Часть 7

Х

«Вудларк» стоял под выгрузкой. Пока был на вахте второй помощник Григорий – с нуля до шести утра и с двенадцати до восемнадцати, у Тимура голова не болела, но, когда заступал филиппинец – третий офицер Алтон, чуть не через раз происходила какая-нибудь неприятность.

Дело в том, что выгрузка производилась своими грузовыми стрелами, а управляли лебёдками в процессе грузовых операций – береговые лебёдчики. А, вот, в случаях открытия-закрытия трюмов или перенастройки стрел, грузовыми и топенантными лебёдками управляли вахтенные палубные офицеры: или Григорий или Алтон.

Если Григорий работал чётко и аккуратно, то Алтон работал небрежно, как в какой-то полудрёме: дёргал за рычаги не следя за грузовым шкентелем (стальным тросом), в результате чего частенько образовывалась слабина шкентеля, он соскакивал с барабана лебёдки и наматывался на её вал, как попало;
работа по этой причине на данном трюме останавливалась, приходилось вызывать боцмана и дополнительно - матросов, если это ЧП происходило в их нерабочее время, а тем, чтобы устранить эту неисправность, приходилось разбирать лебёдку, чтобы этот шкентель размотать вручную, затем снова намотать на барабан и опять собрать лебёдку.

Ремонтная эта операция занимала два-три часа, Тимур устраивал разнос разгильдяю, тот отвечал: «сорри, чиф», но на следующий день или через день опять происходила подобная история и всё повторялось.

Вначале Тимур не мог понять: почему его соплеменники так спокойно реагируют на эти промахи Алтона и не «намылят ему шею» - ведь им, как говорится, в ночь-полночь вместо заслуженного отдыха предстояло ковыряться с этим шкентелем, колоться о его проволоку и мазаться в солидоле, но потом до него дошло, когда он начал в конце месяца «подбивать бабки» по овертайму: филиппинцы скрупулёзно подсчитали всё затраченное время на эту дурную работу и теперь справедливо требовали себе оплату за переработку!

То есть, своей небрежной работой, замедляющей рабочий процесс и увеличивая время стоянки в порту, он тем самым давал возможность своим землякам подзаработать лишнюю копейку.
Так с чего, спрашивается им было на него наезжать?

Как-то раз, отслужив свой рабочий день, наказав заступившему на вахту Алтону работать, как подобает и, что называется, «не спать в оглоблях», Тимур направлялся в свою каюту.

В коридоре надстройки, нос к носу он столкнулся с радистом Сашей, одетым в светлые шорты белоснежную безрукавку и благоухающего ароматным парфюмом.

- Ты, никак, в город намылился? – Спросил его Тимур
- Да, мы с электришеном решили, вот, выгрести – пивка попить. Пойдёшь с нами? Рабочий день, ведь, закончился.

- Так темнеет, ведь, уже! Какое пивко в тёмное время в этих бандитских краях?

- А ты давно, чиф, был в Абиджане?

- Да не заходил я сюда прежде, но слышал, что место тоже здесь бандитское, - ответил Тимур.

- Да, бродить по городу в вечернее и ночное время здесь рискованно, но не там, куда мы собираемся, - сказал Саша, - там безопасно.

- Ну, раз так, тогда я – с вами, - сказал Тимур.

Саша с Борисом подождали Тимура и через несколько минут троица направилась к выходу из порта.

Оказывается, сразу за проходной порта, через дорогу, здесь был организован для моряков обширный «пивной бар», прямо под открытым небом. Он представлял собой обширную, ровную и круглую площадку, которую кольцом ограждало множество разнокалиберных пивных ларьков.

Посетители попадали туда через единственные ворота, которые находились под наблюдением негров-охранников, нанятых торговцами. То есть, безопасность посетителей на данной площадке гарантировалась.

По всей площадке были расставлены столы с табуретками, на которых сидели моряки с разных концов света и пили пиво.

Между столиков бродили стайки молодых негритянок, завлекающих посетителей, некоторые сидели у них на коленях и пили пиво вместе с моряками.

Не успели наши друзья усесться за облюбованный ими столик, как к ним тут же, не спросив разрешения, на колени плюхнулись три молоденькие чёрненькие красотки.

- Что за дела? Спросил Тимур Сашу, взяв за упругие бока и аккуратно ссаживая с колен нахалку.

Саша с Борисом последовали его примеру, а Борис сказал:
- Не беспокойся, Тимур, сейчас Сашок, как самый молодой, пойдёт скажет бармену – хозяину столика, что нам девочек не надо и никто больше беспокоить нас не будет.

- Зачем идти? – Спросил Саша и с места сделал знак бармену, тот что-то крикнул девицам и они сразу исчезли.

- Ну вот, теперь спокойно посидим, - сказал Борис.

Бармен выполнил заказ, поднеся вудларковцам пива и лёгкой закуски, моряки неторопливо беседовали, разглядывая окружающую публику.

Недалеко от них за таким же столиком сидела четвёрка моряков-филиппинцев с "Вудларка": матросы Лита, Майкл, Джин и четвёртый механик Фред.

Они приветственно помахали руками нашей троице, а та ответила им таким же взаимным приветствием.

У матросов-филиппинцев на коленях сидели негритянки, механик Фред сидел один.

Вот, к их столику подошли ещё три темнокожие девицы, между ними и сидевшими возник какой-то разговор и Тимур, сидевший к этой компании лицом увидел, как Лита показал рукой подошедшим к ним дамам на столик Тимура, что-то при этом объясняя. Те обернулись и с любопытством уставились на офицеров.

Тимур обратил внимание на одну из этих трёх негритянок: это была стройная красавица и, хоть и чёрная, но с истинно европейскими чертами лица!

- Чего это наши «филипки» им нас показывают, интересно, - спросил Тимур у своих приятелей.

- Понял я в чём дело, - ответил догадливый Саша-радист, - вон та красотуля, - и он указал на девицу, на которую обратил внимание Тимур, - была подружкой нашего предыдущего старпома: мы с ним заходили до тебя в Абиджан пару раз и оба раза он с ней встречался, а сейчас она узнала наших «филипков», ну и, видимо, интересуется, где её приятель, а Лита ей объясняет, что теперь чифом на «Вудларке» уже не он, а ты.

Тем временем эти три девицы прогулочным шагом, как бы невзначай, двинулись мимо Тимурова столика.

Чёрная красотка ступала, вздёрнув вверх подбородок и с таким видом, как будто бы она и не портовая путана, а какая-то африканская принцесса.

- Во, чиф, - сказал ухмыляясь Борис, - лови момент: такая цыпа свободна!

- Ты на что толкаешь человека? Совесть поимей! – Прореагировал Саша.
- Да шучу я! – Примирительно ответил Борис.

- Это вы о чём? – спросил Тимур.

- Да дело в том, что после дружбы с этой кралей, твой предшественник приобрёл от неё такую тропическую чесотку, что никакие мази ему не помогли от неё избавиться, так и улетел с этой заразой в свою Грецию! – Объяснил Саша.

- Да уж, пронеси Господь от такого «удовольствия», - сказал Тимур, а приятели кивнули головами в знак согласия и тройка соблазнительнец безрезультатно продефилировала мимо них.

Вдруг, Тимур, глянув в сторону своих «филипков» увидел следующую картину: за их столик подсаживался ещё один соплеменник – третий офицер Алтон!

- Ни фига себе! – сказал Тимур.
- Что случилось? – спросил Борис.
- Алтон, морда, свалил с вахты пивка попить! – Ответил Тимур поднимаясь из-за стола.

- А он - такой, - согласился Саша, отхлебнув из бокала, - «по фиг» ему эта служба.
Но Тимур уже приближался к филиппинцам.

- В чём дело? – Громко обратился он к Алтону, - почему оставил судно во время вахты? Тебя кто-то подменил?

Алтон растерялся, он, похоже, не думал встретить здесь старпома и начал бормотать:
- Да не сердитесь чиф, я там Юру-боцмана оставил вместо себя, он посмотрит, ничего страшного, я сюда на часок какой... .

- Так. Давай–ка: ноги в руки и немедленно дуй на судно! – Рявкнул Тимур. А я потом с тобой поговорю, оболтус.

И Алтон ни слова не говоря, как побитая собачонка под взглядами своих земляков отправился на судно.

(Продолжение следует)

Часть 6

IX

На «Вудларк», только что ошвартованный в африканском порту Абиджан, заявилась многочисленная комиссия для оформления прихода.
Если в европейских портах, зачастую, на борт приходит, лишь, один, только, морской агент, то в африканских и азиатских – на судно заваливает, как правило, здоровенная «артель»: таможня, иммиграционная служба, санитарные врачи, портконтроль; причём от каждой службы по два-три, а то и больше человек.
Вся эта команда рассаживается в кают-компании, проверяет судовые роли, таможенные декларации, просматривает судовые документы.

Морской агент является, как бы, посредником между администрацией судна и этой камарильей, он знакомит капитана с местными правилами, законами и обычаями, относящимися к данному государству и порту и должен, если потребуется, защищать интересы экипажа от возможного произвола местных властей. Однако, на практике, нередко бывает, что агент поступает ровно наоборот и подыгрывает своим землякам.

Агент заранее ( а бывает так, что и за несколько дней – по радио), до захода судна в порт извещает экипаж о том, сколько экземпляров судовых ролей он должен подготовить для властей и это означает, какой «презент», то есть, сколько блоков американских сигарет необходимо приготовить этим дармоедам на приход судна в порт.

Таможня и санитарные власти, просмотрев предъявленные им документы, отправляются по судну с проверкой, с поиском каких-либо несоответствий этим документам, ищут к чему бы придраться: санитары стараются обнаружить следы живности (тараканов и крыс), просроченные или запрещённые в этом порту лекарства; проверяют санитарное состояние камбуза и провизионок (откуда выходят, как правило, нагруженные жратвой – что и является основной целью этих проверок), а таможенники – те ищут несоответствия со сведениями, изложенными, как в генеральной таможенной декларации так и в индивидуальных декларациях.

Найдя какое-либо несоответствие, зачастую «высосанное из пальца», начинают стращать капитана огромными штрафными санкциями и кончается, как правило, эта процедура откупом: капитан платит им небольшую долларовую взятку, добавляет каждому ещё сигарет и почему-то всеми ими любимый «софтдринк» (кока-колу, пепси и т.п.).

Больше всего дурной славой, в части вымогательства, среди моряков пользовались индийские порты, а в Европе – украинские.

Попадаются, правда, в некоторых портах и поскромнее контролёры, которые довольствуются каждый – блоком сигарет, после получения которого никаких претензий к судну уже не имеют и ничего не проверяют, но это характерно для небольших портов, а, вот, в таких крупных, как Абиджан или, допустим, Касабланка, там вымогатели по-наглее и одним блоком сигарет «на рыло» уже не обойдёшься: всегда придумают какую-нибудь пакость, чтобы содрать с моряков ещё что-нибудь.

Так на этот раз случилось и с «Вудларком».
Подготавливать генеральную декларацию и список лекарств входило в обязанность Тимура, и, после просмотра документов, он отправился с санвластями предъявлять им лекарства, а боцмана Юру отправил с таможенниками предъявить им покрасочные материалы.

Проверка наличия, состояния лекарств (их сроков годности) а также санитарного состояния камбуза и провизионных кладовых прошла, что называется, «без сучка и без задоринки» - Тимур заранее дал команду коку Альфредо подготовить двум санинспекторам по паре кур, а вот у Юры с таможенниками случилась неприятность.

Не успел Тимур распрощаться с врачами, как услышал в своём «уоки-токи» сигнал вызова: капитан Филон срочно звал его в свой офис.

Зайдя к капитану, Тимур увидел расстроенного Филона, сидящего на штатном капитанском месте, где ещё недавно так любил восседать Скандинав, а за столом для посетителей – четыре чёрные отъевшиеся фигуры в военной униформе, с лоснящимися физиономиями.

- Как же так, чиф, - воскликнул Филон, - вы же докладывали мне, что тщательно проверили все запасы покрасочных материалов, а здесь – они мне принесли бумагу, что у нас их чуть ли не в два раза больше!

Откуда это всё? – капитан ткнул пальцем в исчёрканный лист копии таможенной декларации, лежащий перед ним на столе, - теперь они обвиняют нас, что мы прятали контрабанду и грозят штрафом в десять тысяч долларов!

Тимур подошёл и заглянул в документ: почти все позиции в ней с наименованием красок и грунтов были исправлены на наличие краски в бОльших количествах, чем было задекларированно, а кое-что, чего не было в декларации, ещё было от руки дополнено таможенниками!

- Ничего не понимаю, - сказал Тимур, - разрешите вызвать боцмана, может быть он разъяснит в чём дело?

- Вызывайте! – С мрачным видом разрешил Филон.
Тимур по «уоки-токи» вызвал Юру и через пару минут филиппинец с невозмутимым видом стоял уже в капитанском офисе.

- Боцман, сможешь объяснить? Где они нашли такое количество краски у нас?
- Смогу объяснить, - спокойно сказал Юра, скрестив на груди руки. – Во- первых, они посчитали засохшую краску в пустых банках, которые находятся в малярке, удвоив её количество; отсюда появились дописанные ими позиции краски, которая у нас когда-то была, а теперь от неё остались, лишь, банки;
а во-вторых, растворитель, который задекларирован отдельной статьёй они посчитали дважды: один раз, как растворитель, а другой – приплюсовали его к общим запасам краски.

- Вы слышали? – Зло обратился Тимур к таможенникам, - жульничать-то зачем? Пошли-ка опять в малярку перепроверим всё ещё раз!

- Никуда мы не пойдём, хватит и одного раза! – Нагло рявкнул, судя по шевронам, старший из этой четвёрки толстомордых, - или подписывайте акт и платите штраф или давайте договариваться, пока не поздно!

Тимур вопросительно посмотрел на Филона.

- Ну чтож, расстроенно сказал он Тимуру, идите пока, буду договариваться, больше ничего не остаётся.

Тимур с Юрой вышли.

- Зайдём ко мне! – Сказал Тимур боцману. Тот молча кивнул.

В своей каюте Тимур сделал знак Юре, чтобы тот присел и задал ему вопрос:
- Юра, объясни мне, что это значит? Зачем ты хранил эти банки с засохшей краской? Для чего нужен тебе этот хлам? И с растворителем? Ты не мог их на месте «ткнуть носом» в эту их лажу? Ты же, ведь опытный боцман, не первый раз в море, а так - и сам подставился и меня подставил!

Юра спокойно посмотрел в глаза Тимуру и ответил следующее:
- Вы видели, чиф, сколько судов сейчас ошвартованы в Абиджане? Много, да?

И почти на каждом из них боцман – филиппинец. Если мне не верите, то давайте сейчас сойдём на берег и обойдём их и поспрашиваем – кого местные крохоборы не обобрали.

И, уверяю вас, не найдёте такого судна!

А по-поводу «договориться» - не волнуйтесь: мастер сейчас с ними поторгуется, даст им взятку и всё утихнет; ему ведь специальный фонд хозяин на эти поборы выделяет.
По-любому этот вариант лучше будет, чем то, что произошло на прошлом заходе сюда.

- А что произошло-то? – Спросил Тимур.
- А прошлый раз подготовился я так, что было всё «тип-топ», «комар носа не подточит»; облазили эти гнусы всё судно, ну не к чему придраться! И тогда пошли по каютам и нашли у четвёртого механика – Фреда новый адаптер, который он купил для своего приёмничка и не задекларировал, а до этого , декларировал кто-нибудь когда-нибудь что–то подобное? Выписали ему штраф – пятьсот долларов а это его месячная зарплата!

Скандинав платить за него отказался, сказал, что это – его личное горе, деньги удержал из его жалованья, чтобы заплатить штраф, вот и получилось, что человек месяц работал за бесплатно!

Вот, после этого я и решил, что пусть лучше этим клещам судоходная компания башляет - она богатая – а не бедные филиппинские моряки!

«Целая философия» - пробормотал Тимур себе под нос по-русски.
- Что? – Не понял боцман.

- Да понимаю я твои чувства, - пробурчал Тимур, только попробуй теперь всё это Филону объяснить.
- Объясню без проблем, - улыбнулся Юра, только не так подробно, чиф.

Капитан Филон сбил ставку с десяти тысяч долларов до двухсот, плюс ящик сигарет, плюс два ящика «софтдринка».

(Продолжение следует)

Часть 5

VIII

Сдав вахту 3-му офицеру Алтону, Тимур спустился в кают-компанию попить чайку в обществе собратьев-славян.

В салоне он застал радиста Сашу, третьего механика Олега, электромеханика Бориса и фитера Сергея.

- Привет честной компании!

- Здорово, Фомич, привет чиф! – прогудела «честная компания» ему в ответ.
- А где Григорий? – Спросил Тимур, - игнорирует сообщество?
- Да дрыхнет, наверное, перед вахтой, - сказал Олег.

- Какие новости, Тимур? – Спросил Борис.

- Как говорят англичане: лучшие новости – отсутствие всяких новостей! А вообще-то за новостями к «маркони» обращайся, - и Тимур кивнул в сторону Саши, - он, как говорится, в своей радиорубке «держит руку на пульсе».

- Ага, у меня всё совсекретно! – Пошутил Саша.

Тут в салон заглянул второй офицер Гриша:

- О, народ в сборе! Не разбегайтесь, мужики, я сейчас подскочу, пообщаемся.
Григорий исчез, а Саша сказал:

- Ну, сейчас Гришку раскрутим на его любовные похождения – красочно рассказывает, как он слабый пол покорял.

- Он что, не женат разве? – Спросил Тимур.

- Был женат, двое детей, да спутался с молодой буфетчицей на своём траулере, где он капитанил, с женой развёлся, а буфетчицу отправил в свою деревню, откуда родом, где-то под Тулой. Теперь он на контрактах бабло зарабатывает, а она – в его родной глуши картошку сАдит да навоз месит, - сказал Олег.

- Да, послушать его – ходок ещё тот. По крайней мере был, пока живот имел поменьше, я так думаю, - вставил своё мнение Борис.

Дверь в кают-компанию открылась и там опять появился Григорий.
- Кофе или чай? – Спросил Саша, подвигая ему электрочайник.

- Чайку, пожалуй, - отвечал Григорий, думаю ещё покемарить часок перед вахтой, а кофе – сон отбивает.

- Гриша, а расскажи-ка ты нам, как ты англичанку в Лиепае охмурил; ты вчера собрался, было, рассказывать, только начал, да кэп тебя зачем-то на мостик вызвал. Так что, должок за тобой.

- А, ну да, - сказал Гриша, присев за стол и налив себе чаю. – Короче, взяли мы с ней в тот вечер шампанского, селёдки на закусь и пошли в сторону сумасшедшего дома.

Фитер Сергей удивлённо уставился на Григория, а Тимур, представив себе наглядно эту картину с толстым Гришей и тощей откуда-то взявшейся англичанкой, с шампанским и селёдкой, направлявшимся к сумасшедшему дому, расхохотался.

Теперь все уставились на Тимура. Серёга подхихикивал, а славяне-латвийцы смотрели на него с невозмутимым видом и никто даже не улыбнулся.

- Чего смешного-то? – Спросил Гриша.
- Ну как же, куда ещё вести англичанку в Лиепае? Да ещё, если есть шампанское с селёдкой, - только в сумасшедший дом! – Отвечал, улыбаясь Тимур.

- Ты в Лиепае бывал когда-нибудь? – спросил Гриша.
- Ну бывал.

- Значит, плохо город знаешь: там у нас напротив дурдома – кусты! Очень удобное место, - обиженно объяснил Григорий.

В кают-компании зазвонил телефон. Радист снял трубку.
- Тебя, - сказал он Тимуру и передал трубку ему.

Звонил капитан Филон, вызывал старпома зачем-то в свой офис.

Тимур покинул тёплую компанию, так и не узнав, чем закончилась эта драматическая история в кустах напротив лиепайского сумасшедшего дома.

(Продолжение следует)

Часть 4

VI

Тимур представился капитану, поднявшемуся вместе с агентом по трапу на кормовую палубу.
Матрос Лита уже держал в руках его чемодан. Грек молча кивнул Тимуру и сделал ему знак, чтобы он следовал за ним.

Похоже, кэп неплохо знал устройство этого судна, так, как уверенно направился к капитанской каюте, располагавшейся на третьей палубе.
Тимур, агент и Лита с чемоданом топали следом.

Ключи от капитанской каюты и сейфа были у Тимура в кармане; он открыл каюту, все четверо зашли в капитанский офис, Лита поставил чемодан и удалился, а оставшаяся троица присела в кресла, принайтовленные цепочками вдоль стола для посетителей.

Капитан Филон вытер пот платочком со лба и уставился на Тимура.

- Ну, кэптэн, сдавайте дела, - сказал новый капитан, улыбнувшись Тимуру, - вам повезло: я давно работаю в компании «Мидвей шиппинг» и даже «Вудларком» доводилось командовать, так что ознакамливать с судном меня не надо, единственно, информируйте, пожалуйста, какие на судне проблемы есть или могут возникнуть на ваш взгляд.

«Капитан на час» - подумал о себе Тимур, а Филону ответил:
- Да какие там дела? Вот вам ключи от сейфа и каюты и судовая печать. Проблем особых нет, на палубе всё функционирует пока нормально, а все замечания, неустранимые палубной командой занесены в ремонтную ведомость, экземпляр которой я положил вам в папочку на вашем столе.

Ну а по поводу машины – стармех вас просветит.
И ещё вопрос: что там с прежним капитаном? Насколько там всё серьёзно?

- Какой диагноз ему поставили, я, честно говоря, не запомнил, доктор что-то протарахтел по-латыни, но понял одно: дело серьёзное и требуется операция.

Давайте я сейчас пересчитаю деньги, приму у вас судовую кассу, и мы составим акт приёмо-передачи, затем вы пойдёте заниматься своими делами, а я соберу вещи бывшего капитана и передам их агенту. А вы передайте стармеху, чтобы через два часа была готова машина – будем сниматься с якоря, лоцман заказан на это время и Филон кивнул в сторону агента, - и, кстати, пригласите стармеха в мой офис, хочу с ним познакомиться.

- Да я не принимал по акту судовую кассу и ничего не пересчитывал, - сказал Тимур, - ваш предшественник сунул мне ключи и как был его сейф опечатанный, так он и стоит.

- Нет, порядок – есть порядок, - сказал Филон, так, что будьте добры передать мне всё по акту!
- Как скажете, - не стал возражать Тимур.

Кассу пересчитали, акт составили в трёх экземплярах. Два – капитан оставил у себя, а один отдал Тимуру и они расстались.

VII

На вахте Григория «Вудларк» снялся с якоря вышел за ворота порта Лас Пальмас и направился в свой следующий порт назначения – Абиджан. Путь туда предстоял неблизкий – почти две тысячи миль, то-есть шлёпать надо было почти неделю.

В 16-00 Тимур заступил на ходовую вахту, а в восемнадцать Григорий подменил его на ужин.

Спускаясь по трапу с мостика, Тимур услышал какой-то скрежет и стук по правому борту в районе капитанской каюты.

Заинтересовавшись, что это за шум, Тимур не стал спускаться сразу ниже – в кают-компанию, а подошёл поближе к капитанской каюте и перед ним предстала следующая картина:

Капитана Филона на видимости не было, а фитер Сергей прикручивал к двери капитанской каюты изнутри огромный самодельный засов, похожий на те, которыми оборудую свои гаражи автовладельцы.

- Что это? - Спросил Тимур Сергея.
- Не знаю я, - сказал Сергей, пожав плечами, - дал, задание – вот и делаю.

Озадаченный, Тимур спустился на первую палубу, в кают-компанию. Заходя в помещение он разошёлся с капитаном: тот уже отужинал.

В кают-компании он застал стармеха, второго механика, электромеханика и радиста.
Мессбой-филиппинец поставил перед ним тарелку с отбивной и гарниром и стакан с компотом.

- Мужики, - обратился Тимур к морякам, усевшись на своё место и взяв в руки вилку и нож, - кто знает, что за запор, такой хитрый, Серёга кэпу мастырит?

Все, кроме Саши-радиста, переглянулись и пожали плечами, а Саша ухмыльнулся и сказал:
- А я догадываюсь, братцы, что это значит.
Все с интересом посмотрели на Сашу и тот поведал такую историю.

- На прошлом контракте довелось мне работать с Филоном на «Вудпекере».

- Имя у него интересное – «Филон», - перебил его Валера – второй механик.

- Да, имя некрасивое: у нас «филон» - равнозначно определению «сачок», то есть – лентяй, глубокомысленно изрёк стармех Семёныч.

- И не удивительно, не зря на флоте говорят, что капитан – это ленивый старпом, - сострил Саша, покосившись на Тимура. Ну, а вообще-то, греческое имя Филон означает – «любящий».

- Саша, не отвлекайся, - сказал Тимур, - излагай по теме.

- Ну, так, вот. Совершали мы на «Вудпекере» трансатлантический переход год назад из Африки в Южную Америку, в южном полушарии.

И решил наш замечательный мореплаватель, капитан Филон, сэкономить пару суток на переходе: пойти не по локсодромии, а по дуге большого круга. Кто из вас не знает что это такое, обратитесь к Фомичу, он вам разъяснит, ну а если упрощённо, то совершая переход по дуге, судно «свалилось» гораздо южнее, нежели бы оно шло локсодромическим курсом, попав в печально знаменитые «ревущие сороковые» широты, где начался для нас кромешный ад!

Ребята, я вам нисколько не совру, если скажу, что раньше, в своей практике, в такие штормяги, как по силе, так и по продолжительности я ещё не попадал!
А пароход-то далеко не новый, ещё старше «Вудларка», и машина старенькая и нет в ней стопроцентной уверенности, что выдюжит эти «качели»!

Короче, неделю, если не больше – шли, что называется, «голова-ноги»; второй механик, кстати, ваш земляк – из Мариуполя, - Саша кивнул Семёнычу, пришёл однажды в салон весь чёрный и говорит народу: «ну всё мужики, если через сутки эта свистопляска не утихнет – машине – кирдык! Готовьте чистое бельё».

Ведь Филон, хоть и человек мягкий, упёрся в эту чёртову дугу, так и пёр по ней не сворачивая.

Но, благо, суток не прошло и погода стала стихать, но мы не выиграли пару суток на этом переходе, а наоборот: суток двое потеряли.

И вот, когда эта «опупея» утихла, вторй механик нажрался и пошёл к Филону ночью в каюту и пытался его задушить.

С тех пор капитан Филон стал бояться русских и когда попадает на судно с русским экипажем, мастырит себе вот такие запоры, - завершил своё повествование Саша.

- Ну дела! – Сказал Валера, - а что было после этого второму?

- Ну что было? Списал его Филон, конечно, по-приходу в порт: разве можно капитанов душить? Но списать-то списал, а страх-то остался!

- Представляю какой у вас был второй механик, если рискнул душить такого амбала! – подключился к разговору электромеханик Борис.

- Да нет, не крупный он был, но цепкий, - пояснил Саша.

- А ты, я смотрю, разбираешься в навигации, Александр, - сказал Тимур, поднимаясь из-за стола.

- Так я же в Лиепайской мореходке учусь на судовода, нам радистам лавочка-то закрывается – мировой флот переходит на GMDSS – глобальную спутниковую систему, где операторами будет ваш брат, а нас – радистов ликвидируют как класс.

Так что, Фомич, готовь бабло после контракта – платить за курсы операторов.

- Да уж, придется, - сказал Тимур, выходя из салона: надо было опять подниматься на мостик, отпускать Гришу и достаивать свою вахту.

(Продолжение следует)

Часть 3

IV

На «Вудларке», как-то, не сложилась та же традиция, как это было на «Фламинго», - собираться славянам регулярно к Тимуру на чашку чая: во-первых славян уже было многовато и все не уместились бы сразу в старпомовской каюте, а во-вторых – все они прекрасно проводили свободное время в кают-компании, встречаясь два раза в день на кофетаймах, на завтраке, обеде и ужине, а после ужина оставались все, кто хотел пообщаться или посмотреть телевизор, если судно стояло в порту.

Точно так же проводила своё время и филиппинская часть экипажа в своём салоне.

Тимур, познакомившись ближе с командой, подружился больше всех с электромехаником Борисом и радистом Сашей. Борис был одного возраста с Тимуром, а Саша – на семь лет моложе. Когда предоставлялась возможность и появлялось желание уволиться на берег в каком-нибудь порту, то они это делали втроём.
У славян между собой были отношения, в основном, приятельские, но кое у кого кое с кем и натянутые.

Третий механик Олег, например, парень был хоть и неплохой, но, как показалось Тимуру – в чём-то максималист: он недолюбливал Гришу – второго офицера, потому, как, когда-то ходил вместе с ним на супер-траулере вторым механиком, где Григорий был капитаном.

Олег говорил Тимуру, что Гриша был там изрядным самодуром, однако на «Вудларке» Тимур ничего подобного за ним не замечал и отношения между старпомом и вторым были вполне приятельскими, поскольку Григорий был в своей работе на судне человеком добросовестным и старательным, в отличие от охламона Алтона.

Через неделю, после приезда Тимура на судно, «Вудларк», завершив погрузку генеральным грузом, в основном, продуктами питания в ящиках и мешках, вышел в рейс и ещё через неделю, оставив за кормой Средиземное море и Гибралтарский пролив, повернул на юг.

Следующим портом назначения у него был Лас-Пальмас, испанский порт на острове Гран Канария, где на внутреннем рейде должна была состояться бункеровка судна топливом.

Прошло всего лишь, полчаса, с начала очередной утренней вахты Тимура, как, вдруг, тишину рубки нарушило неприятное дребезжание судового телефона.
Тимур снял трубку.

- Чиф, - услышал он слабый голос Скандинава, - мне плохо, пришлите ко мне срочно фитера.

«Причём тут фитер, если ему плохо?» - подумал Тимур и задал свой вопрос:
- Может, я подойду? Ведь я тут, как бы, за лекаря и аптечка у меня.
- Нет, отвечал капитан, - пусть придёт фитер, он знает, что надо делать.

Удивлённый Тимур послал за фитером вахтенного матроса- «филипка» Джина и не прошло и пяти минут, как заспанный и запыхавшийся пятидесятилетний фитер Сергей уже стоял на ходовом мостике.

- Скандинаву плохо, - сказал ему Тимур, почему-то вас вызывает, вы что, и по медицинской части на все руки?

- Да нет, - грустно ухмыльнулся фитер, - просто, давно я с ним работаю и знаю его болезнь и уже оказывал ему помощь, так что, пойду сейчас сразу, не будем терять время.

- Может быть из аптечки что-нибудь надо? – спросил Тимур.
- Да нет, всё есть у него, - обернулся Сергей – он уже выходил из рубки.
- Зайдите потом на мостик! – Крикнул ему вслед Тимур.

Сергей появился на мостике только через час.
- Так что случилось там с ним? – с нетерпением спросил Тимур.

- Да, бывало до этого нечто подобное, но такого ещё не было! – Отвечал фитер.

- Что было? Чего не было? Не тяните резину!

- Короче, на второй контракт я с ним, со Скандинавом, попадаю, так, на прошлом контракте, как-то, позвал он меня к себе в каюту рундучок ему подремонтировать и, пока я ковырялся, у него, а он сидел у себя в офисе за столом, вдруг, кровь горлом пошла.

Ну, я тут, сразу кинулся помощь ему оказывать, он показал мне, где у него в столе ампула со шприцем, я укол сделал, помог до койки добраться, потом травяного чая приготовил, дал попить и кровь подтёр.

И на этом контракте уже подобный случай был и он меня лично вызывал, но просил это дело в секрете держать, не хотел, чтобы команда знала, что у него такие проблемы со здоровьем.

А в этот раз, как он мне сказал, встал он, чтобы в свой гальюн по нужде сходить, как вдруг начал травить кровью, причём настолько сильно, что мне долго пришлось сейчас его спальню оттирать.

В общем, чиф, дрянь дело, как мне кажется, большая потеря крови у него, лежит белый сейчас, как полотно, может и не дожить до Лас Пальмаса.

- Да, дела! – Сказал Тимур. Затем глянул на карту, лежавшую на штурманском столе.

- Слушай, Сергей, тут ближайший порт по ходу – Касабланка, я думаю надо запрашивать разрешение на срочный аварийный заход, да сдавать его в госпиталь, дело ведь не шуточное! Но без его ведома не могу же я это сделать!

А позвонить ему сейчас, когда он в таком состоянии тоже как-то...

Может мне зайти к нему в каюту прямо сейчас и спросить, пока мы эту Касабланку не проскочили ещё?

- Да в том-то и дело, что он просил предупредить, чтобы никто к нему в каюту не заходил, кроме меня, - отвечал фитер. Давайте, я сейчас спущусь к нему и выскажу ваши соображения.

На том и порешили. Сергей ушёл к капитану, а Тимур стал ждать с нетерпением его возвращения на мостик.

Но фитер на мостик не вернулся, а позвонил в ходовую рубку из капитанской каюты.

- Фомич, - сказал фитер, - капитан сам хочет с вами поговорить, передаю ему трубку.

Скандинав пытался придать своему голосу твёрдость, но получалось у него плохо, голос всё равно был слабым, а речь – прерывистой:

-Чиф! Никаких аварийных заходов! Следуйте по-назначению! Бункеруйтесь в Лас-Пальмасе, а вот там, если будет такая необходимость, я к врачу обращусь лично. И капитан повесил трубку.

V

Через двое суток, утром, на вахте третьего, Тимур ставил на якорь «Вудларк» на внутреннем рейде порта Лас Пальмас, в точке, указанной лоцманом.
Во время постановки Скандинав с трудом поднялся на мостик, то есть, палубой выше и уселся на диван.

Вид у него был весьма нездоровый. На бескровном лице – потухший взгляд ввалившихся глаз.

За время этого перехода Тимур весь извёлся, в душе торопя время прихода и обуреваемый сомнениями: может быть не надо было слушать Скандинава, а на свой страх и риск завернуть судно в Касабланку?

И вот, наконец, долгожданный Лас Пальмас и капитан дожил, слава Богу!

Тимур посмотрел на Скандинава, но тот слабо махнул ему бледной рукой: командуй, мол.

«Вудларк» стал на якорь; с одного борта ошвартовалась баржа-бункеровщик, а с другого – рейдовый катер, с которого на борт поднялись агент и врач – у Тимура на подходе была связь с агентом по УКВ-радиостанции.

Врач, агент и Тимур с капитаном, все вместе зашли в капитанскую каюту.
Врач, осмотрев Скандинава и, задав ему несколько вопросов, сказал Тимуру , что пока конкретного диагноза он ставить не будет, необходимо обследование и предложил Тимуру, чтобы тот помог капитану собраться.

- Нет-нет, - сказал Скандинав Тимуру, - я возьму с собой только самое необходимое, я непременно ещё вернусь, судно без меня никуда не уйдёт!
Но на всякий случай передал Тимуру ключи от сейфа, где хранилась судовая касса и самые ценные документы.

Не знал тогда Скандинав, что на «Вудларк» он не вернётся уже никогда.

Катер с агентом, врачом и капитаном отвалил от борта, а через три часа отшвартовалась и топливная баржа.

На рейде, без капитана, «Вудларк» простоял три дня, а на четвёртый – к правому борту притёрся тот же рейдовый катер, с которого на борт поднялся агент, а с ним – новый капитан – здоровенный старый грек с густой седой шевелюрой.

Тимур в это время стоял с Сашей-радистом на крыле мостика, наблюдая высадку визитёров.

Саша повернулся к Тимуру и сказал:
- Иди, чиф, встречай нового кэпа.

- Откуда ты знаешь, что это – новый капитан? – полюбопытствовал Тимур.
- О, знаю, как облупленного! – Улыбнулся Саша, - Это капитан Филон, я с ним прошлый контракт на «Вудпекере» полностью оттянул.

- Ну и как он? - Спросил Тимур, направляясь к трапу.
- Ну, мужик он, как говорится, со своими тараканами, но, я думаю, вы сработаетесь: он, несмотря на свой внушительный вид, по сравнению с некоторыми другими капитанами, мнящими себя полубогами, добряк и либерал.

- И это – замечательно! – Сказал Тимур и пошёл встречать нового капитана.

( Продолжение следует)

Часть 2

III

С утра началась трудовая деятельность Тимура на «Вудларке». Это было достаточно большое судно японской постройки – грузоподъёмностью в шестнадцать тысяч тонн, 142 метра длиной, 22 метра шириной, не молодое, но и не совсем уж и старое для греческого флота – всего-навсего 20 лет.

Поскольку «Вудларк» работал, в основном, в тропических водах, то ржавел довольно интенсивно и посему палубной команде работы по уходу за корпусом судна хватало с избытком.

Отсутствие сдающего дела старпома, естественно, усложнило начало службы Тимура на «Вудларке»:
Мало того, что пришлось как можно быстрее самостоятельно вникать во все грузовые дела, изучать каргоплан*, правильность его составления и вносить туда необходимые поправки, знакомиться с техническими данными судна и делать все расчёты остойчивости, посадки судна, руководить балластными операциями и контролировать, чтобы погрузка в трюма велась таким образом, чтобы судно, грубо говоря, не треснуло где-нибудь посередине и не завалилось на борт, а ещё и перелопачивать папки с документацией, в беспорядочном состоянии сваленные на полках предшественником, чтобы докопаться до нужной информации.

Но, другого выхода не было и уже на третий день Тимур твёрдо ориентировался во всех судовых грузовых и палубных делах и бумагах, пожертвовав часами сна и отдыха.

Как начальник палубной команды, он вошёл в курс текущих и предстоящих палубных работ не без помощи филиппинца-боцмана с русским именем – Юра (он родился в год и день, когда Юрий Гагарин покорил космос, вот родители и наградили его этим именем, которым, кстати, боцман очень гордился ).

Кроме того, Тимур в первый же свой рабочий день, с утра напялив фирменный комбинезон, облазил все закутки «Вудларка», пополнив список предстоящих палубных работ на основании найденных им неполадок.

Рабочий день старпома в порту начинался в шесть утра и заканчивался в восемнадцать часов, а второй и третий офицеры, как и на «Фламинго», стояли береговую вахту шесть через шесть.

Каждое утро Тимур встречался с боцманом в карго-офисе (а затем, в море – в ходовой рубке), где давал ему задания для работы палубной команды на текущий день.

Кроме того, он контролировал наличие пресной воды на судне, операции по сдаче накапливающегося на судне мусора на берег, учитывал переработку рабочего времени (овертайм) палубной команды.

Учёт овертайма производился следующим образом: в карго-офисе на столе лежал специальный журнал, куда каждый член боцкоманды вписывал часы своей переработки.

Раз в месяц Тимур, на основании этих записей, «подбивал бабки» - сколько у кого набралось этих часов овертайма, составлял табель и подавал его капитану. А тот, рассчитывая ежемесячную зарплату экипажу, добавлял к должностным окладам заработанные деньги по овертайму.

Ещё в обязанности старпома входило: составление заявок на получение палубного снабжения, решение текущих вопросов по грузовым операциям с фореманами** и представителями грузоотправителей и грузополучателей; организация вахтенной службы палубной команды у трапа и «на руле», подготовка ремонтных ведомостей на предстоящий в будущем ремонт судна на судоремонтном заводе и руководство аварийной партией при проведении судовых учений по борьбе за живучесть судна – учебных тревог.

Вахтенные помощники капитана (Григорий и Алтон) в случаях повреждения в процессе погрузки как груза или его упаковки, так и судовых элементов в результате небрежной работы лебёдчиков или береговых крановщиков, обязаны были об этом сразу же докладывать Тимуру и он, что называется, «по горячим следам», пока этот повреждённый груз не завален-заставлен другим, «брал в оборот» форемана, «тыкал носом» в эти повреждения и заставлял его подписывать, так называемый «Демедж рипорт»*** , бланки которых постоянно имел под рукой и эта процедура в дальнейшем, снимала ответственность за состояние груза с перевозчика, а вместе с тем и большущие штрафные санкции, а отправитель и получатель груза, в этом случае, разбирались потом между собой о том кто кому что должен, избавив от этих дрязг перевозчика, то есть, экипаж «Вудларка».

Команда «Вудларка» (кроме капитана) разделялась на славян и филиппинцев. На славян – потому что все офицеры из Латвии: второй помощник, второй и третий механики, электромеханик и радист были русскими и «неграми» (имели вместо паспорта документ «негражданина Латвийской республики»), за исключением Олега – третьего механика, который хоть и был по-происхождению русским, но он являлся коренным латвийцем – его предки - староверы, переселились в Латвию ещё «при царе Горохе».

Стармех и фитер ****, те были – с Украины, из Мариуполя; ну а Тимур, единственный, - из Литвы, из Клайпеды.

Почему было между членами экипажа какое-то разделение? А было оно не в силу некоей дискриминации, а по причине того, что у этих двух групп было, скажем так, раздельное питание: кок-филиппинец Альфредо готовил для европейцев – европейскую пищу, а для филиппинцев – их традиционную: только, лишь, рис, курятину, рыбу, морепродукты, фрукты – овощи.

Европейская же пища «в чистом виде» для филиппинцев была в прямом смысле неприемлема и даже не из-за каких-то религиозных предрассудков – просто их желудок не принимал европейскую еду.

Филиппинцы, по крайней мере, те, с кем довелось работать Тимуру на «Вудларке» ( да и в дальнейшем, на других судах) были моряками исполнительными и работящими, но были они к тому же и весьма организованными и если кто-то где-то пытался их обидеть, они давали обидчику организованный отпор.

Известны Тимуру были случаи, когда филиппинцы объявляли забастовки, если некоторые капитаны-европейцы пытались приобщить их к европейской пище.

(Исключением на «Вудларке» из этой приличной филиппинской компании оказался третий офицер Алтон: в его безответственности Тимур убедился по ходу своей службы на этом судне).

И питались европейцы в одном салоне, а филиппинцы все – в другом.
Надо отдать должное пожилому чиф-коку Альфредо: он превосходно умел готовить для тех и других.

Однажды, когда Тимур похвалил его за искусную готовку, тот пригласил его в свою каюту, расположенную напротив салона и с гордостью показал ему фотографии на переборках. Это были фотографии белоснежного пассажирского лайнера, на котором Альфредо когда-то служил чиф-коком, то-бишь, шеф-поваром.

Среди этих фото висела и фотография самого Альфредо – в белом морском кителе, с галунами и в морской фуражке с белым чехлом.

Боцманская команда «Вудларка» состояла из семи человек: самого боцмана Юры, трёх ЭйБи***** и трёх ОэСов******.
У ЭйБи контракты были годовые, у ОэСов тоже, но ОэСы, отработав на судне свой контракт, продлевали его ещё на год для того, чтобы набрать двухлетний плавценз на получение сертификата ЭйБи.

Дело в том, что разница в заработках между теми и другими была значительной: у ОэСа месячная зарплата вместе с овертаймом выходила около трёхсот долларов в месяц, а у ЭйБи – около пятисот!

На наш взгляд это вроде бы и не такая уж великая зарплата, но для филиппинцев это были приличные деньги и, как они рассказывали Тимуру, отработав свой контракт, возвращались к себе домой вполне состоятельными людьми.

Правда, согласно контрактам, подписываемым ими в своих крюинговых агентствах*******, во время плавания они могли получать в долларах США не больше половины своей зарплаты, а вторую половину судовладелец перечислял в их филиппинский банк и они получали этот остаток по возвращению на родину, но уже – в национальной валюте.

Это была неплохая идея со стороны их правительства: во-первых в страну шёл непрерывный долларовый поток, поскольку, немалая часть мужского населения Филиппин состояла из моряков (всего на Филиппинах население составляло 90 миллионов человек), а во-вторых, такая практика удерживала моряков-филиппинцев в своей стране, не давая им навсегда разбредаться по всему свету. К тому же моряки на Филиппинах официально были освобождены от налогов.

Все филиппинцы на судне были невысокого роста за исключением боцмана Юры и его правой руки – матроса-ЭйБи по имени Лита.
Юра был, по европейским меркам, человеком, хоть и среднего роста, но крепко сбитым, мускулистым и, как Тимур в дальнейшем смог убедиться, обладающим немалой физической силой.

Лита же среди всей судовой филиппинской публики выглядел вообще великаном и в своей физической силе, пожалуй, Юру даже превосходил. Его некрасивое лицо выглядело бы страшным, если бы не постоянно растянутый в белозубой улыбке рот. Не знающий его человек, мог бы подумать, что это какой-то жизнерадостный идиот, но это было бы весьма не верным представлением о нём – Лита был далеко не дурак и неплохой человек к тому же.

В портах, где позволяла обстановка, филиппинцы, свободные от вахт, дружной своей кампанией шли в бар – попить пивка, а то и пообщаться с местными чернокожими красотками, но крепких напитков не употребляли и Тимур если и видел их, возвращавшихся на судно, то слегка, может быть навеселе.

Исключение составлял Юра-боцман. Тот любил крепко выпить, на судно приходил изрядно подшофе, наутро сильно болел и страдал с похмелюги, но надо отдать ему должное, ни разу по этой причине не прогулял и, как и Тимур на берегу, в шесть утра ежедневно выходил на работу, чего бы ему это не стоило.

Грузовые операции в порту велись круглосуточно, но всякие клерки начинали осаждать судовую администрацию часов с восьми-девяти утра. Они представлялись разными агентами, пожарниками, шипчандлерами******** , мусорщиками, водолеями, «племянниками капитана порта» и бог ещё знает кем.

Скандинав в первый трудовой Тимуров день проинструктировал того, как вести себя со всей этой шушерой: во-первых ни в коем случае не подписывать им никаких бумажек, которые они пытаются подсунуть, а во-вторых, если хотят попасть к капитану, то-есть к нему, то препятствовать им не надо, а даже и проводить. А дальше – он сам с ними разберётся.

Когда Тимуру самому надо было по делу посетить капитанский офис или, когда Скандинав вызывал его по «уоки-токи», чтобы дать какое-то распоряжение, зайдя к капитану, он, практически, наблюдал одну и ту же картину: Скандинав восседал во главе стола на своём кресле, а перед ним роилась вся эта шушера, пытаясь подсунуть ему на подпись свои бумажки.

Не выражая никаких эмоций, ласково улыбаясь, он отодвигал их в сторону, никому ничего не подписывая. Тогда к столу протискивался следующий визитёр со своей бумажкой и история повторялась.

Время от времени Скандинав отлучался в свою спальню, откуда возвращался всё с более порозовевшим лицом, улыбка на котором становилась шире, а глаза – лучистее.

Иногда дело между посетителями-конкурентами доходило и до потасовок; в этом случае Скандинав спокойно связывался с Тимуром и просил прислать к нему в офис Литу, и, как только тот возникал на пороге, Скандинав молча показывал пальцем на драчунов, которых следовало удалить, что Лита и делал, взях их своими богатырскими лапами за шиворот и одарив своей озорной улыбкой.

За пять минут до окончания рабочего дня, то есть в 17-55, Скандинав вызывал к себе Тимура и тот мягко, но настойчиво выталкивал из капитанского офиса всех этих квази-официальных лиц.

К этому моменту Скандинав был уже изрядно навеселе, хвалил Тимура за хорошую работу и каждый день обещал ему выдать за текущий день бонус в двадцать долларов.
Забегая вперёд, скажем, что обещания бонуса оказались на деле обыкновенным сотрясением воздуха.

(Продолжение следует)

Примечания:

* Грузовой план
** Фореман - бригадир грузчиков
*** Акт о повреждениях
**** Ремонтник, наладчик.
***** АВ - матрос 1 класса
******OS - матрос 2 класса
******* Агентства по найму моряков в судоходные компании.
******** Шипчандлер - снабженец.

I

Тимур Ненароков с чемоданом поднимался по парадному трапу на очередное своё судно – греческий балктимбер* «Вудларк», куда был направлен на должность старпома латвийским крюинговым агентством.
Судно стояло у причала в торговом порту Порт-Саида и принимало генеральный груз на Абиджан, порт африканской страны Кот – д’Ивуар** .

Следом за Тимуром по трапу топал третий механик – Олег, он прилетел вместе с Тимуром в Каир, откуда водитель, нанятый морским агентом, привёз их три часа назад в портовской офис, где они и просидели эти три часа до самого вечера, изнывая от духоты, пока не догадались «сунуть на лапу» по десять баксов, «для ускорения получения пропусков на территорию порта», иммиграционным властям.

Как только египтяне получили эти двадцать баксов, проблема с пропусками была мгновенно решена, Тимура с Олегом мгновенно усадили в машину, водитель которой, проехав пятьдесят метров, остановился напротив «Вудларка», который, оказывается, стоял напротив того самого офиса.

Водитель тут же потребовал с пассажиров по доллару за их доставку. Тимур заплатил, а Олег водилу «послал», несмотря на то, что тот шёл за ним и клянчил до самого трапа.

На палубе Тимура встретил упитанный товарищ, сразу определив в нём нового старпома, выхватив из тимуровых рук чемодан и тут же начал «грузить» его всякими неприятными для того новостями.

- Новый чиф? Будем знакомы, я – Григорий, второй офицер. А тебя как? Тимур? Слушай, ну ты и попал!

Григорий стоял у трапа, держа чемодан Тимура и выкладывая ему негатив про судовую реальность, будто бы желая, чтобы Тимур испугался, забрал свой чемодан и бежал с «Вудларка» куда глаза глядят.

- Григорий, давай так, - прервал тираду второго помощника Тимур, - ты меня проводишь в мою каюту и вкратце осветишь обстановку, потому, как уже поздно и мне необходимо успеть вручить свои документы капитану. Или тут настолько всё запущено, что, ты предлагаешь мне по-дружески - рвать отсюда сломя голову по бездорожью, иначе мне - кирдык?

- Да-да, конечно, - тут же согласился толстячок, - пошли, покажу тебе каюту и всё расскажу, а потом провожу к Скандинаву...
- К какому скандинаву? – Удивился Тимур, двигаясь следом за Григорием, мне же говорили в агентстве, что капитаном здесь грек?

- Да, он грек, но всем впаривает, что он – скандинав: мол, происхождение у него скандинавское; вот ему народ и приклеил погоняло «Скандинав».

Тем временем, они поднялись на вторую палубу, где Григорий в носовой её части, по правому борту, распахнул дверь с бронзовой табличкой «Chief Officer» и, пропустив вперёд Тимура, вошёл следом за ним в старпомовскую каюту с тимуровым чемоданом.

Тимур огляделся: каюта была нисколько не больше по размерам, чем была у него на «Фламинго», зато состояла из трёх отсеков: небольшого офиса, куда они с Григорием сразу и попали, спальни и санблока, смежного со спальней. Одну из переборок офиса почти полностью занимал стеллаж забитый папками с документацией, каталогами и технической литературой.

Посреди офиса находился невысокий стол, почти, как на «Фламинго», только подлиннее, а впереди, под иллюминатором был ещё и двухтумбовый письменный стол с выдвижными ящиками.

В каюте работал кондиционер и уже не было душно, как снаружи.
Тимур присел на диван и поднял взгляд на Григория:
- Садись, рассказывай, теперь.

- Да мне, особо, некогда, – вахта скоро, с нуля, - и он посмотрел на висевшие на переборке судовые часы, но, тем не менее, присел, поставив, наконец, чемодан на палубу.

- А где, кстати, сменяемый старпом?
- Так в том-то и дело, что его-то уже и нет! Так, что придётся вам самому тут разгребаться со всеми делами старпомовскими. Если я в чём-то в курсе, то подскажу, - перешёл почему-то с «ты» на «вы» Григорий.

- Чего это ты: то на «ты», то на «вы»? – Раз уж начали «тыкаться», то давай, уж, так и продолжать – возраста мы, вроде как, одинакового. Так куда старпом-то исчез?

- Так, свалил он ещё три дня назад: кэп его списал за пьянку!
- Во, как! Что, великий трезвенник – Скандинав ваш?
- В том-то и дело, что совсем наоборот!
- Как это?

- Скандинав – всё время подшофе, сам увидишь, отчего я и боюсь очень, что заедем мы когда-нибудь, куда-нибудь не туда под его руководством, а старпом бывший, он не долго тут прослужил, кстати, тот вообще – запойным оказался, хоть и молодой. Скандинав, хоть и пьяный, но на ногах твёрдо стоит, а тот, если запил, то, как умер: нет его ни на вахте, ни на работе! Хорошо, что выпер его кэп, наконец, а то мы с третьим замучились уже за него пахать!

- Понятно..., ну, чего ещё «хорошего» сообщишь?
- А чего хорошего? «Вудларк» - корыто старое, как все греческие «лайбы», заметил сам наверное, ломается тут то одно, то другое, под мальтийским «удобным» флагом; работа, в основном, в районе чёрной Африки, чтобы в Европе лишний раз не светиться, а то зайдёт, понимаешь, в какой цивильный европейский порт, а оттуда портконтроль – возьмёт и не выпустит! Ну, иногда, вот, к арабам загребает...

Вот судовладелец и ищет ему аутсайдерские фрахты...

- Ну, а как команда? Кто третий офицер? – Спросил Тимур.
- Команда: почти все офицеры из Латвии, Дед и фитер – из Мариуполя; четвёртый механик, мотористы, боцманская команда, мессбои и кок – филиппинцы; третий помощник, также филиппинец и засранец. Кроме него все – нормальные, вобщем-то мужики.

- Засранец потому, что филиппинец?
- Да нет, просто, по натуре своей, совершенно безответственный человек. Когда он на ходовой вахте, я не могу спать спокойно: судно на-ходу, а он может себе преспокойно дрыхнуть в рубке на диване.

Так что учти чиф: за этим типом – Алтон его звать – необходим постоянный контроль.

Тут задребезжал телефон на письменном столе.
Тимур снял трубку.
- Новый старпом? – Услышал он в трубке английскую речь, - зайдите, пожалуйста, с документами в офис к капитану!

- Иес, сэр! – Тимур машинально пощупал пристёгнутую к поясу барсетку с документами и приподнялся с дивана.

- Скандинав вызывает? – Спросил Григорий.
- Вызывает...
- Ну, ни пуха! – Криво ухмыльнулся «Сэконд» и первым вышел из каюты.

II
Капитанский офис, располагавшийся палубой выше, показался Тимуру каким-то неуютным: продолговатое помещение с длинным столом посередине и, примыкавшим к нему буквой «Т» письменным столом в конце офиса таким образом, что между ним и переборкой оставалось пространства ровно на то, чтобы туда уместилось лишь принайтовленное к палубе кресло, на котором и восседал «Скандинав».

Тимур остановился у коммингса (порога) офиса, дверь в который была открыта, поздоровался и попросил разрешения войти.

Скандинав – человек, выглядевший лет на десять постарше Тимура, с розоватым лицом и блестевшими глазками (Тимур сразу вспомнил предупреждение Григория), важно кивнул головой и указал рукой на место за длинным столом рядом с примыкавшим письменным.

Тимур уселся на указанное место, достал документы из барсетки и выложил их на стол перед кэпом.
В этот момент на пороге появился третий механик Олег, которого Скандинав также пригласил присесть напротив Тимура.

- Красивый диплом у вас, - изрёк, наконец, Скандинав, разглядывая диплом Тимура, текст в котором с одной стороны был напечатан на русском языке, а с другой – на английском, - дип си кэптен! (Капитан дальнего плавания) (свой последний рабочий диплом Тимур получал в Калининградском порту);
- боюсь, что скоро вам придётся менять этот диплом на диплом международного образца, не такой, правда, красивый, но дающий право работать на судах мирового флота - всех, без исключения!
Если, конечно, не решите коротать свою дальнейшую морскую деятельность исключительно под российским флагом.

Подождите секунду, я сейчас! – Капитан, вдруг, поднялся и исчез за расположенной рядом дверью, ведущей в капитанскую спальню.
Через несколько секунд он вернулся, с ещё более порозовевшим лицом и заблестевшим ещё ярче взглядом.

- Еще «накатил», - догадался Тимур.

- Одним словом, так, чиф: вы с дороги устали, идите отдыхайте до утра, сейчас на вахте второй офицер, в шесть утра его меняет третий, грузовые операции сейчас под их контролем, а вот с восьми утра, уж будьте добры, включайтесь в работу и постарайтесь вникнуть во все дела наши грузовые как можно быстрее и самостоятельно, поскольку подробно инструктировать вас некому: предыдущий чиф-офицер с судна списан до вашего прибытия, - изрёк капитан.

Тимур поднялся, а кэп, пододвинув к себе документы Олега, добавил, слегка уже заплетавшимся языком:
- Если хотите, можете перед сном перекусить: мессбой оставил еду в индивидуальном камбузе. Я – скандинав, а мы – скандинавы – люди душевные!

(Продолжение следует)

Примечания:

* Балкер-лесовоз.
**Страна, ранее называвшаяся "Берегом слоновой кости".

Часть 12 (Окончание)

Глава XXX

Выйдя из Кейптауна и, обогнув южную оконечность Африки с её знаменитым мысом Доброй Надежды, пройдя Мозамбикским проливом, оставив справа Мадагаскар, а слева – Танзанию, Мозамбик и Кению, через неделю «Фламинго» вышел в Аравийское море, где слева, где-то за горизонтом, простирался берег пиратской Сомали.

Судно шло, теперь, под командованием нового грека-капитана, который явился прямой противоположностью прежнего – Георгиоса.

Это был добродушный семидесятилетний старикан, никого не «достававший» и не доводивший до истерики. На вахте Тимура он появлялся редко, причём, только, в дневное время, спрашивал: «Как дела?», обращаясь к Тимуру по имени, а не по должности, как это, в общем-то, принято на иностранных флотах и, получив стандартный ответ: «эврисынг из окей, сэр!», довольно хмыкнув, удалялся.

Ежедневные обходы всего судна, подобно «кэптену Джёчу» он не делал, а принимал доклады от начальников служб о состоянии судовых дел в своём офисе, там же и давал им, если считал необходимым, свои ЦУ (ценные указания).

Иногда капитан выходил подышать свежим воздухом, усевшись в шезлонге на открытой веранде, на второй палубе. Судовая собака Дора, в этом случае, подходила и ложилась у его ног.

И ещё часть своего времени он проводил в радиорубке, где радист Гена обучал его пользоваться единственным на судне компьютером.
«Сепаратный» приём пищи с выпивоном на камбузе для греческой части экипажа кэп прекратил, обязав греков питаться вместе с «легионерами» одной и той же пищей, после чего качество питания, как заметил Тимур, в кают-компании и салоне рядового состава заметно улучшилось.

Однажды, Андрей ему пожаловался, что в офицерской «обжираловке» в холодильнике кок держит месяцами бутафорские продукты и в пищу нельзя ничего употреблять, кроме яиц, если, допустим, проголодаешься во время работы ночью или после ночной вахты.

Старик, как прозвали капитана «легионеры»-славяне, лично проверил это дело, устроил разнос коку-соотечественнику и после этого, чудесным образом, произошла замена бутафории на съедобную еду.

Короче, одним словом, «жить стало лучше, стало веселей» - как говаривал товарищ Сталин когда-то.
И «Старик», если не всей команде, то не греческой её части быстро приглянулся.

Тимур, порой, сокрушался в душе: почему сразу, вот, не повезло по-прибытии на судно семь месяцев назад с капитаном ( да и с брюзгой старпомом вначале), а только сейчас.

Примерно такие мысли крутились в голове Тимура на его дневной вахте, в то время, как «Фламинго» рассекал воды Аравийского моря.

Стояла ясная, солнечная июльская погода, ходовая рубка, через открытые двери на крыльях мостика приятно обдувалась лёгким освежающим бризом, «Фламинго» шёл довольно оживлённым путём, время от времени расходясь со встречными судами или обгоняя попутные, поскольку у риферов, как правило, скорость всегда бывает повыше, чем у прочих сухогрузов и ничего не предвещало каких-либо неприятностей.

- Слева – судно! Курсовой угол тридцать градусов! – Голос рулевого-вперёдсмотрящего Яцека отвлёк Тимура от раздумий.
Тимур кивнул Яцеку и взял бинокль. На горизонте, действительно, обозначилось судно, по всей видимости – небольшое.

Тимур подошёл к радару. Определил, что судно не имеет хода и дистанция наикратчайшего сближения с ним – три мили. «Рыбак, наверное» - подумал Тимур. Единственно, смущало то, что над судёнышком поднимался густой чёрный дым.

«Пожар у них что ли?» - насторожился Тимур, не прекращая наблюдение.
Между тем, попутные и встречные суда, направлявшиеся кто – в сторону Аденского залива, а кто - двигавшиеся в обратную сторону, шли своим путём не сворачивая и не сбавляя хода.

Вскоре, по мере приближения к дымящему судну Тимур обнаружил следующее:
Судёнышко, по своей конфигурации, выглядевшее, как рыболовная шхуна, лежавшее в дрейфе, несло рыболовные знаки; на корме его стояла металлическая бочка, в которой что-то горело и сильно дымило;

Ещё Тимур разглядел двух чернокожих людей: один стоял на деревянной рубке шхуны, опуская и поднимая вверх-вниз обе руки, второй сидел на корме шхуны рядом с дымящейся бочкой, свесив босые ноги с палубы на транец.
И дымившая бочка и размахивающий руками человек означало одно: судно терпит бедствие!

(Такие действия членов экипажей судов – разновидность из общепринятых способов подачи сигналов бедствия на море).

Тимур поступил, как и положено помощнику капитана в таких случаях: позвонил Старику и доложил о происшествии, а также сделал запись в судовом журнале.
Капитан, посопев в трубку, сказал, наконец, что пусть Тимур ждёт и он скоро поднимется на мостик и примет решение.

Вскоре, терпящее бедствие судно, находилось уже на траверзе «Фламинго».

Время шло, «Фламинго» всё дальше и дальше удалялся от шхуны, капитан на мостике не появлялся, Тимур нервничал.
Прошло около получаса, Тимур посмотрел в радар и определил расстояние до шхуны – около десяти миль!

«Ну где же он?» - начал уже психовать Тимур, «позвонить ещё раз?», но, в этот момент на мостике появился Старик.
- Так, где, Тимур, этот страдалец? – Спросил капитан.
- Да уж на десять миль отскочили! – Ответил Тимур.

- Окей, полборта право, ложимся на обратный курс! – Скомадовал Старик рулевому.
«Фламинго» начал разворот не сбавляя хода и скоро, описав циркуляцию, начал двигаться к терпящей бедствие шхуне, уже превратившейся в чёрную точку на горизонте.

Остальные большие суда по-прежнему продолжали двигаться по своему назначению нисколько не задерживаясь и не приближаясь к той несчастной посудине.

Тем временем, капитан позвонил куда-то по судовому телефону и начал говорить что-то по-гречески.
Тимур догадался, что тот разговаривает со старпомом.

И точно, через пару минут на мостике появился Аполлон, они с кэпом что-то «перетёрли» и старпом, включив общесудовую трансляцию, по-английски вызвал на мостик боцмана Казимежа.

Казимеж, выслушав инструктаж старпома и, молча кивнув Аполлону, сбежал вниз и через несколько минут Тимур увидел его с матросами впереди надстройки, в районе второго трюма.

Моряки приготовили на всякий случай лоцманский шторм-трап, но не спустили его пока с палубы.
«Фламинго» всё ближе подходил к шхуне, чернокожий на ней, узрев приближающийся рифер, энергичнее замахал руками.

На крыло мостика, по правому борту, где находились уже капитан, старпом и Тимур, поднялся ещё и электромеханик Андрей.

Все наблюдали за шхуной, стараясь догадаться, что же там произошло.
- Наверное, топливо закончилось, - высказал своё предположение Аполлон.
- Да, вероятнее всего, - согласился Тимур.

Капитан молчал, пристально вглядываясь в приближавшуюся шхуну.
- Зря ты всё это затеял, - негромко сказал в ухо Тимуру Андрей, сохраняя мрачный вид.

Тимур удивлённо покосился на него, но промолчал.
Капитан с крыла мостика отдавал вполголоса команды рулевому.
Рулевой Яцек громко репетовал (повторял), корректируя курс так, чтобы пройти вплотную к шхуне.

«Фламинго», по-прежнему на полном ходу, проскочил метрах в пяти от покачивающейся на лёгкой зыби шхуны и взору всех, находящихся на крыле мостика, с его высоты, за те короткие секунды прохождения рифера мимо судёнышка, предстала жуткая картина: в неглубоком открытом трюме на спине лежали чернокожие мумии – мужчины, женщины и дети! Да, это были почти скелеты! И было их около двух десятков.

Казалось, что четверо на мостике и матросы с боцманом на палубе замерли в этот момент. И их можно было понять – зрелище было ужасным.
Миновав шхуну, Старик продолжал отдавать команды рулевому и, также – вполголоса, внушал что-то старпому по-гречески.

Яцек переложил руль вправо на пять градусов и «Фламинго» начал описывать большую циркуляцию вокруг шхуны.

Одновременно капитан приказал Тимуру сбавить ход судна до среднего.
Аполлон передал по «уоки-токи» боцману распоряжение капитана и матросы засуетились на палубе.

За считанные секунды на палубе появились упаковки с бутилированной питьевой водой, коробки с консервами и сгущёнкой, канистра с соляркой.
Шеф-кок также подключился к матросским хлопотам. Собака Дора прыгала рядом с ним и задорно лаяла.

Моряки привязали к упаковкам с продуктами айрбеги (надувные пластиковые мешки, которые служат прокладочным материалом между грузовыми паллетами в трюме) и встали наготове со всем этим хозяйством по правому борту.

И лишь только «Фламинго» повторно приблизился на кратчайшее расстояние к шхуне ( а теперь оно было около пятнадцати метров), по команде «гоу!» («пошёл!»), моряки одновременно выбросили за борт провизию, воду и канистру с топливом.
«Фламинго» развернулся на нужный курс, Тимур дал машине полный передний ход по команде Старика и вышел опять на крыло.

Рифер быстро удалялся от шхуны, но все, кто наблюдал сейчас за ней смогли увидеть, как тот чернокожий, который сидел на корме, спрыгнул в воду и поплыл к упаковкам с припасами, уложенными в пластиковые мешки, связанные между собой.

К слову, следует заметить, что оба мужчины – тот, кто поплыл и тот, который размахивал руками, стоя на рубке шхуны, в отличие от мумий в трюме, выглядели вполне себе упитанно.

Первым покинул мостик Старик, не сказав никому ни слова.
Затем, объявив боцману, что все на палубе свободны, к Тимуру подошёл Аполлон:
- Ну вот, а ты говорил – рыбаки! А оказалось – беженцы!

- Во-первых, шхуна рыболовная, не так ли? А во-вторых, беженцы, что, не люди? И по вашему мнению их не надо было спасать? – Парировал Тимур.
- Эх, Тимур, добрая душа; сколько их таких несчастных по всему свету! Всех разве спасёшь? – Грустно сказал старпом, уходя.

На мостике остались Тимур, Андрей и рулевой Яцек.
Андрей позвал Тимура на крыло мостика и тот понял, что он хочет что-то ему сказать один-на-один.
- Говори! – Сказал Тимур, выйдя на крыло.

- Тимур, ты что с ума сошёл? – Мрачно спросил его Андрей. - Оно тебе надо было? Видишь, вон, суда мимо проходят и никто не останавливается! А если бы там, со шхуны, вместо беженцев пираты с калашами повыскакивали? – Андрей повысил голос, - ну, пусть, даже не пираты, вдруг Старик решил бы их принять на борт для оказания помощи, а у них там – какая-то эпидемия оказалась бы?

Ты же видел, как они жутко выглядели? Вполне вероятно, что какая-то зараза!
Ты из-за дурацкого гуманизма рисковал безопасностью и здоровьем своей команды!
Не ожидал я, честно говоря, от тебя такого номера!

Выждав, пока Андрей полностью выскажется, Тимур ему спокойно ответил:
- А знаете ли вы, уважаемый господин «электришен», что, согласно Международному морскому праву, неоказание помощи терпящему бедствие на море, является уголовным преступлением?

- Ну и что? Тогда все, кто прошёл мимо – уголовные преступники? Замучаются всех привлекать!

- Ай, не хочу я с тобой спорить, - устало сказал Тимур и ткнул пальцем в серебяный крестик, висевший на волосатой груди Андрея, выглядывавший из расстёгнутого комбинезона и спросил:
- Это что?
- Как что? – Не понял Андрей, - ты к чему это?
- А к тому, что не надо тебе постоянно себя в грудь молотить, убеждая всех, какой ты правоверный христианин!

И ласково добавил:
- Не по-христиански ты себя ведёшь, Андрюша, не по-христиански.
Андрей сначала ошарашенно уставился на Тимура, потом, зло сверкнув глазами и, махнув рукой, чуть не бегом пустился к трапу, ведущему вниз с мостика.

Глава XXXI

«Фламинго», пройдя Аденский залив и выйдя в Красное море, через полтора суток прибыл в порт назначения – Джидду.
На борт судна, как и положено, заявились портовые власти: упитанные и важные саудиты в униформе – таможня и иммиграционные власти, а с ними – морской агент, замотанный в белую хламиду до самых пят и с белой чалмой на голове.

После прохождения необходимых формальностей по оформлению прихода (а это было утреннее время), вахта Феликса настроила грузовые стрелы и вахте Тимура надо было, лишь, открыть трюма, как только на борт прибудут бригады грузчиков.

Раньше это делать было нельзя, поскольку при температуре наружного воздуха - плюс тридцать пять градусов и выше, держать открытыми трюма (в которых, напомню, температура - минус двадцать), пребывая в неизвестности, когда появятся грузчики, было,прямо скажем, глупо: при таких перепадах температур груз быстро размораживался.

Тимур, заступив на дневную вахту, и, выслушав Феликса, доложившего ему текущую обстановку, пока, ещё не началась выгрузка, спустился на причал по парадному трапу, чтобы снять осадки носом и кормой ( для неосведомлённого читателя поясню, что, так называемое «снятие осадок», нанесённых на линейках в дециметрах или футах на оконечностях и посередине (на миделе) судна, производится,
как для определения дифферента судна – т.е. величины его наклонения в сторону носа или кормы, а также по изменению средней осадки примерно определяют количество выгруженного или принятого на борт груза).

На причале, в пяти метрах от трапа, на стуле восседал упитанный усатый полицай с ручным пулемётом в руках. Он дождался, пока Тимур сойдёт на причал, после чего поманил его рукой к себе, направив на него свой пулемёт.

Тимур подошёл. Полицейский на ломаном английском равнодушным голосом сообщил Тимуру, что тот должен стоять на этом месте не двигаясь, пока не приедет полицейский джип и не увезёт его в тюрьму.

Кроме того, если Тимур попытается бежать, то полицай откроет огонь на поражение.
- Почему и за что? – Воскликнул Тимур.
- А потому, что ты, неверный, ступил на святую землю, не имея на это права, и Аллах тебя накажет, - лениво и, как Тимуру показалось, высокомерно отвечал полицейский.

«Ну, ни хрена себе!» - подумал Тимур и в замешательстве переступил с ноги на ногу.
В тот же момент полицай шевельнул стволом пулемёта, положив палец на спуск, показав этим, что он не шутит.

Тимур, стоя под палящим солнцем, не знал, что ему делать: кинуться назад к трапу, который в двух метрах? Исключено! У этого борова хватит дури пальнуть в спину. Стоять и ждать пока увезут в зиндан?

На свою беду на этот раз Тимур свой «уоки-токи» повесил за ремешок на судне около трапа и предупредить никого из экипажа не имел возможности.
К тому же вахтенные матросы его не видели в этот момент, так, как помогали боцману заводить дополнительный швартов.

Казалось положение безвыходное. «Но не бывает же их – безвыходных положений!» - успокаивал себя Тимур, лихорадочно соображая, как выкрутиться из этой ситуации.
И вдруг он увидел, что к трапу приближается морской агент в своём белом балахоне, не обращая внимания на Тимура с полицаем.

- Мистер эджент! – Заорал Тимур.
Агент, взявшийся уже, было, за леер трапа, обернулся на этот крик и, похоже, сразу всё понял.

- Вас задержали? – спросил агент.
- Да задержали! – Крикнул Тимур, - и непонятно за что! Хотел снять осадки, а тут – этот, со своей пушкой..., - Тимур кивнул в сторону полицая.

- Один момент! – сказал агент и завёл разговор с полицейским на своём языке
Что-то там «перетерев» с толстым цербером, агент обратился к Тимуру:
- Всё в порядке, вы можете вернуться на судно, - после чего стал подниматься на борт по трапу.

Тимур поспешил вслед за ним и догнал его уже в шкафуте, когда тот собирался открывать дверь, ведущую в надстройку.

- Господин агент, что за дела? Как можно работать, если нельзя даже на причал ступить? Нам необходим постоянный контроль за осадками судна, а, кроме того, вдруг морякам потребуется положение парадного трапа поправить или швартовы перенести ?

- Без проблем, господин офицер, - отвечал агент, - но действуйте следующим образом: перед тем, как ступить на причал, попросите разрешения у господина полицейского, объяснив причину, для чего вам это необходимо и, только после этого, можете передвигаться вдоль судна, но не дальше носа и кормы. Вы меня поняли?

- Чего тут не понять, - пробурчал Тимур и снова двинулся в сторону трапа.
Спустившись на нижнюю площадку парадного трапа, перед тем, как ступить ногой на причал, Тимур, пересилив себя ( ну неприятна была ему эта толстая самодовольная ряха!) обратился к полицаю:

- Господин офицер, разрешите сойти на причал для снятия осадок?
И, получив в ответ благосклонный кивок стража порядка, направился к носовой части судна.

Глава XXXII

Где-то через полчаса на судно автобусами привезли кучу народа – индусов-грузчиков.
Матросы открыли трюма, их сменили у грузовых лебёдок лебёдчики-пакистанцы и выгрузка началась.

Здесь у саудитов существовала своеобразная градация: на низшей ступени стояли индусы - грузчики, которые вербовались на год, жили в отведённых им лагерях, откуда не имели права отлучаться на «святую» территорию страны. Они работали за доллар в день, каждую смену привозили автобусами и через восемь часов её меняли на другую смену.

Очень быстро Тимур понял: что, как им платили, так они и работали – пока половина грузчиков еле шевелилась в трюме ( в каждом трюме человек по пятнадцать), вторая половина спала на палубе.

Выгрузка шла медленно и офицеры, постоянно контролирующие температуру груза в трюмах, вынуждены были довольно часто (по причине высокой температуры воздуха снаружи) выгонять оттуда грузчиков и закрывать трюма и твиндеки.

На более высшей ступени стояли пакистанцы: они, как единоверцы саудитов, работали лебёдчиками, водителями фур, на которые грузились куры и фореманами (бригадирами) и имели право свободно передвигаться по городу.

Сами же саудиты ходили сплошь в больших начальниках. Облачённые в белые балахоны они время от времени въезжали в порт на длинных лимузинах, важно наблюдали за процессом, давали указания фореманам и удалялись.

За время стоянки в порту, Тимур ни разу не увидел на причале ни одной женщины.
На следующий день, по-приходу, старпом объявил, что в дневное, определённое время желающие посетить город Джидду могут получить у агента специальные тархетки (пропуска) и на заказанном для этого автобусе, в его сопровождении, в этот город отправиться.

Но эти тархетки могут получить не все, а лишь, греки, танзаниец Султан и пакистанец Адил.

Кроме них разрешение получил ещё и радист Гена, который в судовой роли был записан по советскому загранпаспорту – паспорту страны, которая уже пять лет не существовала, но документ этот пока ещё почему-то воспринимался в странах «третьего мира».

Поляки, а также Тимур и Феликс права на посещение города не имели, поскольку являлись подданными «католических» стран, граждане которых почему-то были для саудитов персонами нон-грата.

В девять утра увольняемые на берег сели в автобус и отбыли в город.
Агент привёз их на центральную улицу, высадил и сказал:

- А теперь, господа моряки, можете здесь погулять, посетить магазины, сделать шоппинг, но рекомендую делать это всё организованно, не разбредаться и с центральной улицы никуда не сворачивать: в стороне от центра бродить для вас небезопасно. Здесь святая земля, рядом Мекка и европейцев-неверных у нас не любят.

Я, вообще-то, должен вас сопровождать до конца вашей экскурсии, но у меня кроме этого много дел ещё и я вам доверяю, так, что давайте так: в четырнадцать часов собираемся в этом же самом месте и я вас доставляю на ваш «Фламинго». Попрошу не опаздывать.

Агент откланялся, а моряки побрели по улице, глазея по сторонам и заходя в магазины.

На судно мариманы вернулись, опять-таки, в сопровождении агента, около пятнадцати часов. Тимур (а была его вахта) вышел к трапу посмотреть на «счастливчиков», удостоившихся чести побродить по священной земле, которым он, впрочем, нисколько не завидовал.

Первым, почему-то с мрачной физиономией на борт поднялся агент, спросил Тимура не отдыхает ли капитан, Тимур указал ему на веранду на второй палубе, где в шезлонге принимал воздушные ванны Старик, после чего агент направился к нему.
Следом за агентом по трапу, в основном, все с покупками , потянулись один за другим увольнявшиеся.

Последним шёл Гена-радист, причём, с пустыми руками.
- Гена, привет! А чего – пустой?
- Ай, не спрашивай! – Гена махнул рукой, - провинился я и агент тархетку отобрал.

При этом Тимур на Генином лице никакого расстройства по этому поводу не обнаружил.

- А что случилось?
- Да, понимаешь, агент нас в центре высадил, сказал, чтобы гуляли только там, назначил время сбора, все попёрлись по магазинам, а я решил, малость, город осмотреть, свернул на боковую улицу и пошёл в горку потихоньку, поглазеть - как там люди живут.

Ну, побродил, подзаблудился чуток и малость опоздал. Агент разорался, сказал что не хочет за меня отвечать, если правоверные мне в этом святом месте где-нибудь горло перережут и отобрал тархетку, когда в порт прибыли. А сейчас, похоже, побежал Старику стучать на меня.

Да и бог с ним, всё равно нечего мне там больше делать, ничего хорошего я не увидел, шляясь по этой жаре, - сказал Гена и ушёл к себе.

Тимур спустился на причал, получив разрешение у полицая, сидящего, как и в прошлый раз на стуле с пулемётом и пошёл снимать сначала осадку носом.
Когда он достиг носовой оконечности судна, порыв встречного ветерка донёс до него сочный запах навоза, как с запущенного скотного двора.

Тимур вгляделся в судно, ошвартованное по носу. Это был скотовоз, перевозящий живой скот.

По причалу возле него бродило трое филиппинцев – членов экипажа.
«Вот работка у них!» - подумал Тимур. «Хотя, принюхались уже, наверное, мужики».

Сняв осадки, и поднявшись на судно, Тимур увидел, что к левому борту подходит небольшой танкер-водолей, послал вахтенного матроса принять швартовы и вызвал по «уоки-токи» боцмана, чтобы тот обеспечил приёмку пресной воды и, подойдя к месту швартовки водолея, помог матросу завершить швартовку.

Ошвартовав водолей, Тимур, услышав свист с него, посмотрел в ту сторону и увидел араба, возможно – шкипера, который махал ему с танкера рукой, стоя около рубки танкера, приглашая подойти поближе.

Тимур подошёл. Араб, определив в Тимуре офицера, стал просить у него, чтобы тот перебросил на его посудину пару коробок с курами ( как раз шла выгрузка из четвёртого трюма, в районе которого и был ошвартован водолей).

В принципе, Тимур без проблем мог бы распорядиться, чтобы эти пару коробок матросы перекинули на танкер, поскольку грузоотправитель в виде бонуса выделил этих кур экипажу с избытком: кок готовил их команде, чуть ли не каждый день, так, что стали они уже и приедаться; да не тот настрой у Тимура был по отношению к местным – слишком уж высокомерно вели они себя "правоверные".
- Что? – Спросил Тимур, - ты хочешь, чтобы я украл груз для тебя? У вас как наказывают за воровство? Отрубают руку? Ты будешь жрать ворованных кур, а мне ваши придурки руку отхватят? Ищи дураков в другом месте! И Тимур демонстративно отвернулся от саудита и полез в трюм измерять температуру груза.

Глава XXXIII

На следующую дневную вахту Тимур не вышел – просто не смог встать с постели: работая на палубе в одних шортах и лёгкой безрукавке на сорокоградусной жаре и, время от времени, спускаясь в трюма, застудил какой-то нерв и теперь не мог ни сидеть, ни стоять, а лежать мог, лишь, на спине.

Тимур вызвал к себе по «уоки-токи» Феликса и сообщил ему эту прискорбную новость и попросил известить об этом капитана.
Старик не поленился зайти, проведать Тимура, убедился в его незавидном состоянии, пообещал вызвать врача через агента и приказал старпому заступить на вахту вместо Тимура.

Через пару часов в каюту Тимура вошли: старпом и агент вместе с местным врачом.
Врач осмотрел Тимура и заявил Аполлону, что необходима госпитализация.
«Только не это!» - думал Тимур, вслушиваясь в заключение врача, представив себе, что «Фламинго» уйдёт без него, а он окажется в стране, враждебной к ему подобным.

Однако, агент, энергично помотав головой, заявил, что это исключено и никто не позволит помещать неверного в правоверный госпиталь и пусть врач и судовая администрация ищут другой выход из этой ситуации.

- Ну, чтож, - пожал плечами врач-араб, - тогда я выпишу лекарства, будете делать больному инъекции сами в судовых условиях. Найдётся ли на вашем судне человек, кто сможет делать уколы?

- Найдём! – Ответил Аполлон.
Тогда, врач присел в кресло тут же, в каюте, за журнальный столик и, достав из своего портфеля бланки, выписал необходимые рецепты.

Ещё часа через полтора, после того, как каюту Тимура покинула та троица, к нему нагрянул грек-кок с пакетиком и заявил, что инъекции поручено делать ему; зарядил два шприца – один вакциной белого цвета, другой – красноватого и ввёл эти жидкости в ягодицы Тимура.

Инъекции были очень даже болезненные – то ли от неопытности «лекаря», то ли свойство их было такое, но Тимур стоически терпел эти уколы, которые кок делал ему ежедневно в течение трёх дней, и с каждым днём чувствовал всё большее облегчение.

Через три дня такого лечения он опять был на ногах и приступил к своим прежним обязанностям.
К этому моменту все куры и цитрусовые были уже выгружены, а в третий трюм началась погрузка трёхсот тонн ягнятины-филе, также в картонных ящиках.

Это был, так называемый, «возврат», то есть, какой-то другой рифер завёз эту ягнятину также из Бразилии, саудиты что-то непотребное в ней обнаружили, а теперь – отправляли на «Фламинго» грузоотправителю назад.
Так, как эта партия груза была небольшой и, хотя грузчики-индусы работали, как обычно, «ни шатко-ни валко», закинули её в трюм в течение дня и «Фламинго», наконец, покинул эту негостеприимную страну.

Глава XXXIV

«Фламинго» возвращался в Имбитубу за следующим грузом курятины, повторяя пройденный ранее путь, только в обратном порядке, мимо тех же африканских стран, огибая южную оконечность Африки и через неделю перехода, южнее порта Элизабет попал в жестокий шторм.

До этого, конечно же, в течение контракта на «Фламинго», Тимур попадал на нём в шторма, но сила ветра при этом не превышала десяти баллов по шкале Бофорта, да и волнение моря было, в общем-то терпимым.

Но на этот раз поштормовать довелось серьёзно.
Ураганный ветер и огромные волны (в этих краях их называют «волны-убийцы») мотали несчастный старый рифер, как щепку! Судно проваливалось в ложбину между волн и, затем, содрогаясь всем своим немолодым телом карабкалось на очередную волну.

Вода гуляла по верхней (основной) палубе и водяные брызги обдавали стёкла иллюминаторов ходовой рубки, а это – пятью палубами выше!

Можно было бы, конечно, долго и взахлёб описывать все эти страсти, но, уважаемый читатель, наверняка много раз всё это читал у других писателей-маринистов, так что, опустив мелкие подробности, скажем так: стихия разбушевалась!

Разгул стихии начался в конце вечерней вахты Феликса и Тимур заступил на свою вахту, так сказать, в пиковый момент.

Ураган бушевал всю ночь и океан более или менее успокоился, лишь, к концу вахты старпома, то есть к восьми утра.

Всю ночь, кроме вахтенного помощника капитана и рулевого, на мостике находился сам капитан, а также боцман и главмех, который всё переживал – не подведёт ли главный двигатель в этот суровый час.

Впрочем, переживала, пожалуй, вся команда, потому, что понимала: отказ машины означал бы всем неминуемую гибель.

«Фламинго» шёл умеренным ходом, как бы, по некой дуге, «прижимаясь», насколько возможно, к южноафриканскому побережью, так как, чем мористее и глубже, тем выше была высота волн.

К концу вахты Аполлона «Фламинго» достиг самой южной точки Африки – мыса Игольного, шторм затихал и все с облегчением вздохнули.

Ну а дальше – дальше ещё две недели перехода до Имбитубы, уютного бразильского городишки, где предстояла выгрузка ягнятины и очередная загрузка курами, но теперь уже – во все четыре трюма.

Кстати, на судне была такая манера: что судно возило, тем, чаще всего и кормили – курятина была в меню, если не каждый день, то – через день.
А тут ещё ягнятина появилась и пошло по очереди: один день – курица, другой день ягнятина.

И то и другое кок готовил отвратительно: мясо было жёсткое и с трудом прогрызаемое.

Тимур думал: «Ну хорошо, может быть ягнятину возвращают, потому что она такая, вот, гадостная, ну а почему «правоверных» курятина устраивает, если «цыплята» эти, похоже, умерли от старости?»

Но однажды, пьяница и дебошир Гжегош соорудил из металлической бочки коптилку и накоптил на корме этих кур, которых в избытке моряки получили от грузоотправителя в виде бонуса, и получилось у него, прямо скажем, превосходно!

Куриное мясо оказалось сочным и мягким и все с удовольствием его ели.

Тимуру почему-то пришла на ум поговорка, которую он как-то услышал от жены: «Была бы курочка, сварит и дурочка!» и он не мог никак понять пекаря-лекаря, как же так у него всё получается, как в советском «общепите», ведь он помнил, как на пасху тот расстарался и удивил всех прямо-таки ресторанной кулинарией.

Ещё, следует заметить, что любимым словечком у греков было слово «экономИя», вот именно с ударением на последнем слове и оно регулярно применялось начальством, когда кто-либо из экипажа пытался включить в заявку на получение снабжения какую-то даже весьма необходимую вещь.

Ну вот, «Фламинго» пересёк океан, встал к имбитубскому причалу и снова пошла погрузка.

Опять вечерком свободные от вахт и работ моряки шли в город посидеть за пивком в небольших тавернах;

опять нажрался Гжегош и его привезла полиция, содрав с капитана выкуп;

опять, ушастый Султан, сунув вочмэну пачку сигарет, тайком привёл в свою каюту жгучую мулатку, передав свои накопления на временное хранение Тимуру.

В общем, катилась судовая жизнь, как по накатанной колее.
Старик, правда, после очередного гжегошева «залёта» спросил у Тимура, как это капитан Георгиос больше года смог вытерпеть на судне этого клоуна, на что Тимур пожал плечами и высказал своё мнение, что Георгиос, повидимому, писал захватывающий бестселлер о похождениях неукротимого поляка.

На это Старик ответил, что роман пора заканчивать и Гжегоша он отправит домой при первой же возможности.
Затем, был опять переход тем же путём в Саудовскую Аравию и вновь, уже в конце сентября, «Фламинго» стоит в порту Джидда, что расположен рядом со священной Меккой.

Глава XXXV

Тимур, Гена, Андрей и Феликс сидели в каюте Тимура, «гоняли чаи».
Был первый час ночи, вахта Тимура, но грузовые операции не производились: похоже был какой-то мусульманский праздник. Феликс, сменившись с вахты, спать не пошёл, а решил «потусоваться» со своими славянами: всех взбудоражила последняя новость, которую моряки сейчас и обсуждали.

А дело в том, что днём на судно заявились два англичанина – инспекторы морского Регистра Ллойда,под надзором которого осуществлял свою деятельность «Фламинго».

Проверив состояние корпуса судна и главного его двигателя и обнаружив массу дефектов: кое-где сквозную ржавчину на элементах судна, которые должны быть водонепроницаемыми, износ деталей механизмов свыше допустимого да и самих механизмов и т.п., эти инспекторы вынесли свой приговор:

судно должно из Джидды следовать прямым ходом на капитальный ремонт, куда (а это в греческий порт Пирей) и было выписано разрешение на разовый переход.

Мужики строили свои планы на будущее, в связи с данной ситуацией.
- Нам с Феликсом, пожалуй, пора уже и контракт завершать: придём в Пирей, как раз девять месяцев пройдёт, даже десятый уже покатит, - сказал Тимур, - или ты думаешь продлить контракт? – обратился он к Феликсу.

- Да нет, Тимур, сидеть на ремонте, конечно же, неплохо. Как механики любят говорить: «Лучше плохо стоять, чем хорошо идти!» Но больше девяти месяцев сидеть на железной коробке – многовато будет.

- Я тоже напишу рапорт; и у меня по времени контракт закончился уже, - сказал Андрей.
- А я буду сидеть тихо, пока не отправят сами, - подключился Гена, я ведь понимаю, что капремонт это – надолго, а зачем им радист на ремонте, тем более в Пирее, где наша контора располагается?

Такой, вот, разговор шёл между моряками, как вдруг откуда-то из коридора надстройки раздался собачий лай, а затем – чей-то дикий вопль!

- Что там такое? – Тимур встревоженно вскочил и ринулся к выходу, - мужики, сидите, я сейчас!

Спустившись палубой ниже, он узрел следующую картину: судовая собака Дора рвала зубами штанину на орущем постороннем визитёре арабской внешности, а вахтенные матросы Тадеуш и Зигмунд пытались её оттащить прочь.

- Что случилось? – крикнул Тимур полякам, которые наконец-то оторвали собаку от араба с клоком штанины в её зубах.

А оказалось вот что: араб – какой-то местный работяга-электрик, выполнявший ночью ремонт портового электрооборудования решил зайти на «Фламинго» с пустой пластиковой бутылкой и попросить питьевой воды у вахты, а вахтенные матросы, чтобы не торчать у трапа перед этим спустили с привязи Дору, а сами гоняли чаи в матросском салоне.

Во тут-то Дора и набросилась на чужака!

Кое-как успокоив араба, налив ему в бутылку не воды, а чаю и, возместив моральный ущерб копчёной курицей, Тимур отправил незваного гостя восвояси, а нерадивую вахту «раздолбал»:

- Вы в своём уме? – повысив голос, наехал Тимур на поляков, - представляете, если бы на его вопль отреагировал бы тот цербер, - Тимур кивнул головой в сторону причала, имея ввиду полицая на стуле.

- Да даже, если этот парень – саудит, возьми он и пожалуйся, что на него неверные собаку спустили полицаю, что может быть?
Тот, запросто, в лучшем случае – придёт и собаку пристрелит, а в худшем – вас! И ничего ему не будет по их законам!

Дору – немедленно на привязь, а сами - на пост! – приказал Тимур и, увидев, как Зигмунд повёл собаку на её место, держа за ошейник, вернулся в свою каюту.

В каюте, к этому моменту, остались двое: Гена и Андрей. Феликс ушёл отдыхать – в шесть утра начиналась опять его вахта.

Тимур рассказал гостям о случившемся. Гена неодобрительно покачал головой, а Андрей сжал кулаки и сказал насупившись:
- Наверняка, Тадеуш, гнида, пакостит. Дождётся, когда-нибудь, сволота!
- Да ладно, тебе, - сказал Тимур, примирительно, - сколько ему той жизни осталось. Злые долго не живут.

- Не скажи, возразил Гена, есть в Риге хорошо известных мне парочка аксакалов – фашистюги ещё те, а самим лет под сто.
Моряки, прихлёбывая ароматный чай, продолжали свою неспешную беседу, как вдруг опять услышали лай Доры, но уж доносившийся с открытой палубы, с носовой части судна.

Тимур и Андрей выглянули в иллюминатор: на хорошо освещённой палубе они отчётливо увидели Дору, злобно лаявшую на кого-то на причале.
- Опять выпустили, гады! – Прорычал Андрей и рванул на выход.
- Стой! – заорал вслед ему Тимур, но Андрей уже хлопнул дверью и через секунду было слышно, как грохотали его башмаки на трапе.

Тимур, было, кинулся за ним, но Гена, грустно сморщив свой некрасивый шрам на лбу сказал:
- Не дёргайся, Тимур! Не успеешь уже.

Тимур остановился, уже держась за ручку двери.
« А и правда» , - подумал он, «Что я там буду делать? Растаскивать их в разные стороны? Как-то глупо всё это».

Тимур вернулся в своё кресло.
Андрей отсутствовал, в общем-то недолго. Войдя в каюту Тимура, он сказал:
- Всё, Тимур, не переживай: Дора на привязи, а оба охламона у трапа – как миленькие!
- Что ты с ними сделал? – Стараясь быть спокойным, спросил Тимур.
- Короче так, как и предполагалось, Дору с поводка спустил именно этот мухомор – Тадеуш.

- Ты что бил его? – Прервал Андрея Тимур.
- Да нет, бить не бил, но унизил этого шляхтича, как положено: взял за шиворот и за задницу и вытащил на палубу, приказав: если в течение пяти минут Дору на привязь не посадит – бошку откручу!

- Ну ты даёшь, - сказал Гена.
Тимур же не знал, как прореагировать на выходку Андрея: то ли одобрить, то ли – наоборот.

Вскоре гости ушли и Тимур вышел на палубу. Оба матроса, как и положено находились на месте; Зигмунд поправлял страховочную сетку под парадным трапом, а Тадеуш стоял облокотившись на планширь. При виде Тимура он отвернулся.

«Считает, что это я на него Андрея натравил» - догадался Тимур.

Больше по службе Тимур с Тадеушем не сталкивался: на переходе до Пирея на вахту к Тимуру его не ставили ( а может быть он и сам отказывался, кто знает),

встречаясь случайно на судне они друг с другом не здоровались, но напоследок, по-приходу в Пирей, этот «вельможный пан» всё же умудрился Тимуру подгадить, выставить его в неприглядном свете перед, уважаемым Тимуром, Стариком.

А дело было так. Выйдя из Красного моря Суэцким каналом в Средиземное, «Фламинго» направлялся в свой порт назначения и в один прекрасный день бросил якорь на пирейском рейде.
На рейде судно стояло сутки. За это время греки на судовом катере интенсивно вывозили на берег бонусных кур, что оставлись в изобилии в судовой провизионке.
На причале их поджидали родственники, большей частью – жёны, на своих машинах.

Швартовка на судоремонтный завод намечалась на утро. А перед этим, вечером, капитан провёл совещание со своими помощниками, на предмет наилучшей организации этой операции.

Дело в том, что необходимо было втиснуться кормой в щель, которая чуть-чуть превышала ширину «Фламинго», между двумя риферами, причём, желательно, без отдачи якоря, так как в этом месте уже было отдано много якорей и высока была вероятность перепутаться с чужой якорь-цепью, а процедура распутывания – дело весьма громоздкое и неприятное.

Офицеры высказывали Старику свои соображения, но капитану больше всего понравился вариант Тимура. Не буду утомлять читателя описанием деталей этой процедуры, а для тех, кто смыслит в морском деле, могу сказать, что идея заключалась в том, что затягивание в эту щель должно было бы осуществляться кормовыми шпрингами с обоих бортов одновременно, используя шпринговые лебёдки.

Однако, во время этой операции, как и когда-то, атаман-Тадеуш самовольно принял командование кормовой швартовой группой на себя, опять собратья-поляки тупо выполняли бестолковые команды Тадеуша, напрочь игнорируя распоряжения Тимура и команды с мостика.

В результате, швартовка затянулась, лопнул один продольный конец, «Фламинго» долго неуклюже карячился, рискуя помять борта соседних риферов, ну всё же, наконец, с горем пополам прижался кормой к причалу.

Моряки с соседних риферов, глядя на потуги фламинговцев только посмеивались, а Тимур еле сдерживал себя, чтобы не заехать чем-нибудь польскому «авторитету».
Закрепив концы, матросы устанавливали на корму, подаваемый краном с причала, трап, а Тимура капитан по «уоки-токи» вызвал на мостик.

- В чём дело, Тимур? – Спросил Старик, - сами предложили вариант швартовки и сами же, вместо этого занимались на корме непонятно чем, порвали швартов, хорошо, хоть корпуса соседей не повредили, спасибо кранцам.

- Матросы не поняли моих команд, сэр, - развёл руками Тимур.
- Как это не поняли? – Удивился Старик, - у нас что, ЭйБи (матросы первого класса) не знают английских команд? А как же до сих пор они их понимали?
Тимур промолчал, а в разговор вклинился, находящийся тут же Аполлон:

- Тимур, у вас же в языке полно всем понятных слов, - и старпом начал перечислять известные ему матерные слова, - так и применил бы эти команды, сразу бы забегали!

Старик, успокоившись, спросил Тимура:
- Мне Феликс говорил, что вы собираетесь списываться, в связи с окончанием контракта?
- Да, сэр, десятый месяц уже пошёл, а у нас контракт – девять плюс-минус один.
- Окей, подавайте рапорта, я сообщу в офис компании. Электромеханик свой рапорт уже принёс.

Тимур с Феликсом подали капитану рапорта на списание и стали ждать.

Ремонт судна никак не начинался, «Фламинго» ждал своей очереди.

Через пару дней Старик пригласил к себе Тимура Феликса и Андрея и заявил:
- Проблема, господа офицеры... и замолчал.

- В чём проблема, сэр, - спросил Тимур, - не могут найти подмену?
- Не угадали. Подмена Андрею будет, а вам с Феликсом она не нужна: навигаторы на капитальном ремонте не требуются, достаточно капитана и старпома.

Проблема в другом. Вы, конечно, знаете политику греческих судоходных компаний: расчёт с инстранными моряками у нас производится наличными, а в компании в настоящее время не набирается достаточной суммы кэшем, чтобы вас троих одновременно рассчитать. Так что придётся вам посидеть ещё на судне, пока наличка не появится.

С другой стороны – чего вам огорчаться: служба сейчас у вас, что называется, «не бей лежачего», даже ремонта пока нет, живёте во время отстоя судна, как на курорте и денежки капают.

- Ничего себе! – Возмутился Андрей, - солидная пирейская компания, полтора десятка риферов в собственности и не может набрать несколько тысяч баксов наличкой. И сколько прикажете нам тут ещё сидеть?

- Ну не несколько тысяч, я тут подсчитал – контора вам ещё должна троим около двадцати на всех, а вам ещё и авиабилеты до дома компания должна оплатить, так что другого выхода для вас пока нет.

На следующий день ушёл в город и исчез Гжегош.
Через три дня Старик заявил в полицию, но поиски в течение следующих трёх суток ничего не дали.

Старик вызвал к себе Тимура и распорядился:
- Создадите комиссию, минимум три человека, вскроете каюту Гжегоша, произведёте опись его имущества и всё запечатаете. На листах с описью – подписи членов комиссии и судовая печать.

Сдаётся мне, что на этот раз этот оболтус пропал навсегда.

Однако, на следующий день (через неделю отсутствия!) Гжегош объявился, но на него было страшно смотреть: вся физиономия его была синей от побоев, белки глаз уже не соответствовали своему названию, так, как были красными от кровоподтёков, посреди лба выросла лиловая шишка, похожая на рог.

На вопросы даже своих земляков – где он был и что там с ним случилось, Гжегош отвечать категорически отказывался и через сутки был отправлен в родную Польшу (только, вот, вопрос: долетел ли?).

Вот ему-то деньги на расчёт и билет в конторе нашлись и ничего удивительного: за полтора года нахождения Гжегоша на «Фламинго» практически вся его зарплата ушла на выпивон и штрафы.

Тимур с Феликсом несли свою вахту, как и прежде, шесть через шесть, правда вахтой это врямяпровождение в полном смысле этого слова назвать можно было с натяжкой;
Аполлон на судне появлялся только днём и не всегда, но Старик приходил на судно ежедневно и честно отбывал на нём весь свой рабочий день.

Так прошло две недели, пока, однажды, на «Фламинго» в очередной раз, в полдень, не объявился Аполлон, который вызвал Тимура с Феликсом к себе и заявил:
- Слушайте, парни, чего это вы тут прокисаете на этой железяке? Сходите в город, расслабьтесь, посидите в баре на открытом воздухе – гляньте-ка, какая погодка чудесная! А я тут подежурю за вас.

Погода и на самом деле стояла прекрасная: температура воздуха (а это была средина октября) была - плюс двадцать пять, ярко светило солнышко, дул лёгкий морской ветерок.

Коллеги не стали отказываться от такого предложения и с удовольствием отправились на прогулку.

Выйдя за ворота верфи и поднявшись на горку Тимур с Феликсом обнаружили симпатичную кафешку имевшую столики, как внутри, так и на открытой веранде.
Выбрав один из столиков на веранде, друзья сделали заказ: Тимур заказал себе пиво, а Феликс - «Метаксу», которая продавалась здесь прямо из бочки на разлив и стоила очень дёшево.

На закуску взяли солёные орешки, пивные наборы и ещё какие-то чипсы.

- А ты что, «Метаксу» не любишь? Прочувствуй какой аромат! – сказал Феликс
- Аромат-то ароматом, да что-то цена меня смущает. Ты смотри, не отравись, дружище, этой разливухой, - отвечал Тимур, прихлёбывая прохладное пивко.

- Да ты чё? Не знал я, что ты такой перестраховщик! Это ж – Греция! Потому и коньячок тут дешёвый: винограду, ведь, как грязи!

Вот так сидели моряки, расслаблялись, добрым словом поминая Аполлона, подвигнувшего их на эту аттракцию.

Однако, приканчивая третий бокал пива, Тимур стал замечать, что Феликс явно начал «советь» после очередного возлияния, что Тимура весьма удивило, так, как возможности Феликса он знал и, вроде, как по количеству выпитого тот должен был находиться еще вполне в разумном состоянии.

«Так, банкет пора заканчивать!» - решил Тимур и, тронув Феликса за плечо, предложил тому «сворачиваться».
- Да брось ты! – Возражал Феликс и язык его уже заплетался, - вишь, тут есть ещё в графинчике а потом мы ещё закажем, имеем право! И вдруг затянул:

- Зачеркнуть бы всю жизнь, да сначала начать! И окурки я за борт... в стогу ночевал... и, вдруг, опустил свою буйную головушку на стол.
«Ну вот, приплыли!» - подумал Тимур, подозвал бармена, рассчитался и кое-как оторвав тяжёлого Феликса от стула и закинув его руку к себе на плечи потащил его на судно.

«Слава тебе, Господи, что с горки, а не наоборот», - думал Тимур, пыхтя с едва переставлявшим ноги и ничего уже не соображавшим Феликсом.

С кормы судна парочку узрел вахтенный Влодек, когда она к ней приблизилась и, в момент, сбежал на причал.
- Погуляли? – Осклабился он Тимуру, - давай, помогу затащить! И подхватил Феликса под другую руку.

- Да, уж, будь ласка, - пробормотал Тимур, - тяжёлый, ведь, чёрт!
- Ничего, сэконд, своя ноша не тянет! – Пошутил Влодек. И вот таким вот образом дотянули они Феликса до его каюты.

На следующий день, перед обедом, в каюте Тимура раздался звонок.
Тимур? Зайдите ко мне! – Услышал он голос капитана.
В капитанском офисе уже находился Андрей.

- А где Феликс? – Спросил Старик Тимура.
- Так, в каюте, наверное!
- Но я ему звонил, он трубку не берёт!
- Найти его?
- Будьте добры!

Тимур поспешил к каюте Феликса.
Тот лежал пластом, одетый, в своей койке
- Феликс, вставай! Старик вызывает! – начал трясти его за плечи Тимур.
- Слушай, отцепись! – Забормотал Феликс, - башка трещит, никуда не пойду. Сдохну, похоже.

Тимур намочил полотенце водой из под крана в санблоке Феликса, положил его тому на лоб, налил стакан Пепси, найдя её в рундуке у Феликса, и заставил его эту Пепси выпить, зтем стянул его ноги с койки и зашипел ему в ухо:

- А ну вставай, алканавт! Похоже, домой нас будут отправлять, а ты дрыхнешь!
- А, что? Домой? Щас! – Феликс неуклюже поднялся, - щас! Момент! Пошли! Ой башка трещит!

- Давай-давай, очухивайся быстрей, мурло небритое! – тянул за собой Феликса Тимур.

- Что вы так долго? – Недовольно спросил Старик, когда вся троица, наконец, расселась в его офисе, но, глянув на Феликса, видимо всё понял, но ни подав вида, что он понял состояние третьего офицера, обратился к присутствующим:

- Ситуация такая господа: с разрешения нашей Компании, я под расписку занял деньги у нашего кока, с таким расчётом, чтобы приобрести вам авиабилеты и выплатить причитающееся жалованье.

Эту сумму коку Компания позже вернёт, билеты вам уже куплены, собирайте ваши вещи, после обеда за вами приедет агент; элетромеханика он сразу отвезёт в Афины – оттуда сегодня вечером его самолёт на Киев, а вы, господа офицеры, проведёте ночь в отеле, в Пирее, а вылет у вас из Афин – завтра.

Вопросы ко мне есть? Нет вопросов! Тогда получите ваши деньги, билеты, распишитесь здесь и здесь, вот ваши документы - проверьте и спасибо, вам, господа, за хорошую работу, ждём вас опять в нашей компании!

Старик крепко пожал всем троим руки, а после обеда, как и было обещано, на причале появилась машина агента и моряки направились к трапу, на ходу пожимая руки вышедшей на палубу, похоже, всей команде, кто был в этот час на борту: и полякам и Султану и Адилу и грекам. Тадеуш тоже был на палубе, но он – демонстративно отвернулся.

Перед тем, как ступить на трап троица обнялась на прощание с ожидавшим её у трапа радистом Геной.

Спустившись на причал, моряки разместились в машине агента не сразу: с трудом запихали в багажник большую картонную коробку Андрея.

- Туалетная бумага? – С серьёзным видом спросил Андрея Феликс.
- Ну да, не пропадать же добру!
- А чего стиральную пасту не забрал?
- Да взял малость, в чемодан, но всю не смог: перевес будет, - не чувствуя подвоха, на полном серьёзе отвечал Андрей, не заметив, как Тимур с Феликсом переглянулись.

Агент довёз Тимура с Феликсом до их отеля, там они попрощались с Андреем, тот поехал дальше в Афины, а Тимур и Феликс, устроившись в своём номере, отправились гулять по городу.

Заключение

Тимур с Феликсом сидели в баре, в ожидании своего рейса на Вильнюс, в транзитном аэропорту во Франкфурте-на-Майне.
На этот раз друзья пили кофе.
- А может «Метаксы»? – Спросил Тимур Феликса.
- Хорош ехидничать! – Рявкнул Феликс.
- А, ведь, та «Метакса», судя по твоему состоянию, точно, какая-то палёнка была! – Сказал Тимур.

- Ты прав, пожалуй, - неохотно согласился Феликс, я-то, ведь не первый раз её пробую да и норму свою знаю, а тут – и выпил всего ничего, а окосел скоропостижно, да ещё с такими тяжёлыми последствиями для своего черепа.
- Ладно, выжил ведь, зато в другой раз за дешёвкой не погонишься – чревато!
- А, ведь, что характерно, - переключился на другую тему Феликс, - самым богатым на судне – кок оказался! Никогда бы не подумал.
- Не говори, - согласился Тимур.

- Ну и как тебе-таки этот контракт на «Фламинго»? – На еврейский манер, зачем-то, спросил Феликс Тимура.

Тимур в этот момент почему-то вспомнил чернокожего панамца, у которого принимал дела в Кристобале. Тот, прощаясь, сказал Тмуру: « На рифере «гуд джёб, изи джёб» (хорошая работа, лёгкая работа).

- Гуд джёб, изи джёб, - ответил его словами Тимур Феликсу, улыбнувшись.
- А не долго ли, почти десять месяцев? – Спросил Феликс.

- Долго! – Ответил Тимур, В следующий раз будем искать что-нибудь покороче.

К о н е ц

Часть 11

Глава XXVII

За день до окончания выгрузки и выхода из Санкт-Петербурга, приняв вахту у Феликса и узнав, что тот собирается после обеда сходить в город, Тимур попросил его купить побольше российских газет, так как у самого Тимура времени для посещения города уже не было – надо было готовить карты на переход в Бразилию.

Феликс просьбу Тимура выполнил и, вернувшись на судно, зашёл к Тимуру в каюту и бросил ему на столик пачку газет и сказал при этом:
- Читай на здоровье!
Тимур поблагодарил коллегу и предложил чаю, но тот, похлопав себя по животу, сказал, что «забункеровался» в городе пивом в изрядном количестве и чай уже не полезет.

До начала прокладки пути, Тимур обратился к капитану с вопросом, как вести прокладку: опять через Киль-канал или проливами? На этот раз кэп решил идти проливами, через Большой Бельт.

- Бельтом пойдём, с лоцманом! – Заявил он.
- Зачем тратиться на лоцманскую проводку? – Пытался возразить Тимур, - во всех трёх проливах она необязательна и я имею опыт прохождения ими без лоцмана!
- Нет, рисковать не будем! – Сказал капитан, - тем более, что в нашей компании бонус нам за безлоцманский проход этими проливами не предусмотрен, а разрешение пользоваться лоцманами – имеется!

Тимур пожал плечами, но возражать не стал и спросил капитана, есть ли информация по новому грузополучателю, то есть, в какой порт «Фламинго» должен везти этих самых мороженых цыплят из Имбитубы.

- В Саудовскую Аравию, сэконд, в порт Джидду, - отвечал капитан и увидев, как Тимур невольно поморщился ( вспомнив рассказ Зигмунда), спросил:
- Что такое с вами? Вы там бывали?
- Нет, ничего, - ответил Тимур, - не бывал я там, но слышал, что место там – тухлое.

- В каком смысле?
- В смысле религиозного фанатизма.
- Вы что-то имеете против мусульман?
- Да нет, мне они безразличны, просто не люблю фанатиков в любой шкуре.

- Ну, порты назначения мы себе не сами выбираем, иной раз нашему брату приходится и в районах военных конфликтов оказываться или вам не доводилось?
- Доводилось, когда-то, в Анголе, - отвечал Тимур.

- Ну вот, видите! По-идее, когда в такой район направляют, должны предупреждать и отбирать только, лишь, волонтёров и вдвое жалование им увеличивать, да только не всегда это делают. Но в Джидде пока, слава Богу, не воюют, а всё остальное – мелочи и не стоит бояться, - наставительно изрёк кэп.
- А я и не боюсь, - ухмыльнулся Тимур.
- Ну, тогда, и не будем зря воздух сотрясать по этому поводу, - сказал капитан и ушёл к себе.

На следующий день, после выхода в море, вечерком к Тимуру постучал в дверь каюты Андрей.
- Ты один? – Спросил он, заходя в каюту.
- Как видишь. Феликс – на вахте, а Гена – занят или отдыхает. Если хочешь, попьём чайку, сейчас чайник включу.
- Ну, давай! – Согласился Андрей и потянулся к стопке газет, той, что принёс Феликс Тимуру, лежащих на столике перед ним.

Моряки сидели молча, прихлёбывая чай, Андрей достал из пачки газету «Спид-Инфо» и начал её с интересом перелистывать.

- Тук-тук, - раздалось за дверью, а потом в каюту заглянул Гена-радист.
- Заходи! – Тимур сделал ему приглашающий жест рукой.
Гена вошёл, уселся на диван и закурил.

О, смотри, Тимур! – И Андрей показал тому фотографию Алана Чумака, размещённую на последней странице.
- Тут пишут, что эта фотография во всём тираже «заряжена» Чумаком , а внизу – инструкция, как ей лечиться. Ты читал? – Спросил Андрей.
- Да нет, не открывал я ещё эту газету, некогда всё, – отвечал Тимур, - да и не верю я этим Чумакам – Кашпировским. Хочешь, забери себе эту фотографию, будешь аккумуляторы заряжать свои, - пошутил Тимур.

- Так, я тоже им не верю, - сказал Андрей, - правда, однажды смотрел передачу с Кашпировским, тот проводил сеанс для желающих бросить курить. Ну, я его досмотрел до конца, а потом решил проверить, что буду чувствовать, если закурю. Пошёл, взял сигарету, закурил.

- И что почувствовал? – Заинтересовался Гена.
- Да ничего не почувствовал. Вкуса сигареты не почувствовал совершенно. Вроде, как веник курю.

- Это не о чём не говорит, - сказал Гена, надо было махры закурить, что на даче выращиваешь. Вот, если бы вкуса махорки не почувствовал, тогда можно было бы верить Кашпировскому.
Андрей нахмурился:
- У меня на даче не махра, а табачок , между прочим, и не плохой, чтоб ты знал.
- Хорошо, не почувствовал, но курить-то ты не бросил, ведь? – спросил Тимур.
- Так, я и не собирался бросать, просто так – проэкспериментировал, сказал Андрей.

Когда «Фламинго» находился уже посреди Атлантики, Тимура прихватила зубная боль: раздулась десна, боль была пульсирующей и невыносимой.
Кое-как отстояв ночную вахту и спустившись в свою каюту Тимур, как говорится, «лез на стены» от боли; ни о каком сне не было и речи!

Тимур пытался полоскать рот чаем, водкой, но ничего не помогало. Уже совсем, было, отчаявшись избавиться от этой мУки, он, вдруг, вспомнил про фото Чумака в газете, и, как утопающий хватается за соломинку, так и Тимур – достал газету, вырезал ножницами картинку, с которой пронзительным взглядом смотрел на него Алан Чумак, лёг в койку и приложил портрет экстрасенса к щеке, ни на какое чудо, в общем-то, не надеясь.

На удивление, минут через двадцать, боль стала стихать, Тимур продолжал лежать на правом боку, прижимая щёку к подушке, с портретом Чумака. Боль постепенно стихла и Тимур уснул!

Проснувшись в начале одиннадцатого утра, Тимур обнаружил следующее: зубная боль исчезла, а зуб справа в нижней челюсти, слегка шатавшийся ночью, он спокойно вытащил, как будто тот вывалился сам собой, пока Тимур спал!

«Ну и дела!» - Подумал Тимур, - «самовнушение? Так я в это не верил совершенно!».
Тимур взял газетную фотографию с Чумаком и аккуратно обклеил её прозрачным скотчем.
Затем положил её в ящик стола: авось, ещё пригодится!

Через день к нему в каюту заглянул Андрей. Вид у него был грустный.
- Случилось чего? – Спросил Тимур.
- Да, ты знаешь, постоянно спина болит последнее время. По ночам, в основном. Не высыпаюсь из-за этого.

- Так, пойди, попроси у старпома мазь какую-нибудь.
- Ага, а кто мне мазать будет? Аполлона просить неудобно как-то.
- Ну, так, давай я тебе намажу! Чего здесь стесняться-то.
- Да, прямо, не знаю, даже. Однако, придётся пойти попросить, если ты берёшься мне помочь.

И тут, вдруг, Тимур вспомнил про Чумака. И рассказал эту свою историю Андрею. Он думал, что тот будет смеяться и объяснит это чудо самовнушением, но Андрей выслушал Тимура серьёзно, видимо, достали его эти боли в спине основательно.

- Могу дать напрокат картинку, - и Тимур достал «заряженную» фотографию Чумака из ящика стола и протянул Андрею.
- На ночь прилепляй к больному месту, вдруг, и тебе поможет. Пользуйся сколько угодно, у меня-то сейчас ничего не болит.

- Спасибо, Тимур, - сказал Андрей, бережно взяв фотографию.

Дня через три Андрей сказал, Тимуру, что боли стали уменьшаться, а через неделю фото Чумака вернул хозяину.
- Ты смотри, - сказал он, - помогло! Не сразу, правда, но позавчера боли прекратились, но я ещё пару дней держал на всякий случай – вдруг опять заболит? Ты береги, Тимур, эту фотку, мало ли что. Доктора-то нет на судне. И вообще всё это удивительно и необъяснимо. Я, ведь, когда брал этого Чумака у тебя, то нисколько не верил в его целебные свойства.
А ты что думаешь по этому поводу?
- Да ничего я не думаю, - отвечал Тимур, - удивляюсь, как и ты.

Глава XXVIII

Преодолев Атлантику, «Фламинго», наконец, зашёл в бразильский порт Имбитуба.
Вообще-то портом Имбитубу можно было назвать с большой натяжкой: единственный пирс, расположенный в порту, мог вместить лишь пару судов, величиной с «Фламинго».

Да там, на момент швартовки «Фламинго», уже занимал один причал старый украинский сухогруз из теперь почти развалившегося Черноморского морского пароходства, так что эти два судна, что называется, и заполнили порт «до отказа».

Сухогруз стоял под выгрузкой каких-то удобрений, а «Фламинго» начал грузить в три трюма (первый, второй и четвёртый) мороженых цыплят. Почему они назывались цыплятами – непонятно, поскольку по размерам своим это были вполне себе взрослые куры, но на упаковках было написано, что они – «чикенс».

На вопрос Тимура к Аполлону, почему не принимается груз в третий трюм, старпом ответил, что после Имбитубы следующий порт захода у «Фламинго» - Нуэва Пальмира в Уругвае и этот трюм предназначен для погрузки цитрусовых в том порту. Так что, улыбнулся Аполлон, - можешь уже готовить карты на этот переход.

Погрузка на этот раз шла оперативнее, чем когда грузились бананами, на причале присутствовал всего один сюрвейер, приостанавливалась она, лишь, в случае дождя или когда температура в трюме поднималась выше минус восемнадцати градусов. В этом случае твиндеки закрывались до снижения температуры в трюме до минус двадцати градусов или ещё ниже.

Вахтенные офицеры также контролировали температуру в трюмах и температуру груза, втыкая щуп в куриные тушки, чтобы вовремя соориентироваться, когда закрывать твиндеки для снижения температуры до нормы.

С посещением города, вернее – городишки, особых проблем у экипажа на этот раз не было: он начинался, практически, сразу за проходной, трущобы, такие, как в Эквадоре, отсутствовали, на неширокой центральной улице, как и везде, в подобных городах, располагались магазинчики, ресторанчики, бары, забегаловки.

Моряки в свободное время без опаски гуляли по городку, так как преступности, такой, как в Эквадоре или в Панаме, там не было.
Народ в Имбитубе, как показалось Тимуру, был приветлив и доброжелателен и, когда он оказывался в городе, почти все мужчины с ним здоровались, так, как, большинство из них работало в порту и они видели его на судне.

Как-то Тимур сказал кому-то из них, что, мол, нравится мне ваш народ, на что собеседник ответил, что это потому, что городок у них маленький, провинциальный, а вот в Рио – там совсем другое дело: народ там хуже да ещё и мафия орудует.

Как-то ночью к борту судна подъехала полицейская машина и, вышедший из неё полицейский, потребовал проводить его к капитану. Стоявший на вахте Тимур, позвонил капитану и тот вышел к трапу сам, а потом пригласил полицейского в свой офис.

А проблема была в следующем: опять в городе нажрался Гжегош, а потом среди ночи пьяный ломился в частный дом и требовал водки. Хозяева вызвали полицию, его, естественно, повязали, увезли в участок и, установив личность, отправились на судно, чтобы разрешить сей конфликт, а другими словами – применить штрафные санкции к возмутителю спокойствия.

Случай был не первый и капитан привычно отстегнул блюстителям порядка пятьсот долларов, что соответствовало месячному заработку Гжегоша и эта сумма позже будет удержана из его зарплаты.

На следующий день Гжегош ушёл похмеляться на украинский сухогруз – он там как-то сразу обзавёлся друзьями, а вечером, шатаясь, вернулся на судно. На его плече сидела маленькая пушистая обезьянка – подарок новых украинских друзей-собутыльников.

Поднявшись с обезьяной на борт, Гжегош нос к носу столкнулся со старпомом.
- Что это? – Спросил грозно Аполлон, тыкая пальцем в обезьяну. Он был зол на Гжегоша: мало того, что тот попался полиции, пропьянствовал весь рабочий день, а тут ещё и обезьяну приволок на судно!

- Это? – Обезьянка! Хлопцы с украинского «Капитана Пупыренко» подарили - беззаботно ответствовал поддатый Гжегош.

Аполлон, как и другие, не понимал капитана Георгиоса, почему тот не списывает Гжегоша, несмотря на его «закидоны» в портах. И поэтому, несмотря на то, что, по своей натуре старпом был человеком добродушным и беззлобным, здесь он не выдержал: топорща свои седоватые усы, топнул ногой и заорал на, мигом вжавшего голову в плечи, оболтуса:

- Живо неси обезьяну туда, где взял, придурок! Вернёшься – заступишь на ночную вахту второго офицера! И я лично проконтролирую твою работу. Прогуляешь – буду настаивать, чтобы, наконец, капитан отправил тебя домой, в Польшу, за твой счёт.

Гжегош Хотел что-то возразить, да по-пьянке, растерял, видимо, все английские слова из своего скудного запаса и, махнув рукой, поплёлся с обезьянкой обратно на украинский сухогруз.

Тимур, заступив на ночную вахту, с удивлением увидел, что его вахенная служба, состоящая из двух матросов – Тадеуша и Влодека оказалась «усиленной» ещё и Гжегошем. Конечно, лишняя пара рук в ночное время не помешала бы, но толку от похмельного Гжегоша не было никакого, а – наоборот: того и гляди где-нибудь травмируется с «бодуна», и на следующий день Тимур убедил старпома, что полезнее будет, если тот всё же останется днём в распоряжении боцмана.

Погрузка курами шла довольно бойко, но случались и перерывы, если, вдруг, случался дождь.
В этом случае трюма закрывались вахтой, а грузчики, вылезая из трюмов радостно кричали Тимуру:
- Шюба, патрисио, шюба! (Дождь, господин, дождь!).

Радость их объяснялась тем, что зарплату им платили повремённо; короче, чем дольше судно простоит в порту, тем больше ихних реалов им и набежит, а сколько будет пустовать причал до захода следующего судна точно никому не было известно.
Через неделю погрузка в три трюма была завершена и «Фламинго» направился на юг, в Уругвай, в порт Нуэва Пальмира.

Пройдя океанский участок пути, и, взяв лоцмана на лоцманской станции в районе Буэнос Айреса, в устье реки Рио де ла Плата, судно ещё семь часов поднималось вверх по глубоководной реке, пока не ошвартовалось в порту назначения, который также представлял из себя, скорее посёлок, чем город.

Погрузка цитрусовых в три твиндека третьего трюма, в каждый твиндек по-отдельности – лимоны, апельсины и мандарины, заняла двое суток, после чего, пройдя уже гораздо быстрее по реке в обратном направлении (потому, что по-течению) и выйдя из широчайшего эстуария Рио Парана и, миновав Монтевидео , «Фламинго» взял курс через океан на Кейптаун – промежуточный порт захода, где ему предстояла бункеровка топливом.

Глава XXIX

«Фламинго» ошвартовался в порту Кейптаун рано вечером, на вахте Феликса.
Когда Тимур заступил на вахту «с нулей», бункеровка ещё не началась. На вопрос Тимура: «В чём дело?», Феликс односложно ответил: «Ждём-с» и, прежде чем уйти к себе, сообщил Тимуру последние новости: оказывается на судно прибыл новый капитан на смену зануде Джёчу и новый мессбой.

Затем, приблизившись к Тимурову уху, прошипел:
- По-моему, греки крепко «гуляли» сегодня, не знаю в честь чего. То ли кэп «проставился» на прощанье, то ли праздник какой у них, но «погудели» хорошо.
- Главмех-то, хоть, живой? - Озабоченно спросил Тимур, - Согласно правилам – он обязан лично руководить бункеровкой.

- Вот этого я точно не знаю. Но до сих пор, вроде, как, сильно поддатым не замечался. Да, машинная команда к бункеровке всё подготовила: шпигаты заглушили, абсорбент – ветошь с опилками приготовили, аншлаг «Огнеопасно» вывесили; твоей вахте осталось только флаг «Браво» (красный флаг Международного свода сигналов, означает: «Гружу, выгружаю или имею на борту взрывоопасные вещества») вывесить. На подхвате, если что, ойлер (моторист) Султан и фитер (ремонтник).

Приняв вахту, Тимур, в ожидании начала бункеровки, прошёлся по палубе, проверил работу швартовов, распорядился, чтобы вахтенные матросы подобрали слабину носового шпринга и получше отрегулировали положение парадного трапа с предохранительной сеткой.

Долго ждать бункеровщиков ему не пришлось: вскоре на хорошо освещаемом причале появилась автоцистерна с дизельным топливом и два чёрных работяги-бункеровщика начали протягивать от неё топливный шланг к борту, а затем и на борт судна, к приёмному патрубку, расположенному недалеко от парадного трапа.

К тому моменту, когда фланец шланга был уже подтянут к фланцу топливного приёмника, матрос Влодек уже поднял по команде Тимура флаг «Браво», а бункеровщики, узрев в Тимуре вахтенного офицера сразу же потребовали у него вызвать к трапу главмеха, чтобы согласно установленным правилам, он заверил своей подписью факт, что соблюдены все противопожарные требования и требования по предотвращению загрязнения моря нефтью и лично контролировал процесс бункеровки.

Тимур позвонил в каюту главмеха раз, другой, третий, но – безрезультатно: трубку тот не брал.
Тогда Тимур поднялся на четвёртую палубу, где располагались четыре каюты: капитана, старпома, главмеха и представительская и громко постучал в дверь главмеха. Никакого эффекта: каюта была заперта.

Мрачные мысли роились в голове у Тимура: бункеровщики пока ждут, но если он не придумает что-то и бункеровка не будет организована своевременно, то неминуем скандал, связанный с простоем судна, который обернётся немалой суммой штрафов плюс оплата за лишнее время занятия причала!

И во всём, конечно же, обвинят вахтенного палубного офицера, то есть, его, Тимура! Никакие оправдания, типа: «не смог разбудить» - тут, как говорится, не прокатят. Сделают козлом отпущения, как, в своё время – Алекса. Заклеймят и накажут (в смысле – спишут с неудом в сименсбуке). К тому же, ещё и «рублём» накажут.

Тимур решил попробовать привлечь к этому делу грека – второго механика, выдав его за главмеха.
Спустившись палубой ниже и торкнувшись в каюту второго механика, Тимур обнаружил того лежащим в койке одетым и, судя по всему, в состоянии – «в хлам».

Побрызгав на механика водой и, кое-как поставив его на ноги, Тимур потащил его вниз, надеясь что при спуске с третьей палубы на первую, тот придёт в себя и можно будет его представить бункеровщикам, выдав за «чиф инженера».

Однако, ещё не войдя в тамбур на выходе из надстройки, второй механик плашмя грохнулся на палубу, едва Тимур его отпустил, чтобы он шёл самостоятельно (не мог же Тимур подтаскивать «главнюка» к бункеровщикам на себе!).

«Не проканал номер» - с грустью подумал Тимур, откатил механика в сторону с прохода и вышел из тамбура на открытую палубу.
Бункеровщики по-прежнему стояли у топливоприёмника и они тут же обратили свой взор на Тимура. Их чёрные лица были угрюмы.
- Так где же чиф? – Раздражённо спросил один из них, - долго нам ещё ждать?

- Чиф сейчас выйдет, подождите несколько минут, у него сейчас срочные дела, - соврал Тимур, лихорадочно соображая, как же выкрутиться из этой бяки.

«Безвыходных положений не бывает» - мелькнула в голове мысль, которую Тимур всегда вспоминал в сложных ситуациях и которая, как ему казалось, работала и, в этот самый момент, занавески на одном из иллюминаторов, выходящих в шкафут, раздвинулись и он узрел как за ним мелькнула смешная чёрная ушастая мордашка Султана.

И тут у Тимур родилась оригинальная идея. Он заскочил в надстройку и чуть ли ни бегом кинулся к каюте Султана. Постучал. На этот раз ловелас Султан был один и дверь каюты открыл сразу и с удивлением уставился на Тимура.
- Султан, - сходу начал Тимур, - я тебя выручал? Теперь пришла твоя очередь, выручай, брат! И Тимур быстро обрисовал Султану возникшую проблему.

- Не вопрос, сэконд, - сказал Султан, - всё оформим в лучшем виде! Вот только переоденусь, - и он показал на свой промасленный синий комбез в котором только что вылез из машинного отделения, так как, был на вахте, за сигаретами.
Окей! – Сказал Тимур, только давай побыстрее, плиз! И выскочил из каюты.

Физиономии бункеровщиков на палубе уже выглядели свирепо, как у зулусов на какой-то картинке, которую видел Тимур когда-то.
Но, не дав им открыть рот, Тимур поднял руку и сказал
- Буквально, момент!

И вскоре дверь из надстройки открылась и оттуда торжественно вышел Султан.
Тимур даже, как то сразу и не совсем узнал танзанийца, ставшего главмехом на час! Ему показалось, что тот стал даже выше ростом!

- А вот и чиф инженер! – Сказал он бункеровщикам, показав им на важно приближавшегося к ним в своём парадном белом комбезе чернокожего собрата.
Те ошеломлённо хлопали глазами. Ведь, протолкавшись на судне битый час, они не видели здесь ни одного чернокожего и вдруг тот появился и не какой-нибудь вайпер (обтирщик) или ойлер (моторист), а сам главный механик!

Тем временем, Султан, приблизившись к бункеровщикам, сделал страшную физиономию и прорычал:
- В чём дело? Почему стоим? А ну, живо, за работу, бездельники!
- Извините, чиф, но порядок такой, ваше присутствие и расписаться, вот...,- забормотал старший бункеровщик.

- Ты давай, работай, прикручивай фланец, а я и без тебя знаю что мне делать! – Рявкнул Султан и, выхватив из рук растерявшегося негра бумагу, поставил в ней размашистую подпись.

«Как Керенский на деньгах» - подумал Тимур, заглянув в бумажку.
Султан, сунул бумагу бункеровщику, развернулся на «обратный курс» и, дав лёгкого пинка второму бункеровщику, замешкавшемуся у него на пути, гордо задрав вверх свою ушастую мордашку, отправился восвояси; у входа в надстройку, повернувшись вполоборота к оробевшим бункеровщикам изрёк:

- Смотрите тут у меня! Знаю я вас! А вы, офицер, проследите за ними, чтобы не нагадили здесь и ничего не спёрли!
- Иес, сэр! – Ответил Тимур, еле сдерживая смех, глядя на Султана, который также важно удалился, как и появился.

«Какой талант в морях пропадает!» - подумал Тимур.

(Окончание следует)

Часть 10

Глава XXV

Электромеханик Андрей догнал Тимура и жён они встретили, пройдя проходную порта, у бюро пропусков, куда Тимур подал судовую роль на прибывших женщин.
Теперь те могли беспрепятственно попадать в порт или покидать его, лишь, предъявив свои паспорта.

Тимур обратил внимание, что жена Андрея выглядела очень молодо: красивая девушка, лет двадцати на вид. «А Андрей-то – молодожён, выходит», - подумал он.
Расцеловавшись с жёнами и подхватив их сумки, моряки с супругами двинулись в сторону судна и вскоре были уже на борту, в своих каютах.

Жена Тимура, пока тот включал чайник и накрывал на свой столик, выставляя нехитрые угощения, умылась с дороги, «навела марафет» и переоделась в санблоке и только они уселись за стол и Тимур открыл рот, чтоб начать задавать вопросы о делах домашних, как в каюте зазвонил телефон.

Сняв трубку, Тимур услышал вкрадчивый голос капитана:
- Я конечно понимаю, сэконд, жена приехала, давно не виделись и всё такое..., но служба – есть служба!
Сейчас – ваша вахта, и ваше место, как палубного офицера – на палубе! Так что, будьте добры, займитесь делом, я смотрю, там боцман вовсю уже трюма открывает без вашего участия.

Тимур попытался, было, объяснить, что он договорился на эту вахту с боцманом, что тот – моряк опытный и справится без него, тем более, что на выгрузке тщательного контроля за качеством доставленного груза не требуется, поскольку все возникающие по грузу вопросы решают сюрвейеры со старпомом, но кэптен Джёч, заявив, что второй раз повторяться не будет, бросил трубку.

- Кто звонил, о чём вы говорили, что случилось? – Встревоженно засыпала вопросами Тимура жена, не понимающая по-английски.

- Успокойся, дорогая, звонил капитан, говорит, что требуется моё присутствие на палубе, поскольку сейчас – моя вахта, а без меня там не справляются, - успокоил жену Тимур влезая в комбез, - на, вот, почитай, пока, книжку, а в восемнадцать часов я освобожусь, - сказал Тимур, чмокнул супругу и оставил её одну.

Вахта Тимура подходила к концу, когда он увидел с палубы следующую картину: к судну со стороны проходной приближалась парочка друзей – моторист Султан со своим приятелем, пакистанцем- четвёртым механиком Адилом. Причём, Адил, практически, тащил Султана на себе, тот брёл, обняв друга, едва переставляя ноги.

«Что за новости?» - подумал Тимур. - «Неужели нажрались до такой степени? Что-то раньше не замечал я за ними подобных закидонов!»
Встретив друзей у трапа, Тимур заметил, что у механика – ссадина на лбу и фингал под глазом, а у постанывающего Султана – потёки крови, слабо заметные, на чёрном лице.

- Что случилось? – Обеспокоенно спросил Тимур Адила.
Тот посмотрел на Тимура с тоской и обидой и начал рассказывать:
- Представляете, сэконд, мы с Султаном давно ходим в море, побывали во многих портах разных стран и нигде нас пальцем не тронули, даже в том же бандитском Эквадоре, а здесь – первый раз попали в Россию, причём во вторую её столицу и в первый же день нам тут вломили, причём, ни за что!

- А ну-ка, рассказывай! – Нахмурившись, сказал Тимур, помогая механику усадить на скамейку у трапа страдающего Султана. Когда тот уселся на скамейку, Тимур увидел у него на голове кровоточащую ссадину и сделал знак вахтенному матросу Зигмунду. Когда Зигмунд подошёл, Тимур попросил его принести из аптечки, находившейся в коридоре надстройки, бинт, кусок ваты и йод.

Зигмунд ушёл, а Адил продолжил свой рассказ:
- Решили мы, значит, с Султаном после вахты выйти в город, пивка попить, ну, а потом и по городу побродить, слышали, что Питер – город очень красивый. Ну, вышли за проходную, города-то не знаем, первый раз здесь, пошли к трамвайной остановке, а тут, совсем недалеко от проходной, глядим – бар, «Роджер» называется. Зашли туда, сели за столик, заказали пиво.

Тут Адил прервал свой рассказ – подошёл Зигмунд с медикаментами.
- Продолжай-продолжай, - кивнул Тимур Адилу, взяв у Зигмунда йод, вату и бинт и начав производить перевязку несчастному Султану.

- А за соседним столиком компания гуляла, шесть человек, в подпитии уже, шумная, довольно, компания, - продолжил Адил свой рассказ, - мы с Султаном сидели, никого не задевали, мирно беседовали, как, вдруг, один парень из этой компании встал, подошёл к нашему столику и ударил Султана стулом по голове!

А тому много ли надо? Ну, он сразу и – с копыт! Я испугался, было, а, вдруг, убил? Ну и со злости врезал этому гаду со всей силы, что тот завалился! Тогда другие, его товарищи, выскочили из-за столика и - ко мне, а я – Султана на руки и – к дверям! Они – за мной, догнали, вот, да настучали , малость, по голове, короче, еле ноги унёс.

Что ж такое тут у вас творится-то, Тимур, А? Прямо, как в чёрной Африке!
Тимур закончил перевязку Султана, похлопал его по плечу, сказав: «До свадьбы заживёт!» и, подумав, ответил Адилу:

- Знаешь, Адил, мне стыдно за своих соотечественников, но я думаю, что сейчас такой период в России: страна - СССР развалилась не так давно, отсюда и беспорядок, всякая мразь повылазила из щелей и беспредельничает. Думаю, что со временем всё придёт в норму, а сейчас, пока, если хотите попасть в город, то поступайте, как в Эквадоре: берите у проходной такси и езжайте до центра, там такси можете отпустить – в центре вас никто не тронет, назад – тем же способом: такси и – до проходной.

- Не хочу я в город теперь, - сказал Адил, - а ты, Султан? – Спросил он дружка. Тот, грустно улыбнувшись, отрицательно помотал головой и сморщился от боли.

Глава XXVI

На следующий день, отстояв ночную вахту с нулей до шести утра, Тимур зашёл в свою каюту. Жена сладко спала ещё, улыбаясь во сне. Чтобы не потревожить, её, он тихонько прилёг на диване и задремал, но, около восьми часов утра жена проснулась и тоже, стараясь не разбудить Тимура, на цыпочках направилась в санблок, нечаянно хлопнула дверью и Тимур открыл глаза.

- Ой, Тима, извини! – Сказала супруга испуганно оглянувшись на Тимура, - разбудила тебя, не дала отдохнуть после вахты!
- Да ладно, ничего, всё равно вставать надо, сейчас чайник поставлю, да схожу в кают-компанию завтрак принесу, перекусим, ну а потом – в город рванём! – Ответил ей Тимур.
- Да как же ты, не отдохнув, толком, после вахты?
- Не переживай, не впервой! Вечером отосплюсь, сказал Тимур.

Пройдя через проходную порта, сразу за ней, Тимур с супругой узрели следущую картину: мадам в теле и в белом халате, сидя на деревянном ящике и, обставившись картонными коробами, бойко торговала бананами, которые доставала из этих коробов. Слишком большой очереди к ней не было, но люди, следующие в порт и выходящие из проходной, подходили к ней без перерыва.

Тимур, увидев на коробах знакомую этикетку, подошёл с женой к продавщице поближе и убедился, что бананы – те самые, что только вчера были доставлены «Фламинго» в Питер! Теперь они практически все созрели, но, всё равно выглядели не очень приглядно: мелковатые, какие уже - полностью жёлтые, какие – жёлто- зелёные, а некоторые и, малость перезревшие – жёлтые с чёрными пятнышками.

Но покупателей это нисколько не смущало и товар уходил, что называется, «со свистом»: видимо людей устраивала невысокая цена.

- Купим? – спросила жена.
- Да ты что? Если хочешь, придём на судно - ешь бесплатно сколько влезет!
- А что, можно, вот так, запросто, брать из трюма и есть?
- Зачем? Никто их из трюма не берёт! На отходе грузоотправитель команде в виде бонуса отваливает изрядное количество бананов для личного употребления, так что желающие могут есть «от пуза» и ещё остаётся.

- А чего же ты меня не угостил ими вчера? Ты же знаешь, что я люблю бананы!
- Извини, не подумал – они у меня уже поперёк горла, особенно такие, - и Тимур кивнул в сторону продавщицы. – Но ты не переживай, вернёмся на судно и я притараню тебе хоть целый ящик. Для любимой женщины не жалко!
- Ну, ящик - не надо, а несколько штучек, покрасивее, отбери, пожалуйста, - промурлыкала жена.
- Замётано, дорогая! – Рявкнул Тимур.

Погуляв немного по городу и сделав кое-какие покупки за короткое время, парочка вернулась на судно, так как в 12-00 у Тимура начиналась очередная вахта.

Они поднялись в каюту, Тимур переоделся и спустился двумя палубами ниже, на верхнюю палубу ( для непосвящённых читателей поясню: верхней палубой на судне называется самая верхняя сплошная (не считая имеющихся в ней горловин люков) палуба, ограничивающая сверху поперечные водонепроницаемые переборки и простирающаяся по всему судну, от носа до кормы).

Ещё спускаясь, он услышал внизу возбуждённые голоса, а спустившись, увидел следующую картину: в коридоре надстройки, у входа в кают-компанию «скучковались» люди: капитан; прилетевший сегодня в Питер, уже знакомый нам, суперинтендант, а перед ними – едва стоящие на ногах, пьяные «в хлам» два братца-поляка – рефмеханик и его ассистент. Кэп с супером пытались от них чего-то добиться, но те только что-то мычали.

«Ну, влипли ребята!» - Подумал Тимур и выскользнул мимо них наружу, не имея ни малейшего желания попадаться на глаза разъярённому кэпу.

С братьями-рефмеханиками Тимур так и не удосужился познакомиться за этот переход, как-то, по службе не пересекались, а, встречаясь в кают-компании, просто кивали друг другу.
«Теперь, уж, видно, и не познакомлюсь», - подумал Тимур, - «Наверняка, супер их спишет с судна за пьянку».

Так оно потом и вышло: суперинтендант, специально прилетевший из Греции, и переживающий за то, как пройдёт эта сдача бананов грузополучателю в Питере, поскольку был напуган, всё же, предыдущими событиями, ну и не уверенный, особо, в качестве теперешнего груза, возжелал лицезреть братцев, чтобы лично расспросить их, как работает на судне рефустановка, нет ли проблем и какие требуются запчасти ну и,там, расходные материалы.
Ну, а ему матросы еле вытащили из каюты пьяных, до изумления, братишек, со вчерашнего дня начавших расслабляться в питерском кабаке, а потом, затарившись спиртным, продолживших это дело уже на судне.
Так, что за два дня до выхода судна в море, прилетела им замена: новый рефмеханик с ассистентом, тоже из Польши, а с ними – греки: новый главмех, взамен заболевшего, и второй механик, на замену старому, у которого закончился контракт.

В понедельник, когда главный пограничник вернулся с дачи на службу, агенту всё-таки удалось провернуть для греков, в виде исключения, увольнение на берег не по сименсбукам, а по паспортам; те отправились в свободное время осматривать достопримечательности Питера и напряжение у помощников капитана нЕсколько спало.

С женой Тимур расстался через трое суток - дольше побыть у неё не было возможности: работа, дети.

Жена Андрея – электромеханика уехала позже – за два дня до отхода. Тимур, как раз, принимал вахту у Феликса стоя на палубе и они видели, как Андрей провожал свою молоденькую супругу: он пёр два огромных чемодана, а она – две картонные коробки, причём, одна из них, самосклеенная, была огромных размеров и Тимур с Феликсом ещё подивились силище этой хрупкой женщины.
- Вот, уж, точно – своя ноша не тянет, - пробормотал Феликс.

За день до выхода, вечером шёл небольшой дождик, выгрузка была приостановлена и в каюте Тимура, по старой традиции, на чаепитие собрались бывшие «совки»: Андрей, радист Гена и Феликс.
- Красивая у тебя жена и очень уж молоденькая, ты, похоже, намного старше её? – Спросил Тимур Андрея.

- Ну да! – С гордостью отвечал электромеханик, - молодая и красивая, двадцать один ей, то есть, я старше её на пятнадцать лет. Второй год мы в браке. Да и твоя, Тимур, хоть и постарше, так тоже, весьма даже – ничего!

- А чего так поздно женился? – Спросил Гена.
- Так это – вторая, а первую – я выгнал! – Сказал Андрей.
- И за что же? – Поинтересовался Феликс.
- Да слишком много денег тратила, стерва. Надоело ей объяснять, каким пОтом они в море достаются, никак до неё не доходило.
Прихожу с морей, а из тех денег, что высылал, половины уже нету: поистратила на всякую фигню. Короче, послал я её подальше и вот, женился на Гале. Она – молодая, красивая, хорошая хозяйка, цену денежкам знает и очень экономная.

Ну, тогда, совет вам, да любовь, - улыбнулся Феликс, - но тогда чего ж ты её не жалеешь? Вон, каким ящиком нагрузил, когда провожал.
- Да, не, мужики, ящик, хоть и большой, да лёгкий, я его туалетной бумагой забил, что за время контракта скопилась.

Тимур с Феликсом незаметно переглянулись, а Гена, задумчиво спросил:
- Бумага-то, надеюсь, первой свежести?
Феликс с Тимуром не удержались от улыбки, а Андрей бросил на Гену свирепый взгляд.

Похоже, назревала ссора, но обстановку разрядил Феликс, обратившись к Тимуру:
- А скажи-ка, мистер сэконд, куда ты новый путь, надеюсь, не тернистый, прокладывать начал? Что нас там ждёт, за новым горизонтом?
И все с интересом уставились на Тимура.

- А путь я прокладываю, други мои, в бразильский порт Имбитуба, будем там грузиться морожеными цыплятами, а вот порт назначения груза кэп мне пока не сообщил. Бывал ли раньше в том порту кто-либо из вас?

Все отрицательно покачали головами и синхронно пригубили бокалы с чаем.

- С Султаном нехорошо получилось, - вдруг сказал Гена. Жалко парня.
- Да, не говори, - поддакнул Тимур. – Честно говоря, мне самому стыдно перед ним за этих ублюдков!

- Гадостный случай..., - сказал Андрей, - я тоже раз попал... .
- Куда попал, а ну, расскажи, - попросил Феликс.
- Хорошо, расскажу, - успокаиваясь начал Андрей.

- Три года назад работал я по своей специальности на большом индийском танкере. Вся команда – индусы, один я – с Украины. И очень подружился тогда я с индусом-капитаном. Мужик, я вам скажу – среди наших такого ещё поискать! В какой порт не зайдём, он меня всегда с собой в увольнение брал.

И, вот, зашли мы, как-то, в порт Мурманск, а это редчайший случай был для нашего танкера – заход в российский порт. А капитан, так тот вообще до этого в российские порты не заходил.

Ну, короче, зашли мы в порт, привязались, вызывает он меня к себе и говорит:
- Слушай, электришен, у меня к тебе большая просьба: не мог бы ты мне устроить расслабуху чисто по-русски: посидеть в уютном рессторане, хорошо выпить, потанцевать с русскими красавицами, послушать русскую музыку, а?

А я ему, дурак, и говорю: «Легко, мой капитан!» Ну и повёл его в один из лучших кабаков Мурманска –«Айсберг» его название.

Идём, а у него, у кэпа, прикид парадный, стандартный, как у всех индусов: чалма на голове и пальтецо такое в виде шинели. А обувка – чуни такие, остроносые. А сколько я его знал, то что-то без чалмы не помню, похоже он в ней и спал, как Боярский в своей шляпе. Не знаю, может быть, индийскому капитану западло без своей чалмы перед нижними чинами светиться? Но это он мне не объяснял.

Одним словом, заходим мы в этот «Айсберг», начали раздеваться, а вышибала показывает на голову кэпа и требует:
- Скажи своему корешу, чтобы снял с головы полотенце, здесь не баня, а лучший ресторан в городе!

Я ему объясняю, что не полотенце это, а капитанская чалма со специальной эмблемой и по этой чалме, все могут узнать в нём уважаемого человека, капитана большого судна.

Ну, а, поскольку, голос у меня громкий, то на шум откуда-то выскочили ещё два мордоворота, тоже, похоже, вышибалы, ну и спрашивают у того, что случилось. А он им объясняет, показывая на меня, что, мол этот чмырь, то-есть я, привёл какого-то чурку с полотенцем на башке и качает здесь права, кричит, что эта образина в шинели - ллойдовский капитан и требует обслуживания в ихнем шикарном кабаке по высшему разряду.

- Чего? Этот – капитан? - Заржал один бугай, схватил моего кэпа одной рукой за шиворот, а другой за хлястик и, вот таким макаром, понёс к выходу из кабака. Ну, я этого безобразия не вынес, сам-то я не хлюпик какой-то, сами видите, ну и бросился друга выручать, врезал бугаю в ухо.

Тот кэпа-то отпустил, ну и все втроём и кинулись меня уже метелить.
А капитан, хоть и хлипкий, но не робкого десятка оказался, на помощь мне бросился, подскочил, молотит кого-то кулачками. Тут, конечно, и на него опять внимание обратили: врезали так по башке, что козырная чалма улетела!
Короче отделали нас, что говорится «под орех», выкинули из кабака и, благо, чалму капитанскую вслед кинули.

Нахлобучил я чалму корешу и, практически, как Адил Султана на судно тащил.
Приволок в его каюту, уложил на койку, дал водички холодной, а тот – стонет, бедняга.

Наутро приходит ко мне – вся физиономия в фингалах, на лбу – шишка, (да и у меня, кстати, видуха не лучше была) и говорит:
-Ну ты, Андрей, и удружил, ну и гульнули мы с тобой вчера чисто по-русски в лучшем кабаке Мурманска, век не забуду! А сам стоит, улыбается.

А мне, представляете, стыдуха какая? Не знаю, как и оправдаться! Хорошо, что человек он был хороший и с чувством юмора, к тому же.

- Но ты – молоток, сказал Феликс, - за друга вступился, не сдрейфил!
А Гена недоверчиво хмыкнул.
- Ты что не веришь, что такое со мной было, что ли? – Вскинулся на него Андрей.
- Да нет, почему же, верю, - отвечал тот, - только, сомневаюсь, что всё это в Мурманске происходило, а не в Одессе.

- Да пошёл ты! – Вскочил Андрей, - достал уже!
И вышел из каюты.

(Продолжение следует)

Часть 9

Глава XXIII

Посреди Карибского моря на рифере «Фламинго» произошло ЧП: у грека – главного механика случилась прободная язва желудка.
Из Пуэрто-Рико был срочно вызван вертолёт, на который, когда он завис над судном, главмех был высажен, а судно продолжало своё движение дальше, по назначению, без него. Машинную команду временно возглавил грек - второй механик.

Это был уже второй случай такого рода на памяти Тимура: однажды с судна на котором он работал уже приходилось высаживать члена экипажа, причём, старшего механика, точно с таким же диагнозом, но тогда это происходило у канадских берегов, также экстренно вызывали вертолёт и с ним отправляли больного в порт Галифакс.

После этого случая, взбудоражившего команду, жизнь судовая опять потекла в обычном порядке.
У «Фламинго» была довольно сильная машина, мощностью в семнадцать тысяч лошадиных сил, но поскольку, была она уже далеко не новой, то частенько в ней происходили поломки и механики, время от времени, просили, посреди океана, разрешения у вахтенного штурмана - лечь в дрейф, для их устранения. Но бывали случаи, правда очень редко, когда из-за каких-то неисправностей машину останавливали (или она сама останавливалась) внезапно, как это было описано в первой главе (тогда, чуть не произошла авария при заходе в шлюз Панамского канала).

Машинной команде – Тимур это видел – доставалось на судне изрядно: на кофетайм ( был для этого мероприятия на судне отведён отдельный салон) мужики приходили в комбезах, вымазанных «с головы до пят», лишь один главмех важно щеголял в белоснежном комбинезоне и раздавал указания своим подчинённым.

Хорошо, если в момент отказа главного двигателя погода была штилевая, но, если штормило, то судно разворачивало лагом (бортом) к ветру и всем приходилось не сладко, особенно, занимающейся ремонтом, машинной команде – бортовая качка валила людей с ног, что усложняло ремонтный процесс.

Поработав в греческой судоходной компании, в той, которой принадлежал «Фламинго» ( а потом, после «Фламинго» ещё в одной), Тимур убедился в том, что греки – жуткие «экономисты», в том смысле, что экономили на всём: на деньгах, выделяемых на питание команды, спецодежде, инструментах, качественном ремонте, запчастях.

Но на фоне такой, вот, скупости, поражал тот факт, что на моющих средствах греки не экономили совершенно! Это было необъяснимо, но раз в неделю мессбои разносили по каютам экипажа туалетное мыло, стиральную пасту, туалетную бумагу в количествах в два-три раза, превышающих потребности экипажа.

У всех подкоечные ящики были забиты этим добром и, при заходах в южноамериканские порты, моряки часто меняли моющие средства у аборигенов на фрукты, спиртное или красивые ракушки.

На этом переходе капитан на вахте Тимура появлялся относительно редко. Зайдя, порой, смотрел метеопрогноз, проверял на навигационной карте направление прохождения очередного циклона, пройденное расстояние, и уточнял со штурманом предполагаемое прибытие в порт назначения.

Однажды, когда «Фламинго» уже достиг Ла Манша, кэптен Джёч затеял с Тимуром разговор, но, на этот раз не о качестве груза, а о переходе из Северного моря на Балтику.
- Как вы считаете, - спросил он Тимура, - как нам лучше перейти из Северного моря в Балтийское: Кильским каналом или балтийскими проливами? (Чтобы попасть из Северного моря в Балтийское, надо последовательно миновать проливы Скагеррак, Каттегат, затем: проливы Малый или Большой Бельт, или пролив Зунд).

- Конечно проливами! – Отвечал Тимур.
- А почему не Киль-каналом? – Спросил Георгиос - ведь экономия во времени составит сутки! Даже больше!
- А вы когда-нибудь проходили этим каналом? – Спросил капитана Тимур.
- Нет, - отвечал капитан, - был на Балтике один раз всего, несколько лет назад, у нас тогда портом назначения был Калининград. Но тогда мы шли проливами.

- А я не раз проходил этим каналом, - сказал Тимур, - и в качестве капитана тоже. И я хочу вам сказать, что с нашей ненадёжной машиной туда лучше не соваться. Откажет где-нибудь посреди канала, как в Панамском, въедем, не дай бог в какой-нибудь бык моста и, тогда, никакой арбитраж уже вам не поможет – такие убытки накрутят, что - «мама не горюй!».

- Мне не нравится, сэконд, что вы такого мнения о родном корабле! – Сказал Георгиос. – Не понимаю я вас! Как это можно: служить на судне, в надёжности которого не уверен? В Панамском канале – то был непредвиденный отказ главного двигателя. Такое может случиться на любом судне, вот и у нас произошёл тот редкий случай!

Тимур пожал плечами и промолчал, при этом подумав: «Придуривается он, что ли?».
Капитан ушёл в радиорубку, потом опять вернулся в ходовую и спросил, вдруг, Тимура:
- Ну, вы довольны, сэконд, что идём в Питер? Супруге сообщили, чтобы приехала встретить, от вашего дома, ведь, не очень далеко?

- Сообщил, надеюсь – встретит, - сказал Тимур, и, попутно, спросил: - ну что, мистер кэптен, выходит, начальство претворило в жизнь мою идею по поводу фрахта на бывший СССР?

- О чём вы говорите, сэконд? Какая ваша идея? – Возмутился капитан, - это мне пришла мысль в голову подсказать руководству, тем более я знал, что у нашего коммерческого департамента есть «завязки» в Санкт – Петербурге! И вот ещё: я принял решение следовать Кильским каналом, так что, извольте сделать соответствующую прокладку курсов по Северному морю до входа в канал и после выхода из него - по Балтике до Питера ! – Приказал сердито капитан и покинул мостик.

Глава XXIV

Приняв лоцмана и двух рулевых Киль-канала (а по правилам канала на крупнотоннажных судах рулевые должны быть канальные), пройдя шлюзование у города Брунсбюттель, «Фламинго» двинулся по каналу, протянувшемуся на 98 километров по германской территории с юго-запада на северо-восток до пригорода порта Киль – Хольтенау.

И, где-то, примерно посреди канала произошло то, чего опасался Тимур: отказала машина!
Причём, произошло это на вахте Тимура, в дневное время. На мостике, кроме Тимура , лоцмана и рулевых канала присутствовал и кэптен Джёч. Судно небольшим прижимным ветерком понесло на торчащие в этом месте у кромки канала деревянные сваи.
Тимур, не дожидаясь команды капитана, как на автомате, «сыграл аврал» колоколом громкого боя, тут же вызвав по трансляции боцкоманду на палубу, сделал капитану знак большим пальцем вниз и вопросительно посмотрел ему в глаза.
Капитан кивнул и Тимур буквально скатился вниз по трапам, выскочив на верхнюю палубу в районе второго трюма, где боцман с матросами уже тянули швартовый конец.
Тимур сходу включился в работу. Подтянув гашу(петлю на конце) швартова к бортовому клюзу, моряки пропустили его через клюз, и придержали, пока матрос Влодек перебравшись через фальшборт и повиснув на этой гаше не нащупал ногами одну из свай, к которым уже прижало судно левым бортом и оно потихоньку сдрейфовывало назад, где эти сваи кончались и существовала вероятность навала на каменную стенку канала.
Тимур лично страховал Влодека и после того, как тот набросил гашу на одну из свай, моряки, закрепив конец на кнехте, помогли тому забраться на борт.

Тимур глянул вверх: капитан с крыла мостика сделал ему знак, что пока одного швартова достаточно и позвал на мостик.
На мостике немец-лоцман выражал своё недовольство капитану, заявляя, что, если в кратчайшее время машину не запустят или, если такой случай повторится ещё раз, то он доложит о происшествии порт-контролю и судно будет задержано и поставлено к аварийному причалу, где начнутся разбирательства по полной схеме и всем, как говорится, мало не покажется.

Капитан выглядел весьма обеспокоенным, даже побледнел, но не прошло и двадцати минут, как героическая машинная команда запустила главный двигатель, матросы сбросили конец со сваи и выбрали его на борт, а «Фламинго» сначала самым малым ходом, а потом всё быстрее и быстрее двинулось по фарватеру канала, достигнув, наконец, необходимой канальной скорости.

Затем, судно прошло оставшуюся часть канала без происшествий; по выходу из канала произошла высадка канальных рулевых и смена лоцманов в Хольтенау и «Фламинго», пройдя около двух часов по заливу до Кильского маяка и, высадив около него лоцмана на лоцманский катер, продолжил своё движение дальше, уже по Балтийскому морю, самостоятельно.

Ещё через двое суток перехода рифер «Фламинго» ошвартовался в торговом порту Санкт-Петербурга .
На борту вовсю работала комиссия: таможня, пограничники, санитарные власти, когда старпом вызвал Тимура в свой офис.
Зайдя к Аполлону, Тимур увидел следующую картину: старпом сидел за своим письменным столом, а, сидя напротив него, строила ему глазки миловидная женщина – врач санэпидстанции порта, входившая в состав комиссии, оформлявшей приход судна в порт.

Аполлон молодецки топорщил усы и иногда ей подмигивал. Между делом, он предъявлял ей для просмотра бумаги: международные судовые медицинские свидетельства и сертификаты , медкнижки экипажа и прочую документацию по медицинской части, поскольку на судах, где отсутствует медицинский работник, его обязанности выполняет старший офицер, который раз в пять лет проходит трёхнедельное обучение по оказанию неотложной или первой помощи и, в случае чьей-нибудь болезни, во время нахождения судна в море, эту помощь больному оказывает, руководствуясь при этом специальным пособием для моряков.

Глазки у обоих, как заметил Тимур, характерно блестели и по всему видно было, что после оформления прихода, вполне вероятно, последует неофициальное продолжение этого знакомства.

«Ну, Аполлон, ну сукин сын!», - подумал Тимур, но тут старпом сделал серьёзное выражение "морды лица" и подозвал Тимура подойти к ним поближе.
- Знакомьтесь, Валентина, это наш второй офицер, ваш соотечественник, между прочим, - представил Аполлон Тимура докторше.

- Очень приятно – Валентина, - кокетливо улыбнулась женщина Тимуру.
- Взаимно – Тимур, - ответил тот, и вопросительно посмотрел на старпома.

- Вот что, Тимур, - сказал Аполлон, - Феликс подготовил судовую роль для посетителей, возьми её и, как пройдём все формальности, топай на проходную порта: там находятся в ожидании жёны – твоя и электромеханика. Сходи встреть их и проводи на судно. Ну и Андрея, полагаю, надо предупредить. Если он не занят, можешь взять его с собой.

По-окончании работы комиссии, Тимур, предупредив Андрея, спустился на верхнюю палубу, собираясь сойти на причал и двинуться к проходной, столкнулся на выходе из надстройки с боцманом Казимежем.
Кивнув ему, Тимур намеревался идти дальше своим путём, но тот придержал его за рукав и сказал:

- Слушай, сэконд, к тебе, ведь, жена приехала, так?
- Ну, приехала, а что?
- Мы тут трюма начинаем открывать, стрелы настраиваем, а у тебя, получается – жену встретишь и сразу вахта начинается, шесть часов! Давай, встречай супругу и не заморачивайся: я готов тебя подменить на эту вахту, мне ведь все дела эти знакомы: грузовые стрелы настроим, откроем трюма и твиндеки, а если, вдруг, какие вопросы возникнут, то я тебе позвоню в каюту. Но, думаю, всё обойдётся!
- Спасибо, Казимеж, - Тимур пожал руку боцману, - век не забуду! С меня причитается!

Боцман, лишь, рукой махнул и только Тимур ступил на верхнюю площадку парадного трапа, как к нему подскочил Феликс:
- Тимур, погоди секунду!
- Так, чувствую, сегодня жену мне встретить не дадите, - пробурчал Тимур, - ну чего ещё?

- Слушай, кэп в ярости! Постарайся на глаза ему не попадаться, по-возможности!
- А что случилось?
- Ты ведь знаешь, что при заполнении судовых ролей на приход, в них вносятся данные с сименсбуков экипажа всех, кроме греков – греки, хотя и имеют сименсбуки, вносят данные лишь со своих паспортов?
- Ну и что?

- А то, что это дело в Питере, да и в Прибалтике, вообще, не «канает»! В других странах проходит, а тут-нет! И по этой причине с судна сходить им запрещено!
А кэп орёт, что он – сын греческого коммуниста, пострадавшего от «чёрных полковников», а ему запрещают посетить «колыбель революции», вместе с другим греческим пролетариатом с революционного рифера «Фламинго»!

- Ну, так, собери у них сименсбуки и переделай судовые роли, в чём проблема? – Спросил Тимур.
- Да в том, то и дело, что у них, в Греции, налоговая отслеживает работу моряков в частных судоходных компаниях по записям в сименсбуках, а, коль записи нет, то и налог платить не надо. Андестенд?

- Ну понятно, теперь. Чую, отольётся нам теперь с тобой, Феликс это дело... . И что, нет никакого выхода?

- Да агент пытался связаться с генералом – здешним главным погранцом, чтобы тот в виде исключения дал «добро» на увольнение на берег наших греков, так сегодня пятница, уикенд и генерал свалил к себе на дачу на карельский перешеек и связи с ним нет. Так что, молим Господа, чтобы в понедельник, хотя бы, их выпустили на берег, иначе за эту стоянку Джёч нам все кишки вымотает, как «особо приближённым».

- Ну ты меня обрадовал! – Грустно сказал Тимур и пошёл встречать жену к проходной порта,
а вслед за ним уже грохотал по парадному трапу электромеханик.

( Продолжение следует )

Часть 8

Глава XXI

Стоянка в порту Боливар значительно отличалась от стоянки в порту Гуаякиль.
Во-первых, доступ к причалам в небольшом Боливаре, в отличие от Гуаякиля был свободным: не было никаких ни заборов, ни проходных; по-приходу в порт, у борта «Фламинго» раскинулся небольшой базарчик, наподобие, как и в Африке, а по причалу шастали кто попало: торговцы всякой всячиной, какие-то то ли зеваки, то ли жулики и проходимцы.

К тому же, в Боливаре, на судно заявился не один вочмен, а аж три: один дежурил, как обычно, у парадного трапа, а двое других – один - на баке, а второй - на корме, для того, чтобы воры не проникли на судно по швартовым концам.

Если в Гуаякиле единственный вочмен был безоружным, то в Боливаре все трое были вооружены древними «карамультуками», наподобие таких Тимуру доводилось видеть в фильмах про индейцев, рассказывающих о временах «освоения» Северной Америки европейцами.
Продавцы-индейцы, разложив свой товар недалеко от парадного трапа на газетках предлагали морякам предметы женской одежды: шерстяные платья, пончо, расшитые вручную индейскими узорами, сувениры из ракушек, акульи челюсти, какие-то амулеты.

Тимур, по-ходу работы на причале с грузом, приценился к женским одеждам. Старый индеец , разворачивая свой товар рекламировал его Тимуру:

- Покупай пончо, господин. Видишь, какие красивые узоры? Это наши индейские женщины, ночью, не смыкая глаз усердно над ними трудились! – Так красочно описывал он Тимуру процесс местного творчества.

Тимур не очень разбирался в женском гардеробе. После женитьбы у него были попытки привезти жене из заграничных плаваний то платье, то ночной гарнитур, то что-нибудь из обуви, но всё оказывалось – невпопад. Она, конечно, благодарила, но потом такие подарки прятала куда- подальше и когда Тимур про них забывал, относила их в комиссионку или кому-нибудь дарила. В конце-концов, она попросила его больше таких подарков не привозить, но, бывало, заказывала что-нибудь детское или материала на платье.

Но эти индейские вещи показались ему настолько красивыми, что он рискнул купить жене и старшей дочери по пончо, а малышке – платьице. К тому же они были, в общем-то, и недорогими.
Забегая вперёд, скажем, что на этот раз Тимур не ошибся! Из платья, младшая дочь, конечно, скоро выросла, но своё пончо жена носила ещё много лет.

Однажды, когда Тимур находился на главной палубе, проходивший мимо матрос Влодек, тронул его за рукав и указал рукой на причал.
Там стоял молодой человек с велосипедом, он привёз на продажу удава!
Ручной удав, разомлевший от жары, своей серединой лениво висел на руле велосипеда, хвостом и мордой едва не касаясь причального асфальта и только редкие его шевеления говорили о том, что это – всё-таки живая тварь.
- Вот это вещь! – Сказал Влодек, завороженно глядя на удава. – Если бы шли в Польшу, обязательно бы купил!
- А зачем он тебе? – Поинтересовался Тимур.
- Ну, как зачем? Представляешь, ставлю я свою машину на стоянку где-нибудь в оживлённом месте в Варшаве, а у меня под задним стеклом – удав разлёгся! Разве не круто? Обзавидуются, ведь, все! Да и машину угнать никто не решится – удава испугаются.

-Ну ты и рассмешил, - улыбнулся Тимур, - мне этот удав, так и даром не нужен.
-Ничего ты не понимаешь, - обиделся Влодек.

Но однажды... однажды Тимур чуть не купил в Боливаре попугая! И если бы он знал тогда, куда судно направят с этим грузом, то купил бы обязательно! Но в тот момент порт назначения был ему ещё неизвестен.
Ну так вот, так же стоя на палубе он увидел идущего по причалу молодого эквадорца за которым вперевалочку шёл большой красивый попугай . Какой породы был этот попугай, тимур не определил, так как в них не особо разбирался, но что это был не Ара, он знал точно, поскольку у Ары был длинный хвост, а у этого – коротенький.

Тимур жестом подозвал парня и тот, взяв попугая на руки, ловко вбежал по парадному трапу на палубу судна.
-Продаёшь? – спросил Тимур молодого человека,
- Да, сэр, - сказал тот улыбаясь. Он поставил попугая на планширь и сказал ему:
- Гоу, Пакита!
- Пакита это её имя, - пояснил он Тимуру.

Пакита стала гулять по планширю вперёд-назад, ловко перебирая лапками и красиво разворачиваясь, будто бы, танцуя, при этом что-то бормоча себе под нос.
Тимур протянул к ней руку, чтобы погладить, Пакита не сопротивлялась, а затем, ловко забравшись Тимуру на плечо, стала что-то негромко рассказывать на своём языке, но с интонациями, прямо в ухо Тимуру.
- Сколько стоит? – Спросил, очарованный Пакитой, Тимур.
- Сто двадцать долларов, - отвечал парень, она – с документом.
«Купить что ли?», - думал Тимур. «А что я с ней буду делать, когда контракт закончится? Вряд ли с ней пустят в самолёт даже с её документом. И что там за документ – ещё неизвестно.»
И Тимур, вдруг, загадал: если продавец сбросит цену до ста долларов, то он берёт Пакиту, а там – что будет, то будет! (Ведь на базаре же принято торговаться).
И торговля началась.
Хозяин Пакиты не уступал. В пылу торговли, Тимур взмахнул газетой, которую держал в руке, нечаяно зацепив при этом Пакиту.
Пакита спрыгнула опять на планшир и, уставившись своим круглым глазом на Тимура стал его ругать по-своему на чём свет стоит! Тимур опять протянул к ней руку, но она его клюнула в руку и отвернулась.
В этот момент Тимура зачем-то позвал боцман Казимеж, стоявший у второго трюма.
- Сто двдцать! – Ещё раз объявил эквадорец.
- Нет, - мотнул головой Тимур и направился ко второму трюму.

Парень взял Пакиту на руки и спустился на причал. Подойдя к боцману, Тимур обернулся.
Парочка удалялась от судна: первым неспеша шёл эквадорец, за ним, важно переступая, морской походкой уходила прекрасная Пакита.

Глава XXII

Впервые увидев боливаровский груз, Тимур ужаснулся: бананы, которые начали грузить на вахте Феликса выглядели, хотя они подвозились в открытых фурах, по сравнению с бананами из «Чикиты», просто безобразно: мелкие, во многих, при разломе, обнаруживалась одеревеневшая мякоть, визуальный осмотр показывал, что по пути они созреют непременно, поскольку на многих наличествовали уже жёлтенькие пятнышки.

- Что это? – Спросил Тимур Феликса, взяв один такой банан в руки.
- Да не заморачивайся ты! – Капитану я докладывал и рапортички, вот, подготовил, а он сказал – грузить и точка!
- Всё, пока! Вахту сдал! – Изрёк Феликс и загремел вверх по парадному трапу.
Тимур поднялся вслед за ним и позвонил капитану из карго- офиса. Трубку никто не брал.
Тогда он позвонил старпому.
- В чём дело, Тимур? – Спросил Аполлон.
- Мне кажется, что у нас опять с грузом проблемы.
- Сейчас я спущусь, жди меня у трапа.
Выслушав Тимура, старпом улыбнулся и похлопал того по плечу:
- Не переживай, сэконд, всё окей, для этого груза нет ограничений по спелости, пусть созревают на здоровье, у нас теперь – новый грузополучатель!
- А кто, если не секрет?
- Порт назначения – Санкт-Петербург! – Торжественно провозгласил Аполлон, так что, прокладывай теперь маршрут в колыбель вашей революции.
- Вот оно что, - пробормотал Тимур в задумчивости, ну ладно, тогда, извини, чиф, что побеспокоил.
- Да ничего страшного, я-то думал ты – в курсе дела и вызвал меня по другому поводу. Так, если что, ты не стесняйся, если есть какие-то вопросы, вызывай меня в любой момент, - сказал старпом.
- Спасибо, Аполлон, только объясни мне тогда: зачем этот контроль качества, рапортички эти, если по-любому груз примем на борт?
- Ну, таков порядок,- ухмыльнулся старпом, - Георгиос приказал, а приказы капитана надо выполнять, господин офицер.
- Ну выполнять, так выполнять, - пробурчал Тимур, - а где он, кстати? Я не смог ему дозвониться.
- Они вдвоём с супером укатили в ресторан, праздник у них.
- Что за праздник такой?
- Ну как же, убытки за прошлый рейс признаны общей аварией, то есть, как ты понимаешь, распределены между всеми участниками перевозки: грузом, судном и фрахтом.
А, поскольку, перевозка груза застрахована, то при общей аварии, нашу долю убытков оплачивает страховая компания, единственная неприятность в том, что следующая страховка обойдётся компании дороже.
Так что, капитан со стула не слетел, суперинтендант – тоже, оттого и праздник у них.
- Ну, тогда, понятно, чтож, пусть гуляют, - сказал Тимур.

Старпом ушёл, а Тимур продолжил заниматься выполнением своих вахтенных обязанностей.
По какой-то причине приостановился подвоз бананов и грузчики вылезли из трюмов и растянулись подремать на верхней палубе.

Тут, к трапу подъехало такси и из него вылезли суперинтендант с капитаном. Тимур встретил их на палубе у трапа. Супер, махнул Тимуру рукой и ушёл спать в представительскую каюту, а капитан задержался. Чувсвовалось, что был он, малость, навеселе.

- В курсе, сэконд, что идём в ваш Петербург?
- Да, в курсе, - ответил Тимур.
- А как погрузка? Почему остановилась?
Тимур объяснил, что погрузка стоит из-за отсутсвия фур с бананами и что сюрвейеры обещают их скорое появление.
- Окей! Пойдем-ка пройдём вместе, посмотрим, что у нас на палубе творится, сказал капитан и, слегка покачиваясь, двинулся, увлекая за собой Тимура, в сторону кормовой части судна.
Подойдя к четвёртому трюму они увидели среди кемаривших на палубе грузчиков, сладко спящего вочмена, совсем ещё пацана. Его «карамультук» валялся рядом.
Капитан Джёч, приложив палец к губам, острожно, чтобы не разбудить парнишку, взял с палубы его оружие и, сделав знак Тимуру, чтобы тот следовал за ним, направился в сторону надстройки, где и запихал ружьё в пожарный ящик.
Затем, оба вернулись к трюму и капитан растолкал парня, тот вскочил начал в панике метаться вокруг комингса трюма, ища оружие.
- Не показывайте ему, пусть побегает, - сказал капитан Тимуру и удалился.
Вочмэн, с расширившимися от страха глазами метался по палубе, Тимуру казалось, что он вот-вот заплачет.
Тимур, решив, что кэп уже не появится – ночь, всё-таки, - достал его берданку из пожарного ящика и вернул бедняге, сказав ему при этом, что спать на службе – непозволительно.

Парнишка радостно прижал свой карамультук к груди и клятвенно пообещал Тимуру больше не спать на посту.
Капитан, оказывается, не спал и, выйдя через час на палубу и, увидя вооружённого вочмена, выразил своё недовольство Тимуру, за то, что тот его ослушался.
- Не надо было отдавать винтовку мальчишке! – Сказал кэп. Пусть бы попрыгал всю ночь, а утром бы отдали! Строже, сэконд, надо относиться к разгильдяйству!

Тимур промолчал, изобразив виноватость. Но сам-то он считал, что поступил правильно: очень уж жалкий вид имел пацан.

Простояв под погрузкой в Боливаре десять дней, «Фламинго» взял курс на Питер.
Перед этим Тимуру удалось связаться с домом и сообщить жене предполагаемое время прибытия в Санкт-Петербург, чем, конечно, её очень обрадовал и она обещала там его встретить.

Часть 7

Глава XIX

Рифер «Фламинго» продолжал свой путь через Атлантику, каждый член команды занимался своим делом, но, конечно же, всех интересовало, чем закончится эта история с коммерческим браком и работа с каким грузом и на какие порты предстоит теперь судну.

И, снова, почти каждый вечер, как было когда-то заведено, славяне собирались на «вечерний чай» в каюте Тимура, общались и обсуждали «дела свои скорбные».

- А скажи-ка, Тимур, - как-то спросил его Андрей, - как ты думаешь, почему сюрвейеры догадались, что именно во втором трюме бананы созрели? Ведь сразу без задержки направились именно туда и сразу, что называется, - в яблочко!

- Спросил бы чего полегче, - отвечал Тимур. Такое впечатление, что к нашему приходу у них была уже полная информация о том, что у нас в каждом трюме.

- Да, похоже, у грузополучателя в «Чиките» своя агентура имеется, - пришёл к выводу Алекс, с чем согласился и Тимур.

Во время этого перехода через океан капитан на вахте Тимура появился всего однажды.

«Ну вот, опять начнёт мозги парить насчёт последнего груза. Интересно, что на этот раз изобрёл этот прохиндей?» - Подумал Тимур.

- Вы видите, сэконд, какая ответственная и рискованная работа на риферах? – Начал Георгиос.

- Это, ведь, не то, что на каком-нибудь балкере: навалил груз и вези себе, не беспокоясь, что что-то испортится. Так ведь, мистер сэконд?

- Да, конечно, - подтвердил Тимур, ожидая каверзного продолжения.
- Вот вы, не новичок в этих делах, чтобы вы предприняли, чтобы избежать таких неприятностей в будущем? – Опять задал вопрос капитан.

«Эх, сказал бы я тебе!» - Подумал Тимур, а вслух ответил:
- Была бы моя воля, я бы не связывался с этими европейскими придурками, а нашёл бы грузополучателя в бывшем СССР и эти бананы, что были выброшены на свалку, пошли бы там, что называется, «за милую душу».

- Не всё от нас зависит, сэконд, но ваши соображения я передам судовладельцу, - сказал капитан и покинул мостик.

Ну вот, наконец, банановоз бросил якорь на внешнем, просторном рейде порта Гуаякиль.
Стоял полный штиль, судно ожидало дальнейших распоряжений судовладельца.
Дни шли за днями, а нового фрахта всё не было: компания «Чикита» напрочь отказалась сотрудничать с «Фламинго».

На третий день стоянки, к борту судна ошвартовался рейдовый катер и на борт поднялись три человека. Одного Тимур узнал, это был всё тот же грек – суперинтендант, двое же незнакомцев несли в руках чемоданы. Чемоданы вновь прибывшие оставили на палубе и вся троица поднялась в капитанский офис.

Тимур сдал вахту на мостике старпому и спустился к себе в каюту.
«Интересно, кого это супер привёз?» - Раздумывал Тимур, откинувшись в кресле с сигаретой.

«Видимо, у кого-то из машинной команды контракт закончился», - решил он.
Пошарив на полочке в рундуке, Тимур достал из него детектив – одну из нескольких книжек, которые он взял из дома с собой на контракт. Раскрыв книгу на заложенной странице, он углубился в чтение.

Вдруг, через час, на самом интересном месте захватывающего повествования, в дверь каюты кто-то постучал.
«Странно», - подумал Тимур, - «вроде бы, на сегодня чаепитие не намечалось, да и рановато, в любом случае».

Тимур крикнул: «Войдите!» и в каюту вошёл Алекс в светлых брюках и белой безрукавке.

-Куда это ты нарядился? – спросил Тимур.
-Пришёл попрощаться, Тимур, - сказал Алекс грустно, - замену мне подвезли.
-Как это? А ну, садись, рассказывай!

-Да, некогда мне, особо, рассиживаться, катер ждёт. Завтра из Кито (столица Эквадора) вылетаю домой, - сказал Алекс, тем не менее, присаживаясь на краешек дивана и доставая сигарету.

-Так что, тебя всё-таки сделали козлом? – Спросил Тимур.
-Словесно, кэп мне объявил, что меня списывают за допущенную халатность в работе, то есть, за плохой контроль за температурным режимом в грузовых трюмах.
-Кошмар! Это что же выходит? Теперь тебе поставят «неуд» в сименсбуке и вычтут деньги за дорогу домой? Так чего же из Зеебрюгге не отправляли? Оттуда же до Одессы гораздо ближе и, соответственно, намного дешевле!

-Тимур, не беспокойся: мне, на удивление, в сименсбуке главмех написал: «гуд» и дорогу по распоряжению супера оплатила контора.
- Ну, тогда, ничего не понимаю! – воскликнул Тимур.

- А чего здесь понимать? Комиссия ещё не вынесла свой окончательный вердикт и мало какие и к кому могут возникнуть ещё вопросы. Вот и постарались ребятки от меня по-тихому избавиться, как говорится: нет – человека, нет – проблемы. Они сочли, похоже, что я – опасный свидетель, поэтому и отправляют домой, а кто меня потом будет искать в Одессе-маме?.

- Вон оно что! – пробормотал Тимур. – Выходит, из тех двух кто-то тебе на замену прибыл. А откуда они и кто второй, не знаешь?

- Они – оба мне на замену: два брата из Польши, один – рефмеханик, а второй его ассистент.
Ух ты! Надо же! – Только и нашёл что сказать Тимур.

- Ну всё, поехал я, - сказал Алекс, поднимаясь.
- Может, по рюмахе на прощанье? – Спросил Тимур.
- А, давай!- Махнул рукой Алекс.
Тимур достал из рундука бутылку «Финляндии» и две стопки.
Моряки выпили и обнялись.
- Прощай! – Сказал Алекс.
- Прощай, братан! – Отозвался Тимур.

Глава XX

Ещё через два дня была православная Пасха, и грек-кок, хотя и остался на камбузе без ассистента, расстарался на славу: понаделал всяких салатов и закусочек, многие из которых Тимуру не доводилось пробовать ранее, каждому члену экипажа выдали по бутылке вина.
Короче, праздник отметили на славу, что называется. Греки, выпив своё вино, добавлялись ещё в салоне, примыкающему к кают-компании.

«Надо же, а кок-то, оказывается, и готовить умеет!» - думал Тимур.

На следующий день, капитан, поднявшись на мостик, сказал Тимуру:
- Вот что, сэконд, похоже, что не получается у судовладельца на этот раз с банановым фрахтом. Сейчас идут переговоры с новым фрахтователем о перевозке баранины из Новой Зеландии. Готовьте карты на переход и прокладывайте маршрут заранее.

- Да, сэр, а на какой порт? – Спросил Тимур.
- Ну, ещё конкретный порт не назван, поскольку этот вопрос окончательно не решён, но вы пока делайте прокладку на Веллингтон, - дал задание капитан.
Тимур приступил к прокладке маршрута на морских картах, но, день спустя, всё поменялось: поступила команда сниматься с якоря и следовать на погрузку бананами, но уже в другой эквадорский порт – Боливар.

Порт Боливар располагался не очень далеко от места якорной стоянки «Фламинго», примерно на таком же расстоянии, как и Гуаякиль и, поэтому, переход в порт не занял много времени и, через несколько часов, судно уже стояло у назначенного причала.

Сразу, как только на причал был подан парадный трап, старпом отдал команду по судовой трансляции:
- Всему экипажу разойтись по своим каютам!

«Это ещё что за новости?» - Удивился Тимур. «Досмотр, что ли? Такого еще в Эквадоре у нас не было!» Но, тем не менее, отправился в свою каюту выполнять команду.

Стоял тёплый вечер, стемнело, кто-то на мостике включил палубное освещение.
Вдруг, в дверь каюты постучали и, не дожидаясь приглашения, в просторную каюту Тимура вошли три человека в военной форме, с пистолетами в кобурах и с ними – собака, очень симпатичный светложёлтый ретривер.

Один из военных сделал знак Тимуру, чтобы тот оставался сидеть в своём кресле, затем «гости» спустили с поводка собаку, которая начала перемещаться по каюте, тщательно всё обнюхивая.

«Ищут наркотики» - догадался Тимур.
Исследовав каюту, собака, подошла к двери санблока и посмотрела на своего проводника. Тот подошёл к ней и, не спрашивая разрешения Тимура, открыл дверь.
Собака обнюхав помещение, вернулась в каюту, подошла к Тимуру и положила голову ему на колени.

Тимур её понял: погладил по голове и почесал за ушами.
Боец щёлкнул пальцами и собака отошла от Тимура. Визитёры покинули каюту так же, как и вошли, не произнеся ни слова.
Через некоторое время прозвучало объявление: «Все свободны!» и Тимур вышел на свежий воздух, на верхнюю палубу.

Феликс со своей бригадой уже приступил к настройке грузовых стрел и открытию трюмов.

К Тимуру подошёл матрос Зигмунд и встал рядом, облокотившись на планшир.
- Ну что, сэконд, не нашли наркоту у вас, хорошо припрятали? – пошутил матрос.
- Я люблю юмор, но эта шутка – дурацкая! – Ответил Тимур.
-Ну, ладно, не обижайтесь, - примирительно сказал Зигмунд и, вдруг, лицо его сделалось серьёзным.

-Из-за этой наркоты мой старый друг жизни лишился, - грустно сказал он, - так что это – смертельный бизнес, лучше им не заниматься. Я, между нами, контрабандист старый, особенно грешил этим во времена Народной Польши, когда там много чего было в дефиците, но с наркотой – ни-ни!

- А что с вашим другом произошло? – Заинтересовался Тимур.
И Зигмунд поведал ему такую историю.

Служил Зигмунд вместе со своим другом лет пять назад на одном польском судне и предстоял им переход с грузом из перуанского порта Кальяо в Саудовскую Аравию, в порт Джидду, что рядом с Меккой.
Как-то к другу Зигмунда – Юреку подошёл на причале один тип и предложил неплохо заработать.

- А что за бизнес? – Спросил Юрек.
Незнакомец сказал, что надо доставить в Джидду пакет с наркотиками за приличное вознаграждение.
Юрек сперва отказался, но тот тип назвал очень крупную сумму в долларах, причём половину – авансом.

Юрек попросил прохиндея дать ему время подумать, но тот сказал, что может дать ему, лишь полчаса и, если за это время Юрек не примет решения, то он найдёт другого клиента.

Юрек поднялся на борт, чтобы посоветоваться с лучшим другом – Зигмундом, а наркодилер остался на причале ждать.

Зигмунд, по его словам, пытался друга отговорить от этой опасной затеи, но время поджимало, жадность Юрека взяла верх над ним и тот дал согласие.
Короче, ханыга принёс ему пакет в каюту и, незаметно от Юрека, где-то в укромном месте чуток сыпанул ему своего порошка.

В результате, по-приходу в Джидду, Вот так же, как и на «Фламинго», на борт судна поднялись бойцы с собакой и вычислили Юрека и нашли этот злополучный пакет, который он прятал, конечно же, не в своей каюте.

Юрека сауды сразу же арестовали, увезли с судна, судили по своим законам, а потом на площади отрубили ему голову.
Зигмунд всё не мог понять, как, вот так всё получилось, зачем наркодилер Юрека подставил?

И только через год один многоопытный мужик его просветил: оказывается, переправка пакета с наркотой с подставным лицом на судне – обыкновенная провокация для отвода глаз, а основная, весьма солидная партия наркоты крепилась аквалангистами то ли магнитами то ли ещё каким способом к подводной части судна, а в порту прибытия аквалангистами же снималась.

А незадачливый моряк – контрабандист шёл, как баран на заклание.
Подсадная агентура сообщала властям кто везёт наркоту, те вязали моряка и, доложив начальству о своих успехах, успокаивались, в то время, как наркомафия продолжала вершить свои чёрные дела.

- После этого случая я другим рассказываю эту историю, особенно молодым, чтобы ни в коем случае не связывались с наркомафией. Это самые жестокие люди, - закончил своё повествование Зигмунд.

(Продолжение следует)

Часть 6

Глава XVII

Преодолев штормовой Бискай, затем Ла-Манш, пройдя его самую узкую часть – Па-де-Кале или, как обозначено на адмиралтейских картах - Довер стрейт, «Фламинго» вошёл в Северное море, где в южной его части справа по ходу и располагался бельгийский порт Зее-Брюгге.

Банановоз был ошвартован в порту утром, в начале вахты третьего офицера – Феликса.

После швартовки, Тимур отправился досыпать к себе в каюту, а на судно, после прохождения всех портовых формальностей, прибыла комиссия, состоящая из представителей от грузоотправителя, грузополучателя, представителя страховой компании, фрахтователя – англичанина и судовладельца, интересы которого представлял греческий суперинтендант, тот самый, который присутствовал при погрузке судна в Гуаякиле.

Непосредственно от судна в комиссию был включён, как это и положено, капитан Георгиос, он же - Джёч.

Открыли трюма, началась выгрузка.
Как ни странно, бананы созрели именно во втором трюме, причём во всех ящиках!
(А в остальных трюмах бананы были зелёными, то есть отвечали требованиям грузополучателя.)

Крупные, жёлтенькие, как на подбор, без единого ещё пятнышка, они в своих картонных ящиках вываливались в одну кучу на причал, при этом ящики мялись, бананы рассыпались из них, рваный картон перемешивался с фруктами. Затем погрузчик загружал этот бракованный груз из кучи в самосвалы, которые увозили его на городскую свалку.

Тимур стоял рядом с Феликсом на верхней палубе (он вышел ему на смену) и они вместе грустно созерцали эту картину, как тяжёлый труд многих людей превращался в отбросы.

- Ну, не понимаю я этого, - сказал Феликс, - ну не отвечают, пусть, они требованиям, предъявляемым грузополучателем, но продукт-то вполне съедобный! Чего б эти бананы бедным не раздать или нет таких в Бельгии?

- На свете много такого, друг Горацио..., - ответил Тимур, - я думаю, что это называется: «обыкновенный капитализм»: раздать бесплатно – это значит сбить цену на рынке, представляешь - раздать в этом городишке две с половиной тысячи тонн бананов! Ведь, ещё куда-то отсюда забесплатно их никто не повезёт.

И, потом, наверняка, истец неплохо ещё наварится на штрафах и неустойках по итогам арбитража. Хотя нам, бывшим советским, дико, конечно, смотреть на это безобразие, - высказал свои соображения Тимур.

Тем временем, комиссия, включая, примкнувших к ней, ещё и рефмеханика Алекса и грузового помощника – старпома Аполлона, заседала в капитанском офисе.

Бананы же из первого, третьего и четвёртого трюмов выгружались как обычно, поскольку были оценены, как кондиционный груз.

Приезжие члены комиссии, потолкавшись на судне рабочий день, убыли в отель, но появлялись на судне и на второй день и на третий, что-то «перетирали» с капитаном и опять исчезали.

Кстати, на третий день с судна дезертировал второй кок, пакистанец Мохан.
Мохан был, с виду, добрым, симпатичным парнем, всегда чисто и аккуратно одетым. Он и второй пакистанец – четвёртый механик Адил, кстати, тоже очень приятный и добродушный человек, были, как отмечалось выше, друзьями моториста Султана.

Так вот, сошёл Мохан на берег и не вернулся, причём, сошёл без документов и вещей. Без вещей, чтобы не привлекать к себе внимания, а без документов – потому, что по-прибытию на судно, моряки сдавали их на хранение капитану.

Ушёл, даже не получив зарплату за последний месяц работы на судне.
На следующий день капитан сообщил властям об исчезновении члена экипажа, но поиски Мохана полицией и иммиграционными властями так и не дали результата до самого отхода судна.

- Теперь ищи его свищи на просторах Бенилюкса, - сказал Алекс Тимуру, - у них, пакистанцев, тут своя диаспора, они ему помогут обустроиться, да и, наверняка, у Мохана при себе был второй паспорт на имя какого-нибудь Абдурахмана.

На четвёртый день, когда груз из второго трюма был полностью выгружен, последовала команда капитана: «трюм закрыть», после чего комиссия в полном составе в сопровождении Алекса в него зачем-то лазала и затем, на пятый день, не дождавшись полной выгрузки судна, подписав необходимые бумаги, разъехалась по-домам .

До полного окончания выгрузки, после убытия комиссии оставалось двое суток и капитан вызвал Тимура на мостик.
- Готовьте карты к переходу в Эквадор, как обычно: корректура, прокладка курсов и всё прочее, - дал он задание Тимуру.
- Опять в Гуякиль? – Спросил Тимур.
- Предположительно.
???

- Дело в том, что отправитель - банановая компания «Чикита», что в Гуякиле, после этого события отказалась с нами сотрудничать, а фрахтователь – английская компания, аннулировал фрахт и теперь, естественно, не будет оплачивать наши расходы и, посему все расходы на содержание судна ложатся на судовладельца до получения нами нового фрахта.

Но сейчас, пока, ничего не высвечивается, а банановый сезон скоро заканчивается, судовладелец принял решение рискнуть и взять на себя расходы за этот переход, надеясь или договориться с «Чикитой» или найти в Эквадоре другого отправителя, – выдал такую, вот, информацию капитан Георгиос Тимуру сохраняя сумрачный вид (оно и понятно почему).

За день до выхода в море, вечером славяне-приятели, за исключением Феликса, который был на вахте, опять собрались на чаепитие в каюте Тимура.
- Ну, так что? – спросил Тимур Алекса, чего там по трюму шастал?

- Ой не говори! Столько было геморроя, Тимур! И температурную перфоленту изучали и рефустановку проверяли, определяли, как температура в трюме держится: нагоняли температуру в трюме до минус двадцати и замораживали воду в банке – такой вот эксперимент проводили. И ещё кучу бумаг исписали и я вместе со всеми в ихних актах расписывался.

- Но, ведь, не списывают тебя, а ты боялся! Видишь – пронесло! - Сказал Гена-радист.
- Да уж, радуйся, земляк, - поддакнул Андрей.
- Да, вот, сам удивляюсь, что не обвинили меня во всех грехах, - отвечал Алекс.

Глава XVIII

«Фламинго» резво рассекал воды Ла Манша, Тимур, стоя на вахте, радовался ясному солнечному дню, Не было никакой качки: на воде была, лишь, едва заметная рябь.
Дверь в ходовую рубку открылась и на пороге возник капитан.
- Как дела, сэконд? – Спросил он, подойдя к лобовой переборке рубки и уставившись в иллюминатор.

- Что вы имеете ввиду? – Спросил Тимур, удивлённый его вопросом. За время перехода от Лиссабона до Зее-Брюгге Тимур уже как-то привык к тому, что капитан на его вахте не появляется, а тут, вдруг, среди бела дня, ни с того ни с сего, «нарисовался» на мостике и заводит разговоры «по душам», чего за ним никогда не водилось.

- А имею я ввиду то, что влипли мы, сэконд, в очень гнусную историю, - ответил капитан. – Как получилось, что созрели бананы во втором трюме? Полностью! В четырёх твиндеках! Убыток на миллион и триста тысяч долларов! Как вы думаете, кто ответственен за это? Грузовой помощник? Палубные офицеры? Рефрижераторный механик?

Вот вы, лично, до «Фламинго», имели опыт работы на риферах? Не имеет значения, что он возил: фрукты ли, мясо, рыбу или вы – новичок на таких судах? – капитан Джёч уставился на Тимура.

- Работал когда-то давно, - сказал Тимур, - на рифере, перевозившим рыбу.
- А как судно называлось и - порт его приписки?
- Судно называлось «Шквал», а порт приписки – Севастополь.

- Сейчас проверим, - сказал капитан и ушёл в радиорубку, откуда вернулся с фолиантом, содержащем в себе названия всех действующих риферов мира.
Порывшись в книге и, найдя в ней судно «Шквал», Джёч удовлетворённо хмыкнул и сказал:

- Да, вижу, что вы не обманули, доказав, что вы – не новичок на риферах, да и капитанский опыт у вас есть, а вот теперь не можете ли мне сказать, случалось ли вам попадать в подобную ситуацию с порчей груза и какие дополнительные меры, по вашему, следует предпринимать, чтобы избежать подобных неприятностей?

- На рифере в подобной ситуации оказываться мне не доводилось, а на сухогрузах, при подозрении в несохранности перевозимого груза, мы заранее подготавливали «Морской протест». А по-поводу того, кто отвечает за качество груза и его сохранность во время перевозки, то у нас на «Шквале» имелся суперкарго (Тимур имел ввиду технолога) чтобы в случае-чего быть «козлом отпущения».

- Ну, наша компания не может себе позволить вводить в штат судна ещё и суперкарго! Раздувать экипаж это очень накладно для судовладельца, - сказал капитан.

- Но, по любому, содержание суперкарго обошлось бы компании гораздо дешевле одного миллиона трёхсот тысяч, - сказал Тимур.
На эту реплику Тимура Джёч не нашёл, что ответить и продолжил задавать свои вопросы.

- А скажите-ка мне, во время погрузки вы ничего не заметили подозрительного? Вы же ведь проверяли состояние бананов?
Тимуру почему-то пришло на ум нетленное: «А где у нас начальник транспортного цеха?», а насчёт подозрительного поведения «единоначальника» он, конечно же, не мог сказать ему об этом в лоб, это означало подписать себе приговор, и Тимур ответил:

- Да, замечал и вам докладывал и, к тому же мы с третьим отмечали всё это в рапортичках, которые подкалывали на крючок у вашего офиса. Да и рапорт я вам подавал.
- Каких рапортичек? Ничего не знаю! И о рапорте никаком не помню! Вы, сэконд, что-то выдумываете!

Значит, вы всё видели и знали, что груз некондиционный и при этом молчали, а теперь заявляете мне о каких-то рапортичках? Как это понимать? Да вы знаете, что сейчас идёт ещё расследование и решается моя дальнейшая судьба, а у меня семья, дети, мне их надо содержать, кормить и одевать, а я из-за вашей халатности могу лишиться работы и средств к существованию! – Кипятился капитан, - я вынужден доложить об этом председателю комиссии, пока расследование ещё не закончилось!

Тимур, поначалу, лишился дара речи. « Во как он всё повернул », - подумал он, а вслух сказал:
- Ну как же, сэр, не помните? Так, если рапортички затерялись, у меня копии всех есть, причём за оба груза; я их делал под копирку и они у меня сохранились, могу предъявить.

Теперь уже Джёч смотрел на Тимура озадаченно – не ожидал он такого оборота.

- Серьёзно, есть копии? – Переспросил он Тимура, - а, ну да, есть у меня крючок у офиса, - капитан сделал вид, что вспомнил, - просто это не мой бизнес, а грузового офицера. Это он должен был проверять рапортички и подшивать их в папку, а я просто запамятовал. Вы, ведь, полагаю, понимаете, сколько дел и забот у капитана? Иногда, просто невозможно всё запомнить, - включил он «дурака».

- Ну так что, показать копии рапортичек? – гнул своё Тимур.
- Нет, спасибо, если они были, то я могу старпома попросить покопаться в его архиве, - ответил капитан и покинул мостик.

« Ну и фрукт!», - думал Тимур, машинально двигаясь по рулевой рубке от одного борта к другому.
Матрос Зигмунд, нёсший вахту рулевого-вперёдсмотрящего, тихонько притаившийся в углу рубки, и ставший невольным свидетелем этого разговора, вдруг кашлянул в кулак.
На его лице блуждала хитрая улыбка.

(Продолжение следует)

Часть 5

Глава XIV

Сменившись с ходовой вахты в четыре утра, Тимур спустился с мостика двумя палубами ниже и, направляясь к своей каюте, столкнулся в коридоре с рефмехаником Алексом, который с озабоченным видом двигался к трапу, ведущему вниз.

- Ты куда это? – Спросил Тимур.
- Привет, Тимур. Ты с вахты? Пойдём к тебе, покурим.
Тимур понял по виду Алекса, что тот хочет что-то ему сказать.

- Ну, пойдём, - сказал Тимур, открывая каюту.
Моряки зашли в каюту, сели, закурили. Тимур ждал, что скажет Алекс.
Алекс затянулся, посмотрел на Тимура и, наконец, сказал:

- Дрянь дело.
- В смысле?
- В смысле – с грузом!
- Что ты имеешь ввиду?
- Кэп себя ведёт подозрительно.
- Излагай.

- Понимаешь, как только мы вышли в море, он меня вызвал и предложил снизить температуру в трюмах на время перевозки, а компьютеры подкрутить так, чтобы они выдавали температуру на 3 – 4 градуса выше, то есть ту, которая должна быть!

- Ну, а ты что?
- А я что? Не могу я это сделать, чисто технически, и слава Богу! Потому, что, в случае чего, мне же коммерческий брак и припишут! Хотя, если они там с супером что-то нахимичили с грузом, то на меня же вину и свалят, - с расстроенным видом Алекс махнул рукой, - со старпома взять нечего - он человек новый, тебя с Феликсом обвинить – сомневаюсь в этом, правда, кэпа могут взять за жабры,
но я, по-любому, – первый кандидат на увольнение, а мне ещё пять месяцев до конца контракта. Да и в сименсбуке могут «неуд» поставить, а это, сам знаешь, - волчий билет. Короче, как говорится, «дело пахнет керосином».

Кстати, ты ничего не замечал подозрительного во время погрузки?

- Да не переживай так заранее, может, всё ещё и обойдётся, - попытался успокоить Алекса Тимур, - а, вот по-поводу качества груза были у меня сомнения, - и Тимур поведал Алексу, обо всём том, что его насторожило во время грузовых операций, а также – о реакции капитана на его доклад.

- Да, - сказал Алекс, видимо, кэптэн Джёч с супером что-то захимичили за бакшиш, а теперь пытаются как-то вывернуться, в случае чего. И старпом – хитрый жук, недаром заранее списался, когда жареным запахло. Это, похоже, супер ему повышение организовал, чтобы держал язык за зубами.

- Может быть и так, - согласился Тимур, - ну, чтож, теперь уж, как будет – так будет.

- Ну ладно, пойду я, - сказал, поднимаясь Алекс.
- А куда ты в такую рань? – Спросил Тимур.
- Да не спится чего-то, пойду в рефмашину спущусь: проверить надо один компрессор, - сказал Алекс, и грустно добавил:

- Видишь ли, на квартиру копил, думал месяцев девять-десять отработать, как раз с тем, что есть в загашнике, хватило бы, а теперь, похоже, облом будет.

Алекс ушёл, а Тимур лёг, но долго ещё ворочался и всё не мог уснуть, словно заразился от Алекса его бессонницей.

Глава XV

Матросы на "Фламинго" все были опытные и умелые, за исключением Гжегоша (но на этой персоне остановимся ниже поподробнее), успевшие походить в море в торговом флоте ещё народной Польши.

Отношения почти у всех с Тимуром были ровные и деловые, за исключением одного – матроса Тадеуша, самого старого моряка на судне ( ему уже исполнилось шестьдесят).

Тимур нутром, как говорится, почуял, что Тадеуш – человек непростой, с камнем за пазухой.
Хотя, формально, непосредственным начальником боцкоманды являлся боцман Казимеж, неофициальным авторитетом почему-то у матросов был, именно, Тадеуш. Он, если захотел бы, мог отменить какое-либо распоряжение боцмана и заменить его своим, правда, он делал это не часто и, что удивительно, боцман, молча соглашался и шёл у Тадеуша на поводу.

Тадеуш по швартовному расписанию состоял в команде Тимура, то есть на корме, указания Тимура хотя и, скривив лицо, но выполнял. Отчего он кривил физиономию Тимур позже понял: Тадеуш был отъявленный русофоб и ему претило подчиняться командам русского.

Другие же матросы работали чётко, слаженно, Тимура понимали с полуслова и морды не кривили.

Но однажды Тадеуш во время швартовки показал «кто здесь главный», так сказать, сделал намёк Тимуру.

Матросы в тот раз, как обычно, подавали концы на причал и обтягивали их в той последовательности, как указал им Тимур. Сам он управлял кормовым шпилём.

И вдруг, ни с того ни с сего, в командование вступил Тадеуш! Он по-польски начал раздавать команды и последовательность работы поменял.

Матросы-поляки, словно позабыв команды Тимура, стали действовать так, как скомандовал им Тадеуш.

В результате швартовка затянулась и один швартов едва не лопнул. Тимур в процессе пытался перестроить работу, как надо, но матросы, вроде, как его не слышали. Они тупо выполняли команды Тадеуша.

Ну вот, судно, наконец, встало к отведённому ему причалу и, капитан дал отбой, сделав замечание кормовой швартовной партии, в том, что та действовала нерасторопно.

- В чём дело, Тадеуш? – Спросил, сдерживая себя, Тимур «авторитета», - с какой стати вы командуете швартовкой, причём весьма коряво? Может быть капитан дал вам такие полномочии подменить офицера? Тогда идите и доложите ему, почему швартовались не как АВ (Эй Би – матросы первого класса), а как салаги-кадеты!
Тадеуш молчал, гордо глядя поверх головы Тимура с видом превосходства шляхтича над москалём.

- Да ладно, секонд! – Вступил в разговор матрос Влодек, никто, ведь, не погиб! – Эту свою шуточку он всегда отпускал после каждой швартовки.
Тимур повернулся к остальным матросам и сказал:
- Ну что застыли? Идите устанавливать парадный трап и настраивать стрелы и, после проверки пломб сюрвейерами, открываем трюма, или вам отдельная команда Тадеуша необходима?

Одним словом, после этого случая во время швартовок, да и вообще, Тимур стал более бдительнее приглядывать за вредным стариком, но тот, вроде как притих и больше, по крайней мере, в присутствии Тимура со своими командами не высовывался.

Ну, а теперь, разберёмся с Гжегошем.
Гжегош выглядел туповатым увальнем, малообразованным, но, всё-таки, с некоторой, такой, сельской смекалкой.
Он был единственным в боцкоманде ОС-м (матросом второго класса).
Во время морских переходов он, практически, ничем не выделялся из команды, но вот в портах...

Это было что-то! В портах Гжегош впадал в запой и был неуправляем!
Тимур не помнил ни одного захода в порт, в котором капитана не вызывали бы в местное отделение полиции, чтобы тот выкупал Гжегоша, арестованного за пьяный дебош.

Капитан каждый раз платил за Гжегоша штраф, а потом удерживал эту сумму из зарплаты поляка и, поскольку, все заработанные деньги у Гжегоша уходили на пьянку и на штрафы, то пробыв на «Фламинго» уже год, тот не знал когда он решит списаться, так, как лететь ему домой, в Польшу было не с чем.

Тимура, да и не только его, удивляло: как это кэптен Джёч всё спускает с рук этому обалдую, но факт – есть факт, кэп его не списывал и в очередном порту повторялась всё та же история.

Глава XVI

«Фламинго», наконец, пересёк Атлантику и на вахте Тимура, приняв лоцмана, заходил в порт Лиссабон.
На руле стоял Влодек, Тимур дёргал за рычаг манипулятора управления машиной, выполняя команды лоцмана и капитана, боцман дежурил на баке с матросами в ожидании команд с мостика.

- К какому причалу будем становиться? - Спросил капитан лоцмана.
- Ни к какому! – Ответил лоцман. – Со мной связывался агент и распорядился поставить вас на якорь на внутреннем рейде. Предупредите боцмана, что через десять минут мы будем на месте, пусть приготовится к отдаче якоря.

- А в чём дело? – Удивился капитан, - неужели нет свободного причала в порту? Как правило, риферы с грузом ставят без задержки!
- Вот этого я не знаю, связывайтесь с агентом на тринадцатом канале УКВ и дайте, всё же, команду боцману, мы уже подходим к месту якорной стоянки.

«Фламинго» стал на якорь. Через каких полчаса к борту судна подошёл катер и с него на борт по штормтрапу поднялись три сюрвейера в сопровождении агента. У трапа капитан встречал их лично.

Затем, все впятером направились, по распоряжению сюрвейеров, ко второму трюму.
Сюрвейер снял пломбу с крышки горловины лаза в трюм и в сопровождении матроса спустился в верхний твиндек.

Через некоторое время они достали из трюма коробку с бананами, и вскрыли её. Бананы в коробке были жёлтыми!
Теперь уже другой сюрвейер с матросом Яцеком спустился в трюм. И во второй коробке бананы были жёлтыми.

После этого вся компания направилась в капитанский офис, где пробыла минут двадцать, затем агент и сюрвейеры покинули судно, сойдя на ожидавший их катер.
Тимур к тому времени уже сдал вахту старпому.

Вскоре «Фламинго» снялся с якоря и направился на выход из порта.
В каюту Тимура заглянул Феликс. Тимур сделал ему приглашающий знак.

- Нет, ну ты понял? – Спросил Феликс, плюхнувшись в кресло, - Выходит, правы мы были со своими подозрениями: бананчики-таки созрели! И что теперь будет?
- Поживём – увидим, - отвечал Тимур, - а ты не в курсе, куда это мы сейчас направились? Чегой-то меня никто не вызывал маршрут прокладывать.

- А чего тебя вызывать, туда и направились, куда у тебя уже всё проложено – в порт Зее-Брюгге. Я заскакивал на мостик и Аполлон мне шепнул.
- А Джёча не видел на мосту? Нервничает, наверное?
- Не то слово! Мрачнее тучи! – Вздохнул Феликс.
- Ну, дела! – Только и нашёл что сказать Тимур.

(Продолжение следует)

Часть 4

Глава XI

Несмотря на рапортички с замечаниями, заполняемые Тимуром и Феликсом на своих вахтах, и на рапорт Тимура капитану о некондиционном состоянии груза, никаких изменений в ходе грузовых операций не произошло: бананы по-прежнему подвозились в фурах – рефрижераторах в охлаждённом состоянии и, когда Тимур через день напомнил капитану о своём рапорте, тот недовольно поморщился и, сказав: «эврисынг из окей», отправил Тимура нести вахту, как будто бы ничего не произошло.

«Или у них всё схвачено с грузополучателем или какая-то авантюра», - подумал Тимур и вернулся к своём обязанностям, тупо выполняя то, что от него требовалось и больше не заморачиваясь качеством груза.

Сменившись с вахты и поужинав, Тимур растянулся в своей каюте на диване, намереваясь малость подремать. И, только, лишь, он прилёг, как зазвонил телефон внутрисудовой связи.

Тимур привстал, дотянулся до тумбочки, где стоял телефон и снял трубку.
- Сэконд? – Услышал он в трубке голос старпома.
- Иес, ай эм!
- Могу я сейчас к тебе зайти? Дело есть.
- Ну, зайдите, - удивлённо ответил Тимур: до этого старший офицер ни разу не соизволял навещать второго, а вот к соседу, электромеханику Андрею он заглядывал иногда на чашечку кофе.

Предварительно постучавшись, старпом вошёл в каюту Тимура, но не поздоровался.
Тимур тоже молча, жестом предложил ему присесть в кресло у стола; сам Тимур сидел на диване.

Усевшись, старпом внимательно посмотрел на Тимура и сказал:
- А я к тебе с хорошей новостью, сэконд.
- Продолжайте, - невозмутимо отвечал Тимур.

- Дело в следующем. Мне необходимо списаться с судна и требуется замена. Меня наша судоходная компания - «Интернейшенал рифер сервисэс» планирует направить на повышение – капитаном на рифер «Эсмеральда». Капитан поручил мне поговорить с тобой: может быть ты согласишься принять у меня дела старпома, поскольку он хорошо оценивает твою работу, к тому же и суперинтендант не возражает.

Сам понимаешь, что и зарплата твоя ощутимо увеличится, к тому же – карьерный рост и, кто знает, может быть, через какой год станешь капитаном в нашей компании.

Тимур глядел на старпома и чувствовал по его интонации и всему виду, что тот был уверен, что Тимур тут же возрадуется невероятно и бросится благодарить его и других греков-благодетелей за такую милость, но Тимур молчал. На ум сразу пришли непонятки с принимаемым грузом, ночное совещание четвёрки в кают-компании и странное, какое-то нервозное поведение капитана.

«А не хотят ли меня эти ребятишки подставить козлом отпущения на всякий случай?» - Подумал он.
«Приняв дела старпома, я становлюсь грузовым офицером, то есть, первым лицом, ответственным за качество погрузки и состояние груза и, раскатав губу на карьерный рост, на деле могу влипнуть весьма в неприятную историю. Если что, так, конечно же, легионера подставят в первую очередь и трудно будет доказать, что ты – не верблюд» - такие мысли бродили в голове у Тимура.

- Ну так что, неужели откажешься? – Удивлённо спросил старпом, так как молчание Тимура затягивалось.
- Представляешь: года через два-три, а то и через год станешь капитаном не какого-то костера, типа «Надир», а капитаном транс-атлантического лайнера! – продолжал грек.

- Нет, спасибо, заказывайте себе замену, а я – не готов, - отвечал Тимур.
- А что так? – Продолжал удивляться старпом. – Работу ты освоил, по своей теме я тебя в курс дела введу, да и вообще, как видишь, работа на рифере, можно сказать, несложная, не то что на малти-пьюпоз (имеется ввиду многоцелевое судно). Не понимаю я тебя.

- Нет, чиф, маловато ещё у меня опыта работы на банановозах, - сказал Тимур. – Вот если на следующий контракт предложат пойти на повышение, то, возможно, созрею.

- Ну чтож, - сказал старпом, поднимаясь, - наше дело предложить, а твоё – отказаться.
Старпом встал и направился к двери каюты и, уже открыв, было, дверь, он вдруг повернулся к Тимуру, как-то странно на него посмотрел и негромко сказал:
- А, может быть, ты и прав, сэконд, Георгиос (Тимур понял, что он имел ввиду капитана Джёча) – мутный господин, - и вышел из каюты.

Глава XII

Проводив старпома, Тимур опять вытянулся на диване и только прикрыл глаза, как услышал негромкий стук в дверь каюты.
«Да что такое? Кому ещё там неймётся?», - подумал Тимур, привставая.
- Войдите!

Дверь каюты открылась и на пороге возник... моторист танзаниец Султан!
Султан был одет в белый, как у главмеха комбинезон, хоть и чистый, но застиранный и с вьевшимися кое-где жёлтыми масляными пятнами.
« Вот уж не ожидал кого в гости, так это его! Да ещё в белом комбезе» - подумал Тимур.

- Разрешите? – спросил негр, смущённо улыбаясь.
- Ну проходи, садись, если по-делу, - сказал Тимур.
- Да-да, по делу, по делу, - затарахтел Султан.
- Ну излагай.

Султан был весёлый малый, небольшого роста и лопоухий, из породы тех личностей, вид которых вызывает невольную улыбку. Тимур редко с ним пересекался да и то - случайно, поскольку тот был членом машинной команды и никакого отношения к деятельности Тимура на судне не имел, потому-то визит Султана и удивил Тимура.

О Султане Тимур знал, лишь, что он – гражданин Танзании, и несмотря на свой неказистый вид, большой любитель женщин и ещё то, что прослужил тот на «Фламинго», без малого, два года уже подряд и не собирался списываться.

Узнав об этом, Тимур как-то спросил его, как это он выдерживает столько времени на судне? На что Султан ответил, что боится возвращаться домой в Танзанию, поскольку имеет много родни, которая сразу же отберёт все его сбережения, накопленные на «Фламинго».

Но, вернёмся к визитёру.

Султан достал из-за пазухи что-то завёрнутое в пластиковый пакет и положил на столик.
- Что это? - Спросил Тимур.
- Это – деньги.
- Какие ещё деньги? – Удивился Тимур.

- Это все мои сбережения за два года работы на «Фламинго», десять тысяч долларов. Я хочу на время стоянки в порту оставить их у вас на хранении в вашем сейфе, - сказал Султан.
- Это в честь чего и почему у меня? – Спросил Тимур.

- У вас – потому что вы имеете хорошую репутацию на судне, как человек честный и порядочный, а деньги я прошу подержать в вашем сейфе потому, что привёл себе в каюту женщину на несколько денёчков, но они тут – все воровки и деньги мне необходимо временно припрятать, так как сейфа я в каюте не имею, а эти портовые девушки очень пронырливые – имею горький опыт.

У Тимура округлились глаза и он какое-то время удивлённо пялился на Султана, а потом сказал:
- Ну, Султан, ты и наглец! Баксы твои мне не трудно закрыть в своём сейфе, но тем самым ты меня подставляешь, как офицера, посвятив в свои дела амурные. Ты что, не видел пост, вывешенный на входе в аккомодэйшн (внутри надстройки), что члены команды, приводящие путан на судно, подлежат немедленному списанию?

- Да видел я тот пост! Но, во-первых: греки приводят, а я чем хуже? Во-вторых: я приводил уже и не раз за эти два года и в третьих: я привожу ночью, так чтоб никто не видел и так же увожу.

- А как же тебя вочмэн пропускает?
- А, за пачку сигарет!
- Ну ты даёшь! А поляки тоже приводят?
- Нет, они боятся. Ну, а греки не боятся – они тут хозяева.

- А если попадёшься капитану?
- Ну и что? Всё равно не спишет! Куда он без Султана?
И Султан, хитро прищурившись и приблизив свою ушастую мордашку к лицу Тимура заговорщицки ему поведал, что, если разобраться, то в машинной команде он – незаменимый кадр после главного механика и, стоит ему списаться, машина на части распадётся и это – ещё одна причина, почему он не может покинуть любимое судно вот уже третий год.

Тимур расхохотался, оценив юмор гостя, затем встал из-за столика и взял продолговатый пакет с деньгами, заклеенный скотчем.
- Знаешь, что, - сказал он Султану, - лень мне распечатывать, пересчитывать, да опять запечатывать твои баксы, давай-ка я закину пакет в сейф, а когда тебе будет надо, в этом же виде ты его и заберёшь.

- Окей, - сказал Султан. – Спасибо, сэконд, за понимание и мужскую солидарность. А я тебе когда-нибудь пригожусь.
- Ну, уж, и пригодишься, - засомневался Тимур, - ладно, пользуйся моей добротой, только заразу какую-нибудь в Танзанию не завези.
- В Танзании своей заразы выше крыши, так что у меня – иммунитет, - ухмыльнулся Султан и вышел прочь.

Глава XIII

Тимур не видел, когда старпом насовсем покинул судно, а вместо него появился новый, видимо в это время отдыхал после вахты, но, заступив на свою очередную дневную вахту, он услышал вызов по своему «уоки-токи»: капитан просил Тимура зайти в его офис.

- Садитесь и знакомьтесь, - сказал капитан, представляя Тимуру нового старпома-грека.
Старпом, очень сильно похожий на известного российского шоумена – Якубовича, привстал со своего места и крепко пожал руку Тимура.
- Аполлон, - представился он.
- Тимур, - в ответ представился Тимур, улыбаясь во весь рот.

- Что не похож? – Спросил Аполлон.
- Да нет, как две капли! – Воскликнул Тимур, имея ввиду Якубовича.
Но тут уж расхохотался новый старпом.

- Так, вижу, сработаетесь, - прервал общее веселье капитан. Я вас, сэконд, надолго не задержу. У меня к вам такая просьба: новый чиф-офицер первый раз получил назначение на рифер и со всей спецификой и разными нюансами работы на этого типа судах не знаком. До этого он служил на крупнотоннажных балкерах и, посему, я вас попрошу, если у Аполлона появятся какие вопросы по работе, не отказать ему в консультации. Одним словом, надеюсь на ваше взаимодействие и сотрудничество.

- Окей, хоть сейчас, - отвечал Тимур.
- Ну, вот и славно, - сказал капитан, - ведь сейчас ваша вахта? Вот, по-ходу старпом понаблюдает за вашей работой и, если у него возникнут какие-то к вам вопросы, то вы ему разъясните обстановку. А теперь, оба можете идти и заниматься делом.

Отвечая на вопросы Аполлона, Тимур высказал ему свои сомнения по-поводу качества принимаемого груза, на что тот, выслушав Тимура только покачал головой, но ничего не сказал.

Через два дня, загрузившись полностью бананами, «Фламинго» покинул Гуаякиль и направился опять через Панамский канал, Карибское море, Атлантический океан теперь уже в порт Лиссабон, а вторым портом назначения был бельгийский порт Зеебрюгге.

Перед выходом в море, Султан зашёл к Тимуру и, не пересчитывая, забрал свои сбережения, ещё раз поблагодарив «благодетеля».

Забегая вперёд, следует заметить, что теперь в каждом, практически, порту Султан приносил на хранение деньги Тимуру, ну а тот ему и не отказывал.

И опять, если позволяла погода, по вечерам на чаепитие в каюту Тимура собиралась троица: Алекс, Андрей и Гена (Феликс посещал Тимура реже, поскольку вахта у него, как отмечалось выше, была с 20-00).

Андрей носил массивный серебряный крестик и частенько любил вставить среди разговора, что он – человек верующий и между контрактами посещение церкви для него – первое дело. Но, это, к слову.

Как-то, во время беседы Андрей спросил Гену откуда у него этот шрам над бровью.
- Бандитская пуля? - Пошутил он.

- Бандитская, но не пуля, - усмехнулся Гена.
И поведал он всем следующую историю.

Работал Гена радистом в рижской Базе рефрижераторного флота, но, после развала Союза, часть флота пустили на металлолом, часть распродали и Гена потерял работу. И, хотя в Риге, как грибы стали появляться крюинговые агентства, Гена долго не мог найти работу, поскольку флот начали переводить на глобальную международную спутниковую систему связи (GMDSS), а операторами этой связи стали готовить судоводителей, то есть, потребность в радистах на флоте стала отпадать.

И вот, оставшись без работы, перебиваясь случайными заработками, Гена залез в долги и не видел никакого просвета в жизни. На почве безденежья начались скандалы с молодой женой и дошло до того, что она, однажды заявив: «Не хочу жить с нищебродом!», хлопнула дверью.

Оставшись один (а детьми они обзавестись ещё, к счастью, не успели), Гена, наконец устроился... телохранителем к одной челночнице, ездившей за товаром поездом в Турцию.

Челночный бизнес тогда на постсоветском пространстве только еще, что называется, «поднимал голову», Но, вместе с ним, росла и преступность, которая этот бизнес «щипала».
А телохранитель Гениной хозяйке нужен был потому, что маршрут поезда, по которому она ездила с такими же челночниками в Турцию, пролегал через территорию западной Украины, где бандиты уже начали останавливать поезда и врывались в вагоны с целью грабежа пассажиров, как в старые «добрые» времена гражданской войны.
Ну так вот, однажды, когда поезд с Геной и его хозяйкой пересёк украинскую границу, на какой-то остановке в их вагон ворвалась банда хлопчиков, вооружённых битами, кастетами и прочими велосипедными цепями с целью ограбления несчастных челночников.

Гена и его коллеги-телохранители вступили с налётчиками в неравный рукопашный бой.

Но, поскольку бой был неравный, бандиты теснили обливавшихся кровью телохранителей, но один, падая, шепнул Гене, что единственный шанс у них – это прорваться к сидящим, по его информации, в вагоне-ресторане четырём питерским авторитетам, направляющимся в Турцию на «заслуженный» отдых и попросить у них помощи.

Делать было нечего и Гена решил пробиться к вагону-ресторану.
В результате, он прорвался, но получил скользящий удар кастетом в голову и добрался до ресторана, шатаясь от головокружения с заливаемым кровью лицом.

В вагоне-ресторане, кроме официантки и паханов никого в этот момент не было.
Когда Гена подошёл к столику «авторитетов», они подали ему салфетки, чтобы он обтёр кровь и спросили: откуда он такой красивый?

Гена, торопясь, обрисовал им ситуацию и попросил помощи.
«Авторитеты» переглянулись между собой и один, по-видимому – старшой, сказал: «А ну, веди-ка нас туда, терпила!»

Ну, а дальше, Гена их повёл, а в тамбуре его вагона, «братки» отодвинули Гену назад и первыми вошли в вагон, достав «волыны». Идущий первым, ударил рукояткой пистолета в голову первого попавшего под руку налётчика, тот рухнул ему под ноги. Рыжий оселедец на круглой голове бандита окрасился красным.

Рыпнувшиеся, было, на помощь к подельнику архаровцы, рванули, вдруг, назад, к выходу из вагона, так, как грянул выстрел – это второй «браток» шмальнул из своей «волыны» поверх голов.

Мгновение – и налётчики исчезли с глаз долой, лишь раненый с оселедцем стонал, распластавшись на полу вагона.
- Эй, мужики, - крикнул старшой, - эту падаль, надеюсь сами уберёте? А то нам некогда – водка греется.

- Спасибо, товарищи! – Раздался испуганный женский голос, мы можем вам заплатить!
- Да ладно, «заплатить», - передразнил женщину «авторитет», - спрячь деньги в чулок, подруга, а то на турецкое шмутьё не хватит.

- Братки удалились, продолжать свой банкет, а мне на память осталось вот это, - сказал Гена и провёл рукой по своему некрасиво сросшемуся шраму над правой бровью.

- После этой поездки я и ту свою халтуру потерял, так как налёты на поезда не прекратились, а наоборот – участились, а моя хозяйка стала летать в Турцию самолётом и необходимость нанимать телохранителя у неё уже отпала.

Вот так история! - Изумился Андрей, - Надо же! Вот так и надо эту сволочь учить, да и менты, похоже, "мышей не ловят" совсем! Ну, ничего, наведём порядок и на Западной Украине, а то совсем уже распоясался криминал.

- Твои бы слова, да Богу в уши, - грустно сказал Алекс.
- Не грустите, мужики, надейтесь на лучшее; а ты, Гена, ещё счастливо отделался..., - сказал Тимур.

А «Фламинго» продолжал свой путь в порт Лиссабон.

(Продолжение следует)

Часть 3
Глава VIII

Пройдя северными шлюзами Панамского канала (со стороны Карибского моря), «Фламинго» получил указание администрации канала становиться на якорь на рейде озера Гатун в ожидании своей очереди прохождения южных шлюзов.

После шлюзования и высадки панамских швартовщиков на их катер, Тимур поднялся на мостик – его вахта ещё не кончилась.
- Как вы думаете, сэконд, где нам лучше всего бросить якорь? – Спросил его капитан, подозвав к карте, - похоже стоять нам придётся здесь несколько часов, если не всю ночь – вон сколько судов на рейде в режиме ожидания, - махнул он рукой в сторону видневшихся по-носу судов, которых было не меньше дюжины.
Тимур вгляделся в карту и ткнул пальцем в восточную часть рейда.

- Обоснуйте! – Потребовал грек, почему не в южной части, ближе к шлюзам?
- Потому, что вряд ли нас скоро позовут на шлюзование - сами сказали – а, если мы встанем там, то можем стать помехой, судам, которые впереди нас на очереди, - сказал Тимур.

- Ничего подобного! – Парировал капитан, смотрите сколько здесь свободного места! Авианосец проскочит.
- Сейчас может быть и проскочит, - отвечал Тимур, потому, что ветер южный, но, если он сменится на восточный, то нас развернёт на якоре и мы как раз фарватер и перекроем и нас заставят менять место якорной стоянки.

Но грек принял своё решение и поставил судно на якорь в южной части рейда и уже, сменившись с вахты, сидя своей каюте, Тимур услышал, как «Фламинго» снимается с якоря и, по требованию диспетчеров, меняет место стоянки: ветер и в самом деле поменялся на восточный и банановоз, развернувшись, перекрыл фарватер для прохода первоочередных судов.

Когда «Фламинго» стал на якорь, Тимур поднялся на мостик. На крыле мостика стояли капитан со старпомом и опять ругались между собой.
Тимур взглянул на карту: место новой якорной стоянки было отмечено как раз в той точке, где Тимур и предлагал капитану поставить судно вначале.
Старпом остался на крыле, а капитан с угрюмой физиономией зашёл в рубку.

- Вы что здесь делаете, сэконд? – Зло спросил он. – Впереди у вас много работы: прохождение канала, ночная вахта; идите, отдыхайте! Нечего здесь болтаться! Сейчас бродите, а потом ещё уснёте на вахте!

«И чего, в самом деле, я сюда припёрся?» - подумал Тимур, - «попасть под горячую руку?».
Но капитану он не сказал ни слова, молча развернулся и вышел из рубки.
Через четыре часа Тимур был снова на палубе: «Фламинго» снялся с якоря и шёл на шлюзование.

Глава IX

И вот, опять наш банановоз - в порту Гуаякиль. Судно было готово к погрузке, но зарядил продолжительный дождь и «Фламинго» стоял пока с закрытыми трюмами в ожидании улучшения погоды.

Тимур заступил на вахту, но делать было нечего, разве только корректурой заниматься, но, почему-то на Тимура навалилась какая-то апатия и не хотелось ничего делать. Видимо влияла погода.
Он стоял на веранде второй палубы и гладил Дору, как всегда в порту, сидящую на привязи. Собака блаженно щурила глаза, а потом изловчилась и лизнула Тимура в нос.

Тимур засмеялся, но тут к нему подошёл Феликс.
- Зайдём-ка ко мне, - позвал он Тимура.
- На предмет?
- Дело есть.
- Ну, пошли.

Коллеги зашли в каюту Феликса.
Его каюта по площади была раза в два меньше каюты Тимура. Тимур повёл носом: в каюте стоял очень знакомый запах.
На столе стояла бутылка рома, бутылочка с тоником, две рюмки, две тарелочки и кастрюлька; запах, похоже, разносился из неё.
Каютный иллюминатор был занавешен не шторками, а от подволока до палубы большим советским флагом!

- Садись! – Жестом сопроводил своё приглашение Феликс.
- Пить что ли?
- Ну, конечно, пить!
- В честь чего?
- А ты забыл, что ли, праздник сегодня: День Советской армии и Военно-морского флота!

- Ну ты даёшь! А ничего, что у меня вахта?
- Не дрейфь! На улице – дождь, капитана со старпомом нет: ушли они в кабак с суперинтендантом – сегодня приехал, вот и нам резон остограмиться в такой день.
- А что у тебя в кастрюле?

- Стивидор ловил сегодня рыбу на баке и осьминог ему на удочку попался. Он мне его и предложил, сказал, что, мол, осьминогов не ест. Вот я его и сварил на закусь, - сказал Феликс, потирая руки в предвкушении «банкета».
- Ром я не люблю, - сказал Тимур.

- Не вопрос! Имею классное вино, молодое, эквадорское. Хошь красное, хошь белое!
- Ну, добро, уговорил. Давай белое – под осьминога
Феликс достал из нижнего ящика стакан, а из рундука – оплетённую трёхлитровую бутылку с белым вином и налил вино в стакан Тимуру, а себе, в рюмку чёрного рома.

- Ну, с праздником, братан! – Чокнулся Феликс с Тимуром и одним глотком заглотил содержимое рюмки, казавшейся напёрстком в его лапище.
Затем, выловив из кастрюли куски осьминога, бросил их на тарелки себе и Тимуру.
- Откуда флаг советский у тебя? – Спросил Тимур.

- Да, делал ревизию сигнальным флагам и государственным (государственные флаги иностранных государств должны иметься в коллекции судов дальнего плавания, так как, согласно морским обычаям, при заходе в порт того или иного государства на судне (корабле) на его носовой мачте (фок-мачте) заходящее судно должно поднимать флаг государства порта захода, в знак уважения к этой стране) и обнаружил флаг советский. А так, как госудаства того уже не существует, я, в знак уважения к нему, вывесил этот флаг вчера у себя.

Коллеги сидели, беседовали о том-о сём, Тимур прихлёбывал ароматное вино, Феликс опрокидывал время от времени в себя «напёрстки», оба жевали осьминога, приправленного чесноком.
Дождь не прекращался.

Вдруг раздался стук в дверь каюты.
- Кто это? – Спросил Тимур у Феликса, - ещё гости?
- Да нет, не приглашал я никого, - ответил Феликс, - да из наших кто-нибудь.
- Заходи! – Крикнул он.

Дверь в открылась и в каюту зашёл... старпом! Оказывается, Феликс ошибся и капитан с суперинтендантом уехали в ресторан вдвоём, а старпом никуда с судна не отлучался.

Потянув крупным носом амбре, издаваемое осьминогом, чесноком и сигаретным дымом, он его сморщил и спросил по-русски:
- Пьянь?

- Какая пьянь! – Возмутился Феликс, - праздник у нас!
Но старпом других русских слов не знал (кроме, ещё: «давай», «хорошо», и нескольких матерных) и переспросил по-английски.

Узнав, какой в этот день праздник, старпом вытаращил глаза и, указав на советский флаг, спросил Феликса:
- Коммунист?
- Коммунист! – С вызовом отвечал Феликс.
Тимуру показалось, что вид старпома в этот момент сделался испуганным и он быстро вышел из каюты, видимо, забыв зачем заходил.

Глава X

Погрузка началась на вахте Тимура, после нуля часов. Проходя мимо кают-компании, Тимур обратил внимание, что там горит свет. Заглянув вовнутрь через иллюминатор, Тимур увидел в пустой кают-компании, сидящих за капитанским столом четверых человек: капитана, суперинтенданта и еще двоих прилично одетых незнакомых господ, похоже, грузоотправителей, о чём-то беседующих в столь поздний час. На столе толпились бутылочки с пивом и стояло блюдо с солёным арахисом.

«Что-то новенькое» - подумал Тимур, -«как заговорщики какие».
Тимур, спустившись по парадному трапу, с блокнотом, карандашом и термометром в руках. направился в сторону стола, за которым восседал сюрвейер, проверяющий качество груза для первого трюма.

Ночной воздух после дождя был свеж и бодрящ.
Погрузка уже развернулась во все четыре трюма. Из темноты, глазея фарами, выныривали фуры с грузом и становились напротив трюмов.
Всё вроде бы, как обычно, но что-то, непонятно пока ещё что, Тимура насторожило.
Перво-наперво Тимуру бросилось в глаза, что почему-то гораздо больше народу стало копошиться на причале.

Потом, Тимур обнаружил, что фуры, подвозящие бананы, были не те, что были в прошлом рейсе: не крытые тентом с уже сложенными на паллетах коробками с бананами, которые цепляли к гакам судовых грузовых стрел всего, лишь, два стропальщика, а фуры-рефрижераторы, из которых сначала надо было выгружать эти коробки на паллеты, а потом уже стропить их для погрузки на судно.
Вот по этой причине и грузчиков требовалось больше!

Замеряя температуру бананов, Тимур установил, что бананы доставлены к борту охлаждёнными, что не соответствовало технологическим требованиям: охлаждёнными бананы могли быть только в одном случае – если срок их хранения в зелёном виде превышал допустимый и охлаждали их специально, чтобы притормозить процесс созревания.

Ещё ему показалось, что при выборочном разломе бананов у многих сердцевина была гораздо более твёрдой, чем обычно.
Сдавая вахту Феликсу, Тимур рассказал ему о своих подозрениях и свои наблюдения отразил, после вахты, в рапортичках капитану, как и раньше, под копирку, и, подумав, написал отдельный рапорт по этому поводу капитану и копию – старпому, как грузовому офицеру.

Подколов, как это требовалось, рапортички на крючок у капитанского офиса, Тимур отправился спать.

Заступив на вахту на следующий день и, узрев капитана, поднимающегося с верхней палубы по внешним трапам на мостик, Тимур направился за ним.
- Гуд монин, сэр! – Брякнул Тимур греку, достигнув его на мостике.
-Хай! – Небрежно ответил тот.

Вы смотрели мои рапортички? – Спросил Тимур.
- Нет ещё, а что-то не так?
- Похоже. В рапортичках отражено. Похоже, что груз - не кондиционный.
- Вы уверены? Почему же мне старпом не доложил? Он, как грузовой офицер лучше вас должен разбираться и о проблемах с грузом я должен слышать от него, а не от вас!

- Ну, я не знаю, - сказал Тимур, - тогда зачем вся эта затея контроля за грузом, раз только старпом пользуется вашим доверием, пусть тогда он и составляет вам рапортички, а не мы с третьим офицером, - не выдержал Тимур.

- Вы забываетесь, сэконд! – Повысил голос капитан. – Мне решать, кто что должен делать! Ваши рапортички – это ещё не документ. Принесите мне официальный рапорт и мы с суперинтендантом разберёмся и, если, необходимо, примем меры.
Тимур молча выложил перед капитаном свой рапорт.

Пробежав по нему глазами, капитан свернул его и положил в карман своей куртки.
- Примем к сведению, сказал он, - а теперь идите и занимайтесь своим делом!
И капитан Джёч демонстративно отвернулся, устремив свой начальственный взгляд в морские дали.

Сменившись с вахты в 18.00, Тимур засобирался в город. На носу – день рождения и надо было что-нибудь прикупить к этому дню: наверняка братцы-славяне подвалят поздравить и, если примешь их с пустыми руками, как говорится, просто не поймут!
Тимур отстегнул «Уоки-токи», скинул оранжевый комбез, надел чистые джинсы и красивую майку с парусником на груди и, подумав, сунул зачем-то в боковой пистон на правой штанине джинсов нож в ножнах, подаренный непальцем О.

Тимур уже собрался, было, сойти с трапа на причал, но его задержал Феликс, попросив помочь отрегулировать натяжение ослабевшего швартова: матросы в этот момент были заняты перенастройкой грузовых стрел.
Короче, когда Тимур сошёл на берег, уже начало темнеть.

Выйдя за проходную порта, Тимур, как и раньше, взял дежурившее у проходной такси и попросил водителя подбросить его к супермаркету.
Когда такси, наконец, остановилось, Тимур попросил водителя подождать его.

- Окей, - сказал тот, - я подожду, но за этот проезд деньги мне заплати.
Тимур вручил ему радужную бумажку и направился в магазин.
Затарившись выпивкой и кое-какой закуской, Тимур с пакетом в руках вышел на улицу и огляделся: такси не было!

«Обманул, гад, не стал ждать», - подумал Тимур.
Ещё раз оглядевшись по сторонам, он увидел в паре метрах от входа мулата, сидевшего на корточках и курившего что-то вонючее.

- Эй приятель! – Обратился к нему Тимур, - где тут такси можно поймать?
- Такси? – Переспросил тот.
- Такси, - повторил Тимур.
Мулат махнул рукой, показав, что надо завернуть за угол.

Тимур двинулся в том направлении. Завернув за угол супермаркета, Тимур прошёл немного вперёд и не обнаружив ничего похожего на стоянку такси, уже, было, собрался разворачиваться на обратный курс, как, вдруг, из ближайшей подворотни, выпорхнула стайка молодых парней, и сразу же стала пытаться его окружить.
Тимур попятился спиной к стене магазина.

В руках долговязого, по-виду, индейца, похоже, лидера этой банды, сверкнул нож.
- Кам, кам, гринго, - подманивал он левой рукой к себе Тимура, в то же время приближаясь к нему и поигрывая кривым ножом в правой.
Остальная публика, пересмеиваясь и общаясь между собой на каком-то жаргоне, в котором звучали как испанские, так и английские слова, сжимали кольцо.

«Дежавю какое-то», - подумал Тимур, «А Феликса рядом нет», -тут же грустно подумал он и перекинув пакет с покупками в левую руку, резко выхватил из правой штанины узкий обоюдоострый нож, подаренный радистом О.

Выставив вперёд руку с ножом и прижавшись спиной к стене супермаркета, он понимал, что шансов у него – мизер, но готов был отбиваться до конца: правой рукой – ножом, а левой - пакетом с бутылками.

Тимур наслышан был о жестокости южноамериканских бандитов для которых перерезать горло белому – считалось чуть ли не подвигом. Может быть оно было и не всегда так, но лучше уж приготовиться к худшему, чем тешить себя надеждой, что всё само-собой рассосётся.

Налётчики приостановились, увидев нож в руках Тимура, но главарь, осклабившись, приближался, перебрасывая свой тесак из руки в руку.

Главарь сделал выпад, имитирую бросок ножа в голову Тимура, тот шарахнулся влево, главарь хрипло рассмеялся, показав, что нож остался в его руке, но, вдруг он остановился и озадаченно начал вглядываться в лицо Тимура.

Дело в том, что сдвинувшись влево, Тимур подставил своё лицо под свет люстры, тускло светившей со стены супермаркета и индеец смог теперь его лучше разглядеть.

- Стоп, - сказал он своим, - но гринго, русо маринеро, банана барка. – Харашо, тавариш, Катюша, давай-давай, на здоровье!, - Сказал он, обращаясь к Тимуру.
Банда с уважением смотрела на главаря-полиглота.

Тот убрал свой тесак за пазуху, и сделал знак банде, чтобы она отошла. Тимур тоже опустил руку с ножом.

Главарь на ломанном английском объяснил Тимуру, что его брат дежурит вочмэном на «Фламинго» (портовским вахтенным у трапа, выставляемым портом на иностранных судах) и он его навещал в порту, когда Тимур нёс вахту и тот рассказал брательнику, кто это такой.

- Сорри, амиго, - сказал главарь и, подняв вверх кулак, и крикнув: «Но пасаран!», скрылся со своей шайкой в подворотне.

Тимур, сунув нож в ножны в штанину, затем достав платок и вытерев холодный пот, выступивший на лбу, немного постоял ещё, прижавшись затылком к прохладной стене магазина, затем достал бутылку смирновки из пакета, свернул пробку и сделал три больших глотка.
Завернув за угол, ко входу в супермаркет, он увидел такси, на котором приехал из порта и подошёл к нему.
- Извини, дружище, - сказал ему таксист, - тут клиент подвернулся, а я знаю, что в магазин люди не на минутку забегают, вот и смотался с ним лишнюю денежку подработать.
Затем, вглядевшись в лицо Тимура, обеспокоенно спросил того:
- Ты в порядке?
- В порядке! – Выдохнул Тимур, - в порт!

(Продолжение следует)

Часть вторая

Глава V

Боцманская команда на «Фламинго» состояла из восьми человек: вышеупомянутых боцмана Казимежа, матроса (ОС) Гжегоша и ещё шести матросов АВ (первого класса), которые на переходах несли вахту на мостике вместе с помощниками капитана – по одному на вахту, меняясь раз в неделю.

К палубной команде относились, также и два мессбоя (официанта) в обязанности которых входило, кроме обслуживания в салонах рядовой и офицерский состав, стирка постельного белья и уборка общесудовых помещений и кают офицеров.
А остальные пять человек – боцман и четыре матроса, как только судно выходило в рейс из Европы в Южную Америку, начинали оббивку ржавчины на открытых палубах, грунтовку и покраску с носа до кормы. Надстройку и борта, как правило, красила специальная команда портовых маляров в Эквадоре, которая заявлялось на судно, после постановки его под погрузку.

В Европу «Фламинго» приходил в приличном состоянии: весь беленький с наружными палубами, окрашенными в зелёный цвет, но на палубах, начиная с носовой части, опять через краску начинала проступать ржавчина и опять повторялся весь цикл покрасочных работ.

В этом рейсе «Фламинго» должен был доставить груз в 8 тысяч тонн бананов в европейские порты: половину в Виана-ду-Каштелу, в Португалии и вторую половину – в германский порт Бремерхафен и затем, в балласте вернуться опять в Эквадор за новым грузом.

Каждое утро рабочий день капитана «Фламинго» в море начинался следующим образом.
Надев белоснежный комбинезон, капитан Джёч начинал свой обход судна.
Первым делом, он спускался в машинное отделение, где всех там «ставил на уши», затем поднимался на верхнюю палубу, где «дрючил» боцманскую команду и всех, кто подвернётся под руку, затем поднимался в радиорубку к радисту непальцу по фамилии О ( да-да, такая вот фамилия у него была однобуквенная), где доводил этого небольшого, улыбчивого и спокойного человека до поросячьего визга и заканчивал свой обход ходовым мостиком.

Как правило, завершение обхода происходило на вахте Феликса. Капитан заявлял ему, что его подменит пока и посылал того заниматься какой нибудь ерундой, типа, драить медные таблички над входами в помещения в районе мостика или ещё чем-нибудь подобным, от чего гордого и самолюбивого Феликса, бывшего капитана рыболовного сейнера прямо-таки колбасило.

Но возразить тот опасался - на малейшее недовольство со стороны легионера ответ был стандартным: «Не нравится? Поедешь домой!». Домой досрочно ехать, причём за свой счёт, никто не хотел: не для того на контракт подписывались и, потому помалкивали, несмотря на самодурство капитана.

Короче, озадачив Феликса, капитан залезал в хозяйство Тимура, в обширную коллекцию морских карт, охватывающую весь, практически, мировой океан, и сложенных по-порядку адмиралтейских номеров.
Он их все перелопачивал, под видом того, что ищет какую-то нужную карту, потом беспорядочно запихивал в ящики штурманского стола и спокойно удалялся на обед и на отдых по окончании вахты третьего офицера.

Тимур, заступив на вахту в двенадцать часов, если позволяла обстановка, часа два занимался приведением коллекции в порядок.
Судно в океане или открытом море шло заданным курсом на авторулевом, контролируемым вахтенным матросом – рулевым-вперёдсмотрящим, Тимур ежечасно отмечал на карте место судна и корректировал курс, если необходимо; оценивал окружающую обстановку по одному из двух находившихся на мостике радаров, между делом занимаясь корректурой карт и книг.
Корректуры на самом деле было «выше крыши» и Тимуру казалось, что эта нудная работа никогда не кончится.

Иногда к Тимуру в рубку заходил радист О и жаловался на капитана-самодура, говорил, что много лет проходил в море, имеет большой опыт, на всех контрактах имел от капитанов только благодарности, но капитан Джёч так его достал, что он в море больше не пойдёт.
- У греков? – Спросил Тимур.
- Нет, вообще! – Отвечал О.
- А чем планируешь дома заняться?
- Есть у меня идея: займусь бизнесом – открою магазин по продаже компьютерной техники.
- Ну чтож, удачи тебе в будущем, О!
- Спасибо, Тимур.

Однажды, сдавая вахту Тимуру, Феликс, весь красный от злости, после выполнения очередного унизительного для него, как для штурмана, капитанского задания обратился к Тимуру:
- Скажи, Тимур, много у тебя корректуры?
- О, дружище, воз и маленькая тележка!
- Слушай, подключи меня к этому делу, может быть этот клещ отцепится от меня!
- С радостью, Феликс! Только отцепится ли?
- А, может, прокатит?

Так и сделали. Тимур проинструктировал Феликса по методике корректуры адмиралтейских карт и книг и определил ему первоначальный объём работ.
Феликс принялся за дело. Также, как и Тимур, закончив корректуру очередной карты или книги, указывал на них номера извещений мореплавателям, по которым была произведена корректура и ставил свою подпись.

На следующий день, завершая свой ежедневный обход судна, капитан зашёл, как обычно в штурманскую рубку и увидел там Феликса, занимающегося корректурой.
И что это значит? – Воскликнул капитан Джёч, - с чего это вы выполняете работу второго?
- Ну, вы же знаете, в каком состоянии карты и книги! – Ответствовал Феликс. – Причём большинство из них уже устаревшие и отменённые! Второму офицеру до конца контракта их в порядок не привести, вот он и попросил меня подключиться к этой работе.
- Ну, хорошо, - немного подумав, сказал капитан, - занимайтесь! И покинул рубку.
Короче, номер «прокатил», как выразился Феликс, и с этого дня он был избавлен от унизительных для него занятий, а Тимур был только рад неожиданной помощи.

Ещё в Карибском море, придя однажды к Тимуру на вахту, капитан дал ему задание сделать расчёт перехода через океан по дуге большого круга.
- Если вы хотите идти по ортодромии, то почему нельзя воспользоваться Джи-пи-эс? – Удивился Тимур, вводим исходные и конечные координаты и он всё рассчитывает!
- А я, вот, хочу, чтобы вы сделали мне математический расчёт вручную, не используя прибор! – Приказал вредный грек.
- Ну ладно, к завтрашнему дню будет готово, если вам не к спеху, - пожал плечами Тимур.
- Мне не к спеху! Чтобы через день расчёт был готов! Мы скоро уже выйдем в океан, - сказал грек и, больше ничего не говоря, вышел из рубки.

На следующий день, на своей дневной вахте, Тимур вручил капитану свои расчёты. Тот просмотрел их и сунул себе в карман.
- Ну что, годится? – Спросил Тимур, прокладывать плавание по дуге на картах? Выигрыш по времени, как вы видите – больше суток.

- Годится! – Отвечал капитан, - но пойдём мы по локсодромии, я так решил.
- Так для чего эти заморочки? – Удивился Тимур.
- Хотел проверить вашу квалификацию, - отвечал капитан, а эти расчеты я забираю себе, может, когда-нибудь воспользуюсь вашим методом расчётов.
«Вот же зануда!» - в очередной раз подумал Тимур.

Глава VI

«Фламинго» рассекал воды Атлантики, держа курс к берегам Португалии.
После ужина в каюту к Тимуру заглянул Феликс.
- Курилка работает?
- Заходи-заходи, гостем будэш дарагой! – Отвечал Тимур. – Чай, кофе?
- Ну, давай, по чайку, что ли.
- Ну, садись, однако.

Феликс присел на диван, закурил.
Тимур включил электрочайник, достал из рундука пару чашек, чай в пакетиках, сахар.
Коллеги не спеша беседовали, попивая чаёк. Феликсу через час - на вахту, а Тимур должен был менять его в 00.00.

- Так, где ты классно махаться научился? – Спросил Тимур Феликса.
- Понимаешь ли, я ещё до развала Союза закончил школу КГБ в Нарофоминске, был направлен на учёбу, в своё время, комитетом комсомола.

- Да что ты! Так ты, ведь говорил, что работал в БОРФе (База «Океанрыбфлот») капитаном на СЧС (тип рыболовного судна – средний черноморский сейнер)?
- Точно так! Мой сейнер работал в Карибском море, базировался на кубинские порты, команда была специально подобрана, поскольку мы выполняли некоторые деликатные поручения спецслужб.

- Вон оно как! Выходит, ты – лыцарь плаща и кинжала? Вот уж не ожидал!
- Всё в прошлом, дружище, всё в прошлом.

Кто-то поскрёбся в дверь каюты.
- Кам ин! – Крикнул Тимур.
В каюту зашёл электромеханик Андрей, проживавший в соседней с Тимуровой каюте, а следом за ним – рефмеханик – Алекс.

- Ну, вот, и одесситы подтянулись! Заходите, гости дорогие! – Воскликнул Тимур, - ставлю чайник?
- Ставь, Тимур, - сказал Андрей; мы с Алексом зашли ко мне, услышали голоса в твоей каюте и решили составить вам компанию, если не возражаете.
- Заходите, не стесняйтесь, пообщаемся, славяне.

- А у меня печенюшки имеются, сейчас притащу, - сказал Алекс.
- Давай, тащи, - одобрил Феликс, вставая, - только, братцы, я должен вас покинуть: труба зовёт! Пора на вахту уже. Пошёл менять старпома.
Феликс ушёл, Алекс принёс печенюшки и вновь прибывшие гости расселись на диване перед низеньким столиком, типа журнального, намертво закреплённого к палубе каюты.
Моряки сидели, пили чай, беседовали, вспоминая различные случаи из своей жизни и весёлые и не очень почти до начала ночной вахты Тимура.

Глава VII

А рифер «Фламинго» шёл себе и шёл через Атлантический океан. Время было зимнее, временами штормило, но не так уж, чтобы сильно на этом переходе.

Члены экипажа занимались каждый своим делом: несли ходовую вахту на мостике и в машине, производили палубные работы и работы по мелкому ремонту. Электромеханик поддерживал электрооборудование судна в рабочем состоянии, рефмеханик – рефрижераторную установку, контролируя поддерживаемую температуру в трюмах.

В, так называемых, кулерных отсеках, примыкающих к каждому трюму, располагались компьютеры, обслуживаемые рефмехаником Алексом. В его обязанности входило заправлять их перфолентой, на которой ежечасно отображались: температура воздуха в трюме, дата и время. (Регулировкой температуры занимался, естественно, Алекс).
Ежедневно, достав использованную перфоленту, Алекс предъявлял её капитану, а тот, проверив соответствует ли температура той, которая необходима при перевозке бананов, разрезал эту ленту на равные куски и подшивал в специальную папку.

Задача была довести бананы до порта назначения только в зелёном виде! В противном случае, если, вдруг они по пути созреют, то-бишь – пожелтеют, то такоё обстоятельство признавалось коммерческим браком и на перевозчика мог быть наложен немалый штраф. В этом случае судовладельцем или фрахтователем делались соответствующие оргвыводы, производилось расследование и виновные несли наказание – как правило, досрочно списывались с судна, а в сименсбуке (мореходной книжке) виновнику ставилась «чёрная метка», то есть, «неуд».

И что характерно: если, не дай бог, в начале перехода созревали бананы в одном ящике, то по-приходу в порт назначения они были жёлтенькими уже во всём трюме!

Для чего я описываю всю эту технологию? А для того, дорогой читатель, чтобы тебе, понятнее стали некоторые события, которые произойдут с героями этой повести в дальнейшем.

Временами, в каюте Тимура собиралась на чаепитие вышеупомянутая компания: кроме хозяина – Феликс, Андрей и Алекс, поскольку каюта Тимура была просторнее, чем у них. Моряки вели беседы на разные темы или просто играли в карты.

К слову сказать, у каждого на «Фламинго» была своя компания: у поляков своя, как сейчас говорят, «тусовка», у греков – своя.

Негр-танзаниец, Султан, дружил, например, с пакистанцами – четвёртым механиком и вторым коком, кто-то ещё с кем-то, только, похоже, у улыбчивого радиста О почему-то не было приятелей.
В портах не ходил он, как другие по пивнушкам и жил отшельником.

Греки, в общем-то, были нормальными мужиками, кроме зануды капитана и угрюмого старпома.
Между старпомом и капитаном существовали какие-то непонятки, они не переваривали друга и, однажды, поднявшись по делу на мостик на старпомовской вахте, Тимур стал невольным свидетелем скандала между ними. Они что-то по-гречески орали друг на друга, выпучив глаза, и Тимур, чтобы не попасть «под раздачу», поспешил незаметно смыться.

Комсостав «Фламинго» питался в кают-компании, рядовой состав – в салоне команды.

Но был один нюанс: хотя мессбой в кают-компании «с понтом» накрывал столы для всех офицеров, греки и начальство и рядовые – все вместе – питались отдельно, непосредственно на камбузе и сидящие в кают-компании офицеры-легионеры, ежедневно слышали доносящиеся с камбуза весёлые греческие голоса и звон стаканов: греки ежедневно пили вино, а иногда и вискарём заправлялись.

Легионеров же кормили неважно, Тимур сперва было подумал, что шеф-кок готовить не умеет, но однажды, на Пасху, тот расстарался на славу и Тимур изменил своё мнение.

Выручал, так называемый, индивидуальный камбуз – небольшое помещение, в котором стоял холодильник и была там электроплитка. То-есть, по-идее, тот кто не наедался тем, что готовили коки, мог в любое время приготовить себе что-то сам из того, что было в холодильнике.

Однако, консервы, колбасу и ветчину, которые хранились в холодильнике есть было невозможно: Тимуру казалось, что это какая-то бутафория с яркими этикетками, похоже, сплошная синтетика.

Что можно было употребить в пищу, это были хлеб и обыкновенные куриные яйца. Перед ночной вахтой Тимур варил их в своём электрочайнике и, как говорится, жизнь продолжалась!

А бутафорская нарезка и консервы месяцами стояли нетронутыми.
Правда, легионерам, два раза в неделю в обед выдавалось по стакану вина или по бутылочке пива, а для непьющих – кока-кола.

Шло время и вот, «Фламинго» ошвартовался, наконец, в порту Виано-ду-Каштело. Началась выгрузка бананов из двух трюмов.

Тимур находился на мостике один, когда в рубку зашёл радист О.
- Я зашёл попрощаться, сказал он, грустно улыбаясь. Мне сегодня прислали замену – русского из Риги. Спасибо тебе.
- За что? – Спросил Тимур.
- Ты один меня слушал. Я хочу сделать тебе подарок. И О достал из кармана и протянул Тимуру красивый узкий нож с рукояткой из слоновой кости и с такими же ножнами.
- Я хотел им убить капитана, - сказал он совершенно спокойно, с той же улыбкой. – Но Всевышний не дал мне это сделать. Возьми, он тебе может пригодиться. В портах Южной Америки опасно. Имей его при себе на берегу.
Тимур машинально принял подарок. Радист О бесшумно вышел и неслышно прикрыл дверь рубки.

Простояв неделю под выгрузкой в Виана, «Фламинго» взял курс на следующий порт – германский Бремерхафен.

Славян полку, как говорится, прибыло на судне. Место загадочного О занял небольшой, проворный и дружелюбный радист Гена, рижский «негр» (негражданин). Лоб его над правой бровью пересекал по диагонали некрасиво сросшийся шрам. Он быстро вписался в коллектив, проводящий чаепития в каюте Тимура и всем пришёлся по-нраву.

Выгрузив вторую половину груза бананов в Бремерхафене, «Фламинго» в балласте отправился в обратный путь, через океан, в Эквадор.

(Продолжение следует)

ЧАСТЬ I

Глава I

Из панамского аэропорта до панамского же морского порта Кристобаль Тимура Ненарокова с третьим офицером – Феликсом таксист вёз по дороге вдоль панамского канала несколько часов.

Таксист, встретивший вновь прибывших членов экипажа - второго и третьего офицеров греческого банановоза «Фламинго» в аэропорту, был нанят морским агентом.
К вечеру 31 декабря Тимур с Феликсом заселились в небольшом кристобальском отеле в двух разных номерах, тесных, как монашеские кельи, расположенных на втором этаже отеля.

Тимуру сразу же бросилось в глаза небольшое оконце в номере с решёткой из прочной арматуры.
На полочке, приделанной к стене, располагался древний чёрно-белый телевизор, прикованный к стене толстой цепью. Пощёлкав выключателем, Тимур убедился в его нерабочем состоянии.

Приняв душ и побрившись, Тимур собрался, было, проведать Феликса, но тот опередил коллегу и легонько постучался в дверь тимурова номера, когда тот брался уже за ручку двери.

- Заходи! – Тимур распахнул дверь и сделал приглашающий жест.
- Чего «заходи», - пробурчал Феликс, тем не менее, переступив порог номера, - народ-то, поди, Новый год отмечать собрался, а нам хотя бы поужинать скромненько, последний хавчик в самолёте был сколько часов назад?
- Так в чём вопрос? Пошли, перекусим где-нибудь.

Коллеги вышли из гостиницы и очутились сразу же на центральной улице Кристобаля, захламлённой и, в этот вечерний час достаточно многолюдной. Небогато одетый народ прогуливался, как по тротуарам, так и по проезжей части, заходил в многочисленные китайские ресторанчики и бары.

Праздничное настроение людей как бы висело в душном воздухе города.
На Тимура с Феликсом весёлые компании не обращали внимания и это их устраивало.
Наконец, они зашли в приглянувшийся им китайский ресторанчик. Там было довольно много народу но, на их счастье, свободный столик они всё же обнаружили.

- Как отмечать Новый год будем? – Спросил Феликс.
- Я – никак. Возьму бутылку пива и что-нибудь перекусить, - ответствовал Тимур.
- А что так?
- А ты что, предлагаешь набухаться, а завтра с опухшей физиономией дышать перегаром на грека – капитана?
- Ни в коем разе! Последую твоему примеру.
- Ну вот и ладушки.

Коллеги вышли из ресторанчика ещё до наступления Нового года, а он наступил, когда они уже лежали в гостиничных кроватях. Несмотря на усталость, Тимур долго ворочался и не мог уснуть: назавтра предстоял первый рабочий день в незнакомом интернациональном коллективе, на незнакомом пока ещё судне.
« Как правило, когда попадаешь на новое судно, команда относится к тебе доброжелательно, но настороженно, и каждый раз, приходится по-новой зарабатывать себе авторитет», - думал Тимур.

Утром коллеги спустились на первый этаж к ресепшн, попросили портье известить их, когда даст знать о себе морской агент и отправились вдоль по главной улице с целью найти какой-нибудь барчик, чтобы выпить по чашечке кофе.
Заглянули в несколько баров, которые хотя и работали в это новогоднее утро, но почему-то кофе не было в продаже ни в одном из них, а только лишь – спиртное и Кока-Кола.

Удивившись сему обстоятельству, коллеги свернули с центральной улицы на боковую, надеясь на ней обнаружить то, что искали.
Не успев пройти метров двадцать пять, они внезапно оказались окружёнными группой молодых людей из восьми человек разных оттенков кожи: белых, чёрных, и мулатов. Друзья остановились. Окружение, веселясь и перебрасываясь между собой какими-то фразами сжимало кольцо.

Тимуру пришло на ум, что Панама в Южной Америке – страна бандитская, как, впрочем, пожалуй, и все, но испугаться он не успел:
увидел, лишь, как один из наступавших протянул руку к Феликсу и тут же почему-то упал на тротуар.
Второй ринувшийся, было, к ним был молниеносно сбит с ног ногой Феликса. Остальные отступили метра на два.

Феликс, постояв на левой ноге и подержав ещё несколько секунд на весу правую ногу, наконец опустил её и, как бы, не обращая внимания на местных гопников, обратился к Тимуру:
- Ну что, пошли в отель? Загулялись мы здесь. Может, агент нас уже ищет.
- Пошли, - кивнул Тимур, и, развернувшись на обратный курс, коллеги двинулись к отелю.

Группа налётчиков осталась на месте и лишь один из них, чернокожий, топал параллельно морякам, крича:
- Америкэн? Америкэн?
Тимур молчал, а Феликс в конце-концов обернулся и, сделав выпад в его сторону и страшную физиономию, прорычал:
- Рашен !

Негр отскочил и, с удивлённой физиономией вприпрыжку поспешил к своей шайке.
- Ловко ты их! – Сказал Тимур. Где так насобачился?
- Потом расскажу, отвечал Феликс.

К гостинице они подошли вовремя: только лишь собравшись подняться по ступенькам ко входу в отель, услышали сзади скрип тормозов. Обернувшись, увидели притормозивший автомобиль и человека в нём, машущего им рукой через открытое окно.

- Тормози, - сказал Тимур Феликсу, похоже - агент.
- Вы - офицеры на «Фламинго», я не ошибся? – спросил их по-английски подошедший к ним муллат.
Друзья кивнули. Агент протянул им руку и, поздоровавшись, сказал:
- Ваше судно уже – на якоре, на рейде, берите свои чемоданы, я вас буду сопровождать.

С агентом они подъехали к городской набережной, где был ошвартован рейдовый катер.
Вся троица пересела на катер, команда которого состояла из двух человек. Один из них быстро сбросил концы с береговых кнехтов и прыгнул на палубу катера, второй запустил мотор и встал за штурвал.

Катер развернулся и направился в сторону стоящего на рейде белоснежного грузового судна: это и был рефрижератор (или «рифер», как назывался этот тип судов по-английски) «Фламинго».

Тимур отметил про себя: конструкция далеко не модерновая, надстройка посредине корпуса, по количеству грузовых стрел – четыре трюма: два впереди и два – позади надстройки.
«Метров около ста тридцати» - прикинул он.

Катер притёрся к высокому борту, с которого был вывешен штормтрап, матрос-катерщик зацепился крючком с концом за тетиву трапа, а сверху, с судна был спущен на катер фал.
«Для багажа», - сообразили моряки и начали по очереди вязать к фалу свои чемоданы. Пока вязали чемодан Тимура, агент с папочкой подмышкой ловко вскарабкался по трапу на борт.

После того, как чемоданы были кем-то подняты наверх, Тимур с Феликсом один за другим повторили путь агента.

Глава II

Поднимаясь по трапу, Тимур услышал польскую речь.
На палубе «Фламинго» их обступили четыре моряка, говорящих между собой по-польски.
- Литовцы? – спросил один из них по-русски.
- Русские, - также коротко ответил Тимур.

Поляки стали тянуть к ним руки, улыбаясь, знакомиться, выражая неподдельное дружелюбие, что несколько удивило Тимура.
Двое подхватили чемоданы коллег и понесли их к надстройке, жестом пригласив офицеров следовать за ними.

Рядом с Тимуром шёл Казимеж – боцман.
- Мы покажем вам ваши каюты, сказал он.

- У вас, что, тут все поляки? – спросил Тимур?
- Нет, не все, - отвечал боцман. – Наши – все матросы, два официанта – мессбоя, я, два моториста и третий механик, а остальные – микс: капитан, старпом, стармех, второй механик, фитер и чиф-кок – греки, радист – непалец, один моторист - Султан, из Танзании, четвёртый механик и второй повар – пакистанцы, рефмеханик и электромеханик – одесситы, а второй офицер, которого вам предстоит менять - местный, панамский негр. Всего – двадцать восемь человек.

- Вы хорошо говорите по-русски, Казимеж, - Тимур оценивающе окинул взглядом стройную сухощавую
фигуру боцмана, мужчину примерно одинакового с ним возраста.
- Учил когда-то, сказал Казимеж, я ж ведь служил в своё время офицером в ВМФ Польши на торпедном катере в Свиноустье, там тогда и ваши базировались, приходилось общаться.

Они уже стояли у открытой двери каюты второго офицера, на третьей палубе.
Матрос успел занёсти небольшой чемодан Тимура в его каюту, а боцман собрался идти по своим делам.

- Как команда, боцман? – Спросил его Тимур.
- Легионеры – нормально, а греки, они тоже ничего, - почему-то ухмыльнулся боцман. – От вас тоже кое-что зависит, - Казимеж посмотрел в глаза Тимуру.

Боцман откланялся, а в глубине каюты открылась дверь, ведущая в душевую и из неё вышел молодой негр с полотенцем – второй офицер, сдающий дела.

- Гуд монин! – Сказал он весело Тимуру. – Сменщик? Наконец-то! Пошли сразу на мостик, покажу что где и побегу на катер, пока тот не отвалил.
- Как это? – Удивился Тимур, ответив на приветствие, - надо же мне сперва капитану представиться, документы отдать, да и передача дел так быстро не происходит.

- Пойдём, пойдём, не переживай, негр увлёк за собой Тимура, - капитан сейчас занят с агентом, пригласит тебя позже, а мне ждать некогда!
Тимур и сдающий поднялись на ходовой мостик, расположенный на пятой палубе.

Вот смотри, - сказал негр, ткнув пальцем в ящики стола в штурманской рубке, – здесь коллекция адмиралтейских карт всего мира, старьё в основном, вот публикации, - показал он на полки забитые лоциями и другими морскими книгами, - а вот – корректура, он показал на полки, на другой переборке, с извещениями мореплавателям.

- А где навигационные инструменты?
- Они здесь, и под диваном, - сдающий показал на рундук с ящиками в углу рубки и на диван. - Но они, а также сигнальные флаги и фигуры – это хозяйство третьего офицера.

Тимур с панамцем переместились снова в просторную ходовую рубку.
- Тут включается палубное освещение, а здесь – ходовые огни, показал панамец на ряды тумблеров на пульте, в передней части рубки. – Вот два радара, эхолот, лаг, навтэкс, джипиэс, укв – радиостанции, манипуляторы управления рулём и машиной, ну и остальное, по мелочам, сам разберёшься, а мне пора бежать на катер.

- Погоди! Компьютер-то, хоть, есть? – Спросил Тимур.
- Есть, один, пока, на всё судно - в радиорубке, пробурчав что-то, если перевести на русский, то прозвучало бы, как «задолбали греки своей экономией».

Затем панамец осклабился в белоснежной улыбке, пожал руку Тимуру и, пожелав тому счастливого плавания, затопал из рубки вниз по трапу .
Удивлённо пожав плечами, Тимур остался один на мостике, но это продолжалось минуты две: на мостик поднялся упитанный матрос – поляк, невысокого роста.

- Гжегош, ОС (матрос второго класса), – протянул он руку Тимуру. – Идите к капитану с документами, а я останусь тут на вахте. Его офис - палубой ниже, налево.
Гжегош говорил по русски с приличным акцентом.

Документы Тимур держал в дороге всегда при себе в небольшой барсетке, прикреплённой к поясу и, поэтому, сразу направился к капитанской каюте.
Постучав в дверь, получив разрешение и, войдя в капитанский офис, довольно просторный, Тимур увидел сидящего за столом капитана – моложавого симпатичного грека, усатого, с густой чёрной шевелюрой, тронутой сединой.

С любопытством взглянув на Тимура, капитан кивнул ему и жестом предложил сесть в кресло с правой стороны стола. В левом кресле уже восседал Феликс.
Тимур поздоровался, присел в кресло и достал свои документы.

Капитан взял документы: паспорт, рабочий диплом, сименсбук (мореходную книжку), различные вкладыши к диплому и начал их просматривать, изредка бросая короткие взгляды на Тимура. Что-то было в его взгляде неуловимо неприятное.

- Окей! – Наконец сказал он, - документы у обоих в порядке, но, поскольку «Фламинго» ходит под панамским флагом, вам, согласно требованиям государства, необходимо получить панамские лицензии на занятие ваших должностей.

Сейчас мы следуем в Эквадор, в порт Гуаякиль грузиться бананами, а на обратном пути, опять во время прохождения Панамского канала остановимся в Кристобале и вы оба пройдёте собеседование с местными портовыми властями, после чего получите эти лицензии.

- Точно получим? – Спросил Феликс.
- Зависит от вас и от проверяющего. Не понравитесь ему – полетите домой за свой счёт, - усмехнулся капитан.
- А сейчас старший офицер ознакомит вас с судном и вашими обязанностями в период вахты во время стоянки в порту при выполнении грузовых операций.
Да, обращаться ко мне можете: «мастер», «сэр» или «кэптен Джёч».

Капитан снял телефонную трубку внутрисудовой связи и куда-то позвонил и через секунд пятнадцать в дверях каюты возник плотный угрюмый грек среднего роста, похожий больше на турка, в синем выцветшем комбинезоне и с укв радиостанцией «уоки-токи», подвешенной чуть ниже левого плеча.

- Знакомьтесь, это чиф-офицер, - сказал капитан, бросив на того почему-то неприязненный взгляд.
Чиф мрачно кивнул непонятно кому и не подав никому руки.

«Не всё гладко в «Датском королевстве» - подумалось почему-то Тимуру.
- Лэтс гоу (пойдём – англ.)! – Хрипло сказал, как скомандовал, старпом, не глядя на офицеров и сам первый вышел из офиса. Офицеры последовали за ним.

Проведя Тимура с Феликсом по всем палубам надстройки и, ознакомив их с судовыми помещениями,
угрюмый грек-старпом подвёл их к лазу во второй грузовой трюм.

- Сейчас я покажу вам, как работать с гидравликой закрытий твиндеков в трюмах. Открывать и закрывать твиндеки будет входить в ваши обязанности, когда вы будете нести вахту в порту во время грузовых операций: согласно правилам, закрывать и открывать твиндеки имеют право только палубные офицеры и боцман. Матросы допускаются к этой работе только в крайних случаях и только те, кто имеет такой опыт.

- Неужели всё настолько сложно? – Поинтересовался Феликс.
- Не особо сложно, - хмуро глянул на него грек, но есть нюансы: во-первых – очерёдность закрытия створок люков должна строго выполняться, иначе можно наломать дров, во-вторых – оборудование старое и нужно к разным рукояткам применять различное усилие, короче, работать надо внимательно и осторожно.

Все трое спустились в трюм и старпом показал наглядно Тимуру с Феликсом как выполнять эту работу, благо трюма были пустые: судно в балласте возвращалось из Европы за новым грузом бананов в эквадорский порт Гуаякиль.
Поднявшись вновь на главную палубу, старпом бегло ознакомил офицеров с палубными механизмами:
шпилём, брашпилем, грузовыми и шпринговыми лебёдками, заметив при этом, что в дневное время настройку грузового устройства и работу с ним, когда необходимо, матросы выполняют сами под руководством вахтенного палубного офицера или боцмана, а ночью (поскольку грузовые операции ведутся круглосуточно) офицер участие в этих работах принимает непосредственно с матросами, так как ночью на вахте всего два матроса.

- Это вам не на советском флоте, - добавил он недобро ухмыльнувшись. – Привыкли там разгуливать по палубе в эполетах и - народу куча в распоряжении. Здесь же – прыгнули в комбезы и будете, как миленькие, и лебёдками сами управлять и оттяжки с контроттяжками растаскивать. А вздумаете сачковать – разговор короткий: полетите домой!

Тимур с Феликсом удивлённо переглянулись: не успели попасть на судно и уже такая недоброжелательность. Да и капитан на них как-то косо поглядывал. Они же ведь не пацаны какие-то, а оба – опытные моряки, а в «легионеры» подались, так – жизнь заставила.
«Интересно, он только к бывшим советским так относится или по натуре своей – вредный тип?», - подумал Тимур.

С недобрым отношением к бывшим «совкам» ему уже приходилось сталкиваться на шведском судне, где ему довелось весной прошлого года поработать старпомом. Капитаном там был швед, он же – хозяин судна. «Совков» он не любил, но вынужден был принимать их на работу, так, как стоили они ему дешевле, чем даже те же поляки.
Если кто-то из «легионеров» делал, по его мнению, что-то не так, он «обкладывал» его по- английски и по-шведски, обзывая того, при этом, «коммунистом».

По ходу своей службы, в дальнейшем, коллеги поймут в чём дело, почему именно к ним со стороны старпома и капитана недружелюбное отношение: судоводители - греки чувствовали в своих иностранных коллегах конкурентов и боялись, что когда-нибудь и их, греков, судовладелец заменит на более выгодных «легионеров».

- А сейчас пойдём, покажу вам машинное отделение, - сказал старпом, но, вдруг, «уоки-токи» под его плечом что-то затарахтела по-гречески.
- Так, - сказал старпом, ответив кому-то, - всё отменяется. В машину сами дорогу найдёте позже. Поступила команда – сниматься с якоря. Пошли все по – местам!

Старпом взглянул на часы.
-Тебе - на вахту, ещё час остался, - он кивнул Феликсу, - а ты, обратился он к Тимуру, – давай - на обед, через час меняешь третьего на мостике.

Глава III

В кают-компании, куда зашёл Тимур пообедать перед вахтой, к нему подошёл познакомиться грек, шеф-кок, показал место за двухместным столиком (второе место предназначалось Феликсу) и дал ему кусочек мяса, чтобы задобрить судовую собаку Дору, которая была очень злой и бросалась на чужих.

Собака была куплена экипажем в Португалии и снабжена всеми, необходимыми для санитарных властей в портах, документами. Дора в море свободно бегала по всему судну, а в портах её сажали на привязь на открытой веранде, на второй палубе. Перед выходом из порта, Дору отвязывали и она обегала всё судно в поисках «зайцев», то-бишь, нелегальных пассажиров. Это и было её главной обязанностью на судне: она освобождала моряков от нудных лазаний по судовым закуткам, экономила им время и нервы с одной стороны, а с другой – никакой, даже самый изобретательный «заяц» не сумел бы спрятаться от чуткого нюха Доры.

Вновь прибывшие на судно прикармливали Дору несколько дней, пока она не начинала принимать их за своих и после этого шеф-кок отвязывал её с привязи.

Тимур отобедал и отправился на мостик менять Феликса.
Вот так и началась их служба на греческом рифере «Фламинго».

Пройдя южные шлюзы (а дело в том, что, благодаря конфигурации перешейка, Панамский канал простирается не с запада на восток, а с севера на юг, если двигаться по нему со стороны Карибского моря), «Фламинго» покинул Панамский канал, направляясь к берегам Эквадора и через полтора суток уже стоял ошвартованным в порту Гуаякиль.
После прохождения портовых формальностей, палубная команда открыла трюма, твиндеки, и сразу же началась погрузка бананов в картонных ящиках в чрево судна.

Если в море у Тимура с Феликсом и старпомом вахта на мостике была четыре часа через восемь, то в порту, независимо от того, производятся грузовые операции или нет, стояли они вахту шесть через шесть (старпом и капитан стояночную вахту не несли); при погрузке бананов, как и предписано им было, они занимались открытием и закрытием трюмов и твиндеков, а также выборочно проверяли качество принимаемого груза.

Эта работа заключалась в следующем: на причале перед каждым трюмом (а погрузка шла одновременно во все четыре) сидели за столиками сюрвейеры (инспектора) из местных, которые проводили проверку качества бананов, подвозимых фурами; они брали с каждой фуры произвольно ящик, вскрывали его, убеждались в том, что бананы там все зелёные, доставали оттуда банан, втыкали в него штырь специального термометра, определяя температуру тела фрукта, затем разламывали его пополам и определяли его консистенцию. Результаты этих наблюдений они записывали в лежащие перед ними на столиках амбарные книги.

Такой же работой занимались и Тимур с Феликсом на своих вахтах. Различие было лишь в том, что они не следили за новыми фурами, в их обязанности входило ежечасно выборочно так же проводить проверку качества бананов, перед погрузкой в каждый трюм; они записывали номер трюма, время проверки, температуру банана, его состояние (плотность, цвет) в специальные рапортички, которые, по окончанию вахты накалывались на крючок у капитанского офиса.

Тимур, хотя его никто к этому не обязывал, делал такие рапортички под копирку, в двух экземплярах, сам не зная для чего, и копии складывал в папочку в своей каюте, будто бы предчувствуя, что однажды эти копии могут ему пригодиться, что однажды и произошло. Но об этом – позже.
Если офицеров что-то настораживало в качестве груза, то они докладывали об этом капитану.
В случае дождя, трюма в спешном порядке закрывались и тогда в грузовых операциях делался перерыв.

Если дождь случался затяжным, Тимур поднимался на мостик и занимался корректурой навигационных карт и книг на переход через океан в Европу и прокладкой пути на этих картах.
Судовые Адмиралтейские карты, в своём большинстве, были старые, изъятые из употребления, и это обстоятельство доставляло сложности при корректуре, так как новые с теми же номерами, как правило, имели другую нарезку.

На обращение Тимура к капитану по поводу приобретения новых, тот, усмехнувшись, ответил, что тут принято покупать новые карты и пособия только после замечаний портовых инспекторов, поскольку замена их – дорогое удовольствие и заявил, что корректура – проблема второго офицера и пусть он выкручивается, как хочет, но, чтобы корректура на текущий переход всегда была «ап дейт», несмотря ни на что, но на получение новых Тимур заявку пусть подготовит, на всякий случай, заранее.

Судно стояло под погрузкой десять дней, из которых в городе Тимур был всего, лишь, один раз (на телефонном переговорном пункте) и то, строго следуя инструкции, полученной от коллег по поведению в этой криминализированной, скажем так, стране.
До этого в Эквадоре ему бывать не приходилось, но обстановка здесь смахивала на ту, с которой он сталкивался в странах западной Африки: нищета и зашкаливающая преступность.

Поэтому, выйдя за ворота порта, Тимур сразу же взял одно из дежуривших у ворот такси и, доехав до переговорного пункта, попросил таксиста его подождать, после чего зашёл в помещение.

Переговорный пункт находился под охраной целого отделения вооружённых бойцов в зелёной униформе.
«Действительно, у них тут всё так запущено», - подумал Тимур и, отзвонившись домой жене и, «доложив» ей обстановку, сел в такси и отправился на судно.

Машина сначала миновала центральную часть города, проехав мимо богатых частных домов, ограждаемых трёхметровыми заборами с колючей проволокой поверх них, затем – примыкающий к порту район с жалкими трущобами и, наконец, остановилось у ворот торгового порта.
Прибыв на судно, Тимур поднялся по внешнему трапу на веранду второй палубы, где тосковала, привязанная на время стоянки Дора, почесал её за ушком, при этом она осклабилась, признавая его уже за своего, и отправился в кают-компанию на обед. После обеда ему предстояла очередная шестичасовая вахта.

Завершив погрузку, «Фламинго» отправился в путь, теперь уже с грузом бананов в португальский порт Виана–ду-Каштелу, минуя Панамский канал, Карибское море, пересекая Атлантику.

Глава IV

На обратном пути, в ожидании очереди на прохождение северных шлюзов Панамского канала, «Фламинго» опять стал на якорь на рейде Кристобаля. Где-то в полдень, через час после отдачи якоря, на борт прибыл капитан порта в сопровождении морского агента.
Первым в капитанский офис на собеседование был вызван Феликс. Потом подошла очередь Тимура.

После звонка капитана к нему в каюту, Тимур поднялся палубой выше в капитанский офис.
Во главе стола, как обычно, восседал капитан Джёч, а справа от него – высокий человек в белой морской форме и красиво сшитой морской фуражке с белым верхом и разлапистой «капустой».

Перед ним на столе лежал рабочий диплом Тимура и его сименсбук.
«Представитель порта», - догадался Тимур.
- Садитесь, - капитан указал Тимуру на кресло слева. – Капитан порта Кристобаль должен провести с вами беседу перед тем, как выписать вам лицензию на право работы в вашей должности на судах под панамским флагом.

- Я готов, - коротко ответил Тимур.
- Итак, - улыбнулся капитан порта, - я смотрю по сименсбуку, морская практика у вас неплохая, мистер секонд, даже, вот есть записи, что довелось вам и в капитанской должности послужить. Ваш «Надир», случайно, не посещал наши края, не бегал, как «Фламинго», в Эквадор за бананами?
- Нет, сэр, - отвечал, Тимур,- «Надир» не рифер, а малтипьюпоз (многоцелевой – англ.) и до ваших краёв не доходил, лишь Балтика, да Северное море.

- Окей. А что вы заканчивали?
- Так, там есть запись и в рабочем дипломе и в сименсбуке, посмотрите внимательно: Высшее инженерное морское училище в Ленинграде.
- Ага, нашёл, теперь вижу, - сказал капитан порта. – А перед этим, смотрю, вы ещё средний морской колледж оканчивали?
- Да – ответил Тимур, - мореходное училище.
- И всё время работали на торговых судах?

- Именно так! – соврал Тимур. Он знал, что во время подобных интервью лучше не вспоминать о своём рыболовном прошлом, так как у интервьюера, чаще всего, сразу возникает в мозгу образ утлой рыболовной шхуны и тогда его решение на предмет сертификации – непредсказуемо.

Тимур ждал вопросов по специальности, но их не последовало.
- Окей! – Ещё раз произнёс, приподнявшись в своём кресле, капитан порта.- Счастливого плавания вам! Лицензию я выпишу.
- Сэнк ю! – Сказал Тимур.

- Свободны! – Буркнул капитан, - и, глянув на часы, добавил – не забудьте, что уже ваша вата началась, идите сменяйте третьего, будем скоро сниматься с якоря.
- Иес, сэр! Отозвался Тимур и отбыл на мостик.

После вахты капитан вызвал Тимура в свой офис и вручил ему панамскую лицензию на право занимать должность первого офицера на торговых судах под панамским флагом грузоподъёмностью свыше 1500 тонн.
- Доволен? - Спросил он. - Но это не значит, что вам добавят у нас жалованье. Будете получать, согласно контракта плюс за овертайм.
- А я и не расcчитывал, - ответил Тимур и удалился.

А дальше – был опять Панамский канал, на входе в который у рифера «Фламинго» отказала машина и свежий бриз понёс его на камни, но вовремя судно подхватили дежурящие там два буксира и аварии удалось избежать.

Тимур в это время находился на корме и контролировал работу швартовщиков – матросов канала, которые, согласно правилам прохождения Панамского канала должны были осуществлять швартовые операции, а не судовые матросы.

Он отметил, что панамцы работали чётко, благодаря чему не произошло навала судна на бетонную стенку у батопорта головного шлюза.
Короче, слава Богу, всё обошлось, в конце-концов, через полчаса снова машина завелась, судно благополучно заправилось в ворота шлюза, его с носа и кормы подхватили по две пары локомотивов и протащили через все шлюзы.

«Фламинго» вышел в Карибское море.

(Продолжение следует)

Тимур Фомич Ненароков в невесёлом настроении приближался к своему дому. Только что, он побывал в одном из крюинговых агентств и услышал там очередное: «Не беспокойтесь, мы имеем вас ввиду, пока на судоводителей заявок нет, ждите». Так откуда ещё было взяться доброму настроению?

Он ещё мог протянуть на берегу без работы какое-то время, но скоро уже «финансы начнут петь романсы»,- думал он. У жены зарплата была небольшая, а цены на всё росли, и в долги залезать не хотелось.

Открыв дверь в свою квартиру, Тимур Ненароков сразу услышал телефонный звонок. «Вроде бы кто-то специально подкарауливал, когда я войду», - подумал он.
- Алло!
-Тимур?
- Он самый.
- Привет, это Бурчонок.
- Здравствуйте, Игорь Николаевич.
- Слушай, Тимур, надо встретиться, срочное дело к тебе.
- Ну, так, подскакивайте, адрес-то мой знаете? Или мне куда-то надо явиться?
- Никуда не надо являться, встретимся на «нейтральной территории». Бар там есть рядом с магазином напротив твоего дома.
- Понял. Когда?
- Через двадцать минут.

Тимур посмотрел на часы. «Нормально», - подумал он. «Вряд ли он меня надолго задержит, как раз и в магазин до прихода жены успею заскочить».
Через двадцать минут Тимур с Бурчонком сидели в почти пустом баре – время было послеобеденное, - потягивая тёмное пиво из узких высоких кружек.
- Так, что за проблемы, Игорь Николаевич? – спросил Тимур.
- Сейчас всё объясню. Ты после «Гелиоса» куда подался?
- Ну, «Гелиос» продали индусам...
- Я в курсе.
- Потом кореш-капитан один всё сватал к себе в Майами на контейнеровоз, да так и не сосватал – его хозяин самого уволил, а я сделал два рейса штурманом на «Зое» под российским флагом, потом два месяца был чифом на шведском костере. Бегали по Балтике и в Северное выскакивали.

- Ну и как там у шведа?
- Да, в общем, - ничего хорошего. Хозяин, он же – капитан, платил сносно, но все соки выжимал. Я ж там синглом (единственным помощником) был.
- А чего на «Зое» штурманом пошёл? Я ж тебя на «Гелиос» мастером определял.
- Так, жить-то надо было за что-то. Что предложили, на то и согласился.
- А с «Зои»-то чего ушёл?
- Ну, во-первых, «Зоя» надолго встала на завод, на переоборудование, а, во-вторых, я по-любому с неё бы сорвался: ни работы толковой на ихних фрахтах, ни зарплаты.

- Тогда понятно. А сейчас у тебя наклёвывается что-нибудь? И как у тебя с морскими документами и медкомиссией – всё «ап дэйт»?
- Всё «ап дэйт», Игорь Николаевич, записан в нескольких крюингах, да пока – тишина. Недавно предлагали тут одну хрень очевидную, да «плавали-знаем» - самотопы явные, да и, похоже, бабла не заплатят после контракта. Пролетев на «Пилигриме» с зарплатой, во второй раз на те же грабли наступать нет никакого желания. Сдаётся мне, что вы что-то для меня припасли по старой дружбе?

- А ты угадал, Тимур Фомич. Мне срочно нужен старпом на «Надир», хотя бы на недельный рейс в Данию и назад.
- О, нет, Игорь Николаевич. На эту лайбу типа «Зои»? Да на неделю? Нет уж, подожду-ка чего-нибудь поприличнее и позаработнее.

- Послушай, Тимур, я тебя выручал с работой? На «Гелиосе» кто тебе место нашёл? Так выручи и ты теперь меня! Завтра судно в рейс уходит, срочно нужен человек, а у меня на данный момент нет никого на примете, кроме тебя. Сходишь на неделю, не понравится – гуд бай, а может ещё и понравится: пусть зарплата и не очень, но пароход-то – домашний!

- А вам то что до этого «Надира»? Или вы судёнышко, никак, прикупили или фрахтанули?
- Не прикупил и не фрахтанул, а работаю у судовладельца «Надира», контора «Балткарго» , как теперь говорят, суперинтендантом. Со мной в паре ещё, да ты его знаешь, - Шутенко – бывший полковник милиции.

- О как оно! Ладно, я понимаю, - должок, как бы за мной, но хотелось бы знать: что там платят, куда ходит, что возит, кто капитан...
- Ходит в основном в Данию, в Нюборг и Ореховед, возит оттуда рыбную муку и пиво на палетах, но, иногда, бывают рейсы в Швецию, Германию и Польшу, как правило, с лесом. Платят – и Бурчонок назвал условия оплаты, - а капитан? Вряд ли ты его знаешь да и какая тебе разница – он делает последнюю ходку и списывается. Короче, выручай, Тимур, а я в другой раз тоже могу тебе пригодиться. Ну что, по рукам?

- Ладно уж, куда деваться... когда и куда являться-то?
- Подходи завтра в торговый порт, сразу на судно к девяти утра с вещами и документами, там я тебя встречу и оформлю. Завтра же и выход в море, в балласте на Нюборг.

На следующий день в назначенное время Тимур поднимался на борт «Надира», ошвартованного в торговом порту. У трапа мелькнула знакомая физиономия.
- Фёдор? – Воскликнул Тимур.
- Так точно! А ты чего к нам, да с вещами?
- Сейчас расскажу. Где тут можно пока приземлиться? Бурчонок на борту?
- Бурчонка нет пока ещё, пойдём в карго-офис.

С Фёдором Ненароков, как-то, ходил вместе пять месяцев на одном судне, где Тимур был старпомом, а Фёдор – вторым помощником, потом ещё как-то раз, Тимур помог ему с работой.
Тимур вслед за Фёдором зашёл в карго-офис.
- Ты чего, служишь тут? – спросил Тимур.
- Ну да, старпомом.
- А почему списываешься?
- Кто тебе сказал? Даже и не думаю.
- Странно...
- Что странно?

- Так меня вчера Бурчонок три часа уговаривал сюда на старпомовскую должность. Может ты натворил чего и тебя по-быстрому решили сковырнуть перед выходом? А ну, признавайся!
- Ничего я не натворил, служу усердно, а на судне у нас судоводителей полный комплект: капитан, я и второй офицер. Действительно непонятка какая-то.
- Ну дела! Ладно, подожду Бурчонка, пусть разъяснит обстановку. Если напутал он чего-то, слава Богу, пойду домой – летом лучше дома сидеть, а не в морях болтаться. Кстати, а кто капитаном у вас?

- А капитаном у нас – Лукас, кстати, он на борту сейчас – сегодня ведь отход.
- Бес что ли? Ну надо же! Может я и второго знаю?
- Ну да, Бес. Вы что, знакомы?
- Не то слово! – Ухмыльнулся Тимур
- А ну-ка расскажи.
- Давай в другой раз.
- А чего?
- Да рассказывать можно долго. Вы как с ним сосуществуете?
- Да нормально, вроде.
- Ну, так и не буду тогда про твоего начальника правду-матку резать.

- Ну, потом, так потом. А вторым у нас – Вадим Караваев. Знаешь такого? Пожилой мужик, постарше нас будет, хороший мужик.
- Не, не знаю.
- Ты смотри как, третий раз с тобой пересекаемся, Фомич! Точно, мир тесен!
В карго-офис заглянул Бурчонок.

- Общий привет! Фёдор ты на вахте? Иди занимайся своими делами, мне с Тимуром надо кое-что перетереть.

- О кей, Николаич, не вопрос – Фёдор удалился за дверь.

- В общем, такое дело, господин Ненароков – начал, присаживаясь, Бурчонок. Мне ты здесь нужен, как замена Лукасу – капитану. Сбегай с ним в рейсик до Нюборга в качестве дублёра, осмотрись и принимай пароход. Нам необходимо этого клоуна заменить, пока больших дров не наломал, похоже, всё идёт к тому, а ты – моряк опытный и, насколько тебя знаю – грамотный и надёжный. Почему не сразу тебя назначаю – судно ходит без лоцмана в довольно узких шхерах и тебе не помешает «прощупать» обстановку сперва.

- А что случилось-то? И почему сразу мне не сказали?
- Ну, не буду вдаваться в подробности, но по некоторым признакам, как этот «ллойдовский» капитан осуществляет управление судном, всё может окончиться очень печально. Предчувствие моё такое.

А не сказал тебе по той причине, что боялся – ты откажешься, ну, а на судне, вроде как, проще тебя уговорить – усмехнулся Бурчонок. - Пока будешь дублёром, оклад тебе будет идти капитанский.

Всё, пошли к Лукасу, он уже на борту – хлопнул ладонью по столу Бурчонок.
Вдвоём с Тимуром они зашли в капитанскую каюту, Лукас сидел за столом в своём офисе и перелистывал какие-то бумаги, лежащие перед ним.

- Доброе утро! Знакомьтесь – Бурчонок повёл рукой в сторону Тимура.
- Привет. А это ты, так мы знакомы, - ответил капитан Лукас, подняв голову от бумаг.
- Тем лучше. В общем дело такого рода...
- Да понял я всё, не дурак, что, сразу передавать дела?

- Нет не сразу. Тимур Фомич сходит до Нюборга и назад с вами в качестве дублёра, а по-возвращении передадите ему дела.
- Как скажете – сказал Лукас поднимаясь и доставая из бара бутылку водки – может, по стопке за встречу и за такое дело?

- Это исключено! Какое «по стопке»? Судно на отходе! Через час власти на борту будут! Срочно вписывайте Ненарокова в судовую роль и оформляйте отход.

- Ладно, ладно – миролюбиво произнёс Лукас, убирая водку на место, - нет, так нет. Игорь Николаевич, а можно я в свой последний рейс жену с дочкой возьму? – Давно им обещал прокатить их на своём судне. В судовую роль их уже внёс, все документы оформлены.

Бурчонок, недовольно скривив лицо и подумав минуту, кивнул головой.
- Ладно уж – сказал он. Всё. Давайте бланки, которые надо подписать, проходите формальности и сразу вперёд! Не позже, чем через неделю ждём вас в своём порту. Семь футов.

Бурчонок оставил Лукаса с Ненароковым одних, подписав подсунутые ему Лукасом бумаги.

- Ну здравствуй ещё раз – Сказал Тимур, - опять наши пути с тобой пересеклись.
- Вот видишь, как оно всё... – пробормотал Лукас.
- Натворил чего? В чём прокол?

- Да сам не знаю... Вроде всё нормально было. И команда, вроде бы не в обиде... . Может, кто-то накапал чего? Понимаешь, по себе-то чую, что соображалка хуже стала работать, не то , что в молодости – мне-то шестьдесят уже стукнуло, это да, но ничего аварийного на этом судне не было у меня, поверь, Тимур!

- Слушай, Альгис, а чего ты, раз такое дело, в своём возрасте ещё в моря суёшься, ты ж, как я слышал, человек не бедный: квартира, дом на взморье, дорогая машина, магазин свой?

- Магазина нет уже, наехал рэкет, отстреливался из пистолета и ракетницы. Вот гляди, - Лукас расстегнул белую рубаху на груди, показав шрам от пули.
Пришлось избавиться от магазина. Жизнь дороже. Запасец, конечно, имею кой-какой на старость, да в моря тянет, поверь. Медкомиссию ещё пока прохожу без особых проблем. Непривычна мне жизнь береговая. Да и ты, вот, доживёшь до моих лет, сам это почувствуешь, когда жизнь заставит на мёртвый якорь становиться.

В каюту заглянул старпом Фёдор, доложил, что судно к выходу готово, ждёт комиссию.

Через два часа «Надир» вышел из торгового порта, взяв курс на датский пролив Грёнсунн.

Пройдя на следующий день засветло проливом Грёнсунн с очень узким фарватером и с несветящимися, а всего лишь со светоотражающими буями, выставленными на самых кромках судоходного канала с односторонним, причём, движением, «Надир» вышел в пролив Сторстрём и уже, когда стемнело, приближался к мосту через пролив.

Капитан Лукас попросил Тимура стоять вахту с ним, а во время прохождения особо узких мест собирал на мостике всех помощников: Тимур стоял у радара, а старпом со вторым торчали с биноклями на крыльях мостика по обоим бортам.

«Узнаю Беса» - думал Тимур, ухмыляясь, вспоминая морские швартовки, когда он служил под его началом вторым помощником на БМРТ (большом рыболовно-морозильном траулере). На БМРТ было помощников не два, а аж четыре. Бес тогда собирал вокруг себя старпома, третьего и четвёртого, а место второго – Тимура было в кормовой траловой рубке, откуда он передавал капитанские команды кормовой швартовой группе и следил за правильным выполнением швартовых операций.

Бес в ту пору был настоящим бесом, это потом его жизнь пообломала: однажды на Канарах дезертировал старпом и запросил у испанцев политического убежища, оставив на судне записку, что решил покинуть и судно и страну – так его достал капитан! Причём, старпом был, как и бес, литовцем.

За этот случай Лукас был разжалован в старпомы, но, уже на другом судне по его вине возник пожар: Он, уходя на вахту, оставил в стакане с водой невыключенный кипятильник. Вода выкипела, стакан треснул, от раскалённого кипятильника загорелись бумаги на столе, каюта.

Напротив каюты старпома располагался салон команды. Когда кто-то открыл дверь каюты, пламя, раздуваемое сквозняком, перекинулось в салон и довольно быстро охватило всю жилую палубу, на которой были расположены каюты комсостава.
Короче, пожар случился грандиозный. Дело было, когда судно возвращалось с промысла и только-только вошло в Ла-Манш со стороны океана. Команду французы снимали вертолётами.

Тогда погибло два человека: буфетчица, чья каюта находилась на главной палубе, пытаясь выбраться в море через иллюминатор, (так, как в коридоре всё полыхало) застряла в нём и заживо сгорела и первый помощник, который выпрыгнул за борт в спасательном жилете.
Когда его пытались вытащить на катер береговой охраны, подцепив багром за жилет, он не подавал признаков жизни, жилет случайно развязался и помполит утонул. А был он, между прочим, внуком того писателя, в честь которого было названо судно.
Тимур тогда вернулся из отпуска и его направили, в качестве старпома, нести вахту на этом прибуксированном в порт сгоревшем БМРТ. Целыми на нём остались лишь кормовая «траловая» рубка» и половина каюты стармеха. Остальное выгорело всё.

Беса, конечно, судили, но он остался на свободе, как ни странно: похоже, нашёл хорошего адвоката, при помощи которого не удалось доказать, что судно сгорело от кипятильника старпома, хотя об этом знал, пожалуй, даже, последний портовской бич.

Но из Базы тралового флота Бес тогда был уволен и с тех пор рыскал в поисках случайной работы – диплома его не лишили.
Характер его с тех пор кардинально изменился: он перестал быть бесом, но кликуха «Бес» прилипла к нему, похоже, навсегда.

Однажды, через несколько лет, Тимур, поставив вечером машину в гараж, возвращался домой и по ходу решил выпить кружку пива, благо, пивной ларёк был по-пути. Рассчитываясь с продавщицей он почувствовал чью-то руку на своём плече.

Обернувшись, Тимур увидел Беса!
- Привет Тимур!
- Здорово, - буркнул Тимур.
- Погоди, я сейчас кружечку возьму, поговорим.

Тимур отошёл к столику рядом с ларьком, через минуту к нему присоединился Бес.
- Ну как ты, в моря ходишь или завязал? – Спросил Бес, сдувая пену.
- Нет, без работы сейчас. Три месяца просидел в Англии на арестованном судне, сейчас подхалтуриваю чуть-чуть сюрвейером, кое-как на хлеб хватает.
- А не хочешь ко мне старпомом?
- Куда это к тебе?

- Я сейчас капитаном на «Марлине», траулере, стоит в рыбном порту у судоремонтных мастерских, переоборудуется в грузовик – будет возить металлолом по заливу с разделываемых старых судов. Стоять ещё с полгода будет. Зарплата, правда, небольшая, да и работа, зато, не пыльная: стой себе сутки через двое да и халтурке твоей не помеха.

Тимур призадумался. Он уже слышал, что Бес изменился неузнаваемо и что, хотя ума у него особо не добавилось, но теперь он совсем не тот психопат, которого Ненароков знал раньше.
- Ну так как? Придёшь или нет? Фирма частная, там же в порту, бери документы, оформишься сразу.

- Добро! – Наконец сказал Тимур. – Когда подходить?

- Так, завтра утречком и подгребай! Давай ещё по одной за кооперейшн, я угощаю!

Так вот, волею судеб, помог Бес тогда Тимуру с работой. Зарплата, конечно, там была хилая, но месяца три, пока Тимуру не предложил Бурчонок место капитана на «Гелиосе», служба на «Марлине» и, вдобавок «халтурка» сюрвейером позволяли ему зарабатывать хотя бы на хлеб насущный.

А в ту пору, когда Тимур служил под началом Беса вторым помощником, был Бес, как уже отмечалось, совсем другим человеком: Придурком с большой буквы!

Тимуру запомнился такой эпизод.
Больше всего доставалось в том рейсе четвёртому помощнику - Вите. Витя был грамотным парнем и довольно спокойным, родом из Харькова. Но был у него один недостаток: любил поспорить.
Беса же приводили тогда в бешенство любые возражения. О н и без того орал на всех, хотя никто с ним и не спорил. А Витя превозмочь себя не мог, и хоть робко, но регулярно пытался возражать, вставить своё мнение.
- Ты букашка! – Орал на него Бес, - будешь меня ещё учить ловить рыбу, пацан, делая в Базе первый рейс!
- Да я вас не учу, бубнил своё Витя, вы тут трассу на планшете нарисовали через зацепы.
- Пошёл вон из рубки, юнец! – Бушевал Бес. Доложи старпому, что я отстраняю тебя сегодня от вахты!

Забегая наперёд, скажу, что Бес так достал Витю, что тот, по окончании рейса, списался с судна, уволился из Базы тралового флота и уехал в свой Харьков, где устроился в типографию резчиком бумаги.

Пытался тогда Бес орать и на Тимура, причём ни за что. Два раза Тимур промолчал. А на третий раз набрал воздуху в лёгкие и так сам заорал на Беса, что Бес присел, а третий помощник, находившийся в рубке, пригнувшись спрятался за нактоуз магнитного компаса.

После этого Бес на Тимура уже не орал, а мог, иногда, слегка тихо побухтеть, ну, если по существу. Он решил, что у Тимура блат в Службе мореплавания, раз смеет возражать в такой форме «единоначальнику». Хотя, никакого блата, конечно, Тимур там не имел, а просто нагло блефанул в тот раз.

Однажды, Тимур, поднявшись на мостик на старпомовской вахте, увидел, что у Вити вата торчит из ушей. (Четвёртый и старпом ходовую вахту несут вдвоём).
- Что с ушами? – спросил он Витю.
- Приболели уши, - жалобно отвечал Витя.
- Врёт он, - съехидничал старпом. Это он от Беса так предохраняется.
- Ну зачем вы врёте, Сергеич, - возразил спорщик Витя.

На следующий день БМРТ швартовался к плавбазе для сдачи мороженной рыбы. Ну и, как всегда предстоял кошмар для капитанских помощников. Тимур, находясь в кормовой рубке, и слыша еле доносившиеся по спикеру вопли из ходовой – там Бес кошмарил старпома, третьего и четвёртого - благодарил судьбу, что у него такое тихое место по швартовому расписанию.

Швартовые операции ни шатко ни валко продвигались, как вдруг динамик в кормовой рубке дико заорал голосом Беса:
- Второй! Срочно - в ходовую рубку!
«Что такое?» - Подумал Тимур. «Довёл кого-то до инфаркта?»
Заскочив в рубку, Тимур увидел следующую картину: у всех трёх помощников из ушей торчала вата, а их лица выражали некое умиротворение. К слову, у рулевого и Беса ваты в ушах не было.

- Становись за ВРШ! (Манипулятор управления винтом с регулируемым шагом) – рявкнул Бес.
Лицо его было красным от злости.
- Так вас тут четыре судоводителя, неужели некого поставить? – Удивился Тимур.
- Выполняй приказ! Что не видишь – эти негодяи уши ватой позатыкали и ходят – ничего не слышат, а ещё и лыбятся, как идиоты. Устроили здесь, понимаешь, цирк во время швартовки.

Все эти воспоминания проносились в голове у Тимура, пока он контролировал прохождение фарватера «Надиром» по судовому радару.
Бес вызвал на мостик боцмана по спикеру.
- Будь добр, Борис, зайди в мою каюту, скажи жене и дочери – пусть выйдут на палубу. Будем под мостом проходить, очень впечатляющее зрелище!
- Добро, мастер, будет сделано! – Боцман загрохотал вниз по трапу.
Через минуту молодая жена Беса с дочерью, девочкой лет десяти стояли на палубе, задрав головы.

- Ну вот, сказал Бес Тимуру, - пройдя под мостом судоходным пролётом, вон у тех буёв, что там мелькают за мостом, надо будет сделать своевременный поворот влево на сорок градусов, иначе, если прозеваем, влетим на меляку.

Страно только то, что раньше вроде, как один был светящийся буй, поворотный.
Второй! - Крикнул Бес Вадиму на крыло мостика, через открытую дверь рубки, - нам по Навтексу какая – нибудь новая корректура не поступала по этому району?
- Нет, вроде не поступала, но я ещё раз проверю, сказал Вадим, заходя в рубку.
- Заранее и тщательнее надо готовиться к переходу, - проворчал Бес.

- Может, за мостом, сбавим ход, хотя бы до среднего, да эхолот запустим? - спросил Тимур.
- А зачем? Я не первый раз тут прохожу полным ходом и обойдёмся без эхолота - на самописец у нас на судне бумага в дефиците.
«Надир», пройдя под мостом приближался к двум буям с белыми фонарями, рулевому была дана команда держаться от них чуть слева.
- На радаре вижу четыре цели, есть ещё что-то, кроме этих буёв. Вадим, взгляни на карту, может быть там какие – нибудь вешки неосвещаемые? - Позвал Тимур второго помощника.

- Да, две вешки, одна перед буями, правее, другая – недалеко от второго, отозвался Вадим.
- Поворот влево, по-моему, у первого буя? – Спросил Тимур у Беса.
- На траверзе второго! – Заявил Бес.

- Да нет, отозвался от штурманского стола Вадим, вот за несветящейся вешкой - от первого, а рядом со вторым буем меляка начинается – сказал Вадим, вглядываясь в карту, потому, как его вообще на нашей карте нет, можете проверить.
- Да, что вы мне тут втюхиваете, ты карту давно корректировал? То-то же! Рулевой, так держать!
- Есть так держать!

Тимур всё же включил эхолот. Самописец вычерчивал неровную черту, под килем глубина была 4 метра и постепенно уменьшалась..
- Мастер, буй на траверзе! Поворачивать надо! – заскочил в рубку с крыла Фёдор.

- Ещё один! - Отозвался Бес. – Повернём когда надо.
«Надир» выходил на траверз второго буя.

- Полтора метра под килем! – Заорал Тимур.
- Полборта лево! – Скомандовал Бес.
- Есть полборта лево!

Судно начало уваливаться влево, потом послышался шорох где-то внизу, «Надир» перестал слушаться руля, скорость его стала резко падать, носовая часть приподнялась и судно остановилось. Обе машины продолжали работать, но уже бестолку.

Тимур подскочил к телеграфу и поставил обе рукоятки на «Стоп».
Машины остановились. Короткое время у всех на мостике в ушах звенела гнетущая тишина.

- Приехали! – Наконец выдохнул Бес.
- Полный абзац! – Крякнул Фёдор. Вадим пробурчал что-то невнятное. Рулевой присел на привинченный к палубе крутящийся стул.

- Так что стоим? – Громко спросил Тимур.
- На мели, вот и стоим, - ответствовал Фёдор.
- Поработаем машинами назад? Спросил Бес Тимура.
- Естественно, чего меня спрашиваешь? Ты, пока ещё капитан здесь.

Бес дал сначала малый назад, потом средний, затем полный, обе машины гнали бурун с кормы в нос, но «Надир» стоял на месте, как вкопанный.

- Боцман! Подними на баке огни «Судно на мели»! - Крикнул Бес боцману, стоявшему на палубе рядом с его женой и дочерью.

- Альгис, а вот это ни к чему пока! – Крикнул Тимур.
- Почему?
- Ты хочешь, чтобы датская береговая охрана нас на цугундер взяла? Если уж не получится самим сняться, тогда – другое дело, а пока – нечего нам внимание привлекать, им только подставься – такую «экологию» нам навешают, что мама не горюй! Тимур развёл руками, показывая на огни портов с двух сторон от «Надира».

- Боцман, отставить! – Заорал Бес на палубу. – Ну и что ты предлагаешь? - Спросил он Тимура, машины ведь не вытягивают.
- Альгис, ты меня удивляешь, ты чего, в школе не учился?
- Причём тут в школе? – Обиделся Бес, - на мели я никогда не сидел! Если такой умный, командуй сам, ты же мой дублёр, капитан здесь без пяти минут, а я посмотрю. А, всё равно диплом сдавать придётся по-приходу, махнул рукой Бес, - видимо, отходил я своё.

- Все не сидели, - пробормотал Тимур, принимая командование на себя.
- Машина! Крикнул он по трансляции в машинное отделение, - откатывайте балласт из вторых и третьих балластных танков с обоих бортов и из форпика!
- Есть! – Послышался из машинного отделения голос стармеха.

- Фёдор, работай попеременно машинами враздрай! Причём, вперёд – малым, назад – полным ходом!
- Есть!
- Рулевой, гоняй руль с борта на борт, раскачиваем судно, грунт здесь илистый, не дадим, чтобы нас подзасосало!
- Есть!
- Боцман, хватай футшток, промер глубин по периметру судна, начиная с носа в корму сначала по левому, а затем – по правому борту!
- Есть!
- Вадим, берёшь блокнот, карандаш, фонарь и – к боцману. Нарисуешь планшет глубин по периметру, по боцманским промерам. Работаем!

- Надир, я «Пегас»! – вдруг подала голос УКВ-радиостанция на вызывном канале.

- Это ещё что за фрукт? – спросил Тимур.

- Конкурент это наш, из другой фирмы, а вызывает капитан «Пегаса», по голосу узнал, та ещё личность. Похоже, что они у причала в Ореховеде и он нас узрел. Теперь точно нас нашей конторе заложит, отношения у меня с ним перпендикулярные, - сказал Лукас.

- Так отвечать или нет? – спросил Фёдор.
- Ответь, - сказал Тимур, но не говори, что мы на мели.

- «Надир» на приёме! – оветил Фёдор по УКВ «Пегасу».
- Вы что, на мели? Помощь не нужна? – послышался в динамике рации голос с ехидцей.

- Нет, помощь не нужна, мы не на мели, - отвечал Фёдор.
- А тогда, чего вы там зависли? Я по радару засёк – там как раз меляка начинается. Так что не надо мне «ля-ля».

- У нас всё в порядке, небольшой ремонт в машине. Конец связи.
- Ну-ну.

- Ну точно заложит, к бабке не ходи! – Сокрушался Лукас.

На мостик поднялись боцман со вторым. Вадим показал Тимуру планшет с промерами.
- Ага, выскочили почти до миделя, - сказал Тимур.
В этот момент палуба под ногами у всех слегка колыхнулась.
- Ну что, процесс пошёл? Фёдор, обе полный назад! – Скомандовал Тимур.
- Есть, обе полный назад!
Корпус судна заметно завибрировал и оно сначала медленно поползло назад, потом всё быстрее стало сползать с мели, приближаясь кормой к тому бую, от которого на самом деле следовало делать поворот.

Судно ещё не дошло до траверза буя, когда Тимур поставил на «Стоп» обе рукоятки телеграфа.
- Какой там следующий курс? – Спросил он у Вадима, по-прежнему вглядывающегося в карту.
- Триста пять градусов!
- А вот теперь – полборта лево! Ложись на триста пять градусов! Скомандовал Тимур рулевому, когда «Надир» вышел на траверз первого буя и задал машинам передний ход.
- Есть, триста пять градусов! – Отрепетовал рулевой команду.
- Машина! Прессуйте вторые и третьи балластные танки и форпик! – Крикнул Тимур в машинное отделение, когда судно легло на заданный курс и, получив ответ, подошёл к карте.

- Ну что, Альгис, надо бы людей отпустить: наша вахта кончилась, старпому в четыре утра - на вахту, то-есть, через четыре часа, а Вадим до четырёх и сам, без няньки доедет куда надо – я смотрю дальше фарватер нормальный, широкий, да и трафика особого не видно, - сказал Тимур Лукасу, глянув на карту.
- Да я не против. Как ты думаешь, что в журнале написать? – Спросил Лукас Тимура.
- Ничего пока не надо писать в судовом журнале. Запиши, всё, что произошло карандашом в черновом журнале, а завтра, в Нюборге, на свежую голову всё заполним по-уму.

На следующий день, уже в порту, в капитанском офисе, Бес, Тимур и жена Беса с дочкой сидели за столом и пили кофе, в ожидании морского агента.
- Я давно ему говорила: завязывай ты с этими морями, хватит уже, отплавал своё, одни неприятности у него на этой работе, - жаловалась Тимуру капитанша на присутствовавшего здесь же супруга.
- Замолчи, женщина! – Рявкнул Бес на жену. – Идите с Алдоной на палубу, не мешайте работать.
- Вот так всегда, - обиженно пробормотала женщина и, взяв дочь за руку, вышла с ней из каюты.

Минут через десять, в сопровождении вахтенного в капитанский офис зашёл долговязый агент.
- Гуд монин! – Поздоровался он с присутствующими, протянув руку сначала Бесу, а потом Тимуру,
присаживаясь на свободный стул, прикреплённый цепочкой к палубе (чтобы не летал во время качки).
Капитан с дублёром ответили на приветствие, слегка привстав.

- Джентльмены! Вы опоздали на два часа против заявленного времени, на связь не выходили в назначенный срок и мне пришлось перенести погрузку на завтра: вы ведь знаете, что грузоотправитель вашего груза работает в одну смену? Кстати, что у вас там произошло? - Спросил датчанин.
- Непредвиденная задержка, мистер агент, - сказал Бес, - ремонт главного двигателя.
- О кей, надеюсь это обстоятельство не испортит нашего дальнейшего сотрудничества?
- Ни в коей мере, - вступил в разговор Тимур.

Агент вопросительно посмотрел на Лукаса.
- Ах, да, разрешите представить, это – новый капитан «Надира», господин Тимур Ненароков, в этом рейсе у нас прием-передача дел.
- Вери глэд, вери глэд ту си ю, рад познакомиться, надеюсь наше сотрудничество будет на высоте.
- Всенепременно.
- А теперь давайте ваши судовые бумаги для оформления прихода судна в Нюборг энд си ю тумороу.
Получив необходимые бумаги, агент откланялся.

- Так что делаем, Тимур? Что в журнал писать? Ведь, если опишем всё, как было, однозначно передадут материал на меня в моринспекцию, а это – лишение рабочего диплома! Выручай, век не забуду!
- Ты ко мне обращаешься, как будто я – капитан порта, - усмехнулся Тимур.
- Знаю я, голова у тебя нормально варит, придумай что-нибудь!
- А буи больше не перепутаешь? Предупреждали же тебя, ребята. Может тебе действительно – того, на покой уже пора?
- Да, может, и пора, да красивый диплом капитана дальнего плавания, потом и кровью выстраданный, жалко отдавать. А буи больше не перепутаю, мамой клянусь.

- Эх, добрый я человек, ладно, зови помощников, дам им инструктаж, что делать, есть одна идея, - сказал Тимур.
Бес, выглянув в иллюминатор, подозвал вахтенного у трапа.
- Свистни-ка ко мне старпома и второго, - приказал ему Бес.
В ожидании помощников, Лукас включил электрочайник и поставил на стол сахарницу, баночку растворимого кофе и четыре чашки с блюдцами.
Помощники зашли, Бес указал рукой им место на диване, приглашая сесть.
- Наливайте себе кофе, все кто хочет, и слушайте, что скажет Тимур Фомич.

- В общем так, господа офицеры, - начал Тимур, - есть мнение: надо помочь, как можем, вашему отцу-капитану выкрутиться из этой бяки с посадкой на мель. Альгису Прановичу грозит лишение диплома, а это, учитывая его преклонный возраст, уже будет навсегда. А он хочет сохранить его, как память для потомков. Если вы на него обид не держите по совместной работе, то дайте мне сигнал и я продолжу свою речь.
Старпом и второй переглянулись между собой и кивнули Тимуру.

- Консенсус? О кей. Тогда я вам озвучу свою идею, а вам остаётся её качественно воплотить в жизнь.
Но учтите, она может сработать, если по возвращении в родной порт водолазный осмотр, а я на сто процентов уверен, что судовладелец его закажет, покажет, что повреждений подводной части корпуса нет, в противном случае, как говорится, медицина бессильна.

- А может, всё же, пронесёт и в порту никто ничего не узнает, просто в журнале не писать об этом? – Спросил Вадим.
- Радист звонил домой жене, через Люнгбю-радио , - в конторе все уже знают, что мы были на мели – капитан «Пегаса» заложил, гад, - сказал Фёдор.
- Вот, сволочь, я это и предполагал! – Воскликнул Бес.

- Ну, мы к этому морально были готовы, так что делаем следующее: представляем картину так, что при подходе к поворотному бую, якобы, нам внезапно стало пересекать курс неизвестное плавсредство без огней – то ли яхта, то ли катер в нарушение МППСС ( Международных правил предупреждения столкновений судов) и на наши вызовы по УКВ не отвечало.

- Да уж, вариант неплохой - порой яхт тут туча выскакивает да ещё, бывает, с поддатыми яхтсменами, вставил Фёдор.

- Ну так и представим это так, что во избежание неминуемого столкновения, учитывая качество грунта, мы произвели преднамеренную посадку на мель, затем снялись своими силами, всё обошлось и, как любят говорить поляки –« никто не погиб». Остаётся только грамотно всё это отобразить в черновом журнале, расписав всё по минутам, согласовать с механиками – я их предупредил, чтобы они пока тоже машинный журнал не заполняли – предупредить команду, чтобы все «дудели в одну дудку», если будет расследование.

- Займись, Федя, этими записями, а ты, Вадим, отрегулируй прокладку на карте и перенеси её на кальку, то бишь, сделай планшет наших маневров и чтобы всё соответствовало записям в судовом журнале. В черновом запишете, дадите мне на проверку и, если всё О кей, перенесём эти записи в чистовой, ну а там уж, «как карта ляжет».
Время у вас есть, погрузка, лишь, завтра начинается,так, что вперёд и с песней, как говорится. Да, Альгис Пранович, сочини подробный рапорт о случившемся, а всем нам, находившимся на мостике, придётся накарябать свои объяснительные и тогда будет полный пакет, полагаю, «для суда и следствия».

Помощники выполнили задание Тимура к вечеру того же дня, Тимур проверил их работу, подкорректировал, согласовал с Лукасом, который лично аккуратно всё переписал в чистовой судовой журнал, поскольку на момент происшествия вахта по времени была его.

Судно загрузилось в Нюборге рыбной мукой в биг-бэгах – больших, пятисоткилограммовых мешках и на этот раз без приключений вернулось в свой порт, где уже ждала его представительная комиссия из «Балткарго» для «разбора полётов».
Сразу, после оформления прихода, на борт «Надира» поднялась комиссия в составе: директор фирмы Туркин, его помощник Бурчонок и Шутенко, а также – один из акционеров фирмы.

В капитанском небольшом офисе вдруг стало сразу тесно: кроме комиссии там присутствовали Тимур с Бесом и старший механик, а в дверях, на подхвате, толкался старпом Фёдор.

По корме «Надира» уже швартовался водолазный бот с водолазами для осмотра подводной части корпуса судна.

- Итак, господа мореплаватели, - начал Туркин, - я и всё руководство фирмы весьма огорчены, да – не то слово – возмущены! Вашими приключениями, то есть, непрофессионализмом в работе! Мало того, что вы посадили судно на мель, вы ещё и скрыли этот эпизод от судовладельца!
Почему мы должны узнавать от третьих лиц о вашем аварийном происшествии? Мы тщательно его расследуем и, уверяю вас, непременно определим виновного, будь то капитан, будь кто другой и накажем по всей строгости: «Надир» - игрушка дорогая и я не позволю управлять ей безграмотным и безответственным лицам!
А теперь хотим послушать капитана.
- Вот, здесь всё зафиксировано, - смиренно подал Лукас подготовленные бумаги, судовой и машинный журналы Туркину.
Тимур взглянул на Бурчонка – тот спокойно сидел на диване, полуприкрыв глаза. У Шутенко блуждала на лице непонятная ухмылка.

Между тем, на водолазном боте и на «Надире» подняли флаг «Альфа» Международного свода сигналов и водолаз начал свою работу.
Покопавшись в бумагах, просмотрев журнал, и недоверчиво изучив планшет на кальке, снятой с карты, Туркин отдал эти бумаги на просмотр членам остальной комиссии, а сам затребовал черновой журнал. Через пару минут журнал был ему представлен старпомом.
- Ну что вы на это скажете, Игорь Николаевич, как опытный капитан? – Обратился Туркин к Бурчонку.

- Ну что сказать, всё составлено исчерпывающе грамотно, ни к чему не подкопаться. Осталось дождаться результатов водолазного осмотра.
- Если повредили корпус, мало кому-то не покажется, несмотря на грамотный рассказ, - мрачно сказал Туркин куда-то в сторону.
Акционер согласно кивнул, Шутенко коварно улыбнулся, у Беса опустились плечи.

- Я думаю всё будет пучком, - вставил свои пять копеек стармех – пенсионер.
- Иди, Ильич, ты свободен, - сказал Туркин, недовольно покосившись в его сторону, – у меня потом к тебе есть отдельный разговор.
Стармех покинул печальное общество. Повисла гнетущая тишина. Все ждали результатов водолазного осмотра.

- Я пойду посмотрю, что там у водолазов, - нарушил тишину Фёдор и не дождавшись ни от кого ответа, исчез за дверью. Через несколько минут он возник опять и заявил:
- Водолаз уже на боте, снимает свою амуницию, сейчас придёт.

Лукас напрягся – капельки пота выступили на покрасневшем лбу.
- Может, кто желает чай, кофе? – Несмело спросил он присутствующих.
- Обойдёмся! – Отрезал Туркин.

Постучав в косяк двери, в офис вошёл водолаз. Взгляды всех присутствующих устремились на него.

- Короче, так, - сказал водолаз, - вмятин в корпусе, повреждений нет, винторулевая, бортовые кили и протекторы в порядке, слегка стёрта антиобрастающая краска в районе киля впереди миделя. Кто капитан? Подпишите наряд.

Лукас ткнул пальцем себе в грудь и водолаз протянул ему две бумажки: акт осмотра корпуса и наряд на выполненную работу.
Забрав свою бумагу, водолаз ушёл.

- Повезло тебе, капитан, - сказал Туркин, откинувшись назад в своём кресле. Если бы помяли или, не дай Бог продырявили бы корпус, дёшево у мене бы ты не отделался!
Теперь вот что: во время этой стоянки завершите приём-передачу дел, а вы, Тимур Фомич, вступайте в должность и, как говорится, семь футов вам под киль, после выгрузки, будете грузиться в зимней гавани лесом на Швецию.

Туркин сгрёб бумаги, выложенные ему Бесом в свой «дипломат» и, не на кого не глядя, вышел из каюты, за ним двинулись остальные члены комиссии. Бурчонок шёл последним. Задержавшись у двери, он сделал знак Тимуру и тот вышел вслед за ним.

- Это твоя работа? – спросил он Тимура.
- В смысле?
- Всё оформлено – комар носа не подточит!
- А что, остальные писать не умеют?

- Писать то все умеют, да вот соображать правильно - не все к сожалению. К тому же у тебя одного на этой лайбе «верхнее» образование.
- Да ладно вам, потупил взор Тимур, - коллективное это творчество.

- Ага, и мой тебе совет – выйдешь на пенсию, не зарывай талант в землю – пиши фантастику, глядишь и Жуля Верна переплюнешь, я в тебе уверен! – хитро сощурился Бурчонок и, резво сбежав по трапу присоединился к членам комиссии, что-то горячо обсуждавшим уже на причале.

Ну а дальше... дальше пошла у Ненарокова служба на «Надире». Судно работало на Балтике, ходило в Данию, Швецию, Германию, Польшу, страны Балтии. Работа у Тимура получалась, команда была дружная, рейсы короткие по времени, короче, втянулся в эту работу Ненароков и уже не помышлял поменять «Надир» на судно побольше и позаработнее.

Но однажды, пробыв в море рекордное время (аж три недели!) и, вернувшись в свой порт, Тимур обнаружил значительные перемены у судовладельца: куда-то пропали и Туркин и Бурчонок, в конторе появились новые люди, директором фирмы стал Шутенко, хозяином фирмы стал непонятно кто, да и сама фирма поменяла название с «Балткарго», на «Феникс».

В первый же день стоянки в порту на борт поднялся вновь испечённый директор – Шутенко и организовал общесудовое собрание. Все десять человек экипажа собрались в салоне команды.
- Господа моряки! – Обратился бывший полковник милиции к экипажу, - я полагаю, вы в курсе, что судно перешло в собственность другому судовладельцу. Вам всем, кто желает продолжить службу на теплоходе «Надир», необходимо написать по два заявления: одно - об увольнении с фирмы «Балткарго» по собственному желанию, другое – с просьбой принять в судоходную компанию «Феникс».

- А это обязательно? И зачем весь этот геморрой? – спросил Фёдор.
- Таков порядок. Считайте, что, кто напишет заявление, уже работает в другой фирме, с несколько другими правилами и условиями. Надеюсь, что после нашей реорганизации судно будет больше приносить прибыли родной фирме, в чём вы, как её сотрудники должны быть кровно заинтересованы.
Кто этого не сделает – автоматически списывается с судна и увольняется по причине ликвидации фирмы «Балткарго». Вопросы ещё есть?

- Есть вопрос, - обратился к Шутенко стармех Ильич, - как зарплата будет?
- Зарплатой, надеюсь, останетесь довольны. Будут грузы – будет стабильная зарплата. А теперь прошу взять бумагу, ручки и, прямо сейчас написать эти заявления.

Собрав заявления команды, Шутенко удалился, а на «Надире» продолжилась обычная судовая жизнь. На этот раз «Надир» загружался пиломатериалами на германский Любек, оттуда предстоял заход в датский порт Ореховед - там намечалась загрузка датским пивом в банках и на паллетах, и уже с этим пивом – дорога в родной порт.

Судно вернулось в свой порт, началась выгрузка. В этот день предстояла выплата зарплаты экипажу и Тимур послал старпома в контору за деньгами . Команда вся находилась на судне в ожидании получки.

Фёдор зашёл в капитанский офис с кислой миной на лице.
- Ты чего такой? – Спросил Тимур.
- Да денег чего-то кассир выдал вполовину меньше, вот гляди и в ведомости у всей команды по пол-зарплаты. Я, было, ломанулся к Шутенко, но секретарша сказала, что его сегодня нет и не будет.

- Вот это номер! – Сказал Тимур, просмотрев ведомость, – так вот они какие новые условия оплаты труда для «господ моряков»!
- Ну да, у тебя теперь оклад матроса второго класса, а у матроса – как у кадета, прокомментировал Фёдор.
- Ладно, завтра попробую отловить Шутенко, разберёмся, - сказал Тимур, но, чует моё сердце, придётся сваливать отсюда. Работать капитаном за такую зарплату – себя не уважать.

- А куда сваливать-то? Знает, гад, что с работой напряжёнка, вот и произвольничает, - ответил Фёдор.
- Беда в том, что никто из нас не подписывал никаких контрактов, при поступлении на работу, всё – на честном слове, но в этом есть и свой плюс – в любой момент можно свалить без всяких обязательств. Представляю, как команда сейчас взвоет, - поморщился Тимур.

- Ну что ж, зови народ, - сказал он Фёдору, грустно вздохнув.

При получении денег, в капитанском офисе возник несанкционированный митинг: возмущение моряков перехлёстывало, через край.
- Фомич, разберись, пожалуйста, ещё раз, может быть ошибка какая - попросил стармех.
- Разберусь, разберусь, успокойтесь мужики.
- Надо не просто разобраться, а потребовать! – Кипятился второй механик, - у нас всех семьи, детей кормить-обувать-одевать надо, а нас тут так кидают!

- Потребовать? – Усмехнулся Тимур, - давно отошли те времена, когда можно было в партком пожаловаться или в «Правду» написать. Теперь «хозяин – барин». Кто желает, может Президенту написать, да только всё это бесполезно.

- И вы всё это спокойно проглотите, Тимур Фомич? – Спросил боцман.
- Нет, не проглочу, завтра иду к Шутенко и, если на самом деле - это новые ставки и он не вернёт старые,
то у меня здесь – он похлопал по карману форменной капитанской куртки уже готово заявление на увольнение, ребята, а вы... вы делайте свой выбор.

Помрачневшие моряки разошлись, а Тимур, сев за воротами порта в свой старенький «Форд», укатил домой.
Дома, за ужином, Тимур вручил новую месячную зарплату погрустневшей жене, объяснив всю ситуацию и после ужина позвонил на домашний телефон Бурчонку.

Бурчонок, выслушав Тимура, только хмыкнул:
- Этого и следовало ожидать. Пока вы болтались в море, контрольный пакет акций фирмы выкупил один, в криминальном плане, довольно подозрительный тип, перетряхнул контору, меня с Туркиным и ещё кое-кого уволил, Шутенко назначил директором – он почему-то теперь меня знать не хочет – и назначил ему зарплату – какой-то процент от прибыли. Ну, а тот, вместо того, чтобы искать для судна выгодные фрахты, ополовинил вам зарплаты, прибыль увеличилась, естественно, ну и ему «на пай» закапало, вот вам и ответ на все вопросы.
А ты-то чего переживаешь? Ты ж вообще у меня сперва на неделю подписывался, а сколько месяцев там просидел?

- Исчерпывающий ответ. Спасибо за информацию. Да нет, я особо я и не держусь за это судно, надеюсь найти себе что-нибудь посущественнее, в смысле зарплаты. До сих пор как-то не сразу, но всё же получалось. А как ваши дела, Игорь Николаевич? Сами-то в моря не собираетесь?
- Дела мои пока никак, а в моря я не могу: не прохожу медкомиссию. Да, вот ещё что, не забудь, что фирма вашей команде должна баксы за самопогрузки. Тебе конкретно – триста баксов, вырви их у этого жлоба. А будет упираться, припугни, скажи, что позвонишь Алику.

- А кто такой Алик?
- Не важно. Ну, бывай, удачи тебе. Если что, вдруг подвернётся для тебя, позвоню, - Бурчёнок повесил трубку.

На следующий день Тимур полдня прокараулил Шутенко в конторе – тот появился только после обеда.
- Добрый день! – сказал Тимур, заходя к директору в кабинет.
- Привет! – Неприветливо буркнул Шутенко. – Проходите, слушаю вас.

Тимур подошёл вплотную к директорскому столу. Сесть ему предложено не было.
- Дело в следующем, - начал Тимур, - вчера экипаж получал месячную зарплату...

- Так, можешь не продолжать, - прервал его Шутенко, - вопрос понятен, кроме того – со следующего месяца зарплата конкретно каждого будет являться коммерческой тайной и выдаваться в конвертах. Может даже случиться и такое, что зарплата какого-нибудь матроса будет выше зарплаты капитана, Но об этом никто не должен будет знать. А если кто-нибудь проболтается, какая у него зарплата, то тут же будет списан.

- Приговор окончательный и обжалованию не подлежит? – Спросил Тимур.
- Однозначно! – хлопнул по столу ладонью Шутенко.

- Тогда, вот, - и Тимур выложил на стол директору своё заявление на увольнение.
- Без проблем, - сказал Шутенко, мельком глянув на заявление и небрежно бросив его на край стола, передавай судно старпому, мы вернём твою трудовую и – свободен!
- У старпома нет капитанского диплома, - заметил Тимур.
- Это уже не твои проблемы. За неделю стоянки мы найдём капитана.

- Кто же согласится у вас работать за такие оклады ? – спросил Тимур.
- Не волнуйся, мы наберём пенсионеров, а они согласятся работать только, лишь, за запись в трудовой!
- Вы только компота их не лишайте, - буркнул Тимур, направляясь к двери.

Дела Фёдору Тимур передал в этот же день, благо старпом знал судно не хуже Тимура, а на следующий день, уже с капитанским приёмо-передаточным актом опять заявился к директору фирмы.
Шутенко, ни слова не говоря, просмотрел акт и кинул его в стол, а из ящика стола достал трудовую книжку Тимура и, также молча, отдал её ему.

Тимур, не торопясь, положил книжку в карман куртки, застегнул его на латунную пуговицу, с выдавленным якорем, но не уходил, а продолжал стоять у директорского стола, пристально смотря в пухлое лицо бывшего полковника милиции.

- Чего ещё? – Повысив голос спросил Тимура Шутенко.
- Должок за вами, господин директор.
- Какой ещё должок?
- Триста долларов мне причитается за самопогрузки.
- Наша фирма за самопогрузки никому ещё ничего не должна! – рявкнул директор, лицо его начало розоветь.
- Ну, что ж, придётся звонить Алику, - грустно вздохнул Тимур, подняв глаза к потолку кабинета.

Шутенко сначала замер, потом, покраснев ещё больше, вскочил из-за стола, подбежал к сейфу и пошебуршав там швырнул на стол три серо-зелёных бумажки.
Тимур скомкав их небрежно, сунул в карман брюк и направился к дверям. Уже выходя из кабинета, обернулся к красному, как рак, Шутенко и добил его окончательно:
- Я буду «держать руку на пульсе» и, если за самопогрузки вы не рассчитаетесь со всей командой, то Алику отзвонюсь непременно!
И вышел из кабинета, хлопнув дверью, так, что секретарша испуганно подскочила на своём стуле.

Где-то, через месяц с лишним, Тимур, оказавшись на территории рыбного порта ( забегал в одно крюинговое агентство, располагавшееся там), узрел бывшее своё судно – «Надир», весь в облаке зелёной пыли: он загружался шротом из стоявших напротив вагонов. Два зеленоватых от этой пыли стивидора ворочали на причале трубу, из которой шрот потоком шёл в трюм «Надира».
Тимур, рискую, стать таким же зелёным, заскочил на палубу судна.

У трапа вахтенный отсутствовал.
Тимур, не встречая никого из команды двинулся по коридору вглубь надстройки. Из открытой настежь капитанской каюты доносился странный гомон.
Заглянув в каюту Тимур увидел дружную компашку: во главе стола восседал Фёдор, а вокруг – ещё четыре человека: боцман, радист, второй механик и ещё один, с которым Тимур не был знаком. «Видимо, новый матрос» - подумал он.

Компания была уже в заметном подпитии, на столе стояла почти пустая литровая «Смирнофф», на папке с надписью «Судовые роли» в беспорядке расположились кружочки сервелата. Дым от сигарет стоял коромыслом, «хоть топор вешай!».
- О, Фомич! – Заорал Фёдор, - сколько лет!
- Столько и зим, - отвечал Тимур. – Вы чё, мужики, офонарели? Судно грузится, никакой вахты, контроля, квасите тут среди бела дня! Вы меня поражаете! А ты, Фёдор ведёшь себя, прямо скажем, не по-капитански!
- А я и не капитан тут, - икнул Фёдор. - Капитан – аутсайд! А нам плевать! Ты ушёл и мы все уйдём! Этот клещ, мало того, что зарплату нам ополовинил, ещё и задерживает её на целый месяц! Вот такая у нас коммерческая тайна! Маркони, налей Фомичу!
Радист потянулся к бутылке
- Нет-нет, - отмахнулся Тимур – я за рулём.
- Вот так всегда! Ну посиди тогда хотя бы с нами, кофейку сейчас сообразим.
- Федя, рад бы, да не могу, встреча у меня назначена – Тимур взглянул на часы – через пятнадцать минут. Давайте как-нибудь в другой раз. А вам рекомендую завязывать с этим делом, флот не позорьте-то. Да и портназор нагрянет – мало всем не покажется.
- Фомич, сворачиваемся! Но с этой шараги свалим непременно!

Это был последний раз в жизни Тимура, когда он ступил ногой на палубу «Надира»...

Прошло больше года.
Тимур возлежал дома на диване, балдея от непривычного безделья, и щёлкал пультом телевизора, подыскивая канал с интересной передачей. Жена была на работе, дети в школе. Ненароков предавался заслуженному отдыху после длительного контракта на греческом банановозе.
Зазвонил домашний телефон.
Тимур нехотя встал, снял трубку:
- Алё!
- Ну привет, услышал он знакомый голос.
- Неужто, дядя Фёдор?
- А кто же ж? Конечно, Федя, стиляга из Москвыы! – пропел Фёдор. – Давно с морей? Я как-то звонил тебе пару месяцев назад, так супруга сказала, что ты – в море и когда появишься, толком не известно.
- Дома я всего неделю.
- Слушай, а может встретимся сейчас? Перетереть бы надо кое – что. Если ты не занят, давай в баре напротив твоего дома? А?
- Чую, очень нравится вам с Бурчонком этот самый бар напротив моего дома, усмехнулся Тимур.
- А то! – Ответствовал Фёдор. – Ну, так, как?
- Ладно, когда подойдёшь?
- Да мне идти-то десять минут.
- Тогда окей.
- Да, ещё вот что... – Фёдор замялся.
- Ну говори, не тяни!
- Ты ведь – с контракта, не подкинешь мне баксов пару сотен, на мели я, нечем за медкомиссию заплатить даже, а я через два месяца тебе верну: мне Бурчонок работу штурманом обещал в порту на самоходном плавкране, - жалобно попросил Фёдор.
- Не вопрос!

Повстречавшись у дверей бара, коротко обнявшись, Тимур с Фёдором выбрали приглянувшийся столик в пустом баре из четырёх, имевшихся в наличии. Тимур заказал по паре пива и пивного ассорти на закуску.
- Ну рассказывай, где пропадал, по каким морям скитался? – спросил Фёдор Тимура.
- Да что рассказывать, работал на греческом рифере – банановозе. Десять месяцев почти. Возили бананы из Эквадора и цитрусовые из Уругвая в Европу, а потом, когда сезон банановый закончился, мороженых цыплят из Бразилии В Саудовскую Аравию. Потом пошли в Пирей на ремонт, оттуда и прилетел.
Ты, никак, мастером там служил?
- Смеёшься что ли? Вторым офицером! Капитан и старпом – греки там были. А я и третий офицер – отсюда.
- Ну а зарплата как?
- Вот зарплата в три раза выше у меня была, чем когда я был на «Надире» капитаном. Кстати, как он там и где? Ты давно с него ушёл?
- А ты что, не в курсе, разве?
- В курсе чего?
- «Надир» - то утонул!
- Да ты что! И как это случилось и когда?
- Да месяца через три после того, как ты списался. Короче, выходил он из Лиепаи с грузом мочевины в биг-бэгах в трюме и на палубе, выгреб за ворота, высадил лоцмана на лоцманский катер, капитан – старикан лет семидесяти – Плотников- его фамилия – не знал такого? Закрутил крутой поворот, ложась на курс, а так, как остойчивость была почти нулевая, приобрёл критический крен и в результате – оверкиль!
Команда, кстати, на счастье, вся в этот момент находилась на палубе и все девять человек успели выпрыгнуть за борт, тот же лоцманский катер их и подобрал, а кэп, вот, не успел, так и ушёл вместе с кораблём – один он был в рубке.
Сын потом его, тоже, кстати, моряк, приезжал в Лиепаю, нанимал водолазов, но те так и не достали тело: увяз «Надир» в иле вверх килём, а сверху, как памятник – гора биг-бэгов с мочевиной одним монолитом.

- Ну дела! Ну а ты-то как остойчивость считал? Ты же грузовой офицер! Как так случилось, что опустили метацентр до нуля? Там же балласта можно принимать с избытком, если надо, я то знаю! – С укором воскликнул Тимур. - А вот Плотникова я не знал.
- Да в том-то и дело, что, во-первых, я списался через месяц, как мы с тобой в последний раз виделись,
во вторых, Шутенко заставил грузиться больше нормы, так, что балласт принимать нельзя уже было, иначе грузовую марку бы утопили, а в третьих – старые-то кадры все ушли и этот клещ набрал себе дом престарелых то ли с рыбколхоза, то ли ещё с какой-то артели, вот вам и результат.

- Понятно, наработали за компот, - мрачно пробурчал Тимур.
- Чего?
- Да ничего. Погоди-ка. – Тимур поднялся и подошёл к барной стойке.

- Два по сто водки и два куска чёрного хлеба! – Заказал он бармену.
- Хлеба нет, есть чёрные солёные сухари с чесноком к пиву.
- Годится! Два больших чёрных сухаря к водке!

Не сговариваясь, какое-то время Тимур с Фёдором сидели молча, сжимая в руках тонкие небольшие стаканчики с водкой. В баре потемнело – солнце зашло за тучу.
- Земля пухом! – Сказал Тимур.
- Земля пухом! – Эхом отозвался Фёдор.
Моряки, как и положено, выпили водку не чокаясь, одним глотком.

ТР (транспортный рефрижератор) «Шквал», ошвартованный в Камышовой бухте Севастополя, готовился к выходу в очередной рейс. На вахте у трапа стоял матрос Тимур Ненароков, курсант мореходки, проходивший производственную практику в СУОР – Севастопольском управлении океанического рыболовства.

Порт окутывала довольно прохладная для этого периода года в Крыму, мартовская ночь – наружный термометр показывал минус три градуса. Ненароков, кутаясь в вахтенный тулуп, вспомнил, как его кореш – моторист Мишка, тоже курсант, но только с Одесской мореходки, обзывал вахтенных у трапа – «тулупы с ушами» и ухмыльнулся: прозвище «маслопупы» для членов машинной команды компенсировало все обидные кликухи, придумываемые машиной для палубы.

По носу и корме «Шквала» стояли два траулера, на них также в дневное время велась подготовка к выходу на промысел: доукомплектовывались экипажи, завозилось снабжение, промвооружение, провизия, проводилось межрейсовое техобслуживание. На причале – ни души, лишь на кормовом траулере, еле слышно, что-то насвистывал вахтенный матрос, также коротавший ночь у трапа. Вахта Тимуру выдалась собачья – с ноля до восьми утра и оставалось ему топтаться у трапа ещё шесть часов.

Со стороны проходной порта послышался слабый шум, Тимур посмотрел в ту сторону и увидел чёрную фигурку человека, двигающегося в сторону причала. Снежок еле слышно поскрипывал у него под ногами. «На такси, видимо, приехал» - подумал Тимур, так как последний автобус из города в Камышовую приходил в двадцать три часа. Тем временем, незнакомец приближался к «Шквалу». Тимур, вглядываясь в приближавшегося мужчину, вскоре точно убедился, что этот человек не из их команды. Незнакомец, подойдя к парадному трапу, помахал Тимуру снизу рукой в перчатке:
- Вахта, привет!
- Ну, привет, - ответил Тимур, - проблемы, вопросы?
- Важный разговор есть, можно поднимусь? – Спросил незнакомец.
- Ну, поднимись, - пожал плечами Тимур.

Незнакомец ловко взбежал по скользкому трапу.
- Выручай, братан, - сказал ночной гость, доставая из-за пазухи куртки и раскрывая перед носом у Тимура удостоверение в красной обложке. «Инспектор уголовного розыска Павел...» - успел прочесть Тимур и книжечка захлопнулась.
- Понимаешь, я тут на задании...
- Не вопрос, - сказал Тимур, - но только, если стволом обеспечишь.
- Да не, - усмехнулся Павел, - обойдёмся без канонады. – Понимаешь ли, был я тут на задании, да подзадержался, ехать домой, так ни такси, ни автобусов. Пусти переночевать,а? Я ведь тоже бывший флотский, кстати.
- До которого часа? – Спросил Тимур.
- Да в шесть я свалю уже, к первому автобусу.
- Ну, тогда пошли, определю тебя в красном уголке – там тепло и мягкие диваны.
- Вот спасибо, дорогой, век не забуду, а то, понимаешь, к ночи похолодало, а я, вроде как не совсем по сезону одет.

Тимур оценивающим взглядом посмотрел на инспектора: крепкая фигура, усатый, но курточка, действительно, была «на рыбьем меху», идя сзади за ночным гостем по коридору, Тимур отметил со спины выпуклость под курткой. «А ствол-то имеет при себе» - подумал он.

- Располагайся, - сказал Тимур, когда они прибыли в красный уголок, - любой диван на выбор, господин сыщик, только одно условие: не курить – не сорить!
- Будь спок, дорогой, - сказал Павел, а затем, вглядевшись при хорошем освещении в лицо Тимура, воскликнул:
- Ну и ну! А мы ж с тобой уже пересекались по жизни!
- Да ну! Чегой-то я не помню. Вроде, как не участвовал и не привлекался.
- Вспомни: Баку, пароход «Индигирка», ну!
- Да уж, был такой пароход, УС (учебное судно) «Индигирка», так почти три года назад, но тебя что-то... – Тимур пытался вспомнить, но перед лицом всплывали разные лица в синей робе, но этого парня он вспомнить не мог.

- Так Паша я! Нас пять человек было, студентов - радистов из Таганрогского техникума, помнишь? Как тебя, Тимур, вроде? У тебя ещё корешок – азербайджанец был, Магомедов. Я его хорошо запомнил, хохмача.
- А, Паша, ну как же, помню-помню, - соврал Тимур. – Извини, не признал сразу, братан. – Ну да ладно, располагайся, а я – к трапу, а то строго тут у нас со службой: начальство – половина вояки бывшие, дракон на драконе, хотя и добрые внутри.

Тимур вернулся на свой пост и, облокотившись о планширь фальшборта у трапа, всё пытался вспомнить Пашу, студента-радиста и, вспоминая попутно свою первую морскую практику . Тогда, на УС «Индигирка» было их, практикантов, сто пять человек: пятьдесят человек из мореходки Тимура жили в одном кубрике, пятьдесят из Бакинской мореходки – в другом, а пять таганрогских радистов – в пятиместном кубрике, под полубаком.
УС «Индигирка» - старый пароход, 1920 года постройки, был трофейным судном, доставшимся по репарации от Германии Союзу после войны, какое-то время использовался по своему прямому назначению – перевозил генеральные грузы в своих трёх трюмах, а затем, когда всё больше времени стало уходить на его поддерживающие ремонты и всё меньше – на коммерческую работу, судно переоборудовали в учебное и передали во владение Бакинскому мореходному училищу. А так как учебных судов в стране, учитывая количество курсантов – мореходов было в обрез, то все училища любезно предоставляли свои суда друг другу, когда появлялась такая необходимость и наличие на этих судах свободных мест для практикантов.

Трюма судна были переоборудованы: два – под кубрики по пятьдесят мест в два яруса, а один – под столовую для курсантов, а между приёмами пищи он служил учебным классом. Старое название судна было «Страсбург», и оно то тут, то там проявлялось на элементах судна или инвентаре ( на рынде, например). Паровая машина, хоть и считается надёжной, но на "Индигирке" она часто в море ломалась, видимо от старости и, пока машинная команда устраняла неполадки, судно разворачивало лагом к ветру и, из-за его чрезмерной парусности, размашисто валяло с такой силой с борта на борт, что спать в кубриках можно было, только вцепившись обеими руками в буртики коек.
Судовая живность в виде клопов, крыс и тараканов, поколения которых, похоже, воспроизводились ещё со времён Рейха, комфорта на данном плавсредстве его обитателям не добавляли.
Впервые познакомившиеся со знаменитой каспийской мёртвой зыбью, салаги-первокурсники «травили», как бакланы. Средство от качки было одно – принайтовленная на корме бочка с ржаными сухарями. Тимур на своём печальном опыте убедился, что самое тяжкое состояние, когда желудок пустой и «травить» уже нечем. И поэтому он, вместе с сотоварищами, жевал, жевал и жевал в непогоду эти чёрные сухари. Они лезли назад, но все продолжали их жевать и это приносило облегчение, а вестибулярный аппарат постепенно привыкал к воздействию стихии.
Практиканты на судне разделялись на три отделения: вахтенное, учебное и рабочее; через неделю отделения менялись местами. Вахтенное отделение несло вахту, где только можно: в порту – у трапа, на палубе, на полубаке, на мостике, на корме. Каждые полчаса вахтенный на баке «отбивал склянки» в судовой колокол - рынду. В море курсанты - рулевые и вперёдсмотрящие, менялись через полчаса. Учебное отделение в столовой-классе и на палубе изучало устройство судна, теорию судна, сигнальное дело, такелажные работы: плели кранцы, маты, выброски, учились вязать узлы, сращивать концы и заплетать огоны или гаши на стальных концах. Одним словом, учились морскому делу.
В портах на судовых шлюпках – вельботах занимались греблей, ходили под парусом. Рабочее же отделение шкрябало, грунтовало, красило, драило крошёным кирпичом добела деревянные палубы, помогало коку, начпроду, а в случае необходимости, будущие судоводители привлекались в помощь и машинной команде.

Учебные тревоги по борьбе за живучесть проводились часто и в любое время суток: по борьбе с пожаром, заделке пробоин, заводке пластыря, шлюпочные тревоги. Во время стоянок в портах допускалось и увольнение на берег в дневное время, но только не более 50 процентов личного состава.

Занятия проводили 4 помощника капитана, боцман и подшкипер, а политзанятия – помполит. За преподавание им причиталась надбавка к должностным окладам. Через три месяца, к окончанию практики, курсанты сдавали экзамен на звание матроса второго класса, после чего уезжали по домам, в отпуск.

Курсанты – азербайджанцы в свободное время, если позволяла погода, любили собираться в носовой части судна, наяривали на своём инструменте, похожем на гармошку, лупили по другому инструменту в виде бубна и пели, как казалось славянам, что-то монотонное на своём языке.
- О чём вы поёте? - Как-то спросил Тимур своего корешка – Алёшу Магомедова.
-Наши песни – только про любовь, - отвечал тот.- Это вы поёте про Ленина, про Москву, а мы – только про любовь!
- С чего ты взял, что наши песни, лишь про Москву и про Ленина? – засмеялся Тимур.
- А то нет? Как включишь русское радио, а оттуда – типа, «Партия наш рулевой!» Потому я ваше радио не слушаю. У вас – партия рулевой, а у нас – матрос первого класса.

В конце практики, на сдаче экзамена, экзаменаторы показали Алёше на кнехт и спросили, как называется эта штука.
- Я не могу назвать это по-русски! – заявил Алёша.
- Так назовите по-азербайджански, - сказал азербайджанец – замполит.
- А в азербайджанском языке такого слова нет! – Парировал Магомедов.

Вспомнил почему-то Тимур и Володьку Долбилова, тихого, молчаливого парня, которого подшкипер, благодаря Володькиной фамилии, заставлял долбить об кнехт красный кирпич (кирпичной крошкой драили деревянный настил палуб). Где теперь тот Володька? Как-то незаметно отчислился из мореходки. Короче, вернулись из отпуска, а его уже нет. Сколько же народу дотянет до выпуска? – Размышлял Тимур. По его прикидкам выходило где-то две трети от учебной роты – человек шестьдесят. «Да, отсев – значительный» - вздохнул Тимур.

Вспоминая эпизоды из своей первой практики, Тимур так и не вспомнил Пашу-радиста. Может быть он тогда был без усов? Тимур вообще довольно смутно помнил эту таганрогскую пятёрку. Учились они, похоже, уже на последнем курсе в своём техникуме, жили отдельно от Тимура и «его команды», ни в какое отделение не входили, а целыми днями пропадали в радиорубке, занимаясь своими тренировками под руководством начальника радиостанции.

Паша – инспектор покинул судно – ещё не было шести утра, пожав Тимуру руку и ещё раз поблагодарив за оказанный приют.

Через два дня ТР «Шквал» отправился в трёхмесячный рейс. Первым портом захода был Новороссийск. Оттуда с грузом – в Александрию, затем, через Суэцкий канал - в Красное море, где частично загрузился мороженой рыбой с промышлявших там советских сейнеров, потом - заход в порт Аден, переход, обогнув Африку, к её юго-западным берегам, там – догрузка мороженой рыбой и рыбной мукой с траулеров, промышлявших в тех краях, заходы в порт Дакар, затем – Гибралтар и, вот, наконец, красавец «Шквал», западногерманской постройки, трёх лет отроду, стоит ошвартованный у Царской пристани Севастополя. Выгрузка – в две смены, ночью перекур. Команда, кто свободен от вахт и работ, развлекается на берегу. И опять, по закону подлости, Тимур Ненароков – на вахте у трапа с нуля до восьми. Но, как в песне поётся: «Такая, наша служба морская».

Друзья – курсанты, проходившие вместе с ним производственную практику на «Шквале», три матроса и два моториста отправились после рабочего дня в кабачок «Приморский», почему-то в морской среде обзываемый «Ржавым якорем».

- Везёт же людям! – По-хорошему позавидовал корешам Тимур. – Ну ничего, немного осталось до списания с судна и конца годичной практики, а там – отпуск, причём летом, красота! А потом – ещё полгодика учёбы, и – прощай мореходка! Вот так, настраивая себя на оптимистический лад, размышлял Тимур Ненароков, заступив на вахту.

Не пробило ещё и часа ночи, как на причале появилась знакомая до боли компашка. Трое покачивались, но шли своим ходом, четвёртого же, одессита Аркашку Уткина, несли двое, как раненого бойца, обвисшего на дружеских плечах. «А где же пятый?» - Подумал Тимур, - «Толика-то нет с ними!».

Тимур сбежал вниз по трапу навстречу подгулявшей компании.
- Толик где? – Спросил он у Мишки – моториста.
- Толик? А, Тооолик! Отстал где-то Толик. Никто так не полюбит как мулатка! – Вдруг заголосил он кабацкий шлягер.
- Да заткнись ты! – Зашипел Тимур. Хочешь, чтобы старпом выскочил? – Братва, Толика где потеряли?
- Да, уж, Толика где-то потеряли. Всё пошли искать! - Весёлая компашка нестройно развернулась на обратный курс и, переставляя ноги, как по качающейся палубе, двинулась на поиски Толика, с по-прежнему висящим на плечах друзей Аркашкой.

- Пьяного-то оставьте и идите вы вдвоём искать, вы потрезвее, а мы с Мишкой Аркашку в каюту затащим, покуда никого на палубе нет, - сказал Тимур "носильщикам".

Так и поступили. Но не прошло и часа, как парочка «поисковиков» возвратилась на судно ни с чем.
- Не нашли мы Толика, - развёл руками матрос Валера.
- Попытайтесь вспомнить, как он отстал от вас, - попросил Тимур. Гуляки призадумались.
- Слушай, а ведь мы когда из кабака вышли, Толик шёл сзади, а потом мы с ментом и двумя дружинниками разминулись и, вроде как, у него с ними какой-то базар был, и он потом отстал уже, - с трудом вспоминал Валера.

- Так, если базар был, чего же вы не насторожились, а топали себе, может, вязали там кореша?
- Да не, шума не было никакого, спокойно они там разговаривали.
- Эх вы! Чую, влип Толян, - расстроился Тимур. Толян был хорошим другом Тимура, жили они с ним в училище в одном кубрике, да и получалось так, что на все суда, на которых доводилось проходить практику, попадали вместе. Были с ним на практике и на «Индигирке», и на УС «Георгий Седов», на Чёрном море, а перед «Шквалом» семь месяцев «матросили» на траулере «Андромеда».

В расстроенных чувствах Тимур продолжал нести свою вахту. Вдруг, на деревянном ящичке-бюро, у поста вахтенного задребезжал телефон – по-приходу судна в порт на нём была подключена телефонная связь с городской линией.
- ТР «Шквал», вахтенный Ненароков, - буркнул в трубку Тимур.
- С вами говорит старший лейтенант милиции Лучко, - прозвучал в трубке приятный мужской баритон.
- Слушаю вас,- ответствовал Тимур.
- У нас сейчас находится некий Анатолий Токарев, говорит, что он матрос с вашего судна. Знаете такого?
- Так точно, это наш матрос.
- Будьте добры, поднимитесь на вторую палубу и в четырнадцатой каюте, в третьем рундуке, на второй полке сверху найдите его Паспорт моряка и сообщите нам его паспортные данные. Это нам необходимо для оформления протокола. Я пока трубку не вешаю, подожду.

«Ни хрена себе», - подумал Тимур,- «Похоже, Толька влип – дальше некуда!». «Ну, раз он сообщил им такие подробности, значит, так и надо поступить».
- Добро, сейчас найду паспорт, сказал Тимур в трубку и отправился в четырнадцатую каюту, где кроме Толяна жил он сам, а также Валерка. Зайдя в каюту, Тимур включил свет, но поддатый Валерка даже не шелохнулся, сладко сопя в подушку.

Спустившись к трапу, и сообщив все паспортные данные кореша, спросил, в каком отделении милиции тот находится и как его можно вызволить оттуда.
- Находится ваш Токарев ммм... в вытрезвителе сейчас, но после девяти утра приходите к шестому райотделу милиции, там и заберёте. Запишите адрес... .
Записав адрес отделения милиции, Тимур возрадовался: может быть и пронесёт, судовое начальство, а по цепочке - контора, а потом – мореходка, даст Бог, ничего не узнают об этом деле, может, удастся договориться с ментами; ведь за вытрезвитель – однозначно – и виза накроется и с мореходки выкинут, несмотря ни на какие бывшие заслуги. А Толик был в училище на хорошем счету – неплохо учился, спортсмен, и к тому же, носил шевроны помощника старшины группы.

Утречком, сменившись с вахты, прихватив с собой двух Толькиных соучастников- собутыльников Мишку и Валерку, Тимур отправился с ними по обозначенному старлеем Лучко адресу.

Зайдя в шестой райотдел, троица узрела следующую картину: довольно просторное помещение, почти полностью перегороженное барьером наполовину деревянным, наполовину – стеклянным, с тремя, зачем-то, окошечками в стекле, как в билетной кассе, хотя только у одного из окошечек сидел капитан милиции, пожилой со свирепой физиономией. А внутри аквариума находились сержант и на длинной скамье ещё три человека: два каких-то ханурика, и между ними – наш Толян, выглядевший, как денди лондонский – в тёмном костюме с отливом, при заграничном чёрном галстуке с русалкой и в белоснежной рубашке.

Ни один мускул не дрогнул на невозмутимом лице матроса первого класса Анатолия Токарева при виде возникшей в отделении троицы.

- Вот же ж пижон, - подумал Тимур, - хоть бы глазом моргнул, гад.
- Здравия желаю, товарищ капитан! – Бодро обратился Тимур к менту. Группа поддержки топталась позади него.
- Кто такие, чего надо, - проскрипел капитан.
- Мы по-поводу, вот, друга своего, Токарева Анатолия, забрать пришли, на судно, на «Шквал».
- Ты сам кто такой? Прорычал мент.
- Я-то? Я – матрос, тоже со «Шквала», Ненароков моя фамилия, Тимур Фомич. Документ показать?

- Пошли вон отсюда! – Заорал капитан милиции. – Ваш "мариман" будет сидеть здесь, пока капитана судна ко мне сюда не приведёте!

Обескураженная троица ретировалась наружу. Расстроенные друзья присели на лавочку, стоявшую недалеко от входа в отделение.

- Да, похоже, влип Толян капитально, - пробормотал Валера. – Что же делать?
- Не знаю, - ответил Тимур мрачно.

Минут десять троица сидела в растерянности, не зная, что делать и куда идти, кого просить и к кому обращаться. У всех было одно на уме: «Всё. Пропал парень». Но тут, между входом в отделение и скамейкой остановился военного образца зелёный «Газон» и из него, крутя на пальце ключ с брелочком, выскочил коренастый, мускулистый и, с заметной царапиной на носу, парень в бобочке, лет двадцати пяти, и напрямую направился к скамейке с тоскующей троицей.

- Кто это? – Спросил Мишка – одессит.
- Не знаю! – В унисон ответили Валера с Тимуром.

Парень, подойдя к скамейке, обратился почему-то именно к Тимуру, протягивая ему руку.
- Здорово! С морей давно? – Спросил парень.
- Да нет... и тебе не хворать, - вяло отвечал Тимур.
- А чего кислый такой? Неприятности? – Парень кивнул в сторону райотдела.
- Да другана нашего повязали, не знаем, как выручить.
- За что повязали-то? И как звать? Я его случайно не знаю?
- Звать его - Анатолий Токарев, за что повязали – не знаем, а знаешь ли ты его, погляди на него и определишься, он там – в аквариуме, махнул рукой в сторону милиции Тимур.

- Токарев, говоришь? Ладно, попробуем разобраться. Сидите тут и не уходите никуда, - сказал незнакомец и вскоре скрылся в помещении райотдела.
- Ты чё, Тима, темнишь? – Спросил Мишка, - а ну - ка, колись, шо за тип?
- Да не знаю я, пацаны! Первый раз вижу! – сказал Тимур, надеясь на какое-то чудо.

Вскоре из дверей райотдела вышел тот самый незнакомец и опять направился к скамейке с Тимуром и его командой. И снова, как и в прошлый раз, протянул руку Тимуру, с возгласом: «Салют!» И опять Тимур пожал ему крепкую ладонь (жалко что ли?), хотя был изрядно удивлён.

- Так ты со «Шквала»? Когда пришли? – Спросил незнакомец. «Что за хрень?» - подумал Тимур, пристально вглядываясь в незнакомца- «дежавю какое-то»: у незнакомца исчезла царапина с носа, а бобочка из жёлтой превратилась в розовую. Боковым зрением он увидел, что Валерка усиленно трёт глаза, а у Мишки они стали круглыми, как два пятака.

- Да-да, со «Шквала», со «Шквала», браток, четвёртый день в порту, а тут – такая вот беда, - тупо бормотал Тимур.
- Ну ладно, сидите тут и никуда не уходите, - как и в прошлый раз сказал незнакомец и снова скрылся в помещении райотдела.

- Чё он там переодевается, что ли? А зачем? Для конспирации? – Глупо вопрошал Валера.
- Не, с пьянкой надо завязывать, - бормотал Мишка, - а ночью, представляете, негра приснилась, чёрная, аж синяя!
- Меньше в «Ржавом якоре» торчи и про «мулатку» песенки не слушай, а то сам посинеешь, как та негра, проворчал Тимур.

- Так что делаем, парни?- Спросил Валера.
- Сказали ж тебе ждать, причём два раза, за тупых нас принимает. А ты Тима чегой-то темнишь, - погрозил пальцем Тимуру Мишка. Тимур промолчал – неохота было вступать в полемику. Не тот настрой.

Ну вот, наконец, открылась дверь отделения милиции и оттуда вышли...
- Мама родная, двое из ларца! – хриплым шёпотом изрёк Мишка! «Опа! Близнецы!» - подумал Тимур.

Валерка ни о чём не думал, ему вдруг страшно захотелось холодного пива «и пропади оно всё пропадом – такая жизнь!» мелькнуло в неопохмелённой голове.

Между тем, парочка близнецов, похожих, как две капли воды, различавшихся лишь цветом бобочек и царапиной на носу одного из них, приблизилась к скамейке с нашими друзьями.

- Знакомься, Тимур, это брательник мой, Костя, я ему рассказывал, что мы с тобой когда-то на «Индигирке» морячили, да как ты в Астрахани своего однокашника, тонущего спасал, а так же, как меня в марте выручил – пустил на судно переночевать.

- А, Паша, извини, не сразу тебя узнал, ты с усами, вроде тогда был, или отклеил за ненадобностью? Да и, как-то, заматерел ты за эти три месяца.

- Отклеились, отклеились усики – жена заставила сбрить, - усмехнулся Паша. – Чегой-то ей казалось, что вид они мне подленький придают, а теперь, вроде как, и любит сильнее.

- А что там с нашим Толяном? – С надеждой спросил Тимур, - поможете вызволить?
- С Толяном вопрос решён. Дуйте в ближайшую сберкассу, здесь, недалеко, за углом, заплатите по этим вот счетам, - Костя достал из папочки две бумажки, - семь пятьдесят – за услуги вытрезвителя и десять рублей – за хулиганство. Получите квитанции – возвращайтесь сюда, в отделение не заходите, передадите квитанции нам, а мы подождём вас в машине, - сказал Константин,кивнув в сторону припаркованного его брательником «советского джипа».

- Огромное спасибо, мужики, - начал трясти им руки Тимур, – как вам это удалось? И ещё такой вопрос: как там, "сор из избы" не просыплется?
- Как удалось? Да мы оба тут в угро служим, и у нас здесь - «всё схвачено», как говорится, а насчёт «сора из избы», что ж мы, не понимаем, чем это чревато для курсанта? Не боись, считай, что всё «шито-крыто». А Толяна я вспомнил. Он ведь тоже на «Индигирке» практику проходил? – Спросил Паша.

- Точно так, Паша! - Радостно заорал Тимур. – Всё, пока, топаем в сберкассу!
А где-то минут через сорок, в сопровождении «двух из ларца», денди–хулиган, матрос Токарев, в шикарном костюме вышагивал из дверей райотдела.

- Може, по-пивку? - С надеждой испросил Валера.
- Не, братцы, на службе мы, - сказал Костя, глянув на часы, - в другой раз как-нибудь, мы и так с вами тут подзадержались, а нам надо кое-кого в гостинице «Севастополь» проведать, - недобро ухмыльнулся крепыш, что-то поправляя сзади за ремнём под рубахой.

Братья направились к машине, а наши «мариманы» помахав им дружно руками, направились в ближайший кафетерий. Усевшись за столик, обставившись бутылками с «Жигулёвским», и обложившись (на закусь) крутыми яйцами – кроме этих яиц в кафетерии наличествовала, лишь, некая выпечка под названием «куравье» и толпились на полке бутылки с кефиром,- возбуждённо занялись проведением анализа произошедших событий.

- А Тимур – темнила ещё тот, - изрёк Мишка, прихлёбывая пивко.
- Сам ты – темнила! – Отвечал Тимур, - ты чё, всех помнишь, с кем по-жизни пересекался? ( А сам себе думая: «А вот зрительная память у меня, похоже, действительно, ни к чёрту»)

- А он сам – ихний агент! – Выдал Валерка, залпом всосав бутылку и отдышавшись. – Думаете почему его по ночам на вахту ставят? Он же как филин – всё ночью в темноте видит, никакая сволочь на трап не заскочит незаметно!
- Давайте, давайте, поливайте кореша, пробурчал Тимур, - Толик, расскажи, а что же ты там такое нахулиганил, что тебя сначала – в вытрезвиловку, а потом – на нары?

- Ой, нахулиганил, братцы, дальше некуда! Короче, приотстал я, малость от ребят, а тут – эти – мент с дружинниками, Ну я, возьми ему и заяви: « А, вот, твоя рожа, мент, мне точно не нравится». Ну, после этого они меня, говоря по-морскому сразу «скойлали и запатронарили», а ребята и не заметили.

- Да на фига ты это выдал, обормот?! – Воскликнул Тимур.
- Ну, знаешь, Тима, что у трезвого на уме...
И тут все надолго задумались.

- Так, чую, мент родился, надо обмыть, - наконец прервал тишину Мишка,- хозяюшка, ещё нам толику «Жигулей» в честь свободы Толика!

По просьбе уважаемых читателей, заинтересовавшихся судьбой персонажа моего рассказа «Лунатик», Васи Храповицкого, мне пришлось обратиться к его приятелю, ветерану флота – Тимуру Фомичу Ненарокову. И вот, что он поведал:

Уважаемые друзья, по окончании училища, наши дороги с Васей разошлись. Он получил направление на Каспий, а я – на Дальний восток. Но, дорогие мои, кое-какие слухи о Васе до меня всё же доходили. Короче, истории известны ещё два его приключения.

История первая.

Буксир «Чкаловец», старый, пожалуй, как и его капитан – Никитич, тащил по Каспию баржу из Махачкалы в Красноводск. Стояла тихая летняя ночь. На ходовом мостике бодрствовали двое: сам капитан Никитич и рулевой – матрос первого класса Василий Храповицкий.
Вася недавно окончил мореходное училище и добирал на «Чкаловце» плавательский ценз для получения своего первого морского диплома – штурмана малого плавания.
Старенький Никитич, тихонечко посапывал, подрёмывая у открытого в лобовой переборке рубки иллюминатора, а Вася мучительно боролся со сном, «гоняясь за картушкой» 127мм магнитного компаса, удерживая буксир на заданном курсе с помощью деревянного штурвала. Убаюкивающе поскрипывал штуртрос на роликах.
Наконец, Васина голова склонилась на штурвал, а потом он и сам на нём повис, невольно переложив руль на небольшой угол вправо.
Одним словом, в рубке уснули все.
Буксир «Чкаловец» начал выполнять длинную циркуляцию вместе с ведомой баржой.
Тандем двигался по кругу, на установившейся циркуляции, как две лошади на цирковом манеже. Благо, что вблизи не было судов.
Затем, Вася, пошевелившись во сне, съехал больше вправо вместе со штурвалом, переложив руль вправо ещё больше. Диаметр циркуляции буксира уменьшился, а так, как неуклюжая баржа не успевала при таком раскладе быстро выходить на линию буксировки, то «Чкаловец» в конце- концов её догнал и врезал в корму. Собственную баржу! И тут же отскочил, как мячик, поскольку в носовой части у него был подвешен кранец – большая покрышка от трактора «Беларусь».
Проснувшийся Никитич схватил медный рупор, который у него всегда был под рукой и который он гордо именовал «мегафоном», заорал, что было мочи в сторону баржи:
- Какое судно?!
- Баржа «Буки» сорок восьмая, идём на буксире у «Чкаловца» - послышался в ответ испуганно-заспанный голос шкипера баржи.

История вторая

А случилась она, когда Вася Храповицкий уже получил «рабочий» штурманский диплом и работал в должности второго помощника капитана на РМС (рыбо-морозильном судне) «Радуга».
Дело происходило среди бела дня, на Васиной вахте, когда судно входило в астраханский подходной канал к устью Волги, направляясь в порт приписки – Астрахань.
Канал был довольно длинным, а в месте захода в него был выставлен на мёртвых якорях плавучий маяк – деревянная несамоходная посудина с собственно – маяком.
Маяк был обитаемым, экипаж смотрителей состоял из двух человек.
Рулевым на Васиной вахте стоял пожилой матрос Горбенко, которого Вася недолюбливал за тупость и упоротость. Горбенко это чувствовал и отвечал ему взаимностью. Однако, капитан Горбенко ценил за исполнительность и, как он считал, надёжность.
В общем, судно шло, вахта неслась и всё бы может быть закончилось благополучно, но тут дверь из капитанской каюты в штурманскую рубку приоткрылась и капитан поманил рукой Васю, обернувшегося на скрип двери, к себе.
- Зайди, Василий, на минутку, дело есть.
- Момент, - сказал Вася,
- Горбенко, видишь – плавмаяк по курсу вдали? – Спросил он рулевого.
- Так точно!
- Вот так и держи на него.
- Есть, так держать!
И Вася скрылся за дверью капитанской каюты.
И перед Васей предстала следующая картина: стол в каюте был накрыт – стояла почти полная бутылка водки ну и дежурная закуска: колбаска, сыр, лук, яйца вкрутую и конечно же – каспийская килька.
- Присаживайся! – Широким жестом указал Василию на стул капитан. Отметим окончание рейса. Он уже был малость подшофе. - Видишь ли, западло одному водку пьянствовать, а ты – парень нормальный, так что, давай вместе.
- Так вахта..., - начал Вася.
- Да брось ты, Горбенко – мужик- кремень! Сколько раз уже этим фарватером проходил – тебе и не снилось.
Вася присел.
Сперва выпили за выполнение плана, вторую – за любовь, ну а третью, как и положено – за тех, кто в море.
«Радуга», между тем, приближалась к плавмаяку. Горбенко, согласно команде, держал точно на него.
Смотрители маяка, пожилая пара – муж с женой, грелись на солнышке на палубе маяка, наблюдая за приближающимся судном.
А в это время Вася рассказывал похохатывающему капитану про переполох в училище, который он устроил, пустив утку про взрыв на камбузе.
«Человек-кремень» продолжал держать курс точно на маяк.

И вот наступил момент, когда пара смотрителей сообразила, что столкновение – неизбежно!
Молниеносно надев спасательные жилеты, парочка «солдатиком» сиганула в воду.
Удар форштевня «Радуги» пришёлся точно по миделю плавмаяка. Деревянная посудина затонула, лишь фонарь маяка торчал из воды.

Ну а дальше...

Смотрителей, слава Богу, выловили, дальнейшая судьба капитана и рулевого мне не известна, а Васю Храповицкого лишили на год «рабочего» морского диплома и он «отматросил» этот год.
Вернув диплом, он доблестно трудился и через несколько лет, уже будучи капитаном, был награждён орденом «Знак Почёта».

Поезд Саратов – Ростов тёплым августовским вечером приближался к Волгограду. Тимур Ненароков, возвращавшийся в мореходку из отпуска, сидя в своём плацкартном купе, вглядывался в людей на приближавшемся перроне, надеясь узреть кого-нибудь из однокашников – волгоградцев: с друзьями-то веселее вместе ехать.

И ему повезло: за окном вагона промелькнула знакомая фигура в морской форме в окружении гражданских лиц обоего пола.

Тимур, чтобы не потерять из виду однокашника (ведь неизвестно было в какой вагон он сядет), сразу выскочил на перрон, как только поезд остановился.
И пред его взором предстала следующая картина: группа гражданских лиц обоего пола заталкивала в соседний купейный вагон пьяного до изумления Тимурова однокашника и соседа по кубрику – Васю!

Вася был крупным пацаном и Тимур тут же подключился в помощь «толкачам», которые по-первости приняли Тимура за некоего придурка-волонтёра, поскольку одет Тимур был в лёгкую цивильную одежду.

Короче говоря, общими усилиями Вася был водворён на своё (благо, нижнее) место в купе, запыхавшиеся провожающие, как оказалось - родственники, поблагодарив Тимура за помощь, покинули вагон и Тимур, присев на полку с уже посапывающим Васиным телом, огляделся вокруг.

Васиными соседями оказалась перепуганная всей этой вознёй молодая пара с годовалым ребёнком в процессе Васиного размещения испуганно жавшаяся в уголке нижней полки напротив.

Тимур, успокоив Васиных попутчиков заявлением о том, что им беспокоится не о чем, поскольку Вася- человек смирный и добрый и, если, вдруг чего, то пусть обращаются к нему, Тимуру в соседний плацкартный вагон.

Затем, Тимур вернувшись на своё место и справедливо подумав, что утро вечера мудренее, со спокойной совестью отошёл ко сну.
Теперь, дорогой читатель, пока все спят, стоит малость остановить твоё внимание на Васиной фигуре.

Нет, Вася не был алкашом, в этом плане он был человеком умеренно употребляющим, как и основная масса курсантов. Неумеренные, то есть, попавшие нетверёзыми на глаза начальству, отчислялись из училища сразу же. А Вася выдержал испытание и прошёл весь путь до вручения диплома, как и большинство.

Просто, возвращаясь на учёбу из своей станицы, парень решил проведать своих волгоградских родичей, ну и перебрал, на радостях, маленько. А с кем не бывает?
Но знаменит был Вася, по крайней мере на своём курсе, совсем другими своими качествами, а не умеренностью в питие. Во-первых, он был лунатик. В чём это выражалось? А выражалось в следующем.

Когда вся рота засыпала, за исключением дневального, Вася, в определённый момент вставал и бродил по экипажу в спящем состоянии, но до подъёма, по-любому, возвращался на своё штатное место.

Но вот тут не обходилось без казусов: поскольку его место было на втором ярусе двухъярусной койки в кубрике, а по возвращению у нашего бродяги не хватало, видимо, сил туда забраться и он заваливался на нижний ярус, рядом с уже спящим друганом.

И что характерно: несмотря на узость койки и крупные габариты обоих ребят, тот, другой не просыпался! Вот так мирно и досыпали они до самой команды «рота подъём!». И вскакивали с койки оба, как «двое из ларца» под общий хохот.
Потом, нижнему товарищу всё это надоело и он уступил Васе – лунатику своё привилегированное нижнее место.

И ещё – над Васей частенько прикалывались сокурсники.
Например, ночью, если Вася не бродил сам, дневальный, от нефиг делать, подходил к его койке и шептал: «Вася, вставай на вахту».
Вася, в одних трусах, поднимался и шёл к тумбочке дневального, где с закрытыми глазами замирал «по стойке смирно».

Дневальный будил обитателей большого кубрика (двадцать человек), Вася просыпался под общий хохот и возвращался на своё место.
Ну, были, там и другие приколы, например, когда Вася переселился на одноярусную койку, его иногда ночью курсанты выносили вместе с койкой в умывальник, где и встречал он команду «подъём» в полном одиночестве.

Но, будучи человеком, по натуре, добродушным и не лишённым чувства юмора, все подобные хохмы над собой он спускал на тормозах и смеялся над собой вместе со всеми.

Правда, было у него ещё одно свойство, которое вредило ему до конца учёбы – ужасная сонливость! Лекции буквально всех преподавателей действовали на него усыпляюще. Доходило до того, что возмущённый преподаватель, разбудив Васю на своей лекции в третий раз, выставлял его из аудитории в коридор, где тот спал стоя, прислонившись к стенке до самого звонка.

Но, что характерно, несмотря на все вышеописанные Васины качества, этот флегматик был мастером «разводов». И ему надо благодарить Всевышнего, что начальству не удалось вычислить его, как автора знаменитой хохмы с камбузом.

А дело обстояло так. В тот день Вася отбывал наряд вне очереди на камбузе – преподаватель пожаловался командиру роты на беспробудный Васин сон на его лекции, а тот вынес взыскание. За ударное выполнение нормы по чистке картошки, Вася был досрочно отпущен отдыхать и направлялся из экипажа, где располагались камбуз и столовая в расположение своей роты, то есть во второй экипаж.

За час до обеда. В общем, топает себе Вася, а навстречу – старшина, помощник дежурного по экипажу.
- Вася, а ты чего так рано?
- Да камбуз взорвался, обеда не будет.
- Да ты что! Надо срочно доложить начальству!
- Однозначно. Ты на службе, вот и доложи. И Вася продолжил свой путь к вожделенной койке.

Старшина со всех ног подорвал к учебному корпусу. Залетев в дежурку, выдохнул дежурному по училищу офицеру:
- Разрешите обратиться!
- Обращайтесь!
- Камбуз взорвался, обеда не будет!
- Не может быть! Откуда информация?
- Только что курсанта оттуда присылали, он и сообщил.
- Так, надо срочно доложить начальнику училища, он сейчас лекцию проводит в кабинете навигации. Ждите меня здесь.
- Есть.

Дежурный по училищу бегом направился в кабинет навигации.
- Разрешите?
- Что случилось?
- Валерий Александрович, у нас ЧП!
- Что такое?
- Камбуз взорвался!
- Так, товарищи курсанты, всем оставаться на своих местах, мне необходимо отлучиться!

И тут закрутилось! Начальник побежал звонить на камбуз из своего кабинета, но тут, как назло, какая-то повариха плохо положила на место трубку и дозвониться не получалось.
Начальник училища, вызвал своего водителя и на персональной машине рванул в сторону экипажа, хотя до него было метров триста. Занятие было сорвано, училище гудело.

Прибыв на место, начальник с удивлением убедился, что «все системы работают нормально» - борщи и каши варятся, все живы здоровы.
Вернувшись в свой кабинет, разъярённый начальник, похоже, не обладающий чувством юмора в той же мере, что и Вася, вызвал к себе начальника ОРСО (Организационно-строевого отдела) училища.

- Григорий Викторович, будьте добры, проведите расследование данного инцидента. Виновных следует наказать, а того, кто первым посеял панику, вычислить и вычистить! Отчислить, мерзавца! Нашёл над кем шутки шутить! Или у вас иное мнение?

- Однозначно, Валерий Александрович! Расследование проведём, и на Совете командиров рот вынесем необходимое решение.
- Всё, работайте! – Начальник училища хлопнул ладонью по столу.
Васю всё же не вычислили – не сдал его старшина. Сказал, что не запомнил от кого принял сообщение, но сам схлопотал строгий выговор, а дежурный офицер получил замечание.
Но, вернёмся к нашим пассажирам.

Утром, проснувшись и умывшись, Тимур отправился в соседний вагон проверить своего приятеля.
Заглянув в Васино купе обнаружил там всё ещё спящего Васю, одетого, на голой полке и напротив – притихшую семейку.

- Ну как, всё в порядке у вас? – Спросил Тимур.
- Да-да, всё в порядке, пробормотал чернявый мужчина, отводя взгляд в сторону.
- Ну ладно тогда, пусть ещё малость поспит, - Тимур кивнул в сторону приятеля и, выйдя из купе в коридор, задержался у окна напротив купе. Буквально, через минуту, из купе выскользнул Васин сосед и встал рядом с Тимуром.

- А вы знаете, не всё было в порядке, я вам-таки неправду сказал, - тихо промолвил Васин сосед.
- А что случилось? – Спросил Тимур.
- Вы понимаете, ваш друг ночью встал, одел один туфель мой, другой туфель – жены и куда-то ушёл!
- Так, а потом?
- А потом вернулся где-то через полчаса и долго шарил по карманам в наших плащах на вешалке!
- Не может быть! У вас что- нибудь пропало? Я его три года знаю, он честнейший человек!
- Да нет, ничего не пропало, так там ничего и не было.

И тут Тимура осенило: «Как я мог забыть, Вася, ведь – лунатик!»
- Успокойтесь, уважаемый, и выбросьте дурные мысли из головы: мой товарищ, он обычный лунатик.
- Правда? – Спросил мужчина с недоверием.
- Сущая! - Отвечал Тимур.

Сохраняя в своих глазах недоверчивость, Васин сосед скрылся в своём купе.
Через часок Тимур вдвоём с приятелем отправились в вагон-ресторан перекусить. До Ростова оставалось ехать ещё четыре часа.

За столиком ресторана Тимур поведал Васе о его ночных похождениях.
- Надо же, - сказал Вася, - а я, как всегда, хоть убей - не помню! То-то, утром, проснувшись, лежу ещё с закрытыми глазами и слышу, как соседка говорит супружнику: «Зря ты, Сёма, рассказал всё его приятелю, это ж ростовские бандиты: выследят – убьют!»

- Забавно, - сказал Тимур. Слушай, а тебе не стыдно будет им в глаза смотреть, когда в купе вернёшься?
- Мне, стыдно? Ну ты даёшь! Да ерунда всё это! Ты знаешь, что я сейчас дома в отпуске учудил? Вот тогда действительно было стыдно!
- Так расскажи!

- Короче, приехала к нам в станицу моя тётя в гости. Ну, домик у нас небольшой, лишних помещений нет, и положили её спать в одной комнате со мной. Я, значит, на кровати, а она – на раскладушке.

Ну, я ночью встал, натянул на себя её юбку и пошёл бродить по двору. А у нас во дворе – сарай, а в сарае – смола разлита. Так я умудрился вываляться в смоле, а потом вернулся в кровать.

Утром просыпаюсь – не могу простыни отклеить от тётиной юбки на себе – всё ведь в смоле!
Вот тогда действительно было стыдно перед тётей, а она решила, что я нажрался до потери сознания в одиночку.
- Да уж, Вася, не позавидуешь тебе, пожалел друга Тимур, - благо, хоть по крышам не ходишь.

- Ну, по крышам это для нас, лунатиков, вообще – высший пилотаж, - серьёзно промолвил Вася. - Ценза пока не набрал, учусь ещё, и не ухмыляйся!

Разношерстная толпа, вчерашних абитуриентов, а ныне – курсантов - первокурсников мореходки толкалась, бродила по плацу, сидела на скамейках во дворе экипажа, куда направляли в день приезда, 30 августа, всех поступивших в училище.

Наконец, во дворе появились три начальника в морской форме – чёрных тужурках с двумя рядами жёлтых блестящих пуговиц с якорями. У двоих на тужурках было по три «золотых» шеврона на рукавах, а у третьего – четыре.
С ними вместе через КПП экипажа во двор зашли два крепких парня лет за двадцать в выцветших голландках и застиранных тельниках – тоже вновь испечённые курсанты, но отслужившие срочную на военно-морском флоте.

- Курс, судоводители – налево, судомеханики – направо, в четыре шеренги - становись! – Отдал команду зычным голосом начальник с четырьмя галунами.
Сто восемьдесят человек (с позволения читателя, назову их «салагами», пока не превратятся в полноценных курсантов), совершив некое броуновское движение, выстроились в неровные четыре шеренги на плацу экипажа.

Все три начальника и два курсанта в форме встали перед строем.
Главный начальник начал свою речь:
- Здравствуйте, товарищи!

Подождав, когда прекратится ответный неразборчивый гул, начальник продолжил:
- С сегодняшнего дня вы – курсанты мореходного училища! Вы будете разделены на две учебные роты: пятая рота – судоводители и шестая рота – судомеханики.

Я – ваш начальник ОРСО – Организационно-строевого отдела, Юрий Петрович Рыжаков, слева от меня – командир пятой роты Хамед Гасанович Гасанов, справа – командир шестой роты – Виктор Сергеевич Ширякин.

А это, - Рыжаков указал в сторону курсантов в форме, - старшины рот, товарищ Орлов – старшина пятой роты и товарищ Диденко – старшина шестой роты.
Товарищи старшины рот, проведите переклички!

По окончании перекличек Рыжаков продолжил свою речь:

- Товарищи курсанты! В этом учебном году мы впервые произвели набор в училище лиц с неполным средним образованием. Это – экспериментальный набор. Руководством принято такое решение, в связи с большой текучестью специалистов на флоте. За четыре с половиной года обучения, вместо трёх, как было до этого для выпускников средней школы, мы надеемся с бОльшим успехом, чем было до этого приобщить вас к морской службе и морским традициям.

К сожалению, без отсева не обходится, и для нас, руководства, лучше, если он произойдёт раньше, чем позже. Жизнь моряка нелегка и, если кто-то из вас осознает, что ошибся, выбрав эту специальность, пусть покинет стены училища, как можно раньше, чтобы мы смогли заменить их теми, кто искренне мечтал о море, но не прошёл по конкурсу, ведь конкурс в этом году был немалый – десять человек на место!

Сейчас всех вас командиры отведут в парикмахерскую на подстрижку, в связи с карантином, который продлится для вас в течение двух месяцев, затем вам выдадут на складе училища шинели б/у, мыло, полотенца, головные уборы – чехлы от бескозырок и, затем, пятая рота судоводителей и шестая рота – судомехаников погрузятся на теплоход и будут отправлены в совхоз Семикаракорский на сельхозработы в течение десяти суток.

Это будет первая проверка вас на выносливость, так, как в совхозе комфортных условий жизни вам не обещаем.

Ну, а дальше было всё, о чём оповестил наших салаг начальник ОРСО.
Когда очередь на стрижку дошла до очередного салаги – Тимура Ненарокова, парикмахер – грузный армянин лет сорока, видимо, юморист, проведя электрической машинкой по шевелюре Тимура – посреди головы и проделав первую сплошную борозду от затылка до лба и заглядывая в глаза Тимуру поинтересовался: «А, может, передумаешь?».
Тимур отрицательно мотнул головой.
- Ну, смотри, - сказал парикмахер и за считанные секунды «обнулил» голову Тимура.

Затем, после всеобщей стрижки, салаги получили, то, что им было обещано начальством: списанные чёрные матросские шинели, некоторые – без хлястиков, какие – с недостающими пуговицами, по два куска мыла – хозяйственного и туалетного, и по вафельному полотенцу.

Сто восемьдесят человек по команде построились в четыре шеренги, одели на лысые головы белые чехлы от бескозырок, с чемоданчиками в руках, с которыми прибыли в училище, и, стараясь идти в ногу, зашагали в сторону речной пристани.
Командиры рот и старшины шли сбоку.

С другой стороны строй сопровождали местные мальчишки, которые бежали за строем по тротуару и звонко кричали: «Лысые повара! Лысые повара!».

Стоял тёплый августовский вечер, и в шинелях салагам было жарковато, но была дана команда перед «маршем»: «Надеть шинели и головные уборы!». И поэтому все решили, что так надо и никто не роптал.

Загремели сходни, отряд совершил посадку на пассажирский катер, выслушав перед этим инструктаж командира роты Хамеда Гасанова как вести себя на борту; катер отчалил и побежал вверх по Дону.

Катер вёз будущих моряков всю ночь; в салоне было тесно: салаги заняли все места, лежали между рядами сидений в проходах вповалку, так как на открытой палубе ночью находиться уже было довольно прохладно.

Кроме списанных шинелей, полученных в училище, тёплой одежды ни у кого не было: никто не ожидал, что его по-приезду в училище отправят на сельхозработы и все рассчитывали, что им сразу выдадут, обещанное в условиях поступления, обмундирование.
Все были легко одеты: в летних рубашках, лёгких брюках, спортивных костюмах и, соответственно погоде обуты, кто в лёгкие туфли, кто – в сандалеты, а кто, как Тимур, - в кеды.

Рано утром катер причалил к деревянному пирсу где-то в безлюдной местности. Салаг погрузили в кузова грузовиков и везли по донской степи около часа.

Наконец, отряд будущих моряков был доставлен на полевой стан, представлявший из себя ряд трёхкомнатных кирпичных домиков – коттеджей, к которым, как сразу выяснилось, не были ещё подведены коммуникации: не было электричества, воды, не работала канализация. Отоплением служили обыкновенные печки, расположенные в больших комнатах домиков.

По прибытии роты были разделены на взводы, а взводы – на отделения, по десять человек в каждом.
Каждому взводу предоставлялся один домик – по отделению, то есть, по десять человек, в комнате.

В комнатах не было никакой мебели, но на полу лежали матрасы, без подушек и простыней. Матрасов на всех не хватало и большинство салаг спали втроём на двух матрасах, расположив их поперёк и подложив под головы свои чемоданчики или рюкзачки и укрывшись чёрными шинелями, так как одеял тоже не было.

Посреди полевого стана располагалась столовая: деревянное открытое сооружение с дощатыми столами и скамейками, под дощатым же навесом. Впритык к столовой находился сарайчик – кухня, обслуживаемая двумя молодыми поварихами – белорусками, приехавшими на Дон по оргнабору.

Рядом с полевым станом протекал арык, в нём салаги мылись и стирали своё нехитрое бельишко казённым хозяйственным мылом.

Когда все обустроились, старшина Орлов принёс откуда-то банку с хлоркой и порекомендовал салагам пометить всем свои шинели собственными инициалами, чтобы не перепутать.
Тимур Ненароков на обратной стороне воротника шинели вытравил инициалы «ТФН», и поэтому в тот же день получил «погоняло» от сокурсников: «Тифон».

Командиры рот, на построении объявили, что ближайший населённый пункт, расположенный в семи километрах от полевого стана - станица Константиновская и, что добраться туда можно только пешком. Но это делать запрещено, поскольку курс находится в состоянии карантина и, допустившие «самоволки», сразу же будут отчисляться из училища.

На следующий день, после приезда, по команде «подъём», салаги умылись в арыке, позавтракали чаем и хлебом с кусочком масла и грузовиками, прибывшими из станицы, были вывезены на свои «сельхозработы».

Обе роты были разделены на четыре бригады: одна бригада убирала кукурузу на кукурузном поле, другая – собирала виноград на виноградной плантации, третья – на бахчах, четвёртая работала на току – сортировала кукурузные початки. Ежедневно происходила ротация – бригады меняли местами.

В ночное время двух салаг назначали в патруль, который бродил вокруг домиков и был готов поднять тревогу на случай появления в расположении наших тружеников каких-либо злоумышленников.

Патрульные бродили от отбоя до подъёма и за это освобождались на следующий день от работ.

Однажды Тимур, попав по графику в патруль с таким же салагой – Борисом, бродя, вооружившись на всякий случай палками, между домиков, услышали бренчание гитары и чьё-то пение.

Выйдя из-за домика, Тимур с Борисом увидели в мерцающем свете керосинового фонаря «летучая мышь» несколько фигур в столовой. Кто-то там что-то напевал под гитару хрипловатым голосом.
- Кто это? Наши? – Спросил Борис Тимура.
- Так, а кто же ещё тут может быть! Пойдём, посмотрим.

Патруль приблизился к столовой и перед салагами предстала следующая картина: старшина роты Орлов и ещё двое курсантов – матросов запаса обхаживали поварих – белорусочек. На них были заботливо наброшены потёртые шинели, а курсант по имени, вроде бы, Богдан, не очень громко, но довольно приятным голосом распевал под неизвестно откуда появившуюся гитару:

- Люди злые завидовать стали,
Что прекрасная жизнь моряка,
Хоть бы раз вы на море попали,
Вы б узнали она какова!

Поварихи завороженно слушали, приоткрыв рты. «Три плюс два», - подумал Тимур.

- Эй, вы чего там встали? – Рявкнул старшина Орлов, заметив салаг. – Вира якорь, право руля и средний вперёд! Нечего тут дрейфовать, малы ещё. Продолжить патрулирование!

- Есть! – Ответил Борис и салаги двинулись вправо, вдоль тёмных домиков, освещаемых лишь бледным светом луны.
- Хорошая песня, - задумчиво сказал Тимур.
- Да ну, чепуха, - возразил Борис. Нытьё какое-то. А вот эту песню слышал:

Не ходите дети в школу,
Пейте дети кока-колу,
Не ходите дети в класс,
Ешьте дети ананас!

И ли вот эту:

Жил там с бабкою дед,
Ел щи и кашу,
Записали его в джазбанду нашу!
Старик стал стильным чуваком,
Жуёт соломку,
Тянет горький коктейль
И самогонку!

- Не, не слышал, - отвечал Тимур.
- Ну, темнота! Я, вот, с Тихорецка, а ты откуда?
- Я с Кувшинова.
- Что за деревня такая? Где это?
- Почему деревня? – Обиделся Тимур. Город такой на Волге есть. Небольшой, правда, городишко, но старинный, Пётр первый когда-то через него проезжал и Степан Разин и Пугачёв его захватывали.

- А нахрена?
- Что нахрена?
- Захватывали нахрена?
- Да кто его знает! Арбузов там много.

- Тогда понятно. А что у вас пацаны поют?

- Что поют? – Тимур задумался, вспоминая. На ум пришла песенка, которой его научил сосед-хулиган Серёга, и за которую потом мать Тимура вызывали в школу: он напел эту песенку школьному приятелю, а тот попросил списать слова. Слова Тимур другу списал, но этот текст был изъят у приятеля на уроке классной руководительницей, которая по почерку определила первоисточник.

- Ну вот, например, - сказал Тимур.
- Давай!

- Наши дамочки стали модные,
Платья, юбки – на разный фасон:
Юбки узкие, платья в складочку,
А муж бедный сидит без кальсон!

- Отстой! – Поморщился Борис. Годы НЭПа. Ну ничего, Тифон, слушай старших (Борис был старше Тимура на год) и я тебя поднатаскаю, будешь стильным пацаном, как я.

Тимур при этих словах недоверчиво покосился на шинель Бориса – без хлястика, с вымазанной белой краской полой.

Через десять суток на полевом стане объявился начальник ОРСО Рыжаков, построил курс и объявил, что по просьбе руководства совхоза пребывание салаг на сельхозработах продлевается на неопределённый срок, кто недоволен – может отбыть вместе с ним и забрать свои документы из училища. И, что характерно, «отсеялись» в тот раз трое.

Наступила дождливая пора, похолодало. Осень в том году выдалась для ростовской области довольно холодная. На полевом стане не было ни книг ни газет, ни радио. Длинными вечерами в домике, где жил Тимур, салаги, растопив печку, и расположившись по турецки большим кружком на матрасах, играли в карты, в «армянского дурака» "на вылет". В печке же жарили кукурузу, прихваченную с поля.

В азарте игры, салаги иногда не замечали, как к ним подкрадывался ( а он умел это делать бесшумно) командир роты Хамед Гасанов и отбирал карты, поскольку официально азартные игры в училище были запрещены, но через пару дней в домике появлялась новая колода. Тимур подозревал, что кто-то из «старослужащих», всё-таки рисковал после вечерней переклички бегать в самоволку в станицу за семь километров. А может быть кто-то заказывал карты водителям грузовиков, на которых салаг возили на работы.

Работая на току, салаги залезали на огромную кукурузную кучу и занимались сортировкой початков расшвыривая их: хорошие в одну сторону, плохие в другую.

В кукурузной куче гнездилось множество мышей-полёвок; потревоженные салагами, они разбегались в разные стороны, а те наловчились метко попадать в них початками. Как-то салага Вовчик привстал на кукурузной куче и, видимо, в целях разминки начал махать руками. Из рукавов его шинели, как у фокусника, посыпались мыши, которые там пригрелись.

Однажды, Борис наловил в арыке раков, сложил их в авоську и оставил на полу в кухонном помещении домика, собираясь назавтра их сварить.

Среди ночи раздался дикий вопль: раки из авоськи расползлись и полезли в комнаты. На своём пути, встретив ближайшего салагу, спящего на полу, полезли на него, почему-то, вместо того, чтобы обойти препятствие.

Старшина взвода Бориса наказал: объявил ему наряд вне очереди – заставил драить все комнаты домика по окончании рабочего дня.

Через неделю из училища доставили партию рабочих ботинок для особо нуждавшихся, у кого сандалеты развалились совсем. Тимур в эту категорию счастливчиков не попал: его кеды выглядели целыми, хотя единственная пара носков, имевшаяся у него, уже истлела, ноги постоянно мёрзли, соприкасаясь с сырой резиной. Сначала он оторвал от своей летней рубашки рукава, которые продырявились на локтях и использовал их в роли портянок, а потом, когда протёрлись и эти портянки,
он, найдя, как-то, кем-то выброшенные драные брюки, вырезал из них карманы из плотной ткани и использовал их вместо носков.

Где-то в это время, недели через три после начала сельхозработ, Тимур снова был назначен в патруль совместно с Борисом.

И опять бродили салаги между домиками, вооружившись дрынами. За прошедший период мальчишки, можно сказать, подружились и, поскольку были в одном отделении, попадали на работы вместе, спали тоже на одних матрасах вместе с другим однокашником - Вовчиком, и, казалось, вместе готовы были претерпеть все эти совхозные невзгоды, до наступления долгожданного момента, когда все окажутся в стенах училища, в тёплом и светлом экипаже и будут постигать премудрости морских наук.

Но, на этот раз, Борис был мрачен и неразговорчив. На вопросы Тимура отвечал односложно, а в конце дежурства сказал:

- Знаешь, Тифон, я решил уйти. Не нравится мне вся эта бодяга. Мне кажется, что будут нас водить за нос всю дорогу, как сейчас: собачья жизнь, отвратная кормёжка, а после окончания училища загонят в какую-нибудь дыру, где «Макар телят не пас» и будем там век кукарекать. Дуру я свалял, что сюда сунулся.

- Не горячись, Боб, - ответствовал Тимур. – Свалить проще, чем поступить. Подумай хорошенько, не пришлось бы потом пожалеть. Но Борис не послушал и через несколько дней убыл в Ростов, а оттуда – в свой Тихорецк.

Забегая вперёд, скажем, что через год, прибыв в училище после трёхмесячной морской практики в мореходку, Тимур встретил там, среди вновь принятых салаг первого курса, Бориса!
Тот стоял в новенькой, «с иголочки» морской форме, ожидая, как и остальные команды на построение.

- Боря! – Крикнул Тимур, подскочив к приятелю, ты вернулся?
- Вернулся, - сказал Борис и отвернулся от бывшего приятеля, тем самым показав, что дальнейший разговор ему с Тимуром неинтересен.

- Ах, вот оно как, - пробормотал Тимур, - ну да ладно, живи. И ушёл в расположение своей роты. Больше они с Борисом вблизи не пересекались и друг друга не замечали.

Подошёл к концу сентябрь, курс к тому времени превратился в толпу грязных оборванцев – в баню за всё время свозили салаг в станицу один раз, а они работали на земле.
Жизнь салаг протекала по-прежнему монотонно: подъём, работа, прозябание на полевом стане, отбой, тишина в домике, прерываемая ночным топтанием лунатика - Васи.

Как-то после работы Тимур бродил по полевому стану, ему хотелось побыть в одиночестве. Ему было холодно и он, то замедлял шаг, то ускорял и размахивал руками, как ненормальный, чтобы согреться. Было уже начало октября, этой ночью температура упала ниже нуля. В голове навязчиво звучал голос Богдана: «Люди злые завидовать стали...». «Надо же, привязалось!» - Подумал Тимур и направился к домику механиков, где жил «старослужащий» Богдан.

Богдана Тимур встретил на крыльце домика: тот стоял, сосредоточенно скручивая «козью ножку».
- Богдан, привет!
- Ну! – Богдан хмуро покосился, прикуривая, на Тимура.
- Дело у меня к тебе.
- Излагай.
- Будь добр, спиши слова песни: «Люди злые завидовать стали».
Лицо Богдана разгладилось и он, прищурившись, произнёс:
- Ну вот ещё! Тебе надо – ты и запиши, если хочешь, а я продиктую.

Через десять минут Тимур, найдя карандаш и лист бумаги записывал слова песни о морской жизни, о той жизни, о которой до того не приходилось ему слышать в таком ключе, ну, если не считать песню - «Раскинулось море широко».

Переписав слова, вечером, до отбоя, Тимур тихонько напевал её Вовчику. Лежащие на соседних матрасах салаги, прислушиваясь, попросили исполнять её погромче, Тимур начал петь её громче и сначала, Вовчик ему подпевал.

Наступило десятое октября. Утром, после завтрака, на построении, командиры рот объявили о том, что сезон сельхозработ для курсантов окончен, и, что деньги заработанные первокурсниками перечислены в фонд мореходного училища; заместитель директора совхоза поблагодарил всех за помощь, старшины рот дали команду привести жилые помещения в надлежащий порядок, после чего последовала команда «разойдись».

Толпа оборванцев отправилась драить свои домики, а вечером, погрузившись на речной трамвайчик, таким же образом, как и прибыли, вповалку на всю ночь, салаги отправились, наконец, в родное училище.

С катера выгружались в шесть утра. На набережной прибывших встречали начальник ОРСО и два курсанта в чистенькой новой форме – флажковые. Эти ребята были из пополнения за счёт «отсева», который составил за время сельхозработ десять человек.
Стояло серое, пасмурное, промозглое утро. Ещё в утренних сумерках командиры построили курс в одну колонну, в четыре шеренги и повели в санпропускник.
Редкие ещё в этот час прохожие останавливались и с удивлением разглядывали тот марш оборванцев, а зрелище, конечно было впечатляющим:
ограниченная спереди и сзади двумя флажковыми колонна (многие в ней были в чирьях) шла в грязных чёрных шинелях, в почерневших теперь, когда-то белых, чехлах от бескозырок на головах и с обматывавшими худые шеи, вместо шарфиков, вафельными полотенцами, такого же цвета, как и «головные уборы». Ноги оборванцев, кроме тех, кто был осчастливлен училищной обувью, были обуты в немыслимые опорки, кое у кого подвязанные верёвочками

Шедшая навстречу по тротуару пожилая пара в изумлении остановилась.
- Миша, - спросила женщина спутника, - это что, опять пленные румыны в Ростове?
Старик ничего ей не ответил, стоя с отвисшей челюстью.

Санпропускник представлял из себя старое мрачное здание из красного кирпича. Салаг по-взводно заводили вовнутрь, там они раздевались догола, складывая свои вещи кучками на транспортёр, который потом перемещал их в другой отсек на пропарку и дезинфекцию, а сами шли в парилку и душевые кабины. От хлорки резало глаза.

По окончании данной процедуры, пацаны, уже чистые, выходили в другое помещение, куда из амбразуры в стене выползал транспортёр уже с обработанными личными вещами.

Тимур терпеливо дожидался своего барахла, поёживаясь от холода и переступая босыми ногами на кафельном полу. Наконец, он с трудом опознал свои вещи, так как они, как и вещи других, обрели коричневый цвет: и лохмотья некогда голубой рубашки и майка и кеды, и брюки. Но пропали трусы.

Тимуру ничего не оставалось другого, как натянуть штаны грязно-коричневого цвета на голое тело.

Потом – марш-бросок в экипаж, и получение долгожданного обмундирования на складе.

Переодеваясь, Тимуру, ко всеобщему восторгу, пришлось сверкнуть голым задом. Ну, так, а куда ему было деваться-то?

Пятую роту Тимура расположили на четвёртом этаже экипажа, где из жилых помещений находилось два двадцатиместных кубрика и десять пятиместных. Тимура определили в двадцатиместный.

Остаток дня был отведён первокурсникам на подгонку обмундирования, прилаживание установленных эмблем и шевронов, якорей на рукавах форменок, шинелей и бушлатов, а уже на следующий день курсанты должны были приступать к занятиям.

Наступил вечер. Уставшие за день обитатели тимуровского кубрика ждали команды «отбой» (ложиться на койки без команды было запрещено). Сэм (курсант Семагин) сидя у окна тихонько и очень красиво перебирал струны на опять неизвестно откуда появившейся гитаре.

Тимур подошёл поближе к Сэму и, подвинув табуретку, подсел рядом.
- Подыграй, Сэм, - попросил он.
- Что?

- Люди злые завидовать стали..., - негромко напел Тимур. Сэм мгновенно подобрал аккорды.
- Что прекрасная жизнь моряка, - подключился Вовчик.
- Хоть бы раз вы на море попали, - громко пело уже пол-кубрика.
- Вы б узнали она какова! – Теперь ревели уже все двадцать человек.

Пацаны, большинство из которых видело море только в кино и на картинках, пели о суровой морской службе, к которой они готовились, о расставании с любимыми, которых у них ещё не было. Но каждый из них в душе наивно надеялся, что все суровые будни закончились вместе с семикаракорским кошмаром.

Не знали они пока ещё о том, что к дипломному финишу из девяноста человек пятой роты дойдёт только шестьдесят, а те, кто дойдут, не предвидели своей дальнейшей судьбы – такова жизнь.

Двое из этой двадцатки станут удачливыми бизнесменами, один – дипломатом;
Мослу - курсанты устроят «тёмную» за воровство (украдёт у товарища пять рублей) и он, избитый, с позором будет отчислен из мореходки.

Тот, кто был передним флажковым – Суслик – заслужит звание кандидата в мастера спорта по классической борьбе, но будет отчислен за неуспеваемость;
задний флажковый – Жорж дорастёт до должности начальника Базы тралового флота;

Вовчик - окончит училище с красным дипломом, но через год будет смыт волной с палубы рыболовного траулера зимой, в Северном море (его удастся спасти, но он лишится рассудка),

Сэм – лучший в училище гитарист и общий любимец, дослужится до капитана и умрёт, стоя на мостике на своём судне в Чёрном море.

Это судно будет названо его именем: «Капитан Семагин»; на судно будет назначен капитаном его однокашник - Кнехт, который, по трагическому совпадению, умрёт на мостике того же судна от инфаркта опять-таки в Чёрном море через год.

Удава отчислят из училища за драку;
атлет Чир – погибнет через десять лет глупой смертью прыгнув с гротмачты в судовой бассейн и не попав в него;

Рыжий – пропадёт без вести на Дальнем востоке вместе со своим танкером «Ямск»;

Длинному - проломят череп литовские националисты в Клайпеде во времена «подъёма национального самосознания» и он закончит свою жизнь в хосписе, пребывая в коме;
Вася-лунатик утопит Астраханский приёмный плавмаяк, за что на год будет лишён диплома, но впоследствии дослужится до капитана и будет награждён орденом «Знак Почёта».
Малыш, поработав капитаном на больших траулерах и, отсидев несколько лет за границей представителем в иностранной фирме, уедет на ПМЖ в Англию, вслед за дочерью.

Тифон, пройдя шторма и ураганы, побывав в Африке в заложниках и американской тюрьме, не погибнет в эпицентре урагана века; иногда, как говорят, «проходя по краю», но, уцелев, окончательно сойдёт на берег самым последним из тех курсантов пятой роты.

Ну, а пока пацаны с воодушевлением орали, открыв окно, в темный промозглый октябрь:

- Слышен звон телеграфа в машину,
Это значит: машину готовь!
А механик кричит кочегару:
Подшуруй, да забудь про любовь!

Редкие прохожие, проходившие мимо экипажа, замедляли ход, вслушиваясь в слова песни, доносившейся из открытого окна четвёртого этажа, песни незнакомой, которую они никогда не слышали по радио.

В, так называемую, «штурманскую комнату» Базы тралового флота, где обязаны были находиться, в ожидании или различных поручений или направлений на суда, штурманы резерва, отгулявшие свои отпуска, заглянул капитан-наставник из Службы мореплавания. Глядя в бумажку, зачитал фамилии:

- Худобаба, Хмыряев, Криволапов – с вещами на выход! Сегодня вы свободны, а завтра, к восьми- тридцати, как штык – в Службу мореплавания – будет вам специальное поручение.

- Бодяга какая-нибудь, нутром чую. – Проворчал Худобаба, когда троица покинула здание Базы.

Криволапов взглянул на часы. До конца рабочего дня оставалось два часа.
- Эт точно! – Согласился он с Худобабой.- Отпустили на два часа раньше, а завтра, в субботу, припрягут – на целый день. Плавали – знаем. Не первый раз. И именно нас. Троих.
– Может по пивку? Спешить-то всё равно некуда.

Через десять минут троица уже сидела в ближайшей пивнушке.
- А я знаю в чём причина – фамилии у нас приметные – сказал Хмыряев.
- Да уж, фамилиями нас родители наградили «изящными» - поддакнул Худобаба.

- А вы знаете, когда я получал паспорт вместе с корешем, по-исполнении шестнадцати лет, то, значит, выходим мы из паспортного стола, а он меня и спрашивает, мол, догадался ли я свою фамилию подправить, а то видишь ли, звучит она неблагозвучно.
- А как?- Спрашиваю я.
- Ну, например, не Хмыряев, а Гмыряев. Исправил одну букву и – совсем другое звучание!
- Так у тебя, говорю ему, у самого фамилия тоже не весьма благозвучная – Какашин!

- А я поумнее тебя оказался: заполняя документы, я одну букву поменял и теперь я не Какашин, а Какалин! – Похвастался он.

- Да каких только фамилий не бывает. Может, кто читал Соболева «Капитальный ремонт», так там описывается, как на одном эсминце шутник – командир дивизиона сформировал офицерский штат с куриными фамилиями: Курочкиными, Курицыными, Куропаткиными и т.д., а командиром назначил Куроедова!

- Представляю там ихний куриный переполох.
- У нас тоже, когда я был на практике, на учебном судне, старпом был хохмачём, видимо, и поселил в одном кубрике Морозова, Холодкова, Теплюкова и Жаркова!

- Ребята, а помнит, может быть кто- нибудь служившего на наших флотах капитана-корейца с однобуквенной фамилией И?

- Как же, как же! Его ещё баба – охранщица с его пропуском на территорию порта не пропускала – требовала сходить в кадры, фамилию дописать.

- А я, поверите ли, два раза по-жизни с этим И сталкивался. – Сказал Криволапов. Первый раз, когда направили нас на производственную практику из мореходки.

Короче, получили мы с корешем (а он росточком, как и я – не подкачал) в кадрах базы Океанрыбфлот направление на СРТ, где капитанил этот самый И. Но нас об этом не предупредили.
Ну, в общем, прибыли мы на судно, показали направления вахтенному у трапа, чтобы он нас пропустил и стали искать капитана, чтоб вручить наши направления.

Вдруг, глядим, из трюма вылазит какой-то замухрышка-коротышка в грязном комбезе. Ну, мы спрашиваем – где капитана найти, так как в каюте он отсутствует.
А он и говорит, что как раз он и есть – капитан.
Ну, дали мы ему пинка под зад – решили, что схохмить решил над салагами и пошли дальше искать.

Спросили у вахтенного матроса. А тот и подтвердил, что тот самый коротышка и есть капитан и фамилия его – И! Ну мы, естественно, с другом – руки в ноги и по-новой в кадры – слёзно проситься перенаправить нас на другое судно. Вот такая история.

Ну а второй случай – ходил я уже третьим помощником, а И тогда осел в Портнадзоре. И вот, оформляем мы, раз, отход судна в рейс, а оформлял его нам, как раз, этот самый И, уже все тревоги отыграли, все замечания, вроде бы устранили, а И этот всё придирается, гад, и придирается, грозит, что сейчас АИП (акт инспекторской проверки) составит, что судно к выходу в море не готово!

Кэп уже отвёл его в сторонку и тихонько спрашивает, хотя у него всё нутро кипит, чего же тебе ещё надобно, старче. А тот ему так же тихонько, на ушко отвечает, мол, мне, говорит пыжиковая шапка твоего третьего понравилась. Пусть, говорит, он мне её подарит и «ветер вам во все паруса».

Вот ведь, клещ какой оказался. Ну, Кэп – ко мне – выручай, брат, компенсирую, говорит, премию выпишу, застопорит ведь с выходом, неприятностей потом не оберёшься. – Ну и что мне оставалось делать? Пришлось пожертвовать шапку этому козлу, а я её, между прочим, в «Альбатросе» за валюту покупал!

- А где он сейчас, этот И? – Спросил Худобаба.
- Бог его знает, говорят, на повышение пошёл.
- Это как? Ходули нарастил?

И молодые мужики дружно рассмеялись.

Ясным декабрьским морозным днём ехал я автобусом из Волгограда в небольшой приволжский городок. На сиденье рядом со мной расположился невысокий плюгавенький мужичок, лет пятидесяти, внешне напоминающий колхозного счетовода из советских кинофильмов.

Занятый своими мыслями, я не обращал на него внимания, но соседу, видимо, требовалось общение и он первым нарушил молчание.

- Вот ведь, как бывает, - сказал он, - уезжал из дома на две недели, а возвращаюсь – через полгода... .

- А что случилось? Заболели? – Спросил я его.
-Эх, если бы! – Грустно вздохнул попутчик, - в тюрьму я попал... .

- Это за что же?

- Да история произошла со мной такая мерзопакостная, по другому и не скажешь... , - отвечал сосед и начал свой рассказ, видимо, очень захотелось человеку с кем-то поделиться своими переживаниями.

- Получил я, дорогой товарищ, за хорошую работу летом путёвку от своей фабрики в дом отдыха, расположенном в одном живописном месте под Волгоградом, на две недели.
Сам дом отдыха, конечно, был не очень-то: больше на общежитие похож, но место, на самом деле, красивое.

И вот, однажды, будучи в этом доме отдыха, вечерком, выпил я с соседом по палате винца для настроения и пошёл в местный парк посмотреть как молодёжь танцует на танцплощадке.
Бродил возле площадки, смотрел на молодых людей да свои годы молодые вспоминал.
Потом заметил, что за мной ходят два подозрительных молодых оболтуса и, явно, не с добрыми намерениями, как мне показалось.
Не понравился мне такой расклад и решил я вернуться в дом отдыха от греха подальше.
Так, представляете, пока я двигался в том направлении, эти два шпанёнка за мной топали!

Короче, добрался я до своей комнаты на втором этаже, закрылся в ней и сижу. Ну а где-то через полчаса захотелось мне в туалет.

Взял я нож со стола и сунул его в карман. А дело в том, что в туалете на нашем этаже, на двери с внешней стороны отсутствовала дверная ручка, которой эта дверь открывалась. Вот, поэтому, для открытия этой двери у нас на столе в комнате лежал столовый нож с обломанным концом. Он нам дверную ручку заменял: суёшь его в дырку, поворачиваешь, язычок замка отходит и дверь открывается.

В общем, вышел я из комнаты, иду по коридору, а навстречу мне – те самые два пацана!
Зажали они меня в угол, один из них достал нож и деньги они требуют у меня.
Эх, был бы я трезвым, да знал бы чем всё это для меня закончится, отдал бы им все свои несчастные гроши, да, как говорил, был малость выпимши, а потому и расхрабрился.

Крикнул я им, с какого, мол, перепугу я буду вам свои кровные денежки отдавать, дармоедам, выхватил из кармана тот злополучный нож и саданул им сначала одному в пузо, а потом – другому... .

Попутчик на какое-то время задумался, а я молча ждал продолжения его рассказа. Но тот молчал, как бы погрузившись в свои невесёлые думы.

- Ну, а что потом? – спросил я его.

- Потом? – Как бы, очнулся сосед, - потом был я, как в каком-то трансе... ; один из этих двоих упал, а второй – убежал, держась за живот..., дежурная с первого этажа вызвала милицию и скорую...; меня повязали и сначала – в «обезъянник», а потом – в волгоградский СИЗО, где я и просидел четыре месяца до суда. Затем суд, где дали мне два года «химии», то бишь, условный срок, за «превышении прав самообороны»... . Два месяца я уже отбыл, отработал на Волгоградском тракторном чернорабочим, а сейчас, вот, за хорошую работу отпустили на Новый год домой, к семье... . А после Нового года надо будет сразу возвращаться на свою «химию», срок дальше «тянуть».

- Даа, ну и отпуск у вас вышел, врагу не пожелаешь, - сказал я, - а почему же «превышение» вам определили на суде и что так долго вас в СИЗО держали: неужели так сложно было расследовать ваш случай?

- А «превышение» мне засчитали, - отвечал сосед, - потому, что оба этих хулигана несовершеннолетними оказались – это во первых, а во-вторых, если одного из них я поранил легко, то второй, который упал, получил серьёзное ранение: я, оказывается пропорол ему желудок; была сделана ему серьёзная операция. Он, слава Богу, выжил, но его родители на суде орали и требовали для меня расстрела!
А следствие долго шло вот почему. Понимаете ли, у следователя, который расследует какое-либо дело, будь оно простое или сложное, есть лимит времени, которым он располагает, и этот лимит – как раз эти четыре месяца. И если он в течение этого лимита расследование не завершает, то его начальство начинает дёргать, а так – разобрался, допустим, со мной он за день-другой и сидит себе покуривает: зачем ему моё дело в суд передавать? Чтобы ему новое подкинули? И плевать ему, что я, возможно, невиновный парюсь в тюряге среди всяких отморозков... .

- Тяжёлый контингент вас окружал? – Спросил я.

- Не то слово..., - отвечал попутчик, покосившись в мою сторону, - хотя встречались и такие, как я, «самооборонщики».
Одного, вот, что со мной в одной камере сидел, из-за Волги привезли, из Калмыкии – двух калмыков зарезал... ,

- За что же это он их? По – пьянке? – Поинтересовался я.

- Да не... . В их деревне, калмыцкой, всего две русских семьи проживало, причём в разных концах деревни. И вот одному из русских мужиков понадобилось кабанчика заколоть, а второй – как раз и был спецом по этому делу, его все жители деревни приглашали, когда надо было кому свинью зарезать за магарыч ну и, там, ещё рассчитывались, как принято, субпродуктами от свиньи какими-то... .
Вот и позвал мужик того земляка кабана резать.
Одним словом, сосед пришёл, кабанчика завалил, получил то, что ему причиталось, обмыли они это дело, и ушёл, а большой и острый нож свой, которым кабана резал, забыл в доме клиента, на подоконнике в горнице оставил.

Хозяин лёг спать, но среди ночи проснулся от шума и крика, выскочил из спальни в горницу – а там жена его спала на кушетке – глядь, а два калмыка, чужие, не из ихней деревни его бабу тянут к выходу, то-есть, как бы, умыкнуть хотят, сволочи! А с ними – ещё один, здоровый, стоит, нагло смотрит на мужика и ухмыляется.
Понял мужичок, что с пустыми руками ему с этой троицей не совладать, огляделся по сторонам – что бы такое в руки схватить, какое оружие, чтобы бабу свою отбить.
Сперва на глаза ему попался будильник. «Нет, не годится» - подумал мужик. И тут, заметил он ножик, что оставил свинорез на подоконнике! Схватил он его, да всадил по-очереди тем калмыкам, похитителям его бабы! Да так получилось, что обоих сразу и наповал!
Вот ведь как бывает в жизни: на любимого кабанчика рука не поднималась, а двух человечков завалить из-за родной бабёнки, получилось – на раз плюнуть... .
Ну а третий, который ухмылялся, убежал, гад.

- И что ему присудили, мужику тому? - Спросил я.
- Да не знаю, я, что ему присудили: перевели его потом в другую камеру, - отвечал сосед.
- Ну, этот парень был один из немногих, которому можно было посочувствовать. А вот другие были – отморозки, как правило, ещё те...; узнаешь, за что сидит и думаешь: как подобных сук земля на себе носит... .
Сидел со мной один знаешь за что? Ходил, гад, ночью по Волгограду с клещами, останавливал прохожих, заставлял открывать рот и, если видел у них во рту золотые зубы, то этими клещами их и вырывал!
А у другого, забава была: по ночам ходил по подъездам домов и поджигал двери квартир, поливая их бензином... . Да много там всякой мрази, в тюряге этой, вспоминать не хочется, ей богу... .

- Ну а на «химии»? – Снова задал я вопрос.
- На «химии» сидят, в основном, кто по-мелочи попался, за «хулиганку» всякую...; там, в общаге той, где мы живём, всё ментами контролируется: подрался, например, или нарушаешь «комендантский час», то есть, не являешься на перекличку к 21 часу – «химию» переигрывают на зону «одной левой», что называется, - пояснил попутчик.

- А много ли ваших «химиков» на тракторном? – Опять спросил я его.

- Сдаётся мне, мил человек, их там столько, - ухмыльнулся попутчик, - что если их всех оттуда убрать, то завод остановится!

- Представляю, - сказал я, как тоскливо было вам в том СИЗО... .

- Знаете что, - сказал попутчик, - вот, пока ходишь по городу, на работу, там, в магазины среди нормальных людей и тебе кажется, что все люди нормальные, здоровые...; попадёшь в больницу и проваляешься в ней долгое время и кажется тебе, находясь в ней, что весь мир – больной, что в мире есть только две категории людей: больные и среди них – малость медиков.
А попадёшь в тюрьму и уже через, какой, месяц будет тебе казаться, что нет на земле других людей, кроме преступников.

Раскинулось море от неба до самого неба,
Раскинулось море от кромки до кромки земли,
Есть берег цветущий, где я никогда ещё не был,
И есть где-то суша, где я уже был на мели.

Под солнцем палящим, под флагом страны непонятной,
Несусь я куда-то, плыву от зари до зари
И нет мне теперь уж дороги в Россию обратно
И мне неуютно в объятьях старушки Земли.

Здесь двери не надо свои закрывать на запоры,
Здесь люди, как дети - никто не пойдёт на обман,
Но путь наш в порты, где живут проститутки и воры,
Где кормит их вечно - дырявый матросский карман.

А море, как женщина - мАнит тебя и ласкает,
Потом ни с того, ни с сего вдруг встаёт на дыбы
И жизнь моя здесь, наконец, потихоньку растает,
Недолго осталось до самой глубокой воды.

И два смуглых сына далёкой страны - Филиппины,
Меня аккуратно опустят в струю за кормой,
Но я к ним вернусь, может чайкой, а, может, дельфином
И путь проложу им обратно в Манилу - домой.

И буду хранить их, как прежде, от рифов и мелей,
За преданность эту, за эту ко мне доброту
И буду я плыть и лететь с ними дни и недели
И кто-то меня, может, вспомнит однажды в порту.

И скажет: - делил вместе с нами он радость и горе,
Простились мы с ним, когда солнце пошло на закат,
Он ждёт нас теперь там, где сходятся небо и море,
Давайте помянем его, он такой же наш брат.
...........................................
Раскинулось море от неба до самого неба,
Раскинулось море от кромки до кромки земли,
Есть берег цветущий, я там никогда ещё не был
И есть где-то суша, где я уже был на мели...

Из правдивых рассказов ветерана флота Тимура Фомича Ненарокова.

Итак, друзья мои, у меня к вам вопрос: кто из вас бывал в Африке? Поднимите руки.
Ага, никто, значит. А ваш покорный слуга побывал там во множестве портов со всех её сторон. Но и вы не отчаивайтесь, побываете вы и в Африке и в портах других континентов, если не разочаруетесь раньше времени в выбранной вами морской профессии.

А я там не только побывал, но и испытал различные приключения, самым неприятным из которых было оказаться в качестве заложника в Нигерии. Но об этом случае я вам поведаю в другой раз. А сегодня моя задача рассказать вам об одном случае, из-за которого двое уважаемых людей оказались на грани истерики и натерпелись немалого страху.

Ну так вот. В ту далёкую пору служил я старпомом в РПК – в ремонтно-подменной команде. Такие команды базировались в иностранных портах, куда заходили советские рыболовные суда для отдыха и подмены экипажей, пополнения снабжения, мелкого ремонта. А РПК как раз там и осуществляли межрейсовое техническое обслуживание (МРТО) подменяя основной экипаж, примерно, недели на три и, если это требовалось, то принимая судно в одном порту, перегоняли его в другой, где сдавали вернувшейся назад команде.

Наша РПК, состоящая из 25 человек, занималась межрейсовым ремонтом судов поочерёдно в Сенегале и Анголе, в портах, соответственно, Дакаре и Луанде. В Анголе в ту пору шла непонятная войнушка между правительственными войсками и оппозиционной «Унитой», по ночам в городе постреливали, а ночью проблемно было уснуть – военные катера шастали между стоящими на рейде судами и бомбили акваторию глубинными зарядами – против подводных диверсантов, ибо время от времени эти злодеи умудрялись кого-то и подрывать.

Правда, наши рыболовные суда были для них – мелочь и если уж совершалась диверсия, то против транспорта приличного тоннажа. Присутствовали в заливе и советские военные корабли.

На берег в Луанде мы сходили редко: во- первых местное население нас ненавидело (за исключением военных, для тех мы считались союзниками), видимо, было настроено антиправительственно и, бродя по жаре в нищем городе между закрытыми или пустыми магазинами в редкой кафешке у нас перед носом захлопывали дверь и даже за деньги нельзя было купить простой воды. Не потому, что её там не было, а вот из-за таких к нам «тёплых» чувств. А вот для кубинцев, которые там воевали, мы, наоборот, были «братушки».

И посему, мы в свободно время садились на судовой катер и выгребали на пляж. А пляжи в Луанде в ту пору были, можно сказать, шикарные и почти пустые. А иногда приняв судно в Луанде, мы гнали его в порт южнее, в порт Лобиту, на докование, если плавдок в Луанде был занят.

Там, в доке нас охраняли два автоматчика, поскольку линия фронта проходила в джунглях где-то совсем рядом.

Но это я так, к слову, поскольку история, о которой я хочу рассказать, случилась не в Анголе, а в Сенегале, в порту Дакар.

Короче, в нашей конторе нам планировали на рейс (3-4 месяца) так называемую «цепочку» - последовательную разнарядку судов, которым мы должны устроить это самое МРТО. Мы прилетали из дома в базовый порт, принимали у постоянной команды судно с приёмо-передачей под роспись и печать всего судового имущества, судокоманда нам вручала заранее подготовленную ремонтную ведомость и улетала домой, на отдых, а мы впрягались в работу.
Машинная команда под контролем стармеха, усиленная дополнительным штатом дизелистов, перебирала, регулировала и ремонтировала судовые механизмы, а палубная команда под моим контролем производила покраску судна, палубные и сварочные работы.
На мне ещё лежала, как обычно, обязанность организации вахтенной службы, а в Африке, кто не знает, спать на вахте, смерти подобно, проспишь – проснёшься в одних трусах, обнесут и не скрипнут! Жульё-с.

Ну, а капитан, как и положено, осуществлял общее руководство этим процессом. Ремонтом естественно.

Затем, по возвращению основного экипажа, они давали оценку нашим трудам, от которой зависело – тянем мы на премию или нет.

Сдав судно экипажу, мы пересаживались на другое, потом на следующее и так до конца всей «цепочки», после чего возвращались домой на отдых, а вместо нас в работу включалась другая РПК.

Ну так вот, а по выполнении ответственных работ или согласно подошедшим срокам мы обязаны были предъявить судно – его корпус, механизмы, устройства и т.д. представителям контролирующего органа – инспекторам Морского Регистра Союза ССР, которые или сидели с нами в этом порту или специально прилетали в командировку для проведения данной рутины.

Тогда, как раз, два таких товарища только недавно прилетели и чего-то там у нас проверяли.
В порту Дакар, в ту пору, обстановка была несколько другая, чем в Луанде: свободно можно было гулять по городу, отовариваться, ходить на городской пляж. Но за карманами надо было следить в оба! Карманники там – высшей квалификации и, такое впечатление, что – каждый второй. А лучше всего – ничего в карманах не носить. У меня, так, был потайной карман – с внутренней стороны брюк, в который можно было залезть только расстегнув ремень.

А ещё, для наших рыбаков там существовала, так называемая, «база отдыха», финансируемая Минрыбхозом, которую мы частенько посещали. Территория базы ограждалась высоким забором, на территории росли пальмы и ещё какие-то экзотические деревья. За садом ухаживал местный сторож-садовник – сухощавый негр неопределённого возраста. Ещё там стоял трёхэтажный домик с бильярдом, настольным теннисом и коллекцией книг на русском языке.
Во дворе, также был расположен довольно просторный бассейн. Но, кто желал, мог пойти искупаться в океане: берег находился в 100 метрах от базы.

В те времена экипажам выделялись так называемые «культмассовые» - не очень большие деньги, но их хватало рыбакам в редкие заходы рыболовных судов в инпорты для проведения экскурсий и осмотра достопримечательностей. В Дакаре, иногда, мы совершали такие экскурсии и нас всегда сопровождала гид – узбечка, эмигрировавшая в Сенегал, выйдя когда-то замуж за сенегальца.
Во все поездки она брала с собой сынишку (видимо, не с кем было оставить дома) – лет шести, весь ровного цвета «кофе с молоком» от кончиков пальцев, до кучеряшек на голове. Ну, игрушка-игрушкой!

Какие там достопримечательности? Мне думается, что повидал я их все: Золотая деревня, розовые озёра, ботанический сад, зоопарк, ну ещё, достопримечательностью считается дакарский подходной маяк – туда тоже возят экскурсантов.

В общем, собрались мы, однажды, на очередной отдых. Подали заявку и представитель Минрыбхоза подогнал к нашему причалу автобус с гидом-узбечкой.

Отправились мы сначала в Золотую деревню, кое-кто прикупил там сувениров, ну а потом – святое дело – на базу отдыха. В нашей компании оказались и два вышеупомянутых инспектора Регистра. Они, как я понял, приехали недавно и в вообще в Дакаре были в первый раз.

В душном помещении редко когда находились желающие торчать, в бассейне, припахивающим хлоркой – тоже и мы, а было нас всего человек шестнадцать, дружною гурьбой отправились на пляж, а гид на автобусе укатила по своим делам, предварительно договорившись с нами о времени окончания отдыха. То-бишь, во сколько нас забрать – приехать.

Плескались, мы, ныряли, загорали и уже где-то ближе к концу отдыха один из инспекторов ободрал себе ногу об ракушечник и решил вернутся на базу, поскольку с царапиной открытой в этих местах лучше не шастать – там водится такая муха, которая может отложить яйца в ранку и потом развиваются из них личинки по всему телу и человека уже не спасти.

А этот товарищ, как я понял до этого, очень пёкся о своём здоровье и раза три меня спрашивал, какова вероятность нарваться тут на малярийного комара. (А вероятность такая, увы, существовала). Ну и сотоварищ его, естественно, двинулся с ним.

Короче, вернулись они на базу, инспектор ранку заклеил и стали они шарахаться по участку в ожидании окончания культмероприятия. Кроме них там находился лишь сторож-садовник. Который, сидя на корточках, ковырялся в цветочной клумбе.

Тем временем, наши друзья подошли к какому-то дереву на котором висели яркие и сочные плоды.
-Попробуем? - Спросил один.
- А они съедобные? – В свою очередь спросил раненый.
- Да вряд ли в саду будут выращивать всякую дрянь – ответил приятель, сорвал и с наслаждением впился зубами в сочную мякоть неизвестного плода.

Раненый тоже решил рискнуть и оба приятеля стали наслаждаться вкусом экзотических плодов, которых никогда не пробовали.

Наевшись вдоволь, пошли бродить они дальше по территории базы.

- Слушай, а давай спросим у садовника, как дерево называется.
- А он по-английски-то понимает?
- Да чего там по-английски, они тут многие по-русски балакают.

Друзья приблизились к садовнику и спросили его, как называется это дерево с такими вкусными плодами.
- «Смерть европейцам» - меланхолично отвечал садовник.
- Как? Почему? – в ужасе закричал раненый, но садовник непонимающе улыбался и разводил руками.

Не знал он ни по-русски, ни по-английски ничего, кроме названия своих растений.

Раненый инспектор был близок к истерике, второй был спокойнее, но в лице изменился.
- Так, сказал он, не паникуй. Прежде всего, надо вызвать рвоту. Давай – два пальца в рот! На глазах у изумлённого садовника оба приятеля засунули себе по два пальца в рот и начали дружно давиться, пытаясь вызвать рвоту и выпучив глаза.

Получалось у них плохо.

- Бежим в дом! Надо выпить много воды, а потом вызывать рвоту!
- Бежим! Оба друга припустили к дому.

Вошедшая во двор гид увидела странную картину: два солидных мужика, согнувшись в три погибели, стоя за углом дачного дома засунув пальцы в рот опорожняли желудки. Первая её мысль была : «О господи! Отравились!».

Узнав, наконец, в чём дело, гидша, успокоившись, присела на скамеечку и объяснила испуганным страдальцам, что нет места для паники, название этого дерева по латыни звучит по-другому, а название «Смерть европейцам» местное и присвоено оно аборигенами этому дереву потому, что цветёт оно – в сезон тропических дождей, когда на европейцев нападают хвори, а местным – хоть бы что!

Вот такая поучительная история, мои молодые друзья, случилась когда-то в африканском Дакаре.
А в чём поучительна? А в том, что не всякую грушу можно скушать!

Раньше, вон, на столбах надпись висела «Не влезай – убьёт!» А в Африке таких надписей нет, особенно на деревьях. И хорошо, что всё хорошо тогда закончилось.

Боритесь за живучесть и берегите себя.

К О Р А Б Л Ь Д У Р А К О В
ИЛИ ЕЩЁ ОДНА БЕСЕДА О ВРЕДЕ ПЬЯНСТВА.
Из правдивых историй, рассказанных ветераном флота Тимуром Фомичом Ненароковым.

Итак, дорогие мои молодые друзья, речь у нас сегодня пойдёт о вреде «зелёного змия». Тема, конечно, избитая и навязшая в зубах, но... вечно актуальная, как и борьба с коррупцией.

А в наше теперешнее время, когда экипажи судов сокращены до немыслимого прежде минимума, когда, не дай Бог, кто-то вдруг по-причине «бодуна» «выпадет из обоймы», такая ситуация может быть чревата весьма непредсказуемыми, а то и трагическими последствиями.

В те далёкие годы, о которых пойдёт речь, а это – шестидесятые годы прошлого века, рыбная промышленность Советского Союза бурно развивалась. Строились для неё, как в стране, так и за рубежом многочисленные рыболовные суда, рыбообрабатывающие и консервные плавзаводы и плавбазы, морозильные суда, а также транспорта-рефрижераторы, ну, и вспомогательный флот – танкеры, буксиры, суда-спасатели, инспекторские и прочие. Существовали в ту пору и китобойные флотилии, но деятельность их начинали потихоньку сворачивать, а потом и прекращать, в связи с запретом на промысел китов, а китобазы переделывать в рыбоконсервные заводы.
И на всю эту армаду требовалась огромная армия плавсостава: капитаны, штурманы, механики, электромеханики, электрики, рефрижераторные механики, радисты, технологи, тралмейстеры, рыбмастеры, наладчики, мотористы, турбинисты, котельные и трюмные машинисты, рыбообработчики, ну, и конечно же, «гегемоны флота» – боцманы и матросы.
А где взять всех этих специалистов? Не с улицы же первых встречных, как описывали старые маринисты – подпаивали бродяг в кабаках, а потом те очухивались уже на судёнышке в открытом море. Хотя на Дальнем Востоке, откровенно говоря, порой экипажи формировали, чуть ли не таким же способом.
Хочу заметить, что речь идёт о промысловом флоте, в торговом флоте страны, подведомственном Министерству морского флота, а не Министерству рыбного хозяйства, обстановка обстояла полегче – такого бурного развития флота не отмечалось, не было напряжёнки с кадрами, и вся деятельность этой отрасли шла, как по рельсам. Но стихия есть стихия, случались и там и столкновения и гибель судов, но, конечно, не в таких масштабах, как на судах рыболовного флота, которых в шестидесятых, не ошибусь, если скажу – было уже на порядок больше, чем судов торговых, а может быть, и ещё больше.

Согласно статистике, в ту пору на Дальнем Востоке, в среднем, ежегодно терпело аварии, тонуло, пропадало без вести – двадцать советских рыболовных судов различного тоннажа с частичной или полной гибелью экипажей.

Специалистов для рыболовного флота готовили созданные за короткий срок, чуть ли не во всех портах Союза, мореходные училища рыбной промышленности (не путать с училищами ММФ), причём, два из них – высшие – в Мурманске и Калининграде. А также готовились спецы в институтах, техникумах, мореходных школах, учебно-курсовых комбинатах; кроме того, на рядовые должности брали «дембелей» с военного флота, на соответствующие специальности.
Среди комсостава рыболовецких судов встречались и бывшие офицеры, окончившие училища ВМФ.
Но, несмотря на это, казалось бы, обилие учебных заведений, кадров в рыбной отрасли катастрофически не хватало в ту пору, и не столько в европейской части Союза, как на Дальнем Востоке.

И по этой вот причине формировались команды дальневосточных рыболовных судов, зачастую кем попало, так как суда нередко простаивали из-за отсутствия даже минимального штата, необходимого для получения разрешения на выход в море.
Специальные вербовщики разъезжали по городам и весям Союза, проводя так называемые «оргнаборы» рыбообработчиков и рыбообработчиц как на плавзаводы, так и на береговые рыбокомбинаты Дальнего Востока.

Приём на работу на суда на Востоке, по сравнению с Западом, был упрощён до предела. На Западе для выхода в море даже не визированным морякам, без захода в инпорты, всё равно требовалась некая «виза 2», чтобы иметь право выйти в нейтральные воды, ну, а уж, если судно имело заходы в инпорты, то на нём трудились люди, обязательно обладающие «Паспортом моряка», то есть, визированными по первой визе, чтобы получить которую, требовалась длительная процедура, не буду вас утруждать подробностями какая, скажу лишь, что окончательный вердикт – открывать её или нет конкретному лицу – определял КГБ и если человек был судимым или он или его родственники, согласно анкете, были «в оккупации, окружении, служили в царской или белой армии, состояли в антипартийных группировках» и т.п., то визы в загранплавание ему было не видать, как собственных ушей.

На Дальнем же Востоке, требования к плавсоставу были гораздо мягче и те, кто не отвечал критериям западным, но мечтал о морской романтике, мог реализовать свои мечты на Востоке, но, опять же, дорога в заграничные порты ему была закрыта.

Мало того, капитаны восточных рыболовных судов в то время пользовались огромными полномочиями и, в отличие от капитанов западных, обладали правом набирать в штат судна рядовой состав собственноручно, а также списывать его с судна, как говорится, «без суда и следствия». Бывали случаи, если команда вдруг начинала «бузить», то, к примеру, капитан траулера владивостокской приписки, зайдя по-ходу в Петропавловск, списывал всех матросов и набирал там же новых!

Приём на работу зачастую выглядел так. Приходит человек на судно, стоящее в порту и спрашивает:
- Капитан, матросы нужны?
- Нужны! – Отвечает капитан. - Медкнижка, паспорт, военный билет, трудовая книжка есть?
- Есть!
- Давай их сюда, получи робу у боцмана и приступай к работе. После чего капитан пишет приказ по судну о приёме данного лица на работу, помощник капитана включает его в Судовую роль, копии этих документов отправляются в контору, где новый работник оформляется уже, как работник данной организации. Некоторые морячки, даже и не знали, где сама контора находится, поскольку зарплату экипажу на судне выдавал «кассовый» - 3-й помощник капитана.

Для чего я всё это так подробно рассказываю? А чтобы было ясно вам, дорогие друзья, как могло случиться то, о чём я вам поведаю ниже. Ведь зачастую на дальневосточные рыболовные суда принимали такой народ, который уже ни одно береговое предприятие в данном порту к себе на работу не принимало.

Ну, а теперь, перейдём, непосредственно, к нашей истории.

Существовала в ту пору во Владивостоке контора, называемая - «Крабофлот». Да, да, вы правы, она добывала дальневосточного краба в Охотском и Беринговом морях и делала из него консервы, но только в период крабовой путины – где-то три месяца в году. А в остальное время года добывающие суда той конторы ловили рыбу, креветок, а плавзаводы переходили на производство консервов уже из этого сырья. А внутри самой этой конторы существовала другая, дочерняя, так называемая МТСК – Морская транспортно-складская контора, которая имела свой флот, выполнявший вспомогательные функции: три небольших сухогруза и два небольших танкера-водолея. Сухогрузы доставляли снабжение судам на промысел, а водолеи – питьевую воду. Водолеи назывались «Акша» и «Аган».

Если допустить, исходя из вышеизложенного, что на СРТ «Крабофлота» (А добывающими судами там были СРТ – средние рыболовные траулеры) контингент плавсостава был ещё тот - «сорвиголовы», как говорится, в МТСК – вообще полный «отстой»: там искупал свою вину народ, проштрафившийся на СРТ. А штрафными те суда были потому, как на СРТ, в случае рыбацкой удачи можно было заработать какую-то денежку, то на судах МТСК – лишь «голый» оклад, плюс районный коэффициент - 1,3.

Исправившихся моряков, прошедших испытательный срок, возвращали на добывающий флот, а продолжавших злостно нарушать дисциплину, увольняли по сорок седьмой статье.

Ну, так, вот. Однажды, тёплым майским вечером, ТМ (танкер морской) «Аган», ошвартованный в бухте Диомид, порта Владивосток, у причала - недалеко от диспетчерской «Крабофлота», готовился к выходу в море, на ремонт в бухту Гайдамак, расположенную между Владивостоком и Находкой.

Посёлок Гайдамак представлял собой обычную прибрежную деревню с единственным деревянным тротуаром на единственной улице, но зато там располагался судоремонтный завод, ремонтировавший малотоннажные суда и рыбколхоз имени какого-то партсъезда.

Команда «Агана» была к тому моменту на борту вся в сборе и в обычном для этого судна предотходном состоянии – изрядно навеселе. Отсутствовал, пока что, капитан. Но ему, как главному начальнику на корабле, не грех было и задержаться.

Третий штурман уже оформил отход судна, машина готова, народ ждал команды. Старпома провожала беременная супруга, находившаяся в его каюте. Старпом также был «под мухой», но ещё – в рабочем состоянии. – Аня, - сказал он жене, пойду-ка я на мостик, свяжусь с диспетчером. Что-то кэп долго отсутствует. Ушёл.

К месту будет заметить, что капитан «Агана»- Буряк А.В. был из той породы начальников, которые «ногами топают и дверями хлопают», то есть из самодуров, порой доводящих народ до «бунта на корабле». И к описываемому моменту многое чего накопилось у его подчинённых к своему начальнику.

Не успел старпом подняться на мостик, как капитан, также изрядно «подшофе» появился на борту и сходу двинулся в каюту старпома, узнать обстановку. Увидев там постороннюю женщину (а с женой старпома он знаком прежде не был) начал, в своей манере топать ногами и орать:

- Развели бардак на судне! Не допущу наличия шлюх на борту! И в том же духе.
Несчастная женщина упала без чувств. Придурошный кэп плюнул, хлопнул дверью и убежал в свою каюту. Спустившийся с мостика старпом, увидев супругу без сознания, схватив графин с водой, стал приводить её в чувство, как умел. Наконец, она пришла в себя.

- Что случилось? – Спросил он жену. Ну Анна и поведала ему о происшедшем. Вне себя, старпом метнулся к капитанской каюте. Взревев, аки дикий зверь, старпом сбил капитана с ног, повалил на палубу, молотя куда попало, не обращая внимания на его визг.

Услышав шум в капитанской каюте, второй помощник выскочил из своей и направился в сторону источника шума. Войдя в каюту, с удовольствием узрел этот процесс возмездия.

- Второй! Выручай! Чего стоишь?! – Заорал капитан. Однако ж, второй, хотя ещё не так долго прослуживший на танкере, но уже немало настрадавшийся от самодурства «фюлера» - так между собой звали моряки своего кэпа – подключился к экзекуции.

Изрядно отмутузив начальника, выволокли его на палубу, подключившийся к данному действу матрос нёс за ними чемодан, с которым «фюлер» прибыл на борт. Пнув вниз по трапу кэпа и швырнув на причал вслед ему чемодан, подняли трап.
Избавившись от узурпатора, и, ощутив себя главным на корабле, старпом принял командование на себя.

- По местам стоять, со швартовов сниматься! – Вскоре раздалось по трансляции танкера.

Побитый капитан сидел на причале, на своём чемодане и плакал пьяными слезами, наблюдая, как его посудина медленно отваливала, но без него! Он и представить себе не мог, что его, как он любил говорить команде – «на судне я для вас второй после Бога!», как щенка вышвырнули пинками с родного судна.
Судно в пролив Босфор Восточный выводил старпом, забыв по-пьянке включить ходовые огни.

По этой причине на военной брандвахте, контролирующей пересечение судами границы порта, выход судна в море, из-за недостаточной бдительности поста в ночное время не был замечен, запрос не был сделан и в журнале не зафиксирован. Боновое заграждение оказалось открытым и ТМ «Аган» беспрепятственно вышел в пролив.

Беременная супруга, успокоившись, дремала в старпомовской каюте. Капитан Буряк, «проводив» судно, продолжал сидеть на чемодане, тупо размышляя, о том, что теперь предпринять. Затем, тяжело вздохнув, подхватил чемодан и поплёлся в диспетчерскую. В это время его родной «Аган» уже выходил из пролива и разворачивался на зюйд-ост, в сторону порта Гайдамак.

Капитан Буряк, зайдя в диспетчерскую, плюхнулся на стул у стола диспетчера и горько всхлипнул.

- Что случилось? – Спросил дежурный диспетчер.
- Видишь – меня избили и судно угнали!
- Как угнали? Куда угнали?
- В Японию угнали!
- Да ты в своём уме? – Заорал диспетчер. – В какую Японию? – Ты что – пьян?
- Ну, так пойди, проверь, нет судна у причала!

- «Аган»-«Аган» - ответь «Рубину»! – Уже орал диспетчер в микрофон. Но все попытки дозваться танкер были безрезультатны. ТМ «Аган» сохранял полное радиомолчание.

- Что же делать, что теперь делать, - бормотал капитан Буряк, прикрыв лицо ладонями.

- Да, уж, - сказал диспетчер, представляю, шороху будет теперь по всему «Крабофлоту». – Но я сомневаюсь, что они в Японию погнали – зачем японцам эти придурки с их ржавым корытом? Они же, ведь, в Гайдамак отход оформляли? Наверное туда и двинули. Может не стоит заранее шум поднимать? Через несколько часов, к утречку, они должны уже быть там, а я свяжусь сейчас с ихним портнадзором, чтобы информировали нас о прибытии «Агана» на СРЗ, а ты, утренним автобусом подскочишь туда, всех построишь и всё уладишь? Диспетчер задумался. - Хотя нет, руководство всё равно надо известить, мало ли что. А вдруг, действительно подались к японцам? Тогда я крайним окажусь, что вовремя тревогу не сыграл. А в Гайдамак я сейчас попробую позвонить.

Диспетчер позвонил в портнадзор СРЗ Гайдамака, затем информировал Главного капитана Управления «Крабофлот». Короче, информация, несмотря на позднее время, пошла по цепочке, вплоть до начальника «Крабофлота». Начальство Управления, как говорится, «поставленное на уши» не спало, ждало утра и известий из Гайдамака.

В пять часов утра судно зашло в порт Гайдамак и привязалось к свободному причалу на окраине СРЗ, ни с кем не связавшись и никому о своём прибытии не доложив. По правилам, по прибытию на СРЗ, судно должно было оформить приход у дежурного инспектора портнадзора, находившегося на территории завода, предъявив Судовую роль и отметившись в Книге приходов. Однако, вместо этого, экипаж, затарившийся спиртным во Владивостоке перед отходом (напуганный слухами о том, что в Гайдамаке – сухой закон), дружно впал в запой.

Утром Главный капитан «Крабофлота», не дождавшись звонка из Гайдамака, позвонил туда сам.

- Ну так что, не заходил к вам «Аган»? – Спросил он инспектора портнадзора – жёлчного старика, ветерана флота, считавшего всех окружающих «салагами» и «бакланами».

- Нет, не заходил, - ответил тот, заглянув в Книгу приходов.
- А вы проверьте, может быть они уже ошвартованы, просто не успели приход оформить. Проверьте причалы.

«Будет мне ещё какой-то салага указывать, что делать» - подумал инспектор, выглянув окно. Естественно, что танкер он не узрел, поскольку тот был ошвартован у дальнего пирса, не видимого из окна и ответил:
- Не надо учить, сынок, у нас служба поставлена, не то, что у вас во Владике, и мы всегда в курсе, какие суда тут налицо!
- Ну хорошо, хорошо, - сказал Главный капитан, - если вдруг появится, очень вас прошу сразу же нас известить.

- Не беспокойтесь, - ответил старый ворчун и положил трубку.

Сменщиками инспектора были такие же старые мухоморы-пенсионеры, бывшие капитаны СРТ и конечно же по причалам они не бродили, а оформляли приходы-отходы, не выходя из своей будки и поэтому экипаж «Агана» спокойно себе «водку пьянствовал» отмечая то ли предстоящий ремонт, то ли свержение узурпатора.

В «Крабофлоте» же воцарилась паника. Через военное руководство был заказан военный же самолёт, который вылетел в сторону Японии. Долетев до Сангарского пролива, разделяющего японские острова Хоккайдо и Хонсю и, не обнаружив под собой ничего похожего на «Аган», самолёт вернулся назад ни с чем.

Тем временем, команда «Агана», пропьянствовав два дня, на третий день приступила к похмелью, благо спиртного для полноценной пьянки уже не оставалось, а только лишь – на похмелье.

А в конторе к концу третьего дня начальник «Крабофлота» тов. Карякин собрал экстренное совещание. На этом совещании уже было ставился вопрос об объявлении ТМ «Аган» без вести пропавшим вместе с экипажем.
Однако, по прошествии трёх дней, более или менее протрезвев, старпом вспомнил, что до сих пор не оформлен приход судна , и отправил третьего помощника с документами в портнадзор.

Мухомор – инспектор сдержал-таки слово и позвонил в Службу мореплавания «Крабофлота».

Через полчаса, сам Главный капитан «Крабофлота» уже мчался на такси в Гайдамак!
Ну, а потом, сами понимаете, было расследование с пристрастием и вскоре на все суда «Крабофлота» был распространён приказ по Управлению «О хулиганском угоне ТМ «Аган»».

Короче, в этом приказе, после более краткого, чем в моём рассказе, описания событий, был озвучен приговор:
- Капитана – за нетактичное обращение с женщиной – разжаловать во вторые помощники;
- Старшего и второго помощников капитана за хулиганский угон ТМ «Аган» лишить морских дипломов на шесть месяцев.

А насчёт пьянства? Насчёт пьянства в том приказе не было ни слова, потому, что за пьянство тогда на Востоке увольняли редко, иначе некому было бы работать.

Но не потому ли там и гибло ежегодно тогда в среднем двадцать рыболовных судов, с частичной или полной гибелью экипажей?

А мне кажется, дорогие друзья, что иногда и поэтому, и когда-нибудь я расскажу вам историю такого кораблекрушения, в которое попал мой приятель.

Встретил однажды дружка
Я у пивного ларька,
Мы пообщались слегка
И он мне сказал - ну пока,

Место под солнцем искать
Мы отправляемся в путь,
Чем в кабаке пропадать,
Уж лучше - под солнцем тонуть!

Чайки летят высоко,
Есть, ведь, на свете земля
И не совсем далеко,
Но шторм - на пути корабля.

Чайки, скитальцы морей,
Взмыли, почти, в облака,
Ветер и волны сильней,
Боже, храни моряка!

Сыплет морзянкой радист:
Видимо что-то стряслось,
Ветер заходит на свист,
Словно разносит их SOS.

Жизнь одного спасена,
Вот он - лежит на песке,
Слабо наколка видна
На посиневшей руке.
........................
Встретил я снова дружка
В порту у пивного ларька,
Он не смотрел мне в глаза,
А на прощанье сказал:

-Ты можешь меня презирать,
Но я сомневаюсь чуть-чуть,
Что хуже в пивной пропадать,
А лучше под солнцем тонуть.

Я посмотрел на бича:
С кружкой дрожала рука,
Синий пунктир у плеча:
"Боже, храни моряка".

В купе поезда Москва- Архангельск своё место я занял первым. Затем подтянулись и остальные попутчики. Ими оказались: два железнодорожника, направлявшихся в Ярославль на какой-то свой железнодорожный «сходняк» и командировочный – инженер, спец по каким-то металлам, симпатичный мужчина интеллигентного вида, на вид не старше сорока.

Вагон наполнялся другими пассажирами, гражданских было среди них мало, в основном это были свежеиспечённые лейтенанты-лётчики, выпускники, теперь не помню какого училища, да, это полагаю и не существенно. Направлялись они в Архангельск и, как потом выяснилось, не сразу к месту службы, а, пока лишь, к месту распределения по гарнизонам. Некоторые были с молодыми симпатичными жёнами, наверное, самые продуманные.

Среди немногочисленных гражданских пассажиров выделялись два туркмена, везших на продажу в Архангельск какой-то «скоропорт» в «подпалубном» холодильнике по договорённости с проводницей.
В ту пору, а это были восьмидесятые годы, в Архангельске было довольно голодновато, а в популярном гастрономе «Соловецком» висело объявление: «Мясо и масло отпускается только по рецепту врача». Я, первый раз попав в этот магазин, по-приходу моего научно-исследовательского судна в порт Архангельск с Балтики, сперва глазам своим не поверил, но потом привык.
Но, к слову сказать, флот, в отличие от городской торговой сети, снабжался продовольствием очень хорошо. Другими словами, южане успешно проложили туда свой «шёлковый путь» и товар их шёл нарасхват.

Один туркмен был роста выше среднего, с какой-то стеснительной улыбкой, неторопливый в движениях. Его товарищ – прямая ему противоположность – среднего роста, шустрый, проворный, деловой, одним словом и, похоже, главный в этом тандеме.

Я возвращался, из командировки, из Москвы (моя контора находилась в Москве и относилась к Академии наук СССР) на своё судно, вмёрзшее на межнавигационный период в двинский лёд, в ожидании следующей экспедиции с началом навигации.

Поезд, наконец, тронулся, попутчики перезнакомились. Затем, все, кроме меня, покинули купе: железнодорожники ушли в вагон-ресторан, а инженер – в тамбур на перекур. В коридоре вагона стоял весёлый гул, слышались звонкие девичьи голоса –
молодые лейтенанты гуляли.

Я выглянул из купе – лётчики, малость навеселе, о чём-то балагурили, среди них выделялся в штатском прикиде старшой туркмен – офицеры приглашали его в свою компанию.

Я вернулся на своё место и через короткое время моё купе заполнилось народом – вернулся инженер с перекура, ведя с собой одного из лейтенантов и трое железнодорожников: два попутчика и их товарищ из другого вагона. С собой они припёрли ящик чешского пива и пакет с воблой! По тем временам это был офигенный дефицит.

- Откуда? - Удивился я.
- Вагон – ресторан железнодорожный? – Спросил один из них.
- Ну да,
- А мы кто? Короче, у нас всё схвачено на дороге железной – пояснил другой.

Одним словом, поездка намечалась весьма приятной. Под замечательное пивко с воблой, перестук колёс, неторопливую беседу, анекдоты, шестеро молодых мужиков двигались по своему назначению. Иногда кто-нибудь выходил в тамбур на перекур и опять возвращался.

Где-то за час до прибытия в Ярославль из коридора вагона донеслись до нас сильные крики, ругань, шум драки. Мы выглянули из купе: молодые лейтенанты в другом конце вагона кидались на старшого туркмена с кулаками и руганью,
А он, молча и умело (видимо был знаком с техникой рукопашного боя) расшвыривал их, как котят.

Истошно визжали молодые супружницы. Проводница, выскочив из служебного купе, пыталась своим упитанным телом закрыть очередного лейтенанта, бросившись на туркмена, как на амбразуру, но тот пнул её так, что она с истошным воем проехала по линолеуму коридора на своей пятой точке метра три. Второй туркмен, кстати, в схватке участия не принимал.

Но схватка, в общем-то длилась недолго. Видимо, напарница проводницы успела подать сигнал и в вагоне появились два дюжих милиционера. И, как пел Владимир Семёнович, «супротив милиции он ничего не смог». Повязали сермяжного,
а тут и Ярославль. И только остановился состав, тут же на подножку вагона заскочили четыре мента, которым из рук в руки и был передан туркмен-боец.

В Ярославле сошли наши попутчики – железнодорожники. Наш лейтенант тоже ушёл к коллегам выяснить причину драки, а я попросил его просветить нас – в чём там дело-то было?

Поезд тронулся, лейтенант вернулся – пиво ещё оставалось.
- Так что было-то? – Спросил я.
- А дело в следующем, сказал лейтенант. Этого туркмена ребята пригласили в свою компанию, как человека, сидели, выпивали вместе, потом он ушёл в своё купе. А один из наших хватился – бумажник пропал! А в бумажнике – все подъёмные – пятьсот рублей! А он, к тому же с молодой супругой и без копейки оказался! (А по тем временам, кто не знает, 500 рублей были большущие деньжищи! Оклад инженера был 120-130 рублей тогда).

- Ну так вот, продолжал лейтенант, - из наших-то не мог никто украсть, мы ж все друг друга знаем, как облупленных, все – с одной роты, а он – чужак. Да однозначно, он украл! Ну, вот, наши и насели на него, а видите, как обернулось –
и ребят поколошматил и денег не нашли.
Конечно же, мы друга в беде не оставим, скинемся ему... но всё равно, неприятная история.

- Ну да, сказал инженер.

Пиво закончилось, лейтенант ушёл в своё купе.
Я вышел в тамбур покурить. Дверь в тамбур открылась и в нём появился туркмен-напарник арестанта. Он молча встал около меня, глаза на его широком, добродушном лице смотрели на меня с тоской и обидой.

- Закуришь? – Предложил я.
- Нет, спасибо, не курю. Что же теперь делать? Спросил он меня, будто я знал.
- А именно?

- Не мог он украсть, не мог! Не вор он! Соседи мы, я его хорошо знаю! Где мне теперь его искать? Что родным сообщить? Как ему помочь, что с товаром делать?

- Успокойся, успокойся. По-приезду в Архангельск, через местную милицию выходи на ярославское МВД и выясняй у них все дела, а, если он парень честный, то там разберутся и всё уладится, сказал я не очень уверенно. Но он, не замечая моей неуверенности, схватил меня за рукав и быстро, с сильным акцентом, с надеждой в глазах, будто от меня что-то зависело, заговорил:

- Вы думаете уладится? Там есть справедливые люди? Если я скажу, что он честный человек, мне поверят?

- Конечно, конечно, пробормотал я, не падай духом! - И похлопал его по плечу.

Утром мы с попутчиком-инженером пили дорожный чай, до прибытия в Архангельск времени оставалось немного.

- А ты знаешь, сказал инженер, иногда я задумываюсь: порядочный я человек или всё-таки сволочь порядочная? И ты знаешь, не могу сам себе однозначно ответить на этот вопрос.

- С чего так?
- Да понимаешь, вышел вчера в тамбур перекурить, гляжу – бумажник на полу! Поднял, открыл, а в нём – 500 рублей!

- Ну и? - Я почувствовал, как что-то во мне закипает, хотя по жизни я человек спокойный, и через мгновение я схвачу его за ворот.

- Что ну? Спокойно продолжал попутчик, не замечая моего состояния, – всю ночь не спал, борьба шла в моей душе добра и зла, но к утру добро победило и я недавно отнёс летуну его лопатник.

До прибытия оставался час. За этот час мы не обмолвились ни словом и расстались не прощаясь.

Боцман СРТ «Белуха» - Иван Трофимович Доценко был невысок ростом, коряв и жилист. Возраст его на глаз определить было затруднительно. Можно было дать ему сорок лет, но, с таким же успехом и пятьдесят. На лице – два шрама, двух передних зубов недоставало. Седоватая щетина неровно торчала на красном, изрезанным морщинами лице. Когда боцман находился в лёгком подпитии, взгляд его бесцветных глаз теплел и его пиратская физиономия принимала добродушное выражение. Также, выражала она нечто похожее на смирение, когда капитан или старпом отчитывали его за явную провинность. Но такое случалось довольно редко, поскольку, положа руку на сердце, боцманом Доценко был толковым. В остальных случаях глаза его недобро светились и был известен он окружающим, как человек психоватый и свирепый в драке.

Но было на судне одно существо, которое Трофимыч очень любил и уделял которому много своего свободного времени – судовая собачка Кукла. Впрочем, Куклу на судне любили почти все (команда СРТ- среднего рыболовного траулера – состояла из двадцати двух человек) за исключением деда (старшего механика), которому, по одной ей известной причине, Кукла пакостила под дверью каюты.

Куклу на судно притащили матросы откуда-то перед выходом в рейс ещё малюсеньким щенком, а теперь она заметно подросла (учитывая конечно то, что по своей природе она была маленькой собачкой), ночью спала на боцманской койке вместе с Трофимычем, а днём крутилась на палубе под ногами матросов и тявкала на чаек.

При появлении на борту «Белухи» чужого человека, она звонко лаяла и норовила вцепиться зубами в штанину. Матросов, а боцмана, в особенности, это зрелище почему-то умиляло.

Нелюбовью стармеха к собаке все были недовольны, хотя и осознавали, конечно, что дед по-своему прав.

Была на судне, правда, ещё и кошка, но внимания ей со стороны команды уделялось меньше, чем всеобщей любимице Кукле. Кошку Сильву поймал на Шикотане и принёс на судно радист Юра и с тех пор она жила в его маленькой каютке рядом с радиорубкой и за довольно короткий срок превратилась из тощей бездомной доходяги в упитанную и солидную кошару. Был, правда, у неё один физический недостаток – пупочная грыжа.

Территория между животными на судне была негласно разделена следующим образом:
Главная палуба принадлежала Кукле, а шлюпочная палуба, спардек и мостик – кошке.
Преимущество Куклы заключалось в том, что она имела свободные подходы к камбузу, в то время, как Сильва пробиралась туда с риском нарваться на засаду, так как камбуз расположен был на чужой территории. Ну, а в основном, если не считать редких пограничных конфликтов, животные мирно сосуществовали.

Во время сильных штормов Кукла жалобно скулила в коридоре надстройки и гадила под дверью каюты стармеха.

Люди, оторванные от дома, семей, на долгие месяцы видели в своих четвероногих друзьях представителей суши и смотрели на них, как на частицу чего-то такого далёкого, земного и домашнего.

Присутствовал, правда, в составе команды «Белухи» один человек, который может быть, был тоже неравнодушен к животным, но по-своему. Любил он «отмочить» что- нибудь эдакое на потеху публике. Теперь таких людей называют «приколист», а в те времена так и называли: «мочила». Вообще-то он любил подшутить не столько над животными, сколько над людьми, используя при этом бедных четвероногих.
Таким хохмачём на судне являлся старший моторист-электрик Сосунов с профессиональным погонялом – «Светила».

К месту будет пояснить, что, как правило, почти у каждого спеца на судне был, как сейчас говорят, свой позывной: капитан –«мастер» или «кэп», а, если он с придурью, то, почему-то, – «фюлер». Старпом – «чиф», второй помощник – «ревизор», третий – «трёшник», боцман – «дракон», кок – «кандей», стармех – «дед». А у старшего тралмастера на «Белухе» было самое звучное погоняло – «драбадан». Видимо от того, что уж если наскакивали с тралом на зацеп и раздирали его, то «в драбадан». Хотя, конечно, такое обидное погоняло применять к этому спецу было несправедливо: тралы-то рвал как раз не он, а судоводители, а он, бедолага, чинил их вместе с матросами.

Ещё ходила такая прибаутка на флоте: старпом – это взбесившийся второй, а капитан – это ленивый старпом. Ну, это к слову.

Светила Сосунов был мужчиной средних лет, с большим дырчатым носом, вечно растянутом в полуухмылке ртом и хитро сощуренными глазами. Суровые мариманы, несмотря на каверзные приколы хохмача, были не лишены чувства юмора и потому прощали их Светиле, а его приколы вносили всё какое-то разнообразие в монотонную и нелёгкую рыбацкую жизнь.

Основной жертвой проделок Светилы был стармех, то-бишь, Дед – Михалыч, но иногда перепадало и другим, поскольку Сосунов был весьма изобретательным в этом отношении и не упускал случая над кем-нибудь «прикольнуться», чтобы ходить потом по судну героем дня, хотя иногда ему, за некоторые его проделки, жертвы грозили и «рога пощекотать». Но, всё-таки, степень риска была ничтожной в сравнении с растущей известностью Светилы, как большого хохмача, как на «Белухе», так и во всей экспедиции.

Многим, например, была известна история с медведем, произошедшая на этом же судне, но, к сожалению, имевшая для медведя трагический исход.

А дело было так. СРТ «Белуха» сдавался в эксплуатацию из ремонта на Находкинском судоремзаводе. Капитан ( вскоре после этого разжалованный за пьянство и недобросовестную приёмку судна из ремонта во вторые помощники) и Дед - Михалыч, в каюте капитана принимали судно. Представитель завода по-аптекарски точно разливал водку, капитан аппетитно хрустел луковицей, пристально вглядываясь в ремонтные ведомости, а стармех, уже изрядно «хрюкнувший», заплетающимся языком повествовал о примечательных событиях тридцатилетней давности. Вежливый стук в дверь каюты раздался в тот момент, когда Дед, приобняв строителя (руководителя ремонтных работ) шелестел ему в ухо о том, как он пережил на своём веку две войны, две жены и две тюрьмы.

- Кто там? -Спросил Кэп. В каюту заглянула лукавая физиономия Светилы.
- Михалыч! – Сделав круглые глаза, выдохнул Сосунов.
- Ну?

- Быстро идите к себе в каюту. Прибыл из Владивостока групповой механик, срочно вас требует – мрачный, - видать, ремонтом недоволен! С Деда хмель словно рукой сняло – очень уж боялся высокого начальства старик. Выйдя в коридор, негнущимися пальцами взялся Дед за ручку двери своей каюты, на лысине внезапно выступила испарина. Суматошно и бестолково дёргая за ручку, Михалыч отворил дверь.

Неся на вытянутых передних лапах сорванные надкоечные шторки на него шёл небольшой, почему-то чёрный медведь с белым треугольничком на груди. Михалыч, в первый момент в остолбенении глядел на «группового механика», затем вдруг развил такой задний ход, что влетев кормой в капитанскую каюту, расположенную напротив и, споткнувшись о комингс, грузно рухнул под ноги осовевшему капитану.

Уже, встав на четвереньки, Дед услышал в коридоре дружный хохот моряков – участников этой хохмы и просто, притаившихся заранее, зрителей.

Медведь был незаметно украден матросами с другого СРТ, недавно прибывшего с Камчатки на ремонт в Находку. Команда его дружно отмечала приход, а медведь был оставлен привязанным у трапа вместо вахтенного. По инициативе Светилы поддатые матросы «Белухи» отвязали его (мишка оказался совсем ручным) и притащили на своё судно. Выкрали, одним словом.

Сначала, по идее того же Сосунова его решили использовать в вышеупомянутом качестве, затем, когда страсти улеглись, покормили, привязали за ошейник на корме за камбузом, да и забыли о нём.

Поздно вечером судно уходило из Находки. Японское море штормило, «Белуху» валяло с борта на борт. Качество ремонта судна первой на своей шкуре ощутила вахта второго штурмана. Вода хлестала из множества щелей в рубке, после того, как её накрывало волной, по палубе ходовой рубки ходили микроцунами.

К утру, на вахте старпома, «Белуха» прибыла во Владивосток и стала на якорь в бухте Диомид. Вот тут и вспомнили о медведе. Бедный медведь болтался за бортом на пеньковом конце, повешенный, будто военный преступник – вывалился ночью под качку.

Погоревала команда немного, да и схоронила его тут же по морским обычаям, обрезав конец. Только Дракон Доценко страшно ругался и норовил протянуть Светилу обрывком верёвки.

Через несколько дней, получив провизию, снабжение и нового капитана, «Белуха» покинула Владивосток и направилась в Охотское море. Предстоял ей девятимесячный рейс, состоящий из трёх путин: сперва – промысел минтая тралом среди битого льда Охотского моря, затем краба и завершить должна была это плавание сайровая путина на Курилах и в океане, южнее японского острова Хоккайдо.

Краба ловили в ту пору сетями. Впрочем, СРТ только ставили сети от зари до зари, а снимали их с уловом - мотоботы крабоконсервного плавзавода «Блюхер». Ночью, отставившись, СРТ шёл загружаться к плавзаводу новыми сетями, а затем – дожидался рассвета, стоя на якоре, а рано утром, вместе с двумя другими СРТ, приписанными к «Блюхеру», ставил новое «поле» и так повторялось изо дня в день, в течение трёх месяцев.

Однажды ночью, во время якорной стоянки, Светила, неся вахту в машинном отделении ковырялся с топливной аппаратурой двигателя. Выйдя на палубу перекурить, увидел Куклу, которая, похоже, выскочила по-нужде, и чтобы было не скучно, взял её с собой в машину. Кукла, оказавшись в незнакомой обстановке, озиралась по сторонам и крутила носом, пытаясь избавиться от неприятного запаха солярки. Затем подошла к Светиле и жалобно заскулила. В этот момент Сосунов менял трубку подвода топлива к двигателю и нечаянно обрызгал Куклу соляркой.

Светиле по-началу стало жалко собаку, но тут он представил себе, как она будет укладываться спать сегодня к боцману, которого не любил, рассмеялся своим скрипучим смехом, взял Куклу на руки и обмакнул хвостиком в ведро с соляркой. Затем поднялся с ней на палубу и отпустил восвояси.

Поджав хвост, Кукла устремилась в носовой кубрик, заскочила к боцману на постель и устроилась у него под боком.

Боцману снился сон, будто бы сам начальник главка «Дальрыба» прибыл на судно, чтобы вручить команде вымпел за хорошую работу.
- Всем наверх! – Прокричал старпом в мегафон. Команда неровно построилась на главной палубе.

- Ты что, пьяный?- Зашипел старпом, глядя на боцмана, - и это в такой момент!
- Под пайолы загоню, скотина!

И вот, Трофимыч видит себя в машинном отделении, под пайолами, в кромешной темноте. Удушливый запах солярки шибает в нос. Боцман пытается сдвинуть плиту и вылезти из этой душегубки, но на плите сверху стоит Сосунов и смеётся своим скрипучим смехом. Боцману не хватает воздуха, он напрягается изо всех сил, давит головой и спиной на плиту и просыпается от обиженного визга Куклы, сброшенной им во сне на палубу. Матросы спят. В кубрике чувствуется запах солярки.

Боцман принюхивается. Затем берёт на руки Куклу и включает бра над головой. На Кукле, простынях, тельнике Трофимыча – солярка. Боцман длинно и вычурно ругается вполголоса, выносит Куклу в тамбур, закрывает в кубрик дверь ложится на койку и начинает придумывать месть. Минут через десять громкий храп оповещает обитателей кубрика, что Дракон отошёл ко сну.

На следующий день, во время обеда, в салоне команды происходит следующий разговор:
- Это твоя работа? Еле сдерживаясь спрашивает боцман Сосунова.
- Какая работа? – Смотрит на него Светила – сама невинность.
- Куклу ты в солярке выкупал, язва тропическая?! – Уже орёт, приподымаясь, Дракон.
Лицо Сосунова, потихоньку ретирующегося к выходу правдиво - обиженное:
- Совсем ты, Трофимыч, сдвинулся, видно. Да что же я, живодёр какой? Может, сама где влезла. Боцман размышляет, Сосунов уже у двери. Слишком уж правдиво на него смотрел Светила, думает боцман и, явно успокаиваясь, говорит ни на кого не глядя, но все понимают, что это относится к машинной команде:
- Поймаю в другой раз кого – ноги выдерну!

Слышен характерный смех за дверью и голос Сосунова:
- Старый мухомор, лечиться тебе надо в психической больнице, а то последние свои зубы где-нибудь потеряешь.

К проделке Светилы с Куклой команда отнеслась неодобрительно, ведь, хотя и не было против него прямых улик, все были уверены, что мазутные ванны - его рук дело.

Но, всё же, через неделю наш хохмач по шее огрёб от боцмана. Причём несправедливо.

А дело обстояло так. «Белуха», отставив свои порядки сетей к заходу солнца, стала на якорь в районе острова Птичий. Не успели взять на стопор якор-цепь – на связь с ней вышел коллега – другой СРТ – постановщик сетей «Бобруйск» и попросил разрешения ошвратоваться у «Белухи» с правого борта – у них были проблемы с брашпилем и плохо отдавался якорь.
Получив «добро» коллеги «привязались» к «Белухе» и обе команды ушли отдыхать до рассвета, оставив на вахте по штурману на мостике и по механику в машинном отделении.

Второй штурман «Белухи» сидел в тёмной рулевой рубке и пытался сочинить стих, про суровые рыбацкие будни. Первая красивая фраза была как бы готова: «Шикотан закутался в туманы», а дальше, хоть ты тресни, ничего на ум не шло. А тут ещё, как назло, на соседнем судне оказался кобелёк, размером с Куклу и обе собаки, стоя на палубах своих судов, звонко и безостановочно друг на друга лаяли, отгоняя и без того упрямую Музу.

Штурману лень было спускаться на палубу и он решил прогнать с палубы Куклу, швыряя в неё из окна рубки картонные трубочки – катушки от эхолотных лент, скопившиеся в штурманском столе.
Наконец, катушки кончились, а лай не смолкал. Размышляя о том, чем бы ещё в неё запустить, Ревизор нашарил за штурвалом бутылку из под шампанского с какой-то жидкостью, заткнутую газетной пробкой.

- Вода – подумал Ревизор. Наверное, Чиф пил на своей вахте. Вытянув пробку, второй помощник плеснул жидкость в сторону Куклы, одновременно почувствовав характерный запах растворителя – он не ведал, что на вахте старпома радист чистил контакты у радара и забыл убрать бутылку. Одним словом, брызги растворителя попали на Куклу и собака, скуля, убежала к своему покровителю.

На следующий день, готовясь к заступлению на дневную вахту, Ревизор, за обедом в салоне встретился с Сосуновым. У того под глазом светился свежий фонарь.
- Что случилось? Уже догадываясь о происшедшем, спросил Ревизор.
- Да понимаешь, Лёша, Дракон, гад, злопамятным оказался, паразит. Через неделю вспомнил и в драку полез, стервец. Дошло, как до верблюда.

На какое–то время старший моторист-электрик притих, в общих перекурах не участвовал, стоял вахту в машине, выскакивал по авралам, когда требовалось и помалкивал. - Перевоспитал его боцман – посмеивались моряки. И все уже думали,
Что скис навеки судовой хохмач. Однако, хватило его серьёзности лишь на какую-то неделю.

На этот раз Светилой была избрана опять безответная дежурная жертва – многострадальный стармех Михалыч.

Поймав Юрину любимицу, кошку Сильву, Светила притаился во время обеда с Сильвой в руках на трапе, ведущем со спардека в коридор надстройки.

Подкараулив Михалыча, направлявшегося на обед в салон команды, Сосунов метнул ему кошку на спину и спрятался в тамбуре. Кошка вцепилась с испугу в куртку Деда и повисла в первый момент у него на спине, выпустив когти. Михалыч испугано дёрнулся, кошка спрыгнула и кинулась по трапу на спардек, а Дед засеменил в салон.

Минут через пять зашёл в салон и Светила, сохраняя на лице серьёзное и даже сердитое выражение.
- Ребята, а кошку пора списывать, заявил дед, ковыряясь в макаронах.
- Это почему же? – Спросил его Евстигнеев – худощавый остроносый матрос с глазами навыкате и светлыми негустыми волосами на голове и щеках.
- На людей она уже, братцы, бросается.

- Даже зверьё без берега долго не может, бешенство на него находит – вставил реплику третий механик.
- Неправильно – заявил Сосунов. Вон, гляди, Михалыч – тридцать три путины отлохматил, пережил две войны, две жены и две тюрьмы, а как огурчик и умён и пригож.

- Я тебе когда-нибудь шатун на голову уроню, упырю. Всю-то мою кровушку высосал за четыре года – проворчал Дед. – И надо ж такому случиться: направляют меня кадры на судно, прихожу, а Сосунов уже там! И чего ты увязался за мной? Сорок лет уже дураку, а всё ему неймётся! И людей изводишь и животных мучаешь!

- Но ты-то, я знаю, животных любишь, Дед. Как же, помню-помню, как ты крыс разводил на «Бобруйске», за что и строгий выговор схлопотал.

Тут Михалыч не выдержал – поднялся, плюнул и выскочил прочь, хлопнув дверью салона.

- Расскажи, Светила про крыс – попросил Евстигнеев.

- Да, понимаете, какое дело было – начал Светила ухмыляясь. Ему явно нравилось то обстоятельство, что он опять – в центре внимания. – Дед наш, Михалыч, работая на «Бобруйске», заметил как-то, что стали у него вещички из каюты пропадать – носки, перчатки бязевые, платки носовые и т.д.
Стал он вора высматривать и установил, что вор – никто иной, как здоровенная крыса, которая почему-то всё паслась по ночам в его каюте. Ну так вот. Подкараулил он её, как-то и прибил. А через пару дней нашёл в машинном отделении за ГРЩ (главным распределительным щитом) гнездо с крысятами в старой ушанке, устланное его носками.
Пожалел старый хрыч крысят, перенёс их вместе с шапкой в свою каюту и начал «воспитывать». Жрать им носил с камбуза, а каюту на ключ запирал, чтобы никто не видел. Одним словом, привык Дед к сиротам, как к родным. Да и крысята подросли, освоились, шастали везде по каюте, пищу из рук брали.
Однажды и застукал их наш Кэп за этим занятием, то есть, за приёмом пищи из дедовых рук. Естественно, что возмущён он был невообразимо как! В тот же день и приказ повесил на Доске приказов об объявлении Деду строгого выговора по судну за разведение крыс. Вот такой он, наш Михалыч, юный натуралист!

- Ну, Михалыч, совсем с дуба рухнул, крыс разводить!- Так серьёзно отреагировал боцман на рассказ Светилы, в то время, как остальная команда веселилась над его рассказом.

Шло время, подходила к завершению сайровая путина (а с ней и девятимесячный промысловый рейс), в период которой «Белуха» от Курильских островов, промышляя сайру «на свет», смещалась всё южнее и южнее вслед за мигрирующей рыбой.

К тому моменту, когда замёты сайровой ловушки стали, практически, безрезультатными, поскольку рыба перестала уже реагировать на свет, но все нормы вылова сайры судном были с лихвой перевыполнены, «Белуха» оказалась на траверзе бухты японского порта Исиномаки, куда капитан и принял решение зайти и стать на якорь, чтобы зря не жечь дизтопливо в безрезультатном поиске, в ожидании команды от начальства сниматься из района промысла.

К 12.00 второй помощник капитана, он же - второй штурман, он же – Ревизор заступал на вахту, уже стоявшего на якоре судна в бухте Исиномаки. Сдающий вахту Трёшник, занимался корректурой навигационных карт, готовясь к переходу в базовый порт – Владивосток, громко подхихикивая.

- Ты чего? Спросил Ревизор.
- Лёха, смотри, какие названия у японцев, прям, неприличности какие-то!
- Где?
- А во : Йокасука, Рубисибецусаки, Сиранука – покатывался Трёшник.

- Ну да, улыбнуло, - пробормотал Ревизор задумчиво – голова его в этот момент была забита другим – он, согласно своим должностным обязанностям, начал готовить для бухгалтерии Управления продовольственный отчёт и озабоченно вытаскивал из папки табеля и фактуры.

- Вопросы есть по вахте? Нет? Ну я погрёб на обед! – Весело крикнул Трёшник и скатился по трапу на главную палубу, чуть не столкнувшись нос к носу с Сосуновым, который крался по коридору что-то держа за пазухой.

- Эй, осторожно!
- А что такое?
Светила отвернул полу куртки и показал третьему помощнику окольцованного голубя:
- Деду хочу подкинуть, пока он ещё в машине.
- А откуда голубь-то?
- Да сел на палубу, а матросы изловили.

- Погоди, сказал Трёшник, достал из кармана куртки карандаш и блокнотик, вырвал листок и печатными буквами написал на нём: « SIRANUKA», свернул записку в трубочку, сунул её за кольцо на лапке голубя и сказав Светиле:
- А теперь неси, поскакал в салон.

Обед подходил к концу, Дед появился в салоне, когда команда уже допивала компот. В руках Михалыча все увидели бело-коричневого голубя.
- Гляди, мужики, голубя почтового поймал с письмом. Прям в каюту ко мне залетел каким-то образом! И письмо у него на лапе, но по иностранному написано, а я не разбираю. Может кто переведёт?

- Давайте сюда. – Сказал радист. Дед протянул ему бумажку. Радист глянул в неё и ухмыльнулся.
- Ну, чего там?
- Да тут написано латинскими буквами – Сиранука.
- Да ты что? Изумился Дед. А ведь точно – Сиранука – всю каюту обхезал –
под общий хохот воскликнул Дед.

В салон заглянул капитан:
Боцман - на бак, вира якорь! Снимаемся с промысла, идём домой, поступила команда.

- Ура! Заорал Светила. – Кандей, готовь праздничный ужин.

Михалыч, подойдя к открытому иллюминатору погладив голубя по головке, выпустил его на волю и долго смотрел ему вслед, высунув голову в иллюминатор, пока тот не превратился в исчезающую точку.

Нельзя на море без терпения и веры
Преодолеть, преодолеть нелёгкий путь,
В шторма дойти, допустим, скажем, на Фареры,
Туда дойти, туда доплыть когда-нибудь.

Болтает кОстер, словно ящик из фанеры,
Тоска на вахте и в каюте - не уснуть,
Но мы упорно выгребаем на Фареры
И догребём и догребём когда-нибудь!

И не укрыться. ни свернуть, забиться в шхеры,
И переждать и переждать всю эту жуть!
Какой болван послал зимой нас на Фареры?
Его бы взять туда с собой когда-нибудь!

А океан кипит и шторм не знает меры,
Сбивает с курса и зигзагами наш путь,
Но мы упорно выгребаем на Фареры
И догребём и догребём когда-нибудь!

Мы на чужих судах теперь легионеры
И на контрактах жизнь спокойную забудь,
Не уповайте на Канары маринеры-
Вас на Фареры завтра могут завернуть!

И вы не нюхайте меня милицанеры,
Моя походка, знаю, привлекает взгляд,
Но вас зимою не гоняли на Фареры,
У вас иной вестибулярный аппарат!

В Нуаре, в Конго - угол бесов,
С жарой, тропическим дождём.
Здесь будем мы грузиться лесом,
С ним на Италию пойдём,
А я - ни с пьянки ни с угару,
Я просто сам себе не рад:
То - злая муха кара-кара
Весь мой подпортила фасад!
Ведь от неё - на теле шрамы,
Рубцы, ожоги на спине,
И не узнает меня мама,
И не понравлюсь я жене!
И будут долго плакать дети,
Не захотят признать отцом!
Какие твари мухи эти -
Вон что наделали с лицом!
Та африканская зараза
Подстерегает тут и там
И я сижу с распухшим глазом,
На шее вздулся новый шрам!
С такою рожей итальяшки
Меня не пустят в самолёт!
А растреклятая букашка
Гляди - опять по мне ползёт!
И, ведь, от той ипритной твари
Нам нет спасения нигде!
И ни на палубе ни в баре,
И ни на суше ни в воде!
За что же нам такая кара?
Тут не поможет макияж!
И злая муха кара-кара
Наш заедает экипаж!
И забываюсь я в кошмарах
И вижу я в ночном бреду:
Моя судьба, как кара-кара
На мне выводит борозду...
И от Нуара до Дакара
Вовсю резвились моряки:
Давили муху кара-кара
Мои матросы - филипки.

Примечание:
"Филипками" в интернациональных экипажах русские моряки называют филиппинских.

III

ТХС «Пурга» прибыло в район промысла, возле острова Шикотан на четвёртые сутки перехода из Владивостока. Всё это время Глухов упорно пытался вникать в хитрости судоводительских наук. С помощью второго штурмана Жоры и «Справочника капитана» он, как говорится, «въехал» в азы судовождения, но это, конечно, было мизером, от того, что требовалось знать квалифицированному штурману и попади он сейчас в Службу мореплавания на ежегодную аттестацию по специальности, то был бы оттуда с позором «вынесен».

А избежал он этой процедуры только, лишь, потому, что выпускники училищ в первый год освобождались от проверки знаний: считалось, что у свежеиспечённого специалиста теоретические знания, по крайней мере, в течение года ещё никуда не испарились.

Натаскивающий «коллегу» за «проставу» Жора, порой, хватался за голову, когда Глухов, «высвечивал» ему очередную свою прореху в морском образовании. Но Жору успокаивал стаканчик «огненной воды», к которой Ревизор был весьма неравнодушен.

Как-то старпом спросил у Жоры, как тот оценивает Лёву, как штурмана, на что Жора ответил, что, по его мнению – Лёва – туповат и что ВМУ, теперь, в его понятии, не мореходка, а какой-то ликбез по сравнению с Херсонской мореходкой рыбной промышленности, которую заканчивал Жора.

На самом-то деле, Глухов тупым не был, а был он, просто, необразованным человеком.

«Пурга» раздала продовольствие промысловым судам, заходившим в бухту Малокурильскую острова Шикотан, где она бросила якорь, после чего, снявшись с якоря вышла на внешний рейд острова, загрузила свои два трюма консервами с плавзаводов и двинулась в обратный путь, в порт Владивосток.

Как бы там ни было, порой, «набивая синяки» на новой работе, Глухов за месяц пребывания на судне кое-чему элементарному в судовождении, всё же, научился и вот, «Пурга» встала под выгрузку во Владивостокском рыбном порту.

После выгрузки, судно отогнали на ремонт на судоремзавод в бухте «Диомид», а Лёву срочно вызвали в отдел кадров «Приморрыбфлота».
Глухов, честно говоря, по-началу, испугался, что его вычислили, но в кадры, тем не менее явился.

А в отдел кадров его вызвали, оказывается, вот зачем.

На танкер – пятитысячник «Бикин», принадлежащей конторе, срочно требовался второй помощник капитана – судно назавтра должно было выходить на промысел в тот же район Шикотана, бункеровать промысловый флот.

Старший инспектор по кадрам – Хомченко к этому времени убыл в отпуск и кадрами вплотную теперь занималась его заместительница, Галина Яковлевна Цаплина.
Цаплина, перед этим, лихорадочно рылась в картотеке, пытаясь найти подходящую кандидатуру на эту должность, однако – летнее время, будь оно неладно! – никого не могла найти.
Мало того, в порту находилось ещё два судна, отход которых в море задерживался из-за некомплекта судоводителей. Но, если те суда могли ещё подождать, то танкер ждать не мог: суда на промысле остро нуждались в топливе, а второго помощника с танкера забрали на военно-морскую переподготовку не взирая ни на какие возражения кадровиков «Приморрыбфлота».

Отчаявшись найти нового Ревизора на «Бикин», Галина Яковлевна зашла в кабинет к начальнику отдела кадров.

- Ну, что у вас? – недовольно спросил начальник Цаплину, когда она вошла к нему в кабинет, - опять кого-то найти на судно не можете?
- Да, Андрей Филиппович, не могу, понимаете ли, второго штурмана подобрать на «Бикин», всю картотеку перерыла, отпускникам пыталась дозвониться, гонца по трём адресам посылала: все, как попрятались! – Пожаловалсь Галина начальнику.

- Так, - сказал Андрей Филиппович, - может быть кого с ремонтирующихся судов снимем? Там, ведь, Портназор не требует полного комплекта штурманов. Кто у нас сейчас из судов на ремонте? Давайте-ка посмотрим! – И начальник подозвал Цаплину к вывешенному на стене постеру с дислокацией судов конторы.

Взгляд его упал на недавно прилепленный на схеме СРЗ силуэт кораблика, подписанный - «ТХС «ПУРГА»».
- Вот, с «Пурги» можем снять второго, а третьего продвинуть во вторые, как вы считаете? – Спросил Андрей Филиппович Цаплину.

- Идея-то хорошая, да второй помощник, Георгий Фролов, уже мне все мозги проел – рвётся в отпуск, требует замену, говорит с женой уже год не виделся. У него отгулов, действительно, много накопилось и отпуск ему положен. Я ему отпуск попозже обещала, предложила жену во Владивосток, пока, вызвать – она у него – в Херсоне. Так, если третьего двигать во вторые помощники, может, его сразу и двинуть вторым на «Бикин»? – Неуверенно спросила начальника Галина Яковлевна.

- Да мне-то всё равно, - пожал плечами начальник, но со Службой мореплавания согласовать надо – что они скажут, может этот, как его, - и Андрей Филиппович заглянул в картотеку, - вот, Лев Васильевич Глухов, разгильдяй какой? Хотя, я смотрю, он у нас недавно и жалоб на него от капитана не поступало. Хорошо, Галина Яковлевна, вы присядьте , а я позвоню в Службу, - сказал шеф и взялся за трубку телефона.

Трубку телефона на другом конце провода снял один из капитанов-наставников. На вопрос кадровика, где Главный капитан? Тот ответил, что он – на больничном, а Главный штурман – в командировке, в море, и за главного в Службе сейчас он - Корочкин Рудольф Геннадьевич и по всем вопросам, касающимся судоводителей, кадровики могут обращаться к нему.

Выяснив причину звонка, Корочкин сказал, что глубоко сочувствует отделу кадров, как в эту пору, так и вообще; что штурман Глухов ни в чём отрицательном в Службе мореплавания пока ещё, слава Богу, не засвечен, а насчёт продвижения его по службе, то исходя из сложившейся тяжёлой ситуации с кадрами в «Приморрыбфлоте» он не возражает, поскольку ВМУ, выпускником которого является Глухов, зарекомендовало себя хорошо подготовленными и дисциплинированными кадрами и к тем немногим из них, кто трудится В «Приморрыбфлоте», до сих пор претензий не было. Но, тем не менее, на всякий случай, в кадрах, прежде чем принимать решение о продвижении Глухова на следующую должность,необходимо взять характеристику на него от его капитана, товарища Юсупова, Басыра Рашидовича.

Начальник отдела кадров, поблагодарив Корочкина, передал суть своего разговора Цаплиной и спросил её, не знает ли она, когда ожидается появление Юсупова в конторе.

Та ответила, что не знает и тогда начальник позвонил в диспетчерскую и через дежурного диспетчера пригласил в отдел кадров капитана.

Когда Басыр Рашидович появился в кадрах, Галина Яковлевна попросила его написать характеристику на своего третьего помощника, не объясняя тому для чего она нужна, так, как боялась, что со стороны капитана начнутся возражения. Юсупов, конечно, удивился этой просьбе, поскольку Глухов прослужил на «Пурге» всего шесть недель, но раз надо, так надо и , не долго думая, сел и тут же от руки написал коротенькую стандартную, положительную характеристику на третьего помощника капитана ТХС «Пурга». Конечно же, не во всём был доволен капитан работой помощника, но решил «не портить жизнь» «молодому специалисту» и потому-то и скрыл некоторые ляпы в работе Лёвы.

После этого, капитана попросили, чтобы он «подогнал» в кадры Глухова.
Отдел кадров находился недалеко от причала, где была ошвартована «Пурга» и вскоре Лёва предстал перед кадровичкой Цаплиной.

Узнав, зачем его вызвали в отдел кадров, Глухов, наконец, расслабился, осознав, что никто его не раскусил и, даже наоборот, - предлагают повышение в должности!
На радостях, что всё обошлось, Лёва, почти не раздумывая, согласился на это предложение, однако, покопавшись в его личном деле, Галина Яковлевна заметила, что там отсутствует копия его учебного диплома. Но, к этому времени, Лёва уже выкупил такой диплом у Эдика и поэтому без проблем сбегал на судно и принёс его в кадры.

В общем, дорогой читатель, на следующий день наш герой выходил в море на танкере «Бикин» уже в должности второго помощника капитана!

Не буду утомлять читателей подробностями службы Глухова в этой должности на танкере, поскольку во многом она была похожа на ту, что была у него на «Пурге»: приходилось временами Лёве то выкручиваться ужом, то «включать дурака», но, тем не менее, пару ходок с топливом до Шикотана и обратно – во Владивосток, в балласте, Глухов сделал.

А вот, на третьей ходке произошло очередное знаменательное событие в его жизни: внезапно с приступом острого аппендицита с танкера «Бикин» был снят старший помощник капитана и отправлен в Южно-Курильск, а его дела и обязанности автоматически были возложены на лже-судоводителя Льва Глухова!

Одним словом, из третьего короткого рейса танкера «Бикин» Лёва вернулся уже старпомом и нашил себе на куртку соответствующие погоны и в этом виде сфотографировался на документы.

В его личном деле были заменены фотографии на новые ( которые впоследствии и будут подшиты к его уголовному делу) и, также, сделаны соответствующие записи в его трудовой книжке и личном деле.

И всё бы ничего, но капитан танкера «Бикин» вдруг заявился в Службу мореплавания «Приморрыбфлота» и стал требовать замену своему старпому, заявив о его некомпетентности. На чём там серьёзно так прокололся наш герой, автору неведомо, но над головой афериста стали сгущаться тучи: Главный капитан распорядился устроить Глухову внеочередную аттестацию, поскольку тот проработал в конторе меньше года.
Лёва дожидаться аттестации не стал, а из «Приморрыбфлота» уволился.

IV

Прошло два месяца. И вот, Лёва и Эдик опять сидят в молодёжном кафе «Лотос», где встретились они не просто так, а по-делу. Эдик принёс Глухову затребованный им комплект документов: учебный диплом от Владивостокского высшего инженерного морского училища имени адмирала Невельского (ВВИМУ), рабочий диплом капитана дальнего плавания и новую трудовую книжку, подогнанную, насколько возможно, к фальшивым документам,хотя дотошный кадровик, если бы задался такой целью, без особых проблем нашёл несоответствие этих «длинных» дипломов и богатой трудовой книжки возрасту владельца, которому недавно стукнуло всего лишь двадцать четыре года!

Расплатившись с Эдиком, отдав ему при этом чуть ли не все свои сбережения, Лёва, одетый в форму старпома, положил документы в свой портфель и разлил вино по бокалам – себе и Эдику.

- Ну, давай обмоем, что ли, эти шикарные «ксивы»? – Предложил он барыге.
- Давай, - поддержал Эдик, - хотя мог бы и коньячком проставиться.

- Обойдёшься! – Отмахнулся Глухов, - итак, вон, кучу бабок тебе отстегнул.
- Не мне, а нашей фирме, - поправил его Эдик, - причём, учти, что для тебя у нас – скидка, как постоянному клиенту. Кстати, какие у тебя теперь планы, куда думаешь податься с приличными документами? – Спросил Эдик Лёву.

- Да понимаешь, на «загранку» думаю замахнуться. А с какой конторы во Владике проще всего можно попасть в загранплавание? С пароходства, да с Гидрометеослужбы, хотя, конечно и там – не все суда загранплавания. Слышал я, что в Гидрометео с кадрами также не очень-то дело хорошо обстоит: вон – обьявление в газетке, что требуются им судоводители на научно-исследовательский флот, - и Глухов достал из портфеля и положил перед Эдиком местную газету с объявлениями.

Но Эдик газету отодвинул в сторону, сказав, что ему всё это неинтересно и, пожелав Лёве удачи, первым поднялся из-за столика.

Через три дня Лев Глухов устроился на работу в Гидрометеослужбу - капитаном на небольшое научно-исследовательское судно (НИС) «Малахит», которое занималось научной работой в прибрежных водах Приморского края. Правда, в настоящее время находилось на ремонте - на судоремзаводе.

Когда Лёве предложили эту должность, он не стал отказываться, расчитывая заработать на нём характеристику-рекомендацию на открытие морской визы и получение паспорта моряка загранплавания. То есть, наш проходимец замахнулся уже на капитанскую должность в будущем, уже на кораблях науки в дальнем плавании!

По-началу, на новом месте службы у Глухова шло всё, вроде бы, гладко: когда Лёва принял судно, ремонт был в полном разгаре; сдающий дела капитан ввёл Глухова в курс ремонтных работ, передал ему судовую печать и документацию и засим – откланялся и Лёва, теперь уже – единоначальник (пусть на небольшом, но своём судне!) начал руководить, так, как ему казалось это надо было делать.

Справедливости ради, надо отметить, что как бывший слесарь-дизелист судоремонтного «Дальзавода», Глухов в кое-каких ремонтных делах разбирался, ну а в основном все заботы по контролю за ремонтом Лёва возложил на своих помощников и судовых механиков, а сам с умным видом принимал в своей каюте посетителей, подписывал бумаги и ставил на них печати, иногда выходя на палубу и делая глубокомысленные замечания малярам или сварщикам.

Однажды, гуляя по городу, Лёва нос к носу столкнулся с Эдиком на трамвайной остановке.
- Здорово, капитан! – Хлопнул Эдик Глухова по плечу, - сколько лет, сколько зим?
- Каких зим? – Спросил Лёва, - полтора месяца назад виделись!

- Нехорошо, Лёва, корешей забывать! – Сказал Эдик, - получил высокую должность и всё? Забыл друга? Ай-яй-яй! Мог бы и позвонить, порадовать своими успехами, не чужие же люди, можно сказать, мы теперь. Не плюй в колодец, может, опять тебе пригожусь ещё когда-нибудь, товарищ капитан.

- Да, ладно, извини, виноват, - отвечал Лёва, - хотя не знаю какой ещё документ ты мне можешь справить, ксиву адмирала, если, только.

- Вот чего не могу, того не могу, - признался Эдик, - а хочешь, удостоверение инвалида тебе сделаю или многодетного отца, чтобы в любую очередь, да за той же водкой – в первых рядах?

- Нет, пока не требуются мне такие документы, - отказался Глухов. А хочешь, я тебе свой дредноут покажу?
- А где он стоит?
- На СРЗ, на Чуркине.
- Далековато, однако.
- А чего далековато? Берём такси, пятнадцать минут и мы на месте!
- А на завод-то меня пропустят?
- Пропустят, я тебе отношение выпишу на временный пропуск. Это не «Дальзавод», там не такие церберы на проходной. Покажу тебе свои владения, а потом, у меня в холодильнике бутылочка припасена женьшеневой водочки – холодненькая, со слезой, А?

- Ладно, уговорил, поехали! – Махнул рукой Эдик.
Не прошло и полчаса, как два прохиндея сидели в капитанской каюте НИС «Малахит» за наскоро «сервированным» Глуховым столом.

Уже Лёва произнёс коронный тост: «За тех, кто в море и кого нет с нами» и друзья "дёрнули" по третьей, как раздался стук в дверь капитанской каюты.
- Кто там ещё? – Недовольно крикнул Глухов.
- Васильевич, открой, дело есть, - послышался из-за двери голос стармеха.

- Какое дело, воскресенье сегодня, - проворчал Глухов, вставая и направляясь к двери.

- Ну что там, Петрович? – Спросил он, впуская Деда, - рюмаху с нами не накатишь?
- Некогда, Васильевич, - отвечал стармех, вытирая руки куском ветоши, - капитан завода приходил – требует от нас срочной перешвартовки к седьмому причалу.

- Какой перешвартовки? У тебя же ещё машина не готова! Да, к тому же, - сегодня воскресенье! – Воскликну Лёва.

- Готова машина, готова, родная, - счастливо заулыбался Дед, - сегодня последние регулировки закончили! Я так и сказал капитану завода.

- Идиот! – Не сдержался Глухов, - не мог ему сказать, что не закончен ещё ремонт? Хоть воскресенье бы спокойно провели.

- Но почему, вот так сразу и идиот? – Обиделся Дед, - им по-любому надо было нас сегодня переставить к другому причалу, который поменьше: большое судно хотят на наше место сегодня поставить и, если бы наша машина была ещё не в строю, то они буксир бы свой подогнали!

- Маразм какой-то на этом дурацком заводе, - пробурчал Глухов уже слегка «поддатый», - ну, ладно, иди, запускай свою шарманку, будем перешвартовываться и, по-ходу, предупреди там вахтенного матроса, чтобы ребят позвал на отшвартовку, а третьему – вахтенному помощнику, в рубку - на руль.
Стармех ушёл, следом за ним двинулся и Лёва.
- Можно я с тобой? – Спросил его Эдик.
- Ну, пошли! – Разрешил «капитан».

Друзья поднялись на мостик, за ними пришёл и штурман, а минут через десять они услышали, как сначала «зачихал», а потом заработал главный двигатель; стармех подтвердил машинным телеграфом о готовности машины и Лёва начал свои первые в жизни самостоятельные маневры.

А дело в том, что так уж сложилось в его недолгой морской практике, что самостоятельно маневрировать ему не только не приходилось, но и вообще на мостике во время маневрирования судна при швартовках редко доводилось присутствовать, поскольку это – прерогатива капитана, а помощники капитана, во время швартовых операций, находятся на палубе, руководя носовой или кормовой швартовой партией.

И по этой причине, у Глухова получилось не маневрирование по перешвартовке, а настоящий «цирк шапито», как любил говаривать, уважаемый Лёвой, старый капитан Басыр Рашидович Юсупов.

Первая его ошибка была в том, что он дал команду матросам на палубе отдать сразу все швартовные концы при прижимном ветре.

- Может носовой шпринг оставим, пока? – Робко спросил, стоявший на руле третий штурман, который был моложе Лёвы на два года.

- Не лезь с советами и выполняй команды, пацан! – Рявкнул на него Лёва и дал машине телеграфом «Самый малый вперёд». Судно, не разогнавшись пока ещё, чуть-чуть стронулось с места. Глухову показалось, что скорость – маловата и он дал «Малый вперёд».

Прижимаемый левым бортом к пирсу «Малахит», всё быстрее и быстрее начал двигаться вперёд, обрывая свои кранцы из автомобильных покрышек, вывешенные вдоль левого борта.

Вот, носовая оконечность судна миновала угол пирса и НИС «Малахит» начало наваливать на этот угол, при этом свежая краска, недавно нанесённая малярами завода на внешний борт пластами с него сдиралась.

Глухов дал «Малый назад», но судно по инерции продолжало двигаться вперёд; тогда, лже-капитан дал «Средний назад», а затем – полный. Судно остановилось и пошло назад всё больше и больше разгоняясь.
Лёва сделал «Стоп машина» и опять дал «Малый вперёд», но и опять не «прочувствовал» инерцию и с приличной силой шарахнул своей кормой в борт ошвартованному к причалу, расположенному под прямым углом к пирсу около которого «смЫкался» «Малахит», СРТ.
Удар был такой силы, что фальшборт СРТ, протараненый ахтерштевнем «Малахита», прогнулся на полметра вовнутрь и треснул, получил вмятину и ширстречный пояс несчастного «рыбака». Корма же «Малахита» из кормы «крейсерского типа», то есть – округлой формы, превратилась в «транцевую» (прямой, ровной формы).
Третий помощник с ужасом смотрел на своего «капитана», но поддатый Лёва упорно продолжал маневрировать, нанося повреждения, как своему судну, так и другим, ошвартованным на акватории судоремзавода.
В конце-концов, помятый и ободранный «Малахит», который планировалось через пять дней выводить из ремонта, правым бортом не ошвартовался, а навалился на заветный седьмой причал, отколов от него форштевнем кусок бетона.

Во время этой «адской» перешвартовки, в один момент, Эдик, было, попытался схватить за руку, «произведённого» им в капитаны пройдоху, чтобы оторвать её от рукоятки телеграфа, но Лёва был физически сильнее Эдика, рукоятку сжимал цепко и легко отбросил в сторону своего «создателя» левой рукой.

Ошарашенные такой швартовкой матросы, завели и обтянули швартовы, после чего собрались все на баке, закурили и устроили там что-то похожее на митинг, с галдежом и размахиванием руками.

Третий помощник сразу же «слинял» с мостика, а Лёва с Эдиком молча вернулись в капитанскую каюту и Глухов закрыл её на ключ.

Эдик разлил по стопкам остатки водки и предложил Глухову выпить, за то, что все остались живы,

- Издеваешься? – Заорал Лёва и отшвырнул свою стопку, ну а Эдик свою выпил и сказал:
- Чего орать-то сейчас? Теперь надо нам отсюда «когти рвать» по-быстрому, пока не повязали!

Дверь в капитанскую каюту, вдруг содрогнулась от ударов, послышались матюки и вопль стармеха: «Открывай, сволочь пьяная!».
Эдик приложил палец к губам и друзья притихли.

Дед молотил ещё минут пять, пока в машине не срабртала аварийная сигнализация и он не умчался туда.

- Что же делать-то теперь? – Начал сокрушаться протрезвевший Лёва, взявшись за голову, когда стук в дверь каюты прекратился.
- Что делать – что делать, - передразнил Глухова Эдик, - соображать надо было лучше, чем за телеграф спьяну хвататься. А что делать – я тебе уже сказал, - тикать надо, пока портнадзор или менты сюда не заявились. Представляешь, что будет, когда тебе предъяву сделают за твой «кордебалет» да ещё с учётом того, что ты – «под мухой»?

- Да куда тикать-то? Горестно спросил Глухов Эдика.
- Куда глаза глядят! – Отрезал Эдик.

В дверь каюты снова раздался стук и друзья вновь притихли.
- Откройте! – Услышали они из-за двери незнакомый голос, - я – Капитан завода, надо акт составить!
Ему никто не отвечал - приятели сидели тихо.

- Что за чёрт? Никого нету что ли? – Услышали они опять из-за двери.
Потоптавшись ещё немного у двери, и громко крикнув, на всякий случай: «Я пошёл звонить Главному инженеру !», Капитан завода ушёл.

- Всё, я ухожу! – Сказал Эдик и ринулся к двери.
- Погоди, я с тобой! – Крикнул ему Лёва, лихорадочно запихивая свои пожитки в саквояж.

Оттолкнув от сходни, ещё не пришедшего в себя вахтенного матроса, друзья чуть ли не бегом рванули к проходной завода.

- Ты куда сейчас? – Спросил за проходной завода, немного успокоившийся Лёва Эдика.

- Домой, вот куда! – Неласково ответил Эдик.
- Можно, пока, я – к тебе? – Спросил Глухов.

- А нахрена ты мне там нужен? – Продолжал грубить неудачливому другану Эдик, - но, посмотрев на тоскливое лицо несостоявшегося капитана, сжалился над ним и сказал:

- Запомни адрес, который я тебе сейчас дам – это адрес моей бабки-диспетчера, через которую ты на меня выходил по её телефону. Приедешь к ней, скажешь, что от Эдика, дашь ей денежку и она тебя приютит, придурка. А меня не вздумай искать теперь.

И ещё я тебе советую – залечь пока на какой месяц и нигде не светиться, если не хочешь загреметь на нары, а потом – сваливай с Приморья куда-подальше.
Специальность у тебя есть, имею ввиду – слесаря, - здесь Эдик ухмыльнулся, - так что не пропадёшь!

А я, чтобы отвлечь внимание от тебя на первое время завтра утром позвоню в твою контору и скажу им, что тебя увезли на «скорой» в больницу с прободной язвой желудка, чтобы они сразу не усердствовали в розыске.

Потом, чуть подумав, Эдик добавил:
- Бабке Клавдии, у которой остановишься, если будешь, от неё сваливать, оставь свои новые координаты – авось ещё пригодимся друг другу, хотя с такими деятелями, как ты, лучше бы мне дела не иметь, - пробурчал он напоследок и они расстались без рукопожатий и объятий.

V

Начавшееся расследование по аварийному происшествию на СРЗ, которое было поручено следователю транспортной прокуратуры Виктору Завьялову, вначале озадачило его нелогичностью поступка капитана: ну зачем надо было скрываться от правосудия, совершив аварию, усугубляя тем самым свою вину? Боялся, что обнаружат его в нетрезвом состоянии, на что указал, допрошенный по делу, старший механик?

Но, запросив данные на капитана Глухова, изо всех организаций и, в том числе, из обоих учебных заведений, которые, якобы оканчивал фигурант дела, Завьялов с удивлением выяснил, что Глухов, Лев Васильевич не заканчивал ни ВМУ, ни – ВВМИУ им. адм. Невельского; ни морским торговым, ни рыбным портом рабочие дипломы ему не выдавались и единственным подлинным документом о его образовании являлось свидетельство об окончании восьми классов средней школы в городе Хабаровске!

«Как же так, что за олухи сидят в этих морских конторах, что в кадрах, что в Службах мореплавания? Неужели трудно сообразить что никак не может быть двадцатичетырёхлетний юноша Капитаном дальнего плавания, окончившим высшую мореходку, причём, вдобавок, ещё и успевшему отслужить три года срочной службы на флоте?Может быть, стоит прошерстить и этих начальничков на предмет достоверности их образовательных документов? И где же нашёл себе «золотую жилу» с фальшивыми документами этот деятель?» - Не переставал размышлять Виктор Ильич, - «Придётся, похоже, возбуждать ещё одно новое дело по-поводу фальсификаторов».

Но размышления-размышлениями, а пока что розыск аварийщика-афериста не давал никаких результатов: исчез лже-капитан, будто в воду канул!

VI

Прошло полгода.
Главный капитан, он же начальник Службы мореплавания рыбоколхоза-миллионера «Большекаменский», что расположен в посёлке Большой Камень, Приморского края,
в красиво сшитой морской форме с одним широким шевроном на чёрных погонах,
важно восседал за письменным столом в своём просторном кабинете.

Главный капитан – довольно молодой ещё для своей должности человек, но с наметившимся, уже, брюшком, находился в хорошем расположении духа: сегодня должен был приехать в Большой Камень его закадычный приятель из Владивостока с двумя симпатичными подружками и намечалось вечером недурственное времяпровождение: приличное застолье, сауна и всё прочее.

«Главнюк», как между собой называли его подчинённые, перебирал бумаги на столе и мурлыкал себе под нос что-то весёленькое, как вдруг услышал требовательный стук в дверь своего кабинета.

«Это ещё что такое?» - Подумал Главнюк и нажал на кнопку селектора:
- Ирина, в чём дело, кто там ломится? Я занят! – Крикнул он в микрофон в приёмную секретарше.

- Лев Васильевич..., - в ответ пискнула секретарша и спикер замолчал почему-то, а дверь в кабинет распахнулась и туда вошли трое в штатском.
- Лев Васильевич Глухов? – Спросил один из них, среднего роста блондин с насмешливым взглядом, по-видимому – старший, - я старший следователь транспортной прокуратуры города Владивостока Виктор Завьялов – и он, подойдя к столу, сунул под нос Лёве (да, дорогой читатель, это был именно он – наш, до сих пор неуловимый проходимец!) красное удостоверение, - вы арестованы по- подозрению в совершении аварии на судоремзаводе, исчезновения с места происшествия и фальсификации документов!

После этого, Завьялов кивнул коренастому оперу, который не спеша, вразвалочку подошёл к Лёве и защёлкнул на его руках наручники.

Когда Лёву вели по коридору конторы, конторский люд, каким-то образом мгновенно узнавший об аресте такой крупной фигуры в их аппарате, повысовывался из своих кабинетов, а какой-то старикашка попытался перекрыть собой этой четвёрке дорогу, фальцетом вереща:

- Это вам не тридцать седьмой год сейчас, отпустите человека!, - Но небрежно был отодвинут в сторону локтём крепыша – опера.

Все четверо спустились вниз, к милицейскому «Газику» и Глухов, садясь в машину, с грустью посмотрел, как будто бы в последний раз в жизни, в ясное голубое небо с плывущими по нему небольшими перистыми облаками.

Заключение.

Завьялов глянул на часы и покачал головой, подумав: «Засиделся я с этим делом опять сегодня. Ну да ладно, с одним аферистом разобрались, надо теперь этого проныру Эдика найти, да накрыть его лавочку», - затем, заспешил домой, на ходу, в который раз, придумывая оправдания перед женой, которая постоянно журила его за задержки на службе.

И – постскриптум.

Глухову дали два года колонии общего режима, а Эдика так и не нашли. Да и вряд ли, уважаемый читатель, что настоящее имя этого авантюриста было – Эдик.

Почти детективная история.

Вступление.

Старший следователь транспортной прокуратуры Владивостока Виктор Ильич Завьялов, ещё раз перечитав дело и взглянув на фотографию основного фигуранта дела, – симпатичного молодого человека с шевронами старшего помощника капитана на погонах форменной куртки, захлопнул пухлую папку, завязал шнурочки и глубоко задумался.

Следствие было завершено, подозреваемый находился в СИЗО и дело можно было передавать в суд.

Дело «сшито», частные определения подготовлены,- думал он, однако, ох как много работы ещё предстоит по раскручиванию всего клубка фальсификаторов документов! Подозреваемый Эдик , на которого указал подследственный – Глухов Лев Васильевич, видимо, «залёг на дно» и как его с того дна «сковырнуть» предстояло ещё голову поломать капитально.

Завьялову, по роду своей деятельности, конечно, не раз приходилось заниматься фальсификаторами, но, в основном, это было мелочёвкой, по сравнению с теперешним делом. Что до этого было?

Ну, бывали случаи подделки справок о плавании молодыми специалистами, медицинских книжек, но здесь.... Подделка морских дипломов и не только их, причём, качество подделки – изумительное, если можно применить это слово к мошенникам.

Ранее, разбирая случаи с подделкой справок о плавании, ему пришлось вникнуть во все тонкости морского дипломирования и он помнил их все наизусть, без необходимости заглядывать в справочники.

Система дипломирования судоводителей (а речь в данном случае идёт о «судоводителе»), согласно КТМ (Кодексу торгового мореплавания) СССР заключалась в следующем.

Чтобы получить свой первый «рабочий» диплом (официальное название его – «диплом на морское звание») – штурмана малого плавания, выпускнику мореходки необходимо было (в то время – прим. автора) набрать 30 месяцев плавательского ценза. Причём, матросом на зарплате, во время производственной практики, плавценз шёл – один день к одному; практикантом на учебном судне – один к двум, а на учебном парусном – один к трём.

Но, к окончанию училища, мало кто умудрялся набирать эти 30 месяцев, даже, если кто и попадал на парусник, его редко набирал и вынужден был, кто больше, кто меньше ходить рядовым матросом.

Ну, а подтвердив заработанный плавценз справками о плавании, только тогда молодой специалист и получал этот самый свой первый рабочий диплом на звание «штурмана малого плавания» (ШМП).

Следующий свой рабочий диплом – «Капитана малого плавания» (КМП) судоводитель мог получить проходя в море 12 месяцев, из них – не менее 6 месяцев в должности старпома или диплом «Штурмана дальнего плавания» (ШДП), проходя в море 18 месяцев, из них не менее 6 месяцев в дальнем плавании в должности не ниже второго помощника капитана. Причём, звание « Штурмана дальнего плавания» (ШДП) считалось выше звания «Капитана малого плавания».

Ну, а чтобы получить высшее судоводительское звание «Капитана дальнего плавания», необходимо было безаварийно проходить в дальнем плавании старпомом на судне соответствующего тоннажа не менее 18 месяцев. Причём, в морской стаж или «плавценз» засчитывалось время «чистого» нахожденияи моряка в плавании с промежуточными стоянками в портах, продолжительностью не более одного месяца.

То есть, теоретически, судоводителю, окончившему ВУЗ, диплом КДП возможно было получить годам к 28-30, Но такие случаи были чрезвычайно редкими, поскольку, в таком случае, моряку надо было, практически, «безвылазно» болтаться в море и при этом безо всяких задержек двигаться вверх по карьерной лестнице.

На самом же деле, карьерное продвижение не всегда шло, как по-маслу: бывало, люди «зависали» то в одной, то в другой должности по-нескольку лет, да и вряд ли кто ходил в море без отпусков и отгульных дней, которых накапливалось за длинный рейс приличное количество.

Так что, получить диплом «КДП» годам к сорока считалось – нормальным карьерным ростом, хотя повторюсь, бывали и исключения, при которых люди, строящие свою морскую карьеру, но при этом, как правило, терпящие крах в жизни семейной, добивались этого звания и раньше. Но бывало и наоборот: разные жизненные обстоятельства, в том числе и аварийные случаи препятствовали продвижению судоводителя и раннему получению капитанского звания, а кто-то, кто не ходил в дальние плавания, не мог получить этот диплом никогда.

Кроме того, следует заметить, что не все судоводители, получившие звание «КДП», сразу занимали капитанскую должность. Некоторые продолжали годами работать старпомами с дипломом КДП в кармане, по разным причинам: кому-то не хотелось расставаться со ставшим ему «родным» экипажем или судном, другие – из-за устраивающего их на данном судне заработка, потому, как, при новом назначении капитаном на другое судно, данный старпом мог потерять в заработке, если это судно – меньшего тоннажа или другого назначения.
Ну, и по-причине того, что существовали такие «козырные» пароходства или судоходные компании, где ротация капитанов шла очень медленно из-за того, что всяк боялся потерять «тёплое» заработное местечко.

Была, правда, ещё категория старпомов, которые просто не хотели этой капитанской должности, поскольку высокое звание и, казалось бы, более лёгкая служба накладывала на человека гораздо бОльшую ответственность.

Все эти истины Виктор Завьялов прекрасно знал и оттого, что ему приходилось заниматься расследованиями, касающимися плавсостава, и потому, что его двоюродный брат ходил старпомом на плавбазе и, при необходимости, Виктора консультировал.

Брат Виктора - Михаил в настоящее время находился на берегу в отгулах и когда, при встрече, Виктор рассказал ему историю Глухова, тот сначала не поверил, настолько факты, им изложенные,показались Михаилу невероятными!

С одной стороны – пронырливость и наглость афериста Льва Глухова и, при всей его, пожалуй, незаурядной сообразительности и глупая уверенность в своей безнаказанности, а с другой стороны – ужасающаяся халатность кадровиков, причём в разных организациях, давшая аферисту развернуться «на всю катушку».

Виктор сказал Михаилу, что сам, когда раскручивал это дело, всё больше и больше удивлялся, но факт – есть факт, и Глухов, пытавшийся примерить на себя шкуру Остапа Бендера, только современного, закончил печальнее чем его знаменитый предшественник.

Старший следователь Завьялов закурил сигарету, прикрыл глаза и в его мозгу, как в кино, начала прокручиваться вся эта невероятная история.

I

Лёва Глухов родился в городе Хабаровске. Учился он на троечки, но не потому, что плохо соображал, а потому, что был лентяем. Окончив 8 классов и получив свидетельство об образовании, объявил родителям, что хочет поступить в техникум и перебрался в город Владивосток, где проживал его дядька, работавший на «Дальзаводе».

В техникум Лёва не поступил и дядька пристроил племянника на завод учеником слесаря, где Лев и проработал до того момента, пока не получил повестку в армию.

Глухов попал служить на флот, отучился в учебке четыре месяца на рулевого-сигнальщика, затем был направлен рулевым на водолазный бот, но прослужил на нём недолго – был переведён, по собственному желанию, свинарём на подсобную свинарню в своей части и считал, что служба – удалась!

Отслужив своё, парень вернулся на «Дальзавод», где и продолжил «слесарить».
Лев обзавёлся друзьями на ремонтирующихся судах, частенько навещал их, иногда с бутылочкой (следует заметить, что пронести спиртное на территорию «Дальзавода» было не так-то просто: вохровки с наганами на проходной не только проверяли пропуска, но и, буквально, ощупывали карманы лиц, следующих через проходную. Не разрешалось проносить даже пиво!

Поверх забора, ограждающего завод, была натянута колючая проволока, и по периметру забора был прорыт ров, заполненный водой.
Завод считался режимным объектом, потому что, кроме крупных торговых и рыболовных судов на нём ремонтировались большие военные корабли. Вохровцы, почему-то, в основном, женского пола, вооружённые карабинами, постоянно, днём и ночью, патрулировали обширную территорию завода, и, иногда, в ночное время были слышны выстрелы: «амазонки» принуждали к остановке нарушителей – как правило, пьяных рыбообработчиков, которых из-за их нетрезвого состояния, не пускали через проходную и они, невзирая на ров с водой, забор и колючую проволоку на нём, умудрялись преодолевать эти препятствия, чтобы попасть на родимую плавбазу.

Ну а у пронырливого Лёвы была хорошая, скажем так, знакомая - вохровка, которая закрывала глаза на то, что тот, порой, заявлялся на «Дальзавод» с «пузырьком».
Лёвины друзья-морячки знакомили его со своими судами, водили Лёву и на мостик и в машину; иногда мастер дизельного цеха, где было рабочее место Глухова, посылал его на ремонтную работу непосредственно на какое-либо судно, так, что он на этих судах ориентировался неплохо, поверхностно представлял себе кто чем на них занимается, завидовал штатному плавсоставу и у Лёвы даже мысль появилась - попробовать поступить в среднюю мореходку в Находке, поскольку во Владивостокскую принимали, только, лишь, с полным средним образованием.

В ту пору моряки у прекрасного пола пользовались довольно высокой популярностью и Глухов пошил себе морскую форму, правда, без знаков различия – постеснялся своих заводских коллег, которые могли поднять его на смех, встретив в городе в капитанских погонах.

Но Лёве и этого хватало: внешность у него была привлекательная, рост – выше среднего, а лапшу навешать девушке на уши можно было и не имея галунов на плечах – хватало и пуговиц с якорями.

И вот, однажды, посчастливилось Льву Глухову познакомиться с одной милой девушкой по имени Лариса во время перехода через залив Золотой Рог на пассажирском катере с мыса Чуркин в центральную часть города.

Лёва проявил любезность : подал ей ручку, когда она поднималась по сходням на катер, а потом – помог найти местечко в переполненном пассажирском салоне, сам встал рядом и за короткий переход успел познакомиться с девушкой и назначить ей на завтра, на вечер, свидание в ресторане «Арагви», располагавшимся в центре.
Зная о том, что попасть вечером в ресторан во Владивостоке довольно сложно, он этим же днём и заказал в «Арагви» столик на двоих на следующий вечер и в назначенное время «помытый и побритый» в своей отглаженной морской форме сидел за столиком ресторана в ожидании прекрасной Ларисы.

Время шло, а девушка не появлялась. Прождав час, Лев понял, что свидание не состоится, а девица пообещала ему встречу, чтобы он отвязался или, может быть что-то случилось?

Не дождавшись девушки, помрачневший Глухов открыл бутылку шампанского и налил себе бокал до краёв и, только поднёс он бокал к губам, как услышал мужской голос:
- У вас место свободно?

Лев поднял голову и увидел молодого – лет тридцати – мужчину, одетого в новые «техасы» ( так раньше в Союзе называли джинсы) и красивый яркий свитер, при этом взгляд у этого человека, как показалось Глухову был не то, что бегающий, а какой-то неуловимо-ускользающий: Лёва попытался помотреть мужчине в глаза, но обрёл ощущение, как будто выстрелил в мишень и «промазал».

Но, тем не менее, Глухов кивнул и указал незнакомцу на свободный стул, который предназначался до этого обманщице Ларисе.

Молодой человек подозвал официанта, заказал триста граммов водки, салат и мясное ассорти.

Глухов залпом выдул бокал шампанского, которое тоже предназначалось им для Ларисы, закурил сигарету и погрузился в свою грусть.

Сосед по столику внимательно посмотрел на Лёву и, оценив его состояние, участливо спросил:
- Случилось что?
- А? – Очнулся Глухов, - да нет, так, ерунда – девушка не пришла.

- Девушка? Да не горюй! Отнесись философски, - сказал незнакомец и пропел скрипучим голосом: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно – кому повезло!».
После чего, сосед протянул Лёве руку и представился:
- Эдик!
- Лёва, - Глухов вяло пожал руку Эдика.

В этот момент официантка выставила на столик перед Эдиком его заказ.
- Ну что, Лёва, за знакомство? – Спросил Эдик, наполняя водкой стопку себе и Глухову.
- Да у меня – вот..., и Лев кивнул на бутылку с шампанским.

- Не, Лёва, мужики за знакомство шампанское не пьют, давай-ка водчёнки махнём, а газировкой этой – потом «отполируем»!
- Ну давай! – Не заставил себя долго уговаривать Глухов, чокнулся с новым знакомым и «махнул» с ним первую стопку.

Потом они «махнули» по-второй «за мир во всём мире» и, после того, как закусили, Эдик, кивнув на морское облачение Глухова, предложил:
- Я вижу, ты – мариман, судя по-прикиду, значит, давай-ка «дёрнем» за тех, кто – в море! Святой третий тост у моряков.

- Да не моряк я, - почему-то, оглянувшись по сторонам и, приглушив голос, сознался Лёва, - а морской прикид, так это, так, для форсу!
- И всё равно – ты молодец! - Воскликнул Эдик, - хоть и не моряк, а парень честный, не стал темнить мне. А я люблю честных людей. Давай тогда за это и выпьем: за честный люд!

Выпив в третий раз «за честный люд», новые друзья заказали ещё графинчик. Эдик всё больше и больше нравился поддатому Лёве, да и тот заявил, что теперь они с Лёвой – кореша и поэтому должны друг другу помогать. Потом он попросил Глухова рассказать о себе. Тот и рассказал Эдику свою нехитрую биографию. Ну, а что могло там быть такого в этой биографии у обыкновенного двадцатитрёхлетнего советского парня?

- Слушай! – Вдруг воскликнул Эдик, а ведь я могу тебе устроить, - и он произнёс мудрёное для Лёвы слово – промоушен!
- А это что за хрень? – Спросил Лёва.

- Это не хрень, дорогой мой, а продвижение! Продвижение по жизни и карьерной лестнице! – Заявил Эдик.

- Каким же образом? – Спросил Лёва.
- Ну, ты же сказал, что мечтаешь о море и даже хотел в мореходку поступить?
- Ну да, - ответил Глухов.
Тогда, Эдик, приблизив своё лицо к лицу Глухова, сбавив тон, как-то заговорщицки, сказал ему:

- Слушай, друг, а на хрена это нужно тебе – пять лет ходить строем и мозги парить? У меня есть выход на людей, которые тебе могут сделать штурманский рабочий диплом и без этого геморроя!

- Что, так, вот просто и могут сделать? – Удивился Лёва.
- Да, так вот просто и настоящий рабочий диплом, но за деньги! – Ответил Эдик.
- И дорого? – Поинтересовался Глухов.
- Ну, не так уж и дорого, поскольку, надеюсь, уговорю ребят, скажу, что ты – мой кореш. Короче – двести «рыжих» и диплом ШМП у тебя в кармане!

- Для меня это дороговато: я на заводе полторы сотни в месяц всего зашибаю, не больше, - сказал Лёва, - да и то – не всегда.

- Ну, не знаю, я и так тебе сотню попытаюсь скинуть, хотя не уверен на сто процентов, что мои ребята на это согласятся..., развёл руками Эдик...

- Послушай, а, там, подписи, печати и прочее – не обнаружат липу, когда я буду его предъявлять? – Спросил Глухов.
- Да не волнуйся, ты! – Воскликнул Эдик. Не ты первый, не ты последний!

Приобрели ребята дипломы и работают себе, бабки зашибают. Никто ещё не спалился, поскольку, оформлено всё ювелирно! Вообще-то дело твоё, конечно: можешь продолжать ишачить слесарюгой на "Дальзаводе", если не рискуешь подняться на капитанский мостик. Но тебе, ведь, сам бог велел – служил на флоте рулевым, с устройством судов знаком, пацан не глупый, как я вижу; полистаешь немного учебник навигации или, там, морского дела и – вперёд, на пароход! Не вздумай, только по-первости в какую крутую контору соваться, типа Дальневосточного пароходства, а лучше в какой-нибудь «Приморрыбфлот»: во-первых они постоянно объявления в газете дают, что им срочно требуются штурманА, а во-вторых, кое-кто уже там трудится из тех, кому я помог с дипломами.

- Ну, а если, всё-таки» подловят? – Всё еще сомневался Глухов.
- Никого ещё не подловили, а тебя, вдруг, подловят! Ну, если будешь круглым идиотом, и проколешься, то что тебе сделают, если подловят? Отберут диплом, да выгонят из конторы и все дела! Ты не знаешь, какие, бывает, дуболомы капитанами ходят и им всё сходит с рук? А я – знаю!

Да на, вот, смотри! – И Эдик открыл портфель, который был при нём и достал из него чистый бланк морского рабочего диплома и раскрыл его, - видишь? Здесь остаётся только вклеить фото, заполнить морское звание, место и дату выдачи и подписи и всё! И ты – штурман! Правда, пока что - малого плавания, но, если пойдет у тебя всё тип-топ, то со временем сделаем и дальнего!

И Глухов решился! Поскольку, на данный момент таких денег у него с собой не было, то он договорился с Эдиком о встрече назавтра в кафе «Лотос», в 19-00 и что принесёт он ему фотографию и аванс – пятьдесят рублей, а Эдик оставил, на всякий случай, Лёве свой номер телефона. А если точнее, то не свой, а одной старушки – своего "диспетчера".

Назавтра состоялась их встреча, как и было договорено, а ещё через два дня Глухов, расплатившись с Эдиком, стал обладателем новенького рабочего диплома «Штурмана малого плавания» с печатью Владивостокского морского торгового порта и подписью Капитана порта! Согласно дате, обозначенной в дипломе, Глухов Лев Васильевич, получил данный диплом всего месяц и неделю тому назад, сразу после окончания Владивостокского мореходного училища Министерства морского флота СССР. На вклееной фотографии три на четыре улыбался молодой человек приятной наружности в морской куртке, без знаков различия.

Прислушавшись к советам нового друга – Эдика - рисковать, так рисковать! – Лёва уволился с «Дальзавода» и наметил себе организацию для трудоустройства: Управление «Приморрыбфлот».

Эта организация, относящаяся к Министерству рыбного хозяйства, среди прочих морских контор Владивостока, наиболее нуждалась в кадрах, хотя кадровый голод в ту пору, в той или иной мере, испытывали все такие конторы, а было их, кроме «Приморрыбфлота» и пароходства во Владивостоке ещё несколько: Управление китобойных флотилий, Управление «Крабофлот», Управление «Дальморепродукт», Управление «Востокрыбхолодфлот», Гидрографическая служба и ещё – Морская Гидрометеослужба, владеющая большими и малыми научно-исследовательскими судами.

Мореходки Союза всё никак не могли утолить этот кадровый голод, хотя с западной части СССР многочисленные училища направляли на Дальний Восток по половине, а то и более своих выпускников.

Текучесть кадров была весьма значительной. Большинство молодых специалистов, отработав свои три года по направлениям увольнялись и возвращались на свой «Запад»: кто искать работу в западных морских организациях, а кто – вообще «завязывал» с мореплаванием. И дело не столько в том, что молодёжь пугалась суровой морской жизни, ведь, училища заканчивали вполне, себе, состоявшиеся моряки, закалённые в морях во время продолжительных морских практик и вполне представлявших себе, что их ожидает в будущем, а в том, что во всех этих организациях жилищная проблема была или очень плохо решаемая или не решаемая вообще.
Видимо, в больших верхах рассуждали так: если есть у моряка на судне каюта или место в кубрике, то большего ему и не надо и, кто знает, может быть, экономя на строительстве жилья для плавсостава, Минрыбхоз больше терял на потере морских кадров - многочисленные мореходки как бы, частично работали вхолостую, обучая и содержа на всём готовом массу людей, которая потом рассасывались по предприятиям, никакого отношения к морю не имевшим.

II

Старший инспектор по кадрам Управления «Приморрыбфлот», Хомченко Роман Павлович, сидел в своём кабинете в печальном расположении духа. «Средина лета – июль», - думал он, - «самое поганое время для кадровиков! Суда простаивают из-за некомплекта специалистов. Итак – эта проблема – постоянная наша головная боль, а лето, так, вообще – завал! Все рвутся в отпуск и отгулы, к тому же пик увольнений – в летнее время! А чего хотеть? Квартиру молодому специалисту получить проблема, зарплата, в целом, на судах нашей конторы – ниже чем у соседей. Начальник требует отзывать народ досрочно из отпусков, да попробуй отзови кого! Эх, бросить эту работу ко всем чертям и пойти опять рыбмастером! А как бросить? Наташка на сносях – вот-вот родит второго, как её оставить? Помочь-то некому... . А тут ещё «Пурга» эта – отойти не может: капитан наотрез отказывается выходить в море без третьего помощника, хотя вполне мог бы обойтись пока – потнадзор выпустил бы, поскольку минимальный штат на судне всё равно присутствует. Кого, вот, мне выдернуть из отпуска?» - Так размышлял Хомченко, как вдруг услышал негромкий стук в дверь своего кабинета.

- Войдите! – Крикнул Роман Павлович и в дверь вошёл молодой человек в морской форме без знаков различия, точно в такой, в которую был одет и сам Хомченко.
- Слушаю вас! – Сказал Хомченко посетителю.
- Я по-поводу трудоустройства, мне сказали к вам обратиться, - не очень уверенно произнёс молодой человек.

- По поводу трудоустройства? – Оживился Роман Павлович, - проходите, присаживайтесь, - Хомченко указал Лёве (а это был он) на место за столом напротив себя.

Глухов присел, положив руки на колени.
- А кто вы по-специальности? – Спросил Хомченко Лёву.
- Судоводитель, - сказал Глухов и выложил перед инспектором свой новенький рабочий диплом.

Роман Павлович взял в руки диплом, раскрыл его и заметно повеселел.
- Так-так, - сказал кадровик, - замечательно! Молодой специалист выходит? Вы что, к нам, по-направлению? Хотя после ВМУ (Владивостокского мореходного училища) к нам редко попадают - другое министерство...

- Да нет, не по-направлению. У меня – свободный диплом, - ответил Глухов.
- И за что вам такая льгота? – Спросил Хомченко, - блат, небось, имели среди начальства, - и он подмигнул Льву.
- Да нет, отчим сильно болел и мне пошли навстречу – выдали свободный диплом, - соврал Глухов.
- А сейчас что, выздоровел?
- Да нет, помер, - опять соврал Глухов, сделав грустную физиономию.
- А, ну извини... .
- Да, ничего, чего уж там, теперь, - продолжал разыгрывать спектакль Лёва.

- Ну, ладно, - пристукнул ладонью по столу кадровик, - кадры нам требуются, и тебе, Лев, повезло: хотя и нет у тебя командирского опыта, но есть горящая вакансия – третьего помощника капитана на ТХС (транспортно-холодильное судно) «Пурга». Остальные документы у тебя с собой?

- Извините, какие документы? – В растерянности спросил Глухов.
- Ну ты даёшь! – Воскликнул Хомченко, а потом, бросив взгляд на приятного, с виду, молодого человека, слегка постучал себя по лбу и сказал: - ну да, ты же, ведь, в первый раз на работу устраиваешься?
- Да, в первый, - врал уже напропалую Глухов.

- Ну, тогда запомни, а лучше – запиши, если чего-то у тебя сейчас собой нет: медкнижка, с пройденной медкомиссией, военный билет, учебный диплом, две фотографии - три на четыре, паспорт с владивостокской пропиской, трудовая книжка, если имеется, и возьмёшь у девочек в соседнем кабинете бланк анкеты – сегодня же и заполнишь. Имеешь с собой что-либо из перечисленного, кроме рабочего диплома, который ты уже здесь мне выложил ? – Спросил Роман Павлович Лёву.
- Да, нет, только паспорт, военный билет и фотографии при себе, - ответил Глухов.
- А где учебный диплом? – Спросил Хомченко.

- Ой, учебный-то диплом оставил дома, в Хабаровске, когда на похороны отчима ездил! – Очень искренне воскликнул Лев, хлопнув себя ладонью по лбу, в душе проклиная Эдика, так его подставившего - не предупредившего Глухова о том, что учебный диплом, то есть тот, что выдаётся по окончании училища, тоже надо предъявлять при трудоустройстве! «Ну всё», - в расстройстве подумал Лёва, номер «не прокатил! И с работы, дурак, уволился и двести рублей пустил на ветер!», - Такие мысли вихрем пронеслись в Лёвиной голове.

- Да, Хабаровск – не ближний свет, - сказал задумчиво Хомченко, - как-никак – семьсот пятьдесят километров. Если на поезде, то сутки туда – сутки обратно, а время не ждёт, судно-то простаивает!

Давай так, мы тебе сейчас выдадим бланк медкнижки, я позвоню в рыбацкую поликлинику – там у меня знакомый зам. главврача, ты едешь в поликлинику с этим бланком прямо сейчас, - Хомченко бросил взгляд на часы, – он пробежится по кабинетам, где тебе отметят медкомиссию. Неправильно это, конечно, а что делать: простой судна в копеечку конторе вылетает! Ну, а учебный диплом привезёшь по-приходу из рейса, идёт?

Идёт! – Обрадовался Лёва.
- Ну тогда пойдём к девочкам в соседний кабинет, я скажу, чтобы тебе медкнижку выдали и бланки, ты сразу бери такси, дуй в поликлинику и, потом, назад – к нам, заполнишь анкету, мы тебя проведём приказом и выдадим направление на судно, чтобы, «кровь из носа», ты сегодня вечером или, на крайний случай, завтра утром, прибыл на «Пургу» и как, говорится, полный вперёд, товарищ штурман!

На следующее утро Глухов с чемоданом в руках поднимался по сходням на невысокий борт ТХС «Пурга» - небольшое судно в корпусе СРТ – среднего рыболовного траулера, но, только, назначение этого судна было не рыболовное, а транспортно-снабженческое: в предстоящий рейс оно выходило, загруженное картошкой, бочками с квашеной капустой, мешками с мукой и сахаром и ящиками с консервами. Короче, провизией, предназначенной для рыболовных судов, промышляющих рыбу-сайру в районе острова Шикотан.

Лёва, вручив направление и другие документы капитану , расположился в тесной двухместной каюте - нижняя койка принадлежала второму помощнику – затем поднялся на мостик: капитан дал ему задание перенести прокладку курсов перехода Владивосток-Шикотан с генеральной карты на путевые и заодно проверить корректуру, которую должен был выполнить на картах его предшественник, но на судне он отсутствовал – списался не дождавшись подмены.

Лёва, конечно, по совету Эдика, запасся учебниками: «Справочник капитана», «Навигация и лоция» и «Морское дело», к тому же, у него ещё с учебки сохранился «Учебник рулевого ВМФ», в котором в простейшей форме излагались основные понятия по судовождению, однако, хотя он бегло и заглянул в эти учебники, и, напрягая извилины, пытался вспомнить то, чему его учили в учебном отряде и кое-что всплыло в его мозгу: он даже вспомнил, как включается радиолокатор «Донец», но проблески полезной информации часто закрывали рыла свиней, за которыми он ухаживал в подсобном хозяйстве военно-морской базы.

Да и возможно ли впитать в себя за несколько вечеров весь объём знаний, которыми преподаватели загружали курсантов мореходок несколько лет?

Отход судна в море намечался на вечер и до отхода Глухову предстояло выполнить капитанское задание. Так что, на мостик он поднялся несколько озадаченным, раздумывая, как не проколоться в первый же день.

На мостике Лёва встретился и познакомился со своим «коллегой» - вторым помощником капитана – Жорой Фроловым.
Жора ковырялся в папке с коносаментами – в советской системе второй помощник являлся грузовым и ещё занимался провизионными делами, за что имел «погоняло» - «Ревизор».

От Ревизора «Пурги» исходило густое амбре - накануне вечером Жора бурно отпраздноваал с друзьями предстоящий отход, когда получил от Кэпа известие, что третьего помощника кадры им всё-таки подыскали, а значит, выход в море – назавтра.
Уловив этот характерный аромат, находчивый Лёва тут же придумал план, как ему выпутаться из сложившейся ситуации.
- Похмелиться хочешь? – Спросил он страдающего «с бадуна» Жору.

- А у тебя есть? – Воодушевился тот.
- Есть у меня одна бутылочка, - сказал Глухов, соврав «коллеге»: на самом деле у Лёвы в чемодане было - три бутылки водки и одна – «Спирта питьевого», который иногда «выбрасывали» в продажу во владивостокских магазинах.

- Ну, так давай, по-маленькой, а то после вчерашнего «трубы горят»! – Воскликнул Жора.
- Да похмелил бы я тебя, Жора, мне не жалко, но скоро день рождения у меня и «проставиться» ребятам нечем будет в море.
- Да ладно! На Шикотане достанем!
- А я слышал, что там во время путины – сухой закон, – Сказал Лёва.

- Не переживай, там продавщица у меня знакомая есть, а у неё всегда заначка имеется, - теперь уже «заливал» Жора - Лёве .
- Нет друг, - сказал Глухов, - хотя, подожди, если ты меня выручишь сегодня, то и я тебе навстречу пойду – отдам всю бутылку!

- А что делать-то? – Обрадовался Жора.
- Понимаешь, меня так срочно направили на судно, что я с девушкой своей проститься не успел и, если я её не навещу до отхода, то обида будет – выше крыши. Боюсь, что не простит она меня, а ехать до неё далековато отсюда – аж на Вторую речку. А там, кстати, и спиртного можно подкупить, знаю я одну точку. Но отлучиться с судна я не могу – кэп дал задание перенести прокладку с генеральной карты на путевые и проверить корректуру заодно. Вот, если бы ты выручил меня, выполнил эту работу, то и пузырь бы твой остался и я бы свою проблему решил, да и «пойла» бы подкупил. Ты же ведь сам знаешь, какие проблемы в городе с «огненной водой» - только в ресторане можно купить, причём, втридорога, а в магазинах она редко бывает, - такую, вот, тираду выдал Глухов Ревизору.

- Прокладку? Корректуру? – Да легко! Одной левой! – Бодро воскликнул Жора, - карт-то до Шикотана всего-ничего! Тащи пузырь и дуй в город к своей невесте, только к отходу не опоздай, а я всё оформлю в наилучшем виде!

Вот таким вот образом Лёва Глухов и выкрутился из этого положения, не ударив с размаху в грязь лицом перед капитаном.

Ни к какой девушке, фальшивый штурман не поехал, а отправился на электричке на пляж, на 19-й километр, где искупался, позагорал и вернулся на «Пургу» к 16-00, то есть, за два часа до отхода, опередив, при этом, капитана на полчаса, а старпома – на час.

Жора, находившийся на судне до самого отхода на береговой суточной вахте, слово своё сдержал и перепорученное ему Глуховым капитанское задание выполнил: прокладка на путевых картах была сделана, корректура по Извещениям мореплавателям была проверена и карты аккуратно, по-порядку применения, были уложены в штурманский стол.

Кстати, до отхода Глухов успел дозвониться Эдику и «наехал» на того за то, что он ничего не сказал ему про учебный диплом, на что Эдик ответил, что не знал о том, что в кадрах его требуют и пообещал такой диплом ему к приходу «организовать» за такую же сумму.

«Пурга» отшвартовалась в 18-00, на вахте старпома, а в 20-00 квази-штурман Глухов заступил на свою первую в жизни штурманскую вахту.

Согласно Кодексу торгового мореплавания (КТМ), вахта третьего штурмана контролируется капитаном судна и капитан, узнав, что новый помощник заступил на вахту впервые, всю эту вечернюю вахту провёл с ним, пока в 23-45 на мостик не поднялся сменщик – Ревизор Жора.

Авторулевого на судне не было и поэтому на мостике находились кроме штурмана и капитана два матроса – рулевые-вперёдсмотрящие, меняющие друг-друга «на руле» через каждые полчаса.

- На руле нормально стоишь? – Спросил капитан Лёву, - мало ли, вдруг придётся рулевого подменить.

- Запросто! – Ответил Глухов, понадеявшись на свой опыт, когда-то приобретённый во время службы на водолазном боте.

- А ну-ка попробуй! – Сказал капитан и сделал знак рулевому, чтобы тот уступил место у штурвала Лёве.

Глухов принял штурвал и, по-началу, пару раз рыскнув вправо-влево, наконец, «пристрелявшись» к заданному курсу, уверенно повёл нужным курсом «Пургу», всматриваясь в подсвечиваемую в тёмной рубке картушку репитера гирокомпаса.

Минут через десять капитан сказал: «Достаточно, стоишь нормально!» И дал задание Льву определить местонахождение судна, используя РЛС (радиолокационную станцию) «Донец» и нанести эту точку на морской путевой карте.

Глухов подошёл к уже включенному радару, прислонил лицо к резинке тубуса, обрамлявшего дисплей радиолокатора и тупо уставился на светящиеся круги на тёмном экране, не помня, что надо делать дальше.

- Ну, чего застрял там? - Спросил кэп Лёву, - непонятно что?
- Да, вот, Басыр Рашидович (так звали капитана), подзабыл я, как по «Донцу» определяться. Нам , в училище один раз показали, а потом мы другим, большим пользовались, пробормотал Глухов.

- Каким большим? «Доном» что-ли?
- Ну да, «Доном», - подтвердил Лёва, хотя и понятия не имел, чем «Дон» отличается от «Донца».

- А ты какую мореходку кончал, что-то я забыл? – Спросил Басыр Рашидович.
- Да, ВМУ, - сказал Глухов, - там же в дипломе записано.
- А, ну да. Конечно, вас там, наверное, на «крейсера» готовили, поэтому такой примитив, как «Донец» вам ни к чему был, - с сарказмом сказал кэп.
Ну, да ладно, сейчас я тебе напомню – в чём различия между «Доном» и «Донцом», - и Басыр Рашидович подошёл к радару и сдёрнул с него резинку-тубус, чтобы обоим одновременно был виден экран радиолокатора.

- Видишь, вот эти неподвижные круги дальности? – Спросил капитан Лёву.
Лёва вспомнил, что именно так и называются светящиеся концентрические окружности на экране радара и утвердительно кивнул.

- Так вот, твой любимый «Дон» хорош тем, если помнишь, что имеет кроме неподвижных кругов, подвижный круг дальности, то есть – ПКД, а на «Донце», к сожалению, эта штука отсутствует и, определяя дистанцию до цели, нам приходиться интерполировать, используя для удобства вот эту линеечку с делениями, прикладываемую к экрану. Вот смотри: сейчас у нас на радаре выставлена двенадцатимильная шкала, так значит, какое расстояние будет между кругами?

- Две мили! – Довольно быстро ответил Глухов, разделив в уме двенадцать миль на шесть кругов.
- Правильно, - одобрил ответ помощника капитан, а на двадцатичетырёхмильной шкале – четыре мили, а на шестимильной – одна, на трёхмильной – полмили. То есть, для определения расстояния между кругами делишь известный тебе диапазон на шесть и все дела!

А вот теперь, скажи-ка мне, Лев Васильевич, какая дистанция между нами и вон тем, обгоняющим нас судёнышком справа, впереди траверза? – и капитан ткнул карандашом в светящуюся точку на экране локатора.

- Ну, четыре и восемь десятых мили, - прикинул Глухов, приложив к экрану радара линейку.

- Так, правильно, четыре мили и восемь кабельтов; а переключи-ка на шестимильнай диапазон и там проверь, - распорядился капитан.

Лёва решил и эту задачку. На шестимильном диапазоне ему удалось точнее проинтерполировать и у него получилась дистанция - 4,82 мили.

- Ну вот, а теперь, пока у нас берег на радиолокационной видимости, определись-ка по двум расстояниям, прикинув дистанции вот до этих мысков, - и капитан ткнул карандашом в два выступа выделяющихся на прерывистым контуре береговой черты, высвечиваемой в кормовой части радара, по левому борту, предварительно переключив локатор снова на двенадцатимильный диапазон.

Глухов измерил дистанции, запомнил их, затем, напряг, похоже, все извилины в своём черепе и то ли что-то вспомнил, что преподавали ему когда-то в учебке, то ли сообразил, но, подойдя к карте, взял циркуль и воткнув попеременно иглу ножки циркуля сначала в одну оконечность похожего по конфигурации мыса на карте, затем – другого, сделал грифелем циркуля на карте две пересекающиеся засечки, таким образом получив, как говорят моряки – обсервацию, то есть, точку местонахождения судна на навигационной карте. Эта точка получилась не совсем на проложенном предварительно Жорой-Ревизором курсе, а на два кабельтова южнее.

- Ага, сдрейфовало нас, малость, - произнёс Басыр Рашидович, наблюдавший за действиями лже-штурмана; затем капитан взял карандаш, обвёл точку пересечения засечек кружочком внутри которого нарисовал треугольничек и из центра этой получившейся фигурки провёл волнистую линию (невязку) до точки, где судно должно было находиться по счислению, то-есть, в расчётную точку.

Затем, взяв в левую руку штурманскую параллельную линейку, проложил на карте тот же курс, что и был до этого, только уже из обсервованной точки, а прежнюю линию курса с карты стёр ластиком.

Лёва за действиями капитана наблюдал «в оба глаза», стараясь запомнить все его действия и боясь что-то пропустить.

Второй штурман Жора, похмелившийся и проспавшийся, появился на мостике за пятнадцать минут до начала вахты, как и требовалось Правилами штурманской службы.
Капитан не стал дожидаться, пока третий сдаст вахту второму, но уходя, велел Глухову сдать ревизору место, сделав обсервацию по радиопеленгатору, поскольку берег находился уже вне радиолокационной видимости.

Лёва кивнул, но, как только Басыр Рашидович скрылся за дверью, обратился к Жоре:
- Слушай, Жора, будь другом, определись за меня по радиопеленгатору: я имею небольшую практику и боюсь тебя подвести и нанести обсервацию не там где надо...

- И чему вас, торгашей, только, учат в вашей ВМУ, - проворчал Жора, но, однако, включил радиопеленгатор «СРП-5», натянул на уши наушники, подтянул к себе справочник «РТСНО» (Радио-технические средства навигационного оборудования») и начал ловить сигналы радиомаяков. Взяв пеленги на радиомаяки и исправив их поправками, Жора нанёс на карту новую точку, полученную в результате пересечения двух радиопеленгов, также изобразил на карте невязку и, используя параллельную линейку и штурманский транспортир, проложил на карте новый курс в точку поворота и задал его рулевому.

Выполнив эту операцию, Жора бросил на стол карандаш, выпрямился из-за штурманского стола и сказал Глухову:
- Тренируйся, студент, а то в следующий раз за тебя твою работу выполнять буду только за «проставу»!

Лёве по окончании вахты предстояло ещё заполнить судовой журнал и он долго корпел над этой процедурой, заглядывая на предыдущие страницы, чтобы подглядеть, как это делали его «коллеги».

- Ну ты и даёшь! – Сказал ему Жора, когда он, наконец, закончил, - роман, что ли писал?- А затем заглянув на заполненную страницу, противно захихикал, но увидев обескураженную физиономию Глухова, успокаивающе похлопал того по плечу и сказал:
- Ничего, братан, научишься; но за эту хрень, что ты тут накарябал, Басыр может и наехать, так что, внимательнее будь впредь.

Лёва, сдав вахту и спустившись в каюту, достал из своего рундучка «Справочник капитана», разделся и залез с ним на верхнюю койку, включил над головой бра, и начал сначала наобум перелистывать страницы учебника, а потом – вернулся к началу и задержал свой взгляд на оглавлении, вглядываясь в заголовки разделов справочника. При этом ему становилось всё тоскливее и тоскливее.

«Навигация и лоция», - читал он, - «Мореходная астрономия», «Теория и устройство судна», «Морское дело», «Технические средства судовождения», «Коммерческая эксплуатация», «Сигнализация», «Морское право», «Предупреждение столкновений судов в море»...;

Глухов открыл раздел «Мореходная астрономия».
«Мама, родная!» - подумал он, - «тут же сплошная сферическая тригонометрия! А я и простой-то не знаю! Ну чтож, назвался груздем – полезай в кузов! Придётся, если не астрономию, так хотя бы судоводительские основы проштудировать, чтобы уже на Шикотане не выперли меня с позором с парохода!»

Часа три после первой своей ходовой вахты, Лёва вникал в премудрости морских наук, начав с того, что показалось ему особо важным в первую очередь: как прокладывать курсы на карте, как отмерять на них расстояния, как осуществлять визуальное пеленгование и определять своё место в море по пеленгам на маяки и прочие береговые ориентиры, как пользоваться радиопеленгатором и т.д и т.п..

Кое-что всплывало в его памяти из того, что он проходил в учебном отряде, в армии, а что-то не доходило ещё до него, без наличия перед глазами изучаемого предмета.

«Надо брать с собой на мостик справочник и заглядывать в него, когда кэп отсутствует», - решил Глухов, опять углубился в чтение и незаметно уснул.

Проснулся Лёва от того, что кто-то дёргал его за ногу. Открыв глаза, он увидел вахтенного матроса, нёсшего вахту со старпомом: старпом прислал того разбудить третьего помощника на завтрак и на утреннюю вахту, начинавшуюся в восемь утра.
Поднявшись после завтрака на мостик, Лёва увидел там, кроме сменяющихся моряков,
капитана опять.

Басыр Рашидович поприсутствовал при передаче вахт старпома – третьему, а потом сказал:
- Так, Лев, погода хорошая, поворотов на другой курс на твоей вахте не предвидится, шуруй себе вперёд, в сторону Сангарского пролива, контролируй рулевых и не нарушай ППСС (правил предупреждения столкновений судов), а я спущусь вниз в салон, «забью козла» с чифом против механиков. Если что непонятно – звони в салон, оним словом.

Кэп ушёл, а Глухов, проскользнув из рулевой рубки в штурманскую, вытащил из-за пазухи заветный справочник и сунул его в верхний ящик штурманского стола и вернулся опять в рулевую.

Пока не было капитана, он, время от времени, заходил из рулевой в штурманскую и, раскрыв учебник и справочник РТСНО, пытался произвести обсервацию по радиомаякам, но у него пока ничего не получалось: настроившись по позывному маяка, передаваемому азбукой Морзе, он никак не мог уловить минимум звучания сигнала – то ли не умел настроить как следует радиопеленгатор, то ли проходимость радиоволн была плохой - он так и не понял.

Сдавая вахту, он взял и просто «от фонаря» нарисовал на курсе место судна, якобы, определённое по СРП-5, а на самом деле – элементарно отмеренное измерителем из расчёта скорости в десять узлов.

Жора, сменив Глухова, и увидев на карте обсервацию в виде ромбика (а это означало, что место было определено по радиопеленгам), удовлетворённо хмыкнул и спросил:
- Ну что, студент, освоился? То-то же!

Лёва, кивнув Жоре и, незаметно сунув за пазуху «Справочник капитана», удалился с мостика и встретились они после шестнадцати часов в своей общей каюте.

- Слушай, - сказал Жора Глухову, - ты зачем туфту на карте налепил? Не смог по СРП определиться, так и передал бы мне счислимую точку, а не обсервацию! Я, понимаешь, иду себе, полагаю, что дрейфа нет, а он – будь здоров, какой! Тебя же снесло, хрен знает куда, а ты мне точку на курсе рисуешь! Хорошо, что, хоть, шли посреди Японского моря, а не в узкости! Ты больше так не делай! Знаешь, что адмирал Макаров говорил? «Пишем, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем!»

- Ну извини, Жора, - сказал Лёва, - руку ещё не набил на СРП-5, всё никак минимум сигнала не мог уловить; не хочешь «по чуть-чуть»? У меня есть!

- «По чуть-чуть?» - Оживился Жора, - это хорошая идея, - начал потирать он ладошки, - давай, доставай напиток, а я на камбуз смотаюсь за закусью,- и, обернувшись уже в дверях сказал Глухову:
- А ты Лёва, всё же, «пургу не гони» на «Пурге». Если что не получается, то я тебя поднатаскаю, - и ухмыльнулся, - за магарыч, естественно!

( продолжение следует )

I

В тесной каютке СРТ (среднего рыболовного траулера) «Навага», ошвартованного у причала владивостокской бухты Диомид, сидели двое: сдающий дела тралмастер Шумов Артём Егорович и принимающий эти дела Телегин Пётр Сергеевич.

А теперь, дорогой читатель, познакомимся с нашими героями поближе.

Они были старыми приятелями и, к тому же земляками из села, расположенного в Воронежской области, с неблагозвучным названием – Хреновое. Так в паспортах у них и было написано: «Место рождения: село Хреновое»! Народ, кому доводилось заглядывать в их документы, над ними подсмеивался и землякам уже давно надоело всех поправлять, объясняя, что правильно произносится не «ХренОвое», а «ХреновОе»!

На Дальнем Востоке друзья пребывали уже лет двадцать, завербовавшись после армии сначала в Петропавловск-Камчатский, где трудились матросами в рыболовном флоте, а затем оба перебрались во Владивосток. Там они окончили курсы тралмастеров на учебно-курсовом комбинате, после чего пути их разошлись: стали они трудиться на разных судах (до этого друзья, будучи матросами, старались попадать вместе на одно судно, вместе ездили и в отпуск и отгулы в родное село).

Вообще-то, приехали они на Дальний Восток втроём: был с ними ещё один земляк – Бойко Николай, но тот ещё в Петропавловске от них откололся и Артём с Петром поначалу потеряли его из виду, выйдя в свой первый десятимесячный рейс.

А два друга, возвращаясь в свой порт и, получив свои кровные, широко гуляли: летали в родные края, сорили деньгами в ресторанах, весело проводя время с подружками.

Через четыре года такой жизни, посетив своё село ХреновОе, они встретились там с Николаем: тот к тому времени женился и похвастался им своим новым домом, который он недавно приобрёл и въехал в него, намедни, с молодой супругой. К тому же Колян похвастался землякам, что имеет на книжке кругленькую сумму!

Удивились друзья таким достижениям приятеля да и поинтересовались у того: в каких морях и на каких пароходах он так разбогател – сами-то, наши рыбачки за душой ничего не имели, поскольку, всё заработанное тяжёлым трудом за длинные путины, проматывали месяца за три.

Ну, Николай им и поведал, что от морей он, слава Богу, «откосил»; купил в Петропавловске по-дешёвке шлюпчонку типа «тузик», на которой совершал обходы рейда, где стояло на якорях множество, в основном, рыболовных судов, около которых плавало несметное количество разнокалиберных пустых бутылок. Вот, Колян их и затраливал, затем сдавал, копеечку к копеечке подкапливал, жил экономно, поскольку заимел множество знакомых на разных СРТ, где частенько кантовался, чтобы не платить за жильё, к тому же друзья-рыбаки его там бесплатно и подкармливали.

Таким, вот, образом, и скопил, хитрован, себе капиталы, пока его незадачливые кореша свои кровные бездарно проматывали.

Призадумались друзья, малость позавидовав предприимчивости земляка, и, посовещавшись, решили взяться за ум, насколько удастся.

Вернувшись в Петропавловск, приятели почему-то решили перебраться оттуда во Владивосток, где сходив в один рейс и подзаработав деньжат, не стали их сразу проматывать, а поступили на курсы тралмастеров и в этот же промежуток времени Пётр познакомился с девушкой и женился на ней, да и Артём познакомился с хорошей женщиной, правда, с ребёночком и стал с ней жить, как это называется,
«в гражданском браке». Короче, жизнь, похоже, у наших мариманов стала налаживаться.

Через годик, после окончания курсов, вернувшись с удачной путины, Петруха Телегин прикупил себе небольшой домик на окраине Владивостока, а Артём Шумов жил со своей подругой Ксюшей и приемным сыном Вовкой на жилплощади жены.

К описываемому моменту Вовка, называвший Шумова «папкой» подрос, заканчивал среднюю школу и мечтал стать моряком, как и отчим: поступить в мореходку, а, если не получится, то пойти в море простым матросом.

Артём, привязавшийся к пасынку, как к родному сыну, пытался Вовку отговорить от этой его мечты, но на вопрос того, почему сам-то он, Шумов, продолжает ходить в моря, если там так несладко, ответить толком не мог.

Телегин же, как-то, вернувшись с очередной путины, а было это в ноябре, долго прождал жену на борту своего СРТ, но она встречать его так и не пришла. Тогда он попросил приятеля подогнать к борту такси, так как тёплой одежды у него с собой не было, только – роба, ( а к вечеру в этот день стоял уже ощутимый морозец) и помчался домой, в волнении гадая : что же случилось, ведь он после снятия с промысла посылал своей Танюхе радиограмму!

Но, подъехав к дому, он узнал, что там уже живут другие люди, ведь подлая Танюха, в его отсутствие, дом продала и укатила в неизвестном направлении. А дело в том, что при покупке дома, Пётр совершил непростительную глупость, записав его не на себя а на жену.

Пришлось ему возвращаться на своё судно, как говорится, не солоно хлебавши и с тех пор жил он один, опасаясь, пока ходит в море, вступать с кем-нибудь ещё в серьёзные отношения.

По-началу, как это принято на Руси, пытался залить он свое несчастье «горькой», да вовремя оказался у него на пути земляк его и дружок закадычный – Тёма Шумов, который не дал окончательно пуститься другану во все тяжкие.

Ксюша, жена Артёма, дружбе земляков не препятствовала и никогда не "возникала", если Петруха в кои веки заваливал к ним в гости с бутылочкой, тем более, что такие встречи происходили не часто: прошли давно те времена, когда они одновременно, на одном и том же СРТ возвращались с морей и вместе же отчаливали.

Шумов к сорока годам заматерел на тяжёлой морской работе и на одной из путин отпустил себе густую рыжую бороду, по-приходу сбривать не стал, да так и остался жить с этой бородой.

Ксюша вначале протестовала, но потом к бороде привыкла, а после того, как её Тёма пошил себе синий морской френч с чёрными погонами и нашитыми на них золотыми шевронами, как у второго помощника капитана, то в этой морской форме да с окладистой, вьющейся рыжей бородой выглядеть стал, по её мнению, довольно импозантно, ну, что твой адмирал!

Правда, морскую форму Шумов одевал довольно редко, но когда выдавалась поездка в родное Хреновое, то форму он брал с собой обязательно. Хотя своей Ксюше он и не изменял, но ему нравилось вышагивать в ней по родному селу, гордо выпятив вперёд огненную бороду и ловить на себе жаркие взгляды местных красоток.

К слову сказать, в ту пору модно было во Владивостоке носить морскую форму, хоть военную, хоть гражданскую. Даже простые матросы , которых форму носить никто не обязывал, шили себе морские куртки и ходили в них на танцы, в отличие от комсостава, к которому в общем-то тоже не особо придирались по соблюдению формы одежды, но на ежегодную проверку знаний всё же обязывали являться одетыми по-форме, да, бывало, начальство в порту прихватывало одетых не по-форме вахтенных штурманов.

Но, вернёмся, однако, к тому мартовскому дню, когда наши друзья-приятели, сидя в тесной и прокуренной каюте СРТ «Навага», занимались процедурой приёма-передачи тралмастерских дел.

Вообще-то, к тому моменту, когда начался наш рассказ, данная процедура уже завершилась, то есть, ревизия наличествующего на борту промвооружения была уже проведена, акты приёма-передачи подписаны, и друзья перешли к обязательной в таких случаях торжественной части - «обмыву».

На небольшом каютном столике теснились: семисотграммовая бутылка вьетнамской рисовой водки, банка китайской тушёнки «Великая стена», баночка морского ассорти (трепанги, мидии и морская капуста) и полдюжины пирожков с китовым мясом.

«Проставлявшийся» - Шумов торжественно откупорил бутылку, разлил водку по стопочкам и произнёс тост: «За неё, за удачу!», после чего друзья, выпив водку из стопок и закусив, взяли из лежавшей тут же на столике пачке по «беломорине» и синхронно закурили, предварительно приоткрыв дверь каюты в коридор, чтоб не задохнуться от дыма в этом тесном помещении.

Во время разговоров «о том-о сём», Шумов, вдруг, спросил приятеля:
- Петро, а ты слыхал, что «Бобруйск» утонул осенью во время сайровой путины? Ты же, ведь на нём когда-то рыбачил?

- Да, Тёма, капитан там был, Любочкин – его фамилия, он его, говорят, и вывел лично, стервец, на камни где-то в районе Южно-Курильска.

- А ты не знаешь, команда, хоть, спаслась?

- Не знаю, Тёма, все ли спаслись, но, ты знаешь, как-то ехал в трамвае недавно и старпома с "Бобруйска" через окошко видел - шёл он по Океанскому проспекту.

Друзья выпили ещё по стопке, затянулись молча папиросным дымом, а потом Телегин сказал:
- Я так думаю, Тёма: если придётся тонуть и рядом судов не будет, то спасаться – не имеет смысла. Много ли времени ты выдержишь в ледяной воде? А останешься на судне, так может быть найдут когда-нибудь, да похоронят по-человечески.

- Ну, это ты зря, - возразил ему Артём, - надо любой шанс использовать, чтобы спастись и не складывать лапки! А не найдут и не похоронят, так какая тебе, уже, будет разница, где лежать: на дне моря или на кладбище?

Пётр ничего не ответил и, лишь, упрямо отрицательно мотнул головой.
Шумов на эту тему спорить с другом больше не стал.


II

О гибели СРТ «Навага» Шумов узнал, лишь, в конце августа, когда вернулся во Владивосток с женой и пасынком, отгуляв свой отпуск со множеством отгульных дней в родном селе.

В Управлении «Дальрыба» ему рассказали следующее:

СРТ «Навага» приступил к промыслу минтая в Охотском море в первых числах апреля и через неделю затонул во время шторма на небольшой глубине, в видимости берега, на траверзе маяка Большерецкий.

По данным расследования, причина гибели – палубный груз минтая, обледенение, отказ главного двигателя при одинадцатибальном ветре по шкале Бофорта, потеря остойчивости и, как следствие – «оверкиль» и затопление.

Спасательными и поисковыми операциями занималось спасательное судно «Кострома», (воспетое известным бардом Юрием Визбором в его песне «По судну «Кострома» стучит вода») и группа промысловых судов, работавших в том районе.
Поиск тел рыбаков продолжался неделю, после чего, его «свернули».

В результате поисково-спасательной операции, участвовавшими в ней судами была обнаружена пустая полузатопленная шестивёсельная шлюпка типа «Ял», несколько досок, спасательных жилетов, а водолазами «Костромы» с лежавшего на правом борту на пятнадцатиметровой глубине СРТ «Навага» - было извлечено единственное тело - тралового мастера Телегина Петра Сергеевича, находившееся в его затопленной каюте.

Больше никто из экипажа «Наваги» спасателями найден не был.

III

Стояло тёплое, тихое сентябрьское утро. Сентябрь – вообще считается лучшим месяцем в Приморье, «бархатный сезон», как говорят владивостокцы, причём на полном на то основании.

Редко, когда в это время года местным жителям портит настроение плохая погода и потому они стараются, по-возможности, отпуск свой приурочить к сентябрю.
Артём Шумов, лишь только встал и позавтракал, достал утюг, гладильную доску, свою морскую форму и стал старательно её отглаживать.

- Ты куда это намыливаешься, рыжик? – Спросила его Ксюша, подозрительно прищурив свои чёрные глаза, - неужто какую-нибудь рыбообработчицу «склеил» с плавбазы?

- Да ладно тебе, хмыкнул Артём в рыжую бороду, - на кладбище поеду. Поедешь со мной?
Лицо Ксюши стало серьёзным.
- Да нет, Тёма, не могу сегодня: субботник на работе у нас, надо там быть к десяти часам. Давай в другой раз, а?

- Нет!- Сказал твердо Шумов, - неделю уже, как мы во Владике, а я всё ещё на кладбище не побывал. А сегодня у Петьки – день рождения!
- Ну хорошо, поезжай один, - грустно согласилась Ксюша, - возьми, вон, свечки на антресоли, я из церкви вчера принесла и цветы не забудь купить, - добавила она.

Шумов добрался до владивостокского Морского кладбища через час.
В своём саквояжике он нёс букетик из шести гвоздик, две церковные свечки, бутыку водки, гранёный стакан и горбушку чёрного хлеба.

Подходя к нужному ему скромному обелиску, он обратил внимание на красивую молодую женщину, в тёмной одежде, обихаживающую за ажурной оградкой могилу со стандартным бетонным памятником-пирамидкой с традиционной жестяной красной звёздочкой на вершине.

На памятнике виднелась овальная фотография молодого человека в морской военной форме. Рядом с женщиной, удалявшей сорняки, проросшие между плиток, обрамлявших могилу, белокурая девчушка лет шести пыталась поймать какого-то жука, ползущего по оградке.

Шумов вздохнул и, сделав несколько шагов, оказался у нужного ему памятника.

Достав из кармана чистый носовой платок, он тщательно протёр им запылённую медную табличку, прикрученную к памятнику, пристально в неё вглядываясь, затем смахнул с надгробной плиты увядшие цветы и протёр плиту, зажёг и поставил по краям памятника свечки, возложил около него принесённый с собой букет, потом достал из саквояжа бутылку, стакан и горбушку. Открыл бутылку, наполнил стакан доверху водкой и аккуратно вылил эту водку на могилу.

Затем, налил опять водки в стакан, чокнулся с памятником и залпом эту водку выпил.

После этого, провёл рукой по табличке, сел на плиту и беззвучно заплакал, рыжая борода его при этом мелко дрожала.

- Дедушка, ты почему плачешь? У тебя тоже кто-то умер? Не надо плакать! – Вдруг услышал он певучий детский голосок.

Шумов поднял голову. Вначале ему показалось, что ему явился ангел! Но он тут же пришёл в себя и понял, что никакой это не ангел, а белокурое чудо, девочка, почему-то в белой курточке и с большущими голубыми глазами.

«Видимо, дочка той женщины, что прибирает могилку», - понял он и, отвернувшись, по-крестьянски вытер глаза рукавом своей морской куртки, а затем, опять повернувшись к девочке сказал ей, заставив себя улыбнуться:
- Вот видишь, я уже не плачу!

- Я тоже уже не плачу, у меня папа умер, но уже давно, в прошлом году, на подводной лодке, мама мне говорит не плачь, а сама всё ещё плачет, а я её успокаиваю, - щебетала девчушка, затем вглядевшись в табличку на памятнике сказала:
- А я знаю, дедушка, почему ты плакал: у тебя много родственников умерло. Они умерли на подводной лодке, как мой папа?

- Нет, детка, они умерли на другой лодке, - грустно ответил ей Артём, ласково проведя своей большой и жёсткой ладонью по её белокурой головке.
- Мне их очень тоже жалко, - сказала девочка Шумову, - их так много и они все в одной могилке.
- Да, детка, много их в той могилке, большая она..., - тихо ответил ей Артём.

- Лиза! Ты почему там ходишь? – Вдруг услышали они голос мамы девочки, - иди, скорей ко мне!

Лиза убежала, а Шумов ещё раз вгляделся в табличку и снова среди двадцати двух фамилий, многие из которых были ему знакомы, нашёл имя земляка. Над табличкой была выбита надпись крупным шрифтом:
«Здесь похоронен экипаж сражённого стихией СРТ «Навага»».

Но Шумов-то знал, что на самом деле под могильной плитой лежал один-единственный человек, его лучший друг, земляк, уроженец, как и он, села со скромным названием «ХреновОе».

Характеры у наших героев были разными, что не мешало их дружбе. Лялин не был таким авантюристом , как Горохов и никогда не шёл досрочно сдавать зачёт или экзамен (а досрочная сдача, учитывая специфику работы студентов-заочников, допускалась на заочном факультете) если, хотя бы, что-то не успел выучить по сдаваемому предмету. Если этот предмет он знал не совсем твёрдо, то преподаватель его долго мурыжил, но, в конце-концов, за редким исключением, ставил ему зачёт или положительную оценку.

Горохов же, полагаясь на свой напор, красноречие и изворотливость, зачастую пытался сдать тот или иной предмет, что называется , «на шару», но его, чаще всего, «выносили», что заставляло Михаила серьёзно браться за изучение этого предмета и заниматься им до одурения, проводя с книгами бессонные ночи и, в результате – пересдать этот предмет, получив оценку, частенько, на балл выше, чем у Лялина.

А сейчас оба друга уткнулись в свои учебники «Судовое электрооборудование», пытаясь разобраться в различных схемах и происходящих в них электрических процессах.

Горохов, а он был злостным курильщиком, закурил, а Лялин на него прикрикнул:
- Мишка, ты что, забыл? Мы же договорились с тобой не курить в номере! Комнатка маленькая, будем дымить вдвоём – задохнёмся!

- Ладно-ладно, - проворчал Горохов, - пойду в гальюне покурю, - и ушёл, а Лялин вновь тупо уставился в хитромудрую схему.

«И на хрена мне всё это надо?» - Думал он, - «Можно подумать, мне кто-то позволит, в натуре, ковыряться на судне в этих проводах. Нет, не одолеть мне этого учебника за одну ночь, а билет-то на самолёт уже в кармане! Как-то надо выкручиваться из этой ситуации: ведь, уезжать на этот раз с сессии с «хвостом» так не хотелось бы!»

И тут Лялину на ум пришёл, почему-то, анекдот про грузина, сдававшего экзамен в сельскохозяйственном институте, который, ни черта не зная, выучил всё про огурец: про его химический состав, его развитие на грядке и т.д. и на любой вопрос в билете, будь он про выращивание кукурузы или, скажем, апельсинов, переключался на огурец и дурил голову экзаменатору этим огурцом.

«Может, и мне свой «огурец» придумать, чтобы не мычать на зачёте?» - Подумал Сергей. «А что, это идея!» - Решил он и, отбросив учебник в сторону, поднялся с кровати и вышел в коридор гостиницы.

В коридоре он столкнулся с Гороховым, который с грустным видом возвращался в номер.
- Ты куда, курить? – Спросил он Лялина.
- Да не, я не такой паровоз, как ты, - отвечал тот, - пойду, проветрюсь, к соседям, вот, к чекистам, зайду.

А дело в том, что на этом же этаже, через два номера, в номере четырёхместном, жили четыре офицера КГБ из Мурманска, которые учились заочно также на четвёртом курсе ЛВИМУ, почему-то, но – на радиофакультете. В прошлом году один из них как-то выручил Лялина, дав ему подготовиться к зачёту по электротехнике, хороший конспект, составленный им ещё во время обучения в военном училище.

Вот и сейчас Сергей надеялся, что Виктор – так звали офицера – прихватил этот конспект с собой, чтобы попросить его у Виктора снова и поискать в нём свой «огурец».

Виктор, кстати, был «темнила» ещё тот. В прошлом году, делая контрольную по физике, Сергей попросил Виктора объяснить ему принцип действия «полевого транзистора» ( у него был вопрос в контрольной по этому самому транзистору) и Виктор понёс такую ахинею, что даже у Лялина, невеликого знатока всех этих электрических фокусов, что называется, «уши завернулись в трубочку», поскольку Виктор погнал голимую «пургу», ошеломлённому Сергею:

- Полевой транзистор, мой друг, это транзистор повышенной прочности, который можно использовать не в быту, а в полевых условиях! – С умным видом заявил чекист.
- Как это? – Не понял Лялин.

- Ну допустим, идёшь ты в атаку с простым транзистором и, вдруг споткнулся и упал или тебя ранили и ты упал; что будет с обычным транзистором? Разобьётся вдребезги! А, вот, полевой в этом случае, упадёт и хоть бы хны! Поднимаешься и с криком «ура» продолжаешь идти в наступление!

У Лялина полезли глаза на лоб:
- Ты что, Виктор, на полном серьёзе такое гонишь, или за идиота меня держишь? В какую, к чертям, атаку? Да пошёл ты, консультант хренов!

- Ну, я же военный человек и объясняю тебе с военной точки зрения, - сделал обиженную физиономию Виктор.

- Ну, так и бегай, себе, в атаку со своим дурацким железным транзистором и не морочь мне голову, «военный человек»! – Сказал Сергей и ушёл в свой номер, оставив Виктора и его ухмылявшихся сослуживцев, присутствующих при этом разговоре.

В номере все четверо гебешников оказались на месте и на этот раз и Лялин обратился к Виктору с просьбой дать ему ещё раз его конспект по электротехнике, если тот прихватил его и на эту сессию.

Однако, Виктор, развёл руками и сказал, что не взял его, да и вообще, кому-то подарил из нуждающихся в нём заочников.
- А для чего тебе элементарный конспект? – Спросил Сергея его коллега - Альберт, которого друзья - чекисты называли то ли его «позывным», то ли кликухой - «Карел».

- Да, завтра иду сдавать зачёт по электрооборудованию и хотел бы освежить в памяти некоторые моменты из электротехники.

- Ну, у меня есть с собой учебник по электротехнике, но совсем простенький, - сказал Карел, доставая из тумбочки книжку, - это учебник для учащихся ПТУ, но здесь очень всё ясно разжёвано, правда, безо всякой заумной теории, - пояснил он Сергею.

- Да мне и не нужна эта заумь, - Сказал Лялин, принимая учебник из рук Карела, - спасибо, Альберт, завтра верну, - добавил он и возвратился с этой книжкой в свой номер.

Горохов лежал на койке с учебником и, наморщив лоб, что-то изучал, изредка шевеля губами.
Лялин прислушался: он думал, что Михаил зубрит материал, однако, тот шептал ругательства.

- Что за книжка у тебя? – Спросил Горохов Сергея.
- А вот! – И Лялин показал другу учебник.

- Ты чего, переучился? – Воскликнул Горохов, прочитав название учебника: «Электротехника. Учебное пособие для учащихся профтех училищ», - или в ПТУ решил перевестись из «Макаровки»? И, вообще, причём тут электротехника, которую мы, слава Богу, сдали год назад?

- Ничего ты не понимаешь, - отвечал Лялин, - электротехника – это «хлеб со сливочным маслом для судоводителя!» - Проговорил он, почему-то басом, видимо, копируя своего бывшего преподавателя в мореходке, - а всё судовое электрооборудование зиждется на чём? На ней родимой! И, посему, имея смутное представление о работе всяческих реле и контакторов, решил я, вернуться к первоисточнику, то бишь – к электротехнике, чтобы было с Бугаёвым хотя бы о чём поговорить для отсрочки выноса тела.

Горохов махнул рукой и опять уткнулся в свой учебник, а Лялин открыл позаимствованный у чекиста и начал его перелистывать, пока взгляд его не остановился на главе - «Асинхронный генератор».

«Вот это – то что надо!» - решил Сергей и начал внимательно читать данную главу. Восстановив в памяти, а точнее – выучив заново, напрочь забытые свойства данного агрегата, повторив прочтение ещё раз, затем мысленно проверив себя и убедившись в том, что тема асинхронного генератора, когда он её «включит», будет, что называется, «от зубов отскакивать», Лялин разделся, залез под одеяло и преспокойно уснул, к величайшему недоумению Горохова, который вознамерился зубрить всю ночь.

Наутро Лялин проснулся от того, что его настойчиво тряс Горохов.
Сергей сел на койке, протёр глаза, прогоняя остатки сна, и бросил взгляд на Михаила. Тот выглядел взъерошенным и с покрасневшими глазами: сказалась бессонная ночь.

- Ну ты даёшь! – Воскликнул Горохов, - я, тут, понимаешь, всю ночь глаз не сомкнул за учебником, а он – дрыхнет, себе, и в ус не дует! Ты чего, это, Серёга? Настолько в себе уверен или забил, уже, на этот зачёт?

- А ты, Мишка, что, изучил за одну ночь электрооборудование? – Спросил Сергей.

- Какое там, изучил? – Отвечал в сердцах Михаил, - мне кажется, что ещё больше одурел! Башка гудит от всех этих реле, контакторов и прочей хрени.

- А у меня башка не гудит, - сказал Лялин, сладко потягиваясь, - и чего мандражировать, Михаил Петрович, от судьбы, как говорится, не уйдёшь! Это ты, ведь, затеял авантюру со сдачей зачёта преждевременно, подписав и меня на неё без моего на то согласия. Так что, теперь, одно из двух: или пан или пропал! Ты, ведь, сколько раз влипал со своими авантюрами, после которых препод организовывал тебе «вынос тела» вперёд ногами?

- Когда это было? – Вскинулся Горохов.

- Да, хотя бы на этой сессии! – сказал Лялин, натягивая брюки и рубашку, - последний раз – когда ты и ещё двое таких же халявщиков ломанулись сдавать зачёт по СЭУ (Судовым энергетическим установкам) на квартиру к преподу на хату, затарившись шнапсом, а он попёр вас взашей, поскольку трезвенником оказался.

- Ну, было дело, - нехотя согласился Михаил, - так это Юрка, который из Тикси, нас разыграл, гад такой!

Сказал нам, что тот препод – алкаш отпетый и за бутылку самогона не то, что зачёт поставит, а и расцелует во все места! Ну, мы: я, Лёня – земляк наш, который из Литовского пароходства, и Виталий из Мурманска купились на его лажу, набрали "шнапса" да ломанули на дом к преподу, узнав его домашний адрес на кафедре.

Ты-то тогда – умнее или хитрее нас оказался!
А мы, три идиота, два часа пилили из Питера в его захолустье на электричке, потом – столько же назад; промокли и продрогли тогда, как собаки, да всё напрасно! Попёр он нас, чуть не матюками тогда!

Я потом этого Юрку, гада, искал, чесслово, хотел ему фейс начистить!
Кстати, куда он девался, не знаешь? Я же его, после того вояжа, в училище не встречал.

- Да уехал он срочно в свой Тикси, не добыв сессию до конца: что-то то ли дома у него случилось, то ли на работу вызвали, я точно не знаю, - сказал Сергей.

- Повезло ему, - пробурчал Горохов, а то бы схлопотал от меня за такие шуточки.

Умывшись, побрившись, одевшись в свою морскую форму (на зачёты и экзамены заочники приходили в форме) и, позавтракав в гостиничном буфете, друзья отправились на Васильевский остров, на 25-ю линию, где располагался электромеханический факультет. Причём, выходя из номера, Горохов незаметно сунул учебник по электрооборудованию за ремень брюк.

- Вот скажи мне, Серёга, - спросил Лялина Горохов, когда они тряслись в трамвае на пути в училище, - нафига нам вся эта муть: электрооборудование, СЭУ, начерталка, металловедение, сопромат? Ладно, промолчу про общеобразовательные предметы, но сколько времени отнимает марксистко-ленинская философия, история КПСС, политэкономия и научный коммунизм? Заочно учимся шесть лет и половина времени уходит на то, что в жизни судоводителю никогда не пригодится! Нет бы, сократить срок обучения заочникам в подобном ВУЗе лет до четырёх и больше времени выделить на то, что нам требуется именно по нашей специальности!

Лялин пожал плечами:
- Зато в дипломе тебе напишут: «Инженер-судоводитель».
- Ну, а марксизм-ленинизм тут при чём?
- Ай, отстань, Миша! – сказал Сергей, - переключи, лучше свою бестолковку на предстоящий зачёт.

У дверей кабинета, где назначил друзьям рандеву Бугаёв, уже торчал их однокурсник и земляк – Фоменко Лёня, старпом из Литовского морского пароходства.

- Лёня, привет! А ты чего тут? – спросил его Горохов.
- Чего-чего..., - пробурчал Лёня, - также, как и вы договорился с Бугаёвым: сдал все экзамены и зачёты и нет у меня больше времени и желания торчать здесь ещё неделю до сдачи этого последнего зачёта по электрооборудованию, согласно учебному плану.

- А препод ещё не пришёл? – Спросил Лялин, кивнув на дверь.
- Уже там, - ответил Леонид, - но он сказал, что можно заходить в девять-тридцать, как договаривались.
Сергей с Михаилом глянули на часы: оставалось десять минут.

Через десять минут троица постучала в дверь и зашла в кабинет, который представлял из себя не очень-то пространное помещение, уставленное по стенам стеллажами с книгами и четырьмя столами, за одним из которых восседала массивная фигура в морской форме – преподавателя Бугаёва.

Бугаёв, ответив на приветствие, сделал знак, приглашающий студентов присесть за свободные столы, затем, тяжело поднявшись со своего стула подошёл к каждому столу и положил перед каждым бумажку с вопросом. Затем, взглянув на часы, сказал: «Готовьтесь! Даю вам тридцать минут!»

После этого, Бугаёв уселся за свой стол и начал просматривать какую-то книгу, изредка бросая взгляды на притихшую, размышлявшую троицу, что-то, временами, записывавшую в лежащие на столе листки бумаги.
Наконец, Бугаёв негромко хлопнул ладонью по столу и заявил:
- Всё, время истекло! Кто пойдёт первым?

Вся троица молчала.
Окей! – Сказал Бугаёв и ткнул пальцем в сторону ближайшего студента, то есть в сторону Лёни, - прошу вас, товарищ Фоменко!

Лёня нехотя поднялся и уселся за преподавательский стол, напротив Бугаёва.
В суть разговора препода со студентом Горохов и Лялин не вникали, они были озадачены теми вопросами, которые достались им. Лялину, в частности, достался вопрос «Автоматические швартовные лебёдки» и он вспоминал статью в журнале «Морской флот», который выписывал. В той статье, как раз, шла речь о таких лебёдках, а ему самому, по-жизни, с такими лебёдками сталкиваться не приходилось.

Всё, что удалось вспомнить, он вкратце законспектировал на листке бумаги и собрался, было, ждать своей очереди на "допрос", но ждать ему не пришлось: «вынос» Лёниного «тела» произошёл, так совпало, как, только лишь, Сергей оторвал свой взор от черновика:
негромкое воркования преподавателя и студента закончилось громко прозвучавшей фразой Бугаёва:
- Не несите мне, тут, эту дичь! Вы не готовы, товарищ студент! Идите, учите электрооборудование и приходите на пересдачу на следующей сессии!
Горохов и Лялин инстинктивно втянули головы в плечи, а Лёня, понурив голову, покинул кабинет.

«Первый пошёл», - подумал Лялин, но палец Бугаёва, уже, как дуло пистолета, был направлен в его сторону.
- Ну, что там у вас? Автоматические лебёдки? Слушаю вас! – Произнёс здоровенный препод и уставился на Лялина.
Лялин, временами сверяясь с черновичком, начал излагать об этих лебёдках всё, что удалось ему вспомнить из той статьи в журнале.

Бугаёв одобрительно кивал головой, слушая Сергея, но когда красноречие того иссякло, он задал вопрос:
- Так, как они функционируют, то-бишь, принцип работы лебёдок вы изложили верно, но меня больше интересует электрическая сторона вопроса; вы не могли бы мне осветить эту тему, именно, с неё?

- Ну, работа лебёдки осуществляется в результате подачи на её электромотор электроэнергии, вырабатываемой асинхронным генератором! – Заявил Лялин.
- Вы уверены? – Почему-то спросил его Бугаёв.

- Так точно! – Ещё увереннее подтвердил Сергей свою сентенцию и продолжил:
- основные детали асинхронного генератора это ротор и статор с обмоткой...
А дальше, как по-писанному, в мельчайших деталях, Лялин начал излагать ошеломлённому преподу устройство асинхронного генератора, надеясь, что эта спасительная соломинка, точнее – такой спасительный «огурец», вытянет его на получение зачёта.

Надо отдать должное Бугаёву – тот выслушал монолог Сергея не прерывая, но лишь до средины, затем, сделав тому знак остановиться и, покачав головой, произнёс:
- Блестяще! Я имею ввиду ваше знакомство с асинхронным генератором, но это – не совсем в тему, а вот ещё что-нибудь вы можете добавить по этому вопросу?

- А разве этого мало? – Спросил Лялин, - добро, я могу продолжить. Обмотки статора асинхронного генератора могут быть, как однофазного, так и трёхфазного тока...
- Всё-всё, хватит! - Замахал ручищами Бугаёв, - вот вам следующий вопрос, - и он что-то чиркнул на клочке бумажки и сунул в руки Сергею, - идите на своё место и подготовьте мне ответ на этот вопрос.
Лялин вернулся к своему столу и заглянул в бумажку. В ней стояло одно слово: «Брашпиль».

А, тем временем, подошёл момент «допроса» Горохова.
О чём они там «бухтели» Лялин не вслушивался, занятый своей новой темой, но краем уха улавливал, что Мишка, нагло пытался доказать преподу что-то недоказуемое.

Наконец, Бугаёв повысил голос и Лялин услышал: - вы, Горохов, - ноль в этой теме! Что за манера идти на зачёт с пустой головой! На халяву надеялись проскочить? У меня этот номер не пройдёт!

Михаил сидел весь красный, ожидая приговора, но Бугаёв, взглянув на бедолагу, вдруг почему-то сжалился над ним и произнёс:
- Ладно, штурман, дам вам ещё один шанс, - и, написав ему новый вопрос на бумажке, отправил того на своё место.

- А вас прошу к столу! – Сделал Бугаёв приглашающий жест Лялину.
Сергей в начале, пока рассказывал о механическом устройстве брашпиля – агрегата для подъёма и отдачи якорей, а также – швартовых операций, у него всё шло гладко, но, когда произошёл естественный переход к электрочасти данного устройства, и он только открыл рот, чтобы продолжить своё повествование о спасительном асинхронном генераторе, как весь красный, как рак, Михаил хриплым голосом попросил у Бугаёва разрешения выйти в коридор покурить.

Бугаёв разрешил и Горохов, сунув в рот сигарету и достав из-за пояса учебник, начал в нём лихорадочно копаться, ища вопрос на заданную ему тему.

Найдя нужную страницу, Михаил упёрся взглядом в текст, но до него не доходил смысл прочитанного: во-первых, чтобы понять, описываемый в нём процесс, творимый электричеством, надо было освоить предыдущие главы, во вторых – сказывалась бессонная ночь и его нервозное состояние.

Так ничего не поняв и запомнив из прочитанного только номер страницы, Горохов с обречённым видом вернулся в кабинет и уселся за свой стол.

А в это самое время Лялин опять "доставал" Бугаёва своим «огурцом».
- Всё, хорош! – Шлёпнул ладонью по столу Бугаёв, - что вы лепите этот свой асинхронный генератор где ни попадя? Вот вам ещё один вопрос!
Сев за свой стол, Сергей обнаружил, что в новом вопросе асинхронный генератор уже «прилепить» было не к чему, поскольку он звучал так: «Осветительные приборы, применяемые на судах».
Но вопрос был простой и Лялин облегчённо вздохнул.

- Готовы? – Спросил Бугаёв Горохова.

- Готов ! – Нагло ответил тот и начал излагать свой ответ на вопрос.

- Что вы несёте! Где вы видели, чтобы эта схема так работала? Это же вопреки всем законам физики! – Орал Бугаёв.

- На БМРТ (Большом морозильно-рыболовном траулере)! – Продолжал наглеть Горохов, поскольку, как он полагал, шансов на получение зачёта у него не оставалось.

Бугаёв схватился за голову, потом, помолчав и, малость, успокоившись, спросил Михаила:
- Вот, скажите мне, Горохов, как можно идти сдавать предмет, не выучив его? Такое впечатление, что вы в книгу вообще не заглядывали!

- Да я всю ночь учил, не спал! – Почти заорал Горохов, - и Лялин, вон, свидетель, мы с ним – в одном номере живём, в гостинице.

- Вот, врёте же вы всё! – С какой-то ехидцей произнёс Бугаёв, - давайте так: если вы мне сейчас назовёте номер страницы учебника, на которой описывается эта тема, то я вам, без разговоров, ставлю зачёт и вы – свободны! Едете домой без «хвоста»! А не назовёте, то – не обессудьте, батенька! – И Бугаёв развёл в стороны своими ручищами.

Горохов пожал плечами и сказал:
- Страница девяносто шестая.
- Сейчас проверим, - пробормотал, полный сомнений, препод и полез в ящик своего стола за учебником.

- Это невероятно! Надо же! – Воскликнул Бугаёв, открыв названную Гороховым страницу, - воистину: человеческая тупость – беспредельна! Давайте вашу зачётку! И вы, Лялин, давайте! И того, кто первым отвечал зовите, если не уехал, ещё и ему зачёт поставлю: у него погоны старпома, вряд ли он дурнее вас!
- Уехал он уже, - сказал Горохов, я когда курить выходил, то не видел его ни в коридоре ни снаружи...

Эпилог.

В самолёте, направлявшемся из Пулкова в Палангу, Горохов достал из-за пазухи плоскую фляжку из нержавейки и, отвинчивая крышечку, предложил Лялину отметить успешную сдачу предмета "Электрооборудование судов".

- А ты знаешь, - сказал он приятелю, когда они глотнули коньячку из той самой крышки - стану капитаном, обязательно возьму тебя к себе в старпомы!

- Это за что же мне такая честь? – Спросил Сергей,
- А за твоё хладнокровие и находчивость! Это – ценные морские качества!

- Спасибо, а я тебя, если вперёд тебя дорасту до капитана - за за твою напористую наглость и везучий авантюризм.

- Ты не станешь кэпом вперёд меня! – И Горохов ткнул пальцем в погон второго помощника на плече Лялина и указав на свой – старпомовский.
- Кто знает, - не согласился Лялин, я вторым – на новом большом пароходе, а ты – старпомом на маленьком старом корыте. Так что, неизвестно ещё, чей козырь старше.

- А давай так, - предложил Горохов, - кто первый станет кэпом, тот другого из нас чифом к себе и возьмёт!

- Давай! – Согласился Лялин.
Моряки пожали друг другу руки и за это выпили ещё по крышечке.
А по третьей – "за тех, кто в море".

Два приятеля: Горохов Михаил и Лялин Сергей сидели в буфете ленинградской гостиницы «Заневская», пили пиво и вели между собой беседу на злободневную для них тему – о сдаче последнего зачёта за четвёртый курс «Макаровки» ( ЛВИМУ - Ленинградского высшего инженерного морского училища им. адмирала С.О. Макарова), поскольку являлись они его студентами-заочниками.

Сергей и Михаил четыре года назад поступили в это училище, на заочный факультет, работая штурманами на НИС (научно-исследовательском судне) «Новодвинск», базировавшемся в Архангельске.

В зимний период, когда их судно стояло вмёрзшим в двинский лёд, в ожидании очередной навигации, парни располагали на суточных вахтах массой свободного времени и даром они его не теряли: за зиму подготовились и в мае, до начала экспедиционных работ, успешно сдали вступительные экзамены в архангельском заочном филиале ЛВИМУ.

О том что они прошли мандатную комиссию и зачислены в училище, друзья узнали, пожалуй, самыми последними из абитуриентов, поскольку в первую очередь в это учебное заведение в Архангельске зачисляли работников Северного морского пароходства, а наши герои ими не являлись – их судовладельцем являлся научно-исследовательский институт, относящийся к Академии наук СССР и находящийся в Москве.

Да и то, в филиале им объявили, что относятся они к Ленинграду, а не к Архангельску, но поскольку их судно архангельской приписки, то им разрешено выходить на сессии в Архангельске, где можно было прослушивать установочные лекции, выполнять лабораторные работы, а также сдавать экзамены и зачёты по четвёртый курс включительно, частично – за пятый курс, ну а шестой – только в Питере со сдачей за него экзаменов, а затем – защита диплома и Госэкзамены.

В Архангельске студентам было заниматься удобнее: во-первых, филиал находился, можно сказать, «под рукой» и в единственном здании, в отличие от Питера, где факультеты были разбросаны по городу в четырёх местах, и много времени у заочников уходило в «мотании» по городу, причём один из корпусов находился, аж в Стрельне! А во-вторых, в Архангельском филиале сессия длилась два месяца, а в Ленинграде – один, то есть, можно было гораздо лучше подготовиться к сдаче экзаменов и зачётов, без опасения оставить «хвосты» на следующий год.

Два года подряд, зимой, в межнавигационный период, наши моряки выходили на сессии в Архангельске, а на третий год их судно ушло на Балтику, в порт Клайпеда, на капитальный ремонт.

Однако, руководство института решило, затем, от ремонта отказаться, судно было списано и отправлено на металлолом, а наши друзья-штурмана остались без работы. Но не надолго: рыболовному флоту Литвы требовались кадры и оба подались на рыбацкие суда и, хотя, они работали на разных судах и не всегда их заход в порт приписки совпадали, тем не менее, связь между собой они поддерживали и старались на сессию в училище выбраться вместе, хотя, не всегда это удавалось.

Сдавать за третий курс Лялин ехал один и раньше Горохова, поскольку тот ещё болтался в морях, но его предупредили в Питере, что, поскольку он теперь работает не в Архангельске, то ему там нечего делать и пусть едет в Ленинград, привыкает к трудностям.

Ну что делать? Вздохнул Сергей и поехал в Питер... . Не буду рассказывать про все мытарства, избалованного архангельским «комфортом» заочника, но всё же сессию Лялин сдал без хвостов!
А Горохов поехал сдавать за третий курс весной (в морских вузах тогда было для заочников – четыре сессии в году) и тоже сдал все предметы успешно. И вот, теперь, на четвёртую сессию, приехали они вместе и пройдя за месяц все круги «заочного ада», готовились к сдаче последнего зачёта по предмету «Электрооборудование судов».

- А ты знаешь, - сказал Горохов, что я на завтра договорился с преподавателем, о том, что он примет у нас зачёт по «электрооборудованию», в виде исключения, заранее, прямо на кафедре, в своём кабинете?
- Ты что, офонарел? – Вскинулся Лялин, - может ты уже готов к зачёту, ну, так иди – сдавай! А я, так, не готов совершенно! Только начал учебник читать, всю ту хрень!

- Ладно, не кипишись, ты же сам говорил, что у тебя хороший рейс срывается с этой сессией, давай рискнём, а? У меня, ведь, такая же история, что и у тебя: кэп знакомый звонил моей подруге, говорил, что если через три дня не буду на пароходе, то многое потеряю! – Убеждал друга Горохов, - я предлагаю вот что: поехали сейчас в аэрокассы, возьмём билеты на самолёт, на завтра, на 16 часов, а с утра – на Васильевский, на Электромеханический факультет к Бугаёву на зачёт! А вдруг – прорвёмся? Ну не сдадим и ладно, останется по «хвосту» на следующий год. Правда по сотне рублей «сессионных» потеряем, не получив справку о переводе на пятый курс, но, считай, всё это окупится, если попадём в «зАработные» рейсы!

- Не нравится мне эта авантюра, - проворчал Лялин, - ты разве не слыхал, что Бугаёв – ещё тот клещ, говорят, что наш брат, судоводы, редко, кто ему с первого раза сдаёт – «выносит» по-чёрному!

Но тут Сергей вспомнил, какой разговор состоялся у него с Бугаёвым, когда тот анализировал выполненные заочниками контрольные работы по его предмету.

Преподаватель Бугаёв – здоровенный черноволосый мужик, комплекцией вполне соответствующий своей фамилии, чьи-то работы засчитывал, чьи-то браковал; в конце-концов, все раздал студентам-заочникам, а насчёт работы Лялина – молчок!

- А моя работа? – Подал голос Лялин.
- Ага, - откликнулся Бугаёв своим грубым голосом, - я ждал, когда вы обозначитесь, товарищ Лялин.
Подойдите-ка к моему столу, - позвал он Сергея вполне уважительно, пододвигая второй стул к преподавательскому столу, - садитесь товарищ Лялин.

«Товарищ» Лялин сел и с опаской уставился на огромные кулачищи Бугаёва.
- Вы откуда скопировали эту схему? – Спросил Бугаёв Сергея.
- Как откуда? Со своего судна! Я работал вторым штурманом на новом траулере немецкой постройки, был в Штральзунде на его приёмке, а согласно заданию, необходимо было электросхему эту изобразить, вот я и скопировал её, взяв оригинал из судовой документации, - объяснил Сергей.

- А вы, представляете себе, что это – ноу-хау в нашей отрасли!? Здесь – гениальное решение некоторых вопросов, воплотив которые, мы, во-первых удешевим своё оборудование, а во-вторых – сделаем его более компактным и лёгким!
- Нет не представляю, - пожал плечами Лялин и добавил, - там штамп в углу стоял на немецком: «Документация – эксклюзивная разработка судоверфи и разглашению не подлежит».

Но Бугаёв на слова Сергея не обратил никакого внимания и продолжил свою речь:
- Если вы не возражаете, товарищ Лялин, вашу контрольную работу я оставлю у себя:
эти материалы мне пригодятся для диссертации.

- А как же зачёт? – Спросил Лялин, - на него же с контрольной надо приходить!
- Не беспокойтесь, - отвечал Бугаёв, - я ваш преподаватель и сдавать зачёт вы придёте ко мне и, я полагаю, вы найдёте со мной общий язык... , ну, а если не найдёте и решите пересдавать другому преподавателю, то скажите мне и я сообщу тому, что ваша контрольная – у меня.

Вот такой случай вспомнил Лялин и подумал : «А зацепка-то есть у меня, не то что у Мишки! Хотя, очень, уж нехорошая молва о Бугаёве в народе: суров, мол, мужик. Однако – рискну! Где наша не пропадала!»

Вскоре, друзья тряслись в трамвае, направляясь в аэрокассы.
По дороге туда и обратно наши заочники продолжали вести разговоры на «электрические» темы.
- У тебя какая оценка была по «электротехнике» в средней мореходке? - Спросил Лялин Горохова.
-У меня? – да трояк! – Отвечал тот.
- А у меня – четвёрка! – Похвастался Лялин.
- Ух ты! А что тебе попалось на зачёте? – Спросил Михаил
- Да меня препод спросил: «Чем является электротехника для судоводителя?» А я ему: «Электротехника для судоводителя – это хлеб со сливочным маслом!» - Этим девизом он каждое своё занятие начинал, - объяснил Сергей.

- Круто! – Восхитился Горохов, - да я за такой ответ пятёрку бы тебе поставил.
- Так, я набрался, было, наглости и спросил, почему, мол, только, четвёрка? А он говорит: «Нечёткий ответ, товарищ курсант!»
А как ты здесь, Миша, электротехнику сдавал? Помнишь какие контрольные были? Я и подумать раньше не мог, что электротоки это такая дрянь, что могут в пространстве в разные стороны распостраняться!
- Ой не напоминай мне, Серёга! Как вспомню, так – вздрогну! Столько я натерпелся с этой чёртовой электротехникой в прошлом году!
- А что такое? – Спросил Сергей, - Мы, так, сделали все лабораторные, сдали контрольные и весь поток сдал зачёт без «хвостов».

Друзья уже выскочили из трамвая и направлялись в гостиницу, а Михаил начал рассказ о своих мытарствах и закончил его, лишь, в номере гостиницы.

- Короче, нашёл я в Клайпеде знатоков, - начал Горохов, которые сделали мне две контрольные за сорок рублей и отослал их в Питер на проверку, а сессию за третий курс решил проходить не в Питере, а в Архангельске, по старой памяти.
Но ты же знаешь, что без контрольных к зачёту не допускают! Поэтому и поехал я в Архангельск через Питер и только из-за этих контрольных: чтобы забрать их, зачтённые и ехать с ними на сессию.

А оформил я эти контрольные – пальчики оближешь! Переписал в тетрадочки текст и графики со схемами, там, всякими с черновиков калиграфическим почерком, разукрасил волнами и чайками и силуэтами кораблей – ты же знаешь, как я умею рисовать!

Пришёл сначала на заочный факультет, а там на меня старший методист наехал: сдавай, мол, здесь сессию! Еле уговорил их меня в Архангельск отпустить, пообещал, что – в последний раз туда еду.

Потом заявляюсь я на электромеханический факультет за своими контрольными, а мне там говорят, что, мол, преподаватель, который их проверял, ушёл в море с курсантами на учебном судне, будет в Питере не раньше, чем через месяц, и мои контрольные где-то у него и найти мы их не можем!
Распсиховался я тогда, Серёга, нагрубил им, да делать нечего – полетел в Архангельск... .

А в Архангельске препод по электротехнике таким змеем оказался, он не то что к зачёту, он на установочные лекции, гад, меня без контрольных не допускал! Натурально, гнал с занятий в шею, сволочь! Ну, думаю, зависну я тут с этой электротехникой наглухо, будь она неладна!
Да вспомнил я про кореша своего из Северного пароходства, он там в КБ работал начальником.

Взял бутылку, кусок колбасы докторской (там с колбасой напряжёнка, если помнишь) и пошёл, что называется, бить челом. Пришёл к нему домой и говорю: «Абрам Борисович, дорогой, выручай другана!» и поведал ему эту свою гадкую историю.

Говорю, мол есть же у вас в МСС (механо-судовой службе электромеханики-наставники, которые преподают в филиале, кроме того гада, который меня гнобит; договорись с таким человеком, чтобы принял у меня зачёт, льготный, так сказать, а я – в долгу не останусь!

Пообещал Абрам помочь и когда я ему на следующий день позвонил, он сказал мне в какой час и в каком кабинете в пароходстве мне назавтра появиться и к кому обратиться.

Одним словом, заявляюсь я назавтра к этому товарищу, он в кабинете один, усаживает меня вежливо за стол и спрашивает:
- А скажите-ка, Михаил Петрович, что вы, вообще знаете из электричества?
- Ну что, - отвечаю, лампочку, там, вкрутить, пробки поменять, утюг отремонтировать... .
- Прелестно! – Сказал наставник и начал меня, гад, гонять по электротехнике, да по-полной программе, скат электрический! Если бы ты меня видел, Серёга, через полчаса! А гонял он меня полчаса, не меньше!
Я сидел весь красный и пот с меня катился градом!

А он, когда закончился этот допрос с пристрастием, посмотрел на меня и сказал:
- Ладно, штурман, за эти полчаса позора вы честно заслужили зачёт, - и расписался в зачётке.
Ну, а после сессии,полетел я в Питер, ведь здесь же нам дают справку о переводе на следующий курс.
Эх, думаю, приду сейчас на электромеханический факультет, найду этого гада-препода, который где-то похерил мои контрольные, да набью ему морду – так я был зол!

В общем, появляюсь я на кафедре и спрашиваю тамошних мужиков: а где, мол, такой-то товарищ?
А они мне: подождите, мол, малость, он у нас тут комсоргом и проводит, в данный момент комсомольское собрание, которое скоро закончится и предложили мне сесть. А я – настолько зол, что даже сесть не могу, стою и с ноги на ногу переминаюсь.

Но вскоре появился этот крендель, враг мой лютый. Где, - взревел я, мои контрольные из-за которых я столько бед натерпелся?
А он мне так вежливо и отвечает: «Ой, простите-извините, ваши контрольные настолько художественно были оформлены, что мы поместили их в наш училищный музей в назидание курсантам–очникам, чтобы брали пример с вас, лучших наших заочников!»
Ну, у меня и челюсть отвисла, рот открыл и не знаю что сказать, а потом крикнул им всем:
- А вы что думали, зря я сорок рублей за эти работы платил?! – И выскочил от них, хлопнув дверью.

- Ну и история! – Сказал Лялин, когда Горохов, наконец, закончил свой рассказ, - но это ты сам себе такие трудности создал: ехал бы в Питер на сессию и не было бы такой у тебя нервотрёпки... .
- Ага, знал бы где упасть... , - сказал Горохов, - ну всё, хорош лясы точить, уже время – к вечеру клонится, пора «электрооборудование» изучать, чую, что всю-то ноченьку без сна сидеть придётся и взял в руки учебник.

А Лялин взял свой и, открыв его, завалился с ним на свою койку в их двухместном номере

( Окончание следует)

Вступление.

Да простит меня, уважаемый читатель-эстет, особливо женского полу, за сермяжную правду жизни флотской, но, как говорится: из песни слова не выкинешь...

А дело было так.

В 06-30 в гостиничном номере Сергея Лялина, второго помощника капитана НИС (научно-исследовательского судна) «Новодвинск» противно задребезжал телефонный звонок.
Не до конца ещё пробудившийся Лялин, пошарил рукой на тумбочке, расположенной рядом с кроватью и снял трубку.

- Ты ещё дрыхнешь? – Услышал он в ней голос старпома Михаила Горохова, располагавшегося в соседнем номере.
- Ну..., - пробормотал Лялин.

- Рота, подъём! – Заорал Горохов, - ты забыл, что нам приказано в восемь нуль-нуль быть, как штык, на нашем лайнере? Кэп вчера на банкете предупреждал! Я уже умылся, побрился, чайник включил и такси заказал на семь тридцать! Так что, шевели поршнями!

Лялин с трудом оторвал от подушки непривычно тяжёлую голову «после вчерашнего»: вчера праздновали на вернувшемся неделю назад из экспедиции судне день рождения начальника экспедиции, славно «посидели», но капитан, действительно, наказал помощникам, прибыть на «Новодвинск» без опоздания, поскольку, предстояла с утра перешвартовка судна к отстойному причалу а также должно было подъехать накануне заказанное судовое снабжение.

Судно выполнило свою первую экспедицию на севере и становилось в Архангельске на зимовку, а судовладелец – Институт арктических исследований, два дня назад снял номера гостиницы « Юбилейная» для иногородних судовых командиров к которым и относились Горохов с Лялиным.

Выпив по чашке кофе в номере Михаила, наши друзья вышли, по звонку диспетчера таксомоторного парка, из гостиницы на проспект Павлина Виноградова и уселись в такси: Горохов рядом с водителем, а Лялин – на заднем сидении за спиной Михаила.

Им предстояло ехать минут двадцать пять по вытянувшемуся вдоль Двины Архангельску до судоремонтного завода «Красная кузница», где и был ошвартован их «Новодвинск».
- Слушай, Серёга, - обратился к Лялину Горохов, когда такси тронулось, - а не хотел бы ты вообще жить в Архангельск перебраться, ведь у нашего судна здесь, теперь, порт приписки?

- Да нет, отвечал Лялин, - Город, вроде, ничего себе, да очередищи везде огромные и снабжение скудное. Честно говоря, если подвернётся работа подходящая, есть у меня тайное желание свалить из родной Академии наук на что-нибудь более высокооплачиваемое, может быть, даже, к рыбакам.
А ты что, надумал сюда окончательно перебраться?

- Да даже и не знаю, - отвечал Горохов, мне город не нравится вообще ни с какого боку, однако, вчера на банкете начальник намекнул, что кэп наш собирается возвращаться в Северное пароходство, а меня, вроде как, на капитанскую должность двинуть собираются, так что, в раздумьи я пока... .
Оба замолчали, а водитель – видимо, молчун попался - не проронил ни слова.
Минут через десять езды Лялину, внезапно, в нос шибанул характерный запах сероводорода.

«Да что же это такое?» - В смятении подумал он. К горлу подступила похмельная тошнота.
У Сергея перед глазами маячила мощная шея Горохова, наливающаяся кровью.

«Он что, очумел что ли? Тужится, гад, похоже! Раз капитанство предложили то что же, теперь на всех можно ... это самое? Не хочется при водиле на него наезжать – вон, бедолага, какой скромный попался – молчит и терпит; а я бы высадил душного козла за такое хамство! Ну, из машины выйдем – выскажу всё ему, что о нём думаю!» - С возмущением размышлял Лялин.

Наконец, такси остановилось у проходной «Красной кузницы», Михаил расплатился и оба моряка поспешили выбраться из вонючего салона.

Лялин втянул в себя, как он предполагал, свежий воздух полной грудью и его чуть не вырвало: город был в желтоватой дымке и вонь стояла, похоже, над всем городом!
Сергей бросил взгляд на красное от злости лицо Горохова и ему стало стыдно за то, что он так плохо подумал о приятеле.

- Прости меня, чиф, - сказал Лялин Михаилу, когда они миновали проходную завода и направились к причалу, где стоял «Новодвинск», - на тебя я, грешным делом, подумал, а тут, оказывается, по всему городу смрад стоит. И что же случилось в Архангельске, что вонь такая пошла?

- Да как ты мог подумать! – Возмутился Горохов, - у меня даже и мысли не было тебя заподозрить!
На водилу я думал, он меня чуть до бешенства не довёл, еле сдержался! Думаю: вот же сволочь молчаливая, устроил нам тут в своей тачке «газенваген» и окна специально не открывает! Мстит, видимо, нам, подло, за то, что о его Архангельске плохо отзывались.
А ты меня заподозрил! Тоже мне друг, называется!

- Ну прости, прости, я ж покаялся, - ещё раз повинился Лялин.
- Да ладно, уж, - махнул рукой Михаил, проехали...
- Слушай, Миша, а чего ты вчера на банкете смурной какой-то был, на себя не похожий, - спросил, помолчав, Горохова Лялин.

- Да, понимаешь, перед этим разговор у меня был с моей по телефону, ну и поругались мы с ней...
- А чего так?
- Да, наехала на меня, что мало денег перевёл, говорит, мол, наверное, с бабами по кабакам там шлындаешь, что на семью нормальной суммы не остаётся!

- Ну а ты? – Поинтересовался Сергей.
- А что я? Психанул я, конечно. Говорю, что мы с тобой, чтобы больше зарабатывать от трёшника (третьего помощника капитана) отказались, чтобы переработку за него получать, а ей всё мало! Она думает, что мы тут это самое...

- Розы нюхаем, - подсказал Лялин.
- Да уж, точно не розы! – Ответил Горохов, потянув носом и ухмыльнувшись.

Послесловие.

Прослужив дольше на своём «Новодвинске», друзья узнали причину того амбре: оказывается, на пол-пути между Архангельском и аэропортом располагался химзавод, который и был виновником этого смрада и просто в тот день выхлоп с того завода ветром нанесло на город, что местным жителям было не в диковинку, а наши моряки впервые столкнулись с данным явлением.

В дальнейшем, зная об этом факте, когда друзьям приходилось отправляться в аэропорт или наоборот – по прибытии в него на самолёте, они безошибочно научились отличать в автобусе коренных жителей от временных посетителей: проезжая мимо химзавода, автобус погружался в сероводородный смрад. В этот момент архангелогородцы стояли смирно, а приезжий люд непроизвольно мотал головами принюхиваясь и ища источник этого амбре.

Старший помощник капитана НИС* «Новодвинск», находящегося на зимнем отстое, Михаил Горохов и второй помощник с того же судна Сергей Лялин, морозным архангельским днём топали по хрустящему под ногами снежку к трамвайной остановке. Сегодня капитан в честь субботы и за ударно выполненную помощниками работу отпустил их с судна пораньше.

- Чего нахохлился? – Спросил Горохов Лялина, - замёрз что ли?
- На что намекаешь, чиф? Никак заначку имеешь в гостинице? Я бы не прочь с морозца рюмашку-другую пропустить, однако, - ответствовал Лялин.

- Перебьёшься! – Сказал Горохов, - нет у меня никакой заначки и в магазинах, сам знаешь, спиртное редко «выбрасывают», а когда оно там появляется, то очереди офигенные, так что ещё впредь хорошенько подумаешь: стоит ли часа три в очереди толкаться за бутылку пойла.
- Да знаю я! – Поёжился Лялин, и грустно добавил: - значит не намекаешь... .

До трамвайной остановки оставалось совсем немного – только, лишь, перейти улицу, как, вдруг, Горохов остановился, вглядываясь в лицо стоявшего на тротуаре человека, похоже, кого-то ожидавшего. Тот тоже уставился на Михаила и вот уже оба, улыбаясь, направились навстречу друг к другу.
- Сколько лет, сколько зим! – Воскликнул Горохов, приблизившись к незнакомому Лялину человеку.

А встретившиеся друзья обнялись, затем Михаил, воскликнув: «Ну и дела! Не ожидал тебя здесь встретить, Вован!», спросил того не очень ли он занят в данный момент и, если нет, сказал Горохов, то неплохо было бы отметить такую неожиданную встречу.

- Да нет, - отвечал Вован, - с вахты я сменился, стоял, вот, думал, куда податься: то ли - домой, то ли к знакомой, тут, подруге одной завалиться. Ну, а, коль такая встреча, то я не прочь воспользоваться твоим предложением, да отметить нашу встречу, только, сам знаешь, в магазине спиртного не купить, а в ресторан идти, так – не при деньгах я в данный момент.

- Знакомься, Вован, это – Серёга, второй помощник с НИС «Новодвинск», на котором я старпомом, - представил Горохов Лялина приятелю, - а это – мой однокашник по мореходке с которым не виделись тыщу лет, понимаешь, а тут в Соломбале, внезапно встретились!

- Владимир, - представился однокашник Сергею и они обменялись рукопожатиями.
- Ну, так, что будем делать? – Спросил Горохов и обратился к Лялину: - У тебя, там, сотняга лишняя, случайно, не завалялась? Посидели бы сейчас в кабачке по-человечески, обмыли бы встречу. А то и у меня до получки рубля три-четыре осталось да и то – мелочью.

- Не завалялась! – Ответил Лялин, - сам у кэпа десятку до получки перехватил.
- Печалька, - сказал Михаил, - ну, тогда, ладно, поехали к нам, в «нумера», так и быть, хранил я пузырёк «на чёрный день», да придётся в светлый день его распечатать, – и при этом покосился в сторону Лялина.

- Ну и жук ты, Мишка! – Воскликнул Лялин и показал Горохову кулак.
Михаил лишь только ухмыльнулся, троица перешла улицу и заскочила в подошедший трамвай.

По дороге в гостиницу «Юбилейная», где судовладелец НИС «Новодвинск» - Институт арктических исследований снимал на межнавигационный период номера для иногородних членов комсостава, к коим относились и Горохов с Лялиным, Вован сообщил, что служит старпомом на гидрографе, то бишь, гидрографическом судне, тоже находящемся сейчас на отстое, в ожидании, когда сойдёт лёд на Двине и в Белом море, а Михаил рассказывал корешу о своих судовых делах и заботах.

Лялин в их разговор особо не вслушивался и думал о своём: ему не особо было интересно о чём там трындят давно не видевшиеся однокашники.

Ну, вот, наконец, моряки достигли цели: гостиницы «Юбилейной», расположенной в центре города на проспекте Павлина Виноградова.
Поднявшись на четвёртый этаж гостиницы, где находились номера Горохова и Лялина, Сергей сделал вид, что направляется в свой номер, однако Горохов, глянув на него с хитрой усмешкой, сказал:
- А, вроде, кто-то на рюмаху ко мне напрашивался или мне показалось?
- Ну, не знаю, - отвечал Лялин, - у вас тут встреча, понимаешь, не помешаю ли своим присутствием?

- Да ладно тебе! – Сказал Михаил, открывая ключом свой номер, заходи дорогой, составь компанию!

Когда троица заявилась в номер Горохова и гости уселись за журнальный столик, тот полез в платяной шкаф и из его недр извлёк пол-литровую бутылку, очень похожую на водочную, но на этикетке значилось: «Спирт питьевой, 96%» и на закуску – кусок красной оленьей колбасы и банку с солёными огурцами.

- Шило-то, откуда у тебя? – Спросил Лялин.
- Да у кэпа выбил пузырь на протирку противогазов, - ответил Горохов.
- Каких противогазов? – Удивился Сергей, - у нас и противогазов-то никаких на судне нет, кроме двух КИПов!** Да я и в жизни ни разу не видел, чтобы их кто-то спиртом протирал!

- Противогазов нет, а статья расходов на их протирку у нас есть! - Назидательно констатировал старпом, - так же как и на промывку спиртом приёмных шлангов питьевой воды. Но мы шланги промывать пока не будем, а, лучше, сразу, им, родёмым, кишки промоем для дезинфекции!

Верно я мыслю, Вован? – Обратился Горохов к однокашнику.
- Безусловно! – Поддержал тот Михаила.

- Ну, тогда, по чуть-чуть за встречу? – Обратился хозяин к гостям, наливая «шило» в гостиничные гранёные стаканы где-то на четверть, - а вот графинчик с водой, если кому запить, - добавил он.

Все трое дружно чокнулись и, шумно выдохнув, влили в своё нутро жгучую жидкость, затем, запив спирт и съев по огурцу, одновременно задымили, взяв по сигарете из лежавшей на столе пачки, с изображённым на ней Василием Тёркиным и надписью «Давай закурим».

- Ну, как? – Спросил Горохов Лялина, - полегчало?
- Однозначно! – Ответствовал Серёга.

Ну а потом пошли, иногда прерываемые очередным «по чуть-чуть», как и положено, воспоминания двух старых знакомых, которые Лялин слушал, что называется, вполуха, так, как имена и училищные кликухи друзей-однокашников, упоминаемых Вованом и Михаилом ничего Сергею не говорили, поскольку он заканчивал другую мореходку, но про себя он отметил, что некоторые похожие «погоняла» были и у его друзей по училищу.

А тем временем, Мишка с Вованом, перебивая друг друга вспоминали разные смешные эпизоды из своей курсантской молодости о которых, то один, то другой, порой вообще узнавали друг от друга в первый раз, удивлялись и похохатывали.
- А помнишь, как на мичманской стажировке Кацо отмочил? – Спросил Горохов Вована.
- Не, не помню! – Мотнул тот отрицательно головой.
- Ну как же! – Удивился Михаил, - он тогда надрался в увольнении и, возвращаясь на корабль, нос к носу столкнулся с командиром корабля у трапа, ну и докладывает тому: «Товарищ младший лейтенант! Мичман такой-то из увольнения прибыл! А командир-то – кап три! То-есть он его по пьяни смайнал из капитанов третьего ранга в младшие лейтенанты! – Веселился Горохов.
- Вот это хохма! – Хохотнул Вован, - ну, конечно, что у одного, то и у другого - по одной звезде на погонах, размеры звёзд, правда, разные, но если человек выпимши, то какая ему разница? А ты представляешь, этот случай я запамятовал чего-то. И что ему было за это? Командир-то, насколько я помню, хохол самолюбивый был.

- Ну хохлом он был или не хохлом я точно не знаю, а вот, что гонористый мужик был – это точно! А что было Кацо за это? Пять суток «губы» и месяц без берега! Странно, что ты не знал об этом случае, - удивился Горохов.

- Слушай, а я, вот, помню, подружка у тебя была, такая симпатяшка, на танцы к нам в училищный клуб приходила, Аннушка, по-моему, ты не женился после мореходки на ней, случайно? – Спросил Вован Михаила.

- Да не Аннушка, а Лилька её звали! – Поправил Вована Горохов, - конечно же не женился! Ещё чего не хватало! Я тоже, было, по-началу купился на её внешние данные, а повстречавшись с ней некоторое время – офонарел, честно говоря, от её тупости и занудства. Я, вначале, думал, что она прикидывается, разыгрывает меня, а потом, пригляделся, нет, на самом деле – дура фантастическая!

Короче, дал я ей «отлуп», в конце – концов, а она, представляешь, как-то встретилась, случайно, с Толяном Ржавым а тот возьми её и спроси: чего это, мол, вдвоём он нас с ней давно не встречал?
Ну, а эта коза давай жаловаться ему на меня, что я, мол, такой-сякой, пренебрёг ей, такой красоткой и назвал её «примитивной». А потом того же Толяна и спрашивает: «А что значит - примитивная?». Представляешь?

А вообще-то я женат, да. На другой женился, но ты её не знаешь, через три года после окончания училища, сын у нас подрастает, шестой годик ему.

- А я, вот, уже и развестись успел, - вздохнул Вован, - не сложилось у нас. Маринку помнишь? На последнем курсе я с ней встречался. Тоже, сын у нас, сейчас алименты плачу.
- Сочувствую тебе, - сказал Горохов, - хотя и не помню Маринку твою, честно говоря.

Вот-так, плавно протекала беседа двух старых приятелей; Лялин уже начал позёвывать, но в бутылке ещё оставался спирт, да и идти ему было некуда в данный момент, кроме гостиничной койки, и он решил досидеть с коллегами, как говорится «до победного конца».

- А скажи-ка, дружище, - обратился снова Михаил к Вовану, встречал ли ты кого из нашего выпуска после окончания мореходки? Я, как-то, вот, со всеми связь потерял за эти десять лет. Одного только в позапрошлом году в Севастополе видел – Слона. Случайно встретились. Я и не узнал его по-началу, раздобрел, заматерел мужик. Женился тоже, двух девчонок уже народил.

- Слона? – Удивился Вован, а что он там делал, в Севастополе и с чего ты взял, что он женился? Он тебе сам сказал?
- Ну конечно сам! – Сказал Горохов, в свою очередь удивившись вопросу Вована, - а что делает? Да, как и ты на гидрографе служит, на капитана уже аттестацию проходил!

- Ты что-то путаешь! – Заявил Вован. Я его вчера видел. Ни в каком Севастополе он никогда не служил, это во-первых, во–вторых с морями он давно завязал и уже лет семь таксистом здесь, в Архангельске пашет, а в-третьих – никогда женат не был, хотя «ходок» ещё тот!

- Да ты чё? – Вскипятился Горохов, что я Слона не знаю? Мы с ним в одном кубрике в экипаже жили!
Кореша, можно сказать!

- Значит о разных Слонах мы с тобой базарим, - задумчиво сказал Вован. В воздухе повисла неловкая тишина.

Затем, пристально, вглядываясь в лицо Михаила, Вован тихо спросил его:
- Ты какую мореходку заканчивал?
- Как какую? Ломоносовскую, конечно! – Удивлённо ответил Горохов.
- А я – Архангельскую..., также тихо, но грустно сообщил Вован.

Немая сцена, последовавшая за этим сообщением, длилась недолго: она была, буквально, взорвана громким хохотом Лялина, разгорячённого жидкостью, предназначенной для протирки противогазов.

- Это же надо! – Всхлипывал он между приступами хохота.
Вован с Михаилом сначала тоже робко захихикали, но вскоре хохотали уже все трое.
Ржачка продолжалась, пока в потолок не постучали соседи снизу, с третьего этажа.
- Слушай Вован, - сказал, наконец, Горохов, вытирая платком, выступившие от смеха слёзы, но ведь, я знаю, что тебя знаю! Прости за тавтологию. Ведь пересекались где-то мы с тобой по жизни, а?
- Да и у меня такое чувство, что мы знакомы, - смущённо бормотал, малость захмелевший Вован.
- У меня есть тост! – Вклинился в разговор Лялин, - тут ещё осталось на раз, - и он кивнул на бутылку, - так что давайте выпьем за хорошую память, чтобы она никогда нас не подводила! – Но встретившись взглядом с посуровевшим лицом Горохова, добавил: - я имел ввиду, чтобы вы вспомнили, где это вы по жизни пересекались, что так радостно кинулись друг к другу в объятья!

Заключение.

На следующий день, утром, за чашкой кофе в номере Горохова, тот сказал Лялину:
- Ты знаешь, Серёга, а я ведь всю ночь почти не спал, всё пытался вспомнить, откуда я знаю Вована.
- Ну и что, вспомнил? – Поинтересовался, ехидно улыбнувшись, Лялин.
- Да, вроде как, мы с ним в Кронштадте были на переподготовке.
Потом подумал и добавил:
А, может быть и нет... .

Примечания:
НИС* - научно-исследовательское судно

КИП** - кислородно-изолирующий противогаз.

Можно, Петрович? – В каюту старпома Михаила Горохова заглянул второй помощник капитана Сергей Лялин.

- Ну, чего там у тебя? – Недовольно пробурчал Горохов, который собирался после сытного обеда завалиться на диван, чтобы воспользоваться по старому флотскому обычаю, как гласит молва, внедрённым на флоте ещё Петром Первым, так называемым, «адмиральским часом».

Но Лялин, не обращая внимания на недовольный тон приятеля, уже проскользнул в его каюту и, хитро сощурившись, достал из-за пазухи чёрного котёнка.
- Принимай животину в подарок, чиф! – Воскликнул Лялин и положил котёнка ошеломлённому Горохову на колени.

- Слушай, Серёга, у тебя все дома? – Спросил Лялина Михаил, - только кошки мне здесь не хватало для полного уюта!

- Во-первых, это кот, звать его – Фёдор, можно – Федька. Во-вторых, это презент тебе от боцмана, Пахома Никодимыча Потапова; им он бьёт тебе челом, поскольку, по его словам, ты безумно любишь животных, особенно – кошек, и просит напомнить, что неделю назад ты обещал ему состряпать положительную характеристику в кадры Северного пароходства, а в третьих – посмотри, какой красавчик этот Федька, а? Да и проблем с санвластями у нас не будет, поскольку за рубежи нашей необъятной Родины наш научный лайнер не заворачивает и эти самые власти нас не шмонают.

- Красавчик! – Пробурчал Горохов и почесал Федьку за ушком. Котёнок сощурился, замурчал и выпустил коготочки, - вот и поселял бы его у себя...; да ладно, пусть живёт тут, - добавил он, увидев, что Сергей протянул, было руки к котёнку, - если, конечно, Кэп не спишет этого зверя с корабля.

- Не спишет, не спишет! – Заверил Лялин, - он тоже животных любит; вон, Доцент с весны у нас живёт и, вроде бы, уже, как член команды!

Щенка финской лайки, которого моряки нарекли «Доцентом», принёс на судно тот же боцман Никодимыч полтора месяца назад; капитан, увлекающийся в свободное время чеканкой, отчеканил ему бронзовую медаль с именем «Доцент» и названием судна, которую щенок гордо носил на своём ошейнике.

- А уживётся ли этот малец с Доцентом? – С сомнением спросил Михаил Сергея.
- Уживётся! – Уверенно заявил Лялин, - Доцуша – добрый парнишка.
- Ну да ладно, хай живе! Слушай, Серёга, а чего это боцман тебя ко мне подсылает с презентами, понимаешь, а не сам заявляется? Какого рожна ты тут посредником выступаешь?

- Да, понимаешь ли, курил я в шкафуте, а он как раз к тебе направлялся, а тут, Кэп высунулся с крыла мостика и позвал его зачем-то. Ну, он мне котёнка сунул, попросил, чтобы я тебе его отнёс: не будет же он с котом за пазухой перед капитаном представать, несолидно это как-то. Подойдёт он попозже за характеристикой. Ты, ведь, её приготовил уже?

- Да ничего я не приготовил! Сейчас, вот, сяду и напечатаю за пять минут! Делов-то. А у меня к тебе просьба: сходи с Федькой на камбуз да покорми его там чем-нибудь пока кок на берег не свалил. Ну, а потом приноси опять ко мне, а я ему здесь спальное место оборудую.

Лялин с Федькой ушёл, а Горохов сел за стол, придвинул к себе печатную машинку, зарядил её бумагой и задумался. Вспомнил он, как неделю назад боцман приходил к нему с просьбой выдать ему характеристику: мол, полгода штрафных он отработал на научнике, и теперь, при наличии положительной характеристики с судна в кадры пароходства, ему должны вернуть паспорт моряка загранплавания.

- Так ты что, Никодимыч, покидаешь нас? Жаль..., я думал, что ты надолго в нашу контору пришёл... .
А за что, кстати, тебя к нам сослали-то? Чего натворил? Вроде бы у нас ни в чём предосудительном замечен не был и вполне себе заслужил прекрасную характеристику.
- Ай, лучше не спрашивайте, Петрович! - потупил глаза боцман.

- Нет, ну всё же? – не отставал от него Горохов.
- Начпрода я душил на День Нептуна...
- Как это? За что? Шутка что ли такая? Не понял! – Воскликнул Михаил.

- Ну, понимаете, переходили экватор, я был в роли Нептуна, крестили новичков, как положено...,
Потом, отмечали это дело, Кэп дал распоряжение начпроду выдать команде по бутылке сухого вина каждому..., отмечали это дело не все вместе, а разбрелись по каютам, по своим компашкам; у меня, кроме того вина ещё кое-какой личный запасец спиртного был, ну и перебрал я малешко...,

А тут, кореша подзуживают: Нептун ты, Пахом, или куча ветоши? Пойди, востребуй у этого жлоба-начпрода ещё винца!
Короче, попёрся я к нему и вежливо начал просить: дай, мол, ещё винца, не хватило ребятам...,

А он, скобарь амбарный, оскорблять начал, алкашом обзывать..., ну я его того малость ... – и боцман слегка согнул свои пальцы, похожие на сардельки.

Горохов внутренне поёжился, представив свою шею в этих ручищах.
А боцман продолжал свой невесёлый рассказ:

- Ну, вернулись мы в Архангельск, а этот чмырь кляузу на меня закинул в пароходство..., вот и отвели меня от загранплавания на пол-года, да – к вам, на исправление. А что, разве наш Кэп вам не говорил?
Он-то в курсе... . Я вначале к нему обратился за характеристикой, а он к вам отправил... .

- Нет, не говорил, - вздохнул Михаил и ещё раз добавил:
- Жаль, Никодимыч, жаль; придётся опять в пароходстве другого боцмана выпрашивать.
А характеристику я тебе напечатаю, отличную, заслужил!
- Да? Вот спасибо, Петрович! А я вам за это каюту покрашу! Вон, линкруст-то весь пооблупился, никакого вида!

- Да не надо, Никодимыч, сам, как-нибудь, выберу момент и покрашу...,
- Нет уж, чиф, боцман Потапов сказал сделает – значит сделает! И не думайте отказываться!
Вот такой разговор состоялся неделю назад между старпомом и боцманом, когда НИС «Новодвинск» занимался ещё своими научными работами в Белом море.

А сейчас, когда судно стояло у причала в порту, как раз и подошёл срок получить боцману долгожданную характеристику.

Михаил застучал по клавишам пишущей машинки, расписывая заслуги замечательного боцмана Потапова Пахома Никодимовича, и напечатав завершающую фразу, почему-то традиционно проставляемую в стандартных характеристиках: «Политику Партии и Правительства понимает правильно», затем бросил взгляд на облупившийся линкруст на переборках, так и не покрашенных боцманом и подумав о том, какие всё-таки необязательные люди эти ребята-поморы (у него это был уже третий по счёту случай, когда местные товарищи предлагали свои услуги, что-то обещали, а потом об этом забывали), вздохнул и допечатал: «но по-своему». То есть, заключительная фраза характеристики теперь звучала так: «Политику Партии и Правительства понимает правильно, но по-своему».

Затем, зарядив в машинку новый лист, напечатал ещё один экземпляр характеристики и, ухмыльнувшись, плюхнулся на каютный диванчик, в ожидании Лялина с Федькой, да и Никодимыча.

Они заявились в каюту старпома все втроём: Лялин, Никодимыч и Федька.
Сергей опустил котёнка на старпомовскую койку и ушёл, а боцман стоял в ожидании заветной характеристики.

Наконец, получив её на руки от старшего помощника и глянув на первые фразы, напечатанные на стандартном листке: «За время работы на НИС «Новодвинск» боцман Потапов П.Н. показал себя настоящим лидером палубной команды...», Никодимыч не стал читать дальше, а широко улыбнувшись, поблагодарив Горохова и пожав ему руку, вышел на открытую палубу. Михаил вышел вслед за ним. Он увидел, как боцман прощался с двумя матросами и механиком, вышедшими его проводить.

- Эй, Никодимыч, погоди чуток! – Крикнул Горохов боцману.
- Да, я слушаю! – Повернул тот сияющее широкое лицо к старпому.

- Ты внимательно характеристику прочитал? Всё тебя в ней устраивает?
- Да прекрасная характеристика! Спасибо вам большое ещё раз! Век не забуду!
- А ты прочти ещё раз повнимательнее!

Боцман открыл прозрачную папочку, в которую вложил характеристику, достал её и начал читать.
Дойдя до фразы «Политику Партии и Правительства понимает правильно, но по-своему», вдруг изменился в лице и поднял на Михаила обиженный и недоумевающий взгляд:

- Петрович, что это? За что так?
- За что? Слово своё надо держать, боцман, вот за что! – Сказал старпом, затем подошёл к нему, забрал у него характеристику и сунул ему в руки другую, в которой вставка «по своему» отсутствовала.

Боцман с недоумением уставился на старпома, но, затем, хлопнув себя ладонью по лбу воскликнул:
- Ну я и балбес! Я же каюту вам обещал покрасить! Как же это я забыл? Но я, мамой клянусь: обещал – сделаю, чиф!

- Да ладно уж, иди с Богом, Никодимыч, попутного ветра тебе и семь футов под килем, - сказал Горохов, и двинулся к себе в каюту.

Заключение.

Через три дня, спустившись с мостика и зайдя в свою каюту Михаил обнаружил в ней отставного боцмана Потапова, азартно красившего каютные переборки. Котёнок Федька, развалившись на старпомовской койке внимательно наблюдал за ним своими жёлтыми глазами.

- Никодимыч? Ты как здесь? – Удивился Горохов.
- А вон мой пароход! – И боцман кивнул в сторону иллюминатора.
Михаил выглянул в иллюминатор и увидел новый красавец-сухогруз, ошвартованный у соседнего пирса.

(Неаристократическая история)

1.

Капитан научно-исследовательского судна «Бентос», находящегося на отстое в межнавигационный период и вмороженного в двинский лёд на акватории архангельского судоремзавода «Красная кузница», Рогожин Станислав Сергеевич, сидел в своей каюте и просматривал ремонтные ведомости на предстоящий малый ремонт судна, которые вчера вечером предоставили ему стармех со старпомом.

«До ремонта – пару месяцев ещё» - прикинул Рогожин, - «Значит, могу чифа на месячишко отправить в отпуск, а потом и самому смотаться домой, оставлю его за себя».

В дверь капитанской каюты постучали, затем дверь приоткрылась и в каюту заглянул Йонас – моторист, во время отстоя судна занимавший должность 3-го механика и находящийся в этот день на вахте в машине.

- Извините, Станислав Сергеевич, поскольку кока у нас нет сейчас, а консервы уже всем надоели, я приготовил холодец, не хотите ли попробовать?

- Холодец? – Встрепенулся капитан, - с удовольствием, Йонас!

После чего оба проследовали в салон команды, где на большом столе, застеленном свежей скатертью красовалось большое блюдо с холодцом, аппетитно украшенного зелёным лучком, выращенным хозяйственным Йонасом в банке, в своей каюте.

- О, тут его много! – Радостно воскликнул Рогожин, - позови-ка сюда, пожалуйста с мостика старпома, он сейчас там, а я схожу в каюту, достану бутылочку.

Когда капитан вернулся в салон с бутылкой шила (так моряки и не только они, на Севере и не только на Севере называли спирт), старпом с Йонасом были уже там.

Кроме холодца на столе стояли четыре тарелочки со столовыми приборами, тарелка с серым хлебом, четыре гранёных стакана и графин с водой – для запивки. А для желающих ещё и тарелочка с тонко нарезано красноватой колбасой из оленины. Йонас ещё не закончил очищать, тут же, большую луковицу.

- Я боцмана позову? – Спросил Йонас капитана, - у него через два часа вахта заканчивается.

- Ну зови, зови, - сказал капитан, - на улице – мороз, пусть примет пару капель для сугреву. Тем более, я смотрю, ты уже и ему стол накрыл, - и капитан кивнул головой в сторону четвёртой тарелки со стаканом.

Йонас ушёл, а капитан начал разливать спирт по стаканам, каждому на треть.
Когда Йонас вернулся с боцманом, всё было готово к предстоящей трапезе.

Однако, боцман выглядел необычно: он был гладко выбрит, одет в приличный костюм, на лацкане которого красовался военно-морской значок «За дальний поход», при галстуке, в надраенных до блеска зимних ботинках и благоухающего, наверное, заграничным парфюмом.

- Смотри, чиф, в чём у нас моряки вахту несут! - Сказал капитан старпому, - не то, что на тех лайбах и с презрением кивнул в сторону так же вмёрзших в лёд нескольких «научников», видневшихся через иллюминатор салона «Бентоса», - хорошо ты их воспитываешь! А если ещё и в морской парадной форме будут у нас тут по палубе дефилировать, весь Архангельск будет в шоке!

- Да, не, я тут это..., - пробормотал боцман, присаживаясь с краю стола, - с просьбой к вам, Сергеич, хотел обратиться...

- Аванс? Не дам! Ну, если, только, уж очень уважительная причина...
- Да нет, просто, сегодня у меня очень ответственная встреча предстоит..., ну, в общем, судьба решается...

- Ну давай, не тяни кота за хвост, что случилось–то? - В нетерпении прервал его капитан, - женишься что-ли?
- Да нет, не женюсь, пока, ещё, но романтический вечер у меня предстоит сегодня с любимой женщиной, - тут боцман на минуту, замолчал, а потом, потупив взгляд, тихо добавил: - а может быть и ночь... .

- Слушай, Никодимыч, я тебя не узнаю! Что ты, как девица на выданьи! А от меня-то чего тебе надо? Благословения? Так приводи её на пароход, оценим! Как я могу, понимаешь ли, на кота в мешке, точнее кошку, давать своё одобрение? Может, она – дура набитая, любовь-то она – слепа, как говорится, - и капитан, не моргая, устремил свой взгляд на широкое и обветренное лицо боцмана.

- Да нет, проще всё, Сергеич: с вахты хочу пораньше отпроситься на два часа; Сашка через два часа на борту будет, - сказал Никодимыч.

- Без проблем! – Сказал капитан Рогожин, только, давай, с нами прими на грудь сто грамм для храбрости под холодец, да заодно расскажешь боевым товарищам, что за красотку ты себе отлохматил в этих северных краях. Небось, такую же поморку, как и сам?

- Холодца попробую, мужики – давно не едал – а, вот стопку поднимать не буду: она – женщина образованная, можно сказать, культурная и вида аристократического, а я к ней, вдруг с «выхлопом» заявлюсь. Вряд ли ей понравится такой расклад, - сказал боцман.

- Ну, как знаешь, - сказал капитан, - а мы, братцы, давайте, хряпнем, чтобы у нашего, боцмана, как говорится, всё срослось; совет вам, да любовь!

Моряки выпили, даже не запив водой из графина, а только – крякнув и стали с удовольствием уплетать холодец. Боцман пить не стал, но холодца себе в тарелочку положил изрядный кусок.

- А знаешь, - сказал Йонас, - подумай, Никодимыч, ещё. Не доверяю я этим аристократкам. Капризные они. И по хозяйству от них мало толку. Только деньги сосут. Аристократка тебе такой холодец – хрен сварит. Будет требовать, чтобы ты её по ресторанам таскал. Не то, что моя Бируте. Она и на даче пашет, как лошадь и на базаре не стесняется овощами торговать, а от аристократки – какая польза? Кто она у тебя?

- Ну, она – кандидат наук! Что-то по научному коммунизму, - с гордостью объявил боцман.

- Ещё не лохмаче! – Произнёс загадочную фразу капитан.

- Да нет, не лохматая, - сказал Никодимыч, поняв по своему капитанское высказывание, - очень даже с культурной причёской, причём, - с завивкой.

- Ну, раз не лохматая, действуй, боцман, удачи тебе! – Вставил, улыбнувшись, своё напутствие и старпом.

2.

На следующее утро в салоне «Бентоса» сидели и пили чай: старпом, второй помощник капитана, прибывший на судно, на смену старпому и второй механик, сменивший Йонаса, который сразу же, сменившись, отбыл в гостиницу; капитана тоже не было: он уехал ещё с вечера, пожаловавшись перед этим старпому на дискомфорт в животе.

Старпом тоже какое-то время чувствовал что-то подобное, но скоро всё прошло: если виной этому был йоносов холодец, то, похоже, принятый под него спирт, оказал свой дезинфицирующий эффект и на троих, то есть, старпоме, капитане и Йонасе влияние несвежего холодца шибко не отразилось, а вот на боцмане... .

Боцман ворвался в салон с красным, перекошенным лицом:
- Где этот лабус? – Орал он, - убью!
- Успокойся, Никодимыч! – Сказал старпом, - садись и спокойно поведай нам – что случилось?

- Что случилось, что случилось... Йонас, сволочь, холодцом своим отравил – вот что случилось!
Приезжаю я к невесте, понимаете ли, с цветами в горшке, и с шампанским, всё чин-чинарём, сели, выпили, закусили под музыку и даже танго станцевали и только я её поцеловал, как в животе у меня забурлило, ну и я кинулся в гальюн по – быстрому.

Сидел там, видимо долго, потому что когда вышел, она уже в ящике, пардон, в кровати своей двухспальной лежала.

Ну я, как пёс побитый подгрёб к ней и только приблизился и хотел поцеловать, как опять – нехороший позыв в кишечнике и я снова стремглав – в гальюн!

Маргарита – так невесту звать – ещё одну попытку мне позволила предпринять; поцеловать я её успел и только: опять - та же история!

А когда я в третий раз нарисовался в дверях спальни, она мне крикнула, чтобы я шёл в гостинную на диван. Пошёл я на диван, но не надолго – опять кишечник расстроился.

Короче, всю-то ноченьку на горшке просидел!
А наутро, когда Маргарита проснулась, она мне сказала:

- Подите прочь и забудьте дорогу к моему дому!
А, когда закрыла за мной дверь, знаете что ещё она мне через дверь высказала?
Она сказала:
- Думала, что вы, Пахом Никодимович, настоящий мужчина, морской волк, а вы – засранец вульгарис!
Теперь я поняла почему вы на пятом десятке до сих пор одиноки!
Вот так вот!

А почему вульгарис-то? Вульгарный что ли?

- Это из-за амбре, наверное, невозмутимо предположил второй механик, отхлебнув чая из кружки.

Какого амбре? – Возмутился боцман, - да я не разу при ней не матюкнулся!

- Где этот козёл, Йонас ? – Вновь возопил несчастный любовник, - всю жизнь мне поломал! Я ему сейчас, отравителю, такое амбре с вульгарисом устрою, что мало не покажется! Где этот гад, Фомич? – обратился он к старпому.

- Да успокойся ты! – Сказал старпом, едва сдерживая хохот, - нет его, сменился и уехал; а вульгарис – это в переводе с латыни означает: «обыкновенный».

- Обыкновенный, говорите? Ну это ещё куда ни шло! – Сказал боцман успокаиваясь, присев за стол и вытирая пот носовым платком с разгорячённого лица.

Второй помощник капитана, давясь от смеха, выскочил из салона.

Старый Капитан остался на судне совсем один. Старый Капитан на старом судне. Три дня назад их было ещё двое – он и стармех. А неделю назад – пятеро. А два месяца назад – пятнадцать человек... . Стармех, как и капитан, собирался находиться на «Марианне» - так назывался их транспортный рефрижератор - до самого конца, то есть, до того момента, пока им или заплатят за проработанное время на судне, или пока их не вынесут вперёд ногами, но у Стармеха не выдержали ни нервы ни вера в конечную справедливость и он уехал, когда наличных денег у него осталось лишь на обратную дорогу домой, в Севастополь.

А Капитан решил стоять, что называется, насмерть! И за себя и за других. За членов экипажа, которые всегда верили в него: те, кто были под его началом на «Марианне», как раньше верили в него другие подчинённые, на других судах; всегда, с тех пор, как он начал ходить в море в капитанской должности.

И вот, Капитан остался один на старом судне, арестованном в порту Клайпеда. Судно оказалось в этом литовском порту, прибыв туда на ремонт, но на судоремонтный завод «Марианну» не приняли, поскольку её судовладелец оказался банкротом! «Марианна» так там и застряла: портконтроль, проверив состояние рефрижератора, установил, что судно, можно сказать, чудом держится наплаву,
настолько всё было на нём изношено и корпус – в первую очередь.

Портовые власти объявили Капитану, что «Марианна» будет выпущена из порта, лишь, в случае приведения её в мореходное состояние, то-бишь, если судну будет произведён капитальный ремонт. А, чтобы реанимировать данное плавсредство, требовалось, кроме ремонта механизмов, почти полностью менять обшивку и набор его оконечностей – форпика и ахтерпика и, практически, настил всех палуб.

По мнению Капитана, судно годилось только, лишь, на металлолом, поскольку на его восстановительный ремонт средств потребовалось бы столько же, как на покупку нового! И старый Капитан не сомневался в дальнейшей судьбе «Марианны»: продажа с молотка по цене металлолома, ну а дальше – резка и переплавка, как говорят моряки – «на иголки».

Он никогда бы не пошёл служить на это судно, если бы не острая необходимость. Его дочь с любимым внуком, заканчивающим школу, жила в Одессе, без мужа, весьма скромно; пенсия у Капитана в современной Украине была небольшой, а он мечтал дать внуку хорошее образование, а по нынешним временам это стоило на Украине больших денег.

И Капитан, уже будучи пенсионером, принял решение: во что бы то ни стало опять выйти в море! Ведь другого способа заработать человеку, всю свою жизнь отдавшему морю, он не знал.

Он долго искал себе работу: обзванивал украинские и не только крюинговые агентства, обивал пороги местных судоходных компаний, но там ему или уклончиво обещали, что будут иметь его в виду, занесут в картотеку или поставят на очередь, или говорили прямым текстом: ваше время, уважаемый Капитан, вышло, пенсионеров не берём.

И вот, наконец, как ему показалось, Капитану улыбнулась Удача: ему позвонил один старый сослуживец и сообщил, что на некий транспортный рефрижератор, находящийся в данный момент на ремонте в Лас Пальмасе, срочно требуется капитан и сообщил ему контактный телефон хозяина этого судна.

Хозяином ТР «Марианна», точнее – хозяйкой, оказалась, на удивление Капитана, женщина; в её подчинении был всего лишь один помощник – менеджер. Одним словом, вся судоходная компания состояла из одного старого рифера, управляемого на берегу двумя людьми.

Капитан был опытным моряком и перед тем, как дать согласие на то чтобы принять под своё командование данное судно, естественно, пытался навести справки об этой странноватой судоходной компании да и о самом пароходе.

Через знакомых портовских и флотских товарищей он выяснил, что это судно, под флагом Белиза, было подарено сорокалетней Хозяйке её любовником, новоиспечённым украинским олигархом.

Куплено им оно было за границей, в порты бывшего Союза никогда не заходило и работало в Юго-Восточной Атлантике, принимая мороженную рыбу у рыболовных траулеров и доставляя её в африканские порты.

Хотелось бы Капитану встретиться с кем либо из бывших членов экипажа «Марианны», да распросить по-подробнее о том, что представляет из себя эта шаражка с её пароходом, да к моменту заключения контракта сделать ему этого не удалось.

Интуиция подсказывала умудрённому опытом моряку, что контора эта – мутноватая, мягко говоря, но других вариантов для него не предвиделось, моложе он не становился, а – наоборот; но был подписан контракт с нанимателем, всё честь-по-чести, оклад положили 2 тысячи долларов. Конечно же, оклад для капитана не такого уж и маленького судна – водоизмещением в 10 000 тонн, был весьма скромным но, исходя из теперешних реалий, для Капитана приемлемый.

Но, прибыв в Лас Пальмас на своё судно и увидев на что он подписался, Капитану стало не по себе: облазив всё судно, что называется, «вдоль и поперёк» он поразился тому, как в таком состоянии несчастная «Марианна» вообще держалась наплаву!

Судно зашло в порт своим ходом, что называется, из последних сил, чтобы подремонтировать свой главный двигатель, что и удалось сделать, однако, к моменту завершения ремонта, в подводной части корпуса, в машинном отделении, образовался коррозионный свищ, через который в отсек стала поступать вода.

Экипаж в тёмное время суток (чтобы не привлекать внимание портовых властей), оперируя приёмом балласта в балластные танки, судно накренил, чтобы уже над водой своими силами заварить дыру, а заодно и откачать воду, поступившую в машинное отделение, но скрыть этот факт от администрации порта не удалось и, хотя, дырку всё же заварили, а воду откачали, портконтроль заинтересовался техническим состоянием «Марианны», направил на неё своих инспекторов, которые произведя осмотр судна, вынесли свой приговор: рефрижератор находится в немореходном состоянии и подлежит аресту.

Другими словами, судно нуждалось не то что в капитальном, а в восстановительном ремонте!

Средств на такой ремонт у Хозяйки не было и она, прямо-таки, растерялась. А тут ещё команда, два месяца не получавшая зарплату, начала бунтовать, требовать расчёта и подмену, грозя подать на неё в суд и заявить в грозный ITF (Международный транспортный профсоюз), которого боялись все судовладельцы.

Хозяйка утихомирила моряков, выдав им аванс и обещав заплатить остальную зарплату по возвращении их в Севастополь и набрала и отправила на Канары новый экипаж, который и возглавил Старый Капитан.

Поверившие Хозяйке моряки в Севастополе от неё больше так ничего и не получили, а сменили их на «Марианне» бедолаги, которые, тоже, не от хорошей жизни пошли на эту авантюру – согласились принять добитое арестованное судно. Впрочем, они и не знали, что оно в таком ужасном состоянии, да ещё и арестовано, вдобавок!

Капитан, через две недели пребывания на судне, когда терпение его подошло к концу от постоянных «завтраков» от менеджера-управляющего Хозяйки, поднял такой шум, наконец, во время сеанса связи с ним, что тот, выслушав от Капитана весь «букет» нелицеприятных эпитетов в свой адрес, адрес Хозяйки и всей их «вонючей» конторы, сказал ему:

- Послушайте, Капитан, я бы никогда не позволил Вам так оскорблять, нас и нашу Компанию, если бы вы не были весьма уважаемым и известным человеком на флоте. Давайте созвонимся завтра, а за это время мы что-нибудь придумаем.

Назавтра менеджер предложил Капитану свой план: поскольку топлива на судне было в достаточном количестве, ночью, без запроса разрешения у властей на выход, отдать тайком швартовы и выскочить за ворота порта, не пользуясь услугами лоцмана. То есть, просто-напросто – сбежать!

А затем – следовать на север, на Балтику: там, мол, в Литве, в порту Клайпеда, у него есть «завязки» на судоремонтном заводе – он вчера связывался со знакомыми, которые обещали «приютить» «Марианну» на ремонт. А почему не в Лас Пальмасе? А потому, что ремонт здесь гораздо дороже, да и денег сейчас в Компании нет, а, вот, к приходу судна в Клайпеду, они как раз, появятся.

Капитана покоробило такое предложение Управляющего: он всегда был человеком законопослушным, дорожащим своей репутацией; и потом: соверши он такой поступок, как ему потом заходить в испанские порты? Ведь, по сути дела, нарушение канонов морского права – то же преступление.

А с другой стороны – под его началом – 14 человек, которые прилетели на судно с надеждой всё же что-то заработать на нём, у всех – семьи, а некоторые ещё и заплатили жадной Хозяйке за своё трудоустройство, залезая в долги... .

И потом – это, ведь последний его рейс и, учитывая состояние судна, вряд ли, встав на ремонт, он дождётся на нём его окончания: контракт Капитан подписывал на пол-года и глубоко сомневался в том, что восстановительный ремонт «Марианны» закончится раньше истечения срока контракта.

Одним словом, Капитан, за свою долгую морскую жизнь никогда ничего не нарушавший и свято уважавший, Морское право, решился на этот хулиганский поступок!

Глубокой ночью он запустил главный двигатель, отдал швартовы и «Марианна» без лоцмана выскочила за ворота порта, благо путь до них был короткий.

Его особо не преследовали: где-то через час, вслед за ней, похоже, больше для порядка, за ворота вышел катер береговой охраны; покрутился возле них да и вернулся назад. А, может быть, испанцы были даже рады, что «Марианна» сбежала: ну останься эта развалина в порту и что с ней делать? Денег за услуги порта не платит, сама еле-еле наплаву держится, команда вот-вот взбунтуется... .
А тут – свалила и свалила, флаг ей в руки да ветер в спину!

Погода «Марианне» сопутствовала, несмотря на февраль-месяц, по пути на Балтику она не затонула и в конце февраля уже стояла на швартовах в Клайпедском бывшем рыбном порту.
Ни на какой ремонт её не поставили: возлюбленный Хозяйки, сделавший ей такой «геморройный» презент, слово своё не сдержал – ремонт «Марианны» не спонсировал: возможно, что раздрай у них вышел в отношениях... .

Одним словом, зависла «Марианна» в порту; за услуги порту (считай, те же коммунальные, как и у обыкновенных обывателей, плюс - за причал) не платила, не платила Хозяйка и зарплату экипажу.

Обращался Капитан в местное отделение ITF, там обещали помочь, но потом сообщили ему, что порт подаёт на судовладельца иск в Морской арбитраж и, поскольку его контора – банкрот, то судно скорее всего, будет продано на металлолом для возмещение убытков, причинённых порту и, вот, только с этих денег можно рассчитывать экипажу на оплату за свой труд на злосчастной «Марианне».

Экипажу же, рекомендовано было, несмотря ни на что, сидеть на судне до победного конца, то есть, до момента получения портом денег за её продажу. Иначе, согласно существующим правилам, члены команды, покинувшие борт, рассчитывать на зарплату уже не могли, то есть, ITF таких уже не защищал.

Но дело в том, что никто не мог сказать, когда Арбитраж вынесет свой вердикт и когда состоятся торги;
время шло, семьи моряков от своих мужчин ничего не получали. Сколько было потрёпано нервов, пролито жёнами слёз!

И люди не выдерживали. Кто-то из моряков, ещё сидя на рифере, подыскал себе новую работу и списался, а некоторые, так и не дождавшись и разуверившись в благополучном исходе этой истории, плюнули на всё и уехали в свой Крым искать новую работу.

И вот, по прошествии трёх месяцев стоянки в Клайпеде, на судне остался один, лишь, Старый Капитан.

Он радовался, что, хоть, электричество не отключили за долги: в машинное отделение через новый свищ стала поступать забортная вода и он, тайком, в тёмное время суток откачивал её за борт погружным насосом, чтобы не затопить механизмы машинного отделения.

Этой майской ночью он, произведя такую операцию, лежал на диване в своём офисе и долго не мог уснуть.
Ему вспоминались события сегодняшнего дня, отличавшиеся от предыдущих в этом порту: наконец-то, после долгого отсутствия, на судно заявился морской Агент в сопровождении четырёх человек: Нового капитана, Старпома, Стармеха и ещё одного человека, представившегося Суперинтендантом – представителем нового Судовладельца!

Капитан, сильно удивился, получив известие о том, что аукцион, оказывается, уже состоялся, судно, по цене металлолома было продано новому судовладельцу – совместной англо-латвийской Компании; часть денег от реализации судна пошла на оплату долгов Хозяйки Клайпедскому порту, а остаток перечислили Хозяйке.

- А мне, а экипажу? – Спросил Капитан Суперинтенданта.

- Какому экипажу? – Удивился, в свою очередь, Суперинтендант, - так, никакого экипажа тут нет, кроме вас! Да и речь не о каком экипаже не стояла! О жаловании команде вы со своими хозяевами вопрос решайте, мы тут не причём!

- Хорошо, - сказал Капитан, - завтра буду звонить Хозяйке.
- Вот и добре! – Отозвался Супер. А сейчас, будьте так добры, покажите судно Новому капитану со Старпомом и Стармехом и передайте им судовые документы, а мне – ремонтные ведомости: наверняка, они у вас составлены, поскольку, как мне известно, вы намеревались поставить здесь судно на ремонт.

- С судном я вас ознакомлю, - кивнул головой капитан, - и ремонтные ведомости вам отдам, а, вот, судовые документы, уж извините, - он развёл руками, я вам отдам только, когда денежки – жалованье моё и экипажа – тридцать тысяч баксов, будут лежать в моём кейсе, - спокойно сказал Капитан.

Да вы с ума сошли! – Воскликнул Супер, - кто вам даст такие деньги? И ещё раз говорю: причём, тут, наша контора?

- А мне всё равно, причём или ни при чём, - пожал плечами Капитан, - мне ясно одно: мой экипаж должен получить заработанное! Да вы не нервничайте так: завтра я переговорю с Хозяйкой и, вдруг, она окажется честным человеком?

- Эта фифа? Сомневаюсь, - пробурчал Супер.
- А вы что, с ней знакомы? – Удивился Капитан.
- Представьте себе, знаком! Она сейчас здесь, в Клайпеде.
- А чего же не пришла, голубушка, не принесла сюда наши кровные? – Произнёс с сарказмом Капитан.

- Наивный вы человек! – Усмехнулся Агент, - вы, судя по этой даме, для неё – отработанный материал и плевать она хотела на все ваши прежние заслуги. Так что, вполне вероятно, что с ней вы уже не встретитесь, по крайней мере, в Клайпеде.
- Ну, это ещё, как говорят у нас в Одессе, - будем посмотреть, кто из нас наивнее, - недобро осклабился Старый Капитан.

- Судовые документы-то хоть на судне? – Спросил Супер.
- А вот, как раз, и нет! Все документы, включая судовые чертежи, предчувствуя такой расклад, я отвёз на квартиру своему хорошему приятелю и будут они там лежать, пока я не получу озвученную мною сумму.

- Машина-то в рабочем состоянии? – Спросил Стармех, - сможем мы дойти до Лиепаи своим ходом, если что? - Там ремонт судну планируется.
- Теперь уже и машина не в рабочем состоянии, - сказал Капитан, - сюда догребли, можно сказать, на последнем издыхании, да плюс эта стоянка..., но это ничего не значит: без документов вас, ребята, и на буксир никто не возьмёт.

- А вы знаете, капитан, - сказал Агент-литовец, - что вы поступаете неправомерно? Что, при желании, можно будет вам предъяву сделать – хищение судовых документов или ещё, там, что-нибудь в этом роде?
- Да предъявляйте что-хотите, - равнодушно ответил ему Капитан, - да, хоть, бандитов своих подсылайте: слово моё твёрдое: я обещал команде, что вернусь с их зарплатой или не вернусь совсем!

- Так, - сказал Супер, - мы проведём ещё совещание попозже, а пока не будем терять время и давайте, господа, приступайте к осмотру судна.

После осмотра, Суперинтендант попросил Капитана выделить вновь прибывшим морякам рабочее помещение и тот, великодушно, уступил им свою каюту с офисом, а сам, с немудрёными пожитками перебрался в старпомовскую.

И вот, все четверо, (Старый Капитан остался в старпомовской каюте) провели короткое совещание.
Ну что скажете, господа офицеры? - спросил Супер.
Трое моряков переглянулись и стармех, прибывший из Лиепаи, сказал всего лишь одно слово:

- Мрак!
Старпом сморщил физиономию, как будто бы хотел сплюнуть, однако не плюнул в капитанской каюте, но сказал:
- На мой выпуклый глаз, ремонт этой лайбы обойдётся подороже, чем приобрести такую же посудину, да только – с новья!
- Ну, это уже не ваша забота, чиф! – Отрезал Супер. Или вас обещанная вам зарплата не устраивает?
- Да нет, почему же? – Возразил Старпом, - две семьсот зелёных в месяц на ремонте меня вполне устраивают; не все в море так получают, только платили бы исправно, а не как этим украинским бедолагам.

- Не переживай, чиф, - сказал Новый капитан, - я тебя высвистал на эту посудину и даю тебе слово, что с руководством этой конторы знаком и до сих пор они меня ещё не подводили.

А, обратившись к Суперинтенданту, он сказал:
- Впечатление судно, конечно, произвело удручающее, но, раз вы говорите, что новый судовладелец за ценой не постоит, то нам-то что? Будем работать. Хоть и не получили мы, пока на руки судовые документы, всё равно не стоит терять время: надо договариваться насчёт буксировки, конвертации судна для этого дела, а тебе, чиф, задание: выйди на людей здесь, полагаю - в КБ пароходства, чтобы сделали нам проект буксировки и узнай – сколько это будет стоить.

- Да я и сам могу сделать расчёт буксировки, - буркнул Старпом.
- Да я и не сомневаюсь, - сказал Капитан, да, только, кто ж его утвердит?
Так что, вашей конторе придётся на это дело раскошелиться, - обратился он, уже, к Суперу.

- Ну ладно, сказал Супер вставая, - действуйте! А я поеду-ка сейчас в гостиницу, а оттуда свяжусь с судовладельцем да доложу обстановку.
Супер ушёл, откланялся и Агент.

- И чего этот старик возникает? – Спросил Старпома Новый капитан,когда они ушли, - неужели не понимает, что ничего ему не светит? Сваливал бы по-хорошему! Сейчас какие времена? Возьмут деда за жабры и куда он денется?

- А ты знаешь, мастер, а у меня он уважение вызывает! – Ответил Старпом. Одно слово: человек чести!

Новый капитан ничего не ответил, а надолго задумался.

А Старый Капитан ничего не знал, конечно, об их разговоре, он наконец-то, уснул, уже под утро, и ему приснился сон, как он, двадцать лет назад, стоит на мостике плавучего консервного завода «Мария Поливанова», где он был капитан-директором, и ведёт переговоры с марокканским фрегатом,который обвинил его в нарушении марокканской экономической рыболовной зоны в районе Западной Сахары, объявил судно арестованным и потребовал следовать под его конвоем в марокканский порт.
А на «Поливановой» в ту пору находился штаб промысловой экспедиции!

Причём, «Мария Поливанова» и не думала влезать в эту злосчастную зону, а была от неё на четыре мили западнее, но фрегат подходил к судну всё ближе, развернув в его сторону свои орудия и угрожая Капитану по-английски и по-русски.

А в это время к «Поливановой» уже нёсся на выручку на всех парах маленький советский тральщик, с позывным "Бугель", приставленный охранять от подобных провокаций свои рыболовные суда, которых немало промышляло в данном районе.
Наконец, с фрегата заметили этого карапуза, несущегося прямо в его борт под прямым углом!

«Русский военный корабль! Ответьте марокканскому военному кораблю! Давайте поговорим по-английски!» - Заорали с фрегата по УКВ- радиостанции, но с тральщика командир суровым голосом им отрезал: «Мы будем говорить по-русски!»

И отважный кораблик продолжал свой рискованный путь, превратившись в торпеду, грозно шевеля своей маленькой пушчёнкой, установленной на баке.
И у марокканца не выдержали нервы: серый разбойник врубил самый полный и вскоре растаял в песчаной дымке приносимой с пустыни Сахара.

И уже снилось Капитану, будто он сам, не на мостике плавзавода а в рубке боевого тральщика вытирает пот со лба и даёт отбой боевой тревоги и видит, как боцман, почему-то, с «Марианны» , отойдя от небольшой скорострельной пушки тральщика, улыбаясь смотрит на его ГКП ( главный командный пост) и поднимает вверх большой палец.

Капитан проснулся в хорошем настроении и подумалось ему, что всё будет хорошо!
Наутро к нему, в будущую свою каюту заглянул вновь назначенный Старпом – ему надо было задать Капитану ряд вопросов по судну и тот охотно на них ответил.

Затем Старпом расспросил Капитана про севастопольские дела – он когда-то был там на практике и этот героический город ему очень нравился.
Рассказав об этом Капитану, он завоевал его расположение и тот, внимательно посмотрев Старпому в глаза обратился к нему:
- Послушай, чиф, у меня к тебе вопрос.
- Слушаю вас.
- У тебя машина есть?
- Есть, - отвечал Старпом.
- Когда я выбью с них наши деньги, ты не мог бы довести меня с ними до вокзала?
- Не вопрос! Но вы же говорили, что у вас тут товарищ есть. Он что без машины?
- Да нет, с машиной. Да это я так, на всякий случай, - объяснил Капитан.

Уже был разработан проект буксировки, заказан большой буксировщик; судоремонтная фирма заканчивала конвертацию судна; на борт из Латвии прибыло ещё несколько новых членов экипажа.
Даже, хозяйка, расфуфыренная мадам, заявилась, однажды, на судно и пыталась уговорить капитана отдать документы новому хозяину, который, кстати, и сам прикатил в Клайпеду из Риги.

Она сначала обещала рассчитаться с ним и экипажем в Севастополе, затем пыталась уговорить его на то, что он согласится получить, лишь, своё жалование, а она накинет ему ещё бонус сверху, но он стоял на своём: тридцать тысяч на всю команду и точка!

Почему она это делала? Ведь, деньги, свою долю она уже получила! По-видимому, Новый хозяин пообещал ей какие-то «ништяки» за «обработку» капитана.
Видя, что все её старания напрасны, она стала Капитану угрожать, после чего тот послал её «подальше»,

А разъярённая мадам, в свою очередь, послав подальше всех и вся, укатила к себе в Крым, тогда ещё – украинский, заявив, что «никакая сволочь от неё не получит ни цента».

Одним словом, настал момент, когда у Нового хозяина не осталось выхода, кроме как, «отслюнить» тридцать тысяч долларов наличными упрямому Капитану, поскольку время шло и каждый день простоя судна в порту приносил ему всё больше и больше убытка.

Новый Судовладелец присутствовал при расчёте (деньги Капитану отсчитывал морской агент). Он глядел на Капитана с уважением. Более того, не смотря на былые разногласия признавался самому себе, что не смог бы так упорно отстаивать чужие интересы.

Сложив полученные деньги в свой кейс, Капитан поднял сиденье дивана в каюте старпома, достал из под него судовые документы вместе с чертежами и вручил Новому капитану, находившемуся тут же.

Домой Капитан добрался благополучно. Но, перед отъездом, он на всякий случай, пустил слух, что едет на поезде, а сам улетел на самолёте то ли из Вильнюса, то ли из Каунаса.

Тётка Марфа сегодня вернулась домой из детского садика, где она работала нянечкой, на полчаса раньше обычного.

- Гляди, что я принесла! – Сказала она мужу Николаю, доставая из плетёной сумки – зембеля – трёхцветного пятнистого котёнка.

- Ты что, сдурела совсем? Ну и на кой он нам нужен? Тебе чего, трёх кобелей не хватает?

- Да забрёл он к нам во двор садика или кто подкинул, не знаю, но он так жалобно мяукал на морозе-то..., – оправдывалась Марфа, - ну ты посмотри какой красавчик – трёхцветный! А такие кошки – к благополучию в доме, примета такая.

- Да ну тебя! Не было печали – купила баба порося, - проворчал дядька Николай, - вот и воспитывай его сама теперь, чтоб не гадил где попало.
Марфа налила котёнку в блюдечко молока и он начал с жадностью его лакать, смешно фыркая.

Не, ну ты посмотри какой красавчик, А? – Умилялась тётка Марфа. – Коля, а как назовём его?

- Ай, да отстань ты, - пробурчал Николай, туша цигарку в консервной банке, приспособленной на веранде под пепельницу, но потом прищурился, разглядывая животину и спросил супругу:
- А он кто, Марфуша, точно самец?
- Да мальчик, похоже...
- Ну, пусть будет Мартыном! – Сказал Николай.
- Почему же Мартыном? – Робко возразила Марфа, - я, вот, Барсиком его хотела назвать...
- А я сказал – Мартыном! – Притворно грозным голосом прикрикнул дядька Николай, - потому, как пёстрый он, что твой мартын!

- Ну Мартын, так Мартын, - покорно согласилась Марфа, так и не поняв, где её благоверный встречал в жизни пёстрых мартынов.

Николай с Марфой Трофимовы жили в в подмосковном посёлке Косино, в собственном небольшом бревенчатом доме на самом берегу озера.

Участок в двенадцать соток, примыкавший к дому, был обнесён двухметровым забором, две цепных дворняги охраняли яблоневый сад, а третий пёс, малость похожий на немецкую овчарку, по кличке Джем, свободно бегал по двору и даже имел доступ на веранду, поскольку был псом довольно умным и попусту не брехал, как его собратья на привязи в разных концах сада.

Собственно, ради грозного лая наша пара их и держала – для отпугивания поселковых мальчишек, охочих, как и везде, до яблок в чужих садах.

Были, конечно же, у них на участке и другие плодовые деревья и огородик, но главное богатство, всё же представляли яблони, родившие очень вкусные яблоки, самые вкусные во всём посёлке!

Николай ухаживал за ними, как за малыми детьми и называл их кормилицами: со своей работы – кочегара в котельной – он уволился пару лет назад, не доработав до пенсии и занимался только своим садом, а Марфа в детском садике получала сущие грошИ, но зато, когда наступало лето и созревали яблоки, она в выходные дни, нагрузив их на тележку, вывозила к станции, куда в эти дни прибывало много отдыхающих – искупаться в прозрачной воде озера и позагорать, а аппетитно выглядевшие и, на самом деле вкусные яблоки Трофимовых, шли у них нарасхват.

Одним словом, этот яблочный бизнес давал возможность продержаться супругам до следующего сезона; так вот и коротали они свои дни. Детей своих у них не было и во время летних каникул к Трофимовым приезжал из небольшого волжского городка на месяц-другой их племянник Санька – сын младшего брата Николая.

Какой-никакой доход ещё давала Трофимовым молодая пара квартирантов, проживавшая у них во флигельке во дворе с девятилетним сыном Петькой, ровесником Саньки.

Мартын потихоньку подрастал, в свободе передвижения Трофимовы его не ограничивали, Марфа приучила его не гадить в доме и в случае-чего в любое время он мог попроситься на улицу.

Кончилась зима, прошла весна, наступило лето и, однажды, придя вечером с работы, Марфа увидела на полу в углу веранды свою серую шаль.
- Странно - Подумала тётка Марфа, - Николай, что ли, её туда бросил? Я её здесь на тумбочке оставляла вчера!

Приглядевшись к шали, она заметила, что та шевелится! А затем обнаружила в ней пятерых недавно народившихся, ещё голеньких и слепых котят!

- Вот тебе и Мартын! – Не сдержавшись воскликнула Марфа,- как же это мы с Колькой-то маху дали?
Тем временем Мартын подошёл, откуда-то, точнее – подошла и улеглась рядом со своими детками и стала их нализывать.

- Николай! – Крикнула Марфа во двор, в сторону летней кухни, где тот что-то прибивал молотком.
- Чего тебе? – Послышался недовольный голос Трофимова, выглянувшего из–за фанерной двери кухоньки, за ухом у него был карандаш, в одной руке молоток, а в другой – большой гвоздь.

- Иди –ка сюда, посмотри, чудо-то какое!
- Что ещё за чудо? – Пробурчал Николай, бросил молоток с гвоздём на самодельный верстачок около кухни и подошёл к тётке Марфе.
- Не, ну ты видал? – Спросила Марфа Трофимова, - Мартын-то женского полу оказался – деток народил!
- Вот те на! Ну ты и юная натуралистка! То же мне: «мальчик, мальчик»! Ну и чего мы теперь с ними делать будем? Иди, вот, и топи их сама в озере!

- Да как же это? Легко сказать – топи! Что я – зверь, что ли какой? Не буду я никого топить и тебе не позволю! Пусть подрастут, да соседям раздадим!

- Ага, нужны они, больно, соседям! Вон, Антошкин недавно своих топил, я видел, а ты с мартыновыми котятами теперь к нему попрись, попробуй. Короче, топить не хочешь – ходи сама и раздавай! – Сказал Николай и пошёл назад, к летней кухне.

Когда в начале июля в Косино приехал Санька, котята уже подросли и вовсю бесились на веранде.
Санька с Петькой быстро подружились – ровесники, ведь! Они целыми днями пропадали на озере, а дома любили играть с котятами.

Пацаны, наловив майками мелкую рыбёшку, плавающую в озере у самого берега, пускали её на веранде в таз с водой; вокруг таза рассаживались Мартын с котятами и начиналась «рыбалка»: Мартын махала правой лапой над тазом и время от времени вылавливала рыбку, подцепив её когтём, словно рыболовным крючком.

Котята следовали примеру матери, но у них не получалось поймать – не хватало сноровки. Иногда какой-нибудь котёнок не выдерживал и сигал в таз, но и такой финт удачи ему не приносил и мальчишки со смехом вытаскивали незадачливого рыболова из воды, затем всё повторялось по-новой.

Дядька Николай, проходя по веранде, чертыхался, чаще других наступая котятам то на хвост, то на лапу и однажды, случайно, Санька подслушал такой разговор между ним и тёткой Марфой.
- Ну что, Марфуша, когда мартыновых котят по посёлку понесёшь? – ехидно спросил жену дядька.
- Да, я, Коля, с одной соседкой уже договорилась, с Зоей Герасимовой, на следующей неделе рыженького обещала взять, ну а потом и других распределю постепенно.
- Распределяй, распределяй, - проворчал Николай, - только саму эту Мартышку надо куда-то распределить: по-моему у неё брюхо опять увеличивается.

На следующий день, а было – воскресенье, дядька Николай подозвал к себе, играющих во дворе Саньку с Петькой и спросил их:

- Пацаны, заработать хотите?

Мальчишки переглянулись между собой: они давно уже хотели, что тот, что другой приобрести у тряпичника, который раз в неделю проезжал по посёлку, обменивая, в основном у детей, на тряпьё свистульки, воздушные шарики и прочие безделушки самый «козырный» приз: блестящий пугач, похожий на настоящий револьвер и стреляющий глиняными пистонами.

Несколько раз они пытались приобрести это оружие, сдавая тряпьё, но тряпичник, взвешивая безменом, собранные ими тряпки, вручал им свистульку и не больше: мол, – недобор.

Но пугач можно было приобрести и за деньги – семь рублей с полтиной, но ни у Саньки ни у Петьки таких денег отродясь не водилось и они уже, было, нацелились собирать пустые бутылки на пляже, дабы исполнить свою мечту.

Так что, естественно, предложением дядьки Николая они заинтересовались и в ответ на его вопрос дружно кивнули.

- Ну, раз так, - сказал дядька, - тогда вам надо сделать вот что:
я сейчас посажу Мартына в мешок, а вы отнесёте его в посёлок Перово, там есть научно-исследовательский институт, где за деньги принимают кошек. Вы обратитесь в этом институте к какому-нибудь работнику, он поможет вам Мартына сдать и вы получите хорошие деньги – хватит и на пугач а может – и на велосипед!

А я вам подробно расскажу, как туда пройти.

- А что они там с кошками делают? – Спросил Санька, - не мучают их, случайно? Если мучают, то мы и за деньги не понесём!

- Не не мучают, - продолжал врать дядька Николай, хитро прищурившись, - это для опытов, то есть, они их изучают и дрессируют.

- А, ну тогда ладно, - облегчённо вздохнули друзья.
До места назначения, путь к которому подробно изобразил им на листе бумаги Трофимов, надо было топать пешком часа два, но, ради такого заработка, друзья готовы были идти туда, хоть, целый день!
Уходя, Санька спросил дядьку:

- Ну, а если не примут в институте Мартына? Воскресенье, ведь, сегодня!
- Я думаю - примут, - отвечал хитрый дядька, - институт секретный и они работают круглосуточно и без выходных. Ну, а если, вдруг, не примут, Мартына назад не несите, там и отпускайте. Понятно? Мешок только не выбрасывайте, верните его мне назад.

Друзья с Мартыном в мешке ушли, а дядька Николай, похихикивая, взял грабли и пошел равнять недавно в который раз перекопанную землю под яблонями.

Наконец, пацаны, сверяясь с рукописной картой, добрались до научно-исследовательского института, располагавшегося в заросшем травой сквере в трёхэтажном деревянном здании .

Пардная дверь в здание оказалась закрытой на запор.
Друзья начали стучать в неё, сначала тихо, затем всё громче и громче.
Наконец, дверь открылась и из неё выглянула заспанная бородатая физиономия мужика, похоже, сторожа.

Вам чего, сорванцы? – Грозно спросил мужик.
Вот, мы вам кошку принесли для опытов, - сказал Санька, протягивая бородачу мешок с Мартыном, - говорят что вы за них хорошо платите.
- А ну, пошли вон, отсюда! - Крикнул мужик и скрылся за дверью и друзья услышали, как щёлкнул запор.

- Слушай, он, наверное не понял, - сказал Петька, - надо было говорить: «для дрессировки» а не «для опытов»!
И друзья начали вновь тарабанить в дверь.

- Ах, вы здесь ещё, хулиганьё! – Заорал бородатый сторож открыв дверь.
- Дяденька, возьмите Мартына для дрессировки, - жалобно обратился к нему Петька.
- Они теперь уже и мартына приволокли! – Взревел мужик и выхватил откуда-то из-за двери метлу из ивовых прутьев. – Я вам щас такого мартына устрою, кровавыми соплями умоетесь! – Крикнул он и, размахивая метлой, кинулся за, в момент слетевшими с крыльца, пацанами.

Оторвавшись от преследования и переведя дух в скрывшем их кустарнике, друзья уставились на мешок, в котором покорно ожидала решения своей участи Мартын.

- Ну что Петька, - вздохнув сказал Саня, - надо выпускать Мартыну, - дядя Коля сказал домой её не приносить.

- Выпускать, так выпускать, - пожал плечами Петька, - мне-то что? Кошка ваша, а я – квартирант!
Жаль, только, что не видать нам с тобой ни пугача, ни велосипеда... .

Санька вытряхнул кошку из мешка и та стремглав скрылась в кустах.

Обратный путь приятелям показался длиннее.

Открыв калитку и войдя во двор, они увидели, сидевшего на крыльце дядьку Николая, смолившего свою «козью ножку» и с грустным видом взиравшего на резвившихся возле его ног пятерых котят.

- Дядя Коля, - обратился к нему Санька, - не приняли Мартына в институте...
- Да знаю я, - мрачно сказал Трофимов и мотнул головой в сторону летней кухни.
Приятели посмотрели в ту сторону и увидели восседавшую на верстаке Мартыну!
Петька подошёл к кошке и попытался её погладить, но та зашипела на него и спрыгнула с верстака.

Заключение.

Кончился июль, Санька уехал из Косино в свой городишко, в подмосковье пошли один за другим августовские дожди.
После дождя, подросшие четверо котят (пятого, рыжего, забрала-таки, Зоя Герасимова) крутились у какой-нибудь лужи, по-привычке маша над нею лапками, надеясь поймать рыбку, а их мамаша, по имени Мартын, наблюдала за детьми со стороны и, наверное, думала: какие же они ещё глупые – ведь никакой рыбы в этой луже нет!