Не дай вам бог понять, что вы не те,
Измерить путь земной «зеленой милей»,
Не дай вам бог похоронить детей,
Которых вы рожали и растили.
Кровавый след прекрасней на кресте,
Чем след от пули, вышедшей навылет.
Finita la… пришел в финал Истец,
Но вы его не знали, не любили.
Не доказать, что мир осиротел,
И не понять ста тысячей извилин, -
Родится бог, но мы уже не те,
Нас, не родив, заочно умертвили.
Асфальт течет над грудой лишних тел,
Взошла трава, и это стало былью.
…а смерть красна, кто верить не хотел,
Тот, словно пуля, жизнь прошел навылет.

Контрольный выстрел

*) эх! последний раз купаюсь! *)
Странная привычка
http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/186503/
Азачем

И я могла бы получить
две пули в лоб.
Зачем мне две? (Такая чушь – дурные мысли
Не излечить).
Зачем мне две, - контрольный выстрел,
И сверху вниз глядеть на сад,
А сад молчит…
……………….Бесполый сад, наверно, умер, тоже умер,
Устал от боли и под вечный топот ног,
Устал решать, как теоремы мудрый Куммер,
Куда ведут его две тысячи дорог.
Упали птицы, с веток прочь помчались листья,
И выпал снег, и он был черный, как вдовец…
…а может не было? Но был
контрольный выстрел,
И упокой души терновей, чем венец.
Стакан пруда, накрытый неба сирой коркой,
И колченогая нетрезвая скамья,
И снежной соли пуд, и пепла рядом горка, -
И это всё, что вам осталось от меня.
Не проклинайте, не ищите, - не обрящу,
Кривых зеркал судьбы, отнюдь, не обману,
Лишь посмотрю, как наяву сыграла в ящик,
Не по-ахматовски не воя на Луну.

Двуединство

А.П.
посвящается

Человек достал бумагу,
Человек открыл окно,
Человек не видит драмы,
Человек не моет рамы,
Но…
Человеку снятся черти, сковородки и ножи,
Он круги и дуги чертит, часто скрюченный лежит.
Он, не высосав из пальца, знает каждой ссоре счет,
Он спокоен, но в запале видит, что и где течет,
В чем таится злая сущность, ну а в чем и сути нет.
Сам-то Человек – не пьющий, в человеке пьет Поэт…
Человек достал бумагу,
Человек закрыл окно.
Завтра он заклеит рамы
И пойдет по жизни прямо,
Но…
В человеке сломан стержень, значит, двуединству – бой,
Значит, все-таки, подвержен не писать,
а пить
с собой
За покой бумажных стопок, залежавшихся в столе.
Брызги солнца в хрустале принимая за алмазы
И, потом пьянея сразу, улыбаясь «Божоле»,
Тост сказать: «Из грязи – в стразы!»
В понедельник заболев,
вновь не выйти на работу…
Че-
ло-
век,
я знаю, кто ты!

Рыба донная

Стою,
вбиваюсь лбом в глухую истину,
Кругом дождит, наотмашь бьет в висок.
Зачем,
скажи, зачем-то надо выстоять?
В линейку ли стоять, наискосок?
Промокший зонт на юг стремится истово,
На северном виске живет песок.
Скажи,
зачем, в дожде шныряют выстрелы?
И каждый убивает, словно впрок.
Лоб разобьешь, лицо, промокнешь донага*,-
Ты в этой суете ещё не всё,
Ты рыба, не гламурная – а донная,
Наелась, ну а завтра – на костёр.

* Подумала, что надо сноску дать))
Не смотря на традиционное ударение в наречии донага на последний слог, в моем варианте нужно читать первый слог ударным. Не могу я исковеркать это слово так, чтобы оно произносилось "данага", хочется интонационно выделить именно "до")))

Навылет

Не дай вам бог понять, что вы не те,
Измерить путь земной «зеленой милей»,
Не дай вам бог похоронить детей,
Которых вы рожали и растили.
Кровавый след прекрасней на кресте,
Чем след от пули, вышедшей навылет.
Finita la… пришел в финал Истец,
Но вы его не знали, не любили.
Не доказать, что мир осиротел,
И не понять ста тысячей извилин, -
Родится бог, но мы уже не те,
Нас, не родив, заочно умертвили.
Асфальт течет над грудой лишних тел,
Взошла трава, и это стало былью.
…а смерть красна, кто верить не хотел,
Тот, словно пуля, жизнь прошел навылет.
оБЛИЦовка-132

День прошел

День прошел – сыграло в ящик
все, что было настоящим.
…что казалось настоящим,
всё, что было и прошло.
Прошлое не стало пошлым –
Нет его, не будет больше.
На комод его положим
Под ажурное стекло.
Там хранятся встреч соломки,
Солнца рыжий сочный ломтик,
Гром небесный, гром негромкий,
Дождик, моющий стекло.
Пусть… вчерашнее неважно.
Смоет сон печалей сажу.
Заклинанье помнит каждый:
«Всё, что было, то прошло!»
Хватит - в скважине замочной
Одиноких одиночеств,
Лжепророков и пророчеств,
Катаклизмов, бурь и войн.
Хватит слез, не выть в подушку,
Верить, завтра будет лучше,
Улыбнется умный случай,
Каждому, конечно, свой.
Будет лучше непременно.
В прошлом – боль, недуг, измены -
Горький опыт (тоже ценно).
И у каждого он свой.
День прошел – сыграло в ящик
все, что было настоящим.
…что казалось настоящим,
всё, что было и прошло.

Полет над толпой

Выбираю свободный полет над толпой,
Оставляя внизу приземленные крыши,
В дневнике напишу: «Я на поиски вышел».
Взяв собаку с собой,
Я - наивный слепой.
Мне не знать бы войны, белый город в утиль
Превращающей за день до первого снега.
Пусть впивается в руку гитарная дека,
Сленг - падонковский стиль
Камнем вниз улетит.
Подровнялись районы, акустике вняв,
Человек и собака стоят на вершине.
…Пусть мне боги минуту всего разрешили
Созерцать
этот город,
летящий
в меня.

Конкурс Вершина

Спит вДали растение

Презирая подъезды и камеры,
Домофона вопрос немой,
Мы меняемся языками и…
И идем ночевать домой.
Каждый сам по себе магически
Посчитает ступеней плен,
Мир не может быть не логичен и -
Не логичнее белых стен.
Просыпаюсь, шумят кофейники,
Мой валторною, твой – труба…
Мы привязаны за ошейники –
Два верблюда и два горба.
Засыпаю – переплетения
Разговоров, сюжетов, лиц.
Не животные, мы – растения,
Нарисованные Дали.

Шла собака

Мимо сада за оградой,
Мимо мусорного бака,
Будто бы, куда-то надо,
Шла бездомная собака.
Шла, по сторонам смотрела:
Ворон воду пьет из лужи,
Пусть не ворон будет - Мессинг,
Хрипло каркает – простужен,
Ворон небо в луже месит.
Будто не было ей дела
До ворон, помоек, сада.
Шла куда? Никто не знает,
Ей куда-то было надо.
Что искала, может, стаю?
Шла собака – надоело.
Встала мордой к небу – воет.
Так идешь от точки к точке,
Нет, чтоб плыть в ковчеге Ноя,
В паре, в стае, в ритме, в строчке…
Шла собака, шла, летела?
Сдохла.
Нам какое дело?

В мексиканской столице открыт памятник бездомной собаке, сообщает корреспондент РИА Новости. Бронзовая фигура дворняге по кличке "Пелусо" служит призывом ко всем гражданам быть милосердными к бездомным животным.
статья

Пустота пустот

Как можно не влюбиться в пустоту?
В звенящую, бестелую, больную,
Внутри неё цветы не зацветут,
И миг осенней смерти их минует.
По утру не случится соловьев,
Наивных трелей искренних и вещих,
Гонящих прочь ночное забытьё,
Как старые поношенные вещи.
Не рухнет с неба дождь, пугая птиц,
Разбрызгивая сил небесных манну,
Не будет ничего – не будет лиц:
Веселых - грустных,
Новых - старых,
странных…
Как можно не влюбиться в пустоту,
Себя в ней бесконечно ощущая,
Болеть - и сразу тысячей простуд
И вылечиться ей, как чашкой чая.
Как можно?
Да – никак,
всё это блеф –
Стеклярус пустотелый и блестящий
Взорвется, брызнет, светом отболев,
И будет заперт в сердца долгий ящик.
Как плесень прорастает пустота,
Причудливыми спорами пугая,
А что за ней? Что дальше будет там…
…веревка&петля,
я полагаю.

Ab ovo

И был финал, был некролог,
Душа – пушок, под потолок,
По залу – шепот, как душок:
«Ушла»,
но словно…
…воскресный день, светло окрест,
Могильный холм, узорный крест…
Ушла,
ab ovo
И снова червь сомнений сыт –
Пустое кресло, смятый плед.
Груз на плечах – тяжел ли быт,
Когда тебе так мало лет?
Не так, - назойливо звучат
Слова припева…
Жизнь - навзрыд,
Когда не нянчила внучат,
И всё пошло в тартарары...
…Цветная жизнь, цветные сны
Живут на кончике иглы -
А змеи вен воспалены.
В углах сознания гнилых
Шныряют крысы и пищат,
Их хочется кормить из рук,
И слушать жесткий неформат
Под обнаглевший сердца стук.
Драйв не тебя - меня сломал.
В который раз войдя в экстаз,
Ты бросить не смогла сама,
А я устал.
…Печаль во мне прогонит прочь
Твоя, но …детская рука,
Как на тебя похожа дочь,
«ab ovo», -
Пишут облака…

Жизнь, похожая на квест

А у нас в квартире - газ,
А у нас в квартире – свет,
Только дома нет у нас,
Нас в квартире этой нет.
Есть река, фонарь, мосты,
Туча свет фонарный ест,
Тень моя, отдельно – ты,
Жизнь, похожая на квест.
Неделимы на двоих
Спички, соль и черный хлеб,
Нам всегда хватало их,
Кто не видит, значит – слеп.
Снимок, слепок, слайд, смешок
Не храни в своей душе,
Я куплю тебе мешок,
Я богатая уже:
У меня в квартире – газ,
У меня в квартире – свет…
…только катятся из глаз,
Может, - слёзы? Может, нет…

На кривой козе

…а я уезжаю, закончив дела,
Из этой страны заморочек пустых,
Где правит не ум, а ветла и метла,
Выносят святых, удирают в кусты,
Где черные кошки и баба с ведром
Надежнее, чем генетический ряд,
Где трубы до неба построил Газпром
А наши, по-прежнему, утром горят.
И я не могу быть всегда не в себе –
В строю, в коллективе, в колонне, в борьбе,
Гордиться числом олимпийских побед,
И кучу забот выносить на горбе…
А я уезжаю…я еду…но вдруг,
Очнувшись, смотрю – подо мною коза,
Летит карусель на двенадцатый круг
И снова меня возвращает наз-Ад.
Кричащие: Да! Да не крикните – Нет.
Я жить бы хотела в свободной стране.

Трапезунд

…Отгорожено бортиком небо от крыши,
Муравьи-пешеходы лениво ползут,
Часть тебя ненароком на облако вышла,
Вытесняя в траву дождевую слезу.
И трава проросла у кирпичного дома,
Украшая гнилой от тоски палисад,
Наклонилась к земле, сильным ветром ведома,
Тем, что с крыши её подтолкнул в небеса.
А они распахнулись и приняли с миром
Эту главную часть, что зовется душой,
А вторую вспорола забора рапира
Там внизу, на траве, – бесполезный мешок…
…
Ты лежишь и не ты, понимаю, не дышишь,
Над тобой - голубой невесомости зуд.
Отгорожено бортиком…
небо…
и крыша…
Бесконечный покой, неземной Трапезунд…

Сюита ля минор для замков из песка

Quote:
«Сюита ля минор для замков из песка..»

…А после наступила глухота,
И мир понесся мимо, корчась болью,
И рана, раздираемая болью, как солью,
Только соль была не та…
Не в этом соль – погибнуть на войне,
Не в этом сахар – из войны воскреснуть,
Сидеть в плену плетеном – мягком кресле
Седым и приручённым к тишине -
Не хочется, опущена рука.
Сюита ля минор - душа – пергамент.
Блефуют ноты, замки из песка
Растоптаны чужими сапогами.

Маленький генерал

Маленький генерал, генерал-майор,
Бонза амбарных книг и, в сущности - ноль,
Сколько штанов, локтей о столы протер,
Сидя в крутом генштабе, штабная моль?
Сколько вокруг смертей и сколько потерь,
Разве их можно мерить… заесть, запить?
Пули и дуры мимо – тебе потеть
Хаосом мелких цифр уникальной «пи»
Если твой тыл надежен, верна жена,
Если в кармане деньги, а деньги – всё,
Значит, врагу любому придёт хана,
Значит любая книга теперь - Басё.
Думаешь, лист, качаясь, слетает вниз,
В чае кружатся листья - почетный круг,
Окна откроешь – с моря подует бриз,
Знаешь, я тоже дура и я твой друг.

Хоббиты

/Психологи мрачно шутят, что человек — это такое животное, которое не учится на своих ошибках./
…Эх, бывает такое, придет тоска, разорвать бы её в клочки. И потянется снова к стихам рука, и горой нарастут бычки, и какое-то быдло позво́нит в дверь, хоть и надо бы – «позвони́т», вожделея насвай и другую херь, от которой пищат они.
Не закончится тремор… Идите вон, дверь железная лязгнет – shit! Начинается тошнотворный гон под прикрытием анаши…
…Дверь в больничной палате - к доске доска, на кроватях лежат торчки. Вниз рукав, поднимается вверх рука, чтобы с полки достать очки, посмотреть на столичного сквера серь, беззаботно на небе спит поседевший бот, обещавший кайф, за которым крадется сплин.
…Ты очнешься как прежде, ведь, это сон - из игры опиатом слит. Не твоя ли поставлена жизнь на кон? И ее не терять - моли.
…Рак души и мозгов - нет ни рек, ни грек, ни мостов разведенных в ночь. И никто никогда здесь не скажет: «Брейк», не налепит на вены скотч. И тоска-то – дешевка, столичный крэк оприходует кайф, точь-в-точь это хобби такое:
ест
Хоббит
снег
И ему уже
не помочь…

До звезды

Всё – однажды сказала, - хватит, -
и стихов, и противных лиц,
Алкоголя, когда накатит
обнуляя и мозг, и ТИЦ –
До нуля, в абсолютной коме
программистов ссылая нах,
Остаются проблемы в доме,
как погоны не при чинах,
Колготиться устало в зиму,
забивая окно на крест, -
Всё – устала, невонысимо,
нет restart-а -
один лишь rest!
И какое там будет лето…
Будет лето, ау, дрозды,
Продаются еще билеты
до последней,
до той
звезды,
На которой сидят и плачут
девять жизней моих потерь?
И понять,
что могу иначе,
только в утро
открою дверь.

Рыбы в аквариуме

Автор: Ёж Лиру
Стихи, не вошедшие в рубрики http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/131544/
# пусто и страшно

пусто и страшно, и хочется лечь мне на дно,
втягивать в ноздри не воздух, но ил придонный.
если причина для жизни дырявый кондом,
смысл разменивать жизнь на плевки и пардоны
***

Мои батарейки садятся,
из самых последних сил
вновь зажигаю солнце внутри себя.
Была бы ежом, зарылась в стиховный ил,
стала рожать словесных мальков-рыбят.
Рыба не спит.
Рыба совсем не спит,
голову в плен отдав подкоряжной щели.
Эта рыба не я? Пресноводный вид,
выше и выше прет и на небо целит.
Что там, на небе?
Врут астрономы, врут.
Ложкой мешаю чай, и чаинки-звезды
крутятся рядом, тонут, наверно Брут
рядом сидит со мной, и не видеть поздно.
Поздно, темно, могильно, и надо спать,
впасть в темноту, уйти от дневного света…
…Что ж… до свиданья, рыбы, и ваше spa –
Море за толстой стенкой
и шторм без ветра.

all-inclusive

Марк Стерлин "Мой Ворон"
Ворон древний, ворон мрачный
К нам придёт во дни несчастий
Тихо в двери постучится
Древний ворон Невемор.
http://fabulae.ru/poems_b.php?id=16056
http://fabulae.ru/ Фабула-дебют

***
Зимний вечер all-inclusive – снег летит наискосок,
Спотыкаясь, бродят люди... Дворник, сеющий песок,
Хвост поджавшая собака не испортят вид на двор,
Стынет спальная клоака, и притягивает страхи
Древний ворон Невемор.
Он в окно и дверь стучится и несет дурную весть,
Искажает страхом лица, знают люди, где-то здесь
За бетонным лбом забора, свалкой тряпок секонд-хенд,
Страх возьмет ли их измором - смерти неизбежно скорой
Жаждет хищный Невемор.
Крутит в шейкере метели заблудившийся народ,
Страх иглой по вене целит, и всего один исход –
В полночь клюв откроет птица, распахнется в ночь окно,
Миг - свободой насладиться… тело выпавшей синицы
Топчет черный Невемор.
Я не верю в all-inclusive, в холод, дышащий в висок,
Не отбросы мы - а люди от беды на волосок,
Душит спальная клоака, превращая мысли в сор,
Ощетинясь, как собаки, принимаем вызов к драке –
Сдохни лживый Невемор.
Олл инклюзив — Всё включено (англ. all-inclusive)

Февраль

«Душа человека стирается от постоянного прикосновения»
(Ф.Ницше)

Снега силки расставив, бредет февраль,
В утро открыв окно, запускаю стужу,
Режет души двуличность снежинок сталь,
Теплый котлетный быт, уходи наружу.
Вдаль улетай, туда, где пречистый бомж
Крестит худой рукой за оградой сада
Храм чудотворный, прянично так пригож.
…Что ж ты, крестить себя, а не церковь…
Надо.
Глупый такой, голодный. Снегирь, цып-цып,
На, тебе крошек дам, а бомжу бы – водки,
Манной небесной, снег, ну давай же, сыпь,
Завтра строка мелькнет в милицейской сводке –
Найден, без документов, лицо в снегу…
В раме оконной - таинство снегопада.
Счастье в своём уюте – себе солгу,
Душу сберечь нельзя не стирая…
Надо…

Синопсис

Осень(собака)ангелов(точка)нet -
Ветер собрал и стаю направил к югу.
В небе либретто смерти.
Идёт балет,
Зрителей нет, суфлер – суматошный флюгер.
Тучи спустились низко и тет-а-тет
Шепчут своё «шарман» отраженьям в лужах,
Месяц зажег вдали бутафорский свет -
Маленький маячок
Бесполезен?
нужен!
Тихо вокруг, беззвучно...
Летят,
летя…
Мне б написать письмо, адресат известен.
Как бы хотелось с вами лететь,
хотя…
…стоит учиться жить в инвалидном кресле.
Стоит глаза закрыть, заскрипит окно,
Рамы двойной щелчок отсекает вечность,
Я бы просила, но
умирать одной -
Также в конце спектакля погаснет свечка, -
Нет,
закулисье дум не возьмет живьём,
Если отмерен срок, то терпи до срока,
Рано еще в утиль, подождут её
Мёртвые без бумаги, - живые строки.

Пустота

Во мне живет пустота.
Что-то не так? Может быть, заселить ее звездами?
Поздно.
Запустить туда маленьких рыбок?
Мы, наверное, рыбок могли бы…
Ловить?

Убивать в себе ласковых птиц,
Превращать в целлофановых куриц,
По весне макияжем цвести,
С манекеном сравниться рискуя.
Вышивать на платочках кресты,
Хороня в подсознанье романы,
Так постыдно, как дырки в кармане,
Лишь бы мысли остались чисты.
И растить, умножать пустоту,
Уходя в нее денно и нощно,
Ведь тому, кто однажды потух,
Только кажется - так будет проще.
***
Я посильнее нажимаю на газ,
И хриплый голос разрывает печаль:
«Я выключаю телефон…», в сотый раз
Разлука режет, как дамасская сталь.
Перебираешь фразы, мысли – не те,
И есть строка, и даже лыко на ней.
Всего-то, взять и поиграть в пустоте
В немое царство бесполезных теней.
Прибавить звук, стряхнув кулисную пыль,
Переболеть и обновить гардероб.
А пустоту булавкой к платью пришпиль,
Ошибок много, не хватает лишь проб.

Будто

Эпиграф:
Будто птицам выдернули перья,
Рыбам оторвали плавники…

Хочется пальцами сильно сдавить виски,
Ногти ломая, висеть на карнизе ночи,
Может быть, - виски? Напиться и по-мужски,
Пьяно шатаясь, выблевать, что есть мочи:
«Спите?!»
Спите, конечно, спиться и умереть,
В тесных гробах кособоких квартир-хрущёвок
Мерить по третям –
кончилась
третья
треть,
Всё дорогое стало пустым, дешёвым,
Словно портвейн,
чай в подстаканнике,
соль – белая смерть.
Амнезия с потерей стула…
Венские стулья.
Проевшая шубы моль,
Жадная моль в шифоньере души уснула…
Сказка закончилась, не опустеет трон,
Новый герой проживает столичным принцем
Марихуану,
марки,
гашиш,
метадон,
Шпаги сменив на кровавые иглы в шприцах.
Совесть распродана. Да и зачем она?
В чайно-лимонных снах пусть живут принцессы.
Не опуститься бы.
Как не дойти до дна
В самой последней части – финале стресса?
Время не лечит душу, время ломает винт,
Раной кровавых снов пузырятся вены,
«We are the champions» -
В небо шагает Queen
Там его встретит Doors,
Будут играть посменно…
…Боль отступает, новый пригрежу сон –
Рыбы сожрали птиц и ушли в подполье,
Нет человека больше, пасётся клон
Чистый, как первый снег и
овечка
Долли.

Метро

В тесном ампире дня колготится жизнь,
Мелочью глупых птиц выпивая лужи,
В ласковый рот метро – не сожри, аминь!
Жизнь остается с тем, кто еще снаружи.
Воздух идет по трубам, по рельсам – ток,
Шум, проникая в мозг, словно анестетик,
Может свести с ума, оживит гудок:
Вы еще
где-то
здесь
на каком-то
свете.
Люди-инферно, люди-туда-сюда,
Плотный людской поток переменной мощи
Здесь, в параллельном мире, на поездах
Едет в трубу судьбы и совсем не ропщет,
Тупо смотря в стекло на мельканье стен,
Умно читая книги в обложке броской.
Сверхпостоянен свет, постоянен день,
Это совсем не смерть - но другая плоскость.
Шаг и еще шажок, пододвинув край,
Плотный людской поток потеряет память.
- Поезд приехал, этот… который в Рай
-Шутите?
-Не шучу,
Начинайте падать…

Прости, малыш

Эпиграф:
«В комнате с белым потолком…» Наутилус Помпилиус
***

…Прости, малыш, но мир давно скатился под откос,
Тебе принес кота в мешке поддатый Дед Мороз.
Не плачь, малыш, ты подрастешь – щетина на щеках,
Шагает в школу твой малыш, зачатый впопыхах.
Квартира тёщина, ломбард, что кольца не сберёг,
И вид из окон на завод, хрущобу и ларёк.
Как все – и «стенка», и диван, растет пивной живот,
Твой белый пароход надежд, навряд ли, приплывёт.
Ладони времени сотрут мечты о парусах,
Уйдешь на пенсию стареть в поношенных трусах.
…Прими от жизни передоз, - поникший, как трава.
Мы все встаем, чтоб снова лечь
судьбе
под
жернова.

Рыжий клоун

Посвящается ушедшему Р.Т.
***

Рыжий клоун мертв.
А мы - не рыжие…
Он родился «двадцати пяти рублев»
На Рублевке, - смех, - в хрущовке-хижине.
Клоун – пионер,
Речевки проклявший,
Андеграунд – йоу,
Но клоун мертв...
Он, бывало, пойдет по кругу, да устанет. Не та дорожка.
Он не любит любить подругу, холодильник, тусовки, кошку.
Он покрасил, он всё покрасил: мир, одежду, страну, экраны.
Он наследник счастливой расы, на работу встающей рано.
Мы с утра открываем шторы, чтобы снова метнуться в слякоть,
Мы – заёмщики, кредиторы, мы совсем разучились плакать.
Мы сидим по своим квартирам, мы идем, но уже не в ногу,
Мы - пародия на сатиру, мы не верим, но верим Богу.
И теперь в этом мире дырка, как в носке, приходящем в гости.
Биографию сдали в стирку. В оталоненных девяностых
Пусть другой народится клоун, тоже рыжий и тоже толстый,
Умирать под культурным слоем и вот так, - не вписавшись в плоскость.

Телефонная книга

Пролистаю тебя, свою истинно верную «книгу»,
Будто старых друзей воскрешаю, да нет, хороню.
Пью за новых друзей, ICQ запуская в два клика,
Потерявшихся между проспектами и авеню.
Бесполезная «книга», от А и до Я – привиденья,
В каждом имени заперт отчетливо видимый шифр,
Закрываю глаза, умираю сама постепенно,
Превращаюсь как будто в ночное созвездие цифр.
Отложу на потом, ностальгия - коварная штука,
То, что было вчера, навсегда остается вчера.
Загружу ноутбук и начнется игра в «перестуки»,
Чтобы дружбой заполнить себе и другим вечера.
Пусть другие прочтут, расшифруют, опять зашифруют,
Сдуют пыль, запылят и положат подальше в комод…
Напечатаю: «SOS», как обычно спонтанно, вслепую,
Не придумали, жалко, бумажный какой-нибудь «НОD»
несостоявшаяся 21-я оБЛИЦовка

Кустуричное

Гавр позабыл Гавроша,
в шубы-манто вмантулясь,
Тысячи медных грошей -
В Мэтро гудящий улей.
Сыплет фальшивым «сноу»,
Разовый Санта-Клаус,
«Рэдзы» бегут, и снова
Лыбится Микки Маус.
Стриты, бульвары – кома-
Сон иностранных улиц…
Тенью в парадной дома
Фильмы живут «кустуриц»,
Им по ночам не страшно
Выглядеть неликвидно.
Плюшевым чебурашкой
Город на запад двинул,
Пористым Губкобобом
Вытер асфальт до ребер.
Скачет в плену хип-хопа
Нео-церковный бобик.
Зуммер включенной бомбы
Слышен из тивисета,
Нас превращая в зомби,
Пленников Интернета.

Невозможность бэкапа

Сиротливо в углу у торшера в оранжевом пледе,
Не пугает метро, не растут котировки валют,
Кто-то грустно поёт, а за окнами едут и едут,
Пусть поможет им бог, если акции вдруг упадут.
Я смотрю из окна – «короли» по Тверской за «капустой»,
Крут блестящий капот, гармоничные линии, лак…
Им достанется всё, ведь мошенники тоже искусство, -
И безбедная жизнь, и крутой дорогой Кадиллак.
Я лечу из окна – магазины, пивные миазмы,
В переходе метро прилипает собака–тоска,
Три аккорда навзрыд, оказалось, что это заразно,
На голодной струне не играет - фальшивит рука.
Наливается водка в пузатую рюмку и /граппа/
/Поднимается тост/, пьют не чокаясь в клетках-домах,
Я умру и вернусь, в невозможность не веря бэкапа,
Записав на дискету удачу себе и… ума.

Город

Время жизни парус тугой полирует нещадно,
Нитка не рвется, все меньше глупый клубок,
Нет, не играю,
здесь я живу Ариадной,
В розовой комнате темперой крашу лубок.
Время скупое слепого Гомера не лечит,
Тянется в нежные руки сердца бутон.
Город - Молох наш
суровый и широкоплечий
Мы в лабиринте его только шлак –
зоопланктон.
На щит положи благодарности меткие стрелы
Смело вперед идем, лишь набросив плащ,
Исчезаем в городе–призраке –
пасти тоннеля,
И бой с ним идет,
хотя и не настоящ.
Верная нить покажет дорогу. Это не стыдно,
Помощь прими мою, вечность живу для тебя.
В бессонницу дышит монстр.
Несутся спиралевидно
Минотавры глазастые,
в кровь мостовые щербя...
На конкурс: "Транссибирский экспресс"

Осень

Это странное время,
когда облетают надежды,
проливные дожди,
за которыми крик журавлей
умирает сто раз,
разбивается о побережье
в ностальгическом вальсе из нескольких равных долей,
Зажигают костры,
Появляются из-за кулисы
Декорации в красном
Столбы обречённых рябин,
На высокий помост
Престарелая всходит актриса…
Это странное время задернутых в лето гардин…

Мастер и Маргарита

В полумраке большой квартиры
Тени ходят, скрипя паркетом,
Поменялись ориентиры.
За окном изнывает лето,
Мысли заперты в каземате
Коммунального неустроя.
Где твоя Маргарита, Мастер,
Паутину стряхни с обоев,
Распахни беззаботно двери.
Греет пальцы бокал самбуки.
Без мечты - монотонно, веришь,
Нет мелодии – скрипы, звуки.
Освежись, прогремела, слышишь,
На бравурных аккордах мая
Канонада дождя по крышам
Напряженность души снимая.
…Бесполезно, лишь черной масти
Карты выбраны из колоды,
Постаревший потухший Мастер
Без надежды проводит годы.

Мои корабли

Встают из воды, в окруженьи туманном
Мои корабли…
Мне странно,
Не видит никто нездешней земли
Обманной
Душа закричит, коротким, как SOS
Гортанно
Прими от земли мои корабли
Спонтанно…
Под снегом асфальт пробивает росток,
Распахнуты окна в туманную бездну,
Когда-нибудь я в ней навеки исчезну,
Как в дельте Невы исчезает проток.
За ржавыми трубами прячется дождь,
Стучится в чужие дома – саркофаги,
Он, за неимением чистой бумаги,
На окнах напишет всю гамму от «до»:
До – жди и до - ждись, распогодится, знай,
Я тоже промокла, я тоже скиталец,
Но там – ничего, за космической далью:
Билет
на идущий
вдоль детства
трамвай

Я осуждать вас не берусь

Я осуждать вас не берусь,
Тех, кто границы презирая,
Утопит ностальгии грусть
В краю гудзонового рая.
Пусть вам поможет новый бог,
Пусть ваша пища станет слаще,
Минует страх, когда Молох
Абсурда жертвами оплачен,
Попав под жернова властей,
Кто звездно-полосатым флагом
Закрыл тела своих детей
От страшного нутра Гулага.
Вы – не предатели, но сны
Пощады не дадут отныне,
Вы так же Родине сыны,
С другой эмблемой на алтыне.
Да, не судим по крови брат,
Одной страны - одной веревки.
И вместе прадеды лежат
В могиле братской Пискарёвки.
И лишь на сердце боль и грусть
Живет, тоской испепеляя…
Я осуждать вас не берусь,
Всё понимаю и прощаю…

Под церковными сводами

Под церковными сводами вижу - скитаются души,
Собираются в стаи, гроши опускают к грошу.
Пантеле́ймон-целитель, спаси, и я слово нарушу…
Я молиться начну и посты соблюдать, - я прошу.
Шерстяные платки крепко-накрепко спины стянули,
Люди истово молят, спасения ищут от лих:
«Защити, уведи от беды, от увечья» - как пули
Рикошетят слова по окладам икон дорогих.
Спят премудрые девы и вечные старцы под нимбом,
Светлый глянец на ликах, строга паутина морщин.
Прихожане с мольбой, чудотворцы не слышат их, ибо
Шум людского источника горестей неистощим.
Отгорожены миррой от мира, во внутреннем свете,
Сжав нательные крестики, волю отдав небесам,
Мы просили и ждали, но бог не помог, не ответил,
Потому что давно разучился творить чудеса.

Убей в себе врача

"Мы замкнуты, как трезвые врачи"*,
Скрывая многолетние измены,
Не скальпелем, улыбкой вскроем вены,
Случайно перепутаем ключи,
Чужой помады подленькое вето
Украдкой не заметим и … простим.
Пусть, кухонное наполняя гетто,
Под потолком витает никотин,
Орет ненужный полосатый кот,
Свое добро уложим в чемоданы…
Хирурги бытопройденной нирваны,
Друг другу объявившие бойкот.
Мы ровно в девять жить начнем с нуля
И девять жизней проиграем в квесты,
Другие нас хирурги расчленят
И прошлое:
«жених-любовь-невеста»

*/* Строка из стихотворения: http://stihi.ru/2009/06/05/5268
Автор: Аа Вв Сс http://stihi.ru/avtor/abc1905/

Осколки

Все ближе ночь и контуры размыты,
Колышутся от ветра занавески,
Мой Д'Артаньян ушел искать подвески,
Найдя на полке фотку Ипполита.
Какая-то кармическая сила
Собрать не может пазлы воедино,
В глаза мне смотрит пес – собака Динго,
В гусиных перьях кончились чернила.
Сочится ядом шляпка мухомора,
Я – маленькая девочка без крыльев,
В мешочке – сон…убийственный…бессильный,
И свет в конце тоннеля – коридора.
Идти на свет, вбирать в себя частички
Эпох, столетий, стран, краев, просторов…
Но Д'Артаньян ко мне вернется… скоро,
Приедет на последней электричке.
Её гудок мелодией абсурда
Расставит по местам осколки счастья,
Нелепо склеив порванные части.
И я забуду друга или «гурда».

Камерное

Я ладошки сложу, закричу, захриплю от усталости,
В никудышную даль улетят, разобьются слова,
И вернутся осколки ко мне бумерангом безжалостным,
Настроением желтых домов зацветет трын-трава.
Заколдовано что ли осенней хандрой настроение?
Покидающих родину птиц обнажается грай.
Человек человеку - червяк или, может – растение, -
Неизбежно корнями в земле и с надеждой на Рай.
И кричи не кричи, «человеков» устои не рушатся,
Потому, что у каждого гнёзда, а в гнёздах птенцы
Неустанно вопят, ничего, кроме «драйва» не слушая,
Даже жалко их, маленьких, хочется крикнуть: «цып-цып»
И ладошки разжать, покормить и отправиться в плаванье
До конечной инстанции, камни разбив, как вода,
Пусть усталые лодки качаются в бухтах и гаванях,
Выбирая заросшее тиной пространство пруда.

Разговор по сети

Не единственный раз, а стотысячный смайлик послав,
Попросите прощенья (наверно) за искренний флуд.
В темноте на экране погаснет: «I wanted…I love…»
И закончится эта «лавстори» - остывшая
blood.

Разговор по сети, презирая конвой километров
И каких-то условностей, боже.. Есть бог – интернет?
Нет, конечно же - нет… Старомодная шляпа из фетра,
Унесенная ветром и яблоко … сладкий ранет…
Есть ошибки сети на страницах, что вместе листали,
И простое: «Ты тут?», и в ответ, так забавно: «Угу»,
И цветок ISQ, заслонивший в сумбурном реале
Сериалы из кадров, смонтированных на бегу.
Нет границ, и вне времени, рамок нет - всё ирреально,
Лишь на кончики пальцев ложится кириллицей шрифт…
…Нарисуй мне мой остров, и море, и маленький смайлик,
Подари глубину и в тумане коралловый риф…
…Но однажды стихия ударит, оставит обломки,
Притяженья волна перейдет за границы сети,
Старомодную шляпу поправишь и скажешь негромко:
«Заболев пустотой, невозможно влюбиться, прости…»

Последний вальс

Ты сидишь у камина и куришь, упрямо молчишь,
Делай всё, что угодно…Ванильные кольца, как нимбы,
Освятить эту комнату вряд ли сегодня могли бы.
Мы расстались вчера, просто так, безо всяких причин.
Бесполезная ночь и за ней новый день - рудимент,
Фаворитами станут друзья, панацеей – работа.
Расставание - вальс, это просто минорные ноты,
В такт не может попасть недоступный для всех абонент.
Убежать от иллюзий, вернуться назад вопреки…
Погрузиться в себя и обманывать, разве честнее?
Понимаешь, с тобой мы брели по нечётной аллее,
Вправо-влево вели тупики… и вперед - тупики,
Проходные туннели торжественных некогда дат…
Повернувшись друг к другу спиной или вполоборота.
Эвтаназию чувств заказать, но останется фото,
Диск Земфиры и смятая пачка «Парламента лайт».

ЛСД - абстинентный синдром отсутствует

Разве я усложняю - рифмую, но это потом,
В темноте пустоты. Кто сказал, что она не такая.
А какая тогда - голубая, больная, стальная?
Темнота это мир одиночества с белым котом…
Он меня не предаст, за пустяк не застрелит в упор,
Не уедет к друзьям, не сыграет шекспировской драмы.
В теореме Ферма исключения есть до сих пор,
Я давно поняла из учебников школьной программы.
В сотый раз доказав, перемножив «один на один»,
Говорю: «Уходи…нет, тихонечко: делай, что хочешь».
Усложняется быт, превращаешься в прочих из прочих.
От похмелья с утра, как всегда, принесу аспирин.

…Допотопная жизнь – до Потопа не жизнь - а экспромт.
Будем строить, как Ной (прирожденная жажда эстетства).
Принимай ЛСД, не убьет абстинентный синдром,
А цветы и портвейн это кайф ПТУшного детства.

(Куммер доказал, что теорема верна для всех простых n, меньших 100, за возможным исключением 37, 59, 67)
[b]

Потому и привалит гигантским обломком цитата…

…Есть люди
у которых в квартире всегда свет
газ телефон женщина холодное пиво и туалетная бумага
Искренко

Держать в уме всё то, что дарит жизнь:
Газету утром, днем остывший кофе,
Улыбку-скальпель, кончился бензин…
…опять идти пешком к своей Голгофе.
«Пером» под рёбра, - разве в паре строк
Твой выкидыш стиха сумеет выжить.
Какой от сытой дуры-жизни прок..
…дорога на Голгофу – грязь и жижа.

Держать в уме всё то, что дарит смерть:
Отсутствие газет, и дня, и кофе,
И мысль, что можно думать, можно сметь
Лежать в своей квартире-доме-кофре.
Когда рукой за горло не берут
Стихи, проблемы - гаснет к жизни тяга.
Есть люди с видом в чёрную дыру…
… и денег туалетная бумага.

Открыв огромный рот, идёт самум,
Нацелясь взять в полон простые вещи,
Не нужные (он знает) никому,
Дрожащие, как хвост дрожит овечий.

Без боя, от беды на волосок
Ему сдадутся крепости и стены,
Его всепожирающий песок,
Скрипящий на зубах - его бесценность.

Он верит: кто не спрятался – умрёт
Под толщей раскалённой пыльной лавы…

Никто не верит - но придёт черёд...
И что там дальше будет, после славы...

Переверну песочные часы,
Перетекут спокойные песчинки.
Ложится спать ручной Самумий сын
На самом дне, кольцом свернувшись чинно.

Мне привиделся город, холодный, как ты, и печальный.
Геометрия снов отпечаталась в нем на века,
Распустилась сирень, оторвавшись от пирса, отчалил,
Может нашей любви, может нашей разлуки баркас.

Всё чуть-чуть изменилось, летят миражи белоночий -
Будет сниться не раз, как бредем мы вдоль спящих витрин
И целуемся в парке, а солнце садиться не хочет,
И не спят воробьи, мы считаем их на раз-два-три.

Изменившийся мир заставляет не думать о прошлом,
Будто бабочек в сердце поймали и сдернули нимб,
Рвутся нити надежды, но, знаешь, что было хорошим -
То останется с нами, его навсегда сохраним.

Мне уже не понять красоты величавых построек,
Быстро меркнет она перед будничным взглядом на жизнь,
Возвращаться назад, окунаясь в былое, не стоит.
Я прощаю тебя, остальное - мои миражи.

От фарфоровых чашек, стоящих уютно на полке,
До распахнутых окон, глядящих в просторы лугов –
Двадцать восемь шагов. Для кого-то, конечно, не долго.
Для улитки души – двадцать восемь к свободе шагов.
Двадцать восемь кругов, хоть и знаешь, что может быть меньше,
И на круге восьмом неизбежно придется сойти,
Но своё доползешь, от того постепенно чумея,
Что мечту васильковую бережно нежишь в горсти.
Улыбайтесь, дома, ваши крыши давно уже едут,
Улыбайтесь, деревья, корнями ушедшие в грунт,
Двадцать восемь шагов до свободы – душевное кредо.
И не верьте улиткам, они непременно соврут.

Грустно, ныряет под кофту ветер.
Холодно?
Может быть…
Я в бреду.
Самый несчастный лежит в кювете,
Самый счастливый сидит в саду.
Паника листьев взрывает разум,
Нить паутины и в ней паук,
Город шагает вперед и сразу
Город берет тебя
на испуг.
Выпьешь?
Коктейли хмельная осень
Лихо мешает, дождем в песок
Льется мартини, темнеет в восемь,
Тени ложатся наискосок.
Спрячусь, и ветер почти счастливый,
Будто согрелся, немного пьян, -
В небо.
А небо темнее сливы,
Дым выдыхает завод-кальян.
Ржавые петли, скрипит калитка,
Чайник поставлю - незваный гость -
Город-паук. Автострады нитка
Режет поля пироги насквозь...

На улице обычнейший нефарт –
Погода шепчет, но не богу в уши.
Небесные расхристанные клуши –
Седые облака пригнали март.

Не хочется идти и грязь месить,
Иду. Идут сугробы вдоль обочин.
Удар зимы и крепок, и отточен –
Весны не будет, гранд его мерси.

Запрятанный в асфальт, бурчит ручей.
И слышу только я, что он бормочет.
Свободы
…………..рабства
……………………..русла хочет –
………………………………………очень!
Дождаться пробужденья - часа «че».

И вот он, долгожданный мистер фарт,
Доставивший сугробам похоронку -
На землю льется солнце сквозь воронку
И топит в акварельных лужах.
Март!

Здесь, в Антарктике ни птиц, ни зверей,
Только черви да пингвины живут,
И ветра, и дядя мой Пантелей,
Открывает косарей Институт.

Припев:
Ты коси, моя коса, хоть снега, а хоть роса,
Ты коси, моя коса, веселей!
Закоси под Бежин Луг, всё что видишь, всё вокруг,
Ты коси, моя коса, веселей!

Что косить они тут будут – вопрос,
Ни травы, ни огроменных полей,
Только дядя мой – большой баламут,
Самый первый среди всех косарей!

Припев:
Ты коси, моя коса, хоть снега, а хоть роса,
Ты коси, моя коса, веселей!
Закоси под Бежин Луг, всё что видишь, всё вокруг,
Ты коси, моя коса, веселей!

Антарктида – наш шестой континент
Свежескошен не щадя живота,
А мой дядя Пантелей - президент,
Хоть не смыслит в косарях ни черта!

Идёт трамвай – большой стакан, заполнен до краёв,
Идёт трамвай – не привыкать, кондуктор достаёт…
Компостер?
Счетчик?
Реостат?
Качаясь, на весу, он достаёт (кому сказать?)
Закуску – колбасу,
Столовый нож,
и режет хлеб, и людям раздаёт,
И каждый делает себе приличный бутерброд.
Витает в воздухе амбре (воскресный расслабон),
Качаясь, в питерский туман спешит стакан-вагон,
И запотевшее стекло вновь искажает вид
На город тощих колоннад и псевдопирамид,
В котором, наконец-то, лев пнёт лапой звонкий шар,
И тот на небо полетит!
Так выпьем, за удар!
За гол!
За то, что, как сокол,
Да просто – за проезд.
А кто не выпьет - тот не наш,
Его кондуктор съест,
Слизнёт потом слезу дождя с потёртого стекла,
И в темноту депо придёт
вагон-
стакан-
анклав.

Эпиграф Бориса Барского

http://www.ironicpoetry.ru/autors....ya.html

"Ну, я понимаю,
Проснуться с похмелья
В совсем не знакомой
И чуждой постели.
Бывает занятно,
Я так думаю,
И где-то в душе то
Оправдываю..."

Нет, я не пил вчера. И было тихо,
Прохладно и уютно в голове,
Носились там стихи, а может, стИхи,
Как мюмзики в какой-то там мове.

Всходило солнце, тут же заходило –
Я открывал и закрывал глаза.
Мурлыкал что-то милое Боб Дилан,
И кот мурлыкал – я был только «за».

Курьерский поезд - кофе не проехал,
Вчерашний тост заглядывал в глаза.
Я встал и крикнул: «У!», проснулось эхо
Чистейшим звуком - я его слизал.

Внутри почти рекой текла нирвана,
Прошествовав по дому голышом,
Себя увидел в зеркале – я в ванной,
Я…женщина?!
Вот это, братцы, шок!

Очень добрая и наивная песня замечательного Юрия Визбора "Солнышко лесное".
Не удержалась...

Утром опять собрались у трухлявого пня (ня-ня-ня-ня),
Манит гитара застывшей слезой янтаря (ря-ря-ря-ря)
Вот под «Рамштайн» четким строем прошли муравьи (и-и-и-и)
Зря мы шампанское с водкой с собой принесли.

Милая моя,
Солнышко лесное,
Ну, давай, валяй,
Выпьем мы с тобою.

Не разбирали палатки, манатки не в счет (ой-ёй-ёй-ёй),
Снова упал, пролетавший, в тайге, самолет (с синей трубой),
Плавится патрубок и плексиглас у костра (а-а-а-а),
Всем в пешеходов давно превращаться пора!

Милая моя,
Солнышко лесное,
Ну, давай, валяй,
Выпьем мы с тобою.

Не утешайте меня, мне слова не нужны (ны-ны-ны-ны),
Я бы повесился здесь у янтарной сосны (ны-ны-ны-ны),
Но бородатые рядом сидят мужики (и-и-и-и),
И на гитарах лабают и пишут стихи

(про!)

Милую мою,
Солнышку лесную,
И про те края,
Где искать такую…
Ля-ля-ля-ля-ля….

Собраны вещи, уложены в старый рюкзак (так, кое-как)
Завтра начнется тантрических будней бардак (так их растак)
Ёжиков бодрый отряд остается один (и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и)
Перепевать этот, начатый-конченый сплин.

Милая моя,
Солнышко лесное,
В следующий раз
Выпьем мы с тобою

Пра Колобка)



Здравствуй, мозг, мы долго были вместе,
Очень долго, столько не живут.
Ты сидел в башке, как на насесте,
Ты вчера был друг, сегодня – Брут.

Измотал мне нервы и смотался,
Укатился, чертов колобок?!
Мне ходить безмозглому осталось
И зубрить считалки назубок?!

Врешь, и ты, дурак, следы оставил,
Я тебя нашел, иди сюда,
Лезь на место, да без всяких правил.
Раскидал извилин провода.

«Виделите», тьфу, заговорился,
Видите ли, он гулять пошел.
Я тебя терпел, твои капризы.
Лезь, сказал, всем будет хорошо.

И тебе тепло, и мне комфортно.
Я умен, ты без меня – клубок.
И еще один подобный фортель,
Глюк сожрет, запомни, хм…
Колобок!

На блиц по картинке:
оБлицовка-146
http://litset.ru/publ/15-1-0-254

Закручу бигуди подрастрепанных будней,
Каждый день - это пытка смотреть в монитор,
Белым слоником маяться в лавке посудной,
Сочиняя стихи, как девчонка, на спор.
Просто так пролетают слова и минуты,
Заполняя собой пустоты пустоту,
Не в пружину закручены, а почему-то
Маринованной килькой застряли в быту.

И не вход, и не выход, не хлопают двери,
Посторонние звуки живут без меня,
Оживляя деревья соседнего сквера.
Там вчерашнего снега скучает броня,
А на белых сугробах живущие тени
Выползают наружу и душат мечты,
Заставляя писать не стихи – привиденья,
С инфернальностью ночи общаясь на «ты»

Не взорвусь, не сгорю, не поддамся регрессу,
Пусть внутри остается тоска-червячок.
Бигуди закрутив альтер-эго – принцесса
Легких бабочек-строчек наловит сачок!

"В начале я думал все будет просто
Я все равно ничего не теряю"
Группа "Агата Кристи"

Петербургская хмарь половинит меня,
Задвигаются шторы и шоры, и шо…,
Я полцарства готов поменять на коня,
Положив непогоду в заплечный мешок.

Сгинь уютный бедлам, утром предположу,
Что смогу
не себя
не в себе
потерять,
Жизнь - не поле пройти. Я шагну за межу.
Но любой эпизод повторится опять,
Но любая заноза под кожу войдет
И останется гнить, чтобы не заживать,
Бесполезен чужого сочувствия йод,
Обезболит и вылечит рану едва.

Безысходна действительность день ото дня,
Удивительных снов потеряется счет.
Пусть уходит в туман половина меня,
А другая - под северным солнцем живет.

Блокада

От горя Ленинград устал.
Снаряды рвут балтийский лёд, калеча города оскал.
И... цвета смерти самолёт на части режет ночи ткань,
в провалы улиц бьют лучи, беззвучный крик сковал гортань...
Когда усталый бог молчит,
То каждый стоик, боль забыв,
От горя и бомбёжек слеп, живёт надеждой на прорыв
весны
в остывший
город-
склеп.
От радио анестезий проснется сердца метроном,
считая жертвы страшных зим.
И ночи,
дни
в плену стальном
растают,
словно санный след
к могиле общей
без креста…

Пробьется раненый рассвет
В кольцо блокадного жгута…

Самолет

Мама, я за ниточку держал
Цвета смерти чёрный самолет,
Мама, спотыкался, но бежал,
Сотни жал пронзали невский лед.

Я не плакал, - боже, дай мне сил,
Отведи, чтоб не атаковал!
Только зря, наверное, просил,
Ногти обдирая о завал...

Снег летел и обжигал лицо.
Я не плакал - я по-волчьи выл
В городе, где смерть взяла в кольцо,
Где нет слова «Рай» -
___есть слово «Тыл».

Залп зениток самолет вспугнул,
Нить исчезла - жизнь оборвалась.

Выжившие прокляли войну
И фашизм – коричневую мразь.

Эпиграф:
Будто птицам выдернули перья,
Рыбам оторвали плавники…

Хочется пальцами сильно сдавить виски,
Ногти ломая, висеть на карнизе ночи,
Может быть, - виски?
.............................Напиться и по-мужски,
Пьяно шатаясь,
......................выблевать, что есть мочи:
«Спите?!»
..............Спите, конечно, спиться и умереть,
В тесных гробах кособоких квартир-хрущёвок
Мерить по третям – кончилась третья треть,
Всё дорогое стало пустым, дешёвым,
Словно портвейн, чай в подстаканнике, соль –
белая смерть. Амнезия с потерей стула…
Венские стулья. Проевшая шубы моль,
Жадная моль в шифоньере души уснула…

Сказка закончилась, не опустеет трон,
Новый герой проживает столичным принцем
Марихуану,
................марки,
..........................гашиш,
....................................метадон,
Шпаги сменив на кровавые иглы в шприцах.
Совесть распродана. Да и зачем она?
В чайно-лимонных снах пусть живут принцессы.
Не опуститься бы, не дойти до дна
В самой последней части – финале стресса.
Время не лечит душу - ломает винт,
Раной кровавых снов пузырятся вены,
«We are the champions» - В небо шагает Queen
Там его встретит Doors, доиграть посменно…

…Боль отступает, новый пригрежу сон –
Рыбы сожрали птиц и ушли в подполье,
Нет человека больше, пасётся клон
Чистый, как первый снег и
....................................овечка
.................................................Долли.

Ночь присела в размышленьи к нам на краешек ресниц,
Стайкой диких кобылиц куролесят в небе звезды,
Не жалей о том, что поздно нам уже гадать по звездам,
А душа ответит прозой погребальных колесниц.

Две свечи мерцают в спальне, локон падает на лоб -
На столе открытый гроб. В образах - две белых розы,
На груди уснули косы, не цвести погибшим розам.
Навсегда почила в бозе. Прочитал молитву поп.

На траве в росе холодной извивается туман,
Месяц падает в бурьян, и свистят печально птицы,
Путник-ветер притомится гладить крылья спящим птицам,
Воск засохнет на ресницах, запечатает дурман.

Потекут ванили реки на подушки облаков,
Мерный слышен бой часов, на груди уснули маки,
В яркой вышивке рубахи лишь цвести поникшим макам.
Королеве вурдалаков открывает ночь альков.

От автора: это, наверное, про любовь. Наверняка про любовь... или про послевкусие, которое остается... или не остается, а улетает в небо бумажными синицами...

Остров

"я знаю, что не просто
принять мой мир, как есть
мой неизвестный остров
необитаем весь."
/из "радиовьетнам"/
Би-2

…Хватит сора, не надо драмы. Быт ли будет, убитый в хлам, не жалею о том ни грамма,
выпивая свои сто грамм. От восторгов остался остов, от цветов и конфет – труха.
Прочь, акулы, я - гордый остров, а слова – они чепуха. Так, взлетят ненадолго, словно…
словно пули и лягут вряд. Не убьет, обесточит слово многолетних обид заряд. Породниться и выжить в море – вот, что нужно сегодня мне. Зрите в корень, не зрите в корень – предсказания не в цене. Остается в цене свобода, обнаженность семи ветрам.
И на остров не будет брода, хватит сора, не будет драм. Drum and Bassово бьется ветер,
по-щенячьи живет в груди. Пусть маяк никому не светит, ночь набатами не гудит. Упиваясь своей свободой, сеет ветер в полях песок. Остров пусть ни на что не годен…
Лягут тени наискосок, распугают сварливых чаек возле старых гранитных скал,
у которых туман причалил, сединой гордясь
у виска.
Межпортальный конкурс: "Tribute to БИ-2"

Миражи

Не верь глазам – ты видишь миражи.
Скажи: Прощай. Вернись домой беспечно.
Не верь тому, кто может слово: «Вечность»
На пазлы ради скуки разобрать.
Не сей добра – морские корабли
В его мечтах – вагоны-рестораны.
Вы не сошлись и разминулись странно,
Как страны без гражданства и без виз.
И не зови, - он не был и он был,
Часы не били - сердце не стучало.
Вернись домой, начни скучать сначала,
От той черты, где были миражи.

Je t'aime

Мой мир не умещается в ладонь,
Бери его и бережно неси.
Он выверен последней нотой «до»
И ласково-доверчив нотой «си».
Бери его, но не иди войной,
Не может мир вернуться на щите,
Легко мне защитить его одной,
Имеющей к войне иммунитет.
Не может мир делиться пополам,
Пусть даже из намерений благих.
Тогда, увы, не сакура цвела,
Когда упал мой мир из рук твоих.
Пусть даже не разбился на куски,
Осколками нелепыми блестя,
Но больше мы не сможем быть близки…
Хотя…

Беспокоиться больше не о чем

Беспокоиться больше не о чем,
Все прошло – наливай, да пей.
Поругались, какие мелочи,
Позвони и меня добей.
Сделай, боже мой, сделай что-нибудь,
Пристрели трассой глупых слов,
Упаду и увижу: по небу
Гонит ветер остатки снов.
Догорели, совсем как в осени,
На кострах лепестки стихов.
Не касаемся, даже косвенно,
И от этого так легко.
Выживание - это фабула,
Без тебя, извини, - сюжет.
Расставание не ослабило,
Просто нет меня,
больше нет.
Занавешены окна шторами,
Спит за ними чужой ковчег,
Хочешь, горе поделим поровну,
Нужно счастье делить?
Зачем?

Жертвы мимо

Жертв не будет. Нет, не будет. Больше нам не донести, только сердце, сердца бубен умещается в горсти. Бей в него, пока не треснет, помощь божью призови, жги, руби с бедою вместе. Незавидный визави. Я клянусь, за поворотом, от порога до дверей, если ждет, страдает кто-то, то вдвоем-то веселей. Хватит маяться ночами. Тараканы в голове не заводятся случайно. Верь мне. Веришь? Веришь мне? Сколько вниз упало петель, сколько мыла извели, продлевая смерти петтинг. Не взлетают журавли - пусть, лелей свою синицу, пусть летит себе вперед. Намотай на ус, на спицы - смерти нет, а есть черед. Ляжем, кутаясь и плача. Тили тесто. Помолчим. Жертв не будет. Жизни кляча спотыкается в ночи. Улыбайся, будет утро, улыбайся молча, мим. Трудных будней камасутра подождет, пока мы спим.

Синица

Я скучать не хочу, пусть погода хандрит за окном,
Из бумаги сложу оригами - смешную синицу,
Не сидится синице в мозгу неуёмном моём,
Так и хочется ей, непоседе, на воле носиться.
Напишу сто заветных желаний, возьми под крыло.
Веришь, замкнутый мир устоявшийся сможем разрушить?
В небо лучше? Я знаю, но в комнате нашей тепло,
И вокруг ни души…
…только наши заблудшие души,
Мерно тикает время – шагает в дубовом шкафу,
Время так же, как мы, несвободно, зажато, нелепо.
Время слепо, безжалостно, время - ленивый тайфун.
…Все закрытые клетки, поверь мне, похожи на склепы.
И поэтому ты улетай, я открою окно.
И закроется дверь, никакой не останется тайны.
Мир бескрайний – тебе, ну а я загадаю одно,
Выпуская синицу увидеть - журавль взлетает.

Журавли

Вчера как будто видела вдали,
На самом горизонте у заката,
Летели стройным клином журавли,
От млечного пути, вперед куда-то.
Летели, и царило торжество
Тончайшего блаженного покоя,
И не было в полете ничего,
Но что-то было дивное такое-
…Как из часов стекает вниз песок,
Блестит осколок зеркала в траве,
Трепещет паутины волосок,
В осеннем теплом дне осиротев.
Как дышит море - так же по ночам
Гудит сверчок и моет лапу кот.
Трещит камин,
трещит,
трещит свеча…
И мой за горизонт уходит год
…И вместе с ним потери, боль утрат,
Невысказанной боли чёрный сплин,
Как больно, доживая до утра,
Командовать началу утра – пли!
И краткость слов, невысказанных, нет,
Застрявших в горле, словно слепок лет…
И журавлей, казалось, в небе нет,
Но были журавли -
Остался след.

Последний смысл



…какой-то в мире смысл, наверно, есть,
Как в этом снеге, выпавшем некстати –
Весной, когда надежда тоже есть
На выгул платьев, летних свежих платьев.

И в этом смысл – терпи, скрипи, фонарь,
Приклеенный, как намертво, к аллее.
Ты бог аллеи, светоч, ты - Фонарь!
И только под тобой земле светлее.

И в этом смысл – в бессмысленности слов,
Летящих через форточку наружу.
Их ловят и готовят пару слов,
И пар из слов летит, такой ненужный…

…на улицу, где вымерший канал,
Запомнивший худого господина,
увидевшего рябь… Живой канал.
В бессмысленности мира мы – едины.

Где-то там, в далекой Греции, - ионические портики,
Никакой тебе экзотики, всё измерено давно -
Минотавры - лабиринтами, музы – терциями, квинтами,
«Диогены» пиво пинтами пьют с богами заодно.

Где-то здесь, поближе к Северу, за нордическими скалами,
По фиордам за штурвалами дни проводят моряки,
Спорят с палицей Перуновой и таинственными рунами
Вертикалят камни местные «олимпийцам» вопреки.

За одну - две навигации – долог путь варяжский в Грецию,
Прикупить пожгуче специю, да продать полсотни шкур.
Зевс, гостей встречай от Одина, хоть сурова наша Родина,
Янтарем, селедкой, оловом насладится «диоскур».

Из ионики да в скальдику увезем вина и паволок,
В злато-серебро оправленных обручей, серег, колец.
Хороша страна маслинная, но назад дорога длинная,
Помогите норны-дисы нам трудный путь преодолеть.

Румянцев В.Д. (с)

Осень нервно курит трубку –
В ночь отставлена с поста.
Повстречались Кот и Пушкин
Вдруг у Жёлтого моста.
Этот - в шляпе, тот - без шляпы,
Хрусткий снег привычно мнут,
Взмах-привет когтистой лапой –
Свежий утренний этюд.

Город, охры переевший,
Убелённый до седин,
Покидает, словно леший,
Кучерявый господин -
На бульвар! Вчера у дуба,
Дальше Желтого моста,
Из любви к другим сугубо
Привязал на цепь Кота.
Пусть походит, пусть побродит,
Сказок пусть наговорит.
Там Русалка, (там же вроде?)

…Жёлтым светят фонари,
Бьет в лицо поземка хлестко,
Черти прячутся в трубу,
Гаснут звёзд последних блёстки,
Площадь дворники скребут…

Показалось, тьфу ты, нечисть,
Оглянулся – нет кота!
… Нет, на Мойке не встречались
Кот и Пушкин
У моста…

Под церковными сводами вижу, скитаются души,
Собираются в стаи, гроши опускают к грошу.
Пантеле́ймон-целитель, спаси, и я слово нарушу…
Я молиться начну и посты соблюдать, - я прошу.

Шерстяные платки крепко-накрепко спины стянули,
Рядом истово молят, спасения ищут от лих:
«Защити, уведи от беды, от увечья» - как пули,
Рикошетят слова по окладам икон дорогих.

Спят премудрые девы и вечные старцы под нимбом -
Светлый глянец на ликах, строга паутина морщин.
Прихожане с мольбой, умещенной в ладонях, - спасиБо...
Горе мыкаем мы, а лучина тревожно трещит.

Отгорожены миррой от мира, во внутреннем свете,
Сжав нательные крестики, волю вручив небесам,
Мы просили и ждали, но бог не помог, не ответил,
Потому что давно разучился творить чудеса.

Все исчезает - исчезнут круги на воде.
Умер сказавший, что время врачует и лечит.
Белая прядь грянет выстрелом, пущенным в вечность,
Быстро закончится время прекрасных идей.
Дальше движения будто бы четче, смелее,
Движутся в тень, не пытаясь угнаться за ней.
Только б не падать на стертые горем колени,
Только бы знать, что движенье по кругу - важней.

Двигаться в разные стороны
или навстречу друг другу -
Нужно ли это? …
А впрочем, к чему понимать,
В водоворот не попав резонансного круга…

Не единственный раз, а стотысячный смайлик послав,
Попросите прощенья за флуд на лирический лад.
В темноте на экране погаснет: «I wanted…I love…»
И закончится эта «лавстори» - остывшая
blood.

Разговор по сети, презирая конвой километров
И каких-то условностей, боже.. Есть бог – интернет?
Нет, конечно же - нет… Старомодная шляпа из фетра,
Унесенная ветром и яблоко - сладкий ранет…

Есть ошибки сети на страницах, что вместе листали,
И простое: «Ты тут?», и в ответ, так забавно: «Угу»,
И цветок ISQ, заслонивший в сумбурном реале
Сериалы из кадров, смонтированных на бегу.

Нет границ, и вне времени, рамок нет - всё ирреально,
Лишь на кончики пальцев ложится кириллицей шрифт…
…Нарисуй мне мой остров, и море, и маленький смайлик,
Подари глубину и в тумане коралловый риф…

…Но однажды стихия ударит, оставит обломки,
Притяженья волна перейдет за границы сети,
Старомодную шляпу поправишь и скажешь негромко:
«Заболев пустотой, невозможно влюбиться, прости…»

По ступенькам анапеста – в небо? А впрочем - неважно,
Уходя от проблем, оставляем закрытую дверь.
Самолет улетает один, нереально-бумажный,
Унося сожаленья от прошлых обид и потерь.

Подождем, пропадет интерес к этим бешеным гонкам;
За растраченный дар попросите прощенья небес.
Или ваш интерфейс состоит из материй сверхтонких?

Почему-то так больно и хочется кинуться в лес...
…нарисованный лес, в нём не будет больных и нелепых –
Заколдованный круг, из которого выхода нет.

Монитора конверт переполнен, и в памяти-склепе
Похоронен реал – причащён, перекрещен, отпет.

Защищая себя от любых предложений безличных,
вы способны принять Ариадны последнюю нить -
Утонуть с головой в этом море чужом, но логичном,
Нажимая «escape», никому не мешать – уходить,
А затем возникать, возрождая пароли и ники,
Покалеченный труп обводя акварелью мелков
И писать про любовь, как жевать опостылевший Сникерс,
А про боль не писать, обезличенным это легко.

По ступенькам анапеста – в небо.
Теперь это важно.

Штангенциркулем глаза измерять - отлично!
Если водку я не пью, значит - я не личность?!
В мини юбке не хожу, не ору, не плачу,
Я не женщина уже?! Я скорее кляча?!
Ну и что, - стихи пишу, ну и что - плохие,
В баре трезвая сижу, если все бухие.
Да, еще хожу в спортзал, да, вожу машину,
Ну, курю и что с того? Всё же, не мужчина.
И Некрасова люблю, Николая… Колю…
Избу, хочешь, подожгу и дворец построю?!
Не хромая, не урод и не однобока,
Хошь, про Блока расскажу, Александра Блока?
Ну, не хочешь, не вопи, раз стихи не любишь,
Не пойму, зачем в мой гроб забиваешь дюбель?
Что я сделала, пусти, не хочу в могилу!
Ладно, я сварю, прости, щи и кашу, мииииилый!

Закрывается школьный альбом, запираются в ящик игрушки,
Не читаются Кэрролл и Пушкин…навсегда… насовсем, но потом,
Под раскрытым цветастым зонтом появляются кроличьи ушки…
Королевы, Алисы послушно побегут, догоняя фантом.
Зазеркалье игрушечных лиц… Обнимаем искусственных мишек
И, мечтая о принцах из книжек, забываем порою про то,
Что гранитные своды метро – не дворцы и, наверное, вышел
На другой остановке парнишка белым кроликом в черном пальто.

Лакированный сказками мир покачнется, как старое судно,
Разбивают иллюзии будни - наша жизнь без прикрас, без чудес.
Вновь чеширской улыбкой исчез, утонувший в тоске беспробудной,
Луч надежды на доброе утро с лимонадным напитком «Дюшес».
До свидания, сказочный мир, пусть вернутся в тебя только ночью
Королевы, Алисы, а впрочем… под раскрытым цветастым зонтом
Навсегда, насовсем, без «потом», пробегу по своим многоточьям,
Попрошу зазеркальной отсрочки, вновь листая свой школьный альбом.

Метро

В тесном ампире дня колготится жизнь,
Мелочью глупых птиц выпивая лужи,
В ласковый рот метро – не сожри, аминь!
Жизнь остается с тем, кто еще снаружи.
Воздух идет по трубам, по рельсам – ток,
Шум, проникая в мозг, словно анестетик,
Может свести с ума; оживит гудок:
Вы еще
где-то
здесь
на каком-то
свете.
Люди-инферно, люди-туда-сюда -
Плотный людской поток переменной мощи
Здесь, в параллельном мире, на поездах
Едет в трубу судьбы и совсем не ропщет,
Тупо смотря в стекло на мельканье стен,
Умно читая книги в обложке броской.
Сверхпостоянен свет, постоянен день,
Это совсем не смерть - но другая плоскость.
Шаг и еще шажок, пододвинув край,
Плотный людской поток потеряет память.
- Поезд приехал, этот… который в Рай
-Шутите?
-Не шучу,
Начинайте падать…

Это странное время,
когда облетают надежды,
проливные дожди,
за которыми крик журавлей
умирает сто раз,
разбивается о побережье
в ностальгическом вальсе из нескольких равных долей,
Зажигают костры,
Появляются из-за кулисы
Декорации в красном -
Столбы обречённых рябин,
На высокий помост
Престарелая всходит актриса…
Это странное время задернутых в лето гардин…

Индостан

Посмотрите вокруг на цветущие лотосы, пьющие утро.
Многорукие шивы строги и спокойны, их магия пальцев
Вам покажет театр теней и расскажет секрет Камасутры.
А по берегу Ганга предобрые бродят котята-бенгальцы,
А на небе ни облачка, лишь пролетают цветастые птицы,
Осеняя крылами округлую стать, купола Тадж-Махала.
В Болливуде волшебном на хинди кино, в баре кофе с корицей
Пьет великая Хема Малини, призывно шуршит опахало.
Величаво спокойна, горда благодать и мистерия Ганга,
В красном сари босое на небо спешит невесомое солнце,
Заплетают венки белозубые страстные леди-смуглянки,
Начинаются песни и танцы под бубны для вас, незнакомцы.
В Индостане красавицы все, словно рыбки, не встретишь акулы.
Развеваются юбки цветные и ленты, вплетенные в косы.
Обойдите весь мир – от Камчатки, да - или от Риги до Тулы,
Вы вернетесь сюда, в этот Рай, тень малейших сомнений отбросив.

…В том заброшенном мире погибнут мечты и желания,
Там истлеет одежда у кукольных барби-алис.
Мир чердачных кулис и какая-то магия …
...мания
Невзлетающих птиц, не делящих углы биссектрис.
Ты остыл…
Просто рифмы хорошие кончились,
Были темы...
Остались про то, что …
Да что говорить…
Подставляешь бочок...нет волчка - Псы кусаются Гончие,
Ускользает, не рвётся - в тумане теряется нить.
...Ты уснешь на спине.
Обнимающий мягко и плюшево
Синтепоновый мишка с тобой отправляется в сон,
Заплетаются мысли в почти вологодское кружево.
Тарахтящий будильник наутро - малиновый звон.
...Ты пойдешь на чердак и среди бесполезного мусора
Откопаешь помпеи своих драгоценных утрат,
Пожалеешь больных, и погладишь по шерстке искусственной,
И завяжешь банты тем, кто искренне помощи рад.

оБЛИЦовка-13 на ПКП

Эпиграф Евгения Клюева
"Внутри болит – и жмут плащи, пальто и шубы,
жмут хижины, дворцы, и все пространства – жмут"
/"ЦЕРКОВНЫЙ ХОР"/

В ожидании…

Раскинул крылья день над душным миром,
Отринув ночь в пространстве городов.
Застыли в ожидании Годо
Дворцы, бараки, хижины Пальмиры.
Безумство ждать - бездумно замер шпиль.
Прижатые телами постаменты
Вошли "по горло" в уличную пыль.
В истории купаясь перманентно,
Часы на колокольне не идут.
Сидит старуха в той же самой позе.
Когда же он придет, почивший в бозе,
Когда наступит этот странный суд?

Зажат в себе, мирок болеть привык
И ждать привык, за поводок пристегнут,
И колокол подвешен за язык
Своей любви к изменчивому богу.

До весны далеко. Ожиданием заперты в норы
под неоновым солнцем, где утро похоже на ночь,
белолицые люди украдкой глядят в мониторы
на блестящий скринсейвер - на волны бегущие прочь.
И волна за волной ударяет в иллюзии бубен.
Не нужны фолианты зачитанных намертво книг.
В них метель не метет, но и солнца, возможно, не будет.
Шелестит пустота - заповедный усталый тростник.

Темнотой обречен неоформленный призрачный город.
Он не может забыть, как уныло блуждать в феврале.
Уходящим в себя - возвращаться в реальность не скоро:
вместе с белыми мухами, будто от сна охмелев,
вместе с первыми листьями, вспомнив, что время - навеки,
что часы не идут, а бегут, не давая уснуть.
Нажимают на shift – и кричат в пустоту человеки,
покупаясь на вирт, как рыбешка клюёт на блесну.

Я клянусь, чудаки, насмотревшись на блики и краски,
переделают мир, и не будет для всех пресловут,
переплетом окна отгороженный по-типографски,
независимо-плоский февраль.
До весны доживут!

Понедельник выходит на службу помятой газетой,
Эта газета –
смерть
для заснувших
мух,
Если она разящей рукой воздета –
Бойтесь, товарищи, и –
испускайте дух!

Всё – закатайте губы.
Начало недели.
Бриться, душиться, мыться –
как Отче наш.
Рыкни здоровым духом в здоровом теле,
Всех нездоровых –
употребим на фарш!
Хватит спускаться с гор Святым Магометом,
Пятница будет скоро –
в нее и пей.
Истина не в вине, не в дыму сигаретном.
Прочь
пороки,
растущие как репей!
Наш понедельник бодр, как хвост собаки.
Крутит колечком жизнь –
бей под дых!
Плыви по волнам понедельника к нам на бакен.
Начало недели –
еще не конец,
ну дык?!

Санкт-Петербургские штучки

…любимый город может спать спокойно

1. Петербуржье

Мне зима не оставила выбора, солнцу взамен
Подарила бульварам волнистый каракуль снегов,
Простоту и такой отрезвляющий голову плен -
Одиночество вальса летящих в три такта шагов.
Хлопья снега метель собирает с танцующих крыш,
Желтоглазый фонарь за оконный глядит переплёт.
Петербургом больна, и пусть знает блестящий Париж,
Мне с любовью к нему и другим городам не везёт.
Для меня, как и прежде, встают из бездонной Невы
Облаченные в тоги туманов дома–корабли,
Я молю этот город - надейся и только живи,
Я молю эту зиму - пощады ему ниспошли,
Быстрых чаек, летящих над морем, где город-ампир
Колыбельную спел для заснувших во льдах кораблей.
Им дорогу расчистит под утро трудяга–буксир -
Потерявшийся маленький странник торосов–полей.
И зима вдруг подарит мне оттепель, солнечный свет,
На граните растает мистических линий узор,
Может, лучше есть город, и кто-то ему даст обет,
Только мне не пришлось полюбить ни один до сих пор.

2. Дома-корабли

Из розовой тени туманных ночей
встают силуэты домов-кораблей:
Как мачты в небесных пределах,
пилястры – дома-Каравеллы.
Недвижно-жеманен колонн серпантин
вдоль лестниц барочных домов-Бригантин.
Мосты поприветствуют, маршем
идущие, плоские баржи,
За ними по волнам стремится душа
из каждого дома. Стоят не дыша
фасады и портики чинно,
А ночь так воздушно-невинна!
Крестом осеняя дорогу судам,
проводит их Ангел на шпиле, а там,
где водные кружатся блики,
где Genius Loci великий,
оставивший помыслы, сердце и дух
старинным легендам, покажется вдруг -
Армада идет пароходов,
Утюжа свинцовую воду -
И ночь оживёт! Жёлто-белый декор
Несёт по волнам адмиральский линкор,
Звенят якоря золотые
И меряет мили морские
Петровский кораблик на тонкой игле,
Как символ защиты балтийской земле.

3. Парадняк

Ста дождями тоску размой,
Вены колет остывший город.
Мне под ветром идти одной,
Поднимая повыше ворот,
Ускоряя привычно шаг,
В магистрали шаги вминаю.
Мне спасение – «парадняк»
Ждут из детства воспоминанья.
Там тепло – батарейный рай.
Словно тайну хранит Сезама,
А снаружи – собачий лай,
И неоном вопит реклама,
Полуночничает трамвай,
В нём портвейн разбавляет драму,
На канале - вода до свай
И буксир на цепи – подранок.
В ночь свинцовый разгон волны
Очень длинной идет с Залива,
И последний пассаж Луны,
Для которой Земля фальшива…
Хоть манто надевай, хоть фрак,
Но не станет душа белее,
Вспоминается «парадняк»,
Сигареты - за батареей.

4. Двор

...Над заводом, который дыру прокурил
В невесомости неба - кармической тверди,
Над Коломенским островом - чаячий крик -
Ветер поднял и в небо подкинул конверты.
Полетели над строем идущих домов,
Потерявшихся между Невой и Фонтанкой.
Там, где время могло заблудиться само,
Перепутав фасады с убогой изнанкой,
На Коломенском острове в доме-ампир
Угнездился внутри городского колодца,
Беспокойный, логичный по-своему мир
С человеческой жизнью, которая рвется.
Из распахнутой двери на уличный суд
Выбегает веселая стайка мамашек,
Их послушные дети пустышки сосут,
А мужья непослушные где-то шабашат.
На окрашенной в зелень весенней скамье
Восседает квартет добродушных старушек.
Двор секреты хранит, как резной шифоньер,
Глушат уличный шум подворотен беруши.
Там по-прежнему гонится пес за котом,
Отражается небо в субстанции лужи,
До меня это было и будет потом…
А душа…
Белой чайкой-конвертом закружит.

5. Желтый город

"Ловим шляпой дырявой жизнь,
Упирается дольче вита,
Бесконечность несется вниз,
В желтый снег,
Облипающий плиты."
***
«Желтый снег, облипающий плиты»* –
Фонарей депрессивны наброски,
Нам от желтого скрыться непросто,
От тоски, что в каналы налита
Под завязку, по горлышко, с горкой,
От колора домов без лепнины,
Штукатурной покрывшихся коркой
И присыпанных снегом-стрихнином.
Желтизной мы живём, ею дышим,
Как премудрые кошки, живучи.
Не надеясь на веру и случай,
Пробираясь по раненым крышам,
Не заметим, как станем фантомом
И, влекомые Genius Loci ,
Пронесемся над охренным домом,
Желтоглазы и златоволосы.
Желтизна, словно призрак, повсюду -
На воде, в отражениях, лицах,
В указующей властной деснице,
В завитках колокольной волюты.
Стерты краски надежды в палитре,
Классицизмом больны бутафоры,
Расставляют колонны, и хитро,
Словно под руку, каркает ворон
* строка Иннокентия Анненского "Петербург"

6. Призрачный город

Я шагаю в окно, принимай меня, призрачный город,
В черно-белом кино проживающий гордую жизнь,
Посадивший на цепь, как собаку, героя Аврору,
Отпустивший с цепи белоснежных ночей миражи.
Принимай и прости, демо-версия жизни забавна
И отважна, как кошка, нырнувшая в старый подвал
Виртуального дна, где ее непременно забанят
Или модеры-крысы бесшумно убьют наповал.
Не включая Caps Lock, запиши на flash-карту героем –
Соц.труда, и Союза, и всякой другой чепухи.
Я шагаю в окно, репликаторным вирусом Трои
Проникая в тебя
И тебе посвящая стихи.

7. Васильевский остров

Я растерянность выгоню первым дождём,
Ничего, поживём, поживём – это просто.
Панорамные окна поставим, уйдём
Погрустить, покурить
на Васильевский остров.
На свинцовой волне блюз воронок, огни
В круговерти оправы, как шарики ртути.
Никогда не читай, промолчи, помоги
Долететь до свободы - магической сути.
Это плотный туман, это вымысел, бред…
Иногда берега изменяет погода -
Ролевая игра, итальянский сюжет -
Петербуржская блажь окончания года.
Вот и всё, слишком холодно, ладно, идем
По анапестам трижды умноженной грусти,
Я не буду писать… о себе… обо всём,
Этот город, тебя полюбив, не отпустит…

8. До голубей и ёжиков

Мой город нынче пьян до глупых голубей,
Шныряющих вокруг и вечно что-то жрущих.
Мой город – полынья, убьешь меня? Убей.
Убей мою хандру и… голубей до кучи.
Ты триста лет стоял и пил портвейн дождей
И триста простоишь, в воде каналов корчась,
Тебя поил не я, стой над Невой, балдей -
Торчащий из болот меж финских низких кочек.
Не я тебя вогнал в туман, ты сам зашёл,
Шатаясь и кряхтя хламьём пятиэтажек,
Напился – закуси, и будет хорошо.
Пусть ты закусишь мной, ведь, я не против даже.
Послушай, ты смешон, угрюмо-жёлт и тощ,
Скажи, когда же ты бываешь настоящим?
Когда тебе в лицо плюёт осенний дождь?
Так пей хоть каждый день «до ёжиков шуршащих».

9. Летняя Петербурженность

Парусат и безбожен заносчивый ангел на шпиле
Белоснежную грусть провожает – плывут облака.
Часовой-Император к пространству пришпиленный или -
Медный Genius loci болота пронзил на века.
По ранжиру стоят, величаво взирая на чаек,
Кавалеры-дома, охраняя легенд чистоту.
На воде - корабли, их волною любовно качает,
Защищает гранитом река от случайных простуд.

Всё логично и просто. Ампирно, красиво, - не ново.
Колоннады статичны, полна отражений вода.
Только клодтовы кони ночами теряют подковы,
Чтобы счастье вошло, угнездилось в домах навсегда,
Задушевные львы улыбают гранитные пасти,
Опускается вечер, буксир на Неве задремал.
Спи спокойно, трудяга, сложив бесполезные снасти…

…Продолжается мой неоконченный (верю) роман.

10. Город (черное)

Время жизни парус тугой полирует нещадно,
Нитка не рвется, все меньше глупый клубок,
Нет, не играю,
здесь я живу Ариадной,
В розовой комнате темперой крашу лубок.
Время скупое слепого Гомера не лечит,
Тянется в нежные руки сердца бутон.
Город - Молох наш
суровый и широкоплечий
Мы в лабиринте его только шлак –
зоопланктон.
На щит положи благодарности меткие стрелы
Смело вперед идем, лишь набросив плащ,
Исчезаем в городе–призраке –
пасти тоннеля,
И бой с ним идет,
хотя и не настоящ.
Верная нить покажет дорогу. Это не стыдно,
Помощь прими мою, вечность живу для тебя.
В бессонницу дышит монстр.
Несутся спиралевидно
Минотавры глазастые,
в кровь мостовые щербя...

11. В сказку Летнего сада

И нет ничего аморального
В таинственном Летнем саду,
Погода стоит пасторальная,
По летнему снегу бреду,
Форсирую лужи–трапеции,
Заслуженных клёнов канва
Видна у Петровской фортеции,
Где два из Манчжурии льва.

Пускай остается обыденность,
Стучится водой в парапет,
История-дама отныне вас
Из окон изучит в лорнет,
Легенды тряхнут папильотками
За створками дивных ворот,
Там франты гуляют с кокотками,
Звучит клавесин и фагот.

Раздеты венеры и грации
Среди заповедных аллей,
Но просится на реставрацию
Дворец-властелин ассамблей…
Прохладным ментоловым привкусом
Крадется за мной по пятам
Мелодия Людвига Минкуса,
В балетном плие – Петипа.

12. Мой гранитный Адмирал

Ты меня не отпускаешь, словно под крыло забрал.
Строй решеток – строй забрал стережёт холодный камень,
Городской листвы пергамент опускается в канал.
О тебе стихи слагал тот, кто был тобой обласкан.
Только, ты всегда под маской, мой гранитный адмирал.

Я вдыхаю полной грудью острый запах невских волн,
Слышу ветер штормовой - симфонические ноты,
Вновь мелодию полёта дарит северный циклон
Всем, кто так в тебя влюблен, на одних с тобой частотах.
Только, любишь ли кого-то? С кем станцуешь котильон?

Невским ветром дай напиться, будь не брошен, не забыт,
Пусть под белой ночью спит кораблей твоих армада.
Не гони меня, мне надо кожей ощущать гранит.
Нас никто не разлучит. Быть с тобой – всегда награда.
От покоя до парада Ангел пусть тебя хранит.

13. Трамвайная история

В диабазе мостовых -
Колея, и еле-еле
Заскрипит трамвайный стык…
- Нет, а кошек мы не ели…

- Да, беда не всем видна…
- Не было, и всё вы врёте!
… Догоняла их война
На трамвайном повороте…

Дзынь… - Билетики кто входит!
Нет, до «Автова» идём…
Жалко, лето на исходе,
Живы будем – не помрём,

Вспоминаем, как забудешь,
Ужас……….. визг авиабомб,
Жёлтый лёд голодных будней,
Серость улиц – катакомб,

Покорёженные рельсы,
Гроб – вагон и люди в нём:
- Голод, выше, в сердце целься…
- До весны-то доживём?

- Доживём. Как на ладошке,
Жизнью пахнет в котелке…
«Съели Валечкину кошку»
Съели – запись в дневнике…

- Ну, зачем вы так, не надо…
Мир в трамвайном плыл стекле.
- Остановка: «Баррикада»
Каждый помнил и жалел…

14. Шаги зимы

Шаги звучали в тишине -
Зима, открыв дворы-шкатулки,
В ночных бродила переулках
Сама с собой наедине
Студила спящие каналы,
И, как заправский озорник,
Лукаво башенный тростник
Высоких шпилей украшала,
Уютный плед снежинок-фей
Дарила аттикам, флагштокам
Домов доходных, желтобоко-
Лимонных в свете фонарей.
Посыпав облаков просвиры
Хрустящей сахарной крупой,
Вновь зажигался день скупой
Над остывающей «Пальмирой».

Скрипят колеса, катится в кювет
Карета необычных снов цветных,
В которых блюз играет клавесин.
Вновь лечит безнадежных и иных,
«Кочует по забытым адресам
Надеждами навьюченный Пегас» (с).
Мнут пальцы рифм цветастый пластилин,
А тело мнет продавленный матрас.

Цитата Майка Зиновкина

(Подборка.
Реальное и нереальное.
Байки и истории)

Над перегоном Питер-Брест

Над перегоном «Питер-Брест» горит Полярный Крест,
Плывет в туман еловый лес, в вагоне сорок мест.
Усталый проводник несет в купе привычный чай,
Полвека он ведёт учёт людских вагонных стай.

Открыто в тамбуре окно, сюрреализм Дали -
Стилетом месяца насквозь небес распорот лик,
Качаясь, ночь воткнет звезду в подвыпившую грудь,
Светить вагонному гнезду, где сразу не уснуть,

Пока любая небыль - в быль. О важном, о своём
Несется глупых притч кадриль в открытый окоём…
Вагон закроет проводник, ему не привыкать
Под птичий гомон, ветра крик спокойно засыпать.

Однажды «птицы» улетят с качающихся мест,
С шипеньем поезда змея пройдет Полярный Крест,
Усталый проводник домой уедет на такси,
А мы в вагон войдём с тобой по жизни колесить.

По воле случая, вдвоем, пускай нам повезёт,
Пойдет состав своим путём,
Сюрреализм не в счёт.

1. Убийство в Транссибирском Экспрессе

...Она была красоткою, мешала пиво с водкою,
А новые колготки ей дарил официант,
Звалась малышкой-Наденькой, он улыбался гаденько, -
Все было шоколадненько, люксОвый вариант.

На поезде до Витебска, где жил парнишка Митенька,
Доехали стремительно, почти как на «Стреле»,
В купе закрылся Митенька, совсем не удивительно,
Зачем парнишке зрители, - парнишка «на игле».

В купе стучится Наденька: «Чаёк хотите сладенький?,
(Глаза – две виноградинки, в колечке бриллиант),
Кроссвордик не решите ли? Вы едете к родителям?»
На вырезе волнительно дрожал лиловый бант…

Сверкнула в небе молния, отбросив церемонии,
Сказал: «Да вор в законе я», - и пригласил в купе.
Вода на окна капала… еще осталась ампула…
До крови исцарапала, и Митя не стерпел…

Она была красоткою… «Задушена колготками,
В карманах деньги сотками..», - писали протокол
«Менты», решали ребусы, жратву и водку требуя…
Такая смерть нелепая… Не совершив прокол,

Митюша шел от станции с пятном на репутации,
Обычным обывателем он скрылся за углом,
Шарады, игры, ребусы читал уже в троллейбусе,
И разные нелепицы не думал о былом…

2. Поезд

Это дом для меня, будто Ноев ковчег!

Оттолкнувшись свистком от печальной судьбы,
Покачнувшись, начнет в неизвестность забег,
Оставляя домов золотые гробы.

Там иссохшие мумии женщин-солдат,
Воевавших за трезвый советский уют,
Богу молятся и на диете сидят,
А мужья их по-черному плачут и пьют.
Там подростки с глазами побитых щенят,
Озираясь, идут покупать коноплю.
Обменять уменьшающий боль опиат
На, совсем обесцененный, выдох – люблю…

Для меня этот поезд – спасение…

«Бред,
Не придумали счастья под грохот колёс», -
Проводник, проверяя «счастливый» билет,
Над моей головой меч дамоклов занёс…

3. Станция «Пискарёвка»

Из диалога грустных мыслей:
-Не подскажете, как проехать на Меншиковский проспект?
-По Пискаревскому путепроводу до перекрестка. Направо дорога на Крематорий на Шафировском, а Вам - налево на проспект Непокоренных. Не доезжая до кладбища, поверните еще раз налево.
-Спасибо. Всего доброго.

***

Жизнь горит, как сера спички…
Дом панельный.
Дверь.
Балкон.
Вниз – в зеленой электричке прочь бежит субботний сон.
Слайдами калейдоскопа:
дом – работа – дом – балкон…
Рельсы. Шпалы.
Перекопан путь и сором захламлён.
Человечий ворох втиснут в плен железного нутра,
Едут. Спят. Стоят и… виснут, на балконах пряча страх.
Вниз - летит окурок утра. Зацепившись за карниз,
Моросящий дождик мудро
падает
по капле
Вниз…

4. «Я забыл шелест книг, я листаю оконные стёкла» (с) Б.Рыжий

Изменяю сюжет, обстоятельства места поблёкли,
Я вагонные стекла листаю, плацкартную стынь,
Пролетают составы, оставив лишь тени на окнах,
На мигающий свет, обгоняя другие… Аминь.

Надоели вокзалы, по сути - они однотипны,
Расписания нет, и колотится сердце в груди
Перелетною птицей, уставшей от всякой рутины,
В разоренном гнезде на последнем запасном пути.

Семафорит дежурный, столбов полосатые балки
Сторожат перегонов постылую серую гарь,
Быть таким же, как все, даже вовремя вынув шпаргалки…
Только я не хочу подыхать, как премудрый пескарь,

И бегу, и бегу, и включаю нон-стоп магнитолу,
Понадеявшись вдруг, что сорвется внезапно стоп-кран,
Распахнется купе, черной бабочкой в сердце костёла
Ты влетишь в мой вагон, набирающий скорость в буран.

5. Дорога домой

Я проклятия шлю пограничным столбам,
И «товарищам», выдавшим новую визу,
И дождю, намочившему кромки карнизов
Сердобольных "хрущовок", прижавших к глазам
Из дешевого ситца в горошек платки.
Спит безвизовый мир, не заметив коллизий,
Перед сном погрустив о чужих «парадизах»,
Умилённо ладошки сложив у щеки.

Окунувшись в дешевый плацкартный мирок,
Загляну в запотевшие окна вагона, -
Остаются дома в суете перегонов,
Там счастливое время мотает свой срок.
Замороченно-чистый и сытый конвой
Небоскребов хайвэя прими пассажира…
Засыпаю, и снится в «хрущобе» квартира,
И дорога петляет - дорога домой…

6. Поезд до Варшавы

«Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы…»
Встретить поезд запоздалый?
Я читаю заклинанье:
«Рельсы,
рельсы…
Шпалы,
шпалы…»
Красным глазом в морду целься,
Светофор в плену вокзала,
Плюйся мусорная урна –
Пирожки… живые люди…
Пирожкам и людям дурно -
Опоздали, завтра будем.
«Шпалы, шпалы…»
Клетки, метки…
Пес, бока до ребер впали,
Колбасу крадет из сетки,
Взгляд голодный тверже стали.
Рельсы, рельсы…
Стоп.
Мы встали.
Я твержу про рельсы, шпалы,
Чтобы всё пошло по плану,
Чтобы поезд запоздалый…
Чтобы,
Чтобы,
Чтобы…
Плавно,
мимо сосенок сутулых,
Мимо домиков шершавых
Поезд, вышедший из Тулы,
Ехал быстро до Варшавы.

7. Запах расставания

Мне ненавистны поезда, сквозняк перронов, гул вокзалов,
И дыма запах, что связал нас, дав на прощанье полчаса.
Когда привычно расставаться в толпе, курящей второпях
На привокзальных площадях, дышу тобой, твоим дыханьем.
Я знаю, там, в другой толпе, ты потеряешься, устало
Вдохнешь ментола и сандала, в душе опустишь паруса.
Две чашки кофе, в них, возможно, два сердца памятью скрепя,
Допьем до дна … и я…останусь в наивном облаке духов
С несовершенными стихами…

Сердце стучит в виски - телефонный зуммер –
Россия на проводе, ждет на другом конце.
Думаешь, ты уехал? Ты взял и умер…
…В чемоданы, контейнеры, - к черту!
Не изменяясь в лице, -
Рубашки, галстуки …
блеф с правом на проживание
В набросках грифелем - клеточках серых домов.
Разобрал на дрова, развалил навсегда Швамбранию,
Самый умный, может быть, из больших умов…

И теперь стучит, рокочет гудзоновым сплином
Ностальгия солёная между двумя авеню.
Снятся, как в детстве, в саду качели, малина.
Шансы вернуться к ним равны нулю.
Лишнее всё, страшное – там, за проливом…
Здесь - коробка и сто пятьдесят дискет
Прошлого хлама -
искреннего архива…
Пуповиной привязан к стране, в которой
тебя
Нет

Уходя – уходи, но словами сорить не спеши.
На вершине души, как по осени, нет ни листка.
Если я не близка, если вышла уже из души…
Что поделаешь – жизнь. Уходя уходить не спеши…

Это больно на слух – как обиженно скрипнула дверь,
Сто бездомных котов – сто шагов, убегающих в ночь.
Силуэтом в окне навсегда растворишься теперь
Уносящий с собой - всё, что было хорошего, прочь.

Закрывается дверь, хоть когтями ее раздирай,
Уходя – умирай, по-другому, увы, не дано.
Пусть другим - все равно, для меня наша жизнь не игра -
Кем-то проклятый Рай...
Открываю на волю окно…

Как холодно. Но мне милее снег -
Белее гипса город несгибаем.
Гляжу в иллюминаторы трамвая
И верую – не быть вовек весне.
В причудливости вырезов оконных
Не грезятся малиновки, скворцы..
Зимою нарисованы рубцы -
Молюсь в иллюминаторы–иконы.

Душа выходит паром изо рта,
И мИрры заоконные - с копейку.
(Хотя трамвай - вагон и не купейный,
Но чаю не дождешься ни черта!
И контролер не сыплет сверху манной -
И с ним-то черт.)

Какая красота –
Пушистые округлости моста
насквозь промерзли в пропасти туманной,
Седые, но прямые фонари,
Не согнутые финскими ветрами,
И где-то там, в ледовой панораме,
Осколок солнца медленно горит.
Ледышками неправильные свечи
Причудливо украсили карниз
И рады бы на нас свалиться вниз,
Готовые сложиться в слово «Вечность»
И, так сказать, закончить жизни станс.

Зима обыкновенно и жестоко
Затягивает нас в метельный кокон.
Как холодно.
А будет ли весна?

Повторяю заклинанье,
отпускаю в плен небес:
«Я молчаньем доконаю.
Кошка сдохла, хвост облез»
Всё. Кармическая сила,
не ругаюсь, не грублю.
Всё, что так меня бесило,
разменяю по рублю.
Чувства порублю в капусту,
на корню - Вишневый сад,
Слову – нет, не будет спуску.
Я
тебе
устрою
Ад.
…Намолчав себе проблему,
прогуляйся лучше в лес
по завету О.Э. Лемма:
«Кошка сдохла –
Хвост облез!»

Я с дивана потолок вижу,
И бордюр цветами там вышит,
Кот посмотрит на меня: «Дышишь?»
Марсианский кот – в глазах – мыши.
Фиолетово. Лежу трупом.
Не уходит кот, сопит, глупый.
Вот лежим вдвоем – почти группа,
Я ему: «Смотри, плывут гуппи!»
Это лампу я включил сдуру,
Для кота авторитет – гуру,
Улыбается и глаз щурит,
Сигареты мне принес.
Курим…

…Да, с дивана потолок белый,
И бордюр, и там цветок белый,
Марсианский кот и тот белый…
Докурились до седых
Белок…