторять азы Вселенной,
А самый первый жёлтый лист -
Что осени военнопленный.
Мне бремя августа невмочь,
Он - плод, надтреснутый от ливней.
Чернильно наплывает ночь
Сквозь вечер стылый и недлинный.
На плечи ластится туман
Сырым и зябким покрывалом.
Нам мнится признаком ума -
Уметь довольствоваться малым.
Всё сведено на "эйн-цвей-дрей":
Охапка дров, жерло камина
И обжигающий глинтвейн
С дарящей мины ноткой тмина.

Там никогда не знали полнолуния,
Там хор холодный водянистых струн,
Там жизнь темна, неспешная, нешумная,
Подобная загадке мшистых рун.
Там - кто кого - светящейся удой ища,
На жертву разевая острый рот,
Переползают гады и чудовища
Под арками базальтовых ворот,
А замок тёмный маленькими башнями
Напоминает мрачный замок Ив,
Их водрузил вулкан, камнями кашляя,
Лепя к наплыву лавному наплыв.
И может только существо наивное
Увериться в беспечности сполна,
Что в темноте нас ожидает дивная
Сияющая полная луна.

Гарсон! Во мне с раздвоенностью уния,
На двести унций странностей со мною!
Налейте мне пол-пинты полнолуния,
И дайте на закуску паранойю!

Неизмеримо чуждые евгеники,
В небытие упёртые заклято,
Вокруг лакают ветер шизофреники
Из льдистых кружек пенного заката.

Размытый в эха плавающих отзвуках,
Как пруд хоронит отблески трясиной,
Печеньку солнца точит кто-то розовый
Губой маниакально-депрессивной.

Вальхалла облюбована норманнами
Они друг другу вилкой колют очи.
В меню все звёзды схаваны гурманами,
Но землю жрать, увы, никто не хочет.

Что ни лицо - так отдыхает Крамаров!
Всё подметут, что на столах - а как же!
Та верно, что явилась в перьях траурных
И в кольцах узких - землю и закажет!

Бывает так, что ночной долиной
Идёшь - никого вокруг,
А тени сплетаются сетью длинной,
В тенётах держа испуг.
Но сердце не дрогнет, в тиши окрестной -
Ни ведьмы, ни упыря.
Лишь древо сухое, что перст небесный,
Торопит: "Пора! Пора!"
Признайся, нам было бы одиноко,
И путь наш был бы уныл,
Когда бы не ночи вечное око,
Врезное око луны.
То полностью скрыто под тёмным веком,
Усталый тая укор,
То вдруг открывается миру веще
И смотрит в душу в упор.
И будто яснее тропинки ночи,
Юнец ты или старик,
Призыв полнолуния - одиночеств
Окалину растворить,
Найти и найтись, попутчика встретить,
И, если ты встрече рад,
Качнувшись от жизни, пошлёт за смертью
Луны отстранённый взгляд.

Пить у экрана пиво - стоит труда?
Предупредите всех об этом заранее!
Что же вы хаете сборную, господа,
Если Корея обыгрывает Германию?

Перед мячом и воротами все равны.
Полно бухтеть, что сильно просели сзади мы.
Всюду вынашивать радость своей страны
Вы поучитесь, пожалуйста, у Исландии!

Глянуть бы в вас самих - сгореть от стыда!
Сгрудились вы во вратарской невнятной кашею.
Дело ведь не в футболе, да, господа,
Дело совсем в другом, понятном не каждому!

Иных обабили,
Иных ограбили,
И в горло ражее
Об этом ржут.
Когда же кончится -
Вернутся отчества,
И даты важные,
А им - капут!

Сидят на креслицах -
Едва не теснули,
А рожи постные -
Давай, жалей!
Их объяснялово -
Как жить без малого
На цифру скромную
Да шесть нулей.

В карман не зА словом -
Нагайкой затхлою,
Подымут радостно:
А вот - кому?
Для тризны, пира ли -
Могилу вырыли,
Мигают гражданам:
"По одному!"

А ведь и точно им
Крестом да прочерком
По одиночке мы
Не заградим
Пути широкого,
Ключа глубокого,
Шагая ощупью,
Один в один.

На дно с покрышкою,
На нары с вышкою
Для нас позволили
Иметь права.
А эта братия
Вокруг распятия -
В тюрьме, на воле ли -
Всегда права.