Ушёл. И даже слова не сказал.
На непроглядно-мрачном небосклоне
взошла одна далекая звезда.
Как будто Бог тебя на руки поднял,
и завещал светить из темноты
потерянным, оставленным, заблудшим.
Пополнились ряды моих святых.
Поверишь, нет, но, cобираясь, ты
случайно прихватил вторую душу.

Так появился странный наш дуэт.
Ты к ночи просыпался, я ложилась.
Ты зажигал над горизонтом свет.
Я пустоту под крышей сторожила.
В клобук вязалось время, сон и явь.
В года
стекали
сумерки-минуты…
Перебродил кагором скорбный яд.
Ведь я — земная, из простых Плеяд,
а здесь — не поднебесье; мелко,
мутно.

Я увлеклась. Живой огонь согрел
закованные троеперстьем пальцы.
На пыльных витражах моих капелл
задвигались фигуры легких вальсов.
От блеска потускнели образа —
Ещё звезда, ещё, десятки, сотни…
Сместилась ось мирского колеса,
Менялись эра, вера, полюса.
И я ушла на поиски "сегодня".

А ты мне даже слова не сказал.

*Конкурсное, 3-й тур танцев

Весна в этот год хороша на редкость, беспечна, смела, щедра.
Ещё пару дней и ворвется лето в курортно-сезонный рай.
У стёкол кафе, от разводов мутных, опять замаячит шанс
влюбиться в летящее мимо утро, отжечь под совковый джаз.
Массовка на входе - тучней и шире. Противней - амбре котлет.
Твой фартук в горчично-томатном жире мечтает о дефиле,
o легких парео, изящных шляпах, каскаде цветных зонтов.
Eго беззастенчиво станут лапать. Потом подвернётся тот,
кто скажет с азартом: «Послушай, детка, бросай все к чертям, бежим!»
И ты, разрумяненной малолеткой, умчишься в другую жизнь.
Сойдутся в пике и порок, и страсти, и страх, и борьба с собой,
и станет понятно, что слово «счастье» рифмуется с «кровь» и «боль».
Однажды, под воющий звук сирены, стрельбу и собачий лай
...
"К чертям" - подытожит с усмешкой верный, совсем не киношный, Клайд.
У стёкол кафе, от разводов мутных, маячит туманный шанс.
Ты громко смеёшься навстречу утру и делаешь первый шаг.

Конкурсное Второй тур весеннего бала
Тема: "Криминальная любовь"

Кавалер в дуэте Клайд, он же Лохматый

Плыви, малютка-капитан, плыви!
Из царства цепких лилий и вистерий -
К сугробам, на далёкий сонный север,
К укрытым белым пледом январям,
Где айсберги стоят на якорях.
Плыви, малютка-капитан, плыви!

Пускай неспешно лодочка скользит
К широтам бесконечно долгих зим,
За рыбой-сон, стремящейся на нерест,
За ветром, что колышет снежный вереск,
На изумруд, разлитый в неба свод,
Пусть будет долгим путь — недели, год,
Пусть — вечность, ты когда-то доплывешь.
Держи баркас на путеводный ковш.
Плыви туда, где правит тишина,
Она — везде, вокруг, и под, и над.
Обледеневший рай — милее ада.
Не оборачивайся, ни к чему, не надо.
От островов тотальной нелюбви
Плыви, малютка-капитан, плыви!

На конкурс «Знаток душ»
По картинке:

Бах. И в яблочко. Только прицелилась — сразу попала.
Экономлю — почти не осталось серебряных пуль.
Так бывает, когда выбираешь себе в идеалы
Не заморского принца, а факел, коня да избу.
Дефицит на царевичей — призраки, бесы, вампиры,
Может, просто мерещится или замылился глаз.
Полупуст арсенал. Что в резерве? Полжизни? Полмира?
А уже начинают пугать по утрам зеркала.
Выбираешь привычно, по принципу "тошно, но надо":
Без полцарства! И даже готова носить на руках.
И ведь, вот оно - счастье. Беспомощно мечется рядом.
Ты же палец, как дура, упрямо не сводишь с курка.
По округе без счета камней — и с души, и с "запазух".
Не пора ль собирать? В патронташе — совсем ничего...

А у счастья глаза — ограненные богом алмазы.
И закатное небо течет сквозь пробитый живот.

Большой весенний бал. 1 тур. Прошлое. Конкурс

Я тебя оплетаю все больше и больше ветвями,
Осыпаю листвой, прорастаю корней паутиной —
Мне плевать, что ты выжженный солнцем безжизненный камень,
Намекни, что поможет — и сердца отдам половину.
Говоришь, опоздала на вечность — прости, но не верю.
Убеждаешь, что кровь не бурлит, запираешься в панцирь —
Сумасшедшая, даже во сне прибегаю на берег
И вяжу золотые венки из цветов померанца.
Затвердеет однажды кора и покроются гнилью
Омертвевшие почки, не давшие поросли новой,
И тогда мы на равных, как пара столетних рептилий,
Поплывем потихоньку на поиски нашего дома.

Суточная Блицитата 7 - каменная

Здесь так легко грустить, вздыхая о далёкой
Оставленной стране за тридевять земель,
Подкрашивать, чинить, самозабвенно штопать
Побитый молью смысл, потерянную цель.
Отчаянно страдать, заламывая руки,
Корить циклоны, соль и пафосный пейзаж
И под минор ветров, кляня судьбу и скуку,
Срываться в декаданс и дальше - в эпатаж.
Под тяжестью вины (разлука, боль утраты),
Подмешивая лавр, терновый вить венок
И корпию щипать, присев на пуфик ватный,
Поглядывая вдаль, на северо-восток.
А позже, в тишине, увитой виноградом,
Под устрицы и сыр шампанского хлебнув,
В который раз найти в раю приметы ада
И, нарыдавшись всласть, отправиться ко сну.

«Расставаться нужно просто, по возможности красиво...»
(@Ж. Гнедой)


Все кончено. Как в море корабли.
Сменился галстук, платье, плюс на минус.
Без слов, цветов, мемориальных плит.
«Мы» сдулось, сжавшись ровно вполовину.

Прощальный ужин на двоих. Вино.
Без слез, упрёков, без коленной дрожи.
Полжизни, как немодное панно
Рассыпалось, потрескавшись в прихожей.

Два сфинкса, занесённые песком.
Два саркофага в глубине барханов.
Кусками льда вокруг «Вдовы Клико»
Два замороженных внезапно океана.



Блиц 83 - первопроходческий

Мне уже почти что двадцать, я уже не верю в чудо…
(@Юрьевская)


Мне третий год уже, на тополиных кронах
Клубятся облака, стволы - под небеса,
А я мечтаю стать сорокой, нет, вороной,
Кружить вокруг двора и перья вниз бросать.

Мне - восемь, да, пока ещё совсем ребёнок,
Хотя стреляю так - у зомби шансов нет,
Жду Санту в Новый год и строю из картона
Реальный звездолёт, мне помогает дед.

Тринадцать. Жизнь сложней и с каждым днём тревожней,
Со взрослыми борюсь, но это нелегко.
В наш двадцать первый век непросто молодёжи,
Веду свой блог свобода точка ком.

Мне девятнадцать, я
Давно не верю в чудо...



Блиц 83 - первопроходческий

Напугай меня так, чтоб уже ничего не бояться.
(@Ирина Ашомко)

В гортани слова застревают, а как сказать,
Когда что ни слово — по стеклам тупым гвоздем
И каждая фраза — с размаху песком в глаза?
И ты все молчишь и у моря погоды ждешь.
А время идет, к немоте привыкает рот
И страх прорастает в тебя как трухлявый пень,
Обидеть боишься, бессмысленно ищешь брод,
Где больше десятка других обходных путей.
Ты знаешь, что цепь коротка и хозяин — дрянь,
Чуть что — припугнет и к молчанью давно привык,
Он — свой, для него ты — немая приставка "для",
Лишь вздрогнешь от окрика, но не рискнешь завыть.
И поздно меняться и глупо других менять,
Хотя вроде нафиг не нужен стакан воды,
Такая планида — безвольно и тупо ждать,
Пока не припрет от родного пинка под дых.



Блиц 83 - первопроходческий

Дремлет Макондо. Застыл помутневшим стразом.
В калейдоскопе мелькают эпох картинки:
Слепки романов, сюжеты историй, фразы,
С краю - сегодня, чуть глубже — ... до самых инков.
Ветер подует, стряхнёт, разобьёт о землю,
Новая капля смолы упадёт в оправу,
Чуть обернулся — и снова Макондо дремлет,
Грани шлифуются, время тасует главы.
Те же урсулы, ребеки, проблемы те же,
Мир ожидания, танго пустых иллюзий —
Если не слеп, то безволен, безумен, грешен.
Вечный Макондо. Злосчастный порочный узел.



Конкурс-игра "Снежки"
тема: ожидание
три снежка: дремлет, стряхнёт, смола

Когда-то здесь был райский сад, оазис,
С волной сливалась неба бирюза
И берегли народ от разногласий
Глаза Моаи. Сотни лет назад
Качались пальмы на границе с морем,
Дышала плодородием земля,
В богатых птичьих перьях, пассифлоре
Вассалы рапануйского царя
Смотрелись королями, каждый камень
Украшен был, увешан каждый столб.
Вещали духи древними устами
О тайнах мироздания, о том,
Что пуп земли — на этом плоскогорье,
Что солнце светит только лишь для них,
О том, что в мире — только это море
И рапануйцы на земле одни...
Всезнающие, не предупредили,
Что скоро, кинув в бухте якоря,
Придёт конец. Так в общем-то и жили,
Богам внимая. Оказалось - зря.

Когда судьба забросит вас на Чили,
Слетайте остров Пасхи посмотреть:
Почти как мы, в достатке люди жили —
Остались боги, в грунте, в рост, на треть.

*Моа́и (с гавайск. — «статуя, истукан») — каменные монолитные статуи на острове Пасхи в Тихом океане.

На конкурс Эра Водолея 1: «Таро священных мест»

На конкурс Снежки
Слова: вол, лоскуток и вечер.

Ленивый зимний вол, вздохнув, стряхнул рогами
Из хлопьев-лоскутков заоблачный мешок
На кривоскатье крыш, на придорожья наледь,
На нас с тобой... "Смотри-ка снег пошёл!"

Сквозь вечер, тишину простуженного парка
(Тот только что скрипел железом у ворот),
Летел январский снег, пушистый, яркий-яркий,
Под светом фонаря почти что золотой.

Он змейкой плёл кусты, скамейки и деревья
И нас с тобой - в венчальное кольцо,
Я так его ждала, мне так хотелось верить
В твой голос, парк и этот белый сон.

Мой удел - горстка щебня.
Когда-то мечтал стать бессмертным
и хотел посмотреть, как меняется время...
Итог:
Я - булыжник в стене,
пропеченный израильским ветром
и ладонями паствы истертый,
уставший от толп.

О себе не питаю иллюзий,
надеждой и верой
не живу, жуткий циник, отшельник,
внутри - атеист.
Этот,
в нижнем ряду,
у земли,
от угла - самый первый,
да, из ранней застройки,
eсть справка и тьма экспертиз.

Повидал за века.
Нет, романтики было не много,
Чаще войны и кровь,
установлен почти на костях.
Что делили?
Известное дело -
кто преданней Богу,
кто послушней и праведней...
Мелочь, по сути - пустяк.

Я от соли ослеп
и оглох от стенаний и воя,
Проклял вечность,
запутался в смыслах и силе добра.
Жизнь полна парадоксов:
легко убивая живое,
можно плакать о камне
и верить
в разрушенный храм.

** на конкурс «Эра Водолея» по карте «Стена Плача. Иерусалим».

Благодарю, что ты в моей судьбе всегда присутствуешь незримо.

Благодарю за близких, за любимых,
за промахи, за каждый белый флаг,
за небо моего Иерусалима,
в нем Яхве, Будда, Иисус, Аллах...
и храмовые стены не разрушить,
и на воротах царских - нет замка.
Благодарю за сердце, разум, душу,
за вечность, что нелепо коротка.
Благодарю, что так, а не иначе
сложилась жизнь,
что я - ещё в строю,
за то, что у стены мирского плача
не в голос плачу, а благодарю.

* на конкурс «Эра Водолея» по карте «Стена Плача. Иерусалим».

Влюбился в первый раз, друзья,
Снесло совсем кукушку,
Но при невесте пить нельзя,
Да, пить теперь никак нельзя -
И в ход пошла подушка.

Влюбился снова, черт возьми -
Жить одиноким грустно.
Как штык, быть дома до восьми,
Всегда быть дома до восьми.
Упс... позвоночник хрустнул.

Я влюбчив, что поделать мне,
А тут такая пава!
Шопоголичка! Ну уж - нет!
То ей - колье, то ей - браслет.
Но благо - есть отрава.

Опять бросаюсь с головой
В любовь. Невеста - сказка
Жаль, истерит чуть-чуть порой
То избы жжёт, то рвётся в бой.
Пальнул... и не промазал.
...

Растёт щетина у меня,
Что делать с ней - не знаю!
Вдовцом в который раз на днях
Вдовцом, в который раз, на днях
Я стал. Судьба такая.

(подражание ОК74)

Маска, я тебя знаю*Конкурс

Чёрные волны поют
заунывно песни.
Белым налетом на гальке
морская соль.
Трое нас в этом
забытом богами месте.
В небе мерцает
тройная звезда Алголь.
Чудище, с парой сестёр,
неподвластных чувствам.
Смертная.
Пленница моря и голых скал.
Прошлого нет.
Только брызгами имя -
Ме-ду-за.
Тот, кто напомнить пытался,
базальтом стал.
Косы плету,
приручаю шипящих тварей,
Алчущих мести.
Откуда она во мне?
В свете Алголя,
в сырой океанской хмари
строю свой сад
из когда-то живых камней.

Сердце - все глуше и глуше,
почти не бьется.
Змейками вены живулят
петель узор.
Сад зацветает в сезон
и растет без солнца.
Ядом сочится
по мертвому камню сок.

Маска, я тебя знаю*Конкурс

Сказки, по сути, нелепица, даже зло.
Сколько их? Девочек с вечной мечтой о принце?
Ей удивительным образом повезло —
в принца влюбиться.

"Замуж выходят по чистой большой любви", —
дома твердили. Урок назубок усвоен.
Так почему же внутри без конца болит
сердце пустое.
Глыбой гранитной лежит, не даёт вздохнуть,
тянет привычно, терзает глухая ревность.
Вовсе не принц выбирал для себя жену —
мать-королева.
Эхом по залам разносится детский смех.
Вырастут скоро, взрослее, мудрее станут.
Младший - в отца. Интересно, каких невест
им подберут? (Улыбается.) Пусть - желанных.
Некуда деться от взглядов, она - мишень.
Вечно на мушке: Париж, Амстердам ли, Ницца.
И любопытных, увы, не прогнать взашей.
Лица... Как воздух, как ветер, повсюду - лица.

Сыро. Туман и в Элторпе - дожди, дожди...
Крыльями лебедь забил по озерной ряске...
Девочка? Женщина?
Как это, леди Ди?
С принцем из сказки?

Маска, я тебя знаю*Конкурс

Audio:
Кирино море - Автор: Лана_Юрина

Море у Киры в квартире весь день шумит.
Кире не страшно – так море шлифует камни.
В мамином перстне, к примеру, а-лек-сан-дрит
(сложное слово, сложней, чем её «анамнез»).

Кира – русалочка, только наоборот:
с прошлой среды все вокруг шевелят губами,
немы, как рыбы.
Записывает в блокнот –
чтоб не забыть рассказать по секрету маме.

В мире подводном легко забывать слова.
Кира погромче читает свои записки –
вроде бы слышится эхо, едва-едва:
шторм за стеной это всё-таки слишком близко.

Врач говорит – психогенная глухота,
мол, так бывает, должны понимать и сами:
смерть для любого – тяжёлое испыта...
(Море взрывается рыбьими голосами –
что-то про маму, про горе, про «всё пройдёт»!)
Папа кивает и смотрит куда-то мимо...

Кира ныряет поглубже в водоворот.
Как объяснить им, что море неизлечимо?

Теплый уютный прудик.
Мне, может, дней семь-восемь.
Детского дома будни.
Нас — дюжин пять, похожих.
Женщина с яркой челкой в банке еду приносит.
Пальцы, как осьминожки.
Помню, на бледной коже нет ни одной чешуйки,
трогают пальцы воду...
Плюх , опустился камень. Слышится хохот детский.
Мы заметались, прячась в шариках кислородных.
Другa уносит кверху, выглядит неважнецки.

Мне — три недели. Утро.
Нежит гибискус завязь.
(Наш магазин считают в городе самым-самым:
женщина с яркой челкой, aссортимент - на зависть.)
... Водит сачком. Играет?
Может быть, это — мама?

Мне - больше года. В доме eсть потолок и стены,
ярким пятном картина,
дверь,
на полу — (не видно).
Нас в застеколье — трое: я, губка Боб и пена.
С Боба облезла краска, так-то он — безобидный.
Пена — моя отрава, я к ней питаю чувства.
(С выбором в этом мире — ...
в oбщем, не до изысков.)
Я ей — стихи, но пена взгляд лишь отводит тусклый.

Где-то восходит солнце, алым цветёт гибискус.

Сорваться,
Сломаться боюсь, и терпеть не в силах.
За ней, от неё, как безумный.
Коснуться страшно.
Хмелею от боли. Она выгибает спину
и смехом срывает зубцы у дозорных башен.

Натянуты нервы.
Озноб. Вязким джемом - воздух.
Лиловые сумерки пахнут кровавой вишней.
Несусь за потоком.
Рыдаю и в ту же воду
вхожу для него, за него.

Музыкант не слышит.
Умелые пальцы зажали струну, взмывает
влюблённый смычок.
Звук сюиты плывёт над сценой.

Есть он и она, неприступные стены рая,
есть ключ и скрипач,
...
отлучённый за страсти демон.


Картина Анны Егоровой "Niccolo Paganini"

* написано на «вожделенную» пятницу

Когда однажды распахнул он дверь, большой, в снегу, в овчинном полушубке,
На звонницах окрестных деревень колокола к вечерне звали гулко.
Огарок свечки осветил лицо и синих глаз манящую усталость,
И мама, спохватившись, за отцом засеменила в кухню. Я осталась.
- Дитя ещё, - отец, вздохнув, сказал.
Прислушалась, вбирая звуки кожей.
- Когда случилось это?
- Год назад.
Упала. И ходить теперь не может.
Вернулись.
Мама плачет, мнёт платок и молится дрожащими губами:
«На все готовы. Только бы помог...»
И темнота, и только голос мамин.

С десяток лет прошло, хожу давно. Есть дом, хозяйство, муж, уклад, достаток.
И к жизни новой попривыкла, но люблю другого. Tяжела расплата -
За все когда-то выставляет счёт
судьба. И мой подарок дюже горек.
А мама ... теребит во снах плечо, и молится, и в ночь белугой воет.

Ведьмак, изгой, отшельник, про него в деревне люди всякое болтают -
Мол, бессердечный, губит колдовством, но нет его - лежу пластом, больная.
Незваным ходит, будто бы узду потянет, задохнусь на миг от жажды -
Как чуда каждой новой встречи жду и умираю снова после каждой.
Ходили слухи, что таких невест, у знахаря с десяток в околотке,
А мне плевать! Что волк, поманит в лес -
пойду к нему на зов ягнёнком кротким.

Когда пробьёт его последний час,
Он к перекрёстку выйдет неотпетый
Сорвусь за ним, отчаянно бренча -
разменной мелкой брошенной монетой.

Я хотела страстей, чтобы - с воплями, вскачь,
Я пеняла на бриз - не силён, не горяч,
И зевала от скуки, ругая волну,
В бирюзовую дымку уныло взглянув.
Я в прозрачное море бросалась ничком,
С нетерпением юных мечтая о том,
Как рассветное солнце под гул парусов
Раскачает рутинной арбы колесо.
В календарь забивала со злобой кресты,
Вдоль обрыва училась "ходить у черты"
И мечтала с надеждой о будущем дне
В час отлива, считая ракушки на дне.

Но однажды по небу промчалась звезда,
Озарив (наконец!) в знойный Тартар врата,
И один из титанов, улыбкой маня,
Mрачный мир преисподней открыл для меня.
С той поры как в дыму, слева - бес, справа - тать,
Что ни день - то на казнь, что ни ночь - умирать,
И обрыв - не обрыв, бесконечный каньон,
И по углям таскает сердца вороньё.
Закопченные своды, ни неба, ни звёзд
И под флейты ветров здесь вода не поёт,
Да и нет здесь воды, нет ни моря, ни волн,
Ни орла, ни вола и ни льва, скалит волк
Злую пасть. (Посиди сотню лет на цепи!)
А от страсти
(хоть что-то!)
геенна кипи-и-и-и-ит.

Закрываю устало руками глаза,
Здесь во тьме свой отсчёт и годам, и часам,
И мерещится солнце, и парус, и губ
Пересохших
касается
алчный сукку-у-у-у-уб.

Я хотела страстей...
Я пеняла на бриз...

Главному редактору газеты «Синий кот»

Уважаемый редактор уважаемой газеты!
Возмущаюсь бесконечно! От бессилия трясусь!
Нет, хорошенькое дельце! Где тут вредные советы?
И побольше сплетен надо! Пусть боятся, гады, пусть!
Кстати, что это за имя? Не подходит совершенно!
Год какой у нас? Крысиный! Почему не «Белый Крыс»?
Что за цвет? Кот выпивает? Ведь орет как оглашенный!
Уважаемый редактор, ты там, это, разберись!
Где скандалы? Чёрный юмор? И рекламы маловато!
А бумагу бы помягче, эта вовсе как наждак!
Непорядок! Предлагаю вам в газету кандидата.
Кошелёк к письму привязан...
Жду ответа.
Шапокляк.

********************************************

Письмо

"Но если я Парнас российский украшаю"
©А.П.Сумароков

Я вам пишу.
Алле, приветик!
Судьбой мине дано писать.
В районной был надысь газете, теперя - в вашу, через сайт.
Я - и поэт, и в прозе - дока, cертификатов - полный стол.
(Вы счёт проверьте, я вот тока вам сотню баксов перевёл).
Не надо хлопать! Да, талантлив и славы груз несу как крест,
Венки, медали, дифирамбы... А сколько занял первых мест
На всяких конкурсных площадках! Вам в жизь так много не занять.
Да, знаменитым быть не сладко. Да, все тома пошли в печать.
Соседи от успеха - в шоке, жену добил фанаток пыл.
Поэты часто одиноки.
Но я им буду,
есть
и был.

Ты можешь толкнуть, нахамить и при всех унизить,
По капле высасывать душу, смеясь в лицо -
Оглохнув, я буду метать неизменный бисер
И горлицей вить и послушно латать гнездо,
Из хвороста памяти, брошенных обещаний,
Из лжи, ведь себе так легко удаётся лгать:
Кипишь - я безропотно ставлю на кухне чайник,
Притихнешь - заботливо брошусь стелить кровать.
Я буду терпеть, обессиленно пряча слёзы,
Годами не смея покинуть заветный сук,
Пока не услышу, как рядом о тёплых веснах
Затянет мелодию кто-то в моем лесу,
Замечу, как звонко ручьи без конца лопочут,
Сливаются в реку, бок о бок, ладонь в ладонь,
Что ночи - безмерно тоскливы, а сны - короче,
И вспомню, что я не из робких пичуг-тихонь.
Однажды уверовав в лёгкость подмены стаи,
Привыкнув к покорности, шагом пустив коней,
Ты вздрогнешь от шока, когда в темноту вгрызаясь,
Сорвется с цепи справедливый и дикий гнев,
И станет светло от начищенных мной до блеска
Когтей и клыков, накопила обид с лихвой,
И ухнет вселенная, рухнув стеной отвесной
И будет один, но безумно кровавый бой.

Представляешь, совсем разучилась болтать по-ирландски.
Здесь на дне — месмеризм, полувзгляды, намеки и жесты.
Ты такой же как был — неизменен в своём постоянстве.
Полагаю, женат? Может есть молодая невеста?
Ну, поведай, как жил... Сколько минуло? Три долгих года.
С кем гулял вдоль косы, провожал за утесы закаты,
Вспоминал ли русалку, задумчиво глядя на воду,
Не искал ли тревожно глаза ее цвета агата?
Размышлял ли о юной беглянке, малышке-мерроу,
Направляя куррах сквозь буруны Ирландского моря?
Не бахвалился ль мной за стаканчиком крепкого рома?
Рыболовы горазды похвастать и жарко поспорить.

Помнишь камень замшелый, расселину, шкуру тюленью?
Тяжело было рыбе на суше, в удушливом доме...
Не видать нам отсюда, у весел, в серебряной пене —
Наши дети резвятся, попозже хочу познакомить.
Извини, что скрывала, поверь — не со зла. Без корысти
Унести от отца втихомолку под сердцем решила.

Просыпайся. Ты чувствуешь? Ветер свиреп и порывист.
Начинается шторм, значит скоро
Увидимся, милый.



На конкурс ловцов сказочных существ.

Небо сморщилось скукоженной фольгой. Клочья пены у базальтовых колонн.
Кит-фантом, когда-то нежно-голубой, с жутким храпом пробирается в мой сон.
Стаи демонов кружат, роняя пух. Из подушки пробивается перо.
Китобойным гарпуном крошит трубу шквальный ветер, чертыхаясь как матрос.
Даже Мурзик, флегматичный с виду кот, возбудился от сметаны, на газах
Спер селедку со стола, залез в комод, в традесканцию, подлец, сумел нассать.
Ночь кошмаров! И на кой мы перед сном завели дальневосточный "Моби Дик"?
Как?! Из раковины? Ванной? Сквозь окно? Жуткий монстр, Бакэ-кудзира к нам проник.

Солнце встало. Так поспать и не сбылось. А на кафеле, на кухне — новый шок:
В куче праха (точно праха?) — рыбья кость и расколотый фарфоровый горшок.
Чертов Мурзик, лоботряс и маргинал, приведением прошлявшись под дождем,
Фантастическое чудище поймал. Не к добру, но что поделать?
Тупо ждем...*



На конкурс "Ловцы сказочных существ" http://litset.ru/publ/15-1-0-61042

В чащу ведёт тропа - кружится меж берёз,
Нет бы туда не лезть, а с толпой - по тракту,
Только толкает в лес старый шельмец Авось,
Хитро прищурив веко над катарактой.
Знает ведь чем завлечь, скалится из дупла,
То земляники бросит, то гроздь рябины
Рот без конца кривит, тот ещё интриган,
Что, мол, по тракту? Муторно, долго, длинно.

Росами дышит лес, травы крадут шаги,
Кроны ветвями держат зелёный полог,
Чудится чей-то взгляд в синих кистях ирги,
Шею щекочут иглы пушистых ёлок.

Вьется змеей тропа - прячется меж стволов,
Рядом Авось уверенно шкандыбает,
Смело иди вперед, если рискнуть готов,
В дёрн с каждым шагом клевером прорастая.

Я чувствую где-то внутри, что пришёл мой час.
Смотри, как сверкает перо, как бросает в жар.
Ты знаешь, ведь я пережил это сотни раз,
Не стоит и в этот пытаться богам мешать.
Как будто бы дымом пахнуло? О, этот дым...
И тучи сгустились. Какой грандиозный вид!
Мне небо готовит последний стакан воды,
Но я, как всегда, не успею его испить.
Всего только искра, протяжный прощальный крик,
Истошный, безумный — певец из меня бог весть,
От крика мгновенно охватит огнем кадык —
Адамово яблоко**, целый кусок, вот здесь...
Да! Пепел в сосуд собери, унеси с собой.
Ты в курсе про солнечный храм и святой алтарь.
Прах — к праху, наивно тягаться с самой судьбой.
На этом, пожалуй, и все. А теперь — прощааа...

Ммммм...Запах корицы, и кофе почти готов.
Как вновь родилась. Бесконечно юна, свежа.
И пусть я — бездонная чаша земных грехов!
Плевать, что мне в муках детей суждено рожать!
Я — женщина. Пепел остыл и почти просох.
Вся жизнь — впереди. Лет пятьсот. Миллион чудес!
А память? Ну что ж, под замок ее и в песок.
Закончился круг. Вечный Феникс опять воскрес.

*


На конкурс "Ловцы сказочных существ"

Ты вел меня все дальше от земли
По призрачным морям и параллелям.
Дал руку и скомандовал: «Пошли!»
И я пошла за вралем-Паганелем.
Ты руку дал, а сердце приберёг,
А было ли оно? Никто не знает.
Весь в розовом, с короной, как орёл,
И следом я, практически, слепая.
Слепая от сияния когтей,
Так сладостно терзающих рассудок,
Тебе лишь нужно было захотеть
И я шептала: «Да! Cогласна! Буду!».
Исколесив весь поднебесный мир,
И истоптав сто тысяч пар сандалий,
Ты на такие подвиги сподвиг
Попутчицу, открыл такие дали!
Но незаметно потеряв очки,
И с непривычки обалдев немного,
Я поняла - ты просто был моим
Прекрасным неземным единорогом.
И вот, когда ты мне (!) решил рога
Приделать, типа, мы - навеки пара,
Мой Паганель попутал берега
И я сбежала с молодым корсаром.

Все решено - опять иду на вы,
и в кондалы, (нет), в кандалы бросаюсь.
С остервененьем pву седой ковыль
из челки (гад, без спроса прорастает).
Рву связи, жгу пароли, адреса,
вскрываю подзажившие нарывы
и тараканы, закатив глаза,
пакуются в мозгах , кляня мой выбор.
Забив на разум, логику, резон,
(Kакая логика? Гормоны - на танцполе!)
мешаю чувства, глюки.
Ебть - сезон!
Цирк-шапито приехал на гастроли.
И в голове такая ерунда,
и по ночам мерещится такое!
А был ли мальчик? Все слова - вода,
последствия психического сбоя.
И ведь никто не видит ничего!
Ну, может, только кот (тот вряд ли выдаст),
а если даже сдаст - кота в расход.
А что? И я - практически невинна.
И я просила Бога (и не раз!)
создать меня, как вепря, толстокожей,
а он бумагу дал и три пера,
и бубен (типа, бубен мне поможет!?).
И эта канитель - не раз, не два,
Весна приперла в сумке новый комикс...
Все!
Тараканы с криками «Виват!»
выходят дружным строем в свежий номер.

А ангел выдохся.
Уставший присел на узкий парапет.
Внизу ползли по-черепашьи машины, оставляя след от фар, от выхлопного газа.
Сплошной поток под дружный вой нёс перекрёстков метастазы до освещенной кольцевой.
А ангел выдохся.
Однажды влюблённый в этот мир и жизнь, он выглядел совсем неважно.
Он им так преданно служил.
А что они? Что всё напрасно, смотреть противились глаза.
Он прыгнул...
Загорались, гасли огни. Скрипели тормоза.
Он прыгнул...
Полыхнули перья.
Рассвет окрасил два крыла.
И что-то жалобно пропели за кольцевой колокола.

В наростах коралловых ржавый фрегатный якорь
качает внезапно нагрянувший мега-шторм,
и рушится мир хлипко сложенный гнутой аркой,
и мрачно выводит Шопена гупешек хор.

Ты смело встаёшь на забытые в иле грабли.
(Откуда здесь грабли? На мили вокруг вода).
И все повторяешь заветное «Крибле - крабле»,
И дьяволу душу готова в залог отдать.
Да только тебе и самой до сих пор не ясно,
за что отдавать, и что стоит твоя душа,
одно лишь понятно - накрылась тяжелым тазом
вся прошлая жизнь, и ты учишься ртом дышать.
А воздух колюч, и горяч, и его так много,
мгновенье, секунда и сдохнет мотор у жабр,
и ты из хвоста вырываешь под вопли ногу,
и щедро посолен рогатой луны кинжал.
И тошно от боли, и сыплются в волны звезды,
Но грозное небо командует жёстко «Пли!»...
И ты понимаешь - в воде без хвоста непросто,
a ноги совсем ни к чему, если нет земли.

Audio



* реминисцентное - по мотивам
«Две плоскости» А.Фо

Ни Дали, ни Вангог, ни Шагал, ни Пикассо
Не сразили меня наповал,
Как по парте сосед из четвёртого класса,
Что жирафов всегда рисовал.
Вроде, все как у всех - золотистые пятна,
Рожки, уши, загадочный взгляд,
Но от этих жирафов я делалась ватной.
Не стесняясь насмешек ребят,
По пустынной саванне наивных фантазий,
По лучам тонких шей в потолок,
В никому неизвестный небесный оазис
Мое сердце сосед уволок.
И ещё года три я ждала как в тумане,
Как на лавку у дома привстав,
На девятый этаж через листья герани
Вдруг заглянет знакомый жираф.



*на пятничный конкурс про жирафов

Классно, конечно, что ты не такой как все —
Джинн из бутылки, бесплотный смешливый Каспер,
Что до тебя миллиард и один парсек,
Как до далекой звезды из вселенной "Счастье".

Что я могу тебя просто нарисовать
Или стереть, если вдруг мы с тобой повздорим,
Я, как обычно, придумала все сама.
Все, что я строю, с приливом уносит море.

Было б забавно, та-дАм, и ты стал другим —
Самым обычным из плоти, костей и крови.
Помнишь у Грума: «Беги, Форрест Гамп, беги!»,
Я бы умчалась к БигБену другой сверхновой.

Это нормально, что манит далёкий свет,
И до оскомы привычен фонарь у двери.
Классно, что ты, вроде, есть, но тебя здесь нет —
Зыбок, текуч, инфернален и эфемерен.

Проснулась ровно в три, зрачками настежь
ловила за окном косые тени
каких-то королей червовой масти.
В четыре, заскучав от наблюдений,
пересчитала вслух баранов стадо,
один со звёздочкой упрямо не считался...
(А подниматься через час! Засада.
Хотя ...обычные рабочие нюансы).
С кровати выпала в пять тридцать, по кусочкам,
поправила на муже одеяло,
привычным жестом - чайник, завтрак, рыбки, кошка, почта,
у зеркала лицо нарисовала.

Рассвет уже вовсю горланит в уши
и мажет стекла рыжими мазками.

Руками затолкала страсти в душу,
чтоб не фонили — глубже, глубже, глубже.
Черкнула на ланчбоксах: «Дальше сами».
Взяла (здесь образно) потрепанное знамя.
Вдох — выдох, крыльями (зачем они?) взмахнула
и полетела реактивной пулей
сквозь кольца просыпающихся улиц.

Солнце крадется окошками,
лучики тянет c небес.
По полу сыплются крошкою
мысли мои о тебе.

Кофе забытый остынет, а
я затеряюсь в толпе.
Бродят людскими пустынями
мысли мои о тебе.

Сводки, отчеты, журналы и...
стрелки стрекочут «обед».
Тихо присядет усталость к ним -
к мыслям моим о тебе.

Перед уходом погашены
скрины и офисный свет,
В сумку с собой только важное -
мысли мои о тебе.

Думами перегруженный
с псом по кварталу забег.
Что приготовить на ужин мне
к мыслям моим о тебе?

Мирно сопят домочадцы и
вышептан сотый обет:
"Господи, не возвращаться бы
к мыслям моим о тебе."

Птицы, пропойте мне имя того, кто столько масок и разных обличий имеет.
В небе, в свободной заоблачной синеве слышно ясней, и в тысячи раз - виднее.

Твари морские, не пучьте слепые глаза, ну же, что стоит, вы просто скажите.
Я научилась читать по губам в прошлые, самые первые, рыбные жизни.

Звери, не скальте косые клыки, воздух ноздрями втяните, и вам ли не чуять?
К богу, петляющим следом, пунктиром, нестройностью новой строки выйти хочу я.

Ветер, хранитель великих секретов и тайных дорог, как его главное имя?
Знаешь ведь, каждый бродяга и дервиш знаком тебе, каждый пророк, ты — иже с ними!

Кто он? Я звуки в горсти соберу, выложу буквы по самым ничтожным крупицам.
Если случится, то только ему одному, лишь его алтарю, буду молиться.

Птицы, пропойте мне имя...

*draft

Не надо встреч, за встречами — прощанье.
Не надо взглядов — и глазами лгут.
Не надо слов, по хрупким звездным граням
к тебе пойду.
В клубок свяжу оборванные мысли,
смотаю запах, вздохи, трепет век,
по шорохам, по легкой дрожи листьев
пойду к тебе.
Имён не надо, адресов и фото,
историй, связей, прочей чепухи —
пойду по обертонам, зыбким нотам
страны глухих.

Дойду, устроюсь молча в уголочке
и просижу, как мышка, не дыша.
На раз, два, три.
Вернусь с рассветной почтой.
Пошла...

Почему, почему их всё пишут, и пишут, и пишут?
В повседневной рутине событий так мало страстей.
Мчатся пули, ломаются копья, срываются крыши,
Галопируют кони и избы горят на листе...

На тюремной стене диафрагмы царапает знаки
Сотни, тысячи жизней прожившая в прошлом душа,
И клокочет, и льётся наружу кровавая накипь,
Отголоски далеких душевных баталий спеша,
Хоть в кошмаре, хоть в мыслях, хоть раз на измятой бумаге,
Донести. Дострадать. Долюбить. Допытаться свершить.
И рождаются песни, и плачут баллады и саги
И берутся вo снах недовзятые рубежи.

Им нелепо пришлось разминуться в потоке рождений,
В кавалькаде эпох сесть случайно в чужой экипаж,
Не тогда и не там, и весь ужас и драма - не с теми,
Без неё, без него...и вокруг лишь толпа, всё - толпа.

В карусели Джульетт он искал ее призрачный локон,
Замирала она, чуть заметив полёт парусов,
Он себя не жалел, лишь бы встретить ее раньше срока,
А она его имя шептала другим под венцом.

***

Под мелодию сфер, на просторах из облачной манны,
В промежутке,
свободном от жизни,
страдала душа,
И сиял его взгляд в половинке ее талисмана,
И синел под ногами летящий по эллипсу шар.

Ты помнишь август, лет пятьсот назад?
Конечно помнишь, память не обманешь.
Ты мне приснился и с собой позвал,
Настойчиво позвал, как все южане.

И я помчалась с первым кораблем,
Запрятав за иконы нимб и крылья,
И ветер пел, и лихо косы плел
Из прядей, что впервые распустились.

И был закат (и был рассвет сперва),
И небо изрыгало сотни молний,
И рвались на колечки кружева
И разлетались чайками. Ты помнишь?

И как потом тосканская жара
Спала в тени на травяном атласе,
А мы, смеясь, давили виноград
И плакало вино, стекая наземь.

...

Ты помнишь. Не закатывай глаза.
В бессмертии твоем не так и сладко.
Он так тебя забавно наказал -
Ты помнишь все... Такая вот, накладка.

Волочатся часы. Понедельники тянут субботы.
Ты голодным зверьком в них,
ты чертовой цепью прикован,
в промежутках-воронках слоняясь от слова до слова,
проклиная тотальность, объявшей тебя несвободы.
Бесконечно гоняя по кругу тревожное "Может...",
измусолив значения фраз, истолкав воду в ступе,
в лоскутах наваждений ты тонешь,
и вязнешь,
и тупишь,
зарываешься хиленьким тельцем измученной кошки
в паутину пустых коридоров.
Alas! Все случилось.
Не выдумывать чувств, не испытывать хрупкие ребра,
оставаться собой невозможно, ты - в центре пучины.
И ты падаешь навзничь и молишься древнему богу:
"Ты ведь мудрый и чуткий,
и, главное, кажется,
добрый."



*alAs - выражение сожаления (англ., устар.)

(Ты голодным зверьком в них,
ты чертовой цепью прикован, - не нравится, но пока думаю на что поменять)

Я вам пишу, мой самый странный бред.
На этот раз - без зыбких предисловий.
Меня страшит нестройный наш дуэт
(Нет, не пугайтесь и не хмурьте брови).
Он будоражит неокрепший мозг,
Как галериста полотно Шагала,
Вы - мой кошмар, мой Берлиоз и Босх
(Вы улыбнулись. Я не все сказала.)

Вы топите уютный мой мирок
Животным страхом, ворошите память.
Вы - до Эдема.
Жалкое ребро ещё не создано в груди Адама.

О, нет, не сомневайтесь, ни страстей,
ни пылких слов не будет, здесь - другое...
Вы - образ, вдруг оживший на холсте
Под кистью обезумевшего Гойи.

Ну что же вы так растерялись, ну?
Я чувствую, скривились будто...
скисли...
Я - не на дне, я лишь стремлюсь ко дну,
По ниточке спускаясь в ваши мысли.

Тринадцать лет.
На юге. Лето в Гаграх.
Карман набит незрелой алычой.
Бриз лижет подгоревшее плечо
и солнце блинчики на завтрак мне печёт в тени чинары.
Хозяин наш, чудной старик Гервас нарезал роз, принёс охапку мне,
я покраснела, он влюблён, похоже?!
От роз смешные тени на стене
и в мелких и болючих ранках кожа.
Я ночью грезила о пляже, там где склон,
где небо близко, пахнет морем, есть тарзанка!
У нас ещё в запасе десять дней
и разговор о возвращеньи запрещен -
Возьму батон и убегу туда, пожалуй.

А в гамаке так хорошо (и на ноге синяк прошел),
вот так лежала бы, читала и мечтала,
но кружит голову от роз и на чинаре друг мой, дрозд,
уже как час, стучит призывную морзянку.
Тринадцать лет...

Летит по кегельбану шар земной.
Летит в последний раз под гулкий стук.
Не в правилах - с разбега за черту,
Но...
Играющим, похоже, все равно.

Финита в лучшем стиле буффонад:
«Ю-ху! Отличный шот! Красава! Врежь!»
Была надежда шар проскочит меж...,
Над...,
Но страйк засчитан.
Счётчик виноват.

Так начинается любовь...
С печали, брошенной на плечи,
С пути, что безнадежно-млечен,
С тоскливых пятниц и суббот.
Из дней рождений, что ни год
В обнимку с ледяным фужером,
Из кинолент об офицерах,
Из притчи про запретный плод
Она зовёт к себе, зовёт.
Так начинается ... любовь ли?
Любовь ли в грезах старой рохли,
Жующей чёрствый бутерброд
И зябнущей без тёплых бот
В качалке с книгой у торшера?
Любовь ли будят в ней мон-шеры,
Во снах идя на эшафот?
...
А может это просто похоть
В тарелке с супом топит вздохи,
И вдруг воскликнув: «В номера!»
Зовёт маразм...?

* вдохновленное Р.Рождественским и Т.Юрьевской «Так начинается вода»

Поэ Паучье

Паучьи лапки на брюшке - крестом.
Попкорн - в микроволновке. Бьют часы.
Табличка «Зрелища, еда, постой -
Фо фри». От предвкушения усы

Шевелятся. Включает саундтрек -
Традиционно «Kronos, Gothic Storm».
И так который год, который век,
Меняется лишь форма и декор.

Летят в ловушку жертвы - задарма
Так сладок пир, так славно погалдеть.
Хрустит попкорн. Качается гамак.
Развешана гирляндами Литсеть.