Свечи этих событий уже не задуть,
Не продуть черепа телевизорным вздохом,
Не собрать под коврами случайную ртуть:
Испарилась она в альвеолы эпохи.
Ни одну из разрушенных хат не забыть,
Ни улыбок с гранита, где выгорел прапор.
... Или тех, безымянных, которых отрыть
Не найдется ковша - только клювы и лапы.
В паутине вьюнка, спорыша или мин,
Под замедленным взрывом семян и соцветий
Всех когда-то найдут. Не простит ни один.
Даже дети его. И детей его дети.

Когда над родиной кипучая гроза
И яблони сажают мимо сада,
И мимо мухи мчится стрекоза
(Ей микросхемы, а не мухи надо;
Она рассыплется, воспламенив закат
Там, где зевает тигр - не полосат
И спит карась - не скользкий и не желтый;
Едва скрипят задумчивые болты -
И ржавеют. И больше не скрипят,
А скрепы порождают скрепенят...) -

Тогда пора народу просыпаться,
Пора народу лидера призвать
И выбрать президента, чтобы яйца
И доллар перестали дорожать.
Чтоб не во снах росли мясные фарши
И сало проплывало в облаках
Куда-нибудь в Финляндию и дальше,
Оставшись солью - вкусной - на руках.
Пора покончить с этим наконец,
Избави, Господи, от истины изб'яной,
А за кордоном треснул цвиркунец,
Да так, что и кордон трещал, натянут...

"Я - баллотируюсь. Вмазаев! Николя!
Сбираем подписи. От рая до кладбища
Богата подписантами земля.
У нас, в аду, уже почти что тыща".
Вмазаев предварительно налил:
" Но конкурент - серьезный харизмат:
И харя есть, и мат.
И - рецидив.
При рецидиве не меняют таблетосы". -
"Он что, один?" - "Да нет, как будто много:
Один бульдог и блохи на бульдоге.
Так автократии обычно плодоносят.
А блохи - лают. Кстати ли, некстати..." -

"Побочные эффекты автократий", -
Добавил Николя, потупив взор.
" Ага, подлец, опять послушал Шумных? -
Плеснул Вмазаев. - Ну, за шибко умных! "
Друзья на перекур выходят в сад.
"Кто выдвинул его?" - "Активный Жоба". -
"Про Жобу шутки будут невпопад,
Мы - приглашаем Валентина Зад,
Пусть выдвигает сдержанно и строго". -
"Хороший ход, я бы сказал - гамбит,
Но постиронию не всякий оцен'ит". -
"Оц'енит, блять!" - "Простите, блять, оц'енит". -
"А что там с девочкой, что оправдила ценник?" -
"Сидит".

Вдруг участковый с кирпичом лица,
Слоновой поступью, ломая древо...
- Вы что тут распизделись без конца?!
Устал я слушать справа, слушать слева.
- Мы ждали вас, наш зритель, наконец!
Здесь ради родины и ради интереса
Экспромтом разыграли пьесу
"Хороший русский или цвиркунец".
Понравилось ли вам? Видна ль эпоха?
Нерв времени сумели угадать?
- Ну, знаете... за рюмкой бы неплохо
И реплики, и роли разобрать.
Тем более, у Валентина Зад
Сегодня день рожденья. Вечер длинный.
Что если пьесу дальше разыграть,
В структуру образов всандалив Валентина?
- Участковенко! Шахматишь как Фишер.
Трещит кирпич, и, может, не один.
Вмазаев, лей. В толпе цветущих вишен
К нам - по сценарию - влетает Валентин.

Все - в ожидании. Луна в плену гардин,
И мыслящий тростник алкоголизм колышет...

И вдруг
с двумя 0,7 и куркой магазинной
Во мраке фонарей, в безмолвии собак
(Хрустит и чипсинка, и мировой костяк),
Как в опустелый дом заходит березняк,
Восходит у ворот
созвездье Валентина.

Если ты бесноват, если пена у рта,
Если сушит до самых костей нищета,
Дома - снег и бурьян, в огороде - зола,
Есть в соседних краях для тебя шамбала.
Там такой воробей - пожирней голубей,
Голубянка в траве, в тонкой иве оса.
Будь, конечно, убит. Но сначала - убей,
Побеги, саблезубый, вдоль лесопоса-
Док по минным полям, дождь по милым костям...
Имена всех героев дадим облакам,
Грозовым, нефтяным, кровяным небесам.
Голубянка сквозь дым и сквозь пламя - оса.

Если ты одинок: ни сестры, ни жены,
Если видишь родные тюремные сны,
Где дамоклова швабра, кредитная мгла,
Есть в соседнем краю для тебя шамбала.
Наши дни - взмах крыла, пролетают как дым,
Искупивший долги тотчас станет святым.
А святой, что форсирует реки пешком,
По сомам, по камням, босиком напролом,
Обеспечит вдовицу дровами, углем.
Всей страной обогреем, утешим ее.
И билетами в цирк, и картошки мешком,
И ведром карасей озарим вдовий дом.

Ветврачи травили голубей,
Прилипал бурьян к тяжелым тучам.
Воробей чирикнул: "Не убей."
И упал, как праведник в падучей.
Воробьиный правды злое дно,
У него ни Боженьки, ни глины.
И загробной жизни ни одной.
Только эта. С крыльями едина.

А у вас - эдемы и нирваны,
Мертвых зерен полные карманы,
А в озерах, где бурлит навоз,
Плещутся русалки сероглазы.
И целуют ветврачей взасос,
И к шоферам прыгают в КамАЗы.

Богомол
умирает под гусеницами,
Которые объедают дикую грушу.
Это - хорошие времена.

Под гусеницами всякой военной техники
богомолы почти не умирают:
чаще - от взрывов, пожаров, снарядов.
У криворукой груши -
скошенной и обгорелой -
лежат. Пепел полыни и оотек -
неподвижен.

А что же гусеницы?
Успели - окуклились.
Не успели - ржавеют. О торжестве жизни
сложно что-то сказать...
Даже павлиноглазки
весной
не скажут.

Три старушки
на скамейке
говорят о внучках своих.
За словами про детский сад -
тишина о смерти,
куплетик
о жизни после себя.

Две девочки лет четырех-пяти
порхают, словно боярышницы,
от железной трубы детской площадки
к железной трубе
детской площадки.
Падают и смеются.
И вдруг
превращаются в двух боярышниц;
облетев зачем-то старушек,
ныряют в сирень.

А за ними - куплетик
о жизни
после себя.

Как далеко стреляет Гиацинт
Какая дальность выстрела Пиона
Так сколопендра любит скорпиона
Берет живого возвращает цинк
Цветет цикута Приезжает цирк
Привозит обереги да иконы
И слезы на глазах у солдафонов
И сланцы на ногах Об этом цыц

Не привноси в героику неловкость
Не токмо сланцы кеды и кроссовки
Зато в сердцах отечества кварцит
В домах ракеты а в подвалах стоны
Дрожат и осыпаются пионы
Как далеко стреляет Гиацинт

Дети в школах
важноговорящих,
старики в домах престарелых
легковоспламеняющихся,
пенсионеры в "Группах здоровья
для фотоотчетов",
психически больные в диспансерах,
здоровые, но тревожные
в администрациях, домах творчества
и частных домовладениях;
студенты в лабораториях и тракторах,
экстрасенсы,
тарологи, нумерологи,
домовые, русалки
и православные -
все делают окопные свечи
и талисманы чебурашек-казачков.

Собирают баночки из-под горошка,
как до этого
крышечки из-под Пепси.
Иногда в тишине прорывается:
"Блять, ну когда же он сдохнет..."

И добавляется:
"Однополярный мир".

В клетке побольше
сидел полицейский.
А в клетке поменьше - человек,
которого полицейский
посадил и охранял.
Словно репу и закон.
Надеясь перевоспитать репу в картофель,
а закон и так, слава Богу, дышло...

Клетки еще меньше
не было вовсе, только ведерко
для тех, кто живой.
И книжка о том, как труд
сделал из обезьяны
человека.

В самой просторной клетке -
в ней даже росли баньяны -
гулял бонобо.
То чревоугодничал,
то прелюбодействовал,
то просто смотрел туда,
где кончается клетка

и нельзя угадать,
долетит ли светляк
до Земли.

Никифор Молочков читает Мопассана,
Хоть Мопассан тут вовсе ни при чем.
Клубится за окном верленовским туманом -
С лягушкой, ненюфаром и сычом -
Малютка-жизнь, лишенная порфиры.
Некрасовским ли загнана бичом?..
А там слепень танцует над аиром
И клюквенная морда конвоира
Средь изб бревенчатых сиротским кирпичом
Почудится... Единственный кирпич
На много миль окрест. Энцефалитный
Клещ перекрестится и молвит: "Жизнь кипит,
Но как скучна кирпичная палитра.
Не лучше ль смерть в онучах старовера?"
Толпились в небе тучи. Вечерело.

Жизнь заперев в сарайке ли, заимке,
К Никифору стучится конвоир:
- А кто у нас тут в шапке-невидимке
Поэт, мятежных юношей кумир?
"Иди ты на..." - думает Никифор.
- Сейчас открою, - отвечает тихо. -
Предполагаю, шапка - просто липа,
Раз я, как на ладони, виден всем?
- Ах, даже больше вам скажу, Никифор.
Сел на пятнадцать лет один доцент -
Он то же самое
сказал про скороходы.
Несказочные, видно, времена.
- Со сказочным избранником народа...

- Народ глубок: ни острова, ни дна.
В нем затеряться, что уплыть без весел
За ненюфарами иль щуку поудить.
Хотя... Патриотизм, как старший брат доноса,
Внимательно на каждого глядит.
- Так, значит, донесли?
- Ну ясен пень, Незнайка!
Вдова, которой недодали дров,
Слегка озлобилась. И требует, чтоб гайки
Скрипучие закручивались вновь.
А государство, оценив потуги,
Легко находит меченую дверь.
Бери айфон - и марш на Госуслуги,
Повестку электронную проверь.
Да не боись. Как с интернетом тута?
- Возможно, даст немного Илон Маск,
Но надо к спутнику допрыгнуть на батуте.
- Как будто знал. Спецтехники КамАЗ
С собою прихватил. Все для спецсвязи.
Сейчас прогресс накроет медным тазом.
Пока повестка - в тестовом режиме.
Но жди реальную. А если проглядишь -
Нельзя кредиты брать,
водить машины
И уезжать в Калькутту и Париж.
Ну, для тебя - все, как и было прежде.
Но с отрицательным наличием надежды.

Спецсвязь исчезла. Вместе с ней и гость.
Никифор вышел выгулять страданье.
В речушке от слепней укрылся лось
И шепчет: "Лишь бы не было пираньи..."
Никифор укоряет:
- Что за блажь?
Ее и так здесь не бывало сроду.
Лачугу сносит. Щурясь и дрожа,
Малютка-жизнь выходит на свободу.
А с ней и сердцу стало хорошо.
- Ну что, сохатый, хочешь стих горящий?
Лось почему-то по'д воду ушел.
И вынырнул далеко где-то, в чаще...

Когда на родине Дадажона
цвели абрикосы,
Дадажон не на родине
продавал курагу.
А его Гулдаста рожала.
Родила.
Назвали Россией.

Дадажон гордо поднял дочурку
над замерзшим болотом.
"Я почти русский, - вскричал. -
Только дочь подрастет,
нарожает нам патриотично,
заведем домового...
А то почему-то все чаще
снится далекая мать
под абрикосой в цвету.
В колыбели России тогда
лепестки".
Каждый день - лепестки.

Городок исчез с лица земли,
Выгорели тополи и клены,
А в окопах тени залегли,
Навсегда высматривая дроны.

Очередь застыла, как песок
На зубах, в руках, в глазах и в речке.
Есть еще в зеницах городок,
Но спасать и незачем и нечем.

Маковая дремлет голова...
Первый снег ландшафты обезболит,
Из Алисы вырастет трава,
И прискачет одичавший кролик.

Когда тебя провозгласят верховным
Жрецом, царем и суперклеем скреп,
Попрячутся мышиные законы,
Подорожают зрелища и хлеб.
Раскроется вранье Тутанхамона:
Ведь правда не одна, ты - многолик.
И встретит град-герой церковным звоном,
Как малых деток, гойда-городки.

Так курочка хранит своих цыплят,
Орлица бережет своих орляток.
Ни воровства, ни кумовства, ни взяток -
С любимых нищих нечего содрать.
Стоят березой голой без коры,
Готовы завоевывать миры.

Кончина эмпатии не отразилась на
Синих цветах вокруг дома и серых снах:
Так же цветут и дрожат лет двести...
Труп не найдут в подвале: там света нет.
Света, и смысла, и трупа, поскольку бред
Искать ее, мертвую, где-то в конкретном месте.
Это - единый прекрасный всеобщий труп.
В зеркале каждом, каждом изгибе губ.

Словно по Гангу, тихо плывет в знакомых.
В желтых цветах рушится старый дом.
Из кирпичей выглядывают иконы.
Трупик эмпатии радостно бьет хвостом,
Ибо соседний дом. И не спешит на стоны.
Немного стесняясь, смотрит назад: а вдруг?..
Никто не спешит.
Все хорошо, мой труп.
Это победа. Ты теперь бхагаван,
Легко проходящий сквозь стены, ветра и кожу.
Из кирпичей выглядывает трава.
Не отразилось,
не отразилось на ней. И все же...

Недолго думая, я купил билеты в Узбекистан и пошёл на показ «Бэтмена» тут. Вот так вот я переиграл Запад ©

Пока Отчизна терпит и жирком
То обрастает, то не обрастает,
А в новостях то поп, то военком
Всплывают, пропадают, но - всплывают;
Покуда в лодку заливается бетон,
Наверно, чтоб не сильно раскачало,
А бесполезный кофе импорто-
Подзамещен полезным иван-чаем...
...Но Бэтмен вот - совсем не импорто.
Пускай произведенье чужеродно
И далеко до "Насти" и "Ментов",
Но, чтоб узнать насколько превосходим,
Решили посмотреть. Вмазаев, Николя
И наш поэт - неистовый Никифор:
- Давай, как прежде, все - по три рубля!
- По три не хватит - надо тыщ по тридцать.
- Куда поедем?
- Ну... в Узбекистан.
У нас такое все недопустимо.
К тому ж, кинотеатр очень стар.
Настолько, что отсутствует как зримый
Объект, который можно посещать.
Хотя... Друзья, надежны ль наши чувства?
Возможно - на бумаге - он сейчас
Стоит и оргазмирует искусством.
И кто-то верит, пишется отчет...
- На новоязе тьохкнул соловейко, -
сказал Вмазаев. Николя:
- Вот-вот.
Пора налить, а то начнет про фейки.

- Нельзя бухать - нам скоро в Бухару!
Гугл выдает прекраснейшие виды...
Никифор, кто там правил в старину?
- Хуй знат*, Вмазаев. Может, Сасаниды.
- Ну, на дорожку! И за Сасанидов.
За Сасанидов выпили друзья.
- Аж прояснилось. Бэтмена развидеть
Теперь смогу над Бухарою я.

- За Бухару! - за Бухару налито.
- Вот, Николя, скажи, чем Бэтмен плох?
Подкачан, справедлив, не любит зло,
Растит троих детей и бьет бандитов.
- А православие? И три ребенка - мало.
Как в древности - десяточку рожать.
Пусть из нее троячка выживала,
Зато давали Героиню-мать...

- Шел через Бухару Шелковый Путь...
Ну, за Шелковый! - приняли на грудь.
- Вот Человек-карась. Типяра скользкий.
Всю жизнь в болоте ищет он харчи.
Молчит и терпит. А приходит осень -
В анабиоз впадает на печи.
И спит, любовью к Родине обильный,
Проснуться и заснуть, служа ей, рад.
- Там, на границе, говорят, мобильный,
Крылатый, как додо, военкомат...
- Наверно, на мобильные батальи,
Где крематории мобильные, зовет.
- За крематорий!

В двери постучали...
- Стой! кто стоит, стучит и не идет?
"Хуй знат, Вмазаев. Может, Сасаниды?" -
Раздался за дверями страшный бас.
Все посмотрели на иконостас,
Уверовав со скоростью болида.
И вдруг: "Здорово, мужики!"
- Здорово, Бэтмен!!!
- Что, испугались?
- Нет, конечно, не.
А ты из Бухары?
- Да. Вынужден заметить,
Что вы сегодня не успеете ко мне.
- Что, наконец-то заперли границы?
- Да ну... Зачем туда, когда я - тут?
Щас буду спойлерить. Возможно - в лицах.
Но есть ли рюмка, чтобы заглянуть?
- Бля, обижаешь. Пару сек, сейчас!
Налили Бэтмену, нашинковали сала.

...Заплакал где-то
Человек-карась.
А, может, спьяну показалось.

* Народный ответ на большинство вопросов

Древний житель
прекрасной Месопотамии,
из города Аккад,
глину берет под ногами,
достает из нее косточки финика
и окурки.
Делает табличку
и пишет:
Лагаш - наш.

Шумерской клинописью.
Написал. Посмотрел.
А там - кириллица.

Скорее всего, подкидная глина
Уруинимгины.
Пойду покажу жрецам.

А во храме уже
собирается войско,
приносятся жертвы,
набухают сосцы Инанны.
И междуречье Инанны
с косточкой финика.

*Аккад, Лагаш - города Древней Месопотамии.
* Инанна - богиня любви, войны, плодородия, победы и тд в Шумере.

Несколько лет назад
вымерло несколько видов
ядовитых крошек-лягушек.
Возможно, и несколько дней назад
вымерло пару видов...
Впрочем, ядерных гриб
и гриб подосиновик,
небоскреб и твое стихотворение
(даже "Божественная комедия",
со всей Италией)
через два миллиона лет
будут тоненьким-тоненьким слоем
отложений в земной коре.
Как раз толщиной
с лягушку.

Это если верить, как я,
в человека и человечество.

На самом деле - гораздо тоньше.
И ядовитей.
Как минимум в два миллиона раз.

Это если не верить
в человека
и человечество.

Никифор Молочков в газету "Красный хряк"
Писал стихи о Сартровском уезде:
"Не убран урожай - но хороша заря",
Картошка мерзлая под гроздьями созвездий",
"Солярки нет? Так почитай "Солярис",
"Возмемся за руки и закричим "Асфальт!",
Еще сонет "Просроченная старость"
И триолет "О соевый! О фарш!".
Поэмы философские "Я - фейк"
И "Похожденья генерала Фейка"
Главред забраковал: "Ненужный шлейф:
Встревожатся диванные берсерки.
А наша цель - стабильность и покой.
Мы для того, чтоб буквы не забылись.
Пускай пребудет осень "золотой",
Зафедерясь и зарассеясь.
Тем более...теперь...момент неловкий:
Ты со вчера, поэт, - иноагент.
Представь над нежным хокку маркировку:
Вот так под сумоистом гейши нет.
А, может, есть. Проверить не рискну,
Скрывает облако прекрасную луну.
А ты - высвобождаешься пока что,
Сотрудничество я остановил".

- Постой, постой, а мой псаломъ вчерашний
"Куда бы ни пошел Нафанаил"
Промаркирован?
- Нет. Огромный штрафъ.
Но кто без штрафа, первый бросит камень...
Те, кто не путался в заметках и стихах,
Зависнут в некрологах и рекламе.
И как-то выплатим.
Никеша, извини.
Я бы еще сто лет тебя печатал,
Но островок свободы и хуйни
Стал необъятен.
Вот. Куда пойдешь?
- К Вмазаеву. - Да не, я про работу.
На ферме есть вакансия. Падеж
Грузить, сжигать. Ни смысла, ни заботы.
Вся тленность бытия - как на ладони.
Зп огромная. Но свиньи там - что кони.
Работа для поэта и тебя.
- Подумаю. И все-таки за что мне
Иноагенство? Как-то не припомню,
Чтоб гонорары были не в рублях,
Чтоб я срывал цветы либерализма
И дружбу с англосаксами водил...
Ведь каждый день подкожно телевизор
Себе вводил!
- А помнишь, как пришло пятьсот тенге
За стих про русские осины в Казахстане?
Ты пил два дня. За наш особый ген,
За йети, за Вмазаева, за сани.
Санни Леоне. И возник вопрос
(Ведь у тебя на аватарке - сало?).
Старушки заподозрили... Донос
Альбина Туктасыновна писала.
- Учительница!?
- Да.
- Не ожидал.
Я думал, воспитатели детсада:
Намедни эпиграмму написал
Про детские военные наряды.
Мол, не прочны и не правдоподобны.
И на пилотках - ни звезды,
Как будто в небесах холодных.
Но Туктасыновна, но ты!
Как ты смогла? С таким запасом
Словарным? Может, кто помог?
- Да, говорят, мужчина в рясе
Ей помогал.
- А. Значит, Бог.
Ну, ладно, с Богом. Только снимут
С меня агента - Музу зырь.

Никифор вышел. Безмужчинно
Теперь на улицах. Призыв.
Все фонари налиты мраком,
А за спиной глаза горят.
То ли главреда, то ли хряка...

- Следит за нами Старший Хряк.
И как теперь мне в сердце добром
Убить веселейшие сны?
Где я присел и грязной бомбой
Под дверью Туктасыновны
Ей намекнул, что так не надо,
Что так не должен педагог...
Но из меня - плохой едок.
Да и бомбить зимой
прохладно.

убитую корову
мертвый солдат ведет
следы на траве

как живому ребенку
радуется мертвая хозяйка
глазастой корове
зорька зирка
в сгоревшем хлеву
чабрецом пахнет сено твое
золотая солома
под бок

улыбнулся солдат
среди пепла и снов
на краю села

ветром в тонкой траве прошептал
вот и нет
войны

Под звон колоколов включаю VPN,
А там все чЕрпают, черпАют
Криницы рдл, колодцы дрл.
Охотятся на ян, инь оставляют:
Инь пусть рожает.
Тени в глухомань.
О поколенье-фейк, что будешь строить?
Век XXI вдруг полез в карман,
А там - полынь, цикута и дурман.
Все ароматное, на августе, на крови.
Смертная казнь ползет средневековить...
И задымление лесов, попов, мозгов
Ей только на руку, хотя змея - безрука.
Убил есенина березовый безруков,
Прикончил ртом.
На розовой заре.
А вот еще статейка. Про статью.
И снова про статью. И про доносы.
Смотри, как телевизор плодоносит,
Покуда тростником дрожит Ютьюб.
Патриотическое острое расстройство
Болезным зверем лезет на салют...

Про экзорцизм давай. Ну наконец-то!
Люблю читать такое перед сном.
Жаль, VPN слетает раз так десять,
И подключение от Запада и бесов,
Как жизнь-малютка,
не защищено.

Я гляжу ей вслед -
Ничего в ней нет,
А я все гляжу -
Глаз не отвожу.©

Была ведь земля - взял да на хлеб намазал.
Съел - и не умер. Ходишь довольный, как слон.
А ныне земля летит, словно дрон-камикадзе,
И поет ей над шахтой прекрасный Иосиф. Кобзон.
Приходящий послушать танцует и хлопает так...
Руки-ноги летят по оврагам, кустам и подлескам.
Это только Кобзон, а представьте, что будет под Лепса:
Полетит и пион, и гвоздика, и гроб, и чердак.

В серой зоне дрожат тишина и паук-крестовик,
Тишина - на мгновенье, паук - до зимы, как обычно.
Человек, победитель, герой взят и в плен, и в кавычки.
Под вопросом как вид.
В облаках байрактар и шахид.
И ракета взлетает и падает, это экстаз.
Верещим и ликуем: коровы и люди убиты.
Дай нащупать в земле
хоть один островок трилобита,
Чтобы не утонуть. Потому что земля - возле глаз.
И цветочными ртами, цветами встречает всех нас.
Вон в сгоревших цветах богомол на закат опоздал,
А оглохшие псы почему-то не просят покушать:
Мы осилили плоть - мы б хотели попробовать душу.

И стоят над окопом
пес Лектер и пес Ганнибал.
Но уходят, как только Иосифа врубит сержант.
Тихо, боком уходят, хвосты поджав.
Я гляжу им вслед,
Ничего в них нет.
Отзвуки ракет и овраги с падалью.
Неразрушительно как-то, бесцветно падаем,
Будто никто не летал - ни слезы, ни золы.
Континент устал.

Трилобит уплыл.
Мать глядит мне вслед.
Ничего
в ней
нет.

Полдень - что йог на углях -
на маковых цветах.
Ни одного цветка не сломал,
лед голубянок к вискам прикладывал,
тишину богомолов
ставил на перемотку,
рекомендовал сердцам пастушьей сумки
пустырник.
И - проснулся внезапно.
И заглянул в глаза
Тому, кто срезает мак.

Так начинался август.
Истеричные пчёлы на поздних цветах,
на грунтовой дороге -
зеленые жёлуди,
на заброшенной ферме -
костры.
И возле каждого -
Тот, кто срезает мак.
Тот, кто срезает полдень.

I

вишневый океан днепропетровска
проснулись островки плакучих ив
каштаны освещают перекрестки
луну щипают в озере мальки

как круглый хлеб
неполную буханку
под бледной хатой маковый пожар
а на заборе высыхают банки
в которых ночь душиста и свежа

весь вечер птицы специй добавляли
такую полночь можно закатать
но в банках мотыльки
то затихают
то бьются дождиком над головой кота

II

каракурт и бражник олеандровый
насажденье языкополос
вдоль людей которым и не надо бы
говорить Но все-таки пришлось

промелькнет вдали крымско-татарское
и гадюкой спрячется меж скал
все настройки словно шкуру сбрасывать
все слова привозятся в мешках

лавровишни шепчут ожидаемо
что весне и май и дождик дан
каракурт в покрышке несгораемой
бражник олеандровый в садах

2021

Мистическая бурлеска

Действущие лица:

Борис Борисович Сыч, для друзей просто Бориссыч, глава Администрации Ново-Сартровского уезда.
Никифор Молочков, поэт, временно безработный.
Вмазаев, друг Никифора, знаток истории КПСС и философии экзистенциализма, физрук и трудовик.
Николя, друг Никифора и Вмазаева, учитель физики, патриот и пассионарий.
Участковый, участковый.
Сюзанна Кочегарова, первоклассница.
Сусанна, мать Сюзанны, секретарша Бориса Борисовича.

А также медведь, глухарь, учителя, школьники, библиотекари, журналисты, народ и слониха с ребенком.
Действие происходит в имении Бориссыча "Ново-Сартровский уезд".

Действие первое

Кабинет Бориссыча. Видно, что глава только приступил к работе. На столе коньяк и чашка ароматного кофе, на стене - портрет действующей власти.
Вбегает Никифор с красивым ногтем Сусанны в волосах. Он взволнован.

Никифор. Бориссыч, привет! Надо митинг согласовать!
Бориссыч (бледнея). Низзя, Никеша, в связи с новой коронавирусной инфекцией, низзя.
Никифор. От чисто интереса ради: почему не просто "ковид"? Новая коронавирусная инфекция. Ты ж, блять, не говоришь "ультразвуковое исследование органов малого таза"?
Бориссыч. Мы как раз так и говорим, Никифор. ( Смотрит на портрет действующей власти.) А митинг - нельзя.
Никифор. Так в поддержку же!
Бориссыч. Кого?
Никифор. Действующей власти.
Бориссыч. Ты что, йоб... У меня нет таких денег.
Никифор. Бесплатно. Время пришло. Я, Вмазаев и Николя - все люди надежные. Справки, копии, анализы - со мной.
Бориссыч. Давай взвешивать.
Никифор кладет три больших пакета с логотипом Копейки на весы "Бюрократ-22". Весы показывают 7 кг 350 гр. Загорается красная лампочка и приятный женский голос громко кричит: "Нехватка! Прорыв невозможен!".
Бориссыч. 2 кг не хватает. Я что-нибудь придумаю. Я вам и прессу, и училок, и школьников нарядных - всех соберу. Только поддержите. Маски раздадим, молочковские белые ленты.

Никифор. Лент не надо, хватит белых шариков. И еще два маркера, картон и мужикам для разогрева "Слезу мамонта".
Бориссыч. Сделаем.
Никифор уходит.

Бориссыч. Ничего себе... Что изоляция с людьми вытворяет. Прецедент. Надо отпраздновать.
Сусанночка, позовите ко мне зама начальника департамента по развитию дегенеративной поэзии района господина Ветролинга, обсудим призовой фонд челленджа "Самородки захолустья".
Сусанна (заглядывая в дверь). Так обсуждали всю прошлую неделю, Борис Борисович. Ветролинг еле ходит.
25 рупий - на самородка.
Бориссыч. Мало, Сусанночка. Инфляция. Возможно, поднимем до 27. Зови.

Действие второе

День митинга. В огромных лопухах и маленьких ранетках прячутся медведь с глухарем.

Медведь. Тссс... Главное - чтоб не заметили, а то, как говорится, с меня шкура, с тебя - яйца. Поддержка действующей власти. Как сказал своей, что сюда пойду, ржала - берлога сыпалась. Слышал, что действующая власть с Машуком делает?
Глухарь. Та заебали, скоро вообще жить негде будет.
Медведь. А еще на заводе...
Глухарь. Ну, ладно, ладно, лапосос, дай людей послушать.

Никифор Молочков. Друзья-новосартровчане! Медведь! Глухарь! (Все озираются.) Сегодня мы с вами собрались, чтобы поддержать действующую власть. Действующую власть Республики Уганда! (Становится очень тихо.) В 2005 году президент Уганды внес поправки в Конституцию, и он до сих пор со своим народом. Вы хотите вечно быть со своим правителем?! (Где-то далеко: "Да...") Уганда решила демографическую проблему - это самая молодая страна в мире! Там всего лишь треть населения за чертой бедности! ( "Да!" звучит все сильнее.) Там доживают до 54! Там тепло! (Голос срывается.) Там - слоны!!
Народ. Уууууу!
Николя. Поддержим Республику Уганда! Она нуждается в нашем одобрении. Повторяй за мной!

Николя. Хочешь, как в Уганде
Народ. Уганде!
Николя. Здесь и сейчас?!
Народ. Здесь и сейчас!
Николя. Борись как Ганди
Народ. Как Ганди!
Николя. Мохандас Карамчанд!
Народ. Мохандас Карам... че?!
Николя. Карамчанд, блять.
Народ. Бляяять!

Вмазаев. Мы - с тобой!
Народ. Мы - с тобой!
Вмазаев. Йове'ри Кагу'та Мусе'вени!
Народ. Валерий Капуто Муссолино!
Сюзанна Кочегарова. Даешь угандизацию!
Николя (восторженно). Устами ребенка...
Сюзанна Кочегарова (приходя в экстаз). Уганда, оторви кусок Руанды!

Бориссыч (участковому). Вяжи их.
Участковый. Не могу, Бориссыч. 14 раз бумаги проверил - все согласовано. Надо было страну уточнять. Нельзя даже экскремизм константировать...
Журналисты, которые не поленились приехать, крайне довольны, ищут угандийский след. Толпа ликует. Сюзанна создает в интернете партию и поп-группу ЕБУ, Единство Братьев Уганды. Бориссыч высматривает тех, кто не принимает участие в вакханалии. Вдруг замечает в кустах глухаря и медведя. Они с укором смотрят в его сторону. Хватаясь за сердце, Бориссыч прислоняется к участковому. Участковый, маскируясь, превращается в березу.

Глухарь. Пойдем, наверно, косолапый, в наш лысый лес.
Медведь. Ага. (Плетется за глухарем и бормочет.)
Хочешь, как в Уганде
Здесь и сейчас.

Действие третье

Вечер. Стог сена на берегу пруда. Поют кузнечики, плавают утки. Никифор нарезает колбасу. Вмазаев разливает только что извлеченную из пруда, но все равно не холодную, водку "Слеза мамонта". Николя придерживает одноразовые стаканчики.

Николя. Все-таки классная эта новая водка: то охотишься, то плачешь...
Никифор. И президент этот, Валерий Агуто Миссисипи, тоже классный. Жаль, что у нас такого нет.
Вмазаев. Может, и будет когда-то.
Николя. Ну, за черное будущее!
Вмазаев. За черное. В хорошем африканском смысле.
Друзья закусывают. Мимо стога проходит огромная слониха с детенышем.

Никифор. Вы в Уганду?
Слониха. Да.
Никифор. Оставайтесь! Скоро здесь будет так же хорошо.
Слониха. Рано еще. Вот климат изменится, тогда вернемся. Прощай, Никифор!
Никифор. Прощай, слоны.

Слоны исчезают.

Николя. Ты с кем сейчас разговаривал?
Занавес

16.06.20

Расскажи ребенку,
который начинает жить,
про свою чудесную ракету.
Она быстрее и лучше
многих чудесных ракет
многих соседних стран.
В них, наверное, тоже начинается жизнь
под рассказ о Прекрасной Ракете.
Так обучают детей,
не забывая принцип системности,
доступности и, конечно,
наглядности.
Поэтому когда перезревший ребенок
в воинской части
красит забор,
красит солнышко,
красит траву,
он видит в проруби мирного неба
блестящую рыбку-ракету.
И - улыбается.
И гордится.
Сердцу хочется дальше красить
пески, ледники, океаны,
столицы,
детей
и женщин.
Бежит он, огромный, как космос,
по зеленым февральским травам
на огонек КПП.

Нищета еще сопротивлялась
И бодрилась, покупая сыр.
Яблоня и хата подпирались
Деревянной палочкой. И мир.
И пока что ветви не сломались,
Хата не упала, мир стоит.
Мухи межоконные шептались.
Скромен лексикон: ни слова "старость",
Ни привычного "радикулит",
"Именины", "пасочки", "поминки".
Прелести пугливой суеты.
Капли суперклея на ботинках -
Вот и слезы бодрой нищеты.
Желтый ценник в супербакалее:
Все со скидкой можно переждать.
Видишь ли, отец, и я заклеил.
Но без капель: руки не дрожат.
Это - временно. Любой умел когда-то,
До того, как в сад пришла зима.
Лишь бы посох яблони и хаты
Мокрый снег наутро не сломал.

Для стрекозы, застывшей в янтаре -
Весь мир застыл.
В нем не найдется ловких
Стрекоз на поплавке.
Улов в реке
Окаменел,
не дожидаясь лодки.
И смотрит стрекоза во все глаза,
Из всех фасеток
родственников хрупких.
Но видит то же, что и динозавр,
Малыш в яйце,
глядящий сквозь скорлупку.

...При проведении церемонии заключения брака в торжественной обстановке в помещениях органов ЗАГС не допускаются громкие разговоры (в том числе по телефону), восклицания, смех ©

Сталин был величайшим... Он принял Россию с сохой (варианты: с плугом, в лаптях и тд) и оставил ее оснащенной атомным оружием (реактором, бомбой)
© Варианты: Черчилль, Дойчер и тд

В ходе плановой инвентаризации было обнаружено, что из запасников музея пропала соха, на которой в первые годы советской власти приносили клятву партийные лидеры ©

В год тигра саблезубого Никифор,
Оставив деревенский мезолит,
Стоит один у грузового лифта,
А в лифте грузовом один сидит,
Поскольку он - лифтер. Окончил курсы.
С сантехником и дворником в обед
Мешают Магомета и Исуса
С бурятским Буддой... О, глобальный свет!
В одной каморке трижды Бога нет.
Полезны философские беседы.
Киргиз, бурят, победоросс-поэт...
Но мысль о трезвости,
грядущей за обедом,
Приносит экзистенциальный вред.
- Реинкарнировать нам, что ли, сатьяграху?
Лежачий ли, сидячий хоть протест...
- Оно-то можно, но уволят на..й,
Поэтов, дворников, сантехников - не счесть.
Все пишут и метут. И ставят бойко
То пьесу, то метлу, то унитаз, то мойку.
- А в пьесах не метут?
- Ни в пьесах, ни в стихах.
Стоит иной вопрос: куда талант пихать?
Инсайта и катарсиса не ждите.
Замерзнете - пожалуйте ко мне.
Прокатимся в асоциальном лифте,
Покуда в социальном - места нет.
- А расскажи, как ты чуть не женился.
Хоть посмеемся.

- Запрещен был смех.
Случилось на заре: коронавирус
Нас запер для любви и для утех.
Какие книги только не листали...
Для молодых, для средних и для старых.
Аглая - у нее я был в гостях -
Придумала игру "Иосиф Сталин",
Когда берешь с сохою и в лаптях.
А оставляешь где-нибудь в колхозе,
Без паспорта, средь тощих куркулей.
И говоришь: "Все было несерьезно.
Я коммунизм люблю, а не людей.
Хрущева жди, с ним станет потеплей".

- В сем коробе - рисковые яички:
Доносчик - не куркуль. И пишет, и живет...
- Любовная игра всегда аполитична,
Хотя кто ищет, тот найдет.
Сейчас я не про то. Затейница Аглая
Слегка любила "жесть". Съев белорусский сыр:
"Давай-ка, - говорит, - мы в батьку поиграем".
А после палочки казахской колбасы -
Резвилась в елбасы.
Ну, как резвились... Медленно и скучно,
Как будто голубкам по сорок пять
И, водку шлифонув пивка литрушкой,
Они, зевая, принялись играть.
Вся суть игры: не оплошать ни разу
И сымитировать отсутствие экстаза.
- И что же? получалось?
- Кое-как.
Зато на этом неизбежном фоне
Нам не казался страшным даже брак:
Грядущее узрел - и на душе спокойней.
Отважились. И вот пред нами ЗАГС.
И жрица, в парике и с бородавкой:
"Нельзя смеяться, телефон, рюкзак,
Передвигать столы, шары и лавки,
Запрещено жевать, курить и пить!" -
"А можно что?" - "Венчаться и родить.
Отчизне послужить". Глядим - и правда:
Священник с повитухой говорит.
И комиссар военный курит рядом.
Гостям тем временем буклеты раздают.
"Наверно, с ценностями..." - кто-то догадался.
Не выдержали мы... И кони так не ржут!
Без ценностей погнали нас из ЗАГСа,
Оштрафовав вдогонку. Но зато
Сомы воспоминаний бьют хвостом
На озере души. Любовь свежа доселе...

- Ну, понесло Никифора. Пойдем.
Пойдем пахать, поэт!
Едрид нас в триолет,
Такое рассказал - обед пересидели.
Выходят на парковку. Грустный вид.
Вдруг каждый уловил нетрезвым взглядом:
Священник с повитухой говорит
И комиссар военный курит рядом.
Чур, показалось! Подвели глаза.
Рождался вечер в переулках узких.
Делирий нес друзьям большой рюкзак:
Доставка, господа! Сегодня - без закуски.

I
У Будды ракета застряла в глазу,
Но не пострадала нирвана.
Будда - высокий, он видит внизу
Большие цветы талибана.

Летучие мыши летят из ноздрей,
Пылятся пути Бамиана...
Будда тихонько просит детей
Ящериц спрятать в карманы.

Где-то у лотосных стоп динамит.
Наверно, лекарство от зуда.
Падают камни - а он стоит.
Ненужный
некаменный Будда.

II
На долину нисходит тьма
Серп небесный такой хоть вешайся
Где-то умер сын Патимат
Где-то внук в лагерях для беженцев
Как невестка живет теперь
Страшно думать о том что будет с ней
Или было уже
Матерей
Будит сон будит стон будит зверь

Разве плохо что идол мертв
Разве плохо что мак цветет
Лепестками набит карман
И ты любишь Любишь сама
И пророк говорит люблю
Лепестки тишину вольют
И восславят сердца шариат
Где застрелен твой сын Патимат

III
Под Кабулом головки маков
Бородатые, как талиб.
Перебили камнями запах
Христианско-ракетной любви.
Луноликая стала тише,
Прячет стрелы ресниц в мешок.
Открывает окно и слышит:
Православный сквозит душок.
Неужели ослепли "братья",
Что посольство святой Руси
Охраняют по шариату?
"Домострой" у послов спросить
Не получится...
Гаснет лето.
Запирается белый свет.
Ни Исусу из Назарета,
Ни Пророку в нем места нет.

Сибирский Шри Рамана Махарши
никогда не впадал в самадхи:
зимой боялся замерзнуть,
летом - кусали мошки.
И пышногрудые девы -
гирлянда йони -
не принесли бы Освобожденному теплого риса,
не умыли бы Просветленного
водой из Ганги,
не смазали волосы аюрведическим маслом
с АлиЭкспресса.
Под столетним баньяном,
который тоже совсем не растет в Сибири.
А сколько бы стоила машина дров
из баньяна?
Расскажи, Шри Рамана.
И сибирский Шри Рамана Махарши,
мудро прищурясь, расскажет:
Товарищи!
Кто б ни сидел под баньяном -
дров на зиму не хватит.
Не хватит песка -
чтоб посыпать тропинки.
Не хватит снежка -
чтоб взросла пшеничка.
Зато соцпакет, выходные в мае,
и никогда
не укусит
кобра.
Хоть пять инкарнаций трудись в лесхозе.
Чтоб прошлую жизнь было легче вспомнить,
тебя ожидает все тот же
Трактор.

И расширяется степь лесхоза.
Подобно сознанью.

Энский районный суд Энской области объявил пять инструкций по изготовлению топоров «информацией, запрещенной к распространению на территории РФ»©

Результаты показали, что гигантский бобр, в отличие от современного, почти не питался древесиной и листьями деревьев. Огромный грызун ел в основном плавающие и прикрепленные ко дну растения... ©

Никифор Молочков спокойно пережил
125 волну ковида.
Все потому, что с чесноком дружил
И путешествовал по деревенским видам.
У деревенских видов - грустный вид.
Но если не смотреть на избы да на школы,
На трактор, что у площади стоит,
Посреди лужи; на детей веселых,
Чьи сопли вечны, словно скрепыши,
И с каждым днем, как скрепыши, длиннее,
То деревенские досуги хороши:
Пустеет жизнь, но и бутыль пустеет,
И обе улетают в камыши.

А главное, что свежий воздух - свеж.
Жаль, коллектив стал равнодушно-беден:
Хоть мамонта, хоть поросенка режь -
Не вздрогнет пес, не забегут соседи...
Никеша мыслит в зарослях двора
И вспоминает, как общались прежде:
"Людей до кучи стало не собрать,
Как разрешили собирать валежник.
Все разбрелись. А после - на добивку -
Охоту с луком обнулили вдруг.
Куда ни глянешь - меткая эльфийка.
И гном с валежником. И скрепыши вокруг.
Люблю я старину боготворить,
Хотя и к новым веяниям чуток...
Друзья! К нам возвратился мезолит!
Оставим же в покое бедных уток.
Ждут львы пещерные, гигантские бобры -
Пора из камня делать топоры.

Инструкция. Для тех, кто подзабыл.
Одна рогатина. Один большой кремень.
И ждешь в засаде около избы:
Как большерогий подойдет олень -
Пали из лука! Крепким сухожильем
К рогатине булыжник привяжи.
И вспоминай, как предки наши жили.
И начинай
так жить".

Инструкцию всем разослав в Вотсапе,
Никифор заказал машину дров.
- Эх! Хорошо учителю трудов:
Умею и топор, и валенок, и лапоть...
Пойти к Вмазаеву распить за мезолит?
Но... участковый у ворот стоит.
Тристан Изольдович! И ныне, и всегда -
Как будто ведаете... Орлий взор над нами.
- Твоя инструкция решением суда -
Запрещена. Блять, вместе с топорами.
Державным интересам есть угрозы,
И преступленья множатся притом.
Дров наломал, конечно, в переносном,
Но - наломаешь и в прямом!
Мы всем селом тебе "спасибо" скажем.
И на дровишки переводит взгляд:
- Березы, что топор познали? Как же!
Сам понимаешь - конфискат.
Пока что штраф. И 100 часов работ
На заготовке дров. Без томагавка.

Никифор понял, что прогресс зовет,
Что сердцу ближе городская давка.
Индустрия поймает мотылька,
Зовут, манят огни большого сити.
И снова школа - без трудовика.
Да и зачем он в мезолите?..

- Зачем хоронит дождик в пыль
Угли бессмертников?
Зубами клацает пустырь -
Сто муравейников.

Скрипит Вселенная всю ночь,
Трещит, как деревце.
И в то, что в доме мать и дочь
Уснут, не верится...

Луну надкусывает тьма -
И обе падают.
Я правда дочь? ты правда мать?
Все это - правильно?

- Ты - правда ты, я - правда я,
Все это - есть как есть.
Луну надкусывает зря,
Ведь никогда не съест.

А то, что в доме мать и дочь
Уснут - так водится.
Пускай хоть смерчем ищет ночь
Чернил колодезных.

У пустыря болеет зуб,
Зуб муравейника.
Из угольков огни взойдут,
Цветы бессмертника.

А сердце верит, но, как ты,
Все время вертится.

Ведьмы летают
на метлах,
на перьях,
на мальчиках.
Катаются ведьмы на свиньях и на козлах.
Инквизиторы ночью
видео с ними скачивают,
Сжигают бесовок в святых
неуемных снах.

До рыжего пепла,
до ржавой травы над кручами
(Белена сероокая вырастет из золы).
В эти мгновения -
с лучшими или худшими? -
На окраине мира
заговорят козлы.
Сразу в церковь, конечно. Но отче - нетрезв в обед.
За козла в лучшем случае зубы выбьет.
Как полоска заката, выбор сужается... Вот и нет.
Не успеешь спросить, для чего и закат, и выбор?
Маячок-светлячок без возможности обладать.
Стала теплой вчера ледяная вода
И тяжелой - одежда. И, ветром схвачена,
Видит ведьма: внизу побежали дачники
К некрасивым любовницам. Вечер снимал
Инквизиторам новый материал,
Да затерялась в пыли
короткометражка.
Потому что и вечеру стало страшно.

В каждой женщине вдруг
появилась она
(Да грядет многоокая белена).
Исчезала со смехом,
звенящим высОко.
И пришла многоокая.
Где деревня - пустырь, где поселок - зачистка.

С кем козлу говорить?
Так вот
и разучился.

I
#НаконецТоВыходные

На золотых углях заката
Дымился облачный шашлык.
В американской Кока-Коле
Тонула русская пчела.
И мы смотрели виновато,
Как будто проглотив язык...
Напитков русских дать ей, что ли?
Но водка обожжет крыла.
Китайской палочкой достали:
Лети, спасенная пчела.
Туда, в березовые дали,
Где от лесов теперь - зола:
На благо Родины трудились,
Но выгорание случилось.

II
#ТренюСкорочтеню #Саморазвитие

Вот Конституцию листаю...
Повсюду там мои права:
Поститься днем, молиться ночью,
Под вечер тихо петь псалмы.
Я о другом и не мечтаю.
Ты, Конституция, права:
Над каждой светлой, мудрой строчкой
Трудились лучшие умы.
Актеры, лыжники, министры,
Епископат, патриархат,
Певцы, боксеры, дзюдоисты,
И фигурист, и космонавт.
И археологи вот-вот
На бересте отыщут МРОТ.

III
#Усотрудницы #Воитель

Татьяна в ухо жарко дышит:
"Куда спешишь, как Талибан?*
Ты задержись, как Приднестровье,
Побудь, как Сирия, во мне".
Но алкоголь расслабил мышцы.
О изнурительный капкан!
Зачем бесцельною любовью
Нам заниматься в тишине?
Как вдруг...во мне воззвали предки:
Очнись, мужчина-славянин!
Татьяна - что? Борщи и детки.
А ты - воитель. Спи один.
Как будто снова молодой,
Как будто в армии отбой.

*Запрещено в РФ

IV
#СмотрюЛюбимыеПередачи #Саморазвитие

Там на неведомых тропинках
Следы невиданных зверей,
И балаган для зоофилов,
И много грустных черепах.
А пляшут вовсе не лезгинку.
Все яростней, лгбетей
Книжонки, радио и фильмы
Крадутся детям в черепа.
Там штангу жмет штангист-трансгендер
Среди своих другоподруг.
Увидел бы тебя Джо Вейдер...
Ни ценностей, ни Госуслуг.
На Госуслугах, кстати, нам
Доступно порно. Честный срам.

V
#ИсноваРабота #Воитель

Правитель знал, как Македонский,
Своих воителей в лицо.
Но с первым лучиком маразма
Спросил: а нет ли балаклав?
...И лучик становился Солнцем
Под звон веселых бубенцов.
Что ни рассвет - сбегает разум,
И потому закат - кровав.
- Главнокомандующий отче,
Позвольте, значит, доложить:
Нет ничего. И это точно.
Но есть условия, чтоб жить:
Библейский день хлебов и рыб.
И балаклавриат открыт.

В этом пузыре - тихо на заре,
Чистотел под яблоней смотрит сон.
Совка на коре и вода в ведре.
И корова пьет. Вот и все.
Воду я ношу. Воду носишь ты.
Сушим мы траву в теплом пузыре.
Хорошо, что Бог дал ведро воды.
И корову дал. И жучка в ведре.
Я жука спасу: воду вылью в сад.
Снова принесу. Пусть корова пьет.
Но в ведре - луна. Все лучи дрожат...
Как ее спасти? кто ее спасет?
Вот и не спасли. Завтра скажет мать:
"В молоке вчера видела луну..."
- Да не может быть. Надо накрывать.
Их сейчас - как мух. Чувствуют весну.

Где два пугала станут во имя мое -
Там огород и подсолнух.
Там паучок все, что надо, сплетет
Меж чердаком и солнцем.
Но два пугала делят подсолнух и мед,
Разделяют пчелу и жало.
Может, они - не во имя мое?
Может, пугать им - мало?

Черной рекой волновалась земля,
Расцветая желтым и розовым.
Пугала делят страх воробья,
Пытаясь казаться грозными.
Черно-белая боязнь сорок-ворон,
Деревянные руки машут...
Не пугают они. Им самим станет страшно,

Лишь зеленой гранатой взорвется бутон,
Запоет дальний голос
про август вчерашний,
Скрипнет клен.

Береза, девушка из досок,
Ты не смотрела фильм "Пила".
Грустит есенинский подросток.
В дупле нетронутая мгла.

Бредет зверье полуживое
И голосит: Пожар! пожар!
Уйдет огонь - придут с пилою.
Береза-девушка-товар.

И не важна теперь жизнь белых,
Жизнь хвойных - тоже не важна.
Свети сюда, фонарь горелый:
В завалах жизни перезрелой
Есть пульс. Ладошка зелена.

На улице Карла Маркса, который написал "Капитал",
Купила Клеопатра квартиру за маткапитал,
Полкухни - за маткапитал, остальное - в матипотеку.
Немного ведь надо, чтоб вырастить человека,
И многое надо, чтоб было выращивать где.
В свете этих событий финансы пошли по воде.
В христианском отечестве это - Исусов парад
В честь великой победы: изгнания бесовъ во адъ,
Но сперва - в санкционных свиней,
колбасу, тушенку...
Клеопатра грустила одна, а теперь с ребенком.
Суть тоски не меняется, лишь глубина и объем.
Не слетает цыпленок
с вершины зарплаты в бульон,
Не плывет и горбуша. Но сходит лавиной кашло:
Видно, армия сына превентивно взяла под крыло.
Клеопатре на майские снится пустой генерал.
Он гремит отовсюду: "Кто
тебя так
назвал?!"
Просыпается, бледная, смотрит в рассветный туман,
Будто чувствует август, за которым -
октавиан.

А коні де?
Лесь Подервянский

Никифор Молочков( вы помните: Аглая
Его на свинотерапию позвала)
Уже недели две влюблен не просыхая,
Уже в костре любви виднеется зола...
В окно ползет февраль, и умница Аглая
Любовнику на ушко говорит:
"Я завтра поросят, наверно, сосчитаю,
И, если съели пять, тебе пора валить".
Никифор даже рад, но шепчет: "О Исус,
Разлуку б пережить... Аж зубы разболелись". -

"Ты не отлынивай - когда еще дождусь?
Давай на посошок". Наутро - страшный флюс,
Похмелье, скрип полов, крик петуха и серость.
"Аглая, что творишь?! Поэтова щека -
Как у известного щекастого зверька:
Опоссума, бобра, бурундука..." -

"Ну, дальше не рифмуй. Дай посмотреть. А че?
Там в зубе мог бы жить бурундучок:
Дырень такая - хоть таскай орехи...
А кунилингус точно не при чем,
Ты зря на женщину невинную наехал". -
"Так что же, надо рвать?" - "Немедленно и срочно:
Сначала зуб гниет, потом и голова.
Умрешь, как многие поэты, в сорок два,
Но не от пули и любви порочной.
От дырки в зубе. Верх самоироний.
Настолько верх, что даже перебор".
Никеша закричал: "Карету мне! Где кони?"
Побрился - и махнул через забор.
Бывай, Аглая!" - "Ну бывай, гепард.
До лета не звони - я буду спать".

До лета далеко, а вот больничка - близко,
Но тяжело переступить порог.
Там стражница со взглядом василиска,
В глазах то серп, то молот, то совок.
Никифор пальцем указал на флюс,
Достал снилс, полис, паспорт, снюс.
Снюс спрятал, остальное - предъявил:
"Что, Гиппократ меня благословил?" -
"А нам что Гиппократ, что Герострат -
Прививочный давай сертификат.
Здесь - новый штамм, угроза всей земли,
Из Индии пришел. Но Спутник-V..." -
"Послушайте (на бейджик смотрит), Люда,
Из Индии к нам шахматы пришли,
А остальное все - отсюда.
Не по душе мне ле спютнИк юи,
Раз на французский перешли так скоро...
А если буду помирать? в крови?
к несчастью, трезв, но все же - под забором?
А если там, в вакцине, микрочип,
Придуманный владыками земными?" -
"Ты языком манту тут не мочи,
Иди и прививайся с крепостными,
С бюджетниками то есть, Бог прости.
Так уважаемых людей назвАла...
Перформанс за еду, за рубь в горсти.
Уволят всех.
И курс Амоксиклава".

Никифор вышел как в немом кино.
Казалось, что смотрели даже стены,
Как рухнуло системное... оно
На человека вне системы.
Но, слава Богу, сунула Аглая
В карман бутылку и в газете "Светлый путь" -
Два огурца. Никифор принимает.
Еще. Еще. Теплеет сразу грудь.
Встречается глазами с полисменом.
Тот - отвернулся. "Что не вяжешь, брат?" -
"Лечи свой флюс. И у тебя, наверно,
Случился на душе сертификат".

Глаза твоих болот распахнуты опять.
В зрачках твоих болот - березовый скелетик.
Обьедена листва и косточки дрожат -
Что крестики зимы над ноликами лета.
Как будто пожалел разнообразный мир
Сквозную белизну: сосну поставил рядом.
Чтоб пахла хвоя днем болотными костьми
И принимала в ночь огни коконопрядов.

Заглянет кто в тебя?.. Во мглу кувшинок сонных.
Нет даже воробья - в болотах он бетонных:
Трясина не страшит, когда берет в толпе.
А у тебя змея не сбрасывает кожу,
Бревно торчит в глазу. С коленом женским схоже.
И клюквенную кровь находит в нем слепень.

Весна нагрянет безымянная,
И будет литься дождь слепой.
Во тьме нашептывать бурьянами
И пустырями за спиной.

О мать-и-мачехе и ща'веле -
Цветы и листья холодны.
О кипарисе, что общается
С кирпичной кладкою стены.

Скребет по черному, по белому.
И озаряется стена,
Пока во сне играет дерево
В кресты и нолики окна.

Там человек сгорел!
А. Фет

Новый Иона родился, но вымер кит,
И потому Иона глядит на Стикс.
Вера его глубока, вера его бездонна.
Стикс протекает рядом, в пустом квартале,
Рыба большая сегодня не проплывала -
Завтра, наверно, будут мегалодоны.
Только Господь ни о чем не просил Иону.
Может, в одну Ниневию пророки не входят дважды...
Глупо быть книжным, глупо и страшно - бумажным.
Новый Иона ищет вдову в кафе,
Перед глазами - Мо'сул в тени Игила
(Что-то из этого запрещено в рф),
Рыба большая не покидает ила.

Новый Иона пылает во тьме любовью.
Раскроет вдову - не похожа на пасть китовью.
- Наверное, ты глотаешь людей не сразу.
Слышит Иона, слышит немые фильмы,
Дым выдыхает - палают покрышки в Киеве,
Мудрый Иона женщиной гасит разум.
Наутро провидец зол, бесприютен, сер,
Чувствует, как запрещается он в фр,

Как вырубается лесом густым в рф,
Как вырезается слово в его строфе.
Снова чернеет дым и стреляют в Мосуле.
Новый Иона кой-как дотянул до осени,
Бегал во храм: посмотреть себя на иконах,
Вспомнить себя... Но пишут везде Иова.
И когда в мертвых водах встречал его мертвый кит,
Новый Иона был просветлен и тих:
- Там каракурт сгорел. Ни за что ни про что. В покрышке.
Кит понимает -
Мертвые лучше слышат.
В ночь запрещали слова, загоняли овец в загоны.
Но и тогда никто не воззвал: Иона!

I
время радости

На дорогу падает столб.
Он - деревянный,
она - грунтовая.
Прихорошилась подорожником так -
хоть к закату прикладывай,
хоть к рассвету.
Все естественно, все прекрасно,
кроме деревни в веснушках инцеста
и электричества.
Последнего, впрочем,
уже и нет.
В черные окна,
моя грунтовая сестра,
бьется время веснушек.

II
цветение

В шахматном зале
только кактус внимательно смотрит
игры детей.
Тренер, с тех пор как приехал,
глядит на сосны в снегу.
Снега все больше
(жизнь - отдаленная проходная),
сосен - все меньше
(незащищенная проходная).
Кактус цветет, как ребенок,
случайно
поставивший мат.

III
песни любви

На чердаке
голуби песни любви поют.
Замерзают зимой,
умирают зимой,
высыхают трупики-лодочки
в неглубоких озерах помета,
летом настолько легки,
что сквозняк на "волнах" их качает.
Под густой паутиной
оптического волокна.
В паутине, естественно, мухи
песни любви поют.
Замерзают зимой,
умирают зимой,
высыхают трупики-лодочки,
и сквозняк по углам их разносит.
А внизу, в глубине,
то смеются, то плачут дети,
люди делают дырочки в стенах,
цепляют полочки.
Люди делают все,
лишь бы песен любви
не запеть.

И мне пора туда, где по тропе
Нельзя пройти, не встретив паутины,
Цветущий клевер не сорвать без пчел.
Там есть карьер за серым пгт:
Лазурь воды и море белой глины.
Там лепит бог. И кто-нибудь еще.
Там лепит бог людей и что-нибудь еще,
А кто-нибудь еще - кого-то и похуже...
И мне туда пора по высохшей росе.
Перелепи меня в кого-нибудь еще,
Серебряным комком - в чернеющие лужи,
Обугленным дубком по лесополосе

Пошли меня блуждать. Без помыслов и вер.
В примерочную шкур и песен лебединых -
Так создаешь людей, глазницы залепя.
На ощупь чтоб они искали твой карьер,
В котором мы с отцом немного взяли глины -
Деревья побелить.
И встретили тебя.

Ты - кто-нибудь еще?
Под проливным дождем
Мне белые ручьи босые ноги лижут.
И говорит отец:
"Пойдем домой. Пойдем".
Все дальше говорит, а слышится
все ближе.

Малая горлица, сердце старого тополя,
Почему не стучишь, не бьешься, качая кровь?
Сердце дерева - в кроне: просто найти-прихлопнуть,
Тяжелей отыскать человеческое под корой.
Человеку кукушка на ушко шепнула: сто.
А он умер в каких-то тридцать с копейкой звонкой.
Малая горлица,
вечность одну постой.
И забейся опять -
пусть листва зашумит в ребенке.
Расскажи тополенку юному что да как,
Что и радуга в небе
годовыми кольцами будет.
Про опасные и безопасные черепа:
Над землей, под землей.
Да на дверцах электробудок.

На тихой реке, что поет века,
Нет ни парома, ни челнока -
Только рыбоохрана.
И впадает речушка Облрыбнадзор
В речку побольше Госрыбнадзор
Имени Океана...

...Не знает ни рыба, ни рыбаки.
Пронумерованы червяки,
На мотылях - печати.
Но не рыбачат ни люди, ни боги.
Помнят карасиков детские ноги -
Вышел приказ "молчать" им.

Ноги молчали и знали: все зря.
Справку купили на глухаря
И ружья купили, но
Только ступили в нехоженый бор,
Видят: на первой сосне - леснадзор,
А дальше все - спилено.

- Вы на охоту? Разуйте глаза!
Глухарь нерестится. Сегодня - нельзя,
После отела ждем вас.
Как раз борщевик поднимется тут,
Укусит то место, откуда растут...
Ноги, не лучше ль дома?

I
В том же ведерке те же караси,
Одна и та же вечная рыбалка.
И неудобно щуку попросить,
И карасей непоправимо жалко.

И карасей, и карпов, и каспаров...
Прото'птером глядишь ли, протопте'ром,
Как солнце дышит озером и паром,
И пылью с плавников твоих. Затерян

Соломиной в иголках. Тонок злак.
Натянуто молчанье перепелки.
Несешь домой две удочки и мрак.
Все тот же мрак в сияющем ведерке.

II

О Боге думать легче, чем собрать
Чабрец, и астрагал, и конюшину.
О Боге-питекантропе, что брал
Неандертальца снежную вершину.
А впереди - ступенька или пик?
За ним, наверно, можно отдышаться...
Вперед ногами отошел ледник,
И моногамия сжимает яйца.
Так вот она, разумная любовь,
Разумный хлеб, плетеная корзина.
Прими меня обратно, бонобо.
Как дважды не возмешь одну вершину?
Не я сорвался с пищевой цепи.
Еще скажи "не прыгнуть дважды в Конго"...
Потише, Бог, твоя планета спит.
Планете завтра продавать монгонго.

II

Проводит он ладонью по воде -
Скриншот готов. Осталось только лайкнуть.
Жать на сердечко? Так оно везде,
Особенно когда слетелись чайки.

А если Землю осчастливить так -
Вулканы и вода сотрут живое.
Так нравится иль нет? Висит пятак,
Сквозь ветви тута кажется луною.

Наверно, водомерки все решат,
Когда посмотрит он на водомерок
И вспомнит сына самый первый шаг
По водной глади. Нравится безмерно.

Махараджа сказал, что макароны
По-флотски - наша скрепа и прасад.
И белый Нанди глянул изумленно,
Ступая в бесконечный черный сад.
Матанги не вкушают пеперони,
Не поднимают в небо мутный взгляд,
Иначе принесет гирлянду йони
И всем отвесит кшатриев отряд.

В твоем роду бывал ли кто недобрым?
Когда ужи вползали в шкуру кобры?
Все чаще - под колеса прямиком.
Но век грядет - кармический коллектор,
Тонирующий недочеловеков.
Чтоб сверхлюдьми казались за стеклом.

Подсолнухи глядят на скифские курганы,
Во все глаза глядят, о Солнце позабыв.
И Солнце бы могло... подсолнухи забанить,
Случись простой звезды обыкновенный взрыв.
Но - рано. Семь часов. А есть и слабаки,
Которые растут из семечек поганых.
В безветрие дрожат, бледнеют лепестки.
Они - как зеркала. Светило в них заглянет,

Увидев и себя, и то, что не дозреть
Ни желтоглазым здесь, в тени, ни желторотым.
"А как растет курган?" - "Курганы сеет смерть.
Они не прорастут. И вы - не прорастете.
Но я еще вернусь и дождь придет некстати,
Когда падут зрачки довольных ваших братьев".

...И курица, как прочное начало,
покинула кастрюлевое дно.

Следят следы, утаптывая в грязь
( и никому до этого нет дела)
упавших вниз снежиночных зверят.

Но чайника отколотая накипь,
как бог войны...
Я обернусь у самого порога,
а кость в тарелке смотрит мне в глаза.

Яна Виноградова ("Шаги")

Никифор Молочков, чуть лодку раскачало
(Но телевизор бедность победил),
Немного отошел от женского начала:
На сладких курочек он взоры обратил.
Поскольку, если дожил до седин,
Но хочешь оставаться Молочковым,
Не выручит тебя серотонин.
Должна быть пища легкой и белковой.
С петрушечкой. И водочка при ней.
В 2030 на планете
Не смог компьютер сосчитать курей,
Но в магазин народ идет с пакетом.
Чтоб сэкономить? Что произошло?
Никеша из запоя - за покупкой.
Там курочки доступные, как зло
(Поэт их называл "мои голубки",
"Нородные избранницы", "экстаз
Пупырчатый постпосткапитализма"),
Опять подорожали в 20 раз.
И бедность - побежденная - вновь близко.

Старушка громко крикнула: "Паштет!
Хватай паштет за 238.
Еще бороться будут 10 лет,
Викторию над злыдней переносят!"
Никеша за паштетом побежал,
Но тут звонит помещица Аглая:
"Поэт, привет! Ты курочек набрал?
Вот в Инстаграме пишут: дорожают.
А если хочешь, в гости приезжай.
Мой вахтовик теперь на птицеферме.
Ну, где-то там... где холодно моржам:
Не скоро возвратится он, наверно".
- Прости, Аглая. Прочное начало
Покинуло кастрюлевое дно.
Еще вчера... она... в борще порхала,
Пусть нелетающая, это все равно.
Сегодня собираюсь в магазин,
А кости - на диване и на стуле.
Мне показалось: я был не один.
Они в глаза мне тихо заглянули:
Прощай, Никифор! Ныне - навсегда,
Вари теперь отколотую накипь
от чайника...
"Ну, это - ерунда.
Ты с перепоя всюду видишь знаки.
Давай ко мне. Рябиновки налью
(Не думай щас о зернышках рябины),
Ну, и наверное зажарим мы свинью,
Поскольку ты закрыл гештальт куриный".
- Свинью? Свинью?!
Возможно, так прозрел
Сиддхартха Гаутама Шакьямуни.
Погасли тихо искорки курей
В свободном разуме. На остановке лунной
Посыпал снег. Бежит в окошке сад,
Таксист-извозчик лихо гонит клячу.
И таянье снежиночных цыплят
Не значит ничего. Почти не значит.