Чуть дотронусь и холодом пальцы сковало, стужей,
И за окнами вьюжит и в доме на стенах - лёд.
Обними меня. Хоть напоследок, ты слышишь, ну же?
Вот и я не хочу. Разбирать на твоё-моё,
Сквозь торосы упрямого лба пробиваться к мыслям,
Сквозь поджатые губы выуживать в горсть слова,
Я, наверное, также как ты зубы крепко стисну,
И закончу ненужный обоим, нелепый фарс.
Принесу связку дров (хорошо, что камин в гостиной
Настояла оставить), огонь разведу, напьюсь,
Разревусь. И нестройным дуэтом зальются льдины
Стылых комнат, срываясь весенней капелью с люстр.

Навеянное:
А зима будет большая

Мне вторя - хочу убрать(?)

Из невнятного шума, из серебряной пыли
Позабытых катренов, отзвучавших стихов
Выбрал звонкие рифмы, те что в спешке забыли -
Осторожно поставил все гуртом на зеро.
Важно в гнёздах соседних, именитых и знатных
Ждут вердикта поэмы горделивых писак,
Ветераны считают на нетленках караты,
С томным видом эстетов косо смотрят на «брак».
Словно кролик безумный шарик скачет по кругу,
Ставки сделаны, поздно вновь оттачивать текст,
Зеленеет бедняга под сукно от испуга:
Рифмы молью побиты, да и темы не те.
Лихо крутит рулетку в белой бабочке Случай,
Непредвзятое Время вертит в пальцах мелок.
Кто смеётся последним? Старожил или лучший?
Или просто кому-то как всегда повезло?

Уж сколько их упало в эту бездну,
От рокового «Пли!»
Настанет день и все они исчезнут
С поверхности земли.

Один недавно выскочил из дома,
Надумал погулять,
Был каждый куст родным и лес знакомым,
Эх кабы только знать,
Что враг в кустах, что кавалькадой в чаще
Вдруг выстрел - раз, два, три,
И заяц упадет, как лист дрожащий,
Хоть и без дыр внутри.
И в быстроте стремительных событий
Заголосит енот:
«В больницу зайца побыстрей везите!
А то ж глядишь помрет!»
Не помер, напугался лишь, болезный
И побежал домой.
А сколько их, погибших бесполезно,
Сгубил охотник злой.

Оригинал здесь

Задание

Он - маг, он - безумец, в нем слишком много: «Я», «Мне», «Для меня», «Моего».
Oн самоназначенный самопомазанник богa вселенной себя одного.

Заляпать в грязи и собрать компроматы, изведать все тайны - маньяка модель.
Победа для мага - не фарт, не случайность, триумф - самоцель.
До мозга костей он - гордец, он - великий патриций, с ним торг не уместен в ответ.
Он жаден до славы, он - жертва амбиций, ему равных нет.
Купец, без понятия толики слова «Бесценный», все купит и также продаст.
Он ловок, умён, он - звезда авансцены, он - здесь и сейчас.
Железная воля, решимость, напор, без сомнений он к финишу прет напролом.
Есть он и его абсолютное мненье в вопросе любом.

Факир, совершенный бездельник, политик, обманщик, знаток тонких вин .
В сегодняшнем мире актеров и денег он - идол, он - просто, кумир.

2016

В потемках он бродит по гулким комнатам, слепому не нужен свет,
Ему и без света здесь все — знакомое, знакомо скрипит паркет,
Он скрипа не слышит, тупым лунатиком — направо, теперь вперед,
Глухой, потерявшийся и без памяти, по дому один бредет.
Привычные тени сидят на корточках, прищурились, ждут огня,
Два шага. Окно. Открывает форточку. Линялая штор простыня.
Засохшие кактусы с подоконника в надежде открыли рот.
Из пачки дрожащей рукою хроника, он с кашлем табак берет,
Вздыхая, садится в холодном сумраке. Ласкается кот у колен...

«Жена говорит у плиты без умолку. Цветет на окне цикламен.
По кухне плывут ароматы блинчиков. Измазалась джемом дочь,
Моргает ресницами ежевичными. Ну, копия - мать, точь-в-точь...»

Привычные тени сидят на корточках, прищурившись, снова ждут.
Свежо, закрывает, поежась форточку, стоит ровно пять минут,
Представить пытается запах блинчиков, пинает кота в сердцах,
Идет в пустоту, раздраженный, взвинченный, врезается в дверь впотьмах,
Ложится, включает в U-tubе музыку,с динамика льется плач,
Под песню мычит с безнадегой узника своей полосы неудач.
За стенкой семейным альбомом с фотками грохочет соседка - боль.
Здесь все пропиталось его отчаянием - и поперек, и вдоль.

Февраль-Март 2019

«И мертвый свет вокруг, и тьма живая»@Тень ветра

Устало солнце опустилось на колени,
Стрекочет белый шум пронзительной цикадой,
И мертвый свет вокруг, и тени, тени, тени,
Их миллионы у ступеней Ада.
Они дробятся, рассыпаясь на осколки,
Под автоматных пуль речитатив,
Толпа бездушная без цели и без толку
Затягивает сплиновский мотив,
Что выхода, мол, нет. Постукивает тростью
Знакомый господин в берете сером.
Смердит закатный воздух жженой серой
На площади у запертого рая.
В нем места нет озлобленным и падшим,
Беззубо скалится от предвкушения живая,
Приветливая Тьма, затапливая печи.
Молиться поздно. Приглашая в вечность,
Она здоровается поимённо с каждым.
Клокочет и уже дымится масло,
Разлитое однажды второпях
На Патриарших.

15/03/2019 Christchurch, NZ

Я бабочкой вспорхнула и лечу,
Сомнений - нет, мой пеленг - неизвестность,
В комфортной комнате от стен мне стало тесно,
Кручусь, верчусь, умчусь - куда хочу.
Розэ ветров дурманит и пьянит,
Две радуги в зрачках танцуют джигу,
И облака - то мокрый снег, то голубика,
То белый чудо-юдо-рыба-кит.
Сажусь на луч, взмываю в небеса,
У мотыльков в умах - одни забавы,
Я - оголенная душа в зените славы,
Плевать, что до финала - пол-часа.

На жизнь она не ропщет, у всех своя стезя.
Под шалью в клетке рёбер стучит ее «нельзя»:
Нельзя споткнуться, бросить, упасть, не дотерпеть.
Чтоб продержаться - просит за семь фиалок медь:
Лазоревый - от скверны, лиловый - от тоски,
От алчности чрезмерной - с желтинкой лепестки,
Бордовый - от гордыни, от злобы - голубой,
От гнева - темно-синий в манжетке кружевной.
С полуулыбкой грусти она зовёт: «Мадам,
На выбор - тусси-мусси! Не дорого отдам!
Не проходите, леди! Постойте, мистер, плиз!
Всего лишь горстка меди!». Но в хоре продавщиц,
Ее дрожащий голос так жалок. У ворот
Толпятся прихожане, она устало ждёт
И изредка вздыхает: «По вере... вам... воздам»,
Фиалок запах тает в толпе, идущей в храм.

MKK2019

Я здесь живу, налаживаю быт.
Скользят по мутной глади водомерки,
Для мошкары — раздолье, редкий беркут
До середины топи долетит.
Лежу на пне, любуюсь на тростник.
Чурчхелу из лягушек цапли носят.
Сезон в разгаре — золотая осень.
Томятся в теплом торфе караси.
На севере, в верховьях тоже рай:
Морошка, клюква, у кикимор — дача.
Я там с бобрами, было, стройку начал,
Да помешала вечная хандра.
По центру — гать. На кочку негде сесть,
Прокантовался месяца четыре.
Собаки, криминал, а в Девоншире
Стреляют, да и ряска — не бог весть.
На западе бывал и даже жил:
Разврат, миазмы, жуткое болото.
Восток заворожил: Сансара, лотос,
Душевнее и выше камыши,
И некуда, и незачем спешить.
Вернусь туда к закату Кали-юги
Сидеть — смотреть, как пузырится жизнь.
Пока ж решил зазимовать на юге



MKK2019

Задание: Тематический ребус (Л*т*б*)

Предзакатное небо повисло на тонких шпилях,
В переулке из шорохов сбился шуршащий ком.
Говорят, в старой башне грифоны когда-то жили,
Жили-были, кружили над тайным своим гнездом.

В слюдяных отражениях стёкол мелькали тени
От невидимых мощных, когтистых, крылатых тел.
Может, это и сказки, но в городе свято верят:
Кто воочию видел грифонов, тот богател.

Чернокнижник-аптекарь варил в этой башне зелье.
И сейчас здесь бросает прохожих то в жар, то в сон.
В лабиринтах под башней в загадочных подземельях
По преданию спрятан аптекарский страж - грифон.

Гаснет небо, смеркается, трогаю мшистый выступ,
Белый бисер магических формул скользит со стен.
Чад спиртовки скрывает лицо старика —магистра,
Хищно-желтым искрятся монеты в горе костей.

И алхимик меня приглашает сыграть с ним в шашки,
У него что ни ночь, то незваный-нежданный гость.
Подает мне червонец, какой стороной он ляжет –
Так и будет. Бросаю, зажмурившись, на авось.

Методично, по-птичьи, смыкаются пленки-веки,
Золочёным орлом ударяется в пол дублон...
С той поры я на страже парю у стены аптеки,
Я - легенда таинственной башни, я - раб-грифон.

Ты вырастешь и снова будет лето.
Бумажный змей расчертит небо в ромбы:
один - на каждый год.
Смотри , вот этот -
когда ты в первый раз мне скажешь: «Мама».
А в том - мы проведём июль на море.
Ты будешь объедаться кислой сливой,
гарцуя как мартышка на заборе,
а вечерами молча слушать волны.
Вон там, где облака - другое лето:
ты схватишь в детском садике ангину
и будет бесконечный мёд, таблетки, банки,
визиты докторов и чай с малиной.
Гляди, вон тот, из радужных кусочков -
ты влюбишься впервые и надолго,
...
и может, где-то там за горизонтом
на небо смотрит твой ребёнок, может тоже дочка.
И там, наверное, другой бумажный змей
наметывает призрачные ромбы
по голубому. Там, конечно, лето.
А он летит, летит прозрачной лентой
в глубокое, как океан пространство...

Дыши, расти, беги на край земли, меняйся, странствуй,
пропой себя до дна от «Си» до «До».
Моя родная, неродившаяся дочь.

Лгут зеркала, и этот бледный лик,
Седые букли, дряблость тонкой кожи,
И строгой стойкой с брошью воротник...
Ах, милые, и я была моложе.

Сейчас мне шум претит, мигрень от слов,
Холецистит от кухонь рестораций,
Куда важней - каминное тепло,
И квартирант удобный, доктор Ватсон.

Стоит на Бейкер Стрит густой туман,
Запариваю хлопья спозаранку,
Я здесь - сама, и там - сама, сама,
И поворчать никак, раз - англичанка.

Не нужно мне оваций и наград,
Я сил полна, как триста лет назад.

Споткнулась песня...

Ей лишь шестнадцать, плечо - в тату,
Затылок выбрит почти к нулю.
Рвёт струны банджо и на мосту
Звенит фальцетом «Хочу!» и «Лю!».

Букет невесты, коса в цветах,
Он в чёрно-белом, гремит салют,
Журавль в небе, вино, фата,
Под марш шагают их «Да!» и «Лю!».

Ей скоро тридцать, без сил и сна,
Ребёнок, школа, гора белья,
Он на работе, она одна,
И чаще слышно не «Лю», а «..ля».
.....

Старушка в кресле, в руках - альбом,
На всякий «если» - гора пилюль,
В альбоме фото - со стариком
Лет двести вместе под звуки «Лю».

Постой, человек, оглянись. Прислушайся - кто он?
Сидит на твоём плече и даёт советы.
Он хитрый. Он мысли свивает в кудлатый кокон
И вешает кокон в чулан без воды и света.
Он шепчет (чуть слышен коварный слащавый голос):
«Зачем тебе это? Забей на себя! Не парься!».
Хихикает радостно и потирает руки:
«Свивайся, кудлатый, давай поскорей свивайся!»
И ты вдруг сбиваешь все планы в большую кучу,
В кровати, нечесаный, с пультом в руках, в пижаме,
Забыты проблемы , ты ищешь волшебный ключик,
Ты бродишь по сайтам, ты веришь тупой рекламе.
А он не уймётся, он учит, пуская слюни:
«Давай, человек, ты и так уже пуп вселенной!
Зачем торопиться, в четверг, нет, потом в июне
Нагонишь, успеешь, назначишь первостепенным,
Зачем помогать, каждый сам за себя в ответе,
Стресс - жуткая штука, лежи, подвернется случай,
Загугли, смотри, так написано в интернете -
Не ключик, так джинн, а не джинн, так по воле щучьей!»
А кокон огромен, ему не хватает места
И свет для мыслишек тщедушных давно не страшен,
А этот, на шее, не шепчет, ревет оркестром,
Ничем не довольный, команды даёт вальяжно...

******************************

Постой, человек! Oглянись!
Прислушайся кто он?
Сидит на твоём плече и даёт советы.
Он хитрый, он мысли свивает в кудлатый кокон
И ...

Споткнулась песня

Споткнулась песня на слове «лю…»
Застыли пары в случайных па.
Оттаяв, двинулись к алтарю
с ленивой грацией черепах.

Звенели вилки, ножи и смех.
Рубином винным горел хрусталь.
И в каждом взгляде блестел успех.
И каждый первый держал грааль.

Гуляли боги всея Руси.
Уйти пытался двадцатый век.
Декабрь тучи опять трусил:
кружил над миром привычный снег.

*****
Усталый дьявол смотрел кино:
мелькают лица бродяг, сирот…
На свежий холмик кладут венок –
и смерть глумливая щерит рот…

Пощёлкал пультом. Нашёл канал:
танцуют пары под тихий блюз…
Такой уютный банкетный зал…
Споткнулась песня на слове «лю…»

"Другие окна"

Когда-то окна были интересней…
…Пусть сквозняки гуляли по квартире,
которая жила на Красной Пресне –
под номером четыреста четыре.
Пусть по утрам в мой сон врывался дворник,
коловший лёд в Столярном переулке.
И дядя Федя – каждый божий вторник –
будил своим: «Тачаю!*». Пьяно. Гулко.
Пусть было шумно, зябко, но… тактильно.
И никогда – тоскливо-одиноко.
В окладах деревянных стёкла жили.
Такими были те… другие окна.

Когда по вечерам сгущались краски,
я раздвигал жаккардовые шторы,
и пропадал надолго в зимней сказке…
…Москва. Окно. Морозные узоры…

"Выбор" Алекс Фо

Он был человечьей войны рядовой солдат,
Но в нем было то, что ценнее любых корон.
Немного таких средь твоих разношерстных стад –
Ты, Господи, видел, насколько он был силен.
Иной бы, смирившись, давно уже гнил в гробу,
А этот без жалости сам себе выбрал крест.
Лишь мыслью одной Ты бы мог вразумить толпу –
Но просто с прищуром смотрел со своих небес,
Как чинный народ обращался в слепую рать,
Беспомощно верой и словом его давясь,
Как всё забирали, что только могли забрать,
А то, что осталось, свирепо вбивали в грязь.
А он поднимался − откуда хватало сил?
Ему бы укрыться в тени − но ни шагу вспять.
Смеялись, травили, ломали, а он шутил:
Душа без костей – разве можно ее сломать?..

…
Он мог стать героем.
Но выбрал одни слова –
Которые были всех наших одежд белей…
Я шил его жизнь − ну а он не боялся рвать,
И руки марать не гнушался в крови своей.

Я клял этот выбор – и в ухо ему кричал,
Что долго такого его не смогу беречь!..
А он улыбался…
Тогда я сошел с плеча,
Отрекся от крыльев – и дал ему в руки меч.

"Третье Желание" Shah-Ahmat

Сквозь стекло я смотрю на твой странный нелепый мирок,
ты ведь так же, как я, до безумия в нём одинок.
Сигарета, Бакарди… ленивая трепетность штор.
Ты не слышишь меня, продолжая с собой разговор.

Как тебе объяснить, чтобы это почувствовал ты?
Для тебя одного я сгораю огнём золотым.
Бьюсь, как рыба... расплёскан рассвет, мутноват и белёс...
Рыбы плачут, как люди. Вода солонеет от слёз.
Два желания я подарила тебе просто так.
Ты остался печальным… какой же ты, право, чудак.
Как ты можешь быть счастлив один на один с пустотой?
Что ты знаешь о счастье, глупец, не дышавший водой?
Я тебе помогу. Просто верь…. Ну, пожалуйста… мне…
***
Две волшебные тени сверкнули на илистом дне…

"Читая Бунина" Ирина Корнетова

Сжаться от боли и просто закрыть глаза. Слушать твой тихий голос, не слыша слов…
Что между нами? Огромный чужой вокзал.
Рельсы стремятся к югу, и ты готов бросить меня в этом городе с горсткой лжи, чмокнуть невинно в лобик, войти в вагон…
Страсть – это игры над пропастью в спелой ржи. Мы расстаемся, и пропасть со всех сторон.
Время прощаться, и ты говоришь:
- Держись!
Зреют минуты и падают вниз, звеня. К югу уносится поезд длиною в жизнь.
Что между нами? Четыре безумных дня…

Сильнее сильного -
Твоё плечо,
Синее синего -
Колодцы глаз,
Я вся, как минимум,
С тобой сбылась,
Как сургучом, к тебе
Приполовинилась.

Мой вечный азимут,
Девятый вал,
В тебе намешаны
И враг и друг,
Нежнее нежного -
Касанье рук,
Тебя сам Бог послал
Ко мне, как максимум.

На островах моих воспоминаний
Есть двухэтажный дом,
Он манит, манит. Манят
Седые тополя, акаций ряд.
На островах моих воспоминаний
Уютно окна в сумерках горят.
Крыльцо. Колодец. За скрипучей дверью -
Широкие ступени, легкий сумрак,
И дети в фанты, в «Верю и не верю»
Играют вечерами дружно. Шумно,
Без пафоса и лишнего апломба
Живет посёлок, двухэтажки - ромбом,
За ними огороды и завод,
Там и сейчас восьмидесятый год.
Стоят у дома клены часовыми,
Под ними одинокая скамья,
Там нацарапанным мое осталось имя,
Но нет меня.

Любовь у две'ри...
—Let her in, —
Взмахнул Шекспир венком сонетов,
На стекла брызнули стихи,
И громыхнуло страстью где-то.
С улыбкой нежной Поль Верлен —
L'amour? La belle femme? — спросил,
И забурлили в руслах вен
Любовной лирики стихи.
—Ручьем по венам? Все не то!
В аорту, камнем, по-бесовски, —
Пятиконечною звездой порвал
Сонеты Маяковский.
—Слюной кровавой, в сердца купол, —
Скандировал Мариенгоф.
Есенин кленами аукал
В сени влюбленных облаков.
Блок медленно сходил с ума,
Стихами разжигая жажду,
Тряпичным лоскутком тесьма
Цветаевой в бессмертной чаше
Ахматовских стихов плыла,
Плыла, тонула, вновь струилась...
Любовь тихонечко ждала,
Потом о стекла вдруг забилась,
Расправила распятьем крылья,
И ей открыли..

Его было так подавляюще много:
Харизмы, таланта, энергии, тела.
Он был атеистом, но мнил себя Богом,
Она понимала, и Бога хотела.
Заезжим факиром из брючин широких,
То облако ей доставал он, то вымпел,
Он был в авангарде, он метил в пророки,
"Труба!
Барабан!
Трах!
Тах!
Грудью!
Дробь!
Выбей!"
Входил, забивая эфир баритоном,
Она испускала стон раненой лани,
И как пионер, на святые знамена,
Молилась ему на массивном диване.
Потом они долго болтали "Про это",
Молчали, от звезд подкурив папиросы,
Его было "много" для старого света,
Он был уникальным советским колоссом,

И не помещался в границы державы,

И был слишком ярким для темного мира,

Голодным до жизни, любви и до славы,

В чуму, на банкете, поэтом — кумиром...

******

Он небо порвал на лоскутья кометой,
Возможно, я вам покажусь здесь не правой,
Но Лиля при Боге была лишь отравой -
Хотя я, пожалуй, совсем не об этом.

Примерный план ответов:

1. Поэт(ы) - Ф.И.О. (если неизвестный и даже во всезнающем Гугле нет, то кратко резюме)
2. Основные причины (на ваше имхо), почему он должен быть включен в список поэтов, рекомендуемых для прочтения.
3. Произведения, оказавшие на Вас самое большое впечатление/влияние/потрясение
4. (Optional) Что случилось в результате - родилось Ваше произведение, изменилось Ваше убеждение, открылась новая истина и т.д.

Ответы размещайте в рецензиях к данному манифесту.



Открою список литературой, которая рекомендуется к прочтению в школах, и которую наверняка осилил каждый:
М.В.Ломоносов
А.С.Пушкин
М.Ю. Лермонтов
А.А. Блок
С.А.Есенин
Н.А.Некрасов
В.В.Маяковский
А.А.Ахматова
Ф.И.Тютчев
А.А.Фет
М.И.Цветаеа
И.Ф.Анненский
К.Бальмонт
В.Я.Брюсов
И.С.Никитин
Я.П.Полонский
И.Северянин
А.П.Сумароков
И.З.Суриков
Ал.К.Толстой
В.Хлебников
С.Черный
А.В.Кольцов

Классики и современники oт авторов Литсети:
Е.В.Головин
В. Высоцкий
Ю. Кузнецов
И. Бродский (с разногласиями)
В.М. Тушно́ва
Э.А. (Арташе́сович) Аса́дов (мнения разошлись)
Б.Ш.Окуджава
Р.С. Рождествеский
Б.Л.Пастернак
В. Ходасевич
А.Л.Барто
И. Губерман
В.Вишневский
Ю.Мориц
М. Щербаков
А.Т.Твардовский
М.В. Исаковский
С.Я.Маршак
Д.И. Хармс
Н. Заболоцкий
Ю.Друнина
Д.Быков
Е.Д. Хазанов
П.Верлен ((в переводе А.Эфрон и О.Чухонцева)
М.Горький
Н. Гумилев
Тэффи
Ю.Левитанский
А.Белый
Расул Гамзатов
Б.Слуцкий
Б.Лившиц
И.А. Бунин
Саша Чёрный
И.А. Ахмадулина
Андрей Вознесенский
А. Грин
Николай Рубцов
Андрей Владимирович Ширяев
Ярослав Титенок
Ксения Александрова
Рыльцов Валерий Александрович
Дарья Христовская
Дана Сидерос
Татьяна Некрасова
В Трифонов
Борис Заходер, Валентин Берестов, Мандельштам, Ю Ким, И Эренбург, Ю Воронов, В Рецептор, Д Самойлов,
Козьма Прутков, А Толстой, Киплинг, Н Тихонов, И Уткин, Новелла Матвеева, Визбор, Галич, Городницкий, Н Глазков, Ион Деген, Ю Грунин, А Аронов, Д Быков, Леонид Филатов, Межиров, Наум Коржавин, Александр Иванов, Паперная, Розенберг, Финкель, Нонна Слепакова, Волошин, Павел Антокольский, Семен Гудзенко, Эдуард Багрицкий и Всеволод Багрицкий, Майя Борисова, София Парнок - от Игрока

Небо бездонных южных широт -
Кит на сносях,
Звездная сельдь угодила в живот -
Целый косяк,
Бьется, сверкает, блестит чешуя
В свете Луны,
Млечная водная чудо-змея
Спит вдоль спины,
Яркой отметиной крест у хвоста -
Прошлого шрам,
Вечность назад кит от стаи отстал -
Шли к небесам.
Зеркалом темным под ним океан -
Жидкая ртуть,
Рвёт стратосферу китовый фонтан -
Жарко киту,
То заворчит, то нырнёт в тишину,
Роды вот - вот,
Так и сидишь, и не смеешь уснуть -
Чешешь живот
Зыбкими перышками облаков -
Вроде затих...
Утром прольётся рассвет молоком -
Буду крестить.

Спасибо Вам за такие проникновенные стихи!

"Живой" Тень Ветра

Дымное солнце застыло в зените,
тянутся тонкие ломкие нити
с грязного неба, а жгучие – страсть!
Держится наша пехота, бранясь.
- Чёрт, столько пламени, пыли и гари…
- Слева по флангу фашистские твари…
- «Чайка», у нас два десятка потерь,
«Чайка», не слы… Громов, кабель проверь!

- Есть, командир! – я рванул из окопа.
Эх, для отваги б сейчас пару стопок.
Быстро ползу. Замираю. Ползу.
Пули, как оводы, из амбразур
носятся в поле, безжалостно жалясь.
Богу давлю безответно на жалость:
смилуйся, я ж не связист, а сапёр…
Вдруг за спиной раздаётся:
- Егор!
Сердце достало до глотки до самой.
Я обернулся. Не верится:
- Мама?!
Тело как будто проткнули ножи.
Крикнуть пытаюсь:
- Стреляют! Ложись!

Замерли время, и битва, и мысли.
В воздухе вязком снаряды повисли.
Вскинулся на ноги – к маме бегом.
Пахнет топлёным она молоком,
сдобой и солодом. Платье в цветочек
с детства знакомое…
- Здравствуй, сыночек.
И забываю на миг о войне.
Рядом стоим в гробовой тишине.

- Ты похудела. И косы… где косы?
Волос был русый, а нынче белёсый.
Та же в янтарных глазах глубина.
Как там сестрёнка, здорова она?
Мать улыбается, голос печален:
- Ох, и пострел ты, всё так же отчаян…
Вывезли немцы сестру из села
вроде как в Шлибен. Её не нашла.
День от дня распухали могилы –
голодно было, так голодно было.
Страшно и горько. То оспа, то тиф…
С батей твоим снова вместе, он жив,
снова, как в юности, треплет мне нервы.
- Мам, да ты что? Он погиб в сорок первом,
нам же пришла похоронка о том!
- Жив. За тобою отправил, пойдём.

- Нет, не могу, мне приказано ротным.…
Взрывов не слышно. Молчат пулемёты.
Что-то не так. Что-то явно не так.
Глянул я наземь и словно обмяк.
Нет, невозможно, чтоб нас было двое:
кто он, свинцом искорёженный? Кто я?
- Слушай, Егорушка…
- Мама, постой! Мама, я… умер?
– Живой ты, живой…

04.2019

В журнал "За крепкую семью" Юмористические стихи Автор: Ольга_Альтовская

"Был странным, мутным вид у крали.
Халат запахнут на груди…
Он понял, что его не ждали.
Сказал себе он: «Уходи!»
Но не ушёл. "
___________________________________

Баллада об измене

"Был странным мутным вид у крали",
(Не виделись всего неделю) -
В углу на ватном одеяле,
Василий - кучер ...в их(!) постели.
Гаврила был по жизни тормоз,
Но даже он мгновенно понял...
Ворвался в окна запах шторма
И понесли гнедые кони.
Смешались вещи, крики, люди,
Метался кучер, краля выла,
Гаврила всем по полной выдал,
Плеснул в стакан и гаркнул: «Будя!
К жене любимой Зинаиде,
Пардоньте, Глаша, возвращаюсь
И это..., если чем обидел -
То каюсь."

Глафире тоже стало ясно
«Вот, дура. Счастье упустила!»,
А ведь любовником прекрасным
Ей был Гаврила...

Служил Гаврила стихоплётом
Плевал Гаврила на стихи
Критиковал он все работы
Писал без устали: «Хи-хи!
У вас здесь слога не хватает,
В пеон заехал ваш хорей...»
Вот так сидит, бывало, хает,
Приводит ссылки словарей.
Гаврила тоже был поэтом
Но крылья критик оборвал
Пытается забыть, да, где там...
Убит поэт в нем наповал.
Раздавлен вражеским снарядом,
Не поднимает головы,
А муза плачет где-то рядом...
-Вот вы, да, да, товарищ, вы
- печатает поэт с ухмылкой,
Зачем вы пишите, дружок,
Ваш монолог - довольно пылкий,
Но рифмы, боже, что за слог!?
Пишите, друг мой, на заборах,
Наверняка будут читать.
А вы?! Как скучно, где же порох?!
Вы спите что-ли? Вашу мать...»
Рыдает муза каждой ночью
Возле Гаврилы, у стола
Она когда-то, между прочим,
На сайт Гаврилу привела.
Теперь жалеет, только поздно,
Глаголом парень бьет по звёздам.
«А в нем была такая сила?
Гаврила, что же ты? Гаврила!»

Писал Гаврила как-то прачкам:
«Друзья, не боги жгут горшки!
В поэзии я тоже начал,
Послав на конкурс порошки.
Талант расцвёл как «Лотос» летом
Я на Парнасе - «Ариель»,
Я начал с порошков! Поэтом
Проснулся. (Эх, была бы цель!).
Служил я там и сям, ребята,
Любой в почете нынче труд
(Увы, не помню чья цитата) -
Стремитесь к звёздам, пусть вас бьют,
Но дело жизни не бросайте,
Талант стирать - вперед! стирайте!
Стирайте грани, выжимайте
Из пальца рифмы, строки, слоги
Я славу подхватил на «Тайде»,
На порошках я выплыл в Боги.

На Литсети Гаврилу знали -
Гаврила знатный активист,
Писал стихи, их не читали
И не входил поэт в шорт-лист.
Он пыжился и так и эдак,
Но не пролазил все равно,
Его по жизни было кредо:
В г....о.
Гаврила чудный был рассказчик,
Не спал Гаврила и не ел,
Но все стихи писались в ящик,
Не брал их ред.издат.отдел.
Бывало муза по Гавриле
Как долбанет кувалдой «Хрясь!»
И он мятежный в снег ли, в бурю,
Иль в антрацитовую грязь,
Летит фанерой над Парижем,
И пишет, пишет, не унять...
Но тщетно...он родился рыжим,
Стихи отказывались брать.
И был Гавриле знак на Пасху,
Как Архимед он крикнул: «Бля!»
Нашел словарь и взял указку,
Пошел поэт в учителя.
Он стал почетным критиканом,
Открыл канал, создал свой сайт -
Почёт и слава бьет фонтаном,
Спаси бо Пасхе за инсайт.
Теперь Гавриле не до лени,
Он вхож в элитный клуб, он - знать!
Советует он всем, как Ленин:
«Писать, писать, писать!»

Девяносто ей было бы, если б не это "бы", девяносто — не шутка, серьезная, в-общем, дата...
"Девяносто — не возраст!" — прошелестят дубы, антиквар улыбнется музейным своим экспонатам,
Загрохочет цепями над речкой горбатый мост: "Это юность! Взгляните, мне сто девяносто скоро!"
А капелла под чачу взметнется грузинский тост про орлицу и что-то еще из глубин фольклора...

Я бы к ней прилетела, сюрпризом, как той зимой, привезла бы дары южных Альп и морей далеких,
Мы б сидели на кухне под ходиков старых бой и болтали о жизни, о близких, чуть- чуть о Боге,
Наливали по кружкам ее бесконечный чай, доедали запасы печенья и шоколада,
Раз-другой бы поспорили в шутку, по мелочам и всплакнули бы, точно, слезу запивая сладким.
Я читала бы ей про дубы, про музей и мост, вспоминала бы Гагры и дяди Герваса тосты,
Девяносто ей было бы, если бы не погост...В этот год моей бабушке было бы девяносто.

В утренней дымке звучит колокольный звон,

Ветер несет его по городам и весям,

В небо взлетает, лаская верхушки крон,

Теплое, светлое «Славься! Христос Воскресе!»

Ивы в поклоне склонились, поют псалмы,

Капают чистые слезы от этих песен,

Замер в почтении рядом сухой камыш,

Словно заслушался: «Славься! Христос Воскресе!»

Яблони в белых платочках, сирень в цвету,

Сосны за речкой о чем-то великом грезят,

Липа достала из сундука фату,

Птицы щебечут на ветках «Христос Воскресе!»

Кружевом - скатерть, в ладошке - овал яйца,

«Я победю вас!», на пальцах осталась краска,

«Папа, давай!», я тяну за рукав отца,

Мне восемь лет, мы в деревне у деда, Пасха.

Пахнет весной за окошком и клонит в сон,

Облаком легким Господь горизонт завесил,

В утренней дымке плывет колокольный звон,

Мама целует в макушку: «Христос Воскресе!»

Ссылка на страницу автора

А зачем "Вальпараисо"

Мухозасоринск не так назывался вначале -
Первое имя звучало слегка неприлично,
Но с добавлением гласной в палитру звучанья
Преобразилось и стало куда симпатичней.

Мухозасоринск не столько ветрами обшарпан,
Сколько огромными мухами плотно засижен.
Жителям города в этой связи не до шарма,
Им бы отмыть подоконники, стены и крыши.

В Мухозасоринске свалки на каждой дороге,
Высятся горы пустой отработанной тары,
Люди словами сорят, что вороны-сороки -
Не пропадать же названию города даром.

Мухозасоринск - образчик масштабной разрухи,
И не слыхало о нём государево ухо.
Перемывают на лавочках кости старухи,
А мужичонки, как водится, ходят под мухой.

Мухозасоринск раскинулся вшой-переростком,
Водонапорную башню собой огибая.
Он не питает надежд, не имеет вопросов,
Только ночами в дырявую шапку рыдает.

*картинку вставлять не стала, почти любой российский провинциальный городишко подошел бы. Стихотворение не в бровь, а в глаз.

Ссылка на страницу автора

Может, чудо и, может быть, в перьях –
я и сплю-то, накрывшись крылом.
У людей существует поверье,
что в курятнике нам повезло,
что ни петь, ни летать мы не стали,
люди сами приносят прокорм.
Мы – большая куриная стая,
петуху одному нелегко;
наше дело нестись и кудахтать,
отмеряя беспечную жизнь.
Только яйца уносят куда-то,
а недавно точили ножи.
Говорят, я – ни мясо, ни рыба,
и жалеют, что мать родила.

Только хочется прыгнуть с обрыва
и почувствовать силу крыла

* Чет меня понесло, как того Остапа, после "Монолога корсара", забавный стиш!

Ссылка на авторскую страницу

Положено пирату что есть сил
Бахвалиться добычею богатой.

...А я намедни яхту захватил,
Отставшую от парусной регаты.
В неверном свете бортовых огней
Пошел досмотр: гони, мол, деньги, виски...
Но, окромя медали олимпийской,
Пограбить было нечего у ней.
На экипаже — минимум тряпья,
Одни трусы, в жару не до приличий...
И с миром отпустить собрался я
Такую бестолковую добычу.
Но этого мне было не дано.
Она сказала мне:

« - Чем мы не пара?
Я в первый раз на деле, не в кино,
Встречаю настоящего корсара!
И ты теперь возьмешь меня с собой,
Умею я и храброй быть, и дерзкой,
Ведь я почти что с даты спусковой
Мечтала о карьере флибустьерской.
Пока не успокоимся на дне,
Мы будем вместе!..»

Дальше вы поймете:
За три часа она успела мне
Осточертеть и остокашалотеть.

Единственным желанием горя -
Избавиться от этой красотули,
Я темной ночью выдрал якоря
Из грунта — и рванул быстрее пули
Куда бинокли мутные глядят,
Пока ее спортсмены — по кроватям...

Но тщетно: разыскала час назад
И молча присоседилась в кильватер.

Вино, болгарский перец, баклажаны

(Рецепт для барбекю «Мэйд ин Баку»),

Мы кажется кого-то провожали,

Смеялись, молотили чепуху.

Играли дети, раздавались тосты,

Хозяйка гарцевала у плиты,

Ручьи признаний, дифирамбов и прогнозов,

Сливались с ароматами еды.

Скрипело микрофоном караоке,

По комнате кружился вальс - бостон,

Он пьяно запинался о пороги,

Барбос в такт музыки постукивал хвостом.

Синело море за оконной рамой,

Подрагивал под тяжестью балкон,

Успокоительным питательным бальзамом

Скользил по блюдцам торт-наполеон.

И таяли проблемы, как чаинки,

В уютном и душистом кипятке,

Все - до и после, мы - по серединке,

Без суеты и драмы, налегке.

«Тут было все. Природа одарила щедро...."
"Мечта поэта" не сидела на диетах,
Цветущей розе чужды драмы глупой плоти.
Обхват груди был равен двум обхватам бедер,
И хоть известно — худоба частенько в моде,
Она была шикарна, право слово — душка.
Черешневые губки, брови, нос картошкой...
Варенье прямо прыгало от счастья в ложку,
Особенно любила царское - с морошкой,
Предпочитала шелк сиреневых оттенков,
В постель просила кофе, непременно с пенкой,
А днем под липой попивала ароматный чай,
С пушистой кошкой Муськой за компанию урча,
С ней было замечательно мечтать, молчать,
Чаёк тянуть из блюдца,
Глазами в пустоту уткнуться под колокольный звон,
Забыть про глупости
И непонятные ей ахи — охи...
Бывало сядут так вдали от суматохи
Чаевничать, топить зевоту в сладком от варенья вздохе,
Да так и просидят часов до четырех-пяти,
В уютном дворике купеческого дома,
А там глядишь, и ужин, и пора по новой
Метать на стол и розой чайною цвести.

Пародия/подражание ли/ на Полину Орынянскую (Аполло)
Ты спишь

Поспи, уткнись в уютную подушку
Мордашкой в россыпи веснушек звездных,
Они при свете отливают солнцем,
Играя с ним в смешные переглядки,
И кажется мне иногда, мой сладкий,
Что ты - кусочек солнца. В самом деле,
Откуда столько жизни в хрупком теле?
Поспи, на запад воспевать закаты
Ушли давно дневные менестрели,
А мы с тобой пойдём на дальний север,
Туда, где Умка, где живут олени,
Где ночь безбрежная - неделя за неделей,
Где по пол-года длится воскресенье,
Где приглушенный свет и полутени,
И где под сенью северных сияний,
Цветут магнитными цветами льдины,
Полярные медведи чешут спины,
Вращая ось земли, поют ундины,
Их голоса напоминают ветер...
Мы поплывем на облаке пастельном,
Ковшом сгребать мерцающие звезды.
Поспи, родной, почти что полночь, поздно.
За день устали, мой любимый, глазки,
Поспи, я расскажу тебе другую сказку...
Уснул...

Она
Независимая гордая,
Ее крутому норову
Позавидовала бы каждая,
Глянет раз, и как лезвием
Башню срезало.
Идёт-плывет моделью по подиуму,
Стреляет глазами зелёными -
Горячая, страстная, рыжая,
И самцы ей под ноги - лимонами
Так и падают - выжатыми.

Он
Спокойный, что даже бесит.
Почти - поэт, всегда - любезен.
Он знает столько расчудесных песен,
Но поёт их только весной,
Если точнее, то - в марте,
Под окнами своей обожаемой Марты.
А в целом он - сер, зауряден, стандартен,
В толпе его не заметить,
Боится подойти, боится обидеть, ответить,
В глазах столько любви или боли,
Уж подошёл бы, наконец, что-ли.

Она
Сама себе голова, приходит, когда захочет и с кем захочет,
Гуляет ночью,
Я б не назвала ее порочной,
Но звезда ещё та, это точно.

Он
Из очень хорошей семьи,
(Не придраться!)
Xозяин - депутат из администрации,
Xозяйка - ... настаивала на кастрации,
но потом пожалела и кастрировала своего дога
Bместо него (слава богу!).

Они
Tакие разные, a что их теперь связывает это - семь замечательных рыже-серых мурчат, которые постоянно пищат и чего-то хотят, и она их покорно кормит, вылизывает, а у него теперь вход в дом свободный, безвизовый и он сидит у дверей безвылазно и ждёт прекрасную Марту, ко всему готовый, постоянно на старте, у него теперь титул особый - отец семейства , глядит как бывалый, по-житейски зевает устало, вроде как отцовство немного достало, но как только завидит свою рыжую бестию, взгляд теплеет и вот они уже вместе, нежатся возле лестницы:
«Мур!», мурчит Марта ласково и игриво на детей показывает , и хлопает глазками, мол, смотри, какая я умница. A он тает, взглядом молча зовёт на улицу и от счастья тихонько жмурится...

на оригинал:
Я приду из темноты
Автор: Neihardt

http://litset.ru/publ/49-1-0-36781

************************

Старый город. Ночью темной
Душит запах чугуна,
О гранит бьют злые волны,
Воет ветер - сатана.
Арки - жерла преисподней -
Хищно ждут, раззинув рты,
Тени облепили сходни,
Спины выгнули мосты.
Я приду с подмокшим хлебом,
По воде свинцовой стылой,
С жухлого седого неба
На причал покрытый илом.
В воздухе погаснут куцем
Звезд безмолвных маяки,
Чайки жадно разорутся,
Хлебные узнав мешки.
Понесет сквозняк фанфары
С тротуаров в подворотни:
«Мокрый хлеб, для всех, задаром!
Лишь сегодня!»
В мутных окнах горожане
Разглядят дождливым утром
Хлеб, мой нимб, меня - в тумане,
В блеклом свете перламутра.

"Как лист увядший падает на душу",
Как шелестит катренами поэм,
Как плачет он сонетами, послушай:
Carpe Diem!
Как ветер рвет и мечется до ливня,
Осознавая, что затихнет вскоре,
Ревет, свистит и кашляет надрывно:
Memento Mori!
Как шепчут осужденные на плаху,
Дрожащими губами Символ Веры,
Как срезанные розы слаще пахнут:
Dum Spiro, Spero!
******************************************
Так хитрый змей заманивал романом,
В латыни упражняясь с юной Евой:
Errare est humanum... est humanum!
Оставь Адама! Позабудь Эдем!
Живи сейчас, сегодня! Vita Brevis!
Carpe Diem!


* Carpe Diem!- Лови момент! Живи сейчас!
* Memento Mori! - Помни о смерти!
* Dum Spiro, Spero! - Пока дышу, надеюсь!
* Errare est humanum - Человеку свойственно ошибаться
* Vita Brevis! - Жизнь коротка!

Алесундский закат разбросал медяки по причалу,
Разомлевшее солнце ложится в холодные фьорды,
У воды откровенно скучает норвежский сентябрь -
Старый викинг с обветренным профилем гордым.
Не привык он к идиллии позднего лета,
От сурового взгляда робеет прекрасная Аксла,
И чтоб как-то согреть сердце норда-аскета,
Алесунд озаряется ярким кораллово-красным.
Живописный декор арт-нуво пламенеет пожаром,
Пляшут прошлого* искры по шпилям, фасадам, лепнине,
Под мелодию Грига скользят по изогнутым аркам,
Позолоченной пудрой горят в магазинной витрине.

Грозный викинг чихает от пудры сентябрьским чихом,
Тянет сыростью, северным морем и, кажется, солью,
И становится тихо, пронзительно тихо,
И отчётливо слышно, как в сумерках топают тролли.

* В 1904 году город полностью сгорел в пожаре и был заново отстроен в стиле модерн.
Фото мои, кроме 2-го и 8-го

О женщине, хранящей лепестки

С отмеченных без сына дней рождений,

О женщине, что любит «вопреки»,

Что любит без причин и объяснений,

О женщине лелеющей цветок,

Руками дочери посаженный однажды,

О женщине чей скомканный платок,

Становится соленым ночью каждой,

О женщине, что для своих детей

Сорвет с плеча последнюю рубашку,

О той, что перед сном твердит «Денис»,

Едва проснувшись, говорит «Наташка»,

О женщине, что вроде далеко,

А чувствуешь, что вот она, так близко,

Жаль, что пока её обнять рукой

Не получается никак у нас с Дениской,

Не часто я о ней пишу стихи,

О ней, такой надёжной, самой - самой,

Через моря и океаны - в три строки:

Скучаем!

Любим!

С 8 Марта, МАМА!

часами любоваться облаками - любимая для чудака забава
смешливый мим заблудший меж мирами раним и хрупок но шагает браво
в котомке — пусто в прошлом был котом где шёл - там сел где сел - там на сегодня дом
его вселенная - раскрытая ладошка свобода воздух - вот его стихия
совсем не страшно жить на свете одному
он пишет в одиночестве стихи и я
признаться так завидую ему
слывет для всех балбесом несусветным а может отыскать на все ответы подумает секунду и все в точку
в нем фальши нет он делает что хочет
комичный шутовской наряд так любят дети — нелеп колпак на рыжей голове
взгляд светел сердце носит в рукаве в застегнутом на пуговку манжете
юродивый он у судьбы в фаворе любитель странствовать у кромки моря в лесах в горах
на самой круче даже
где небо на вершинах как пергамент
где вечно будет самым сложным самым важным вертеть забавные игрушки-оригами
и слушать ветер

Один мост, второй мост,

Спагетти развязок,

Мы мчимся в тоннеле,

Наполненном газом.

С работы до дома,

В кафе, в магазины

Наполнить тележки

Едой, как бензином.

В пыли перекрёстков,

Травой придорожной

Любуемся глазом

Одним осторожно.

Прилипчивый вирус -

Сплошной multitasking,

Мосты, светофоры,

Тоннели, развязки,

Соцсети, подкасты,

Бродбэнды, мобилы..

Не скрытся, несёт

Центробежная сила,

По кругу, по трубам,

По краю, по кромке,

В безбрежный поток

С состязаний на гонки,

Без устали мечемся

С ветки на ветку

В мирке нереальном

С размерами клетки.

Смешные зверьки

В колесе-барабане.

Сменяются знаки

Без точных названий,

Свистят шестеренки

Дымятся покрышки

Нам хочется больше,

Быстрее и выше,

Не замечаем:

В кормушке дозатор!

Мы давим на скорость,

Ревет карбюратор.

В мелькающих кадров

Калейдоскопе,

В запале скольжения

по вертикали,

В плену аномалий,

Депрессий и фобий

Мы не понимаем,

Что жизнь обогнали.

Нам хочется зрелищ,

Наград и регалий,

Мы жертвуем время

С лицом меценатов,

Не видим, что свет

На границе тоннеля -

Окошко оплаты.

В потемках он бродит по гулким комнатам,
Слепому не нужен свет,
Ему все без света за годы знакомое,
Знакомо скрипит паркет,
Не слышит он скрипа, как сомнамбула —
Направо, потом вперед,
Глухой, потерявшийся и без памяти,
По дому один бредет.
Привычные тени, по-свойски, на корточках,
Прищурились, ждут огня,
Подходит к окну, открывает форточку,
Взвивается штор простыня,
Засохшие кактусы на подоконнике,
Проснулся голодный кот,
Из пачки дрожащими пальцами хроника,
Он с кашлем табак берет,
Вздыхая, садится. В холодном сумраке
Ласкается кот у колен...
...Жена говорит у плиты без умолку...
...Цветет на окне цикламен...
...По кухне плывут ароматы блинчиков...
...Измазалась джемом дочь...
...Моргает ресницами ежевичными...
...Ну копия - мать, точь-в-точь...
Привычные тени сидят на корточках,
Прищурившись, снова ждут...
Свежо, закрывает, поежась форточку,
Стоит где-то пять минут,
Представить пытается запах блинчиков,
Пинает кота в сердцах,
Идет в пустоту, раздраженный, взвинченный,
Врезается в дверь впотьмах,
Ложится, включает в U-tubе музыку,
С динамика льется плач,
В такт песне мычит с безнадегой узника
Своей полосы неудач.
За стенкой семейными фотоальбомами
Грохочет соседка - боль.
Ей, как и ему, все здесь стало знакомое
И поперек, и вдоль.

Сквозь фатиновый серпантин облаков,
Полечу, мне терять больше нечего,
Излови меня в свою сеть, птицелов,
Притворюсь, что ее не замечу я.
Не хочу одна вдовий век коротать,
В двадцать лет разве нет хуже жребия,
Замани меня, я устала летать
В поднебесьи израненным лебедем.
Посади меня за высокий забор,
Никому, никогда, не показывай,
Как-нибудь, небось, без морей, без озер,
Приживусь средь индюшек привязанных.
Скрой от глаз чужих, раны мне залечи,
Хоть позор с пуха в жизнь не очистится,
В оправдание отыщи сто причин,
Что не кинулась вниз лебедицей я.
Петухи с плетня будут песни мне петь
Будет небо сквозь клетку заплаткою
Брось спасения, птице-ловчую сеть,
Преврати вновь в утенка, пусть, гадкого.

Что такое любовь, загугли,
Посмотри во вcезнайке wiki,
Покопайся в сердечных углях,
Или в памяти, в папках:
"выкинуть",
"никогда не читать" и "прочее",
В закоулках души заколоченных
Позабытых и позаброшенных,
Там где прошлое.
...
Не ответит ни вики, ни гугл,
Лишь крестами забитый угол,
Амплитудою в тысячи герц
Раскуроченных юных сердец
Он напомнит тебе о мае,
Где в вареной джинсе с китая -
И в футболке "RiboOk", навыворот,
С перманентом, несчастно-счастливая
Ты его и себя мучила,
Умирая от случая к случаю
Где вам крышу сносили страсти
Где твое двухметровое счастье
Улыбалось на мамино "Здрасте"
Где часы от звонка и до встречи
Умножались на бесконечность ,
Где отец вас журил по-отечески,
И где каждым прощальным вечером
Ты в слезах говорила "Пока"
И к утру пролетали века,
дни, недели, года - годы...
И все были тогда молоды.
...
что такое любовь - это рифмы,
о которых ворчит злобный критик,
В океане забытом лагуна,
а вокруг только скалы и рифы,
и не знает о ней ни ваш гугл
И не помнит о ней ваша вики,
и поэты ее в своих виршах
не опишут.
Она высоко...
В пыльной богом оставленной нише
вне земного магнитного поля,
вне истории и географии.
...
ее сгрызли, похоже, мыши,
в антресолях,
в блокноте стихов
в категории
"эпитафии".

она на самом деле безумно веселая просто,
она не читала золя, ее никогда не манил космос,
не напугать ее рерихом, речь у нее смешная,
о квинтэссенции она, наверняка, ничего не знает,
она совсем не такая, как я, и как моя мама,
ее суп с килькой в моем босоногом детстве был самый-самый,
мир ее помещается в несколько метров хрущевки,
дорогу до почты за пенсией и в супермаркет соседний,
она говорила однажды, что было бы классно в массовке
засняться, ну или еще как-нибудь засветиться на сцене,
она много шутит, частенько придумывает небылицы,
порой может слету такой анекдот отчебучить, умора,
не просто расскажет, покажет все в позах и с мимикой, в лицах -
кататься от смеха все будут и верить, верить таланту ее..
и удивляться задору...

никто не поверит мне точно, что она много плачет ночью,
что часто болит душа за непутевого сына и дочку,
что слезы глотает или молча прячет от внучки в подушку,
что дьяволу бы заложила за близких свою душу,
что годы проходят, проходят, как скорый несущийся поезд,
что часто жалеет о многом, что гложет вина, чаще - совесть,
что остается только смеяться, казаться мимом,
что каждый, практически, выстрел по цели по жизни был мимо,
мимо,
мимо...