Небо теряет своё оперение,
Тихо на землю текут облака,
Необъяснимое духа парение
В мире из сахара и молока.

Только встряхнул кто-то шарик стеклянный

Миром и миррой – умиротворением,
Сонным эфиром наполнена плоть.
Вовсе не здесь, а в другом измерении
Лавочка, скрипка, скрипач и Господь.

© Copyright: Юлия Нифонтова, 2012
Свидетельство о публикации №112032301939

Всё потеряло своё назначение:
С этим ковидом - сплошная беда.
Круглые суммы идут на лечение,
Сопли текут, как из крана вода,
Ломят суставы, проблемы дыхания,
Плоть наполняет таблеточный ком.
Духа парение вижу в стакане я
С водкою, сахаром и молоком.
Кто-то встряхнул этот шарик измученный,
Съехали крыши в леса и поля,
Весла иссохлись, разбиты уключины -
Стратила где-то старушка-Земля…
Ищем причины фатального случая:
Козни масонов, следы марсиан,
Змеи гремучие, мыши летучие,
Заговор века, вселенский обман…
Что остаётся? - Набраться терпения.
Скрипку послушай, стишок черкани.
И, просыпаясь в другом измерении,
Маску повыше, дружок, натяни…

Мой южный город… В поисках тепла
Брожу я по знакомым переулкам,
Но лишь шаги пронзительно и гулко
Звучат среди бетона и стекла.

Мой, вычерченный памятью маршрут,
Ведёт меня от дома и до дома
По улице, до одури знакомой,
Дарившей мне беспечность и уют,

И запах лип, и первую любовь…
Но город, как и я, увы, не вечен,
Он сломан, перестроен, обесцвечен
И ничего не повторится вновь…

Лишь сохранится маслом на холсте
В своей патриархальной красоте…

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

"Ламинат", Татьяна Дёмина,
http://litset.ru/publ/14-1-0-59716
======================
Мы в минувшую субботу
С мужем начали ремонт,
Мы забросили работу,
Мы почти ушли на фронт…
Я с утра тяжелым шагом
Совершаю марш-бросок
По салонам, по строймагам -
Там цемент, а здесь песок,
Там - панели, здесь - обои,
Там - метизы, здесь - крепёж…
Я борюсь сама с собою,
Мне на волю невтерпёж,
Где в листве играет соло
Золотой осенний свет…
Но у нас проблема пола
Поднялась на склоне лет.
Семь часов мы кряду ходим,
Мы срываемся на мат,
Но упорно не находим
Подходящий ламинат.
Назревает в жизни драма:
Мы с печалью и тоской
Озабочены упрямо
Половой, пардон, доской!

…День сгорел в шальном наборе
Марок, фирм, расцветок, стран…
С мужем мы свернули с горя
В придорожный ресторан.
И, запив салат мускатом,
Так мне сделалось легко:
Шли бы с вашим ламинатом
Вы, ребята, далеко…

Листопадной змеёй календарь вползает в осень,
Ты идёшь через двор, зябко кутаясь в манто.
Ты спешишь под дождём на троллейбус номер восемь,
Но у нас не роман, а типичное не то…

Ты сама не своя в этом мире грязно-сером
Чёрных луж, ржавых крыш, криминальных гаражей.
Ты не терпишь мои хулиганские манеры
И не любишь моих закадычных корешей…

Потому-то в душе, неприкаянной и голой,
Не найти доброты даже медного гроша…
Жду тебя на углу в старом парке перед школой,
Хоть в счастливый финал и не верю ни шиша…

Для «Седьмой пятницы-368. Конструктор»

Когда
действительность, простая, как утюг,
смела мой мир, огромный и зелёный,
я полюбил надёжность увертюр -
их радостную предопределённость,
наивное сплетенье разных тем,
сгущающихся в сумерки помалу,
теряющихся в глупой красоте
бессмысленно-трагических финалов.
Когда-нибудь, прослушав каждый миг,
свою узнаю тему в белом шуме
и обещанье - будет вечный мир,
когда немирье в сердце отбушует.

«Увертюры», Ветровоск,
http://litset.ru/publ/16-1-0-55570
----------------------------------------------------------------

Когда гараж, паяльник и утюг
Ворвались в мир зелёных президентов,
Я предпочёл без лишних увертюр
Прочувствовать ответственность момента

И, отстегнув братве последний цент,
А было их, поверьте мне, немало,
Не захотел рассматривать цемент,
Как часть закономерного финала…

Теперь я мирно слушаю шансон,
Себя в нехитрых строчках узнавая
И тихо подпеваю в унисон,
Как рельсы полуночному трамваю,

Про жизнь, про дом, про тундру, про тайгу…
Но если тема хмура и угрюма,
Мне хочется вернуться к утюгу
И всё решить без пыли и без шума…

Опять больна... банальная простуда,
лежи в кровати, да пиши стихи,
жуя лекарства пополам с фастфудом,
но Муза мне сегодня не подруга –
боится многократного "Апчхи!"

Я извергаюсь, как Попокатепетль,
а может, как Иеллоустоун,
Сорвало у соседа двери с петель,
Он рот открыл, а я ему – "Приветик!
Валяюсь третий день... Свари бульон"

Он от меня сбежал быстрее лани,
нет, не бульон – сосед... Но, дело в том,
что мощная волна моих чиханий
настигла беглеца на расстояньи
и, заодно, обрушила весь дом.

Вот так мы подружились – я и Муза.
Сосед стал третьим – жалко мужичка.
Он на хозяйстве – всё же не обуза.
А я поэму про развал Союза
сварганила, в три тома, с кондачка.

"Начхательное", Вера Рехтер
--------------------------------------------------

Я третий день гуляю по Парижу,
Сегодня, например, по Пляс Мирей…
В соцсЕти помещаю всё, что вижу,
От зависти соседу сносит крышу
И петли выдирает из дверей.

Шагаю по Вандомской мимо «Ритца»,
Стою над Сеной на мосту Менял,
Чихаю на французскую столицу,
А может это мне всего лишь снится -
Ведь карантин никто не отменял?

Но я в Париже! Это ли не чудо!
Судьба такие крутит фуэте!
Здесь самая банальная простуда,
Стекая коньяком на дно сосуда,
Бесследно исчезает в темноте.

И вот тогда ко мне приходит Муза,
Заказывает устриц и вино,
И под аккорды старенького блюза
Мы выпиваем за развал Союза,
Что, право, совершенно не грешно…

Когда всё звонче яблок мясо,
всё ближе летних дней исход,
в лазури яблочного Спаса
заметен бликов хоровод.

Подобно звукам Амадея
они в гармонии слиты.
Великодушна их идея
одушевленья пустоты.

Священнодействие возможно
смиренномудрию вослед.
Легко, легко, лишь чуть тревожно
дробится августовский свет –

как будто крохотная йота,
прозрачнокрылая пчела,
искала в воздухе кого-то,
не дозвалась и не нашла,

как будто мытари дедлайна
придут не завтра, а потом,
и Амадей, дружок ротвайна,
согрел в руке бокал с вином...

«B лазури яблочного Спаса...»
Сергей Шелковый
https://stihi.ru/2019/08/14/3545
-------------------------------------------------------------

Томилось мясо в базилике,
На кухне стряпала жена,
Дробились солнечные блики
В бокале красного вина,

Лазурью Спас тревожил сердце,
Закат был нежен и пунцов,
Хотелось водки, лука, перца
И малосольных огурцов…

На этом пасторальном фоне
В тени раскидистой ветлы
Сидел Поэт, знаток гармоний,
И наблюдал полёт пчелы…

Пчела металась в пятнах света,
Плела, кружась, тугую нить
И совершала пируэты,
Ища, кого бы укусить.

Но вдруг оформилась идея,
Возникли свежие штрихи:
Пчела увидела Сергея
И отомстила за стихи!

"Безглагольность"

Константин Бальмонт

http://www.stihi-rus.ru/1/Balmont/6.htm

Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаённой печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали…
. . . . .
Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всем утомленье - глухое, немое…

(Всё произведение по ссылке.)
----------------------------------------------

Душа двое суток просила о вечном
И плакало сердце и трубы горели,
Но… Чёрствый народец в посёлке Заречном:
Не вняли, не поняли, не обогрели…

Камыш не шумит и не гнётся осока,
И тёмная ночка лишает покоя,
Во всём обречённость усталого рока,
Во всём утомление глухонемое.

А холод не тётка, уж белые мухи
Летают в глуши поселкового сада.
Мне много не надо – стакан бормотухи
Избавит от мук и вселенского ада.

Тогда – хоть к реке, хоть к застывшему бору,
Душой ощущая безбрежную нежность,
Кладя на безвыходность горя с прибором,
Живого тепла распознать неизбежность.

Чтоб, выйдя безмолвно в далёкое поле,
Вдохнуть аромат чабреца да крушины
И вспомнить, что всё на едином глаголе
В Отечестве славном стоит нерушимо.

Память тянется к истокам,
Где десятки школьных лет
Нас словесности высокой
Обучал языковед.
Мы поэтами не стали,
Но, валяя дурака,
Понемногу ощущали
Вкус и прелесть языка.
… Перешли через дорогу,
Сняли шубу и башлык.
Старый доктор очень строго
Просит высунуть язык.
Посмотрел температуру,
Завернул на шее плед
И с собою дал микстуру,
Значит он языковед?
… На экране солнце светит,
Тихо плещется река.
Партизаны на рассвете
Притащили «языка».
Немец был с секретным планом
И за всё держал ответ.
Самым главным партизаном
Был большой языковед!
…В ресторанчике знакомом
Очень вкусная еда.
То накормят бабкой с ромом,
То форелью из пруда.
А вчера язык в сметане
Подавали на обед,
Видно, повар в ресторане
Виртуоз-языковед!

Как одно и то же слово
Раскрывает столько тем?!
Я в словарь ныряю снова,
Растерялся я совсем
И вопросы поднимаю
Этим простеньким стишком:
Как же быть? Не понимаю…
Что нам делать с языком?

В лазурном небе облака
Плывут легко и невесомо.
Мы здесь в гостях, а время – дома
И тень бессмертия близка.

Средь этих выжженных камней
На свет рождаются пророки,
Здесь вечных книг скупые строки
Живей, весомей и ясней.

Здесь воздух пьётся, как вино,
Здесь вечер, звёздами хмелея,
Приходит в небо Галилеи,
Вращая дней веретено.

И опускается в залив
Корнями вековых олив…

День приходит с рассветом. Рапирой луча
Он бежит по открытой балконной двери
И, коснувшись ресниц, шепчет мне, щекоча:
«Поднимайся, дружище, иди и смотри
Как от неги ночной просыпается мир,
Как выходит природа на новый виток.
Слышишь, ноты весны заполняют эфир?
Это в старом саду распустился цветок,
Это птица запела в крутой вышине,
Это гром, расколовший полуденный зной,
Это ветер, гардину раздувший в окне,
В проводах отозвался басовой струной…
Кто сполна ощутил этой жизни разлив,
Тот обласкан судьбой и безмерно богат…»
И надёжно лучи до утра зачехлив,
День, пришедший с рассветом, уходит в закат…

А зрелость, плавно превращаясь в старость,
Всё оглянуться норовит назад,
Где так вольготно пелось и мечталось,
Где лунный свет, и лес, и звездопад.

Где юность смело с детством расстаётся,
Не ведая сомнений и преград,
Где пишется, читается, смеётся,
Где часто говорится невпопад.

У Господа прошу всего лишь малость:
Минувших дней наследие храня,
С единственной, что в жизни мне досталась,
Позволить быть до финишного дня.

И завершить свой выстраданный путь
С тобою жизни постигая суть.

Побледневшее небо рассвета
пьет росу пышногривых долин.
Солнце в море спускается где-то
на другой половине Земли.

Ты сидишь там, у кромки прибоя,
позволяя нахальной волне,
сокрушать то, что строили двое,
чем гордиться могли бы вполне:

над морями потерь - акведуки
и внезапной любви цитадель.
Но теперь ты все время не в духе,
и невольно бежишь от людей.

Мы давали друг другу обеты,
a расстались - друг другу назло.
Я готова нарушить и этот,
чтоб забраться к тебе под крыло.

«Hа другой половине Земли», Галья Рубина-Бадьян

==============================================
Пышногривые женщины Кубы,
Краснокожие гордые скво
Искусали мне яростно губы,
Будоража моё естество.
Ну а я, ловелас и повеса,
От людей убежавший в тоске,
Видел только родную Одессу
И тебя на прибрежном песке.
Где белёсую кромку прибоя
Рисовала луны акварель,
Где с упорством лихого ковбоя
Я любви штурмовал цитадель.
Только ты не хотела и слушать,
Словно в чём-то я был виноват…
Почему надо что-то нарушить,
Чтоб забраться к тебе под халат?

Не ожидай знамений свыше,
Когда делами правит ложь.
Не чёрный кот идёт по крыше,
А тёмный и унылый дождь…
----------------------------------
Смотри на жизнь, как смотрит пьеску
Случайный зритель из райка,
----------------------------------
И не рассчитывай на знаки,
Ещё не вызрел эпилог,
Читай стихи своей собаке,
Дели с ней булку и сырок.
----------------------------------
«Живи», Марина Старчевская
http://litset.ru/publ/1-1-0-57177

Когда твой путь, поэт, во мраке
И в спину злобно дышит рок -
Читай стихи своей собаке,
Дели с ней плавленый сырок.
Читай ей хокку или танка
Дождливым утром на заре
И вот глядишь – уже буханка
В собачьем спрятана нутре.
Прочти державинскую оду,
На жизнь, как зритель посмотри,
Порадуй псиную природу
Волшебным вкусом «Pedigree».
Пёс продолжения банкета
Нахально требует, подлец.
А ты ему – венок сонетов,
Язык, сардельку, холодец.
Дождь льёт и льёт, уже светает,
Коньячный дух шлифует слог.
Налей и псу, пускай лакает,
Авось подскажет эпилог…

В лихорадке бурных дней
Пролетевших пятилеток
Разных видел я коней
Экзотических расцветок.
Вот, к примеру, синий конь
В ладной форме капитана.
Шил мне дело, шелупонь,
Чай хлебая из стакана:
Дескать, как-то проходя
Оживлённым перекрёстком,
Я назвал портрет вождя
Красной лошадью кремлёвской.
Дальше – подпись, и печать,
И прекрасное далёко:
Я поехал изучать
Краски Дальнего Востока.
Где в таёжной синеве
Почерневшие бараки,
Где с погонами ВВ
Ходят кони цвета хаки,
Где звериная тоска,
День, стекающий в распадки,
Да над зоной облака -
Белогривые лошадки…

О будущем она успеет подумать тогда, когда впереди уже не будет будущего. Пигмалион, Б.Шоу

Нас всё-таки кто-то и видит, и судит,
И ставит один сокровенный вопрос:
Вот «завтра», оно обязательно будет?
А может быть это уже не всерьёз?
А может быть всуе бездумно растрачен
Аванс из годов, отведённых судьбой,
Неужто прогноз безнадёжен и мрачен:
Сплошной, планетарный, глобальный «отбой»?
Печально? Конечно! Ни дерзость, ни смелость
Не смогут помочь, вот такие дела…
К чему-то стремились, чего-то хотелось,
Кому-то – уюта, кому-то – тепла,
Кого-то манили высокие горы,
Скучали вдали по кому-то друзья…
Теперь же всё больше засовы, заборы,
Сплошные запреты, сплошное «нельзя».

Причины трагедий – новинки? Едва ли…
Так было, так есть, так и будет всегда:
Чем дальше отходит Земля от морали -
Тем больше проблем, тем страшнее беда.
Не хочется думать, не хочется верить
В реальной угрозы реальный размах.
Ведь должен быть выход: хоть в окна, хоть в двери,
Хоть в жарких молитвах, хоть в строгих псалмах.

И я уповаю на сильные руки,
На добрую волю, на разум людской,
На милость Господню, на гений науки,
Что справится с этой вселенской тоской.
Вино станет слаще, нектар станет гуще,
Окрепнет надежды незримая нить,
Но тем, кто останется в списках живущих,
Придётся меняться. Меняться и жить…

Откровение

Не подумай, братец, вдруг,
Что поэт поэту - друг.
Мы не каждого, поди-ка,
Допускаем в ближний круг.
Нам чужие не нужны -
Нам способности даны!
Этих пишущих сегодня,
Почитай, что полстраны.
Чуть зевнёшь – какой-то псих
Сочинит хороший стих…
Так что мы уж по старинке,
То есть как-нибудь без них…
*************************
Вечная история

Труд поэта в наши дни,
Как бенгальские огни:
Хоть и смотрится красиво,
Но не греет, извини.
Из рифмованных слогов
Не получишь пирогов,
Можно только расстараться
Да нажить себе врагов.
Чтоб строка кормила всласть -
Надлежит пронюхать масть.
Вот тогда она поэту
Ни за что не даст пропасть…

*************************
В неволе

Завернувшись в старый плед,
У окна сидит поэт.
Вроде что-то сочиняет,
Но, скорее всё же – нет.
Не слагается ему
Ни в саду и ни в дому -
Всю планету глобалисты
Превратили в Колыму.
Остаётся, ё-моё,
Слушать бодрое враньё
Под советские мультфильмы
Да отборное питьё…

"Пиковая дама", последний монолог призрака графини

О, как ты алчен, жалок и капризен,
Трусливый и порочный человек!
Ты никогда не женишься на Лизе,
Ты доживешь в лечебнице свой век.
Тебе, подлец, судьба воздаст сторицей,
Три слова повторяя без конца,
Твоя душа – подстреленная птица -
Отныне в цепких пальцах мертвеца.
За нашу неожиданную встречу
Я отомщу одним ближайшим днём,
Я жизнь твою, мальчишка, искалечу
Коварным и изысканным путём.
Ты беспринципен, но и я упряма:
Когда я прошепчу тебе: «Играй!» -
Туза не будет, братец, будет дама
И ею мы сочтёмся, так и знай…

Я о печальной
неведомой собаке их.
………………………………………..
Эта японская порода
ей так расставила зрачки,
......................................
И голова его мигала.
Он горестный был и седой,
как бы поверженный микадо,
усталый и немолодой...

Белла Ахмадулина «Живут на улице песчаной…»

Мне снится сон: мою беседку
Сняла японская разведка
За очень щедрый гонорар,
Чтоб из деревни нашей, Грязи,
Могли вести сеансы связи,
Готовя ядерный удар.
Для осознания момента
Ко мне приставили агента
С печально-горестным зрачком.
Теперь я, словно паутиной,
Опутан бдительною псиной
И нервно двигаюсь бочком…
...Садится солнце за посёлок,
Разлив янтарь на ветви ёлок,
Горит закат, шуршит прибой.
В тиши заброшенного сада
Сидит поверженный микадо,
Мигая круглой головой.
Он терпеливо и устало
Передаёт свои сигналы
Куда-то в дальние миры
И лишь японская собака
Тревожно щурится из мрака
От этой радиоигры.

Живут на улице Песчаной
два человека дорогих.
………………………………….

Эта японская порода
ей так расставила зрачки,
......................................
И голова его мигала.
Он горестный был и седой,
как бы поверженный микадо,
усталый и немолодой...

Белла Ахмадулина «Живут на улице песчаной…»

На тихой улице Полынной,
Где в лужах – неба бирюза,
Живёт кобель акита-ину,
Кося японские глаза.
С хозяйкой юной и радушной,
Что так приветливо мила,
Он проживает благодушно
В четвёртом доме от угла.
Там за забором пруд, машина,
Уютный двор, цветущий сад.
Там провожает взглядом псина
Меня к сельмагу и назад.
И хоть тверда ещё походка,
Хоть ясность полная в зрачке -
Я знаю: сволочь чует водку
В моём кургузом пиджачке.
И голова его мигает,
И появляются менты…
А пёс лениво убегает
В свои дремучие кусты…

Руины Руана – и темные лица эпох,
Рождаться и жить в этом сизом дыму слишком рано.
………………………………………………………………………………………
Никто не узнает здесь, кто ты – ребенок, старик,
Ошибка, сомнение, облако, звук или птица.
.............................................................................
Но нет сожалений - и небо, как камень, упало...

«Руины Руана», Koterina


Я был неплохим логопедом советской поры,
Лечил шепелявость, гнусавость, заик и картавых.
Я множил когорты излеченной мной детворы,
Беря коньяком небольшие свои гонорары.

Но как изменилась бы жизнь, догадайся я в срок,
Что есть сочетания слов, пусть звучащие странно,
Которыми лечится самый тяжёлый порок:
«Пожары Парижа», к примеру, «руины Руана»…

Болонки Болоньи теперь мой тревожат уют,
Мне дублинский дуб регулярно по вторникам снится.
Глазунью из Глазго мне часто в кафе подают
Ослы из далёкой суровой норвежской столицы...

Остроги Остравы не верят в счастливый исход,
А туры Турина не знают, где в звуках ошибка…
Лишь камень пещеры Пескары, набухший от вод,
Напомнит поэту, что всё иллюзорно и зыбко…

Мне много лет. И уж который год,
Раскладывая дней своих пасьянс,
Я с тем, кто в глубине меня живёт,
Пытаюсь мирный заключить альянс:
Мол, я, в своей комфортной скорлупе,
В уютной хате, где-то на краю,
Чураюсь катаклизмов и ЧП,
И в хоре маргиналов не пою.
Ничем не выделяюсь из толпы,
Не лезу на билборды и экран,
Не рвусь в герои, в лидеры, в столпы,
Ни в Тору не впадаю, ни в Коран,
Ни в трезвость, ни в безудержный запой,
Не привлекаюсь и не состою,
За что в душе имею я покой
И перспективу домика в раю…

Но с «альтер эго» мира нет внутри,
Не становлюсь я с возрастом умней.
Не научился, что ни говори,
Подводных в жизни избегать камней.
Всё так же зол и резок мой язык,
Всё так же рвётся мой глубинный зверь
Мерзавца взять покрепче за кадык
Да негодяя вышвырнуть за дверь.
Подонка, не таясь, спустить с крыльца,
Предателю за «подвиги» воздать,
Пройдоху, лицемера, подлеца
Примерно и прилюдно наказать…
Казалось бы негоже, не с руки,
Мальчишкой быть, дожившим до седин,
Но чешутся всё так же кулаки,
И возбуждает кровь адреналин…

А домик? Он, пожалуй, подождёт.
Нельзя в себе переступать межу.
Пока до рая очередь дойдёт,
Пойду в багажник биту положу…

В переулки вползает ночь
Липкой лентой сухой и жаркой.
Твой подъезд под старинной аркой,
И прощаться уже невмочь.
Город сбросил дневной наряд,
Свой парадно-рекламный глянец,
А над городом – тени пьяниц
С интересом за мной следят:
«Вот куда он сейчас пойдёт?
Каждый вечер – одна бодяга…
Ишь, как мается, бедолага,
И к тому же почти не пьёт…
А давай-ка, дружище, к нам!
Чем страдать от её капризов -
Сядем рядышком под карнизом
Да накатим по двести грамм…
Ты же глянь на себя – орёл!
Выпьешь с нами и станет легче,
Отвлечёшься, расправишь плечи…»
В общем, знаете, я пошёл.
И ни разу не пожалел…
С той поры пролетели годы,
Я почувствовал вкус свободы,
Развернулся, заматерел…
…Замечательный коллектив,
В нём теперь я в большом почёте.
И на этой мажорной ноте
Мой окончился нарратив.

Вчера ты был успешен и богат,
Любим народом, балован судьбой.
Не ведал ни запретов, ни преград
И пребывал в гармонии с собой.
Вчера любой бы почитал за честь
Быть вхожим в дом, точнее – в ближний круг,
А ты не различал простую лесть
И верил в то, что рядом верный друг…

Но что-то вдруг пошло не по резьбе…
Сместились звёзды, поменялась власть…
И ты, такой уверенный в себе,
Стараешься хотя бы не упасть…
А где же те, кто, не жалея сил,
О дружбе говорили горячо,
С кем столько лет ты вкусно ел и пил,
На чьё всегда рассчитывал плечо?
Где те, кто воздавал тебе почёт,
Кто пел осанну, забегал пути?..
Нет никого. Подвёл, видать, расчёт…
И дальше одному тебе идти…

А может быть оно и хорошо:
Иллюзий нет, искать их ни к чему -
Пройти всё то, что ты уже прошёл,
На этот раз придётся самому.
И, если уж по-крупному играть, -
Похоже, что пришла твоя пора
В итоге постараться доказать
Насколько ты заслуживал «вчера»…

В огне холодном матовой подсветки
Ухоженная западная трасса.
Ночной снежок покачивает ветки,
Деревья корчат странные гримасы.
По этим перелескам и лощинам
Шёл мой отец в далёком сорок пятом.
И вижу я ушедшие картины
Глазами неизвестного солдата…

В огне холодном памяти – воронки,
Дымящиеся печи Холокоста,
Шершавый треугольник похоронки,
Пожары, пепелища да погосты.
В нём путь пехоты бесконечно долог,
В нём запах смерти тошнотворно-сладкий,
В нём - прилетевший крупповский осколок,
Засевший под отцовскою лопаткой,
В нём мужики не жалуясь, по-волчьи,
Пожизненно зализывают раны
И поднимают, почему-то молча,
Тяжёлые гранёные стаканы,
И заполняют разума пробелы…
Так сложно оставаться человеком,
Где чёрное себя считает белым
В огне холодном атомного века.

Неизбежно попадаю я в истории…
Например: поспорил как-то на беду,
Что на «Ниве» от Каира до Претории
Я за месяц обязательно дойду.
Сорок вёрст мне оставалось до экватора,
Шёл по графику, выигрывая спор -
Залипает вдруг иголка карбюратора
И бензином не питается мотор.

А вокруг земля чужая, африканская,
В ярко-рыжей несмываемой пыли…
И слова на ум приходят хулиганские
Да мерещатся пираты Сомали…
Я довёл треклятый узел до кондиции
И прошёл на время восемь тысяч миль,
Только знаю, что в дальнейших экспедициях
Непременно заменю автомобиль…
______________________________________________
Для конкурса "Антиподы -170". Слова: игла-круг-бензин.

Синий вечер растекается в старинных переулках,
Искажает многократно увеличенные тени,
И шаги, звуча аккордами отчётливо и гулко,
Оседают на истёртых за столетия ступенях.

Белый камень раздаёт тепло, накопленное за день,
Поредело на закате туристическое море…
Вечный город, вечный инок, вечный странник, вечный складень
Сам с собою то ли в мире, то ли в споре, то ли в ссоре…

Я пытаюсь пронести свой крест по Виа Долороза,
Пообщаться со Всевышним перед Западной стеною,
Воедино здесь сплелись навеки лилия и роза,
Быль и небыль, боль и радость, муки с верой, лад с войною…

Так и будет… Людям свойственно искать вокруг неверных,
Заходиться до захлёбыванья жёлчною слюною…
И ничтожных неуёмно возносить на место первых,
Чтобы после разум вновь задёрнуть новой пеленою.

Так же проще… Так не надо рисковать и напрягаться…
Надо только безупречно в ногу двигаться в колонне,
Но при этом с вероятностью великой может статься,
Что опять совсем не тот король окажется на троне,

Что как прежде будет горе, будут казни, будет смута,
С новой силой повсеместно вспыхнут поиски неправых…
Только страшно, что наступит судьбоносная минута,
А толпа привычно в праведники выберет Варавву…

Пыль веков, коварные индейцы,
Верной шпаги меткие уколы…
Что нам снилось в мятно-терпком детстве,
Где мальчишки бредили футболом,
Отходил фрегат под крики чаек,
Оживали духи древних храмов…
Где на спинах выцветших фуфаек
Выводили гордое «Харламов»…

Расцветали взрослостью и силой,
Становясь циничней и брутальней,
У судьбы подачек не просили,
А себя испытывали далью,
Тормознув ближайшую попутку…
Отчего-то вспомнилось всё это…
То ли блажь усталого рассудка.
То ли просто пролетело лето…

Отзвучал оркестрик, гаснут свечи,
Эпилог от повести остался.
Наступает кобальтовый вечер,
Как бы ты, дружище, ни старался.
Солнца диск, разменною монетой
Опустился в прорезь горизонта
И звучит, не требуя ответа,
Наших дней пожизненное рондо…

Люди борются с апатией и сплином,
Люди бьются над капризами судьбы,
Кто-то клинья выбивает новым клином,
Кто-то едет электричкой по грибы.
Этот в книге растворяется на сутки,
Тот привычно погружается в астрал,
Люся любит резеду и незабудки,
Пете ближе мореплаватель Кабрал.
Ну, а я в часы душевной энтропии,
Чтобы разум не калечить ерундой -
Занимаюсь кулинаротерапией,
Заглушая потрясения едой:
Если мне в трамвае ногу отдавили
Или ухо потревожили рукой -
Выручают «Цинандали» с чахохбили,
Возвращая бодрость духа и покой…
Но, когда совсем безвыходно и тяжко,
А проблемы нарастают, словно ком -
Я готовлю на огне седло барашка
В сочетании с армянским коньяком…
Сразу мозг крутым становится и ясным,
И по мере допивания до дна
Понимаешь, что, конечно, жизнь прекрасна,
Хоть порою и немыслимо трудна…

My WebPage

Что жизнь? Игра, где на любую роль
Мы вводимся небесной режиссурой…
Не каждый самодержец в ней — король,
Не каждому под силу стать Фигурой
В пересеченьях клеток и полей,
Дробящих судьбы мира на квадранты…
В них слишком много голых королей,
Годящихся от силы в адъютанты…
Корона зачастую-то пуста,
Субъект под ней порочен и ничтожен,
Но роли раздаются неспроста,
И что-то знают наверху, похоже…
Уж если ты на трон благословлён
И гордо титул носишь свой по праву —
Не растеряй впустую связь времён,
Не умали ни честь свою, ни славу.
В победный миг и в час глухой тоски
Чти истину, гласящую о многом:
Король не уcтраняется с доски
Нигде, никак, ни под каким предлогом…

Однажды всё пошло не так: завыла наша псина,
Часы затихли, замер дом и выдохнул: беда!
Мой человек сказал:
- Пойду…
- Надолго? - я спросила.
И мне на ухо тишина шепнула: навсегда…
Светлана Пешкова «Мой человек»

Был вечер пятнично-хмельным, расслабленно-каминным,
Луна дежурным фонарём скользила по земле,
Янтарно щурился коньяк, вино горчило тмином
И дом готовился ко сну в уюте и тепле…

«Глотну морозного дымка с последней сигареткой, -
Сказал негромко человек, стоявший у окна.
- Пойду…» И хрустнула судьба обломанною веткой,
Упав на тёмное крыльцо, а дальше - тишина…

… Летели красные кресты заснеженною трассой,
Скользили ниточкой минут по краю пустоты…
И кто-то в белом наблюдал с циничною гримасой,
Как превращаются в песок надежды и мечты…

… Двенадцать дней слились в один без вечера и утра,
Двенадцать истовых молитв двенадцать раз подряд…
Врачи молчали, свой прогноз не разглашая мудро,
Сестрички прятали глаза и отводили взгляд.

И чудо просто не могло, не смело не случиться -
Вернулась жизнь, вернулся свет, рассыпалась стена:
Тебе за веру, за любовь воздал Господь сторицей,
Сосуд страданий и беды не дав испить до дна…

… Вновь засверкал огнями дом, хотя ещё намедни
Во тьме куражилась зима, пуржило и мело…
А сигарета стала та действительно последней…
Однажды всё пошло не так… Точнее - не пошло…

Камень, золотой в закатном свете,
Греет руку и врачует душу.
Я один. Один на всей планете -
Я молитвы звуком не нарушу.
А вокруг бурлит людское море,
Прячет сокровенные записки…
Камень помнит множество историй,
Камень путь преодолел неблизкий
От времён тысячелетних далей,
Донеся до нынешнего лета
Мудрость Моисеевых скрижалей,
Многоликость Ветхого Завета…
Пахнет спорышом и розмарином
День, неторопливо догорая…
Я сливаюсь с камнем воедино
И в его громаде пропадаю.
Камень знает о беде, о счастье,
О судьбе, о вере, о народе,
О мечте, о гордости, о власти,
О войне, о рабстве, о свободе,
О любви, о жизни, об удаче,
Обо всём, что видится не лишним…
И - песчинка пред Стеною Плача -
Я молчу, общаясь со Всевышним.

В грохоте улицы, в крошеве красно-кирпичном
Бился о стены фугасно-осколочный шквал…
Первый этап мы, похоже, прошли на «отлично»,
Тенью скользнув в отсыревший и гулкий подвал.

Ржавые трубы, вода, почерневшие доски,
Пыль, паутина да времени горький налёт…
Нам не до лирики, нам бы дойти к перекрёстку,
Где притаился шальной орудийный расчёт.

Восемь часов трёхдюймовка ни много ни мало
С редким упорством утюжила фланговый взвод,
И потому этот рейд по забытым подвалам
Есть на сегодня единственно правильный ход.

«Путь наш во мраке…» - вжимаясь в старинные своды,
Ловим, читая, малейшие жесты руки.
Первый пролёт, и второй, и финальная кода -
Пальцы привычно и нежно легли на курки.

Выход наверх. Охранение снято без звука.
Финка в такие минуты надёжней ствола…
Знаешь, война - это, в принципе, тоже наука,
Но с оговоркой, что карта как надо легла…

Вот, как сегодня: копейка в копейку, без сдачи…
Даже, заметь, не пришлось обращаться к стрельбе.
Так что не грех и по паре глотков за удачу,
Только не здесь, а когда возвратимся к себе.

…Утро. Заря над кварталом включила подсветку,
Солнечный луч отразился от окон и крыш.
Тем же подвалом обратно уходит разведка,
В нём растворяясь бесследно и тихо, как мышь.

Познакомимся? Я – рядовой объектив.
Нас с недавних времён у хозяина три.
Есть ещё аппарат, колченогий штатив
И рюкзак, у которого все мы внутри.
Наш хозяин – любитель, но гуру и ас,
Он любого не глядя за пояс заткнёт,
Только с ним ерунда приключилась сейчас,
Третий день человек, так сказать, не живёт.
Это всё после встречи в любимом кафе…
Я ведь сразу на ней сфокусировал взгляд…
А теперь он сидит на софе подшофе
И грызёт свой мундштук третьи сутки подряд.
Мы ему предлагали лимон и коньяк,
На пятнадцати травах настоянный джин,
Но лекарства вокруг не находим никак,
Говорят, эта хрень называется сплин.
Я спросил у него: «Что ты носишься с ней?
Лучше делом займись, походи, поснимай.
Посмотри, как плывёт через море огней
Под вечерним дождём одинокий трамвай.
Оцени перспективу намокших зонтов,
Отражающих скудный неоновый свет,
Насладись красотой разведённых мостов,
Встреть холодный и строгий осенний рассвет…»
… Он не слышит меня. Словно встала стена
Между ним и привычным течением дней.
Ну, ей богу, закрыла глаза пелена,
Будто шоры у слишком горячих коней.

Мне штатив с рюкзаком дали ценный совет:
Я, пожалуй, ребят подключу из УГРО -
Пусть развесят её мимолётный портрет
На столбах, на заборах, на входах в метро.
И она, безусловно, поймёт в тот же час,
То, что вряд ли словами дано передать…
То, что гибнет безвременно гуру, и ас,
И что надо скорей человека спасать!

- Что в королевстве нового, коллега?
Какие настроения в стране?
Я знаю, на войне как на войне,
Но в круговерти жизненного бега
Бывают встречи, мирные вполне…
- Да, никаких особых достижений…
Хозяин смел, расчетлив и умён,
Бесспорно, божьей искрой наделён.
Поменьше бы шатаний и сомнений -
Уже давным-давно бы занял трон.
- Ну, а у нас всё с точностью зеркальной:
Мой сюзерен горяч, как кипяток,
При этом часто пар идёт в свисток.
Но – гений по стратегии глобальной…
Он доберётся к трону, дайте срок!

- Приятно было с Вами повидаться!
Когда ещё увидимся, Бог весть…
Пока же я одно прошу учесть:
Вам более опасно оставаться,
Здесь явно под угрозой Ваша честь…
Скачите, сударь! Пребывайте в мире!...
...Где им случится встретиться опять -
Не знали. Не могли, конечно, знать
Ни белый слон на поле е-четыре,
Ни черный конь, стоявший на дэ-пять…

Памяти Евг. Евтушенко

Если сами стихи собираются в строфы,
Значит чем-то они для поэта важны…
Почему не смолкает набат Катастрофы
Столько вёсен спустя, далеко от войны?
Почему для мальчишки, рождённого в мире
Приключенческих книг, романтических снов
Эта тема с годами полнее и шире,
Чем десятки других, самых пафосных слов?
Может быть в череде бесконечных скитаний,
Проходя километрами пыльных дорог
Азиатских Россий, европейских Германий,
Связь минувших веков я разрушить не смог…
Может быть, разбирая отцовы награды,
«За Берлин», «За Кавказ» про себя бормоча,
Видел я не оркестры, не марши-парады,
А нашитые звёзды на детских плечах…
Может быть, постояв у подножия Храма,
Прислонившись рукой к основанью Стены,
Я коснулся того потаённого шрама,
О котором забыть на Земле не должны?
Это именно я со времён фараонов,
Обвиняюсь в создании сотен проблем,
Это я, тот один из шести миллионов,
Невиновных ни в чём, не спасённых никем…
Это мной заполняют бараки и печи,
Чтобы впредь от меня не осталось следа,
Только жирная сажа сожженных местечек
Въелась в память и душу мою навсегда.
Это гонят меня по отвесному краю
Бабьим Яром и сотней подобных яров,
Я в Дунае тону, я в Дахау сгораю,
Но безмолвие страха в себе поборов,
Поднимаясь по насыпи свежей могилы,
Я прошу, я молю, я шепчу, я кричу:
«У последней черты дай мне, Господи, силы
Не забыть рассмеяться в лицо палачу…»

Всем привет! С вами я – ваш проверенный борт.
Тот, что тысячи миль превращает в часы.
Через десять минут шумный северный порт
Подо мной раскатает бетон полосы.
Я сейчас перейду на другой эшелон,
Под метельную коду с дождём пополам
Мы коснёмся земли и притихший салон
Побежит по своим неотложным делам.
А пока я и он в целом мире одни,
За него мне держать перед Богом ответ.
Я пишу на табло «Пристегните ремни»,
Зажигаю в плафонах посадочный свет,
По-хозяйски бросаю придирчивый взгляд:
Триста душ моего группового лица…
Спит девчушка (четвёртый, по-моему, ряд),
Безмятежно сопя на плече у отца,
Напряжённо притих чернокожий атлет,
Леди в белом кашне поправляет парик,
Дремлет полная дама бальзаковских лет
Да бормочет молитву высокий старик…
Город примет, уймёт непогоду к утру.
Мир укроет пушистый, искрящийся снег.
Снова я на рулёжке привычно замру,
Чтоб уйти без оглядки на новый разбег.
И земная быстрее завертится ось:
Я взлетаю в Баку, я сажусь в Катманду…
Лишь бы завтра всё так же спокойно спалось
Белокурой девчонке в четвёртом ряду…

…Сны солдата скупы на цветные огни.
Чёрный сон. Нарастающий вой с высоты.
В чёрном поле – скелеты сгоревшей брони,
В густо-чёрных дымах – города и мосты.
Солнца чёрного круг. Чёрный крест на крыле.
На обугленной ветке чернеющий лист.
Самоходка, увязшая в чёрной земле.
Чёрный ворон да чёрный от сажи танкист…

Красный сон. Он прошит языками огня
Да кровавым бинтом, что в руках медсестёр.
Нет ни времени года, ни времени дня -
Мир – безумный, сплошной ритуальный костер.
Алым заревом страха залит горизонт,
Ни пожарам, ни взрывам не видно конца.
Полыхает вокруг Юго-Западный фронт
И сгорает бесследно южнее Ельца…

Белый сон. Батарею к утру замело.
За колючей позёмкой не видно ни зги.
Вжался фриц за рекой в небольшое село
И сидит не дыша, испугавшись пурги.
В белом сне – тишина, в белом сне – медсанбат.
Белой краской в окошке покрыто стекло…
В белом сне – похоронки на павших ребят
И седые виски тех, кому повезло…

…Сны солдата скупы на цветные огни.
По живому их шила суровая нить…
Вспомнить всё. Чтоб из этой немой западни
Дошагать, дотерпеть, долюбить и дожить…

…Вот вишу, а жизнь проходит мимо,
Остаётся месяц до весны…
Захотелось вдруг необъяснимо
На себя взглянуть со стороны.
Оценить размеры и масштабы,
Конструктив, пропорции и вес.
Может это – прихоть зрелой бабы,
Может – бзик и праздный интерес…
Как смотрюсь на чопорном фасаде
Голубым аргоном по стене,
Отражаясь в мокрой автостраде
И большом троллейбусном окне?
Я, себя читая с тротуара,
Представляю средние века,
Старика в накидке из муара,
Телескоп в руках у старика,
Млечный путь в оконце старой башни,
Купол неба цвета «баклажан»…
А на деле в сером настоящем
Я кормлю голодных горожан.
Предлагаю овощи и фрукты,
Молоко, сыры на всякий лад,
«Абсолют», халву, морепродукты,
Иваси, балык и карбонат…

Всё вокруг уныло и банально,
И мечте давно не до игры…
Просто буква в слове тривиальном
Не горит недели полторы…

В меру бодрящий и в меру противный
Дует с предгорий мистраль,
Над головой самолётик спортивный
Чертит тугую спираль,
Глинистой тропкой срывается в море
Край европейской земли,
Парус застыл в изумрудном просторе
И растворился вдали…
Вечер у пристани вязок и чёрен,
Ноздри щекочет слегка
Приторный запах обжаренных зёрен
Сквозь аромат табака…
В старой таверне дождёмся рассвета,
Лёгкий развеется хмель…
Будь же здоров до грядущего лета,
Тёплый красавец Марсель…
-----------------------------------------------------------------------------
Для конкурса "Антиподы - 152". Слова: глина, спираль, изумруд.

У фрегата – уголовная судьба,
У фрегата то погоня, то разбой.
Жизнь брутальна и груба,
Но корсарская труба
Всё влечёт его куда-то за собой.

У фрегата неприятельским ядром
Изуродован на гроте такелаж,
Но рекою льётся ром
И в погоне за добром
Он по-прежнему готов на абордаж.

У фрегата две пробоины в борту
Да изорванные в клочья паруса…
Он идёт на долготу,
Ту, где ждут его в порту
На недельку, на денёк, на полчаса…

И пока ему на пирсе кто-то рад,
Да горит в ночи любимое окно -
Для фрегата нет преград
И сам чёрт ему не брат,
И дойти ему до дома суждено…

Пародия на стихотворение Станислава Брижатого «Ну, конечно, я бы помнил...»
http://www.stihi.ru/2016/12/24/10496
***
Ну, конечно, я бы помнил:
Встречу ранним вечерком,
Звон печальный колокольни,
Небо с красным языком.

Под багряной полосою
Чуждый сердцу небосвод,
Эри с чёрною волною,
Звёзд пытливых хоровод…

В плесах озера дорожку,
Заблудившейся луны,
Чем-то схожую на кошку
В тайном отблеске волны.

Где с тобой по водной глади
Мы бежали босиком…
И, как ветер, кудри гладил
От чужих очей… тайком…

Как вернулись незаметно
На потерянную Русь…
И встречала нас приветно
Милых рощ исконна грусть…

*******
Прим: Эри - озеро между США и Канадой...

=================================================
Я бы помнил, без вопросов,
Если б только не забыл,
Плёсы цвета купороса,
В рощах ржание кобыл,
Колокольню на закате,
Предвечернюю грозу,
Люську в байковом халате,
Разошедшемся внизу,
Разлетевшиеся косы,
Недожатые поля…
Но вокруг одни пиндосы
И враждебная земля.
Эри чёрною волною,
Тёмно-серой – Мичиган,
Окружили, как стеною,
Мир, где правит чистоган.

...Я в минуты просветленья
Всё мечтаю, что вернусь
В край черничного варенья,
На потерянную Русь…
Доктор смотрит с легкой грустью:
«Ты б вернулся, - говорит.
- Но Альцгеймер не отпустит,
Не поймёт и не простит…»

…Дождь молотит по спине всепогодную пехоту,
По брезенту, по броне, по Зееловским высотам.
К ночи – танковый удар… Как там вывезет кривая?
И, трофейный портсигар плащ-палаткой прикрывая,
Я смотрю на птичий клин… Ведь совсем осталось мало,
День-другой – возьмём Берлин и начнём отсчёт с начала
Новой жизни, новых лет… С песней, радостью, любовью,
Без могил и без побед, обагрённых нашей кровью.
Знаю, будет тяжело, нас вернётся – половина,
На сожжённое село, на завалы, на руины.
Только нам не привыкать, не такое мы видали.
Нас творить и созидать обучал великий Сталин …

Эх, товарищ лейтенант… Как наивен ты и молод…
Будет новый транспарант, будет серп и будет молот,
Будет найден злейший враг из ребят, с кем гнил в окопе,
Встанет вышками ГУЛАГ на твоём пути к Европе,
Не помогут ордена и нашивки от ранений -
Обделённая страна, боль грядущих поколений…

…Однорукий капитан пригласит на «фронтовые»,
Вы поднимете стакан, что вернулись, что живые.
Ну а там и по второй – помянуть, кого сумеешь…
А пока кури, герой… Может, вправду уцелеешь…

Лишь вечер по традиции, прокравшись за портьерами,
Волшебными узорами ложится на обои -
Так оживают рыцари, пираты с флибустьерами,
Индейцы с мушкетёрами, отважные ковбои.
Их мысленно копируешь, украдкой от родителей
Пьёшь буйную романтику с геройским ореолом…
И вот уже пикируешь в горящем истребителе,
И покоряешь Арктику могучим ледоколом,
В леса непроходимые бесстрашно углубляешься,
Рубя надёжным кортиком вест-индские лианы,
И где-то под оливами без памяти влюбляешься,
И ловишь взгляд под портиком красавицы-Дианы,
Чтоб сразу же стремительно лететь, привстав на стремени,
На подвиги храбрейшие во славу королевства…

Как все же упоительно читать сквозь линзу времени
Страницы пожелтевшие из собственного детства…
-------------------------------------------------------------------------
Для конкурса "Антиподы-151". Слова: обои - линза - ледокол.

Кончался день. Изломанные тени
Ложились, величавы и горды,
На лестницы «испанские» ступени,
В фонтане преломляясь от воды.

Закатный луч скользнул по парапету,
Коснулся окон дома на углу -
Последнего прибежища поэта,
Ушедшего в таинственную мглу…
Здесь сердца боль и красоту природы,
Своей любви святую чистоту
Он превращал в божественные оды
И доверял бумажному листу…

Взойду на холм. Вечерняя картина
Дыхание заставит задержать
И вытертых ступеней травертина
Мне будет так отныне не хватать…
------------------------------------------------------
В Риме, в доме у подножия Испанской лестницы
провёл последние годы жизни Джон Китс (1795-1821).

Где краснощёкий дяденька с конкретным перегарчиком
Старательно отсчитывал на сдачу медяки -
Висело объявление, что «Ёлочным базарчиком»
Сегодня открываются счастливые деньки.
По морю буйно-хвойному глазёнки разбегаются,
Хотя уж восемь стукнуло и, вроде, не впервой…
Но вот уже торжественно несём с отцом красавицу,
Обвязанную накрепко верёвкой бельевой.
А зимы были лютыми, морозными и снежными,
За окнами без устали ревело и мело…
Но лапами мохнатыми под ватой белоснежною
Зима входила праздником в домашнее тепло…

Прошли десятилетия, а запах мандариновый
Выносит память детскую к исходу декабря,
Где язычками пламени от свечки стеариновой
В нас вписана Традиция и, может быть, не зря...

…А детство было звонкое, весёлое, задорное.
С ним в памяти отметилась и въелась до костей
Система наша первая, она же – коридорная,
Коллекция из примусов, страстей и новостей.
Потом за годы школьные систему воспитания
Обкатывали истово на детской голове,
Но постигала бравая дворовая компания
Основы арифметики системой «дубль-ве»…
За ней пришла бразильская, с четвёркой нападающих,
А нам внушало радио, газеты и ТВ,
Что нет системы более и ярче процветающей,
Чем та, чьё сердце пылкое находится в Москве.
На съезды да на пленумы пришлась пора взросления,
Знамёна, речи, лозунги – чудесный антураж…
А я учил старательно систему Менделеева,
Исследуя на практике С2Н5ОН…
Настали девяностые с их денежно-товарными,
Когда в системе рыночной остался ты один,
Пусть кто-то познакомился и с пенитенциарною,
Но прожили и дожили до лысин и седин…

…Я на проблемы разные гляжу теперь стоически:
Кто жизни поклоняется, кто бабушке с косой…
Всё в мире повторяется, причём систематически,
А, значит, будет белая за чёрной полосой…

Посвящается Владимиру Семёновичу...

Прошли мы в ночи вчетвером безымянную балку.
Сто метров до склада, где фриц разместил арсенал.
Надежда на опыт, на фарт, на стволы, на смекалку -
К утру мы устроим роскошный рождественский бал.

Пока не разведан объект – ни единого звука!
Заройся в сугроб, не дыши, затаись и лежи.
Троих часовых сняли мы с резким выдохом: «Сука!»,
Лишь только в ладонях сверкнули стальные ножи.

Теперь по углам аккуратно расставить заряды…
И только, когда с четырёх отзовётся сторон,
Поверить, что вышли в тираж оружейные склады
Под громкие крики встревоженной стаи ворон.

...Мы шли по лощине уже не скрываясь, не горбясь.
За нами стропила и балки пылали огнём.
Сейчас деревеньку займёт пятый танковый корпус,
А, значит, я буду доволен начавшимся днём…
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Для конкурса "Темная лошадка - 9". Задание: использовать слово "балка" в двух значениях.

Мы учёные птицы… С вороной-старушкой
Остро чувствуем то, что другим не видать…
Так позволь же тебя проводить до опушки,
Чтобы несколько слов на прощанье сказать:
В путь же, девочка, в путь, наша смелая Герда.
Я совет тебе дам до смешного простой:
Не сдавайся ни ливню, ни снегу, ни ветру,
А упрямо иди за своею мечтой.
У тебя на пути будут замки и чащи,
Будет радости свет и дыханье беды,
Будет зло и добро, впрочем - зло будет чаще,
Будут чёрные тучи и белые льды.
Ты познаешь в дороге немало страданий,
Но другую судьбу не ищи, не зови…
Это только начало твоих испытаний,
Испытаний твоей безоглядной любви.
И когда обойдёшь ты полмира, босая,
И войдёшь, наконец, в Сердце Северных Гор,
Ты найдешь своего драгоценного Кая,
И уже не расстанешься с ним... Nevermore…
----------------------------------------------------------
Для конкурса "Седьмая пятница-188" "Снежная королева"