Дремлет тайга вековым потаённым сном.
Дом пятистенок - могильником на опушке:
Рухнула крыша, не - окна - провал лесной,
Дверь на одной петле стоном зовёт натужно.

Танк раскалён, командир отряхнул огонь:
- Падлы, не ждите! Живое - сгорит не сразу!
Стоп! Остановка! Осколочный! - кулаком
бьёт по огню гермошлема.
- Вот ХХя зараза!
Выстрел! Вперёд! По окопу! Дави иху мать!!!
Жми экипаж! Доживём! Будем жить по-советски!
Сядем и выпьем. Я каждому. Пожимать.
Руку геройскую буду вперё(оОО)д я отец Вам!

Смертной охотой бросает в кусты собак...
Рваная шкура - котёл закипающей меди...
Терпит в себе огонь, хозяином, не слабак -
Загнанный зверь. Не встречайся в тайге с медведем.

Есть на вершине исхода забот, миров
Тот самый, который танкиста знал и помнил,
Вместо приветствия принял комбез с дырой
Шкурой медвежьей: - Что брат?! Живи, по новой?!

В небе ночном командиром сегодня Марс.
Ветром на прочность, испытывая окошки, -
Странное воет:
- Я помню, я мщу за Вас!, -
Дремлет в кровати, сиделкой, больничная кошка,
Спит медсестра - два локтя, канцелярский стол,
лампа (сто ватт) и рассыпанные бумаги;
А у окна - незрячий в глазах - восторг...
- Длинную, пулеметчик, представлю к "Отваге"!

2017 г.

Январский ветер, морозно, над белым — синее:
скрипуч, игрист слепящий наст до непосильного
подъема век, прищура глаз некрепкого,
на белом поле — чуждый, рыже-фиолетовый
листочек банковский, печатаный на принтере,
январским городом забытый и отринутый.

А мимо — шорох — бестелесными растяпами
скользят поджарые, едва касаясь лапами
"шурх-сшу, шурх-сшу" сугроб, прыжок над ямами
летит зеленоглазый волчий строй растянутый:
банкир и хищники — счастливые товарищи,
бежит волчица впереди, он замыкающим...

Вперёд, под снега скрип, ведёт строй сука щенная, —
он позади матёр и большелоб, забыв о чековой,
ненужной книжке. Шесть нолей, вспорхнув, оскалились...
След в след шурх-сшу шурсх-шу — чудная девальвация.

Ничего, никого время медленно капает вниз.
Как вода из закрытого некогда медного крана.
Виснет каплей, блестит отраженьем живой панорамы.
Тишина, пыль повисла бессильно, не падая, дизззззззз...

Старомодным не здешним визжаще-просящим звонком.
Время вспорото брюхом, таинственной, сказочной рыбой.
Что за дверью? Записка в стеклянной бутылке о том.
Что пираты припрятали клад на далёких Карибах?!

А быть может - Наташа из пятого дома бежит.
Озадачит с порога ненужным домашним заданьем.
А возможно за дверью - таинственный точит ножи.
Криком полнить подъезд не случившейся вовремя маме

Может быть там в пальтишке и шляпке стоит тишина?
Стетоскоп с саквояжа - ладонь на горячечный лобик.
- Приуныли мой мальчик?! Ну полно вам, право же полно!
Осмотрев, на рецепт станет буквы одна за другой пришивать:

вниз игла, вверх игла из чернильницы не
проливайки
будет мерно тянуть фиолета волшебную нить.
А за таинством букв станет кот, возлежав на диване.
Наблюдать узким глазом - второй на щегла - "фьить да фьить"

Время каплей воды из зелёного, старого крана.
Не спешит и как будто застыло. Звонок. Раз, два, три.
Шлёп. Упало мгновенье торжественно гулко и странно.
Тишина. Краном мается капля. Мурлыка охрип.

Был сон, он пророчил ему беду.
Увидел. Проснулся. И с горя запил.

Иваныч опять нагрубил коту:
толкнул, обозвал и услышал сзади
стенает чуть слышимым голоском
ещё не увидевший
свет
младенец,
на Бога всевидящего
надеясь.
Судьба приготовила гороскоп
немного иной.

Май пришёл опять.
Второе, и столько вокруг акаций...

Весна отыграла свой ход на пять
и кто-то родился, как может статься.

Иваныч - пожарник какой-то ляд.
А что там тушить, выносить бы надо...

Поможет ему ото сна петля -
такой гороскоп - шаг шагнуть до ада.

Из цикла "май милосердный"

В детской больнице отрадно бессоннице.
Боль высыхает от крика, бессильная:

простынь, подушка с печатью казённою,
плачет малыш; одеяло простирано;

а на посту — медсестра разомлевшая,
ей — разнарядка с утра — демонстрация

(бегала, бегала, шло бы всё к лешему!
Скоро таблетки, уколы, прибраться бы,

быстро завиться, крикливо колоннами
двигаться мимо районного "зимнего",

чувствовать стадо тревожно-огромное,
думать, молчать, а кричать не обидное;
ей бы зарплату — чуть-чуть поприличнее,
ей бы чуть веры — не страшно слыть дурою,
ей бы для счастья — мальчишку обычного,
и навсегда позабыть бы о куреве)...

Тяжко прилипла мужская затрещина —
врач проходил, бросил гулкое, должное.
Мол, на посту медсестра ты, — не женщина,
глянь поутру безнадёжного, — пролежни.
В детской больнице тревожно от курева, —
жалкой кроватью волшебница шефствует.
Утром сестрички смеются — мол дура-то —
деток малЫх лечит словом Божественным.

Утром народ майской площадью сердится.
Солнце и флаги — кругом — всё нарядное.
Дура. Счастливая. Нам. Разнарядкою.
Послана свыше сестрой милосердною.

Из цикла "май милосердный"

Десантником служит любимый сын
у Марьи Иваннны в Советской армии.
Есть повод бояться, молить, грустить:

молчит Кандагар, всё идёт по-старому.

- Вот так целый день у окна сидеть, -
чуть слышно шепнула кассирша новая:
- Девчонки, навряд ли она в себе.

Терпеть на коленях кота почтового...

И шёпот малёванных красным ртов...
Трёхпёрстно крестить за окном прохожего -
по силам Ивановне...Разве - кто...

О здравии ныне живых, у Боженьки...

По-свойски, по-доброму попросив...
На лоб сдвинет шапку чудную зимнюю?
Не нынче, так завтра вернётся сын...

Четыре десятка годочков мИнуло...

На почте со скрипом открыта дверь:
- Обед выходите, - и это правильно,
всё так, но когда сын пришлёт ответ, -
что делать блаженной-то,
Марь Ивановне?!

обожаю тебя, у тебя обогреться бы.
Стать сухим и белёсым как спящая моль.
Раствориться в белилах невзрачного Вейсберга
На тебе, у тебя, над твоей головой.
Неуверенный голос как взятку протягивать
В три десятка серебряных трусящих ля.
Где укрыться тебе от хотящего дьявола
Что способен снега до земли оголять?!
И прощать, и любить, и расчёсывать прядями
До манящей и тёплой сухой белизны,
Водопады волос; и незримо, украдкою
Посещать истомлённые, женские сны.

Ты чуешь южный ветер в голове?
Тебя капелью солнечной не пролило?
А если — так, апрельский человек, —
езжай в поля на рыжем мотороллере:

крути педали солнечных свечей,
давай искру, не думай о последствиях.
Чади мотором солнечных лучей,
ты и светило — чудо несусветное,

Ломайте дружно старый, чёрный лёд,
водою талой по ручьям бесчинствуйте.
Вы избраны и каждый окрылён,
навряд ли календарь тому причиною.

Спешите небом в дальний, летний гром,
размытый васильково-бледным колером,
до снежных снов и ледяных ветров —
первоапрельским чудным мотороллером.

Единственной и неповторимой посвящается




Есть пара лет и я пока не стар,
а вы?! А вы - почти что Жанна Д`Арк.
Вы где-то пропадаете походами,
а я любуюсь женскими походками...
Мне изредка вручаете медаль,
но я вас не люблю, нет-нет, едва ль!
Такая ситуация обидная
не может быть, - неслыханно, невиданно!
О мой кумир, я здесь, я ваш отряд
скажите - я шагну в любую бездну,
как молодой пройду по звону лезвий...
Я вас боготворю должно быть зря...

под утро постучала тихо в дверь,
нависла угловато против света,
мгновение вверх брошенной монетой
непрочно ограждало от потерь;
упрямство нынче было не в цене
без права возразить, себя лишенный,
не в силах заглянуть внутрь капюшона -
на кухню пригласил, окоченев...

дрожа рукой - лил в чашки жгучий чай,
что жидкую смолу живых деревьев,
душистым паром исходило время
предпочитая будущим молчать;
окном ходил печальный парадокс,
заглядывал, стучался сотней капель,
и словно утерявший близких плакал
бессонный дождь осенних похорон...

горела хладно мертвая свеча,
металось птицей вкруг - воображенье,
в глухих углах проснулся кто-то древний,
я рот раскрыл для крика но молчал.

ужасен алхимический процесс
по рокировке душ, с заменой тела,
убитой птицей ледяной постели
костляв был ангел с зеленцой в лице.
когда-то - та - любила шоколад...
как мы друг с друга бережно снимали
пыльцу одеждой и над простынями -
что мотыльки парили, а пока...

я свет включил и, стоя меж дверьми,
терял слова страдательно и криво:
- Эй вы, гражданка, уходите с миром!
И поскорее дьявол - побери!, -
шагнула прочь откинув балахон,
светлела прядь, от сна припухли губы,
навстречь - толпа ворон спешит ликуя
над милой непокрытой головой...

закрыта тема, страшный ржавый ключ
топорщит книгу осень безвозвратна,
окончено - судьбой - повествованье,
сказ скорых букв - концом явил петлю

Опубликовано: 25/10/15, 12:30 | Свидетельство о публикации № 69-25/10/15-22086 | Просмотров: 924 | Комментариев: 11

Дрожащий голос, чувственная дрожь:
Пройдет и это - чуть, и тонким телом
в ночной рубашке ты пойдешь под нож, -
устала, настрадалась, изболела.

Всего лишь день и ночь, тебе к восьми,
пусть горло сохнет, пусть тревожит кашель.
Молчи у образов, ложись, усни
и будет сон торжественный и важный:
сосульки с крыш висят что нотный ряд,
снежинкою, под звуки ксилофона,
летаешь небом - третье декабря -
торжественно, и солнечно, не больно;
от поля и до неба - бледный столб -
мороз по насту солнцесветьем рыщет;
равнины Богом поданный листок
исчеркан строчкой быстрою по-птичьи.

В углу лампадка чуть жива чадит.
Уходит наше время понемногу.
Притихла, у окна сижу один.
Пусть будет так, как то угодно Богу:
под тонким полотном - святая жизнь,
постель и печь, окошко запотело;
уснула, день второй, метельно, темень...
Мне кажется, что время не спешит.

Посвящается нашим друзьям, и до времени ушедшим: бедной девочке, розыскникам В. Рахманову, В.Мешкову, А. Мешкову, С.Бурлакову, С. Булыгину, Н. Черкесову, И.Шепелеву, гвардии капитану, орденоносцу Федорову Лёхе , Ю.Ионову

А в розыск, сестрёнка, попал я по случаю.
Чуть вспомнишь бывает и вмиг перекрестишься.
Три года в "убойном" и баста! везунчиком,
майором ушёл в тридцать девять на пенсию.

Я раньше не баловал тело врачишками,
мужская фортуна мной правильно ведала,
под Богом и чёртом ходил, что и вышло то...
Упал в ноябре - заниматься мной некому!

Расстался любовно с детишками, жёнами,
отдал им квартиру, помог алиментами
и так без расписок даю... Обожжённая,
пришла как-то ночью. До срока - отпетая

давно не являлась и надо ж - событие!
Пошто и зачем и как - можно без повода?
Зарытая в землю безвинно убитая
чуть слышно шепнула: "Зима нынче долгая.
Аукнул ты ранее, вот и откликнулось,
убийцу нашёл и привёл, ведал розыском.
Спасибо, майор, прикажи смерти, выкуси!..
Ты можешь, а помнишь, как - мог в девяностые?!"

В палате светло, пахнет свежестью, шёпотом
старик доверяет покойнице лучшее,
он бредит - сиделкой у ног - обожжённая...
Сильна терапия подвластная случаю.

[i]Убойный отдел - на сленге эмвэдэшников - отдел УГРО по раскрытию тяжких преступлений и преступлений против жизни, здоровья и личности граждан

С утра мела позёмка - день как день
очередной, положенный, военный.
Меж утром и заснеженным "нигде "
погода ухудшалась постепенно.

Навряд ли мне когда-то позабыть,
Как ожидая бой зубами лязгал;
призывом, знаком близкой молотьбы
ракета освещала небо красным;

и зависала, словно бы во сне,
я взводом был и ротой, пулей, танком
бежал и полз, пятная мокрый снег,
выталкивая алое гортанью...

О сколько раз мне будет - бег во сне
и шаг вперёд: был снег, мела позёмка,
земля вставала дыбом, снег краснел,
бил пулемёт уверенно и звонко;

звал санитаров мёрзнущий солдат,
отчаянно по-волчьи скорбно воя...
Из зимнего, военного "тогда"
был вещий сон - я не пришёл из боя...

Средь облаков по солнечной аллее
летят вверху не требуют спасти
погубленные дети, пожалейте,
подайте мне возможность вас просить.
Оставьте ночь с фонарными глазами,
приверженность к тетрадному листу,
никчёмным рифмам - верхом наказанья
возьмите - сон, оставьте - капель стук;
пусть ненасытно темнота клокочет
из кухонного крана, пусть гудит...
Горит свеча, не Бог - Водопроводчик
придёт под утро и, в конце пути,
спросонья будет чей-то тихий голос:
- Живи и мучайся, ещё горит свеча...
Был светлый сон под солнечным уколом
плыл нерожденный Бог и он - прощал...

4-4. *** ("Не миг, не век - разбросаны фигуры…") Поэзия без рубрики Автор: Мушкетёры-1

Не миг, не век - разбросаны фигуры,
кому победа, а кому - утрата.
Под королеву, жабой чёрно-бурой,
ползёт пятном на светлые квадраты

чужая жизнь. В ней люди, без опаски,
казнят фигуры стран и не жалеют,
завоеватель век срывает маски:
доска, фигуры, Рио-де-Жанейро;

там под луной рабыней юной сохнет
Бразилии измученное тело,
прибой и океан, и запах кофе;
и женский смех - как бритва золингена;

опасным и пикантным свойством слуха
манит, и обещает тёмной девой;
и кажется - от уха и до уха
вам полнит горло пенночёрный демон...

Бразилия блестит во тьме зубами,
привычка улыбаться это - свойство
дарованное тем, с кем поступали
без чуждого, смешного благородства...

Волна у ног исходит тёплой пеной,
качает шлюпку, отчего - так грустно?
С тринадцатой "счастливой" каравеллы
сходил Кабрал у Терра Вера Круза.

Опубликовано: 04/10/18, 00:14 | Свидетельство о публикации № 1670-04/10/18-46213 | Просмотров: 167 | Комментариев: 10 ЧитателиДобавить в избранное В избранном у 0 авторов.

Вы, собирая, выбрали меня
так, словно листья летнего шалфея.
Июль. Легонько крыльями звенят
стрекозные мазки по бледной гжели...

Вы - много снисходительней чудес
невидимых бродячих насекомых,
желающих за шиворот залезть
и пожужжать в томительной истоме.

Из мягких акварельных бледных жил,
подобно сказочной и мудрой берегине,
вы создаете мир - он есть, он жив,
вы каждому мазку в нем дали имя.

Июльский лак на прозелень травы,
и жаворонка звон. Пятном в зените,
полёт руки, ваш шёпот не забыть -
художница, волшебница, ценитель.

Вы выбрали среди толпы менял
меня, в машине запах от шалфея,
багажник, акварель, орут, звенят
шальные птицы, глоток не жалея.

Вы шепчете дорогой имена
деревьев, птиц, случившихся событий...
Вы выбрали в попутчики меня -
без имени попутчик безобиден...

Её с утра как будто бес ужалил,
мозжил в руках, в затылке тонко ныл...
Рисует, унесенная на шаре.
Сырым листом, стремглав, бегут слоны.
Она не увлекалась акварелью.
То раньше. Между счастьем и бедой,
её рукой владеет нечто, греет,
протуберанцем красочным ведёт.
Благословенны, сладостны моменты:
мазок ли? Шаг ли? Край земли, мольберт...
Она с утра ходила не одетой,
и вот она летит среди комет.
Проходит день, с утра во рту - ни крошки.
Рукой ведёт космический мотив...
Селедка на тарелке и картошка,
минута передышки, шар летит.
Я наблюдатель, то не краски - голод,
рисунок - выделение слюны.
Стучи в ушах счастливый гулкий молот.
Она и акварель, бегут слоны.

В зените солнце, пыль изъезжена -
уездная случилась ярмарка.
Повозки, люди, гусь невежливый
орёт в мешке, скребётся лапами.

Мужик трясётся над кобылою,
снижает цену - недокормлена.
"А бес бы с ней - мешок с опилками!", -
Бьют по рукам, смеются - боровы.

Мужик одетый в шапку новую
кушак ослабил - осень жаркая.
Жена на слово пустяковое
корит за рюмочку шинкаркину.

Осьмнадцати годочков дывчина
стоит и лузгает подсолнухи.
Чудное манит, необычное,
а вот и парубок бессовестный.

Авось полюбится и сладится,
чудесное, случится осенью.
Сыграют хуторяне свадебку.
Ах эта ярмарка в Сорочинцах...

Гром негромко хлопал, как калитка,
дождь шагал за нами по пятам,
был он не взаправдашний, не прыткий -
словом не стихия - маета:
хлопотал, петлял, был суетливым,
то вокруг, то около - вилял.
Он круги пускал, ложась на спину,
он чертил у дачи вензеля
на траве осенней, на дорожках,
он старался выглядеть резвей.
Дождь был не плохой и не хороший -
прятался в желтеющей листве,
и смотрел ребенком, затаившись.
Был он на особицу - не в счет.
Ты и я - стихия - много выше.
Я был зонт, а ты была плащом.
Так и шли, почти не промокая,
я и ты. Из тучи - синеву,
дождь начерпал, пузыри надул
и отстал. Дошли, печурка, пламя.
Двое, тихий шепот: "Эй, не бойся,
мальчик-дождь я знаю - ты не плох", -
дача, вечер, безутешным гостем
дождь-бродяга - шепчет за окном.

Бывает так, что завтра - как вчера. Ты отраженьем сделанного - тенью.
Не африканской, нет, обыкновенной. Слоняешься - как будто ты - жираф.

Был угловат, был тощ и непригож...Проспект стоял наказанным ребёнком...
Он лил фонарный свет ущербно тонкий...И в лужах отражался желтый дождь...
Плыл пузырёк полночного такси, скрывался ответвленьем переулка,
и было - так страдательно и гулко, что слева под плащом, где жмут тиски,

страдал, метался загнанный зверек, искал в окне, встревоженный сомненьем.
Пусты окошки, не заметно тени - единственной, которой не сберёг.
Она, должно быть, безмятежно спит, под тонким синтепоном одеяла.
Не получив - она не потеряла. Пусть будет ночь, пусть баловень тоски:
ущербный я иду, смиряя - шаг, я и проспект - ущербные подсудны,
я отчуждён, не совершён Поступок, избытком странной тени я - жираф.

Приговорённым, нам ли не грустить? Нам ощущать - осеннюю бессонность,
и жёлтый дождь от фонарей, и зонтик, летающей, полуночной листвы.

Осенним днём рядиться не пристало.
По выцветшему ситцу неба стих,
медвяный ветер, горизонт сластит...
Сентябрьский мёд -
не много и не мало:
поёт в цветке пузатым баритоном
невидимый мохнатый сладкий шмель,
от сытости -
гудит на тон нежней
полуденно и разморённо, сонно,
лугами, над рекой и над полями
стремительно волнение стрекоз -
то вверх, то вниз, то перламутром кос,
срезают поле зрения, виляют,
висит в зените хищный наблюдатель,
от крыльев - вниз - голодный силуэт,
что видит он?
Меня, тебя, наш свет,
которым - неслучайно обладаем...
Ползёт чернильных туч патлатый демон
по бирюзе сентябрьских простыней...
По осени в особенной цене
тревожный, острый вкус прикосновений:
руки, плеча, частиц цветочной пыли
подхваченной - летучим сквозняком...
Наш век, наш миг сейчас произойдёт:
- Эй сверху! Этим днём мы вместе были!
Откуда эти мысли, эти чувства?
Мокро лицо, а сверху льёт и льёт...
Молчать вдвоём - великое искусство...
Молчать, и ощущать
сентябрьский мёд.

Мы юные, свободные столь искренни!
Зачем свой звездопад тогда не встретили?
Зачем сейчас крамольное замыслили,
Под хладными, уступчивыми реками?

Когда-то, как сегодня, сверху падали
мечты, надежды, планы...Неоправданно,
полуношное небо, пахло яблоком
и садом, и луной невероятною...

Столь нужное загадываем, лестное...
Нас двое, леонидами отмеченных...
Стоим вдвоём, над пролитою бездною...
Просящие у неба человечечки...

По-августовски ясно, звёздно, холодно
и словно перед нужною покупкою -
чудно, тревожно, сладко, глупо, голодно,
и восхитительно, и радостно, и хрупко и...

- О тот кто есть! Лиши нас высшей робости!
Лиши двоих! Пусть звездопады падают,
пусть от паденья время остановится
и каждое мгновенье пахнет яблоком.

То холодно, то жарко - беспокоюсь.
В окошко бьётся полым телом жук:
"Впусти!",
- Впустить? Ты слышишь дальний поезд?!
Я шпалами, я рельсами дрожу,

Я слышу лязг невидимых конструкций,
я - гул, я - свист, я - воспалённый мозг;
над пропастью пролётами прогнулся:
летит состав, я выдержу, я - мост!

Ах ты влюблён?! В стекольном отраженьи -
пытаешься жужжащую найти?!
Разбей, влети, мы враз тебя поженим
с фантомною пустышкой, странный тип!

Я - ковыли тропы монгольских ханов...
Далёкий поезд, как собаку - цепь,
не отпускает...Слышу звон стакана
О подстаканник...За окошком - степь,

а у окна - любимая, здесь, близко!
Молчит моя тревожная мечта.
Горячий дымный поезд тонко свистнул
на повороте...Столик, сахар, чай...

Но что это? Мой гость подмену вызнал?
Окошко, кухня, гул тщедушных крыл...
Под звон стекла, под клюквенные брызги
на подоконник шлёпнулся - он был

аспект любви особенного свойства,
абсурдный случай, что меня отвлёк.
- Прощай моё чудное беспокойство!
Презревший
смерть
отважный жуколёт
боготворил...
До хруста тонкой шеи,
до шмяка лбом о хладное стекло...
И умирал в глупейшем восхищеньи
от тени той, к которой так влекло.

...Я не погиб! Я не разбился, то есть,
я жив. Я по-иному поступил:
я жду любимую, что выкрал поезд.
несущийся в полуночной степи.

из цикла Леванта в огне

Лежать, перевернуться и дышать:
"Маяк", курантов бой - проникновенно;
На фронте без особых изменений
Пустыня, звёзды, жаркая Аш-Шам,
В полсотне метров - чёрная змея -
Ползёт до горизонта, пропадает.
Под древним небом всякое бывает.
Под безразличием всезнающих Плеяд
Недавно был короткий, быстрый бой:
Змею кусали огненные осы,
А где-то далеко - лугами - росы;
Лишь там - покой, надежда и любовь,
Лишь там слепая лошадь, у реки
Чуть слышно подзывает жеребёнка,
А он, в тумане, плачет тонко-тонко
(верни меня, люби, остереги).

Курантов бой прозрачен, невесом,
По небу - звёзды, гимн звучит в эфире,
Чуть дребезжат наушники, охрипнув:
Засада, полночь и живой песок.

Шам(араб. الشام — аш-Шāм)территория Сирийской Леванты

Там абрикосы падают на счастье,
Июльскою вечернюю порой.
Там космоса таинственные части
Нависли над чудесной детворой.

Там над столом, как нож, пронзая темень,
В ладони жести, маятный фонарь,
Сквозь мошкару и прожитое время,
Безумолчен, как в церкви пономарь.

Фронтовики кричат истошно: "Рыба", -
Мать из окошка: "Всё, сынок, - пора",
Фонарь скрипит и всем дарует нимбы.
"Остановитесь", - мне бы заорать.

И кажется, что большего не надо:
Ушла, под вечер, летняя жара,
Я снова там, - кричу: "Замрите, штандер"...
Но мне пора домой, увы, пора...

Пусть другом подмигнёт доступный космос,
Играющей беспечно детворе.
Среди чудес есть небо абрикосов,
Оставленное нами во дворе.

Чуть припухшее утро восславил невидимый птах.
Пью кукушный туман, отмеряя желанья глотками.
Разминая застывшие крылья, что небо глотали.
До вечерней зари, до последнего сонного "ах".

Выдыхаю, как дым сигаретный хрипатое "лю".
Я люблю всех люблю (ля и си в зачарованном вальсе).
Чуть скрипят, разгибаясь, волшебные теплые пальцы.
Что щекочут и просят, зовут приоткрывшийся клюв

Выпуская желанья, цвета и далеких друзей.
Разливаю весь мир в золотисто-нелепые призмы.
Странным соло - фрагментом нечаянной жизни.
Фотографии, строчки стихов, заголовки газет.

Если мартовский кот промяучит гнусаво "нигде".
Освещая желтками шатер тканной звездами сажи.
Не беда, не волнуйтесь, поверьте, не так это важно.
Я ушел по делам, босиком, по весенней воде...
Если..

© Георгий Волжанин, 02.04.2013 в 08:00
Свидетельство о публикации № 02042013080030-00327501

Тысячу лет назад.
Тихим аккордом струн.
Плыли твои глаза.
Словно кувшинок пруд.

В лето спешил апрель.
Где из девчачьих рук.
Я вырывал портфель.
Тощий, влюбленный, друг.

Ждать и бояться, - жуть.
Шаг за чужую дверь.
Там, как весенний жук.
Двое взлетают вверх.

Бешеный мозжечок.
Рвет у телесных слуг.
Порции ничего.
Чудным движеньем губ.

Бьется счастливый мир.
Стуками под ребром.
В ложи небесных дыр.
Смотрится серебро
(Тысячу лет вперед)

© Георгий Волжанин
Свидетельство о публикации № 21022013065611-00323025

Посвящается С..


Я изведал тебя и держу на весу,
Словно ветер летящее яблоко.
Гон художницы - качество ищущих сук, -
Муки творчества - сладкие тяготы,
Ты наполнена дымом волшебной беды,
То застынешь, так виснут стрекозы,
То несёшься, стремишься лететь, победить, -
Очертить околдованный воздух...

Холст прозрел: "Что бы съесть?", - лягушачьи глаза
Не мигают, - вольны горизонтами,
Раздвоённый язык, тщится дали познать,
Лижет краски на яви рисованной.
Наконец-то потух, догорел горизонт.
Только ты, только я и усталость.
В лягушачьих владениях мир невесом.
Ты и я, - невесомости адрес.

Этот миг, эта боль, это море.
Остановка, в грудину укол.
Зачарованно, плещутся двое.
Миновать, обойти - нелегко.

На потеху попытке дешёвой
Говорить, в глубину заглянуть.
Восхитительная отрешенность.
Лишь они, лишь одни, ну и ну!

Две купальщицы - летнее благо.
Разойтись им сейчас не резон.
Тело влажное, кратное влаге,
Исчезающей. За горизонт.

Бьёт прибой общим сердцем у пирса.
Вторя - бьёт то рукой то ногой.
Та, что вправе собой раствориться
В убаюкивающе нагой.

Не хорошие и не плохие.
Не отнять, не забыть, не продать.
Восхитительнийшие стихии -
Двуедино, - друг с другом в ладах.

Апогей мимолётных историй.
Серпантин и немного езды.
Две купальщицы: девушка, море -
В свете утренней, мокрой звезды.

Бывает так, - не пишется ни строчки.
Сидишь себе в квартирной духоте.
А где-то алюминием прострочен.
Морозный воздух - стоит захотеть.

Взлетаешь: горы, реки и долины;
А чуть внизу, держа в руках металл,
Идут до горизонта исполины.
Такого ты ни разу не видал.

Я знаю предложение нелепо.
И всё же не упрямься опустись.
Тропинь слепящий снег одним из ЛЭПОВ,
Пожалуйста, сойдём с тобою вниз.

Вперёд, всегда вперёд, а не иначе,
Не бросить не забыть и не продать,
Любой ценой мы выполним задачу
Доставим напряженье в проводах.

Садись за стол бери листок не хмурься.
Сейчас ты выключатель в тыщу ватт:
Вольфрам, бал электрических конвульсий.
Листок, что белый снег, ты - ЛЭП - ступай.

От подоспевших капель стеарина,
от налитого красного вина,
был вечер двуедино нестерпимым:
горел камин, во всём - была вина.
За торжество безумное в ответе
был полонез звучал и был таков,
а по углам, в тени, скакали черти
виной тому - огонь и алкоголь.
Топорща мех звериной грубой шкуры,
в ногах постели страшно скаля пасть,
убитый гризли седовато-бурый
под пляску тени был готов напасть...
О вектора земного притяженья!
Любовь, тепло - сиречь одна напасть.
Манящая одежда нужных - женщин
готова стать добычей зверя, пасть.
Всё то что страсть - не грех, рискуя вызнать
безудержное в хаосе теней
ночной охоте преданые гризли
неутомимы в плясках на стене.
Разлитое вино, постель - наружу,
уснули звери, ходики стучат,
луна застыла в стеаринной луже;
а за окном - рассветный зимний час.

Окончен день, закончился сейчас,
Как пиво из "разбавленной цистерны",
А за углом, в забытом месте сцены
У стенки, где не высохла моча:

"Скрип-скрип" - скрипит подшипником танкист --
Что на тележке --- днем, - у "трех вокзалов"...
Пока - еще Петровна не сказала
Всегдашнее: "Пойдем, сынок, уймись".

Не слышно - вверх по лестнице - шаги
(На третий. На руках не сын - обрубок).
Не слышно слов дурашливых и грубых:
"Брось инвалида! Лучше бы - погиб!".

Не слышно дроби старых медяков,
По "до войны" окрашенному полу.
Из рваных галифе. Как - вечер долог.
Стремглав и вниз, по пыли, - босиком.

Маринка не звала - глядеть "секрет",
Не пахнет во дворе плитой и тмином,
Печенье раздавать не выходили,
А коли так: "Бежим! Скорей, скорей!"

Там, под землей, осколочки стекла.
Копать и вынуть - тайно незаметно.
Подать в ладошку другу пусть - на небо
Посмотрит, и упрятать в землю клад.

Но что это? "Маринка, посмотри!"-
Отстегнута тележка. Обессилел.
Лежит герой войны чей голос сиплый
Стих за углом. Светили фонари.

Под небом незатейливых светил.
Роняя тень провисшей паутиной.
Висит паук. Военной сиротинкой -
Под фонарем, лежит танкист без сил.

Что - мнится? Избавление от мук.
Горяч металл, горят комбез и ноги.
А сверху двор был стареньким, убогим,
Был вечер, в паутине был паук...

Потом? Потом - другие этажи,
А там? А там страдательно и скромно
Стоит над телом тихая Петровна:
"Пойдём, сынок, темнеет надо жить".

Мальчишка на небо глядит запрокинувшись:
Просторно, круг солнца, и птичьи напевы,
Шмели баритоны, - июнь сорок первого...
Во всяком живом есть частица Всевышнего

Во мне и тебе, в стебелёчке, что высушен
Обилием высшего жаркого сглаза.
Всё так, - никудышная вышла оказия.
Над близкой деревней, над низкими крышами

Летит чужеродный, с крестом, нарастающий
Пропеллерным гулом. "Чу" - рвётся материя,
Хрустит пулемёт и далёкий, растерянный
Крик матери: " Господи! Сыночка! Батюшки!"

Столь чудно дела поднебесья отлажны --
Лишь миг - рвёт осока до крови колени.
Худющим мальчишкой бежит из вчерашнего.
Оставленное. На войне. Поколенье.

Команда: На грани куба

Автор: Георгий_Волжанин

Задание: 5. Вторая "оправа": В нашем городе --- опустевший кувшин. (Юрьевская «Варвары»)

Название произведения: В нашем городе небо – что луг

Текст произведения:

В нашем городе небо – что луг, звезды – тучное стадо.
Ходит улицей узкой и тёмной блаженный пастух.
Колотушкой устало стучит: "Всё спокойно в Багдаде!"
Улыбаюсь – сосед Аладдина опять на посту.

Не торопит старик ход неспешной полночной отары.
Крутит ночь небосвод, вдаль по времени тихо бредут
Минареты, дувалы, арыки. Идущим не жарко, –
Свеж ночной ветерок. Полночь, в замке уснула Будур.

Снятся девушке сны о судьбе, о чудном Аладдине,
О прекрасной любви вопреки, навсегда, на века...
Всё спокойно, царевна, неверные не приходили.
Спи, всё будет согласно обычаям: милый, никах.

Я на глиняной площади рынка играл до заката,
Стар и сед, притомился. Проснулся – пропали гроши.
Тюбетейка, халат пропылённый – заплата к заплате,
Надоевшая флейта, в мешке спит змея, ни души...

Спите жители, мирно и сонно в счастливом Багдаде.
Жив смотритель сосед – это значит ещё не пришли
Горе, смерть и предательство – псы из далекого ада.
Ни гроша, я, да ветер дудит в опустевший кувшин.

Он, я, она и облаков клубы, -
Висим внизу, за скользким парапетом...
Скользнув в объятья взломанной Невы -
Стать отраженьем, очутиться где-то...

Быть чёрной, стылой, северной водой
И расправляя льдины-крылья, птицей, -
Лететь меж берегов самим собой -
Закованым в гранит самоубийцей.

Реветь, греметь, взрываться, как шрапнель.
Внахлёст на льдину льдину, под мостами
Наваливать отчаянней, сильней...
Когда-то лёд, нечаянно, растает.

Она и я, и город в камне, - тут.
Меж нами дым ветров стального цвета.
Парим, не перешедшие черту.
Манит Нева - за скользким парапетом.

" Бывало, только выйдем с ребятами со двора...Быстрей, быстрей! Через весь город бежали на свидание с морем...". Ф. Искандер. "Рассказ о море"

Промелькивая голью пяток,
Лететь по каменному небу -
Там, под тропинкой, дремлет небыль,
Чья глубина невероятна.

Живое, древнее, немое -
Не говорит, а молча манит.
Бежать, и с ходу в воду камнем
Уйти, и стать единым с морем.

Нырять на глубину, пытаться
Схватить, достать кружочки солнца.
Под хор ракушечий бесовский
Ловить за хвост протуберанцы.

И, наигравшись, наслаждаться.
И, утеряв остатки воли,
Быть убаюканным волною,
И не гулять среди акаций,

И в доме не открыть калитки.
Не видеть, как заходит солнце,
И как дорожку к горизонту
Прокладывает сателлитка.

Сбежав из места, где нет горя,
Исторгнув из себя медузу,
Быть славным малым - карапузом,
Спасенным в городе у моря...

Добрый час уважаемые друзья: поэты и поэтессы, а также случайно прочитавшие\зашедшие!
Как только у меня появляется чуть времени - я не могу себе отказать в удовольствии и читаю наши работы анонсированные на главную страничку литмеждусобойчика. Бывает так, что я голосую против работ, которые мне по тем или иным причинам не понравились. И вот мне предстоит непростая задача, непростой она кажется с позиций нравственности, необходимости и достаточности...Высказать свое мнение.

Дело в том, что совсем недавно я поместил свои вирши на главную страничку литсети и, часть Авторов проголосовавших против моего произведения была немногословна, чем отличился уважаемый Автор в отношении моей работы я не припомню но...Но если он меня хвалил, то по житейской банальной логике ( ты мне - я тебе) я должен хвалить Автора и, напротив, ругать – ежели меня отругали. Но это так скушно друзья! При таких обстоятельствах я не стал голосовать за работу Автора или против, а просто напросто взял и привел настоящую статью. Итак, работа Автора Вами прочитана...Нет?

Рекомендую Это увлекательно, не пожалеете)))

"Внимание, друзья! Я - невнимателен!
Смотрите: я совсем не осмотрителен.
Своим электоратом избирателен.
Не убеждайте! Я - неубедителен.

Я отрицаю всё, что отрицательно.
И положусь на то, что положительно.
Займу у вас всё то, что занимательно.
Не вор я, но живу обВОРоЖИТЕЛЬно.

Мне что-нибудь вменить? Я - невменяемый!
И не грузи - не стану я грузином.
С наречием к сожительству склоняемый
через резину Зину с магазином.

Как всякий настоятель, я настаивал.
И пелена в глазах стоит с пелёнок.
Як конь троянский, кое-что утраивал.
Ну что хотите вы? Я же-ребёнок!

Незваный гость? Тебя сюда никто не звал!
Раскалывай, фундук, зачем сюда пришёл?
И если штурман ты - бери скорей штурвал!
И если - падаван, то подавай на стол!

Внимание, друзья! Я - невнимателен!
Смотрите: я совсем не осмотрителен.
Со знаменем - не значит "знаменателен".
Причисленный к святым, но не "числителен".

Внимание, друзья! Я - невнимателен!
Смотрите: я совсем не осмотрителен.
Своим электоратом избирателен.
Не убеждайте! Я - неубедителен.

Опубликовано: 12/02/15, 06:16 | Свидетельство о публикации № 759-12/02/15-15852 | Просмотров: 463 | Комментариев: 9"

Работа прочитана ( я такой лентяй...Я не всегда могу с первого раза дочитать текст до конца и вот...Дочитал) Неплохое стихотворение. Веселое и оптимистичное. Автор интересно играл словами и пытался совместить несовместимое с совместимым. Порезвился вволю Порой я улыбался, а порой хмурился но был вознагражден - работой. Спасибо Автор!

У Автора не все получилось, из задуманного, так если первый катрен нарративирует нам счастливого Человека не обремененного мнением окружающих о себе любимом, то концовка данного катрена, в части двух последних строк, на мой взгляд просто непонятна. Более того, она что говорится ни в дугу и ни в тую, или не играет в пользу первых двух строк. То же самое можно вполне отнести к последующему: "...Как всякий настоятель, я настаивал", - настоятель? Двойной смысл слова, Вы понимаете о чем я? "И пелена в глазах стоит с пелёнок. Як конь троянский, кое-что утраивал", - не совсем ясно як, конь или что-то еще литгерой но, как все это увязано хотя бы внутри катрена? Я уж не говорю о примирении с текстом в целом... "Ну что хотите вы? Я же-ребёнок!", -

"Незваный гость? Тебя сюда никто не звал!
Раскалывай, фундук, зачем сюда пришёл? (Что это?)
И если штурман ты - бери скорей штурвал!
И если - падаван, то подавай на стол! (павиан или "падаван" ( Падаван, студент-падаван или ученик джедая на основном языке ребёнок, или, в некоторых случаях, взрослый, который начинает серьёзные тренировки под руководством рыцаря-джедая или мастера-джедая, который выбирает ученика из числа джедаев младшего ранга)

Разочаровала меня концовка работы. Так причисление кого бы то ни было к святым, как думается – чересчур, если Вера есть то это не повод, а побудительный мотив. Напротив, если нет желания выставить напоказ неуважение к Вере, а в итоге, по факту быть Макаром не знающим, не чтящим ни своих корней ни родства...Стоило ли такое сочинять?

Особенного расмотрения достоин стиш "Мне что-нибудь вменить? Я - невменяемый! И не грузи - не стану я грузином...", - о чем это и почему? Ране мы с Автором были на Вы или на устраивающей нас всех дистанции. Теперь сблизились до "ты"?!

Как итог - применение сленга и послевкусие от наличя признаков межнациональной розни/дискриминациии вкупе с маловразумительным разъяснением о сожительстве и безопасном сексе. Как я Вам и обещал, я не голосую ни "за" ни "против" Авторской сырой, на мой взгляд, и небрежной, а местами оскорбительной работы. Чем могу, Автор, чем могу (поскольку мы в последнее время так часто встречаемся я привел чуть ниже картинку равновелико относящуюся и к Вам и ко мне многословному) )))

Случается - спорят "успеть" и "нельзя",
А мне что одно, что другое - друзья.
Случилось, опять ничего не успел,
Кругами слоняется чудо-апрель:

Девчонка почти безнадёжна, в канун
Смертельного бала ей выдан билет,
Лицо неподвижно - простынки белей,
В окошко заглядывает апрель,
Чуть-чуть огляделся, в палату шагнул.
- Разбилась в аварии,
- ранами глаз
Блестит материнская трудная боль
Не выплачешь, помнится ржавая соль
Пятнает дорогу, обочину...Рррррррраззззз!
Апрель в черепную коробку попал,
Меня призывает, иди мол на бал.

Резона нет донорство отрицать.
Протягиваю руку, как мелочёвку
На паперти:
- Возьмите эритро, берите тельца, -
Даю кровоток, что младенцу от матери.
Питаю сердечною мышцей, печёнкой
Эритромалиновые тельца:
- Эритрами, живо кормите девчонку,
Верните - клубничную живость лица.

В окно лезет донором наглый апрель
Проснулась девчонка...Окошко, капель.

Над папертью нынче малиновый бал.
"Кап-кап" кровяные капели запели.
Я выжат, я выпит друзья, я упал:
- Встречайте бессильного горе-апрели, -
Девчоночьим голосом прошептал.
Порхает
Над клиникой
Смерть отрицая
Небесноапрельская синева.
Усиленно бьётся эритросердцами.

Девчонке апрелями - жить поживать.
Бал смертный окончен, а мы не успели...
Бреду еле-еле
Шаталкой проспектов,
Я, про
Ли
Тый
До
Нор
Не будет нежна
Неявкой обиженная
Нежена.

Бывает так: ничем не беспокоясь, -
Лежишь, незряче, смотришь в темноту
И видишь, мчится полем красный поезд;
И ту в фате, что цветом неба "ту-
Ту-
ту!"

Ты кочегар, гудит от жара топка,
Стекло кабины в дрожь то "бряк", то "дзынь".
Ты молодой, сноровистый и потный,
Швыряешь споро жирный антрацит -

Бросаешь неустанно и задорно.
Она с тобою, здесь, вы - заодно...
Без разницы, - каким погодным сором
Бытует время года за окном

Она и ты... Влюбленные беспечны.
Безжалостная топка скалит пасть.
Служитель-время время зверю мечет.
Быть кочегаром - пагубная страсть...

Бывает так, герой покинул повесть:
Пыхнула топка, ускоряет бег
Придуманный волшебный красный поезд, -
Бежит по полю вечный
Человек

посвящается С.

небеса, что мишень и голодному суп. отойди,не любя, полюбил - унесут под пиликанье ангельских трубных ветров и тебя и её. ускорением тронь за лицо, за прическу, за грудь, - трогай всю, - не она это, то - оболочка не суть. ты не пробовал ночью добавить огня занебесью? а впрочем, тебе ли понять?!необъятное чувствует, думает, слышит. говори ей, дубина, наверх. она выше.
ты не знаешь, забыл, растерялся и что?! ты один на один, ты с голодной мечтой. не запомнил? тебе ни о чем не сказали? о вселенной с распахнутыми глазами. помолчи, она рядом, у сердца, вот тут. ты и женщина, слышишь? вас небом ведут: десять метров падения вниз за секунду, да ещë одному - незавидное чудо. за падение вверх, в десять метров, туда, где воронами - звëзды на проводах, где луна в звёздном омуте голая плещется. ты готов к ускорению любящей женщиной?! она ждëт, она верит, держи на весу. сводни ангелы звонкие трубы несут. она тоньше, теплее толпы поэтесс. забери для себя эту женщину, взвесь, падай вверх, не дыша, опасаясь затрещины. напитай высотой небом данную женщину

Я помню летний сеновал, -
Кололось солнце, пахло садом.
Двором дурной петух скакал
Кричал, взлетал и снова падал:

Чудил, без устали играл,
Вопил пронзительно и тонко,
Освобождаясь из ведра,
Пугал уснувшего котёнка.

Тот вскакивал пружиной ввысь
И, прибавляя в росте, фыркал,
Стоял на обочь "кысь-кысь-кысь"
Не слышал, лапы растопырив...

- Внучок обедать, - я летел
За стол, садился к самовару.
Под яблоней в тени не жарко...
Котёнок от восторга пел...

Я перед прошлым виноват, -
Воспоминаньями нескромен.
Деревня, солнце, сеновал,
Окошко в летний сад, как в омут.

Команда: На грани куба

Автор: Георгий_Волжанин

Задание:

3. Первая тема: За час до...

Название произведения: Сон у реки

Текст произведения:

За час до рассвета шагнуть наверх –
За бруствер окопа. И там остаться...
Мне снилось - рассказывал человек
О давнем тревожном военном братстве.
Рассказывал, жадно курил - взахлёб,
Над речкой туманной бродило эхо,
Вдали горизонт полыхал огнём,
Встречая шагнувшего человека.
Я слушал, почти перестав дышать,
Корёжила злая чужая память.
Он звал. Он кричал. Он шептал мне: "Встать!
В атаку! " - и пал. Поднимая знамя,
Я всё понимал. Я белел как снег.
Пусть здесь и сейчас не стремнина века,
В атаке ночной, в потаённом сне
Есть право шагнуть - и стать Человеком!
Бежать и орать. Среди ежевик
Упасть, обессилев. Затихнуть сонно...
Как жаль -
лишь немногие из живых
За час до рассвета
о чём-то вспомнят.

В пятом подъезде умер блаженный Петька.
Поздно. Ноябрь безумно кружит листвой.
Крутит столбы промокшей, закисшей меди.
Просит под нос, устало (впусти, я свой)

Дом. Тишина. Не мечутся тени-руки.
Птицей никто не пляшет в пустом окне.
Грустно бродяжкой жалость свою баюкать,
веткой стучать туда, где живого нет.

Жизнебольному, глупому - доставалось.
Вышагнул по-дурацки в тот мир где - Бог.
Сыплются стены, старая краска, надпись.
Машка и юный Петька (Лав Ю). ИТОГ...

- Течь унитаза - словно ополоумел...
Не починить, и дочка не кажет глаз...
Петька, ты слышишь? Нынче никто не умер?, -
шепчет соседка, с первого - поднялась.

В пятом - аншлаг: хранил бы всех - добрый Боже,
на радиатор крыльями два БОМЖа
пали, палёнку пьют и подъездных кошек
светом душевным греют (скотину жаль);

клацает пастью чудная собака Злюка -
что не ворует мясо, не бьёт котов.
Лапой скребется (Петя, впустил бы суку...
За полночь лаять - эхом дразнить бетон)

Взвизгнуло скрипкой горло ночной квартиры:
газовый ключ, щетина, как из дыры -
свет и тепло; восторженный миг - картина -
Петька-сантехник с нимбом чуть-чуть сырым.

Изображение солдата.
Я молод и силён, ура!
Пилотка, гимнастёрка, скатка.
В атаку, в бой, вперёд, - пора!

Стреляет хищная мортира -
Бегу, куда ей, - не догнать!
Полночная река квартиры
Голодному пятну окна

Вверяет сказочное время.
Среди придуманных миров
Кот-сторож на диване дремлет.
Рисует красками герой.

Устал, измазан акварелью,
Высокий лоб, как у отца.
Чумазый, сонный, - в чудо верит.
Распахнуты на пол-лица,

Как у сестры, отца и деда,
Глаза. Прикушена губа.
Войной придуманы ответы,
И жизнь порой, увы, груба.

Кот встал, пружиня гибким телом,
Уставился куда-то вдаль.
Всполох небесный - прилетела,
И поразила - злая сталь...

Меня раскрашивает кто-то.
Разрыв, уносит ветром дым.
Рисунок. На военном фото.
Я пробуждаюсь...Молодым.

Кофейный Африканец в Сенегале
В слона нацелил жадное копье,
А в Питере вечерними снегами
Лиловый город осторожно пьет

Рекламу, фонари, горбатый мостик,
Старинной бронзы львиное литье.
Гуляем - вдруг музей: "Зайдём-ка в гости."
Ступени, дверь - по лестнице идём.

В горячей топке, в знойном Сенегале,
Ни ты ни я, конечно, не бывали.
Под потолок взлетает трубный рёв.
Кофейнокожей Африки народ

Бросает вверх, что было под руками,
Халаты, шорты - сверху льётся дождь.
Нагие телом - бегают кругами
Да здравствует убийца, юный вождь.

В толпе мы рядом - нам ли не прижаться?!
Переполняющая чувственная жадность...
Танцующее женское бедро...
Там-там неистощим, как тела дрожь.

Очухались, вздохнули, встрепенулись.
Скорее прочь от луков, масок, пик.
Музей. Вдвоём. Не слышно шума улиц.
Проходим дальше, руки расцепив.

Стоп. Остановка. Нищета квадрата.
Стоим, глубокомысленно молчим.
В соседнем зале, племя мясу радо.
Растерзан слон. Там-там звучит в ночи.

Мы это время - жаркое украли
У чёрного никчемного квадрата.
Нам до картины никакого дела нет:
В предутренней декабрьской синеве,

Сквозь Питерское стужево тумана
Вибрирует величество там-тама.

"Там-там, там-там", - багряная с востока,
Слониха ночь пронзенная копьём, -
Подвешена на фонари восторга,
А мы внизу танцуем и поём.

Эти дни, милый Штирлиц, воистину станут божественны.
Вас опишут, покажут, не смейтесь, в поэмах, в кино.
Супермозг получил непроверенное сообщение.
За него пусть поднимет на "Линден" * бокалы с вином

старый Плейшнер, гестаповец чахлый с далекой Боливии
и радисточка Кэт, и др. неназванные имена...
Время - место начала\конца - продаются любимые
страны, женщины, жизни...Упала в Берлине стена.

Юстас, стоп, не сжимайте оскалившись хрупкую ампулу!
Лагерями бывает столь часто аутодафе.
Штирлиц, центр, как известно всем нам, не силен дифирамбами:
Сорок пятый, условно-свободная с Вами в кафе.

Будет встреча, я слышал Ваш голос, ночами, Вы ропщете.
Вам желается кофе вдвоём, посидеть в тишине
И детишек, гоняющих стаи пернатых на площади.
Знаю, Юстас, на зоне мордовской тоскливо - жене.

Одиночество, Штирлиц, Берлин в голубей одевается, -
Словно девушка, губы окрасил каминным дымком.

"Вы агент, комбатантэ", - смеется цианистым калием,
за стекляшкою Центра, всевышний в армейском пальто.

*- Унтер-ден-Линден (нем. Unter den Linden — «Под липами») — один из главных и наиболее известный из бульваров Берлина, получивший своё название благодаря украшающим его липам. Длина улицы составляет 1 390 метров, максимальная ширина — 60 метров. Улица идёт от Бранденбургских ворот ...

Профессор Плейшнер - второстепенный герой романа Ю.Семенова. Был завербован Штирлицем. Предпочёл смерть задержанию. Был задержан на проваленной явке по своей невнимательности. Не заметил сигнала о провале.

My WebPage