на конкурс Седьмая пятница-258 http://litset.ru/publ/15-1-0-44252

До будущего, бывшего потом,
До всякого завета и закона
Вселенная натянута холстом,
Упругая и тихая до звона.

Холстинная нетронутая суть,
Которой нет глубиннее и ближе.
За яркость красок сложно заглянуть,
Закрыв глаза и сердце обездвижив.

Мы заняты хорошим и плохим,
Добро и зло так смутно различая,
Наш ум берёт то кисть, то мастихин,
На свет и тень пространство размечая.

То мягкость трав, то острие меча,
Палитры шаг меж золотым и белым -
Во всём сквозит натурщица-душа,
На краткость жизни связанная с телом.

http://litset.ru/publ/15-1-0-36336

Он плотен изнутри, никто в нём не живёт,
Ни короли, ни принцы, ни принцессы,
Не лает пёс, аббат не служит мессы,
Не грезит о драконах Ланселот.

В нём жизнь — песок, сплочённым и сырым
До времени он башни образует,
Но, высыхая, он благоразумен —
Он сыплется, он тает, словно дым.

Никчёмный дом, он сам идёт на слом —
Сперва на треть, потом наполовину,
Через часов песочных горловину
Проходит, не страдая о былом.

Он снова с побережьем растворён
Для будущих песочных инкарнаций
Без бурных битв, без месс, без коронаций —
Лишь видимость забрал, тиар, корон...

Спешим у времени по следу,
Вдохнув и выдохнув едва.
Поспешно комкает Победу
Корреспондентская братва.
А память - не в словах спешащих,
Когда у тех, кто прошлым горд,
Воспоминания не чаще,
Чем раз в полгода или год.
Не в форме воинской винтажной,
С военной схожею почти.
Она в готовности вот так же
Без рассуждений в бой пойти,
Свои проблемы забывая,
Стоять две смены у станка.
Такая память в нас живая
Ужель по-прежнему крепка?
Без дум: а вспомнят ли потомки,
Найдёт ли монументов медь,
Одной страной в одном потоке
Одно на памяти иметь:
Готовность выполнить работу,
Пройти и воду, и огонь.
Для сердца, по большому счёту,
И нету памяти другой.

О войне который год не говорят.
Осыпь сгладила окопы, в чём резон -
Отыскать тела неприбранных солдат?
Омывается закатом горизонт.

Окариною седого камыша
Опевает ветер вывернутый дзот.
Осекается дыханием душа.
Омывается закатом горизонт.

Острой бритвой в сердце память полоснёт.
Опростил округу дачников музон.
О войне поля молчат который год.
Омывается закатом горизонт.

Давно уж там, где рыли окопы,
стоят душистого сена копны.
Гуляет там молодёжь иная,
войны прошедшей не вспоминая.
Там ухает не партизан, а филин
натуральный, и если фильмы
приедут снимать, год от года лживей
выводят героев, что прежде жили.
Расписывают лихую годину
как комедию, и не дивно,
коль консультанты там генералы,
что в сорок первом видели шпалы
где-нибудь при далёком штабе,
а вовсе не там, где штабель на штабель
ложились трупы, где у железки
взрыв громыхал, могучий и резкий,
и где от крови слипались веки
у юного окруженца-калеки.

Долгий век агиток гоношистых,
Братских неухоженных могил.
- Дед, а дед! А ты убил фашиста?
- Может статься, внучек, что убил.
Что сказать? Хотя бывало страшно,
Шли гуртом за Родину вперёд.
А убил ли - даже в рукопашной
Кто его, фашиста, разберёт?
Может он, рукой зажавши рану,
Жизнь свою от смерти уберёг
И назад к своей вернулся фрау
В сказочный фахтверковый мирок,
Может статься. А война не сказка,
Убивали, внучек, и меня.
"Мосинка" в руках, шинель да каска -
Вот и вся нехитрая броня.
А снаружи - ужас артобстрела,
Да под танком узенький окоп.
Пуля, что пропела - мимо тела.
Молчалива та, что целит в лоб.
Убивать нетрудно там решиться,
Враг в прицеле - он не человек.
Если снайпер - доведи фашиста
До последней дырки в голове.
Ну, а мы - обычная пехота,
Та царица-матушка полей,
Что убитым не имела счёта,
Хоть жалей о том, хоть не жалей.
Смерть на фронте мелет шибче мельниц.
Человек, что мною ранен был,
Может быть, фашиста этот немец
Через годы сам в себе убил.
Лишь бы жить от той напасти чисто,
Лишь бы людям, что ни говори,
Не пришлось бы убивать фашиста
Ни снаружи, внучек, ни внутри.

Дремлют мечты на тарелочке с комплексным ужином.
Тонут в помоях пучки гениальных идей.

Не потому ли ты, Господи, держишь нас впроголодь

Ира Сон "Философское" http://litset.ru/publ/1-1-0-33142

Обеденный перерыв

Мне надоело мечты в огороде выращивать,
чтобы философов чистым продуктом кормить.
Мне надоело в газетку пучки заворачивать
свежих идей (их не так уж и много, поймите!)

Ну, неужели повсюду дары эти бросовы?
Хвать - и в помои! Какой нелюбезный итог!
Я перестал вас кормить, философские особи!
Лучше идите-ка в бизнес!
_______________________Вас любящий Бог.

Овдовевший король, улыбаясь нечищеной гнилью,
Поспешил на банкет. Там проводится кастинг принцесс.

Мрачный шут избивает впустую ворота конюшни...
…Он вернётся на бал, пряча тонкий стилет в рукаве…

Ира Сон "Королева мертва!" http://litset.ru/publ/66-1-0-21132

Королю пятьдесят!

Зомбоящик протух. От экрана повеяло гнилью.
Раскроил бы его, если только имел бы кастет!
Всей семье ввечеру показали какого-то Филю,
тот Филипп закатил на экране тошнотный банкет.

Я смотрел на экран, и в бессильной и яростной злобе
размышлял о подложных, повсюду гнилых королях.
Этот кастинг принцесс - просто писк поколения зомби!
А какая вонища царит на чудесных полях!

То миазмят "Аншлаги", то ядами трупа отравлен,
разлагаемый зал Петросяну гундосит: "Виват!",
то Жирков забивает впустую в конюшню "Макларен",
а в ворота продолжит косить, не сумев забивать!

Сколько кастингов в жизнь и банкетов ненужных впустили!
Словно Авгий в конюшню - дерьма до скончания лет...
"Королю пятьдесят!" "Он икона эстрадного стиля!"...
Всё! Куплю пистолет! Ну, как минимум - тонкий стилет!

Буду мрачных шутов вырезать из программ в настоящем,
демонических личностей, злых шуткарей и мазил!
Я на всех их забью! Чтобы гнилостный тот зомбоящик
королевским банкетом под вечер меня не грузил!

Так получилось, что в этом семействе
больше в ходу ножи.

Ира_Сон "Бытовушка" http://litset.ru/publ/66-1-0-29731

Лишние подарки

Свадьба Сицилию перетрясала
пару недель подряд!
Выпито водки и съедено сала -
не сосчитать, камрад!
Бабушка скромной невесте и внуку
дарит налёт на банк.
Тётушка Роза вручает базуку,
дядюшка Тони - танк!
Рыжий кузен из Неаполя, Гвидо -
станковый пулемёт.
Братец Джакомо (вот жмодится, гнида!)
"шмайсер" им отдаёт.
Пару гранат и фугасов сестричка
сверху кладёт, смеясь.
У сицилийцев такая привычка,
кровью скрепляют связь!
Вот довели новобрачных до банка,
чтобы наверняка!
Но из приличных и нужных подарков
Джулия и Лука
жаль, ничего не берут после мессы,
чтоб наскрести на жизнь:
Так получилось, что в этом семействе
больше в ходу ножи.

Кто-то завтрашний, кто-то сегодняшний.
Непросты лабиринты судьбы.
А узнаешь меня, не прогонишь ли?
Я и сам о себе позабыл.
Я ищу тебя в завтра нечаянном,
Не пекусь о сегодняшнем дне.
Я приду к тебе в завтра отчаянно,
Оказавшись вчерашним вполне.
Скрипнут двери и звякнут щеколдою.
К косяку прислонившись щекой,
Я скажу, что ты выглядишь молодо,
Верно, сердцу пора на покой.
Ранит сердце догадка внезапная,
Остужает вчерашний накал,
Что напрасно искал тебя завтрашней,
А сегодня совсем не искал.

А назавтра тебе я скажу,
что сказать не решалось сегодня.
Будет свет. Будет день новогодний.
Будет кружева льдинок ажур
заслонять голубое окно,
и берёзы под инеем гнуться.
И желания нет оглянуться
на ушедшего года кино.
Будет значимой мелочь забот -
мыть посуду, болтать о погоде,
находить в неизменной природе
новогодьем завещанный год.
На наряженной ёлке шары
будут утром тусклее и мельче.
Волшебство удалится от женщин,
и мужчины не будут щедры.
Через праздничный блеклый уют
прорастёт ожидание будней,
будет новая жизнь многотрудней
той, что в тостах к столу подают.
Разбирать серпантины судьбы
нам ничто уже не помешает.
И душа, словно ёлочный шарик,
не казаться сумеет, а быть.
Это завтра настало почти.
Но пока, оглушительней пушки,
будет выстрел вчерашней хлопушки
по плечам рассыпать конфетти.

Видишь - заката стоит на холмах
розовый замок?
В окнах его огнецветный алмаз -
отблески завтра.
Мирно отходит былое ко сну,
просто поверив
в то, что назавтра тебя я коснусь,
прошлым повеяв.
В чистом сегодня душе не принять
горькую мету:
знаешь, быть может, тебя ли, меня -
в завтрашнем нету.
Будто бы Вечности равен сполна,
просто и мудро,
сказочный свет, обещающий нам
солнце наутро.
Тонкие лучики сквозь облака
брезжат внезапно.
Счастье живёт, не угасли пока
отблески завтра.

В темницу он попал по оговору.
Упрямо отрицая приговор,
о действе, что в вину вменялось вору,
свидетельствовал небу: "Я не вор!"
Другой твердил в углу: "Я не убийца!",
А третий с нар шептал: "Я не блудник!"
И вдруг Ефрем наитием провидца
в небесный справедливый суд проник.
У каждого, по долгим их рассказам,
был тайный ненаказанный грешок,
что ими не осознан был ни разу,
когда идти в темницу выпал срок.
И вот они в узилище суровом
к сознанию забывшейся вины
перед судьёй неотвратимым - Словом,
покаяться в грехах приведены.
И с тем открылась истина Ефрему:
нет наказаний выше наших зол.
Свободны мы - и совестью мы немы.
В затворе мы - и Ангел к нам пришёл.
Перебери в себе свои деяния,
бездействием темницы иссушён.
Найди в себе истоки покаяния,
когда твой дух обидой искушён.
Заслуженность обид твоих рефреном
прояснится, когда, войдя в уста,
звучит молитва Сирина Ефрема
в святые дни Великого Поста.

Здесь спрессовано будущее и прошлое,
уплотнившийся воздух тревожит грудь.
Из глубин небес инструктором сброшенный,
о кольце спасительном не забудь.

Под тобою события в мире кукольном -
не каприз кукловода тому виной, -
на лету затормаживаются куполом,
словно лента стрекочущая кино.

Из пятна в степи вырастает дерево
в магистраль превращается вдруг тропа.
Успеваешь лишь осознать падение,
не успеешь понять, что уже упал.

на юбилейный конкурс http://litset.ru/publ/15-1-0-34612

Yesterday

Помнишь побег с уроков - как чёрт от ладана?
Ангельский амулет - лёгкое чьё-то пёрышко.
Дать дописать диктант время не может набело,
Если терпеть тогда нам недостало пороха.
Нониусом страстей чаши уравновешены,
Извлечены на свет горе-уроки прошлого.
"Естедей" - не "вчера", вера диктует вешняя;
Спорит о том душа, осенью огорошена:
Нынче черства листва и огрубело нежное.
"Естедей" - лишь напев, юности век тревожащий,
"Битлз" - всего лишь сон, изгнанный пробуждением,
"Естедей" - парапет, горное эхо множащий
Странных вчерашних слов, сказанных мудрым гением.

Карикатура "Ходжа Насреддин", Махмуд Эшонкулов.

— Что грустить о потерях напрасно?
Без потерь не дожить до седин!
— утешал современную паству
стародавний Ходжа Насреддин.

— Наше время на радости скудно,
но уж так повелось на веку:
разоряться богатому трудно,
веселее беднеть бедняку.

Об утратах не станет ругаться
удостоенный малых утрат,
ведь богатый теряет богатство,
не теряет — кто не был богат!

Насреддину сказал: — Да иди ты!
— современнейший нам человек,
— Ты едва ли слыхал про кредиты
и от века не знал ипотек!

И пошли, Насреддину не веря,
вдоль по руслу житейской реки,
за потерей считая потерю,
современные нам бедняки.

Расскажи, как свести воедино,
ведь в софистике я не силён,
разговоры Ходжи Насреддина
и реалии наших времён?

из давно написанного, на конкурс http://litset.ru/publ/15-1-0-34397

Бумажкой с котёнком играла Лариса.
Как рыбка, котёнок на бантик ловился.
Как вдруг он увидел пушистый клубок,
И - лапкою - цап! - это чудо за бок.

Клубок покатился лениво и сонно,
Так, будто котёнку промолвил весомо:
- Я важен, и нужен, и очень тяжёл...
Но тут же быстрей покатился под стол!

Котята всегда удивительно прытки
Скакать на клубки и разматывать нитки!
Клубок наш и глазом ещё не моргнул,
Как нитка надёжно опутала стул.

За ножки стола и за ножки кровати
Пошёл наш котёнок клубок обвивати.
Вот катится лишь половина клубка...
Вот треть... И не стало клубка-толстяка!

Но всюду следами недавних событий
Протянуты в доме пушистые нити.

А мама сказала, войдя: - Ай-яй-яй!
Котёнку клубок на зубок не давай! -
И тут же со вздохом - забота большая! -
Взялась за работу, клубок воскрешая.

На старом заводе фабричная тара.
В той таре умученный дремлет котяра.
Когда-то он был приручённым и нужным,
известным до колик мышатам окружным.

Завод разорили, забили дощато
все окна, чтоб ветер гулял без пощады,
но не было доступа людям прохожим
туда, где высокий процент не умножим,
туда, где веселье побед не разделим,
где сложено в кучу тряпьё и безделье,
где вычеркнут вычетом грохот станочный
в забытой и сумрачной зале заочной.

А кот по привычке всё служит и служит,
он видно с умом не практическим дружит,
всё смотрит из тары на Доску Почёта,
где мастер Михалыч мечтает о чём-то.

Коту по душе, ту мечту воплощая,
служить крысоловом от края до края
умершим Михалычем вверенной залы.
Коту невдомёк пятилеток провалы,
ему нипочём заводские распилы,
он тратит, он тратит последние силы,
и верит в грядущее, старый и лысый,
и в штабель складирует крысу за крысой.

Верили когда-то египтяне,
всем богам давая смысл и вес,
в то, что кошки - инопланетяне,
грация неведомых небес.

Чёрный пёс, ярящийся у Стикса,
чудище афинских эмпирей,
уступал слепому взгляду Сфинкса
в древнем мире магии зверей.

На гербах, щитах армян и басков
символами царственной мечты
изгибались грозно львы и барсы,
охраняя копья и мечи.

В поединках частых, не иначе,
где броня доспехов тяжела,
жажда грациозности кошачьей
долго душу рыцарскую жгла.

Но явились новые успехи
в сфере человеческих побед.
По музеям розданы доспехи,
позабыт и к Сфинксам пиитет.

Мир не так, как в древности, размечен.
Стикс по руслу новому течёт.
Выше всех чудес природных - вещи,
им теперь камлания почёт.

Что же вам осталось, чудо-кошки
в мире титулованных вещей?
Рифмоваться с ленью на окошке,
да ловить пичужек и мышей.

Ты всё тот же, так со Сфинксом схожий,
но кому-то месяца за два
до того наскучивший в прихожей,
что лишён блаженства божества,

жмущийся к простенку у подъезда,
где приют апашу-алкашу.
Инопланетянин мой облезлый,
дай тебе колбаски покрошу.

Маняще-свеж и звонко-светел месяц,
Аквамарином и шафраном пьян.
Развесились серёжки перелесиц,
Таких прозрачно-ветреных прелестниц,
У коих красен лик и тонок стан.

Вода уже поспорила со снегом,
Едва лежит на тёплых кручах наст.
Смиряя холод солнечным разбегом,
Наш мир соединён с небесным тегом.
Есть смысл в жизни, о Екклесиаст!

Фотографичен чёрно-белый сад,
Его метель продула реактивом
Ветров, преображающих леса,
Реки простор, дорогу, небеса,
Аллель весны в закате сиротливом.
Любить ли этот хмурый краткий день,
Юстировать ли душу набекрень?

На глобусах алели параллели
и кто был бел, тот становился ал,
как будто гена близкие аллели
тот алый цвет собрал к себе на бал.

Лилейно-алый свет из поднебесья,
какой едва ли вы смешать могли б
расцвечивал нейроны чернолесья,
аксоны сосен и дендриты лип,

и солнца кисть у неба на палитре,
всю чувственность пейзажа оголив,
роняла капли в алостью залитый,
так схожий с алым парусом залив.

Но всё имеет свой предел на свете.
Цветным виденьям тьмы не превозмочь.
Усталых век чуть алым послецветьем
коснулась сердца бархатная ночь.

Набит стихами старенький блокнот
http://litset.ru/publ/25-1-0-15511

Тень Ветра. Забытые семь нот

***

Курильщик ксанти* трубочку набьёт,
Набьют физиономию в подъезде.
Я набиваю рифмами блокнот.
Ах, только бы не высыпались, влезли!

Я уезжаю к морю и пескам,
Неделю проваляюсь там на пляже.
Что чемодан? Он соберётся сам,
Набьётся без моих усилий даже!

Совсем иное - старенький блокнот,
С которым я не вынесу разлуку!
Беру его решительно! И вот
В набивке рифм я набиваю руку!

Поди, без них не выпишу сонет:
Забуду дома - не найду у моря.
Вот высыпалась парочка. О нет!
Коль не найду - сойду с ума от горя!

Как музыканту, в общем-то, везёт!
Не нужен к багажу авианосец!
Ему вполне достаточно семь нот
Набить себе в тщедушный нотоносец!

А коль забудет - сможет одолжить
Семь нот у педантичного коллеги.
А нам, поэтам, очень трудно жить!
Блокнот забыли - и, считай, калеки...

*сорт табака для трубки

За красоту кривых зеркал,
что часто снятся мне ночами.

http://litset.ru/publ/16-1-0-16678
Тень Ветра. За всё тебя благодарю...

***

Мне часто снится кривизна.
В ней красота неоспорима!
Смотри: скривлённая весна
Над смятым миром воспарила!

Кривое лето - суперхит!
Кривая осень - то, что надо!
Под дугами снегов скрипит
Криволинейная веранда.

К чему художника прищур,
Что выверяет перспективу?
Усну - и зазеркально мчу
В реальность гнутую ретиво.

Люблю движенье по кривой,
Оно мне очень часто снится.
Той траекторией живой
Изумлены все очевидцы!

Кривая вывезет всегда.
Кривой посмотрит, как попляшет
Хромой. И кривда - не беда,
Она - багаж, что честно нажит.

Кривое зеркало - восторг!
Оно так много разрешает!
Оно мне выправляет горб,
Тот самый горб, что спать мешает...

Мелкими станут и кроны и крыши

Белая бабочка капельку крови
Выпьет из раны моей.

http://litset.ru/publ/16-1-0-16340
Тень Ветра. Белая бабочка.



МЕЛКИ

на конкурс пародий http://litset.ru/publ/15-1-0-29751

Выну мелки, и почти без усилья
Стану раскрашивать - Ах!
Станут глубокими башни и шпили,
Мелкими - пики в горах.

Станет вместительной веточка ивы,
Тесными - все валуны.
Станут мохнатыми речки извивы,
Гладкими - звоны струны.

Станет пирог и возвышен, и статен.
Станет просторным порог.
Ёмкими станут кубы виноградин.
Славный выходит мирок!

Жаль, никого в нём не вижу живого.
В кожи своей глубину
Из словаря извлечённое слово
Острой булавкой воткну!

Ноги посыпав, как водится, пеплом,
Ранен просторным мирком,
Кровососущую бабочку белым
Я нарисую мелком!

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.

Ф.И.Тютчев

Ты сетуешь, ты ропщешь, и забыться
пытаешься в рубиновом вине.
Пророчества, события и лица
роятся в стороне.

Как жить, скажи, и радостно, и просто,
когда от жажды гулкой и слепой
в точиле века праздничные гроздья
истоптаны толпой,

когда от канители теплохладной
наш вертоград бурьянами заглох,
и сок живой струился виноградный
по лезвиям эпох.

Сколь зримо явлен образ святотатства -
засохшие объятья частых лоз,
и кажется, о будущем шептаться
возможно ли без слёз?

Но не спеши вверять себя безвольно
отчаянным и сумрачным речам.
Ты сердцем жив, пока темно и больно
былым твоим мечтам.

Зачем судить отчасти опьянённым
мерцающим полу́ночным умом,
там, поутру, багряным иль зелёным
окрасится наш дом.

Отравен дольний день или отраден,
его приходом явлена любовь.
Земля - одна из спелых виноградин
на пиршестве богов.

День без молитвы рассыпался мелкою крошкой,
Словно от ветви смолистой хрустальный сосуд.
Только вчера появляешься слабою крошкой -
Завтра тебя, неподвижного, вон изнесут.

Трижды качнут по обычаю возле подъезда,
Не поглядят, не прищурятся: где там душа?
Вяло могильщики курят в фуфайках облезлых,
К мёрзлым лопатам вернуться не слишком спеша.

Комья земли ударяют в холодную крышку
Дома, в котором не будет ни ссор, ни обид.
Ангелы тихо поют панихиду - я слышу,
И снегопадом чахоточным небо скорбит.

Умер поэт - не погиб, как тогда, на дуэли,
Не застрелился, не бросился в петлю тоски.
И оттого, что его православно отпели -
Легче ли будет? Грешки - это те же грехи.

Тянет на дно и песка неживое узношье,
Равно как камень, что так и не сброшен с души.
Что же ты жил, отродясь не молясь, мой хороший,
Данный от Бога талант разменял на гроши.

Томик стихов - неказистый реаниматолог.
Может, коснётся умершей души благодать,
Если в костре у бомжей догорит этот томик.
Коль не продать - так хоть нищим в растопку отдать.

Жил и творил... - В биографии краткой не скажут.
Времени нет, чтоб добраться до школьных программ
Классикам века. И только над гробом развяжут
Для поминаний уста фронтовые "сто грамм".

Рамка в газете - для Вечности не мартиролог,
Только тому, кто твою подноготную знал,
Больно вопьётся в уста твой хрустальный осколок,
Слёзно упавший на книжный Вселенский развал.

На окнах солнышка листва весёлая, живая.
Ты даришь чудные слова, тихонько напевая.
Жива доселе, не черства
в весенней памяти листва.

Война сплетает сутаж времён
в чётки безумных дней.
Имбирь, корица и кардамон
уже не нужны на ней.

Походной ложкою ешь, и пей
из ржави дорожных вод.
Перловой крупы сухая шрапнель
до самых печёнок жжёт.

Никто и не вспомнит - под сытый смех
сказать пасторальный тост,
а звёдное небо дороже всех
пустых ресторанных звёзд.

Ты говорила мне, что я дурак,
что я типичный лох и неудачник,
что весь любви прорешанный задачник
ушёл в прореху наших мыследрак,

что есть намного выше и умней,
удачливей, спортивней, тароватей,
и в бизнесе азартней, и в кровати,
вот если б с ними свёл бы Гименей!

А я качал согласно головой,
себе такого не желал удела.
Потом сказал тебе: "Со мною делай
что пожелаешь, милая! Я - твой!"

Счастливых слёз от мужа не таи!
Да, я дурак, но выслушать смиренно
готов проклятья огненной геенны,
я - твой! А те, что лучше - не твои...

В дурацком деле есть свои каноны.
Пусть дуракам не на́шивать корон,
Но только ведь шуты - не пустозвоны,
Хоть колпакам предписан глупый звон.
Бывает так, что разум обнищает,
И страх ползёт змеёй во все концы.
Тогда дурак без ужаса вещает,
Когда боятся молвить мудрецы.

Довожу я до вашего сведенья, други:
Удивительный случай был в нашей округе!
Резонансом общественным он не отмечен,
А в рассказах живёт, особливо - под вечер.
Как-то раз простоватый на мысли Петрович,
Алкоголем до самой печёнки затронут,
Маргинально бродил за кварталом гаражным,
Возле местной реки размышляя о важном.
Сор и мусор несло по реке половодьем,
Если вдуматься - дело пустячное вроде.
Город спал. А из речки Петрович не робкий
Доставал бутыльчонку с сургучною пробкой.
А в бутылке-то спирта и нету ни грамма!
В той бутылке запрятана с шифром программа,
Если верно прочтёшь - тут умом не убейся! -
Заграбастаешь лапою счёт Билла Гейтса.
Ёшкин кот! - осерчал наш Петрович сурово...
Тривиально, но код был таким, слово в слово!

Леди Дождик
Так вышло
http://litset.ru/publ/3-1-0-24441

Смотреть в камин с горящими поленьями,
По ветру дерзко чувства разметав.
...
Гадать себе, не веруя в пророчества,
Уже не ждать в своём болоте стрел


========================================
Капремонт

Так вышло, что стена внезапно рухнула:
ей нужен капитальный был ремонт,
а жилконтора подлая, безрукая,
такой нашла строительный бомонд!

Равшаны потрудились здесь с Джамшутами,
теперь в квартире - всюду сквозняки,
к тому ж темно. Едва камин нащупаю,
чтоб осветить болота уголки:

расшатан кран, течёт канализация,
а в стену - крана врезалась стрела.
Равшанам не мила цивилизация,
и я с моей квартплатой не мила.

Уже не жду стрелы - она положена
в болото точно, только не идут
за ней Иван-Царевич растревоженный,
прораб Петров и крановщик Джамшут.

Зажгу камин, начну с вопросов к Путину!
Спрошу: за что, доколе, почему
все деньги с вихрем чувств на ветер пущены
и мир не светит дому моему?

Я в лучшие не верую пророчества,
метаю чувства, словно те - икра.
Да! Капремонт погубит наше общество...
Кто строит на Рублёвке - тот и прав... sad

Чем подложнее рай, тем ясней проявляется ад.
Не считайте даров и о выгодах не говорите.
На окольных дорогах не всякий земной меценат,
благодетель и спонсор - воистину благотворитель.

Вместо яркого сна - переполнивший небо циан
над полоской заката - бинтом кровеносной обиды.
Из "надёжи-отца" вылупляется негоциант,
что имеет на вас отвровенно звериные виды.

Не мечтайте о счастье с великими накоротке,
за величием сумм не скрывается великодушье.
Не метайте свой жребий в удушливом этом мирке,
фабержельном по внешности, а за кулисой падучем,

сладко-падким на заговор, на колдовской заговор,
на терзание прежде хранимой и холимой плоти.
В динозавровом мире изящный столовый прибор -
для давно и надолго рассаженных строго по квоте.

Ни заморской, ни красной, ни чёрной икры не мечи,
приглашаем за стол благодушно-хмельным меценатом.
Меценатство имеет немало достойных причин,
но они не известны скучающим негоциантам.

Леди Дождик
Ночью
http://litset.ru/publ/16-1-0-24776

В зеркалах мелькают лица посторонние,
Кот шипит и под диваном робко прячется
==================================


Маска

Бегемота, Азазелло и Коровьева
приглашать едва ли нужно, сами справимся!
В зеркалах мелькают лица посторонние,
только это всё - хозяйка, реверс с аверсом
той монеты, что умоется красавицей,
а пока что страшной маской ближних радует.
Кот царапается, пыжится, кусается,
кот с банкетки на паркет безвольно падает,
и, попятившись, как будто пред собакою,
толстым задом напрягаясь - лишь бы выбрался! -
заползает под диван, шипя и какая,
несмотря на то, что мебель с низким клиренсом!

Леди Дождик
Я тоже царевна-лягушка
http://litset.ru/publ/19-1-0-25671

Пропой мне хоть строчку, хоть ноту
Фальшиво и сонно...но всё же...
А утром опять на работу...
Пойду в новой юбке! Из кожи!

В лягушечьем царстве счастливом -
Бессонницы нашей виновник.


============================
Ни ночки без строчки!

Ни дня, понимаешь, без строчки!
И кто это выдумал, боже?
В ночной обретаюсь сорочке
с блокнотом в лягушкиной коже.

На кухне сижу, что в болоте:
ну что бы нетленное квакнуть?
А муза стрелою в полёте
пронзает то кичку, то лапоть.

Никак мой талант не нацелит!
Косая, противная муза!
Когда же мой гений оценят,
когда ж я спою как Карузо?

Мне в офис идти спозаранку...
На музу - плохая надёжа...
Но вот подлетела, засранка!
В лягушечьей юбке. Из кожи.

Уже не без музы ишачу!
Склонилась, негодная, тенью,
и шепчет: "В словце "лягушачий" -
поставь поверней ударенье!"

Леди Дождик
Спит женщина
http://litset.ru/publ/16-1-0-25820

Кружится снег, шаги зимы тихи,
Мужчина спит – беспечный и наивный…


=================================
Под мухой

До времени, как мушка в янтаре,
как сон-трава под снежным одеялом,
спит женщина в нетронутом ребре
явлением, доселе небывалым.

Пока ещё чиста твоя зима,
живи, Адам, беспечный и наивный!
Смешалась плодородная земля
в тебе - с Творцом замешанною глиной.

Не спи, Адам! Какие семена
заносит ветром в эту щель у сердца -
узнаешь позже, с именем "Жена",
и с именами всех её последствий!

На грунте тучном тернии, волчцы
взойдут кустистой порослью колючей.
Ты спал один? Или с другой? Прорцы!
Она тебе припомнит этот случай!

Она уснёт, захлопнув свой букварь.
А ты не спишь. Удары сердца глу́хи.
Когда весна растопит твой янтарь,
куда и деться от жужжащей мухи?

Я - литератор, более никто,
в одном словописании уверен,
а для бомонда - просто конь в пальто,
под драповой попоной сивый мерин.
Бреду в конюшню тесную, чуть жив,
стихов не вытворяю офигенных;
смешна среди перформансов чужих
ненужная моя интеллигентность,
и жалобит недужная душа
слезою подпол ангельского мира,
откуда для поэта-крепыша
почтовой бандеролью шлётся лира.
Я не крепыш. Не возвышаю глас
на площади, чтоб жечь сердца глаголом.
Но по ночам мне снится: я - Пегас,
и без пальто летаю, просто голым.
Долой - чепрак красивого стиха,
долой узду привычного размера.
Я призван сердцем облако вспахать
и в нём словами сеять семя веры.
В литературном мире много жертв,
пахать здесь нужно до седьмого пота:
поэты привыкают просто жечь,
а врачевать сердца - моя забота.

Заладил, сынку: "Быть или не быть?"
Оборотись-ка: не растут ли крылья?
Не торопись! В раю изрядно пыли,
В аду горилки лить - не перелить,
Но вся она - в костёр и мимо рта.
Талдычат циркуляры те и эти.
Тот свет - одна тоска и маята,
Подзадержись, мой сын, на этом свете!
Офелия - ну чем не хороша?
Седлай чертяку (жёстко! - с непривычки),
Слетай в столицу, справь ей черевички,
Да знай: твои подлюки кореша!
Козаки Гильденстерн и Розенкранц
Запродались душою подлым ляхам,
Да точат нож, умно, хотя со страхом.
К тебе они теперь идут как раз.
Себя от всех напастей береги!
Коль что - на посвист встанет бедный Йорик,
И вденет в темя всякому топорик,
Кого к тебе пошлют твои враги!
Вот, вроде, всё... А "Быть или не быть?" -
Забудь, как страшный сон, как детский лепет.
Живи! А коли жизнь тебя оттреплет,
То помни: ты - козак, не вздумай ныть!
Ты думаешь, мой образ - к мести клич?
Месть сердцу - что жиду свиная рулька!
Я потерял у башни замка люльку,
И вот хожу, шукаю, цельну нiчь!

Ну, как-то так... Ты, вроде, не Остап,
Но нас в столоверченье-циркулярье
Попутали в небесной канцелярье,
И прислан я. Я был в бою не слаб,
Ходил молиться в церкву, не в костёл,
Попал на небо - заживо сожжённый.
Теперь - к тебе с депешей снаряжённый,
А батька твой - тот в Миргород пошёл.

Пусть ещё не совсем чужие,
но редеет канва по ниткам:
ты живёшь посторонней жизнью,
не знакомой моим молитвам.

Открываньем чужих Америк
закрываешь двери в былое.
Посещаешь греческий берег,
не найдя в России героя.

Примеряешь Икара крылья,
Артемиды блестящий пояс.
На оторванный листик Крыма
направляешь стрекозий поезд.

Жить, наверное, нужно ровно,
со всесильных писать икону,
с неизбывной верой в Героя,
побеждающего Горгону.

Но зачем-то не в ногу с веком,
глупой совестью перегружен,
я хриплю эриманфским вепрем
в лужах авгиевых конюшен.

Здесь проспектом весна обрезаема,
через сито проулков процежена.
Здесь в компании "Быстрые займы"
подрастают старухи процентщицы.
Окаянно дворы урезонены
против травного произрастания,
а жильцы, неврастеники сонные,
почему-то, как прежде, ботаники.
Проплывают матроны с кошёлками
каравеллами вспугнутой вечности.
Диссидентам с большими душонками
хорошо здесь стреляться и вешаться.
На тушёнке вседневно замешаны
макароны по-флотски на кухоньке.
Но ЛГ, не согласный на меньшее,
неизменно мечтает о кубрике.
ИзоЛГавшись, стезёю писательской
прогуляешься кратко и скромненько:
иногда проканаешь за Сатина,
но всё чаще сойдёшь за Раскольникова.
Город сумеркам начал подмаргивать
фонарей золотыми глазами.
Подустав от финансовой магии,
закрываются "Быстрые займы",
спят, не ведая в прибыли убыли,
притушив заведение адово,
а старуха идёт в мини-юбочке:
может, выйдет ещё Мармеладова.

Я в городе родном живу в гостинице,
и покупаю для друзей гостинцы.
За мой вояж из будущего в прошлое
в речную гладь с моста монетка брошена.

В речную гладь, где отражений крошево
из разного, плохого и хорошего,
где берег мой причалами отчаянья
не обещает нового прощания.

За то не бью бокалов в ресторане я,
чтоб не было последним расставание,
но там бросаю сердце, где излучина:
чужбиной сердце ко всему приучено.

Холодно по-летнему.
Свод листвы тенист.
Вдоль реки по лестницам
Бродит гитарист,

Все бренчит расстроенной
Нотой невпопад
На неуспокоенный,
На гитарный лад.

Свой характер ветреный
Переводит он
То в огонь фламенковый,
То в седой шансон,

И необъяснимая
Ночь тоской полна.
Музыкой теснимая,
Блекнет тишина.

Сердце влёт срывается
Над речной волной,
Сердце отзывается
Стёртою струной.

Ждётся - даль небесная,
Вольный ветер в грудь,
По ночным созвездиям
Выверенный путь,

В дым - дорога старая,
Пенный храп коней,
Где струна гитарная
Жжёт - огня больней,

Над звенящим идолом
Дрожью жжёт изгиб;
Кто гитару выдумал -
Знать, душой погиб!

Было всё и празднично, и просто.
Детская мечта - что сон целебный.
Мальчик строил терем из берёсты,
Девочка была его царевной.

Терем оказался не по чину,
Но стучал топориком упрямо,
Строил дом из дерева мужчина,
А жена готовила и пряла.

Только дом тот многих покоробил:
Не в свои невежа метит сани! -
Рос из-под топорика корабль
Под берестяными парусами.

Коли зависть в душу заберется,
Семь змеиных шкур сползают с тела!
Загорелся парус из бересты,
Вспыхнули бревенчатые стены.

Всю-то жизнь одну тянули лямку,
И не те под старость стали руки.
Выстроил старик себе землянку,
Выстругал корыто для старухи.

Всё как прежде: не было корысти,
И глядел он молодо и дерзко,
И качалась лодочка в корыте
С парусом березового детства.

По мехам, а потом - в скулу!
Заиграй, гармонист, "под драку"!
Пусть развеется по селу
Грусть-тоска земляков поддатых!

Кто в крапиву, кто в бузину,
Кто с моста в бурливую реку.
Эту Родину помяну -
Как пропоицу и калеку,

Эту Родину обойму,
Словно камень кладки без стыка,
Сам упав под ту бузину,
Ненапившийся горемыка.

Буду видеть зов облаков
В неизбывной июльской сини,
Без простынок, без тюфяков -
Пусть душа от земли простынет,

Ноги - в сено, башка - в росу,
И не так, как Авелю - Каин,
Сам себе я в дар поднесу
Моей Родины вещий камень,

Тот, что там, на сердце, болит,
Будь ты трезвый, или поддатый,
Тот, что так, без уст, говорит,
Словно голос Бога: "Где брат твой?"

Дремлет город, собою напомнивший ящера тело,
на губах тротуаров рекламы горят оголтело.
Нашпигован нейронами памяти он до предела,
но бессовестно груб и для крика щемящего глух.
Безразличный ко всем, в темноте он для всех одинаков,
Вавилон рекетиров, путан, сексуальных маньяков,
а по-русски сказать - вымогателей, нелюдей, шлюх.
Возвышая над духом любви легеон легеонов,
от крестин до поминок он пестует новых Неронов,
пишет их имена золотистою змейкой неона,
погружая в сознание люда свои письмена.
В лицах горьких пьянчуг - усыпальницы новых Эйнштейнов,
и от чёрных лачуг до цветных заведений питейных
водит бледных людей под конвоем запоя луна.
Полусонные окна мигают степенно и чинно.
Где-то учит родитель ремнём непутёвого сына,
где-то, выпивши лишку, берётся сынок за дубину,
где-то смотрит учёный сквозь лупу на оспинки звёзд,
и в квартирке своей, ощущая в любви одинокость,
где-то праведник призван держать от падения в пропасть
урбанический быт, словно в небо вколоченный гвоздь.

я тоже был и юн и пылок
и всех богов мешал в одно
как льют опивки из бутылок
но ёрш опивок не вино

С утра жиринками ухи
Под фонарями-блёстками
Плывёт сообщество глухих
С наушниками пёстрыми.

Неслышной музыкой своей
Любой босяк питается.
Своих соседей по стране
Понять он не пытается.

Здесь слово цедят мимо рта
Бесцветными отжимками.
Небес к молитве глухота
В душе горчит аджикою.

Соря попкорном из куля,
Жуя неполной мерою,
Здесь Бога искренне хулят,
И в тень Его не веруя.

Субтитров сумрачен конвой,
Размыты водкой литеры.
Печален фильм глухонемой
Для ангелов-хранителей.

Глухие самостью горды,
И, не имея пристани,
Они течением воды
Не смачиваться призваны.

Мы ценим общество глухих,
Несущих ношу ценную,
Дождём нетронутых, сухих
На сцене и за сценою.

Исколотый тату хамон,
Перформанса явление.
Их биографий без времён
Все помыслы безвременны.

Кружится улиц шаурма,
Шершавая, как валенок,
И глухо жаждет ад-гурман
Их кости переваривать.

Перенесено на конкурс Седьмая пятница - 149: сам себе философ

Полюбили страны заморские
Караваны наших равнин;
Там купец рассыпает горстками
Бадахшанский яркий рубин;

Там сапфиры как небо чистые
И алмазы чистой воды,
И над нежными аметистами
Тонких тканей прозрачный дым;

Там халаты тюльпанами пестрыми
На базарных камнях цветут,
У шатров с булатами острыми
Разговор мужчины ведут,

И, качаясь едва под кувшинами,
Под чадрой меж мулов и арб,
Меж побоищами петушиными
И рабами, несущими скарб,

Там проходят звезды восточные,
И их можно узнать, говорят,
Лишь взгляни на персики сочные
И играющий кровью гранат;

Там визири спорят с поэтами
При дворах светлейших особ,
Там мечети стоят с минаретами,
И висит магометов гроб;

За мечетью укрывшись с лампою
Трет ее полой Аладдин;
С минарета с головкою лаковой
Всех к молитве зовет муэдзин:

В этих странах множество всякого
Блещет гранями, взор веселя,
Только грязь - везде одинакова,
Потому что она - земля.