Утренняя порция туристов, наконец, отчалила от пирса и островок погрузился в безмятежную послеобеденную дрему. Морской бриз беспрепятственно проникал сквозь деревянные жалюзи незастекленных бунгало, прилепившихся на клочке суши, который можно было обойти за каких-нибудь пятнадцать минут.

Я натянула новенькие синие аквашузы для хождения по рифу, захватила маску и трубку для снокелинга и выбралась наружу. Солнце уже не палило с высоты, а ласково плескалось в лагуне, лучистые брызги слепили бликами. Оно, вроде бы, все еще продолжало дневную смену великого светила, но как-то совсем по-полинезийски - медленно, лениво, сонно. «По островному времени», как любят говорить местные водители, вечно безбожно опаздывающие, но при этом спокойно улыбающиеся на гневные реплики пассажиров; как рыболовы, отменяющие чартеры без каких бы то ни было причин; как хозяева грязных сувенирных лавочек, ставящих на послеобеденную сиесту больше, чем на прибыль от открытых дверей.

Возле пляжного бара, на высоком стуле сидел Джейсон и потягивал лимонад. Я еще раз мысленно поблагодарила судьбу, пославшую этого австралийца в , затерянный в огромном количестве тихоокеанских островков, вануатский резорт.
- Какие планы на вечер? - радостно воскликнул он. Было видно, что парень изнывал от скуки и поджидал нас уже какое-то время.
- Женька еще дрыхнет, - улыбаясь, ответила я - Последняя бутылка вина вчера была явно лишней. Как насчет искупаться?
- Присоединюсь через минут пять, - Джейсон утвердительно махнул головой, допил свой лимонад и исчез в кустах гибискуса, за которыми возвышался резортовый дормиторий, единственное двухэтажное строение этого мимимишного прибрежного королевства.

Много лет спустя, а может и до конца своих дней, я буду помнить этот островок. И, когда жизнь будет заваливать проблемами, заботами, суетой, когда стресс будет сдавливать горло своими липкими щупальцами, это воспоминание, как «луч света в темном царстве», всегда будет вызывать во мне чувство абсолютного счастья.

Вода была теплой. Стаи любопытных разноцветных рыбок замельтешили вокруг ног. Особенно забавными были сородичи Немо - рыбки-клоуны. Они, как безумные носились в разных направлениях, раздражая, чинно двигающихся черных плоских рыб, похожих на скалярий. Я представила себя инопланетным гигантом, вторгшимся в их привычный мирок на рифе, нарушаемый только по утрам, когда островной паромщик доставлял к заповеднику толпу экскурсантов. Как же здорово, что мы поселились именно здесь! Не надо ждать парома, не надо слушать капризы голосящих детей, не надо мечтать о возвращении в прохладный номер после нескольких часов на солнцепеке…
«Счастье есть!» - мысль успела прошелестеть в моей голове, прежде чем я медленно стекла в воду.
Любительница поплавать, или, как меня всегда снисходительно поправляет подруга, олимпийская брассистка и теперешний детский тренер - «держаться на воде!», я с благоговением и трепетом отношусь к океану.
Огромный, сильный, пугающий своей бездонностью, он, как таинственный спрут, позволяющий мелкой живности - людям, селиться у своих берегов. Вот, он - ласковый, бирюзовый, в яркой желтой панаме, благодушно растянувшийся на белом сыпучем ложе среди пальм, перебирает перламутровые ракушки, оставленные на берегу прибоем. А вот, совсем другой - хмурый, брюзжащий, окатывающий черное вулканическое побережье мириадами ледяных соленых брызг.
Говорят, можно долго смотреть на огонь - на океан можно смотреть бесконечно, поражаясь цвету, игре теней облаков, следить за неутомимыми приливами и отливами, за плеском, серебрящихся над поверхностью воды, хвостов, восхищаться его ежечасной непохожестью и непостоянством.

Я почувствовала движение справа от себя, не успев до конца испугаться. Джейсон сделал призывный жест рукой и, как большой ил в зеленых ластах, проскользнул вперед. Я бы никогда не решилась плыть к концу рифа, если бы была одна.
Внезапно толкотня мелких пестрых рыбешек осталась позади, передо мной, вокруг меня, и даже внутри меня, беззвучно задышала пустота. Картина грандиозная - глухая синь, местами зияющая черными дырами, и мы, два маленьких поплавка на краю рифа. Ощущения - полный улет. Уши словно наполнили ватой. Наверное, так себя чувствуют астронавты, выходящие в открытый космос.
Постепенно из комы выбралось и включилось воображение. Вон за тем уступом притаилась мурена. А здесь, внизу копошатся гигантские крабы-людоеды. И вот, уже десятки кровожадных тварей смотрят на меня, не мигая, из-за подводных нагромождений рифа и жадно сглатывают слюну. Джейсон повернулся ко мне и снова призывно махнул. Я отрицательно покачала головой и, убедившись, что он последовал за мной, заторопилась назад.
Сейчас мне кажется, что я молчала еще часа три, настолько оглушил меня наш заплыв. Я словно прошла по какому-то краю, и, осознав спасение, с грустью приняла потерю. Очень хотелось вернуться туда еще раз, но страх уже прочно затянул своей паутиной мозг и я больше не решилась.

На следующий день мы перебрались в другой резорт.
Кто однажды отдыхал на тихоокеанских островах, меня поймет, там решительно нечего делать слишком долго.
У нас по плану был другой островок недалеко от Порт-Виллы с традиционными массажами, коктейлями, креветками в кокосовом молоке и прочей чепухой, способной забить день отдыхающего. Этот был еще и популярным местом для молодоженов. Шумный, бестолковый, со словно нарисованными на рекламном постере рядками бунгало, музыкой, вырывающейся из открытых дверей и окон ресторана, и глупым песчаным пляжем с прозрачной, абсолютно лишенной жизни, водой, от безделья облизывающей ножки полосатых шезлонгов.
Женька ликовала: оборачивание следовало за маникюром, массаж ног - за аромотерапией. Мне было откровенно скучно.
Лежа в гамаке нового , фешенебельного домика, на деке, окруженной мангровыми зарослями, плотно втиснутыми в серость воды отлива, я вспоминала риф с его многочисленными обитателями, порхающими как диковинные птички-колибри среди кораллов.
Зелено-голубое озеро, к которому мы ездили купаться с Джейсоном на его разбитом, арендованном на полдня, минивэне.
Квадраты ярких цветных саронгов, развешенных на пляже у паромной пристани.
Мажентовые лепестки неведомых цветов, растуших в придорожных канавах.
Розовые террасы водопадов на «большой земле» недалеко от нашего Хайдэвея, куда мы ходили пешком однажды утром.
Дождь, от которого дорога превратилась в клейкое месиво, но от этого наша экспедиция не стала менее увлекательной.
Маленькую вануатскую деревню с кучами тлеющего под дождем мусора перед крошечными коробками домов без окон и дверей.
Запах гари. Чумазых ребятишек, бегущих за нами по дороге или скорее тому, что от нее осталось.
И одинокую могилу возле банановой рощицы.

Однажды большой, неизвестный и беспокойный океан поглотит крошечный остров, как уже поглотил тысячи других островов Полинезии и Микронезии, и останки этого человека, похороненные у банановой рощи возле портавильской деревни, будут покоиться на океанском дне.
Как Титаник.
Как прошлое.
Как то, что когда-то было, но чему никогда не суждено повториться вновь.

Горы царских даров и десятки огнив
Обещали служивому в этой войне,
А на деле достался сомнительный нимб
И письмо-похоронка солдатке-жене.

Даже тело (зачем?) перестали искать -
Кто из глины восстал, тот в нее и ушел.
Местный дед после боя нашел у леска
В клочьях два сапога и в грязи вещмешок.

Среди прочих походных нехитрых вещиц -
Лик иконки - какой-то угрюмый святой,
Рукописных стихов два десятка страниц,
Да расшитый цветами душистый платок.

Не помог он спастись от когтей и клыков -
Только в сказках платком укрощаются псы.
Прикопал старичок сапоги с вещмешком…
Где-то так же лежит и единственный сын.

«Здесь в подлеске душица . И мак полевой.
Позатянут воронки весной без следа» -
Забирая платочек с иконкой с собой,
Дед, крестясь, бормотал - «что добру пропадать».

А солдат за волшебным огнивом спешил
Босиком, оставляя следы в облаках.
И вились под ногами вьюнком миражи,
Как узоры расшитого гладью платка.

(На Паратур большого летнего бала, 2 тур, тема - платок)

” Замаравши совок, археолог разинет пасть
отрыгнуть; но его открытие прогремит
на весь мир, как зарытая в землю страсть,
как обратная версия пирамид.” И.Бродский

Мы же - черви. И смысл нашей жизни, как червь, простой:
Набивание шишек, карманов, желудков, морд.
Популяция вечно голодных и хищных ртов.
Мы - по сути, один говоряще-жующий рот.
На заре человечества неандертальский вождь
Окрестил наш подвид, возгордившись - «венцом творца».
Подхватили адепты мгновенно слова его…
Мы ведь даже не гниль, гниль полезна, мы - так, гнильца.
Дождевым червякам повезло - их немного, потише нас,
Покороче в длину и живут где-то там в земле.
Бродский сильно ошибся, мы - псевдо-«культурный пласт»,
Может даже не пласт, а прослойка, почти желе.
Археолог копнет… Археолог? Кругом дельцы,
Им копать не в чести, не по рангу, не тот ранжир,
От культурного слоя остался порядок цифр,
Где нули единицам пытаются портить жизнь.

Я в колечко свернусь, уползу потихоньку в лес,
Чтоб не слышать, не видеть, не знать, не иметь в виду -
Кто, кого, почему и как часто и жадно ест,
В нашем кольчатом, славном, прогнившем насквозь роду.

(На Паратур большого летнего бала, 2 тур, тема - кольцо)

Так дружно строили с тобой наш общий дом,
Так жарко выбирали цвет обоев,
что докатились незаметно до
битья посуды. Словно китобои
кидали гарпуны идей в паркет,
бросались друг на друга с кулаками.
Посыпался наш любящий дуэт,
не сдав простейший жизненный экзамен.

Все началось с него - какой-то стул!
Не той, как оказалось вдруг, расцветки.
Обычный венский стул подвел черту.
И воздух разорвали, как ракетки:
подушки, ложки, блюдца (весь сервиз!).
Двенадцать стульев (чтоб им было пусто)
Летали по квартире вверх и вниз,
Кроша стеклопакеты с громким хрустом.

…

Ты узел затянул своей рукой.
Ремонт убил все чувства - в лоб, навылет.
- Какой-то чеФтов Фтул!
- Какой-какой?
- Да, чеФтов же, котоФым Фуб был выбит.

(На Паратур большого летнего бала, второй тур, тема - стул)

Посох походный, дэгэл, за плечами сумка.
Осенью Тенгри тайгу не спеша, обходит -
Сердцем привязан Тенгри к земной природе,
К каждой травинке тянется близоруко.
Слушает чутко, долго ведет беседы,
Сильных журит, помогает больным и слабым.
Радостно ельник тянет навстречу лапы.
Звери бегут за хозяином неба следом.
День, торопясь, на убыль несет котомку
С кормом для птиц, под пророческий крик кукушки.
Тише стучит бронзовой колотушкой
Бубен осенний, голос глухой и ломкий.

С первым морозом Тенгри обходит тундру.
Бубен шуршит прозрачно почти не слышно.
Лихо скрипят по сонному насту лыжи.
Светится тундра радужным перламутром.

Только запахло мартом и Тенгри - в горы,
К трелям ручьев, к снегам, что, рыдая, тают,
Тянутся утки с юга горластой стаей.
Бубен щекаст, как блин, и бренчит задорно.

…

Время течет, смолкает варган шамана.
Пусто в кочевьях, свернуты шкуры чумов.
Больше не верят люди в добро и чудо.
Стройный порядок Тенгри уже не данность.

Хмурится бог, устало колотит в солнце,
Рогом пронзает небо убор маралий.
Тенгри уходит в звездное зазеркалье.
Кожа на бубне с треском лучами рвется.

(На Паратур большого летнего бала - 2 тур, тема - бубен)

Моя зима в игрушечный Эдем,
Придуманный тобой, не поместилась -
Ни слог не влез, ни слов звенящий темп,
Ни образов морозно-ломких сила.
Твоя герань, твой мимимишный быт,
Оладушки, сливОвое повидло,
Передник, шторки в рюшах голубых,
Грибы, родня с Тамбова - все обрыдло.
Я вязну в этой знойной духоте,
Мне форточек на нашей кухне мало,
Не этого я в юности хотел,
Не это ты когда-то обещала.
Скукожился в растопленной печи -
На выдох - жар, на вдох - температура -
Комок из неозвученных причин,
Заложник неуклюжего амура.
Плыть дальше? Закопаться в донный ил?
Смотреть на звезды сквозь ряды кувшинок?
Все службы перебором отзвонил
Наш колокол, но мы-то, мы-то живы!
Да, дети. Завернем их в тусклый беж
Линялых простыней, укроем ложью…
А за окошком снег - слепящ и свеж.
И санный путь.
И в белой дымке - лошадь.

1 тур большого летнего парного

Последний пароход стыдливо свистнул.
Он, словно вор, уносит пассажиров
В своем нутре. Набитый до отказа
Картузами, цилиндрами, платками -
Сомнительный навар, но что поделать -
В тяжелую годину для Отчизны
И вору не до крупных барышей.

Последний пароход условно бывших
Отходит, громыхая. Плачут дети,
Вздыхают старики, пугливо дамы
В меха левреток кутают. Что дальше,
За дымным и далеким горизонтом?
Лишь богу одному теперь известно.
Чужбиной пахнет ветер, гнилью - волны,
Лебедка тянет якорь с нудным визгом
И берег, начиная удаляться,
Становится все более зловещим.

Лишь память, не вполне поняв утрату,
Душистый чай по чашкам разливает
Из дачного большого самовара.
И розовый ранет средь венских стульев,
Алеет на зеленом разнотравье
Не пролитой пока невинной кровью,
А монпансье в корзинке для вязанья
Бубнит в жестянку повесть о былом

Из Имаджинариум - 11. Тема - яблоки + монпансье

Не по себе
От этой тихой и чужой зимы,
С которой я на ты. (Би-2 «Серебро»)

Завязли, залипли в сугробах чужой зимы —
Кресты вместо вешек по насту на километры.
Не жалко, зима? Серебром надышались мы,
Мы - …. завтрашний пепел, раздутый порывом ветра.
Щепоть этой стылой, изрытой насквозь земли
Загробленных, скомканных судеб неужто стоит?
Под свист твоих пуль сколько в мерзлую твердь легли?
Еще сколько ляжет под гул ледяных гобоев?
Чумная, уймись, хватит судные дни вершить.
Что проку от нас — одураченных, желторотых,
Не в ногу шагнувших в такую большую жизнь -
И сразу в небесное войско, в штрафную роту.
А там по-простому: шаг влево, шаг вправо - в снег.
Такой вот хваленый «донт вори» с его «би хеппи».

А впрочем, гони нашу долю из двух монет -
Лепи свой нелепый, но крупномасштабный пеплум.

БЛБ - сезон 2023. Паратур 1. Подтанцовка

(Из блица по цитатам В.Набокова)

«Успокоившееся пальто»

Квадрат кармана. Ворот лисий, рыжий.
Прилип к подкладке пуговиц рядок.
Висит пальто, почти на ладан дышит.
Забытое уставшее пальто.
Висит пальто, а в нем воспоминаний… -
Не хватит рук. За раз не унесешь.
Советский индпошив от тети Тани,
За ползарплаты. «Форменныйграбеж»
По маминым словам, «но драп отличный»,
«За мех спасибо папе, услужил.
Отец - охотник и всегда с добычей» -
И старой пленки кадры-миражи
Скользят по ткани вверх к забитым полкам,
В шкафу у мамы все наперечет -
Дочуркин мир развешен, и растолкан,
Залит слезой и осенен свечой…

Весна уходит

Весна уходит. Плачут птицы.
Глаза у рыб полны слезами.(М.Басе)

Весна уходит. Плачут птицы.
Глаза у рыб полны слезами.
И цветопадом оригами
Роняет вишня лепестки.
Взрослею, превращаясь в камень,
Пока живой, но все же камень,
Пришла пора остепениться -
Бездвижен камень у реки.
Еще вчера здесь бились волны.
Клубилась пена у осоки.
Но половодья вышли сроки,
Ушла высокая вода.
По небу носятся сороки,
Лежу безмолвный, одинокий,
Ищу причины в дебрях логик -
Тасую их туда-сюда.
Весну спугнули крики банши.
Июньским солнцем выжжен берег,
И остается только верить,
Что в этом есть великий смысл ,
Финита ля, но без истерик:
И в зрелости своя есть прелесть -
Вынашивать проект реванша
Другой весны…

_____

***

Победа достаётся тому, кто вытерпит на полчаса больше, чем его противник.

Главное, выстоять дольше, чем тот - напротив.
Не поддавайся, не наш вариант - поддавки.
Главное - не кулаки, лучше всех методик -
Ждать, медитируя молча на бег реки.
Не раскисай, если глаз затянуло кровью,
Сломаны ребра и в хлам разнесло плечо.
Стой до последнего. Он у речных верховий,
Просто пока не доплыл до тебя еще.
Для фаталиста закон - положись на случай.
Слышишь - проходит пороги, почти доплыл.
Помни! Ты - сильный и, главное, ты - везучий.
Зубы сожми. Нам по вере дается сил.

______

***

Бушует морской простор! Далеко, до острова Садо, стелется Млечный Путь.(М.Басе)

Морской простор. Рассветы лижут скалы.
Бушует где-то там, за горизонтом -
Мир бьет мандраж в десятки-сотни баллов -
Дисконты, прибыль, биржи, войны, фонды.

Двуногие ведут эксперименты,
Вчера, сегодня, завтра - новый кризис,
А над Садо кружит живой легендой
В закатном небе белоснежный ибис.

Он помнит, как добрался до Ниппона,
Египет помнит, помнит Арку с Ноем.
Но главное, что ибис в жизни понял,
Пищит в гнезде под сакурой весною.
.
По Млечному пути, свободным хиппи -
Москва - Находка, морем до Киото..
Дождись меня, священный древний ибис.
Я - на Садо, за мудрой птицей Тота.

Блиц-квест - 21 - ниппонский

Остров несбывшихся надежд

Плыла луна воздушным белым шаром.
Хмарь от сигар с парами кальвадоса
висела пеленой. За стойкой бармен
подбрасывал бутылки виртуозно.
Порывист. Свеж, как утро над Босфором.
Такой контраст засиженным обоям!
Волна кудрей, осанка матадора
и грезы в голове шмелиным роем.
Я тоже был когда-то страстным мачо,
восторженным юнцом с горящим взглядом,
мечтал вальяжно выдохнуть «Без сдачи!
Плесни-ка, брат, еще немного яда!».
Теперь сижу полночи в темном баре,
оплакиваю жизнь, что проворонил,
а этот незнакомый рослый парень
улыбкой множит боль моих агоний.
Альваро, Генрих, Павел, Бари, Артур?
Не все ль равно? К чему мне знать. Пустое.
А может…
Эй, бариста, хочешь бартер?
Мне - кудри, а тебе …
бокал и столик?

Сейчас бы прямиком на Бора-Бору.
Да что там, на любой далекий остров.
Беги, пацан, бросай проклятый город.
Лови свой шар. А мне, пожалуй, поздно.

***

***

«Не напасешься нынче журавлей» -
Бурчал логичный разум возмущенно,
А я мечтал о сказочной земле
В окоченелых, ледяных кордонах.
Мне сердце стрекотало: «Ерунда!
Рискуй, пока стучу, пока есть силы!»
И стая птиц, летящих в никуда,
Призывно, вторя сердцу, голосила.

То мешкал, то вставал, готовый взмыть,
Но ветер дул в другие палестины,
И жизнь, как шар - чужая жизнь взаймы,
Сдувалась на глазах, гремя корзиной.

Вновь птичий клин расчертит небеса,
Взяв курс на призрачный кусочек суши.
Всегда есть шанс.
Гори, стремись, дерзай,
Как ни был бы твой Млечный Путь завьюжен.

«Из лимузина даже солнце ярче» М.Старчевская

***

Из лимузина и солнце ярче,
Ровней дороги, хрущевки выше.
Да только где он, заветный ларчик?
Где ключ от дома с окном в Париже?

Глаза закрою - ряды каштанов,
Железный Эйфель пронзает тучи,
Звучит гармошка, поет сопрано…

Запропастился волшебный ключик.

Педали смажу, рвану на дачу,
Займусь прополкой в трусах семейных,
Пускай нет устриц, зато заначен
Заплесневелый сырок к портвейну.

Слепит не в меру на лимузинах,
Куда спокойней на электричке -
Поспел крыжовник, горит рябина,
Вот-вот в подлеске пойдут лисички.

***

«Из-за туристов я не вижу Рима» М.Старчевская

***

Летит, спешит над облаками лайнер,
огромный аист в белоснежных перьях,
от куполов Россий до шпилей Даний,
над пиками Евразий и Америк.
Не в клюве, в чреве - сотни душ, трудяга.
Куда там до него вчерашним птицам.
Несет туристов к Луврам и Рейхстагам -
к мостам, колоннам, трубам, черепицам.
И я в нем есть, в восторге предвкушений
веду сама с собою тет-а-теты.
И на глазах растут-растут мишени
столь долгожданной гео-эстафеты.
… Вот, наконец, земля,
в ушах - оркестр.
Мозг выдает цитаты одержимо -
Стихи и прозу…
К месту и не к месту…
Но за толпой, увы,
не видно Рима.

***

"В Москву, в Москву, в саду поспели вишни" М.Старчевская

Как жаль

Как жаль, сестру я сыну не дала.
Такую - ух! Чтобы в огонь и в воду.
Но видно наверху - Иисус? Аллах? -
Решил не тратить на мотовок квоты.
И правильно решил, давался шанс,
По молодости лет не оценила.
Когда кульбит сменяют антраша,
Какие дети, если в ж… шило.
А как бы две сестры? И даже три?
В Москву, в Москву…Ах! Если б знать!
Да что там.
Ни Ольги нет, ни Маши, ни Ирин.
В Москве есть дом. Три дома! И работа.
Как жаль, я сыну не дала сестру.
Копила на шикарную машину,
На шмотки, статус. Да кому я вру?
Как жаль, что не решилась и на сына.

***

«Сосульки добывали языка» М.Старчевская

***

Цветные бурки, куцая шубейка…
Тру нос пушистой толстой рукавицей,
Хотела было маме возмутиться,
Что шарф колюч, но наш сосед Матвейка
Пыхтит как чайник, пот, поди ка, градом
Под этой шапкой глупой и мохнатой.

Несемся с горки, в горку, в снег, из снега.
Зима хрустит, кружится, лижет щеки,
Болтаем без умолку как сороки -
На крышу гаража, в сугроб с разбега.
И вдруг замок, почти пломбирный, сладкий,
Искрится на боках пушистый иней,
Он словно булка в белом ванилине.
Раз! Языком. Чтоб сразу, без остатка.
…
Матвейка бедный носится по кругу,
Туда-сюда, зовет, руками машет,
Он перепуган, жалок, ошарашен,
Он дышит на замок… Вдруг бац! И губы
Прилипли к дужке прочно. Близко-близко -
И смех, и слезы с хрюкающим визгом.
…
Отлили нас водой из теплой кружки,
Нахлопали по мокрым мерзлым попам…
Лет пятьдесят не можем друг без дружки -
Мы и сейчас два редких обормота.

КККК, 4-й конкурс



Одностишия:

Шумел камыш, деревья уж загнулись.

Нарвать цветов угнал велосипед.

Сбил пальцы о педали, вас алкая.

В такой глуши - лишь в поле за рекордом.

Скажите, как подъехать к Дульсинее?

От велика есть цепь, чем не подарок.

Дождь пригвоздил к земле горластых чаек.

Мы, разьезжаясь, снова разминулись.

За лесом здесь кусты когда-то были.

Зонтом не тыкай, мы на «вы» покуда.

На небе на зонты сегодня скидка.

Вам за зонтом взбледнулось? Понимаю!

Катись колбаской - может кто польстится.

С таким забором надо жить скромнее.

Скульптура нынче не для слабонервных.

Здесь мокро. Небо плотно занавесьте.

С таким зонтом ты даже ядовитей.

А зонтничные явно переспели!

Я - в лес, там братец Март заждался явно.

Точите спицы, вязко нынче в поле.

Вы мне приснились в черном, в кукурузе.

Попутного зонта вам, поострее!

И мне до вас, дружище, параллельно.

А не ударить ли и нам по бездорожью?

Гадюкино залило не по-детски.

Пылите дальше, век бы вас не видеть.

А катофот, смотрю, от lamborghini?

Куда, куда, куда вы укатились?

А в случае провала - захлебнитесь!

Педали бы начистить Росинанту.

Как красочно вы вновь отмежевались.

С таким лицом не зонт, нужна палатка!

Эх, зря вы обмочились. Скоро - финиш!

Сцоевое

поскрипывая ржал велосипед
дождь сталью лил на алюминий поля
над пашней колосились огурцы
качая фиолетами соцветий
ты исчезала превращаясь в ночь
твой зонт в потоке слез двоитроился
прощально ныла левая педаль:
«Игра не стоит свеч, а результат - труда.
…
Здесь тракторы пройдут мои
И упадут…»(с)



***

Уныние подкатит к горлу ком,
что ни дышать, ни мыслить — дно, финита..
Лишь колокол в висках звонит о том,
как множились шары на тонких нитках,
как гроздьями несло их над землей,
качая от чрезмерности амбиций,
как завершился пафосный полет
эпическим фиаско недоптицы...

Она впилась, эта тоска, в один небольшой уголок земли, и оторвать ее можно только с жизнью.

Затосковалось что-то, закручинилось.
Чужим туманом небо занавесилось,
Я - оптимист по жизни, как учили нас.
Но до оскомин в этот раз невесело.
За облаками грозовые всполохи,
С востока ветер злой, с холодной моросью,
Сижу потуплено царевым олухом,
Считаю мысленно ошибки в прописях.
Простые прописи, слова печатные
И буквы ровные, как было велено,
Подтерты временем, размыты пятнами,
Местами правлены рукой уверенной.
Казалось, вроде бы - все по накатанной,
Согласно с планами и расписанием,
Да только грежу все ее закатами,
На небе маковки горят сусальные.
Банально до смерти, а что поделаешь,
Не получается кудрявых образов -
Скучаю. Как ты там? От снега белая,
Моя далекая, большая, добрая.

Арена блиц-квестов - Апрель 2023

***

В моей старой голове две, от силы три мысли, но они временами поднимают такую возню, что кажется, их тысячи.

Господи, кто-нибудь, сделайте тише звук.
Мысли столпились у лба и хрустят пачками.
Скачут, как кони, гогочут, стучат, ревут.
В шоке сама от себя. Голова взлохмачена.
Я их гоню, да куда мне? Там — самый пик.
Мой монолог тонет в полном фиаско логики.
Ночь. Женский мозг — карнавал, где никто не спит.
Хлопают двери. Пароли вскрывают лОгины.
Горы вопросов. Ключи ото всех замков.
Взвод тараканов, не знающий страха тапочка.
День — это пытка, но ночь ... — катастрофа ком.
Спят мураши — в животе оживают бабочки.

***

Знаете, когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности.


Вот не сиделось кому в тишине, в Разливе —
Сказка, сплошной романтИк: караси, кострище.
Надю бы вызвал... Хотел осчастливить тыщи,
Только не смог и одну, увы, осчастливить.
Доброе/вечное, как оказалось, сеять —
Это тебе не шалаш из еловых веток.
Где там — пустыню, ну максимум — вброд, за Лету.
Сколько их было — практически Моисеев?
Нет, я не спорю, идея была отличной,
Жалко — не новой. И массы — такие массы...
Хоть и с задержкой, но ты, согласись, промазал.
Наше — мое... Победила, конечно, личность.

В каждой эпохе — свой враг, свой пророк-спаситель.
Вот не сиделось кому где-нибудь, в Париже...
Солнца - с полушку, а быть ей по жизни рыжей…
Эх, романтИк - караси, шалаши, осины…

***

Когда Фаину Георгиевну спросили, какие, по её мнению, женщины склонны к большей верности — брюнетки или блондинки, она не задумываясь ответила: «Седые!»

Эх, жизнь. Ведь вроде, вот, сейчас ухватишь
Горящий хвост жар-птицы впереди.
Опять — прокол. А зеленел так кстати
Клубок змеиный брошью на груди.

Песок скрипит и миражи тускнеют.
Где было море — якорей кресты.
Клубки — все туже, колоритней — змеи.
Ни фей, ни крестных в прорве мятых тыкв.

Годок, другой — засеребрятся прядки:
Склероз, артрит, давления скачки
И верными рядами грядки, грядки
С дорожками из гробовой доски.

***

Вторая половинка есть у мозга, попы и таблетки. А я изначально целая.


Я изначально целая, такой и родилась.
Такой, скорей всего, уйду в очередной поход.
Я вижу, как мы все гурьбой стекаем в тишину,
Кто - по частям, кого - несут, а я иду сама.
И вот подходим мы к дверям, а на двери замок,
С ключами нас встречает Петр, наверно это Петр.
Он ничего не говорит, но слышно за версту,
Почти как древний Вавилон - язык один, без слов.
Петр трет железные весы и ведомость ведет .
Потом мы скопом семеним в прекрасный райский сад,
Ну как бы сад, не видно трав, цветов и фруктов нет,
Деревьев тоже не видать - побелено, светло.
И снова дверь она ведет обратно в этот мир.
Для тех, кто душу сохранил, какой она была -
Тазы мочалки и вода - отмыться от грехов,
Для тех, кто весь из половин - долепят, чем смогли
И тоже мыться. И айда назад грешить во тьму.
Я изначально целая уже десятый круг.
Я помню, знаю о себе все точно наперед.
Мне ни к чему ломать мозги и изучать куски.
Но только в толк я не возьму, какой высокий смысл,
Меня, как белку в колесе, гонять туда-сюда.
Я в новой жизни проведу зондаж-эксперимент -
Отдам хоть капельку души кому-нибудь еще
И посмотрю, кого потом прилепят и зачем,
Хотя бы будет веселей и будет что терять.
Старик какой-то говорил две вечности назад,
Что мы приходим в эту жизнь практически одни,
Что человек, он и в толпе, по сути, одинок,
И что уходит он один , все - суета сует.
А может, это и не так, а может…. Дайте срок,
Я отпишусь, когда к дверям придет черед идти…

***

Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят.

Как измельчали мужики, а все на нас грешат:
Мол, феминизм, того-сего, мол, мы — мирское зло,
Нам — дом-в огонь, коня-в расход. Где чувства? Где душа?
А ты попробуй быть другой, когда такой галоп?
Не в силах даже баба-гром сынов растить одна.
Как измельчали мужики! — ругаемся визжа.
А все одно, век не прошел, опять идет война.
Опять научим, как смогли, лишь за подол держать.

Пророчество

Какие чувства в пятом классе?
Вы правы, рано для страстей.
Но он имел штук девять пассий
И я десятая, в хвосте.
Невзрачной мышью-переростком,
Сгрызая ногти до корней,
Я на него волхвом из Босха
Смотрела. Не было ценней
Его насмешек, реплик дерзких.
Держала щит, как решето
От частых пулевых отверстий,
И соглашалась быть шутом.
Потом мы резко повзрослели
И улетели из гнезда,
Не знаю, как мой бедный череп
От мыслей и тоски тогда
Не лопнул. Вспоминаю с болью,
Но все проходит наконец -
Тот вечер, двор пустынный, школьный,
Он, рыцарь демон, на коне…

Судьба порой такое лего.
И я тебя ждала, мой друг.
Ждала, как Вещего Олега,
Одна из самых злых гадюк.

******************************************

Неспящий

Не спится маяку - ночами гложет засевший в подсознание гештальт.
Угрюмым, отчужденным, толстокожим и намертво закованным в базальт
Циклопам, по идее, чужды страхи, но маяки тревожны. В глубине,
Как в панцире пугливой черепахи, натянут каждый мускул, каждый нерв.
Следя за морем зорким птичьим глазом, маяк лишь с виду так невозмутим,
Он клятвой, словно путами, повязан: Не спать. Смотреть вперед. Светить, светить…
Светить всегда! Врезаясь камнем в волны. Не замечая глупых чаек ор.
И грубой кладкой, глиной, пылью помнить, как в Геллеспонте разразился шторм.
Как рыбаки впустую у пролива пытались отыскать Леандра след.
Как Геро проклинала и молила сырой, неразгоравшийся рассвет.
Как, обессилев от вины и крика, сложила кротко руки на груди.
Как скрылась в пене белая туника прекраснейшей из рода Афродит.

Не спится. Бездна в спину дышит рядом. Нытье сирен сменяет ветра рев.
Маяк горит негаснущей лампадой для тех, что первопредок не сберег.

**************************************

за тех кто в море

взмах еще еще и силы тают
темнота плющом обвила шею
волны шквалом пятая шестая
лучше бы назвали одиссеем
плыл себе бы плыл не ведал страха
пил вино глумился над гребцами
сына бы ... окей не телемахом
геро мать твою ну где же пламя

ой ни спичек в храме ни бумаги
жрицы как путевые по кельям
доберусь ли? там ведь сплошь овраги
навязался пятый раз в неделю
прометея что ли кликнуть в помощь
масло расплескалось из лампады
и без масла скользко из-за шторма
здесь не бегать впору только пада….

ночь была страшней ночей не сыщешь
ветер бесновался море злилось
словно сотня чудищ... что там... тыща
собралась на битву у пролива
маяки? в египте будет первый
греки все богам мутили мантры
ну
за чистоту и верность геро
и за баттерфляй пловца леандра

*********************************

Ахиллес

Пальцы по клавишам бьют дробью,
Сердце колотится пальцам в такт -
Я бы, наверное, мир обнял,
Если б свершилась моя мечта.
Только не всем повезло с талантом -
Мой впереди, не догнать никак.
Пру… Гималаи, Урал, Анды,
Падаю в реки с отвесных скал,
Степью бегу, семеню полем,
Вроде бы - шаг, поворот и вот,
Силясь, сжимаю в кулак волю…
Только же был! Снова нет его.
Слава, признание, охи, ахи -
Все чепуха, мой коварный план -
Панцирь талантливой черепахи
Пусть не примерить, так оседлать.
Из-за кустов не видать леса,
Крышу срывает погони драйв,
Черт с ним! Согласен на Ахилесса.
Хоть и бездарен, но есть искрa.

***********************************

Зона 51

Целая вечность. Хотя бы любой контакт.
Пойман? Проблемы с эфиром? Со связью? Либо...
Либо не думать! И что б не случилось там,
Тоже молчу как тупая земная рыба.
Ночью не сплю. Ночи множатся. Мозг кипит.
Море предчувствий. Похоже на Марса море.
Ставший родным, монитор утешает: «Пиииип» -
Cколько их, страшных финалов таких историй.
Может уже препарируют ,режут, жгут?
Там для чужих, говорят, есть спецгетто «Зона».
Только когда тебя дома так сильно ждут…
Небо давно не казалось мне столь бездонным.

Небо бездонно. Цветные каскады звезд,
Жадно завидуя, падают в нашу заводь.
Вкрадчивый голос как будто зовет, зовет.
Только не тянет назад. Сладкий сок гуавы,
Губы горячие, липкие. Вкус любви.
Я не романтик ничуть, только эти стоны…
Этот гавайский несложный, но знойный бит…
Пусть все решат, что я сгинул в застенках «Зоны».

Дальше терпеть невозможно. Хватаю шлем.
Тело? Решу по дороге, какое выбрать.
В сердце Невады! Кометы цветастый шлейф
Чертит в пространстве прямую от "либо" к "либо".

Что то с сигналом, локации сбита цель.
Солнечный шторм размагнитил и спутал карты.
Куба! Папайя, бесстрашный пловец Фидель…

Зона? Лишь миф для скучающих миллиардов.

************************************

Атланты

У кораблей - совсем как у людей:
Ходы судьбы, узлы хитросплетений -
Не знаешь наперед, когда и где
Твой первый, звездный час и час последний.
Кому-то отведен великий век,
Почет за сотни рейсов к мысам Горна,
Кому-то - краткий миг по синеве,
Навстречу уготованному шторму.
Один, как быстроходная ладья,
Помчится - ни амбиций, ни печали.
Другой - неповоротливый, как я -
От пристани с фанфарами отчалит,
В колонках прессы наведет фурор,
Ревнуя сам себя к бессмертной славе,
Десятки сотен жизней на зеро
В погоне за известностью поставив.

Дружище айсберг, ты не виноват.
Дрейфуя к югу (черт не брат - гуляем!),
Ты возомнил себе, что ты - фрегат,
А я придумал, что непотопляем.

Я патетично падал свысока,
Ты таял, пузырясь от оправданий.
Почти что Голиаф…Почти Икар…
Почти атланты - айсберг и Титаник.

**********************************

История одного убийства

Редакцией газеты «Синий кот»
я послан на в священный город Рим.
Но суточные растворились влет
(долги, вино, любовь, черт побери.
А кто сейчас на свете без греха?)
Возьму сам у себя я интервью!
Да, не патриций — мот, плебей и хам,
любитель дам (Любую залюблю.
Хоть этим я на Цезаря похож!)

Чтоб в роль войти, окинул грозно зал:
за тогу простыня сойдет, а нож…
на кухне где-то был большой тесак.

…

Как больно! Больно! Нет, совсем не там,
где лезвия вонзились в тогу, нет.
Кровит душа от вероломства друга...больше — сына!
Смерть скалится тенями на стене
…
Вдруг крик за дверью: «Открывай, скотина!»

Хозяйка! Чьерт, и этой задолжал.
Распахиваю дверь: «Марьванна, я...»
Увидев «тогу Цезаря», «кинжал»,
старуха дико смотрит на меня
и пятится. Очки почти на лбу.
Срывает, оступившись, простыню
(ломается о лестницу каблук),
я — на нее, с «кинжалом», в полном ню.

(В участке)
— Гражданин Центурион,
Прошу винить во всех грехах кота!
Звонили? Отключает телефон?
… И этот - Брут! Ответит за БрутА!

***

(Спустя пятнадцать суток) Рейс на Рим.
Судьба порой задаст такого перца.
Короче, в ню, тогда, возле перил
домовладелице разбил я сердце.
«Цезюней» называет, смотрит в рот,
призывно строит глазки под очками.
Придерживая челюсть, то прижмет,
то сморщит уткой дряблых губ пергамент.
Везет в медовый месяц, заодно —
за интервью: Рим - Галлия - … Все — даром.
А я пытаюсь вспомнить, что в кино
сказал несчастный Брут перед ударом.

*(На конкурс дуэлей в Колизее)

"Историк — человек, который пишет слишком плохо, чтобы стать журналистом."
К. Краус

Вчерашний шторм утих. Сквозь тюль окна
Александрийский берег чуть заметен.
Он спит пока, на цыпочках она
Идет к открытому балкону. Ветер
Целует щеки. Робок, юн и свеж,
К обеду станет знойным и колючим.
Над городом исчезнет томный беж,
Озлобленный, он будет мучить, мучить.

Чужая здесь. Всегда такой была.
Во всех грехах и бедах виновата.
Чем только ненавистная молва
Hе наградила - черствость, жадность, траты,
Гордыня, похоть … - cписку нет конца.
Ее пороки - притча во языцех.
Она отводит пряди от лица -
Непросто быть египетской царицей.

С улыбкой нежно смотрит на постель -
Антоний так красив, как это утро.
Что скажут завтра во дворце и те,
Кто гневно смотрит из домов за бухтой?
Кто смотрит из-за моря? Чертов Рим!
Опять распустят слух какой-то дикий…

- Антоний! Ты проснулся? Посмотри,
Здесь ласточки! - забыла про интриги,
Дурачится, шлет ветру поцелуй,
В бокал с вином, тостуя, сыплет жемчуг.
- Прикинься мертвым! Напугаем слуг…

О, Клео , несравненная из женщин.

(На конкурс дуэлей в Колизее)

Странные мы, женщины, создания. В голове у нас бардак, в сердце - каша, а уж про поступки и говорить не приходится.
Одним словом - странные.
Пишет мне давеча подруга. Ну как подруга, встречаемся раз в пятилетку за бокалом вина, посылаем друг другу прикольчики всякие по ватсапу, под настроение моем знакомым кости. Позвонила и хохочет: «Не велено- говорит - тебе было говорить, ибо душа у тебя дюже тонкая, паэцкая…»
Обзавидуешься, мол. Я напряглась. Зависть мне не очень свойственна. Ревность - чуток, пофигизм - порой, снобизм - проскакивает. Оскорбиться могу минут на пять. Но так как памяти совсем нет, забываю, на что оскорбилась, поэтому затягивать этот процесс становится нелогично , бессмысленно и, оттого, нелепо. Зависть - точно не мое. И если вдруг бес зависти и шевельнется где-то поблизости, я его на корню рублю, иду и беру то, чему позавидовала, … пока не забыла.
Короче, купила наша общая знакомая дубовый буфет. Шикарный, массивный, под старину. Не буфет, а признание. Соглашусь, я от вещей с характером тоже без ума. В прошлом году на меня напало желание брать уроки фортепьяно, так я месяц ходила выбирала инструмент. Причем зависала на настоящих «хламидах» с историей. Из одного дома хозяйка устала меня выпроваживать, я все сидела и гладила клавиши их более чем столетнего Schwechten-а. Они были тонкими, нежными, слишком легкими для игры. При нажатии двигались как беззвучные рты рыб.
… Уставшие бороться с неизбежным рыбы, выброшенные тропическим штормом на берег. Еще живые, но уже мертвые. Пожелтевшая от времени и касаний пальцев поверхность, как старые, дорогие сердцу и оттого до сих пор хранимые где-нибудь в запыленной шкатулке, письма…
Это ж через что ему пришлось пройти с 1902! Привезти такой экспонат в Новую Зеландию из Европы в прошлом веке было целой эпопеей. Я пока его гладила благоговейно, весь фильм «Пианино» в голове прокрутила. Звуки он воспроизводить почти не мог, но это уже было в тот момент не так важно.
Что с меня взять - романтичная, паэцкая натура!
Но вернусь к нашей истории.
Счастливая обладательница старинного буфета окрестила его Василием… Ага, почти как у Ильфа и Петрова: «Нового мужа она обожала и очень боялась. Поэтому звала его не по имени и даже не по отчеству, которого она так никогда и не узнала, а по фамилии: товарищ Бендер.»
Заговорщицки предупредив меня молчать и ни в коем случае не предпринимать попыток прикупить похожий винтаж, подруга переслала мне с десяток фотографий Василия во всех ракурсах и сообщение его хозяйки: «Наташке не вздумай говорить! Василий - только мой!».
Кто бы рассказал мне лет десять- двадцать назад, что такой разговор-переписка, в принципе, может иметь место быть, в жизнь бы не поверила.
Говорю же, странные мы, женщины. И чем старше, тем страннее и страньше.

Между Сциллой и Харибдой
Между Мегарой и Афинами

Либерастов - долой. На повестке - канон новый.
По общему плану - Джихад и борьба с дьяволом.
Открылся Аид и куда ни ступи - омут,
Но дух наш силен и дела, как всегда, правые.

Незаурядность - к черту, труба - свободе.
Каждому выдать под опись щепоть таланта.
В ногу шагнул - распишись, получи орден.
Выкрикнул звонко и в такт - заступай в команданты.

Тащи под шумок подъеденный молью лозунг.
Сомкнули ряды, монолитом идем до талого.
Все, что настроили, традиционно - к сносу.
Не запугать нас. В историю прем Танталами.

Смирно, равнение на середину и амба!
Мера - единственно верное нужное чувство.
Мир рушится!
Ямбом!
Ямбом!
Ямбом!
Строем, отмеренным точной рукой Прокруста.

Спецпаратур Беспредела-6 «Прокрустово ложе»

С тобой мне было хорошо молчать,
Считать на пальцах облачных барашков,
Смеяться незатейливым вещам
И быть экстравагантной «crazy Russian».

Не понимая — не нажить обид,
Но в чувствах все внезапно не по плану,
Так оказалось, что любовь в кредит
Проходит. И обычно слишком рано.

Вскрываются, коробя, смыслы фраз
И, недовольный точным переводом,
Ты понимаешь — лодка терпит крах,
А на борту — два полных антипода.

И что теперь? Друг другу каждый чих —
В печенках, по утрам — длиннее тени.
А стрелки мечутся, a механизм стучит,
A циферблат чумеет от делений!

Я буду первой, смелость мне к лицу —
Расставлю точки над … Bye-Bye. Свободен.
Кто следующий? Испанец? Грек? Француз?
… Китайский (между нами) нынче в моде!

Беспредел-6 3-й паратур

Выглядишь лордом, но был и остался вороном.
Воронов тянет на падаль, на блеск обманный.
Шляпа с пером, кружева… Oтпускай хоть бороду —
Пусто в груди у бездушного истукана.

Столько стараешься стать человеком, выскочка,
Только вот чары сильны, никуда не денутся —
Душу вернуть нелегко, шанс — один на тысячи.
Медленно мелют, но мелют небесные мельницы.

Мечешься, жрёшь мертвечину, плюешься мясом.
Сколько их нынче, отвергнутых да затоптанных?
Вырвал, поморщился, вытер о перья стразы.
С возрастом стал изощренней, коварней - с опытом.

В замке-гнездовье сердцами углы завалены —
Тычешь их в рёбра, грохочешь бессильно шпорами.
Нет подходящего. Бьётся зрачок эмалевый —
Вороном-вором как был, так и сгинешь вороном.

***
Cыплются на пол надежды, мечты-горошины.
Время топор наточило, глядит опричником.
— Я не сдаюсь, я ищу их, моя хорошая…
— Знаю, любимый… — в ответ щебечу по–птичьи я.

Беспредел-6 3-й паратур

Эти лица ни сном, ни дождём проливным не разгладить,
Их черты до щербин раскрошили ветра-суховеи.
Не прочесть ни укор, ни принятие в замершем взгляде —
Здесь, казалось, давно и сердца, и тела отболели.

Дотлевают в траве лепестки отцветающей руты,
С ниток порванных бус стёк раздробленный каменный жемчуг.
Только пальцы упрямо под грудью сжимают сосуды,
Животы прикрывая. И губы, не двигаясь, шепчут:
«Возвращайтесь домой. Опустели холодные люльки.
Табуны лошадей не идут без камчи к водопоям».
Занемели у баб огрубевшие вспухшие руки.
«Возвращайтесь живыми!» — и воют.
Тревожно так воют.

Одноглазо кeмарит уставшее буйствовать лихо.
Ржавый гнутый клинок в облаках тишину караулит.
Не мигая, глядят в бесконечность праматери скифов,
И горят под луной их родные широкие скулы.

---
*Луганск. Каменные бабы. Парк-музей половецких каменных изваяний под
открытым небом.

Беспредел-6. 3-й тур

Ты мне обещал золотистые дюны,
Тропический завтрак и пальмы над виллой,
Морской капитан, очарованный юнгой,
Чей флагман внезапно нарвался на мину.

Нелепо скукожилась южная тема,
И яхта ужалась до тесной подлодки.
Ушел в полный дрейф мой загадочный Немо,
Селедкой на солнце сверкали подметки.

Но я не сдаюсь, я на днях вылетаю
В края, где, дурманя, цветут дурианы -
Почти неприступен и необитаем
Таинственный остров среди океана.

Меня не страшат ни пираты, ни штормы,
Найду беглеца - расцарапаю глянец,
Штандартом взметнет капитанская форма
Под взоры семи воздыхателей - Пятниц.

Паратурное, беспредел-6

Подсобрали молча нехитрый скарб,
И телега вдаль потянулась хромо.
Заскулила где-то в узлах тоска,
Заскрипел прощально плетень у дома.
По-над степью ветер завыл чумной,
Растирали слезы по лицам бабы,
Уходил с семейством почти что Ной,
Вел почти ковчег по степным ухабам.
Там ведь тоже степь - бормотал старик -
И в ручьях - вода, и по пояс травы,
И земля - черна, и огонь горит -
Чуть другой народ, чуть другие нравы.
Не по доброй воле оставлен дом,
Не уйти нельзя и уйти не просто.
Раскололось время на «было до»
И на то, что, может быть, «будет после».

В кулаке зажав жмень земли отцов,
Торопилась ночь в непростое завтра,
И рассвет-кулан в ковылях, цок-цок,
Проскакал навстречу, спеша на запад.

Конкурсное, «Беспредел-6», паратур

Все люди как люди - стремятся на юг,
Весь отпуск в шезлонгах лежат по-тюленьи,
А я Kрайний Север безумно люблю:
Медведи, шаманы, морозы, олени…
Все люди как люди - жуют алычу
И винами сыр запивают, смакуя,
А я в Салехард первым рейсом лечу
И унты в рюкзак восхищенно пакую.
Ни груды ракушек, ни южный загар,
Ничем не заманишь романтика к пляжам.
Я - в тундру! Морошка, брусника, ирга
И мшистые камни в зеленой гуаши.
В Испании - жарко, в Израиле - сушь
И Лондон опять от дождя плесневеет,
А я на собачьих упряжках несусь
С пропахшим костром удалым Одиссеем.
Бежит к мысу Духов олений вожак,
Ведут его тайные снежные тропы,
И я, от предчувствий всем телом дрожа...
Проснулась.
Cгоревшей как рак Пенелопой.

Конкурсное, паратур «Беспредел-6»

А сны согревают получше хвалёной браги:
Зажмуришься крепко — и снизу и сверху звёзды,
Скользит под ладонью серебряный хрупкий ягель,
И важенки хо…
Вдруг арканом по шее: «Воздух!»

Винтовка пропахла дождём, чернозёмом, смертью.
Солдатский бушлат врос в лопатки, будь он неладен.
Вполглаза дремать и на нюх различать предметы
У ненца в роду… И в отметках в военкомате.

По пальцам нас — крайних, с далёких ямальских стойбищ,
Приметная внешность, и все на подбор — «буряты».
Не так чтобы очень по нынешним меркам образ,
Да разве в буран разберёшь, где каюр, где нарты.

Ловлю жёсткий взгляд на затылке — колючий, вдовий,
Как там, на кочевье, когда я однажды умер
И старая ненка поила оленьей кровью
В пропахшем весенними травами тёплом чуме.

… Небянд ӈуда ибов-ов, cитэй юдабаёв-ов…

Звенит её голос в ушах, заглушая взрывы,
Иглой-оберегом снуёт, то частит, то реже,
Зовёт ароматом костра, молока и рыбы,
И запахом тундры заснеженной — светлым, свежим.

...Юдэрцянда немовм-o…

А взгляд всё пронзительней, кружит, тревогу сеет.
Мороз по спине. Не впервой, но немного жутко.
Рвануло.
В смятении утки летят на север,
И я, засыпая, взмываю с последней уткой.

Весна, несмотря на повестку, неистова,
От прорвы червей передоз у ворон.
У вздыбленной взрывом обугленной пристани
В багровой реке ищет лодку Харон.
Жуть — в мыслях, в мозгах, в новостях тоже жесть — и я
Трясусь пескарём, зарываясь в песок.
(В эпоху всеобщего сумасшествия
Бьет топы восставший из тлена Эзоп).
Белуги красуются в царском сиянии,
От важности лезут глаза из орбит,
Рядятся, кривляются по-обезьяньи, и
Плевать, что в озерах от крови рябит.
Однажды я выйду из плена укрытия
(Не так чтобы выйду — лишь высунусь чуть)
И крякнет от счастья пузатая рыбина,
Но я ускользнуть от неё изловчусь.
И светят мне волны морей эмиграции,
Чужие края, черно-белые сны,
А мог бы геройски по… остаться и…
Кормить червяков с половиной страны.

Паратур Беспредела-6

Она его любила за грехи,
Он ею восторгался за изъяны.
Не видел свет давно таких ехидн,
Отъявленных злодеев и смутьянов.
Они плодили сотнями детей,
Под стать себе отпетых юных бестий.
Она молилась на него, он ей
Слагал осанны. И в искусстве лести
Им равных не было. «Добром» забитый дом,
Ломился от скандалов и позора.
Она шептала пылко: «Мой Содом!».
Он вторил ей: «Прекрасная Гоморра!».

Все кончилось быстрей, чем началось -
Все перегрызлись вусмерть без потопа…
Со вздохом Бог поскрёб высокий лоб
И принялся за чистку микроскопа.

Холмы над Хоккайдо нахмурились грозно.
Вибрирует в воздухе мощная Ци.
А я укрываю гибридные розы
Под мрачный прогноз человека-овцы*.
Над островом тучи, и ветер с надрывом,
И птицы взбесились — снуют, мельтеша.
А я, как унылая, глупая рыба,
Вращаю глазами. Пытаюсь дышать.
Шипы глубоко проникают под кожу ,
По пальцам бежит жидковатая муть,
Тот мир , что снаружи — почти уничтожен ,
А этот — внутри — не отдам никому.
Я — в домике. Прячусь в абсурд Мураками,
Деревьям молюсь, ворожу на траву,
Сирень собираю с пятью лепестками.
Давлюсь ей. Забытого Бога зову.
День прожит — и славно. Весна. Скоро лето.
Не думать. Не знать. Не тревожиться. Цыц!
Кручу для рассады рожки из газет и
В довесок к цигуну глотаю глицин.
Все будет как раньше. Все будет как прежде.
Под мантру качается розовый куст,
Но к сакурам в саванно-белой одежде
Упрямые черные мысли текут.

*Человек-овца - герой книг Х.Мураками

Паратур «Беспредела-6»

К черту — кофий, пижамы байковые,
Политесы, да челобитные.
Побасёнками хватит да байками
Возбуждать железу щитовидную.
Хватит трескать от скуки оладьи и
Запивать их компотами с муссами.
А под виски слабó центнер радия —
Витамином для роста мускулов?
Что забегали? В предвкушении?
Всем охота желудки попотчевать.
Закрутили горгульими шеями.
Нате ягодки за цветочками!
Расстилайте крестами вышитые
Самобранки с дарами царскими!
Психи с этими… — единомышленниками —
Раскурочили ларчик с цацками.
Наплевать, что давиться дружно нам.
У Земли людей что песчинок. Tьма!
Рви портки, доставай оружие —
Будем мериться!
Коли нет ума.

*Беспредел-6 (межпортал, Графская пристань, 1-й тур «Палата N6»)

А все так было многообещающе,
Нам рвали крышу планы-корабли.
Казалось, навсегда нашёл пристанище
Адамов род в оазисах Земли.

Ломали, поднимали, снова рушили -
И шалости сходили долго с рук.
Носился над мятущимися душами
Мятежный буревестник - птица Рух.

Все стихло нынче - ни ветров, ни паники.
Мелькают плавники угрюмых рыб.
Идём ко дну на гребаном Титанике,
Как в банке, полной
порченной
икры.

Привезите , папенька, пальмовую веточку.
Мой цветочек аленький с островов невиданных
Не прижился, бедненький, в нашем жутком климате.
Я ль наседкой-курицей с ним не тюлюлюкалась,
Я ли не лелеяла. Да вот только бестолку.
Вы хотя бы, думали - воровали с луковкой,
Раз уж удосужились доченьку побаловать.
Пальмы тоже, вроде бы, зверь для нас диковинный,
Но черенкованием, всё же, размножаются.
Выбирайте крепкую, и без приключениев -
В прошлый раз с цветочком-то еле отмахалися.
С вашими курортами, да с командировками
Никогда не ведаешь, что за вами явится -
Чудище с тюльпанами или баба рыжая.
Прощевайте, папенька, наслаждайтесь отдыхом,
Не переусердствуйте с
Органом движения.

На конкурс-игру «Курортный роман»

«… В одиночество падая, мой парашют залетит на безмолвия чёрный квадрат…»
@Лилу Амбер

Доктор, сядьте поближе, в очках наведите резкость.
Между рёбер зияет дыра. Не смотрите дико.
Жизнь опять развалилась на акты бездарной пьесы,
И в огромных антрактах до неврастении тихо.
Тихо так, что до звона в ушах, и куда ни ступишь -
Пустота студенисто-тягучим ленивым джемом.
Я в ней плыть не могу, копошусь полудохлой гуппи,
И грести нет ни сил, ни желания совершенно.
Пустота проникает под кожу, клубится в легких,
Точит мозг, очумевший от вечных ночных бессонниц.
Доктор, дайте пригоршню пилюль и пустите токи!
Доктор, я умираю? Согрейте хотя б ладони!



Финал Большого летнего бала 2022

«...А соловьи безбашенно поют
Как будто им бессмертье посулили.»
@Ольга Нежданова

"Фройляйн Стьеша"

Тонет калина в пушистых венках соцветий.
Травы у леса горят изумрудным шёлком.
Разве за мир этот чертов лишь я в ответе?
С виду — подросток, не выросла даже толком.

Острые плечи, веснушки, ключицы-спицы,
Только что косы…, но сколько в тех косах проку?
Парни — на фронте, а сердце велит влюбиться.
Юность, что птаха, чирик и умчались сроки.

Фрицы в деревне стоят. Есть и в нашей хате.
Лица простые и говор смешной, нездешний.
Утром на речке какие они солдаты?
Скачут, что дети, и дразнятся «Фройляйн Стьеша».

Этот в очёчках — хорошенький, ладный, нервный.
Носит тушенку тайком, оставляет в сенцах.
Бабушка злится, но молча берет консервы,
Нас у неё — … мал-мала, третий год — под немцем.

Ванька с Серёжкой — с чахоткой, им «лишь бы выжить»,
Оля — последыш (в ту зиму прощались с мамой).
Баба очкарика кличет чертякой рыжим,
Плачет украдкой и трёт образок из храма.

Я загадала, увижу его сегодня
И улыбнусь, убегать в этот раз не стану.
Господи-Боже и ты, Николай-угодник,
Враг ведь...
А все-таки хочется быть желанной.

******************************

«...А соловьи безбашенно поют
Как будто им бессмертье посулили.»
@Ольга Нежданова

Фрау Стефания

Домики в сердце Берлина. Фасады побелены.
Фрау Стефания — дама почтенного возраста.
Ей нездоровится нынче, но прибраны волосы,
Цокает трость по брусчатке уверенно медленно.

Пчёлы над клумбами носятся, кружатся бабочки.
Тонет калина в соцветиях пышных вдоль улицы.
Фрау Стефания смотрит на часики, хмурится —
Надо успеть до полудня на два разных кладбища.

Жмутся гвоздики к обертке в компактных букетиках.
Бьются по-майски двухцветные ленточки узкие.
Фрау Стефания..., Стеша — такая же русская,
Как в опустевшей деревне в конце сорок третьего.

Финальный паратур БЛБ 2022

«Не время падать: в дом явились волки...»
@Лилу Амбер

Волки пришли по-братски —
без приглашений, дружно.
Драться? Давайте драться.
Челюсти, когти, ружья?
Родиной пахнет воздух.
Вертят, ворча, носами.
Поздно мириться.
Поздно.
Снова коса о камень
выбьет рассвет кровавый,
небо изрезав в клочья.
Эти и эти правы.
Жалко, что снова ночью.
Сколько невинных ляжет -
Утро собьёт балансы.
Эти и эти — наши.
Равные сгинуть шансы.
Равные шансы выжить.
Но вожакам виднее.
Алчное горе лижет
губы, слюнит гинеи.
В люльках волчата плачут
с разных сторон границы.
Молятся на удачу
в красных углах волчицы.

Финальный паратур БЛБ 2022

Самый жестокий демон прячется в близких самых.
Самый опасный невод — это объятья мамы.
Кто-то играет в салки, с куклой с утра до ночи...
Маме меня не жалко, Баха ей выдай срочно.
Гаммы вползают в уши. Пальцы свело от боли.
Мамы так любят слушать, как одарён их голем.

Тоже ведь не нарочно давнюю психотравму
Ставит мне внутрикожно страстью к сонатам мама.
Словно в порочном круге тысячи поколений,
Мамины, наши ль руки держат, дрожа, колени?
Цели у них благие — мир поразить талантом…

С дочки возьму долги я — с люльки и на пуанты.
Выгнется аркой тело, сдастся послушно глина.
С детства, скажу, хотела вырасти балериной.

Большой летний бал. Акробатический танец. Паратур
Тема 4: Тецуя Исида (Tetsuya Ishida)

«Когда же два больших огня сойдутся,
Они сжигают все, что их питает... »
В. Шекспир «Укрощение строптивой»

Челка, не челка — каскадами рыжих брызг.
Солнце запуталось в золоте жжёных прядей.
Чертики пляшут, за ними — свои миры,
В радужках искрами — взрывоопасный радий.
Сердце закрыто на сотни замков-щеколд,
Чуть прикоснешься — мороз пробежит по коже.
Спросите, что я в гордячке опять нашёл?
Кто-же ещё со строптивицей сладить сможет?
Смотрит насмешливым взглядом — ха-ха, хи-хи,
Мол, неуклюж, твердолоб и не слишком чуток.
Мир обойдёшь — не найдёшь ей под стать ехидн…
Молча внимаю капризам, привык к причудам.
Я — мазохист, прожигающий брешь в сети,
Знаю, однажды и эти преграды рухнут.
Айсберг растает, а я ей скажу: «Лети!»
И разожму, занемевшую,
в каплях,
руку.

Большой летний бал. Акробатический танец. Паратур
Тема 5: Херри Сусанто

Яблок дым, дачный грушевый морс, перспективы на лето...
Все накрылось хрустящим, до углей прожаренным тостом.
Прививаются фобии нынче на скрюченных ветках —
Чем ужасней, тем лучше, тотально и грубо, без ГОСТов.

Из подъеденных паникой полугнилых семядолей
Лезет зло, канонадой взрывая набухшие почки,
Зреют страхи и ложь, наливаясь слезами и болью,
В каждом знаке печатном от А до поставленной точки.

Белый цвет залихватски, в секунды становится чёрным,
Вверх ногами так просто, на раз развернуть плодоножки:
Черта — грамотно в ангела, ангела — мастерски в чёрта —
Это нимб? Заштрихуем немного — теперь это рожки.

Очень хочется плакать от этого, чисто по-женски,
Забивая колонки эфира то всхлипом, то воем.
Прав был мудрый профессор, булгаковский Преображенский:
"Не читайте советских газет".
Да и прочих не стоит.

Большой летний бал. Паратур акробатический

Своей рукой из глыбы льда выточил,
Корону вылепил, гербы царские.
Не удаётся мне тебя выключить —
Совсем не сбрасывай с плеча барского.
И в зеркалах, и наяву вижу я
Мою смешливую, мою прошлую:
Сидишь в халатике простом, рыжая.
Болтаешь глупости. Глаза — кошкины.
На дне стаканов, на стекле гранями —
Черты точёные , волос зарево,
Твои стихи с пометкой «Х. Раннее»
Вещает мне из пустоты радио.
Когда-то иксу ты была игреком:
И общий крест, и на двоих — вакуум.
Не получается тебя выкрикнуть,
Ты в груде айсбергов — заряд атомный.

Сказала нынче: «Пропади пропадом!» —
И окатила ледяным холодом,
А я, дурак, твержу без слов проповедь,
Невозвратимое вернуть пробую.
Сквозь пальцы капает вода талая,
Хрусталь магический сулит разное.
Пускай чужой давным-давно стала ты —
Мне до конца одну тебя праздновать.

Конкурсное. Второй тур большого летнего бала

Большой Летний бал 2022
1-й тур

«Входи в себя без стука»@Станислав Ежи Лец

Душа расхристана, затаскана,
открыта всем, кому ни попадя.
Насквозь пробита, сшита наскоро,
с краями, чёрными от копоти.
Заплёван пол ее прохожими,
своими — дальними и близкими.
Рябит цветное многобожие
намоленными обелисками.
Забита хламом. Снизу доверху
завалены углы обетами.
Чужие тайны — грязным ворохом,
в узлах — обиды неотпетые.
Помята, вздута, искалечена
и недоверием источена,
Её и жаль по-человечески,
и отругать невольно хочется.

Закрыть бы вход гостям непрошеным,
что бродят по полам затоптанным,
И отыскать всё то хорошее,
что в тайниках её закопано.
Отмыть плафоны, рамы, лестницы,
расставить мебель, вазы, вещи и
От неизбежности повеситься
на сгнившей напрочь балке с трещиной.

На конкурс по картинке в Тайную комнату записок белого кролика.


«Генерал! Я боюсь, мы зашли в тупик.
Это — месть пространства косой сажени.
Наши пики ржавеют. Наличье пик —
это еще не залог мишени...»
И. Бродский «Письмо генералу Z»

Здравствуй, Постум, черкнУ пару строчек,
Не волнуйся, ответа не жду.
Тишина затянувшейся ночи
Импонирует мрачности дум.

Я - на юге. Кочует, что мцыри,
По вчерашнему миру душа…
Только, знаешь, ни пальм, ни глициний
Нынче нет. И опасно дышать.

Над Ливадией - неба обмылок.
И сугробы - сибирским под стать.
Неожиданно солнце остыло
В живописных когда-то местах.

Столько раз здесь заря затухала,
Оглушенная близостью смут,
И с завидным упрямством металла
Разгоралась и плавилась тут.

Сколько раз неуемные тени
Из пропахших костром мировых
Неизменно тонули в сирени
И амбре от кунжутной халвы.

А сейчас? Разметал по дорожкам
Ветер-дух закопченную пыль,
И пугают друг дружку до дрожи
Занесенной ограды столбы.

…

Отчего же скажи, Бога ради,
Продолжает шмелями звенеть
Концентрация счастья в квадрате
Ветхой рамы на чёрной стене?

Может, круг до конца не доверчен?
Может, друг мой, и это пройдёт?
Поздно, Постум. И arrivederci...
(Неразборчиво) Подпись. И год.

Сидит теперь локти кусает от боли.
Кусай - не кусай, не воротишь счастье. Прельстилась на тряпки, на мех соболий, на миску, на шлейку, на тесный ящик?
Коты его бесят, какая цаца!
Однажды сулил золотые горы.
А я, конформист, не хотел мешаться
и собственной песне вставал на горло.
Пенял ведь, когда собиралась замуж
про Сенькину шапку, про брод и воду…
Я мщу за любимых, но глупых самок!
А месть, говорят, хороша холодной.

Конкурсное, Имаджинариум - 2

«Величайшие события — это не наши самые шумные, а наши самые тихие часы.»
"Так говорил Заратустра" @ Ф.Ницше

Погаснут люстры. Отзвучат литавры
за здравие и счастье юной пары.
Седьмое небо занавес опустит,
и целлофан с прощальным гордым хрустом
заполнит угол дальней антресоли.
Стечет ручьём фата на дно картона
под отголоски марша Мендельсона,
и там останется на годы в сонном
курфюршестве на радость местной моли.
Бечёвка повседневности завяжет
вчера в узлы. Сегодня прочной пряжей
опутает тазы, прищепки, плошки,
кастрюли, лампы, кухонные ножки,
борщи, котлеты, кактус на окне,
портьеры, скатерть, фартуки из ситца,
ЕГО пришпилит острой спицей к НЕЙ...

Великое родится в тишине.
А впрочем, может, вовсе не родится.

Конкурсное, Имаджинариум - 2

Большой летний бал, паратур, которого не было.

Тема 6: Остановиться можно при подъёме, но не при падении (Наполеон Бонапарт)

Верлибры, стансы, сонеты, танку -
Ей рвали крышу Эвтерпы чары.
Везде с блокнотом, как нимфоманка -
Рюкзак и бутер, и «Мама, чао!»

Зигзаги моды? Кроссовки, джинсы -
В автопилоте режим замены.
Ей как Голгофа ваш медицинский
Басе и Бродский - ей Авиценна

Тоска тусовки в попсовых клубах?
А Лорка с Рильке? Камоэнс будет?
На шопинг? Боже, какая глупость!
Ей ближе небо, там дальше люди.

Там кто-то сверху диктуют оды,
Грохочет шифер от монорима,
А на фронтоне сидит свобода
И синекдохи несутся мимо.

Хиазм подкрался унылой прозой,
Неловкой позой, крылатым бризом.
Она сорвалась а-п-о-ф-е-о-з-н-о…
Шагнув за рифмой на край карниза.

Внеконкурсное, типа паратурное

Тема 1: Самый страшный удар тот, которого не видишь (Майк Тайсон)

Во что не веришь и чего не ждёшь,
Приходит неожиданно, как возраст,
Как притаившийся за дверью дождь,
Грозой внезапно разорвавший воздух,
Как в зеркале чужая седина,
Как эхо стен оставленного дома,
Как рухнувшие планы, как война,
Врастающая повседневно в норму,
Как пропасти воронок в поле ржи,
Как рвущаяся нить багровой ткани,
Как привыкание, вхождение в режим,
Как истощение от частых привыканий.

Все то, что не случится ни за что,
Ни под каким предлогом, априори
Ворвется в мир как ошалевший шторм -
В идиллию безропотного моря.
И ты несчастный, жалкий, сбитый с ног,
Едва готовый к жестким переменам,
Поднимешься и сам, вдруг став войной,
Узнаёшь и себе, и жизни цену,
Научишься терпеть и рисковать,
Обьешься пудом соли, фунтом лиха,
И, смерив чувством локтя вес словам,
Оглохнешь, если снова станет тихо.

Несостоявшееся, паратурное

Тема 7: Лучшее лекарство от всех недугов — соленая вода… Пот, слёзы и море… (Наталья Варлей)

Необъятная пустошь между мной и тобой,
С неизменным упорством точит камни прибой.
Точит камни, неспешно превращая в песок,
И качается нежность у воды полосой.
Удрученно вздыхая, навевая печаль,
Запоздалую стаю провожает причал.
На границе молчаний даже чайки немы,
Вот и мы не скричались, не состаились мы.
Беспросветные мили, кораблей не сыскать,
Нас как будто забыли на развалах песка,
Я - кристаллик из соли, ты, наверное, снег
Или что там искрится на другой стороне?

Море пену беспечно унесёт в ритме волн
От невстречи к невстрече, от неё до него …

**********

Синей массы лавины гонят волны, бубня,
Не стянуть половины из тебя и меня,
Бесполезно пытаться, мало толку стенать,
Глупо ждать репараций, если наша война -
Битва двух побеждённых, двух согласных на плен,
Мы, как два медальона в пастях разных мурен,
Нечитаемый номер безразличьем набит,
На двоих - оба жертвы. Кто пошёл на гамбит,
Несущественный фактор, плюнуть и растереть,
Ржа - безжалостный фатум запасных якорей.
Наш удел - бесконечность, бездна, дно, забытьё …

От невстречи к невстрече, от него до неё,
Нервно пенясь, по пирсу заунывно стуча,
Море не впечатляло в роли чудо-врача.

Внеконкурсное, больше-летне-бальное, навеянное диспутом в «Башне».

Тема 5: Ты не понимаешь, о чём говоришь. Колибри — это не просто ещё одна какая-то птица. Ритм сердца — 1,200 ударов в минуту. Их крылья делают 80 движений в секунду. Если ты заставишь их прекратить махать крыльями, они умрут меньше, чем за 10 секунд. Это не обычная птица, это офигенное чудо! Они замедлили движения их крыльев на пленке, и знаешь что они увидели? Кончики крыльев выписывают… Ты знаешь, что значит знак «8» в математике? Бесконечность! ( Загадочная история Бенджамина Баттона)

Мир повернулся боком. Право идёт налево.
Каждая - королева, каждый - прообраз Бога.
Двигайся чаще, резче, не поддавайся страхам.
Вместо Иисуса - Раху, в кончиках пальцев - вечность.

К черту - потом, сегодня смело доверься ветру.
В медленном ритме ретро не ощутить свободу.
Новое утро - праздник. Есть несомненно риски,
С добрым бокалом виски - даже урод прекрасен.

За равноправье ратуй! Кто-то ровней, так что же?
Сделай себя моложе - рОвней античных статуй.
Правило «фокус-покус»: стань современным Кантом,
Рой в закромах таланты. Время диктует «в ногу».

Дергай за хвост удачу. Жить никогда не поздно.
Сердце настрой на космос - выше, быстрей, богаче.
Стань гражданином света: Африк, Европ и Азий
К псевдо- прибавив квази-, пост- замодернь на мета-.

Птичкой колибри рея, бейся в бреду конвульсий,
C каждым ударом пульса, не становясь мудрее.

Внеконкурсное, для несостоявшегося паратура большого летнего бала.

Тема 4: “Она чувствовала ритм тяжелого вечера, который был зачарованно-медленным, как пульс глубоко и спокойно спящего человека” ( Эрих Мария Ремарк)

Разлохматила ночь кроны тиса , ругнувшись грубо,
Занавесила окна, откупорив пробки баров.
Потекла по брусчатке горочным потоком румба,
Заливаясь от смеха подвыпившей кукабаррой.
Пряный запах сигар развалился на спинках кресел.
Кальвадос, кастаньеты, гитары звенящей голос.
Я искала его. Он был молод, красив и весел,
И, что самое важное, только сегодня - холост.
Он шептал мне на ухо «Mi bella», сверкали зубы.
Почему-то лишь зубы мне врезались крепко в память
Что же после? Кружение алых воланов юбок.
Ярких бусин полёт. А потом все пошло кругами.
Сколько лет пронеслось? В этот южный портовый город
Я примчалась погреть как-то летом на солнце кости.
Мне давно не семнадцать, и ящик моей Пандоры
Заколочен крест накрест, а ключ провалился в осень.
Я бродила вдоль лодок, читала, зевая, прозу,
Заливала в себя кубометры воды из шопа,
Задыхалась от запаха спеющих абрикосов
И ждала приключений скучающей Пенелопой.
Дождалась наконец, были зубы и сангрий ящик,
Ча-ча-ча до утра и бренчащей гитары стоны.
Он был точно таким же шикарным мачо,
Я была его музой, мибеллой, испанской донной.
В этот раз все закончилось, мягко сказать, провалом -
Я лечусь третий месяц, профессор мне вынул душу,
Из-за столь неудачно-прошедшего карнавала
Я опять потеряла шестого по счету мужа.
Но ночами мне снятся каскады румяных яблок,
Кастаньеты стучат и паэлья шкворчит к обеду,
А зубастый Гонзалес, Диего, а может Пабло
Шепчет томно: «Mi bella»…
Поправлюсь - опять поеду.

- Пошли - говорит.
- Ничего не бойся! - и руку, смеясь, берёт.
В труху разлетается вражье войско под клич боевой «Вперёд!». И я, в кулаке зажимая волю, вцепившись в него клещом, шагаю почти бородинским полем. Пылают пионы щёк от смелости, мощи, от чудо-силы, звенящей в его словах…

Как много чудесного мне приснилось, когда я с тобой спала!

Под мягким нажимом сдавалась крыша, срываясь со звёзд-болтов. И ты на глазах становился выше, к любым виражам готов. Над нами китом извивался космос, взрывались комет хвосты. И я, как была, из пижамы, босой, ныряла в густую стынь.
Потом шли к востоку на запах гари, где жаркий дрожащий шар остовы поверженных мнимых Нарний, сощурившись, освещал. Там пальцы тонули в нутре из ваты и пуговиц взгляд твердел. Наш мир исчезал под сатином мятым, а сны рассыпались в мел.
И мама, поправив подушки угол, с улыбкой звала: «Пора!», и в штопаном пузе скрывала клубы ночных одиссей дыра.

Мой плюшевый друг, потерявший форму, прошитый сто раз насквозь, лет сорок прошло, но я точно помню, как сладко с тобой спалось.

Конкурсное по картинкам

Когда тупые ножницы судьбы
Красотка в кимоно приставит к горлу
И вместо «будешь» замаячит «был»,
Не оставляя времени для торга,
Когда зловеще заскрежещет сталь,
А кровь внезапно превратится в воду,
Когда глаза залепит чернота,
И вязкий, как повидло, спертый воздух
Польётся в искаженный страхом рот… —
Проснись. B кошмаре — выход там, где вход.
Под бок, поближе подкатись ко мне
Уставшим биться в судорогах телом,
И одеяло, полное камней,
Наполнится нежнейшим пухом белым.
Про красоту, про взлет бровей скажи,
Скажи не раз, не два — запутай духов…
Молчишь? Тогда смотри, как хлещет жизнь,
густея, по щеке стекая в ухо.

*Кутисакэ онна (口裂け女) – призрак женщины, которая была изувечена и вернулась как мстительный злой дух. Подходя к человеку, она спрашивает у него: ""Ватаси, кирей? (Я красивая?)", при этом ее рот закрыт маской. Если ответить "нет", она заколет человека ножницами до смерти; если же ответить "да", то она снимает маску и спрашивает: "Коре демо? (А теперь?)". Если ответить "да", то она ножницами разрезает человеку рот, чтобы он стал таким же, как у нее. (Японская городская легенда)