Смотреться бы в кривые зеркала,
которые реальность искажают,
которым всё равно, кто я такая,
какою стану, кем была вчера.
Не хочется узнать - спугнуть нельзя,
но правда зреет, как в саду черешня:
зеркал боится праведник и грешник,
когда глядит в потухшие глаза.

Я помнить собираюсь - не забыть:
о радостях и маленьких сюрпризах,
о первых днях, когда открыли визу,
как был налажен в новом доме быт.
И за-кру-ти-лась жизни карусель:
поездки, встречи, буйство расставаний...
Мой прежний мир альбомами завален
и смотрят фотографии со стен.

И я смотрю, но эти зеркала
не врут, не искажают правду жизни:
мой новый день и сер, и обездвижен
ещё вчера.

Однажды в сентябре нам вместе стало тесно,
а ливень лил и лил, и город заливал...
О чём-то говорить бывает бесполезно -
кому они нужны, ненужные слова?

Ты наспех собирал по всей квартире вещи,
желая посетить другие города,
а я, оцепенев, пыталась боль уменьшить,
рассматривая мне открывшуюся даль:
и завтра, как сейчас, ты нагло будешь врать мне,
кричать, как в этот день: где хочешь - там живи,
а я - осознавать, что в чём-то виновата,
оставшуюся жизнь с тобой душой кривить.

Наш маленький Егор в углу тихонько плакал,
медведь в его руках, казалось, повзрослел...
Не даром говорят, что ложь любые браки
разрушит в пять минут, хорошее стерев.

Затанцевало нас в житейской круговерти:
то лето, то зима - по-разному живём.
Такая вот судьба: ты - только в эпицентре,
я - в городе родном под ливневым зонтом.
Однажды обрела тепло, любовь и счастье,
наш дом открыт друзьям, ветрам и тишине,
которая в меня врастает в одночасье
в дождливом сентябре, когда ты снишься мне.
​​

худ Анатолий Слепышев

Однажды лето взяло и ушло,
но нам остались солнечные блики,
цветы на клумбах, в баночках - клубника,
грушёвое желейное тепло.

Малиново закатанный рассвет
на полках в старом погребе сверкает.
И чудится кругом то треск цикадный,
то чей-то колокольчиковый смех.

Ещё возможно в раннем сентябре
среди осенних пёстрых декораций
счастливыми под утро возвращаться,
смеяться и плести полнейший бред,

забыв, что где-то тучи собрались,
несут дожди, чтоб пе-ре-кра-сить жизнь...

художник Валентин Губарев - Женский роман

В романе снова ожил летний сад,
стрекочут по-стрекозьи голоса
гуляющих людей - полны террасы.
А в детской спят под розовые сны
любимый муж и наш подросший сын,
журнальный столик, бра, что угол красит.

Герой спешит - боится опоздать,
она глядит-глядит во все глаза
и ждёт его, а я роман листаю.
Танцуют робко тени за спиной,
как будто охраняют мой покой,
и в доме тишина стоит густая.

По небу катит цельная луна
и звёзды в колокольчики звенят,
скрипит всё дальше старая двуколка.
А в комнате и тихо, и светло -
читать приятно, но забот полно,
и с вечера в углу пылится ёлка.

Готовлю завтрак - тело без души -
надолго книжку снова отложив,
за стол зову двух самых-самых-самых...
У них к еде мужицкий интерес -
они бы съели всё, что можно съесть,
на аппетит не провалив экзамен.

Сижу, любуюсь - как же хорошо!
Беззубый шкодник щурится смешно
и сыпятся безудержно вопросы.
За окнами - воздушная зима,
никак не дочитать мне свой роман -
весь день расписан, да и сын не взрослый.

Я наш роман никак не назову -
в морозном марте вся любовь остыла.

И дышит ветер в ледяной затылок,
и кажется, что страхи оживут.
Вбегаю в дом - а там такая тишь,
что хочется обратно в холод зимний,
где всем несчастным ночь слагает гимны,
но чудится, что ты ещё сидишь
в любимом кресле, пьёшь жасминный чай,
в твоих руках - вечерняя газета,
а я звеню тебе свои секреты,
страницы шелестят, сердца стучат.
Три месяца назад под Новый год
купили в кухню новый телевизор,
и ты шутил, что он - кораблик жизни,
однажды поплывёт... Уплыл к другой!

А я осталась слушать тишину,
сидеть бездумно, пить холодный кофе,
высматривать в окно соседский офис,
цепляя ночь на бледную луну.

Излечи меня от пустой тоски,
от ненужных мыслей скорей спаси,
пригласи на кофе, на поздний чай,
хочешь, у калитки меня встречай -
расцвету улыбкой на пол-лица,
может, отругаю тебя в сердцах,
только ты простишь - и не отрицай!

То стихает время, то бьёт ключом,
больше не мечтается ни о чём,
быстро холодает внутри и вне...
Нарисую праздники на стене,
соберу гербарий - украшу дом,
но не постучится ко мне никто -
гостем будет только соседский кот.

​Открываю в осень балкон, а там
зреет жёлтый полдень - хрустящий храм,
у реки Кровянка дымят костры.
Укрываюсь пледом - боюсь простыть,
наливаю в чашку душистый чай...

Приходи, я выйду тебя встречать.

"Вишня цветёт" - картина Вилкова Андрея

Когда устану верить,
ты вернись
в наш тёплый дом, где сад вишнёвый в белом...

Давай не будем чувствовать вины
за то, что одинокой натерпелась,
за то, что дни безрадостно прошли,
когда ты потерялся на чужбине -
к тебе не долетал ни тихий всхлип,
ни крик души, ни всполохи рябины.
Сегодня мне привиделся рассвет
из тех, пунктирно выпавших рассветов,
когда весь мир, подвластный синеве,
дарил покой - звенящий, словно лето.
Я пряталась в тени пахучих лип,
высматривая солнце между веток,
и чудилось, что ты ко мне прилип
как жёлтый блик к зажжённой сигарете.
И я тебя курю который день,
листая память, как журнал пожухлый,
пытаясь в прошлом - счастье разглядеть,
забыть о том, что я
почти старуха.

Устанешь жить на том краю земли,
где нет меня, что жизни натерпелась -
уловит телефон печальный всхлип
и дом заманит садом снежно-белым...

Здесь по-другому тикают часы,
другие люди бродят в коридорах
под вздохи, всхлипы и сирену "скорой".
Кровит рассвет, распугивая сны,
которые, цветной утратив блеск,
всё больше чёрно-белые на сером...
Едва родившись, новый день померк,
судьбу перечеркнув, исчез за дверью.

Здесь нет потом - осталось лишь сейчас.
И почему-то страшно неспокойно -
в один момент дыханье перекроет
сочувствующий жест иль взгляд врача.
Надежда есть, но мизерный процент.
Настолько ожидаем, хрупок, значим,
как всё бывает в призрачном конце,
когда последний счёт почти оплачен.

Молитвы тех, кому бы жить и жить
пока звучат в холодных коридорах.
Сквозняк гуляет между складок шторных,
среди людей, ещё вчера чужих.
Не помнящий себя, своей родни,
сную и я, все радости растратив,
живая тень, в предчувствиях дурных
исследую на влажных стенах пятна...

Почти четыре. Корпус онко- тих.

худ Валентин Губарев

Значит, не веришь, что ты навсегда один -
снова внутри закипает дурная ревность,
если я вижу, когда никакой сидишь,
будто заранее против, что впереди
осень в деревне.

Значит, не едешь, но рядом живёт тоска,
выпало счастье, но в городе не окрепло,
мы говорим на заученных языках,
будто боимся по капельке расплескать
наши секреты.

Значит, решился - не станет мой дом родным.
Тихо признаюсь - во мне поселилась осень,
собраны сумки - исчезну, как белый дым.
Бойся не бойся, разлуку - опереди,
верить - не бойся.

Если позволить себя любить,
будет ли счастье в доме,
ежели не перевесит быт
и закрома в хоромах?
Если позволить себя любить,
чувствам другого внемля,
то пустота из каких глубин
рухнет с небес на землю?
Если позволить себя любить -
а позволять наивно -
то избежишь ли такой судьбы,
что не спасут Мальдивы?
Пляжи не смогут никак согреть -
рифами душу ранят,
если у сына не тот отец,
холодно вечерами.
Разве цветок расцветёт в саду,
где не хватает солнца?

Жизнь домотканые дни прядут
серую, без эмоций.

Там тихо молятся небесам,
встречают утро работой в поле,
звенят, как музыка, голоса
счастливых, что ли.

Счастливым жить на земле легко,
где каждый кустик (цветок, травинка)
всегда любим и давно знаком,
цветут улыбки.

Цветут, когда выжимают сок
из спелых ягод, мурлыча песни.
Средь деревенских живых красот
светло быть вместе.

А вместе хочется быть всю жизнь,
срывать малину и облепиху,
нырять в глубины родной души -
там тихо-тихо.

http://litgalaktika2.ru/audio/avtfiles/55.tiho160421sher.mp3

Читает Андрей_Ш

http://litset2.pa.infobox.ru/filesaf....rey.mp3

Читает Grek

Другую жизнь я знала, чёрт возьми,
но был разрушен прежний хрупкий мир
чудовищем, ко мне на чай зашедшим.
Как друга усадила, стол накрыв, -
такой он вызывал во мне порыв,
была гостеприимной, доброй, щедрой...

Однажды он меня назвал женой.
Но только оказалось - жён полно
у этого нахального злодея.
Когда узнала правду - след простыл.
И деньги снял, и сжёг мечты-мосты.
Живёт себе, а я на что надеюсь?

Пытаюсь боль уменьшить, гнать тоску -
счастливых дней отрезала лоскут
и с хохотом повесила на рее.
Беру тайм-аут, от прошлого устав,
меняю цели, средства и устав.
Итог: одна живу, одна старею.

Когда же просыпается во мне
особа, что в десятки раз сильней,
что мстит врагам уверенно, охотно,
то я взлетаю, мне не привыкать,
несёт метла и цель моя близка -
чудовища, обманщики и лохи.

Опять звенит будильник - я встаю,
а за окном разлит небесный брют.
И мир другой, и я не та, пожалуй.
Напротив дом, цветные этажи,
цветная, мной придуманная, жизнь.
Живу, жива.
Но что-то сердце сжалось...

Дарят чужие окна слабый полночный свет...
Я научилась верить, жить в ледяной Москве,
телик смотреть потише, сплетни не собирать,
и, просидев на кухне с вечера до утра,
попусту не реветь.

Я научилась штопать, складывать, отрезать...
Манит всю жизнь знакомый, старый, родной вокзал,
пахнут котлеты в тесте, трубочки, пирожки,
кличет скамейка, дворик, всякие пустяки -
белая полоса.

Мой одичалый остров, берег моей зари,
старый отцовский домик - тот, что болит внутри.
Сад фиолетов нынче, вышит цветами луг...
Город сманил однажды, только совсем не друг.
Гаснут чужие окна - светятся фонари.
Я не совсем привыкла, но подхватила ритм.
Утром - горячий кофе. Правда, душе милей
дышащие прохладой ягоды на столе...

Чтобы не разрыдаться - быстро иду к двери,
всё-таки здесь другие улицы и дворы.

худ Денис Чернов

Грядёт невыносимая жара:
почти под сорок, плюс - стоячий воздух...

Гуляю по утрам иль ночью поздней,
весь день - мертва.
Включаю вентилятор - ничего.
Пустые колебания, по сути.
Ползут, ползут горячие минуты -
горю живьём.
Обматываюсь мокрой простынёй,
сбегаю на балкон поймать прохладу,
но летний воздух пахнет сущим адом
и тишиной.
Беру стакан - глотками воду пью.
Потом - бутылку, чтобы сбрызнуть щедро
нагретые крутящиеся недра -
чихает вентилятор пять минут, ​
а я дышу из слабых сил - последних...

Жара за сорок - все прогнозы врут.

худ братья Ткачёвы



Зимние заботы и дела
летними ночами вспоминаю...

Снег да снег, да снежная земля,
жизнь иная.
Коврик выбивала на крыльце,
вглядываясь в дали безмятежно...
Вспомнить бы таинственный концерт
красок белоснежных,
в печке затухающий огонь,
вкусный запах, детские победы,
папино смешное "о-го-го!"
за обедом.
Снег неслышно падал, падал, па...
Дворик убаюканный, беседка...

Я теперь сбегаю в летний парк
по-соседски.
Столько лет живу среди чужих -
хочется в мирок неотразимый.
В детстве потерялась часть души,
остальное - зимы-зимы-зимы...

худ Валентин Губарев

Годы прошуршали - не вернуть,
но пока не жалуюсь на память.
Если налетит-накатит грусть -
за здоровье ближних помолюсь,
вспомню то, что было между нами,

Схлынет набежавшая волна
радостей, печалей, сожалений.
Я, коснувшись летнего окна,
ясно вспоминаю: не одна
вглядывалась в светлые мгновенья.

Прошлых лет потяжелевший груз
сдавит да отпустит, да излечит.
Я молюсь и плачу, и смеюсь,
жду гостей, чтоб не был дом так пуст.
Жизнь проходит, словно летний вечер.

худ Валерий Мозок

Летом в сельском дворике легко​
бегается-дышится-живётся.
Дети пьют парное молоко,
радуясь прогулкам, речке, солнцу,
что пробилось между облаков.

​Тешит наш здоровый аппетит -
съедены ватрушки-булки-плюшки.
Плюс - никто не в силах запретить
громкие забавы у речушки,
ранние пробежки и мечты.

Каждый день живу здесь, как хочу:
утром - свежий воздух, чашка кофе.
Отпуск убывает - я кручусь.
Думаю о том, что ждёт картофель,
в банки насыпая алычу.​

Даже если к дому приползу,
дел домашних выполнив немало,
на обед всегда готовлю суп.
Я же изумительная мама -
всю семью от голода спасу.

Стройные компотные ряды
сладко и неоново сверкают.
"Будем угощать зимой родных", -
хвастаюсь, не значит, что лукавлю.
Без конца готовлю у плиты.

Ужин возле дома тем хорош,
что в любой одежде гость пригож.
Счастье разливается в груди -
весело с соседями сидим.

Горел огонь, потрескивали мысли...
Не зная меры, сидя на полу,
лицо подставив свету, я по-лисьи
плеча касалась, ластилась к бедру.

А ты молчал, смотрел угрюмо в стенку,
забыть не мог нечаянный разлад.
Подсовывала голую коленку
под твой потяжелевший серый взгляд.

Брала за руку, смело улыбалась,
шептала что-то - тикали часы.
Дорожку проложили под рубаху
сто сладких поцелуев показных.

Оттаял, но сказал ещё сквозь зубы:
ты мне порой отказываешь грубо,
не надо так.

Написано на блиц 54 - любострастный http://litset.ru/publ/15-1-0-59342

"На веранде" Филипп Кубарев

Носилась долго, путая дороги,
пыталась жизнь наладить на ходу...
Похоже, остаюсь в селе надолго,
прижившись тут.
Мой здешний быт налажен и устроен,
но столько приключилось перемен:
жила одна, сейчас ютимся трое -
такой момент.

С котёнком ловим солнечные блики
и пробуем рождённый день на вкус.
На завтрак любим блинчики из тыквы,
к обеду - суп.
С ежом мы делим угол на веранде,
цветы в горшках и коврик у двери.
Я кофе пью, они проводят раунд
на раз-два-три -

молочные бои под мирным небом,
а я смотрю и думаю о том,
что у соседей вкусно пахнет хлебом,
качают мёд.
Горазд Семён с утра возиться с внуком,
приехавшим на лето погостить.
Беру котёнка радостно на руки,
он - фаворит.

Подался ёжик, фыркая и прячась
под старый стул, - отлёживать бока.
Легонько отпускаю мягкий мячик -
под столик шмяк.
Несу на кухню мисочки и чашку,
и, быстренько помыв, сбегаю в сад -
дурманят сливы в дымчатых рубашках.
Иду, смеясь.

Наелась всласть - теперь пора к работе.
Варю варенье, тешусь тишиной,
пытаюсь прочно прошлое заштопать,
забыть, как сон.
Веранда. Летний вечер. Рядом трое
макают свежий хлеб в гречишный мёд...
Мой сельский быт налажен и устроен,
и жизнь идёт.

Чёрной тесьмой тянутся ночи-дни,
время скулить по-бабьи, назад вглядеться...
Тихо стучит в израненной негруди
детское сердце.

Сколько несчастных выпало в мёртвый край​
из-за любви - сверил бы кто по списку.
Кем из двоих предложенная игра
канула в числа?

Раньше смеялись - просто жилось легко.
В счастье обычном, словно в реке, купались...
В прошлое вышло множество дураков,
руки расправив.

К небу взывают, если внутри - дыра.
Окна душевной боли открыты настежь...
Каждая птичка знает, что манит в рай
маленьких Насть и...

Койки согрели вовремя детвору,​
только уставший доктор кряхтит про божий...
Молятся тихо. Дети ведут войну.
Что-то поможет.

Сколько сегодня к Богу взлетит миров?
Страшно подумать, да и никто не знает.
Девочка. Мальчик. Первым берёт рывок...
Горя изнанка.

К лунному небу взмыли на двух шарах.
В картах напишут - несовместимы с жизнью.
Мамы бессильно воют, отцы про рай
тихо фальшивят.

Средь облаков чирикают два птенца.
Страшно поверить. Боязно отрицать.

худ – Борисов В.И.

Полвека я в толпе редеющей
смотрю за дальний горизонт,
бреду, стареющая женщина,
которой в жизни не везёт.

Сломался пульт от телевизора
и кот Василий заболел,
вновь не открыли евровизу мне,
но выпал шанс пожить в селе.

Поеду, буду сад обхаживать,
в жару клубнику собирать.
Сгореть на речке можно заживо -
придётся плавать по утрам.

И я возьму себе за правило
сбегать из дома до зари,
чтоб, деревенской жизни радуясь,
по-городскому не хандрить.

Открыты горки - берег глинистый,
джакузи - быстрая река -
отхлещет тело и неистово
поможет горечь расплескать.

Трава заменит гальку серую,
стрекозий стрекот - чаек крик...
Другая женщина рассеянно
вокруг посмотрит в нужный миг

и заживёт легко, безвизово,
забудет долю упрекать.
И никакого телевизора,
а только небо и река.

Новый смысл в словах заезженных
отыщу любой ценой,
хоть давно уже не прежняя -
столько жизни за спиной.

По прямой иду до пенсии -
да и вправду я стара,
но взлетаю вверх по лестнице,
проявляя прыть и нрав.

А потом обезоружена -
через раз дышу смешно,
но смотрю на жизнь по-дружески,
не упав пока на дно.

И пока болячки старые
и уставшая душа
только просятся на завтраки -
я пытаюсь убежать.

Ноют кости, ноют косточки
и мигрени достают,
только сердцу абрикосово -
во дворе моём июнь.

С летом мы живём в гармонии -
я спешу в любую рань
на балконе почаёвничать...
Осень жизни, не тирань!

Домой вернулась в этот раз надолго,
пчелой кружу над вишнями в саду -
настало время летних заготовок.
За две недели я к селу привыкла,
всё с банками вожусь то там, то тут,
​а то с улыбкой глупой, деловито
сижу, пуляя косточки в траву.

А вишню - в миску... Помню, как когда-то
такой же островок - вишнёвый рай,
искали с братом, вглядываясь в карту.
Смешными были - нас бы тех увидеть,
но встретил тишиной отцовский край.
И, делая поспешно вдох и выдох,
я чувствую, что заново живу.

Ведь только здесь по-прежнему свободна -
задумавшись, осматриваю люк
и с банками спускаюсь в старый погреб.
На мне большая вязаная кофта,
скрывающая бескарманность брюк
и пятнышко от пролитого кофе.

Потом опять ступаю босоного
по сочным травам в папином саду.
Душа плывёт и ширится, как Волга.
И крепнет дух.

худ - Валентин Губарев

Мне дали имя - я его ношу,
как люди носят шляпы, брюки, блузки,
оно имеет странную нагрузку -
и жизнь определяет, и маршрут.

Характер мой зависит от него:
меня бы только ласково позвали,
то я смогу отнекаться едва ли,
а брошу все дела - и не впервой.

Могу сестру полночи утешать,
которую избил сожитель Сашка,
и, сняв с себя последнюю рубашку,
дать денег ей на сумочку и шарф.

Вникаю я, наверно, в сотый раз
в рассказы овдовевшего соседа -
скамейковые нудные беседы,
что нет жены и стал дороже газ.

Уйти никак, ведь бедолагу жаль.
А кто готов к глобальным переменам?
И слушаю, как слушала намедни,
истории, слюнявые подчас.

Потом зову к вечернему столу,
хоть мне придётся слушать те же речи,
вдыхая сигаретные колечки,
и, может быть, вздремнуть в своём углу.

Но что поделать - долго дворик наш
выхаживал ничейного котёнка...
Ушёл сосед - и стало одиноко,
и я ищу листок и карандаш.

Тревожно как... Сутулится закат
большим драконом по-над горизонтом,
тесьмит полнеба в несколько заплат,
драконьи лапы обнимают солнце.
Многоэтажки чувствуют их вес,
антеннами взывают о пощаде,
но занавес разлёгшихся небес,
краплёно-красный, шёлково-прохладен,
надёжно защищает от молитв -
неискренних, пустых, но нынче модных.
Отец Небесный, руки заломив,
просяще смотрит, а потом уходит.
Где нет любви, там света не найти
ни днём с огнём, ни поздней лунной ночью.
На свете у людей есть три пути:
к словам обидным лучше быть глухим,
простить, прощая, - ссоры обесточить,
не быть немым, когда слова тихи.

А где-то там, на нижней высоте,
в одном окне большой многоэтажки,
две тени, проводив за дверь гостей,
расходятся.
.....................Молчат.
....................................Вздыхают тяжко.

"Полет на ковре-самолёте!!" - худ Шума Татьяна Александровна

*
Мне хочется парить по-над селом,
попасть домой, в еловую прохладу...
Вдали несётся коврик-самолёт -
его я останавливаю взглядом.

Всё ближе подлетаю - у костра
родные люди, рыжий кот Василий...
На землю не сойти - нахлынул страх.
Мне б лестницу найти, и к ней - перила.

**
Ошибок за годы и я натворила,
но лучше об этом подумаю завтра -
снимаются в фильме и лица, и рыла,
но мне не хватает ни сил, ни азарта.

Я вместо О'Хары сыграла б Диану,
но Яна не стало в две тысячи третьем.
Живу я собакой на сене, банально
пытаясь запретной любовью согреться.

***
Я каждую минуту всем должна!
Родным, друзьям, соседям и прохожим...
Несётся жизнь, так на мою похожа,
и вот вопрос поставлен: за три дня.

Задумалась, снимая бигуди,
и взгляд зажёгся, зелено и пылко:
мне б выбросить ненужных дел копилку,
фиалки поскорей пересадить.

****
Спроси меня, что больше я люблю:
размытые осенние дороги,
хрустальные хрустящие сугробы,
весенние сады, что влаги жаждут,
июльскую жару и пляжи, пляжи?

И я отвечу, пробуя на вкус
окрестный мир, который сердцу дорог,
что мне милей дождей осенний блюз.

*****
Ну спрашивай о том, что не сбылось,
к чему пришла, свернув с прямой дороги?
Я научилась чувствовать, где ложь,
жалеть больных и помогать убогим.

Я знаю жизнь простую, без прикрас,
я столько шишек в спешке набивала,
но никогда не втаптывала в грязь
родных врагов душевные завалы.

В палате тихо - замер телефон.
Смотрю во все глаза на мониторы -
боюсь взглянуть на личико-фарфор
и мир осенний, что скрывают шторы.

Ты просто будь, опять начни дышать -
я столько раз родных людей теряла.
Был человек - теперь воздушный шар:
зелёный, синий, снежно-белый, алый.
Шары меня уносят в небеса,
туда, где облака - безе на пудре.
Внизу остался краснощёкий сад
и город детства, маленький и чудный.
Плывёт на рынок радостный народ,
никто не видит, что творится выше.
А я лечу на красный свет вперёд,
туда, где Бог меня бы мог услышать.
В руке держу воздушные шары,
непрочны нитки, только вместе - сила.
Внизу - Варшава, Барселона, Рим,
вверху - закат воистину красивый,
цветные души милых и родных,
и не забытых близких человечков...
Я не могу без них, без них, без них
как небеса без облаков-овечек.

Заходит медсестра, приносит шприц,
вливает -венно новые надежды.
А ты лежишь, худющ и узколиц,
и я молюсь: "Начни дышать, как прежде".

картина худ-ка Валентина Губарева

А кто сказал, что в жизни невозможно
летать, как птица, если крылья есть,
внутри живёт к полётам интерес
и был однажды кем-то путь проложен?

Веду машину. Манят горизонты.
Под громкий возглас или тихий всхлип
легонько отрываюсь от земли,
взлетаю вверх, к смеющемуся солнцу,
забыв о том, что муж готовит ужин
и снова зажигает маяки
вечерних окон - бредням вопреки
я чувствую себя и небу нужной.
Супруг Семён не то, чтоб из болтливых,
но если в небесах могу пропасть,
то слов неиссякаемый запас
легко перетекает в мой мобильник.

Несутся смс-ки с жару с пылу,
летят звонки...
И я боюсь упасть.

Экс на стих http://litset.ru/publ/16-1-0-58547

*
Строю планы, рисую дороги -
вся настроившись на позитив,
беспокойно мечтаю о многом...

Но наутро вечерний порыв
воплотить не дано, видит небо -
я пустышка, надутый пузырь,
я уставилась в прошлое слепо
и пытаюсь себя же простить.

**
Я живу, как живут миллионы,
всё умею, что нужно уметь,
чтобы выжить в стране, где законов
выполняется явная треть.

Я в запале могу ненароком
развести разводные мосты.
То спокойной бываю, как доктор,
то киплю, что не в силах остыть.

***
У меня столько минусов, Боже,
что не светит нисколечко рай.
Я легко могу беды умножить,
проявив легкомысленный нрав.

Научилась не плакать в подушку,
не заглядывать слишком вперёд.
А лапшу, что навесят на уши,
запихну собеседнику в рот.

****
Я задания вижу иначе,
раскрываю вопросы не так
и решаю неясно задачи.

Отвечаю, с собой не в ладах,
что мечтать научилась прилежно,
строить планы могу на бегу...
Но меня загоняя в манежик,
не надейтесь, что всё будет гуд.

*****
Завариваю кофе хорошо,
пишу легко, не признаю терзаний.
Я мастерски ввожу подружек в шок,
читая наизусть стихи часами.

Пеку и шью, пропалываю грядки,
могу надуть жевательный пузырь,
на книжных полках - книжные порядки
и только внукам нужен Мойдодыр.

***
Мечтала я когда-то жить в деревне,
вставать в жару до первых петухов,
стремясь скорее добежать до гребня
высокого холма, где пас коров
сосед Степан - красавец и хозяин...
Но выбрал он другую, чёрт возьми!

Теперь вовсю выгуливает Заек,
а я отвыкла от родной земли.

***
Хотелось мне покинуть наши земли,
забыть навеки, как доить коров,
потратить с пользой выпавшее время,
найти свой дом, профессию, любовь.

Кофейничаю нынче на террасе,
считаю звёзды ночью, днём - ворон...
Жую привычно сыр и ананасы,
и белое гусиное перо.

***
Домой всё чаще хочется уехать...
Когда вокруг бесчинствует июнь,
то никакие виллы и успехи
не вылечат глубокую хандру.

Но я вернусь когда-то непременно...
За поиск дома, родины, любви
я заплатила раной неприметной
от расставаний с близкими людьми.

Свеча догорала в трикирии медном,
мерцал в полумраке камин...
Я больше не верю в киношные бредни,
сюжетам банальных картин

о принцах, богатстве, свалившемся с неба,
служанках, дворецких, балах.
У нас после поля другая потребность:
забыться в нахлынувших снах.

Под чудные звуки и шорохи дома
мечтаю поспать до семи,
но наш огородец настолько огромен,
насколько огромен весь мир.

Теперь понимаю - судьбу не объехать,
мечтай не мечтай - всё равно.
Не сделаешь, то получай на орехи -
запомнила это давно.
​
Безбожно устала от вечной работы,
от глупых киношных красот.
Поспать бы подольше нисколько не против,
но завтра - клубничный сезон.

Как зримо близится утро,
позволив уйти бесследно
сонливым ночным минутам.
Наполнит мой город летом
оно.
Растрёпанная спросонок,
я кухне предпочитаю
веранду, где мне особо
уютно, светло, портально
одной.

Рассветной прохлады крохи
приятней диванной неги.
Сижу, обжигаясь кофе,
от счастья укрыться негде -
цветёт.
Хочу к облакам летучим! -
чирикаю беззаботно.
И солнца весёлый лучик
разделит со мной свободный
полёт.

Почти расправляю крылья
в надежде исчиркать небу
ирисковые бока.
Но только реальный некто
в едином со мной порыве
уставится в облака.
Замрёт, наполняя светом
веранду, меня и лето.
Мой кот.

Налей мне чайку с лимоном - охрипла под вечер я.
Корзиночке с виноградом обрадуюсь, как дитя.
Со мной посиди, хороший, к груди поскорей прижми -
вернувшаяся с работы, я вижу иначе мир.
На нашей веранде тихо, но рядом - ничейный сад,
и там распевают птицы охрипшие голоса.
Я завтра останусь дома, смогла бы испечь пирог...
На миг затихаем оба - как завтрашний день далёк!
Пошли бы с тобой на речку, на старый висячий мост,
где слышен предельно чётко нечаянный скрип берёз.
Там близко совсем до неба, оттуда такая жизнь...

Налей мне чайку, хороший, и в радостях поддержи.

Огромная благодарность Андрею_Ш за шикарное прочтение стиха
http://litset.ru/index/8-1782

/_ld/32/3235_290520_2.mp3

Бегущая вода уносит небо
с раскинувшими крылья облаками.
Рассветный лес, знакомый и волшебный,
поскрипывает хвойными боками.
Качает лодка шорохи и звуки,
трещат птенцы всё громче, слаще, чаще.
Выходит солнце новый день баюкать,
подмигивая лучиком слепящим,
плывёт всё дальше.

Нравится, как воздух пахнет йодом,
сладкой кукурузой, пахлавой.
Я у моря жить смогла бы годы,
гладя волн прохладный тонкий шёлк...
Только запах тёплых пирожков
рано возвращает несвободу
издавна привычных берегов.

Муж не хочет слушать крики чаек,
плеск прибоя, ветер в парусах -
я же о морях кино включаю,
в доме убираюсь и варю,
будто у меня все десять рук.
Сын кричит, что снова хочет чаю -
видит он другие небеса.

Кто мне ветер в спину наколдует?
Родичи порывов не поймут.
Красный месяц просится - не студень:
время верить, что всё будет норм.
Всматриваясь в город за окном,
чувствую, как лето в дудку дует,
радуюсь, не зная почему...

На закате жалеть о прошлом
я не буду и не хочу,
но врываюсь в твой мир тревожный,
чтоб прильнуть к твоему плечу...

Ты прогонишь - вернусь с дождями,
потопчусь под твоим окном,
поселюсь на далёкой дамбе,
где душе даже днём темно.
Там такие ветра и страсти,
и такие миры вокруг.
Освещают ночные астры
близлежащий притихший луг,
где с тобою совсем недавно
гостевали четыре дня...
Я не знала тогда, что раны
так болезненно олунять.©
Прижиганий словесный столбик
я продолжу сто лет спустя,
даже если уже не вспомню,
рыжей бестией в дом входя,
каждый день, приносящий радость,
не почувствую жизнь острей...

Я же осень теперь - мне надо
лишь в осеннем костре сгореть.

А жизнь такая - как даст под дых,
чтоб разом всё навсегда разрушить,
но капнет мёда в стакан воды.
Лишь сладкой влагой подлечишь душу -
и снова горести в три ручья.

Снега подтают, пойдут дожди,
омоешь руки - излечишь раны.
Чего ты ждёшь от судьбы? Иди!
Остаться - поздно. Исчезнуть - рано.
Бери ключи.
И пробуй, пробуй... Тебе - наверх,
туда, где нужные перемены.
Закрой окно, раз открыта дверь,
и целы будут мозги и вены.
Учись. Учи.
Отстроишь дом, позовёшь гостей,
наполнишь глотки, сердца, бокалы...
У каждой горести свой предел,
для каждой радости - острый камень
и сто причин.

А жизнь такая, но ты живи,
хоть ветер снова не дует в спину.
В разлуке, ненависти, любви
найдёшь покой и потратишь силы.
Но пусть сгорит до конца свеча -
ты не гаси.

худ Маричка Юрчак

Который день смотрю на монитор и злюсь:
- Ииишшь чего удумали: миниатюру им подавай!
А если я не могу, не умею, не хочу?! Что прикажете делать? Откуда хотения выуживать?
Точно, с улицы!
Открываю пошире окно, а там...
Всё тот же опустевший дворик - ни детей, ни собак с котами. Только старые потрёпанные качели поскрипывают на ветру, да валяется ничейный кед - вчера вечером откуда-то из-под кустов притащила соседская собака, выгуливающая старика.
- А как же иначе - у нас сейчас всё наоборот: не люди выгуливают собак, а собаки людей. Время такое карантинное.
И я выхожу на балкон, чтобы хоть немного подышать весной.

Мой взгляд привлекает дом напротив, где в балконных нишах поселились голуби. Но не только
голуби меня заинтересовали, а и кажущиеся звуки, исходящие из нежилых приоткрытых комнат. Они заставляют меня придумывать разные истории о раннее живущих там - и в этом мне помогают
сплетни, услышанные за эти годы. Говорят, что там жила молодая супружеская чета с детьми, но однажды случилось непоправимое - муж расстрелял жену с любовником из охотничьего ружья. Каталунец, одним словом, а они запальные, неуравновешенные, если что. Сам попал в тюрьму, а ребятишек забрали. Кто забрал, куда - толком не знает никто. Но с той поры в доме не появлялась ни одна живая душа. И вот часто изнутри этой пустоты слышится, как течёт вода по трубам - эхо жизни соседнего дома. Дома слева.
Дом слева в три этажа.
На первом живёт семейная пара пенсионного возраста. Тёплые улыбки никогда не сходят с их обветренных лиц. Иногда мы с ними обмениваемся не только приветствиям, но и парой-тройкой слов о
погоде и других мелочах. Когда мужчина выходит в город, то женщина выглядывает в окошко и машет ему рукой на прощание. Потом занимается цветами - поливает, убирает сухие листики, или просто касается их и что-то нашёптывает. И так каждый раз. Видно, что скучает без мужа даже
тот час-полтора, что он отсутствует.
На окнах второго этажа всегда опущены жалюзи. Там живут два корейца. С одним из них я встречалась несколько раз в реабилитационном центре, который посещала после операции. Малоинтересные тихие люди.
​На третьем этаже живёт старуха. Неулыбчивая, высокая и худая-худая, почти прозрачная.
Сегодня в обед она увидела, как к моей дочери заходили гости. Её взгляд не обещал ничего хорошего.
- Точно сдаст, - подумала я, покидая балкон, - ведь ходить в гости нынче запрещено.
Но День рождения, как никак, все вирусы - побоку.
Ожидания мелкой подлянки со стороны неулыбчивой соседки грозили испортить мне весь праздник - молодёжи-то всё равно.
- Что делать? - спрашивала я, выглядывая в окно. - Как что будет? Будет штраф за нарушение карантина.

Весёлый вихрь из молодняка пронёсся мимо меня - им захотелось сделать фото на память на балконе. С букетами, с разноцветными шарами. И тут один шар сорвался и полетел прямо к старухе. Она удивлённо посмотрела и... впервые улыбнулась.

укр. худ. Денис Саражин

Рассветы в родном селе и завтраки до полудня...
Я здесь не была сто лет - скучала в столице нудной.
От запаха спелых слив сейчас запою, заплачу.
И как же наш сад красив, и как хорошо на даче.

Прохладный садовый рай и разного цвета кружки.
Подруга моя - тетрадь, подружка для всех простушек,
любительниц летних дач, противниц жары и солнца...
Здесь ветер не так горяч, лучистее горизонты.

Я здесь не была с тех пор, когда схоронила мужа.
Притихший вечерний двор, простой деревенский ужин.
На столике самовар - роднее родни далёкой.
Сплетаются в кружева беседы, смешки, упрёки.

И смотрит во все глаза зовущий закатный омут.
И хочется всем сказать: я - дома. Конечно, дома.

Вдохновитель тут: http://litset.ru/publ/3-1-0-57277

Когда нам старость улыбнётся,©
мы по-другому станем жить,
простому тешась: бликам солнца,
проникшим в рытвины души,
где окопались необиды,
любовью лечащие боль.
Под прессом выпавшего быта,
остаться хочется собой.

Хоть нет за пазухою камня,
но я подвластна сквознякам:
пытаюсь голыми руками
любовь, как воду расплескать.
Чтоб те, кто рядом - не тужили,
подставлю тёплое плечо.
Молюсь, чтоб все остались живы,
пока плывёт житейский чёлн.

Я не боюсь, когда не спится -
есть время думать о былом
и шанс увидеть: вяжут спицы
рассвета жёлтое тепло.

укр. худ. Денис Саражин



Ясный осенний день, яблоки в белой миске.
Помню, готовил дед яблочные ириски,
бабка пекла пирог да пирожки с грибами.
Мы наедались впрок - трескало за ушами.
Быстро прошли года, дети пошли да внуки.
Осенью - все сюда, к яблочным перестукам,
чтоб за одним столом вспомнить сороковые,
счастьем наполнить дом, яблочный рай увидеть,
вкусный вкусить пирог, воздух вдохнуть осенний...

Яблоки с кожурой, сада родная зелень.

худ-ник Виктория Кирдий



Уснули зайцы, собачки, мишки,
в прихожей дремлют две пары лыж,
притихла дочка, дослушав книжку,
в кроватке сыто сопит малыш.
Покой и тишь.

Усну ль - не знаю. В ночное время
от сказок вертится голова.
А я обычная нецаревна -
должна реальность осознавать:
не год - вдова.

Пока вокруг тишина лопочет,
всё чаще думаю о земном:
о том, как быстро взрослеет дочка,
что к одиночеству я давно
привыкла, но...

Когда шажками размеры комнат
сын покоряет, даря восторг,
мне представляется мир огромным,
а дом - началом других дорог
у детских ног.

Сижу под пледом в любимом кресле,
смотрю на звёздное ассорти...
Нет, не отмолишь и не открестишь
того, кто первым сошёл с пути.
Слова пусты.

Но два сопящих уснувших счастья
вернули в душу цветную тишь
и стало проще без слёз прощаться,
подвластен нынче любой Париж...
- Печали, кыыыш!

Мне о любви поговорить опять захочется, не скрою.
Жизнь, словно эти фонари, горит, но светом беспокоит -
ночную тьму не победить.

Ты знаешь, сколько пустоты рассеет первый луч рассвета?
О чём у дома шелестит живой забор из бересклета
и первым кто сойдёт с пути?

Ещё недавно мы с тобой о разных глупостях мечтали,
был вместе радостен любой и час, и день; и снились дали,
и смело спорилось с судьбой.
​
Весной, два месяца спустя, привычный мир преобразился.
Необратимый результат - чужие взгляды, души, лица...
Кошмар, бегущий по пятам.

И стал мне город незнаком, и приумножились потери,
и пустотой зиял балкон, и страх, выматывая нервы,
стал повседневным маяком.

Ты знаешь, как тебя люблю, взываю к небу ежечасно,
но злое время в кабалу забрало радость, веру, счастье.
Сопротивляющийся - глуп.

Дожди идут, но брызжет свет - улыбку дня ничем не скроешь.
Пусть зеленеет бересклет и двор, наполненный покоем,
мгновенно опровергнет смерть.

Проснулась поздно... Солнце - в окнах.
И день, наполненный лучами,
не начинался одиноко:
будили полдень крики чаек,
соседи дружно пили кофе,
внизу старик звенел ключами -
опять привёз домой картофель.

Сырой подъезд, визгливо вскрикнув,
сомкнул железные оковы.
На старой выщербленной плитке
разлёгся тёмный жёсткий коврик.
Дверной замок блестел латунно.
Как страж стоял в тени балконной
привычный взгляду ящик с туей.

И было солнце ярко-рыжим,
бесстыже-рыже-апельсинным.
Дождями вымытый булыжник
мне с высоты казался синим.
Но не дышалось в несвободе -
и потому невыносимо
вновь наблюдать безлюдный полдень.

А день - красивый.

Мне хочется снова в деревню,
туда, где дощатый забор,
в места, где малинники дремлют,
в поля, где играют в футбол
мальцы из соседских дворов.

Там столько тепла и улыбок,
знакомых, подруг и родни,
там солнце малиновой рыбкой
ныряет в хрустальный родник,
сорвавшись с небесной реки.

Стал холоден рай европейский -
вторую неделю дожди.
Поём благодарные песни
врачам, что в ответе за жизнь
больных и своих, и чужих.

Клубочек всё меньше и тоньше,
но Господу Богу видней.
Выходим похлопать в ладоши,
с балконов приветствуя день
и малознакомых людей.

Как хочется в страшное время
пройтись по ожившим дворам
и в светлое завтра поверить.
Однажды наступит пора.
- Кто дома - неси самовар!

Понимаю, что небо синее не прельщает мой взор давно -
поселилось во мне бессилие, надоели балкон с окном,
старый дворик - кино советское: пересмотрен мной каждый кадр...
Город вымер, но слушал вести и внутрикомнатно полоскал.
Кафель в кухне блестит как новенький, пахнут хлоркой везде полы,
горы книжек рядами ровными предлагают две пары крыл,
по-другому дышу и двигаюсь, и термометры берегу,
запасаясь нехилой выдержкой, повторяю: всё будет гуд!
Переслушаны причитания, пересчитаны все слоны,
если б знать о беде заранее, не хотелось бы так весны -
наслаждалась бы фиолетово сладким кофе по вечерам...

Прикипаю к бегущей ленте я - столько тысяч ушло вчера.

***
Пролетят так часы с неделями, поубавится в закромах,
но на Пасху в шелка оденутся потерявшие в страхе страх,
оживёт городок: не умерли, встрепенутся колокола,
по уютным весенним улицам люди будут опять гулять.

Страшно стало терять, безумно страшно...
Хрупкость брошенных слов - опавшей розой,
Лепестками очей скажи о важном,
Ведь разлука в любви - цена вопроса.

Больно мне потерять тебя: однажды
Следенеют ветра - кустом замёрзну,
Но страдания червь, живя и дальше,
Будет рушить мой мир тоской промозглой.

Если ты только боль да крест небесный,
Всё равно буду рядом - простить сумею,
Не исчезну, а псом у ног воскресну.

Брошу осень к стопам твоим, немея,
Брошусь жёлтым листком в речную бездну,
Как жемчужина ты - всего ценнее.

Конкурс худпереводов. Federico Garcia Lorca Tengo miedo a perder la maravilla

Хотелось бы... Хотелось бы суметь
найти​, придумать, выбелить, исправить,
кромсать, гореть, любить, звенеть, греметь,
п(р)очувствовать, пока ещё живая,
любой желанный завтрашний момент.
Стократно наполняясь новизной,
испробовать однажды прочность крыльев.
Не мучаясь надуманной виной,
зазря не рвать ни волосы, ни жилы -
пусть крутится судьбы веретено.

Но столько ненавистной нелюбви
проникло в растревоженное сердце,
что вряд ли я смогу (в) себе простить
и ангела с небесной высоты,
и ту, вдруг захотевшую согреться,
нечаянно сошедшую с пути...

Хотелось бы - Господь, благослови.

Придёт пора собраться да исчезнуть
в чужих мирах, где нет ни дня, ни света...

Но хочется пропасть в разливах летних
под музыку цикад и птичий щебет.
Найдя себя среди других счастливцев,
дарить улыбки - опиум пьянящий,
смеясь простить всех мимо проходящих -
тех, кто мне стать никем поторопился.
И дальше жить обычно: мыть посуду,
пить чай, на край стола облокотившись,
дышать, осознавая: всё отлично,
высматривая утро словно друга.

Придёт пора - однажды, но не скоро.
Пока же февралями обездвижен,
последний день зимы тоскою брызжет,
но завтра март - хозяин на балконе.

Снова погода меня заставляет покаяться
в старых грехах, разных глупостях, игрищах, шалостях.
Катится время горошиной, катится, катится -
поиздержалась я.

Люди твердят: слишком рано кудахтать-тревожиться,
тыкаться к Богу, усердно былое оплакивать.
Вредная мнительность корчит ужасные рожицы,
дружит со страхами.

Утро частично проходит в уроках хождения -
заново надо простое искусство окучивать.
Чудится слабость в ногах и мозгов помутнение -
бедные, скрючены.

Мне бы сейчас дельтаплан, но не выдадут грешнице -
замкнут сарай, в нити порваны змеи воздушные...
Господи, крылья верни, в небеса улетевшие -
дай мне отдушину.